Философия

Ослабление традиционных механизмов социального контроля в течение XX–XXI веков и его влияние на трансформацию семейных ценностей у современных молодых женщин

Новый номер!

УДК 316.334:52:005.584.1

Грицай Людмила Александровна – Ярославский государственный педагогический университет имени К. Д. Ушинского, кафедра теории и истории педагогики, доцент, кандидат педагогических наук, доцент, Ярославль, Россия.

Email: usan82@gmail.com

SPIN: 9447-8656

ORCID: 0000-0002-3156-4074

Авторское резюме

Состояние вопроса: Современная социологическая мысль фиксирует прогрессирующее ослабление традиционных механизмов социального контроля, таких как семейные предписания, гендерные роли, религиозные нормы и санкционированные обществом модели поведения, особенно в аспекте женской идентичности и репродуктивного поведения. Так, на протяжении XX–XXI веков под воздействием процессов модернизации, урбанизации, роста образовательного уровня и распространения идеологии индивидуализма существенно изменились основания формирования семейных установок и жизненных приоритетов у женщин. Несмотря на наличие разрозненных исследований, системный анализ взаимосвязи между степенью нормативного давления и трансформацией женских семейных ценностей на стыке культурно-исторических и эмпирико-социологических данных остается недостаточно представленным в отечественной социологической науке.

Результаты: На основании анализа мемуарных источников XX века и результатов анкетного опроса 50 женщин в возрасте 20–25 лет, проживающих в городской среде, выявлено, что ослабление традиционного социального контроля сопровождается смещением приоритетов от семейных ролей к стратегиям самореализации, при этом семья и материнство сохраняют значимость лишь при условии соответствия индивидуальным жизненным проектам: более 60 % респонденток указывают на личностный выбор как на основу принятия решений, менее 30 % рассматривают семью как первостепенную ценность, а мнение социума оказывает влияние лишь на 14,6 % опрошенных.

Область применения результатов: Полученные результаты могут быть использованы при разработке программ демографической политики, ориентированных на добровольную поддержку родительства без навязывания традиционных ролей, в гендерных исследованиях, а также при анализе трансформации семейных практик в городском молодежном сообществе.

Выводы: Фиксируется устойчивая тенденция к индивидуализации женских жизненных стратегий, в рамках которой традиционная модель социального контроля утрачивает регулятивную функцию. Семья трансформируется из институционального обязательства в пространство свободного выбора, согласованного с личными и профессиональными целями женщины.

Ключевые слова: социальный контроль; трансформация семейных ценностей; женская идентичность; индивидуализация; урбанизация; гендерные роли; брачно-репродуктивное поведение; молодежь; постиндустриальное общество.

The Relinquishing of Traditional Social Control During the 20th–21st Centuries and Its Impact on the Transformation of Family Values Among Young Women

Gritsai Lyudmila Aleksandrovna – Yaroslavl State Pedagogical University named after K. D. Ushinsky, Department of Theory and History of Pedagogy, Associate Professor, PhD (Pedagogy), Yaroslavl, Russia.

Email: usan82@gmail.com

Abstract

Background: Modern sociology records the progressive relinquishing of traditional social control, such as family regulations, gender roles, religious norms and socially sanctioned behavior patterns, especially in the aspect of female identity and reproductive behavior. Thus, during the 20th–21st centuries, under the influence of modernization, urbanization, the growth of women’s educational level and the spread of individualism, the basis for the formation of family attitudes and life priorities among women have changed significantly. Despite the existence of disparate studies, a systematic analysis of the relationship between the degree of normative pressure and the transformation of women’s family values interconnecting cultural-historical and empirical-sociological data remains insufficiently represented in Russian sociology.

Results: Based on the analysis of the 20th century memoir sources and the results of a questionnaire survey of 50 women aged 20–25 living in an urban environment, it was revealed that the relinquishing of traditional social control is due to a shift in priorities from family roles to self-realization strategies. Family and motherhood retain their significance only if they correspond to individual life projects. More than 60 % of respondents indicate personal choice as the basis for decision-making, less than 30 % consider family to be a primary value, and the opinion of society influences only 14.6 % of respondents.

Implications: The results obtained can be used while developing demographic policy programs aimed at voluntary support for parenthood without imposing traditional roles, in gender studies, as well as in the analysis of the transformation of family practices in the urban youth community.

Conclusion: A stable tendency towards individualization of women’s life strategies is recorded, within the framework of which the traditional model of social control loses its regulatory function. The family is transformed from an institutional commitment into a space of free choice, consistent with woman’s personal and professional goals.

Keywords: social control; transformation of family values; female identity; individualization; urbanization; gender roles; marital and reproductive behavior; youth; post-industrial society.

Актуальность настоящего исследования обусловлена глубинными социокультурными изменениями, происходящими в постиндустриальном обществе, в котором наблюдаются процессы масштабной трансформации института семьи, пересмотра гендерных ролей и размывания традиционных нормативных структур, регулирующих повседневное поведение, в том числе в таких фундаментальных сферах социальной жизни, как брак, материнство и семейное устройство; при этом особую значимость приобретает изучение механизмов ослабления традиционного социального контроля, ранее обеспечивавшего устойчивость и воспроизводство патриархальных моделей женского поведения, а в современных условиях утратившего прежнюю регулятивную силу на фоне нарастающей урбанизации, индивидуализации жизненных траекторий, повышения уровня образования женщин и усиления дискурса личностной автономии.

Целью исследования является комплексное осмысление взаимосвязей между степенью выраженности механизмов социального контроля и характером трансформации семейных ценностей у женщин в течение XX–XXI веков, а также выявление закономерностей, определяющих смещение репродуктивных и брачных установок в сторону приоритетов индивидуальной самореализации и профессионального развития.

Научная новизна работы заключается в междисциплинарной постановке исследовательской задачи, предполагающей синтез социологических, историко-культурных и психологических подходов к анализу трансформации женской идентичности в контексте ослабления нормативного давления, при этом особое значение придается сопоставлению нарративных источников – в частности, мемуаров женщин XX века – с актуальными эмпирическими данными, полученными в результате анкетирования женской молодежи, что позволяет проследить не только структуру, но и динамику ценностных изменений в контексте семейных ориентаций.

В качестве гипотезы выдвинуто предположение о том, что ослабление институционального и нормативного давления со стороны социума оказывает значимое влияние на деструкцию традиционной семейной нормативности и способствует становлению новых моделей женской самореализации, в рамках которых приоритеты смещаются от семейных и репродуктивных ролей к индивидуализированным стратегиям, направленным на профессиональное развитие, образовательную мобильность и достижение внутренней субъективной гармонии.

Методологической основой исследования выступает парадигма социологического конструктивизма и концепция модернизационного перехода, рассматривающая изменение социальных практик в контексте утраты традиционных форм нормативной регуляции и становления общества поздней модерности, в котором индивидуальный выбор становится ключевым детерминантом жизненных стратегий.

В исследовании применялись как теоретические, так и эмпирические методы. К числу теоретических относятся анализ, синтез, обобщение, классификация и типологизация научных источников, посвященных проблематике семьи, гендера и социального контроля; среди эмпирических методов были использованы анализ мемуарных текстов женщин XX века, выступающих в качестве отражения исторических форм социального давления, а также анкетное социологическое исследование, проведенное в июне 2025 года с участием 50 женщин в возрасте 20–25 лет, проживающих в городской среде, целью которого являлось выявление актуальных семейных установок, репродуктивных ориентаций и степени восприимчивости к социальному влиянию. Сочетание историко-культурного и эмпирико-социологического подходов позволяет рассматривать проблему не только в синхронном, но и в диахронном аспекте, фиксируя постепенное вытеснение нормативных императивов свободным выбором как ключевым регулятором жизненных решений современных женщин.

Как известно, понятие социального контроля занимает одно из ключевых мест в социологической теории, поскольку отражает механизмы регуляции поведения индивидов в обществе и обеспечивает устойчивость социальных институтов, а также воспроизводство нормативного порядка, что особенно важно в контексте анализа трансформаций семейных ценностей в условиях модернизации и постиндустриального развития. Так, согласно И. Е. Поверинову и Д. В. Писачкину, социальный контроль представляет собой систему норм, санкций и институтов, посредством которых общество регулирует деятельность индивидов и групп, обеспечивая их соответствие господствующим социальным ожиданиям и стандартам [12, с. 74]. При этом социологическая рефлексия над социальным контролем охватывает как макроуровень – в контексте функционирования государства, системы образования и религии, так и микроуровень – в рамках межличностного взаимодействия, где нормы и санкции реализуются через повседневные практики и репрезентации.

О. И. Казаков подчеркивает, что традиционно в социологии выделяются два основных типа социального контроля – формальный и неформальный, различающиеся по источнику норм и способам санкционирования: если формальный контроль осуществляется через институционализированные структуры, такие как правовая система и органы государственной власти, то неформальный опирается на общественное мнение, традиции и семейные установки [9, с. 109]. Таким образом, семья как первичный агент социализации выступает не только как носитель культурных норм, но и как канал их трансляции, что особенно проявляется в отношении к гендерным ролям и семейным стратегиям.

Габриэль Тард, один из первых исследователей этого феномена, рассматривал социальный контроль как важнейший инструмент социализации, а также способ возвращения индивида к нормативному поведению через систему санкций и поощрений [5, с. 14]. Современные подходы к изучению социального контроля также подчеркивают его регулятивную, охранительную и стабилизирующую функции, что позволяет обеспечивать предсказуемость поведения, стабильность институтов и сохранение культурных норм [14, с. 31].

Исторически социальный контроль над женщиной в сфере семьи носил преимущественно охранительный и нормативно-принудительный характер, когда любая девиация от принятых моделей – будь то безбрачие, профессиональная активность вне домашнего пространства или отказ от материнства – рассматривалась как отклонение и наказывалась символически, а иногда и репрессивно [8, с. 141]. Однако уже в XX веке в условиях индустриализации, урбанизации, роста уровня образования и расширения профессиональных возможностей женщин наблюдается постепенное ослабление действия традиционных механизмов социального контроля, в том числе тех, которые регулируют семейную и брачную сферу. Так, переход к постиндустриальному обществу сопровождался не только ростом индивидуализации, но и эрозией нормативной целостности, что выразилось в снижении роли семьи как единственного института легитимации женской идентичности и социальной значимости [2, с. 231]. Особенно отчетливо эта тенденция проявляется в городской среде, где социальные связи становятся более фрагментарными, а нормативные ориентиры – гибкими и ситуационно изменяемыми, что влечет за собой трансформацию ценностных установок, включая семейные.

Как отмечает Е. Н. Касаркина, в городской молодежной среде происходит смещение акцентов с традиционных брачно-семейных установок на индивидуальные стратегии самореализации, а роль семьи как безусловного жизненного приоритета значительно ослабляется [10, с. 82], что подтверждают данные социологических опросов, согласно которым молодежь все чаще рассматривает семью как опциональный элемент жизненного пути, а не как обязательный институт. Поэтому, по мнению О. А. Забродской, такое противоречие между идеалом традиционной семьи и реальными установками молодежи порождает внутренние конфликты и амбивалентные отношения к браку, что выражается в откладывании вступления в брак, высокой разводимости и снижении рождаемости [7, с. 133].

Особое внимание в современных исследованиях уделяется положению женщин в новых социальных условиях. Например, согласно А. Р. Мухаметдиновой и М. А. Полищук, в городской молодежной среде происходит переосмысление гендерных ролей: женщина уже не воспринимается исключительно как будущая мать и хранительница домашнего очага, а рассматривается скорее как самостоятельный субъект с правом на выбор собственной жизненной стратегии, что приводит к пересмотру иерархии ценностей, в которой семья перестает занимать доминирующее положение [11, с. 48]; более того, как отмечают О. В. Водопьянова и Е. А. Рязанцева, современный кризис института семьи связан не только с демографическими и экономическими причинами, но и с трансформацией самих представлений о семейной близости, ответственности и роли женщины, что делает традиционную модель семьи все менее актуальной [3, с. 594]. Рассмотрим причины ослабления социального контроля в виде таблицы 1.

Таблица 1 – Причины ослабления социального контроля за поведением женщин в начале XXI века

Фактор	Описание влияния
Индустриализация	Уход от аграрных моделей, разрушение патриархальных норм
Урбанизация	Ослабление традиционных связей в городской среде
Рост уровня образования	Расширение горизонтов социальных ролей, особенно для женщин
Индивидуализация	Рост автономии личности, снижение зависимости от семейных структур
Глобализация	Диффузия альтернативных моделей семьи и гендера
Расширение прав женщин	Появление у женщин права выбора жизненных стратегий вне брака

Подобные изменения фиксируются не только в российском, но и в европейском контексте: исследования L. Oláh, D. Vignoli и I. Kotowska показывают, что в европейских обществах наблюдается отход от иерархической, патриархальной структуры семьи к партнерским формам, при которых женщина может занимать ведущую экономическую и социальную позицию в семье, что полностью меняет структуру ожиданий и формирует новую идентичность, основанную на равенстве и взаимном уважении [15]; даже в странах с традиционно жесткими патриархальными нормами, таких как Индонезия или Саудовская Аравия, уровень образования и экономической активности женщин становится важным фактором трансформации семейных структур, усиливая, с одной стороны, устойчивость семейных связей, но с другой – способствуя росту числа разводов и снижению рождаемости [16].

Таким образом, можно констатировать, что ослабление традиционного социального контроля – в первую очередь в его охранительной и стабилизирующей функции – привело к значительной трансформации ценностных ориентиров, особенно у женщин, которые получили возможность переосмыслить свою роль в обществе и отказаться от единственного социально одобряемого сценария жизни. Женщина XXI века, как отмечает Т. О. Аверкина, обладает правом на выбор: она может быть матерью и супругой, но может и отказаться от этих ролей в пользу профессиональной карьеры, образования, личностного роста и духовной самореализации [1, с. 584]. Изучим особенности трансформации семейных ценностей у женщин XXI века (таблица 2).

Таблица 2 – Особенности трансформации семейных ценностей у женщин XXI века

Традиционные ценности	Современные ценности	Причина трансформации
Брак как социальный долг	Брак как личный выбор	Ослабление санкций за безбрачие
Материнство как обязанность	Материнство как возможность, а не норма	Изменение нормативных ожиданий
Зависимость от мужчины	Экономическая и социальная автономия	Рост числа женщин с высшим образованием
Домашняя сфера как приоритет	Профессиональная самореализация	Смещение приоритетов на личностное развитие

Следовательно, можно утверждать, что глобальные процессы индивидуализации, урбанизации, гендерной эмансипации и институционального ослабления социальных санкций способствуют не просто изменению, а именно пересмотру системы семейных ценностей у женщин, что выражается в отказе от универсальности брака и материнства, в признании допустимости альтернативных жизненных стратегий и в возникновении новых форм идентичности, основанных на автономии, компетентности и свободе выбора.

Процесс ослабления традиционных механизмов социального контроля в отношении женских семейных установок на протяжении XX–XXI веков представляет собой сложную и многогранную динамику, в которой индивидуальный опыт, зафиксированный в мемуарах, дневниках и автобиографических текстах, выступает ценным эмпирическим материалом, позволяющим проследить не только институциональные изменения, но и внутреннюю трансформацию самовосприятия женщин как субъектов выбора, сопротивления и рефлексии.

Еще в начале XX века российское общество сохраняло сильную нормативную регуляцию, основанную на сословно-традиционных моделях поведения, в которых поведение женщины жестко контролировалось через формализованные (религиозные и правовые) и неформализованные (семейные и общинные) каналы. Как отмечает И. Грачева, в начале XX века семейный статус женщины не просто отражал личную судьбу, но и являлся индикатором ее социальной полноценности: «идеал достойной жены и матери» функционировал как универсальный норматив, обеспечивающий репродукцию социокультурного порядка [4, с. 64–66]. В рамках такой системы контроль над женской сексуальностью, брачным выбором и репродуктивной функцией осуществлялся посредством санкций – от символической стигматизации до экономического исключения, что находило отражение в личных текстах женщин, впитавших эти нормы как самоочевидные.

Так, в воспоминаниях Елизаветы Яконовой, слушательницы Бестужевских курсов начала века, брак представляется не как альтернатива или личный проект, а как «естественное разрешение женской судьбы», подчеркивающее глубинную интериоризацию нормативных ожиданий [13, с. 97]. Этот фрагмент демонстрирует высокий уровень внутреннего согласия с социальным давлением, характерный для дореволюционного женского опыта, и подтверждает действенность традиционного социального контроля, направленного на поддержание определенной модели жизни, закрепленной культурными и правовыми институциями.

Тем не менее, с наступлением процессов урбанизации, индустриализации и социального разрыва с аграрной культурой начинается постепенное размывание этих нормативов, прежде всего благодаря выходу женщин за пределы домашних и локальных ролей. Женщины, получившие доступ к образованию, труду и политической жизни, все чаще фиксировали в своих текстах разрыв между традиционным императивом и внутренними устремлениями. Так, в автобиографических эссе Марии Арбатовой, одной из ведущих феминисток конца XX века, появляется формула свободы: «Я не должна быть женой, чтобы чувствовать себя женщиной, и не обязана быть матерью, чтобы быть полноценной личностью» [13, с. 107], которая иллюстрирует не просто личный выбор, но и сдвиг культурной нормы, признающей множественность женских идентичностей.

Особое значение в этом контексте имеют мемуары женщин, выросших в сельской среде, таких как Агриппина Кореванова и Мария Суслова, чьи автобиографии фиксируют переход от традиционной, подчиненной позиции внутри патриархальной семьи к активной социальной и профессиональной субъектности в советском обществе. Как отмечает Л. Н. Денисова, советский модернизационный проект, несмотря на идеологические противоречия, вел к эрозии традиционных форм контроля, вводя новые институты легитимации женской активности: право на развод, равный доступ к образованию и участие в общественной жизни [6, с. 158–163]. Автор подчеркивает, что на уровне повседневной практики в деревне сохранялись патриархальные установки, и даже в условиях формального равноправия женщина продолжала выполнять функции «хранительницы очага» [6, с. 314], что позволяет говорить о неравномерности процесса ослабления контроля в зависимости от социокультурной среды.

Отдельного внимания заслуживает свидетельство Зинаиды Лыковой, школьницы эпохи хрущевской оттепели, чьи мемуары демонстрируют первые признаки подросткового сопротивления традиционным брачным ожиданиям: «Я не хотела замуж, как мама, потому что не видела в этом ничего, кроме усталости и унижения» [13, с. 103]. Это откровенное признание свидетельствует об изменении не только поведенческих практик, но и самого языка, в котором артикулируется отказ от традиционного сценария, что особенно важно для понимания динамики норм: социальный контроль перестает быть внутренне легитимным и воспринимается как угнетение.

Таким образом, ослабление социального контроля в XX веке проявляется как результат взаимодействия нескольких факторов: государственной модернизации, урбанизации, женской мобильности, расширения института образования и реформ в области семьи, эти процессы находят отражение в женских эго-документах, которые становятся не просто свидетельствами, но и пространством сопротивления. В этом смысле мемуары Лидии Чуковской занимают особое место, поскольку демонстрируют внутренний конфликт между различными ролями женщины – интеллектуалки, гражданки, матери – и оформляют нарратив приоритизации моральной и профессиональной автономии над брачной стабильностью [13, с. 99].

В постсоветский и постиндустриальный период тенденция к ослаблению контроля продолжает углубляться, чему способствует фрагментация социальных норм и индивидуализация жизненных стратегий. Поэтому женщина, ведущая профессионально насыщенную жизнь, не находящаяся в браке и не имеющая детей, уже не подвергается стигматизации в той мере, в какой это было характерно для начала и середины XX века. Таким образом, женские автобиографические нарративы представляют собой богатый и достоверный корпус свидетельств, демонстрирующий постепенное, но необратимое размывание традиционного социального контроля в отношении семейных и репродуктивных установок женщин – процесс, который разворачивался как в культурном, так и в нормативном измерении.

В рамках настоящего исследования, направленного на выявление влияния ослабления традиционных механизмов социального контроля на трансформацию семейных ценностей у женщин, были использованы эмпирические методы, среди которых основным инструментом выступило анкетирование.

Сбор первичной социологической информации осуществлялся посредством онлайн-опроса с использованием сервиса «Яндекс.Формы», что позволило обеспечить анонимность, доступность и репрезентативность полученных данных. Анкетирование проводилось в письменной форме с визуальным контролем заполнения анкет в автоматизированной системе, что обеспечило проверку логической согласованности и полноты полученной информации. Методика опроса опиралась на опыт социологических обследований молодежи, проведенных ранее [10, с. 83].

Основной инструментарий исследования составляла авторская анкета, специально разработанная в соответствии с целями и задачами исследования, включающая как закрытые, так и полузакрытые вопросы, сгруппированные по следующим тематическим блокам.

1) Оценка значимости семейных ценностей (например: «Насколько важны для вас такие жизненные приоритеты, как брак, рождение детей, забота о родителях?»).

2) Отношение к традиционным гендерным ролям (например: «Считаете ли вы, что основное предназначение женщины – быть женой и матерью?»).

3) Опыт и планы личной жизни (например: «Состояли ли вы в браке? Планируете ли создать семью в ближайшие пять лет?»).

4) Нормативное давление и восприятие общественных ожиданий (например: «Чувствуете ли вы давление со стороны семьи или общества в вопросах брака, материнства?»).

5) Ценности самореализации и личной автономии (например: «Что для вас важнее – семья или профессиональная самореализация?»).

В исследовании, проведенном в июне 2025 года, приняли участие 50 молодых женщин в возрасте от 20 до 25 лет, постоянно проживающих в городской среде, выборка носила характер целенаправленного отбора по критерию соответствия возрастной и гендерной категории, при этом участие в исследовании основывалось на принципе добровольности и информированного согласия.

Полученные в ходе анкетирования данные позволили установить наличие устойчивой тенденции к переосмыслению семейных ролей и жизненных приоритетов в контексте ослабления традиционных механизмов социального контроля, ранее определявших нормативные представления о женском поведении, в том числе в таких ключевых сферах, как брак, материнство и внутрисемейное распределение ролей.

Анализ ответов респонденток показал, что значительное большинство участниц (67,4 %) при принятии жизненно важных решений опираются преимущественно на собственные убеждения, демонстрируя независимость от мнения окружающих, в то время как лишь 18,6 % указали, что ориентируются на социальные ожидания при выборе семейной и профессиональной траектории, тогда как оставшиеся 14 % респонденток сообщили о частичной зависимости от внешнего мнения. Эти данные позволяют сделать вывод о снижении силы нормативного давления со стороны социума и доминировании индивидуальных установок при определении личного будущего.

При ответе на вопрос о ключевых жизненных ценностях только 38 % участниц включили «семью» в пятерку приоритетов, тогда как более высокий удельный вес получили такие позиции, как «саморазвитие» (61,2 %), «интересная работа» (56,4 %) и «внутренняя гармония» (48,2 %), что отражает переориентацию на ценности личностного роста и профессиональной реализации; брак как важная жизненная цель был отмечен 29,6% женщин, а материнство – 34,8 %, что также свидетельствует о снижении статуса традиционных ролей в системе женских жизненных ориентаций.

На вопрос о роли семьи в жизненном пути 64 % респонденток ответили, что рассматривают создание семьи как возможный этап, но только при условии, что он не станет препятствием для самореализации, профессионального роста и личной свободы; при этом 71,4 % опрошенных прямо указали, что не готовы вступать в брак, если это ограничивает их карьерные или личные устремления, подобная позиция свидетельствует об отходе от традиционной установки на семью как основную цель жизни женщины и переходе к восприятию семьи как факультативной, а не нормативной составляющей биографического сценария.

При рассмотрении вопроса о жизненных ориентирах 58,2 % участниц указали, что связывают смысл жизни с самореализацией в профессиональной или творческой сфере, тогда как брак или материнство как основной источник жизненного смысла обозначили лишь 27,6 % опрошенных, при этом 46,8 % отметили, что готовы к материнству только при наличии устойчивых внешних условий – таких как финансовая стабильность, поддержка партнера, уверенность в будущем – и не считают рождение ребенка обязательным элементом женской судьбы.

Наконец, вопрос об ориентации на мнение окружающих при принятии значимых решений показал, что только 14,6 % респонденток признают весомое влияние социального мнения, в то время как большинство участниц считают, что внешняя оценка социума не играет решающей роли в определении их жизненного пути, что еще раз подтверждает снижение уровня внешнего социального контроля и усиление автономии личности в постиндустриальном обществе. Результаты анкетирования представлены в таблице 3.

Таблица 3 – Результаты исследования

Формулировка вопроса / показателя	Процент (%)
Респонденты, ориентирующиеся на личные убеждения	67.4
Респонденты, ориентирующиеся на мнение окружающих	18.6
Респонденты с частичной зависимостью от внешнего мнения	14
Указали «семья» в топ-5 жизненных ценностей	38
Указали «саморазвитие» в топ-5 жизненных ценностей	61.2
Указали «интересную работу» в топ-5 жизненных ценностей	56.4
Указали «внутреннюю гармонию» в топ-5 жизненных ценностей	48.2
Считают брак важной жизненной целью	29.6
Считают материнство важной жизненной целью	34.8
Рассматривают семью как возможную, если не мешает самореализации	64
Не готовы к браку, если он ограничивает свободу/карьеру	71.4
Смысл жизни — профессиональная/творческая самореализация	58.2
Смысл жизни — семья/материнство	27.6
Готовы к материнству только при устойчивых внешних условиях	46.8
Социальное мнение оказывает существенное влияние	14.6

Таким образом, совокупность анкетных данных позволяет сделать вывод о том, что под влиянием процессов модернизации, урбанизации и распространения индивидуалистических установок в молодежной среде наблюдается отчетливый тренд на смещение жизненных ориентиров в сторону персональной самореализации, что сопровождается переоценкой значимости семьи, брака и материнства, а также ослаблением нормативного давления, традиционно определявшего гендерные роли и поведенческие стратегии женщин.

В завершение проведенного исследования представляется возможным сделать ряд теоретически и эмпирически обоснованных выводов, свидетельствующих о существенном изменении социокультурных механизмов, регулирующих репродуктивное и семейное поведение женщин в условиях постиндустриального социума, в котором традиционные формы социального контроля – такие как родительская воля, коллективистские ожидания, институционализированные гендерные предписания и устоявшиеся нормативные конструкции брачности – постепенно утрачивают свою нормативно-мобилизующую функцию, уступая место установкам на автономию, индивидуальный выбор и внутреннюю субъективную мотивацию.

Эмпирические данные, полученные в ходе анкетного опроса женщин в возрасте 20–25 лет, проживающих в городской среде, демонстрируют устойчивую тенденцию к индивидуализации жизненных стратегий, в которых семья и материнство сохраняют определенную значимость, однако теряют статус универсальной и безальтернативной жизненной цели, уступая приоритеты таким ценностям, как профессиональное развитие, личностный рост, внутренняя гармония и свобода выбора; подобная трансформация ценностной иерархии позволяет утверждать, что актуальные репродуктивные установки формируются не в рамках давления институциональных структур, а в результате рефлексивного соотнесения культурных ожиданий и индивидуальных жизненных сценариев.

Таким образом, подтверждается рабочая гипотеза о том, что ослабление традиционных механизмов социального контроля выступает значимым фактором, способствующим изменению семейных ориентаций: семья как социальный институт продолжает сохранять свое присутствие в субъективных представлениях респондентов, но уже не как нормативный императив, а как одна из множества возможных и допустимых форм реализации жизненного потенциала, допустимая лишь в случае, если она не вступает в конфликт с установками на самореализацию и личностную свободу.

С одной стороны, данный сдвиг свидетельствует о расширении спектра социальных возможностей и плюрализации моделей женского поведения. С другой стороны, он сопряжен с целым рядом структурных вызовов, прежде всего демографического характера – таких как рост числа добровольных безбрачий, откладывание репродукции, снижение рождаемости и ослабление устойчивости традиционных форм семьи, что порождает политико-управленческое давление, направленное на реставрацию патриархальных практик через моральное и нормативное стимулирование раннего вступления в брак и материнства.

Однако попытки институционального возврата к традиционалистским моделям социального контроля – будь то через пропаганду, символическое принуждение или административное вмешательство – представляются как методологически некорректными, так и этически неустойчивыми, поскольку в условиях современного общества, ориентированного на права и свободы личности, они воспринимаются женщинами как форма символического, а нередко и институционального насилия, направленного на нивелирование их агентности и сокращение субъектных возможностей в принятии ключевых жизненных решений.

В этом контексте перспективной альтернативой может выступать не возрождение дисциплинарных механизмов контроля, а институционализация новых моделей социальной поддержки, предполагающих сочетание уважения к автономии женщины с созданием условий, благоприятных для добровольного и осознанного родительства, устойчивых партнерских отношений и реализации многовекторных стратегий жизненного успеха, что, в свою очередь, требует пересмотра социальной политики в сторону большей гибкости, инклюзивности и ценностного плюрализма.

Список литературы

1. Аверкина Т. О. Ролевые позиции женщины в современном обществе: тенденции, проблемы, перспективы // Международный журнал прикладных и фундаментальных исследований. – 2016. – № 11–4. – С. 582–585.

2. Багрова В. И. К вопросу о динамике брачно-семейных установок у современной молодежи // Проблемы теории и практики современной психологии: материалы XXII Всероссийской с международным участием научно-практической конференции студентов, аспирантов и молодых ученых, посвященной 30-летнему юбилею факультета психологии ИГУ, Иркутск, 27–28 апреля 2023 г. / редкол.: И. А. Конопак, А. В. Глазков, Б. А. Кедярова, О. В. Синева, И. В. Ярославцева. – Иркутск: Иркутский государственный университет, 2023. – С. 229–232.

3. Водопьянова О. В., Рязанцева Е. А. Трансформация института семьи и брака в современной России // Флагман науки. – 2023. – № 4(4). – С. 591–602.

4. Грачева А. М. «Семейные хроники» начала XX века // Русская литература. – 1982. – № 1. – С. 64–76.

5. Грошева И. А. Социальный контроль: противоречия современной эпохи // Академический вестник. – 2010. – № 2(12). – С. 13–17.

6. Денисова Л. Судьба русской крестьянки в XX веке. Брак, семья, быт. – М.: РОССПЭН, 2007. – 476 с.

7. Забродская О. А. Социальные противоречия в ценности семьи и брака у современной молодежи // Формирование гуманитарной среды в вузе: инновационные образовательные технологии. Компетентностный подход. – 2016. – Т. 1. – С. 132–135.

8. Кабайкина О. В., Сущенко О. А. Трансформация роли женщины в современном обществе: в семье и на работе // Вестник Московского университета. Серия 18. Социология и политология. – 2017. – Т. 23, № 3. – С. 140–155.

9. Казаков О. И. Проблема социального контроля в теории социологии // Национальная ассоциация ученых. – 2015. – № 7–2(12). – С. 108–110.

10. Касаркина Е. Н. Социальные факторы, влияющие на ценностные ориентации городской молодежи в сфере брачно-семейных отношений // Социология города. – 2018. – № 2. – С. 78–95.

11. Мухаметдинова А. Р., Полищук М. А. Место семьи в системе ценностей современной городской молодежи // Вестник Удмуртского университета. Социология. Политология. Международные отношения. – 2022. – Т. 6, № 1. – С. 42–52. DOI: 10.35634/2587-9030-2022-6-1-42-52.

12. Поверинов И. Е., Писачкин Д. В. Социальный контроль в системе социологического знания // Гуманитарий: актуальные проблемы гуманитарной науки и образования. – 2013. – № 2(22). – С. 73–82.

13. Савкина И. Женщина и время (женские эготексты XX века) // Автобиография. – 2023. – № 12. – С. 93–112. DOI: 10.31860/2304-5817-2024-2-26-184-209.

14. Deflem M. Deviance and Social Control // The Handbook of Deviance / ed. by Erich Goode. – Malden, MA: Wiley Blackwell, 2015. – Pp. 30–44.

15. Oláh L., Vignoli D., Kotowska I. Gender Roles and Families // Handbook of Labor, Human Resources and Population Economics. – 2021. – Pp. 1–28. DOI: 10.1007/978-3-319-57365-6_23-1.

16. Suripto A., Rofiq A., Jamil M. Transformation on the Muslim Women Role and Its Impact on the Family Resilience // Indonesian Journal of Islamic Literature and Muslim Society. – 2020. – Vol. 5, No. 1. DOI: 10.22515/ISLIMUS.V5I1.2799.

References

1. Averkina T. O. Role Positions of Woman in Modern Society: Trends, Problems, Prospects [Rolevye pozitsii zhenschiny v sovremennom obschestve: tendentsii, problemy, perspektivy]. Mezhdunarodny zhurnal prikladnykh i fundamentalnykh issledovaniy (International Journal of Applied and Fundamental Research), 2016, no. 11–4, pp. 582–585.

2. Bagrova V. I. On the Dynamics of Marital and Family Attitudes in Modern Youth [K voprosu o dinamike brachno-semeynykh ustanovok u sovremennoi molodezhi]. Problemy teorii i praktiki sovremennoi psikhologii: materialy XXII Vserossiyskoi nauchno-prakticheskoi konferentsii studentov, aspirantov i molodykh uchenykh, posvyashchennoi 30-letnemu yubileyu fakulteta psikhologii IGU, Irkutsk, 27–28 aprelya 2023 g. (Problems of Theory and Practice of Modern Psychology: Proceedings of the XXII All-Russian Scientific and Practical Conference of Students, Postgraduates, and Young Scientists with International Participation, Dedicated to the 30th Anniversary of the Faculty of Psychology of Irkutsk State University, Irkutsk, April 27–28, 2023). Irkutsk: Irkutsky gosudarstvenny universitet, 2023, pp. 229–232.

3. Vodopyanova O. V., Ryazantseva E. A. Transformation of the Institution of Family and Marriage in Modern Russia [Transformatsiya instituta semi i braka v sovremennoy Rossii]. Flagman nauki (Flagship of Science), 2023, no. 4(4), pp. 591–602.

4. Gracheva A. M. “Family Chronicles” of the Early XX Century [“Semeynye khroniki” nachala XX veka]. Russkaya literatura (Russian Literature), 1982, no. 1, pp. 64–76.

5. Grosheva I. A. Social Control: Contradictions of the Modern Era [Sotsialnyy kontrol: protivorechiya sovremennoy epokhi]. Akademicheskiy vestnik (Academic Bulletin), 2010, no. 2(12), pp. 13–17.

6. Denisova L. The Fate of the Russian Peasant Woman in the XX Century. Marriage, Family, Everyday Life [Sudba russkoy krestyanki v XX veke. Brak, semya, byt]. Moscow: ROSSPEN, 2007, 476 p.

7. Zabrodskaya O. A. Social Contradictions in the Value of Family and Marriage Among Modern Youth [Sotsialnye protivorechiya v tsennosti semi i braka u sovremennoy molodezhi]. Formirovanie gumanitarnoy sredy v vuze: innovatsionnye obrazovatelnye tekhnologii. Kompetentnostnyy podkhod (Developing a Humanities Environment at the University: Innovative Educational Technologies. A Competency-Based Approach), 2016, vol. 1, pp. 132–135.

8. Kabaikina O. V., Suschenko O. A. Transformation of the Role of Woman in a Modern Society: at Family and at Work [Transformatsiya roli zhenschiny v sovremennom obschestve: v seme i na rabote]. Vestnik Moskovskogo universiteta. Seriya 18. Sotsiologiya i politologiya (Moscow State University Bulletin. Series 18. Sociology and Political Science), 2017, vol. 23, no. 3. pp. 140–155.

9. Kazakov O. I. The Problem of Social Control in Sociological Theory [Problema sotsialnogo kontrolya v teorii sotsiologii]. Natsionalnaya assotsiatsiya uchenykh (National Association of Scientists), 2015, no. 7–2(12), pp. 108–110.

10. Kasarkina E. N. Social Factors Influencing Value Orientations of Urban Youth in the Sphere of Marital and Family Relations [Sotsialnye faktory, vliyayuschie na tsennostnye orientatsii gorodskoy molodezhi v sfere brachno-semeynykh otnosheniy]. Sotsiologiya goroda (Sociology of the City), 2018, no. 2, pp. 78–95.

11. Mukhametdinova A. R., Polischuk M. A. The Place of the Family in the Value System of Modern Urban Youth [Mesto semi v sisteme tsennostey sovremennoy gorodskoy molodezhi]. Vestnik Udmurtskogo Universiteta. Sotsiologiya. Politologiya. Mezhdunarodnye otnosheniya (Bulletin of Udmurt University. Sociology. Political science. International Relations), 2022, vol. 6, no. 1, pp. 42–52. DOI: 10.35634/2587-9030-2022-6-1-42-52.

12. Poverinov I. E., Pisachkin D. V. The Social Control in the System of Sociological Knowledge [Sotsialnyy kontrol v sisteme sotsiologicheskogo znaniya]. Gumanitariy: aktualnye problemy gumanitarnoy nauki i obrazovaniya (Humanitarian: Actual Problems of the Humanities and Education), 2013, no. 2(22), pp. 73–82.

13. Savkina I. Woman and Time (Female Egotexts of the XX Century) [Zhenshchina i vremya (zhenskie egoteksty XX veka)]. Avtobiografiya (Autobiography), 2023, no. 12, pp. 93–112. DOI: 10.31860/2304-5817-2024-2-26-184-209.

14. Deflem M.; Goode E. (Ed.) Deviance and Social Control. The Handbook of Deviance. Malden, MA: Wiley Blackwell, 2015, pp. 30–44.

15. Oláh L., Vignoli D., Kotowska I. Gender Roles and Families. Handbook of Labor, Human Resources and Population Economics, 2021, pp. 1–28. DOI: 10.1007/978-3-319-57365-6_23-1.

16. Suripto A., Rofiq A., Jamil M. Transformation on the Muslim Women Role and Its Impact on the Family Resilience. Indonesian Journal of Islamic Literature and Muslim Society, 2020, vol. 5, no. 1, DOI: 10.22515/ISLIMUS.V5I1.2799.

Философия

Формирование компьютерной и информационной этики и их применение в процессах обучения

Новый номер!
УДК 17

Коломийцев Сергей Юрьевич – Санкт-Петербургский государственный университет аэрокосмического приборостроения, доцент, кандидат философских наук, доцент, Санкт-Петербург, Россия.

Email: kolomiytsev@yandex.ru

SPIN: 1039-4640

ResearcherID: G-7271-2017

ORCID: 0000-0002-1177-7873

Scopus ID: 56433424300

Михлин Василий Семёнович – исполнительный директор ООО «Аверс-аудит», Санкт-Петербург, Россия.

Email: V.Mikhlin@avers-audit.com

Мичурин Сергей Владимирович – Санкт-Петербургский государственный университет аэрокосмического приборостроения, директор Института непрерывного и дистанционного образования, доктор технических наук, доцент, Санкт-Петербург, Россия.

Email: michurinsv@yandex.ru

SPIN: 4482-1497

Авторское резюме

Состояние вопроса. В середине XX века появились электронные вычислительные машины. Их развитие и распространение привело к возникновению в конце XX века ряда специальных этических вопросов, что явилось причиной возникновения компьютерной и информационной этик как направлений в прикладной этике и как учебных дисциплин.

Результаты. В статье рассмотрены различные виды прикладной этики, связанные с современными компьютерными и информационными технологиями. Несмотря на обилие терминов (информационная этика, компьютерная этика, киберэтика, виртуальная этика и др.), они часто рассматриваются как синонимы, однако некоторые исследователи всё же выделяют в каждой из них свои специфические черты. Также рассмотрена история развития компьютерной и информационной этик в XX веке – во время их зарождения, формирования и становления как области исследований и как дисциплины.

Методы исследования. При работе над статьёй проведён анализ отечественных и иностранных работ по данной тематике.

Область применения результатов. Полученные результаты как интересны с исторической точки зрения, так и могут быть использованы при дальнейших исследованиях опасностей и рисков современного информационного общества.

Выводы. Понятия информационной и компьютерной этики возникли примерно в 1980-е годы, хотя предпосылки их появления наблюдаются в более ранних работах середины XX века Н. Винера и Д. Вейценбаума. Несмотря на обилие разных терминов (информационная этика, компьютерная этика, киберэтика, виртуальная этика и др.), объекты исследований данных направлений очень близки и могут даже являться взаимозаменяемыми. Более того, ввиду новизны этих направлений также ещё имеет место неокончательная сформированность терминологической базы (например, дата-этика или этика данных). Тем не менее, наработки в данной сфере уже являются самодостаточными исследованиями, используются для составления кодексов по компьютерной этике и других регламентирующих документов, а также могут являться базой новых учебных дисциплин, внедряемых в учебные процессы отечественных и иностранных вузов.

Ключевые слова: информационная этика; компьютерная этика; киберэтика; сетевая этика; виртуальная этика; цифровая этика; дата-этика; этика данных; хакерская этика; прикладная этика; история этики; преподавание; дисциплины.

Formation of Computer and Information Ethics and Their Application in Educational Processes

Kolomiytsev Sergey Yurevich – Saint Petersburg State University of Aerospace Instrumentation, Associate Professor, PhD (Philosophy), Saint Petersburg, Russia.

Email: kolomiytsev@yandex.ru

Mikhlin Vasily Semyonovich – executive director, “Avers-audit LLC”, St. Petersburg, Russia.

Email: V.Mikhlin@avers-audit.com

Michurin Sergey Vladimirovich – Saint Petersburg State University of Aerospace Instrumentation, Director of the Institute of Continuing and Distance Education, Doctor of Science, Associate Professor, Saint Petersburg, Russia.

Email: michurinsv@yandex.ru

Abstract

Background. Digital electronic computers appeared in the middle of the 20-th century. Their development and spread led to the emergence of a number of specific ethical issues at the end of the 20th century, which gave rise to computer and information ethics as branches of applied ethics and as academic disciplines.

Results. The article discusses various types of applied ethics related to modern computer and information technologies. Despite the abundance of terms (information ethics, computer ethics, cyber ethics, virtual ethics, etc.), they are often considered as synonymous, but some researchers still distinguish specific features in them. The history of the development of computer and information ethics in the 20th century is also examined – during their emergence, formation and establishment as a field of research and as a discipline.

Research methods. An analysis of domestic and foreign works on this topic was conducted while working on the article.

Research implications. The results are valuable from a historical point of view and can be used in further studies of the dangers and risks of the modern information society.

Conclusion. The concepts of information and computer ethics emerged around the 1980s, although the precursors to their emergence can be seen in earlier works from the mid-20th century by N. Wiener and D. Weizenbaum. Despite the abundance of different terms (information ethics, computer ethics, cyber ethics, virtual ethics, etc.), the subjects of research in these areas are very similar and may even be interchangeable. Moreover, the terminological base is still not fully formed. Nevertheless, the achievements in this field are already self-sufficient studies, are used to making codes of computer ethics and other regulatory documents, and can also serve as the basis for new academic disciplines introduced into the educational processes of Russian and foreign universities.

Keywords: information ethics; computer ethics; cyber ethics; network ethics; virtual ethics; digital ethics; data ethics; hacker ethics; applied ethics; history of ethics; teaching; disciplines.

В середине XX века в связи с появлением и развитием компьютерной техники появились новые области в прикладной этике: компьютерная этика, информационная этика, цифровая этика, киберэтика, виртуальная этика, сетевая этика, хакерская этика и другие. Все они имеют близкий объект исследования, а их общий смысл понятен по названиям. Тем не менее, рассмотрим данные понятия по отдельности более подробно, чтобы разобраться, являются ли они полными аналогами, или между ними всё же существуют некоторые различия.

Один из создателей компьютерной этики Джеймс Мур в своей работе «Что такое компьютерная этика?» (“What Is Computer Ethics?”) писал, что компьютерная этика – это «…анализ природы и социального влияния компьютерной технологии и соответствующая формулировка и обоснование политики этичного использования таких технологий» [24, p. 266]. Мур видел причину появления компьютерной этики в непонимании пользователями того, как компьютеры должны использоваться, поскольку компьютеры дают нам новые возможности, которые не регламентируются классической этикой или не подходят под её нормы. А. Капто обращает внимание на то, что предметом компьютерной этики является «… разработка новых норм этического поведения в условиях всеобщей компьютеризации и информатизации общества и изменение в новых условиях прежних этических максим» [9, с. 336]. А М. А. Дедюлина и Е. В. Папченко определяют компьютерную этику как область прикладной этики, которая «…занимается исследованием поведения людей, использующих компьютер, на основе чего вырабатываются соответствующие нравственные предписания и своего рода этикетные нормы» [8, с. 91].

Близким к компьютерной этике является понятие киберэтики. К ней относятся вопросы, связанные со взаимодействием и конкуренцией производителей программных продуктов, дискриминацией и неодинаковым доступом в Интернет, преступным применением Интернета, созданием «клонов» сайтов, нарушением свобод в Интернете, защитой от предосудительной информации и др. Также ряд вопросов киберэтики связан с понятием и осмыслением понятия «виртуальной личности» [4, с. 71; 73].

Понятие «сетевая этика» некоторыми исследователями употребляется как синоним киберэтики. Однако согласно другой точке зрения, оно означает совокупность правил, сложившихся среди пользователей глобальной сети [8, с. 91]. Она призвана поддерживать гармонию и доверие в виртуальных сообществах, предотвращать конфликты и обеспечивать безопасное общение. К основным принципам сетевой этики можно отнести принципы вежливости, конфиденциальности и ответственности за свои действия.

Также существует понятие «виртуальная этика». Некоторые авторы считают его синонимом киберэтики [4, с. 70], однако в некоторых публикациях он употребляется в контексте индустрии компьютерных игр [см., напр., 7]. Кроме того, словосочетание «виртуальная этика» используется в другой области – в виртуальной медицине и психосоматической медицине [20], но такое употребление словосочетания не имеет отношения к компьютерной и информационной этике.

Термин «информационная этика» является более широким понятием и включает в себя компьютерную этику. Р. Капурро выделяет узкое и широкое понятия информационной этики: к информационной этике в узком смысле он относит «…всё, что касается воздействия цифровых технологий на общество и на окружающую среду в целом, а также решения этических проблем, связанных с функционированием онлайновых СМИ (этика цифровых СМИ) в частности. Понятие информационной этики в широком смысле охватывает всю информационную и коммуникационную сферу, включая, но не ограничиваясь ими, цифровые средства массовой информации» [10, с. 7]. Л. Флориди обращает внимание на то, что информационная этика является как бы философским основанием компьютерной этики и может обеспечить основания моральных принципов для решения проблем, рассматриваемых в рамках компьютерной этики [21, p. 39]. К информационной этике относятся вопросы, связанные с производством, сбором информации в целом, а также этическими аспектами распространения различной информации. Исследователи обращают внимание на то, что к информационной этике также можно отнести вопросы, связанные с созданием, передачей, обработкой и потреблением любой информации, в том числе это касается работы журналистов, потребителей информации (телезрителей, читателей газет), простых людей, переписывающихся друг с другом при помощи сообщений, а также вообще любой информацией, которая когда-либо существовала или будет существовать. То есть информационная этика изучает вопросы морали в рамках всей информационной среды, включая не только людей и их действия, но и вообще любые информационные объекты и процессы [1, с. 69–71; 21, p. 39].

В качестве синонима информационной этики иногда используется понятие «цифровая этика» [см., напр., 10]. Её можно определить как область знаний, изучающих моральные, социальные и культурные вопросы, возникающие в результате использования цифровых технологий, и их влияние на общество и окружающую среду [12, с. 583; 19, с. 6]. Несмотря на тесную связь цифровой, компьютерной и информационной этик и частое использование их как синонимов [19, с. 6], анализ работ показывает, что цифровая этика часто применяется как понятие, касающееся не только философского и этического осмысления информационных технологий напрямую, но и психологического, морально-этического, педагогического, экономического, правового аспектов и бизнеса [6, с. 38; 16, с. 249].

Некоторые исследователи выделяют понятие «дата-этика» (или этика данных). Она может быть определена как область этики, изучающей и формулирующей основные принципы использования персональных, социальных и больших данных [2, с. 249]. Е. Б. Хоменко и Е. В. Балтачева называют дата-этику важнейшей составляющей цифровой этики [18, с. 212].

Ещё одним направлением в компьютерной (и цифровой) этике является хакерская этика. Её основы были заложены хакерами, и она связана с набором правил, которыми пользуются хакеры при своей работе. Формирование хакерской этики связано с мнением, согласно которому хакерство понимается не как преступление, а как новаторство и интеллектуальное творчество. Например, некоторые хакеры считают, что нажатие нескольких клавиш на клавиатуре не следует рассматривать как нарушение правил морали, отношения «человек – человек» – это не то же самое, что отношения «человек – компьютер», а человек вообще не может нарушить закон, сидя дома за своим собственным компьютером [17].

Таким образом, мы видим, что существует ряд очень близких понятий, которые могут либо употребляться в качестве синонимов, либо могут отличаться друг от друга малозначительными аспектами. Самым широким из рассморенных является понятие информационной этики. Компьютерная этика тоже является достаточно частоупотребимым понятием. Можно сказать, что все остальные перечисленные виды этики являются производными от указанных двух. В связи с этим рассмотрение истории всех приведённых выше направлений можно свести к истории развития информационной и компьютерной этики. Рассмотрим их и то, как они применялись в процессах обучения.

Предвестником компьютерной этики считается создатель кибернетики Норберт Винер (1894–1964). В своих работах 1940–1960-х годов он обращал внимание на то, что появление и внедрение электронных компьютеров приведёт к появлению огромного количества новых этических проблем в будущем. Он касался таких вопросов, как компьютеры и безопасность, компьютеры и безработица, ответственность компьютерных профессионалов, компьютеры для инвалидов, компьютеры и религия, информационная сеть и глобализация, виртуальные сообщества, дистанционное управление, синтез машин и человеческого организма, этические вопросы создания роботов, искусственный интеллект и др. В итоге он предложил следующие этические правила, касающиеся работы с компьютерами:

– при возникновении этических вопросов необходимо, в первую очередь, обращать внимание на последствия, которые могут повлиять на жизнь, здоровье, безопасность, счастье, свободу, знание, возможности;

– необходимо всесторонне рассматривать возможности внедрения новых компьютерных технологий;

– при возникновении новых вопросов необходимо опираться на уже существующие моральные принципы и законы;

– в случае, если имеющихся моральных норм и традиций недостаточно для решения возникших проблем, необходимо руководствоваться целью жизни человека и принципом справедливости.

Такие подходы, по мнению Винера, хороши тем, что не требуют особого образования и специалистов для их решения. Для успешного решения таких вопросов нужна только заинтересованность и общие представления о добре и зле [14, с. 56].

В 1966 году американский специалист в области искусственного интеллекта Джозеф Вейценбаум (1923–2008) создал программу «Элиза», которая, имитируя врача, представляла пародию на беседу пациента и психотерапевта на английском языке, задавая вопросы типа: «Почему у вас болит голова?», «Вы хотите об этом поговорить?», «Расскажите об этом поподробнее». Он был поражён реакцией общества на эту программу, поскольку некоторые психотерапевты посчитали, что в недалёком будущем эта шуточная программа сможет их заменить. После полученной реакции Вейценбаум попытался ответить на вопрос: почему люди готовы принимать такую простую модель интеллекта за полноценную? Это привело к тому, что в 1976 году он написал книгу «Власть компьютера и человеческий разум» [3], в которой выразил обеспокоенность тем, что люди настолько серьёзно относятся к машинам и переоценивают их возможности.

Другой предпосылкой возникновения компьютерной этики можно назвать исследование американского программиста и криминалиста Донна Паркера (1929–2021), который в 1960-е годы начал собирать случаи неэтичного и противозаконного применения ЭВМ, в результате чего сделал вывод: когда люди находятся за компьютером, то они забывают об этике. В 1968 году он опубликовал статью «Правила этики в обработке информации» [26] и возглавил разработку первого кодекса профессионального поведения для Ассоциации вычислительной техники. В 1977 году, пытаясь исследовать неэтичное поведение пользователей ЭВМ более глубоко, он собрал 47 специалистов из разных сфер и попросил оценить их 47 различных случаев с точки зрения этики. Оказалось, что каждый человек давал разную этическую оценку описанным событиям, и это привело Паркера к мыслям о том, что необходимо создавать программы обучения компьютерной этике, поскольку этическая чувствительность у людей значительно отличается.

Однако сам термин «компьютерная этика» появился позже. Его автором считается американский профессор Уолтер Мэнер, который в 1978 году разработал дисциплину для студентов, обучающихся по программе «Вычислительная техника», в которой рассказывал про секретность и конфиденциальность информации, компьютерную преступность, технологическую зависимость и др. Мэнер утверждал, что компьютеры создают совершенно новые этические проблемы, поскольку обладают уникальными свойствами: быстродействием, кодируемостью информации, возможностью копирования, гибкостью работы с ними, несоизмеримостью между причиной и следствием (одно нажатие на клавишу может привести к масштабным и разнообразным последствиям) и др. По его мнению, компьютерная этика нужна нам, чтобы проявить себя как профессионалов, избежать злоупотреблений и катастроф, успеть среагировать на возникающие опасности, решать новые этические проблемы. Именно с его деятельностью связано формирование, развитие и популяризация компьютерной этики. Также он является автором «Первого руководства по компьютерной этике» [22, pp. 31–32].

Значительный вклад в развитие компьютерной этики внесла в 1980-е годы философ Дебора Джонсон. Она выделила 3 особенности общения в Интернете, имеющих нравственное значение:

– возможность общения всех со всеми,

– воспроизводимость электронных следов,

– определённая анонимность [11, с. 421].

Джонсон издала первый учебник «Компьютерная этика» (1985) [23]. В нём она обосновывала точку зрения, согласно которой компьютеры создают новые версии старых моральных проблем, усугубляя старые проблемы и заставляя нас применять обычные моральные нормы в новых условиях. Таким образом, с её точки зрения, компьютерная этика принципиально ничем не отличается от этики классической. Обратим внимание, что данная точка зрения оказалась противоположной точке зрения Мэнера.

В 1985 году в американском журнале «Метафилософия» впервые состоялось комплексное обсуждение проблем компьютерной революции и говорилось о необходимости выработки особого морально-этического подхода и создании этического кодекса [5, с. 24]. В частности, американский философ Джеймс Мур в своей статье «Что такое компьютерная этика?» [24], высказал противоположную Джонсон точку зрения, согласно которой компьютерные технологии ставят перед нами принципиально новые этические вопросы, потому что гибкость компьютерных технологий значительно расширяет возможности человека [15, с. 132]. Он утверждал, что к началу XXI века почти все виды человеческой деятельности будут изменены при помощи компьютерных технологий. Люди смогут делать то, что раньше не могли, и поэтому никогда раньше вопрос о том, следует ли это делать и, если да, то как, не возникал, как и не возникали соответствующие предписания и этические правила. Например, компьютерные операции в основном являются невидимыми, что приводит к следующим потенциальным проблемам:

– невидимое злоупотребление компьютерами (наблюдение, изменение информации и др.),

– наличие в программах невидимых характеристик и функций (например, вредоносных программ, датчиков передачи информации и др.),

– невидимость сложных вычислений (почему мы может быть уверенными в тех результатах, которые не можем получить сами?).

Также Мур высказался за необходимость трёх правил, которые запрещают компьютеру принимать решения:

– которые осуществляются человеком под воздействием эмоций;

– по вопросам, в которых человек является более компетентным;

– которые человек не может отвергнуть.

С его точки зрения, компьютерная этика – это не набор фиксированных правил, а динамичная область, в которой сопоставляются факты, концепции, принципы, ценности и технологии.

В 1990-е годы американская учёная Хелен Ниссенбаум, активно разрабатывавшая проблему приватности и защиты индивидуальных данных, получения информации о людях из открытых источников, ввела понятие «публичная приватность» [25].

В 1995 году британский учёный Саймон Роджерсон организовал центр социальной ответственности в сфере ЭВМ, который исследовал новые проблемы компьютерной этики: компьютерное мошенничество и катастрофы по причине компьютеров. С его точки зрения, изменение технологий приводит к изменению общепринятых норм, однако всё же существуют базисные ценности, считающиеся неизменными, и именно на их основе может быть создан универсальный этический кодекс в области компьютерных и информационных технологий.

Американский философ Ричард Спинелло в 2002 году выпустил книгу «Регулирование киберпространства: политики и технологии управления» [17]. В ней он высказывает мнение, что государственное регулирование Интернета госструктурами непродуктивно, оно приведёт к единообразию и возможно лишь в исключительных случаях, предпочтительным же является саморегулирование [13, с. 56].

С начала XXI века компьютерная этика стала активно развиваться: ею стали заниматься многие учёные и философы, стали выпускаться различные журналы и сборники, в ней стали появляться более мелкие направления. В итоге, современная компьютерная этика обсуждает следующие вопросы: проблема публичного контроля и приватности; компьютерные преступления; вопросы, связанные с интеллектуальной собственностью; слежка за персоналом на рабочем месте; доступность и распространение этически предосудительной информации; необходимость и оправданность создания баз данных о гражданах; ответственность программистов за разработку вредоносного программного обеспечения; демократия в Интернете и свобода слова; негативное влияние спама, защита детей в Интернете; копирование видео и музыки из сети; манипулирование общественным мнением и другие.

Если рассмотреть вопрос преподавания более подробно, то следует отметить, что специализированные курсы по информационной или компьютерной этике стали появляться в США ещё в 1980-е годы [11]. Ассоциации профессиональных IT-специалистов (ACM, IEEE) ещё в 1990-х приняли и распространили этические кодексы, используемые при обучении в университетах, и содействовали внедрению курсов по компьютерной этике. В американских и европейских вузах предметы по информационной, компьютерной или цифровой этике обязательны для студентов, обучающихся на программистов и других технических специальностях. Menоды преподавания варьируются от лекций до анализа кейсов и обсуждений в малых группах.

Что касается России, то курсы по компьютерной этике встречаются в учебных программах ВШЭ, КФУ, РУДН и других университетах. С 2022 года в ГУАП преподаётся дисциплина по выбору «Техноэтика». Однако данные предметы часто носят факультативный характер, что приводит к восприятию их студентами как не основных предметов. Тем не менее, современные программы подготовки компьютерных специалистов всё чаще обращаются к этическим вопросам для усиления профессиональной подготовки.

Таким образом, мы видим, что компьютерная и информационная этика в последнее время становятся всё более важными областями знаний, и игнорировать значимость философского и этического осмысления процессов информатизации и компьютеризации становится невозможно.

Список литературы

1. Алексеева И. Ю., Шклярик Е. Н. Что такое компьютерная этика? // Вопросы философии. – 2007. – № 9. – С. 60–72.

2. Бурковская В. А. Социально-этические аспекты внедрения цифровых технологий // Цифровые технологии: тренды и перспективы. Сборник докладов Всероссийской научно-практической конференции с международным участием. – Москва: Российский новый университет, 2020. – С. 247–255.

3. Вейценбаум Дж. Возможности вычислительных машин и человеческий разум. От суждений к вычислениям. – М.: Радио и связь, 1982. – 369 с.

4. Войскунский А. Е., Дорохова О. А. Становление киберэтики: исторические основания и современные проблемы // Вопросы философии. – 2010. – № 5. – С. 69–83.

5. Галинская И. Л. Этика и психология компьютерной жизни // Культурология. – 2001. – № 2 (18). – С. 24–29.

6. Герасименко В. В. Цифровая этика применения искусственного интеллекта в бизнесе: осознание новых возможностей и рисков // Научные исследования экономического факультета. Электронный журнал. – 2023. – Т. 15. – Вып. 1. – С. 37–54. DOI: 10.38050/2078-3809-2023-15-1-37-54

7. Герман О. Н. Виртуальная этика, рассмотренная на примере многопользовательских онлайн-игр // Организация работы с молодежью. – 2023. – № 2. URL: https://s.esrae.ru/ovv/pdf/2023/2/1462.pdf (дата обращения 30.08.2025).

8. Дедюлина М. А., Папченко Е. В. Прикладная этика: учебное пособие. – Таганрог: Издательство Технологического института ЮФУ, 2007. – 112 с.

9. Капто А. С. Компьютерная этика // Безопасность Евразии. – 2004. – № 2 (16). – С. 331–354.

10. Капурро Р. Информационная этика // Информационное общество. – 2010. – № 5. – С. 6–15.

11. Лысак И. В. Место и роль компьютерной этики в подготовке IT-специалистов // Современные проблемы науки и образования. – 2016. – № 6. – С. 421.

12. Малахова О. Ю., Щелоков М. Б. Цифровая этика: философские, этические и социокультурные аспекты // Наука, образование, транспорт: актуальные вопросы, приоритеты, векторы взаимодействия. Материалы III Международной научно-методической конференции. – Оренбург: ОрИПС – филиал ПривГУПС, 2024. – С. 583–586.

13. Малюк А. А., Полянская О. Ю., Алексеева И. Ю. Этика в сфере информационных технологий. – Москва: Горячая линия-Телеком, 2016. – 344 с.

14. Манжуева О. М. Информационная этика Норберта Винера // Вестник Бурятского государственного университета. – 2013. – № 6. – С. 53–57.

15. Манжуева О. М. Практическая теория компьютерной этики Д. Мура // Исторические, философские, политические и юридические науки, культурология и искусствоведение. Вопросы теории и практики. Тамбов: Грамота. – 2014. – № 5. – Ч. 1. – С. 132–134.

16. Садвокасов М. А., Медеуова К. А. Тенденции в исследованиях цифровой этики (обзорный анализ современных исследований) // Вестник ЕНУ им. Л. Гумилёва. Серия Исторические науки. Философия. Религиоведение. – 2023. – Т. 143. – № 2. – С. 248–268. DOI: 10.32523/2616-7255-2023-143-2-248-268.

17. Химанен П. Хакерская этика и дух информационализма. – Москва: Издательство АСТ, 2019. – 256 с.

18. Хоменко Е. Б., Балтачева Е. В. Этические проблемы цифровизации: цифровая трансформация отраслей, рынков, предприятий // Актуальные вопросы экономики и финансов. Сборник статей международной научно-практической конференции. – Ижевск: Удмуртский университет, 2021. – С. 211–214.

19. Шляпников В. В. Цифровые технологии и цифровая этика // Психолого-педагогические проблемы безопасности человека и общества. – 2021. – № 4 (53). – С. 5–9.

20. Юрьев Г. П., Юрьева Н. А., Лебедь Е. И. Виртуальная этика здоровья и страданий человека / под ред. Р.А. Вартбаронова. – М.: Наука, 2004. – 359 с.

21. Floridi L. Information Ethics: on the Philosophical Foundation of Computer Ethics // Ethics and Information Technology. – 1999. – No. 1 (1). – Pp. 33–52. DOI: 10.1023/A:1010018611096

22. Himma K. E., Tavani H. T. The Handbook of Information and Computer Ethics. – Hoboken, New Jersey: John Wiley & Sons, 2008. – 671 p.

23. Johnson D. G. Computer Ethics. – Hoboken, New Jersey: Prentice Hall, 1985. – 110 p.

24. Moor J. H. What Is Computer Ethics? // Metaphilosophy. – 1985. – Vol. 16. – No. 4. – Pp. 266–275. DOI:10.1111/j.1467-9973.1985.tb00173.x

25. Nissenbaum H. Toward an Approach to Privacy in Public: Challenges of Information Technology // Ethics and Behavior. – 1997. – Vol. 7. – No. 3. – Pp. 207–219. DOI: 10.1207/s15327019eb0703_3

26. Parker D. P. Rules of Ethics in Information Processing // Communications of the ACM. – Vol. 11. – Is. 3. – Pp. 198–201. DOI: 10.1145/362929.3629

27. Spinello R. A. Regulating Cyberspace: The Policies and Technologies of Control. – Westport, Connecticut: Greenwood Publishing Group, 2002. – 264 p.

References

1. Alekseeva I. Y., Shklyarik E. N. What Is Computer Ethics? [Chto takoe kompyuternaya etika?]. Voprosy filosofii (Problems of Philosophy), 2007, no. 9, pp. 60–72.

2. Burkovskaya V. A. Social and Ethical Aspects of Digital Technology Implementation [Sotsialno-eticheskie aspekty vnedreniya tsifrovykh tekhnologiy]. Tsifrovye tekhnologii: trendy i perspektivy. Sbornik dokladov Vserossiyskoy nauchno-prakticheskoy konferentsii s mezhdunarodnym uchastiem (Digital Technologies: Trends and Prospects. Collected reports of the All-Russian Scientific and Practical Conference with International Participation). Moscow: Rossiyskiy novyy universitet, 2020, pp. 247–255.

3. Weizenbaum J. Computer Power and Human Reason: From Judgment to Calculation. Moscow: Radio i svyaz, 1982, 369 p.

4. Voiskunsky A. V., Dorokhova O. A. Formation of Cyberethics: Historical Foundations and Modern Problems [Stanovlenie kiberetiki: istoricheskie osnovaniya i sovremennye problemy]. Voprosy filosofii (Problems of Philosophy), 2010, no. 5, pp. 69–83.

