Электронный журнал | Философия и гуманитарные науки в информационном обществе

Мы исследуем современное информационное общество в целостности – с точки зрения философии, теории культуры, истории, социологии, психологии и педагогики, филологии, политологии. Нас интересует, во-первых, всё то новое, что в нём формируется, а во-вторых – взгляд на прошлое цивилизации с точки зрения человека и науки информационной эпохи. Журнал входит в РИНЦ.

Последний номер:

Скачать

Журнал издаётся на базе кафедры истории и философии, входящей в состав гуманитарного факультета Санкт-Петербургского государственного университета аэрокосмического приборостроения

Новые статьи:

Культурология

Рецепции функционалистской концепции культуры Б. Малиновского в социокультурной антропологии и культурологии

Новый номер!

УДК 130.2

Выжлецов Павел Геннадиевич – Санкт-Петербургский государственный университет аэрокосмического приборостроения, кафедра истории и философии, доцент, кандидат философских наук, доцент, Санкт-Петербург, Россия.

Email: vyzhletsov@mail.ru

SPIN: 9342-8082

Выжлецова Наталья Викторовна – Санкт-Петербургский государственный университет аэрокосмического приборостроения», кафедра рекламы и современных коммуникаций, доцент, кандидат культурологии, доцент, Санкт-Петербург, Россия.

Email: maus72@mail.ru

SPIN: 9318-8158

Авторское резюме

Состояние вопроса: Методология и основные понятия культурологии Б. Малиновского до сих пор вызывают интерес. Различные исследователи по-разному определяют их содержание и дают им неодинаковые оценки.

Методы исследования: Путем применения методов как компаративного, так и герменевтического анализа была осуществлена реконструкция используемого понятийного аппарата Б. Малиновского и дана выборочная характеристика рецепций его научного наследия.

Результаты: Осуществлена реконструкция основных идей и понятий функционалистской концепции культуры Б. Малиновского, а также постепенно изменяющегося осмысления и оценки его вклада в развитие представлений о культуре в целом, что и представляет наибольшую сложность. Последняя связана с тем, что при продумывании современных реалий мы встречаемся с ограниченным терминологическим аппаратом. Для преодоления указанной сложности были выявлены такие специфические черты понятия «рецепция», как историчность, отношение современности к традиции (современность – классика), диалог. В результате применения данного понятия к наследию Б. Малиновского сделан вывод, что рецепция его достижений представителями научного сообщества в социокультурной антропологии и культурологии претерпевает постепенные изменения.

Область применения результатов: культурология; социокультурная антропология; философия культуры; этнология.

Выводы: В ракурсе современной рецепции научного наследия Б. Малиновского он сам, как и А. Р. Рэдклифф-Браун, рассматривается в качестве основателя «парадигмы» в социокультурной антропологии, заложившего предпосылки для преодоления позитивистского подхода в этой области исследований и изменившего представления о сути культуры. В культурологической рецепции основоположник культурологии Л. Уайт, подчеркивая достижения и выявляя недостатки функционалистской концепции Б. Малиновского, включил исследование структуры и функций культурных систем в предметное поле культурологии, а функциональный тип интерпретации культуры ввел в состав задач культуролога и своего системного метода исследования культуры.

Ключевые слова: рецепция; функционализм; Б. Малиновский; социокультурная антропология; культурология; культура.

Receptions of B. Malinowski’s Functionalist Conception of Culture in Sociocultural Anthropology and Cultural Studies

Vyzhletsov Pavel Gennadyevich – Saint Petersburg State University of Aerospace Instrumentation, Department of History and Philosophy, Associate Professor, PhD, Saint Petersburg, Russia.

Email: vyzhletsov@mail.ru

Vyzhletsova Natalya Viktorovna – Saint Petersburg State University of Aerospace Instrumentation, Department of Advertising and Modern Communications, Associate Professor, PhD, Saint Petersburg, Russia.

Email: maus72@mail.ru

Abstract

Background: The methodology and basic concepts of B. Malinowski’s cultural studies are still of interest. Researchers define their content in different ways and give them different assessments.

Research methods: By applying the methods of both comparative and hermeneutic analyzes, the used conceptual apparatus of B. Malinowski was reconstructed and a selective characteristic of the receptions of his scientific heritage was given.

Results: The reconstruction of the main ideas of B. Malinowski’s functionalist conception of culture, as well as the gradually changing evaluation of his contribution to the development of ideas about culture in general, which is the most difficult, has been carried out. The latter is due to the fact that when thinking through modern realities, we encounter a limited terminological apparatus. To overcome this complexity, such specific features of the concept of “reception” as historicity, the relationship between modernity and tradition (modernity – classics), dialogue were identified. Applying this concept to B. Malinowski’s heritage, we concluded that the reception of his achievements by representatives of the scientific community in sociocultural anthropology and cultural studies undergoes gradual changes.

Research implications: cultural studies; culturology; sociocultural anthropology; philosophy of culture; ethnology.

Conclusion: From the perspective of the modern reception of B. Malinowski’s scientific heritage, he himself, like A. R. Radcliffe-Brown, is considered as the founder of the “paradigm” in sociocultural anthropology. B. Malinowski laid the prerequisites for overcoming the positivist approach in this field of research and changed the idea of culture essence. In culturological reception, L. White, the founder of culturology, emphasizing the achievements and identifying faults of B. Malinowski’s functionalist conception, included the study of the structure and functions of cultural systems in the subject field of culturology. He introduced the functional type of interpretation of culture into the tasks of a culturologist and his systemic method of studying culture.

Keywords: reception; functionalism; B. Malinowski; sociocultural anthropology; cultural studies; culture.

Введение. Понятие рецепции

Прежде, чем рассматривать взгляды Б. Малиновского, необходимо обратиться к понятию «рецепция» в современном гуманитарном знании. Согласно В. Л. Махлину, возникновение современного термина «рецепция» в гуманитарном, философском и частично естественно-научном знании является следствием определенного «социально-исторического события» [9, с. 211]. Данное «событие» он связывает с переориентацией указанных областей исследований в контексте нового осмысления истории. Последнее предполагает переосмысление истории в плане приложения опыта «революционной эпохи 1920-х годов» к глобальным проблемам, сложившимся в общественной жизни и получившим отражение в гуманитарных исследованиях в 1960-х годах [см.: 9, с. 211]. Обозначенное положение вещей нашло свое воплощение в процедурах эмансипации от догматических установок, содержащихся как в специфике позитивистского мышления, так и в формально-историческом и идеалистическом подходах [9, с. 211].

Современное представление о рецепции складывается в первую очередь в немецком направлении герменевтической мысли [см.: 9, с. 211]. В поле гуманитарного, социально-исторического знания понятие «рецепция» ввел Г. Блюменберг в статье «Порог эпох и рецепция» (1958), связывая переход от античности к христианству, т. е. «порог эпох» с малозаметными изменениями и процессами. Тем самым он «предвосхитил теорию “смены парадигм” Т. Куна (1962)» [9, с. 215–216]. Махлин уточняет, что в центре внимания Т. Куна находились не сами научные революции, а их «рецепция» в контексте истории естествознания, «т. е. влияние, воздействие естественно-научных открытий на научные сообщества» [9, с. 217]. Согласно же Г. Р. Яуссу, «термин “рецепция” знаменует, в сущности, “cмену парадигмы”» в гуманитарном знании [9, с. 212].

