Monthly Archives: марта 2015

УДК 52; 53

 

Комментарий к статье В. Е. Львова «Гамов встречается с Бухариным».

Об авторе и его статье

 

Забродин Олег Николаевич – Государственное бюджетное образовательное учреждение высшего профессионального образования «Санкт-Петербургский государственный медицинский университет имени академика И. П. Павлова Министерства здравоохранения Российской Федерации», кафедра анестезиологии и реаниматологии, старший научный сотрудник, доктор медицинских наук.

E-mail: ozabrodin@yandex.ru

197022, Россия, Санкт-Петербург, ул. Льва Толстого, д. 6/8,

тел.: +7 950 030 48 92.

Авторское резюме

Предмет исследования: Биографические данные об известном писателе Владимире Евгеньевиче Львове (1904 – 2000), сведения о его вкладе в популяризацию научных знаний (космология, ядерная физика, критика парапсихологии и др.). Статья о Г. А. Гамове – малоизвестная страница в истории науки.

Результаты: Будучи физиком по образованию, аспирантом выдающегося физика Г. А. Гамова, В. Е. Львов постоянно следил за успехами в области ядерной физики, физики элементарных частиц и за исследованиями в области космического пространства, был популяризатором идей К. Э. Циолковского. Новейшие открытия в упомянутых областях являлись предметом его популярных лекций в Ленинградском Лектории и книг об Эйнштейне, Циолковском, об освоении космического пространства. Особое внимание уделено уникальной способности В. Е. Львова к накоплению и фиксации фактов и достижений в различных областях науки. Это происходило благодаря каждодневному неустанному труду его в Государственной публичной библиотеке (ныне – Российская национальная библиотека) и Библиотеке Академии наук в отделах специального хранения («спецхране»). Статья о Г. А. Гамове – личные воспоминания об учителе, коллеге и близком по интересам человеке (Гамов – талантливый популяризатор научных знаний, уникальный ученый по оригинальности открытий, по широте научных интересов – от космоса до структуры генома).

Выводы: В. Е. Львов – выдающийся популяризатор и уникальный систематизатор научных достижений в самых различных областях науки: физики, космологии, биологии. Статья о Г. А. Гамове – одна из редких публикаций о научных открытиях и незаурядной личности выдающегося физика.

 

Ключевые слова: В. Е. Львов; Г. А. Гамов; Н. И. Бухарин; ядерная физика; физика элементарных частиц; молекулярная биология.

 

 

Some Comments on the Article “Gamow Meets with Bukharin” Written by V. E. Lvov.
About the Author and His Article

 

Zabrodin Oleg Nikolaevich Pavlov First Saint Petersburg State Medical University, Anesthesiology and Resuscitation Department, Senior Research Worker, Doctor of Medical Sciences, Saint Petersburg, Russia.

E-mail:ozabrodin@yandex.ru

6/8 Lva Tolstogo str., Saint Petersburg, Russia, 197022,

tel: +7 950 030 48 92.

Abstract

Purpose: Several biographical facts about Vladimir E. Lvov (1904 – 2000), a Russian writer and journalist are given; some useful information regarding his contribution to the popularization of scientific knowledge (cosmology, nuclear physics, criticism of parapsychology and others) is provided. The article about G. A. Gamow written by V. E. Lvov is an insufficiently known chapter in the history of science.

Results: V. E. Lvov, a professional physicist, a graduate student of an outstanding physicist G. A. Gamow, constantly monitored the progress in nuclear physics, elementary-particle physics and the research in the field of outer space. He was a popularizer of the ideas of K. E. Tsiolkovsky. The latest discoveries in the spheres mentioned above were the subjects of his popular lectures in LeningradLecturingCenter, his books devoted to A. Einstein, K. Tsiolkovsky and space exploration in general. Special attention is paid to Lvov’s unique ability to accumulate and fix the achievements in various fields of science. This was due to his everyday persistent work in the State Public Library (now the Russian National Library) and in the Library of the Academy of Sciences. The article about G. A. Gamow is Lvov’s memoirs about his teacher and colleague, the man of similar interests. Gamow was a talented popularizer of scientific knowledge, a unique scientist due to his original discoveries, his profound scientific interests – from space to the genome structure.

Conclusion: V. E. Lvov is an outstanding popularizer and unique systematizer of scientific achievements in various fields of science: physics, cosmology, biology. The article about G. A. Gamow is one of the rare publications on scientific discoveries and the remarkable personality of the outstanding physicist.

 

Keywords: V. E. Lvov; G. A. Gamow; N. I. Bukharin; nuclear physics; elementary-particle physics; molecular biology.

 

Владимир Львов

Гамов встречается с Бухариным. Малоизвестная страница истории науки

(Публикация О. Н. Забродина)

 
В биографиях этих двух исторических личностей трудно, на первый взгляд, найти точку пересечения.
 

Георгий Антонович Гамов (1904 – 1968) – выдающийся советский – ставший впоследствии американским – физик. И Николай Иванович Бухарин, чьё место в истории не нуждается в напоминании. И, однако же, был краткий момент, когда они встретились, и поводом для этой встречи стал научный вопрос большой исторической значимости.

 

Но сначала более подробно о Гамове, о котором, если не считать специалистов, мало известно широкому кругу читателей.

 

Судьба сложилась так, что пишущему эти строки пришлось в молодости довольно близко соприкасаться с этим замечательным человеком. Сначала на студенческой скамье в Ленинградском университете и позже, когда я был у него в академической аспирантуре.

 

Представьте себе Ленинград эпохи НЭПа и маленькую аудиторию в сером здании Физического института в университетском дворе. Входит неожиданно гигантского роста парень в высоких («просящих каши») сапогах и заношенной, неопределенного цвета гимнастерке, перепоясанной – если память не изменяет – узким брезентовым ремешком. Огромная голова и очень близорукие глаза, однако, без очков (чтобы приспособить зрение к внешнему миру владелец этих глаз то и дело надавливал рукой на глазное яблоко, изменяя тем самым их фокусное расстояние!).

 

Было это, кажется, на третьем курсе, и некоторое время я даже сидел за партой рядом с ним.

 

Мы знали только, что он прибыл из Одессы, где его отец был учителем, а сам он числился студентом тамошнего университета. Почему сменил он Одессу на Ленинград, не было известно (видимо, хотел стать ближе к центрам физической науки).

 

Ясно было одно. Знания его в области теоретической физики были отнюдь не студенческие. Он ориентировался в ней, как готовый кандидат, если не доктор наук (таких степеней в то время не было). Окончил университет, можно сказать, шутя. И уже в 1926 году, оцененный тогдашними лидерами ленинградской физики – академиками A. Ф. Иоффе и Д. С. Рождественским – был отправлен на стажировку к великому физику Эрнесту Резерфорду в Англию.

 

От Резерфорда путь привел его к Нильсу Бору в Данию. Это произошло так.

 

Он явился к знаменитому англичанину в Кембридж с уже готовым теоретико-физическим открытием – одним из тех больших открытий, которыми размечена революция в физике 20-х – 30-х годов.

 

Гамов (уже сменивший к этому времени выцветшую гимнастерку на москвошвеевский пиджак) ехал заграницу, имея в голове решение так называемой загадки альфа-распада. Загадка состояла в том, что альфа-частицы (они же ядра атомов гелия) вылетают из ядер тяжелых радиоактивных элементов, несмотря на то, что энергия альфа-частицы меньше теоретически требуемой. Она меньше той, которая нужна, чтобы преодолеть барьер сил, преграждающих частице выход из ядра. Применив законы только что созданной в эту пору квантовой механики, Гамов – ему было тогда двадцать два года – нашел поразительный ключ к загадке. Альфа-частицы как бы просачиваются, образно говоря, «под планкой» силового барьера! Это происходит по квантовым законам вероятности, и Гамов математически вычислил интервал времени, в течение которого альфа-распад охватывает половину наличных радиоактивных ядер (для радия, например, 1590 лет). Прогноз блестяще совпал с данными эксперимента! Это было открытие так называемого туннельного эффекта[1], – открытие, ознаменовавшее один из первых выходов молодой советской физики на мировую арену (туннельный эффект, замечу, практически используется ныне с огромным успехом в электронной технике).

 

Итак, Гамов пришел со своей идеей к Резерфорду – основателю ядерной физики и знатоку именно альфа-распада. Но Резерфорд был гениальным экспериментатором, а в теории квант разбирался лишь постольку-поскольку. Интуитивно он чувствовал, что этот долговязый русский сделал, вероятно, важное открытие. Разобраться досконально в нем мог, по мнению Резерфорда, только лидер теории квант Нильс Бор. К нему он и направил Гамова, снабдив его следующей, вошедшей в историю запиской:

«Обратите внимание на этого парня. В нем что-то есть. Он не рехнулся. Вспомните, что было с Вами, когда Вы пришли к Джи-Джи, и тот не захотел Вас выслушать (Джи-Джи – это Джозеф Джон Томсон – престарелый классик атомной физики конца XIX – начала XX века).

 

Бор полностью оценил гамовское открытие. Оно было опубликовано в 1928 году в ведущем научном журнале – лейпцигском «Цайтшрифт фюр физик», и после этого Гамов сразу стал видной фигурой в международном ученом сообществе. В течение четырех лет он делил свое время и труд между крупнейшими европейскими центрами ядерной и квантовой физики. Опубликовал в Англии и Германии фундаментальную монографию «Строение атомного ядра и радиоактивность» (на русском языке издана в Москве). В тридцать первом году по истечении срока своей командировки вернулся в Советский Союз и был избран членом-корреспондентом нашей Академии.