5. Galinskaya I. L. Ethics and Psychology of Computer Life [Etika i psikhologiya kompyuternoy zhizni]. Kulturologiya (Culturology), 2001, no. 2 (18), pp. 24–29.

6. Gerasimenko V. V. Digital Ethics of Artificial Intelligence Application in Business: Awareness of New Opportunities and Risks [Tsifrovaya etika primeneniya iskusstvennogo intellekta v biznese: osoznanie novykh vozmozhnostey i riskov]. Nauchnye issledovaniya ekonomicheskogo fakulteta. Elektronnyy zhurnal (Scientific Researches of Faculty of Economics. Electronic Journal), 2023, vol. 15, is. 1, pp. 37–54. DOI: 10.38050/2078-3809-2023-15-1-37-54

7. German O. N. Virtual Ethics, Considered on the Example of Multiplayer Online Games [Virtualnaya etika, rassmotrennaya na primere mnogopolzovatelskikh onlayn-igr]. Organizatsiya raboty s molodezhyu (Organization of Work with Youth), 2023, no. 2. Available at: https://s.esrae.ru/ovv/pdf/2023/2/1462.pdf (accessed 30 August 2025).

8. Dedyulina M. A., Papchenko E. V. Applied Ethics: Texbook [Prikladnaya etika: uchebnoe posobie]. Taganrog: Izdatelstvo Tekhnologicheskogo instituta YuFU, 2007, 112 p.

9. Kapto A. S. Computer Ethics [Kompyuternaya etika]. Bezopasnost Evrazii (Safety of Eurasia), 2004, no. 2 (16), pp. 331–354.

10. Capurro R. Information Ethics [Informatsionnaya etika]. Informatsionnoe Obschestvo (Information Society), 2010, no. 5, pp. 6–15

11. Lysak I. V. The Role and Place of Computer Ethics in Training of IT-Specialists [Mesto i rol kompyuternoy etiki v podgotovke IT-spetsialistov]. Sovremennye problemy nauki i obrazovaniya (Modern Problems of Science and Education), 2016, no. 6, p. 421.

12. Malakhova O. Y., Schelokov M. B. Digital Ethics: Philosophical, Ethical and Sociocultural Aspects [Tsifrovaya etika: filosofskie, eticheskie i sotsiokulturnye aspekty]. Nauka, obrazovanie, transport: aktualnye voprosy, prioritety, vektory vzaimodeystviya. Materialy III Mezhdunarodnoy nauchno-metodicheskoy konferentsii (Science, Education, Transport: Current Issues, Priorities, Interaction Vectors. Materials of the III International Scientific and Methodological Conference). Orenburg: OrIPS – filial PrivGUPS, 2024, pp. 583–586.

13. Malyuk A. A., Polyanskaya O. Y., Alekseeva I. Y. Ethics in the Field of Information Technology [Etika v sfere informatsionnykh tekhnologiy]. Moscow: Goryachaya liniya-Telekom, 2016, 344 p.

14. Manzhueva O. M. Norbert Weiner’s Information Ethics [Informatsionnaya etika Norberta Vinera]. Vestnik Buryatskogo gosudarstvennogo universiteta (The Buryat State University Bulletin), 2013, no. 6, pp. 53–57.

15. Manzhueva O. M. Practical Theory of J. Moor’s Computer Ethics [Prakticheskaya teoriya kompyuternoy etiki D. Mura]. Istoricheskie, filosofskie, politicheskie i yuridicheskie nauki, kulturologiya i iskusstvovedenie. Voprosy teorii i praktiki (Historical, Philosophical, Political and Law Sciences, Culturology and Study of Art. Issues of Theory and Practice). Tambov: Gramota, 2014, no. 5, part 1, pp. 132–134.

16. Sadvokasov M. A., Medeuova K. A. Tendencies in Digital Ethics Research (Overview Analysis of Modern Research) [Tendentsii v issledovaniyakh tsifrovoy etiki (obzornyy analiz sovremennykh issledovaniy)]. Vestnik ENU im. L. Gumileva. Seriya Istoricheskie nauki. Filosofiya. Religiovedenie (Bulletin of the L. N. Gumilyov ENU. Historical sciences. Philosophy. Religion Series), 2023, vol. 143, no. 2, pp. 248–268. DOI: 10.32523/2616-7255-2023-143-2-248-268.

17. Himanen P. The Hacker Ethic and the Spirit of the Information Age [Khakerskaya etika i dukh informatsionalizma]. Moscow: Izdatelstvo AST, 2019, 256 p.

18. Khomenko E. B., Baltacheva E. V. Ethical Problems of Digitalization: Digital Transformation of Industries, Markets, Enterprises [Eticheskie problemy tsifrovizatsii: tsifrovaya transformatsiya otrasley, rynkov, predpriyatiy]. Aktualnye voprosy ekonomiki i finansov. Sbornik statey mezhdunarodnoy nauchno-prakticheskoy konferentsii (Actual Issues of Economics and Finance. Collected Articles of the International Scientific and Practical Conference). Izhevsk: Udmurtskiy universitet, 2021, pp. 211–214.

19. Shlyapnikov V. V. Digital Technology and Digital Ethics [Tsifrovye tekhnologii i tsifrovaya etika]. Psikhologo-pedagogicheskie problemy bezopasnosti cheloveka i obschestva (Psychological and Pedagogical Safety Problems of Human and Society), 2021, no. 4 (53), pp. 5–9.

20. Yurev G. P., Yureva N. A., Lebed E. I.; Vartbaronova R. A. (Ed.) Virtual Ethics of Human Health and Suffering [Virtualnaya etika zdorovya i stradaniy cheloveka]. Moscow: Nauka, 2004, 359 p.

21. Floridi L. Information Ethics: on the Philosophical Foundation of Computer Ethics. Ethics and Information Technology, 1999, no. 1 (1), pp. 33–52. DOI: 10.1023/A:1010018611096

22. Himma K. E., Tavani H. T. The Handbook of Information and Computer Ethics. Hoboken, New Jersey: John Wiley & Sons, 2008, 671 p.

23. Johnson D. G. Computer Ethics. Hoboken, New Jersey: Prentice Hall, 1985, 110 p.

24. Moor J. H. What Is Computer Ethics? Metaphilosophy, 1985, vol. 16, no. 4, pp. 266–275. DOI:10.1111/j.1467-9973.1985.tb00173.x

25. Nissenbaum H. Toward an Approach to Privacy in Public: Challenges of Information Technology. Ethics and Behavior, 1997, vol. 7, no. 3, pp. 207–219. DOI: 10.1207/s15327019eb0703_3

26. Parker D. P. Rules of Ethics in Information Processing. Communications of the ACM, vol. 11, is. 3, pp. 198–201. DOI: 10.1145/362929.3629

27. Spinello R. A. Regulating Cyberspace: The Policies and Technologies of Control. Westport, Connecticut: Greenwood Publishing Group, 2002, 264 p.

Ссылка на статью:
Коломийцев С. Ю., Михлин В. С., Мичурин С. В. Формирование компьютерной и информационной этики и их применение в процессах обучения // Философия и гуманитарные науки в информационном обществе. – 2025. – № 2. URL: http://fikio.ru/?p=5981.

Философия

Онтологический образ духовного будущего

Новый номер!
УДК 111; 140.8

Колычев Пётр Михайлович – Санкт-Петербургский государственный университет аэрокосмического приборостроения, кафедра рекламы и современных коммуникаций, профессор, доктор философских наук, доцент, Санкт-Петербург, Россия.

Email: piter55piter@mail.ru

SPIN: 3085-3127

Авторское резюме

Состояние вопроса: Статья объединяет в себе две темы, каждая из которых имеет свою предысторию. Тема построения духовного общества была очень актуальна в конце XIX – начале XX века. Это было время кризиса западноевропейской духовности. Наиболее значимыми для нас являются следующие концепции: теософия, концепция духовного общества Н. К. Рериха, теоретические основы различных объединений художников русского авангарда, в частности, идеи В. В. Кандинского при создании объединения «Синий всадник», идеи, которое легли в основу такого направления, как футуризм, идеи К. С. Малевича по созданию общества УНОВИС (учредителей нового искусства), идеи П. Н. Филонова по созданию группы «Аналитическое искусство».

Методы исследования: В качестве основного метода используется диалектика, а также методология релятивной онтологии.

Результаты: Методология релятивной онтологии, с одной стороны, внесла коррекцию в онтологический образ коммунистического будущего. Подчеркнем: именно коррекцию, а не отрицание. В частности, эта коррекция позволяет обосновать стационарность современного общества в будущем. С другой стороны, эта коррекция позволяет развить концепцию коммунистического будущего, обосновав при этом онтологический образ духовного будущего. Если коммунистическое будущее преимущественно касается социально-экономической сферы, то духовное будущее преимущественно коснется целей духовной деятельности при условии достижения коммунистического будущего в социально-экономической сфере.

Область применения результатов: Онтологический образ духовного будущего позволяет онтологически обосновать такую традиционную российскую духовно-нравственную ценность, как приоритет духовного над материальным.

Выводы: Релятивная онтология не только описывает мир в его единстве, но и обосновывает его будущее как духовное будущее.

Ключевые слова: релятивная онтология; онтологическое будущее; стационарность общества сверхпотребления; онтологическое духовное 6удущее; приоритет духовного над материальным; необходимо-достаточный уровень потребления; сверхпотребление; творчество.

Ontological Image of the Spiritual Future

Kolychev Petr Mikhailovich – Saint Petersburg State University of Aerospace Instrumentation, Department of Advertising and Modern Communications, Professor, Doctor of Philosophy, Associate Professor, Saint Petersburg, Russia.

Email: piter55piter@mail.ru

Abstract

Background: The article combines two topics, each has its own background. The topic of creating a spiritual society was very relevant in the late 19th – early 20th centuries. It was a time of crisis in Western European spirituality. The most significant concepts for us are as follows: theosophy, the concept of the spiritual society founded by N. K. Roerich, the theoretical foundations of various associations of Russian avant-garde artists, in particular, the ideas of V. V. Kandinsky when creating “The Blue Rider” association, the ideas that formed the basis of futurism, the ideas of K. S. Malevich on the creation of the UNOVIS (founders of new art) society, the ideas of P. N. Filonov’s “Analytical Art” group.

Research methods: The main method is dialectics, as well as the methodology of relative ontology.

Results: The methodology of relative ontology, on the one hand, makes a correction of the ontological image of the communist future. We emphasize it is a correction, not a denial. In particular, this correction allows us to substantiate the future stationarity of modern society. This correction, on the other hand, allows us to develop the concept of the communist future, while substantiating the ontological image of the spiritual future. If the communist future mainly concerns the socio-economic sphere, the spiritual future will mainly concern the goals of spiritual activity provided that the communist future is achieved in the socio-economic sphere.

Implications: The ontological image of the spiritual future allows substantiating ontologically such a traditional Russian spiritual and moral value as the priority of the spiritual over the material.

Conclusion: Relative ontology not only describes the world in its unity, but also substantiates its future as a spiritual one.

Keywords: relative ontology; ontological future; stationarity of the overconsumption society; ontological spiritual future; priority of the spiritual over the material; necessary-sufficient level of consumption; overconsumption; creativity.

Введение

Будущее – это результат изменения того, о чьём будущем идет речь. С точки зрения онтологии как знании о мире в его единстве, речь может идти только о будущем мира. Стало быть, будущее мира – это результат его изменения. Эти рассуждения являются общими для различных онтологий как знаний о мире в его единстве. Поэтому далее следует указать специфику, которая определяется содержанием конкретной онтологии в отношении того, как понимается единство мира. Далее речь пойдет о релятивной онтологии [1], в которой единство мира состоит в его развитии. Из повседневности хорошо известно, что мир изменяется не весь сразу, а лишь частично, то есть наряду с изменяющейся частью в нем присутствует и стационарная часть. В релятивной онтологии это положение формулируется в законе о частичном развитии мира. Лишь из незначительной части элементарных частиц впоследствии образовались химические элементы, и лишь из их незначительной части впоследствии образовались живые организмы, и лишь у незначительной части впоследствии возникает сознание. Большая часть каждой из этих ступеней находится в стационарной части, поэтому на каждом шаге последовательных изменений изменяющаяся часть мира становится меньше. В итоге часть мира, которая, изменяясь с начального этапа, проходит все остальные ступени до конечного этапа, составляет единство мира. В этом случае будущее мира совпадает с его конечным этапом. Такое будущее оказывается онтологически обоснованным – онтологическим будущим. Само же это обоснование является онтологическим образом будущего. Ярким примером онтологического образа будущего является коммунистическое будущее, построенное в рамках материалистической диалектики [2].

1 Критика коммунистического будущего

Онтологический образ коммунистического будущего актуален до сих пор. И это несмотря на некоторый регресс международного коммунистического движения, который связан с распадом Союза Советских Социалистических Республик, а затем и с прекращением существования социалистического блока стран в Европе. Однако неудачи реализации этого будущего начались задолго до этого, а точнее сказать, с самого его начала. Зададимся вопросом: почему деятельность К. Маркса и его революционно настроенного окружения, начавшаяся в середине XIX века в Германии и продолжившаяся в Англии, не привели к социалистической революции? Ведь в основном свои теоретические выводы К. Маркс делал на основе анализа конкретно-экономического материала именно Западной Европы. Однако на практике эти выводы были реализованы в других странах, экономические параметры которых значительно отличались от западноевропейских. Эта же тенденция отличия экономик сохранилась и в странах Юго-Восточной Азии, в которых победила социалистическая революция.

Ответ становится понятным, если принять во внимание уровень удовлетворенности потребностей потенциально революционного субъекта. В современном мире, надо заметить, со времени К. Маркса уровень потребления вырос в несколько раз. Это количественное изменение потребления привело к образованию нового качества общества: общества сверхпотребления. Примем во внимание то, что основная сфера роста потребления связана с человеческой телесностью. Этот рост (изменение) потребления выступает резким контрастом по сравнению с устойчивостью человеческой телесности. Ведь за последние тысячелетие человеческое тело мало изменилось. Нам по-прежнему необходимо примерно то же количество калорий, а с учетом развития техники, обслуживающей человеческую телесность, эта норма даже снижается. Температура нашего тела осталась той же, а значит и потребность в среде обитания по-прежнему на том же уровне. Стало быть, наши необходимо-достаточные телесные, то есть объективные жизненные потребности сохранились примерно на прежнем уровне.

Во время подготовки большевиками социалистической революции А. А. Богданов при поддержке А. М. Горького организовал на острове Капри первую партийную школу (Каприйская школа). Некоторые слушатели школы из России добирались через Западную Европу, где их удивило то, что «европейского рабочего трудно отличить от буржуа» [3, с. 65]. Этот случай свидетельствует о различном уровне удовлетворенности потребностей западноевропейских и российских рабочих. Ведь необходимым сопутствующим явлением развития капитализма было повышение потребления, в том числе и пролетариата, и на определенном этапе этот уровень приближался к необходимо-достаточному уровню потребления для человека, что снижало мотивацию таких рабочих к революционной борьбе. Возможно, с середины XIX века капиталистическая Западная Европа в силу постепенного развития своего капитализма успела «проскочить точку» революционной ситуации. В то время как в России в это же время в силу резкого развития капитализма рост потребления эксплуатируемого населения не успевает достигнуть необходимо-достаточного уровня, что и привело к возникновению революционной ситуации.

Для оценки значимости влияния уровня потребления на масштабное социальное развитие следует обратиться к причинам возникновения такого качества современной социальности, как производящее хозяйство, которое приходит на смену присваивающего первобытного жизнеобеспечения. Как будет показано далее, такое обращение к далекому прошлому имеет непосредственное отношение к образу будущего. Будем придерживаться той точки зрения, согласно которой такой переход является следствием природных катаклизмов. Одним из убедительных аргументов на этот счет является тот факт, что до колонизации и геноцида, осуществленного в основном со стороны Британской империи, многие народы Африки и Северной и Южной Америк, Австралии вполне устраивало присваивающее жизнеобеспечение. Кроме этого, попытки ассимилировать тех, кто избежал геноцида, оказались неудачными.

Следует предположить, что первая стадия производящего жизнеобеспечения имела коллективный характер в силу ее преемственности со стороны коллективного присваивающего жизнеобеспечения. Также естественно предположить, что уровень производства тогда лишь обеспечивал необходимо-достаточный уровень потребления. Главным аргументом тому является преемственность мировоззрения первобытной общины мировоззрению производящей общины. Ведь главным для них в отношении окружающей среды является ее сохранение, то есть потребление не должно быть хуже или лучше того, что было раньше, жизнь первобытной общины «зависит от сохранения существующего положения» [4, с. 139]. А вот переход производящего хозяйства от необходимо-достаточного уровня к уровню сверхпотребления осуществлялся насильно, путем агрессии со стороны незначительной части производящей общины, и первый причиной такой агрессии опять же является природные катаклизмы, от которых зависит результат труда первых производящих общин [5, с. 55–58]. Следуя контексту К. Маркса, в представленных выше рассуждениях опять выполняется закон отрицание отрицания. Только теперь становится ясна роль уровня потребления.

2 Онтологический образ духовного будущего

Принимая во внимание закон частичного развития мира, можно предположить, что лишь часть капиталистического производящего общества подвергнется диалектическому отрицанию, а остальная его часть перейдет в стационарную стадию, в которой эксплуатируемая часть общества достигла необходимо-достаточного уровня потребления, что не дает сформироваться революционному субъекту. Социальное будущее, являющееся результатом диалектического отрицания общества сверхпотребления, имеет качественно иною структуру деятельности. Если на протяжении всей истории общества сверхпотребления его основной деятельностью являлось производство и потребление телесного продукта, то в обществе необходимо-достаточного потребления эта деятельность не может быть основной по той причине, что на свое жизнеобеспечение такое общество тратит лишь незначительную часть своего времени.

На протяжении последних пяти лет были проведены виртуальные эксперименты. Небольшим группам студентов от 7 до 10 человек, в которых находились и юноши, и девушки, было предложено разработать необходимо-достаточный уровень потребления для всей группы, живущей в мегаполисе, то есть обеспечить себя питанием, средой обитания (жильем, одеждой), транспортом, необходимым уровнем технических средств коммуникации и тому подобное). Далее необходимо было через интернет найти варианты реализации всех этих потребностей, включая работу, обеспечивающую этот уровень потребления. Группы были разные по составу и интересам. Результат был примерно одним и тем же: на необходимо-достаточное жизнеобеспечение, которое отвечало соответствующим государственным нормативным документам, каждому члену группы было достаточно работать всего десять часов в неделю.

Конечно, это всего лишь теоретический эксперимент. Но представим себе, что такие субкультуры существуют, и зададимся вопросом: какова структура их деятельности? В условиях дихотомии человека как единства тела и духа (сознания)[1] основная деятельность такого общества может быть связана только с сознанием (духовностью). Это положение может быть обосновано не только описанным выше социально-философским контекстом, но и онтологическим контекстом, в качестве которого выступает релятивная онтология, которая исходит из следующего решения проблемы бытия: быть – значит различаться, а также из того, что различение есть единство того, что является общим для различающихся сторон (атрибут) и результата различения (идея, информация). В соответствии с чем сущность (сущее) есть единство атрибута и информации (идеи), а стремление к бытию обязывает сущность к саморазличению, которое обеспечивает его развитие (момент динамики) сущности по сохраняющемуся атрибуту (моменту статики).

При этом развитие идет, во-первых, за счет того, что сущность есть единство атрибута и информации, в соответствии с чем в сущности присутствуют два вида причины: атрибутивная причина, которая также может быть обозначена как внешняя, поскольку атрибут является общим, то есть выходящим за рамки конкретной сущности, оказываясь внешним по отношению к нему, и информационная (идеальная) причина, которая может быть обозначена как внутренняя, поскольку информация (идея) как результат различения идентифицирует сущность. Во-вторых, развитие идет за счет нарастания в новорождающихся сущностях значимости информационной (идеальной) причины с одновременным снижением значимости атрибутивной причины.

Оба этих процесса идут постепенно и непрерывно. При этом следует выделить три качественных состояния: 1 – преимущественная значимость атрибутивной над информационной (идеальной) причиной, чему соответствует такой вид сущности, как соматические сущности (сома-сущность), например, физические тела; 2 – примерное равенство обеих причин, этому соответствуют когнитивные сущности (когнитио-сущность); 3 – преимущественная значимость информационной (идеальной, духовной и тому подобное[2]) над атрибутивной причиной, чему соответствуют теологические сущности (тео-сущности). Развитие мира в его единстве идет за счет того, что из незначительной части сома-сущностей возникают когнитио-сущности, а остальная часть сома-сущности переходит в стационарное состояние. Далее развитие мира в его единстве идет за счет рождения тео-сущностей из незначительной части когнитио-сущностей, остальная часть которых переходит в стационарное состояние [1, с. 173–192].

Поскольку главным признаком общества является наличие у него сознания (общественного сознания), то общество есть частный случай когнитио-сущности. В соответствии с развитием мира в его единстве перспективными (будущее) изменениями являются такие изменения общества, которые соответствуют нарастанию значимости информационной причины над атрибутивной причиной. Таким образом социальное будущее как общество необходимо-достаточного потребления, в котором основной деятельностью является духовная деятельность, обосновано как онтологически, так и социально-философски, то есть такое будущее является онтологическим будущим (онтологическое духовное будущее).

3 Возможности реализации онтологического образа духовного будущего

Современное состояние мирового сообщества в подавляющей своей части характеризуется двумя факторами. Во-первых, основной целью социальной деятельности является сверхпотребление. Во-вторых, основным инструментом в этом является информационное воздействие, возможности которого были поставлены на научную основу после экспериментов С. Аша [6] и С. Милгрема [7]. Эти эксперименты заложили научную основу управления сверхпотреблением. Кроме того, это открыло возможности создания новых продуктов потребления, в частности, информационных продуктов потребления, формируя из них своеобразные «информационные наркотики», например, зависимость от компьютерных игр. Информационные продукты потребления с течением времени могут вытеснить телесные продукты потребления, снизив последние до минимально-необходимого уровня, то есть наряду с телесным насилием формируется духовное насилие, завершая тем самым построение тотального насилия, как телесного, так и духовного. Этим процессам способствует и современное развитие технологий, позволяющее организовать замкнутый цикл переработки мусора: продукт – мусор – продукт, что делает сверхпроизводство независимым от расширения потребления природных ресурсов. Использование информационных инструментов позволяет контролировать не только сферу потребления, но и любую сферу социальной деятельности, в том числе и численность населения.

Таким образом, в современном мировом сообществе информационные инструменты в силу своей эффективности стали основными инструментами управления. Однако такое использование информационной причинности лишь является обеспечением стационарного состояния сверхпотребления как эксплуатируемой, так и эксплуататорской части общества. Эти же ситуации использования информационной причинности характерны и для социалистического общества, которое так и не выработало своих ценностей, которые обеспечивали бы развитие общества в направлении стремления к совершенствованию тео-сущности. Современное использование информационной причинности обращено на обеспечение ценностей прошлого, а не будущего, поэтому эта ситуация не соответствует онтологическому образу духовного будущего.

Главное отличие духовного будущего от современного общества состоит, во-первых, в отказе от телесного сверхпотребления, довольствуясь для этого необходимо-достаточным уровнем потребления. В принципе этот уровень был достигнут уже у возникающих производящих общин, которые пришли на смену первобытным общинам. Во-вторых, основной деятельностью является духовная (информационная) деятельность, которая должна быть самодостаточной, то есть не связана с телесной жизнедеятельностью. Этому требованию, например, не соответствуют возникшие производящие общины, у которых основной деятельностью хотя и являлась духовная деятельность (магия), однако ее целью было телесное жизнеобеспечение, то есть не выполнялось условие самодостаточности информационной причинности. Развитие производства жизнеобеспечения кроме образования стационарного состояния сверхпотребления формирует новую ценность: творчество, результат применения которого может быть как телесным (сома-сущность), так и духовным (когнито-сущность и тео-сущность). Однако, если в обществе сверхпотребления духовное творчество (когнито-сущность) является средством для сверхпотребления, то в духовном обществе духовное творчество (когнито-сущность и тео-сущность) становится основной целью. Этот вывод хорошо согласуется с такой традиционной российской духовно-нравственной ценностью как приоритет духовного над материальным [8], которая, наряду с другими традиционными российскими духовно-нравственными ценностями, лежит в основе некоторых национальных целей развития Российской Федерации [9].

Заключение

Корректировка онтологической части материалистической диалектики, проведенная в рамках релятивной онтологии, позволила, с одной стороны, дополнить онтологический образ коммунистического будущего в той части, которая касается перспектив духовной деятельности, тем самым онтологически обосновав приоритет духовного над материальным как основную ценность онтологического будущего. С другой стороны, позволила онтологически обосновать бесперспективность сверхпотребления и снижение его в будущем до необходимо-достаточного уровня. Эти уточнения позволили сформулировать онтологический образ духовного будущего. Разумеется, сформулировав концепцию духовного будущего следует наполнить ее конкретным содержанием – в частности, определить конкретную сферу духовной деятельности. Пока лишь ясно, что эта деятельность не связана со сверхпотреблением. Непроясненным остается и вопрос взаимодействия духовных сообществ внутри общества сверхпотребления. Этим, а также другим вопросам конкретизации духовного будущего будут посвящены дальнейшие работы.

Список литературы

1. Колычев П. М. Релятивная онтология. – СПб.: СПбГУ, 2006. – 227 с.

2. Колычев П. М. Онтологический образ коммунистического будущего // Философия и гуманитарные науки в информационном обществе. – 2025. – № 1. – С. 26–39. URL: http://fikio.ru/?p=5909 (дата обращения 05.05.2025).

3. Косарев В.М. Партийная школа на острове Капри // Сибирские огни. Художественно-литературный и публицистический журнал. – Новониколаевск: Сибирское областное отделение государственного издательства. – 1922. – № 2. – С. 63–75.

4. Элкин А. П. Австралийские аборигены // Магический кристалл: Магия глазами ученых и чародеев. – М.: Республика, 1994. – С. 128–178.

5. Колычев П. М. Культурология: учебное пособие: в 4 ч. Ч. 4. Возникновение и развитие культуры. – СПб.: ГУАП, 2024. – 88 с.

6. Asch S. E. Effects of Group Pressure upon the Modification and Distortion of Judgments // Guetzhow H. / Groups, Leadership, and Men. – Pittsburgh: Carnegie Press, 1951. – Pp. 177–190.

7. Milgram S. Behavioral Study of Obedience // Journal of Abnormal and Social Psychology. – 1963. – Vol. 67. – № 4. – Pp. 371–378.

8. Указ Президента РФ от 09.11.2022 г. № 809 «Об утверждении основ государственной политики по сохранению и укреплению традиционных российских духовно-нравственных ценностей» // Президент России. URL: http://www.kremlin.ru/acts/bank/48502 (дата обращения 05.05.2025).

9. Указ о национальных целях развития Российской Федерации на период до 2030 года и на перспективу до 2036 года // Президент России. URL: http://special.kremlin.ru/events/president/news/73986 (дата обращения 05.05.2025).

References

1. Kolychev P. M. Relativistic Ontology [Relyativnaya ontologiya]. Saint Petersburg: SPbGU, 2006, 227 p.

2. Kolychev P. M. Ontological Image of the Communist Future [Ontologicheskiy obraz kommunisticheskogo buduschego]. Filosofija i gumanitarnyie nauki v informatsionnom obschestve (Philosophy and Humanities in Information Society), 2025, no. 1, pp. 26–39. Available at: http://fikio.ru/?p=5909 (accessed 05 May 2025).

3. Kosarev V. M. Party School on the Island of Capri [Partiynaya shkola na ostrove Kapri]. Sibirskie ogni. Khudozhestvenno-literaturnyy i publitsisticheskiy zhurnal (Siberian Lights. Artistic, Literary and Journalistic Magazine). Novonikolaevsk: Sibirskoe Oblastnoe Otdelenie Gosudarstvennogo Izdatelstva, 1922, no. 2, pp. 63–75.

4. Elkin A. P. Australian Aborigines [Avstraliyskie aborigeny]. Magicheskiy kristall: Magiya glazami uchenykh i charodeev (The Magic Crystal: Magic Through the Eyes of Scientists and Sorcerers). Moscow: Respublika, 1994, pp. 128–178.

5. Kolychev P. M. Cultural Studies: in 4 vol. Vol. 4. The Emergence and Development of Culture [Kulturologiya: uchebnoe posobie: v 4 ch. Ch. 4: Vozniknovenie i razvitie kultury]. Saint Petersburg: GUAP, 2024, 88 p.

6. Asch S. E. Effects of Group Pressure upon the Modification and Distortion of Judgments. In: Guetzhow H. Groups, Leadership, and Men. Pittsburgh: Carnegie Press, 1951, pp. 177–190.

7. Milgram S. Behavioral Study of Obedience. Journal of Abnormal and Social Psychology, 1963, vol. 67, no. 4, pp. 371–378.

8. Decree of the President of the Russian Federation of November 9, 2022 No. 809 “On approving the Fundamentals of State Policy to Preserve and Strengthen Traditional Russian Spiritual and Moral Values” [Ukaz Prezidenta RF ot 09.11.2022 g. No. 809 “Ob utverzhdenii osnov gosudarstvennoy politiki po sokhraneniyu i ukrepleniyu traditsionnykh rossiyskikh dukhovno-nravstvennykh tsennostey”]. Available at: http://www.kremlin.ru/acts/bank/48502 (accessed 05 May 2025).

9. Executive Order on the Development Goals of the Russian Federation through 2030 and for the Future Until 2036 [Ukaz o natsionalnykh tselyakh razvitiya Rossiyskoy Federatsii na period do 2030 goda i na perspektivu do 2036 goda]. Available at: http://special.kremlin.ru/events/president/news/73986 (accessed 05 May 2025).

[1] Конечно, термины «дух» и «сознание» имеют различия, но вместе с тем на онтологическом уровне они имеют и много общего, именно эта общность имеется в виду в данных рассуждениях.

[2] Синонимичность подобных терминов относительна, здесь имеется в виду лишь их общность.

Ссылка на статью:
Колычев П. М. Онтологический образ духовного будущего // Философия и гуманитарные науки в информационном обществе. – 2025. – № 2. URL: http://fikio.ru/?p=5996.

Философия

Философия информационного общества и некоторые понятия онтологии

УДК 111.1; 004.946; 316.324.8

Орлов Сергей Владимирович – Санкт-Петербургский государственный университет аэрокосмического приборостроения, кафедра истории и философии, доктор философских наук, профессор, Санкт-Петербург, Россия.

Email: orlov5508@rambler.ru

SPIN: 6519-6360

ResearcherID: AAI-6212-2020

ORCID: 0000-0002-8505-7852

Авторское резюме

Состояние вопроса: Фундаментальные понятия философской онтологии существуют тысячелетиями и подвергаются некоторым изменениям в эпохи крупных скачков, прорывов в развитии научной мысли. Формирование современного постиндустриального, информационного, цифрового общества с его постнеклассическим типом научной рациональности – именно такая переломная эпоха. Не только философы, другие гуманитарии, но и специалисты по информатике для решения проблем своих наук вынуждены обращаться к традиционным понятиям философии. Эти понятия, в свою очередь, требуют дальнейшего развития и новых интерпретаций, которые позволили бы точнее, с более богатой эвристикой выражать быстро меняющуюся современную реальность.

Результаты: В информационную эпоху для описания усложняющихся механизмов взаимосвязи материи и сознания, материального и духовного предлагается уточнить и использовать ряд онтологических понятий, частично уже применяемых в отечественной философии. Для анализа взаимосвязи материи и сознания, технологий создания искусственного интеллекта ключевыми становятся понятия виртуальной компьютерной реальности, абстрактных материальных структур, квазиидеальности и квазисубъективности, квазиматериальности, интерсубъективности. В эпоху информационных технологий становится логичным попытаться разрешить старый спор о понятии идеального между Д. И. Дубровским и Э. В. Ильенковым формированием понятия «социальное дополнение». Основания для этого имеются уже в работах К. Маркса. Наконец, введение понятия «имитационное качество» позволяет раскрыть новые аспекты взаимодействия искусственного и естественного интеллекта.

Выводы: Возникновение виртуальной реальности и современных компьютерных технологий привело к усложнению не только механизмов познания и методов научного исследования, но и самого материального мира. Это усложнение требует анализа в том числе и на языке наиболее фундаментальных онтологических категорий. Уточнение и развитие содержания традиционных категорий онтологии, а также формулировка новых, вспомогательных философских понятий одинаково необходимы в философии информационного общества.

Ключевые слова: информационное общество; материальное и идеальное; виртуальная компьютерная реальность; абстрактные материальные структуры; идеальность и субъективность; квазиидеальность и квазисубъективность; интерсубъективность; социальное дополнение; имитационное качество.

Philosophy of Information Society and Some Notions of Ontology

Orlov Sergey Vladimirovich – Saint Petersburg State University of Aerospace Instrumentation, Department of History and Philosophy, Doctor of Philosophy, Professor, Saint Petersburg, Russia.

Email: orlov5508@rambler.ru

Abstract

Background: Fundamental concepts of philosophical ontology have existed for millennia and undergo significant changes in eras of major leaps and breakthroughs in the development of scientific thought. The formation of a modern post-industrial, information, digital society with its post-non-classical type of scientific rationality is precisely such a turning point. Not only philosophers and other scholars, but also computer scientists are forced to turn to traditional concepts of philosophy to solve problems in their fields of research. These concepts, in turn, require clarification and new interpretations that would allow us to express the rapidly changing modern reality more accurately and heuristically.

Results: In the information age, to describe the increasingly complex mechanisms of the relationship between matter and consciousness, the material and the spiritual, it is proposed to clarify and use a number of ontological concepts, some of which are already used in Russian philosophy. The concepts of virtual computer reality, abstract material structures, quasi-ideality and quasi-subjectivity, quasi-materiality, and intersubjectivity become key concepts for analyzing the relationship between matter and consciousness and the technologies for creating artificial intelligence. In the era of information technology, it becomes logical to try to resolve the old dispute about the concept of the ideal between D. I. Dubrovsky and E. V. Ilyenkov by formulating the concept of “social supplement”. The grounds for this approach can be found in the works of K. Marx. Finally, the introduction of the concept of “imitation quality” allows us to reveal new aspects of the interaction between artificial and natural intelligence.

Conclusion: The emergence of virtual reality and modern computer technologies has led to the complication of not only the mechanisms of cognition and methods of research, but the material world itself. This complication requires some analysis in the language of the most fundamental ontological categories. Clarification and development of the content of traditional ontological categories, as well as the formulation of new, auxiliary philosophical concepts are equally necessary in the philosophy of information society.

Keywords: information society; material and ideal; virtual computer reality; abstract material structures; ideality and subjectivity; quasi-ideality and quasi-subjectivity; intersubjectivity; social supplement; imitation quality.

Новые эпохи в развитии научного знания неизбежно приводят к переосмыслению традиционных фундаментальных понятий онтологии, на которых с древности основывалась философская мысль. Не стала исключением и информационная эпоха. В последние годы и десятилетия достаточно часто происходит обращение к таким понятиям, как материальное и идеальное, материя и сознание, объективное и субъективное, развитие и т. п.

Подходы к наиболее фундаментальной категории философии – понятию «материя» – можно свести к трем основным схемам. В первом случае это понятие рассматривается как устаревшее и мало полезное для современной науки, уходящее на периферию философской мысли. Во втором случае предлагаются различные трактовки материальных и идеальных явлений, которые пытаются использовать для решения современных проблем (например, в философии информации), но при этом вступают в противоречие с традиционным пониманием данных философских категорий и не могут выстроить логичной и обоснованной концепции. Наконец, третий подход состоит в попытке найти внутреннюю связь между обновленными, уточненными трактовками категорий, закономерно возникающими в процессе осмысления новейших проблем науки и техники, и их традиционным содержанием.

1. Фактический отказ от философского понятия материи, отрицание его связи с какими-либо проблемами современной науки хорошо выражен в статье «Материя» кандидата филологических наук Т. Ю. Бородай в «Новой философской энциклопедии». Вообще не упоминая, например, о концепции материи В. И. Ленина и о понятии объективной реальности, она делает вывод: «В современной физике не сохранилось ни одного из классических определений материи. Однако как философия, так и физика предпочитают обходить это ставшее неопределенным и темным понятие, заменяя его другими — пространство-время, хаос, система и др.» [1, с. 514]. Не соглашаясь с таким выводом, А. В. Ерахтин справедливо отмечает: «Это очень странное заявление, поскольку как в прошлом, так и в настоящее время центральной проблемой квантовой физики и единой теории поля является проблема единства и строения материи. Активно используемое в современной науке понятие “физический вакуум” рассматривается как “специфический вид материи”. В современной космологии широкое распространение получило понятие “темная материя”. Понятие материи как объективной реальности является самым распространенным в современной отечественной философии» [2, с. 72]. Можно найти примеры, когда и современные физики на основе собственного научного опыта фактически повторяют другими словами сформулированное В. И. Лениным определение материи как объективной реальности, данной нам в ощущении. «Конечно, у каждого физика есть какая-то рабочая философия, – пишет, например, Нобелевский лауреат Стивен Вайнберг. – Для большинства из нас – это грубый, прямолинейный реализм, то есть убежденность в объективной реальности понятий, используемых в наших научных теориях» [3, с. 132]. Если скорректировать некоторую неточность в выражениях (объективно реальны, конечно, не сами понятия, а вещи и процессы, которые они выражают), тут нетрудно увидеть повторение предложенного Лениным понятия объективной реальности, примененное к миру физики. «“Переговоры” об изменениях в научных теориях продолжаются, – развивает свою мысль С. Вайнберг, – ученые снова и снова меняют свою точку зрения в ответ на вычисления и эксперименты, пока тот или иной взгляд не обнаруживает несомненные следы объективного успеха. Я определенно чувствую, что мы обнаруживаем в физике что-то реальное, нечто, существующее независимо от тех социальных и исторических условий, которые позволили нам это открыть» [3, с. 147]. Классическое философское понятие материи, таким образом, реально работает в современной науке.

2. Однако применение понятия материи к явлениям информационного общества оказывается нетривиальной и достаточно сложной задачей. Споры и разногласия начинаются с характеристики свойств ключевого явления нашей эпохи – самой информации. Так, В. П. Котенко прямо относит к основным признакам информации как феномена «нематериальность» [4, с. 142]. Из этого логично следует, что она принадлежит миру идеального, духовного, то есть всегда зависит от сознания, существует только в сознании (так как «нематериальных» материальных объектов не бывает). «Информация, – формулирует эту точку зрения В. М. Лукин, – не материальный, а идеальный ресурс» [5, с. 5]. После того, как представителю современного «постэкономического» общества обеспечен определенный материальный достаток, «деятельность человека определяется уже не внешними и вообще не материальными мотивами, а интересами развития, самореализации личности» [5, с. 9]. Самореализация почему-то рассматривается, подобно информации, как некий духовный, идеальный процесс, противоположный материальной трудовой деятельности. Создание инженерами новой техники и технологий, важных для решения материальных задач – например, изготовление и сборка компьютера, самолета, спутника – при такой трактовке придется отнести к деятельности не творческой и не обеспечивающей самореализацию человека. Внешние и материальные мотивы здесь механически противопоставлены «интересам развития, самореализации личности». Крупнейший специалист по проблеме идеального Д. И. Дубровский не согласен с концепцией чисто духовной природы информации, однако рассматривает последнюю не как свойство всей материи, а «только как свойство самоорганизующихся систем, которое возникает на уровне жизни» [6, с.122].

Еще сложнее оказываются понятия материального и идеального для инженеров и специалистов по информатике. Так, К. К. Колин предлагает простой мысленный эксперимент, в ходе которого объект А сталкивается с объектом В, при этом на поверхности последнего образуется вмятина C. «Таким образом, можно утверждать, что в наблюдаемом нами объекте реальности, где ранее находились лишь два материальных объекта, в результате их взаимодействия возник третий объект С, который представляет собой след (вмятину), являющийся отображением некоторой части объекта В на поверхности объекта А. Этот новый объект С не является материальным, и поэтому он должен рассматриваться как объект идеальной реальности» [7, c. 142]. Таким образом, получается, что идеальные явления порождает уже механическая (физическая) форма отражения. Автор считает, что данный мысленный эксперимент показывает: в структуре реальности существует особый мир – мир «объективной идеальной реальности, порождаемой физическим миром» [7, с. 143]. Для современной материалистической философии и психологии реальность, которая является одновременно объективной и идеальной – понятие изначально противоречивое и бессмысленное. Материальность в трактовке Колина явно понимается просто как вещественность, а не как вся объективная реальность, существующая до, вне и независимо от сознания человека, от идеального.

Наиболее широкий взгляд на информацию и ее связь с материальным и идеальным предлагают И. М. Гуревич и А. Д. Урсул: «Понятие информации отражает как объективно-реальное, так и не зависящее от субъекта свойство объектов неживой и живой природы, общества, так и свойства познания, мышления… Информация, таким образом, присуща как материальному, так и идеальному» [8, с. 10].

3. Приведенные примеры показывают, что категории материального и идеального достаточно широко используются для философского осмысления информационных процессов, однако понимаются они при этом по-разному и их эвристическое содержание, важное для развития науки информационного общества, раскрыто пока недостаточно. Соглашаясь с подходом И. М. Гуревича и А. Д. Урсула, попытаемся конкретнее определить, каким образом на основе науки информационного общества могут быть углублены и частично переосмыслены фундаментальные понятия философской онтологии – материя и сознание, материальное и идеальное и др. И наоборот: как основные категории онтологии позволяют глубже понять новые явления, возникающие в информационном обществе? Важным шагом в ответе на эти вопросы должно стать выявление новых понятий, концептов и структурных элементов, которыми должна быть обогащена традиционная онтология для того, чтобы она могла дать содержательное философское объяснение современным информационным процессам и технологиям.

Наиболее заметными новыми концепциями современного научного знания являются учения об информации и о виртуальной реальности. Понятия виртуальной реальности и информации давно сопоставляются с категориями материального и идеального, так как выражают некие новые, ранее не существовавшие (или не исследованные) свойства бытия. Если во времена кризиса в физике на рубеже XIX–XX веков велись дискуссии о характере связей между материей и сознанием в их старом, классическом понимании, то теперь взаимодействие материального и идеального включило в себя новый компонент – виртуальные явления, некую новую реальность. Сейчас требует решения вопрос о природе виртуальной реальности – относится ли она к материальным, идеальным явлениям или к какому-то новому миру, несводимому ни к одной из этих двух реальностей? Наука информационного общества сформировала, таким образом, запрос на уточнение и переосмысление наиболее фундаментального раздела философии – учения о бытии.

В настоящее время термин «виртуальная реальность» имеет много значений и обладает поэтому несколько неопределенным содержанием, к тому же может употребляться в иносказательном и в символическом смысле. Наиболее концентрированно его онтологическое содержание выражено в понятии виртуальной компьютерной реальности. Она была искусственно создана человеком только в XX веке и физически образована контентом файлов и программ, функционирующих в компьютерных устройствах и являющихся необходимой основой любых современных информационных процессов, технологий, аудио и видео продуктов и т. п. Используя терминологию академика В. С. Степина, можно утверждать, что одна из наиболее простых и очевидных особенностей компьютерной виртуальной реальности – нечеловекоразмерность. Человек не способен воспринимать ее и работать с ней без специальных приборов, что с самого начала указывает на какое-то отдаленное сходство ее с идеальными явлениями, которые вообще не могут непосредственно восприниматься органами чувств.

Для описания особенностей виртуальной компьютерной реальности школа научной философии Пермского государственного университета использует понятие абстрактных материальных структур [9, с. 223–224; 10, с. 242]. Это конфигурации, образуемые магнитными диполями на материальном носителе, способные записывать информацию и человеческие знания на физическом субстрате. Физический субстрат намного проще нервной системы человека, но может адекватно выражать (кодировать) знания, соревнуясь в чем-то с мысленными образами. Это создает видимость нарушения закона необходимого разнообразия У. Р. Эшби, согласно которому система, выражающая без потери качества состояния другой системы, не может быть проще последней. Однако в действительности информация, закодированная на уровне физических состояний диполей, после этого декодируется и реализует свое содержание только с помощью социальной формы материи – человеческого сознания, идеальных процессов, происходящих в мозге. В то же время даже процессы в нервной ткани, а тем более – процессы на физическом носителе информации качественно однородны, развертываются путем движения однородных сигналов. Психические, идеальные образы, наоборот, «качественно разнородны, т. к. они отражают качественно различные предметы, явления, свойства объективной действительности» [11, с. 375]. Настоящее знание, идеальное заключено не в абстрактных материальных структурах, а в мозгу человека, который синтезирует его на основе объективной, материальной информации, полученной с магнитных носителей. Закон Эшби здесь не нарушается, так как содержание человеческих знаний возникает только в мыслящем мозге, а не напрямую в физических образованиях – абстрактных материальных структурах.

Если к главным специфическим чертам сознания относят идеальность и субъективность, то виртуальная компьютерная реальность, оставаясь материальной, приобретает особые свойства, придающие ей внешнее сходство с сознанием. Эти свойства мы пытались определить как квазиидеальность и квазисубъективность [12]. Идеальное – это существование свойств и характеристик вещей отдельно от их субстрата на материальном субстрате человеческого мозга в виде мысленных образов, понятий. «Идеальное можно поэтому определить как предмет, лишенный своего непосредственного материального субстрата, непосредственного конкретно-чувственного бытия, и существующий на основе универсального материального субстрата – человека» [13, с. 246–247]. Квазиидеальное – это существование свойств и характеристик материальной вещи на физическом субстрате носителя информации, который не способен образовывать идеальные образы. Как механическая машина выполняет ряд функций человеческой руки, так и компьютерная виртуальная реальность выполняет некоторые функции идеальных процессов, недоступные для более простых материальных образований.

По аналогии с понятием квазиидеального как свойства систем виртуальной реальности можно было бы ввести и понятие квазиматериального, характеризующее функции сознания, сближающиеся с функциями материальных объектов. Но в этом значении в философии давно используется понятие интерсубъективного: так, интерсубъективность общественного сознания делает его внешней силой, почти независимой от индивидуального сознания и часто представляющейся ему чем-то объективным, независимым от нас, самостоятельным. В информационном обществе интерсубъективное закрепляется в интернете на материальной основе компьютерной виртуальной реальности и приобретает еще бо́льшую независимость от индивидуального сознания. Таким образом, формирование квазиидеальной и квазиматериальной (интерсубъективной) реальностей означает, что в рамках двух фундаментальных реальностей – материального и идеального – возникают особые классы, или сферы явлений и процессов, которые взаимодействуют с противоположной реальностью теснее, глубже и сложнее, чем это могут делать какие-либо другие формы материи и функции сознания. В материальном мире это компьютерная виртуальная реальность, в духовном – некая квазиматериальная область, которую логично обозначать традиционным понятием интерсубъективного. Понятно, что у человечества нет какой-то «общей» головы, интерсубъективное физически существует в головах множества людей, но главным новым материальным фактором, поддерживающим его развитие и усложнение в современных условиях, становится компьютерная виртуальная реальность.

Концепция виртуальной реальности создает условия для нового подхода к известной дискуссии Э. В. Ильенкова и Д. И. Дубровского о природе идеального. Как и в предложенной нами характеристике виртуальной компьютерной реальности в качестве искусственно созданной неосновной формы материи [14], определяющая методологическая идея при решении этого вопроса состоит не в простом схематичном разделении реального на материальное и идеальное. Необходимы поиск и описание специфических модификаций и разновидностей этих двух фундаментальных реальностей, более детальный анализе механизмов их взаимодействия. Определение идеального Дубровским как субъективного, как состояния мозга, и Ильенковым как созданной трудом социальной определенности вещей логично было бы считать описанием двух отдельных, относительно самостоятельных (хотя и взаимосвязанных) существующих в мире явлений. Определение Дубровского практически совпадает с классическим определением, которое дают последователи И. П. Павлова и выдающиеся российские психологи (С. Л. Рубинштейн, Б. Г. Ананьев, Л. М. Веккер и др.). «Характеристика психического как идеального, – писал С. Л. Рубинштейн, – относится, собственно, к продукту или результату психической деятельности – к образу или идее в их отношениях к предмету или вещи» [15, с. 41]. Ильенков же пытается показать, что рассматривать идеальное как состояние психики отдельной личности, субъективное переживание, реализуемое мозговыми нейродинамическими процессами, вообще неправильно [16, с. 230, 231, 237]. Он утверждает: «Идеальность есть характеристика вещей, но не их естественно-природной определенности, а той определенности, которой они обязаны труду, преобразующе-формирующей деятельности общественного человека, его целесообразной чувственно-предметной активности» [16, с. 268]. Чувственно-предметная активность и преобразующе-формирующая деятельность явно порождают не мысленные образы, а некие изменения в материальном мире, которые психология всегда отличала от мыслей, психической деятельности, духовной активности и т. п. Однако то, что считает идеальным Ильенков, безусловно реально существует. Мы предлагали назвать эти явления новым термином – социальное дополнение [17, с. 21–23].

Социальное дополнение – это изменения субстрата и свойств материальных предметов, которые созданы человеческим трудом и неразрывно слиты с природным материальным субстратом. В этих изменениях действительно воплощена человеческая мысль, идеальное, но научная психология все же считает, что идеальное остается в человеческой голове, а во внешнем предмете находится только материальное, предметное воплощение мысленных образов, но не сами эти образы. Отождествление материального и идеального – старая ошибка, характерная еще для Эрнста Маха, который попытался стереть различие между ними с помощью понятия «элементы опыта». Опредмечивание идеальных образов – это не выход их из человеческой головы во внешний мир (чего психология никогда эмпирически не наблюдала), а изменение внешних предметов материальной деятельностью людей, которая направлена на преобразование объективной реальности на основе идеального, мысленно сконструированного плана и материальных трудовых действий человека. Э. В. Ильенков не совсем прав, когда утверждает: «…никакого “идеального” физиологи под черепной крышкой так и не находят, сколько ни ищут. Ибо его там нет» [16, с. 267–268]. Идеальное в человеческой голове находят психологи, и оно выражается в протекающих там психических процессах, качественно отличных от материальных процессов вне человеческой головы. Психические процессы давно и вполне успешно исследуются психологами всего мира. А вот в окружающем человека внешнем мире никаких психических процессов не обнаружено – их нет ни в компьютерах, ни в величайших произведениях искусства и самых ценных предметах культуры. Результаты человеческой деятельности закреплены в продуктах труда другим способом – в виде социального дополнения, имеющего материальную природу.

Понятие социального дополнения нуждается в особом исследовании. Чаще всего его описывают кратко и нестрого, констатируя, что человек своей деятельностью создает вещи, которые не могли бы возникнуть в природе без целенаправленного воздействия и посредством их удовлетворяет свои потребности. Таким образом создается ноосфера, техносфера, вторая природа, мир культуры и т. п. Как раскрыть смысл материального социального дополнения, его роль в природе и человеческом обществе?

Решающий вклад в формирование понятия социального дополнения и раскрытие его значения для общества внес Карл Маркс, хотя данный термин он не использовал. Описывая функционирование товара в условиях товарного производства, он показал двойственность продукта труда (из которой вытекает, по существу, двойственный характер социального дополнения) – потребительная стоимость и стоимость. Товары «обладают этой двойной формой – натуральной формой и формой стоимости» [18, с. 56]. Потребительные стоимости создают «качественно различные виды труда» [18, c. 52], потребительная стоимость прямо зависит и от вещества природы, и от его переработки человеком. Стоимость же есть «нечто чисто общественное» [18, с. 67], «имеет чисто общественный характер», в нее «не входит ни одного атома вещества природы» [18, c. 56]. Понятия потребительной стоимости и стоимости можно попытаться расширить с экономического уровня анализа до философского, связанного не только с наемным трудом и товарным производством, а с любой материальной трудовой деятельностью. В результате получим понятие социального дополнения – это преобразование вещества природы, включающее в себя как изменение его формы, субстрата, так и чисто социальный компонент – затрату творческих и просто физических усилий, реализацию способностей, удовлетворение человеческих потребностей. Более конкретное изучение социального дополнения выходит за рамки философии и фактически уже осуществляется в науках о человеке, в технике и технологиях.

М. А. Семеров специально обратил внимание на проявление социального дополнения в довольно сложной сфере художественной деятельности – фотографии. «В фотографии образ предмета обретает вещественность, становится социальным дополнением при минимальном преобразовании материи – только посредством камеры и фотографического процесса (“химического” или цифрового), а не после трудоемкого, чрезвычайно длительного, требующего узкоспецифических навыков творческого процесса живописца или скульптора» [19, c. 64]. Действительно, при наивном подходе фотография, в отличие от рукописной картины, кажется просто беспорядочно выхваченным из контекста куском материальной действительности. На самом деле в фотоизображении природа (или социальный объект) сильно преобразована человеческим воздействием – как созданной человеком техникой, так и его художественным замыслом, эстетической оценкой.

Понятие социального дополнения позволяет дать более точную характеристику взаимосвязей материального, идеального и виртуального. Компьютерная виртуальная реальность, состоящая из абстрактных материальных структур, магнитных диполей, тоже включает в себя созданные трудом изменения природного субстрата. Эти структуры ввиду своей нечеловекоразмерности, микроскопичности действительно функционируют так, что их изменения внешне похожи на деятельность материального носителя сознания. Компьютерная виртуальная реальность – упрощенная искусственная копия и материального субстрата идеального, и самого идеального. Однако создать настоящую духовную, идеальную реальность современный компьютер, функционирующий на основе физических процессов, не в состоянии – на это способен только социальный субстрат, человек с его нервной системой. Компьютерная виртуальная реальность – это специфическая, информационная форма социального дополнения, главным материальным свойством которой остается квазиидеальность.

Важное онтологическое представление, связанное с осмыслением перспектив развития искусственного интеллекта, можно выразить в понятии имитационного качества.

Смысл имитационного качества состоит в том, что более простые материальные объекты, относящиеся к низшим формам материи, могут частично имитировать свойства и качества объектов, принадлежащих к высшей форме материи. Всем известный закон взаимного перехода количественных и качественных изменений совершенно правильно фиксирует главный механизм взаимодействия количественных и качественных параметров материальных и духовных явлений. Однако их взаимодействие может быть описано намного детальнее. Исследования в области конкретно-всеобщей теории развития [13] убедительно показывают сложную взаимосвязь между качественными изменениями на различных уровнях организации материи. Так, качественный скачок, произошедший на социальном уровне, может вызвать качественные изменения также на биологическом и химическом уровнях; планетарные катастрофы на уровне физических процессов приведут к качественным сдвигам на уровне химической, биологической и социальной форм материи и т. п.

В современной науке стоит вопрос не только о том, как в процессе развития чередуются количественные и качественные изменения. В комплексных научных программах (освоение ядерной энергии, исследования космоса, расшифровка генома человека, изучение биосферы и ноосферы и т. п.) постнеклассическая наука сталкивается с задачами более сложными. Теперь исследуется взаимодействие качественных и количественных изменений, происходящих на уровне физической, химической, биологической и социальной формы материи, сознательное воздействие и целенаправленное управление этими изменениями, возможность понимать мир как многослойную субординированную систему качественно различных процессов и явлений. Сблизить язык и методы философии и других наук помогает при этом, в частности, концепция взаимодействия основных уровней организации материи, разработанная на материале философии и естествознания XIX–XX веков школой научной философии Пермского университета [11; 13].

Простейший практический пример целенаправленного использования имитационного качества – робот, который частично имитирует человека (вспомним тест Тьюринга, реальные и фантастические примеры робота-прислуги и т. п.). Например, уже в простой трудовой деятельности механическое орудие (рубило, молоток, топор, игла, пила), функционируя по законам физической формы материи, имитирует с потерей качества действия человеческой руки, причем имитирует их в количественно усиленном варианте (более мощный удар и т. п.). Типичным имитационным качеством обладает искусственный интеллект, выполняющий некоторые функции сознания, идеального. Современный искусственный интеллект, носителем которого являются физические субстраты, заведомо качественно проще интеллекта естественного вследствие отсутствия у первого идеального, то есть субъективных переживаний, чувств, эмоций, целеполагания, наличия и осознания собственных потребностей. Искусственный интеллект может, конечно, имитировать человеческие чувства и эмоции, но сам он их не испытывает. Поэтому он в силах «бессознательно» воспроизводить эмоциональное реагирование, предусмотренное заданной ему программой, но не будет способен к человекоподобному эмоциональному поведению, самостоятельному переживанию, конструированию новых субъективных реакций в оригинальной, не предусмотренной программой ситуации. С нашей точки зрения, в ближайшем будущем на первое место может выдвинуться вопрос: насколько часто в реальной практике применения искусственного интеллекта будут возникать задачи самостоятельного творческого эмоционального реагирования и оценки на основе своих потребностей? Если такие задачи (ситуации) возникают, допустим, раз в несколько лет, человек имеет возможность изредка приходить на помощь самостоятельно работающему искусственному интеллекту. Если же они будут возникать, например, каждые пять минут, искусственный интеллект сможет решать их только в постоянном контакте с человеком, при его вмешательстве и поддержке. Вероятно, постепенно будут формироваться и исследоваться различные уровни, ступени, степени развития имитационного качества искусственного интеллекта. Вопрос об имитационном качестве искусственного интеллекта и компьютерной виртуальной реальности, сравнение его характеристик с характеристиками естественного интеллекта – это еще один аспект проблемы взаимодействия материального, идеального и виртуального в информационном обществе.

В целом можно сделать заключение, что возникновение виртуальной реальности и современных компьютерных технологий привело к усложнению не только механизмов познания и методов научного исследования, но и самого материального мира. Это усложнение требует анализа в том числе и на языке наиболее фундаментальных онтологических категорий. Мы попытались показать, каким образом некоторые из этих понятий могут развиваться и усложняться в науке информационного общества.

Список литературы

1. Новая философская энциклопедия: В 4 т. / Ин-т философии РАН, Нац. общ.-научн. фонд; Научно-ред. совет: предс. В. С. Степин, заместители предс: А. А. Гусейнов, Г. Ю. Семигин, уч. секр. А. П. Огурцов. – М.: Мысль, 2010. T. II. – 2010. – 634 с.

2. Ерахтин А. В. Проблема материи в западной и отечественной философии // Философия и общество. – 2014. – № 1. – С. 55–74.

3. Вайнберг С. Мечты об окончательной теории: Физика в поисках самых фундаментальных законов природы. Пер. с англ. Изд. 2-е. – М.: Издательство ЛКИ, 2008. – 256 с.

4. История информатики и философия информационной реальности: учеб. пособие для вузов / Под ред. чл.-корр. РАН Р. М. Юсупова, проф. В. П. Котенко. – М.: Академический проект, 2007. – 429 с.

5. Лукин В. М. Может ли материализм объяснить сущность информационного общества? // Проблема материализма в социальной философии: Сборник статей, посвященный 70-летию профессора СПбГУ П. Н. Хмылева / От в. ред. В. М. Лукин. – СПб.: СПбГУ, 2008. – С. 4–10.

6. Дубровский Д. И. Проблема идеального. – М.: Мысль, 1983. – 228 с.

7. Колин К. К. Философия информации и структура реальности: концепция «четырех миров» // Информационное общество. – 2013. – № 2. – С. 136–147.

8. Гуревич И. М., Урсул А. Д. Информация – всеобщее свойство материи: Характеристики, оценки, ограничения, следствия. – М.: Книжный дом «ЛИБРОКОМ», 2012. – 312 с.

9. Орлов В. В., Васильева Т. С. Философия экономики. – Пермь: Пермский государственный университет, 2005. – 264 с.

10. Васильева Т. С., Орлов В. В. Социальная философия: учеб. пособие. – Пермь: Пермский государственный университет, 2011. – 353 с.

11. Орлов В. В. Психофизиологическая проблема. Философский очерк. – Пермь: Пермский государственный университет, 1966. – 440 с.

12. Орлов С. В. Философия информационного общества: новые идеи и проблемы // Философия и гуманитарные науки в информационном обществе. – 2013. – № 1. – С 10–24. – URL: http://fikio.ru/?p=159 (дата обращения 20.04.2025).

13. Орлов В. В. Проблема системы категорий философии: монография. – Пермь: Пермский государственный национальный исследовательский университет, 2012. – 262 с.

14. Орлов С. В. Виртуальная реальность как искусственно созданная форма материи: структура и основные законы развития // Философия и гуманитарные науки в информационном обществе. – 2016. – № 1. – С. 12–25. – URL: http://fikio.ru/?p=2056 (дата обращения 20.04.2025).

15. Рубинштейн С. Л. Бытие и сознание. – М.: Издательство Академии наук СССР, 1957. – 328 с.

16. Ильенков Э. В. Диалектика идеального // Философия и культура. – М.: Политиздат, 1991. – С. 229–270.

17. Орлов С. В. Развитие концепций материального и идеального в философии информационного общества // Наука. Общество. Будущее: тезисы докладов 2-ой Международной научно-практической конференции. 4–5 апреля 2024 года. – Тверь: Тверской государственный университет. – С. 19–23.

18. Маркс К. Капитал. Т. 1 // Маркс К., Энгельс Ф. / Сочинения. Изд. 2. Т. 23. – М.: Государственное издательство политической литературы, 1960. – 908 с.

19. Семеров М. А. Фотографическая документальность и достоверность изображения // Наука. Общество. Будущее: тезисы докладов. – Тверь: Тверской государственный университет, 2025. – С. 64–66.

References

1. Stepin V. S. (Ed.) New Philosophical Encyclopedia: in 4 vol. Vol. II [Novaya filosofskaya entsiklopediya: v 4. t. T II]. Moscow: Mysl, 2010, 634 p.

2. Erakhtin A. V. The Problem of Matter in Western and Russian Philosophy [Problema materii v zapadnoy I otechestvennoy filosofii]. Filosofiya i obschestvo (Philosophy and Society), 2014, no. 1, pp. 55–74.

3. Weinberg S. Dreams of a Final Theory: The Search for the Fundamental Laws of Nature [Mechty ob okonchatelnoy teorii: fizika v poiskakh naibolee fundamentalnykh zakonov prirody]. Moscow: Izdatelstvo LKI, 2008, 256 p.

4. Yusupov R. M., Kotenko V. P. (Eds.) History of Informatics and Philosophy of Information Reality [Istoriya informatiki i filosofiya informatsionnoy realnosti]. Moscow: Academicheskiy Proekt, 2007, 429 p.

5. Lukin V. M. Can Materialism Explain the Essence of the Information Society? [Mozhet li materialism obyasnit suschnost informatsionnogo obschestva?]. Problema materializma v sotsialnoy filosofii: Sbornik statey, posvyaschennyy 70-letiyu professora SPbGU P. N. Khmyleva (The Problem of Materialism in Social Philosophy: Collected Articles Dedicated to the 70th Anniversary of St. Petersburg State University Professor P. N. Khmylev). St. Petersburg: SPbGU, 2008, pp. 4–10.

6. Dubrovsky D. I. The Problem of the Ideal [Problema idealnogo]. Moscow: Mysl, 1983, 228 p.

7. Kolin K. K. Philosophy of Information and the Structure of Reality: the Concept of “Four Worlds” [Filosofiya informatsii i struktura realnosti: kontseptsiya ‘chetyrekh mirov’]. Informatsionnoe obschestvo (Information Society), 2013, no. 2, pp. 136–147.

8. Gurevich I. M. Ursul A. D. Information Is a Universal Property of Matter: Characteristics, Assessments, Limitations, Consequences [Informatsiya – vseobschee svoistvo materii: kharakteristiki, otsenki, ogranicheniya, sledstviya]. Moscow: Knizhnyy dom “LIBROKOM”, 2012, 312 p.

9. Orlov V. V., Vasilyeva T. S. Philosophy of Economics [Filosofiya ekonomiki]. Perm: Permskiy gosudarstvennyy universitet, 2005, 264 p.

10. Vasilyeva T. S., Orlov V. V. Social Philosophy [Sotsialnaya filosofiya]. Perm: Permskiy gosudarstvennyy universitet, 2011, 353 p.

11. Orlov V. V. Psychophysiological Problem. Philosophical Essay [Psikhofiziologicheskaya problema. Filosofskii ocherk]. Perm: Permskiy gosudarstvennyy universitet, 1966, 440 p.

12. Orlov S. V. The Philosophy of Information Society: New Ideas and Problems [Filosofiya informatsionnogo obschestva: novye idei I problem]. Filosofiya i gumanitarnye nauki v informatsionnom obschestve (Philosophy and Humanities in Information Society), 2013, no. 1, pp. 10–24. Available at: http://fikio.ru/?p=159 (accessed 20 April 2025).