На основе исследования В. Л. Махлина, дистанцируясь от специфических философско-герменевтических деталей спора между Х.-Г. Гадамером и Г. Р. Яуссом, представляется возможным выделить такие важные черты рецепции, как историчность; отношение современности к традиции (современность – классика), которое претерпевает постепенные изменения; сопоставимость со «сменой парадигм»; диалог. На этих основаниях понятие «рецепция» по сути представляет собой напряженный и насыщенный диалог (критика, оценка и признание достижений автора, а также развитие его идей в последующих концепциях в перспективе формирования новой парадигмы) современности с традицией, как правило, предполагающий временную дистанцию.

Функционалистская концепция культуры Б. Малиновского

Функционализм как направление, а также и школа в социокультурной антропологии возник в результате изменения объекта исследования и был отчасти связан с системой колониализма. Для того, чтобы наиболее эффективно управлять незападными народами, ведущими традиционный образ жизни, согласно Б. Малиновскому, необходимо познать их склад ума, мировоззренческие установки, которые находятся в зависимости от культурных и общественных форм. Иначе говоря, познать культуру и общественный строй этих народов. В результате принципиальной задачей выступило изучение функционирования таких элементов (институтов) культурной и общественной жизни, которые гарантируют существование и выживание сообщества (племени, народа). Поэтому для Б. Малиновского культура есть такая целостная система, которая действует, то есть функционирует с целью удовлетворения человеческих потребностей.

Согласно Б. Малиновскому и А. Р. Рэдклифф-Брауну, основоположникам функционализма при изучении культурных и общественных явлений необходимо руководствоваться данными наблюдения, в первую очередь исходя из форм и функций феноменов. На этом основании функционалистский подход представляет собой методологию полевых этнографических исследований, предполагающую сравнительный анализ различных культур [см.: 12, с. 19]. В целом же в функционализме акцент делался на изучении элементов культуры либо как частей культурной или общественной системы (структуры), либо как их функций [см.: 3, с. 37].

У истоков функционализма как направления в антропологии находится разработка как функционалистской терминологии (включая понятия «структура», «функция», в частности, у Г. Спенсера), так и некоторых теоретических принципов в контексте становления социологии как науки в XIX – начале ХХ в. В данном контексте необходимо отметить, что идеи Спенсера оказали влияние на концепцию человека и культуры Б. Малиновского, исходившего из первенства биологических потребностей [см.: 2, с. 268].

Также необходимо подчеркнуть, что Э. Дюркгейм стремился дистанцироваться от проведения аналогии между обществом и организмом, утверждая, что лишь на основе изучения функций возможно постижение «корней» явлений. Исследователи отмечают, что «под “функцией” он понимал “отношение соответствия”, существующее между социальным фактом и некоторой “социальной потребностью”» [11, с. 177]. При этом Э. Дюркгейму было присуще антипсихологическое понимание функции: «Функция социального факта может быть только социальной, т. е. она заключается в создании социально полезных результатов» [11, с. 178]. А. Р. Рэдклифф-Браун разделял указанное положение, а Б. Малиновский его отрицал, и, как следствие, между ними сложились принципиальные разногласия [11, с. 177]. В результате в поздний период научной деятельности Рэдклифф-Браун отрицал самостоятельное существование культуры, считая ее целиком производной от общественной жизни.

Бронислав Каспар Малиновский (1884–1942), наряду с А. Рэдклифф-Брауном, – один из основателей современной британской социальной антропологии и родоначальник функционализма как направления в этой области знания. К основным работам Малиновского относятся следующие: «Семья у аборигенов Австралии. Социологическое исследование» (1913), «Аргонавты Западной части Тихого океана» (1922), «Функциональная теория» (1939), «Научная теория культуры» (1944).

В современной социокультурной антропологии опыт полевых исследований признается в качестве необходимого для становления антрополога как ученого. Принципиальный вклад в формирование данного представления внес Б. Малиновский.

В 1915 г. он отправился в экспедицию на Тробрианские острова, где более двух лет занимался полевыми, экспериментальными исследованиями. В связи с этим в британской научной традиции сложилось представление, что социальная антропология берет свое начало в 1915 г. [см.: 10, с. 1219]. На основе полученного опыта Б. Малиновский создал работу «Аргонавты Западной части Тихого океана» (1922), которая стала основой ряда монографий [см.: 10, с. 1219]. Полевые исследования на Тробрианских островах привели его к выводам как теоретического, так и методологического характера.

Теоретическим путем Малиновский пришел к убеждению о необходимости целостного изучения культуры, иначе говоря, любой ее элемент можно понять, лишь соотнося его с культурой в целом. Так, считая задачей полевой этнографии (антропологии) открытие законов жизни сообщества (племени) [см.: 6, с. 30], он утверждал, что «…этнограф должен исследовать все пространство племенной культуры во всех ее аспектах» [6, с. 29]. При изучении каждого элемента культуры необходимо достичь такой логичности, закономерности и упорядоченности, которые должны иметь место и при их объединении в одно целое [см.: 6, с. 29].

Малиновский разработал методологический прием такого включенного наблюдения, которое, с его точки зрения, позволяет увидеть мир глазами местных жителей. С этой целью он жил в палатке среди хижин меланезийцев, принимал участие в их повседневной жизни, уделял принципиальное внимание изучению местного языка. В результате Малиновский выработал основные положения метода полевого исследования. Согласно этим положениям, ученый обязан как ставить «научные цели», так и «знать те ценности и критерии», которым следует «современная этнография»; обеспечивать себе особые условия для работы, иначе говоря, жить среди местных жителей; использовать несколько специальных методов для сбора материалов и их изучения [см.: 6, с. 25]. При этом Малиновский уточнил задачу, состоявшую в установлении таких типичных способов «мышления и чувствования», которые соответствуют «институтам и культуре данного общества» [6, с. 41].

В труде «Аргонавты…» Малиновский создал программу этнографического (социально-антропологического) исследования, включавшую в себя формулировку теоретических, методологических аспектов и цели научной работы. В результате он писал о трех путях, которые ведут «к цели этнографических исследований»: 1) посредством метода «статистического документирования» обязаны быть отчетливо показаны как «организация племени», так и «анатомия его культуры»; 2) с помощью скрупулезных наблюдений в виде дневниковых этнографических записей необходимо заполнить указанные формы таким содержанием, которое касается «действительной жизни и типов поведения» племени и состоит из «случайных», неучтенных «факторов»; 3) необходимо представить «документ туземной ментальности» посредством собирания типических высказываний, «фольклорных элементов и магических формул» [6, с. 42]. Малиновский подводил итог: «…целью является осмысление мировоззрения туземца, отношение аборигена к жизни, понимание его взглядов на его мир» [6, с. 42]. Такая научная установка Малиновского была воспринята как программа принципиальных преобразований в сфере социальной антропологии. Под его влиянием принципиальным условием научной деятельности антрополога стало проведение полевых исследований, которые требовалось совмещать с теоретическим осмыслением полученных данных.