 

Когда я встретил его в первые же дни на Невском, меня позабавил его новый облик. Не только пресловутая гимнастерка (с брезентовым ремешком), но и москвошвеевский пиджак были далеко в прошлом. Передо мной стоял туристического вида элегантный джентльмен в редкостных для того времени штанах «гольф» (предмет зависти ленинградских юнцов; современные джинсы тогда не существовали!).

– Из каких краев, Георгий Антонович?

– Из Швейцарии. Вместе с Паули[2] ходили на лыжах. Завтра еду в Москву.

 

В Москве состоялись его встречи с Н. И. Бухариным.

 

Любимым детищем Бухарина, стоявшего в то время во главе Научно-исследовательского сектора (НИС) Наркомтяжпрома, был журнал «Социалистическая реконструкция и наука» (сокращенно СОРЕНА). На внутренней стороне его обложки значилось, что журнал «выходит согласно решению ЦК ВКП(б) и является самым большим и серьезным журналом по вопросам науки и техники». Действительно, в каждом из его объемистых (до двухсот страниц) томов выступали ведущие представители советских естественных и гуманитарных наук. Сам Бухарин открывал почти каждый номер статьями и докладами на философские и общественно-политические темы.

 

Особенно пристально следил основатель и вдохновитель СОРЕНА за событиями в области атомного ядра, переживавшей в те годы период «бури и натиска». На переднем крае этих исследований был Гамов, и Бухарин пригласил его сотрудничать в журнале. Тот охотно откликнулся и напечатал там в 1932 – 1933 годах пять статей. В них проявилась, между прочим, черта, далеко не всегда присущая деятелям точных наук – литературный талант, блестящее мастерство популяризатора. Все это, как мы увидим, развернулось позже (как и юмор остроумного рисовальщика – иллюстратора собственных гамовских книг).

 

Внимание Бухарина – экономиста и социолога, особенно привлекло то место в одной из гамовских статей, где автор подсчитывает энергию, заключенную в ядре атома… «Если бы, – писал Гамов, – удалось добиться превращения всех ядер, например, в одном кубическом сантиметре алюминия, то выделившаяся энергия была бы равна продукции Днепростроя за одну минуту…».

 

Но, отмечал автор статьи, современная (имелись в виду 30-е годы) экспериментальная физика способна вовлечь искусственно в ядерные превращения лишь предельно малое количество атомов алюминия. Так что о практической стороне дела думать пока не приходится.

 

В лекции, прочитанной по приглашению Бухарина для сотрудников НИС-а, Гамов указал на один вид ядерных реакций, где выход энергии еще больше. Это те реакции, где происходит не расщепление, а укрупнение, слияние атомных ядер. В частности, слияние ядер атомов водорода с превращением его в гелий (сегодня этот вид реакций называют термоядерным). Но и тут, сказал лектор, потребовалось бы затратить сперва колоссальную энергию, чтобы преодолеть взаимное электрическое отталкивание водородных ядер (протонов). Так что экономический эффект такой операции пока еще сомнителен…

 

Когда лекция закончилась, Бухарин, – вспоминал много позже Гамов, – пригласил его к себе в кабинет и спросил: как бы Вы отнеслись к такой идее? Можно было бы договориться подключить в течение одной ночи мощности всех московских электростанций к лабораторной установке и осуществить массовое превращение водорода в гелий. Хотите, произведем такой опыт?

 

– Я ответил, – писал в своих воспоминаниях Гамов, – что еще нереально и объяснил, почему.

 

Можно, конечно, допустить, что автор воспоминаний несколько утрировал и, может быть, даже деформировал то, что было сказано по ходу беседы. Но за нею все равно скрывается высокий драматизм, и она воспринимается нами сегодня волнующе, как и все, что связано с историей века атома. Не забудем, что над укрощением термоядерной энергии в мирных целях современные физики работают неутомимо уже тридцать с лишним лет. Достигнуты большие успехи, но практическое освоение термоядерных реакторов ожидается не так скоро. Разговор же в кабинете начальника НИС Наркомтяжпрома относится к весне тридцать третьего года…

 

***

Теперь уже можно досказать вкратце причудливую историю жизни Георгия Антоновича Гамова.

 

Как известно, он покинул навсегда нашу страну и попытался сделать это сперва весьма своеобразным (выражаясь мягко) способом.

 

Он рассказал потом со всеми подробностями, как готовил свое бегство заграницу. Как вступил для этой цели в секцию гребного спорта при Ленинградском Доме ученых и обзавелся соответствующим удостоверением. Как оправился затем с женой (с которой только что отпраздновал свадьбу) в академическую здравницу Батилиман на южном берегу Крыма. Как захватил с собой тщательно продуманный запас продовольствия (шоколад, крутые яйца, сухари). И, погрузившись в лодку, молодожены отчалили ночью от берега, чтобы на веслах, ориентируясь по звездам, переплыть Черное море в  Турцию! Оттуда Гамов намеревался дать телеграмму Нильсу Бору, чтобы тот удостоверил турецким властям его личность и помог перебраться в Данию…

 

Авантюра эта, как и следовало ожидать, кончилась плачевно – подул встречный ветер, и обессилевших гребцов прибило к крымскому берегу.

 

Но вскоре представился новый – более легальный способ, и тут наш теоретик проявил себя наиболее практичным (о моральной стороне я не говорю) образом.

 

Осенью того же 1933 года в Брюсселе собирался очередной так называемый Сольвеевский конгресс – международное собрание крупнейших ученых-физиков. В 1927 году, например, в нем – среди тридцати приглашенных – участвовали такие корифеи науки, как Эйнштейн, Планк, Бор, Лоренц, Ланжевен и совсем молодые основатели квантовой механики Гейзенберг, де Бройль и Шредингер.

 

К участию в конгрессе 33-го года был приглашен Георгий Гамов.

 

Это была большая честь для молодой советской физики. Посмотрим, как использовал ее Гамов.

 

Командировки за границу в те годы были обставлены более чем жестко. Поездки вместе с женой, как правило, не разрешались. Гамов просил сделать для него исключение. Помог академик Иоффе, посетивший Предсовнаркома Молотова и лично поручившийся за своего молодого коллегу. Помог и Бухарин. После нескольких месяцев пребывания за рубежом молодой коллега поставил своих старших поручителей в весьма неприятное положение. Читатель уже догадывается, что Гамов решил не возвращаться домой. И в этой связи хотелось бы упомянуть о двух обстоятельствах.

 

Иногда сопоставляют бегство Гамова с несколькими аналогичными случаями – прежде всего, с невозвращением академиков Ипатьева и Чичибабина. Но сходство здесь весьма поверхностное. Ибо Ипатьев, например, был не только крупным ученым-химиком, но с дореволюционных времен имел деловые связи с зарубежными промышленными концернами – И. Г. Фарбен Индустри в Германии, Дюпоном в Соединенных Штатах. Он был держателем акций в этих фирмах, издавна их консультировал. Пребывание свое в качестве специалиста на службе у Советской власти он рассматривал, видимо, как необязывающий краткий контракт. Случай же Чичибабина – совсем особый. Тут было ужасное личное горе – гибель дочери-студентки, упавшей нечаянно на ленинградском заводе в бак с серной кислотой и скончавшейся после тяжких страданий. Я помню хорошо, как все это было, помню и понимаю душевное состояние академика, желавшего уйти как можно дальше от всего, что напоминало о трагедии.

 

И второе.

 

Посетив (пока еще с советским паспортом) в Париже знаменитый Институт Радия, основанный супругами Кюри, Гамов поделился с Мари Кюри своим планом не возвращаться на родину. «Госпожа Кюри, – вспоминал Гамов – была расстроена, когда я ей это сказал, и всячески меня отговаривала».

 

Увы, Гамов, всегда похвалявшийся перед нами – студентами, что он «вне политики» и даже не читает газет, не учел одного обстоятельства.

 

Он не знал, что семья Кюри (прежде всего ее дочь Ирен, зять – Фредерик Жолио и близкий друг семьи профессор Ланжевен) принадлежат к левому крылу французского общества, симпатизируют Советской стране и относятся брезгливо ко всякому ренегатству.

 

Этого Гамов не знал.

 

Но нашлись другие покровители, и в 1934 году, переплыв океан, он получает профессуру в университете имени Джорджа Вашингтона в столице Соединенных Штатов.

 

Забегая вперед, скажу, что Гамов (его имя и фамилия стали произноситься теперь «Джордж Гэмоу») не принимал участия в известном Манхэттенском проекте, то есть в работах над атомной бомбой. Его единственная роль в этом деле ограничилась тем, что, живя в Вашингтоне, он бы приглашен ознакомить популярно с «атомной азбукой» адмиралов из Военно-морского ведомства. Адмиралы, имевшие смутные познания в области атома, хотели получить более полные сведения о ядерной физике (мне пришлось видеть фотографию, где изображены стоящие в ряд вашингтонские адмиралы, а мой бывший ленинградский однокашник с указкой в руке стоит у доски, на которой начертаны мелом ядерные символы).

 

***

При всех своих причудливых эскападах Георгий Антонович Гамов был, несомненно, замечательным ученым. В рамках этого краткого очерка я смогу коснуться – притом очень бегло – лишь нескольких моментов его научной биографии.