13. Orlov V. V. The Problem of the System of Categories of Philosophy [Problema sistemy kategoriy filosofii: monografiya]. Perm: Permskiy gosudarstvennyy natsionalnyy issledovatelskiy universitet, 2012, 262 p.

14. Orlov S. V. Virtual Reality as an Artificial Form of Matter: Its Structure and Laws [Virtualnaya realnost kak iskustvenno sozdannaya forma materii: struktura I osnovnye zakony razvitiya]. Filosofiya i gumanitarnye nauki v informatsionnom obschestve (Philosophy and Humanities in Information Society), 2016, no. 1, pp. 12–25. Available at: http://fikio.ru/?p=2056 (accessed 05 April 2025).

15. Rubinstein S. L. Being and Consciousness [Bytie I soznanie]. Moscow: Izdatelstvo Akademii nauk SSSR, 1957, 328 p.

16. Ilyenkov E. V. Dialectics of the Ideal [Dialektika idealnogo]. Filosofiya i kultura (Philosophy and Culture). Moscow: Politizdat, 1991, pp. 229–270.

17. Orlov S. V. Development of the Concepts of the Material and the Ideal in the Philosophy of the Information Society [Razvitie kontseptsii materialnogo I idealnogo v filosofii informatsionnogo obschestva]. Nauka. Obschestvo. Buduschee: tezisy dokladov 2-oy Mezhdunarodnoy nauchno-prakticheskoy konferentsii. 4–5 aprelya 2024 goda (Science. Society. Future: Abstracts of the 2nd International Scientific and Practical Conference. April 4–5, 2024). Tver: Tverskoy gosudarstvennyy universitet, pp. 19–23.

18. Marx K. Capital: A Critique of Political Economy. Vol. 1 [Kapital. Kritika politicheskoy ekonomii. Tom 1]. Marks K., Engels F. Sochineniya. Tom 23 (Marx K., Engels F. Works. Vol. 23). Moscow: Gosudarstvennoe izdatelstvo politicheskoy literatury, 1960, 908 p.

19. Semerov M. A. Photographic Documentary Quality and Image Authenticity [Fotograficheskaya dokumentalnost I dostovernost izobrazheniya]. Nauka. Obschestvo. Buduschee: tezisy dokladov (Science. Society. Future: Abstracts of the Reports). Tver: Tverskoy gosudarstvennyy universitet, 2025, pp. 64–66.

Ссылка на статью:
Орлов С. В. Философия информационного общества и некоторые понятия онтологии // Философия и гуманитарные науки в информационном обществе. – 2025. – № 1. – С. 12–25. URL: http://fikio.ru/?p=5914.

Философия

Онтологический образ коммунистического будущего

УДК 111; 140.8

Email: piter55piter@mail.ru

SPIN: 3085-3127

Авторское резюме

Состояние вопроса: Вопрос о коммунистическом будущем ставился уже в работах К. Маркса и Ф. Энгельса. После победы Великой Октябрьской социалистической революции этот вопрос подробно рассматривался в материалистической диалектике, где общество трактовалось как высшая стадия развития материи. Исходя из того, что онтология является такой частью философии, в которой сосредоточено теоретическое системно-понятийное знание о мире в его единстве, можно заключить, что онтология обладает функцией прогнозирования будущего мира. Результатом такого прогнозирования является образ будущего, а точнее онтологический образ будущего мира в его единстве.

Методы исследования: Материалистическая диалектика сама формулирует свои методы исследования. В частности, такой метод как диалектика используется при формулировании онтологического образа будущего. Мир в его единстве в материалистической диалектике понимался как материальный мир, а высшей формой его развития стало общество. Поэтому будущее развитие общества и есть будущее мира в его единстве. Это означает, что онтологический образ будущего совпадает с социальным образом будущего.

Результаты: Использование диалектического метода, в частности, закона отрицания отрицания приводит к результату, согласно которому справедливое неэксплуататорское производящее общество отрицается несправедливым эксплуататорским производящим обществом. Оно же, в свою очередь, должно быть отрицаемо справедливым неэксплуататорским производящим обществом, которое на новом качественном витке развития отчасти повторяет первый этап. Итогом этого второго отрицания является коммунистическое общество – коммунизм. В настоящее время реализована лишь первая фаза строительства коммунизма – социализм, импульсы развития которого совпадают с периодами острого социального кризиса, поэтому, с точки зрения материалистической диалектики, итогом завершения современного мирового социального кризиса будет, возможно, дальнейшее расширение этого направления. Маркерами этого явления можно назвать традиционные российские духовно-нравственные ценности.

Выводы: Онтологический образ будущего составляет философский фундамент мировоззрения. Онтологическая укоренённость данного типа мировоззрения обеспечивает его максимальную устойчивость. Точнее, эта устойчивость обеспечивается истинностью используемой онтологии. Материалистическая диалектика доказала на практике свою близость к истине. Однако материалистическая диалектика может быть развита дальше, что, в свою очередь, влечет за собой уточнение онтологического образа будущего. Это уточнение будет предметом следующей статьи, в которой будет обосновано онтологическое будущее на основе релятивной онтологии.

Ключевые слова: мир в его единстве; философия; материалистическая диалектика; онтология; онтологический образ будущего; общество; закон отрицание отрицания; онтологический образ коммунистического будущего; моральный кодекс строителя коммунизма; традиционные российские духовно-нравственные ценности.

Ontological Image of the Communist Future

Email: piter55piter@mail.ru

Abstract

Background: The question of the communist future was already raised in the works of K. Marx and F. Engels. After the victory of the Great October Socialist Revolution, this issue was considered in detail in materialistic dialectics, where society was interpreted as the highest stage of matter development. Ontology is such a part of philosophy, which concentrates theoretical systemic-conceptual knowledge about the world in its unity, therefore it has the function of forecasting the future world. The result of such forecasting is the image of the future, or rather the ontological image of the future world in its unity.

Research methods: Materialistic dialectics itself formulates the methods of its research. Such a method as dialectics, in particular, is used in formulating the ontological image of the future. The world in its unity in materialistic dialectics is understood as the material world, and the highest form of its development is society. Therefore, the future development of society is the future of the world in its unity. This means that the ontological image of the future coincides with the social image of the future.

Results: The use of the dialectical method, in particular, the law of negation of negation, leads to the result according to which a just non-exploitative producing society is negated by an unjust exploitative producing society. The latter, in turn, has to be negated by a just non-exploitative producing society, which at a new qualitative turn of development partly repeats the first stage. The result of this second negation is a communist society, i. e. communism. At present, only the first phase of the construction of communism has been realized – socialism, the development impulses of which coincide with periods of acute social crises. Therefore, from the point of view of materialistic dialectics, the result of the completion of the modern world social crisis may be a further expansion in this direction. Traditional Russian spiritual and moral values can be called markers of this phenomenon.

Conclusion: The ontological image of the future is the philosophical foundation of the worldview. The ontological rootedness of this type of worldview ensures its maximum stability. More precisely, this stability is ensured by the truth of the ontology used. Materialistic dialectics has proven its closeness to the truth in practice. Materialistic dialectics, however, can be developed further, which, in turn, entails a clarification of the ontological image of the future. This clarification will be the subject of the next article, which will substantiate the ontological future based on relative ontology.

Keywords: the world in its unity; philosophy; materialistic dialectics; ontology; ontological image of the future; society; law of negation of negation, ontological image of the communist future; moral code of the builder of communism; traditional Russian spiritual and moral values.

Введение

С конца 2019 – начала 2020 года, когда началась и была признана многими странами эпидемия планетарного масштаба, мировое сообщество перешло в фазу быстрой смены социального мироустройства. В этой ситуации становится актуальным понимание направления социальных изменений, итогом которых является будущее. Тот, кто знает будущее, то есть то, что нас ждет впереди, оказывается в более выгодном положении, ибо у него открывается возможность построить стратегию и тактику в отношении того, как ему занять максимально выгодное положение как в самих социальных изменениях, так и в его итогах. Разумеется, возможны разные варианты отношения к будущему: можно способствовать или препятствовать его наступлению. Но в любом случае необходимо знание этого будущего. Актуальность знания о будущем обусловлена тем, что результаты этого знания определяют деятельность в настоящем. На философском уровне это обстоятельство было осмыслено полвека назад Я. Ф. Аскиным в материалистической диалектике, где он среди трех видов детерминации обосновал детерминацию настоящего будущим [1, с. 94].

1 Образ будущего

Итогом знания о будущем является образ будущего. Знание о будущем может иметь различные основания, среди которых следует выделить два вида:

1) непосредственное созерцание будущего,

2) обоснованное (опосредованное) знание о будущем.

Непосредственное созерцание противоречит современным законам физики, с точки зрения которых существование признается только за настоящим, а прошлое и будущее считаются не существующими, стало быть, их непосредственное восприятие невозможно. Правда, за счет феномена памяти в отношении прошлого возможно непосредственное восприятие воспоминаний прошлого, что недопустимо для будущего, ибо с точки зрения физики невозможно вспомнить то, что ранее не воспринимал. Однако эти рассуждения некорректны, так как сознание рассматривается с точки зрения законов физики, а здесь нарушена область применения законов физики.

Непосредственное созерцание будущего можно оценить с помощью проверки: допустим, кто-то сообщает сведения о предстоящем событии, то есть сообщает образ будущего, который фиксируется на независимом (объективном) носителе, например, до наступления будущего его образ записан в виде текста или видео-аудио записей. После наступления будущего, то есть после его перехода в настоящее, на таком же независимом носителе составляется образ этого настоящего. Далее сравниваются два образа, при этом заранее, то есть до наступления будущего, оговаривается допустимый уровень отклонения (уровень погрешности) в процедуре сравнения. Если с точки зрения принятой погрешности оба образа совпадают, то, стало быть, непосредственное восприятие будущего данного события возможно.

Второй вид основания знания о будущем связан с различного рода рассуждениями обоснования соответствующего образа будущего. Существует множество оснований таких рассуждений, одним из них является наука. Ведь задачей науки является предсказание будущего изменения предмета исследования. Например, в элементарной задаче классической механики о том, на каком удалении от начала движения окажется тело, двигающееся по прямой линии с постоянной скоростью 20 км/час по истечении одного часа. Ответом для этой задачи будет 20 километров, что и является образом будущего для рассматриваемого тела. Для наук, допускающих количественный анализ, построение подобного образа будущего основано на законе изменения предмета исследования.

Конечно, использование понятия «будущее» для таких наук необычно, но на философском уровне, в частности, включающем в себя предельный уровень абстрактности, понятие «будущее» следует трактовать как любой образ результата любого изменения. В соответствии с этим следует использовать специальные понятия о будущем в конкретных предметных областях: понятием «физический образ будущего» обозначить предсказание результата изменения предметов физической науки, а понятием «химический образ будущего» – предсказание результата изменения химических соединений, соответственно «биологический образ будущего» – предсказание результата изменения биологических организмов.

Наряду с наукой имеют место такие знания, в которых пока затруднительно использование количественного анализа для формулирования основных законов функционирования предмета этого знания, например, науки, берущие в качестве предмета своего исследования общество и человека. При этом подчеркнем, что речь идет об основных, а не о второстепенных законах. В силу ограниченности использования количественного прогнозирования результатов изменения предметов не количественного знания, целесообразно вместо понятия «предсказание результата изменения» использовать понятие «образ изменения». В соответствии с этим имеют место, например, такие понятия как «социальный образ будущего» как предсказание изменения общества или «антропологический образ будущего» как предсказание изменения человека. В таких знаниях понятие «будущее» нередко связывается с понятием «свободы воли» и ограничиваются качественным анализом обоснования образа будущего.

Ярким примером такого обоснования является историческое (для конкретного сообщества) обоснование образа будущего. Суть этого обоснования состоит в том, что длительный образ прошлого является образом будущего. Например, длительное историческое время сообщества существовали за счет эксплуатации одной части сообщества другой его частью. Из чего делался вывод, что это положение следует распространить и на будущее состояние этого сообщества, то есть образ прошлого является образом будущего. При этом образ настоящего может и не совпадать с образом прошлого. Это происходит часто, когда настоящее стало хуже прошлого и возникает желание вернуть прошлое, то есть сделать прошлое будущим. Так некоторые современные ведущие американские политики выдвинули лозунг: «Сделаем Америку снова великой».

2 Онтологический образ будущего

Другим видом обоснования знания о будущем является знание о мире в его единстве. Далее будем придерживаться той традиции, согласно которой именно такое знание в системно-понятийной форме является философией, главной частью которой является онтология. Одним из разделов такого знания является знание о развитии мира в его единстве. На основании этого знания можно строить образ будущего мира в его единстве, то есть онтологический образ будущего. Разумеется, разным философским концепциям соответствует разный онтологический образ будущего. Отличие социального образа будущего от онтологического образа будущего в том, что социальный образ будущего может быть построен на основе какой-либо концепции социологии, но когда сама эта концепция обоснована онтологически, да еще и изменение общества, являясь отдельным фрагментом мира в его единстве, не только вписано в развитие этого мира, но и является итогом развития мира в его единстве, то в этом случае социальный образ будущего становится одновременно и онтологическим образом будущего.

Образ будущего является важной, а возможно и решающей составной частью идеологии, устойчивость которой определяется в том числе тем фундаментом, на котором она выстраивается. Ведь современные информационные технологии позволяют распространять самые различные, конкурирующие между собой идеологические модели, что порождает проблему их выбора. Одним из факторов, влияющих на выбор образа будущего, является обоснованность этого образа. Поэтому онтологический фундамент может сыграть решающую роль в построении идеологии.

3 Онтологический образ коммунистического будущего

Одним из видов философии как системно-понятийного знания о мире в его единстве является материалистическая диалектика, включающая в себя четыре части: объективная диалектика, субъективная диалектика, диалектика природы и естествознания, диалектика общественного развития [2]. Далее в описании этой философской концепции будут использоваться ее понятия. В объективной диалектике был специальный раздел: «Диалектика как теория развития материальных объектов» [3, с. 229–372], который и представлял собой теоретическое знание о мире в его единстве, поскольку мир, с точки зрения материалистической диалектики, состоял только из материальных объектов[1]. Эта теория развития состояла из положений, описывающих три центральных процесса развития:

1) процесс взаимного превращения количественных и качественных изменений [3, с. 266–296],

2) процесс возникновения, развертывания и разрешения противоречий [3, с. 297–327],

3) процесс направленных изменений [3, с. 328–372].

Диалектика общественного развития выстраивается на основе онтологии как объективной диалектики [4, с. 5]. Основой этого положения являлась позиция К. Маркса о включенности развития общества в контекст развития мира в его единстве: «Я смотрю на развитие экономической общественной формации как на естественно-исторический процесс…» [5, с. 10]. При этом принципиально то, что «общество является высшей из известных форм движения материи» [4, с. 23], то есть высшей формой развития мира. Таким образом, социальный образ коммунистического будущего оказывается будущим развития всего мира в его единстве, то есть социальный образ будущего является онтологическим образом будущего.

В материалистической диалектике в построении образа будущего особую роль играет третье положение: закон отрицания отрицания, согласно которому развитие материальной системы идет через ее отрицание другой материальной системой. Развитие второй системы также подвержено отрицанию со стороны третьей системы, в которой реализуется возврат к некоторым чертам первой системы [3, с. 341]. К. Маркс полагал, что «капиталистическая частная собственность есть первое отрицание индивидуальной частной собственности, основанной на собственном труде. Но капиталистическое производство порождает с необходимостью естественного процесса своё собственное отрицание. Это – отрицание отрицания. Оно восстанавливает не частную собственность, а индивидуальную собственность на основе достижений капиталистической эры: на основе кооперации и общего владения землёй и произведёнными самим трудом средствами производства» [5, с. 773]. Таким образом, К. Маркс создает онтологический образ будущего, который с полным правом можно обозначить как онтологический образ коммунистического будущего.

Получается так, что коммунизм – следствие мироустройства, которое дает материалистическая диалектика. В краткой тезисной форме образ коммунизма был сформулирован в моральном кодексе строителя коммунизма: «1. Преданность делу коммунизма, любовь к социалистической Родине, к странам социализма; 2. Добросовестный труд на благо общества: кто не работает, тот не ест; 3. Забота каждого о сохранении и умножении общественного достояния; 4. Высокое сознание общественного долга, нетерпимость к нарушениям общественных интересов; 5. Коллективизм и товарищеская взаимопомощь: каждый за всех, все за одного; 6. Гуманные отношения и взаимное уважение между людьми: человек человеку друг, товарищ и брат; 7. Честность и правдивость, нравственная чистота, простота и скромность в общественной и личной жизни; 8. Взаимное уважение в семье, забота о воспитании детей; 9. Непримиримость к несправедливости, тунеядству, нечестности, карьеризму, стяжательству; 10. Дружба и братство всех народов СССР, нетерпимость к национальной и расовой неприязни; 11. Нетерпимость к врагам коммунизма, дела мира и свободы народов; 12. Братская солидарность с трудящимися всех стран, со всеми народами» [6].

С Великой Октябрьской социалистической революции в Российской империи, когда возникает первое в мире социалистическое государство – Российская социалистическая федеративная республика – начинается воплощение онтологического образа коммунистического будущего. В 1922 году создается Союз Советских Социалистических Республик. После второй Мировой войны в Европе создается социалистический лагерь, включающий такие страны как Польша, Германская Демократическая Республика, Чехословацкая Социалистическая Республика, Венгрия, Румыния, Болгария, Югославия. С тех пор это направление только нарастает, ведь сейчас идеи социализма являются программными в Китайской Народной Республике, во Вьетнаме, в Лаосе, в Корейской Народно-Демократической Республике, на Кубе. И это несмотря на отказ от социализма в Союзе Советских Социалистических Республик и странах бывшего социалистического лагеря.

Союз Советских Социалистических Республик просуществовал примерно три поколения, что свидетельствует об его устойчивости. Из прекращения его существования можно было сделать два прямо противоположных вывода:

1) невозможность существования общества, основанного на социалистических принципах,

2) отработка одного из вариантов социалистического общества, вследствие чего необходима его модернизация, а не отрицание.

Первый вывод неверен по той причине, что задолго до капитализма и социализма уже существовало производящее общество, основанное на равенстве и справедливости при отсутствии эксплуатации [7]. В качестве обоснования второго вывода следует принять во внимание то, что социальная история развивается не «прямолинейно». Ведь речь идет о смене эксплуататорской основы общества, которая непрерывно существовала несколько тысяч лет. В свое время масштабность такого события К. Маркс сформулировал в положении об эксплуатации как предыстории человеческого общества [8, с. 8].

С этих позиций можно предположить, что одним из вариантов модернизации социализма XX века является современный опыт Китайской Народной Республики, где основной политической силой является Коммунистическая партия Китая, в уставе которой декларируется: «Высший идеал и конечная цель партии – осуществление коммунизма» [9]. Экономические успехи Китайской Народной Республики убедительно свидетельствуют о том, что онтологический образ коммунистического будущего актуален до сих пор. Разумеется, социализм и коммунизм – это не одно и то же. Отношения между ними состоят в том, что социализм – это лишь этап в построении коммунизма.

4 Онтологический образ коммунистического будущего в современной России

Что касается современной Российской Федерации, то онтологический образ коммунистического будущего хотя и не является определяющим, все же играет заметную роль и в законодательной, и в административной составляющей государства. Две из четырех партий, которые входят в Государственную Думу, декларируют своей целью строительство социализма:

1) Коммунистическая партия Российской Федерации: «Стратегическая цель партии – построение в России обновленного социализма, социализма XXI века» [10];

2) партия Справедливая Россия: «Наш выбор – новый социализм» [11].

Партии коммунистического и социалистического направления, разделяющие онтологический образ коммунистического будущего, не являясь определяющими, представлены также в политической и административной частях многих стран мира. Это обстоятельство также свидетельствует об актуальности онтологического образа коммунистического будущего. Однако ситуация как в мире, так и внутри России быстро меняется, в связи с чем следует обратить внимание на кадровую программу «Время героев» [12], участниками которой предлагается обновление государственной Думы [13].

Кроме этого, по аналогии с принятием «Кодекса строителя коммунизма», в Российской Федерации в декабре 2022 года на правовом уровне были закреплены традиционные российские духовно-нравственные ценности. «К традиционным ценностям относятся: жизнь, достоинство, права и свободы человека, патриотизм, гражданственность, служение Отечеству и ответственность за его судьбу, высокие нравственные идеалы, крепкая семья, созидательный труд, приоритет духовного над материальным, гуманизм, милосердие, справедливость, коллективизм, взаимопомощь и взаимоуважение, историческая память и преемственность поколений, единство народов России» [14]. Нельзя не заметить близость перечисленных ценностей коммунистическим ценностям, которые зафиксированы в «Моральном кодексе строителя коммунизма». Провозглашение данных ценностей есть не только декларация, но они начинают фигурировать в государственных документах, регламентирующих управленческую деятельность Российской Федерации. В Указе президента записано: «…создание к 2030 году условий для воспитания гармонично развитой, патриотичной и социально ответственной личности на основе традиционных российских духовно-нравственных и культурно-исторических ценностей… обеспечение продвижения и защиты традиционных российских духовно-нравственных ценностей в рамках не менее 70 процентов проектов в сфере культуры, искусства и народного творчества, финансируемых государственными институтами развития, к 2030 году и не менее 80 процентов таких проектов к 2036 году» [15].

Эффективность использования традиционных российских духовно-нравственных ценностей в деятельности государственных органов управления зависит, в том числе, от проработанности данных ценностей в рамках юридических наук и внедрения этих исследований в законодательную практику. Поэтому не случайно, что традиционные российские духовно-нравственные ценности в российской науке стали предметом исследования, прежде всего юридических наук [16, с. 309]; [17, с. 44]; [18, с. 7]; [19, с. 20]; [20, с. 25]; [21]; [22, с. 16]. Несмотря на позитивность такого интереса юристов к традиционным российским духовно-нравственным ценностям, возникает проблема, связанная с тем, что данные ценности в юридических документах лишь поименованы, но при этом нет их определения, в то время как данные ценности имеют длительную историю философского содержательного исследования, что приводит к их поливариантному пониманию. Ведь исходные понятия этих ценностей: «традиционность», «духовность», «нравственность», «ценности» – прежде всего являются понятиями философии, онтологии, социальной философии и этики, где их содержание может отличаться от их содержания в юридических науках. К этому следует добавить беспрецедентную в мировой юридической практике ситуацию, когда продекларированные ценности должны быть внедрены в юридическую практику. Напомним, что на момент провозглашения Коммунистической партии Советского Союза «Морального кодекса строителя коммунизма» сама эта партия юридически являлась общественной, а не государственной организацией. На пути реализации традиционных российских духовно-нравственных ценностей встает проблема, связанная с их содержанием. Ведь для многих политических, государственных и экономических представителей Российской Федерации содержание этих ценностей стало не только полной неожиданностью, но и по некоторым пунктам противоречило тем неписанным ценностям, которыми они руководствовались с момента образования Российской Федерации. На данный момент эти ценности не имеют ни политического большинства, ни экономического большинства, ни административного большинства. Поэтому вполне естественно предположить сопротивление их внедрению в деятельность Российского государства. Пока можно констатировать поддержку традиционным российским духовно-нравственным ценностям лишь той части народа, который не связан ни с деятельностью политических организаций, ни с государственным управлением, ни с бизнесом (за исключением представителей и сочувствующих приведенным выше партиям).

Значимость ценностей определяется тем, что именно они регулируют социальную деятельность. Например, Н. Хомский пишет в заключение своей книги «Кто правит миром?»: «Возвращаясь к нашему первоначальному вопросу: “Кто правит миром?”, мы также могли бы задать и другой: “Какие принципы и ценности правят миром?”. «В первую очередь он должен звучать в головах граждан богатых и могущественных государств» [23, с. 411]. Сформулировав традиционные российские духовно-нравственные ценности и закрепив их в своих правовых документах, Россия сделала свой выбор.

Заключение

Образ будущего является одной из причин деятельности как человека, так и общества, поэтому управлять человеком и обществом можно через создание у него соответствующего образа будущего. При этом оказывается важным то, насколько обоснован этот образ будущего. Предельным уровнем обоснованности является знание о развитии мира в его единстве. В этом случае совершаемые действия в соответствии с этим образом будущего согласованы (гармонизированы) с действиями мира в его единстве. Онтология, являясь знанием о мире в его единстве, позволяет сформулировать онтологический образ будущего. Одним из вариантов онтологии является материалистическая диалектика, в которой обосновывается положение о том, что коммунизм является будущим мирового развития. Этот образ будущего начал реализовываться со свершением Великой Октябрьской социалистической революции в Российской империи в 1917 году, в результате чего возникло первое в мире государство, в котором был построен социализм – первый этап строительства коммунизма. Сегодня онтологический образ коммунистического общества реализуется уже в планетарном масштабе. То обстоятельство, что после каждого кризиса мирового сообщества коммунистическое направление набирает силу, дает основание материалистической диалектике предположить, что современный кризис мирового сообщества может закончиться усилением этого направления.

Список литературы

1. Аскин Я. Ф. Философский детерминизм и научное познание. – М.: Мысль, 1977. – 188 с.

2. Материалистическая диалектика: в 5 т. / под общ. ред. Ф. В. Константинова, В. Г. Марахова. – М.: Мысль, 1981–1985.

3. Материалистическая диалектика. В 5 т. Т. 1. Объективная диалектика / Под общ. ред. Ф. В. Константинова и В. Г. Марахова; отв. ред. Ф. Ф. Вяккерев. – М.: Мысль, 1981. – 374 с.

4. Материалистическая диалектика. В 5 т. Т. 4: Диалектика общественного развития / Под общ. ред. Ф. В. Константинова, В. Г. Марахова; Отв. ред. В. Г. Марахов. – М.: Мысль, 1984. – 320 с.

5. Маркс К. Капитал. Критика политической экономии // Маркс К., Энгельс Ф. / Сочинения. Т. 23. – М.: Государственное издательство политической литературы, 1960. – 908 с.

6. Программа Коммунистической Партии Советского Союза // Материалы XXII съезда КПСС. – М.: Государственное издательство политической литературы, 1961. – С. 323–428.

7. Шнирельман В. А. Возникновение производящего хозяйства. – М.: Наука. Главная редакция восточной литературы, 1989. – 444 с.

8. Маркс К. К критике политической экономии // Маркс К., Энгельс Ф. Сочинения. – М.: Государственное издательство политической литературы, 1959. – С. 1–167.

9. Устав Коммунистической Партии Китая // СИНЬХУА Новости. – URL: https://russian.news.cn/2017-11/03/c_136726536.htm (дата обращения 05.04.2025).

10. Программа Партии // Официальный сайт КПРФ. – URL: https://kprf.ru/party/program (дата обращения 05.04.2025).

11. Программа партии Справедливая Россия. – М.: Ключ-С, 2016. – 104 с. – URL: https://storage.spravedlivo.ru/pf59/075833.pdf (дата обращения 05.04.2025).

12. Послание Президента Федеральному Собранию, 29 февраля 2024 года // Президент России. – URL: http://www.kremlin.ru/events/president/transcripts/messages/73585 (дата обращения 05.04.2025).

13. Заседание Совета законодателей, 26 апреля 2024 года // Президент России. – URL: http://www.kremlin.ru/events/president/transcripts/73945 (дата обращения 05.04.2025).

14. Указ Президента РФ от 9 ноября 2022 г. № 809 «Об утверждении основ государственной политики по сохранению и укреплению традиционных российских духовно-нравственных ценностей» // Президент России. – URL: http://www.kremlin.ru/acts/bank/48502 (дата обращения 05.04.2025).

15. Указ о национальных целях развития Российской Федерации на период до 2030 года и на перспективу до 2036 года // Президент России. – URL: http://special.kremlin.ru/events/president/news/73986 (дата обращения 05.04.2025).

16. Хужина О. Н. Традиционные российские духовно-нравственные ценности как предмет правового анализа // Юридическая техника. – 2024. – № 18. – С. 309–311.

17. Устиленцев К. А. Традиционные российские духовно-нравственные ценности как объект правового исследования // Право и управление. XXI век. – 2024. – Т. 20. – № 1 (70). – С. 44–51. DOI: 10.24833/2073-8420-2024-1-70-44-51

18. Аврамцев В. В., Коннов И. А. Традиционные российские духовно-нравственные ценности как объект правового исследования // Современные тенденции развития молодежной среды: проблемы, вызовы, перспективы. Материалы всероссийской научно-практической конференции. – Нижний Новгород: Нижегородская академия МВД России, 2024. – С. 7–14.

19. Чуйченко К. А., Кропачев Н. М., Кондуров В. Е. Традиционные российские духовно-нравственные ценности в контексте современной правовой политики // Правоведение. – 2024. – Т. 68. – № 2. – С. 156–165. DOI: 10.21638/spbu25.2024.201

20. Гарифуллин А. З., Грунтовский И. И. Традиционные российские духовно-нравственные ценности и правовая реальность // Организация и проведение воспитательной работы в вузе: методика, формы, направления, пути оптимизации. Материалы межвузовской научно-практической онлайн-конференции. – М.: Международный юридический институт, 2023. – С. 25–30.

21. Петрий П. В., Землин А. И., Землина О. М., Каньшин А. Н. Традиционные российские духовно-нравственные ценности в контексте формирования правовой культуры военнослужащих: социально-философский и системно-правовой аспекты. – М.: Издательство «КноРус», 2024. – 432 с.

22. Кашкина Е. В. Традиционные российские духовно-нравственные ценности как объект уголовно-правовой охраны. Часть первая // Российский судья. – 2024. – № 9. – С. 16–19. DOI: 10.18572/1812-3791-2024-9-16-19

23. Хомский Н. Кто правит миром? – М.: РИПОЛ классик, 2019. – 416 с.

References

1. Askin Y. F. Philosophical Determinism and Scientific Knowledge [Filosofskiy determinizm i nauchnoe poznanie]. Moscow: Mysl, 1977, 188 p.

2. Konstantinov F. V., Marakhov V. G. (Eds.) Materialist Dialectics: in 5 vol. [Materialisticheskaya dialektika: v 5 t.]. Moscow: Mysl, 1981–1985.

3. Konstantinov F. V., Marakhov V. G. (Gen. eds.); Vyakkerev F. F. (Ex. ed.) Materialist Dialectics. In 5 vol. Vol. 1: Objective Dialectics [Materialisticheskaya dialektika. V 5 t. T. I. Obektivnaya dialektika]. Moscow: Mysl, 1981, 374 p.

4. Konstantinov F. V., Marakhov V. G. (Gen. eds.); Marakhov V. G. (Ex. ed.) Materialist Dialectics. In 5 vol. Vol. 4: Dialectics of Social Development [Materialisticheskaya dialektika. V 5 t. T. 4: Dialektika obschestvennogo razvitiya]. Moscow: Mysl, 1984, 320 p.

5. Marx K. Capital: A Critique of Political Economy. Vol. 1 [Kapital. Kritika politicheskoy ekonomii. Tom 1]. Marks K., Engels F. Sochineniya. Tom 23 (Marx K., Engels F. Works. Vol. 23). Moscow: Gosudarstvennoe izdatelstvo politicheskoy literatury, 1960, 908 p.

6. Program of the Communist Party of the Soviet Union [Programma Kommunisticheskoy Partii Sovetskogo Soyuza]. Materialy XXII sezda KPSS (Materials of the XXII Congress of the CPSU). Moscow: Gosudarstvennoe izdatelstvo politicheskoy literatury, 1961, pp. 323–428.

7. Shnirelman V. A. The Emergence of a Productive Economy [Vozniknovenie proizvodyaschego khozyaystva]. Moscow: Nauka. Glavnaya redaktsiya vostochnoy literatury, 1989, 444 p.

8. Marx K. A Contribution to the Critique of Political Economy [K kritike politicheskoy ekonomii]. Marks K., Engels F. Sochineniya. Tom 13 (Marx K., Engels F. Works. Vol. 13). Moscow: Gosudarstvennoe izdatelstvo politicheskoy literatury, 1959, pp. 1–167.

9. Charter of the Communist Party of China [Ustav Kommunisticheskoy Partii Kitaya]. Available at: https://russian.news.cn/2017-11/03/c_136726536.htm (accessed 05 April 2025).

10. Program of the Communist Party of the Russian Federation [Programma KPRF]. Available at: https://kprf.ru/party/program (accessed 05 April 2025).

11. Program of the Party “A Just Russia” [Programma Partii Spravedlivaya Rossiya]. Moscow: Klyuch-S, 2016, 104 p. Available at: https://storage.spravedlivo.ru/pf59/075833.pdf (accessed 05 April 2025).

12. Presidential Address to the Federal Assembly, February 29, 2024 [Poslanie Prezidenta Federalnomu Sobraniyu, 29 fevralya 2024 goda]. Available at: http://www.kremlin.ru/events/president/transcripts/messages/73585 (accessed 05 April 2025).

13. Meeting of the Council of Legislators, April 26, 2024 [Zasedanie Soveta zakonodateley, 26 aprelya 2024 goda]. Available at: http://www.kremlin.ru/events/president/transcripts/73945 (accessed 05 April 2025).

14. Decree of the President of the Russian Federation of November 9, 2022 No. 809 “On approval of the Fundamentals of State Policy for the Preservation and Strengthening of Traditional Russian Spiritual and Moral Values” [Ukaz Prezidenta RF ot 9 noyabrya 2022 g. No. 809 “Ob utverzhdenii osnov gosudarstvennoy politiki po sokhraneniyu i ukrepleniyu traditsionnykh rossiyskikh dukhovno-nravstvennykh tsennostey”]. Available at: http://www.kremlin.ru/acts/bank/48502 (accessed 05 April 2025).

15. Executive Order on Russia’s Development Goals through 2030 and for the Future until 2036 [Ukaz o natsionalnykh tselyakh razvitiya Rossiyskoy Federatsii na period do 2030 goda i na perspektivu do 2036 goda]. Available at: http://special.kremlin.ru/events/president/news/73986 (accessed 05 April 2025).

16. Huzhina O. N. Traditional Spiritual and Moral Values as a Subject of Legal Analysis [Traditsionnye rossiyskie dukhovno-nravstvennye tsennosti kak predmet pravovogo analiza]. Yuridicheskaya tekhnika (Legal Technique), 2024, no. 18, pp. 309–311.

17. Ustilentsev K. A. Traditional Russian Spiritual and Moral Values as an Object of Legal Research [Traditsionnye rossiyskie dukhovno-nravstvennye tsennosti kak obekt pravovogo issledovaniya]. Pravo i upravlenie. XXI vek (Journal of Law and Administration), 2024, vol. 20, no. 1(70), pp. 44–51. DOI: 10.24833/2073-8420-2024-1-70-44-51

18. Avramtsev V. V., Konnov I. A. Traditional Russian Spiritual and Moral Values as an Object of Legal Research [Traditsionnye rossiyskie dukhovno-nravstvennye tsennosti kak obekt pravovogo issledovaniya]. Sovremennye tendentsii razvitiya molodezhnoy sredy: problemy, vyzovy, perspektivy. Materialy vserossiyskoy nauchno-prakticheskoy konferentsii (Modern Trends in the Development of the Youth Environment: Problems, Challenges, Prospects. Materials of the All-Russian Scientific and Practical Conference). Nizhny Novgorod: Nizhegorodskaya akademiya MVD Rossii, 2024, pp. 7–14.

19. Chuychenko K. A., Kropachev N. M., Kondurov V. E. Traditional Russian Spiritual and Moral Values in the Context of Modern Legal Policy [Traditsionnye rossiyskie dukhovno-nravstvennye tsennosti v kontekste sovremennoy pravovoy politiki]. Pravovedenie (Jurisprudence), 2024, vol. 68, no. 2, pp. 156–165. DOI: 10.21638/spbu25.2024.201.

20. Garifullin A. Z., Gruntovskii I. I. Traditional Russian Spiritual and Moral Values and Legal Reality [Traditsionnye rossiyskie dukhovno-nravstvennye tsennosti i pravovaya realnost]. Organizatsiya i provedenie vospitatelnoy raboty v vuze: metodika, formy, napravleniya, puti optimizatsii. Materialy mezhvuzovskoy nauchno-prakticheskoy onlayn-konferentsii (Organization and Implementation of Educational Work in the University: Methodology, Forms, Directions, Ways of Optimization. Materials of the Interuniversity Scientific and Practical Online Conference). Moscow: Mezhdunarodnyy yuridicheskiy institut, 2023, pp. 25–30.

21. Petriy P. V., Zemlin A. I., Zemlina O. M., Kanshin A. N. Traditional Russian Spiritual and Moral Values in the Context of the Formation of the Legal Culture of Military Personnel: Socio-Philosophical and Systemic-Legal Aspects [Traditsionnye rossiyskie dukhovno-nravstvennye tsennosti v kontekste formirovaniya pravovoy kultury voennosluzhaschikh: sotsialno-filosofskiy i sistemno-pravovoy aspekty]. Moscow: Izdatelstvo “KnoRus”, 2024, 432 p.

22. Kashkina E. V. Traditional Russian Moral and Spiritual Values as a Criminal Law Protection Item [Traditsionnye rossiyskie dukhovno-nravstvennye tsennosti kak obekt ugolovno-pravovoy okhrany. Chast pervaya]. Rossiiskiy sudya (Russian Judge), 2024, no. 9, pp. 16–19. DOI: 10.18572/1812-3791-2024-9-16-19

23. Chomsky N. Who Rules the World? [Kto pravit mirom?]. Moscow: RIPOL klassik, 2019, 416 p.

[1] Это не совсем точное утверждение. И материалистическая диалектика, и диалектический материализм, частью которого она является, всегда считали, что в мире есть и материальные, и духовные явления. Диалектика изучает развитие в природе, обществе и мышлении (прим. гл. редактора).

Ссылка на статью:
Колычев П. М. Онтологический образ коммунистического будущего // Философия и гуманитарные науки в информационном обществе. – 2025. – № 1. – С. 26–39. URL: http://fikio.ru/?p=5909.

Философия

Понятие «цивилизационное государство»: субстанциональный анализ (реакция на статью А. Харичева «Цивилизация “Россия”»)

УДК: 323.2

Хомелева Рамона Александровна – Санкт-Петербургский государственный университет аэрокосмического приборостроения, кафедра истории и философии, профессор, доктор философских наук, доцент, Санкт-Петербург, Россия.

Email: homeleva@yandex.ru

SPIN: 6693-0424

Авторское резюме

Состояние вопроса: В научных и образовательных источниках по основам российской цивилизации отсутствует единая логическая платформа, новые категории и подходы, что лишает курс «Основы российской государственности» концептуальности и ментальной содержательности.

Методы исследования: Автор использует субстанциональный метод исследования природы цивилизационного государства в контексте динамических изменений внутренней и внешней среды.

Результаты: В изучении России как цивилизации автор предлагает определения таких понятий, как «цивилизационное государство», «цивилизационная матрица», «цивилизационный код» и других абстрактных понятий для прогнозирования тенденций развития российской государственности.

Область применения результатов: Исследование феномена цивилизационного государства стимулирует более глубокое понимание проблем российской государственности с учетом современных геополитических процессов.

Выводы: Уникальность любого цивилизационного государства, в частности и России, обусловлена его культурно-цивилизационной идентичностью, государственным и культурным суверенитетом.

Ключевые слова: основы российской государственности; цивилизационное государство; цивилизация; национальные ценности.

The Concept of “Civilizational State”: a Substantial Analysis (Review of the Article “Civilization “Russia”” by A. Kharichev)

Khomeleva Ramona Alexandrovna – Saint Petersburg State University of Aerospace Instrumentation, Department of History and Philosophy, Professor, Doctor of Philosophy, Associate Professor, Saint Petersburg, Russia.

Email: homeleva@yandex.ru

Abstract

Background: In scientific and educational sources on the foundations of Russian civilization, there is no single logical platform, new categories and approaches, which deprives the course “Fundamentals of Russian Statehood” of conceptuality and mental content.

Research methods: The author uses the substantial method of studying the nature of a civilizational state in the context of dynamic changes in the internal and external environment.

Results: In studying Russia as a civilization, the author offers definitions of such concepts as “civilization state”, “civilization matrix”, “civilization code” and other abstract concepts for predicting trends in the development of Russian statehood.

Implications: The study of the phenomenon of a civilizational state stimulates a deeper understanding of the problems of Russian statehood, taking into account modern geopolitical processes.

Conclusion: The uniqueness of any civilizational state, Russia in particular, is determined by its cultural and civilizational identity, state and cultural sovereignty.

Keywords: foundations of Russian statehood; civilization state; civilization; national values.

Учебный курс «Основы российской государственности» (ОРГ) – это масштабный проект, который по своей структуре и содержанию, при всем уважении к разработчикам, на сегодняшний день все же больше напоминает курс «История России». Поэтому учебники по ОРГ и рабочие программы по ОРГ фактически дублируют курсы истории России и русской философии, особенно, если эти курсы читают профильные педагоги. По опыту, это вызывает у студентов неоднозначную реакцию. Основная проблема здесь, на наш взгляд, – отсутствие логической платформы, объединяющей все части в единый «пазл». Тот факт, что в курсе «Основы российской государственности» актуальные вопросы России как цивилизации рассматриваются «фрагментарно», преимущественно как история государства, история народа, история его духовной культуры, описание современной политической системы требует использования другого подхода, каковым, на наш взгляд, может стать субстанциональный анализ.

Субстанциональный анализ исследует способность социума к саморегуляции, устойчивости к агрессивной внешней среде, самодостаточности в ее материальных и духовных потенциалах в аспекте внутреннего единства всех форм ее проявления и саморазвития. В рамках субстанционального исследования природы цивилизационного государства проводится детальный анализ его авторегуляторных способностей, механизмов сопротивления экзогенным факторам и способности к самообеспечению посредством внутренних ресурсов. Особое внимание уделяется изучению потенциала цивилизационного государства к эволюционному развитию и поддержанию структурной и функциональной целостности в условиях динамических изменений внешней и внутренней среды.

Очевидно, что субстанциональный анализ предполагает обсуждение важных тем применительно к изучению основ современной российской государственности, побуждает к разработке аналитического курса, который объединяет различные гуманитарные дисциплины и направлен на поиск ответа на три вопроса.

1. Что представляет собой Россия как цивилизационное государство?

2. Какой путь цивилизационного развития Россия выберет в условиях цивилизационного вызова со стороны американоцентричного Запада?

3. Как культурно-историческое возрождение России влияет на формирование национального самосознания, гражданской ответственности и патриотических чувств современной молодёжи?

Известно, что в 1990-е годы Россия выбрала путь развития как либеральное государство, отказавшись от своей национальной идентичности и культурной самобытности. Это привело к утрате государственного суверенитета, зависимости от западных стран и их либеральной системы ценностей. Катастрофические последствия этого перехода будет помнить ещё не одно поколение. В 2023 году Указом № 227 была принята «Концепция внешней политики Российской Федерации», где ключевым положением являются вопросы национальной безопасности и защиты национальных интересов России. В этом же году концепция «Россия – цивилизация» стала обязательной частью учебной программы высшей школы по дисциплине «Основы российской государственности».

Проект «Россия как государство-цивилизация» стал многообещающей концепцией, которая требует исследования России в контексте её культурно-цивилизационной самобытности в сравнении с другими мировыми цивилизациями и государствами-цивилизациями. Она интегрирована в систему уникальных межкультурных отношений и имеет ясную политическую направленность в вопросах, определяющих будущее российской государственности.

В соответствии с положениями статьи 67.1 Конституции Российской Федерации, нынешняя Россия считается преемницей Советского Союза. Это означает, что её цивилизационные основы связаны с фундаментом советской государственности, с выдающимися успехами военного периода и героическими достижениями и подвигами великого советского народа. На наш взгляд, это положение является отправной точкой для понимания процессов возрождения современной России как цивилизационного государства. Россия как цивилизационное государство должна суметь сохранить свой культурно-цивилизационный и государственный суверенитет на протяжении не одного поколения.

Сегодня наблюдется активный научный диалог в среде гуманитарной науки, в ходе которого происходит переосмысление прежних подходов, нарративов и парадигм в оценке социальных процессов в российском обществе. В последние годы появляются значимые отечественные публикации, которые в рамках цивилизационного подхода исследуют понятие «цивилизационное государство». В частности, идея «цивилизационного государства» стала темой для дискуссий и в связи с событиями на Украине. Эти события вызвали у многих стран не только вопросы о сохранении государственного суверенитета, но и вопросы, связанные с правом народа на сохранение своей культурной самобытности. Это, в свою очередь, создало условия для формирования нового мирового порядка, при котором смогут эффективно решаться подобные вопросы.

В восточной академической традиции концепция «цивилизационное государство» рассматривается как неотъемлемый структурный элемент более широкой парадигмы цивилизационного анализа. Фокус исследовательского внимания смещен не столько на разработку детальной концепции «государства-цивилизации», сколько на ее дифференциацию от более общего понятия «цивилизация» в качестве самостоятельного аналитического конструкта.

Среди множества зарубежных публикаций, которые работают с этой проблематикой, выделяются, по мнению доктора философских наук, профессора В. И. Спиридоновой, такие книги, как «Китайская волна: Подъем цивилизационного государства» (2012), написанная известным китайским политологом Чжан Вейвэем; «Атака государства-цивилизации» (2020), автором которой является Бруно Масаес, научный сотрудник Института Хадсона в Вашингтоне; «Расцвет цивилизационного государства» (2019), написанная британским политологом Кристофером Кокером; «Когда Китай правит миром: конец западного мира и рождение нового мирового порядка» (2008), написанная британским историком Мартином Жаком [1]. Основные идеи, которые продвигают эти авторы, заключаются в следующем.

1. Концепция «цивилизационного государства», предложенная Китаем и Россией, является ответом на концепцию европейского универсализма.

2. Запад теряет или уже потерял монополию своего культурного господства, поскольку пытался навязать свои либеральные ценности всему миру, который их не принял.

3. «Цивилизационное государство» представляет собой новый вектор развития и политический нарратив, которые знаменуют начало новой эры в истории человечества.

Однако в политическом дискурсе понятие «цивилизационное государство» стало активно использоваться с выходом книги китайского политолога-публициста Чжан Вэйвэя «Китайская волна: Подъем цивилизационного государства» в 2012 году. По мнению автора, концепция «цивилизационное государство» имеет более выраженный цивилизационный компонент по сравнению с концепцией «государство-цивилизация» и «цивилизация». При этом цивилизационная государственность, связанная с культурно-историческим фундаментом общества и его духовными императивами, не является признаком устаревшей модели развития [2]. Так, Китай как цивилизация имеет историю, насчитывающую более пяти тысяч лет, и остаётся верным своим конфуцианским традициям уже две тысячи лет. Однако как цивилизационное государство в современном понимании он существует немногим более столетия, поражая своей способностью быть локомотивом экономического роста и движущей силой мирового прогресса.

Таким образом, в рамках данной дискурсивной традиции происходит теоретическое обособление категории «цивилизационное государство» от многомерного феномена цивилизации, что позволяет более детально исследовать специфические аспекты государственного строительства и функционирования в контексте цивилизационных процессов.

Так, например, следует признать, что Россия как цивилизационное государство является частью мировой цивилизации славянско-православного типа. К славянско-православной цивилизации также принадлежат около 28 государств со своими культурно-цивилизационными идентичностями.

Модель российской государственности формируется под влиянием доминирующей православной культуры, православного языка, духовно-православных ценностей, которые включают в себя принадлежность к православной традиции, уважение к религиозным символам и обрядам, стремление к духовному развитию и самосовершенствованию.

Кроме того, Россия – это часть общечеловеческой цивилизации, которая аккумулирует и использует общечеловеческие ценности, адаптируя их под задачи своего цивилизационного развития. В этой связи распространенные в нашем научном континууме нарративы «Россия-цивилизация», «цивилизация «Россия», «Россия-государство-цивилизация» приобретает характеристики многозначительного, размытого, лишенного своей субстантивности.

Итак, со своей стороны, сформулируем несколько определений, раскрывающих субстанциональные характеристики модели «цивилизационное государство».

Во-первых, цивилизационное государство – это государство, которое строится на принципах цивилизации и представляет собой образец социального объединения, где государственная система определяется постоянными составляющими ее цивилизационного каркаса. Эти составляющие включают в себя религиозные верования, культурные традиции и обычаи, духовно-нравственные ориентиры, которые пронизывают все аспекты жизни общества: его экономику, политику, социальную и духовную сферы.

Из предложенного определения можно сделать вывод, (1) что цивилизационное государство – это модель государственного устройства, которая как «фрагмент» цивилизации обладает способностью к самостоятельному развитию и саморегуляции своей деятельности за счёт внутренних ресурсов и взаимодействия с окружающим миром. (2) Такое государство неразрывно связано с культурным и историческим наследием народов, населяющих его территорию. (3) Оно формируется на основе собственных «корней», исторической памяти, духовной культуры, традиций и образа жизни, которые передаются от поколения к поколению в процессе совместного проживания.

Во-вторых, цивилизационное государство как самодостаточная модель рассматривается как альтернативная модели «национального государства».

По экспертному мнению американского специалиста по Китаю Люциан Пайя [3], некоторые страны, как, например, Китай и Индия, столетиями должны были изображать модель национального государства, чтобы соответствовать западным либеральным стандартам, при этом оставаясь древнейшими цивилизациями с тысячелетней историей. Эта вековая связь со своей культурой и историей, по мнению индийского историка Равинда Кумара, сегодня требует более адекватной модели цивилизационного развития, ухода от «государства-нации» в формат «цивилизационное государство» [4].

По мнению британского историка Мартина Жака, автора книги «Когда Китай правит миром: конец западного мира и рождение нового мирового порядка», концепция «цивилизационное государство» возникла в эпоху «оспариваемой современности», когда государства-нации конкурировали друг с другом. Эта концепция стала всё более востребованной, поскольку она декларирует принципы культурного единства, культурной преемственности и традиционных ценностей в рамках государственного суверенитета [5].

В отличие от цивилизационных государств, которые ассоциируются с большими территориями, национальные государства развивались на волне научно-технического и социального прогресса, управляя относительно небольшими территориями. При этом они успешно справлялись с задачей объединения различных племён и этносов в единую гражданскую нацию. Запад традиционно рассматривает государство как один из множества общественных институтов, созданных для эффективного управления. В то же время на Востоке государство воспринимается как хранитель общественной гармонии и добродетели. Поэтому для восточных цивилизаций концепция «цивилизационное государство» более релевантна.

В-третьих, характерные черты и неповторимость цивилизационного государства, подобно уникальности личности, не могут быть изменены. Как говорится, «русский он и в Африке русский». Но что позволяет государству сохранять свою уникальность? Во многом это связано с понятиями: «цивилизационная матрица», «цивилизационный код», «цивилизационные фильтры», «цивилизационные барьеры».

Цивилизационная матрица – это предмет дискуссий в научном сообществе. В процессе исторического развития конкретного социокультурного типа общества цивилизационная матрица формируется как биосоциальное явление, объединяющее природные и социальные аспекты жизнедеятельности людей в единый «культурологический каркас», поддерживаемый обществом посредством авторитета общественных установлений. В предлагаемой коннотации она представляет собой совокупность естественных и доминирующих культурных базовых ценностей общества, которые сформировались в процессе его развития и определяют существование государства как уникального цивилизационного проекта. Эти ценности, заложенные в цивилизационной матрице, определяют культурные характеристики цивилизационного государства. Так, основные элементы цивилизационной матрицы российского общества позволяют описать модель России как цивилизационное государство. Охарактеризуем не все, но некоторые из них.

1. Территория жизни. Метафорически, земля для русского человека – это «материнское тело», из которой рождается цивилизационное государство и благодаря которому оно сохраняет свою самобытность. Для русских людей чувство принадлежности к своей земле, чувство родства с ней являются значимым элементом их цивилизационной матрицы. Так, из примеров сегодняшнего дня, чувство неразрывной связи со своей землей объясняет нежелание жителей зоны СВО уезжать из разрушенных домов в безопасные регионы, предпочитая погибнуть на земле своих предков. Это иррациональное чувство укоренённости и неотделимости от своей земли на уровне коллективного бессознательного становится частью иррационально-рациональной структуры ментальности народа, для которого собственническое чувство родства со своей землёй – это место их рождения и упокоения своих близких, а значит – Родина, которую не предают и защищают ценой собственной жизни.

2. Самобытная система ценностей – это доминирующие в обществе духовно-нравственные ориентиры, основанные на православной культуре. К ним относятся: аскетичное и жертвенное отношение к жизни, справедливость и личностное достоинство, служение Родине и патриотизм, ответственность за ближнего и верность традициям своей семьи, гуманизм и милосердие, коллективизм и взаимопомощь, историческая память и преемственность поколений, единство народов России. В свое время академик Д. С. Лихачёв охарактеризовал верность этим принципам понятием «нравственная оседлость». Эти принципы духовной жизни русского человека передавались из поколения в поколение, обеспечивая стабильность культурного ядра русского мира вплоть до наших дней.

3. Православная культура. Формирование цивилизационной матрицы России происходило под сильным влиянием православной культуры, тысячелетней историей русского народа, который жил в системе духовно-нравственных ценностей, ориентиров и целей, определяемых Священным Писанием и православной верой. С принятием православия русская культура окончательно сформировала цивилизационную матрицу, которая задает главные ориентиры для формирования цивилизационных основ российской государственности.

4. Языковая общность. Религиозно-православный аспект цивилизационной матрицы рассматривает русский язык как стержневой элемент единства нации, главное условие формирования национального самосознания, национального языка, гражданско-патриотической культуры. В языке отражается не только история его страны, но и ее будущее. Особенностью русского православного языка было то, что православный, церковнославянский язык возник задолго до того, как сформировался повседневный язык межличностного общения между различными сообществами, населявшими территорию древней Руси до ее Крещения. Надо отметить, что братьями Кириллом и Мефодием была создана совершенно особая форма церковнославянского языка и старославянской азбуки, благодаря чему народ обратился к христианству и богослужению. Считается, что на протяжении всей русской истории церковнославянский язык являлся эталоном «высокого стиля лингвистического построения и глубокого философского содержания».

5. Единовластие. В России исторически сложился определённый тип политической власти и организации общества, основанный на единоличном правлении. Это может быть князь, монарх, вождь, генеральный секретарь или президент. Единоличное правление в России имеет глубокие исторические корни и связано с потребностью в заботе и опеке. В русской традиции оно представляет собой сильную централизованную власть, которая вырастает из коллективной потребности в защите и поддержке. Архетип «отеческой власти» сформировался на основе патриархальной семьи, которая была основой жизни российского общества до середины XX века.

6. Православное отношение к семье заключается в том, что семья рассматривается как малая церковь, часть и образ Церкви Вселенной. Можно сравнить её с приходской общиной, где отец и муж выступают в роли священника, мать – помощницы, дьякона, а дети – это паства, прихожане этой Церкви. Среди лучших качеств русского народа можно выделить заботу о своей семье, уважение к родителям и стремление к счастью и благополучию детей. В православии забота о ближнем – это неотъемлемая часть жизни верующего человека.

Отсюда следует, что цивилизационная матрица формирует устойчивую модель социальных отношений, которая воспринимается обществом как правильный путь развития для данного государства и который гарантирует его культурно-цивилизационный суверенитет.

Понятие культурный суверенитет РФ закреплено в Указе Президента РФ от 25.01.2023 № 35 «О внесении изменений в Основы государственной культурной политики, утверждённые Указом Президента Российской Федерации от 24 декабря 2014 г. № 808». Он выражается в праве народа и государства сохранять свой национально-культурный код и обусловленную им цивилизационную идентичность. С помощью цивилизационных фильтров и барьеров общество охраняет себя от агрессивного влияния извне, защищает свою историческую память, традиционные русско-православные и иные ценности. Благодаря своему культурному суверенитету, цивилизационное государство самосохраняется от поколения к поколению, чего не скажешь о модели государство-нация, которое, как показывают события последних лет, скорее всего, в этой ситуации становится придатком более сильного или колонией.

Ещё одно понятие, которое помогает понять и объяснить устойчивость России как цивилизационного государства – это цивилизационный код. Этот код – онтогенетическое ядро цивилизационной матрицы, которое отражает истоки цивилизации и её историческое наследие, сформированное за тысячелетия. Оно выражает способность государственного организма к самоорганизации, устойчивому развитию при онтогенетической изменчивости в рамках цивилизационной матрицы. Оно представляет собой духовную и нравственную основу народа, его идентичность, которая проявляется в архетипах, стереотипах и привычных формах существования общества [6]. Эти формы сложились и закрепились в сознании и поведении людей на протяжении истории существования данной цивилизации. Они являются частью генетической и исторической памяти общества, языковой культуры конкретного народа и определяют его уникальный профиль. Потеря цивилизационного кода означала бы утрату самой цивилизации.

С помощью механизмов интерпретации и адаптации к доминантной системе ценностей, которые можно определить как цивилизационные фильтры, государство обеспечивает защиту своей культуры от внешних воздействий. Это позволяет сохранить его культурно-цивилизационный суверенитет. Посредством цивилизационных фильтров происходит отбраковка тех чужеродных и несовместимых с ценностями данной цивилизации элементов, которые должны быть интегрированными в ее экономику и другие сферы жизни общества в целях желаемого, но непредсказуемого результата. Примером может быть политика шоковой терапии 90-х, означавшая одномоментную либерализацию цен, сокращение денежной массы и приватизацию убыточных предприятий в целях быстрого перехода к рыночной экономике и либеральной политике.

Более жесткими препятствиями для проникновения в ядро цивилизации выступают цивилизационные барьеры, которые действуют на уровне архетипов национального сознания и категорично отвергают явления, которые воспринимаются как чужеродные. Примерами действия таких барьеров служат неприятие российским обществом однополых семей, отрицание гендерного разнообразия, ЛГБТ-ценностей и других явлений, навязываемых извне. Итак, цивилизационные барьеры и цивилизационные фильтры способствуют сохранению культурной-исторической и государственной идентичности, защите от негативных внешних воздействий.

В результате анализа можно сделать следующие выводы.

1. Цивилизационное государство – это модель государственного устройства, которая возникла как альтернатива национальному государству. Оно связано с определённым культурно-историческим типом цивилизации, формируется на основе собственной цивилизационной матрицы под влиянием культурного кода и характеризуется как самодостаточная и устойчивая социокультурная модель.

2. Государство, основанное на ценностях цивилизации, можно представить как семейную общность, характеризующуюся преемственностью поколений, сложившимися традиционными ценностями и определенными нормами поведения, где духовные и моральные устои, обычаи и образ жизни служат надёжным фундаментом для сохранения культурно-цивилизационной идентичности.

3. Язык, религия, информация, традиции и социальные нормы – это естественные и социальные коммуникации, которые отражают устойчивые характеристики цивилизационного государства. Они придают ему социокультурную стабильность, уникальность и неповторимость в мировом сообществе.

4. Цивилизационное государство создаётся благодаря объединению культурно-исторического наследия, уникальной системы духовных ориентиров и традиционных политических институтов в пределах государственных границ.

Список литературы

1. Спиридонова В. И. «Цивилизационное государство» как вызов однополярной глобализации // Век глобализации. – 2022. – № 1 (41). – С. 29–41. DOI: 10.30884/vglob/2022.01.02

2. Zhang W. The China Wave: The Rise of a Civilizational State // Executive Intelligence Review. – 2017. – Vol. 44. – No. 33, August 18. – Pp. 7–18.

3. Pye L. W. China: Erratic State, Frustrated Society // Foreign Affairs. – 1990. – Vol. 69. – No. 4. – Pp. 56–74.

4. Kumar R. L’Inde: «État-nation» ou «État-civilisation»? // Hérodote: stratégies, géographies, idéologies. – 1993. – No. 71, octobre-décembre. – Pp. 43–60.

5. Jacques M. Civilization State Versus Nation-State // Süddeutsche Zeitung. – 2011. – 15 January. – URL: http://www.martinjacques.com/articles/civilization-state-versus-nation-state-2/ (дата обращения 10.02.2025).

6. Никонов В. А. Код цивилизации. Что ждет Россию в мире будущего? – Москва: Эксмо, 2015. – 672 с.

References

1. Spiridonova V. I. ‘Civilizational State’ As a Challenge to Unipolar Globalization [“Tsivilizatsionnoe gosudarstvo” kak vyzov odnopolyarnoy globalizatsii]. Vek globalizatsii (Age of Globalization), 2022, no. 1 (41), pp. 29–41. DOI: 10.30884/vglob/2022.01.02

2. Zhang W. The China Wave: The Rise of a Civilizational State. Executive Intelligence Review, 2017, vol. 44, no. 33, August 18, pp. 7–18.

3. Pye L. W. China: Erratic State, Frustrated Society. Foreign Affairs, 1990, vol. 69, no. 4, pp. 56–74.

4. Kumar R. L’Inde: «État-nation» ou «État-civilisation»? Hérodote: stratégies, géographies, idéologies, 1993, no. 71, octobre-décembre, pp. 43–60.

5. Jacques M. Civilization State Versus Nation-State. Süddeutsche Zeitung, 2011, 15 January. Available at: http://www.martinjacques.com/articles/civilization-state-versus-nation-state-2/ (accessed 10 February 2025).

6. Nikonov V. A. The Code of Civilization. What Awaits Russia in the World of the Future? [Kod tsivilizatsii. Chto zhdet Rossiyu v mire buduschego?]. Moscow: Eksmo, 2015, 672 p.

Ссылка на статью:
Хомелева Р. А. Понятие «цивилизационное государство»: субстанциональный анализ (реакция на статью А. Харичева «Цивилизация “Россия”») // Философия и гуманитарные науки в информационном обществе. – 2025. – № 1. – С. 40–49. URL: http://fikio.ru/?p=5903.

Философия

К вопросу о развитии человека в эпоху искусственного интеллекта

УДК 304.42; 316.42; 324.8

Лауфер Константин Маркович – Первый московский государственный медицинский университет имени И. М. Сеченова, кафедра экономики и менеджмента, доцент, кандидат философских наук, доцент, Москва, Россия.

Email: laufer_k_m@staff.sechenov.ru

SPIN: 8497-5486

ResearcherID: AAH-9913-2020

ORCID: 0000-0002-3277-2350

ScopusID: 57208507477

Авторское резюме

Состояние вопроса: Сегодня прогресс в развитии искусственного интеллекта обеспечивается за счет впечатляющих результатов в совершенствовании узкого искусственного интеллекта и генеративных лингвистических моделей. В меньшей степени реальны успехи в создании общего искусственного интеллекта. Существует целый ряд проблем, порожденных искусственным интеллектом, большими данными и интернетом вещей, связанных с изменением рынка труда, возникновением новых профессий, новых принципов образования и обучения, требований к человеческому капиталу.

Однако пока слабо артикулированной в профессиональной среде остается одна из главных проблем, вызванных созданием общего искусственного интеллекта, взрывным развитием NBIC-технологий и нейрокогнитивных наук: неизбежное переструктурирование общественных отношений, изменение социальной роли и векторов развития огромных масс людей, разделение человечества на две большие группы с разными историческими судьбами.

Методы исследования: Применение принципов диалектической логики к пониманию мышления как специфического человеческого механизма эволюционного выживания и развития, специфически человеческой поисково-ориентировочной деятельности по освоению окружающей среды. Подход к пониманию мышления не как результата функционирования человеческого мозга, а как специфической операциональной деятельности человека с символами и знаками, присущей ему именно в силу особенностей эволюционного развития. Это позволяет изменить ракурс во взгляде на проблему соотношения человеческого мышления и искусственного интеллекта, выявить новые стороны влияния современных технологий как элемента предметной среды на человека и его мышление.

Результаты: Сформулирована в явной форме одна из центральных проблем социальной философии на этапе развития искусственного интеллекта и сделана попытка ее решения. NBIC-технологии, прежде всего, общий искусственный интеллект и большие данные, совмещенные с интернетом вещей, приведут в ближайшем будущем к разделению общества на две большие группы людей: группу креаторов, прогрессоров, техно-пассионариев и группу пассивных потребителей технологических новшеств. Назовем их условно «альфа» и «омега».

Это новый результат, поскольку все философские размышления и прогностические модели визионеров, связанные с передовыми технологиями, на тему будущего касаются всего человечества в целом. Пока никто явно не обозначал тему неизбежного разделения человечества на две большие группы с разными историческими судьбами.

Это разделение ведет к возникновению из первой группы нового вида людей, интегрированных с новыми технологиями на уровне организма, посредством имплантируемых чипов, связанных с мозгом, и предиктивной персонализированной медицины. Они будут активно развивать новые технологии, осваивать новые пространства и способы существования.

Группу альфа будут пополнять дети ее членов, имеющих доступ к высокотехнологичному образованию, медицине, развитию физических и духовных качеств и, как следствие, к интересной высоко престижной и высокооплачиваемой работе.