Функционалистская теория и методология была, в первую очередь, разработана в сочинениях: «Функциональная теория» (1939), «Научная теория культуры» (1944).

В работе «Функциональная теория» Малиновский утверждал, что «функционализм» не находится в оппозиции ни к эволюционизму, ни к историзму, ни к диффузионизму, а лишь считает необходимым определение функций и формы культурных явлений. Он полагал, что «функционализм» есть метод, предваряющий анализ культуры и дающий исследователю «критерии» для сравнения культурных явлений [см.: 7, с. 144].

Малиновский определял термин «функция» как результат действия какого-либо явления в социокультурной жизни народа. Функциями наделялись как результаты деятельности, так и общественные группы и институты, а сама функция обозначала «удовлетворение некоторой потребности» [11, с. 181]. Другая специфическая черта функции заключалась в ее неотделимости от культуры. В отличие от А. Р. Рэдклифф-Брауна, предметом социально-антропологического изучения для Малиновского выступала культура. Теоретические основы функционалистского подхода были представлены им в работе «Научная теория культуры» [10, с. 1219]. Согласно Малиновскому, функциональная теория выступает как теория культуры и ее основой являются биологические факторы. Он определял человеческую природу через «биологический вид», которому необходимо выживать, продолжать свой род и т. д., а для этого необходимо исполнять простейшие «требования» [см.: 7, с. 41]. Более того, он подчеркивал, что «…физиология трансформируется в знания, верования и социальные узы» [7, с. 89]. Отсюда следовало, что представление о потребностях выступило в качестве определяющего для концепции культуры Малиновского. При этом он различал «органические, или базовые» (т. е. «потребности тела»), и «производные» («культурные»). Биологические потребности удовлетворяются посредством формирования «вторичной искусственной среды», которая «есть культура». В результате возникновения культуры формируется «культурное качество жизни», которое порождает «производные» («культурные») потребности. В собственно культурных потребностях выделил «инструментальные императивы» и «интегративные императивы». Источником инструментальных императивов выступали такие виды деятельности, как экономическая, нормативная, образовательная, политическая, а, в отличие от них, к интегративным Малиновский относил магию, религию и науку [см.: 7, с. 42]. Современные исследователи приходят к выводу, что культура здесь понималась как в инструментальном плане, то есть в качестве средства для удовлетворения потребностей, так и функциональном ракурсе, то есть как «целостная единица» [11, с. 182]. Разрабатывая свою концепцию, Малиновский связал функциональное изучение культуры с институциональным [см.: 11, с. 182]. Понятием «институт» он обозначал «единицу организации» человеческого сообщества, предполагающую «соглашение по поводу… ряда традиционных ценностей, которые объединяют группу людей» [7, с. 43]. Согласно Малиновскому, институты осуществляют интегральное удовлетворение потребностей. Отсюда следовало, что как «функциональный», так и «институциональный» анализ способствуют строгому определению культуры: «Культура – это единое целое, состоящее частью из автономных, частью из согласованных между собой институтов» [7, с. 44]. Главная задача культуры заключается в удовлетворении всей совокупности потребностей человека. Таким образом, функционалистская концепция культуры основывалась на широком истолковании термина «функция», а процесс исследования был направлен на дефиницию функции какого-либо явления.

Малиновский сформулировал несколько «аксиом функционализма», и в их контексте определил культуру как такой «инструментальный аппарат», посредством которого человек разрешает проблемы, возникающие в процессе «его взаимодействия со средой с целью удовлетворения своих потребностей» [7, с. 127].

Ниже Малиновский конкретизировал свое понимание существа культуры. Культура представляет собой систему «участников, видов деятельности и отношений», и каждая из ее частей выступает в качестве средства для реализации конкретной «цели». При этом она целостна, а ее элементы зависят друг от друга. В качестве трехчастной системы культура направлена на решение «жизненно важных задач», все же ее части «организованы в институты» (в частности, семья, группа). Предназначение указанных институтов заключается в сотрудничестве в сферах хозяйства, политики, юриспруденции, образования. На основании специфики «типов деятельности» Малиновский обозначил динамику культуры, подразделяя ее на такие составляющие, как образовательная, экономическая, социально-контролирующая, познавательная, религиозная, моральная и художественная [см.: 7, с. 127–128]. Далее он определил понятие «культурный процесс». Последний предполагал наличие людей и отношений между ними, которые характеризовались наличием организации, использованием артефактов, общением (речь, символические средства). На этом основании Малиновский обнаружил взаимосвязанные «измерения культурного процесса» – «артефакты, организованные группы и символика» [7, с. 128].

Необходимо отметить, что биологизированное осмысление культуры, присущее поздним работам, не дает представления о его взглядах в целом. Так, понимание культуры, раскрытое Малиновским в трудах этнографического характера, демонстрирует, в частности, что родственные отношения выступают скорее в качестве основы «всех видов деятельности тробрианцев» [10, с. 1220], чем в виде биологических характеристик. Например, с точки зрения Малиновского, именно земледелие определяет социально-экономические отношения в меланезийском обществе, которые носят как родственный, так и общинный характер (деревенская община). При этом Малиновский разработал особую методику исследования родственных отношений.

Рецепции концепции культуры Б. Малиновского в социокультурной антропологии и культурологии

Учитывая, что социокультурная антропология развивалась в процессах взаимных этнологических и гуманитарно-теоретических влияний, в первую очередь, в Англии и США, а также в Германии и Франции, а также то, что понятие и предмет культурологии были обозначены Л. Уайтом, приведем пример понимания изменения парадигм, представленный Д. Маркусом в 2000-е годы на примере американской традиции. Согласно Маркусу, развитие социокультурной антропологии в США осуществлялось в рамках двух основных «парадигм», то есть специфических способов определения объекта, и, возможно, предмета исследования, постановки и решения научных проблем.

Во-первых, это «парадигма “народов и регионов”», заложенная Б. Малиновским в Британии и Ф. Боасом в США в первой половине XX века, которая характеризуется как «традиционная» [см.: 8, с. 44]. Причем Маркус уточняет, что в этот период «традиционная модель этнографического исследования, условно говоря – “модель Малиновского”», выступала в качестве центральной для антропологической области знания [8, с. 44]. Задача, поставленная перед антропологией, заключалась в обогащении «некоего глобального этнографического архива» посредством новых сравнительных полевых исследований [8, с. 43–44]. Объектом изучения выступали традиционные общества и культуры. Социальная и культурная антропология должна была внести свой вклад в разработку «общей науки о человеке» [8, с. 44].

Во-вторых, в 1990-е годы в социокультурной антропологии США место парадигмы «народов и регионов» заняла парадигма «процессов формирования и трансформирования культурной и социальной идентичности» [8, с. 49] человека, предполагающая изучение и современных западных культур. Указанные процессы, обусловленные состоянием глобализации мира, воплотились также и в усиливающемся характере междисциплинарности знаний. Эти процессы вызывают к жизни новые вопросы, в частности, относительно единства и целостности социокультурной антропологии, ее интегративных основ, что относится также и к задачам философско-антропологического исследования.