 

Следуя примеру многих теоретиков-атомников, Гамов проложил себе путь от атомного ядра в пленительные края космологии. Туда, где физика элементарных частиц смыкается с царством все более чудовищно огромных энергий и температур, характерных для ранних этапов истории Вселенной. И тут будет уместно напомнить, что вся современная космология берет начало в трудах гениального советского математика Александра Александровича Фридмана. Именно он в 1922 году показал, что Вселенная родилась из сверхплотного состояния и расширяется уже миллиарды лет, достигнув нынешних своих размеров. Лекции Фридмана в Ленинградском университете и в Институте академика Стеклова (что тогда был рядом с университетом на набережной Невы) посещал Гамов. И пишущий эти строки помнит, с каким восхищенным изумлением всматривался знаменитый лектор в оригинальную фигуру рослого парня в гимнастерке, задававшего ему вопросы на самом высоком математическом уровне. Нам, студентам, известно было, что Фридману пришлось выдержать дискуссию с Эйнштейном (который сначала не хотел признавать возможность расширения). Ленинградский профессор показал тот пункт эйнштейновских вычислений, где скрывалась ошибка, и великий физик с готовностью ее признал. Позже Гамову пришлось встречаться с Эйнштейном и беседовать с ним на космологическую тему. «Эйнштейн, – писал Гамов, – сказал мне, что свою ошибку в вопросе о расширении Вселенной он считает самой досадной из всех совершенных им в науке».

 

Все это было давно, и предсказанный Фридманом факт расширения Вселенной был блестяще подтвержден позже астрономами. Было найдено, что галактики действительно разлетаются друг от друга, образуя нечто вроде гигантского космического фейерверка!

 

Гамов вернулся к этому кругу вопросов в сороковых годах и сделал теоретическое открытие, которое ставит его в один ряд с классиками современной космологии.

 

Развивая теорию «горячего начала» расширяющейся Вселенной, он математически рассмотрел ход ее постепенного остывания.

 

Если, для примера, спустя триллионную долю секунды после первоначального «Большого взрыва» («Биг-Банга», по английской терминологии) вся нынешняя Вселенная была сжата в объеме размером с футбольный мяч, а температура ее измерялась числом градусов с двадцатью нулями после единицы, то охлаждение шло дальше примерно так. Вселенная возрастом в сто секунд раздулась уже до объема, сравнимого с объемом нынешней галактики, причем остыла до миллиарда градусов. При такой температуре уже начинали образовываться простейшие атомные ядра – водорода, тяжелого водорода (дейтерия), гелия. Другим важным рубежом в истории Вселенной – если верны эти расчеты – был возраст ее, равный десяти минутам. Именно тогда, при температуре в миллион градусов, частицы электромагнитного излучения (фотоны) равномерно заполняли своего рода газом мировое пространство. И оно продолжало расширяться, а фотонный газ в нем остывать.

 

Но если верна эта теоретическая картина – я крайне упрощенно коснулся в ней только отдельных черточек – тогда встает вопрос. До какой температуры охладилась к сегодняшнему дню наполняющая Космос первозданная лучистая среда? Сегодня возраст вселенной оценивается в 15 – 17 миллиардов лет. Дошел ли до наших дней этот «ископаемый» фотонный газ, этот слабый отблеск неимоверно далекого во времени «Большого Взрыва»? И был ли в реальности этот «Взрыв»?

 

Историческое по своему значению исследование, проделанное в 1948 году Гамовым, дало ответ на этот вопрос.

 

«Фотонный газ, – гласило это исследование, – должен заполнять и сегодня с равномерной плотностью пространство Вселенной». И температура его должна быть близка к 5 градусам по шкале Кельвина (или минус 268 по Цельсию). Причем, при такой температуре, строго говоря, уже нельзя говорить о частицах излучения – фотонах, а можно лишь предсказывать волны в диапазоне микрорадиоволн.

 

Ответ был дан, но на первых порах не привлек к себе большого внимания. К космологическим изысканиям вообще было принято в те годы относиться снисходительно, как к своего рода хобби теоретиков.

 

1964 год нанес ошеломляющий удар по скептикам.

 

Американские радиофизики Арно Пензиас и Роберт Уилсон, применив чувствительные приборы, обнаружили слабое электромагнитное излучение, исходящее равномерно из всех точек мирового пространства. Длина волны этого излучения была в предсказуемом диапазоне микрорадиоволн, а соответствующая температура близка к 2,7 градуса по Кельвину.

 

Гамовская цифра «5» уточнилась таким образом как «2,7» – разница вполне объяснимая приблизительностью тех данных, которыми располагал в 1948 году Гамов. При пересчете, исходя из более точных данных, пришли как раз к результату, полученному Пензиасом и Уилсоном.

 

Это было одно из величайших открытий века. Космология «Большого Взрыва» перестала после этого быть математической игрой теоретиков, а превратилась в научную теорию, подтвержденную решающим экспериментом.

 

Георгий Антонович Гамов дожил до этой высокой точки своей научной карьеры.

 

Он умер в 1968 году – через четыре года после открытия Пензиаса и Уилсона. Умер еще не старым – шестидесяти четырех лет. И о возможной причине столь ранней смерти я скажу ниже.

 

Талант популяризатора, присущий этому богато одаренному человеку, развернулся полностью в двадцати трех книгах, написанных им главным образом в 40-х и 50-х годах. Среди них такие шедевры общедоступного изложения на самом высоком научном уровне, как «Планета, называемая Земля» и «Звезда, называемая Солнце». Еще раньше была начата Гамовым оригинальнейшая серия «Похождения мистера Томпкинса». Ее герой – скромный и любознательный клерк проходит через немыслимые ситуации, попав в мир, управляемый законами теории относительности, и в микромир, где властвует теория квант. Можно было бы провести здесь аналогию с «Алисой в стране чудес» Льюиса Кэрролла. Но разница та, что Алиса странствует в мифической стране Зазеркалье, тогда как приключения мистера Томпкинса разыгрываются в обстановке, где действуют вполне реальные эффекты эйнштейновской механики и квантовой физики. Занятные ситуации, в которые попадает гамовский герой, позволяют автору объяснить в замечательно выпуклом виде самые сложные и тонкие парадоксы физики XX века. Как уже говорилось, книги иллюстрированы забавными авторскими рисунками. Вклад Гамова в столь важную культурную миссию, как пропаганда научных знаний, не прошел незамеченным. ЮНЕСКО присудило ему в 1956 роду специальную «премию Калинги» за лучшую популяризацию науки. Премия эта финансируется индийским концерном Тата и названа в честь древнего владыки Индостана – просветителя Индии. Думается, что давно пора перевести гамовское популярно-научное наследие на русский язык.

 

Нельзя не упомянуть и еще об одном поразительном повороте научного творчества Гамова. Здесь мы оказываемся в том русле научно-технической революции наших дней, которое можно обозначить вехой с надписью: «Физики идут в биологию».

 

Да, физики-атомники пришли в биологию, как пришли до этого в химию и астрономию, подтвердив еще раз свою роль гегемонов современного естествознания.

 

Поход физиков в эти новые для них биологические края был начат знаменитой книгой классика квантовой механики Эрвина Шредингера «Что такое жизнь?». А также работами Макса Дельбрюка (с которым сотрудничал до войны Н. В. Тимофеев-Ресовский), Френсиса Крика, Джеймса Уотсона, Мориса Уилсона и других. Немного лет прошло, а их усилиями возникла молекулярная биология – героическая наука, ведущая нас к разгадке тайн живого.

 

Гамов, по воспоминаниям его друга, профессора Юргроу, «окунулся с головой в биохимию» в самом начале 50-х годов. «С некоторых пор, – продолжает Юргроу, – он обложился трудами по генетике, цитологии и даже гематологии (раздел физиологии, посвященный структуре и химизму клеток крови – В. Л.). И очень скоро он пришел к догадке…», которая кажется очень простой, но, однако, не пришла в голову никому до Гамова.

 

Напомним, прежде всего, что все виды белковых молекул, из которых построены ткани и клетки живых существ, – это цепочки из меньших по размеру звеньев – так называемых аминокислот. Количество разных типов аминокислот в организмах известно: двадцать. Известен также источник информации, которая передается внутри клетки к аминокислотам и управляет их сборкой в белки. Эта информация исходит от длинной и плотно скрученной в двойную спираль молекулы, получившей популярное в наши дни название ДНК (дезоксирибонуклеиновая кислота). Загадочные гены – передатчики наследственности и контролеры процессов жизни, разъяснились, таким образом, как отдельные участки, или отрезки, спиральной молекулы ДНК. И тогда возникает вопрос. Если информация, диктующая сборку белков из аминокислот, записана вдоль этой молекулы, то каков тот код или шифр, каким сделана запись? Гамов рассуждал так: «Алфавит» в этом коде должен, по всем признакам, состоять из четырех «букв» – соответственно четырем главным слагаемым молекулы ДНК, так называемым основаниям. И каждой аминокислоте отвечает, вероятнее всего, одно «слово» в этом закодированном тексте. А сколько «букв» потребуется здесь, как минимум, чтобы составить одно «слово»? Как известно из элементарной алгебры, беря из четырех букв по две, и сочетая их в разных комбинациях, можно получить только шестнадцать сочетаний. А этого слишком мало, чтобы управиться с двадцатью аминокислотами» А если группировать по три буквы из четырех? Тогда получим шестьдесят четыре различные комбинации – более чем достаточно для живой клетки. И вывод отсюда? Информация, вписанная в молекулу ДНК, кодируется трехчленным кодом. И так как число трехчленных комбинаций не превышает 64, то ребус решается просто. Один-единственный ген (дающий инструктаж на сборку одного вида живого белка) – это отрезок молекулы ДНК, составленный не более чем из шестнадцати с лишним главных ее слагаемых – оснований.