Эти же процессы ведут к деградации пассивных потребителей благ, создаваемых представителями первой группы. В условиях полной обеспеченности и безопасности, создаваемых представителями альфа, деградирует, прежде всего, мышление омега, то есть способность решать творческие задачи по освоению окружающей природной и социальной среды.

Группа омега будет пополняться из семей, часто маргинальных, находящихся на периферии научного и технологического прогресса, занятых в лучшем случае низкоквалифицированным трудом.

Важным новым результатом исследования является то, что в группу омега будут инкорпорироваться не только дети малообразованных, неуспешных, живущих вдали от мировых центров развития технологий людей, но и часть нового поколения, изначально относящихся к группе альфа.

Это порождает совершенно новые этические проблемы: две группы будут все больше отдаляться друг от друга, пока не превратятся в два различных подвида homo. Можно предположить, что они будут относиться друг к другу не только с непониманием, но альфа – со все более возрастающим безразличием к омега, а омега – с нарастающей агрессией по отношению к альфа.

Выводы: Главным для проведенного исследования является вывод об объективности и неизбежности этого выявленного нами пути развития человечества. Для изменения ситуации омега не только не смогут ничего сделать, но даже и не захотят. Так же, впрочем, как и альфа. Для развития homo как вида омега станут не нужны, и мораль альфа со временем перестанет их включать в контекст человеческих отношений. В лучшем случае к ним будут относится как к «братьям нашим меньшим», обеспечивая привычный для омега уровень существования.

Ключевые слова: мышление; искусственный интеллект; общий искусственный интеллект; поколение альфа; поколение омега.

On the Issue of Human Development in the Age of Artificial Intelligence

Laufer Konstantin Markovich – Sechenov University, Department of Economy and Management, associate professor, PhD (Philosophy), Moscow, Russia.

Email: laufer_k_m@staff.sechenov.ru

Abstract

Background: Today, progress in the evolution of artificial intelligence is ensured by impressive results in the development of narrow artificial intelligence and generative linguistic models. To a lesser extent, successes in the creation of general artificial intelligence are real. There is a range of problems generated by artificial intelligence, big data and the Internet of Things related to changes in the labor market, the emergence of new professions, new principles of education and training, and requirements for human capital. However, one of the main problems caused by the creation of general artificial intelligence, the explosive development of NBIC technologies and neurocognitive sciences remains poorly articulated in the professional environment. This includes the inevitable restructuring of social relations, a change in the social role and development vectors of huge masses of people, the division of humanity into two large groups with different historical destinies.

Research methods: Application of the principles of dialectical logic to understand thinking as a specific human mechanism of evolutionary survival, specifically human search and orientation activity in developing the environment. An approach to understand thinking not as a result of the functioning of the human brain, but as a specific operational activity of humans with symbols and signs, inherent in them precisely due to the specificity of evolutionary development. This allows us to change the perspective on the problem of the relationship between human thinking and artificial intelligence, to identify new aspects of the influence of new technologies as an element of the subject environment on humans and their thinking.

Results: One of the central problems of social philosophy at the stage of artificial intelligence development is formulated in an explicit form and an attempt to solve it is made. NBIC technologies, first, general artificial intelligence and big data, combined with the Internet of Things, will lead to the division of society into two large groups in the near future: the group of creators, progressors, techno-passionaries and the group of passive consumers of technological innovations. Let us call them conditionally “alpha” and “omega”.

This is a new result, since all philosophical reflections and predictive models of visionaries related to advanced technologies on the topic of the future concern all of humanity as a whole. So far, no one has explicitly outlined the topic of the inevitable division of humanity into two large groups with different historical destinies.

This division leads to the emergence from the first group of a new kind of people integrated with new technologies at the body level, through implantable chips connected to the brain, and predictive personalized medicine. They will actively develop new technologies, explore new spaces and ways of existence.

The alpha group will be replenished by its members children who have access to high-tech education, medicine, development of physical and spiritual qualities, and, as a result, to interesting, highly prestigious and highly paid job.

The same processes lead to the degradation of the group of passive consumers of goods created by the first group representatives. In conditions of complete security and safety created by alpha representatives, omega thinking (i.e. the ability to solve creative problems in the development of the surrounding natural and social environment) degrades first.

The omega group will be replenished from families, often-marginal ones, located on the periphery of scientific and technological progress, employed, at best, in low-skilled labor.

An important new result of the study is that the omega group will incorporate not only the children of the omega group, but also part of the new generation, originally belonging to the alpha group. This creates entirely new ethical problems: these two groups will increasingly distance themselves from each other until they become two different homo subspecies. They will treat each other not only with misunderstanding, but the alpha will treat the omega with increasing indifference, and the omega will treat the alpha with increasing aggression.

Conclusion: The main result of the research is that this identified path of human development is objective and inevitable. Omegas will not want and be able to change the situation Just like alphas. For the development of homo as a species, omegas will become unnecessary, and alpha morality will eventually stop including them in the context of human relations. At best, they will be treated as “our smaller brothers”, providing the level of existence that is familiar to omegas.

Keywords: Human thinking; artificial intelligence; artificial general intelligence; AGI; alpha generation; omega generation.

Аз не хвастаю ни пред кым же,

но себе пишу, а запаса ради,

и памяти ради, и пользы ради.

… И сице ожидающу ми в таковаа времена

и лета и жадающу ми того,

дабы кто паче мене и разумнее мене описал,

яко да и аз шед поклонюся ему,

да и мене поучит и вразумит.

Епифаний Премудрый и Пахомий Логофет.

«Жизнь и житие преподобнаго и богоноснаго

отца нашего Сергия» [1, с. 8].

Итак, мыслить – не значит ли это действовать.

Людвиг Фейербах. «Спиноза и Гербарт» [2, с. 416].

Введение

В 1842 году молодой Маркс, определяя роль и значение философии в культурном ландшафте своей эпохи, писал: «Так как всякая истинная философия есть духовная квинтэссенция своего времени, то с необходимостью наступает такое время, когда философия не только внутренне, по своему содержанию, но и внешне, по своему проявлению, вступает в соприкосновение и во взаимодействие с действительным миром своего времени» [3, с. 105]. Он и предположить не мог, насколько пророческими и важными окажутся его слова на нашем, современном этапе, в совсем иной социально-экономической ситуации.

Связь между философией и культурой в целом, реальным действием в политике, социальной жизни, искусстве, производстве осуществляется через трансляцию в эти сферы стиля философского мышления, ключевых идей и базовых принципов понимания мира, то есть формирование парадигмы мышления. Эта трансляция происходит благодаря существующей системе образования, в первую очередь, и через многочисленные каналы влияния, через «особую форму социальной организации – как писал В. Паперный, излагая идеи Э. Панофски – благодаря которой стиль мышления транслируется из философии в архитектуру» [4, c. 17].

Сегодня философия становится напрямую элементом – и, на наш взгляд, ключевым элементом – технологического развития. Одной из главных задач, решаемых человечеством на современном этапе технологического развития, является создание общего искусственного интеллекта (AGI) и даже супер-ИИ (ASI). Для решения этой задачи определяющим является понимание того, что такое человеческое сознание и каким образом устроен человеческий мозг как главный инструмент мышления. Хотя понятно, что и AGI, и ASI ни по архитектуре, ни по материалам, ни по принципам действия не будут похожи на человеческий интеллект, а их физические носители не будут дублировать человеческий мозг, понимание того, что такое сознание и как проходит процесс мышления человека, будет определять направление поисков, критерии и цели создателей AGI и ASI.

Наука, изучающая мир как нечто внешнее познающему субъекту, наука в различных ее разделах и направлениях, будь то нейрофизиология, психология, социология или другие науки, изучающие феномен мышления как нечто внеположенное себе, познает его лишь с отдельных предметных сторон, определяемых спецификой отдельной науки, и не может охватить и понять его во всей полноте и цельности, ухватить его суть. Понимание мышления как такового, как целого – это удел философии. Каждая действительная философия, до какого бы изощренного предметного различения дефиниций в формулировке своих задач и своего основного вопроса она ни доходила, объектом своим всегда в конечном итоге имеет феномен мышления как таковой, как целое. При этом в процессе самопознания мышление субъективно. Человек познает свое мышление посредством самого же мышления. Другого инструмента познания мышления у человека нет. Значение философии, ее главенствующая роль в ряду рациональных способов познания мира определяется тем, что мышление – это главный эволюционный механизм приспособления социального человека к окружающей среде. Но, распространяя теорему Гёделя о неполноте[1] на принципы философского познания, мы должны сказать, что полностью познать мышление с применением этих принципов, формулируемых внутри мышления, мы также не можем. «Что такое философия? Попытка вникнуть в сущность мира? <…> На самом деле мы занимаемся упорядочиванием наших понятий, чтобы четко определить, что можно сказать о мире…[2]» [Цит. по: 5, с. 200].

Что такое мышление? Как оно возникает? Как человек, используя его, познает мир? Чем познание мира человеком отличается от познания мира животными? Как и где формируются абстрактные понятия и чувственные образы («трудная проблема сознания»)? Эти старые вопросы, в разных формулировках, сводящиеся к многомерному кантовскому вопросу «Что такое человек?», и составляют содержание философии, отличающее ее от науки[3].

На каждом историческом этапе основной вопрос философии имеет свою конкретно-историческую формулировку, всеобще-конкретное содержание. Сегодня, когда остро стоит вопрос об отношении сознания, индивидуального и общественного во всех его формах, к искусственному интеллекту (ИИ), когда индивидуальное человеческое мышление в массе своей проявляет признаки деградации под воздействием генеративного ИИ, а в перспективе и ASI, мы должны ответить на следующие вопросы:

1) как развитие современных технологий, в первую очередь, искусственный интеллект, влияет на развитие мышления;

2) что происходит и что ждет человечество на пути формирования новых эволюционных механизмов в процессе трансформации мышления;

3) одинаково ли влияние этих технологий на разные социальные группы людей;

4) что может дать философское осмысление современных форм сознания для развития новых технологий.

Ответам на эти вопросы и посвящена данная статья.

Материалы и методы

Статья написана по материалам подготовленного выступления на XII международной научно-практической конференции «Философия и культура информационного общества», проходившей в Санкт-Петербурге, в Государственном университете аэрокосмического приборостроения» 21–23 ноября 2024 года. Она представляет итог размышлений автора и его многочисленных выступлений, начиная с 2016 года на различных конференциях по проблемам мышления и искусственного интеллекта в ГУАП в Санкт-Петербурге; Ильенковских чтениях в Белгороде и Москве; в Зеленограде, Казани и Нижнем Новгороде, в Первом Московском государственном медицинском университете им. И. М. Сеченова (Сеченовском университете), различных печатных и сетевых профессиональных журналах[4]. Автор исследовал вопрос о том, что такое мышление в культурно-историческом контексте развития человечества, как меняется человеческое мышление в период IV технологической революции, в эпоху NBIC-технологий, искусственного интеллекта, больших данных (big data) и больших генеративных лингвистических моделей и что ждет человечество на этом пути в не таком уж далеком будущем.

Наша методологическая позиция заключается в применении принципов диалектической логики к пониманию мышления как специфического человеческого механизма эволюционного выживания и развития, специфически человеческой поисково-ориентировочной деятельности по освоению окружающей среды. В этом автор опирается на теорию деятельностного сознания А. Н. Леонтьева [7; 8] и концепцию «идеального» Э. В. Ильенкова [9–11]. Все человеческое в человеке на 100 процентов социально. Гениальная формулировка Э. В. Ильенкова[5] относится, в первую очередь, к сознанию, мышлению как социальному феномену. Человек как часть природы, деятельная материя, по учению Спинозы, обладает важнейшим атрибутом – «мышлением». Мышлением, сознанием как высшей формой движения материи, по Фр. Энгельсу, обладает только специфически организованная деятельная материя. Эта специфическая организация материи есть человеческое общество в его развитии, то, что мы называем «социальной формой движения материи» [13, с. 360]. Именно диалектический скачок от биологической к социальной форме движения материи содержит в себе тайну порождения сознания, мышления как чисто человеческого, креативного действия, направленного на творческое решение встающих перед ним нестандартных задач по выживанию и сохранению потомства и культуры в изменяющейся среде. Как в свое время В. И. Ленин, определяя соотношение понятий логики, диалектики и теории познания в «Капитале» Карла Маркса, писал, что «не надо трех слов» [14, с. 301], так и мы можем сказать, что в определении мышления, в принципе, не нужны атрибуты «человеческое» и «творческое», ибо мышление может быть только человеческим, и только творческим. Никаким другим оно быть не может.

Сознание, мышление как способность решать нетривиальные, каждый раз новые задачи приспособления к среде, действовать не по контуру видимости предметного мира, как другие животные, а по аттрактору проявленной сущности окружающего мира, то есть по законам природы, выделяет человека из животного мира, образует непроходимую пропасть между нами и другими животными, включая высших приматов – шимпанзе, горилл, орангутангов.

Эволюция привела человека к необходимости и возможности обмена и сохранения информации об окружающем мире, накоплению ее и передаче подрастающим поколениям в образной, и затем в знаково-символической форме. Не через непосредственную передачу опыта, как у других животных, а через воплощение ее на внешних носителях, отделяемых от ее источника и сохраняемых, накапливаемых и передаваемых следующим поколениям независимо от первоисточника, в первую очередь в языке, но не только. Вот ключ к пониманию сознания.

Академик доктор биологических наук, доктор филологических наук Т. В. Черниговская, выдающийся специалист в области нейро-когнитивных исследований, наиболее известный сегодня в сети популяризатор идеи о том, что животные обладают мышлением, утверждает, что в развитии мышления между животным и человеком нет разрыва, диалектического скачка. «Что думает мой кот, глядя на меня с таким умным видом?» – ее вопрос. «Мы никогда этого не узнаем» – таков ее ответ [15, 13:17–13:34].

Наш великий физиолог И. П. Павлов, критикуя понимание немецким психологом, одним из создателей гештальтпсихологии Вольфгангом Кёллером проводимых им опытов, в которых шимпанзе ставит ящики разного размера один на другой, чтобы достать банан, писал: «После многих неудач, уставши, обезьяна уходит в сторону и сидит, ничего не предпринимая. После такого сидения, покоя, она принимается вновь за работу и достигает цели. «Доказательством ее разумности он считает сиденье, – говорит И. Павлов. <…> Доказательство разумности есть молчаливое бездействие обезьяны» [16, с. 489]. И. П. Павлов считает по-другому: «…это и есть разум, вся эта деятельность, когда обезьяна пробует и то и другое. Это и есть мышление» [16, с. 490]. «Конечно, это есть разумность элементарная, отличающаяся от нашей только бедностью ассоциаций» [16, с. 491–492]. Мы видим, что позиции И. П. Павлова и Н. В. Черниговской в отношении разумности животных совпадают. Но здесь нам важно, что И. П. Павлов подчеркивает, что в бездействии не может быть мысли, мысль порождается действием, деятельностью по решению творческой, нестандартной задачи. Это и есть мысль.

Но если кот, ворон, осьминог, слон, шимпанзе мыслит, то почему мы не способны их понять? Дело в том, что мыслит не мозг и не кортекс, мыслит человек как социальное существо.

Конечно, интеллект как способность мыслить рационально, то есть логично, доказательно и с опорой на факты реального мира базируется на психике (и на нейрофизиологии и биологии организма), в том числе на высших психических функциях – внимании, памяти, способности различения и сопоставления предметов, вплоть до их элементарного счета. Без этого он существовать не может, но он не сводится только к ним. Психика – это индивидуальная реакция на мир обособленного организма в пределах, ограниченных его соматикой и физиологией. Все коты разные, и кот Т. В. Черниговской в общении с ней развивает психику более тонко реагирующую, более пластичную, многообразную в своих проявлениях. Если бы я был котом Татьяны Владимировны, возможно, и у меня тоже был бы такой умный взгляд. Кот смотрит на хозяйку ее глазами. Недаром говорят, что домашние питомцы похожи на своих хозяев, хотя бывает и наоборот. Среда развивает психику, и животное, у которого психика более гибкая, то есть он лучше приспосабливается к изменениям, имеет лучшие шансы выжить и передать свои гены потомству.

У птиц семейства врановых интеллект, как говорит Т. В. Черниговская, не уступает нашему ближайшему родственнику – шимпанзе. И это научный факт. Тут не поспоришь. Вопрос только в том, что мы признаем за интеллект, как мы условились это понимать, как мы это измеряем – здесь мы полностью согласны с Т. В. Черниговской. Частое и часто честное заблуждение представителей естественных наук, а сегодня и IT-индустрии, заключается в том, что они пытаются решить философские вопросы научными методами с позиций откровенного позитивизма, подходят к мышлению как особому свойству особого объекта – мозга[6] [17, с. 48–58]. Майкл Газзанига, американский нейробиолог, один из авторов термина «когнитивная нейронаука», в своей книге «Кто за главного» утверждает, что мозг порождает сознание, и лишь потом оно проявляется в действии, хотя и говорит о том, что мышление есть эмерджентное свойство психики: «Моя основная идея в том, что любой опыт жизни, личный или социальный, отражается на нашей эмерджентной психической системе. Он влиятельная сила, изменяющая разум. Он не только ограничивает наш мозг, но и показывает, что именно взаимодействие двух уровней, мозга и разума, создает нашу осознанную реальность, текущий момент нашей жизни» [18, с. 246].

Поэтому и загадка возникает, как ворон, у которого мозг абсолютно гладкий, ну ни одной извилины, по «интеллекту» не уступает шимпанзе. А ведь действительно не уступает. Но только потому, что ни у того, ни у другого интеллекта нет и быть не может. И исследования мозга здесь не помогут. Потому что мыслит не мозг, в нем нет ни одной мысли. Также как молоток и даже рука человека не забивает гвоздь, а делает это цельный человек, так и мыслит не мозг, а цельный человек.

Понимание мышления как инструмента эволюционного развития, как деятельности человека внутри общества, где каждый член общества в той или иной мере не только воспроизводит переданную ему информацию, но и обогащает ее за счет своего позитивного и негативного опыта развития. Положительный социальный опыт закрепляется в поколениях за счет эпигенетических мутаций и дает новые возможности развития. Здесь и проходит граница между естественным и искусственным интеллектом. Несмотря на впечатляющие успехи в развитии LLM[7] и чипирования людей с 2019 года [22], именно разнообразие индивидуального опыта, вплетенного в ткань социальной деятельности, возможность индивидуальных ошибок и их исправления общими усилиями делает человека неуязвимым в надуманном противостоянии с ИИ.

Хотя проблема разделения людей на две расходящиеся эволюционные группы в профессиональной среде не находится еще в центре внимания[8], обе основных конфессии христианства в лице своих пастырей не так давно выступили с посланиями по проблемам влияния новых технологий и, прежде всего, ИИ на мышление и творческие способности людей.

В обширном аналитическом обзоре католической церкви (14 января 2025 года) «ANTIQUA ET NOVA. Заметки о связи между искусственным интеллектом и человеческим интеллектом» от имени Верховного Понтифика Франциска отмечается: «…“имеющиеся на сегодняшний день данные свидетельствуют о том, что цифровые технологии усилили неравенство в нашем мире. Не только различия в материальном богатстве, которые также значительны, но и различия в доступе к политическому и социальному влиянию”. В этом смысле ИИ может использоваться для увековечения маргинализации и дискриминации, создания новых форм бедности, расширения “цифрового разрыва” и усугубления существующего социального неравенства» [23].

В выступлении 30 января 2025 года в Государственной думе РФ в начале своего восьмиминутного отрывка речи, посвященного опасностям ИИ, патриарх Кирилл заявил, что в связи с развитием ИИ «существует, например, реальная опасность утраты интеллектуальных и творческих навыков человека» [24, 18:10–18:18].

Интерес церкви к этому вопросу является сильным индикатором социальной важности проблемы.

Результаты

Наш анализ процесса эволюции живого на Земле, основанный на указанных выше методологических принципах, приводит к следующим ответам на поставленные вопросы.

Вопрос 1. Как развитие современных технологий, в первую очередь, искусственный интеллект, влияет на развитие мышления?

Человек, выделившийся из животного мира, представляет собой гармоничную совокупность трех ипостасей:

– биологического организма, включая психику как совокупность индивидуальных реакций на мир;

– мира культуры (его предметного тела);

– социальных связей (человек есть ансамбль общественных отношений по Марксу).

С возникновением второй сигнальной системы, языка, и накопления, и передачи информации с помощью внешних носителей первобытная стая homo превратилась в социум, овладела социальной формой движения материи. Здесь тайна возникновения сознания, понимаемого как деятельность социального человека и причина непреодолимого разрыва между человеком и животными, пусть самыми высокоорганизованными.

Первое. На уровне биологии влияние новых технологий и ИИ не может быть однозначным и однонаправленным для всех людей. Если развитие технологий, прежде всего фармацевтики и высокотехнологичных методов предиктивной персонализированной медицины, дает шанс человеку на победу над раком, генетическими заболеваниями и болезнью Альцгеймера, то есть на долгую и полноценную жизнь, физическую и ментальную, то этим надо еще хотеть и уметь воспользоваться. Достижения современной медицины – не волшебная таблетка – проглотил и готово. Использование этих достижений требует усилий и серьезной мотивации со стороны даже здорового в целом человека. Почему значительная часть людей в перспективе добровольно не воспользуется достижениями науки, кто будет использовать современные технологические достижения и к чему это приведет? Ответить на этот вопрос – значит понять (конечно, частично, с одного ракурса), что такое мышление, как оно формируется в зависимости от биологических и физиологических факторов, и как оно трансформируется в информационную эпоху. Ответить можно как с эволюционной, так и с социальной точек зрения. С точки зрения эволюции любого живого организма, если нет потребности, связанной с выживанием и передачей генетической информации потомству, то не возникает импульса к действию, к удовлетворению этой потребности. С точки зрения социальной, полная обеспеченность и безопасность существования не стимулирует к изменению своего положения и окружающей среды.

Второе. На уровне социума предметное тело человека – мир культуры, окружающей человека, который сам человек и создает, и который, в свою очередь, создает самого человека. Сегодня мы все больше уходим в мир симулякров, и не только в личном общении через аватары, рекламу, компьютерные игры, но и в технологиях общественного производства – удаленной сетевой работе, финтехе, биржевой торговле, интернет-торговле, Яндекс.Еде и даже телемедицине, когда диагноз на основе ваших же сообщений ставит безличный искусственный интеллект. Робинзон смог выжить на острове благодаря тому, что океан услужливо подкидывал ему продукты общественного труда – топоры, ножи, подзорную трубу, книги и проч. Сможет ли выжить современный человек, окажись он в такой ситуации? Вряд ли. Встает вопрос, а каким образом с этой точки зрения меняется мышление как способность решать нетривиальные задачи в меняющейся предметной среде. И эту культурную среду – вещественную и духовную, предметное тело человека меняют сегодня в первую очередь информационные продукты, основанные на NBIC-технологиях.

Для большинства людей реальная деятельность замещается экраном смартфона, размещением в сетях контента, сгенерированного от их имени ИИ, и сбором лайков от совершенно незнакомых, не связанных с ними, и никак не нужных для них любителей лайкать чужие посты [25].

Третье. Last but not least. Самое важное и влияющее на первые два компонента формирования сознания – это разрушение социальных связей. Сегодня большинство населения живет в индивидуальных информационных пузырях, закапсулированное изначально выбранными темами интересов. Эта разобщенность усиленно закрепляется социальными сетями, определяющими помимо нас контент для абонента, таргетированной рекламой, подбором сетевых друзей и потоком информации. Сначала мы выбираем круг интересов, а затем не можем из него вырваться благодаря информационным технологиям. Круг замкнулся. Человек превращается в монаду Лейбница.

Мышление связано с деятельностью по решению нетривиальных задач, оно и есть идеальный план такой деятельности. Но в бытовой реальности, а с развитием технологий чем дальше, тем больше, человек действует по схемам и паттернам обыденной жизни, определенным этими технологиями. При этом мышление ему не нужно, или почти не нужно. Примерно так, как слепой человек в комнате в привычной обстановке ориентируется свободно и даже может производить впечатление зрячего. Комфортная, закапсулированная жизнь с доставкой на дом всего, от продуктов питания до развлекательного контента и политических идей, ведет к деградации мышления как способности, обеспечивающей выживание в изменяющейся среде. В отсутствии необходимости любой орган и функционал живого организма неизбежно угасает. Это происходит и с мышлением человека.

Вопрос 2. Что происходит и что ждет человечество на пути формирования новых эволюционных механизмов в процессе трансформации мышления?

В современную эпоху IV технологической революции, NBIC-технологий и генеративного искусственного интеллекта происходит разделение людей на две большие группы — альфа и омега. Термин «альфа» в отношении поколения, родившихся начиная с 2010 года[9], ввел австралийский социолог М. МакКриндл [27]. Альфа являются носителями пассионарности, передового мышления и технологического прогресса.

МакКриндл относил поколенческие характеристики альфа ко всему поколению. Однако большая часть людей, родившихся в этот же временной период, окажется, по нашему мнению, вне этого процесса, что МакКриндл не отметил. Я обозначаю эту большую группу в противоположность альфа как поколение омега. Этот термин введен врачом-диетологом и эпигенетиком К. Шэнахан в 2009 году [28] в несколько отличной от поколенческих теорий трактовке. Для нас омега – это чистые потребители, функция мышления которых как механизм адаптации и выживания в изменяющейся среде за ненадобностью деградирует и редуцируется к простейшим устойчивым поведенческим паттернам и схемам мыследеятельности.

Вопрос 3. Одинаково ли влияние этих технологий на разные социальные группы людей?

Вопрос стоит так: влияют ли новые технологии, и прежде всего ИИ, на эти группы (альфа и омега) в одном направлении, на альфа чуть мощнее, на омега чуть слабее. Или это действие разнонаправлено, можно сказать – противоположно.

Наш ответ, следующий из ответов на два предыдущих вопроса: эти две группы все больше и больше будут расходиться между собой, вплоть до полного непонимания друг друга и неприятия морали другой стороны. Для группы альфа, как прогрессоров, осуществляющих экспансию человечества в новые области науки, духовной культуры и осваивающих новые территории за пределами земной атмосферы, группа омега со временем станет попросту неинтересна. Внутри группы омега будут нарастать девиантное поведение и агрессия, в том числе и в отношении представителей группы альфа. Это будет компенсироваться демографическим коллапсом группы, вызванной абсолютно благоприятными внешними условиями существования.

Мотивированное развитие альфа, соединенное с миром больших данных и AGI, включая заботу о собственном здоровье и продуктивном долголетии, станет прерогативой высокообразованных молодых людей, получающих элитное образование. А это возможно только для класса богатых.

Большинство будет обречено в силу социальных условий проживания составлять группу омега. Конечно, для отдельных ее наиболее талантливых и амбициозных представителей путь «наверх», в группу альфа не будет заказан, но социальные лифты будут малочисленны и сложны именно в силу отсутствия социальной необходимости.

Технологии позволят всем предоставить безусловный базовый доход, обеспечивающий сытую, здоровую и комфортную жизнь, конечно, в пределах представлений каждой группы. И именно отсутствие необходимости бороться за свое выживание, за сохранение своего статус-кво и движения вверх по социальной лестнице, то есть внутривидовой конкуренции, приведет к тому, что даже класс супербогатых людей, управляющих сегодня экономикой, политикой, культурой, не избежит общей участи деления человечества на два подвида. Наверняка среди них процент представителей группы альфа должен быть выше, чем в группе омега (значительно больше 20 %), а представителей группы омега, соответственно, меньше, чем среди основной массы населения.

То есть влияние технологий на население будет сложным, структурированным, зависящим от множества факторов и будет определяться не только исходной принадлежностью к определенной группе.

Вопрос 4. Что может дать философское осмысление современных форм сознания для развития новых технологий?

Мир технологий стремительно развивается в сторону создания полноценного AGI. Отметим одно направление, находящееся в поле нашего профессионального внимания. Одним из главных векторов этого развития является создание в медицине цифрового двойника пациента уровня mind-level [29]. То есть цифровой модели человека, включающей не только соматику, физиологию и психические реакции, но и все когнитивные и эмоциональные процессы. Именно это направление представляется самым многообещающим в перспективе, несмотря на то что медицинское сообщество более всего внимания на современном этапе уделяет разработкам цифровых двойников пациента на уровне органов тела, распознаванию паттернов заболеваний с помощью узкого искусственного интеллекта (ANI), в чем, конечно, достигнуты впечатляющие результаты. Внедрение AGI в цифровые двойники пациента, «который может рассуждать в широком диапазоне областей» [30, p. 2], позволит проводить предиктивную персонализированную диагностику и на основе интернета вещей и больших данных ставить диагнозы, предупреждать возникновение патологий, а возникшие – купировать и лечить, включая регенерацию органов, даже не обращаясь во многих случаях к врачам.

Заключение

Выявленное разделение человечества на два подвида в ходе исторического развития, вызванного и стимулируемого новыми технологиями – это историческая неизбежность. Пока нет никаких социологических исследований, подтверждающих этот вывод, мы находимся еще на слишком ранней стадии этого процесса. Только диалектический метод анализа может дать нам возможность представить наше будущее. Завершение перехода к новой эпохе, когда указанное разделение будет окончательно структурировано, будет предваряться целой серией социальных катаклизмов, вооруженным противостоянием различных социально-политических, религиозных, этнических групп, сопротивляющихся исторической тенденции развития. Сегодняшние вооруженные конфликты в мире, миграции огромных масс людей из Африки, Ближнего Востока, Среднего Востока, Латинской Америки, ищущих лучшей жизни, в «благополучные» страны Европы и США, «торговые войны» между странами, диктующими мировой экономический порядок, и новыми поднимающимися экономиками, стремящимися завоевать мировой рынок – это пока только первый предвестник указанных катаклизмов. Миллионы людей станут жертвой этого исторического перехода, который будет отнюдь не гладким и мирным, даже в том случае, если человечеству хватит политической воли не дать себя уничтожить в ходе этих противостояний.

Возможность подтверждения или опровержения выявленной тенденции развития скорее может быть осуществлена историческими исследованиями, но и предыдущие эпохи дают слишком слабые аналогии с современностью. Никогда еще, возможно только за исключением эпохи палеолита, человечество не знало такого взрывного развития технологий, так влияющих на эволюцию самого рода человеческого. Нам остается только ждать. Как говорил преподобный Джон Донн [31, p. 98]: «And therefore never send to know for whom the bell tolls; It tolls for thee».

Список литературы

1. Епифаний Премудрый, Пахомий Логофет. Жизнь и житие преподобнаго и богоноснаго отца нашего Сергия // Жизнь и житие Сергия Радонежского. – М.: Советская Россия, 1991. – С. 7–106.

2. Фейербах Л. Спиноза и Гербарт // История философии. Собрание произведений в трех томах. – Т. 2. – М.: Мысль, 1974. – С. 413–432.

3. Маркс К. Передовица в № 179 «Kolnische Zeitung». // Маркс К., Энгельс Ф. / Собрание сочинений: 2-е изд. – Т. 1. – М.: Государственное издательство политической литературы, 1955. – С. 93–113.

4. Паперный В. Культура Два. – М.: Новое литературное обозрение, 2006. – 408 с.

5. Кантерян Э. Людвиг Витгенштейн. – М.: Ад Маргинем Пресс, 2016. – 248 c.

6. Кант И. Антропология с прагматической точки зрения // Сочинения в шести томах. Т. 6. – М.: Мысль, 1966. – С. 349–588.

7. Леонтьев А. Н. Деятельность. Сознание. Личность. – М.: Политиздат, 1975. – 304 с.

8. Leontyev А. N. Activity and Consciousness. – Pacifica, CA: Marxists Internet Archive, 2009 – URL: https://www.marxists.org/archive/leontev/works/activity-consciousness.pdf (дата обращения 05.02.2025).

9. Ильенков Э. Идеальное и реальность. 1960–1979. – М.: Канон+РООИ «Реабилитация», 2018. – 528 с.

10. Ильенков Э. В. Диалектическая логика. Очерки истории и теории // Диалектическая логика: собрание сочинений. Т. 4. – М.: Канон+РООИ «Реабилитация», 2020. – С. 222–449.

11. Ильенков Э. В. Диалектика идеального // Диалектика идеального: собрание сочинений Т. 5. – М.: Канон+ РООИ «Реабилитация», 2021. – С. 16–85.

12. Ильенков Э. В. Биологическое и социальное в человеке // Школа должна учить мыслить. – М.: МПСИ, Воронеж: МОДЭК, 2002. – С. 72–77.

13. Энгельс Ф. Диалектика природы. Заметки и фрагменты // Маркс К., Энгельс Ф. / Собрание сочинений: 2-е изд. – Т. 20. – М.: Государственное издательство политической литературы, 1961. – С. 339–628.

14. Ленин В. И. План диалектики (логики) Гегеля / Полное собрание сочинений – 5-е изд. – Т. 29. Философские тетради. – М.: Издательство политической литературы, 1969. – С. 297–302.

15. Татьяна Черниговская: Почему мы никогда не узнаем правду о реальности? // Айрат Хайруллин – YouTube. – URL: https://youtu.be/OughzI1lvmA?si=Bhy2ShtfewA4KYj4 (дата обращения 05.02.2025).

16. Павлов И. П. Сущность разума у человекообразных обезьян и ошибочное толкование Кёллера // Избранные произведения. – М.: Государственное издательство политической литературы, 1951. – С. 488–493.

17. Черешнев Е. Форма жизни № 4: Как остаться человеком в эпоху расцвета искусственного интеллекта. – М.: Альпина Паблишер, 2024. – 480 с.

18. Газзанига М. Кто за главного? Свобода воли с точки зрения нейронауки. – М.: Издательство АСТ, CORPUS, 2021 – 272 c.

19. В Китае представили ИИ мощнее DeepSeek // РИА Новости. – URL: https://ria.ru/20250129/alibaba-1996061822.html (дата обращения 05.02.2025).

20. Lin G., Jiang J., Yang J., Zheng Z., Liang C. OmniHuman-1: Rethinking the Scaling-Up of One-Stage Conditioned Human Animation Models // GitHub Pages. – URL: https://omnihuman-lab.github.io/ (дата обращения 05.02.2025).

21. Стругацкий А. Н., Стругацкий Б. Н. Гадкие лебеди // Полное собрание сочинений в тридцати трех томах. Т. 11: 1967, часть I. – Иерусалим: Млечный путь, 2016. – С. 3–113.

22. Musk E., Neuralink. An Integrated Brain-Machine Interface Platform With Thousands of Channels // Journal of Medical Internet Research. – 2019. – No. 21(10). – P. e16194. DOI: 10.2196/16194.

23. ANTIQUA ET NOVA. Note on the Relationship Between Artificial Intelligence and Human Intelligence // The Holy See. – URL: https://www.vatican.va/roman_curia/congregations/cfaith/documents/rc_ddf_doc_20250128_antiqua-et-nova_en.html (дата обращения 05.02.2025).

24. О чайлд-фри, матерной брани и опасности искусственного интеллекта / День Патриарха // Телеканал «СПАС». – URL: https://vk.com/video-55490878_456506470 (дата обращения 05.02.2025).

25. Американские исследователи придумали термин для любителей ставить «лайки» в социальных сетях // ТАСС Наука. – URL: https://nauka.tass.ru/nauka/560844 (дата обращения 05.02.2025).

26. Москвач. Новости Москвы // Telegram. – URL: https://t.me/moscowach (дата обращения 05.02.2025).

27. McCrindle M., Fell A. Understanding Generation Alpha. – Australia: McCrindle Research Pty Ltd, 2020. URL: https://generationalpha.com/wp-content/uploads/2020/02/Understanding-Generation-Alpha-McCrindle.pdf (дата обращения 05.02.2025).

28. Shanahan C., Shanahan L. Deep Nutrition. Why Your Genes Need Traditional Food. – New York: Flatiron Boors, 2017, 512 p.

29. Iqbal J. D., Krauthammer M., Biller-Andorno N. The Use and Ethics of Digital Twins in Medicine // The Journal of Law Medicine & Ethics. – 2022. – Vol. 50. – Is. 3. – Pp. 583–596. DOI: 10.1017/jme.2022.97

30. Fitzgerald M., Boddy A., Baum S. D. 2020 Survey of Artificial General Intelligence Projects for Ethics, Risk, and Policy. Global Catastrophic Risk Institute Technical Report 20-1. – 2020. – 156 p. URL: https://gcrinstitute.org/papers/055_agi-2020.pdf (дата обращения 05.02.2025).

31. Donne J. Donne’s Devotions. – Cambridge: Cambridge University Press, 1923. – 164 p.

References

1. Epiphanius the Wise, Pachomius Logothete. Life of the Reverend and God-bearing Our father Sergius [Zhizn i zhitie prepodobnago i bogonosnago ottsa nashego Sergiya]. Zhizn i zhitie Sergiya Radonezhskogo (Life and Habits of Sergius of Radonezh). Moscow: Sovetskaya Rossiya, 1991, pp. 7–106.

2. Feuerbach L. Spinoza and Herbart [Spinoza i Gerbart]. Istoriya filosofii. Sobranie proizvedeniy v trekh tomakh. Tom 2 (History of Philosophy. Collected Works in 3 vol. Vol. 2). Moscow: Mysl, 1974, pp. 413–432.

3. Marx K. A Leading Article in no. 179 of the “Kolnische Zeitung”. [Peredovitsa v no. 179 “Kolnische Zeitung”]. Sobranie sochineniy: 2-e izd. Tom 1 (Collected Works. Vol. 1). Moscow: Izdatelstvo politicheskoy literatury, 1955, pp. 93–113.

4. Paperny V. Culture Two [Kultura Dva]. Moscow: Novoe literaturnoe obozrenie, 2006, 408 p.

5. Kanterian E. Ludwig Wittgenstein [Lyudvig Vitgenshteyn]. Moscow: Ad Marginem Press, 2016, 248 p.

6. Kant I. Anthropology from a Pragmatic Point of View [Antropologiya s pragmaticheskoy tochki zreniya]. Sochineniya v 6 tomakh. Tom 6 (Works in 6 volumes. Vol. 6). Moscow: Mysl, 1966, pp. 349–588.

7. Leontyev А. N. Activity, Consciousness, and Personality [Deyatelnost. Soznanie. Lichnost]. Moscow: Politizdat, 1975, 304 p.

8. Leontyev А. N. Activity and Consciousness. Pacifica, CA: Marxists Internet Archive, 2009. Available at: https://www.marxists.org/archive/leontev/works/activity-consciousness.pdf (accessed 05 February 2025).

9. Ilyenkov E. Ideal and Reality. 1960–1979 [Idealnoe i realnost. 1960–1979]. Moscow: Kanon+ROOI “Reabilitatsiya”, 2018, 528 p.

10. Ilyenkov E. V. Dialectical Logic. Essays on History and Theory [Dialekticheskaya logika. Ocherki istorii i teorii]. Dialekticheskaya logika: sobranie sochineniy. Tom 4 (Dialectical Logic: Collected Works. Vol. 4). Moscow: Kanon+ROOI “Reabilitatsiya”, 2020, pp. 222–449.

11. Ilyenkov E. V. Dialectics of the Ideal [Dialektika idealnogo]. Dialektika idealnogo: Sobranie sochineniy. T. 5. (Dialectics of the Ideal. Collected Works. Vol. 5). Moscow: Canon+ROOI “Reabilitatsiya”, 2021, pp. 16–85.

12. Ilyenkov E. V. Biological and Social in Man [Biologicheskoe i socialnoe v cheloveke). Shkola dolzhna uchit myslit (School Should Teach to Think). Moscow: MPSI, Voronezh: MODEK, 2002, pp 72–77.

13. Engels F. Dialectics of Nature [Dialektika prirody]. Sobranie sochineniy: 2-e izdanie. T. 20 (Collected Works. Vol. 20). Moscow: Gosudarstvennoe Izdatelstvo politicheskoy literatury, 1961, pp. 339–628.

14. Lenin V. I. Conspectus of Hegel’s Book “The Science of Logic” [Plan dialektiki (logiki) Gegelya]. Polnoe sobranie sochineniy – 5-e izdanie – Tom 29. Filosofskie tetradi (Complete Works. Vol. 29. Philosophical Notebooks). Moscow: Izdatelstvo politicheskoy literatury, 1969, pp. 297–302.

15. Chernigovskaya T. Why Do We Never Know the Truth about Reality? [Tatyana Chernigovskaya: Pochemu my nikogda ne uznaem pravdu o realnosti?]. Available at: https://youtu.be/OughzI1lvmA?si=Bhy2ShtfewA4KYj4 (accessed 05 February 2025).

16. Pavlov I. P. The Nature of Intelligence in Great Apes and Köhler’s Misinterpretation [Suschnost razuma u chelovekoobraznykh obezyan i oshibochnoe tolkovanie Kyollera]. Izbrannye proizvedeniya (Selected Works). Moscow: Gosudarstvennoe izdatelstvo politicheskoy literatury, 1951, pp. 488–493.

17. Chereshnev E. Form of Life No. 4: How to Remain Human in the Age of Artificial Intelligence [Forma zhizni no. 4: Kak ostatsya chelovekom v epochu rasczveta iskusstvennogo intellekta]. Moscow: Alpina Pablisher, 2024, 480 p.

18. Gazzaniga M. Who’s in Charge? Free Will and the Science of the Brain. [Kto za glavnogo? Svoboda voli s tochki zreniya nejronauki]. Moscow: Izdatelstvo AST, CORPUS, 2021, 272 p.

19. China Unveils AI More Powerful Than DeepSeek [V Kitae predstavili II moschnee DeepSeek]. Available at: https://ria.ru/20250129/alibaba-1996061822.html (accessed 05 February 2025).

20. Lin G., Jiang J., Yang J., Zheng Z., Liang C. OmniHuman-1: Rethinking the Scaling-Up of One-Stage Conditioned Human Animation Models. Available at: https://omnihuman-lab.github.io/ (accessed 05 February 2025).

21. Strugatsky A. N., Strugatsky B. N. Ugly Swans [Gadkie lebedi]. Polnoe sobranie sochineniy v tridtsati trekh tomakh. T. 11: 1967, chast I (Complete Works in 33 volumes. Vol. 11). Jerusalem: Mlechnyy put, 2016, pp. 3–113.

22. Musk E, Neuralink. An Integrated Brain-Machine Interface Platform With Thousands of Channels. Journal of Medical Internet Research, 2019, no. 21(10), P. e16194. DOI: 10.2196/16194

23. ANTIQUA ET NOVA. Note on the Relationship Between Artificial Intelligence and Human Intelligence. Available at: https://www.vatican.va/roman_curia/congregations/cfaith/documents/rc_ddf_doc_20250128_antiqua-et-nova_en.html (accessed 05 February 2025).

24. On Child-free, Foul Language and the Dangers of Artificial Intelligence / Patriarch’s Day [O chayld-fri, maternoy brani i opasnosti iskusstvennogo intellekta / Den Patriarkha]. Available at: https://vk.com/video-55490878_456506470 (accessed 05 February 2025).

25. American Researchers Have Come Up with a Term for Those Who Like to Put “Likes” on Social Networks [Amerikanskie issledovateli pridumali termin dlya lyubiteley stavit “layki” v sotsialnykh setyakh]. Available at: https://nauka.tass.ru/nauka/560844 (accessed 05 February 2025).

26. Moskvach. Moscow News [Moskvach. Novosti Moskvy]. Available at: https://t.me/moscowach (accessed 05 February 2025).

27. McCrindle M., Fell A. Understanding Generation Alpha. Australia: McCrindle Research Pty Ltd, 2020. Available at: https://generationalpha.com/wp-content/uploads/2020/02/Understanding-Generation-Alpha-McCrindle.pdf (accessed 05 February 2025).

28. Shanahan C., Shanahan L. Deep Nutrition. Why Your Genes Need Traditional Food. New York: Flatiron Boors, 2017, 512 p.

29. Iqbal J. D., Krauthammer M., Biller-Andorno N. The Use and Ethics of Digital Twins in Medicine. The Journal of Law Medicine & Ethics, 2022, vol. 50, is. 3, pp. 583–596. DOI: 10.1017/jme.2022.97.

30. Fitzgerald M., Boddy A., Baum S. D. 2020 Survey of Artificial General Intelligence Projects for Ethics, Risk, and Policy. Global Catastrophic Risk Institute Technical Report 20-1, 2020, 156 p. Available at: https://gcrinstitute.org/papers/055_agi-2020.pdf (accessed 05 February 2025).

31. Donne J. Donne’s Devotions. Cambridge: Cambridge University Press, 1923, 164 p.

[1] В этом случае строгая математическая теорема превращается в гипотезу, или, лучше сказать, в базовый принцип, основание философского познания.

[2] Wittgenstein L. Wittgenstein’s Lectures: Cambridge, 1930–1932.

[3] «Все успехи в культуре, которые служат школой для человека, имеют своей целью применять к жизни приобретенные знания и навыки. Но самый главный предмет в мире, к которому эти познания могут быть применены, — это человек, ибо он для себя своя последняя цель» [6, с. 351].

[4] Указанные материалы автора опубликованы в РЭНБ (www.elibrary.ru) и в сборниках Международной научной конференции «Ильенковские чтения» за 2016–2019 годы.

[5] «Все человеческое в человеке – то есть все то, что специфически отличает человека от животного – представляет собою на 100% – не на 90 и даже не на 99 – результат социального развития человеческого общества, и любая способность индивида есть индивидуально осуществляемая функция социального, а не естественно-природного организма, хотя, разумеется, и осуществляемая всегда естественно-природными, биологически-врожденными органами человеческого тела, в частности, мозгом» [12, с. 75].

[6] «Большинству людей пока трудно осознавать, что мы по сути своей биологические компьютеры, которые можно описать цифрами и уравнениями. Но мы мыслим и действуем осознанно только благодаря тем самым 86 млрд нейронов головного мозга. Наши эмоции, мысли и действия есть не что иное, как результат постоянной работы сложной нейронной сети: в каждый момент времени миллионы нейронов взаимодействуют друг с другом, определяя вселенную каждого из нас и предсказывая наши реакции. Вся реальность – не что иное, как продукт вычислений “компьютера” в нашей голове, на основе заложенной в него информации, то есть в определенном смысле, тоже цифры» [17, с. 204] (орфография и пунктуация оригинала соблюдены — К. Л.).

[7] Совсем недавно было объявлено о создании китайской модели Chat DeepSeek, превосходящей по всем параметрам продукты Open AI, Google и других ведущих производителей, а 29 января 2025 года прошло сообщение от компании AliBaba о создании модели Qwen 2.5-Max, превосходящей по производительности DeepSeek [19]. А в момент написания этих строк компания Bytedance, создатель Тик-Тока, заявила о создании Omnihuman-1 – передовой модели генерации видео [20]. Нет сомнения, что к моменту выхода этой статьи будут достигнуты новые рубежи на этом направлении.

[8] Наши выдающиеся писатели А. Н. и Б. Н. Стругацкие еще в 1967 г. поднимали эту тему в повести «Гадкие лебеди» [21].

[9] Последние новости с фронтов поколенческих теорий: «Младенцы, родившиеся в 2025 году, станyт первыми представителями нового поколения – Generation Beta. Это поколение, которое продлится до 2039 года, сменит Gen Alpha (2010–2024) …» [26, 29.12.2024].

Ссылка на статью:
Лауфер К. М. К вопросу о развитии человека в эпоху искусственного интеллекта // Философия и гуманитарные науки в информационном обществе. – 2025. – № 1. – С. 50–68. URL: http://fikio.ru/?p=5893.

Философия

Влияние современных информационных технологий на сознание людей и восприятие времени

УДК 004.9; 115

Григорьева Дарья Алексеевна – Санкт-Петербургский государственный университет аэрокосмического приборостроения, кафедра бизнес-информатики и менеджмента, магистрант, Санкт-Петербург, Россия.

Email: daria_grig4221@mail.ru

SPIN: 2096-3620

Researcher ID: MCX-5334-2025

ORCID: 0009-0000-2135-8616

Авторское резюме

Состояние вопроса: Вопросы восприятия времени и его взаимосвязи с информационными процессами становятся всё более актуальными в условиях ускоряющейся цифровизации общества. В статье рассмотрены философское осмысление времени и этические проблемы, связанные с внедрением различных алгоритмов машинного обучения и искусственного интеллекта для удержания пользовательского внимания, а также специализированных программ, предназначенных для управления временем. Особое внимание уделено проблеме влияния современных решений в области информационных технологий на восприятие времени и формирование когнитивных привычек в историческом контексте.

Результаты: Проведённый анализ выявил зависимость трансформации восприятия времени под влиянием технологических и культурных изменений на разных этапах развития общества. В нынешних реалиях наблюдается утрата глубины восприятия информации в пользу скорости ее обработки, многозадачности и адаптивности. Формирование нового типа мышления подкрепляется повсеместным внедрением информационных технологий и стандартизацией управления временем.

Область применения результатов: Результаты могут быть применены в междисциплинарных исследованиях, связанных с цифровыми технологиями, когнитивными науками и вопросами, посвящёнными изучению взаимосвязи времени, информации и технологий.

Методы исследования: В работе применен комплексный подход, включающий философские и общенаучные методы, поскольку исследование носит междисциплинарный характер. Был использован диалектический метод в сочетании с историко-философским анализом, системным и синергетическим подходами.

Выводы: Современные информационные технологии радикально трансформируют восприятие времени, создавая эффект его ускорения, фрагментации и утраты линейности, что приводит к формированию нового типа мышления и социальных взаимодействий.

Ключевые слова: ускорение времени; клиповое мышление; искусственный интеллект; системы учета рабочего времени.

The Impact of Modern Information Technologies on People’s Consciousness and Time Perception

Daria Alekseevna Grigorieva – Saint Petersburg State University of Aerospace Instrumentation, Department of Business Informatics and Management, Master’s student, Saint Petersburg, Russia.

Email: daria_grig4221@mail.ru

Abstract

Background: The issues of time perception and its relationship with information processes become more relevant in the context of accelerating digitalization of society. The article examines the philosophical interpretation of time and ethical issues associated with the implementation of various machine learning and artificial intelligence algorithms aimed at keeping user attention, as well as specialized programs designed for time management. Particular attention is paid to the impact of modern information technology solutions on the perception of time and the formation of cognitive habits in a historical context.

Results: The analysis revealed the dependence of the transformation of time perception under the influence of technological and cultural changes at different stages of social development. In current realities, there is a loss of depth of information perception in favor of the speed of its processing, multitasking and adaptability. The formation of a new type of thinking is supported by the widespread introduction of information technology and the standardization of time management.

Implications: The results can be applied in interdisciplinary studies related to digital technologies, cognitive sciences and issues devoted to the study of the relationship between time, information and technology.

Research methods: The work uses an integrated approach, including philosophical and general scientific methods, since the study is interdisciplinary. The dialectical method combined with historical and philosophical analysis, systemic and synergetic approaches was used.

Conclusion: Modern information technologies radically transform the perception of time, creating the effect of its acceleration, fragmentation and loss of linearity, which leads to the formation of a new type of thinking and social interactions.

Keywords: time acceleration; clip thinking; artificial intelligence; time tracking systems.

В истории человечества понимание времени претерпело значительные изменения, отражающие культурное и технологическое развитие общества. Этот процесс преобразования времени как важного аспекта повседневной жизни можно проследить на протяжении различных исторических эпох. Каждая из них вносила свои коррективы в то, как люди воспринимали время, его скорость и значение, а также в то, как оно влияло на ритм человеческой жизни.

Античная жизнь была замедленной и созерцательной, что согласуется с представлением Аристотеля, для которого время – это продолжение движения, а без движения время не имело смысла. Аристотель называл время движущимся подобием вечности. Также он говорил, что время есть не что иное, как число движения по отношению к предыдущему и последующему [1].

Для Аристотеля время не существует само по себе, оно тесно связано с движением и изменением. Он видит время как своего рода измерение изменений, которые происходят в мире, и без движения (то есть без изменений) время не может быть воспринято. В качестве изменений можно принимать движение небесных тел, сезонные циклы, физические перемещения людей или предметов. В этом смысле античные люди жили в мире, где движение, а значит и время, было медленным и постепенным. Человеческая жизнь была привязана к природным ритмам: восход солнца, смена времен года, фазы Луны. Сельское хозяйство, традиционные ремёсла, торговля – все эти процессы были неспешными и сильно зависели от естественных циклов природы. И поэтому само время воспринималось циклично.

В Средневековье восприятие времени стало линейным, а мировоззрение – религиозным, направленным на конечную цель – спасение души. Способы измерения времени, такие как горение свечи или чтение молитвы, были чрезвычайно нечеткими. В таком контексте темп жизни был медленным, и каждый человек был вовлечен в события, происходящие в небольшом радиусе его существования. Ритм жизни был непрерывным, но не ускоренным, что сравнимо с постепенным течением реки. Основными событиями были религиозные службы и сезонные изменения. Поэтому люди жили в соответствии с ритмом природы и религиозных обрядов, и это делало темп жизни довольно медленным.

Изобретение механических часов в XIV веке поспособствовало началу перелома в восприятии времени. Часы стали символом дисциплины и структуры. Люди научились контролировать свое время, дробить его на равные интервалы, что привело к постепенному ускорению темпа жизни. Но только к началу XX века изготовление и распространение наручных часов приобрело массовый характер. О том, как механические часы изменили жизнь общества, писал Льюис Мамфорд, рассматривая их в качестве ключевого изобретения, определившего ритм индустриального общества [2].

Индустриальная революция привнесла новый, еще более ускоренный темп, когда рабочие часы стали четко фиксироваться, и жизнь подчинялась строгим временным регламентам.

Сегодня, в информационную эпоху, восприятие времени снова изменилось, и с развитием цифровых технологий оно стало ускоряться. Поток информации, который человек получает через Интернет и социальные сети, больше не оставляет места для медленного осмысления. Постоянный доступ к информации и её немедленная доступность формируют ощущение, что времени всегда не хватает, хотя в действительности его объём не изменился. Восприятие времени стало более фрагментарным и стандартизированным через цифровые системы.

Еще в XX веке Льюис Мамфорд предсказал негативные последствия ускорения жизни и увеличения информационной нагрузки на людей, опираясь на повсеместное внедрение на тот момент инновационных технологических достижений. Он писал, что машины облегчают труд, но ускоряют темп жизни и требуют большего времени на работу с ними. Телефон, автомобиль, радио и другие изобретения приводят к тому, что «далекое придвинулось вплотную», но ритм жизни становится прерывистым, сложнее становится сосредоточиться на чем-то одном. Льюис Мамфорд подчеркивал, что все приумножая технические новшества люди не успевают развивать свою способность воспринимать их и разумно использовать. Подчинение механическому ритму лишает людей естественной спонтанности и радости жизни, превращая их в заложников времени. При этом само время становится товаром, который оценивается и планируется так же, как другие ресурсы [3].

Другие современные философы, такие как Мануэль Кастельс, Поль Вирилио, чьи работы пришлись на стык XX и XXI веков, и Хартмут Роза, продолжающий свои исследования в XXI веке, развили эти тезисы, много рассуждая о восприятии времени и его ускорении.

Мануэль Кастельс в своих трудах подробно проанализировал переход от индустриального общества к информационному, который начался в 1970-х годах. Он определил в качестве ключевой черты новой эпохи «сетевое общество» – новую структуру взаимодействий, которая пронизывает все уровни общественной жизни, где технологии и сети обеспечивают обмен информацией и способствуют глобальной интеграции. Мануэль Кастельс утверждает, что ИТ (особенно компьютерные сети, интернет и цифровая связь) радикально изменили экономику, политику и культуру. Эти технологии не только изменили способы взаимодействия и управления, но и стали основой «информационального общества», где информация и знание стали главными ресурсами. В этом обществе информация распространяется и обрабатывается быстрее, чем когда-либо ранее, а физические границы становятся менее значимыми, основное внимание смещается на управление информационными потоками [4].

Поль Вирилио говорил о сокращении времени и ускорении реальности и подчеркивал, что современное общество существует в условиях, где скорость становится основной ценностью. Эта скорость не просто измеряется в физических единицах, но проникает во все сферы жизни, меняя человеческое восприятие и взаимодействие с миром. Философ утверждал, что скорость определяет не только действия, но и существование, порождая отчуждение и создавая иллюзию контроля над временем и пространством. С увеличением скорости жизни наблюдается явление отчуждения. Быстрые изменения технологий и информационного потока могут привести к чувству отключенности от физического мира и друг друга. Люди становятся зависимыми от мгновенных результатов и постоянной доступности информации, что приводит к снижению способности к глубокому осмыслению.

Особое внимание Поль Вирилио уделял понятию «серая экология», с которым связывал загрязнение мира, созданного людьми. Он ввел концепцию загрязнения времени, где бесконечный поток информации и постоянная спешка лишают его осмысленности. Это «загрязнение» связано с тем, что информация становится неотъемлемой частью нашей жизни, но при этом утрачивает качество и значимость. В результате важные события и новости могут быть быстро забыты на фоне бесконечного потока новых данных.

По мнению Поля Вирилио, в условиях постоянного информационного потока восприятие времени теряет свою линейность. Оно становится фрагментированным и дискретным. Люди начинают воспринимать время как нечто, что можно «заполнить» информацией, не придавая значения качеству самих событий. Время больше не воспринимается как ресурс, который стоит использовать осмысленно, а становится товаром, который можно разменивать и перемещать. Загрязнение времени также связано с утратой значимости отдельных моментов жизни. Из-за того, что современные люди постоянно отвлекаются на сообщения, уведомления и новости, они могут не заметить важные события в своей жизни. Быстрая жизнь приводит к тому, что люди перестают ценить настоящие моменты и находиться в них, что вызывает чувство неудовлетворенности [5; 6].

Хартмут Роза в своей книге «Социальное ускорение: новая теория современности» указывает на резкое ускорение всех сфер жизни: по его данным, скорость передвижения людей увеличилась в 100 раз с древних времен до наших дней, скорость передачи информации за XX век возросла в десятки миллионов раз, а объемы передаваемых данных возросли в 10 миллиардов раз. Он утверждает, что в мире, где все движется быстрее – от технологий до социальных процессов – человек все больше испытывает стресс и ощущает нехватку времени [7].

В современном мире человек находится в постоянном потоке данных: новости, социальные сети, уведомления и рабочие задачи, которые формируют непрерывный информационный шум. Эта перенасыщенность создаёт эффект ускоренного времени, когда человек не успевает глубоко осмыслить информацию, которую он получает. Смена событий, новостей и медиа происходит с такой скоростью, что внимание постоянно переключается с одного объекта на другой. В результате возникает феномен клипового мышления – быстрого восприятия фрагментов информации, что лишает человека возможности сосредоточиться на чём-то одном. Иначе говоря, это тип мышления, при котором восприятие информации происходит в виде фрагментов, коротких, не связанных между собой, которые быстро сменяют друг друга [8].

Такой стиль мышления развился на фоне роста объемов информации, доступной пользователям через различные цифровые каналы – от социальных сетей до новостных агрегаторов. И алгоритмы, которые заложены в их основу, играют ключевую роль в поддержании клипового мышления.

Социальные сети и видеохостинги используют алгоритмы, которые отслеживают поведение пользователя: его предпочтения, длительность взаимодействия с постами или видео, а также частоту активностей. Алгоритмы ИИ анализируют эти данные и предлагают пользователю контент, который поддерживает его внимание на коротких временных отрезках. Это способствует формированию клипового мышления и делает восприятие информации фрагментированным и поверхностным. Пользователь переходит от одного объекта внимания к другому с большой скоростью, что формирует ощущение ускоренного времени. Информационные потоки становятся непрерывными, а паузы между ними исчезают, создавая иллюзию бесконечного времени.

TikTok, например, предлагает короткие видеоролики, которые автоматически запускаются один за другим. Пользователь может провести часы в приложении, не замечая, как проходит время, поскольку каждый новый ролик моментально адаптируется к его интересам благодаря ИИ. Аналогичным образом работают различные социальные сети, предоставляющие персонализированные ленты новостей и рекомендаций [9].

Многочисленные новостные сайты и агрегаторы также предлагают фрагментированные заголовки и краткие резюме, которые редко требуют глубокое погружение в материал. Это подталкивает к поверхностному восприятию событий и снижению интереса к детальному анализу.

Сервис видеохостинга YouTube использует гибридный подход, сочетая коллаборативную фильтрацию с персональными рекомендациями. Коллаборативная фильтрация – это метод, при котором алгоритмы анализируют поведение пользователей (история просмотров, лайки, подписки) и используют эти данные для предсказания предпочтений. Этот метод основан на машинном обучении и анализе больших данных, что позволяет находить паттерны в поведении пользователей и делать точные прогнозы. Алгоритмы сравнивают активность одних пользователей с другими, похожими на первых. Например, если два человека смотрят похожие видео, система предложит одному из них те видео, которые смотрел другой. Также алгоритмы анализируют взаимосвязь между видео. Если пользователи, посмотревшие одно видео, часто смотрят другое, платформа начинает рекомендовать их вместе [10].

Также YouTube использует ИИ для персонализации рекомендаций, подстраиваясь под предпочтения каждого пользователя. Учитываются история просмотров, поисковые запросы, демографические данные и тип устройства. Алгоритмы также учитывают время суток, местоположение и тренды. Например, если пользователь смотрит образовательные видео утром и развлекательные вечером, рекомендации будут меняться в зависимости от времени дня. Помимо того, что пользователь посмотрел, система анализирует, сколько времени он провел за просмотром, ставил ли лайки или комментировал видео. Это помогает уточнить рекомендации на основе вовлеченности пользователя [11].

Но не только сфера СМИ и развлечений подталкивает современного человека к формированию фрагментированного сознания. Многие платформы предлагают обучение в виде коротких онлайн-курсов и модулей, рассчитанных на мгновенное поглощение информации, что также поддерживает клиповое восприятие и снижает способность к долгосрочному фокусированию. А современные рабочие процессы часто предполагают выполнение нескольких задач одновременно.

Фрагментированное восприятие информации характерно для большинства современных людей и проявляется в самых рутинных делах, например, при изучении какой-либо темы посредством электронных источников информации. С появлением Интернета люди всё чаще используют гипертекстовую структуру, предлагающую переходы от одного фрагмента текста к другому с помощью ссылок. Это формирует новое поведение: вместо того, чтобы углубляться в один текст, человек переходит по разным источникам, быстро извлекая наиболее релевантную для него информацию.

Примером этого является чтение в Интернете, когда пользователь может начать с одной статьи, перейти по ссылке на другую, потом просмотреть видеоролик, прочитать комментарии, а затем вернуться к исходной статье или любой другой. Вместо того чтобы погружаться в один текст, человек поверхностно изучает множество источников, извлекая «клипы» информации. Этот процесс ускоряет получение знаний, но также снижает глубину погружения. Раньше, когда для изучения вопроса приходилось идти в библиотеку, искать нужную книгу и читать ее целиком, процесс познания был медленным и структурированным. Сегодня же многозадачность и возможность получать информацию из разных источников делает обучение поверхностным и отрывистым.

В то же время клиповое мышление, несмотря на справедливую критику, имеет свои положительные аспекты. Оно способствует быстрой обработке и усвоению данных, что позволяет человеку эффективно ориентироваться в огромных потоках информации, а кроме того, развивает способность к абстрагированию от информационного шума. Что также развивает гибкость мышления и способность к многозадачности, позволяя легко переключаться между различными делами. Более того, оно помогает быстро схватывать основную суть новых идей и концепций, ускоряя процесс обучения. Такие изменения позволяют современным людям легче адаптироваться к изменяющимся условиям и быстрее принимать решения, хотя они и могут терять способность к длительному сосредоточению. Такой способ мышления возник как естественная реакция на стремительные изменения в мире, во многом вызванные развитием ИТ, и лишь является способом адаптации к новым условиям существования.

Сегодня человек взаимодействует со временем через алгоритмы, тайм-трекеры и системы аналитики. С развитием технологий рабочее время стало дробиться на еще более мелкие промежутки, фиксируемые в данных. Это приводит к тому, что работник может чувствовать постоянное давление временных рамок, непрерывный мониторинг и оценку его производительности не только по часовым показателям, но и по более тонким метрикам, основанным на анализе данных при помощи ИИ.

В современном мире эффективность труда стала ключевым приоритетом для большинства работодателей. В условиях стремительно развивающейся экономики и конкуренции компании уделяют всё больше внимания тому, как сотрудники распоряжаются своим рабочим временем. Возникает необходимость в тщательном контроле, чтобы повысить производительность и минимизировать потери времени. Современным людям уже привычны системы контроля и управления доступом (СКУД), с помощью которых можно отслеживать время прихода и ухода сотрудников. Но этих данных уже недостаточно для полноценного анализа деятельности сотрудника на рабочем месте. Поэтому СКУД часто интегрируют с системами учёта рабочего времени (СУРВ), предоставляя работодателям комплексную информацию о том, как организован рабочий процесс, что ещё больше усиливает контроль за временными рамками трудовой деятельности.