В отечественных исследованиях 2010-х годов делается вывод, что функционализм утвердился в качестве «господствующей парадигмы» [11, с. 179] в социальной антропологии в Великобритании в 1920-х годах.

Возвращаясь к диалогу и проблематике постепенного изменения парадигм внутри антропологической традиции, отметим, что основатель структурализма К. Леви-Стросс (1942) утверждал, что Б. Малиновский внес важнейший вклад в развитие гуманитарных наук. Так, Малиновский был первым, кто в области антропологии соединил вместе «этнологию и психоанализ» как наиболее «революционные области» научного исследования, и, поставив индивидуальное психическое развитие в зависимость от типических моделей культуры, сообщил психоанализу новое дыхание [см.: 5, с. 16]. Вместе с тем Леви-Стросс подвергал критике его теоретические построения, отмечая при этом почти совершенное пренебрежение как исторической перспективой, так и артефактами «материальной культуры» [5, с. 16].

Ученик Б. Малиновского Э. Эванс-Причард в работе, посвященной истории антропологических учений (1981), подчеркивал, что идея и практика проведения полевых исследований, включая изучение языка местных жителей и, соответственно, их культуры, принадлежит Малиновскому [см.: 16, с. 240]. Одновременно Эванс-Причард критиковал Малиновского как теоретика, неспособного к «абстрактному анализу» социальных явлений, и именно по этой причине у последнего не сложилось представление о «структуре» [см.: 16, с. 241–242]. В то же время анализ текстов Б. Малиновского свидетельствует о движении его мысли от выявления функций культуры к ее пониманию как целостного и системного образования. Также Эванс-Причард, подчеркивая значимость исторического знания, критиковал Малиновского и за то, что тот следовал образцу естествознания. Однако исследования 2000-х годов по меньшей мере поставили под вопрос однозначность последнего утверждения Эванс-Причарда. Так, согласно Д. Маркусу, публикация дневниковых записей Малиновского в 1967 году продемонстрировала противоречие между спецификой полевых этнографических исследований и той позитивисткой терминологией, которая использовалась в академической антропологической традиции, приводившей в том числе и к ограниченному пониманию сути культуры [8, с. 47]. Таким образом, предпосылки для перехода от позитивистского подхода к историческому и гуманитарному складывались постепенно.

В современной отечественной традиции А. К. Байбурин (2005) признает непреходящий научный вклад Б. Малиновского в развитие гуманитарного знания вообще в том, что последний изменил «взгляд на природу культуры» [1, с. 6]. Культура здесь предстает в качестве такой структуры, которая находится в соответствии с основополагающими человеческими потребностями [1, с. 6].

Обращаясь к современной культурологической рецепции, необходимо отметить следующее. Идея Малиновского о том, что «факт становится фактом культуры тогда, когда индивидуальный интерес перерастает в систему организованных действий», которая принята в определенном сообществе [15, с. 38], вызвала резкую критику Л. Уайта. С его точки зрения, основанием культуры выступает способность человека к созданию и пониманию символов, то есть к символизации, а не системный и организованный характер действий, определяемый интересом.

Создатель культурного эволюционизма как направления и школы в американской культурной антропологии и в ее рамках культурологии как науки Л. Э. Уайт называл Б. Малиновского, наряду с А. Р. Рэдклифф-Брауном, главой и выдающимся представителем функциональной этнологической школы, которая в 30-х гг. стала ведущей в Великобритании и США. Уайт определял данную школу как неэволюционную, а иногда антиэволюционную [см.: 14, с. 47]. По Уайту, исходный недостаток функционализма в целом и концепции Малиновского в частности (присущий также Ф. Боасу, М. Мид, А. Рэдклифф-Брауну и др.) заключается в отказе от изучения происхождения культуры. По этому поводу Уайт заметил, что Б. Малиновский с пренебрежением относится к поиску «истоков культуры» [14, с. 121]. Таким образом, принципиальный вопрос для родоначальника культурного эволюционизма Л. Уайта Малиновский считал бесполезным.

Уайт обращал внимание на противоречивость некоторых антропологических суждений Малиновского, который утверждал, что обычай кула (обмен ручных браслетов на ожерелья из бусин у меланезийцев Тробрианских островов) является экономическим институтом, то есть обменом полезными вещами и материальными ценностями. При этом сам же Малиновский пояснял, что обмен кула не носит прямого бартерного характера, «с оценкой эквивалентности и торгом» [14, с. 306]. Пытаясь объяснить этот обычай, Малиновский сопоставлял его с традицией переходящих спортивных кубков в американских колледжах. Однако даже в этом случае, как отмечал Л. Уайт, передача кубка победителю не имеет экономического характера, так как речь идет не об изготовлении и продаже, а об использовании кубков «в качестве призов» [14, с. 307]. Для Л. Уайта было очевидно, что обычай кула носит характер социально-психологической игры, происходящей по правилам и согласно ритуалу, участие в которой считается привилегией. Уайт отмечал, что в данном обычае, как и в случае потлача, мы встречаемся с игрой, предназначение которой заключается в том, чтобы «оказать почесть и выделить человека» [14, с. 306]. Он утверждал: «Раковины и ожерелья – лишь инструменты, с помощью которых ведется игра… Вещи обретают ценность благодаря участию в игре» [14, с. 306]. Отсюда особая важность вещей определяется именно игрой [14, с. 306].

Л. Уайт также подчеркивал, что в конце 1920-х – начале 1930-х гг. влияние в антропологии функциональных школ Малиновского и Рэдклифф-Брауна было принципиальным, что привело к изменению интеллектуальной позиции Ф. Боаса и его последователей. Согласно Уайту, на первых порах «группа Боаса» в американской этнологической школе подвергала функционализм суровой критике и насмешкам. Однако по мере того, как увеличивалось число сторонников функционализма, и последний достиг успехов в противодействии философским идеям «американской исторической школы», Ф. Боас начал распространять учение, обозначенное им как «культурная динамика», то есть он «разъяснял, что необходимо понимать, как работают культуры, что мы должны воспринимать культуры как интегральное целое и т. д. … “Культурная динамика” была представлена как особый вклад Боаса. Тем не менее по сути это был функционализм…» [14, с. 553–554].

С точки зрения изучения проблемы рецепции научного наследия Б. Малиновского в культурологии следует отметить, что, несмотря на острую критику некоторых положений учения Б. Малиновского и его функциональной школы, Л. Уайт ввел в состав предмета культурологии изучение структуры и функций культурных систем наряду с исследованием эволюционных процессов в культуре, а также диффузии (или «миграций культуры») и ее последствий [см.: 14, с. 79; 4, с. 82].

Наконец, Л. Уайт включил формально-функциональный тип интерпретации культуры в состав своего системного подхода к изучению культуры наряду с эволюционистским и временным (или историческим). Он утверждал, что выбор пути исследования находится в зависимости «от объекта или от склонности исследователя», но при этом «все три способа изучения и интерпретации равноценны» [14, с. 81].