 

Эти расчеты Гамова оправдались полностью!

 

В руках у молекулярных биологов оказался именно так построенный генетический код. И после многих, продолжающихся и по сей день работ, была разъяснена структура и расстановка многих генов. Практические последствия этих событий будут неисчислимы…

 

Одной лишь этой смелой вылазки Гамова в молекулярную биологию было бы достаточно, чтобы внесли его имя в золотую книгу науки.

 

***

Рассказами о различных его чудачествах и анекдотических историях, связанных с этой оригинальной личностью, полны воспоминания коллег Гамова по Вашингтону и Колорадо (он перешел в 1956 году из вашингтонского университета в университет штата Колорадо в городе Боулдере).

 

Среди этих эпизодов есть трогательные, показывающие, что тоска по Родине не отпускала его в американские годы жизни.

 

«Однажды, – вспоминает уже цитированный профессор Юргроу, – я высказал ему мои сомнения. Зачем он разбрасывается между столь далекими друг от друга областями, как космология и генетика. Он ответил мне цитатой из Чехова (он был знатоком русской литературы, и книги русских классиков были повсюду в его рабочем кабинете):

– Когда маленькую птичку спросили, почему ее песенки так быстро сменяют друг друга, она ответила, что жизнь коротка и на свете есть столько прекрасных мелодий, что она хочет пропеть их всех, пока она жива…»[3].

 

В последние годы жизни он страдал алкоголизмом в очень тяжелой, граничащей с помешательством, форме. «Его жена Барбара, – пишет близкий друг Гамова, – прилагала нечеловеческие усилия, чтобы спасти мужа от гибели. Она мужественно переносила ужасающие и позорные ситуации… Ей удалось, в конце концов, с помощью врачей добиться того, что в течение двух лет он вел спокойную, уравновешенную жизнь…»

 

Но было уже поздно.

 

Судьба Гамова, видимо, может стать темой для полной драматизма книги, где переплетутся великие события эпохи, научный гений и трагедия «маленькой птички», не сумевшей допеть свои песни.

 


[1] Одновременно и независимо от Гамова тот же эффект был изучен (но еще не опубликован) американскими физиками Кондоном и Гэрнеем, – хороший пример научных идей, носящихся, как принято говорить, «в воздухе».

[2] Вольфганг Паули – один из лидеров квантовой физики 30-х годов, создатель теории нейтрино.

[3] Читатель извинит меня: я вынужден был перевести эту цитату обратно с английского на русский и не уверен, правильно ли передал американский мемуарист чеховский текст (если он действительно принадлежит Чехову).

 
Ссылки на статью:
Забродин О. Н. Комментарий к статье В. Е. Львова «Гамов встречается с Бухариным». Об авторе и его статье // Философия и гуманитарные науки в информационном обществе. – 2015. – № 1. – С. 93–95. URL: http://fikio.ru/?p=1544.
Львов В. Е. Гамов встречается с Бухариным. Малоизвестная страница истории науки (Публикация О. Н. Забродина) // Философия и гуманитарные науки в информационном обществе. – 2015. – № 1. – С. 96–105. URL: http://fikio.ru/?p=1544.

 
© О. Н. Забродин, 2015

УДК 7.01:304

 

Кузина Татьяна Александровна – федеральное государственное автономное образовательное учреждение высшего профессионального образования «Уральский федеральный университет имени первого Президента России Б. Н. Ельцина», институт социальных и политических наук, департамент философии, магистрант, Екатеринбург, Россия.

E-mail: tatialkuz@gmail.com

620083, Россия, Екатеринбург, ул. Ленина, д. 51,

тел: +7 (922) 608-92-26.

Авторское резюме

Состояние вопроса: В современном обществе происходит повсеместное внедрение информационных технологий, и искусство претерпевает соответствующие трансформации, которые во многом обусловлены общими социокультурными изменениями.

Результаты: Постмодернистская парадигма задает новые принципы отношений в системе «художник – произведение – публика». Автор позволяет своему произведению существовать в свободном пространстве через восприятие публики. Сфера искусства сближается с повседневностью. Появляется искусство, функционирующее в городской среде, стремящееся стать независимым языком города – стрит-арт. Стрит-арт воплощает тенденции, заданные современной культурой, но в то же время пытается бороться с такими ее проявлениями, как СМИ и коммерциализация. Отражая социокультурные закономерности, стрит-арт утверждает новые законы искусства.

Область применения результатов: При исследовании современных тенденций развития художественного творчества феномен стрит-арт должен рассматриваться в контексте особенностей актуального искусства и в рамках целостной социокультурной среды. Необходимо учитывать взаимодействие и взаимообусловленность природы стрит-арта и особенностей информационного общества.

Выводы: Такое направление актуального искусства, как стрит-арт, выступает важным индикатором тенденций развития информационного общества, поскольку оно способно как отражать специфические принципы, характеризующие социокультурную среду, так и критически обозначать ее проблемные моменты.

 

Ключевые слова: актуальное искусство; информационное общество; постмодернизм; произведение искусства; стрит-арт.

 

Actual Art in the Information Society: Phenomenon of Street Art

 
Kuzina Tatyana Aleksandrovna – Ural Federal University named after the First President of Russia B. N. Yeltsin, Institute of Social and Political Sciences, Department of Philosophy, post-graduate student.

E-mail: tatialkuz@gmail.com

51, Lenina st., Ekaterinburg, Russia, 620083,

tel: +7 (922) 608-92-26.

Abstract

Background: In contemporary society information technologies are universally introduced, and general sociocultural developments determine some of arts transformations.

Results: The paradigm of postmodernism specifies new principles for the system of relations among the artist, the artwork and the audience. The artist allows the artwork to exist independently in free space by means of audience perception. The sphere of art borders with daily routine. There appears the art that functions in urban areas and aims to become an independent language of town, i.e. street art. Street art actualizes the tendencies of modern culture but at the same time tries to fight against such cultural phenomena as media and commercialization. Street art reflects sociocultural regularities and states new laws of art.

Research implications: The phenomenon of street art should be considered in the context of actual art peculiarities and integral sociocultural environment. It is necessary to take into account the interaction and interdependency between street art characteristics and information society features.

Conclusion: Such a trend of actual art as street art is an important indicator of some tendencies of information society development, because street art reflects specific principles of sociocultural environment, on the one hand, and demonstrates its problematic situations, on the other hand.

 

Keywords: actual art; information society; postmodernism; artwork; street art.

 

В современном обществе, где решающую роль играет информационное обеспечение всех сфер жизни, где господствуют интерактивные коммуникации и применяются интеллектуальные технологии, искусству в его традиционной форме приходится потесниться и дать дорогу новому искусству. Кибернетизация, компьютеризация и дигитализация предоставляют искусству новые способы существования, развития и воздействия на публику. Саунд-арт и видео-арт, различные направления сайенс-арта наиболее наглядно демонстрируют эти процессы. Однако не только те виды искусства, в которых непосредственно воплощаются цифровые технологии, являются плодами информационного общества. Мое исследование нацелено на то, чтобы выявить, как особенности развития современного общества отражены в актуальном искусстве, и, в частности, в таком его виде, как стрит-арт.

 

При переходе от индустриального к постиндустриальному типу общества меняются ценности, нормы, стандарты и уклады, а вместе с ними и искусство. Н. Б. Маньковская пишет об этом так: «Все большую роль приобретают компьютерные методы производства артефактов, наиболее ярко свидетельствующие о том, что “продвинутое” искусство стремится не подражать жизни, но быть ею, формируя игровой, альтернативный тип личности» [5, с. 138]. Рассмотрим, как указанные особенности, зародившиеся благодаря постмодернистским тенденциям, проявляются в актуальном искусстве.

 

Для начала проясним, каким образом функционирует произведение искусства в информационном обществе, как выстраиваются отношения в связке художник – произведение – публика. И здесь необходимо вспомнить о концепции, провозглашающей «смерть автора» и трансформирующей традиционное представление о произведении.

 

Философ и семиотик Ролан Барт в работе «Смерть автора», написанной в 1967 г., говорит о том, что прочтение и интерпретация произведения, ориентирующиеся на фигуру автора и его личное видение, не имеют основания [см.: 1, с. 384 – 391]. Произведение выстраивается на нескольких уровнях, соответствующих взглядам различных интерпретаторов. У. Эко, в свою очередь, разрабатывает концепцию «открытого произведения» [7, с. 9]. В литературе это текст, являющий собой поле возможностей, актуализация которых зависит от выбранной читателем стратегии чтения и эрудиции. Но данное понятие функционирует и за пределами литературы, в искусстве оно имеет не меньшее значение.

 

Автор удаляется из поля зрения и не просто оставляет произведение на суд публики, а дает возможность произведению существовать через восприятие, интерпретацию или даже непосредственное участие этой самой публики, таким образом расширяя границы творчества и смыслов.