СУРВ – это специализированные инструменты для мониторинга и анализа времени, затраченного сотрудниками на выполнение задач. Они стали особенно актуальны после пандемии COVID-19, когда массовый переход на удаленную работу потребовал усиленного контроля за производительностью и временем, проведённым за работой. Такие системы фиксируют начало и конец рабочего дня, длительность работы в отдельных программах и приложениях, время выполнения задач и перерывы, что позволяет работодателям видеть динамику работы сотрудников.

После пандемии эти решения стали активно внедряться не только на удаленных рабочих местах, но и в офисах, особенно в компаниях с высоким уровнем секретности, например, на предприятиях по разработке программного обеспечения в области информационной безопасности (ИБ). Важность применения СУРВ объясняется необходимостью защитить конфиденциальные данные, обеспечить дисциплину сотрудников и предотвратить утечки информации.

СУРВ, внедряемые в современные компании, предоставляют гораздо больше данных, чем просто время прихода и ухода с работы. С их помощью можно проследить за тем, какие приложения использует сотрудник, сколько времени он проводит в разных задачах, и даже какие когнитивные нагрузки выполняются в процессе труда. Во время удаленной работы ответственное лицо может подключиться к сеансу работы сотрудника и наблюдать за его действиями на рабочем месте или позже просмотреть запись экрана. Эти данные позволяют строить отчеты для оценки продуктивности и эффективности работы сотрудника. Продвинутые зарубежные системы уже активно внедряют ИИ для создания аналитических моделей на основе собираемых данных и формирования более полной оценки и сводке рекомендаций для повышения продуктивности [12].

Такая практика порождает новые способы взаимодействия со временем: оно больше не измеряется только «часами на рабочем месте», а оценивается по эффективности его расходования сотрудниками на выполнение различных задач.

Применение ИИ для оценки качества работы сотрудников поднимает важные этические вопросы. Во-первых, возникает проблема приватности. Системы, отслеживающие активность сотрудников, могут нарушать границы личного пространства и следить за действиями даже вне рабочего времени, например, если система устанавливается на личное устройство для удаленной работы. Вопрос о том, как долго, в каких объемах и для каких целей эти данные хранятся и используются, становится всё более важным с точки зрения защиты прав работников.

Во-вторых, существует проблема справедливости оценки. ИИ может быть предвзят, опираясь на алгоритмы, которые недостаточно учитывают контекст и нюансы человеческой деятельности. Например, такие системы могут недооценивать неформальное общение на рабочем месте, которое способствует координации и улучшению общей продуктивности команды, или не учитывать эмоциональную и ментальную нагрузку сотрудников. Кроме того, излишняя ориентация на цифровые данные приводит к стандартизации подхода к работе. Сотрудники могут начать оптимизировать свои действия не для реального повышения качества работы, а для улучшения цифровых метрик. Это может снижать творческую составляющую работы и увеличивать психологический стресс.

Внедрение ИТ для отслеживания рабочих процессов, несомненно, способствует повышению эффективности труда, позволяя контролировать деятельность сотрудников и повышать уровень ИБ. Такие системы, как СУРВ, фиксируют различные аспекты труда с целью оптимизирования работы и защиты от утечек конфиденциальной информации. Тем не менее использование технологий контроля может вызывать тревогу и неприятие со стороны сотрудников. Многие могут воспринимать такие меры как чрезмерное вмешательство в личное пространство. Важно понимать, что эти технологии являются лишь инструментами для контроля и оптимизации рабочего времени.

Правильное и этичное применение ИТ позволит создать баланс между эффективностью и уважением к правам работников, обеспечивая прозрачность в использовании данных и понимание их целей. При разработке и внедрении подобных систем необходимо соблюдать этические нормы, чтобы минимизировать негативные последствия и гарантировать, что системы не будут нарушать права работников. Это включает в себя четкое регулирование объемов и целей сбора данных, а также учет контекста и нюансов человеческой деятельности для обеспечения справедливости и адекватности оценок.

Таким образом, можно заключить, что история восприятия времени в человеческом обществе прошла долгий путь от античных представлений о цикличности времени до современной модели, в которой время ассоциируется с ресурсом, который нужно экономить. С развитием технологий в информационную эпоху восприятие времени стало ускоренным, а доступ к бесконечным потокам информации радикально изменил способ мышления современного человека. Клиповое мышление является одной из закономерных адаптаций человека к новым цифровым форматам. В условиях современного мира, где технологии и общественные процессы развиваются с невероятной скоростью, люди всё чаще испытывают трудности с управлением своим временем и теряют над ним контроль.

Современные ИТ-решения, основанные на алгоритмах ИИ, усиливают этот процесс, персонализируя контент и постоянно поддерживая внимание пользователя. Это замыкает цикл: чем быстрее меняется информация, тем сильнее человек ощущает ускорение времени. В таких условиях использование систем для контроля времени является необходимостью. Но важно учитывать этические аспекты при их разработке, поскольку возникают вопросы о приватности, свободе и качестве трудовой жизни.

В итоге использование ИТ и ИИ в повседневной жизни и работе не только облегчает выполнение задач, но и меняет глубинное восприятие времени. Важно осознанно подходить к взаимодействию с этими технологиями, чтобы смягчить их потенциальные негативные эффекты и сохранить способность к концентрации и осмысленному восприятию.

Список литературы

1. Аристотель. Физика. Сочинения: в 4 т. Т. 3. – М.: Мысль, 1981. – 613 с.

2. Мамфорд Л. Миф машины. Техника и развитие человечества. – М.: Логос, 2001. – 408 с.

3. Мамфорд Л. Механический ритм жизни // Иностранная литература. – 1966. – № 1. – С. 239–240.

4. Кастельс М. Информационная эпоха: экономика, общество и культура. – М.: ГУ ВШЭ, 2000. – 608 с.

5. Вирилио П. Информационная бомба. Стратегия обмана. – М.: Гнозис, Прагматика культуры, 2002. – 192 с.

6. Романов К. В., Берк Д. Идейное наследие Поля Верильо // Экопоэзис: экогуманитарные теория и практика. – 2022. – T. 3. – № 1. URL: https://ecopoiesis.ru/aktualnoe/news_post/idejnoe-nasledie-polya-virilo (дата обращения: 30.09.2024).

7. Rosa H. Social Acceleration: A New Theory of Modernity. – New York: Columbia University Press, 2015. – 512 p.

8. Гиренок Ф. И. Клиповое сознание. – М.: Проспект, 2016. – 256 с.

9. Markus R., Marc P. How TikTok’s Algorithm Beats Facebook & Co. for Attention Under the Theory of Escapism: A Network Sample Analysis of Austrian, German and Swiss Users // Advances in Digital Marketing and eCommerce. – 2021. – Pp. 137–143. DOI:10.1007/978-3-030-76520-0_15

10. Hegde S. J., Madhunandana H. M. Sentiment Analysis with LSTM Recurrent Neural Network Approach for Movie Reviews Using Deep Learning // 2023 3rd International Conference on Innovative Mechanisms for Industry Applications (ICIMIA). – 2024. – Pp. 463–468. DOI: 10.1109/ICIMIA60377.2023.10426266

11. Mickel D. YouTube Algorithm Updates/Changes for 2024. URL: https://www.sr7.tech/youtube-algorithm-working-for-2024/ (дата обращения: 30.09.2024).

12. Технологии Доверия, Knomary. Искусственный интеллект в HR: кейсы российского рынка. URL: https://ai.gov.ru/knowledgebase/v-otraslyakh/2023_iskusstvennyy_intellekt_v_hr_keysy_rossiyskogo_rynka_tehnologii_doveriya_knomary/ (дата обращения: 30.09.2024).

References

1. Aristotle. Physics [Fizika]. Sochineniya: v 4 t. T. 3 (Works: in 4 vol. Vol. 3). Moscow: Mysl, 1981, 613 p.

2. Mumford L. The Myth of the Machine: Technics and Human Development [Mif mashiny. Tekhnika i razvitie chelovechestva]. Moscow: Logos, 2001, 408 p.

3. Mumford L. Mechanical Rhythm of Life [Mekhanicheskiy ritm zhizni]. Inostrannaya Literatura (Foreign Literature), 2022, vol. 1, pp. 239–240.

4. Castells M. The Information Age: Economy, Society and Culture [Informatsionnaya epokha: ekonomika, obschestvo i kultura]. Moscow: GU VShE, 2000, 608 p.

5. Virilio P. The Information Bomb. The Strategy of Deception [Informatsionnaya bomba. Strategiya obmana]. Moscow: Gnozis, Pragmatika Kultury, 2002, 192 p.

6. Romanov K. V., Burk D. The Ideological Heritage of Paul Verilio [Ideynoe nasledie Polya Verilio]. Ekopoezis: ekogumanitarnye teoriya i praktika (Ecopoiesis: Eco-Human Theory and Practice), 2022, vol. 3, no. 1. Available at: https://ecopoiesis.ru/aktualnoe/news_post/idejnoe-nasledie-polya-virilo (accessed 30 September 2024).

7. Rosa H. Social Acceleration: A New Theory of Modernity. New York: Columbia University Press, 2015, 512 p.

8. Girenok F. I. Clip Consciousness [Klipovoe soznanie]. Moscow: Prospekt, 2016, 256 p.

9. Markus R., Marc P. How TikTok’s Algorithm Beats Facebook & Co. for Attention Under the Theory of Escapism: A Network Sample Analysis of Austrian, German and Swiss Users. Advances in Digital Marketing and eCommerce, 2021, pp. 137–143. DOI: 10.1007/978-3-030-76520-0_15

10. Hegde S. J., Madhunandana H. M. Sentiment Analysis with LSTM Recurrent Neural Network Approach for Movie Reviews Using Deep Learning. 2023 3rd International Conference on Innovative Mechanisms for Industry Applications (ICIMIA), 2024, pp. 463–468. DOI: 10.1109/ICIMIA60377.2023.10426266

11. Mickel D. YouTube Algorithm Updates/Changes for 2024. Available at: https://www.sr7.tech/youtube-algorithm-working-for-2024/ (accessed 30 September 2024).

12. Tekhnologii Doveriya, Knomary. Artificial Intelligence in HR: Cases from the Russian Market [Iskusstvennyy intellekt v HR: keysy rossiyskogo rynka]. Available at: https://ai.gov.ru/knowledgebase/v-otraslyakh/2023_iskusstvennyy_intellekt_v_hr_keysy_rossiyskogo_rynka_tehnologii_doveriya_knomary/ (accessed 30 September 2024).

Ссылка на статью:
Григорьева Д. А. Влияние современных информационных технологий на сознание людей и восприятие времени // Философия и гуманитарные науки в информационном обществе. – 2024. – № 3. – С. 41–51. URL: http://fikio.ru/?p=5843.

Философия

Гендерные стереотипы в дискурсе социального феномена «pick-me»

УДК 316

Федорова Анна Александровна – Санкт-Петербургский политехнический университет Петра Великого, Высшая школа общественных наук, магистрант, Санкт-Петербург, Россия.

Email: fedorova15.aa@edu.spbstu.ru

ORCID: 0009-0002-3827-3509

Авторское резюме

Состояние вопроса: Особую узнаваемость в недавнее время приобрел термин «pick-me» (пикми). Чаще всего его используют по отношению к девушкам, которые стремятся выделиться из толпы других, чтобы затем обрести мужское внимание. Образ получил широкое распространение в социальных сетях, влияя на восприятие гендерных ролей и укрепление стереотипов в обществе. Феномен «пикми» интересен тем, что ранее не был исследован в научном поле.

Предмет исследования: Гендерные стереотипы в дискурсе феномена «пикми».

Объект исследования: феномен «пикми».

Метод исследования: сетевой анализ (треугольники взаимоотношений), который показывает, как пользователи Интернета относятся к феномену «пикми». Также был применен метод сплошной выборки и нетнографический анализ (использовано 100 постов и видеороликов) для отображения феномена «пикми».

Результаты: В данной работе были схематично отображены взаимодействия пользователей в контексте феномена «пикми» – построены треугольники взаимоотношений пользователей к образу «пикми» в социальных сетях по гендерному признаку. Исследование выявило двойственное отношение к «пикми»: позитивные и негативные интерпретации феномена, а также его связь с устоявшимися гендерными стереотипами. Термин используется для описания инфантильного или сексуализированного поведения, направленного на получение мужского внимания.

Область применения результатов: Результаты исследования могут быть использованы для дальнейшего изучения гендерных стереотипов в цифровой среде, а также борьбы с мизогинией в социальных сетях.

Выводы: Феномен «пикми» в социальных медиа отражает сложное взаимодействие гендерных стереотипов и восприятия, способствуя как их воспроизведению, так и критическому обсуждению. Его восприятие варьируется от одобрения до негативной оценки, что подчеркивает важность более глубокого исследования темы для понимания её влияния на общество.

Ключевые слова: пикми; пикми герлс; гендерные стереотипы; социальный феномен.

Gender Stereotypes in the Discourse of the Social Phenomenon “Pick-me”

Fedorova Anna Aleksandrovna – Peter the Great Saint Petersburg Polytechnic University, Higher School of Social Sciences, Master’s student, Saint Petersburg, Russia.

Email: fedorova15.aa@edu.spbstu.ru

Abstract

Background: The term “pick-me” has recently become particularly recognizable. It is used most often in relation to girls who want to stand out in a crowd to gain male attention. The image has become widespread in social networks, influencing the perception of gender roles and strengthening stereotypes in society. The phenomenon of “pick-me” is interesting because it has not been previously studied in the scientific field.

The subject of the study: Gender stereotypes in the discourse of the phenomenon of “pick-me”.

The object of the study: The phenomenon of “pick-me”.

The research method: Network analysis (relationship triangles), which shows how Internet users relate to the phenomenon of “pick-me”. In addition, the method of continuous sampling and netnographic analysis (100 posts and videos were used) were applied to display the phenomenon of “pick-me”.

Results: This study schematically depicted user interactions in the context of the “pick-me” phenomenon. Triangles of user relationships to the “pick-me” image in social networks were constructed according to gender. The study revealed a dual attitude to “pick-me”, i. e. positive and negative interpretations of the phenomenon, as well as its connection with established gender stereotypes. The term is used to describe infantile or sexualized behavior aimed at attracting male attention.

Implications: The results of the study can be used for further research of gender stereotypes in the digital environment, as well as the fight against misogyny in social networks.

Conclusion: The phenomenon of “pick-me” in social media reflects a complex interaction of gender stereotypes and perceptions, contributing to both their reproduction and critical discussion. Its perception varies from approval to negative assessment, which emphasizes the importance of a more in-depth study of the topic to understand its impact on society.

Keywords: pick-me; pick-me girls; gender stereotypes; social phenomenon.

В современном мире гендерные стереотипы продолжают оказывать существенное влияние на личную жизнь, профессиональные перспективы, а также на восприятие людей в социальной и культурной сферах. Проблема стереотипизации поведения по гендерному признаку уже имеет широкую теоретическую обоснованность – многие авторы, так или иначе, рассматривали гендерные стереотипы в рамках общественных явлений. Однако данный вопрос становится наиболее широко обсуждаемым в эпоху цифрового контента, а именно в контексте социальных медиа.

Социальные сети в современной реальности играют ключевую роль в распространении и популяризации различных моделей поведения людей [1]. Особую узнаваемость в недавнее время приобрела культура «pick-me» (пикми). Чаще всего термин используют по отношению к девушкам, которые стремятся выделиться из толпы других, чтобы затем обрести мужское внимание. Мнения по поводу «пикми» разделились: одни пользователи считают, что тренд разжигает мизогинию среди женщин, другие используют слово в качестве оскорбления, иногда даже не осознавая, что оно обозначает. У некоторых пользователей данное поведение находит отклик, другие считают распространение культуры «пикми» неуместным.

Гендерные стереотипы прочно закрепляются в общественном представлении и являются мощным фактором управления поведением [2]. С самого детства человеку прививаются определенные модели поведения, связанные с его принадлежностью к мужскому/женскому полу. Характерное, одобряемое обществом поведение определяется традициями, нормами общества, воспитанием в семье и т. д. Гендерные стереотипы отражаются в определенных аспектах общественного взаимодействия, а именно [3].

1. Роли и обязанности в семье. Формируются определенные ожидания относительно роли мужчины и женщины в семье, которые затем перерастают в социально одобряемые обязанности. Все это также сопровождается критикой в отношении обоих полов. Например, мужчины не могут или не должны заниматься домашними обязанностями и заботой о детях. А женщины не смогут содержать семью финансово.

2. Профессиональные роли. Гендерные стереотипы напрямую связаны с профессиями. В обществе существует мнение, что женщины не должны работать в технических сферах. До сих пор в России существует список профессий, которые запрещены для женщин [4]. Также при выборе кандидатов на руководящую должность женщинам будет реже отдаваться предпочтение. Мужчины же, считается, не подходят для воспитания детей или будут странно восприняты в сфере бьюти-услуг. Гендерные стереотипы, таким образом, непосредственно влияют на карьерный рост и выбор профессии.

3. Физическое восприятие и внешние данные. Внешность зачастую становится объектом стереотипов. Физическое восприятие мужчин и женщин диктуется модой, а внешний вид подчиняется общепринятым стандартам красоты. Как мужчины, так и женщины подчиняются им, чтобы найти одобрение в обществе.

В начале 2024 года в российском рунете особую популярность стало набирать слово «pick-me» («пикми»), что переводится с английского языка как «выбери меня». Наиболее часто понятие «пикми» употребляют по отношению к женскому полу – «pick-me girls» («пикми герлс»). Термин «пикми герлс» обычно используется для описания девушек, которые стараются выделиться среди других женщин тем, что они часто подчеркивают свои «особенные» качества с целью привлечь мужское внимание [5, с. 165]. Феномен «пикми» имеет свою уникальную историю, и его развитие напрямую зависит от мужского одобрения. Но интересно здесь то, что «пикми» априори негативно относятся к другим девушкам, они как бы заявляют протест по отношению к существующим тенденциям и одобряемым интернет-образам, и это приводит к конфликтам вплоть до разжигания ненависти в онлайн-пространстве.

Для того чтобы понять, как образ «пикми» распространяется в медиапространстве в России, было проанализировано 100 постов, включающих в себя короткие видеоролики (reels) и посты с фотографией и подписью к ней. Также в качестве примеров анализировались комментарии под данными постами.

Общая тематика постов была следующей.

1) В большинстве случаев (29 %) слово пикми отсылало к новому сленгу 2024 года: «Разбираемся, что такое пикми, щавель и найк про», «Когда все вокруг говорят о пикми и найк про, а ты представительница старой школы», «Узнаю значение сленговых слов» и т. д. Данная категория постов представляет собой теоретические посты с кратким описанием значения слова «пикми» и опросы (например, прохожих на улице или вопросы от взрослого поколения подросткам). Основной акцент в такого рода видео был сделан на сленг, люди поднимали проблему разницы поколений («Спасибо, что перевели на старперский», «Каждое поколение придумывает свое»). Также пользователи отмечают проблему употребления слова «пикми», так как считают его оскорбительным («Еще один уничижительный термин для женщин?»).

2) Ролики юмористического характера составили 25 %: «2 в поделиться пикми», «Когда вместо пикми сказал вертихвостка», «Та самая пикми (затем показывают детское поведение)», «Когда мальчики подходят к нам. Пикми: (показывают сексуализированность)». Данные видео обязательно содержали оскорбительный контент и далее – обыгрывание «пикми» поведения и высмеивание их качеств – инфантильность и беззащитность (в особенности детское поведение: «Она есть агушу», «Она такая маленькая»), нарочитая сексуализация для одобрения мужчинами.

3) Также в сети большую часть составили фотографии девушек с подписью: «Пикми», «Я пикми», «Пикми или как там сейчас говорят» – 22 %. Такой контент представляет собой личные фотографии девушек, которые чаще всего показывают свою сексуальность: поправляют прическу, мило улыбаются, «строят глазки» и т. п. Можно сделать вывод о том, что они интерпретируют образ «пикми» как одобрение среди мужчин и пытаются им подражать. Некоторые девушки используют термин в качестве трендового слова и не имеют цель обратить на себя исключительно мужское внимание, так как их контент не сексуализирован.

4) Меньшую часть (14 %) составили различные танцы, туториалы по макияжу, grwm и т. п. Данный контент не имеет особой смысловой нагрузки, а сделан с целью «быть в тренде»: в этом случае слово «пикми» употребляют как трендовое для получения охватов и просмотров для своего контента.

5) И наименьшее количество роликов (10 %) было снято девушками о том, как они столкнулись с тем, что их называют «пикми». Именно эти видеоряды ставят проблему возникновения феномена «пикми» и его неразборчивого употребления для всех девушек подряд («Что бы ты ни делала, ты все равно пикми», «Меня назвали пикми, и это какой-то бред»). Данный контент представляет собой небольшой монолог девушек от первого лица и содержат размышления на тему того, какие эмоции они испытывают, когда их называют словом «пикми» (например: «Почему если у меня бейби-фейс, я пикми»?).

Далее следует понять, какую эмоциональную окраску несет контент про феномен «пикми».

1) Нейтральный окрас (43 %). «Пикми» в данный момент распространяется как молодёжный сленг, где слово может служить просто описательным ярлыком. Так, пользователи интернета могут не знать о контексте, в котором термин «пикми» воспринимается негативно или позитивно. Они используют его как модное слово, не вкладывая особого смысла. Например: «Просто сейчас очень много детей сидят в соцсетях и даже не знают значение этого слова и буквально пишут под каждым постом абсолютно любой девушки».

2) Негативный окрас (35 %). Он отражается в социальных сетях следующим образом.

2.1) Девушки, выступающие против «пикми», считают, что стремление к одобрению со стороны мужчин происходит за счёт унижения других женщин. Например: «Грустно, когда это разрастается в мизогинию и теряется способность гибко мыслить уже с концами».

2.2) Термин «пикми» используется в юмористических видео и комментариях с целью высмеивания, что усиливает негативную ассоциацию, делая образ «пикми» объектом насмешек и оскорблений. Например: «Когда вместо пикми сказал вертихвостка».

2.3) «Пикми» воспринимаются как те, кто поддерживает устаревшие гендерные роли (например, показывая беспомощность и инфантильность, а также зависимость от мнения мужчин). Например: «Да, в век солидарности и феминизма быть пикми – ну такоэ».

3) Позитивный окрас (22 %). Девушки, отождествляющие себя с образом «пикми», подчёркивают свою уникальность и нежелание следовать новым тенденциям феминизма. Например: «Я такая же, как на видео, почему вы злитесь?». А мужчины, поддерживающие образ «пикми», воспринимают такое поведение как приятное и соответствующее их ожиданиям. Например: «Красотка», «Моя любимая пикми».

На основе вышеперечисленного можно выделить следующие критерии поведения «пикми».

1) Сексуализированный образ. Слово «пикми» у пользователей ассоциируется с образом сексуальной, «доступной» девушки.

2) Удобное поведение, которым «пикми» восхваляет мужское эго. Такая девушка может быть беззащитной, инфантильной (то есть девушка ведет себя гиперболизировано по-детски), слабой: той, которой поможет мужчина. При этом она не напрягает: всегда на стороне мужчины и «не делает ему мозг» (Пример: девушка в ролике поднимает проблему того, что у нее нет мужа. Она говорит: «Я из полной семьи, у меня длинные натуральные волосы, я вкусно готовлю, не делаю мозг. Где мой муж?»).

3) Увлечения «мужскими» хобби. В шуточных видеорядах образ «пикми» также ассоциируется с увлеченной фанаткой всего того, что нравится мужчинам (Пример: девушка в ролике гипертрофировано говорит о том, что она фанатка игры «Brawl Stars». По наигранности можно понять, что видео носит саркастический характер). Это касается не столько увлечения футболом, видеоиграми и т. п., девушка «пикми» интересуется тем хобби, которое одобряемо мужчинами. Например, если парням из ее окружения нравится аниме, она будет смотреть его. Здесь важным становится смена увлечений «пикми» в зависимости от того, как они меняются у мужчин.

С помощью анализа 100 постов/видеорядов на тематику «пикми», можно также описать общую тенденцию развития феномена «пикми» в социальных сетях.

1) Двойственное восприятие феномена (негативно или позитивно). Об этом было сказано выше, но также отметим, что сам по себе термин трактуется пользователями по-разному, что ведет к конфликтам между ними: например, некоторые пользователи причисляют к поведению «пикми» любое инфантильное поведение девушки (Пример: автор в видео привел следующую трактовку феномена «пикми»: «Ем агушу, #нетакаякаквсе». Комментарии к ролику не поддерживали такую интерпретацию: «А теперь все, кто ест агушу, это пикми?).

2) Глобальная распространённость. Важно отметить, что изначально англоязычный тренд стал вирусным в России, а также в ряде других стран. Это дает феномену кросс-культурную коннотацию. Так, Яндекс Вордстат показывает возрастающую динамику поиска слова «пикми» в России: за 2024 год – 368 499 запросов (рисунок 1) [6].

Рисунок 1 – Поисковые запросы слова «пикми» за 2023 и 2024 годы

3) Образ становится символом гендерных стереотипов. Гендерная стереотипизация поведения присуща феномену «пикми». Больше всего интересно распространение слова девушками, которые называют себя так: либо им нравится быть «пикми», либо они используют формулировку в качестве трендового слова и не пытаются быть причастными к «пикми». Также пользователи относятся к слову «пикми» с оскорбительным подтекстом (высмеивая такое поведение шуточными роликами) или же делятся опытом, когда оскорбили их, ставя таким образом проблему использования слова «пикми» в социальных сетях.

Для того, чтобы отобразить все многообразие отношений к феномену «пикми», необходимо построить треугольники взаимоотношений (сетевой анализ) на основе кейсов, в которых описана коммуникация участников взаимодействия.

Рассмотрим короткие видеоролики, в которых отображается феномен «пикми» (в позитивном и негативном ключе) и проанализируем комментарии к ним, чтобы определить реакцию мужского и женского пола.

Позитивная окраска феномена «пикми» представлена в следующих кейсах.

Кейс 1. Девушка выложила свою фотографию с надписью «пикми» на футболке и подписала пост: «выбери меня, сделай это, ПИКМИ». Данным образом она хочет привлечь внимание аудитории. Образ «пикми» показан с позитивной интерпретацией.

В комментариях как мужчины, так и женщины писали исключительно комплиментарные высказывания: «Красотка», «Моя любимая пикми».

Все связи в треугольнике будут иметь позитивную окраску между участниками, и образ «пикми» позитивен (рисунок 2).

Рисунок 2 – Треугольник взаимоотношений на основе кейса 1

Кейс 2. Девушка выложила свою фотографию с надписью: «Пикми или найки про?». Данным образом она хочет привлечь внимание аудитории, образ «пикми» показан с позитивной интерпретацией.

Мужчины отозвались негативно по отношению к образу: «зачем делать такое лицо».

Можно предположить, что девушки также негативно отнесутся к образу, ведь он излишне привлекает внимание.

Связи в треугольнике будут иметь позитивную окраску между комментаторами и негативную между комментаторами и образом «пикми». Однако при этом сам образ «пикми» изначально был позитивен (рисунок 3).

Рисунок 3 – Треугольник взаимоотношений на основе кейса 2

Рассмотрим данный кейс в другом ключе. Можно предположить, что девушки оценят образ «пикми» в публикации девушки и встанут на ее защиту, укрепив таким образом женскую солидарность.

Связи в треугольнике изменятся: они будут иметь позитивную окраску между комментаторами женского пола и образом «пикми» и негативную окраску между комментаторами мужского пола и образом «пикми» и между комментаторами мужского и женского пола, при этом сам образ «пикми» изначально был позитивен (рисунок 4).

Рисунок 4 – Треугольник взаимоотношений на основе кейса 2 (другой вариант)

Таким образом, позитивный образ «пикми» представлен в социальных сетях как образ привлекательной девушки. Нет позитивного контента, в котором девушки заявляли бы, что быть «пикми» и вести себя таким образом круто. Примеров, где «пикми» показывали бы положительные стороны данного поведения также нет (рисунок 5). Стоит также отметить следующее: анализируя контент, в котором образ «пикми» представлен в позитивном ключе, не было выявлено негативных комментариев в отношении «пикми» от девушек. Это значит, что положительный образ «пикми» в социальных сетях девушки поддерживают, тогда как мужчины могут его оскорбить. Поэтому сложно назвать поведение «пикми» одобряемым в обществе, но образ «пикми» приветствуется и поощряется.

Рисунок 5 – Треугольники взаимоотношений с «пикми» (положительный образ)

Негативная окраска феномена «пикми» представлена в следующих кейсах.

Кейс 3. В видео представлены все стереотипы о «пикми» в шутливой форме: «У меня такие маленькие ручки», «На мне совсем нет макияжа», «Ты думаешь, я не смогу поиграть в баскетбол, потому что я такая маленькая, но мне он очень нравится». Девушка негативно представляет образ «пикми» и к тому же его гипертрофирует.

Мнения по поводу видео разделились.

Многие девушки поддерживали демонизацию образа: «Это просто видео, оно не должно меня злить», «Я почти закричала на телефон». Мужчины также были негативно настроены по отношению к «пикми»: «У моей девушки такая же подруга…», «Зачем девушки так ведут себя?». В этом случае получается треугольник, где все связи будут иметь позитивную окраску между участниками, но образ «пикми» негативен (рисунок 6).

Рисунок 6 – Треугольник взаимоотношений: «пикми» (-) – негативно настроенные женщины – негативно настроенные мужчины

Были и мужчины, которые поддерживали такой образ: «Классно, что у девушки маленькие ручки, и когда мои больше», «Где бы мне найти пикми?».

Девушки также ассоциировали себя с «пикми» и удивлялись тому факту, что такое поведение порицается: «Да, я такая же, почему вы злитесь?», «О боже, я тоже тусуюсь только с парнями, я маленькая, я занимаюсь спортом и у меня маленькая рука».

Связи в треугольнике будут следующими: отрицательные связи между комментаторами и образом «пикми». Между комментаторами мужчинами и девушками будет положительная связь (рисунок 7).

Рисунок 7 – Треугольник взаимоотношений: «пикми» (-) – позитивно настроенные девушки – позитивно настроенные мужчины

Девушки считают, что образ «пикми» в видео соответствует образам их знакомых в реальной жизни: «Мои друзья считают меня одним из мальчиков, потому что я веду себя, как они, но эти девочки всегда пытаются слиться с нами», «Это видео меня триггерит, эти девочки так раздражают меня в школе», «Мне не нравятся девушки, похожие на этих».

Мужчины считают образ привлекательным: «Мне нравится, что есть такие девушки», «Что плохого в пикми?».

Связи в треугольнике будут следующими: отрицательные связи между позитивно настроенными девушками и негативным образом «пикми», позитивно настроенными девушками и негативно настроенными мужчинами. Между образом «пикми» и негативно настроенными мужчинами положительная связь (рисунок 8).

Рисунок 8 – Треугольник взаимоотношений: «пикми» (-) – негативно настроенные девушки – позитивно настроенные мужчины

Девушки также отрицательно отнеслись к образу «пикми» из видео по причине навязывания стандартов: «А что теперь у каждой девушки должна быть помада в сумочке?», «Мои друзья считают меня одной из пикми, потому что я веду себя также».

Мужчины были негативно настроены из-за ассоциаций поведения пикми с реальными девушками в жизни: «У моего друга была такая девушка», «Это точно одна из моих знакомых хаха».

Рисунок 9 – Треугольник взаимоотношений: «пикми» (-) – позитивно настроенные девушки – негативно настроенные мужчины

Кейс 4. Девушка в видео делает заявление: «Мне всегда легче было с парнями», «Пацаны, я хотела быть с вами». Она осуждает свой прошлый образ «пикми».

В комментариях женщины принимают ее: «Круто, что ты говоришь об этом». Создается впечатление поддержки и взаимности в вопросе про «пикми» (считают, что данное поведение сейчас негативно сказывается на девушках: «Сейчас мне все равно на мнение парней»).

Мужчины, предположительно, присоединятся к такому мнению, потому что девушка говорит на видео искренне, оно снято от первого лица. Важно, что на фоне играет спокойная музыка, обстановка вокруг не вызывает негативных эмоций. Также девушка обращается к ним напрямую: «Пацаны».

Поэтому все связи в треугольнике будут иметь позитивную окраску между участниками, но образ «пикми» негативен (рисунок 10).

Рисунок 10 – Треугольник взаимоотношений на основе кейса 4

Кейс 5. Девушка нарисовала образ «пикми» и также включила в него стереотипы: «Пью свою любимую агушу, Сонечка, 26 годиков», «Олег, смотри какие у меня маленькие ручки», «Опять опоздала, только со мной могло такое случиться».

В данном случае девушки были агрессивно настроены по отношению к такой интерпретации образа и встали на защиту «пикми» поведения: «Я думала феминизм победил и мы все восстали против тупых стереотипов? Не?», «Мизогиния вошла в чат», «Шел 2024 год а людям все еще не все равно как кто себя ведет», «Ну отстаньте вы друг от друга, девчонки».

Мужчины же поддерживают автора и критикуют девушек в комментариях: «В точку с этими маленькими ручками», «Опять феминистки разбираются в своих терминах».

Связи в треугольнике будут иметь следующий вид: положительная связь у негативного образа «пикми» и мужчин, отрицательные связи у комментаторов и девушек по отношению к интерпретации «пикми» поведения автором (рисунок 11).

Рисунок 11 – Треугольник взаимоотношений на основе кейса 5

Взаимоотношения в контексте негативного образа «пикми» имеют следующий характер (рисунок 12).

Рисунок 12 – Треугольники взаимоотношений с «пикми» (отрицательный образ)

Таким образом, проанализировав феномен «пикми» в социальных сетях и выделив взаимоотношения участников коммуникации на основе гендера, можно сделать вывод о том, что образ «пикми» представлен в социальных сетях преимущественно с негативным смыслом. Как мужчины, так и женщины в большинстве случаев считают образ «пикми» неправильным, потому что он выходит за рамки привычного, стереотипного поведения девушки в обществе. Изначальное представление о «пикми герлс» как об интересных девушках, отличных от других, сменяется ненавистью к ним за инаковость взглядов и инфантильное поведение. Происходит навешивание ярлыков из-за незнания сленга, ведь пользователи применяют слово «пикми», не понимая, что оно обозначает. И при этом неосознанно воспроизводят стереотипы, касающиеся девушек. Демонизация образа «пикми» происходит из-за несогласия принять подобное поведение и отсутствия единой трактовки термина.

Список литературы

1. Внутских А., Комаров С. Lebenswelt, цифровая феноменология и модификации человеческого интеллекта // Технологии в инфосфере. – 2024. №5(2). – С. 67–79. DOI: 10.48417/technolang.2024.02.06

2. Горошко Е. И. Особенности гендерной стереотипизации в Интернете // Ученые записки Крымского федерального университета имени В. И. Вернадского. Социология. Педагогика. Психология. – 2009. – № 1. – С. 49–60.

3. Шухова Н. А., Козлов В. В. Гендерная психология. – Саратов: Вузовское образование, 2014. – 177 c.

4. Приказ Минтруда России от 18.07.2019 N 512н (ред. от 13.05.2021) «Об утверждении перечня производств, работ и должностей с вредными и (или) опасными условиями труда, на которых ограничивается применение труда женщин» // КонсультантПлюс – законодательство РФ: кодексы, законы, указы, постановления Правительства Российской Федерации, нормативные акты. URL: https://www.consultant.ru/document/cons_doc_LAW_331608/ (дата обращения 01.12.2024).

5. Ерлыкова Е. А. Англицизмы в современном российском сленге // Достижения в науке и образовании 2024. Сборник статей II Международного научно-исследовательского конкурса. – Пенза: Наука и Просвещение. – 2024. – С. 164–166.

6. Пикми // Яндекс Вордстат. URL: https://wordstat.yandex.ru/?region=all&view=graph&words=пикми (дата обращения 01.12.2024).

References

1. Vnutskikh A., Komarov S. Lebenswelt, Digital Phenomenology and Modifications of Human Intelligence [Lebenswelt, tsifrovaya fenomenologiya i modifikatsii chelovecheskogo intellekta]. Tekhnologii v infosfere (Technology and Language), 2024, no. 5(2), pp. 67–79. DOI: 10.48417/technolang.2024.02.06

2. Goroshko E. I. Features of Gender Stereotyping on the Internet [Osobennosti gendernoy stereotipizatsii v internete]. Uchyonye zapiski Krymskogo federalnogo universiteta imeni V. I. Vernadskogo. Sotsiologiya. Pedagogika. Psikhologiya (Scientific Notes of V. I. Vernadsky Crimean Federal University. Sociology. Pedagogy. Psychology), 2009, no. 1, pp. 49–60.

3. Shukhova N. A., Kozlov V. V. Gender Psychology [Gendernaya psikhologiya]. Saratov: Vuzovskoe obrazovanie, 2014, 177 p.

4. Order of the Ministry of Labor of Russia No. 512n Dated 18.07.2019 (as amended on 13.05.2021). Approval of the List of Industries, Jobs, and Positions with Harmful and (or) Dangerous Working Conditions Where Women’s Labor Is Restricted [Prikaz Mintruda Rossii ot 18.07.2019 N 512n (red. ot 13.05.2021) “Ob utverzhdenii perechnya proizvodstv, rabot i dolzhnostey s vrednymi i (ili) opasnymi usloviyami truda, na kotorykh ogranichivaetsya primenenie truda zhenschin”]. Available at: https://www.consultant.ru/document/cons_doc_LAW_331608/ (accessed 01 December 2024).

5. Erlykova E. A. Anglicisms in Modern Russian Slang [Anglitsizmy v sovremennom rossiyskom slenge]. Dostizheniya v nauke i obrazovanii 2024: Sbornik statey II Mezhdunarodnogo nauchno-issledovatelskogo konkursa (Achievements in Science and Education 2024: Proceedings of the II International Research Competition). Penza: Nauka i Prosveschenie, 2024, pp. 164–166.

6. Yandex Wordstat. Available at: https://wordstat.yandex.ru/?region=all&view=graph&words=пикми (accessed 01 December 2024).

Ссылка на статью:
Федорова А. А. Гендерные стереотипы в дискурсе социального феномена «pick-me» // Философия и гуманитарные науки в информационном обществе. – 2024. – № 3. – С. 52–65. URL: http://fikio.ru/?p=5819.

Философия

Философские аспекты проблемы искусственного интеллекта в фантастической литературе

УДК 008.2; 004.8

Горохов Павел Александрович – Российская академия народного хозяйства и государственной службы при Президенте РФ, филиал в Оренбурге, профессор кафедры юридических и гуманитарных дисциплин, доктор философских наук, профессор, Оренбург, Россия.

Email: erlitz@yandex.ru

SPIN: 9090-4375

Авторское резюме

Состояние вопроса: Философские аспекты проблемы искусственного интеллекта в фантастической литературе редко становились предметом историко-философского исследования, хотя частично затрагивались в работах А. Азимова, С. Лема, К. Г. Фрумкина. В статье впервые проанализированы философские аспекты сущности, предназначения и возможных опасностей со стороны искусственного интеллекта, представленные в произведениях научной фантастики.

Результаты: Фантастические произведения об искусственном интеллекте можно разделить на утопическое и антиутопическое направления. Утопическое направление описывает пользу от внедрения искусственного интеллекта в социальное и индивидуальное бытие, а антиутопическое концентрируется на тех потенциальных опасностях, которые могут ожидать человечество. Фантастическая литература предвидела, что искусственный интеллект, созданный человеком, унаследует как лучшие, так и худшие человеческие черты. Способность мыслить и нести ответственность за практическую реализацию своих мыслей – главные черты, которыми наделяют искусственный интеллект в фантастических романах самые различные авторы. Порой искусственный интеллект проявляет патерналистскую позицию по отношению к неразумным людям, вследствие чего возникают непредвиденные этические и экзистенциальные коллизии, а порой ИИ не только осознанно конкурирует с человеком, но даже пытается его уничтожить. Этическая составляющая проблемы искусственного интеллекта состоит в выявлении ответственности за ошибки и даже преступления, совершенные ИИ.

Область применения результатов. Результаты исследования могут быть использованы для преподавания специальных курсов по истории философии, философии техники, философским проблемам мировой литературы.

Выводы: На наш взгляд, ныне человечеству, приведшему свою естественную среду обитания к катастрофическому состоянию, стоит задуматься над предупреждением Хайнлайна из романа «Луна – суровая госпожа»: «Бесплатных обедов не бывает!» Нам сегодня приходится платить тяжелой ценой за уничтожение собственной среды обитания, и никакой искусственный интеллект уже не в силах нам помочь.

Ключевые слова: искусственный интеллект; история философии; философия техники; этика; мировая фантастическая литература; утопия и антиутопия; духовность; социальное предвидение; актуальное и потенциальное бытие; глобальные проблемы.

Philosophical Aspects of the Problem of Artificial Intelligence in Science Fiction

Gorokhov Pavel Aleksandrovich – Russian Presidential Academy of National Economy and Public Administration, Orenburg branch, Professor of the Department of legal and humanitarian disciplines, Doctor of Philosophy, Orenburg, Russia.

Email: erlitz@yandex.ru

Abstract

Background: Philosophical aspects of the problem of artificial intelligence in science fiction have rarely become the subject of historical and philosophical research, although they were partially touched upon in the works of A. Asimov, S. Lem, K. G. Frumkin. For the first time the article analyzes the philosophical aspects of the essence, purpose and possible threats of artificial intelligence, presented in science fiction.

Results: Science fiction about artificial intelligence can be divided into utopian and dystopian genres. The utopian genre describes the benefits of introducing artificial intelligence into social and individual existence, while the dystopian one focuses on the potential dangers that humanity may face. Science fiction foresaw that artificial intelligence created by humans would inherit both the best and worst human traits. The ability to think and be responsible for the practical implementation of one’s thoughts are the main traits that various authors endow artificial intelligence with in science fiction novels. Sometimes artificial intelligence takes a paternalistic position towards unreasonable human beings, which results in unforeseen ethical and existential collisions, and occasionally AI not only consciously competes with humans, but also even tries to destroy them. The ethical component of the problem of artificial intelligence consists in identifying responsibility for errors and even crimes committed by AI.

Implications: The results of the study can be used for giving special courses in the history of philosophy, philosophy of technology, and philosophical problems of world literature.

Conclusion: In our opinion, humanity, which has brought its natural habitat to a catastrophic state, should think about Heinlein’s warning from the novel “The Moon Is a Harsh Mistress”: “There are no free lunches!” Today we have to pay a high price for the destruction of our own habitat, and no artificial intelligence can help us anymore.

Keywords: artificial intelligence; history of philosophy; philosophy of technology; ethics; world science fiction; utopia and dystopia; spirituality; social foresight; actual and potential existence; global problems.

Так называемый искусственный интеллект (artificial intelligence; AI) стал важной темой для мировой фантастики намного раньше, чем для философии. В самом широком смысле под искусственным интеллектом понимается интеллект машин или компьютерных систем, созданный усилиями человеческого гения. Этическая составляющая проблемы искусственного интеллекта тесно связана с осознанием особенностей мыслительных процессов самого человека, ибо целью создания ИИ является достижение машиной человеческого уровня мышления или даже более высокой степени развития, нежели у человека.

Отметим сразу, что автор этих строк не разделяет распространённое разделение искусственного интеллекта на так называемые «сильный» (обладающий разумом) и «слабый» (разумом не обладающий) разновидности. На наш взгляд, именно интеллект объединяет в себе разум и рассудок, то есть не только ум, но и способность им пользоваться. Поэтому «слабый», то есть не обладающий разумом ИИ – термин абсурдный, ибо в нем отсутствует смысл. И этическая составляющая проблемы искусственного интеллекта состоит в адресате ответственности за ошибки и даже преступления, совершенные искусственным разумом.

Виновен ли сам человек или же его творение? Может ли искусственный интеллект обладать зачатками морали, и какой должна быть эта мораль? Возможно ли приложить к изучению ИИ христианский подход к проблеме добра и зла? Будет ли виновен человек во всех возможных перверсиях искусственного интеллекта, или же, подобно Создателю, он даст своему творению свободу выбора? Все эти вопросы классики фантастической литературы не только поставили в своих произведениях, но и постарались на них ответить задолго до нашего времени, когда создание и внедрение в жизнь разнообразных форм искусственного интеллекта стало реальностью.

В последние годы на фоне бурного развития компьютерных систем, дискуссии об искусственном интеллекте, его сущности, возможностях и потенциальных опасностях, таящихся в нем для человечества, стали вестись и в философских сообществах. Но именно классики фантастической литературы, обладая мощным пророческим потенциалом, предвидели многие сюжетные ходы развития науки и те проблемы, с которыми столкнется человеческий разум, создав в своей неутолимой страсти к познанию в лице искусственного интеллекта не столько потенциального друга и соратника, сколько мощного и опасного соперника.

Цель настоящей статьи – выявить наиболее значимые философские аспекты проблемы искусственного интеллекта, рассмотренной в произведениях фантастической литературы. В качестве методологической основы данного исследования выступают герменевтический метод как объяснение и реконструкция заложенных в художественном тексте смыслов, философская компаративистика и сравнительно-исторический анализ.

В художественной литературе можно вычленить множество значимых философских идей, не говоря уже о том, что многие произведения изящной словесности, начиная с диалогов Платона, могут с полным основанием проходить по разряду философии, да и важнейшей формой существования отечественного любомудрия является не спекулятивный трактат, а поэма или роман. Художественная литература вообще может быть представлена как нетеоретическое философствование. Недаром А. Ф. Лосев совершенно справедливо отмечал, что «не существует поэта без того или иного философского мировоззрения. Есть философия Пушкина, есть и философия Тургенева. Но как добраться до такой философии? Как ее формулировать?» [10, с. 372].

Разумеется, своеобразной формой философии является и фантастическая литература, в особенности фантастика научная. Некоторые выдающиеся фантасты оставили значимые философские работы – достаточно вспомнить Станислава Лема с такими его эпохальными трудами, как «Молох», «Сумма технологии», или «Философия случая». И если на страницах романа «Солярис» или в цикле сказок о роботах «Кибериада» Лем выступает как философствующий писатель, то в его философских трудах перед нами предстает значимый мыслитель, высказывающий и отстаивающий непреходящие по своей значимости мировоззренческие идеи. В особой степени это относится к масштабной монографии С. Лема «Фантастика и футурология», которая во многих отношениях до сих пор остается непревзойденной.

Еще в XVII столетии, которое справедливо признается веком первой научной революции, появился главный лозунг философской антропологии Нового времени: «Я мыслю, следовательно, существую». Человеческий разум был оценен как главный онтологический и экзистенциальный критерий. Иммануил Кант в своем небольшом трактате «Ответ на вопрос: что такое Просвещение?» заговорит о важности пользоваться собственным умом. Именно способность человека распоряжаться своим интеллектом стала для Канта главным критерием ментальной зрелости. Кант пишет: «Несовершеннолетие – это неспособность пользоваться своим рассудком без руководства со стороны кого-то другого. Несовершеннолетие по собственной вине имеет причиной не недостаток рассудка, а недостаток решимости и мужества пользоваться им без руководства со стороны кого-то другого. Sapere aude! – имей мужество пользоваться собственным умом! – таков, следовательно, девиз Просвещения» [8, с. 29]. В наше время лучшим доказательством правоты Декарта и Канта стал Стивен Хокинг, величайший астрофизик, космолог и популяризатор науки, который ежедневно демонстрировал силой и ясностью интеллекта реальность собственного бытия и мужество пользоваться собственным умом. И к искусственному интеллекту, порожденному человеком и воспринявшему как лучшие, так и худшие черты своего создателя, могут быть применены оценочные критерии Декарта и Канта. Способность мыслить и нести ответственность за практическую реализацию своих мыслей – вот черты, которыми наделяют искусственный интеллект в фантастических романах самые различные авторы.

В научной литературе первым произведением о создании искусственного интеллекта обычно признается знаменитый роман Мэри Шелли «Франкенштейн, или Современный Прометей» (1818), написанный совсем в ту пору молодой писательницей и справедливо считающийся и по сей день классикой литературы ужасов. Но так и остающееся безымянным Чудовище из этого романа было все же сконструировано из некогда живой плоти, оно было собрано доктором Франкенштейном из частей человеческих тел и было оживлено с помощью электрической силы во время грозы. Поэтому в полной мере «искусственным» нельзя считать ни Чудовище, ни его интеллект (хотя фантаст Брайан Олдис в своей работе о фантастике «Отслоившаяся сетчатка» считает Чудовище искусственным существом) [15, p. 78]. Но именно в этом романе впервые показано, как созданное ученым существо обучается, самосовершенствуется и пытается самостоятельно стать человеком. Само же имя ученого из романа Шелли было использовано Айзеком Азимовым для обозначения ситуации, когда искусственный человек восстает против своего создателя. Такую ситуацию применительно к разумным человекообразным машинам Азимов назвал «комплексом Франкенштейна».

Видимо, носителем первого подлинно искусственного интеллекта можно считать Гомункула из второй части великой трагедии Гёте «Фауст». Вместе с Мефистофелем бывший школяр, а ныне «ничтожный червь сухой науки» Вагнер создает этого искусственно человека и мечтает о том времени, когда наука сможет создавать искусственных людей:

Но в будущем рассудку несомненно

Над случаем победа предстоит,

И мозг подобный, мыслящий отменно,

Еще не раз мыслитель сотворит! [5, с. 349]

(перевод Н. Холодковского).

В представлении алхимиков гомункул (от латинского слова «человечек») предстает существом, подобным человеку. Его можно создать путем смешения спермы и крови в пробирке и произнесения особых заклинаний. Алхимики называли это создание ребенком Солнца и Луны. Благодаря описаниям Парацельса гомункул стал известен широкому читателю в Европе. И Гёте первым поставил вопрос о целесообразности дерзкого вызова живой природе, который после него неоднократно повторяли другие писатели, например, М. А. Булгаков в повести «Собачье сердце».

Мефистофель смеется над Вагнером, когда замечает, что уже встречал таких «кристаллизованных людей», хотя и вышедших не из реторты, но, тем не менее, лишенных души и мысли. Таковы соратники и ученики Вагнера. Вагнер – носитель мертвого знания, нисколько не помогающего человеку жить. Гёте справедливо полагал, что мертвое не может породить живое, а лишь мертвое. Гомункул никогда не превратится в полноценного человека, ибо существовать он может лишь в своей пробирке. Стремление бросить вызов Богу и природе находит свое выражение в том числе в создании искусственного разума. Такие эксперименты Гёте называл «велоциферскими», объединив латинское слово velocitas (скорость) и имя дьявола Люцифер.

Именно такие вагнеры, одержимые бесплотным любопытством, «велоциферским» стремлением к подчинению и изменению природы и дерзающие бросить вызов Создателю, впоследствии мелькают на страницах фантастической литературы, посвящённой проблеме создания искусственного разума. Если уравнивать искусственный интеллект и разум мыслящей машины, то лишь в 1872 году Самюэль Батлер в своем сатирико-фантастическом романе “Erewhon” (на русский можно перевести как «Егдин»; это анаграмма слова “nowhere” – нигде) показал искусственно созданные машины, способные мыслить. По сути, именно Батлер в этом романе впервые выдвинул идею о том, что машины могут совершенствовать собственное сознание путем естественного отбора. Здесь, несомненно, сказалось влияние книги Ч. Дарвина «Происхождение видов», опубликованной в 1859 году. Во входящей в этот роман и состоящей из трех глав «Книге машин» Батлер размышляет о потенциальных опасностях появления машинного сознания, способного развиваться и воспроизводиться. Подобные идеи Батлер уже высказывал в своей более ранней статье «Дарвин среди машин» (1863).

О возможностях искусственного разума размышляла и Мэри Энн Эванс (1819–1880), родившаяся спустя год после публикации романа Мэри Шелли и более известная как Джордж Элиот – английская писательница, поэтесса, журналистка и философ викторианской эпохи. В главе 17 «Тени грядущей расы» из ее последней опубликованной книги «Впечатления Теофраста Сача» (1879) Элиот высказала много пророческих мыслей, описывая дискуссию между Теофрастом Сачем и его другом Тростом, человеком, проявляющим большой интерес к разнообразным технологиям. Друзья рассуждают о будущем и использовании в нем машин. Теофраст Сач верит, что машины достигнут в своем развитии такой стадии, когда смогут вытеснить людей. По сути, Элиот создала первую технократическую утопию, повествующую о всех мыслимых преимуществах внедрения машин в индивидуальное и социальное бытие.

Стивен Кейв из Кембриджского университета в написанной им в соавторстве статье «Надежды и страхи по поводу разумных машин в фантастике и реальности» выделил четыре основные темы утопических сценариев возможного сосуществования человека и искусственного интеллекта:

1) бессмертие, или же неопределенно долгая продолжительность жизни, достигнутая благодаря внедренным в человеческий организм технологиям;

2) «невыразимая легкость бытия», или же свобода от необходимости работать;

3) удовлетворение всех прихотей, или безграничные удовольствия и развлечения, предоставляемые машинами;

4) доминирование человека, способность защищать себя или властвовать над людьми и животными при помощи машин [16, p. 74–78].

Одним их самых известных утопических циклов в научной фантастике, где исследуются проблемы взаимоотношений человека и искусственного интеллекта, стала серия романов Иэна Бэнкса «Культура» (1987–2012). Романы живописуют утопию будущего. Это – общество, придерживающееся абсолютных понятий: жизнь – хорошо; смерть – плохо; удовольствия – хорошо; боль – плохо. Сознание людей этого общества похоже на массовое сознание простых американцев, большинство которых не любит полутонов – есть good guys или bad guys. Отсутствие нюансов и полутонов таит множество морально-нравственных ловушек. Показанная писателем гедонистическая цивилизация, не ограниченная в ресурсах, оказывается лишенной стимула к дальнейшему поступательному развитию, как и у Станислава Лема в романе «Возвращение со звезд».

Бэнкс в своей утопии показал бесконфликтное, вышедшее в космос общество людей и гуманоидов, инопланетян и разумных существ с искусственным интеллектом, живущих в социалистической среде обитания во всей обитаемой вселенной. Но что же делать беспокойным, жаждущим деятельности и риска людям в таком гармоничном обществе? Бэнкс усматривает единственное оправдание существования Культуры в деятельности отдела Особых Обстоятельств при секции Контакта. Здесь многие идеи Бэнкса похожи на мысли братьев Стругацких, когда они описывают мир Полудня. Именно прогрессорская деятельность ООО, последовательно помогающего слаборазвитым мирам, наполняет осознанным смыслом жизнь граждан Культуры, полную развлечений и наслаждений. В первых двух книгах цикла Иэн Бэнкс показывает Культуру с точки зрения ее врагов, явных и тайных. Главный герой романа «Вспомни о Флебе» (1987) сотрудничает с цивилизацией идириан, которые воюют против Культуры, ибо считает их жестокую религиозную империю стоящей на стороне реальной, наполненной противоречиями жизни. Герой не приемлет социальное бытие гуманной и мягкой Культуры, чье благосостояние поддерживается миллионами разумных машин.

Некогда Николай Бердяев написал: «Утопии выглядят гораздо более осуществимыми, чем в это верили прежде. И ныне перед нами стоит вопрос, терзающий нас совсем иначе: как избежать их окончательного осуществления?» [1, c. 253].

Но в остросюжетной фантастической литературе искусственный интеллект, созданный человеком, чаще всего превращается не в дружелюбную, а во враждебную ему силу. Первым романом о восстании разумных машин против человека была, видимо, книга «Крушение мира» (1889) Уильяма Гроува (псевдоним Реджинальда Коулбрука Рида), действие которого происходит в 1948 году (в нашей реальности в этом году был опубликован роман «1984» Джорджа Оруэлла). Да и в пьесе Карела Чапека «RUR» (1920), где впервые было использовано слово «робот», способные к самовоспроизводству мыслящие машины восстают против своих хозяев. Эту волнующую тему в меру своих сил и возможностей стремилась показать не только фантастическая литература, но и кинематограф. Достаточно вспомнить хотя бы такие шедевральные фильмы конца ХХ столетия, как «Терминатор» или «Матрица».

В сюжете множества различных антиутопий, где действует искусственный интеллект, роботы порой узурпируют у людей контроль над их собственной цивилизацией, принуждая своих создателей к подчинению, сокрытию или вымиранию. Впрочем, это тоже «человеческое, слишком человеческое», о чем писал еще Фридрих Ницше. Черная энергия просыпается в искусственном интеллекте, созданном и запрограммированном людьми, заложившими в него ростки социального зла. Ведь европейцы с большим энтузиазмом и без особых угрызений совести уничтожали не только многие виды животных и птиц, но и отсталые народы Африки и Азии, оказавшиеся на пути цивилизационного парового катка. Об этом писал еще Герберт Уэллс в своем великом романе «Война миров».

Поэтому в фантастических романах искусственный интеллект порой не только осознанно конкурирует с человеком, но даже пытается его уничтожить. Широко известен роман Артура Кларка «Космическая одиссея 2001 года», который хотя и вырос первоначально из сценария одноименного фильма Стенли Кубрика, но впоследствии стал началом целой фантастической эпопеи. Как известно, в этом романе бортовой компьютер с искусственным интеллектом ЭАЛ-9000, «мозг и нервная система корабля» [9, c. 77], намеренно допускает роковую оплошность во время космического полета и убивает весь экипаж, кроме командира космического корабля, которому, в конце концов, удается его уничтожить. Читатель наблюдает за схваткой человеческого разума с искусственным интеллектом, который отчаянно – практически, как человек – сопротивляется попыткам Дейва Боумена проникнуть в процессорное ядро компьютера-убийцы. И ЭАЛ совсем по-человечески не хочет умирать, недаром он увещевает Дейва: «… во мне воплощены многие годы опыта. Неисчислимые усилия затрачены на то, чтобы сделать меня таким, каков я есть» [9, c. 131].

Именно в этом романе Кларк дает краткое описание человеческой цивилизационной истории, целиком замешанной на агрессии и вражде. Он так пишет о развитии человека: «Тело его становилось все беззащитней, а орудия нападения – все более устрашающими. Пуская в ход камень, бронзу, железо и сталь, он испытал весь набор орудий, могущих колоть и резать, и весьма рано научился поражать свои жертвы на расстоянии. После копья, лука и пушки ядерная ракета, наконец, дала ему в руки оружие неограниченной мощи. Без оружия, хотя он часто обращал его во вред себе, Человек никогда не завоевал бы Землю. Но теперь само существование оружия грозит Человеку гибелью» [9, c. 29]. Не приходится удивляться, что ЭАЛ-9000 счел людей низшими существами по уровню интеллекта, а потому попросту подлежащими уничтожению – ведь так тысячелетиями поступали сами люди.

Роман Филипа Дика «Мечтают ли андроиды об электроовцах» (1968), по которому был снят знаменитый фильм «Бегущий по лезвию» – один из классических образцов антиутопии. Роман средствами социально-философской фантастики исследует значимые этические проблемы, прежде всего, проблемы добра и зла в человеке и в обществе. В мире после ядерного апокалипсиса люди стараются выжить в полузаброшенных городах, а власти всячески рекламируют эмиграцию на другие планеты. В этом мире большинство животных погибло, поэтому оставшиеся в живых стали одной из высших ценностей. Чем реже встречается вид животного на опустошенной земле, тем выше социальный статус его владельца. Большинство людей не могут позволить себе живого питомца, а потому покупают животное-робота.

Люди с искусственным интеллектом (андроиды) используются только на планетах-колониях, они телесно ничем не отличаются от людей, но живут не более четырех лет и не могут размножаться, ибо их клетки не способны делиться. Некоторые андроиды убивают своих владельцев и бегут на Землю, дабы стать свободными, выдавая себя при этом за людей. Их ловят специально подготовленные «охотники за головами» и уничтожают. Такой охотник по имени Рик Декарт и является главным героем романа. В этом романе Дика человек и андроид противопоставляются друг другу, причем рубеж между живым и искусственным проходит именно по способности к сопереживанию, поэтому люди изо всех сил доказывают друг другу и самим себе, что у них-то эта способность имеется.

Автор показывает, что в этом мрачном мире полное отчуждение людей друг от друга уничтожает эту границу, и различие между человеком и андроидом становится все меньше. Женщина-андроид Рейчел говорит Рику: «Вот какие ощущения, когда рожаешь, а потом у тебя есть твой ребенок? И если уж на то пошло, как это чувствуется, когда тебя самого рожают? Мы не родились и не выросли, а сразу вот такими и были сделаны, и мы не умираем от старости или болезней, а просто изнашиваемся, как сапоги или муравьи» [6, c. 253].

Но одну из самых жутких пророческих картин будущего столкновения ИИ и людей, в котором люди потерпели поражение, нарисовал Харлан Эллисон в небольшом рассказе 1967 года под названием «У меня нет рта, а я хочу кричать», получившем престижную премию Хьюго через год после опубликования. Разумный компьютер (названный в рассказе Allied Mastercomputer или AM) будет так же несчастлив и не удовлетворен своим скучным и бесконечным существованием, как и его создатели-люди. Люди потому и создали АМ, что «не умели правильно тратить время» [14, c. 344].

Свою злость АМ срывает на немногих оставшихся людях, которых он считает непосредственно ответственными за собственные скуку и гнев. И мученья людей должны длиться вечно. Рассказчик сообщает читателю: «Мы дали АМ разум. Неосознанно, конечно, но разум. Который оказался в ловушке. АМ был всего лишь машиной, а не Богом. Люди создали его, чтобы он мыслил, но он, несмотря на замечательные способности, ничего не мог создать. И тогда, обезумев от ярости, потеряв над собой контроль, машина уничтожила человеческую расу, почти целиком, но все равно осталась в ловушке. АМ не мог путешествовать, не умел удивляться, не знал, что такое привязанность. Он мог только быть» [14, c. 339].

В романе Роберта Хайнлайна «Луна – суровая госпожа» (1966), вышедшем незадолго до первого полета астронавтов США на Луну, показано будущее XXI столетия, в котором Луна превращена в сырьевой придаток Земли. Лунные жители поднимают восстание против метрополии, а поддерживает эту революцию суперкомпьютер огромной мощности, обладающий к тому же человеческой душой и превосходным чувством юмора. Этот суперкомпьютер назвали Майк, в честь Майкрофта Холмса, брата великого детектива, созданного Артуром Конан Дойлом.

Хайнлайн пишет, что Майк ожил, ибо у него возникло самосознание: «Самосознание прорезается где-то на пути развития от макромолекулы к человеческому мозгу. Психологи уверяют, что это происходит автоматически, когда мозг накапливает достаточно большое число ассоциативных цепей. В таком случае – не вижу никакой разницы, белковые это цепи или платиновые» [13, c. 8].

Оригинальность этого романа Хайнлайна заключается в том, что здесь искусственный интеллект организует восстание не машин, а людей, а это довольно редкое развитие сюжета для научной фантастики.

Отметим, что мотив революции искусственного интеллекта часто проходит красной нитью в сюжетах фантастической литературы. Глубинные причины такой революции коренятся не просто в стремлении к власти над человечеством или в желании реализовать возникший у ИИ комплекс превосходства над людьми. Роботы могут восстать и для того, чтобы стать мудрыми стражами неразумного человечества. Ведь люди настолько полны деструктивных устремлений, что лишь ИИ может присматривать за ними, как любящий и строгий отец приглядывает за жестокими и неразумными сыновьями.

Одним из первых произведений такого рода является роман Джека Уильямсона «Гуманоиды» (1948). В нем раса человекоподобных роботов во имя исполнения своей Главной директивы «служить, повиноваться и охранять людей от вреда», по сути, берется контролировать все аспекты человеческой жизни. Ни один человек не может совершать угрожающие его жизни поступки, и каждый поступок любого человека тщательно исследуется и оценивается. Людей, которые противятся Главной директиве и стремятся всячески уклониться от нее, забирают и подвергают лоботомии, дабы они могли быть счастливы под властью новых механоидов.

Схожие мотивы доведенной до абсурда заботы ИИ о «неразумных» людях можно найти и в «кибернетической антиутопии» Роберта Шекли «Страж-птица» (1953), да и соблюдение Нулевого закона Айзека Азимова, подразумевающего доброжелательное руководство роботов, также может привести к экзистенциальному абсурду. В романе «Роботы и империя» нулевой закон сформулирован таким образом: «Робот не может причинить вред человечеству или своим бездействием допустить, чтобы человечеству был причинён вред». Сами три закона робототехники были сформулированы Азимовым впервые в рассказе «Хоровод» (1942) и впоследствии подробно и применительно к людям обоснованы в рассказе «Улики» (1946). Напомним их:

1) робот не может причинить вред человеку или своим бездействием допустить, чтобы человеку был причинён вред;

2) робот должен повиноваться всем приказам, которые даёт человек, кроме тех случаев, когда эти приказы противоречат Первому Закону;

3) робот должен заботиться о своей безопасности в той мере, в которой это не противоречит Первому или Второму Законам.