Сама идея статьи Уайта «Теория эволюции в культурной антропологии. Историзм, эволюционизм и функционализм как три типа интерпретации культуры» появилась в ходе дискуссии на семинаре для студентов старших курсов Чикагского университета. Согласно Уайту, студенты были убеждены, что если ученый придерживается определенного подхода, в частности, эволюционизма, то он отрицает основные положения двух других и выступает против них: «Такое представление, возможно, покажется невероятным в 1975 г., но в 30-е годы оно было зачастую преобладающим; корпоративность, которая объединяла корифеев и их последователей, составлявших научные “школы”, была сильна» [14, с. 474]. Вышеуказанную статью Уайт целиком посвятил утверждению того, что функционализм является равноценным видом интерпретации культуры наряду с историческим и эволюционистским.

В связи с этим Уайт и определил функционализм как равноценный тип интерпретации культуры и ввел его в число трех оперативных задач культуролога: «…1) вычленить, определить и классифицировать типы социальных структур; 2) понять, каким образом каждая часть соотносится с остальными и как они все интегрированы в единое целое; 3) наметить путь социальной эволюции в обоих ее аспектах: структурном и функциональном» [14, с. 197].

Л. Уайт подчеркивал, что до 1890-х гг., когда «реакционное, антиэволюционистское направление», возглавляемое Ф. Боасом, стало доминировать в культурно-антропологических исследованиях, и «эволюционистские интерпретации были отвергнуты» [14, с. 477–478], два выдающихся представителя антропологии XIX в., Л. Морган и Э. Тайлор «различали упомянутые три вида процессов и строили свою работу с учетом их» [14, с. 478].

По мнению Л. Уайта, культурология (и культурная антропология) нуждаются во всех трех методах интерпретации культуры: историческом/временном (история обычаев, институтов, идей, форм искусства и т. д.); эволюционистском/формально-временном (эволюция отдельных черт культуры институтов, философских систем, эволюция культуры в целом); функционалистском/формально-функциональном (изучение социальной структуры и функции, «анатомии» и «физиологии» культур и обществ). Согласно Уайту, все указанные методы определяются целями и задачами исследователя, и при этом «один тип интерпретации столь же правомерен и необходим, как и другие. И все три – существенны, если мы хотим видеть науку сбалансированной и полной» [14, с. 495].

Итак, подчеркивая достижения (принципиальное влияние на развитие антропологии в Великобритании и США) и выявляя недостатки функционалистской концепции Б. Малиновского (отказ от изучения происхождения культуры, недостатки в интерпретации антропологических данных), Л. Уайт включил исследование структуры и функций культурных систем в предметное поле культурологии, а функциональный тип интерпретации культуры (исследование «морфологии» культуры) считал равноценным историческому и эволюционному, ввел его в состав оперативных задач культуролога и своего системного метода исследования культуры.

Выводы

Таким образом, «рецепция» научных достижений Б. Малиновского представителями научного сообщества, объединенного в наше время термином «социокультурная антропология», претерпевает постепенные изменения. Не претендуя на исчерпывающую полноту, выделим как некоторые оценки достижений Малиновского, так и его критику.

В 1940-х годах К. Леви-Стросс высоко оценивал объединение этнологических и психоаналитических знаний в области антропологии, осуществленных Малиновским, одновременно критикуя последнего за невнимание как к историческим исследованиям, так и к изучению данных материальной культуры.

В частности, в работе «Эволюция культуры…» (1959) Л. Уайт критиковал Малиновского за неверное, с его точки зрения, понимание основ культуры; за отказ от изучения исторического возникновения культуры; за некорректную интерпретацию некоторых этнографических фактов, в частности, обычая кула. Вместе с тем Уайт признавал Б. Малиновского, наряду с А. Р. Рэдклифф-Брауном, родоначальником функционалистской школы в антропологии и высоко оценивал его вклад в формирование нового подхода к анализу культуры как целостного образования, предполагающего вопросы о способах ее функционирования.

В очерках, посвященных истории антропологических учений (нач. 1950 – нач. 1970-х гг.) Э. Эванс-Причард подверг критике теоретические разработки Малиновского, в частности, за отсутствие четкого представления о том, что есть структура, а также за следование образцу естествознания. В то же время Эванс-Причард признавал, что методология и практика проведения полевых исследований, предполагающая изучение традиционных культур, принадлежит Малиновскому.

В 2000-е годы Д. Маркус подчеркивает, что этнографические дневники Малиновского являются свидетельством постепенно складывающихся предпосылок для преодоления позитивизма в антропологии. Также Маркус считает Малиновского основателем «парадигмы» в социокультурной антропологии в США. В этот же период А. К. Байбурин признает непреходящий научный вклад Б. Малиновского в том, что последний изменил «взгляд на природу культуры» [1, с. 6] вообще.

На этом основании современная рецепция научного наследия Б. Малиновского предполагает следующее: он сам (или совместно с А. Р. Рэдклифф-Брауном) выступил основателем «парадигмы» в социокультурной антропологии; заложил предпосылки для преодоления позитивистского подхода в этой области исследований; изменил наши представления о сути культуры.

Говоря о культурологической рецепции, основы который заложил Л. Уайт, нужно подчеркнуть, что последний включил исследование структуры и функций культурных систем в предметное поле культурологии, а функциональный тип интерпретации культуры ввел как в состав задач культуролога, так и своего системного метода исследования культуры, который многими признается ведущим и в современной отечественной культурологической традиции.

Список литературы

1. Байбурин А. К. Бронислав Малиновский и его «Научная теория культуры» // Малиновский Б. / Научная теория культуры. 2-е изд., испр. – М.: ОГИ, 2005. – С. 6-9.

2. Выжлецов П. Г. О концепции «сверхорганической» эволюции Г. Спенсера // Десятая международная научно-практическая конференция: Философия и культура информационного общества: тезисы докл. 17–19 ноября 2022 года. – СПб.: ГУАП, 2022. – С. 266–268.

3. Выжлецов П. Г., Выжлецова Н. В. Функциональная теория культуры Б. Малиновского // Философия и гуманитарные науки в информационном обществе. – 2017. – № 2. – С. 35–50.

4. Выжлецова Н. В., Выжлецов П. Г. Социокультурная антропология и культурология. Поля предметных исследований // Человек. Культура. Образование. – 2020. – № 2 (36). – С. 74–90. DOI: 10.34130/2233-1277-2020-2-74-90

5. Леви-Стросс К. Бронислав Малиновский // Б. Малиновский / Магия, наука и религия. – М.: Рефл-бук, 1998. – С. 16–17.

6. Малиновский Б. Избранное: Аргонавты западной части Тихого океана. – М.: Российская политическая энциклопедия, 2004. – 552 с.

7. Малиновский Б. Научная теория культуры. 2-е изд., испр. – М.: ОГИ, 2005. – 184 с.

8. Маркус Д. О социокультурной антропологии США, ее проблемах и перспективах // Этнографическое обозрение. – 2005. – № 2. – С. 43–55.

9. Махлин В. Л. Что такое «рецепция» (К истории понятия) // Вестник культурологии. – 2016. – № 1. – С. 208–232.

10. Никишенков А. А. Малиновский Бронислав Каспар // Культурология: Энциклопедия: в 2 т. Т. 1 / Гл. ред. и авт. проекта С. Я. Левит. – М.: Российская политическая энциклопедия, 2007. – С. 1218–1222.