 

Развивая идею о новом виде отношений между автором и публикой, постмодернистский дискурс активно оперирует понятиями интертекста и гипертекста, обозначая, каким образом культурные коды и семиотические структуры преломляются в каждом тексте, вне зависимости от его характера. Тем самым постмодернизм предвосхищает наступление эпохи интернет-пользования с его гипертекстуальным способом представления информации. «Постмодернизм, еще ничего не зная об Интернете, на бумаге имитировал поведение человека в Интернете» [6], – пишет культуролог К. Г. Фрумкин. Глобальная информационная сеть Интернет действительно во многом подобна хранилищу культурной памяти, где тесно переплетены тексты самых различных эпох, но на первый план здесь выходит использование информации, реализуемое через электронную коммуникацию.

 

Нет ничего удивительного в том, что, подобно постмодернистскому литературному гипертексту, передающему читателю право самостоятельно выстроить тело произведения, гипертекстуальность медиа-коммуникации делает арт-объект достоянием общественности, подчас заслоняя фигуру автора эклектичным цитатным полем.

 

Само искусство в сложившихся условиях старается покинуть область элитарного и приблизиться к массам. Стремление искусства встраиваться в повседневную жизнь выражается не только в использовании бытовых предметов и соответствующих материалов, но и в его «выходе на улицу». Здесь наше внимание и привлекает стрит-арт (Street Art – от англ. уличное искусство, искусство улиц) – вид искусства, появившийся во второй половине XX века, предполагающий помещенность в уличную среду и выдвигающий на первый план работу с городскими пространствами.

 

Проблема авторства в случае искусства стрит-арт раскрывается наилучшим образом, поскольку множество стрит-арт объектов не имеют ни подписи, ни автографа. Эти работы говорят не от лица конкретного автора, они пытаются стать новым языком города, на улицах которого «живут». Превращая нейтральное городское пространство в концептуальное, такое искусство стремится завладеть вниманием горожан и направить их мышление из бытового русла в область новых смыслов.

 

Культуролог и философ Ж. Бодрийяр пишет о городе новой эпохи как о месте, оккупированном средствами массовой информации, знаками и кодами господствующей культуры: «Он весь представляет собой гетто телевидения, рекламы, гетто потребителей/потребляемых, заранее просчитанных читателей, кодированных декодировщиков медиатических сообщений, циркулирующих/циркулируемых в метро, развлекающих/развлекаемых в часы досуга и т. д.» [2, с. 157]. В данном контексте Ж. Бодрийяр анализирует феномен граффити, которые интерпретируются исследователем как выступление против обозначенной системы, против тотального порабощения сознания людей обозначенными моделями поведения. Граффити предстает как элемент, который выпадает из организованного дискурса, установленной знаковой системы города. Помимо граффити, не несущих никакого послания, существует стенная живопись, обладающая определенной смысловой нагрузкой, заключающая в себе сообщение о какой-либо проблеме, отмечает Ж. Бодрийяр [см.: 2, с. 164]. Однако оба этих явления так или иначе направлены на то, чтобы противостоять потребительскому способу мышления, направляемому средствами массовой информации.

 

Конкуренция визуальных образов искусства с прочими образами, являющимися продуктами коммерческой сферы, в уличном пространстве города происходит наиболее остро. В условиях, когда причастность к искусству определяется не мастерством, а местом (помещением объекта в стены музея или на арт-площадку), арт-объект, расположенный в бытовой среде, рискует быть незамеченным и непризнанным.

 

С другой стороны, демократический принцип информационного общества, распространяющийся на субъект-объектное отношение в сфере искусства, дает возможность любому человеку присвоить некоторому объекту статус произведения искусства. Как отмечает философ, теоретик искусства Борис Гройс, произведение искусства появляется вместе с утверждением: «это есть произведение искусства», само же искусство является перформативным актом [см.: 4]. А значит, изображение, созданное уличным художником, не требует экспертной оценки, чтобы считаться произведением искусства, достаточно однажды наделить его данным статусом.

 

Борис Гройс также говорит о том, как в современных условиях меняется образ произведения искусства [см.: 3]: если раньше произведение воспринималось как нечто устойчивое, неизменное, обладающее идентичностью, то перформативность современного искусства наделяет произведение такими чертами, как текучесть, незавершенность, обновляемость. Для стрит-арт объектов, об устойчивом существовании которых говорить нет смысла, поскольку они могут исчезнуть через несколько часов после своего появления, данная особенность, безусловно, характерна. Более того, образ, размещенный в открытом для всех пространстве, может быть дополнен любым заинтересовавшимся.

 

Когда произведения уличных художников изымаются из общего городского пространства, помещаются в галереи и уходят с молотка за фантастические суммы, как, например, произошло с работами скандально-известного Banksy, их смысл постепенно рассеивается. Ведь стрит-арт основывается на контекстуальной встроенности в среду, на включенности в жизнь улиц, и если вырезать кусок стены с изображением и разместить его в музее, то цельное произведение исчезнет, останется только визуальный образ. Сам Banksy с целью показать абсурдность коммерциализации уличного искусства в рамках проекта «Лучше снаружи, чем внутри» (Better Out Than In) устроил в Центральном парке Нью-Йорка распродажу, на которой его работы продавались за 60 долларов [cм.: 9].

 

Стрит-арт не стремится к признанию, включению в действующий культурный код, поскольку это прямо противоречит его задачам. Для того чтобы работать, такому искусству нужно следовать собственным законам, а не установленным для всех. Известный уличный художник Кирилл Кто в одном из своих интервью говорит об этом так: «Город – это моя комната: а в мою комнату сегодня натащили хлам. Все мои акции – попытка разобраться, разложить, перекомпоновать, гармонизировать. Высмеять, отторгнуть» [8].

 

Подводя итог, необходимо отметить, что искусство стрит-арт является феноменом, позволяющим дать многоплановую оценку тенденций информационного общества. С одной стороны, стрит-арт реализует те принципы современного искусства, которые продиктованы развитием общества, с другой же стороны, он заостряет внимание на проблемах, возникающих по мере этого развития. Такая комбинация делает искусство стрит-арт интересным и важным предметом изучения в рамках культурологических исследований современности.

 

Список литературы

1. Барт Р. Избранные работы: Семиотика. Поэтика. – М.: Прогресс: Универс, 1994. – 616 с.

2. Бодрийяр Ж. Символический обмен и смерть. – М.: Добросвет, 2000. – 387 с.

3. «Город – это моя комната». Художник Кирилл Кто – об уличном искусстве в России и в мире. // CODE RED. Граффити, стрит-арт, искусство, уличная культура – [Электронный ресурс]. – Режим доступа: http://old.codered.ru/blog/?p=64225 (дата обращения 15.02.2015).

4. Гройс Б. Медиаискусство в музее // Web-кафедра философской антропологии – [Электронный ресурс]. – Режим доступа: http://anthropology.ru/ru/texts/groys/mediart.html (дата обращения 15.02.2015).

5. Гройс Б. Что такое современное искусство // Вавилон – [Электронный ресурс]. – Режим доступа: http://www.vavilon.ru/metatext/mj54/grois1.html (дата обращения 15.02.2015).

6. Лучше снаружи, чем внутри. Месячная выставка Бэнкси под открытым небом Нью-Йорка // Новости – последние новости Украины и мира сегодня – korrespondent.net – [Электрон. ресурс]. – Режим доступа: http://korrespondent.net/showbiz/culture/3204175-luchshe-snaruzhy-chem-vnutry-mesiachnaia-vystavka-benksy-pod-otkrytym-nebom-nui-yorka (дата обращения 15.02.2015).

7. Маньковская Н. Б. Эстетика постмодернизма. – СПб.: Алетейя, 2000. – 348 с.

8. Фрумкин К. Г. Клиповое мышление и судьба линейного текста. // Концепция двух продолжений – [Электронный ресурс]. – Режим доступа: http://nounivers.narod.ru/ofirs/kf_clip.htm (дата обращения 15.02.2015).

9. Эко У. Открытое произведение. Форма и неопределенность в современной поэтике. – СПб.: Академический проект, 2004. – 383 с.

 

References

1. Bart R. Selected Works: Semiotics. Poetics [Izbrannye raboty: Semiotika. Poetika]. Moscow, Progress, Univers, 1994, 616 p.

2. Baudrillard J. Symbolic Exchange and Death [Simvolicheskiy obmen i smert]. Moscow, Dobrosvet, 2000, 387 p.

3. “The City Is My Room”. Artist Kirill Kto – About Street Art in Russia and in the World [Gorod eto moya komnata. Khudozhnik Kirill Kto ob ulichnom iskusstve v Rossii i v mire]. Available at: http://old.codered.ru/blog/?p=64225 (accessed 15 February 2015).

4. Groys B. Media Art in Museum [Mediaiskusstvo v muzee]. Available at: http://anthropology.ru/ru/texts/groys/mediart.html (accessed 15 February 2015).

5. Groys B. What Is Modern Art [Chto takoe sovremennoe iskusstvo]. Available at: http://www.vavilon.ru/metatext/mj54/grois1.html (accessed 15 February 2015).

6. Better Out Than In. Monthly Exhibition of Banksy in the Open Air in New York [Luchshe snaruzhi, chem vnutri. Mesyachnaya vystavka Benksi pod otkrytym nebom Nyu-Yorka]. Available at: http://korrespondent.net/showbiz/culture/3204175-luchshe-snaruzhy-chem-vnutry-mesiachnaia-vystavka-benksy-pod-otkrytym-nebom-nui-yorka (accessed 15 February 2015).