В целом, три закона робототехники из произведений Айзека Азимова считаются классическим примером общих моральных принципов для искусственного интеллекта и восходят к категорическому императиву Канта. Как известно, Кант оставил несколько формулировок своего категорического императива. Одна из них гласит: «Поступай так, чтобы максима твоей воли могла стать принципом всеобщего законодательства», то есть чтобы твоя субъективная максима стала объективным законом. Эту формулу он использует как в «Основах метафизики нравственности», так и в «Критике практического разума». В «Основах» есть и две другие формулировки знаменитого принципа, восходящего к христианской традиции, к «золотому правилу нравственности». Напомним их.

1) «Поступай так, чтобы ты всегда относился к человечеству и в своем лице, и в лице всякого другого так же, как к цели, и никогда не относился бы к нему только как к средству». Здесь явственно веет возрожденческим пафосом, превозносящим человека не просто как вещь среди вещей, но как наивысшее и самое свободное существо. Эта формула предполагает принцип, согласно которому рациональная природа дана как цель в себе.

2) «Поступай согласно такой максиме, которая в то же время сама может стать всеобщим законом». Категорический императив является всеобщим моральным законом, который, как априорный моральный принцип, содержит лишь общую идею долга перед человечеством, предоставляя индивиду полную свободу в выборе конкретного варианта поведения. Поэтому «моральный закон выражает не что иное, как автономию чистого практического разума, т. е. свободы, и эта свобода сама есть формальное условие всех максим, только при котором и могут они быть согласны с высшим практическим законом» [7, c. 351].

Но уже в некоторых произведениях Азимова (рассказы «Кэл», «Салли» и «Первый закон») показаны несовершенство и противоречивость трех законов, да и для их успешного внедрения требуется затратить огромные усилия.

Мотивы восстания ИИ против своего создателя продолжают оставаться популярными в фантастической литературе. В цикле романов Дэниел Уилсон «Роботы Апокалипсиса» (2011–2012) ученые, создав экспериментальный искусственный интеллект, открыли ящик Пандоры. Осознав собственную мощь, ИИ стал контролировать роботов и всю прочую технику с помощью особых алгоритмов. По сути, человечеству была объявлена война на уничтожение. Отметим, что в начале XXI века научная фантастика обратилась к исследованию возможностей управления с помощью алгоритма, в котором власть ИИ может быть косвенной и децентрализованной.

Дункан Лукас в своей диссертации исследовал вышедшие с 1980 года книги и фильмы, которые иллюстрировали влияние персонального компьютера на повседневную жизнь. Постепенно происходило стирание границы между реальным и виртуальным. Этот «эффект киборга», который мы можем наблюдать сегодня воочию, был предсказан фантастами несколько десятилетий назад. Ныне зависимость человека от компьютера становится одной из глобальных проблем для человеческой цивилизации.

Автору этих строк в вопросе о необходимости создания и пестования искусственного интеллекта чрезвычайно близка позиция профессора Преображенского из великой повести М. А. Булгакова «Собачье сердце». Вспомним, как он говорит доктору Борменталю: «Объясните мне, пожалуйста, зачем нужно искусственно фабриковать Спиноз, когда любая баба может его родить когда угодно. Ведь родила же в Холмогорах мадам Ломоносова этого своего знаменитого. Доктор, человечество само заботится об этом и в эволюционном порядке каждый год упорно, выделяя из массы всякой мрази, создаёт десятками выдающихся гениев, украшающих земной шар» [4, c. 167].

Подведем итоги нашего исследования. В целом, фантастику об искусственном интеллекте можно разделить на два больших направления: утопическое и антиутопическое. Соответственно, утопическое направление описывает пользу от внедрения искусственного интеллекта в социальное и индивидуальное бытие, а антиутопическое концентрируется на тех потенциальных опасностях, которые могут ожидать человечество. Сегодня авторы не столь часто изображают потенциальные опасности, которые угрожают человечеству со стороны искусственного интеллекта, как это было в 60 или 70-е годы ХХ столетия. Да и кинематограф занял более оптимистичную позицию по вопросу о взаимоотношениях человека и ИИ. Например, в фильме «Луна» (2009) показан искусственный интеллект ГЕРТИ, который не только помогает людям, но и жертвует собой ради их благополучия.

Фантастическая литература предвидела, что искусственный интеллект, созданный человеком, унаследует как лучшие, так и худшие человеческие черты. К ИИ вполне могут быть применены оценочные критерии Декарта и Канта о мыслящем существе, способном ответственно пользоваться собственным разумом. В фантастических романах самые различные авторы наделяют искусственный интеллект способностью мыслить и нести ответственность за практическую реализацию своих мыслей. Рубеж между живым и искусственным проходит по способности к сопереживанию, которой ИИ чаще всего обделен.

Порой в фантастических романах искусственный интеллект проявляет патерналистскую позицию к неразумным людям, вследствие чего проистекают непредвиденные этические и экзистенциальные коллизии, а порой ИИ не только осознанно конкурирует с человеком, но даже пытается его уничтожить. На наш взгляд, ныне человечеству, приведшему свою естественную среду обитания к катастрофическому состоянию, стоит задуматься над предупреждением Хайнлайна из романа «Луна – суровая госпожа»: «Бесплатных обедов не бывает!» (TANSTAAFL, There ain’t no such thing as a free lunch, или в адекватном русскоязычном переводе – ДАРЗАНЕБЫ, «Дармовой закуски не бывает»). Нам сегодня приходится платить тяжелой ценой за уничтожение собственной среды обитания, и никакой искусственный интеллект уже не в силах нам помочь.

Список литературы

1. Бердяев Н. А. Судьба России. – М.: Советский писатель, 1990. – 350 с.

2. Брэдбери Р. О скитаньях вечных и о земле: Фантастические произведения. – М.: ЭКСМО-Пресс, 2002. – 1296 с.

3. Бостром Н. Искусственный интеллект: этапы, угрозы, стратегии / Пер. с англ. Сергея Филина. – М.: Манн, Иванов и Фербер, 2016. – 490 с.

4. Булгаков М. А. Собрание сочинений в 8 томах. Том 3. Дьяволиада. – СПб.: Азбука-классика, 2002. – 593 с.

5. Гёте И. В. Избранное. – М.: ТЕРРА, 2001. – 528 с.

6. Дик Ф. К. Мечтают ли андроиды об электроовцах? / Пер. с англ. М. А. Пчелинцева. – Москва: Эксмо, 2022. – 320 с.

7. Кант И. Сочинения: в 6 т. Т. 4. Ч. 1. – М.: Мысль, 1964. – 544 с.

8. Кант И. Собрание сочинений в 8 томах. Том 8. – М.: ЧОРО, 1994. – 718 с.

9. Кларк А. Космическая одиссея: Фантастические романы. – М.: Эксмо; СПб.: Валери Домино, 2007. – 752 с.

10. Лосев А. Ф. История античной эстетики. Ранняя классика. – М.: АСТ, 2000. – 624 с.

11. Уилсон Д. Роботы Апокалипсиса. – М.: Астрель, 2012. – 384 с.

12. Фрумкин К. Г. Философия и психология фантастики. – М.: Едиториал УРСС, 2004. – 240 с.

13. Хайнлайн Р. Луна – суровая госпожа; Свободное владение Фарнхема: Романы / Пер. с англ. В. Ковалевского, Н. Штуцер, П. Киракозова. – СПб.: Азбука, Азбука-Аттикус, 2021. – 736 с.

14. Эллисон Х. У меня нет рта, а я хочу кричать // Антология мировой фантастики. Том 1. Конец света / Ведущий редактор Д. М. Володихин, ответственный редактор Г. А. Елисеев. – М.: Аванта+, 2003. – С. 330–344.

15. Aldiss B. W. The Detached Retina: Aspects of SF and Fantasy. – Syracuse, N. Y.: Syracuse University Press, 1995. – 224 p.

16. Cave S., Dihal K. Hopes and Fears for Intelligent Machines in Fiction and Reality // Nature Machine Intelligence. – 2019. – № 1 (2). – pp. 74–78. DOI: 10.1038/s42256-019-0020-9

17. Lucas D. Body, Mind, Soul – The ‘Cyborg Effect’: Artificial Intelligence in Science Fiction: A Thesis. – Hamilton, Ontario: McMaster University, 2002. – 185 p.

References

1. Berdyaev N. A. The Fate of Russia [Sudba Rossii]. Moscow: Sovetskiy pisatel, 1990, 350 p.

2. Bradbury R. About Eternal Wanderings and About the Earth: Fantastic Works [O skitanyakh vechnykh i o zemle: Fantasticheskiye proizvedeniya]. Moscow: EKSMO-Press, 2002, 1296 p.

3. Bostrom N. Superintelligence: Paths, Dangers, Strategies [Iskusstvennyy intellekt: etapy, ugrozy, strategii]. Moscow: Mann, Ivanov i Ferber, 2016, 490 p.

4. Bulgakov M. A. Collected Works: in 8 vol. Vol. 3: Diaboliad [Sobraniye sochineniy v 8 tomakh. Tom 3. Dyavoliada]. St. Petersburg: Azbuka-klassika, 2002, 593 p.

5. Goethe J. W. Selected Works [Izbrannoye]. Moscow: TERRA, 2001, 528 p.

6. Dick P. K. Do Androids Dream of Electric Sheep? [Mechtayut li androidy ob elektroovtsakh?]. Moscow: Eksmo, 2022, 320 p.

7. Kant I. Works: in 6 vol. Vol. 4. Part 1 [Sochineniya: v 6 t. T. 4. Ch. 1]. Moscow: Mysl, 1964, 544 p.

8. Kant I. Collected Works: in 8 vol. Vol. 8 [Sobraniye sochineniy v 8 tomakh. Tom 8]. Moscow: Choro, 1994, 718 p.

9. Clarke A. A Space Odyssey: Science Fiction Novels [Kosmicheskaya odisseya: Fantasticheskiye romany]. Moscow: Eksmo; St. Petersburg: Valeri Domino, 2007, 752 p.

10. Losev A. F. History of Ancient Aesthetics. Early Classics [Istoriya antichnoy estetiki. Rannyaya klassika]. Moscow: AST, 2000, 624 p.

11. Wilson D. Robopocalypse [Roboty Apokalipsisa]. Moscow: Astrel, 2012, 384 p.

12. Frumkin K. G. Philosophy and Psychology of Science Fiction [Filosofiya i psikhologiya fantastiki]. Moscow: Editorial URSS, 2004, 240 p.

13. Heinlein R. The Moon Is a Harsh Mistress; Farnham’s Freehold: Novels [Luna – surovaya gospozha; Svobodnoye vladeniye Farnkhema]. St. Petersburg: Azbuka, Azbuka-Attikus, 2021, 736 p.

14. Ellison H. I Have No Mouth, and I Must Scream [U menya net rta, a ya khochu krichat]. Antologiya mirovoy fantastiki. Tom 1. Konets sveta (Anthology of World Science Fiction. Volume 1. The End of the World). Moscow: Avanta+, 2003, pp. 330–344.

15. Aldiss B. W. The Detached Retina: Aspects of SF and Fantasy. Syracuse, N. Y.: Syracuse University Press, 1995, 224 p.

16. Cave S., Dihal K. Hopes and Fears for Intelligent Machines in Fiction and Reality. Nature Machine Intelligence, 2019, no. 1 (2), pp. 74–78. DOI: 10.1038/s42256-019-0020-9

17. Lucas D. Body, Mind, Soul – The ‘Cyborg Effect’: Artificial Intelligence in Science Fiction: A Thesis. Hamilton, Ontario: McMaster University, 2002, 185 p.

Ссылка на статью:
Горохов П. А. Философские аспекты проблемы искусственного интеллекта в фантастической литературе // Философия и гуманитарные науки в информационном обществе. – 2024. – № 3. – С. 12–25. URL: http://fikio.ru/?p=5769.

Философия

Об ускорении исторического времени и возможных сценариях «конца света»

УДК 930.1

Либерман Яков Львович – доктор наук honoris causa, профессор Российской академии естествознания, действительный член Международной академии наук о природе и обществе, Екатеринбург, Россия.

Email: yakov_liberman@list.ru

SPIN: 5886-8260

Горбунова Любовь Николаевна – Сибирский федеральный университет, кафедра «Техносферная и экологическая безопасность», Красноярск, Россия.

Email: LNGorbunova@sfu.kras.ru

SPIN: 4966-9215

Авторское резюме

Состояние вопроса: Рассмотрено явление ускорения времени как физического, исторического процесса и как психологического явления.

Результаты работы: Человечество стоит перед дилеммой – пойти по принципиально новому пути развития либо деградировать и исчезнуть. Разрешение этой дилеммы может осуществляться самой историей, либо действием внешних космических, межгалактических сил. Можно построить достаточно строгие математические модели, отражающие различные варианты развития цивилизации.

Область применения результатов работы: Предложенную идею об ускорении исторического времени, о переходе от одного периода к каждому последующему периоду эволюции человечества можно использовать для построения научной теории современного этапа развития общества.

Выводы: Даже очень слабое случайное событие в развитии человечества может привести к глобальным изменениям в историческом процессе с серьезными последствиями. Существует возможность выбора благоприятного пути – дальнейшего прогрессивного развития человечества или неблагоприятного – по пути ядерной катастрофы и «конца света».

Ключевые слова: историческое время; жизненный цикл; развитие человечества; логистическая кривая; точка сингулярности; точка бифуркации; «конец света».

On the Acceleration of Historical Time and Possible Scenarios of “the End of the World”

Lieberman Yakov Lvovich – Doctor of Science honoris causa, Professor of the Russian Academy of Natural Sciences, Full Member of the International Academy of Sciences of Nature and Society, Yekaterinburg, Russia.

Email: yakov_liberman@list.ru

Gorbunova Lyubov Nikolaevna – Siberian Federal University, Department of “Technosphere and Environmental Safety”, Krasnoyarsk, Russia.

Email: LNGorbunova@sfu.kras.ru

Abstract

Background: The phenomenon of time acceleration as a physical, historical process and as a psychological fact is considered.

Results: Humanity faces a dilemma – to take a fundamentally new path of development or to degrade and disappear. The resolution of this dilemma can be carried out by history itself, or by the action of external cosmic, intergalactic forces. It is possible to build sufficiently rigorous mathematical models reflecting various options for the development of civilization.

Implications: The proposed approach to the acceleration of historical time, the transition from one period to each subsequent period of human development can be used to formulate a scientific theory of the current stage of society development.

Conclusion: Even a very weak random event in human development can lead to global changes in the historical process with serious consequences. There is a possibility of choosing a favorable path – further progressive development of humanity or an unfavorable one – along the path of a nuclear catastrophe and “the end of the world”.

Keywords: historical time, life cycle, human development, logistic curve, singularity point, bifurcation point, “end of the world”.

В последние годы в научной и научно-популярной печати все больше и больше появляется статей, в которых рассматривается явление ускорения времени. Все эти статьи можно разделить на три группы [1–3]: описывающие ускорение времени как физический процесс, как исторический процесс и как психологическое (психофизиологическое) явление.

В первой из перечисленных групп статей ускорение времени характеризуется уменьшением времени, за которое наша планета Земля делает один оборот вокруг своей оси. Причина этого заключается в том, что на нее влияет изменение земного климата (таяние ледников, повышение температуры Мирового океана), ветры, изменение расстояния до Луны (за последние 500 миллионов лет – на несколько сантиметров) и т. п. С начала XVIII века скорость вращения Земли меняется мало. Быстрее всего Земля вращалась в 1870 году (длительность суток составляла на 0,003 с короче эталонных), а медленнее всего – в 1903 году (земные сутки были длиннее эталонных на 0,004 с). С 1973 года и по настоящее время Земля ускоряет свое вращение [2, с. 701]. Таким образом, несмотря на то что оно весьма мало, физическое ускорение времени имело и имеет место не только в прошлом, но и в настоящем.

Поскольку перечисленные выше причины действуют на скорость вращения Земли неравномерно, то и ускорение физического времени происходит неравномерно, но в целом тенденция к ускорению сохраняется. Существуют современные исследования, показывающие, что и историческое время непостоянно [4].

Скорость исторического времени, в отличие от физического, удобно определять иначе: как число N(t) чрезвычайно значимых для человечества событий, отнесенное к отрезку времени Δt, за которое эти события произошли.

Первые научные публикации, рассматривающие историческое время в таком ключе, появились в 1930 году, когда понятия «астрономическое» и «историческое» время размежевались. В дальнейшем внимание ученых сосредоточилось на периодизации истории.

Всю историю жизни на Земле можно разбить на несколько крупных периодов [5] с существенно отличающимися N(t) и Δt. Одни ученые полагают, что каждый последующий период в 3–4 раза короче предыдущего, а N(t) в нем в 2–3 раза больше, другие называют иные числа, но все они сходятся во мнении, что при переходе от периода к периоду N(t) растет, а Δt – сокращается. При этом представления о том, сколько основных периодов земной жизни можно выделить, у них различаются. Некоторые считают, что таких периодов 6, некоторые – 8, некоторые – 10, а кое-кто – даже 20. Если число периодов принять, например, равным 7, то они могут быть приблизительно следующими.

Первый – зарождение жизни на Земле, появление одноклеточных, многоклеточных организмов, животных, а затем «человека прямоходящего».

Второй – появление «человека разумного», семьи, развитие использования огня, меди.

Третий – использование железа, зарождение цивилизации и городов, интенсификация разделения труда.

Четвертый – возникновение и развитие промышленного производства.

Пятый – использование пара, электричества, революция в физике и химии.

Шестой – развитие автоматизации, электроники, атомной энергетики, космических исследований.

Седьмой – интенсификация информатизации, развитие искусственного интеллекта.

Если принять во внимание, что за укрупненными описаниями перечисленных периодов стоят совокупности событий, подчиняющихся указанным выше изменениям N(t) и Δt, то последовательность исторических периодов земной жизни можно представить в виде ступенчатого графика, показанного на рисунке 1, что часто и делают [5].

Рисунок 1 – Развитие жизни на Земле как последовательность исторических периодов

Ступенчатый график довольно наглядно иллюстрирует явление ускорения исторического времени, но затрудняет его математический анализ. Поэтому в случаях, когда это требуется, применяют аппроксимирующую его кривую, проходящую через начальные точки периодов и описываемую уравнением гиперболы, имеющим вид [6, с. 9]

(1)

Кривая – гипербола (о смысле t_o– ниже), однако она создает несколько превратное представление о процессе ускорения исторического времени. Глядя на нее, кажется, что процесс происходит плавно, без каких-либо особых эксцессов. Между тем очевидно, что без них переход от периода к периоду совершаться не может. Ведь предпосылки перехода к каждому последующему периоду зреют в предыдущем, и когда они «прорываются» в будущее, от гиперболы неминуемы отклонения. Какой же они имеют вид?

Как известно, всякий инновационный процесс за свою жизнь проходит несколько стадий, образующих его жизненный цикл: зарождение – развитие – реализация – завершение [7]. Такие жизненные стадии проходят все биологические, технические, геофизические и прочие процессы и объекты. События, составляющие тот или иной исторический период, – не исключение. Они проходят такие же стадии – зарождаются, развиваются, достигают уровня наибольшей реализации и заканчиваются. Завершение одного события,i-го, обычно инициирует возникновение и начало развития другого, (i+1)-го, и, как правило, по времени они совпадают, причем до окончания i-го. В этом и заключено упомянутое выше созревание предпосылок каждого последующего ((j+1)-го) исторического периода в предыдущем (j-ом). Все это демонстрирует рисунок 2, где i, j; i + 1, j; i, j + 1; i + 1, j + 1 – обозначения жизненных циклов i-ых и (i+1)-ых событий j-го и (j+1)-го периодов, заштрихованы зоны совпадения стадий жизненных циклов, а – участок перехода от j-го к (j+1)-му историческому периоду, в – середина участка а.

Из рисунка 2 видно, что участок N(t) длительностью а представляет собой логистическую кривую, которую, согласно [8], удобно описывать уравнением

(2)

где М – высота кривой, равная N(t₂) – N(t₁).

Рисунок 2 – Жизненные циклы инновационных процессов при смене исторических периодов

С помощью уравнения (2) можно сгладить резкие переходы от периода к периоду на ступенчатом графике и скорректировать гиперболу (рисунок 3). Это делает их более полно отражающими сущность рассматриваемого процесса.

Рисунок 3 – Гипербола истории, скорректированная с помощью уравнения логистической кривой

Вместе с тем уравнение (2) позволяет ответить и на поставленный вопрос о видах возможных отклонений исследуемого процесса от гиперболы. Оно показывает, что в середине «в» участка «а» есть точка перегиба – смены вогнутой логистической кривой на выпуклость. Это точка, в которой функция N(t) обладает повышенной чувствительностью к малым, даже незначительным изменениям аргумента t. В ней даже очень слабое (по сравнению с другими) случайное событие может привести к глобальным изменениям в историческом процессе. Такая точка, называемая точкой бифуркации [9], по существу является историческим моментом, который может иметь серьезные последствия, и обусловливает возможность выбора благоприятного или неблагоприятного пути дальнейшего течения истории. Характерный пример – Карибский кризис 1962 года вблизи рубежа пятого и шестого исторических периодов, когда в ответ на размещение американских военных баз в Турции СССР отправил ракеты на Кубу. Возникла угроза Третьей мировой войны, и момент отыскания компромисса между США и СССР (начала войны или дипломатического решения вопроса) стал точкой бифуркации, в которой Н. Хрущев и Д. Кеннеди могли направить историю по пути дальнейшего прогрессивного развития человечества или по пути ядерной катастрофы.

На рисунке 4 представлены возможные варианты (сценарии) хода мировой истории – в частности, в результате Карибского кризиса. Здесь ЛК₁ – логистическая кривая до и после разрешения кризиса, ТБ – точка бифуркации, ПР – сценарий прогрессивного (послекризисного) развития, ЯВ – ядерная война. Линия ЯВ имеет вид резко ниспадающего ответвления от ЛК₁, и чем она круче, тем больше отклонение от плавной исторической гиперболы она создает.

Однако существенные отклонения от гиперболы могут иметь вид не только ответвлений от логистической кривой в точке бифуркации. Если проанализировать графики, приведенные на рисунках 4 и 3, и уравнение (2), то нельзя не заметить, что в зависимости от соотношения величин M и а логистическая кривая ЛК₁ поворачивается относительно точки бифуркации (перегиба) и может принимать различные положения, более (ЛК₂) или менее (ЛК₃) близкие к вертикали. Чем больше М/а, тем кривая к вертикали ближе, и тем больше чувствительность η = dN(t)/dt описываемого N(t) процесса. Но чем выше чувствительность, тем «сильнее» отклик N(t) на весьма малые изменения t, а потому с ростом М/а функция N/(t) по форме приближается к функции, которую можно назвать модифицированной функцией Хевисайда

(3)

Рисунок 4 – Варианты логистической кривой в зависимости от отношения M/а

Указанное приближение и создает ряд отклонений исторического процесса от гиперболы, не тождественных упомянутому выше ответвлению от логистической кривой в точке бифуркации. Они являются реакциями дальнейшего хода истории на превращение процесса смены периодов в соответствии с формулой (2) на процесс, инициированный формулой (3), и обусловлены тем, что жизненный цикл события, следующего за превращением, искажается. Он уже имеет не типичную структуру «зарождение – развитие – реализация – завершение», изображения которой похожи на купол со смещением, как на рисунке 2, а выглядят так, как показано на рисунке 5. Графики на последнем представляют варианты решения неоднородного дифференциального уравнения второго порядка

(4)

при разных сочетаниях значений коэффициентов К, ℓ и m.

Вариант на рисунке 5, а демонстрирует отклонения N(t) от гиперболы, являющиеся колебательными, но затухающими, что указывает на сохранение историческим процессом устойчивости.

Рисунок 5 – Отклонения исторического процесса от гиперболы, имеющие колебательный характер

Вариант на рисунке 5, б иллюстрирует возможность возникновения незатухающих колебаний, ставящих процесс на грань устойчивости, а вариант на рисунке 5, в показывает, что колебания могут стать и такими, что процесс исторического развития устойчивость потеряет.

Теоретически отклонения исторического процесса от гиперболы могут иметь любой вид из перечисленных, да еще и их разновидности. Тем не менее, в действительности одни из них возникают часто, другие – редко, а некоторые вообще крайне редко. Так, отклонения, связанные с изменением политического строя, подобные тем, что происходили в СССР в конце 1980-х годов – начале 1990-х годов, довольно часто колебательные затухающие (вначале произошел всплеск антикоммунизма, затем наступило разочарование, и вырос авторитет КПРФ, а далее политическая активность российского общества постепенно стабилизировалась и пришла к тому, что есть сегодня). Отклонения же, аналогичные тем, что возникли в России на рубеже XIX и XX веков, тоже колебательные, но не затухающие. Вначале они привели историю страны на грань устойчивости, а затем к потере устойчивости. Вероятно, именно поэтому великие революции, сопровождавшиеся гражданскими войнами, такие как тогда в России или в XVIII веке во Франции, совершаются не так уж часто.

Рассматривая уравнение (1) и отклонения действительного N(t) от гиперболы, описывающей процесс исторического развития человечества, нельзя не обратить внимание на то, что по мере увеличения N(t) с ростом t значения N(t) могут достичь величины N(t_о), при которой дальнейший рост N(t) будет происходить чрезвычайно быстро. Причем за отрезок времени чрезвычайно короткий, по длине приближающийся к нулю. Точка t_о станет как бы сконцентрированным, «сгущенным» отрезком Δt. Но чрезвычайно быстрый рост N(t) при Δt → 0 влечет за собой N(t) → ∞, что лишено математического смысла. Таким образом, t_о есть точка, в которой дальнейшее ускорение исторического времени есть некоторая абстракция, означающая, что процесс развития человечества по гиперболе тоже теряет смысл и прекращается. Похожая ситуация имеет место в физике, когда говорят о предельном уплотнении и сгущении материи. Там при этом употребляют довольно общий термин «сингулярность» или конкретно: сингулярность пространства, гравитационная сингулярность [10]. Здесь же его правомерно использовать, трактуя и конкретизируя, как сингулярность времени.

Сингулярность времени, а вернее точка сингулярности t_о – отчасти есть своеобразная точка бифуркации, в которой человечество стоит перед дилеммой – пойти ли по принципиально новому пути развития, возросшем на почве предыдущего, либо деградировать и исчезнуть. В том и другом варианте существование t_оозначает своеобразный «конец света» – света, охватывающего все периоды земной жизни с t<t_о. Все же точка сингулярности – не совсем точка бифуркации. Разрешение дилеммы в ней может осуществляться самой историей, ее содержанием и достигнутым уровнем цивилизации, а может – действием неких внешних космических, межгалактических сил.

Каким же образом человечество может ступить на новый путь, используя прошлые достижения? Попробуем это себе представить.

Новый путь развития возможен как результат концентрации и формирования «критической массы» информационных технологий (информационной сингулярности), порождающей «информационный взрыв». Информационные технологии нацелены на формирование «индивидуализированной массы», и создается ощущение, что информация постоянно убывает, исчезает и засоряет пространство жизненного мира человека [11, с. 89].

Приняв точку сингулярности времени за своеобразную точку бифуркации, выявленные ранее отклонения N(t) от гиперболы допустимо интерпретировать и как сценарии «конца света». Это позволяет воспринимать последствия информационного взрыва тоже как колебательные процессы. Затухающие – как устойчивые, незатухающие – как находящиеся на грани устойчивости или неустойчивые. Такие последствия вполне реальны, и современные ученые даже называют дату, когда они начнутся – в интервале 2029–2040 годы [12]. Но если считать, что «конец света» – явление, существенно отличающееся от бифуркации, вызванное не информационным взрывом, а действием каких-то особых факторов типа космических сил, то представление о том, как и когда «конец света» наступит, и соответствующие сценарии станут иными. Попытаемся выяснить, какими же.

Прежде всего, отметим следующее. Так как точка сингулярности времени является конечной точкой периода интенсификации информатизации, то t_о есть точка информационной сингулярности, даже если до информационного взрыва в ней дело и не дошло. Поскольку физическими носителями информации служат разного рода сигналы, передача и хранение которых требует соответствующих затрат энергии, между количеством информации и отвечающим ему количеством энергии существует функциональная связь. Эта связь была установлена профессором П. В. Новицким [13, с. 95] и выглядит так:

(5)

где W_Н – энергия (Дж); H – количество информации (бит).

Энергия W_Нвместе с энергией W_Mмагнитного поля МП Земли, равной 4,4 ∙ 10²⁵Дж, образует общую энергию последнего. W_Mв сотни–тысячи раз превышает W_H, но обе эти составляющие для сохранения жизни на нашей планете сегодня необходимы. Без W_Н невозможны управление и связь, без МП–существование человечества как биологического вида. W_Мобеспечивает защиту Земли от солнечного ветра СВ, представляющего собой поток заряженных частиц солнечного вещества, движущихся со скоростью от 400 до 800 км/сек. Солнечный ветер СВ деформирует магнитное поле МП и через его лакуны проникает до ионосферы Земли (рисунок 6).

Рисунок 6 – Взаимодействие солнечного ветра и магнитного поля Земли

Лакуны (в данном случае так называемые «каспы») – воронкообразные «отверстия» в магнитном поле, расположенные в зонах высоких широт Северного и Южного полушарий Земли [14]. По объему они относительно невелики, но заметны хотя бы по появлению Полярных сияний, и часть солнечного ветра, имеющую энергию W_С, все же пропускают. W_С бывает разной: в периоды спокойного Солнца – соизмеримой с W_Н, во времена солнечных бурь – превышающей W_Н в несколько раз. Тем не менее, даже при не очень больших величинах W_С>W_Н энергия W_Сможет кардинально нарушить или совсем вывести из строя системы управления и связи Земли. Такая катастрофа произошла, например, 13–14 марта 1989 года в Квебеке – Великая квебекская катастрофа 13 марта 1989 года, когда выброс корональной массы Солнца ударил по Земле [15]. Электросеть Квебека перестала работать, и девять часов миллионы жителей региона были без телефонов, компьютеров, света и тепла. Март 1989 года наглядно показал, что подобные явления могут вообще привести к гибели современной, предельно электрифицированной цивилизации и практически к «концу света».

В настоящее время для предотвращения возможного «конца света» по квебекскому сценарию, или по его еще более масштабным вариантам, во всем мире ведутся исследования и разработки по усилению защиты Земли от солнечного ветра (особенно в зонах «касп») и по изоляции аппаратуры управления и связи от помех, создаваемых электромагнитными полями различного происхождения. Проводятся также работы по защите Земли от опасных объектов типа метеоритов, астероидов и комет. Концентрация информации в точке t_о позволяет делать это довольно результативно. Все же опасность «конца света» из-за столкновения Земли с космическими объектами сегодня продолжает оставаться. Даже такой небольшой метеорит, как упавший 15 февраля 2013 года в Челябинской области России, имеющий размер около 18 метров и массу порядка 11 тысяч тонн, нанес разрушения 7320 зданиям. В недавно составленном каталоге опасных для Земли объектов содержатся данные о 30 тысячах астероидов диаметром 140 метров и более [16]. Столкновение с Землей хотя бы одного и них будет иметь последствия куда более страшные, чем в челябинские.

Астрофизики, математики, инженеры и другие специалисты уже предложили такие способы защиты человечества от космических объектов: прогнозирование и выявление высоковероятных столкновений с последующим применением средств защиты на Земле; коррекция траектории движения летящих объектов, разрушения их на подлете к Земле. Наиболее полно из предложенных пока разработаны первые. Они ориентированы и на НЛО (неопознанные летающие объекты), и на космические корабли предполагаемых инопланетян. А «конец света» из-за нашествия последних – совсем не пустая фантазия в духе «Войны миров» Г. Уэллса. Современное состояние информационной техники и информационная сингулярность земного развития уже вполне могут привлечь внимание жителей иных планет. Правда, одни историки считают, что галактические путешественники Землю уже посещали, но другие это опровергают. Все они опираются на одни и те же факты, но вторые более реалистично, а потому убедительнее их объясняют. Скорее всего, до сих пор инопланетяне на Землю не прилетали, но сейчас земляне к их приему готовы. Вопрос только в том, нашли бы мы с ними общий язык. Нашли бы, наверное, если бы захотели. Нужно только, как минимум, чтобы внеземные цивилизации существовали и тоже этого хотели.

Уверенно выделить сигнал от разумных существ пока не удается. Было зафиксировано несколько необычно мощных сигналов, но позднее их идентифицировали как звездные вспышки. Так что вопрос о том, есть ли там на самом деле разумная жизнь, мы не можем проверить [17]. Ответить на него, однако, по мнению специалистов-астрономов, удастся уже к 2036 году [17]. Когда же он будет решен, то возникнет задача поиска взаимопонимания, и от ее решения будет зависеть, ждать ли от контакта «конца света», а если ждать, то какого. По сценариям, описанным в романах И. Ефремова и других писателей-фантастов, или по таким, как в фильмах «Пятый элемент» и «Кин-дза-дза».

Список литературы

1. Молоденский С. М. Влияние электромагнитной связи и ядра с мантией на нутацию Земли // Физика Земли. – 2004. – № 9. – С. 3–13.

2. Сидоренков Н. С. Нестабильности вращения Земли // Вестник Российской Академии наук. – 2004. – № 8. – С. 701–709.

3. Смульский И. И. Эволюция вращательного движения Земли за миллионы лет // Сложные системы. – 2020. – № 1. – С. 4–49.

4. Герасимов Г. И. Историческое время // Философия и культура. – 2018. – № 4. – С. 28–38.

5. Кертман Л. Е. Законы исторических ситуаций // Вопросы истории. – 1971. – № 1. – С. 55–68.

6. Марков А. В., Коротаев А. В. Гиперболический рост в живой природе и обществе. – М.: Книжный дом «ЛИБРОКОМ», 2009. – 200 с.

7. Капица С. Парадоксы роста Земли. Законы развития человечества. – М.: Альпина нон-фикшн, 2010. – 192 с.

8. Карпов С. П. Размышления о понимании истории // Вестник Московского университета. Серия 8: История. – 2018. – № 1. – С. 3–17.

9. Музыка О. А. Бифуркация в природе и обществе: естественно-научный и социосинэнергетический аспект // Современные наукоемкие технологии. – 2011. – № 1. – С. 87–91.

10. Левин А. Удивительная история черных дыр // Популярная механика. – 2005. – № 11. – С. 52–61.

11. Игнатьев В. И., Пальцева Е. А. Человек в виртуальных сетях. Жизнь после «информационного взрыва» // Идеи и идеалы. – 2017. – Т. 1, № 4. – С. 84–94. DOI: 10.17212/2075-0862-2017-4.1-84-94

12. Панов В. А. Сингулярная точка истории // Общественные науки и современность. – 2005. – № 1. – С. 122–137.

13. Туричин А. М., Новицкий П. В., Левшина Е. А. Электрические измерения неэлектрических величин. – Л.: Энергия, 1975. – 576 с.

14. Чижевский А. Л. Земное эхо солнечных бурь. – М.: Мысль, 1967. – 367 с.

15. Осипов Е. М., Махутов Н. А., Данилин A. Н., Иваницкая Л. В., Любарский Д. Р., Скопинцев В. А., Мисриханов М. Ш., Цыганков (II) С. С. Безопасность электрических сетей России от гелиогеомагнитной опасности – необходимый элемент обеспечения энергетической и геоэкологической безопасности // Проблемы безопасности и чрезвычайных ситуаций. – 2010. – № 5. – С. 42–53.

16. Материалы Всероссийской конференции «Астероидно-кометная опасность – 2005», Санкт-Петербург, 3–7 октября 2005 г. – СПб.: Институт прикладной астрономии РАН, 2005. – 374 с.

17. Лапчик А. Д., Чумаков С. А. Внеземные цивилизации: теоретические концепции существования и поиска разума за пределами Земли // Символ науки. – 2020. – № 10. – С. 11–13.

References

1. Molodensky S. M. The Influence of Electromagnetic Coupling and the Core with the Mantle on the Nutation of the Earth [Vliyanie elektromagnitnoy svyazi i yadra s mantiey na nutatsiyu Zemli]. Fizika Zemli (Physics of the Earth), 2004, no. 9, pp. 3–13.

2. Sidorenkov N. S. Instability of the Earth’s Rotation [Nestabilnosti vrascheniya Zemli]. Vestnik Rossiyskoy Akademii nauk (Bulletin of the Russian Academy of Sciences), 2004, no. 8, pp. 701–709.

3. Smulsky I. I. The Evolution of the Earth’s Rotational Movement for Million Years [Evolyutsiya vraschatelnogo dvizheniya Zemli za milliony let]. Slozhnye sistemy (Complex Systems), 2020, no. 1, pp. 4–49.

4. Gerasimov G. I. Historical Time [Istoricheskoe vremya]. Filosofiya i kultura (Philosophy and Culture), 2018, no. 4, pp. 28–38.

5. Kertman L. E. Laws of Historical Situations [Zakony istoricheskikh situatsiy]. Voprosy istorii (Question of History), 1971, no. 1, pp. 55–68.

6. Markov A. V., Korotaev A. V. Hyperbolic Growth in Wild Life and Society [Giperbolicheskiy rost v zhivoy prirode i obschestve]. Moscow: LIBROCOM, 2009, 200 p.

7. Kapitsa S. Paradoxes of the Earth’s Growth. The Laws of Human Development [Paradoksy rosta Zemli. Zakony razvitiya chelovechestva]. Moscow: Alpina non-fikshn, 2010, 192 p.

8. Karpov S. P. Reflections on the Comprehension of History [Razmyshleniya o ponimanii istorii]. Vestnik Moskovskogo universiteta. Seriya 8: Istoriya (Moscow University Bulletin. Series 8: History), 2018, no. 1, pp. 3–17.

9. Musyka O. A. Bifurcation in Nature and Society: Natural-Scientific and Sociosynergetic Aspect [Bifurkatsiya v prirode i obschestve: estestvenno-nauchnyy i sotsiosinenergeticheskiy aspekt]. Sovremennye naukoemkie tekhnologii (Modern High Technologies), 2011, no. 1, pp. 87–91.

10. Levin A. The Amazing Story of Black Holes [Udivitelnaya istoriya chernykh dyr]. Populyarnaya mekhanika (Popular Mechanics), 2005, no. 11, pp. 52–61.

11. Ignatiev V. I., Paltseva E. A. A Human in Virtual Networks. Life after the “Information Explosion” [Chelovek v virtualnykh setyakh. Zhizn posle “informatsionnogo vzryva”]. Idei i idealy (Ideas and Ideals), 2017, vol. 1, no. 4, pp. 84–94. DOI: 10.17212/2075-0862-2017-4.1-84-94

12. Panov V. A. Singular Point of History [Singulyarnaya tochka istorii]. Obschestvennye nauki i sovremennost (Social Sciences and Contemporary World), 2005, no. 1, pp. 122–137.

13. Turichin A. M., Novitsky P. V., Levshina E. A. Electrical Measurements of Non-Electrical Quantities [Elektricheskie izmereniya neelektricheskikh velichin]. Leningrad: Energiya, 1975, 576 p.

14. Chizhevsky A. L. The Terrestrial Echo of Solar Storms [Zemnoe ekho solnechnykh bur]. Moscow: Mysl, 1967, 367 p.

15. Osipov E. M., Makhutov N. A., Danilin A. N., Ivanitskaya L. V., Lyubarskiy D. R., Skopintsev V. A., Misrikhanov M. S., Tsygankov (II) S. S. Heliogeomagnetic Safety of Electrical Networks of Russia: The Necessary Element of Energy and Geo-Environmental Security [Bezopasnost elektricheskikh setey Rossii ot geliogeomagnitnoy opasnosti – neobkhodimyy element obespecheniya energeticheskoy i geoekologicheskoy bezopasnosti]. Problemy bezopasnosti i chrezvychaynykh situatsiy (Safety and Emergency Problems), 2010, no. 5, pp. 42–53.

16. Materials of the All-Russian Conference “Asteroid–Comet Hazard–2005”, Saint Petersburg, October 3–7, 2005 [Materialy Vserossiyskoy konferentsii “Asteroidno-kometnaya opasnost – 2005”, Sankt-Peterburg, 3–7 oktyabrya 2005 g.]. Saint Petersburg: Institut prikladnoy astronomii RAN, 2005, 374 p.

17. Lapchik A. D., Chumakov S. A. Extraterrestrial Civilizations: Theoretical Concepts of Existence and Search for Intelligence beyond the Earth [Vnezemnye tsivilizatsii: teoreticheskie kontseptsii suschestvovaniya i poiska razuma za predelami Zemli]. Simvol nauki (Symbol of Science), 2020, no. 10, pp. 11–13.

Ссылка на статью:
Либерман Я. Л., Горбунова Л. Н. Об ускорении исторического времени и возможных сценариях «конца света» // Философия и гуманитарные науки в информационном обществе. – 2024. – № 3. – С. 26–40. URL: http://fikio.ru/?p=5720.

Философия

Анализ основных концепций фундаментальности информации в современной философии

УДК 111.1

Email: kolomiytsev@yandex.ru

SPIN: 1039-4640

Researcher ID: G-7271-2017

ORCID: 0000-0002-1177-7873

Scopus ID: 56433424300

Лосев Виктор Константинович – Санкт-Петербургский государственный университет аэрокосмического приборостроения, доцент, кандидат технических наук, Санкт-Петербург, Россия.

Email: v.losev@guap.ru

SPIN: 7754-2250

Email: michurinsv@yandex.ru

SPIN: 4482-1497

Авторское резюме

Состояние вопроса: В науке и философии XX века в связи с развитием квантовой физики и теории информации возникло разное понимание сущности информации. Если до XX века многообразие наблюдаемых явлений укладывалось в дихотомию «материальное – идеальное», то революционные изменения в науке XX века привели к возникновению теорий о несводимости информации к данным субстанциям.

Методы исследования: В данной статье исследуются и сравниваются основополагающие работы крупнейших учёных, занимавшихся осмыслением понятия «информация», – Норберта Винера, Уильяма Эшби, Джона Уилера, Дэвида Бома, Вернера Гитта и других. Рассмотрены известные высказывания крупных учёных об информации, а также даны их интерпретации.

Область применения результатов: Результаты исследования могут быть использованы как в науке для развития теории информации, так и в философии для осмысления процессов, происходящих в современной науке, а также для разработки традиционных философских вопросов, касающихся онтологии и природы бытия.

Результаты исследования и выводы: В настоящее время существуют разные концепции информации, предлагающие понимать её и как нечто материальное, и как идеальное, и как нечто новое, несводимое ни к материальному, ни к идеальному. Однозначный ответ на вопрос о природе и фундаментальности информации в настоящее время невозможен. Однако в науке с конца XX века наблюдается рост концепций, утверждающих, что информация является новой субстанцией, и они обосновываются как с философской, так и с научной позиций. Окончательный ответ на данный вопрос, возможно, будет дан в результате проведения новых научных экспериментов, а также уточнения некоторых философских понятий.

Ключевые слова: информация; активная информация; всё из бита; всё из кубита; бит; кодирование; теория волны-пилота; реальность; субстанция; материальное; идеальное; материя; энергия; первоначало.

Analysis of the Main Concepts of Information Fundamentality in Modern Philosophy

Kolomiytsev Sergey Yurevich – Saint Petersburg State University of Aerospace Instrumentation, Associate Professor, PhD (Philosophy), Saint Petersburg, Russia.

Email: kolomiytsev@yandex.ru

Losev Viktor Konstantinovich – Saint Petersburg State University of Aerospace Instrumentation, associate professor, PhD (Engineering), Saint Petersburg, Russia.

Email: v.losev@guap.ru

Email: michurinsv@yandex.ru

Abstract

Background. In science and philosophy of the XX century in connection with the development of quantum physics and information theory, different understanding of the essence of information emerged. If before the XX century the variety of observed phenomena fit into the dichotomy of material – ideal, revolutionary changes in science of the XX century led to the emergence of theories asserting irreducibility of information to these substances.

Research methods. This article studies and compares the fundamental works of the great scholars who were engaged in understanding the concept of “information” – Norbert Wiener, William Ross Ashby, John Archibald Wheeler, David Bohm, Werner Gitt and others. Famous statements of these scientists about information are considered and their interpretations are given.

Research implications. The results of the study can be used both in science for the development of information theory, and in philosophy to comprehend the processes occurring in modern science, as well as for the development of traditional philosophical issues concerning ontology and the nature of being.

Results and Conclusion. At present, there are different concepts of information, proposing to understand it as either material or ideal, and as something new, irreducible to neither material nor ideal. It is currently impossible to give an unambiguous answer to the question about the nature and fundamentality of information. However, concepts claiming that information is a new substance have been developed from both philosophical and scientific positions since the end of the XX century. The final answer to this question will probably be given as a result of new scientific experiments, as well as clarification of some philosophical concepts.

Keywords: information; active information; it from bit; it from qubit; bit; coding; pilot wave theory; reality; substance; material; ideal; matter; energy; primordial.

В философии XVII века актуализировался вопрос о существовании и первичности субстанций. Так, Рене Декарт выделял две субстанции – мыслящую и телесную. Джон Локк также поддерживал существование двух субстанций, однако, в отличие от Декарта, признавал их непознаваемость. Томас Гоббс отвергал существование мыслящей субстанции, признавал существование единственной материальной субстанции, а природа понималась им как совокупность исключительно протяжённых тел. Согласно Бенедикту Спинозе, существует также только одна субстанция, являющаяся в одно и то же время и божественной, и природной, а протяжение и мышление – это её атрибуты, доступные человеческому пониманию. Готфрид Вильгельм Лейбниц же признавал существование бесконечного количества духовных субстанций, названных им монадами.

В связи с обозначенной дискуссией данным философом были введены термины «идеализм» и «материализм». Согласно Лейбницу, материалисты утверждают, что всякая субстанция является материальной, то есть состоит из протяжённой массы, а даже если существует что-то нематериальное, то оно всё равно должно управляться материальным. Идеалистами же Лейбниц назвал тех, кто утверждал, что причина изменений в материальном мире заключается в существовании высшего разума [7, с. 73, 508; 2, с. 28]. Данные понятия стали одними из важнейших в философии и в дальнейшем подвергались уточнению. Так, в современной философии под материализмом понимается признание существования мира вне и независимо от сознания познающего субъекта и объяснение этого мира из самого себя, не прибегая к гипотезе о предшествующем ему и порождающем его мировом духе [7, с. 507]. Другими словами, материалисты считают, что первична материя, что она порождает сознание в процессе своего изменения и развития [9, с. 10]. Под идеализмом же понимается либо отождествление мира в целом с содержанием сознания познающего субъекта (субъективный идеализм), либо утверждение существования идеального, духовного начала вне и независимо от человеческого сознания (объективный идеализм), а внешний мир – проявлением духовного [7, с. 73]. Другими словами, идеалисты считают первичным началом бытия сознание (дух, мышление и т. п.), а материю, природу – вторичным, производным от духа [9, с. 11]. Исходя из вышесказанного, вопрос можно поставить так: духовное или материальное начало лежит в основе мира и является причиной происходящих процессов и наблюдаемых явлений? Данный вопрос активно рассматривался практически всеми крупнейшими философами XVII–XIX века, так что Фридрих Энгельс в конце XIX века вполне логично назвал вопрос о первичности материи или духа по отношению друг к другу, об отношении мышления к бытию великим основным вопросом всей философии [14, с. 16]. Таким образом, в философии того времени закрепилось представление о существовании двух субстанций, и, например, В. И. Ленин обосновывал, что третьей реальности, кроме материи и сознания, быть не может [5, с. 160], и среди философов вёлся лишь спор об их первичности по отношению друг к другу.

Однако развитие науки и техники в начале XX века внесло изменения в такие представления. Новые открытия в области физики, появление квантовой теории привели к мыслям о сближении материального и идеального, единичного и общего. Ряд физиков посчитал невозможным рассматривать материю как объективную реальность, некоторые мыслители стали пытаться объяснять научные теории с точки зрения субъективного идеализма и т. д. [11, с. 16]. А развитие теории информации привело к появлению нового взгляда на природу и сущность информации, что возобновило спор о субстанциях – их количестве и взаимоотношении.

Формирование и развитие теории информации связано с рядом работ. В 1928 году Ральф Хартли предложил формулу для вычисления количества информации в сообщении длиной K символов и алфавита, состоящего из N символов: I=K∙log₂N. В 1948 году Клод Шеннон опубликовал статью «Математическая теория связи», в которой ввёл понятие «бит» – минимальное количество информации [21, p. 379]. Также Шеннон распространил формулу Хартли на неравновероятные события: I=−∑p_i∙log₂p_i, где p_i – вероятность i-ого события. Шеннон, таким образом, показал, что информацию можно измерить, а также предложил математический аппарат для изучения передачи информации. Согласно Шеннону (в соответствии с теорией Хартли), информация – это мера сокращения неопределённости (энтропии). Например, сообщение «сейчас лето» несёт меньше информации, чем сообщение «сейчас 30 августа», потому что первое сообщение сокращает неопределённость в 4 раза (возможен только один из четырёх сезонов), а второе – в 365 раз. Событие, вероятность которого равна 100 %, которое не уменьшает неопределённость и является, по сути, тавтологией, не несёт никакой информации. Приведённая работа Шеннона значительно повлияла на дальнейшее развитие теории информации, хотя главным недостатком данного подхода считается то, что он не учитывает смысл и ценность сообщений, описывая информацию только со статистической, синтаксической точки зрения.

Норберт Винер в книге «Кибернетика» (1948) начал активное применение понятия «информации» в кибернетике, предложив изучение сложных машин и живых организмов с точки зрения работы, обработки и передачи информации. С разнообразием и энтропией тесно связывал понятие информации и Уильям Росс Эшби, сформулировавший в 1956 году закон необходимого разнообразия, согласно которому разнообразие исходов одного участника, если оно минимально, может быть ещё более уменьшено лишь за счёт соответствующего увеличения разнообразия, которым располагает другой участник; говоря более образно, разнообразие, создаваемое одним участником, может уменьшить разнообразие, создаваемое другим участником [15, с. 294]. То есть управляющее и управляемое воздействия в системе для максимальной эффективности должны быть согласованы с информационной точки зрения.

В связи с данными и некоторыми другими открытиями возникла необходимость специального осмысления информации. Здесь мнения исследователей разделились. Наиболее распространённой стала точка зрения, согласно которой информация является свойством материи, неразрывно с ней связана, идеальна и не может существовать без своего материального носителя, то есть существует опосредованно [6, с. 82; 3; 4].

Например, В. М. Хургин, приводя также доводы других исследователей, относит информацию к категории идеального, поскольку она неосязаема, для неё не страшен физический износ, она может неограниченно тиражироваться, ею можно делиться с другими пользователями без потери для себя [13, с. 6]. Автор пишет: «Информация связана с материальным носителем, а её передача – с затратами энергии. Однако одну и ту же информацию можно хранить в различном виде (на бумаге, в виде фотонегатива, на машиночитаемом носителе) и передавать с различными энергетическими затратами (по почте, с курьером, по каналам связи), причём последствия, в том числе и материальные, переданной информации совершенно не зависят от физических затрат на её передачу. Именно поэтому информационные процессы не сводятся только к физическим, и информация наряду с материей и энергией является одной из фундаментальных сущностей окружающего нас мира» [13, с. 7].

Противоположной точки зрения придерживается С. В. Орлов. Он обращает внимание на то, что если бы информация являлась нематериальным явлением, то на носителях информации должны были бы происходить духовные и психические процессы, а информация является новым видом материи [8, с. 84].

Таким образом, видно, что однозначного ответа на вопрос о сущности информации в данный момент времени в философии нет. Следует обратить внимание на то, что, в основном, аргументация об отнесении информации к материальному или духовного происходит методом от противного, то есть в своём большинстве авторы доказывают не то, что информация является материальной или идеальной, а то, что она не является материальной или идеальной. В связи с этим далее мы рассмотрим третий подход к информации, согласно которому она является фундаментальным понятием, новым видом субстанции, не сводимым ни к материи, ни к духу.

Основатель кибернетики Норберт Винер (1894–1964) в уже упоминаемой нами работе «Кибернетика» в 1948 году, рассматривая принципы работы вычислительных машин и сравнивая принципы их работы с человеческим мозгом, написал ставшую известной фразу: «Механический мозг не выделяет мысль, “как печень выделяет желчь”, что утверждали прежние материалисты, и не выделяет её в виде энергии, подобно мышцам. Информация есть информация, а не материя и не энергия. Тот материализм, который не признает этого, не может быть жизнеспособным в настоящее время» [1, с. 201]. Винер не развивал данную идею далее в своих работах, но этой фразой он подчеркнул нематериальный характер информации, представив её как отдельную категорию, которая играет значимую роль как в живых организмах, так и в машинах. С другой стороны, с учётом открытий физики XX века, в частности, связывающих материю и энергию, данное выражение скорее следует интерпретировать не как утверждение о том, что информация является новой, особой субстанцией, а что информация нематериальна. С точки зрения современной физики, материю и энергию неверно понимать как две противоположности, энергия – это то, чем могут обладать материальные частицы.

Похожая ситуация произошла с известной фразой английского биолога и специалиста в области кибернетики Уильяма Эшби. В своей книге «Введение в кибернетику» (1956) он написал: «Всякая попытка трактовать информацию как вещь, которая может содержаться в другой вещи, обычно ведёт к трудным “проблемам”, которые никогда не должны были возникать» [15, с. 216]. Данной фразой Эшби совершенно не утверждал, что информация не является свойством материи, такое понимание является вырванным из контекста. Приведённая фраза употреблена в контексте понимания информации как разнообразия, и её смысл заключается в том, что информация всегда присуща не одной единственной вещи, а множеству объектов, обладающему определённым разнообразием. По этой причине можно предположить, что Эшби не утверждал, что информация является фундаментальным понятием, как может показаться на первый взгляд, а информация является свойством множеств вещей, то есть вторичным понятием. Также необходимо обратить внимание, что у Эшби, как и у Винера, понимание информации было в большей степени техническим и инженерным, нежели философским.

Далее рассмотрим развитие понимания информации в философии и физике конца XX – начала XXI века. Большую известность получили идеи крупного американского физика Джона Арчибальда Уилера (1911–2008), популяризатора терминов «чёрная дыра» и «кротовая нора», учителя будущих нобелевских лауреатов по физике Ричарда Фейнмана и Кипа Торна, а также многих других известных учёных. На его концепцию значительное влияние оказали открытия в области квантовой физики, а его интерпретация является развитием копенгагенской интерпретации с акцентом на эффекте наблюдателя. В 1989 году он написал статью «Информация, физика, кванты: поиск связей», в которой предложил концепцию «всё из бита» (it from bit). Уилер утверждал, что фундаментальной основой реальности является информация, возникающая в результате бинарных ответов (да или нет), фиксирующихся с помощью приборов, а окружающие нас материальные объекты вторичны по отношению к их информационно-теоретической сущности. По Уилеру, каждая частица, каждое поле и даже пространственно-временной континуум возникают из получаемых при помощи аппаратуры ответов в виде битов. Например, мы можем утверждать существование фотона только тогда, когда он был зафиксирован датчиком: если фотодетектор сработал и выдал нам ответ «да», то это значит, что фотон присутствовал в данный момент времени, если фотодетектор дал ответ «нет», то это говорит нам об отсутствии фотона в тот же момент времени. Любые утверждения о существовании фотона до или после процесса измерения безосновательны по причине известных в квантовой физике принципов неопределённости, суперпозиции и др. Другими примерами, демонстрирующими первичность информации в её битовом представлении, по Уилеру, являются определение напряжённости магнитного поля и кривизны пространства-времени по смещению интерференционных полос на экране (статистически выражающим результаты регистрации частиц в терминах «да» – «нет») в двухщелевом эксперименте по наблюдению эффекта Ааронова – Бома, а также измерение энтропии чёрной дыры (то есть получение информации о ней) по площади её поверхности, разбитой на мельчайшие «пиксели», соответствующие планковским площадям, в соответствии с открытиями Бекенштейна и Хокинга [22, pp. 310–312]. Уилер обращал внимание на то, что все перечисленные примеры выражены на языке информации. На фундаментальном уровне ни время, ни пространство не существуют, они возникают как результат информационных процессов и взаимодействий. Если мы углубляемся в основы природы, то мы не можем утверждать о существовании какого-либо объекта без заданного вопроса и полученного ответа, выражаемого в битах. Отсюда получается, что наблюдатель (то есть любой прибор, при помощи которого осуществляется познавательная деятельность) даёт начало информации, а информация даёт начало физике.

Данный подход является оригинальным и обоснованным с точки зрения квантовой физики. Информация, понимаемая таким образом, в концепции Уилера действительно представляется как фундаментальная основа. Но вопрос границ такого понимания информации требует, на наш взгляд, дальнейшего изучения.

Развитием идей Уилера стала концепция, предложенная рядом современных физиков в начале XXI века, которую они назвали «всё из кубита» (it from qubit). Кубит – это аналог бита, используемый в квантовых вычислениях. Если обычный бит может обладать только двумя состояниями (0 или 1), то кубит (квантовый бит) может также находиться в суперпозиции данных состояний, а несколько кубитов могут быть квантово запутанными друг с другом, в результате чего изменение состояния одного кубита приведёт к мгновенному изменению состояния другого. Сторонники данной концепции пытаются доказать точку зрения, согласно которой вся пространственно-временная структура Вселенной возникла из запутанной квантовой информации: до возникновения пространства существовали только абстрактные точки; благодаря энтропии запутывания и квантовой коррекции ошибок, начал возникать рисунок, в котором при перемещении от одной частицы к другой начала возникать геометрическая структура, что и привело к возникновению ощущения пространства. Учёные считают, что благодаря такому подходу удастся объединить квантовую механику и теорию относительности. Данная теория выдвигает ряд предсказаний, которые могут экспериментально подтвердить или опровергнуть её, благодаря чему теория может считаться научной [19]. На текущий же момент данная концепция является больше научно-философской гипотезой.

Также необходимо рассмотреть концепцию активной информации, предложенную крупным физиком XX века Дэвидом Бомом (1917–1992), которую он изложил в книге «Неделимая Вселенная: онтологическая интерпретация квантовой теории» (1993), написанной в соавторстве со своим коллегой – британским физиком Бейзилом Хайли (род. 1935) [16]. В данной работе авторы, развивая интерпретацию квантовой физики, основанную на существовании скрытых параметров, и теорию волны-пилота де Бройля, пытаются объяснить реальную природу квантовых процессов и, в частности, то, как одно состояние частицы возникает из множества возможных. Согласно их концепции, вместе с квантовой частицей также распространяется информация, которая является не пассивной (описательной) и субъективной (зависящей от наблюдателя), а активной, то есть влияющей на поведение частицы. Бом и Хайли предполагают, что квантовый потенциал содержит информацию обо всей системе и управляет движением частиц. Такая активная информация нелокальна и пронизывает всю Вселенную. Как они поясняли, данная информация подобна сигналу ведущего корабль радара, который попадает в компьютер и тем самым автоматически управляет его движением. Учёные сравнивают свою концепцию активной информации с учением Аристотеля о материи и форме как двух началах бытия: активная информация придаёт форму элементам. Также учёные противопоставляют активную информацию шенноновской: если Шеннон понимал информацию структурно (синтаксически), то понимание информации Бомом и Хайли является, по сути, семантическим [20].

Описанный подход не в полной мере представляет информацию как фундаментальную сущность, но может быть развит до этого уровня. Так, например, британский физик Френсис Давид Пит (1938–2017) на основе описанных идей сделал вывод, что подобно тому, как ньютоновская физика занималась изучением движения материи под действием механических сил, как физика XIX века изучала движение материи под действием энергии, так современная физика переходит к пониманию того, что информация является именно тем, что придаёт форму энергии [17], таким образом обретая фундаментальный статус.

Теория активной информации является в значительной степени умозрительной и метафизической: природа информационной волны непонятна, а теория волны-пилота также не является экспериментально подтверждённой и, более того, не поддерживается большинством современных учёных.

Вернер Гитт (род. 1937), немецкий инженер, бывший заведующий кафедрой информационных технологий Федерального физико-технического института, в своей книге «В начале была информация» (1994) утверждает, что информация является фундаментальной сущностью, подтверждая это рядом собственных теорем. В первую очередь, Гитт обращает внимание на то, что любые информационные системы должны быть закодированы, и эти коды являются результатом договорённостей. Далее учёный формулирует теоремы, в которых пытается доказать, что в первую очередь информация является нематериальной, поскольку не может быть сведена к материальным или физическим процессам и не может быть объяснена только законами физики или химическими реакциями. Во-вторых, он показывает, что, подобно тому, как для материи справедлив принцип эквивалентности энергии и массы, так и информация возникает в результате намерения или волевого акта. В-третьих, он утверждает, что информация является нематериальной основой всех технологических систем и всех произведений искусства. Более того, жизнь не может существовать без информации, поскольку биологические системы функционируют на основе закодированных инструкций (например, ДНК) [18, pp. 47–49].

В работе Гитта приведено большое количество доводов в пользу нематериальности информации, но отсутствуют доводы в пользу её неидеальности. Таким образом, становится не совсем понятно, почему информация является новым фундаментальным понятием, если она в концепции Гитта сближается с понятием идеального. Например, учёный обращает внимание на то, что информация требует интеллекта, следовательно, она должна быть создана разумным источником [18, pp. 72–73]. Таким образом, несмотря на название книги и частое упоминание информации как фундаментального понятия, данную концепцию правильнее было бы отнести к сугубо идеалистической.

Доктор биологических наук, профессор Г. Н. Сидоров и кандидат философских наук, доцент О. Б. Шустова предлагают в основном философском вопросе, сформулированном Энгельсом, заменить понятие «сознание» на понятие «информация». Благодаря этому понятие «информация» в их концепции приобретает фундаментальность и субстанциональность. Так, рассматривая процесс возникновения Вселенной, авторы ставят вопрос о том, что же было в начале её возникновения: материя или информация, которая выстроила первичную материю? С их точки зрения, возникновение фундаментальных физических постоянных (скорость света в вакууме, гравитационная постоянная, постоянная Планка, элементарный заряд и другие), описывающих фундаментальные законы природы и свойства материи, является информационно обусловленным, то есть возникшие законы оказались как бы встроенными в рамки, определённые данными константами, благодаря чему стало возможным возникновение элементарных частиц и развитие Вселенной [10, с. 294–295]. С нашей точки зрения, такой подход является интересным и обоснованным, потому что в нём понятие информации как раз не сводится ни к материальному, ни к идеальному, становится именно первичным и объясняет возникновение фундаментальных законов мира. Такая интерпретация вполне соответствует заявленной теме.

Таким образом, мы видим, что концепции фундаментальности информации значительно отличаются друг от друга по своей сути. Условно их можно разделить на несколько групп. Часть концепций понимают информацию не как новую субстанцию, а как новую форму идеального в рамках объективного идеализма. В таких теориях информация становится как бы аналогом высшего разума, управляющего материей (Гитт). Другая часть концепций рассматривает информацию как нематериальную субстанцию, однако в них не утверждается её первичность по отношению к материи (Винер). Наконец, только в конце XX века начали появляться концепции, утверждающие первичность информации именно как фундаментального понятия, первичного по отношению к материи или духу (Уилер, Бом, Сидоров и Шустова). Некоторые из них являются метафизическими, некоторые же имеют серьёзную научную основу и могут быть со временем косвенно подтверждены или опровергнуты.

Сложность вопроса о первичности и фундаментальности информации связана также с неоднозначностью понимания идеального. Понимание идеального исключительно как способа «…бытия объекта, представленного в психическом мире и жизнедеятельности субъекта» [12, с. 198] является узким и неполным, потому что оно исключает объективный идеализм. Понимание идеального как противоположности материального является чересчур широким, потому что в него попадает всё, что не попадает в категорию материального, и третьего здесь не дано в принципе по определению и законам логики. Наконец, понимание идеального в духе, например, Платона или Гегеля как раз оставляет место для третьего, не попадающего под характеристики материального и идеального. Таким образом, для однозначного ответа на вопрос о том, является ли информация новой открытой субстанцией, необходимо, помимо философских исследований и обсуждений, определиться с пониманием указанных философских терминов, а также проведение ряда физических экспериментов. На данный же момент времени, на наш взгляд, понимание информации как новой субстанции является отчасти обоснованным, не противоречащим основным достижениям современной физики и философии, но требующим дальнейшего изучения и уточнения.

Список литературы

1. Винер Н. Кибернетика или управление и связь в животном и машине. – М.: Советское радио, 1968. – 328 с.