11. Николаев В. Г. Функционализм // Социокультурная антропология: История, теория и методология: Энциклопедический словарь / Под ред. Ю. М. Резника. – М.: Академический Проект, Культура; Киров: Константа, 2012. – С. 176–191.

12. Орлова Э. А. Культурная (социальная) антропология: Состояние и динамика развития // Социокультурная антропология: История, теория и методология: Энциклопедический словарь / Под ред. Ю. М. Резника. – М.: Академический Проект, Культура; Киров: Константа, 2012. – С. 11–28.

13. Спенсер Г. Развитие политических учреждений. – СПб.: Издательство журнала «Мысль», 1882. – 330 с.

14. Уайт Л. Избранное: Эволюция культуры / Сост.: Л. А. Мостова; Отв. ред.: А. Н. Кожановский, О. Р. Газизова; Пер. с англ.: О. Р. Газизова и др. – М.: РОССПЭН, 2004. – 1064 с.

15. Уайт Л. А. Понятие культуры // Антология исследований культуры. Интерпретации культуры. – СПб.: СПбГУ, 2006. – С. 17–48.

16. Эванс-Причард Э. История антропологической мысли. – М.: Восточная литература, 2003. – 358 с.

17. Sterly J. Das Kulturkonzept Bronislaw Malinowskis. Eine kritische Prüfung // Anthropos. – 1967. – Bd. 62. – H. 5/6. – S. 815–822.

References

1. Bayburin A. К. Bronislaw Malinowski and His “Scientific Theory of Culture” [Bronislav Malinovskiy i ego “Nauchnaya teoriya kultury”]. B. Malinovskiy. Nauchnaya teoriya kultury (B. Malinowski. A Scientific Theory of Culture and Other Essays). Moscow: OGI, 2005, pp. 6-9.

2. Vyzhletsov P. G. On H. Spencer’s Concept of “Super-Organic” Evolution [O kontseptsii “sverkhorganicheskoy” evolyutsii G. Spensera]. Desyataya mezhdunarodnaya nauchno-prakticheskaya konferentsiya: Filosofiya i kultura informatsionnogo obschestva: tezisy dokladov (X International Scientific and Practical Conference “Philosophy and Culture in Information Society”). Saint Petersburg: GUAP, 2022, pp. 266–268.

3. Vyzhletsov P. G., Vyzhletsova N. V. Functional Theory of the Culture of B. Malinowski [Funktsionalnaya teoriya kultury B. Malinovskogo]. Filosofiya i gumanitarnye nauki v informatsionnom obschestve (Philosophy and Humanities in Information Society), 2017, no. 2 (16), pp. 35–50.

4. Vyzhletsova N. V., Vyzhletsov P. G. Sotsiokulturnaya antropologiya i kulturologiya. Polya predmetnykh issledovaniy [Socio-Cultural Anthropology and Culturology. Fields of Subject Studies]. Chelovek. Kultura. Obrazovanie (Human. Culture. Education), 2020, no. 2 (36), pp. 74–90. DOI: 10.34130/2233-1277-2020-2-74-90

5. Levi-Strauss C. Bronislaw Malinowski [Bronislav Malinovskiy]. B. Malinovskiy. Magiya, nauka i religiya (B. Malinowski. Magic, Science, and Religion). Moscow: Refl-buk, 1998, pp. 16-17.

6. Malinowski B. Argonauts of the Western Pacific [Izbrannoe: Argonavty zapadnoy chasti Tikhogo okeana]. Moscow: Rossiyskaya politicheskaya entsiklopediya, 2004, 552 p.

7. Malinowski B. The Scientific Theory of Culture [Nauchnaya teoriya kultury]. Moscow: OGI, 2005, 184 p.

8. Markus D. On the Sociocultural Anthropology of the United States, Its Problems and Prospects [O sotsiokulturnoy antropologii SShA, ee problemakh i perspektivakh]. Etnograficheskoe obozrenie (Ethnographic Review), 2005, no. 2, pp. 43–55.

9. Makhlin V. L. Chto takoe “retseptsiya” (K istorii ponyatiya) [What Is “reception” (Towards a History of the Concept)]. Vestnik kulturologii (Herald of Culturology), 2016, no. 1, pp. 208–232.

10. Nikishenkov A. A., Levit S. Y. (Ed.) Malinowski Bronislaw Kasper [Malinovskiy Bronislav Kaspar]. Kulturologiya: entsiklopediya: v 2 t. T. 1 (Culturology: Encyclopedia: in 2 vol. Vol. 1). Moscow: Rossiyskaya politicheskaya entsiklopediya, 2007, pp. 1218–1222.

11. Nikolaev V. G., Reznik Y. M. (Ed.) Functionalism [Funktsionalism]. Sotsiokulturnaya antropologiya: istoriya, teoriya i metodologiya: Entsiklopedicheskiy slovar (Sociocultural Anthropology: History, Theory and Methodology: Encyclopedic Dictionary). Moscow: Akademicheskiy Proekt, Kultura; Kirov: Konstanta, 2012, pp. 176–191.

12. Orlova E. A., Reznik Y. M. (Ed.) Cultural (Social) Anthropology: State and Dynamics of Development [Kulturnaya (sotsialnaya) antropologiya: Sostoyanie i dinamika razvitiya]. Sotsiokulturnaya antropologiya: istoriya, teoriya I metodologiya: entsiklopedicheskiy slovar (Sociocultural Anthropology: History, Theory and Methodology: Encyclopedic Dictionary). Moscow: Akademicheskiy Proekt, Kultura; Kirov: Konstanta, 2012, pp. 11–28.

13. Spencer H. The Development of Political Institutions [Razvitie politicheskikh uchrezhdeniy]. Saint Petersburg: izdatelstvo zhurnala “Mysl”, 1882, 330 p.

14. White L. Selected: The Evolution of Culture [Izbrannoe: Evolyutsiya kultury]. Moscow: ROSSPEN, 2004, 1064 p.

15. White L. A. The Concept of Culture [Ponyatie kultury]. Antologiya issledovaniy kultury. Interpretatsii kultury (Anthology of Culture Research. Interpretations of Culture). Saint Petersburg: SPbGU, 2006, pp. 17–48.

16. Evans-Pritchard E. A History of Anthropological Thought [Istoriya antropologicheskoy mysly]. Moscow: Vostochnaya literatura, 2003, 358 p.

17. Sterly J. Das Kulturkonzept Bronislaw Malinowskis. Eine kritische Prüfung. Anthropos, 1967, Bd. 62, H. 5/6, pp. 815–822.

Объявления

Изменение в периодичности выхода журнала

Редакционная коллегия журнала «Философия и гуманитарные науки в информационном обществе» извещает читателей и авторов, что по решению учредителя (принятого по просьбе редакционной коллегии) с 2022 года журнал выходит 3 раза в год.

Объявления

Философия и культура информационного общества – 2023

Уважаемые коллеги!