7. Mankovskaya N. B. Aesthetics of Postmodernism [Estetika postmodernizma]. Saint Petersburg, Aleteyya, 2000, 348 p.

8. Frumkin K. G. Clip-Thinking and the Fate of Linear Text [Klipovoe myshlenie i sudba lineynogo teksta]. Available at: http://nounivers.narod.ru/ofirs/kf_clip.htm (accessed 15 February 2015).

9. Eco U. The Open Work. Form and Uncertainty in Modern Poetics [Otkrytoe proizvedenie. Forma i neopredelennost v sovremennoy poetike]. Saint Petersburg, Akademicheskiy proekt, 2004, 383 p.

 
Ссылка на статью:
Кузина Т. А. Актуальное искусство в информационном обществе: феномен стрит-арт // Философия и гуманитарные науки в информационном обществе. – 2015. – № 1. – С. 86–92. URL: http://fikio.ru/?p=1525.

 
© Т. А. Кузина, 2015

УДК 130.2

 

Арефьев Михаил Анатольевич – федеральное государственное бюджетное образовательное учреждение высшего профессионального образования «Санкт-Петербургский государственный аграрный университет», заведующий кафедрой философии и культурологии, доктор философских наук, профессор, Санкт-Петербург, Россия.

e-mail: ant-daga@mail.ru

196607, Россия, Санкт-Петербург – Пушкин, Петербургское шоссе, д. 2,

тел: 8 (812) 451 73 19.

Давыденкова Антонина Гилеевна – федеральное государственное бюджетное образовательное учреждение высшего профессионального образования «Санкт-Петербургский государственный аграрный университет», заведующая кафедрой социологии, политологии и истории, доктор философских наук, профессор, Санкт-Петербург, Россия.

e-mail: ant-daga@mail.ru

196607, Россия, Санкт-Петербург – Пушкин, Петербургское шоссе, д. 2,

тел: 8 (812) 466 43 31.

Осипов Игорь Дмитриевич – федеральное государственное бюджетное образовательное учреждение высшего профессионального образования Санкт-Петербургский государственный университет, заведующий кафедрой истории философии, доктор философских наук, профессор, Санкт-Петербург, Россия.

e-mail: idosipov@mail.ru

199034, Россия, Санкт-Петербург, Университетская наб., д. 7-9,

тел: 8 (812) 328 94 21, доб. 1841.

Авторское резюме

Состояние вопроса: Существует значительный круг литературы, посвященной западноевропейской традиции консерватизма, однако относительно российской традиции количество исследований невелико. Профессионально, на философском уровне вопросами идеологии русского консерватизма занимаются по преимуществу историки русской философии: А. Ф. Замалеев, С. В. Лебедев, И. Д. Осипов, И. Н. Тяпин и др.

Результаты: Историческая традиция русского консерватизма стала теоретической основой для современной концепции неоконсерватизма. Наиболее важными чертами отечественного неоконсерватизма являются следующие: традиционализм, убежденность в необходимости сохранения сильной вертикали власти, не допускающей существенных изменений и реформирования; понимание идеологии западничества как главной угрозы русской культуре; убежденность в том, что единственным источником власти является народ Российской Федерации; восприятие социального бытия как установленного свыше порядка Вселенной; осознание духовной составляющей социального бытия и трактовка законов общества в рамках принципов креационизма и провиденциализма; приверженность ортодоксальному православию при уважении других традиционных религий России; осуждение радикально-либеральной и социалистической теории и практики, ориентация на Евразийское Экономическое Сообщество; положительное отношение к проникновению ценностей русской культуры в среду других народов многомиллионной страны и т. д.

Область применения результатов: Философия политики, история русской философии, история политических и правовых учений, политология, прикладные политические исследования.

Выводы: У истоков формирования и эволюции философии российского консерватизма и неоконсерватизма стояли знаковые фигуры и наследие крупнейших деятелей русской культуры, лидеры политических движений. Основной особенностью, придававшей русскому консерватизму своеобразие и самобытность, была трансформация европейских идей через православие. Широкое универсально-мировоззренческое содержание консерватизма объединяет все его национальные варианты: это апология суммы ценностей прошлого, примат целого над частным. Сегодня обращение к философии неоконсерватизма имеет не только теоретико-познавательное, но и практически-политическое значение как один из самых перспективных Ответов на современные цивилизационные, культурные, политические Вызовы.

 

Ключевые слова: консерватизм; консервативное восприятие времени; консерватизм как культура; традиционализм; почвенничество; неоконсерватизм.

Domestic Conservatism and Neoconservatism: the Universal and the Particular

 
Arefev Mikhail Anatolevich – Saint Petersburg State Agrarian University, Head of the Department of Philosophy and Cultural Studies, Doctor of Philosophy, Professor, Saint Petersburg, Russia.

e-mail: ant-daga@mail.ru

2, Peterburgskoe Shosse, Saint Petersburg – Pushkin, 196601, Russia,

tel: +7 (812) 451 73 19.

Davydenkova Antonina Gileevna – Saint Petersburg State Agrarian University, Head of the Department of Sociology, Political Science and History, Doctor of Philosophy, Professor, Saint Petersburg, Russia.

e-mail: ant-daga@mail.ru

2, Peterburgskoe Shosse, Saint Petersburg – Pushkin, 196601, Russia,

tel: +7 (812) 466 43 31.

Osipov Igor Dmitrievich – Saint Petersburg State University, Head of the History of Philosophy Department, Doctor of Philosophy, Professor, Saint Petersburg, Russia.

e-mail: idosipov@mail.ru

7-9, Universitetskaya nab., Saint Petersburg, 199034, Russia,

tel: +7 (812) 328 94 21, extension 1841.

Abstract

Background: There exists a wide range of literature on West-European tradition of conservatism, but as for the Russian tradition, the number of studies is small. Professionally, on a philosophical level, the ideology of Russian conservatism has been studied mainly by Russian philosophy historians: A. F. Zamaleev, S. V. Lebedev, I. D. Osipov, I. N. Tapin and others.

Results: The historical tradition of Russian conservatism has formed the theoretical basis of a modern conception of neoconservatism. The most important characteristics of Russian neoconservatism are as follows: traditionalism, the confidence of a necessity to preserve a rigid vertical (unitarian) structure of government power not willing to change and reform its ideas and attitudes; the consideration of western ideology as the main threat to Russian culture; the belief that the only source of power is the people of the Russian Federation; social being perception as the perpetual order of the Universe; the realization of the spiritual component of social being and the treatment of social laws within the scope of creationism and providentialism; the adherence to orthodoxy while respecting the other traditional religions in Russia; the conviction of radical, liberal and socialist theories and practices; Eurasian Economic Community orientation; positive attitude towards Russian culture penetration into different cultures of peoples living in the multimillion country.

Research implications: Philosophy of politics, history of Russian philosophy, history of political and legal studies, political science, applied political research.

Conclusion: The heritage of the prominent figures of Russian culture, leaders of political movements is considered to be the source of the formation and evolution of the philosophy of Russian conservatism and neoconservatism. The main feature that gave Russian conservatism its uniqueness and identity was the transformation of European ideas by means of orthodoxy. Broad universal philosophical meaning of conservatism explains all its national variants, viz. the apology for the values of the past, the primacy of the whole over the private. Nowadays the reference to philosophy of neoconservatism is not only of epistemological, but of political importance, being one of the most promising answers to modern civilization, cultural and political challenges.

 

Keywords: conservatism; conservative perception of time; conservatism as culture; traditionalism; nationalistic trend in philosophy; neoconservatism.

 

Все 90-е годы прошлого столетия постсоветская политическая элита тешила себя иллюзией о ненужности какой-то объединяющей, быть может, даже государственной, социально-политической идеологии. Это нашло свое отражение в ныне действующей Конституции Российской Федерации, где прямо присутствует тезис о плюрализме различных идеологий. В статье 13 Основного Закона прописано: «1. В Российской Федерации признается идеологическое многообразие. 2. Никакая идеология не может устанавливаться в качестве государственной или обязательной» [1, с. 7]. «Тучные», благодушные годы первого десятилетия двадцать первого столетия, вплоть до экономического кризиса 2008 года, способствовали сохранению этой иллюзии. Однако конец десятых годов и начало двадцатых годов показали, что страна столкнулась с такими вызовами и цивилизационными рисками современности, которые потребовали определиться в этом вопросе. И на повестку дня стала выходить идеология и практика правящих партий, которая по своим параметрам соответствует неоконсервативной линии. Для прояснения этого вопроса, на наш взгляд, следует обратиться к истории формирования и развития отечественных консервативных идей.

 

Консерватизм представляет собой одну из старейших и влиятельных идеологий в Европе, и вместе с тем в науке нет единого мнения по поводу его характерных особенностей. Так, некоторые исследователи выделяют либеральный, умеренный и правый консерватизм [см.: 13, с. 47]. Другие говорят о двух типах консерватизма: ценностном (ориентирующемся на сохранение основополагающих общественных ценностей) и структурном (исходящем из того, что стабильность обеспечивается общественными структурами) [см.: 3, с. 97]. Во многом данное понятийное разнообразие отражает динамизм и изменчивость социальных процессов, которые вызывают необходимость адаптации консерватизма к новым социально-политическим реалиям. Консерватизм как идеология должен приспосабливаться, видоизменяясь и воспринимая нечто для себя важное даже у своих идейных оппонентов. В результате появляются синкретичные идеологические формы: либеральный консерватизм, консервативный либерализм, революционный консерватизм и т. д. [см.: 5]. Таким образом, идеология консерватизма убедительно продемонстрировала возможность своего развития как сплав ценностей, философско-теоретических идей и соответствующей социальной политики.