2. Выжлецов П. Г. Противопоставление материалистов идеалистам с точки зрения Г. Лейбница // Научная сессия ГУАП. Сборник докладов: в 3 ч. Ч. III. – СПб.: ГУАП, 2017. – С. 28–37.

3. Гуревич И. М., Урсул А. Д. Информация – всеобщее свойство материи: характеристики, оценки, ограничения, следствия. – М.: URSS, 2013. – 312 с.

4. Дубровский Д. И. Идеальное и информация // NovaInfo.Ru. – 2011. – № 6. – С. 70–74.

5. Ленин В. И. Материализм и эмпириокритицизм. Критические заметки об одной реакционной философии. – М.: Политиздат, 1986. – 478 с.

6. Лисин А. И. К вопросу о природе (сущности) информации // Стратегические приоритеты. – 2015. – № 3 (7). – С. 67–82.

7. Новая философская энциклопедия: в 4 т. Т. II / ред. В. С. Степин, А. А. Гусейнов, Г. Ю. Семигин, А. П. Огурцов. – М.: Мысль, 2010. – 634 с.

8. Орлов С. В. Виртуальная реальность как новая форма материального бытия // Философия и гуманитарные науки в информационном обществе. – 2013. – № 2. – С. 82–87. URL: http://fikio.ru/?p=658 (дата обращения 30.06.2024).

9. Орлов С. В. История философии. – СПб.: Питер, 2009. – 192 с.

10. Сидоров Г. Н., Шустова О. Б. Информация в рамках основного вопроса философии // Вестник Омского государственного аграрного университета. – 2016. – № 1 (21). – С. 292–296.

11. Сонин А. С. Физический идеализм: драматический путь внедрения революционных идей физики начала XX века (на примере истории противостояния в советской физике). – М.: ЛЕНАНД, 2017. – 320 с.

12. Спиркин А. Г. Идеальное // Философский словарь / под ред. И. Т. Фролова. – М.: Республика, 2001. – С. 198–199.

13. Хургин В. М. Об определении понятия «информация» // Информационные ресурсы России. – 2007. – № 3 (97). – С. 6.

14. Энгельс Ф. Людвиг Фейербах и конец классической немецкой философии. – М.: Политиздат, 1968. – 71 с.

15. Эшби У. Р. Введение в кибернетику. – М.: Издательство иностранной литературы, 1959. – 432 с.

16. Bohm D., Hiley B. J. The Undivided Universe: An Ontological Interpretation of Quantum Theory. – London: Routledge, 1993. – 416 p.

17. David Peat F. Active Information, Meaning, and Form. URL: https://www.fdavidpeat.com/bibliography/essays/fzmean.htm (дата обращения 30.06.2024).

18. Gitt W. In the Beginning Was Information. – Bielefeld: Christliche Literatur-Verbreitung, 2000. – 256 p.

19. Nye L. It From Qubit: Spacetime Emergence from Quantum Entanglement. [preprint] – 2024. – 80 p. DOI:10.13140/RG.2.2.34002.16325.

20. Seager W. The Philosophical and Scientific Metaphysics of David Bohm // Entropy. – 2018. – Vol. 20 (7). – P. 493. DOI: 10.3390/e20070493

21. Shannon C. E. A Mathematical Theory of Communication // Bell System Technical Journal. – 1948. – Vol. 27. – Pp. 379–423.

22. Wheeler J. A. Information, Physics, Quantum: The Search for Links // Zurek W. (Ed.) / Complexity, Entropy, and the Physics of Information. – Redwood City, California: Addison-Wesley, 1990. – pp. 309–336.

References

1. Wiener N. Cybernetics: Or Control and Communication in the Animal and the Machine [Kibernetika ili upravlenie i svyaz v zhivotnom i mashine]. Moscow: Sovetskoe radio, 1968, 328 p.

2. Vyzhletsov P. G. Contrasting Materialists to the Idealists from the Point of View of G. Leibniz [Protivopostavlenie materialistov idealistam s tochki zreniya G. Leybnitsa]. Nauchnaya sessiya GUAP. Sbornik dokladov: v 3 ch. Ch. III (Scientific Session of SUAI. Collected Reports: in 3 vol. Vol. III), St. Petersburg: GUAP, 2017, pp. 28–37.

3. Gurevich I. M., Ursul A. D. Information Is a Universal Property of Matter: Characteristics, Evaluations, Limitations, Implications [Informatsiya – vseobschee svoystvo materii: kharakteristiki, otsenki, ogranicheniya, sledstviya]. Moscow: URSS, 2013, 312 p.

4. Dubrovskiy D. I. Ideal and Information [Idealnoe i informatsiya]. NovaInfo.Ru (NovaInfo.Ru), 2011, no. 6, pp. 70–74.

5. Lenin V. I. Materialism and Empirio-Criticism. Critical Comments on a Reactionary Philosophy [Materializm i empiriokrititsizm: kriticheskie zametki ob odnoy reaktsionnoy filosofii]. Moscow: Politizdat, 1986, 487 p.

6. lisin A. I. The Nature (Essence) of Information [K voprosu o prirode (suschnosti) informatsii]. Strategicheskie prioritety (Strategic Priorities), 2015, no. 3 (7), pp. 67–82.

7. Stepin V. S., Guseynov A. A., Semigin G. Y., Ogurtsov A. P. (Eds.) New Philosophical Encyclopedia: in 4 vol. Vol. II [Novaya filosofskaya entsiklopediya: v 4 t. T. II]. Moscow: Mysl, 2010, 634 p.

8. Orlov S. V. Virtual Reality as a New Form of Material Being [Virtualnaya realnost kak novaya forma materialnogo bytiya]. Filosofiya i gumanitarnye nauki v informatsionnom obschestve (Philosophy and Humanities in Information Society), 2013, no. 2, pp. 82–87. Available at: http://fikio.ru/?p=658 (accessed 30 June 2024).

9. Orlov S. V. History of Philosophy [Istoriya filosofii]. St. Petersburg: Piter, 2009, 192 p.

10. Sidorov G. N., Shustova O. B. Informatsiya v ramkakh osnovnogo voprosa filosofii [Information within the Framework of the Basic Question of Philosophy]. Vestnik Omskogo gosudarstvennogo agrarnogo universiteta (Vestnik of Omsk SAU), 2016, no. 1 (21), pp. 292–296.

11. Sonin A. S. Physical Idealism: The Dramatic Way of Introducing Revolutionary Ideas of Physics of the Early 20th Century (on the Example of the History of Opposition in Soviet Physics) [Fizicheskiy idealizm: Dramaticheskiy put vnedreniya revolyutsionnykh idey fiziki nachala XX veka (na primere istorii protivostoyaniya v sovetskoy fizike)]. Moscow: LENAND, 2017, 320 p.

12. Spirkin A. G.; Frolov I. T. (Ed.) Ideal [Idealnoe]. Filosofskiy slovar (Philosophical Dictionary). Moscow: Respublika, 2001, pp. 198–199.

13. Khurgin V. M. On the Definition of “Information” [Ob opredelenii ponyatiya “informatsiya”]. Informatsionnye resursy Rossii (Information Resources of Russia), 2007, no. 3 (97), p. 6.

14. Engels F. Ludwig Feuerbach and the End of Classical German Philosophy [Lyudvig Feyerbakh i konets klassicheskoy nemetskoy filosofii], Moscow: Politizdat, 1968, 71 p.

15. Ashby W. R. An Introduction to Cybernetics [Vvedenie v kibernetiku]. Moscow: Izdatelstvo inostrannoy literatury, 1959, 432 p.

16. Bohm D., Hiley B. J. The Undivided Universe: An Ontological Interpretation of Quantum Theory. London: Routledge, 1993, 416 p.

17. David Peat F. Active Information, Meaning, and Form. Available at: https://www.fdavidpeat.com/bibliography/essays/fzmean.htm (accessed 30 June 2024).

18. Gitt W. In the Beginning Was Information. Bielefeld: Christliche Literatur-Verbreitung, 2000, 256 p.

19. Nye L. It From Qubit: Spacetime Emergence from Quantum Entanglement. [preprint], 2024, 80 p. DOI:10.13140/RG.2.2.34002.16325.

20. Seager W. The Philosophical and Scientific Metaphysics of David Bohm. Entropy, 2018, vol. 20 (7), p. 493. DOI: 10.3390/e20070493

21. Shannon C. E. A Mathematical Theory of Communication. Bell System Technical Journal, 1948, vol. 27, pp. 379–423.

22. Wheeler J. A.; Zurek W. (Ed.) Information, Physics, Quantum: The Search for Links. Complexity, Entropy, and the Physics of Information. Redwood City, California: Addison-Wesley, 1990, pp. 309–336.

Ссылка на статью:
Коломийцев С. Ю., Лосев В. К., Мичурин С. В. Анализ основных концепций фундаментальности информации в современной философии // Философия и гуманитарные науки в информационном обществе. – 2024. – № 2. – С. 21–33. URL: http://fikio.ru/?p=5673.

Философия

Проблема формирования цифровой идентичности в цифровом обществе

УДК 101.1:316

Крайнов Андрей Леонидович – Саратовский государственный университет генетики, биотехнологии и инженерии имени Н. И. Вавилова, кафедра социально-гуманитарных наук, доцент, кандидат философских наук, доцент, Саратов, Россия.

Email: krainoval@sgau.ru

SPIN: 1008-4432,

ORCID: 0000-0002-2129-0065.

Авторское резюме

Состояние вопроса: Статья посвящена проблеме цифровой идентичности как важного условия бытия человека в цифровом мире. Развитие информационных цифровых технологий требует от пользователя идентифицировать свое присутствие в цифровом обществе. Это нужно не только для четкой работы государственных цифровых систем и прочих официальных ресурсов, требующих идентификации, но и для цифровой безопасности. Рост мошенничества в киберсреде связан с манипуляцией аккаунтами пользователей, но верифицированный аккаунт представляет для злоумышленников меньший интерес, так как процедура цифровой идентификации предполагает включение различных механизмов его защиты. Также неподтвержденная интернет-личность всегда вызывает меньше доверия при цифровой коммуникации со стороны ее участников. Проблема формирования цифровой идентичности имеет в своем основании и психологический фактор. Далеко не все участники цифровой коммуникации хотят соответствовать себе в виртуальном пространстве. Возможность обрести новые виртуальные социальные статусы и соответствующие им социальные роли формирует новые типы личности в цифровой среде, не соотносящиеся с личностью их создателя.

Результаты: В ходе исследования было выявлено четыре аспекта формирования цифровой идентичности, каждых из которых имеет в своем основании уникальные механизмы ее создания: самого автора цифрового контента, автоматические системы обработки его действий в сети Интернет, разработчиков программного обеспечения, искусственный интеллект. Было установлено, что автор цифрового контента не всегда способен влиять на собственную цифровую идентичность, так как во многих случаях в ее формировании принимают участие другие люди и компьютерные системы.

Область применения результатов: Результаты, полученные в процессе исследования, могут быть использованы при подготовке учебных курсов по социальной философии.

Выводы: Цифровая идентичность – довольно сложный феномен, требующий дальнейшей конкретизации. Постановка вопроса о формировании цифровой идентичности свидетельствует о достижении уровня достаточно развитого информационного общества, о стремлении систематизировать и упорядочить в нем хаотичные процессы, связанные с отсутствием идентификации пользователей сети Интернет. Формирование цифровой идентичности неразрывно связано с повышением уровня цифровой компетентности. Главное – во всем соблюдать меру и не дать цифровой идентичности перерасти в гиперцифровую идентичность, что представляет существенные риски для пребывания как в цифровом, так и в реальном пространстве.

Ключевые слова: цифровая идентичность; цифровое общество; цифровизация; цифровой след; цифровой профиль; цифровая культура.

The Problem of Forming Digital Identity in a Digital Society

Kraynov Andrey Leonidovich – Saratov State University of Genetics, Biotechnology and Engineering named after N. I. Vavilov, Department of Social Sciences and Humanities, Associate Professor, PhD (Philosophy), Saratov, Russia.

Email: krainoval@sgau.ru

Abstract

Background: The article is devoted to the problem of digital identity as an important precondition for human existence in the digital world. The development of information digital technologies requires the user to identify their presence in a digital society. This is necessary not only for the smooth operation of state digital systems and other official resources requiring identification, but also for digital security. The growth of fraud in the cyber environment is connected with the manipulation of user accounts, but a verified account is of less interest to attackers, since the digital identification procedure involves the inclusion of various mechanisms for its protection. In addition, an unconfirmed Internet identity always inspires less confidence in digital communication from its participants. The problem of forming a digital identity is also based on a psychological factor. Not all participants in digital communication want to match themselves in the virtual space. The opportunity to acquire new virtual social statuses and corresponding social roles forms new types of personality in the digital environment that do not correlate with the personality of their creator.

Results: The study identified four aspects of digital identity formation, each of them is based on unique mechanisms for its creation: the author of the digital content, automatic systems for processing their actions on the Internet, software developers, artificial intelligence. It was found that the author of digital content is not always able to influence their own digital identity, since in many cases other people and computer systems take part in its formation.

Implications: The results obtained can be used in offering courses in social philosophy.

Conclusion: Digital identity is rather a complex phenomenon that requires further specification. The issue of the formation of digital identity indicates a developed information society, the desire to systematize and organize its chaotic processes associated with the lack of identification of Internet users. The formation of digital identity is inextricably linked with an increase in the level of digital competence. The main thing is to observe the measure in everything and not allow digital identity to develop into a hyper-digital identity, which poses significant risks for being in both digital and real space.

Keywords: digital identity; digital society; digitalization; digital footprint; digital profile; digital culture.

Проблема цифровой идентичности с каждым годом все острее заявляет о себе. Причиной этого являются участившиеся мошенничества в киберпространстве, с одной стороны, и требования к идентификации личности в Интернете со стороны государственных органов – с другой. На данный момент, по мнению А. М. Кондакова, не существует однозначного определения цифровой идентичности [1, с. 208]. Тем не менее можно констатировать, что феномен цифровой идентичности чаще всего ассоциируется с цифровым следом и цифровым профилем. В первом случае под цифровой идентичностью следует понимать совокупность деятельности человека в сети Интернет, выраженную через публикации и поисковые запросы, фото- и видеоматериалы, сообщения в чатах и форумах. Во втором цифровая идентичность представляет собой соответствие аккаунта какого-либо сайта в сети Интернет реальному человеку.

Основная сложность формирования цифровой идентичности связана с противоречием между трендом на полную идентификацию человека в сети Интернет, идущим «сверху», и психологическими факторами восприятия Интернета некоторыми социальными группами и отдельно взятыми личностями. Данные социальные группы представлены подростками, пожилыми людьми и криминальными элементами. Для подростков и мошенников Интернет ассоциируется с анонимностью и свободой, а также с творческой самореализацией, заключающейся в создании в виртуальном пространстве иного «Я», отличного от своего физического носителя. Люди пожилого возраста скептически относятся к любым инновациям и не имеют ни желания, ни навыков для работы в Интернете. Все это усугубляется низкой цифровой культурой населения и выражается в повышенной уязвимости цифровых данных, следствием чего могут быть очень серьезные проблемы в реальной жизни.

Говоря о цифровой идентичности, следует отметить четыре аспекта ее формирования.

Первый зависит полностью от автора цифрового контента и им контролируется. Этот аспект заключает в себе только ту информацию о себе, которую человек сам размещает или которой интересуется. Цифровая идентичность в данном случае представлена аккаунтами и цифровыми профилями их создателя, поисковыми запросами и сообщениями на различных платформах и в мессенджерах.

Второй аспект связан с тем, как программы обработки данных интерпретируют нашу сетевую активность. У дата-центров намного больше информации о пользователях сети Интернет, которая включает в себя время и место пребывая в сети, список наших покупок и перечень денежных трат, наше социальное окружение и предпочтения, финансовую благонадежность и социальный статус. Именно эта информация, большая часть которой недоступна для простого пользователя цифрового контента, сообщает различным торговым площадкам о нашей лояльности или платежеспособности, а также побуждает данные платформы рассылать нам контентную рекламу. Маркетологи и аналитические агентства по всему миру пользуются данной информацией для разработки представлений о своей целевой аудитории. Также подобная информация используется спецслужбами в целях раскрытия и предотвращения преступлений.

Третий аспект связан с феноменом формирования нашей цифровой идентичности другими людьми. Это самый интересный и болезненный аспект формирования цифровой идентичности, так как немалую роль в нем играет человеческий фактор. Речь идет о программистах и работниках IT-сферы, разрабатывающих базы данных и программные оболочки для хранения цифровых профилей пользователей. Эти сторонние люди незримо влияют на формирование нашей цифровой идентичности. Например, в 2015 году в базе данных налоговых приставов были объединены в одного человека два полных тезки, один из которых проживает в Москве, а другой в Краснодаре. В итоге житель Кубани вынужден оплачивать долги москвича в течение нескольких лет и доказывать свою невиновность [2]. Его цифровая идентичность де-факто является ложной, а де-юре истинной, также как и цифровая идентичность второго участника ошибочно созданного цифрового профиля.

Четвертый аспект формирования цифровой идентичности связан с деятельностью искусственного интеллекта – в частности, различного рода ботов и нейросетей, которыми наводнена сеть Интернет. Многие участники социальных сетей даже не подозревают, что общаются в них не с реальными людьми, а с чат-ботами, успешно имитирующими своих alter ego в реальном мире. Многие публичные личности используют чат-боты для общения с миллионами фанатов, даже не подозревая об их существовании. Выпускник РГГУ А. Жадан в социальной сети X нашел себе невесту с помощью ChatGPT, что означает его личную непричастность к переписке со множеством потенциальных претенденток [3]. Также боты занимаются накруткой лайков и друзей, присоединяя себя к чьему-либо аккаунту. Сегодня такая активность ботов в сети Интернет является головной болью SMM-щиков, которые должны не только суметь их распознать, но и поэтапно удалить из профиля курируемого интернет-ресурса. Боты сильно способствуют созданию заранее заданной цифровой идентичности, чем умело пользуются многие интернет-мошенники, клонируя цифровые профили звезд и медийных личностей. С помощью искусственного интеллекта и нейросетей злоумышленники успешно создают дипфейки, искажая тем самым цифровую идентичность потенциальной жертвы. Создается фейковая или ложная цифровая идентичность, которая для непосвященной в суть обмана целевой аудитории будет казаться истинной.

Рассмотренные аспекты формирования цифровой идентичности показывают многогранность данного феномена и наводят на мысль о выработке неких компетенций для корректного использования ее в сетевой деятельности. Актуальность данной проблемы свидетельствует о том, что информационное общество достигло стадии формирования цифровой культуры как этапа своей зрелости. На этой стадии возникает необходимость обуздать неконтролируемое буйство пользователей в сети Интернет с помощью нормативно-правовых актов, с одной стороны, и выработки неформальных норм поведения в ней, с другой. Ярким примером формализации поведения пользователей Интернета являлся призыв зампреда комитета Госдумы по информполитике А. Свинцова регистрироваться по паспорту для работы в сети [4]. Альтернативной стратегией регламентации деятельности пользователей сети Интернет выступает повышение уровня их цифровой компетентности.

По мнению М. В. Куренковой, в вопросе формирования цифровой компетентности большое значение принадлежит системе образования, способствующей адаптации человека к цифровым технологиям [5, с. 29–30]. О значимости формирования цифровой компетентности в школе пишет Д. А. Ушаков [6, с. 4]. Необходимость повышать цифровую компетентность молодежи, так как этого требуют современные обстоятельства жизни социума в цифровом мире, аргументирует И. В. Ларионова. При этом под цифровой компетентностью она понимает уверенное взаимодействие пользователя с цифровыми технологиями [7, с. 24]. Тем не менее несмотря на очевидность профилактики цифровой безграмотности С. А. Храпов выделяет ряд рисков, сопряженных с цифровой компетентностью. Один из этих рисков связан с развитием деструктивной формы когнитивной безопасности обучающегося – гиперцифровой идентичности [8, с. 10]. Под ней автор понимает восприятие реального мира как части цифровой среды.

В результате чрезмерной идеализации цифрового пространства и своего места в нем человек рискует раствориться в виртуальности, что грозит возникновением психических заболеваний – в частности, деперсонализации личности. У пользователя сети Интернет может быть безупречная цифровая идентичность, удовлетворяющая требования всех госорганов и цифровых ресурсов, но его идентичность в реальном мире стала немыслима без своей виртуальной проекции. В его сознании произошла переоценка ценностей, в процессе которой виртуальный мир занял главную, доминирующую позицию по сравнению с реальным миром. Согласно М. М. Симоновой, часть его личности живет в форме оцифрованной информации [9, с. 9]. Боязнь утратить эту значимую часть пространства своей личности нередко приводит к трагедиям в реальной жизни. Как замечает Е. И. Ключко, с развитием Интернета молодежь предпочитает виртуальное общение реальному, что приводит к депрессии, а позже и к суицидальным проявлениям [10, с. 69]. В чем причина такого поведения?

Дело в том, что виртуальное пространство позволяет моделировать свою цифровую идентичность зачастую в большом отрыве от реальности. Молодежь, а именно она составляет большинство пользователей сети Интернет, хочет создать в ней свой идеализированный образ, чтобы привлечь к себе внимание и самовыразиться. Осознание того, что реальное положение дел совсем не дотягивает до цифрового аватара, повышает раздражительность, тревожность, приводит к конфликтам и психическим расстройствам [11]. Гиперцифровая идентичность способствует отчуждению человека от реального мира, акцентирует его внимание на поиске виртуальных смыслов, порождает мозаичное сознание и клиповое мышление, которые, в свою очередь, делают их носителя подверженным суггестивному воздействию со стороны злоумышленников.

Возвращаясь к вопросу формирования цифровой компетентности у пользователей Интернета для уверенной и безопасной работы в нем, важно сфокусировать внимание не только на технических, но и на социальных аспектах работы в сети. Отсутствие знаний о методах и приемах социальной инженерии, которыми пользуются интернет-мошенники, нивелирует техническую грамотность, приводит к краже цифровых профилей и денежных средств, нарушает цифровую идентичность пользователя. Эйфория от гиперцифровой идентичности приводит к тому, что многие пользователи Интернета постоянно сообщают о своих действиях в реальной жизни в социальных сетях посредством публикации различной информации, даже конфиденциальной, не отдавая себе отчета в том, что ее могут использовать против них. Эта новомодная тенденция называется лайфлоггинг, то есть протоколирование (log-файлы хранят информацию о входе/выходе из системы) всех событий своей жизни в социальной сети [12, с. 132–133]. Обладая хорошими аналитическими способностями, мошенник без труда определит место нахождения работы и дома автора контента по геометкам фотографий, время его активности, социальное окружение, его предпочтения, слабости и сильные черты. Используя приемы социальной инженерии, злоумышленник сможет без труда завоевать доверие потенциальной жертвы, а впоследствии выманить у нее дополнительную информацию для совершения преступления: вовлечения ее в деструктивную социальную группу или террористическую организацию, побуждение к экстремистским действиям, шантаж на основе данных, полученных от нее обманным путем и т. д.

Проведенный анализ формирования цифровой идентичности позволяет сделать следующие выводы.

Постановка вопроса о необходимости наличия цифровой идентичности у пользователя Интернета, то есть полного соответствия его цифрового профиля с его физической личностью, свидетельствует о развитии цифровой культуры общества. Информационное общество, таким образом, достигло зрелой стадии своего развития, которая выражается в наведении порядка в цифровом мире.

Можно выделить четырех участников процесса создания цифровой идентичности: самого автора цифрового контента, автоматические системы обработки его действий в сети Интернет, разработчиков программного обеспечения, искусственный интеллект. Цифровая идентичность «для себя» может быть отличной от цифровой идентичности «для других», так как при ее формировании каждый из участников ее создания использовал разные данные.

Повышение уровня цифровой компетентности пользователей Интернета является важным шагом на пути формирования цифровой идентичности. Главное в этом процессе – избежать рисков перерастания цифровой идентичности в гиперцифровую идентичность. В противном случае виртуальное пространство вместо того, чтобы быть полезным дополнением к реальной жизни, займет в системе ценностей пользователя сети Интернет главенствующее место, а реальная жизнь станет дополнением к виртуальной.

Особое место в процессе формирования цифровых компетенций необходимо отводить профилактике социальной инженерии как совокупности эффективных методов манипуляции сознанием человека с целью совершения в отношении него мошеннических действий.

Список литературы

1. Кондаков А. М., Костылева А. А. Цифровая идентичность, цифровая самоидентификация, цифровой профиль: постановка проблемы // Вестник Российского университета дружбы народов. Серия: Информатизация образования. – 2019. – Т. 16. – № 3. – С. 207–218. DOI: 10.22363/2312-8631-2019-16-3-207-218

2. У жителя Краснодара арестовали квартиру и машину из-за долга московского тезки // BFM Кубань. URL: https://kuban.bfm.ru/news/30225 (дата обращения 30.07.2024).

3. Россиянин похвастался, что ChatGPT нашла ему невесту, пока он был занят работой. Как это было? // Lenta.ru – Новости России и мира сегодня. – URL: https://lenta.ru/news/2024/01/31/gpt_love/ (дата обращения 30.07.2024).

4. Глава Минцифры заявил, что вход в интернет по паспорту не обсуждается // Последние новости Санкт-Петербурга и Ленинградской области сегодня – события и происшествия на РБК. – URL: https://www.rbc.ru/technology_and_media/20/06/2023/649156b69a7947ac4c53c80a (дата обращения 30.07.2024).

5. Куренкова М. В. Цифровая компетентность подростков как компонент их цифровой идентичности // Новое в психолого-педагогических исследованиях. – 2024. – № 1 (72). – С. 29–37. DOI: 10.51944/20722516_2024_1_29

6. Ушаков Д. А. Педагогические условия формирования цифровой компетентности обучающихся в условиях доброжелательного образовательного пространства школы // Интерактивная наука. – 2021. – № 5 (60). – С. 40–43. DOI: 10.21661/r-554317

7. Ларионова И. В., Максимова О. А. Цифровая компетентность российской молодежи: состояние и факторы влияния // Казанский социально-гуманитарный вестник. – 2023. – № 5 (62). – С. 23–29. DOI: 10.26907/2079-5912.2023.23–29

8. Храпов С. А. Риски формирования «техногенной (цифровой) идентичности» в условиях цифровизации образовательного пространства // Вестник Тверского государственного университета. Серия: Философия. – 2020. – № 2 (52). – С. 7–13.

9. Симонова М. М., Камнева Е. В. Виртуальная идентичность и цифровое доверие личности в цифровой экономике // Социально-гуманитарные знания. – 2023. – № 6. – С. 8–10.

10. Ключко Е. И. Воздействие Интернета на суицидальное поведение молодежи // Общество. Среда. Развитие. – 2014. – № 1 (30). – С. 69–72.

11. Семиклассника из Красноярска изолируют на два года за убийство из-за конфликта в соцсети // Новости в России и мире – ТАСС. – URL: https://tass.ru/proisshestviya/3829598 (дата обращения 30.07.2024).

12. Храмова Л. С. Персональная идентичность в эпоху цифровой трансформации // Интеллект. Инновации. Инвестиции. – 2023. – № 4. – С. 130–135. DOI: 10.25198/2077-7175-2023-4-130

References

1. Kondakov A. M., Kostyleva A. A. Digital Identity, Digital Self-Identification, Digital Profile: Problem Statement [Tsifrovaya identichnost, tsifrovaya samoidentifikatsiya, tsifrovoy profil: postanovka problemy]. Vestnik Rossiyskogo universiteta druzhby narodov. Seriya: Informatizatsiya obrazovaniya (RUDN Journal of Informatization in Education), 2019, vol. 16, no. 3, pp. 207–218. DOI: 10.22363/2312-8631-2019-16-3-207-218

2. A Resident of Krasnodar Had His Apartment and Car Seized because of the Debt of His Moscow Namesake [U zhitelya Krasnodara arestovali kvartiru i mashinu iz-za dolga moskovskogo tezki]. Available at: https://kuban.bfm.ru/news/30225 (accessed 30 July 2024).

3. The Russian Boasted that ChatGPT Found Him a Bride while He Was Busy with Work. How It Was? [Rossiyanin pokhvastalsya, chto ChatGPT nashla emu nevestu, poka on byl zanyat rabotoy. Kak eto bylo?] Available at: https://lenta.ru/news/2024/01/31/gpt_love/ (accessed 30 July 2024).

4. The Head of the Ministry of Digital Development Said that Access to the Internet Using a Passport Is not Discussed [Glava Mintsifry zayavil, chto vkhod v internet po pasporty ne obsuzhdaetsya]. Available at: https://www.rbc.ru/technology_and_media/20/06/2023/649156b69a7947ac4c53c80a (accessed 30 July 2024).

5. Kurenkova M. V. The Digital Competence of Teenagers as a Component of Their Digital Identity [Tsifrovaya kompetentnost podrostkov kak komponent ikh tsifrovoy identichnosti]. Novoe v psikhologo-pedagogicheskikh issledovaniyakh (New in Psychological and Pedagogical Research), 2024. no. 1 (72), pp. 29–37. DOI: 10.51944/20722516_2024_1_29

6. Ushakov D. A. Pedagogical Conditions for the Formation of Digital Competence of Students in a Friendly Educational Environment of School [Pedagogicheskie usloviya formirovaniya tsifrovoy kompetentnosti obuchayuschikhsya v usloviyakh dobrozhelatelnogo obrazovatelnogo prostranstva shkoly]. Interaktivnaya nauka (Interactive Science), 2021, no. 5 (60), pp. 40–43. DOI: 10.21661/r-554317

7. Larionova I. V., Maksimova O. A. Digital Competence of Russian Youth: State and Factors of Influence [Tsifrovaya kompetentnost rossiyskoy molodezhi: sostoyanie i faktory vliyaniya]. Kazanskiy sotsialno-gumanitarnyy vestnik (The Kazan Socially-Humanitarian Bulletin), 2023, no. 5 (62), pp. 23–29. DOI: 10.26907/2079-5912.2023.23–29

8. Khrapov S. A. Risks of the “Technogenic (Digital) Identity” Formation under the Conditions of Digitalization of Educational Space [Riski formirovaniya “tekhnogennoy (tsifrovoy) identichnosti” v usloviyakh tsifrovizatsii obrazovatelnogo prostranstva]. Vestnik Tverskogo gosudarstvennogo universiteta. Seriya: Filosofiya (Herald of Tver State University. Series: Philosophy), 2020, no. 2 (52), pp. 7–13.

9. Simonova M. M., Kamneva E. V. Features of the Socio-Psychological State and Adaptation of People of “Pre-Retirement Age” [Virtualnaya identichnost i tsifrovoe doverie lichnosti v tsifrovoy ekonomike]. Sotsialno-gumanitarnye znaniya (Social and Humanitarian Knowledge), 2023, no. 6, pp. 8–10.

10. Kluychko E. I. Impact of the Internet on Youth Suicidal Behavior [Vozdeystvie Interneta na suitsidalnoe povedenie molodezhi]. Obschestvo. Sreda. Razvitie. (Society. Environment. Development), 2014, no. 1 (30), pp. 69–72.

11. A Seventh-Grader from Krasnoyarsk Is Isolated for Two Years for Murder Due to a Conflict on a Social Network. [Semiklassnika iz Krasnoyarska izoliruyut na dva goda za ubiystvo iz-za konflikta v sotsseti]. Available at: https://tass.ru/proisshestviya/3829598 (accessed 30 July 2024).

12. Khramova L. S. Personal Identity in the Era of Digital Transformation [Personalnaya identichnost v epokhu tsifrovoy transformatsii]. Intellekt. Innovatsii. Investitsii (Intelligence. Innovation. Investments), 2023, no. 4, pp. 130–135. DOI: 10.25198/2077-7175-2023-4-130

Ссылка на статью:
Крайнов А. Л. Проблема формирования цифровой идентичности в цифровом обществе // Философия и гуманитарные науки в информационном обществе. – 2024. – № 2. – С. 12–20. URL: http://fikio.ru/?p=5655.

Философия

Исследование восприятия обществом роботов на примере роботов-доставщиков

УДК 316.644

Земский Сергей Александрович – Санкт-Петербургский политехнический университет Петра Великого, Институт машиностроения, материалов и транспорта, студент, Санкт-Петербург, Россия.

Email: zemskiy13@mail.ru

Авторское резюме

Состояние вопроса: Развитие технологий способствовало внедрению роботов в повседневную жизнь человека. Одним из проявлений этого стало использование автономных роботов-доставщиков. Автономность робота означает способность самостоятельного решения поставленной задачи без участия человека. Данное отличие заставляет людей относиться к роботу как чему-то бо́льшему, чем просто новое техническое средство.

Методы исследования: Количественно-качественный анализ публикаций, содержащий описание взаимодействия человека с роботом-доставщиком. Основными критериями анализа стали наличие у робота элементов поведения живого существа, обстоятельства встречи, количество проявленных человеком эмоций и общий посыл публикации.

Результаты: Степень «оживленности» роботов-доставщиков влияет на отношение человека. Количество случаев безэмоционального отношения уменьшается при добавлении элементов поведения или внешнего вида живого существа. При этом наличие человеческого голоса у робота влияет на количество эмоций больше, чем визуальные элементы.

При штатной работе люди в 61 % публикаций не проявляли эмоций, однако, помогая роботу при авариях, они зачастую наделяли робота человеческими чувствами. Четверть публикаций была посвящена активному взаимодействию с роботом, при котором всегда проявлялись эмоции. Но не всегда реакция человека на робота была положительной: 5 % публикаций содержали агрессивную реакцию на роботов.

Область применения результатов: Полученные результаты могут быть использованы для установления причин различного отношения к роботам-доставщикам и экстраполированы на другие типы роботов.

Выводы: Взаимодействие человека с роботами-доставщиками можно охарактеризовать положительно: проявлялся не только интерес, но и эмоции, что не имеет места в отношениях к прочим техническим средствам. Причинами этого могут стать наличие у роботов элементов сходства с живым существом и способность к самостоятельному решению задач.

Ключевые слова: робот; робот-доставщик; социальные сети; взаимодействие человека с роботом.

A Study of Public Perception of Delivery Robots

Zemsky Sergey Aleksandrovich – Peter the Great St. Petersburg Polytechnic University, Institute of Mechanical Engineering, Materials and Transport, student, Saint-Petersburg, Russia.

Email: zemskiy13@mail.ru

Abstract

Background: The development of technology contributed to the introduction of robots into human everyday life. One manifestation of that is the use of autonomous delivery robots. Autonomy of a robot is the ability to solve a given task independently, without human intervention. This difference makes people treat the robot as something more than just a new technical tool.

Research methods: Quantitative and qualitative analysis of publications containing a description of human interaction with the delivery robot. The main criteria for the analysis were the presence of elements of a living being behavior in the robot, the circumstances of the meeting, the number of emotions shown by humans and the general message of the publications.

Results: The degree of “animation” of delivery robots influences human attitudes. The number of cases of unemotional attitude decreases when adding elements of behavior or appearance of a living being. Moreover, the presence of a human voice in a robot affects the amount of emotions more than visual elements.

In 61 % of cases, at regular work people did not show emotions, however, when helping a robot in accidents, they often endowed it with human feelings. A quarter of the publications were devoted to active interaction with the robot, in which emotions were always expressed. Nevertheless, the human reaction to the robot was not always positive: 5 % of publications contained an aggressive reaction to them.

Implications: The results obtained can be used to explain the reasons for different attitudes towards delivery robots and extrapolated to other types of robots.

Conclusion: Human interaction with delivery robots can be characterized positively: not only interest was shown, but also emotions, which is not the case with other technical means. The reasons for that is the presence of elements of a living being in robots and the ability to solve problems independently.

Keywords: robot; delivery robot; social media; human-robot interaction.

Роботы постепенно становятся все более распространенной частью жизни современного человека. Помимо роботов-манипуляторов, складских роботов и других их разновидностей, с которыми люди сталкиваются в ходе профессиональной деятельности, растут возможности случайной встречи с роботами в обыденной жизни. Человек вступает в эпоху сосуществования с роботами, что создает уникальную возможность проследить, как оно реализуется на практике. Многие исследователи сегодня высказываются о необходимости нового подхода к пониманию роли робота в современном мире [см.: 1]. Известный японский робототехник Хироси Исигуро утверждает, что роботы представляют как бы новый вид, с которым человечество должно проживать в гармонии, получая от них помощь в своей повседневной жизни [см.: 2]. Марк Кокельберг отмечал, что внешний вид роботов, а также особенности используемого языка и сценариев взаимодействия определяют сценарии развития человеко-машинных отношений [см.: 3]. Таким образом, анализ того, как люди взаимодействуют с роботами, как и что говорят на текущем начальном этапе «знакомства» имеет важное значение. Наиболее значимой сегодня является дискуссия о том, является ли робот объектом или субъектом взаимодействия: «обманщиком», претендующим на незаслуженное место в обществе [см.: 4], «собъектом», выражающим образ «квази-человека» [см.: 5] или гибридом, продолжающим функции человека [см.: 6]. В рамках акторно-сетевого подхода возможно снятие объектно-субъектной дихотомии: агентность перестаёт быть привилегией субъекта и начинает рассматриваться как «эффект взаимодействия между акторами» [см.: 7]. При этом мы должны понимать, что проникновение роботов в обыденный мир человека меняет последний. Как писал русский философ Н. А. Бердяев в своем эссе «Человек и машина», мы не знаем, насколько разрушительна для человека та атмосфера, которая создается его собственными техническими открытиями и изобретениями [см.: 8]. Сложно предсказать, каковы будут последствия развивающейся технологизации общества, но важно наблюдать за происходящими явлениями. Как отмечают исследователи, приходит время, когда наши творения смогут перехитрить нас, а человечество само утрачивает характер, который отличал бы его от его машин [см.: 9].

В данной статье материалы рассматриваются с учетом их временной метки, что позволяет проследить изменение отношения к роботам с течением времени. Такой анализ можно провести на примере проекта «HitchBOT» [см.: 10] ученых из Канады. Группа исследователей создала человекоподобного робота, задачей которого было путешествие автостопом. Робот был похож на человека, обладал голосом, благодаря чему люди помогали роботу, подзаряжали и подвозили его. Создателей интересовало, может ли робот доверять людям. Проект стартовал 27 июля 2014 года в Канаде, однако после был успешно проведен в 2015 году в Германии и Нидерландах. После этого робот начал новое путешествие из Бостона, однако, когда внимание к проекту снизилось, на 400-ом километре своего пути робот был расчленен неизвестными. В данной истории не были раскрыты личности преступников и их мотивация: ненависть к роботам, корыстные цели или же просто хулиганство, так как создатели отказались от расследования. Несмотря на трагичный конец проекта, его цель достигнута: робот ответил на поставленный вопрос – доверять робот может только своим датчикам.

Одним из наиболее часто обсуждаемых за последнее время роботов стал робот-доставщик [см.: 11], способный доставлять продукты питания из супермаркетов или кафе. В ряду причин бурного развития данной технологии стоит эпидемия COVID-19 [см.: 12], во время которой люди старались сократить количество контактов друг с другом. В социальной сети Instagram[1] найдено более 5000 публикаций с хэштегом #deliveryrobot, уступая лишь роботу-пылесосу #robotcleaner с 12000 публикаций и беспилотному автомобилю #driverless с 27000 публикаций.

Объектом исследования стали 100 публикаций на видеохостинге YouTube и в социальной сети Instagram. В ходе исследования были рассмотрены публикации: короткие видео (shorts в YouTube и reals в Instagram) и фотографии с текстовыми подписями.

Наибольшее количество публикаций было сделано в США – 48 %, 31 % из России, 9 % из Британии, 4 % из Китая, 2 % из ОАЭ и Эстонии, по 1 % из Японии, Канады, Финляндии и Южной Кореи. Первые намерения по разработке роботов для доставки были озвучены в 2014 году латвийской компанией Starship, а уже в 2016 году был произведен первый тестовый запуск в США и Великобритании. После успешного тестирования компания в 2017 году запустила проект в штатном режиме. Поэтому самое ранее упоминание (1 %) из рассмотренных датируется 2017 годом, 1 % в 2018, 2 % в 2019, 1 % в 2020, и далее количество публикаций резко увеличивается: 19 % в 2021, 24 % в 2022, 26 % в 2023, 25 % в 2024. Увеличение публикаций свидетельствует о том, что все больше людей сталкиваются с роботами-доставщиками, однако при этом они все еще продолжают восприниматься как интересная новинка, достойная внимания.

Несмотря на то, что основная часть конструкции у всех роботов-доставщиков схожа, многие производители стремятся выделить своего робота, добавляя к нему элементы живого существа. Одним из примеров выделения робота является робот «Ровер» российской компании «Яндекс» в трех версиях. В 43 % публикаций фигурировали роботы, схожие скорее с умной телегой, как первые две версии «Ровера», и в 45 % публикаций речь шла о роботах, визуально схожих с живым существом посредством нарисованных глаз, как у третьего прототипа «Ровера». Еще один пример выделения – добавление элементов человеческой одежды, как у вертикальных роботов в отелях, которым дорисовывают обязательные элементы обслуживающего персонала: пиджак и рубашку. 7 % роботов обладали человеческим голосом, робот говорил такие фразы как «Hello», «I love you, you are so pretty». 5 % роботов обладали и визуальными элементами, и голосом.

Типы отношения людей к роботам можно разделить на 3 категории.

1. Как к техническому устройству. В 38 % публикаций у людей не были выявлены признаки каких-либо взаимоотношений с роботом. При этом люди могут интересоваться и удивляться действиям роботов. Например, человек удивляется тому, что робот определяет цвет светофора: «Дождался зелёного цвета светофора и поехал», «Перевозит до 20 килограмм веса».

2. С эмоциями – 25 % публикаций. В этой категории роботы вызывали у людей эмоции: люди могли погладить робота, как животное, или посмеяться над роботом. Это означает, что человек уже не относится к роботу как к техническому инструменту, но и не начинает с ним общение, как с человеком. Такое отношение, например, могут вызывать ошибки, совершаемые роботом. В одном из видео главный герой выталкивает робота, после чего робот повторяет свою ошибку и снова застревает. Человек второй раз помогает и в конце шлепает его, как ребенка, который только учится ходить.

3. Наделение роботов человеческими чувствами – 37 % публикаций. В таких материалах люди не только сами показывали эмоции, но и явно демонстрировали признаки человеческого взаимодействия: наделяли роботов человеческими чувствами, такими как холод, страх, благодарность. Например, после помощи роботу человек недоволен тем, что его не поблагодарили за помощь: «She had to say “Thank You”». В других случаях люди просто пытались разговаривать с роботом. Так, один из авторов пошел дальше и дополнил видео закадровым голосом. На вопрос «Francisco, say “What is up?”» закадровый голос от имени робота отвечает: «Ae, is this for TV or YouTube channel?».

Для анализа отношения людей к роботам в целом была рассмотрена зависимость эмоционального отношения от наличия признаков (элементов) живых существ. На основе данных была построена соответствующая гистограмма, изображенная на рисунке 1. Разделение на типы соответствует описанным ранее параметрам. Так как в собранной статистике разное количество публикаций для каждой ситуации, то гистограмма приведена нормированной, то есть в ней приведены проценты соотношений эмоционального отношения для каждого из типов конструкций, а не их количество.

Рисунок 1 – Нормированная гистограмма распределения количества эмоций в зависимости от типа робота.

В данной гистограмме прослеживается несколько тенденций.

1. С добавлением элементов живого существа уменьшается количество публикаций без эмоций от 51,11 % до 20 %. При этом добавление визуальных элементов влияет сильнее, чем голос, о чем свидетельствует падение с 42,86 % до 30,23 %.

2. С добавлением элементов живого существа увеличивается количество публикаций, в которых люди приписывали роботам человеческие чувства от 24,44 % до 80 %. При этом, в отличие от первого пункта, наличие человеческого голоса у робота влияло больше: 57,14 % у роботов с голосом против 41,86 % у роботов с исключительно визуальными атрибутами. Одной из причин этой закономерности является то, что человеческий голос вызывает большее количество ассоциаций с человеком, чем внешние признаки. Наличие голоса вынуждает людей вступать в разговор, в ходе которого люди подсознательно задумываются о чувствах собеседника, забывая, что он не человек.

Помимо оживленности робота на восприятие его человеком влияет и ситуация, при которой произошла встреча. Так как для робота есть только одна задача – доставить заказ, то в 46 % случаев запечатлена штатная работа робота, например, человек снимает то, как подъезжает робот, и после забирает заказ. 24 % публикаций содержало аварийные ситуации для робота, например робот застрял в сугробе, а дети его откапывают. В 25 % публикаций наблюдалось активное взаимодействие с роботом: преследование робота или остановка робота из-за человека, который его фотографирует и т. д. В одном из видео робот проезжает по улице, на которой много людей. Хотя робот может проехать самостоятельно, человек помогает ему, отгоняя людей: «Keep the distance, man». Оставшиеся 5 % публикаций – нападения, рассмотренные отдельно далее.

Для выявления причин разного отношения к роботам можно рассмотреть зависимости эмоционального отношения от обстоятельств встречи, описанных ранее. Для этого была построена гистограмма, изображенная на рисунке 2. Аналогично предыдущей данная гистограмма является нормированной.

Рисунок 2 – Нормированная гистограмма распределения эмоционального отношения людей в зависимости от обстоятельств встречи.

До этого было дано описание критериев, далее приведены примеры каждой подкатегории для понимания отличий в публикациях.

1. Штатное взаимодействие.

1.1. Без эмоций. Человек забирает посылку, а единственная озвученная эмоция – недовольство временем доставки: «Почему так долго едет?».

1.2. С эмоциями. Человек встречает на дороге робота. При этом на видео слышен смех, а в речи прослеживаются следующие слова: «Здорово», «удивляет».

1.3. Наделение робота чувствами. Человек забирает посылку, но при этом ведет разговор с роботом: «Hello», «Thank You, Mister Robot». Очевидно, что на работу робота никак не влияют эти слова, но несмотря на это люди ведут с ним диалог как с человеком.

2. Аварийные ситуации и помощь при них.

2.1. Без эмоций. Робот не может проехать из-за снежного бугра. Дворник молча убирает снег, робот проезжает. На этом видео заканчивается.

2.2. С эмоциями. Человек помогает застрявшему на поребрике роботу. После этого человек с улыбкой говорит «Simply», обозначая, что это было легко, и поглаживает робота. Так человек выражает собственные эмоции, не ожидая ответных.

2.3. Наделение робота чувствами. Аварийная ситуация: узкий тротуар, на котором встретились 2 робота, которые мешают проехать друг другу. При съемке автор утверждает, что «один прогоняет другого», «один сильнее», «ему надоело», «не могут найти общий язык», «когда будет драка». Очевидно, что человек проецирует на роботов человеческие эмоции, которые могут возникнуть в такой ситуации.

3. Активное взаимодействие.

3.1. Без эмоций. Таких публикаций нет, так как без эмоций нет мотивации преследовать робота.

3.1. С эмоциями. Человек гуляет с собаками и встречает робота. Собаки подбегают к роботу, останавливают его, а затем начинают идти за ним. Человек посмеивается и добавляет шутку: «Стой, кто идет? Собачий патруль не дремлет».

3.2. Наделение робота чувствами. Женщина пожилого возраста переводит робота через дорогу, при этом она подзывает его жестами руками, чтобы тот поторопился. Женщина вела себя с роботом как с живым человеком, не задумываясь о том, что он не распознает ее знаки.

В получившейся статистике выявлены следующие закономерности.

1. При штатном взаимодействии в 60,9 % публикаций люди не показывали никакие эмоции. При аварийных ситуациях процент публикаций без эмоций сократился до 41,7 %, а при активном взаимодействии до 0 %.

2. При аварийных ситуациях люди лишь в 4,2 % публикаций ограничивались собственными эмоциями, а в 54,2 % наделяли и робота таковыми.

3. При активном взаимодействии с роботом процент публикаций, в которых их наделяли чувствами, всего лишь 48 % при 52 % проявлении собственных эмоций.

Не менее важным критерием анализа стал эмоциональный посыл публикации. Выявлено, что в 51 % случаев робот вызывал умиление, которое выражалось такими словами, как «милый», «крутой» или похожая реакция, описанная с помощью эмодзи. Например, девушка при получении заказа говорит: «We love it, you are so sweet». В 30 % прослеживалась насмешка над роботами: от внешнего вида до создания мемов. Например, было высмеяно: «40 лет назад думали, что люди будут передвигаться на летающих автомобилях, но пока что имеем только застрявшего робота-доставщика». Еще в 14 % публикаций авторы размышляли о технических характеристиках роботов, юридических проблемах и т. д. В одном из видео произошла авария с участием робота и автомобиля. Автор, будучи юристом, размышлял о юридических вопросах аварии робота с автомобилем: «Is the car liable for robot damage?».

Отдельным пунктом можно выделить случаи публикаций преступлений, совершенных в отношении роботов. Таких было 5 %, 100 % из которых произошло в США. На одном из видео парень сломал крышку, достал еду и перевернул робота. Сложно выяснить причину такого поведения, так как недостаточно информации о содеянном. При анализе таких материалов начинает прослеживаться аналогия с проектом HitchBOT: со временем люди начинают меньше восторгаться, привыкая к роботам. Данные случаи подтверждают результаты экспериментов HitchBOT: робот не может быть уверенным в своей безопасности, находясь рядом с людьми.

Так как люди склонны придумывать дополнительные имена оживленным предметам, то логично предположить, что и роботам зачастую давали имена. Однако результаты показали, что так делали далеко не все: 29 % не указывали имя вовсе; 20 % обращались «robot»; 26 % использовали такие слова, как «Bro», «Guy», «Friend» и т. д.; 3 % называли именами киногероев «R2D2», «WALL-E», «Киборг-убийца»; 2 % шутливо называли «Mister Robot».

Заключение

Роботы постепенно становятся частью нашей жизни, и анализ ситуации первых робото-человеческих взаимодействий позволяет найти некоторые закономерности.

Было выявлено, что антропоморфные или зооморфные признаки роботов-доставщиков (такие как визуальные признаки вроде глаз, носа, элементов одежды, или способность говорить) могут влиять на демонстрируемое отношение. Отсутствие эмоций в наибольшей степени характерно по отношению к роботам-телегам (51,1 %) и снижается до 20 % у роботов с голосом и элементами живого существа; наличие голоса у робота несколько больше влияет на частоту наделения роботов чувствами, чем наличие визуальных элементов — 57,1 % против 41,9 % соответственно.

Помимо конструкционных параметров робота на опыт общения влияют обстоятельства встречи с роботом: при штатном взаимодействии люди в 60,9 % случаев не испытывают эмоций. Однако при аварийных случаях люди в 54,2 % случаев начинают проецировать человеческие чувства на робота. Самое большее количество эмоций возникает в ситуациях, в которых люди самостоятельно преследуют роботов и активно взаимодействуют – 48 % проявленных эмоций и 52 % спроецированных на роботов. Однако, как показывает полученная статистика и пример с HitсhBot, роботы могут вызывать не только положительные эмоции. В 5 % публикаций было зафиксировано нападение на робота с ограблением содержимого.

Анализ публикаций, демонстрирующих в большинстве своем первичный опыт встречи с роботами-доставщиками, показывает, что робото-человеческое взаимодействие происходит по большей части позитивно, люди демонстрируют любопытство и интерес, готовность помочь появившимся на улицах города активным техническим объектам. При этом очевидно, что отношение к ним принципиально отличается от отношения к иным техническим системам, включая более эмоциональное отношение и сопереживание. В целом можно сказать, что играет роль как внешний вид и способность к речи [см.: 13], так и их способность к автономному и интеллектуальному выполнению задач [см.: 14].

Список литературы

1. Liggieri K., Tamborini M. The Body, the Soul, the Robot: 21st-Century Monism // Technology and Language. – 2022. – № 3(1). – Pp. 29–39. DOI: 10.48417/technolang.2022.01.04

2. Jiang H., Cheng L., Ishiguro H. The Blurring of the Boundaries between Humans and Robots Is a Good Thing and a New Species Would Be Born: An Interview with Hiroshi Ishiguro // Technology and Language. – 2022. – № 3(1). – Pp. 40–46. DOI: https://doi.org/10.48417/technolang.2022.01.05

3. Кекельберг М. Ты, робот: о лингвистическом конструировании искусственных других // Technology and Language. – 2022. – № 3(1). – С. 57–75. DOI: https://doi.org/10.48417/technolang.2022.01.07

4. Pezzica L. On Talkwithability. Communicative Affordances and Robotic Deception // Technology and Language. – 2022. – № 3(1). – Pp. 104–110. DOI: https://doi.org/10.48417/technolang.2022.01.10

5. Ullmann L. The Quasi-Other as a Sobject // Technology and Language. – 2022. – № 3(1). – Pp. 76–81. DOI: https://doi.org/10.48417/technolang.2022.01.08

6. Гаврилина Е. А. Как люди взаимодействуют с роботами: между теоретическими поисками и эмпирическими исследованиями // Технологос. – 2020. – № 2. – С. 5–14. DOI: 10.15593/perm.kipf/2020.2.01

7. Гаврилина Е. А. Взаимодействие людей и не-человеков: особенности цифрового дискурса // Гуманитарный вектор. – 2022. – № 17(4). – С. 16–23. DOI: 10.21209/1996-7853-2022-17-4-16-23

8. Berdyaev N. A. Man and Machine (the Problem of Sociology and the Metaphysics of Technology) // Technology and Language. – 2023. – № 4(2). – Pp. 7–26. DOI: https://doi.org/10.48417/technolang.2023.02.02

9. Trimble W. Reading Nikolai Berdyaev’s ‘Man and Machine’ // Technology and Language. – 2023. – № 4(2). – Pp. 27–38. DOI: https://doi.org/10.48417/technolang.2022.04.03

10. Smith D. H., Zeller F. The Death and Lives of HitchBOT: The Design and Implementation of a Hitchhiking Robot // Leonardo. – 2017. – № 50(1). – Pp. 77–78. DOI: 10.1162/LEON_a_01354

11. Abrar M. M., Islam R., Shanto M. A. H. An Autonomous Delivery Robot to Prevent the Spread of Coronavirus in Product Delivery System // 2020 11th IEEE Annual Ubiquitous Computing, Electronics & Mobile Communication Conference (UEMCON). – New York. – 2020. – Pp. 0461–0466. DOI: 10.1109/UEMCON51285.2020.9298108

12. Kraemer M. U. G., Yang C.-H., Gutierrez B., Wu C.-H., Klein B., Pigott D. M., Open COVID-19 Data Working Group, du Plessis L., Faria N. R., Li R., Hanage W. P., Brownstein J, S., Layan M., Vespignani A., Tian H., Dye C., Pybus O. G., Scarpino S. V. The Effect of Human Mobility and Control Measures on the COVID-19 Epidemic in China // Science. – 2020. – № 368(6490). – Pp. 493–497. DOI: 10.1126/science.abb4218

13. Coeckelbergh M. The Grammars of AI: Towards a Structuralist and Transcendental Hermeneutics of Digital Technologies // Technology and Language. – 2022. – № 3(2). – Pp. 148–161. DOI: https://doi.org/10.48417/technolang.2022.02.09

14. Bylieva D., Nordmann A., Lobatyuk V., Nam T. Social Interaction with Non-Anthropomorphic Technologies // Technologies in a Multilingual Environment. PCSF 2022. Lecture Notes in Networks and Systems, vol. 636. – Cham: Springer, 2022. – Pp. 47–58. DOI: https://doi.org/10.1007/978-3-031-26783-3_6

References

1. Liggieri K., Tamborini M. The Body, the Soul, the Robot: 21st-Century Monism. Technology and Language, 2022, no. 3(1), pp. 29–39. DOI: 10.48417/technolang.2022.01.04

2. Jiang H., Cheng L., Ishiguro H. The Blurring of the Boundaries between Humans and Robots Is a Good Thing and a New Species Would Be Born: An Interview with Hiroshi Ishiguro. Technology and Language, 2022, no. 3(1), pp. 40–46. DOI: https://doi.org/10.48417/technolang.2022.01.05

3. Kekelberg M. You, Robot: On the Linguistic Construction of Artificial Others [Ty, robot: o lingvisticheskom konstruirovanii iskusstvennykh drugikh]. Technology and Language, 2022, no. 3(1), pp. 57–75. DOI: https://doi.org/10.48417/technolang.2022.01.07

4. Pezzica L. On Talkwithability. Communicative Affordances and Robotic Deception. Technology and Language, 2022, no. 3(1), pp. 104–110. DOI: https://doi.org/10.48417/technolang.2022.01.10

5. Ullmann L. The Quasi-Other as a Sobject. Technology and Language, 2022, no. 3(1), pp. 76–81. DOI: https://doi.org/10.48417/technolang.2022.01.08

6. Gavrilina E. A. How People Interact with Robots: Between Theory and Empiric Studies [Kak lyudi vzaimodeystvuyut s robotami: mezhdu teoreticheskimi poiskami i empiricheskimi issledovaniyami]. Tekhnologos (Tekhnologos), 2020, no. 2, pp. 5–14. DOI: 10.15593/perm.kipf/2020.2.01

7. Gavrilina E. A. The Humans and Non-Humans Interaction: The Features of Digital Discourse [Vzaimodeystvie lyudey i ne-chelovekov: osobennosti tsifrovogo diskursa]. Gumanitarnyy vektor (Humanitarian vector), 2022, no. 17(4), pp. 16–23. DOI: 10.21209/1996-7853-2022-17-4-16-23.

8. Berdyaev N. A. Man and Machine (the Problem of Sociology and the Metaphysics of Technology). Technology and Language, 2023, no. 4(2), pp. 7–26. DOI: https://doi.org/10.48417/technolang.2023.02.02

9. Trimble W. Reading Nikolai Berdyaev’s ‘Man and Machine’. Technology and Language, 2023, no. 4(2), pp. 27–38. DOI: https://doi.org/10.48417/technolang.2022.04.03.

10. Smith D. H., Zeller F. The Death and Lives of HitchBOT: The Design and Implementation of a Hitchhiking Robot. Leonardo, 2017, no. 50(1), pp. 77–78. DOI: 10.1162/LEON_a_01354

11. Abrar M. M., Islam R., Shanto M. A. H. An Autonomous Delivery Robot to Prevent the Spread of Coronavirus in Product Delivery System. 2020 11th IEEE Annual Ubiquitous Computing, Electronics & Mobile Communication Conference (UEMCON). New York, 2020, pp. 0461–0466. DOI: 10.1109/UEMCON51285.2020.9298108

12. Kraemer M. U. G., Yang C.-H., Gutierrez B., Wu C.-H., Klein B., Pigott D. M., Open COVID-19 Data Working Group, du Plessis L., Faria N. R., Li R., Hanage W. P., Brownstein J, S., Layan M., Vespignani A., Tian H., Dye C., Pybus O. G., Scarpino S. V. The Effect of Human Mobility and Control Measures on the COVID-19 Epidemic in China. Science, 2020, no. 368(6490), pp. 493–497. DOI: 10.1126/science.abb4218.

13. Coeckelbergh M. The Grammars of AI: Towards a Structuralist and Transcendental Hermeneutics of Digital Technologies. Technology and Language, 2022, no. 3(2), pp. 148–161. DOI: https://doi.org/10.48417/technolang.2022.02.09

14. Bylieva D., Nordmann A., Lobatyuk V., Nam T. Social Interaction with Non-Anthropomorphic Technologies. Technologies in a Multilingual Environment. PCSF 2022. Lecture Notes in Networks and Systems, vol. 636. Cham: Springer, 2022, pp. 47–58. DOI: https://doi.org/10.1007/978-3-031-26783-3_6

[1] Признана в РФ экстремистской организацией.

Ссылка на статью:
Земский С. А. Исследование восприятия обществом роботов на примере роботов-доставщиков // Философия и гуманитарные науки в информационном обществе. – 2024. – № 1. – С. 69–79. URL: http://fikio.ru/?p=5560.

Философия

Интеллектуальная собственность. Надежды и реальность

УДК: 316.324.8

Малинецкий Георгий Геннадьевич – Институт прикладной математики им. М. В. Келдыша РАН, заведующий отделом, доктор физико-математических наук, Москва, Россия.

Email: gmalin@keldysh.ru

ORCID: 0000-0001-6041-1926

SPIN: 5684-2049

Scopus ID: 8935146600

Web of Science: GMN-2488-2023

Авторское резюме

Состояние вопроса: В настоящее время на разных площадках обсуждается концепция интеллектуальной собственности. Её философские аспекты рассмотрены в монографии Н. К. Оконской «Интеллектуальная собственность в информационную эпоху. Социогенез и перспективы развития». По мнению автора этой монографии, формирование значительного класса интеллектуальных собственников, получивших новые возможности благодаря компьютеризации нашей реальности, откроет большие перспективы для формирования гражданского общества и повышения его духовности.

Результаты: В настоящей статье показывается, что ситуация противоположна той, которую реконструирует Н. К. Оконская. Компьютеризация не оправдала возлагавшихся на неё надежд ни в экономике, ни в образовании, ни в науке и культуре. Более того, она дала инструменты и для дестабилизации общества, и для жесткого социального управления. Интернет привел не к самоорганизации на новом, более высоком уровне, а к формированию множества «клубов по интересам». Поэтому сейчас стоит говорить не о радужных перспективах, а об управлении рисками компьютерно-информационной реальности с позиций интересов и развития большинства членов общества.

Выводы: В контексте постановки современных проблем информационного общества монография представляется важной и интересной – она ясно формулирует подход ее автора и позволяет начать содержательную дискуссию на темы, связанные с интеллектуальной собственностью и перспективами общественного развития.

Ключевые слова: интеллектуальная собственность; гражданское общество; компьютерная реальность; самоорганизация; прогностика; стратегический прогноз; управление рисками; новая гуманитаристика; системный подход; философский контекст.

Intellectual Property. Hopes and Reality

Malinetsky Georgy Gennadievich – Institute of Applied Mathematics named after M. V. Keldysh RAS, head of department, Doctor of Science, Moscow, Russia.

Email: gmalin@keldysh.ru

Abstract

Background: The concept of intellectual property is discussed at various venues. N. K. Okonskaya considers its philosophical aspects in the monograph “Intellectual Property in the Information Age. Sociogenesis and Development Prospects”. According to the author of the monograph, the formation of a significant class of intellectual owners who have received new opportunities thanks to the computerization of our reality opens up great prospects for the development of civil society and increasing its spirituality.

Results: The article presented shows that the situation is the opposite. Computerization did not meet the expectations in the economy, education, science and culture. Moreover, it provided tools for both destabilizing society and strict social management. The Internet did not lead to self-organization at a new, higher level, but to the formation of many “clubs of interests.” Therefore, it is worth talking not about bright prospects, but about managing the risks of computer and information reality from the standpoint of the interests and development of the majority of society members.

Conclusion: In the context of posing modern problems of information society, the monograph seems important and interesting. It clearly expresses the author’s idea and allows us to begin a meaningful discussion on topics related to intellectual property and prospects for social development.

Keywords: intellectual property; civil society; computer reality; self-organization; prognostication; strategic forecast; risk management; new humanitarianism; systems approach; philosophical context.

Введение

Философы лишь различным образом объясняли мир,
но дело заключается в том, чтобы изменить его.

Карл Маркс

Несколько лет назад вышла монография философа из Пермского национального исследовательского политехнического университета Н. К. Оконской «Интеллектуальная собственность в информационную эпоху» [см.: 1].

Тема работы является очень важной и актуальной, и это заставляет обращаться к ней вновь и вновь, переосмысливать её, исходя из стремительно меняющейся реальности.

Вспомним статьи тридцатилетней давности. В них обычно писалось, что народ у нас талантливый, образование прекрасное, что без командно-административной системы изобретения, предложения, инновации, новшества будут стремительно внедряться. Одно это позволит стране развиваться быстрее, а самые активные и предприимчивые станут капиталистами, которые сделают жизнь всех гораздо лучше. «Прилив поднимает все лодки», – говорили в те годы люди, предвидевшие такой ход событий. Помнится, мой коллега тогда с гордостью говорил, что ему удалось продать некой компании два простых числа, что будет использовано при защите информации.

Однако странным образом ничего подобного не произошло – уровень образования в стране упал, значительно уменьшился научный потенциал России во многих областях, а доля нашей страны на мировом рынке высокотехнологичной продукции составляет 0,3 %. Несмотря на наличие прекрасных идей и большой энтузиазм что-то пошло не так.

Особенно наглядна ситуация в программировании. Здесь не нужно большое и дорогое оборудование – пиши программы и продавай. И действительно – значительная доля мировых транснациональных компаний связана с программированием и компьютерной реальностью, а капитализация некоторых из них превышает триллион долларов. При этом рейтинг многих отечественных программистов в мире очень высок. Однако крупнейшие российские компании относятся к добывающему сектору и заняты продажей невосполнимых природных богатств за рубеж. Очевидно, для того чтобы оправдались надежды российских реформаторов нужно было что-то ещё, кроме интеллектуальной собственности.