16–18 ноября 2023 года Санкт-Петербургский государственный университет аэрокосмического приборостроения совместно с Институтом философии НАН Беларуси, Санкт-Петербургским государственным технологическим институтом (Техническим университетом) и сетевым журналом «Философия и гуманитарные науки в информационном обществе» проводит Одиннадцатую международную научно-практическую конференцию «Философия и культура информационного общества».

Планируется провести конференцию в очном формате. Возможно также заочное участие с публикацией тезисов. Формат конференции может быть изменён в случае ухудшения эпидемиологической обстановки.

Задача конференции – изучение опыта исследования современного общества, развития российской цивилизации, философских, культурологических, социологических, политологических и психологических аспектов теории постиндустриального (информационного, цифрового) общества, её оценка с позиций философского материализма. Предполагается затронуть широкий круг проблем:
– мир до COVID-19 и после: пандемия и реальности информационного, цифрового общества;
– особенности развития российской цивилизации: прошлое, настоящее, будущее;
– новый взгляд на фундаментальные проблемы философии – концепции материи (бытия), развития и человека – в эпоху информационного общества;
– актуальные проблемы истории и культуры в информационном обществе;
– роль историко-философских и историко-культурных традиций в решении проблем современного общества;
– развитие философии в России и в Китае: традиции и взаимодействие;
– российская философия и проблемы информационного общества;
– политика и геополитика в информационном обществе;
– компьютерная техника, цифровые технологии, кибернетическая картина мира и их влияние на общественное развитие;
– изменения в культуре и искусстве информационного общества;
– современные проблемы развития науки и образования;
– человек в информационном обществе;
– тенденции развития физического воспитания студентов вуза в условиях формирования информационного общества;
– творчество в условиях информационного общества;
– человеческое творчество и эвристики искусственного интеллекта.

Сборник тезисов докладов будет размещён и проиндексирован в системе РИНЦ. Статьи, подготовленные на основе материалов конференции, могут быть размещены до или после её проведения в сетевом журнале «Философия и гуманитарные науки в информационном обществе»

Подробную информацию можно найти в первом информационном письме.

Шаблон для оформления статей можно скачать по ссылке.

Психология и педагогика

Философский комментарий к статье А. С. Сидоренко «История становления и развития мини-флорбола в Санкт-Петербургском государственном университете аэрокосмического приборостроения»

УДК 159.91

Орлов Сергей Владимирович – Санкт-Петербургский государственный университет аэрокосмического приборостроения, доктор философских наук, профессор, профессор кафедры истории и философии, главный редактор журнала «Философия и гуманитарные науки в информационном обществе», Санкт-Петербург, Россия.

Email: orlov5508@rambler.ru

SPIN: 6519-6360

ResearcherID: AAI-6212-2020

ORCID: 0000-0002-8505-7852

Авторское резюме

В информационном обществе физическая культура выполняет функцию адаптации человека к новой системе физических нагрузок, которая складывается в быту и на производстве под влиянием новейших цифровых технологий. Это прежде всего компенсация усилившихся умственных нагрузок и неблагоприятных для человеческого организма физических нагрузок, возникающих при работе на компьютере. Психологи отмечают формирование более сложного стиля мышления у поколений эпохи цифрового общества. Аналогичным образом можно предположить, что спортивные игры – такие, как мини-флорбол – будут все больше востребованы как реакция на усилившиеся и усложнившиеся умственные нагрузки. Игры такого типа являются способом решения важной задачи по гармонизации социального и биологического начала, заложенных в человеческой природе. Современные спортивные игры позволяют усиливать и усложнять новую систему физических нагрузок, неизбежно формирующуюся в условиях компьютерного труда и в повседневной жизни людей XXI века.

Ключевые слова: социальная биология; социальное; биологическое; физические нагрузки.

Commentary on the Article by A. S. Sidorenko “History of Formation and Development of Mini-floorball in Saint Petersburg State University of Aerospace Instrumentation”

Orlov Sergey Vladimirovich – Saint Petersburg State University of Aerospace Instrumentation, Doctor of Philosophy, Professor, History and Philosophy Department, Editor-in-Chief of “Philosophy and Humanities in Information Society” Net journal, Saint Petersburg, Russia.

Email: orlov5508@rambler.ru

Abstract

In information society, physical culture performs the function of adapting a person to a new system of physical activity, which develops in everyday life under the influence of the latest digital technologies. This is primarily a compensation for increased mental and physical stress that is unfavorable for the human body, which occurs when working on a computer. Psychologists note the formation of a more complex style of thinking among generations of the digital era. Similarly, it can be assumed that sports games, such as mini-floorball, will be increasingly in demand as a response to intensified and more complex mental workloads. Games of this type are a way to solve an important task of harmonizing the social and biological principles inherent in human nature. Modern sports games make it possible to strengthen and complicate a new system of physical activity, which is inevitably formed in the computer labor era in the everyday life of people in the 21st century.

Keywords: social biology; social; biological; physical activity.

Нам представляется, что статья Александра Сергеевича Сидоренко затрагивает целый круг философских проблем, далеко не сводящихся к образовательным и оздоровительным функциям физической культуры в их традиционном понимании.

Уже в философских исследованиях советского периода отмечалось, что сложное взаимодействие биологического и социального в обществе изучается системой наук, которая в своей целостности может быть охарактеризована как социальная биология. Подчиняясь общим закономерностям взаимодействия основных форм материи, биологическая основа человека и общества эволюционирует в процессе исторического развития. Социальная сущность человека не является непосредственной, простой и односторонней, «чисто» социальной, а опосредует и интегрирует в себе биологическую сущность человека разумного [см., например: 1, с. 4–7]. Физические нагрузки на организм, с которыми связаны трудовая деятельность, физкультура и спорт, претерпели историческую эволюцию, которая вплетена в целостный процесс развития общества. «Сущность прогресса социальной биологии заключается в таком повышении уровня биологической жизнедеятельности во всех ее проявлениях… который приспособлен к уровню социального развития, являясь одновременно следствием и предпосылкой социального развития» [1, с. 9].

Сначала Ф. Энгельс, а затем российские философы и психологи довольно подробно исследовали особенности физических нагрузок человека как социального существа, заключающего в себе биологическую основу и сложную систему биологических качеств. Так, стало ясно, что «биология человека определяется производительной, а не приспособительной деятельностью» [2, с. 62], то есть трудом и другой специфически социальной активностью. Н. А. Розе отмечал, например, качественные изменения двигательной активности человека, имеющие чисто социальные, исторические истоки: «На смену грубым силовым движениям приходит масса тонких высокодифференцированных микродвижений» [3, с. 124]. В то же время быстрое изменение социальных условий жизни приводит к рассогласованию, несоответствию этих условий многим особенностям биологической организации человеческого организма, которые не могут изменяться с такой же огромной скоростью, с какой совершаются социальные преобразования. Данный факт уже полвека назад позволил ввести представление о социально-биологическом кризисе, вызванном научно-технической революцией и формированием постиндустриального (информационного) общества [см., напр.: 1, с. 18–19]. В плане физической активности он ярко проявляется в гиподинамии, негативные последствия которой для здоровья человека и развития экономики хорошо известны. Так, в 1983 году специалисты по спортивной медицине обосновывали впечатляющие выводы: «Обобщая данные исследований, проведенных на Украине, а также в других республиках, в частности в Эстонии… можно утверждать, что минимальную норму двигательной активности получают не более 10 % трудящихся и школьников» [4, с. 21–22].