 

Консерватизм целесообразно рассматривать в двух смыслах: широком и узком. В широком смысле он может быть понят как некое вечное и универсальное мировоззрение. Исследователи справедливо полагают, что «консервативные начала можно усмотреть на самых различных этапах развития человеческого общества» [11, с. 51] и «заметить элементы консерватизма у Платона, Аристотеля, и у древних мыслителей» [9]. Следуя этой же логике, Н. А. Бердяев писал: «Консерватизм поддерживает связь времен, не допускает окончательного разрыва в этой связи, соединяет будущее с прошлым. Консерватизм имеет духовную глубину, он обращен к древним истокам жизни, он связывает себя с корнями, он верит в существование нетленной и неистребимой глубины» [2, с. 91]. Объективно консерватизм утверждает идею исторической преемственности и единства поколений, образуемой за счет воссоздания культурных традиций.

 

Если говорить о консерватизме в узком смысле как о сложившейся относительно стройной и структурированной системе взглядов, то исходной точкой его рождения является XVII век. Именно в это время можно увидеть появление политического консерватизма как сочетания идейного и организационного начал, направленного против Реформации и английской буржуазной революции 1640-х годов. Для российской консервативной традиции характерна именно широкая трактовка в понимании консерватизма как мировоззрения, связанного со стабильностью и исторической преемственностью. Мудрость консерватизма состоит в понимании того, что нет ничего вечного под луной. Тесная связь исторического взгляда и морального сознания стимулирует консерваторов на создание историософии морали. У большинства отечественных консерваторов мы можем найти примеры обращения к «спасительным обычаям, правилам и мыслям народным» (Карамзин) и морального суда над действительностью. Консерватизм – мировоззрение, в котором в той или иной форме отстаивается идея субстанции и примат целого над частным. Субстанцией могут выступить разные феномены: человеческий род, государство, нация, народ, община, социальная группа, вследствие чего консерватизм можно определить как социальную онтологию по преимуществу, его универсализм является отражением социального единства, в отличие от рационального универсализма в либерализме.

 

Экскурс в историю европейского консерватизма показывает, что он вырастает на основе традиционализма, хотя и не сводится к нему. Традиционализм зачастую трактуется как «универсальная психологическая позиция, которая проявляется у различных индивидов в виде тенденции держаться за прошлое и как страх перед обновлением». Однако эта психологическая тенденция может обрести особую функцию в социальном процессе. До поры до времени индивиды являются бессознательными носителями этого инстинктивного традиционализма, но в случае серьезной угрозы традиционному миропорядку дремлющая психическая энергия, можно сказать, переходит в политическую. Так рождается определённая политическая философия. Иначе говоря, консерватизм «есть не что иное, как вариант традиционализма, который стал сознательным» [10, с. 4]. Консерватизм делает упор на соблюдение ценностей патриотизма, государства, норм морали, дисциплины и порядка, семьи, религии, коллективизма, – это мировоззрение, направленное против радикального прогресса и ломки устоев общества.

 

По вопросу о времени и обстоятельствах зарождения российского консерватизма существует несколько точек зрения. Б. В. Глинский полагает, что «консервативная партия» в России существовала, по крайней мере, в 1730 г. [см.: 4, с. 57]. По мнению В. Ф. Мамонтова, российский консерватизм возник на рубеже XVIII – XIX вв. [см.: 8, с. 3]. Можно согласиться с тем, что в XVIII веке были представители консервативной мысли – А. И. Сумароков, Г. Р. Державин, М. М. Щербатов, однако следует признать, что в это время фактически отсутствовали условия для организационного и идейного оформления консерватизма. Дореволюционный русский консерватизм в своём генезисе прошел два этапа: период раннего консерватизма первой половины XIX в. и второй этап – пореформенный. Консерватизм в России возник как реакция на реформы и в связи с Французской революцией и распространением идей либерализма. В этом он похож на европейский консерватизм, но отличало его ценностное своеобразие, специфическая категориальная структура мировоззрения. Ранний русский консерватизм имел следующие концептуальные формы: просвещенный консерватизм Н. М. Карамзина, славянофильство и доктрина официальной народности С. С. Уварова, С. П. Шевырева, М. П. Погодина. Содержательно данный консерватизм был эклектичен, в воззрениях отечественных консерваторов были причудливо перемешаны средневековые представления, характерные для крепостников, с идеями европейского Просвещения.

 

Русский консерватизм может рассматриваться как специфический вариант общеевропейского течения консервативной мысли в условиях России – страны с устойчивыми социокультурными традициями, с одной стороны, и быстрыми темпами модернизации – с другой. Можно выделить различные социальные группы носителей консервативного сознания. К. Д. Кавелин писал: «Существенная разница между консерватизмом в том смысле, какой мы ему придаем, и в том смысле, какой ему приписывается у нас весьма часто, заключается в том, что в последнем он опирается на какой-нибудь идеал, начало и во имя их отстаивает и охраняет существующее; консерватизм же как принцип стоит за существующее не во имя какого-нибудь идеала или начала, а потому только, что нет ввиду лучшего, или не выяснилось, как к нему перейти. Не будучи доктриной, консерватизм – великая сила. У нас публика и народ величайшие, неумолимые консерваторы» [7, с. 1037]. Б. Н. Чичерин полагал, что носителями «охранительных начал» в России были дворянская знать и крестьянство, и «чем более они отдалены от общих центров и привязаны к своим местным интересам, чем ниже их образование, тем упорнее держатся в них уважение к преданиям, любовь к старине, господство обычая и отвращение от всяких нововведений» [14, с. 240]. Консерватизм в России был укоренен в традиционных церковно-дворянских кругах, но также мог иметь и верхушечный интеллектуально-интеллигентский или бюрократический характер.

 

Рассматривая идейные истоки русского консерватизма, нельзя не заметить, что в основании консервативной идеологии лежали идеи и ценности отечественной формы православия. Так, присущий русским консерваторам иррационализм опирался на православный принцип непостижимости Бога рациональным путем. Кроме того, они восприняли и аксиологические устремления в философско-исторических взглядах восточного христианства. При этом именно православие придавало русскому консерватизму своеобразный, самобытный характер, так как идеи, воспринимавшиеся у западных мыслителей, во многом трансформировались под его влиянием. В частности, романтическая идея органичности нашла своеобразное преломление в учении о соборности славянофилов и философии всеединства В. С. Соловьева.

 

Мощный толчок развитию философии русского консерватизма дали идеи славянофилов, в особенности Н. Я. Данилевского. В свою очередь, идеи Данилевского подхватило и продолжило «охранительное и зиждительное» направление русского монархизма (К. Н. Леонтьев, М. Н. Катков, Л. А. Тихомиров и др.). В пореформенный период (после 1861 года) все российские идеологии приобрели большую мировоззренческую определённость. Специфика пореформенного консерватизма состоит в теоретическом разнообразии, в это время появляется целый спектр концепций: от неославянофильства до монархизма и почвенничества. Всё это свидетельствует о бурном развитии идеологии консерватизма в России. В конечном итоге во второй половине XIX в. в лагере консерваторов оказались видные писатели, крупные историки и известные философы-государственники. Можно выделить следующие течения пореформенного консерватизма: неославянофильство (С. Ф. Шарапов, И. С. Аксаков, Д. Н. Шипов), почвенничество (Ф. М. Достоевский, Н. Н. Страхов, А. А. Григорьев), монархизм, или охранительное течение (М. Н. Катков. К. П. Победоносцев, К. Н. Леонтьев, В. П. Мещерский). Следует назвать и русский национализм, представленный М. О. Меньшиковым, В. М. Пуришкевичем, П. Е. Ковалевским.

 

Рассматривая идеи, изложенные в сочинениях отечественных консерваторов, можно тезисно сформулировать аксиологию русского консерватизма:

 

Во-первых, это уважение к органическим, естественным формам жизни, приоритет общего, государственного, национального интереса над личным.

 

Во-вторых, сильный властный порядок, реализованный в иерархически организованной государственности, отражающей естественное социальное неравенство. Иерархия порядка власти выступала альтернативой горизонтальной упорядоченности права. Консерваторы выступали за просвещенный авторитаризм, где реализуется приоритет обязанностей над индивидуальными свободами и правами: социальный порядок оказывается мерой свободы. Выступая за целостность власти, консерваторы были принципиальными противниками демократии, разделения власти и верховенства права. Сильное государство признавалось опорой социальной стабильности и нравственного воспитания.

 

В-третьих, в русском консерватизме значимой признается ценность нации. Особый интерес вызывает решение национальной проблемы в русском консерватизме, русскость однозначно отождествляется с православностью и государственностью.

 

В-четвертых, в числе консервативных ценностей следует назвать ценность традиции, обычая. В консерватизме утверждалась ценность культурного традиционализма как основы эволюционных социальных изменений и саморегуляции общества; привычки и чувства признавались фундаментальными силами в обществе и в жизни человека.

 

В-пятых, консерватизм в культурном отношении выступал за единство в многообразии и против многообразия в единстве. Онтология консервативности выражалась в соловьевском принципе «всеединства».