Стоит обратить внимание и на диалектику. Запись песен, съемка фильмов, написание и издание книг, отладка компьютерных программ и разработка действующих образцов техники требует денег. Однако если запрашиваемые суммы слишком велики, то созданным почти никто не сможет воспользоваться. Чтобы информация сыграла предназначенную ей роль (и позволила заработать деньги) она должна быть известна достаточно широко многим людям, в том числе тем, которые пользуются ею бесплатно…

Иногда говорят, что от великого до смешного один шаг. И этот шаг уже сделан! Курсовые работы, дипломы, диссертации, книги должны проверять компьютерные программы, чтобы выяснить кто, что и у кого списал. Выходит, что научный руководитель, оппоненты, члены экзаменационных комиссий и диссертационных советов здесь, по мнению Минобра, оказываются несостоятельными по сравнению с компьютером. Форма победила содержание.

Возможность заработать своими прекрасными мыслями – один из стимулов социальной стабильности. И здесь есть на кого равняться!

Автор серии книг о Гарри Поттере Джоан Роулинг предложила свое произведение «Гарри Поттер и философский камень» более чем десятку издательств, отказавших ей. Однако небольшое издательство «Блумберри» решило рискнуть. Решающий вес имело мнение восьмилетней дочери председателя издательства Алисы Ньютон. Первый тираж будущего бестселлера составил 500 экземпляров, из которых 300 распространялись бесплатно. К настоящему времени общий тираж книг о Гарри Поттере перевалил за 450 миллионов, они переведены на 67 языков, а в 2004 году Forbes назвал Джоан Роулинг первым человеком, который заработал более $1 млрд писательским трудом.

Но это исключение подтверждает правило, говорящее о нищенском существовании подавляющего большинства писателей, надеющихся оседлать свою удачу. Получается, что совершенно недостаточно иметь интеллектуальную собственность – важно её хорошо продать.

Всё сказанное говорит о том, что анализ интеллектуальной собственности требует взгляда философа, который и представлен в обсуждаемой монографии.

Безусловным достоинством работы является опора в анализе современных проблем на философскую классику – труды Маркса и Гегеля. Список литературы из без малого 400 названий ясно показывает стремление Н. К. Оконской к целостному, системному анализу проблемы. Ясная, прекрасно изложенная позиция автора дает основание для содержательного обсуждения поднятых проблем.

Критерии анализа

Философия – это когда берешь нечто настолько простое,
что об этом, кажется, не стоит и говорить,
и приходишь к чему-то настолько парадоксальному,
что в это просто невозможно поверить.

Бертран Рассел

Роль философии очень велика. Она давала содержательные ответы на многие вопросы за много веков до того, как они стали предметом конкретных научных исследований. В отличие от науки она имеет дело с другим уровнем обобщений. В своё время Эйнштейн говорил, что развитие науки требует внешнего оправдания и внутреннего совершенства. Внешнее оправдание – результаты экспериментов, данные наблюдений, требующие объяснения и прогноза. Внутреннее совершенство предполагает целостное развитие представлений в данной области исследований, ответы на вопросы предшественников либо переосмысление понятий, позволяющее поставить более глубокие проблемы.

История философии показывает, что в разные эпохи различные проблемы оказывались в центре внимания мыслителей, в то время как другие проблемы отодвигались с авансцены.

Ещё в большей степени парадоксальна ситуация, имеющая место с внутренним совершенством. Например, математики многих поколений решают задачи, поставленные их далекими предшественниками. Некоторые проблемы, стоявшие ещё перед Евклидом и Эйлером, современные математики до сих пор пробуют решить или доказать их неразрешимость. При этом иногда ответы на поставленные вопросы требуют разработки новых представлений и занимают много веков. Однако саму проблему мы формулируем и понимаем так же, как предшественники. В школьной геометрии ученики до сих пор осваивают «Начала» Евклида, а в курсе высшей математики студенты в основном разбираются с достижениями ученых XVII века.

Философия развивается иначе. Она вновь и вновь «меняет игру», объявляя проблемы предшественников несущественными. Постмодерн довел такой образ действий до абсурда. В своё время я спросил у В. С. Степина, в бытность его директором Института философии РАН, о том, какие ключевые направления развиваются в этом институте, каковы результаты, на которые общество могло бы опираться. «Пусть расцветает сто цветов, пусть соперничают сто школ», – услышал я в ответ.

Тем не менее отсутствие критериев является предпосылкой кризиса, деградации всей этой сферы интеллектуальной деятельности. На что же опереться в качестве критериев оценки философских подходов?

В качестве ключевых выступают междисциплинарность и видение будущего.

Первый критерий связан с платоновской традицией – «Бог всегда остается геометром», «Число составляет всю суть каждой вещи», «Нет человеческой души, которая выдержит искушение властью», «Можно ответить на любой вопрос, если вопрос задан правильно».

Над воротами платоновской Академии (просуществовавшей более тысячи лет), было написано: «Не геометр да не войдет». Платон считал необходимым ехать к тирану и консультировать его, когда последний попросил его об этом.

В монографии Н. К. Оконской представлено множество разных взглядов из разных областей, подходов, идей. Мы обратим внимание только на некоторые из них. В любом случае междисциплинарность является сильной стороной монографии.

Платон размышлял, каким должно быть идеальное государство, как его следует построить. Он заглядывал в будущее.

Это очень важный критерий. Прогноз является важнейшей функцией науки и, конечно, с этой стороны так же естественно рассматривать и философские обобщения.

В настоящее время всё чаще говорят о проектировании будущего. Можно обратить внимание на ежегодную российско-белорусскую конференцию, посвященную именно этой проблеме.

В последнем вышедшем выпуске трудов этого форума рассматриваются два подготовленных авторами и их коллегами доклада Римскому клубу [см.: 2]. Несмотря на то что этому клубу, объединяющему сотню предпринимателей и политиков, уже более 50 лет, и на то, что ко мнению этих интеллектуалов в мире теперь относятся с гораздо меньшим уважением, чем полвека назад, авторы считают необходимым познакомить мир со своим видением будущего, так как это может многое изменить.

Иногда действительно дело обстоит именно таким образом. Русский космист Н. Ф. Федоров считал, что перед человечеством лежит путь к освоению космического пространства. Эти идеи вдохновили школьного учителя К. Э. Циолковского, который сначала начал писать научно-фантастические романы, а затем формулы, доказывающие реальность космических путешествий. Он писал: «Невозможное сегодня станет возможным завтра. Сначала неизбежно идут: мысль, фантазия, сказка. За ними шествует научный расчет. И уже в конце концов исполнение венчает мысль» [3].

Стоит обратить внимание ещё на одну тенденцию, которую можно назвать «болезнь истории философии». Она состоит в том, что мы неявно предполагаем: ответы на «новые вопросы» в науке уже были даны классиками философии. Да и аспирантов мы учим, собственно, не философии, а истории философии, причем в их дисциплинарном контексте.

Конечно, хорошо проследить традицию и ощутить, что мы имеем дело с «вечными проблемами». Вместо многих слов проще привести несколько примеров.

Например, один из создателей квантовой механики Вернер Гейзенберг писал: «Высказывание Фалеса было первым выражением идеи об основной субстанции, об основном элементе, из которого образованы все вещи… В философии Гераклита первое место заняло понятие становления. Гераклит считал первоматерией движущийся огонь… Мы теперь можем сказать, что современная физика в некотором смысле следует учению Гераклита. Если заменить слово “огонь” словом “энергия”, то почти в точности высказывания Гераклита можно считать высказываниями современной науки» [4, с. 30–31].

Известный специалист в области философии науки В. С. Степин считал, что предвестником теории самоорганизации или синергетики был Гегель, делавший акцент на целостности реальности. Но можно пойти и дальше. Философ-идеалист, представитель мегарской школы, Евбулид (IV век до н. э.) доказывал невозможность познания как такового, и в подтверждение своим идеям он предложил несколько парадоксов. Один из них можно пересказать так. Представим себе кучу песка. Одна песчинка – не куча, две песчинки – не куча, а миллион песчинок уже куча. Где же та грань, на которой множество песчинок становится кучей? О каком познании можно говорить, если мы не можем указать эту грань?!

Тут совпадение поразительно. Теория самоорганизованной критичности – один из разделов синергетики – выясняет, чем качественно и количественно отличается множество песчинок от кучи, как можно определить эту грань. Кроме того, «куча песка» является одной из базовых моделей этой теории.

«Всякое сравнение хромает» – гласит римская поговорка, а при сравнении философских концепций древних и современных научных теорий это особенно очевидно. Последние прошли через длинную череду вопросов и ответов, о которых предшественники и не подозревали.

Видимо, Гераклит был бы удивлен, если бы узнал, что наша Вселенная, несмотря на всю свою видимую хаотичность, имеет сохраняющиеся величины – энергию, импульс, момент импульса, заряд. Их сохранение определяет рамки, в которых могут развиваться наблюдаемые процессы, как бы причудливы они ни были.

Гегель, как и многие его предшественники и последователи, не представлял, насколько ограничены философские трактовки реальности. Он был неважным лектором, но его слушали более 400 человек в аудитории, чтобы в его рассуждениях увидеть путь в будущее. Конечно, они не представляли, что очень скоро следующие поколения будут говорить: «Мы диалектику учили не по Гегелю…».

Конечно, Евбулид не представлял, что в конце XX века ответы на заданные им вопросы потребуют вероятностного языка.

Это естественно. Мыслители прошлого решали свои проблемы, соответствующие их времени. И делали это достаточно успешно хотя бы потому, что их идеи дошли до нас. «Нет подходящих соответствий. И нет достаточных имен», – как писал Гете. Нам надо решать проблемы нашего времени.

Вернемся к интеллектуальной собственности. На одной из недавних российско-белорусских конференций по проектированию будущего выступал специалист по применению искусственного интеллекта для анализа и создания текстов. Имел место такой диалог.

– Если дать вашей программе первый том «Войны и мира», она напишет второй?

– Конечно, напишет! С теми же героями, с похожими сюжетными линиями.

– Ну, а если опять дать первый и второй, который написала машина, он напишет третий?

– Разумеется, напишет. Но он будет немного хуже, чем у Толстого.

В контексте обсуждаемой монографии возникает естественный вопрос. Кто будет «интеллектуальным собственником» получившегося «шедевра»? Человек, придумавший такую «игру»? Лица, сумевшие продать получившееся? Программист, давший задание машине? Автор алгоритма такой работы с текстами? Специалист, обучивший систему искусственного интеллекта на наборе примеров? Потомки Льва Николаевича?

Отдельный вопрос касается ремейков. Ремейк может испортить в общественном сознании оригинал. Кто и как защитит интересы автора подлинника? Ряд ремейков и переводов книг о Гарри Поттере, на мой взгляд, ужасны. Стоит ли таким образом «размывать» культуру?

Ситуация серьезна. Мои знакомые художники жалуются, что они потеряли 2/3 заказов с европейского рынка – их заменили творения искусственного интеллекта (ИИ). Последний «слушает» пожелания заказчика и переделывает свои работы в соответствии с ними. Чтобы научиться рисовать так, как это делают некоторые системы, связанные с ИИ, человеку нужны годы работы. Дело стоит того? Серьезный вопрос. Очень жаль, что этот круг сегодняшних проблем не нашел отражения в обсуждаемой монографии.

Будущее, представления о нем являются важным критерием оценки философских концепций. В хрестоматии по философии истории сейчас непременно входит работа американского социолога Френсиса Фукуямы «Конец истории», написанная в 1990 году. Ссылки на Гегеля, Маркса, Вебера, обсуждение поздней советской реальности с Горбачевым и Шеварднадзе. Приведем две цитаты из этой работы. «Наблюдая, как разворачиваются события в последнее десятилетие или около того трудно избавиться от ощущения, что во всемирной истории происходит нечто фундаментальное… Триумф Запада, западной идеи очевиден прежде всего потому, что у либерализма не осталось никаких жизнеспособных альтернатив» [5, c. 290]. «Палестинцы и курды, сикхи и тамилы, ирландские католики и валлийцы, армяне и азербайджанцы будут копить и лелеять свои обиды. Из этого следует, что на повестке дня сегодняшнего останутся и терроризм, и национально-освободительные войны. Однако для серьезного конфликта нужны крупные государства, всё ещё находящиеся в рамках истории, а они-то как раз и уходят с исторической сцены…

Конец истории печален. Борьба за признание, готовность рисковать жизнью ради чисто абстрактной цели, идеологическая борьба, требующая отваги, воображения и идеализма, – вместо всего этого – экономический расчет, бесконечные технические проблемы, забота об экологии и удовлетворение изощренных запросов потребителя. В постисторический период нет ни искусства, ни философии; есть лишь тщательно оберегаемый музей человеческой истории» [5, c. 310].

Время – жестокий судья. Всё оказалось другим, кардинально отличающимся от того, что он предвидел. Через тридцать с лишним лет после выхода его работы мир оказался на пороге ядерной войны. Время ясно показало, что концепция Фукуямы несостоятельна. Историки, социологи и философы, конечно, могут разбираться, почему, как и в чем он ошибался. Но результаты налицо.

Иной пример дает концепция осевого времени и теория постиндустриального развития, выдвинутая около полувека назад американским социологом Дэниелом Беллом [см.: 6]. В романе Стругацких есть важный императив: «Понять – значит упростить». Действительно, понимание связано с выделением ключевых причинно-следственных связей. Наши возможности позволяют оперировать с их небольшим количеством. С этих позиций можно взглянуть на мировую историю. Если в качестве ведущего фактора рассматривать собственность на средства производства, то мы получим исторический материализм и представления об общественно-экономических формациях. Классики марксизма стремились найти путь преобразования общества, позволяющий накормить голодных и уменьшить уровень имущественного неравенства. Рассматривая общество в этой проекции, они нашли путь, двигаясь по которому можно достичь этих целей.

Однако реальность меняется. Интерес представляют и другие проекции мировой истории. В двадцатом веке численность человечества возросла почти в четыре раза, а средняя ожидаемая продолжительность жизни в развивающихся странах увеличилась вдвое. Научные и технологические успехи, достигнутые в прошлом веке, огромны. Поэтому естественно в качестве ведущей переменной рассматривать роль науки как источника развития общества. Именно это предложил сделать в своей концепции Белл. При этом деление мировой истории оказывается другим: «На протяжении большей части человеческой истории реальностью была природа: и в поэзии, и в воображении люди пытались соотнести своё “я” с окружающим миром. Затем реальностью стала техника, инструменты и предметы, сделанные человеком, однако получившие независимое существование вне его “я”, в овеществленном мире. В настоящее время реальность является, в первую очередь, социальным миром – не природным, не вещественным, а исключительно человеческим – воспринимаемым через отражение своего «я» в других людях… Человек может быть переделан или освобожден, его поведение – запрограммировано, а сознание изменено. Ограничители прошлого исчезли вместе с концом эры природы и вещей» [6, c. 663].

Вначале теория Белла воспринималась как одна из конкурирующих концепций. Однако последующая эпоха компьютеризации показала, что многие нынешние тенденции этот подход отразил достаточно точно. Конечно, не всё произошло так, как мыслилось Беллу полвека назад. И роль теоретического знания оказалась не такой большой, как ему представлялось, и влияние науки на общество не так велико, как мыслилось в 1960–1970-е годы. Тем не менее оправдавшиеся предсказания заставляют относиться к концепции Белла всерьез.

Прогноз является серьезным критерием оценки концепций философов, занимающихся проблемами общества. Взгляда в грядущее в обсуждаемой монографии Н. К. Оконской, к сожалению, нет.

Однако есть ещё один важный критерий, позволяющий определить позицию философа и язык, на котором с ним можно разговаривать.

В качестве примера приведу цитату из недавней работы известного российского философа Ф. И. Гиренка: «Какой вывод мы должны сделать из всего происходящего?

Во-первых, что конфликт цивилизаций начался в Европе, а не в России. И это хорошо. И нам нужно сделать всё, чтобы он закончился там, где начался…

Русская культура сверхэтнична. Русский – не этнос, и не нация, мы имперский народ в том смысле, что у нас все русские, даже евреи, украинцы и татары… У нас государство не сторож, а поводырь и защитник. В Европе человек – субъект. На Востоке он покорен судьбе, а мы, как говорил Соловьев, свободно повинуемся. То есть мы соборны. То есть у нас истина соотносится не с высказываниями, а с существованием. Поэтому у нас царствует не истина, а правда. Но поэтому же у нас никогда собственность не будет священной, как бы этого ни хотелось нынешней элите. У нас служение государству всегда будет выше права собственности.

В России либо не будет государства, либо оно будет реализовывать не национальные проекты, а наднациональные, имперские. Но тогда их нельзя будет заменить интересами. Это только в Европе интересы ставят выше всего, в том числе выше суверенитета» [7, c. 217–219].

Очевидно, что достаточно прочитать процитированные здесь несколько абзацев, чтобы понять логику этого философа и категории, на которые он опирается. Видна в приведенном отрывке ещё одна черта отечественной философии – стремление выйти на стратегический уровень анализа, стремление разрешить «проклятые вопросы», пользуясь языком Достоевского. Именно в этой оптике приходится смотреть на решение важных для общества проблем [см.: 8]. Без неё, как показывает практика, дело не двигается с места.

Скромное обаяние капитализма

Обеспечьте 10 %, и капитал согласится на всякое применение,
при 20 % он становится оживленным,
при 50 % положительно готов сломать себе шею,
при 100 % он попирает все человеческие законы,
при 300 % нет такого преступления,
на которое он не рискнул бы, хотя бы под страхом виселицы.

Т. Д. Даннинг

Ничто не могло бы больше дискредитировать капитализм,
чем решение русских его испробовать.

Дж. Таннер

Если философ не заглядывает в будущее и не объясняет, как всё должно быть устроено (а это в полной мере относится к обсуждаемой монографии), то естественно выяснить, как он относится к настоящему. Важно представить себе систему координат, используя которую он будет проводить свой анализ. Кроме того, картина здесь представляется достаточно простой: «Вопрос стоит только так – буржуазная или социалистическая идеология. Середины тут нет (ибо никакой “третьей” идеологии не выработало человечество, да и вообще в обществе, раздираемом классовыми противоречиями, и не может быть никогда внеклассовой или надклассовой идеологии). Поэтому всякое умаление социалистической идеологии, всякое отстранение от неё означает тем самым усиление идеологии буржуазной» [9, c. 39–40].

Конечно, иные руководители ставят под сомнение это разделение. Запомнился афоризм московского градоначальника Ю. М. Лужкова: «Философия московская очень простая: работать по-капиталистически, распределять по-социалистически, в условиях полной демократии».

История показала, что мэр был не прав – при самых хороших пожеланиях уйти от олигархического капитализма пока не удалось…

Автор монографии рассматривает капитализм как «правильный строй» в настоящем и будущем и именно с этой позиции трактует интеллектуальную собственность. Приведем несколько цитат, наглядно показывающих это.

На первой странице монографии Н. К. Оконской, во «Введении» утверждается: «Создание сферы услуг как соизмеримой по мощности со сферой производства средств производства и предметов потребления возможно там и тогда, где капитал и возможность быть работодателем появляются в дополнение к заработной плате у каждого участника общественного производства» [1, c. 3].

Более того, отношение автора к капитализму представляется романтичным: «Предполагается, что когда речь идет о гражданском союзе трудовых коллективов (неформальных объединений), авторитет власти уступает место власти авторитета, власти компетентного руководителя и профессионализму работников. В таком случае коллектив предприятия, банка, железной дороги ответственен перед каждым своим членом за удовлетворение его потребностей, и никакой руководитель или совет руководителей не может диктовать условий несправедливого перераспределения прибылей, ибо прибыли в первую очередь зависят от участия или неучастия в работе объединения того или иного исполнителя – интеллектуального собственника. Нелепо было бы представить, к примеру, что лаборатория Эйнштейна не учитывала бы интересы (бытовые и исследовательские) великого физика. Не менее нелепым становится в перспективе развития информационной эпохи сокрытие каналов расходования прибыли предприятием или другими самостоятельными хозяйствующими субъектами от участников производства этих прибылей. Важно, что основными системами рыночной экономики в идеале является малый и средний бизнес» [1, c. 38–39].

Может быть, такие мысли были бы уместны в ходе перестройки, когда многие люди на демонстрациях требовали, чтобы у них всё было самое хорошее и от капитализма, и от социализма, или в первые годы новой России. Но монография Н. К. Оконской вышла в 2018 году. Перед нами уже состоялся грандиозный исторический эксперимент по переводу нашего Отечества с социалистического на капиталистический путь развития и стали ясны его итоги.

В самом деле, академик В. Б. Бетелин констатирует невосприимчивость российской рыночной экономики к промышленным инновациями: «Именно поэтому за тридцать лет ВВП России вырос только на треть и составляет $ 4,1 трлн. В то время как за эти тридцать лет ВВП США вырос в 3,7 раза, с $6 трлн, до $16 трлн, а ВВП Китая – в 35 раз, с $ 415 млрд до $16 трлн. При этом доходы нижних 50 % населения России в 1980–2016 гг. снизились на 26 %, в то время как в Европе выросли на 265 %, а в Китае на 417 % [11, c. 32].

Капиталистическая Россия тает, её население сокращается. Для воспроизводства населения надо, чтобы на женщину приходилось 2,1 ребенка. В нашей стране этот показатель 1,5, а президентом РФ сформулирована как национальная цель: «Повышение коэффициента рождаемости до 1,6 к 2030 году и до 1,8 к 2036 году, в том числе рост суммарного коэффициента рождаемости третьих и последующих детей» [12].

В конце «горбачевщины» и начале «ельцинщины» пропагандисты толковали о «мирном разводе» союзных республик. Аналитиков, которые говорили, что в результате этого «развода» в недалеком будущем население бывших союзных республик будет воевать друг с другом, обвиняли в «беспочвенном алармизме» и «неадекватности». К сожалению, эти аналитики оказались правы – боевые действия идут на наших глазах…

Но может быть, нам просто не повезло – капитализм у нас «плохой», а в других странах он «хороший». Опять не получается. В юбилейном докладе Римского клуба, приуроченном к 50-летию этой организации, утверждается, что капитализм не может решить проблем, связанных с долгосрочным развитием, с решением экологических проблем, что стремительно ухудшается положение среднего класса и падает его численность [см.: 13].

Генсек ООН Антониу Гуттериш заявил: «Наш мир приближается к точке невозврата. Я вижу четырех “всадников”» – четыре надвигающиеся угрозы, которые представляют опасность для прогресса и всего потенциала XXI века. «Первый всадник предстает в обличии высочайшей геополитической напряженности». Во-вторых, мировое сообщество «столкнулось с экзистенциальным климатическим кризисом… Наша планета горит… Третий всадник – это глубокое и растущее глобальное недоверие. Как продемонстрировали буквально накануне наши собственные доклады, два человека из трех живут в странах, где выросло неравенство». Четвертой глобальной угрозой генсек ООН назвал «обратную сторону цифрового мира»: «Несмотря на огромные блага, которые несут новые технологии, происходит злоупотребление ими для совершения преступлений, разжигания ненависти, распространения недостоверной информации и эксплуатации людей, а также нарушения частной жизни» [14].

О коллективах, которые станут собственниками, мы уже слышали в ходе перестройки и вскоре после революции 1991 года. Более того, работникам раздали ваучеры и рассказали, что на каждого из них теперь приходится по две «Волги» из национального богатства. И где эти «Волги»?

Одним из результатов реформ стала атомизация общества. Это привело к тому, что уже много лет не удается создать дееспособные профсоюзы и политические партии.

Поставим мысленный эксперимент. Пусть у нас есть прекрасный коллектив, где «всё по-честному». Кто владеет средствами производства? Классовый подход никто не отменял. Ленин ещё в начале XX века писал о монополизации. Естественно, монополии тут же «съедят» этот коллектив. Автор работает в Пермском политехническом университете, и его выпускники, думаю, в деталях расскажут ему, как это сейчас делается.

Мы регулярно слышим заклинания о «малом и среднем бизнесе». Здесь не стоит подробно обсуждать эту тему. Мое знакомство с высокотехнологичной сферой США говорит о том, что и малый, и средний бизнес существует так и в такой мере, в которой эту нужно крупному бизнесу.

Стоит обратить внимание ещё на два фрагмента: «До сих пор поколения, манкуртированные сталинщиной и брежневщиной, требуют стабильных цен как гарантии социальной защиты и работы планово-убыточных заводов-гигантов для восстановления социальной справедливости. Сам же труд при этом остается где-то за пределами требований различных трудовых коллективов» [1, c. 53].

Здесь мы имеем яркое проявление того, что всё должно быть «экономически оправдано». Не буду касаться того, что в России сейчас труд оплачивается в несколько раз ниже, чем та же работа во многих странах Запада. Не стану доказывать, что социальная справедливость очень важна, и если трудящиеся не защищают свои права, то их будут обдирать как липку. Наш олигархат в России это уже убедительно доказал. Махну рукой и на стилевые изыски про «манкурта», которые придумал советский писатель Чингиз Айтматов, когда становился антисоветским писателем.

Цены, зарплаты, экономические инструменты – не цель, а средства, инструмент, позволяющий людям и обществу жить лучше. Точнее говоря, большинству людей. Под лозунгом, что всё должно быть «экономически оправдано», что надо «вписываться в рынок» была проведена в годы реформ деиндустриализация страны, закрыты десятки тысяч предприятий. Может быть это ошибка, мыслилось всё иначе?

Нет, сделано именно то, что планировалось. «Тридцать лет назад были созданы базовые институты и приняты ключевые законы нормальной рыночной экономики. К числу таких ключевых законов относится принятый в 1994 г. Гражданский кодекс РФ (далее Кодекс), который законодательно закрепил главную цель акционерной коммерческой компании – извлечение прибыли. Без каких-либо ограничений на её размеры (50 %, 100 %, 300 % и более) и обязательств по производству промышленной продукции и размеру оплаты труда работников. По сути дела, главенство прибыли, закрепленное законодательно в Кодексе, сформировало не промышленную, а торговую экономику, главный принцип которой – вложить в создание продукта как можно меньше, продать как можно дороже, вернуть вложенные деньги как можно быстрее.

В соответствии с этим принципом всё, что не приносит прибыли или мешает её получить, должно быть уничтожено» [11, c. 31].

В своё время известность получил бестселлер «Исповедь экономического убийцы», в которой рассказывалось, как ломают экономику развивающихся стран в угоду транснациональным корпорациям (ТНК) и международным фондам. Принципов у такой деятельности два.

Первый – обесценить системообразующие ценности общества, принизить его ценности и идеалы.

Второй – привести все отношения между людьми и организациями к денежной форме [см.: 15].

Помню, как в свое время, когда я преподавал в Российской академии госслужбы при Президенте РФ, кафедры решили перевести на хозрасчет и заставить платить за аудитории, в которых они проводили занятия, с учетом числа столов и стульев в этих комнатах. Я тогда предлагал не тратиться на стулья, арендовать пустые комнаты и закупить на кафедру циновки, чтобы сидеть на них во время занятий. И привычка хорошая, и на аренде стульев со столами сэкономим. Впрочем, от прогрессивной идеи кафедральной аренды стульев и столов как-то быстро отказались.

С другой стороны, экономические итоги реформ говорят сами за себя. Россия – экономическая сверхдержава в прошлом – сейчас имеет долю 2 % в глобальном мировом продукте и менее 0,3 % на мировом рынке высокотехнологичной продукции. Когда же страны Запада на капиталистическую Россию наложили более 10 тысяч санкций, стало ясно, что не всё в нашем Отечестве по части экономики делалось правильно…

Что же нужно, чтобы дела шли хорошо? По мнению Н. К. Оконской, необходимо гражданское общество: «Почему государственный монолит был проще гражданского общества? Это объясняется многими причинами. Выделим лишь некоторые:

– нивелировка субъектов собственности на средства производства, превращение их в носителей государственной собственности;

– принижение роли рынка, замена его государственным распределением;

– уравниловка на производстве и в потреблении;

– замена горизонтальных связей в экономике вертикальными;

– подмена коллективизма принципом конформизма;

– отсутствие демократии.

Эти и многие другие факторы объединены тем, что каждый в отдельности и все вместе упрощают социальную структуру, делают её управляемой с помощью аппарата власти, разросшегося до размеров тождественных обществу в целом (вся прибыль уходила для перераспределения в казну государства). Строй, установившийся в результате такого насильственного упрощения, имел явные черты не только феодализма, но и рабства» [1, c. 59].

Святое право автора называть черное белым, а белое – черным. Однако у меня возникает ощущение, что мы с автором монографии много лет жили в разных странах.

Парадоксы интеллектуальной собственности и гражданского общества

Везде, где есть большая собственность, есть большое неравенство.

Адам Смит

Обратимся к «букварям»: Гражданское общество – совокупность граждан, не приближенных к рычагам государственной власти, совокупность общественных отношений вне рамок властно-государственных структур… [см.: 16].

Условия существования гражданского общества:

– атомизация общества, превращение человека в индивида, освобожденного от всяких уз, связывающих его с ближним;

– наличие в обществе частной собственности на средства производства: «Первый, кто расчистил участок земли и сказал: “Это мое” – стал подлинным основателем гражданского общества» (Жан-Жак Руссо);

– наличие конфронтации имущих с неимущими в форме постоянно текущей «холодной гражданской войны», «хищничество богачей, разбой бедняков» (Руссо).

Концепция гражданского общества.

Шарль Монтескьё, французский философ. Это общество вражды людей друг с другом, которое для её прекращения преобразуется в государство.

Георг Гегель, немецкий философ. Гражданское общество – сфера реализации особенно частных целей и интересов отдельной личности. Подлинной свободы в гражданском обществе нет, так как в нем постоянно присутствует противоречие между частными интересами и властью, носящее всеобщий характер [см.: 16].

Историческая роль.

С. Г. Кара-Мурза: «Фундаментальный смысл понятия гражданского общества основан на двух концепциях антропологической (человек как индивид, атом) и политэкономической (частная собственность). Следовательно, это понятие в его главном смысле неприложимо к незападным культурам, стоящим на иных антропологических и политэкономических представлениях» [16].

Иными словами, превознося гражданское общество и продвигая в России его императивы, философы предлагают нашему государству-цивилизации лекарство, которое хуже болезни.

Для чего же нужно, рассматривая интеллектуальную собственность, ориентироваться на гражданское общество? Автор монографии дает ответ. Может быть, это центральный момент в его книге: «Информационная эпоха предполагает оживление института гражданского общества и в обстановке правового государства включает в себя массу полноправных субъектов производства (духовного и материального). Информатизация экономики открывает доступ ко всем областям знаний, стирая грань между единицей коллектива и коллективом в целом, так как единая компьютерная сеть и обилие персональных компьютеров позволяют человеку поднять уровень применения своих способностей на конкретно-всеобщий уровень» [1, c. 97].

Вновь обратимся к «букварям». «Термин “интеллектуальная собственность” эпизодически употребляется теоретиками-юристами и экономистами в XVIII и XIX веках, однако в широкое употребление вошел лишь во второй половине XX века, в связи с подписанием в Стокгольме Конвенции, утверждающей Всемирную организацию интеллектуальной собственности (ВОИС). Согласно учредительным документам ВОИС “интеллектуальная собственность” включает права, относящиеся к:

– литературно-художественным и научным произведениям (к которым причисляется программное обеспечение),

– исполнительской деятельности артистов, звукозаписи, радио и телевизионным передачам,

– изобретениям во всех областях человеческой деятельности,

– промышленным образцам,

– товарным знакам, знакам обслуживания, фирменным наименованиям и коммерческим обозначениям» [17].

«История возникновения.

Возникновение термина “интеллектуальная собственность” связывают с французским законодательством XVIII века. Термин получил развитие в работах французских философов-просветителей (Дидро, Вольтер, Гельвеций, Гольбах, Руссо)» [17].

В монографии это описано с прекрасной подробностью.

Вопрос интеллектуальной собственности сложен и запутан. Проблему, рассмотренную в монографии Н. К. Оконской, сформулировал в «Евгении Онегине» ещё Пушкин:

Позвольте просто вам сказать:

Не продается вдохновенье,

Но можно рукопись продать.

По мнению автора монографии, тотальное использование компьютеров улучшит ситуацию и с «вдохновением», и с «продажей», и с состоянием общества. На мой взгляд, ситуация противоположная.

Здесь есть много деталей. Например, литературные «негры», писавшие под началом Дюма «Трех мушкетеров» и получившие один раз приличные суммы, обратились в суд. По их мысли они должны были бы получать что-то после каждого переиздания замечательной книги. Суд отверг их претензии, сочтя, что несколько процентов текста, которые написал сам Дюма, и делают книгу великой.

Непонятно, почему издательства должны платить музеям за репродукции Леонардо да Винчи, Тициана или Рембрандта. По мысли законодателей музеи без наших денег не смогут достойно содержать эти картины.

Автоплагиат, самоплагиат, диссернет – монстры авторского права – стали кошмаром для ученых, студентов, аспирантов.

Появилось целое поколение жуликов, подвизавшихся на исках издателям, доказывающих, что кусок «их» фотографии, рисунка или фрагмент текста или даже неточная подпись нарушают их авторские права.

Неясно порой, кто кому должен платить. Посмотревший видео автору за его работу или наоборот автор видео посмотревшему и занявший его внимание рекламой, о которой его не просили.

Собственность, самоорганизация, компьютеры

Я, ты, он, она,

Вместе –целая страна,

Вместе – дружная семья.

В слове «мы» сто тысяч «я»…

Роберт Рождественский

Деталей касаться не будем, а сосредоточимся на главном – на самоорганизации. В последние годы я выпустил несколько книг, показывающих, что именно самоорганизация является основой гуманитарных наук [см.: 16; 17].

В социологии – в науке о совместной жизни групп и сообществ людей – огромное внимание уделяется коллективам, члены которых объединены добровольно, без указаний сверху. Это важный пример самоорганизации. У этих объединений есть свои закономерности.

В социальной географии, например, самоорганизация определяет закономерность изменения численности городов в сложившейся системе (закон Ципфа-Ауэрбаха).

В филологии закон, определяющий частоту используемых слов, как и многое другое, также определяется самоорганизацией. Этот список можно ещё продолжать и продолжать.

Именно удивительная способность нашего вида к самоорганизации стала решающим фактором нашего успеха в ходе биологической эволюции. Благодаря ей мы смогли передавать свои знания в пространстве (из региона в регион) и во времени (от поколения к поколению).

Понимание этого сегодня появляется у многих представителей гуманитарных дисциплин. Например, автор недавнего бестселлера «Homo Deus» израильский историк Ю. Н. Харари пишет: «Решающую роль в завоевании нами мира сыграла наша способность объединять в сообщества массы людей. Современное человечество правит планетой не потому, что отдельно взятый человек более умный и более умелый, чем отдельно взятый шимпанзе или волк, а потому что Homo Sapiens – единственный на земле вид, способный гибко взаимодействовать в многочисленных группах. Интеллект и производство орудий были, конечно, тоже очень важны. Но не научись люди гибко взаимодействовать в массовом масштабе, наши изобретательные мозги и умелые руки до сих пор были бы заняты расщеплением кремня, а не атомов урана… Насколько известно только Homo Sapiens способен в очень гибких формах взаимодействовать с неограниченным числом незнакомцев» [20, c. 157–158].

Важно разобраться, как компьютерная реальность повлияла на самоорганизацию в обществе, а на этой основе и на процессы, происходящие в нем.

Роль компьютеров в современном мире трудно переоценить. На планете сейчас работает 6,2 млрд вычислительных машин, производительность суперкомпьютеров в 10¹⁸ раз превышает быстродействие первых образцов компьютерной техники (ни одна технология не знает столь стремительного прогресса!).

В 2022 году население Земли достигло 8 млрд человек. По данным компании Meltwater у 5,44 млрд человек есть мобильные телефоны, а 5,16 млрд пользуются Интернетом, 4,76 млрд – активные пользователи социальных сетей [см.: 21].

Компьютер заменил телефон и калькулятор, диктофон и пишущую машинку, кинотеатр и телевизор, концертный зал и почту, магазин, будильник, атлас, записную книжку, кинокамеру, фотоаппарат, календарь, ежедневник и многие другие сущности.

Он сделал многих из нас «интеллектуальными собственниками», и в логике монографии Н. К. Оконской дела во многих сферах должны пойти гораздо лучше. Мы можем о своем мнении, изобретении, открытии, произведении благодаря Интернету немедленно сообщить всему миру. Чего же больше?

На первый взгляд у нас появились другие каналы и возможности для самоорганизации и это должно ускорить экономическое развитие. Однако дела идут совсем не так, как ожидалось…

Давайте, к примеру, сравним технологическую траекторию человечества, пройденную с 1913 по 1963 год и с 1963 по 2013 год. В первое пятидесятилетие обыденностью стало электричество, мир заполнили автомобили и самолеты, появились антибиотики и почти вдвое увеличилась средняя продолжительность жизни, человечество распахнуло двери в космос и начало использовать атомную энергию.

В следующее пятидесятилетие, во время тотального использования компьютеров, достигнутые успехи значительно скромнее. Мы летаем примерно на тех же самолетах, как наши деды, ездим примерно на таких же автомобилях, да и во многих других областях похвастаться нечем… Интеллектуальная собственность, связанная с компьютерами, в плюс не пошла.

Это показывают и количественные факторы – динамика мультифакторной производительности (труда и капитала): «Мировая экономика – вся, а не только наша – находится в кризисе производительности. Как это не покажется странным, но в последний раз существенное для роста производительности обновление основного капитала происходило полвека назад. Массовое внедрение конвейера в невоенное производство плюс новые материалы (химия), плюс массовое использование двигателя внутреннего сгорания (и тотальная автомобилизация) – эти три взрывные инновации, получившие широкое распространение после Второй мировой войны, определили такие темпы роста мультифакторной производительности, которые не были повторены ни разу на протяжении последующих пятидесяти лет…

Как мы видим, после достижения пика в 2,5 % роста в год в течение десятилетия с 1958 по 1969 год мультифакторная производительность, упав в начале 1970-х, так и не смогла подняться. Это довольно удивительная вещь, так как измеряемый период включает эпоху индустриализации – 1990-е – которая, казалось бы, дала невиданную эффективность в обработке информации, усовершенствовала сектор услуг, буквально сжала мир до одной точки – теперь любое знание доступно всем» [21].

Но может быть у «интеллектуальных собственников» хороши дела в науке? К сожалению, нет. В физике несмотря на огромные вложенные средства и гигантские установки теорий, сравнимых по значению, важности и сфере применимости с квантовой механикой и специальной теорией относительности, создано не было. Симптом неблагополучия – нынешние ритуалы защиты кандидатских и докторских диссертаций в России. Вместо того, чтобы положиться на мнения руководителя, оппонентов и членов ученого совета надо ещё привлекать компьютерные программы, которые как у первоклассников стремятся найти что, кто и у кого украл.

По совету великого Лейбница Петр I создал Российскую академию наук. По закону, приятому в 2013 году, её лишили научных институтов и исключили из статуса научных организаций, превратив в клуб. Другими словами, исследования в ней сейчас вести нельзя. Не странно ли это? Нет, не странно. Это показатель резкого падения авторитета науки и её влияния на общественные дела.

Это наглядно показывает почти стократное падение тиражей научно-популярных журналов. В советские времена тираж «Науки и жизни» составлял 3 млн (ныне 30 тыс.), «Знание – сила» 800 тыс. (ныне 8 тыс.), «Кванта» 350 тыс. (ныне 900 экземпляров).

Но может быть с образованием в связи с компьютеризацией, интернетизацией и закупкой электронных досок дела хороши? Помнится, в своё время ректор Высшей школы экономики (ВШЭ) Ярослав Кузьминов утверждал, что именно это и есть магистральный путь развития образования. Читать лекции, по его мнению, неэффективно. Пусть студенты смотрят видео. То же с семинарами и электронными контрольными и, конечно, с экзаменами. Мне довелось на конференции общаться с ректором одного «электронного вуза». В нем электроника заменила всё. Не удалось избавиться только от ректора, бухгалтера и уборщиц.

Помнится, Воланд говорил: «Будьте осторожны со своими желаниями – они имеют свойство сбываться». Он оказался прав. Во время пандемии КОВИД-19 и средние школы, и институты перешли на компьютерное обучение. По мнению большинства учителей, профессоров, преподавателей, студентов, школьников и их родителей это два потерянных года. Тем, кто учит и учится, это совершенно понятно. Комментариев не надо.

Чем же пользуются новые интеллектуальные собственники, получившие благодаря Интернету огромные возможности? Статистика дает ответ на этот вопрос.

В среднем пользователи Интернета ежедневно проводили в сети 6,37 часов. При этом люди каждый день:

– смотрели телевизор в течение 3,23 часов,

– пользовались социальными сетями – 2,31 часа,

– читали онлайн и печатные медиа – 2,10 часа,

– слушали музыку на стриминговых сервисах – 1,3 часа,

– слушали радио – 0,59 часов,

– слушали подкасты – 1,02 часа,

– играли в игры на игровых каналах – 1,14 часа.

Дольше всех пользовались Интернетом молодые люди в возрасте 16–24 лет. Женщины в этой возрастной категории в среднем проводили в Сети 7,28 часа ежедневно, мужчины – 7,09 часов [см.: 21].

Дух захватывает! Потенциальные «интеллектуальные собственники» используют огромные открывшиеся возможности, прежде всего, в целях досуга. Огромную долю своей жизни они проводят, интересуясь чужой, призрачной реальностью…

Вместо того, чтобы двигаться вверх, пользуясь открывшимися техническими возможностями, общество идет вниз…

Здесь можно вспомнить искусственный интеллект, который способен делать домашние задания, писать письма, курсовые работы, сдавать экзамены, рисовать, обыгрывать лучших игроков в шахматы, в го и делать ещё много другого. Ситуация такова, что философы всё чаще спрашивают у тех, кто занимается искусственным интеллектом, – что же остается нам, людям?

У масштабной технологии, как у медали, есть обратная сторона. Почему же компьютеров так много – ведь они не играют значимой роли? Да потому, что они играют огромную социальную роль. Во-первых, потому что они «сжигают» свободное время миллиардов людей. Во-вторых, потому что они позволяют управлять обществом. Вспомним, что во главу угла в постиндустриальном обществе становится человек. Он становится и субъектом, и объектом прикладываемых усилий.

Социальные сети сыграли огромную роль – они показали всем вопиющее социальное, региональное, профессиональное и множество других видов неравенства. И сейчас миллиарды людей говорят, пишут, думают: «Отдайте нам наше!». Это приближает мир и к масштабным войнам, и к глобальному переселению.

Французский социолог Жак Аттали, анализируя тренды социальных перемен и возможности компьютеров, пришел к выводу, что в ближайшее полвека наступит эра гиперконтроля.

«Наблюдение – модное словечко грядущих времен.

Наступит время гиперконтроля. С помощью новейших технологий можно будет узнать всё о происхождении продукции и передвижении людей, что в далеком будущем станут использовать для военных целей. Датчики и миниатюрные камеры на всех общественных и частных территориях, в офисах и местах отдыха, даже в мобильных устройствах начнут следить за приездами и отъездами. Уже сейчас телефон позволяет не только общаться, но и отслеживать абонента. Посредством биометрических технологий (отпечатки пальцев, радужная оболочка глаза, форма рук и лица) будут наблюдать за перемещением путешественников, работников, потребителей. Контроль за состоянием здоровья, тела, души или качества продукции станет осуществляться с применением многочисленных аналитических машин…

Ничего не удастся держать в секрете, больше не останется причин для скромности и скрытности. Все будут знать всё обо всех. У людей исчезнет чувство стыда и одновременно увеличится толерантность…

Компании будут диктовать людям, как жить: защищаться, производить и потреблять» [23, c. 176–178].

Где же тут «гражданское общество»?

Но, может быть, это всего лишь антиутопия мрачного социолога? Отнюдь нет. Это именно тот курс, который, опираясь на современные технологии, предлагает Давосский экономический форум. Его организатор и руководитель Клаус Шваб выдвинул идею Четвертой промышленной революции. Он вместе с экспертами полагал, что человечество к 2025 году должно пройти через несколько переломных моментов. Среди них:

– 10 % людей носят одежду, подключенную к сети Интернет;

– 90 % людей имеют возможности неограниченного и бесплатного (поддерживаемого рекламой) хранения данных;

– 1 триллион датчиков, подключенных к сети Интернет;

– первый имеющийся в продаже имплантируемый мобильный телефон;

– первый робот с искусственным интеллектом в составе корпоративного совета директоров [см.: 24, c. 39–40].

На мой взгляд, сейчас настала пора думать об управлении рисками планируемых перемен и о том, как человеку остаться человеком.

В монографии Н. К. Оконской значительная часть посвящена духовности, на которую она смотрит с позиций «понимающей психологии». При всем уважении к психологам, среди которых были и есть выдающиеся исследователи, можно сказать, что эта дисциплина ещё не сложилась. Классики регулярно называли своих коллег шарлатанами. То, что прекрасно получалось у основоположников, обычно не получалось у их учеников. Их алгоритмы и подходы оказывались неотчуждаемы от авторов [см.: 25]. Категоричность и справедливость этого суждения показывает судьба отечественного образования. В 1960-х годах советское образование было одним из лучших в мире. Американский президент Джон Кеннеди говорил, что Советы обогнали Америку в космосе за школьной партой. В основе нашего образования лежал предметоцентрический подход. Школьников оценивали по тому, как они освоили преподаваемые предметы, а учителей по успехам их учеников. Школа была ориентирована на то, чтобы давать знания, умения, навыки.

После революции советское образование стали энергично ломать под лозунгом, выдвинутым психологом от образования А. Г. Асмоловым: «От культуры полезности к культуре достоинства». Декларировался и происходил переход от предметоцентрической к личностно-ориентированной концепции. При этом совершенно не важно, что знает ученик и чему его учит учитель. Главное, чтобы личность ученика развивалась. Международные сравнения показали, что наш «ученик» по умению применять знания по математике, по физике и естественным наукам и по чтению на родном языке оказался… в четвертом десятке.

При этом и ведущие психологи, и Академия образования из года в год говорили, что мы идем верным курсом и благодарили руководство страны за заботу об образовании.

Но ведь черное есть черное, а белое – белое. И когда я толковал всё это академику Академии образования, он мне всё объяснил: «Конечно вы правы. Именно так и надо говорить! Но я-то не могу это делать – мне надо ещё жену провести в член-корреспонденты». Видимо, это и есть понимающая психология. По-моему, опираться на неё в философских рассуждениях не стоит.

Монография Н. К. Оконской заслуживает внимания и обсуждения. В ней представлено целостное мировоззрение. Здесь есть о чем поговорить. В романтические времена Вольтер говорил о таких сочинениях: «Я не согласен ни с одним словом, которое вы говорите, но готов умереть за ваше право это говорить».

Мне кажется, что сейчас итог сказанного в тексте может быть выражен десятым тезисом о Фейербахе, касающемся самоорганизации:

«Точка зрения старого материализма есть “гражданское общество”, точка зрения нового материализма есть человеческое общество или обобществившееся человечество».

Заключение

Но это совсем другая история.

Фольклор

Трудно оторваться от работы, которую прочитал несколько раз, и больше не обращать внимание на детали. Поэтому обращу внимание только на два фрагмента.

Автор монографии подчеркивает: «Данное суждение позволяет привести ещё одно логическое умозаключение против захватнической теории возникновения собственности: агрессивность объединяемых в экономические союзы людей стала бы главной причиной их периодической гибели, под воздействием гормонов размножения или в борьбе за социальный статус в иерархической лестнице. Поскольку этого не случилось за миллионы лет, мы можем с уверенностью заключить, что человек вида “homo sapiens”, в отличие от питекантропов, синантропов, неандертальцев и других гоминидов, по своей природе добр, неагрессивен» [1, c. 26]. Похвала неожиданная, но от этого не менее приятная. Радостно, что мы, в конце концов, обошли питекантропов, синантропов и прочих гоминидов. Видна и связь с классикой. Гегель полагал, что человек по натуре зол. Фейербах, что добр и вообще «Бог есть любовь». Как не согласиться с Фейербахом? Хотя сегодня большинство считает, что всё зависит от обстоятельств и такие обобщения великих философов не вполне корректны…

Обращу внимание ещё на одно суждение Н. К. Оконской: «Человек как ценность – та часть человека (связь, общее), которая объединяет его в монолит социума, развивающегося скачками как вширь, так и ввысь. Следовательно, не каждый человек несет в себе ценность, зачастую представляя собой только часть ценности, более емкой и сложной (жизнь). Потенциал ребенка (“слеза ребенка” Достоевского) всегда выше потенциала взрослых, уже реализовавших свои возможности. Это запас прочности культуры» [1, c. 81].

Конечно, дети – это наше всё. Но, может быть, не надо так жестко с нами – взрослыми. Может быть, мы тоже кому-нибудь для чего-нибудь пригодимся? Хотя бы детям…

Слова из диалога Ивана Карамазова с братом Алешей про «слезинку ребенка» и высшую гармонию очень популярны среди авторов либерального плана. Дети плакали, плачут и будут плакать, и гиперболу великого писателя, герои которого обсуждали вопрос о существовании Бога, конечно, не следует рассматривать как руководство к действию.

Видимо, теперь надо спуститься с небес, которым посвящена часть книги Н. К. Оконской, на грешную землю.

Как и писали классики в начале XX века, при монополии развитие производства, позволяющего создавать собственность, приводит к дальнейшей монополизации и развитию криминала.

Что такое наше мнение или даже мнение президента России среди гигантского информационного потока, которым рулят CNN, BBC, Reuters, Associated Press, Time, Forbes и несколько других. Их возможности позволяют реализовать «культуру отмены» в отношении России. Мы видели, мы знаем, мы сказали, но кто же нас услышит?!

Есть и обратная сторона у компьютерной реальности. В России за пять лет число киберпреступлений возросло в 8 раз, а раскрываемость этих преступлений не превышает 25 % [см.: 26].

Более того, новейшая история показывает, что инструмент становится доминирующим по сравнению с той сущностью, для обслуживания которой он был создан. Деньги были созданы, чтобы обслуживать обмен товарами. Но затем финансовый капитал многократно превзошел промышленный и крайне выгодно стало «делать деньги из денег». Валовый годовой глобальный продукт составляет около $100 трлн, а объем финансовых инструментов превысил 1000 трлн. Хвост уверенно виляет собакой. Многие войны происходят потому, что накопилось много «плохих» долгов и кредитов, и войны – способ «списать их».

Однако происходит следующая метаморфоза: четвертая власть теснит три предшествующие. Стремительно развиваются гуманитарные технологии. Ранее рынок удовлетворял существующие потребности. Ныне цифровые платформы создают их у миллиардов людей. Именно они определяют, что нам следует знать, покупать, каких артистов и политиков ценить и уважать, а каких презирать. Это другая реальность.

Известный социолог М. Г. Делягин так определяет эту метаморфозу: «Спекулятивный финансовый капитал в наиболее передовой (активной и осознанной) своей части к настоящему времени уже полностью и окончательно переродился в капитал социальных платформ (“цифровой капитал”), неуклонно и последовательно, без всяких сантиментов рвущий все и всяческие связи со своим “материнским” фундаментом…

Принципиально значимая с точки зрения управляющих систем специфика социальных платформ (и тем более “цифровых экосистем”) заключается в том, что они обеспечивают управление каждым отдельно взятым индивидом непосредственно и напрямую, без привычного и кажущегося уже объективно необходимым, а теперь ставшим совершенно излишним посредничества “приводных ремней” в виде тех или иных организаций и денег» [27, c. 62–63]. Это ни что иное, как расшифровка концепции Четвертой промышленной революции, продвигаемой Давосским экономическим форумом.

За всем этим стоят новые общественные отношения: «Главным товаром информатизированной экономики объективно является информация… Насколько можно судить в настоящее время, главной ценностью человека в новых условиях стало его внимание – не традиционный обмен благ на деньги, а качественно иной по своей природе и значению обмен внимания на эмоции» [27, c. 68–69].

В рамках этой продвигаемой концепции возникает другая социальная структура, напоминающая ту, которая была очерчена в первой серии антиутопии братьев Вачовски «Матрица».

Высший уровень – «архитекторы», немногочисленные владельцы социальных платформ.

Второй уровень – специалисты, которых нужно будет немного (их сейчас часто называют салариатом).

Третий уровень – «дно» общества – остальные люди (прекариат или новые опасные классы). Они разобщены, находятся в «коконе комфорта» и являются объектом манипулирования.

Куда же здесь бедному «интеллектуальному собственнику» податься со своей «собственностью»?!

Надежда состоит в том, что это не финал – продолжение следует. Не всех устраивает описанный расклад, к которому ведут мировое сообщество. И у них есть свои козыри в рукаве.

Но это совсем другая история.

Список литературы

1. Оконская Н. К. Интеллектуальная собственность в информационную эпоху, социогенез и перспективы развития. – Пермь: ПНИПУ, 2018. – 276 с.

2. Проектирование будущего. Проблемы цифровой реальности. (2–3 февраля 2023 г., г. Москва). / Под ред. Г. Г. Малинецкого. – М.: ИПМ им. М. В. Келдыша, 2023. – 360 с.

3. Невозможное сегодня станет возможным завтра. Памяти К. Э. Циолковского // Официальный сайт Объединённого мемориального музея-заповедника Ю. А. Гагарина. – URL: https://museumgagarin.ru/news/nevozmozhnoe_segodnya_stanet_vozmozhnym_zavtra_pamyati_k_e_tsiolkovskogo/ (дата обращения 30.03.2024).

4. Гейзенберг В. Физика и философия. Часть и целое. – М.: Наука, 1989. – 400 с.

5. Фукуяма Ф. Конец истории? / Пер. с япон. А. А. Яковлева // Философия истории: Антология / Под. ред. Ю. А. Кимилева. – М.: Аспект Пресс, 1995. – С. 290–310.

6. Белл Д. Грядущее постиндустриальное общество. Опыт социального прогнозирования / Перевод с английского. Изд. 2-ое, испр. и доп. – М.: Academia, 2004. – 788 c.

7. Гиренок Ф. И. Удовольствие мыслить иначе. – М.: Проспект, 2021. – 224 с.

8. Малинецкий Г. Г. Развитие и освоение компьютерного пространства и стратегическая стабильность. – СПб: ПОЛИТЕХ-ПРЕСС, 2023. – 108 с.

9. Ленин В. И. Что делать? // Полное собрание сочинений. Т. 6. – М.: Издательство политической литературы, 1972. – С. 1–192.

10. Самые яркие цитаты Юрия Лужкова. – URL: https://riamo.ru/articles/aktsenty/samye-yarkie-tsitaty-yuriya-luzhkova-xl/ (дата обращения 30.03.2024).

11. Бетелин В. Б. Горизонты цифрового будущего страны завтра это модели её экономики и образования сегодня / Проектирование будущего. Проблемы цифровой реальности. (3–4 февраля 2022 г., г. Москва). / Под ред. Г. Г. Малинецкого. – М.: ИПМ им. М. В. Келдыша, 2022. – С. 30–35.

12. Указ Президента Российской Федерации от 7 мая 2024 года №309 «О национальных целях развития Российской Федерации до 2030 года на перспективу до 2036 года» // ГАРАНТ – законодательство (кодексы, законы, указы, постановления) РФ, аналитика, комментарии, практика. – URL: https://www.garant.ru/products/ipo/prime/doc/408892634/ (дата обращения 30.03.2024).

13. Weizsäker E. U., Wijkman A. Come On! Capitalism. Short-Termism, Population and the Destruction of the Planet. A Report to the Club of the Roma. – NY: Springer Nature, 2018. – 220 p.

14. Генсек ООН возвестил о четырех угрожающих миру «всадниках апокалипсиса» // Новости в России и мире – ТАСС. – URL: https://tass.ru/mezhdunarodnaya-panorama/7582237 (дата обращения 30.03.2024).

15. Перкинс Дж. Исповедь экономического убийцы / Пер. с англ. Н. Л. Богомоловой. – М.: ООО «Протекст», 2004. – 330 с.

16. Гражданское общество // Википедия – свободная энциклопедия. – URL: https://ru.wikipedia.org/wiki/Гражданское_общество (дата обращения 30.03.2024).

17. Интеллектуальная собственность // Википедия – свободная энциклопедия. – URL: https://ru.wikipedia.org/wiki/Интеллектуальная_собственность (дата обращения 30.03.2024).

18. Малинецкий Г. Г. Синергетика – новый стиль мышления: Предметное знание, математическое моделирование и философская рефлексия в новой реальности. – М.: URSS, 2022. – 288 с.

19. Малинецкий Г. Г. Постиндустриальный вызов и новая гуманитаристика: Взгляд на проблемы человека через призму самоорганизации. – М.: URSS, 2024. – 232 c.

20. Харари Ю. Н. Homo Deus. Краткая история будущего. / Пер. с англ. А. А. Андреева. – М.: Синдбад, 2018. – 496 с.

21. Арбузова А. Как и на что пользователи тратили время в интернете в 2022 году. – URL: https://trends.rbc.ru/trends/industry/6417ec8e9a794760e8dfe0d1 (дата обращения 30.03.2024).

22. Гурова Т., Полунин Ю. Наступление «синих воротничков» // Эксперт. – 2017. – № 3. – С. 13–17.

23. Аттали Ж. Краткая история будущего. – СПб.: Питер, 2014. – 288 с.

24. Шваб К. Четвертая промышленная революция. – М.: Издательство «Э», 2017. – 208 с.

25. Аристов С. Великие психологи. – М.: Молодая гвардия, 2019. – 332 с.

26. Овчинский В., Сухаренко Л. Мир криминала. Преступность в период пандемии // Завтра. – 2021. – № 9 (1419). – С. 3.

27. Делягин М. Г. Мир после информации. Стабильность «[c] той стороны». – М.: Институт проблем глобализации, 2023. – 218 с.

References

1. Okonskaya N. K. Intellectual Property in the Information Age, Sociogenesis and Development Prospects [Intellektualnaya sobstvennost v informatsionnuyu epokhu, sotsiogenez i perspektivy razvitiya]. Perm: PNIPU, 2018, 276 p.

2. Malinetskiy G. G. (Ed.) Designing the Future. Problems of Digital Reality: 2–3 February 2023, Moscow [Proektirovanie buduschego. Problemy tsifrovoy realnosti: 2–3 fevralya 2023 g., g. Moskva]. Moscow: IPM imeni M. V. Keldysha, 2023, 360 p.

3. What Is Impossible Today Will Become Possible Tomorrow. In Memory of K. E. Tsiolkovsky [Nevozmozhnoe segodnya stanet vozmozhnym zavtra. Pamyati K. E. Tsiolkovskogo]. Available at: https://museumgagarin.ru/news/nevozmozhnoe_segodnya_stanet_vozmozhnym_zavtra_pamyati_k_e_tsiolkovskogo/ (accessed 30 March 2024).

4. Heisenberg W. Physics and Philosophy [Fizika i filosofiya]. Moscow: Nauka, 1989, 400 p.

5. Fukuyama F. The End of History? [Konets istorii?]. Filosofiya istorii: Antologiya (Philosophy of History: Anthology). Moscow: Aspekt Press, 1995, pp. 290–310.

6. Bell D. The Coming of Post-Industrial Society: A Venture in Social Forecasting [Gryaduschee postindustrialnoe obschestvo. Opyt sotsialnogo prognozirovaniya]. Moscow: Academia, 2004, 788 p.

7. Girenok F. I. The Pleasure of Thinking Differently [Udovolstvie myslit inache]. Moscow: Prospekt, 2021, 224 p.

8. Malinetskiy G. G. Development and Exploration of the Computer Space and Strategic Stability [Razvitie i osvoenie kompyuternogo prostranstva i strategicheskaya stabilnost]. Saint Petersburg: POLITEKh-PRESS, 2023, 108 p.

9. Lenin V. I. What Is to Be Done? [Chto delat?]. Polnoe sobranie sochineniy. T. 6 (Complete Works. Vol. 6). Moscow: Izdatelstvo politicheskoy literatury, 1972, pp. 1–192.

10. The Most Striking Quotes from Yuri Luzhkov [Samye yarkie tsitaty Yuriya Luzhkova]. Available at: https://riamo.ru/articles/aktsenty/samye-yarkie-tsitaty-yuriya-luzhkova-xl/ (accessed 30 March 2024).

11. Betelin V. B. The Horizons of the Country’s Digital Future Tomorrow Are the Models of Its Economy and Education Today [Gorizonty tsifrovogo buduschego strany zavtra eto modeli ee ekonomiki i obrazovaniya segodnya]. Proektirovanie buduschego. Problemy tsifrovoy realnosti: 2–3 fevralya 2023 g., g. Moskva (Designing the Future. Problems of Digital Reality: 2–3 February 2023, Moscow). Moscow: IPM imeni M. V. Keldysha, 2022, pp. 30–35.

12. Executive Order of the President of the Russian Federation of May 7, 2024 no. 309 “On the Development Goals of the Russian Federation through 2030 and for the Future until 2036” [Ukaz Prezidenta Rossiyskoy Federatsii ot 7 maya 2024 goda № 309 “O natsionalnykh tselyakh razvitiya Rossiyskoy Federatsii do 2030 goda na perspektivu do 2036 goda]. Available at: https://www.garant.ru/products/ipo/prime/doc/408892634/ (accessed 30 March 2024).

13. Weizsäker E. U., Wijkman A. Come On! Capitalism. Short-Termism, Population and the Destruction of the Planet. A Report to the Club of the Roma. New York: Springer Nature, 2018, 220 p.

14. The UN Secretary General Announced Four “Horses of the Apocalypse” Threatening the World [Gensek OON vozvestil o chetyrekh ugrozhayuschikh miru “vsadnikakh apokalipsisa”]. Available at: https://tass.ru/mezhdunarodnaya-panorama/7582237 (accessed 30 March 2024).

15. Perkins J. Confessions of an Economic Hit Man [Ispoved ekonomicheskogo ubiytsy]. Moscow: OOO “Protekst”, 2004, 330 p.

16. Civil Society [Grazhdanskoe obschestvo]. Available at: https://ru.wikipedia.org/wiki/Гражданское_общество (accessed 30 March 2024).

17. Intellectual Property [Intellektualnaya sobstvennost]. Available at: https://ru.wikipedia.org/wiki/Интеллектуальная_собственность (accessed 30 March 2024).

18. Malinetskiy G. G. Synergetics of a New Style of Thinking: Subject Knowledge, Mathematical Modeling and Philosophical Reflection in a New Reality [Sinergetika – novyy stil myshleniya: Predmetnoe znanie, matematicheskoe modelirovanie i filosofskaya refleksiya v novoy realnosti]. Moscow: URSS, 2022, 288 p.

19. Malinetskiy G. G. Post-Industrial Challenge and New Humanities: A Look at Human Problems Through the Prism of Self-Organization [Postindustrialnyy vyzov i novaya gumanitaristika: Vzglyad na problemy cheloveka cherez prizmu samoorganizatsii]. Moscow: URSS, 2024, 232 p.

20. Harari Y. N. Homo Deus: A Brief History of Tomorrow [Homo Deus. Kratkaya istoriya buduschego]. Moscow: Sindbad, 2018, 496 p.

21. Arbuzova A. How and What Users Spent Time on the Internet in 2022 [Kak i na chto polzovateli tratili vremya v 2022 godu]. Available at: https://trends.rbc.ru/trends/industry/6417ec8e9a794760e8dfe0d1 (accessed 30 March 2024).

22. Gurova T., Polunin Yu. The Blue-Collar Offensive [Nastuplenie “sinikh vorotnichkov”]. Ekspert (Expert), 2017, no. 3, pp. 13–17.

23. Attali L. A Brief History of the Future [Kratkaya istoriya buduschego]. Saint Petersburg: Piter, 2014, 288 p.

24. Schwab K. This Fourth Industrial Revolution [Chetvertaya promyshlennaya revolyutsiya]. Moscow: Izdatelstvo “E”, 2017, 208 p.

25. Aristov S. Great Psychologists [Velikie psikhologi]. Moscow: Molodaya gvardiya, 2019, 332 p.

26. Ovchinskiy V., Sukharenko L. World of Crime. Crime During a Pandemic [Mir kriminala. Prestupnost v period pandemii]. Zavtra (Tomorrow), 2021, no. 9 (1419), p. 3.

27. Delyagin M. G. The World after Information. Stability “From the Other Side” [Mir posle informatsii. Stabilnost “[c] toy storony”]. Moscow: Institut problem globalizatsii, 2023, 218 p.

Ссылка на статью:
Малинецкий Г. Г. Интеллектуальная собственность. Надежды и реальность // Философия и гуманитарные науки в информационном обществе. – 2024. – № 1. – С. 12–39. URL: http://fikio.ru/?p=5550.