 

В-шестых, такая разновидность консерватизма как духовный консерватизм синтезировала ценность охранения с ценностью духовной свободы и творчества личности. Например, Ильин полагал, что внутренняя свобода духа ни в коем случае не предполагает отрицания авторитета и дисциплины, но человек, не достигший ее и не сумевший внутренне освободиться, не заслуживает политической свободы [см.: 6, с. 108]. Именно внутренняя свобода, по его мнению, дает возможность человеку приобрести свое духовное достоинство.

 

Постсоветская действительность вызвала к жизни отечественную, уже неоконсервативную, традицию. Так, например, профессор из Вологды И. Н. Тяпин в своей диссертации «Философско-исторические идеи российского политического консерватизма XIX – начала XX в.» (2009) указывает в качестве родовой черты российского неоконсерватизма его восприимчивость к новациям, способность осознавать и поддерживать процессы модернизации, готовность приспосабливаться к требованиям изменяющейся социокультурной ситуации и новым политическим реалиям [см.: 12].

 

Исходя из национальных признаков консерватизма, можно выделить следующие сущностные черты российского неоконсерватизма:

1. Традиционализм, особенно в политической сфере, что выражается в убеждении о необходимости сохранения сильной вертикали власти при допущении крайне ограниченных политических реформ, способствующих его оздоровлению и укреплению, но не изменению.

2. Западничество в его радикально-либеральной форме представляет основную угрозу для всех сторон российской самобытности, русской культуры.

3. Приверженность концепции сверхъестественного происхождения высшей государственной власти трансформируется в убеждение о том, что «носителем суверенитета и единственным источником власти в Российской Федерации является её многонациональный народ».

4. Представление об ограниченности, прерывности материального и духовного социально-антропологического прогресса.

5. Восприятие социального бытия как одного из проявлений установленного свыше порядка Вселенной, соединившего, с одной стороны, единство и целостность, с другой, – многообразие и противоречивость, в категориях религиозной диалектики (добро и зло, порок и добродетель), что стало следствием сохранения связи с метафизикой русского православия.

6. Социальный органицизм, особенность которого состоит в осознании специфики духовной составляющей социального бытия и трактовке социально-биологических законов в рамках принципов креационизма и провиденциализма.

7. Приверженность ортодоксальному православию как учению и как необходимой, но производной от государства общественно-политической силе, и в то же время уважение к традиционным религиям России, приверженность практике поликонфессионализма.

8. Соединение принципов социального иерархизма и корпоративизма на основе общих идеалов и ценностей многочисленных народов и народностей России.

9. Неприятие радикально-либеральной и социалистической теории и практики, наряду с признанием и пропагандой идеологии евразийства и политической ориентацией на Евразийское экономическое сообщество (ЕврАзЭС) как международную экономическую организацию ряда постсоветских государств, занимающуюся формированием общих внешних таможенных границ, выработкой единой внешнеэкономической политики, тарифов, цен и других составляющих функционирования общего рынка.

10. Признание значения культурных особенностей русского народа, исключительной роли русского языка как языка межнационального общения, соединенное с восприятием практики распространения ценностей других культур в российской социальной системе.

11. Положительное отношение к проникновению ценностей русской культуры в среду других народов многонациональной страны.

 

В качестве вывода отметим, что у истоков формирования и эволюции философии российского консерватизма и неоконсерватизма стояли знаковые фигуры и наследие крупнейших деятелей русской культуры, лидеры политических движений. Сегодня обращение к философии неоконсерватизма имеет не только теоретико-познавательное, но и практически-политическое значение как один из самых перспективных ответов на современные цивилизационные, культурные, политические Вызовы[1].

 

Список литературы

1. Конституция Российской Федерации (с изменениями от 9 июня 2001 года). – СПб.: Виктория плюс, 2003. – 64 с.

2. Бердяев Н. А. Философия неравенства // Русское зарубежье. Власть и право. – Л.: Лениздат, 1991. – С. 7 – 242.

3. Глинский Б. Б. Борьба за конституцию. 1612 – 1861. – СПб.: Издание Н. П. Карбасникова, 1908. – 619 с.

4. Замалеев А. Ф., Осипов И. Д. Русская политология: обзор основных направлений. СПб.: СПбГУ, 1994. – 208 с.

5. Ильин И. А. О свободе // Полное собрание сочинений. – Т. 1. – М.: Русская книга, 1993. – 400 с.

6. Кавелин К. Д. Собрание сочинений, в 4 т. – Т. 3. – СПб.: Типография М. М. Стасюлкеича, 1899. – 649 c.

7. Мамонтов В. Ф. К вопросу о зарождении консерватизма в России // Российский консерватизм: теория и практика. – Челябинск: Челябинский госпедуниверситет, 1999. – С. 3 – 12.

8. Рахшмир П. Ю. Эволюция консерватизма в новое и новейшее время // Новая и новейшая история. – 1990. – № 1. С. 48 – 62.

9. Рахшмир П. Ю. Три консервативные традиции: общее и особенное // Исследования по консерватизму. Выпуск 2. Консерватизм в политическом и духовном измерениях. – Пермь: Издательство ПГУ, 1995. – С. 4 – 17.

10. Русский консерватизм / Под ред. В. Я. Гросула. – М.: Прогресс-традиция, 2000. – 442 с.

11. Тяпин И. Н. Философско-исторические идеи российского политического консерватизма XIX – начала XX в. – Вологда: ВоГТУ, 2008. – 215 с.

12. Френкин А. А. Западногерманские консерваторы: кто они? – М.: Международные отношения, 1990. – 216 с.

13. Чичерин Б. Н. Социология. – Тамбов: Тамбовполиграфиздат, 2004. – 465 с.

 

References

1. The Constitution of the Russian Federation [Konstitutsiya Rossiyskoy Federatsii]. Saint Petersburg, Viktoriya plyus, 2003, 64 p.

2. Berdyaev N. A. The Philosophy of Inequality [Filosofiya neravenstva]. Russkoe zarubezhe. Vlast i pravo (Russia Abroad. Power and Right). Leningrad, Lenizdat, 1991, pp. 7 – 242.

3. Glinskiy B. B. The Struggle for Constitution. 1612 – 1861. [Borba za konstitutsiyu. 1612 – 1861]. Saint Petersburg, Izdanie N. P. Karbasnikova, 1908, 619 p.

4. Zamaleev A. F., Osipov I. D. Russian Political Science: the Review of the Basic Directions [Russkaya politologiya: obzor osnovnykh napravleniy]. Saint Petersburg, SPbGU, 1994, 208 p.

5. Ilin I. A. About Freedom [O svobode]. Polnoe sobranie sochineniy. Tom 1 (Complete Works. Vol. 1). Moscow, Russkaya kniga, 1993, 400 p.

6. Kavelin K. D. Works, in 4 vol. Vol. 3 [Sobranie sochineniy, v 4 t. T. 3]. Saint Petersburg, Tipografiya M. M. Stasyulkeicha, 1899, 649 p.

7. Mamontov V. F. To the Question of Conservatism in Russia Genesis [K voprosu o zarozhdenii konservatizma v Rossii]. Rossiyskiy konservatizm: teoriya i praktika (Russian Conservatism: Theory and Practice). Chelyabinsk, Chelyabinskiy gospeduniversitet, 1999, pp. 3 – 12.

8. Rakhshmir P. Y. Evolution of Conservatism in Modern and Contemporary History [Evolyutsiya konservatizma v novoe i noveyshee vremya]. Novaya i noveyshaya istoriya (Modern and Contemporary History), 1990, № 1. pp. 48 – 62.

9. Rakhshmir P. Y. Three Conservative Traditions: Common and Particular [Tri konservativnye traditsii: obschee i osobennoe]. Issledovaniya po konservatizmu. Vypusk 2. Konservatizm v politicheskom i dukhovnom izmereniyakh (The Investigations of Conservatism. Volume 2. Conservatism in Political and Spiritual Dimensions). Perm, Izdatelstvo PGU, 1995, pp. 4 – 17.

10. Grosul V. Y. (Ed.) Russian Conservatism [Russkiy konservatizm]. Moscow, Progress-traditsiya, 2000, 442 p.

11. Tyapin I. N. Philosophical and historical Ideas of Russian Political conservatism in the XIX – Early XX Century [Filosofsko-istoricheskie idei rossiyskogo politicheskogo konservatizma XIX – nachala XX veka]. Vologda, VoGTU, 2008, 215 p.

12. Frenkin A. A. West German Conservatives: Who Are They? [Zapadnogermanskie konservatory: kto oni?]. Moscow, Mezhdunarodnye otnosheniya, 1990, 216 p.

13. Chicherin B. N. Sociology [Sotsiologiya]. Tambov, Tambovpoligrafizdat, 2004, 465 p.



[1] Редколлегия не может согласиться с выводом об исторической перспективности или прогрессивности концепции консерватизма в современной России. В то же время развитие этого идеологического направления в эпоху информационного общества требует самого тщательного исследования (прим. главного редактора).

 
Ссылка на статью:
Арефьев М. А., Давыденкова А. Г., Осипов И. Д. Отечественный консерватизм и неоконсерватизм: общее и особенное // Философия и гуманитарные науки в информационном обществе. – 2015. – № 1. – С. 26–36. URL: http://fikio.ru/?p=1519.

 
© М. А. Арефьев, А. Г. Давыденкова, И. Д. Осипов, 2015