Как изменяется проблема физической активности человека в условиях информационного общества и какую роль играет в нем физическая культура? Попытаемся сформулировать некоторые гипотезы.

Во-первых, компьютерный труд связан с новым специфическим комплексом физических и умственных нагрузок, который требует особой системы компенсации за пределами времени трудовой деятельности – прежде всего, в спорте и физической культуре. Так, при работе на компьютерной технике возникают усиленные нагрузки на мелкие мышцы рук, длительное статическое напряжение крупных мышц корпуса, длительное неподвижное положение позвоночника, напряжение зрительного анализатора и т. п. Причем из-за универсальности компьютерных технологий это становится особенностями труда не какой-то отдельной профессиональной группы, а огромной массы населения. Поэтому требуется выработка такой массовой культуры поведения, при которой физические нагрузки, компенсирующие подобные неблагоприятные факторы, будут не сокращаться, а возрастать.

Во-вторых, существует предположение, что в условиях постиндустриального общества не просто необходимо увеличение физических нагрузок, а происходит «формирование нового способа производства человека как биологического и, следовательно, социального существа – физической культуры и спорта как относительно самостоятельной отрасли общественной жизни, тесно связанной с “традиционным” способом производства общественной жизни» [5, с. 221]. Материальное производство, по известному замечанию Ф. Энгельса, делится на производство вещей и производство людей. Физическая культура в информационном обществе становится не просто игрой, отдыхом, совершенствованием двигательных навыков и т. п., а относительно самостоятельной отраслью материального производства, производства человеческого организма.

В-третьих, усложнение материального производства посредством компьютерных технологий неизбежно изменяет все сферы человеческой деятельности и общения, стимулируя более сложное мышление и поведение. Так, в области логики мыслительной деятельности возникает устойчивая тенденция, которую А. Н. Алехин и А. А. Грекова характеризуют в качестве «псевдопатопсихологических» форм мышления [см.: 6; 7]. Особенность этого стиля рассуждения в том, что люди, выросшие в цифровую эпоху, при работе с традиционными социологическими тестами стремятся не сформулировать короткий ответ, а подробно проанализировать различные возможные варианты, проявляя изобретательность и творческую фантазию. Внешне такие формы мышления похожи на шизофрению (поэтому – «псевдопатопсихологические»), но в действительности возникают у совершенно здоровых людей и никакой психической патологией не являются, несмотря на свою необычность. Такая манера рассуждения явно связана с освоением приемов работы на компьютере. Для нас интересна похожая тенденция, касающаяся физической культуры, которую замечает в своей статье А. С. Сидоренко. В случае игры в мини-флорбол, как нам представляется, проявляется такое же стремление к сложности – не просто бегать или поднимать груз, а выступать в команде, налаживать сложную систему коллективных действий, выполнять достаточно сложные и тонкие движения.

Усложнения материального производства, схем мышления и движений в упражнениях физической культуры происходят одновременно, в одну и ту же историческую эпоху. Они образуют некую гармонично развивающуюся систему, в рамках которой эволюционирует личность современного человека. Поэтому в области физической культуры будет логично ожидать повышения интереса ко все более сложным формам физической активности – в частности, к таким спортивным играм, как мини-флорбол, описанный в статье доцента А. С. Сидоренко.

Список литературы

1. Орлов В. В. Социальная биология. Предмет, статус, проблемы // Философия пограничных проблем науки. Выпуск VII. – Пермь: Пермский государственный университет, 1975. – С. 4–26.

2. Оконская Н. Б. История и биология. – Пермь: Издательство Пермского университета, 1993. – 155 с.

3. Розе Н. А. Психомоторика взрослого человека. – Л.: Издательство Ленинградского университета, 1970. – 128 с.

4. Бака М. М., Бойко В. С., Гурвич С. С., Муравов И. В. Социально-биологические проблемы физической культуры и спорта. – Киев: Здоров’я, 1983. – 248 с.

5. Орлов В. В., Васильева Т. С. Философия экономики. – Пермь: Издательство Пермского университета, 2005. – 264 с.

6. Алехин А. Н., Грекова А. А. Особенности формирования мышления в условиях цифровой среды // Клиническая и специальная психология. – 2019. – Т. 8. – № 1. – C. 162–176. DOI: 10.17759/psycljn.2019080110

7. Алехин А. Н., Грекова А. А. «Псевдопсихопатологические» формы мышления в современных условиях // Вестник психотерапии. – 2018. – № 66 (71). – С. 137–151.

References

1. Orlov V. V. Social Biology. Subject, Status, Problems [Sotsialnaya biologiya. Predmet, status, problemy]. Filosofiya pogranichnykh problem nauki. Vypusk VII (Philosophy of Boundary Problems of Science. Issue VII). Perm: Permskiy gosudarstvennyy universitet, 1975, pp. 4–26.

2. Okonskaya N. B. History and Biology [Istoriya i biologiya]. Perm: Izdatelstvo Permskogo universiteta, 1993, 155 p.

3. Roze N. A. Psychomotility of an Adult [Psikhomotorika vzroslogo cheloveka]. Leningrad: Izdatelstvo Leningradskogo universiteta, 1970, 128.

4. Baka M. M., Boyko V. S., Gurvich S. S., Muravov I. V. Socio-Biological Problems of Physical Culture and Sports [Sotsialno-biologicheskie problemy fizicheskoy kultury i sporta]. Kiev: Zdorovya, 1983, 248 p.

5. Orlov V. V., Vasileva T. S. Philosophy of Economics [Filosofiya ekonomiki]. Perm: Izdatelstvo Permskogo universiteta, 2005, 264 p.

6. Alekhin A. N., Grekova A. A. Peculiarities of Thinking Formation in the Digital Environment [Osobennosti formirovaniya myshleniya v usloviyakh tsifrovoy sredy]. Klinicheskaya i spetsialnaya psikhologiya (Clinical Psychology and Special Education), 2019, vol. 8, no. 1, pp. 162–176. DOI: 10.17759/psycljn.2019080110

7. Alekhin A. N., Grekova A. A. “Pseudopsychopathic” Forms of Thinking in Modern Conditions [“Psevdopsikhopatologicheskie” formy myshleniya v sovremennykh usloviyakh]. Vestnik psikhoterapii (Bulletin of Psychotherapy), 2018, no. 66 (71), pp. 137–151.

Ссылка на статью:
Орлов С. В. Философский комментарий к статье А. С. Сидоренко «История становления и развития мини-флорбола в Санкт-Петербургском государственном университете аэрокосмического приборостроения» // Философия и гуманитарные науки в информационном обществе. – 2023. – № 1. – С. 99–103. URL: http://fikio.ru/?p=5295.

Психология и педагогика

История становления и развития мини-флорбола в Санкт-Петербургском государственном университете аэрокосмического приборостроения

УДК 796.35

Сидоренко Александр Сергеевич – Санкт-Петербургский государственный университет аэрокосмического приборостроения, кафедра физической культуры и спорта, доцент, кандидат педагогических наук, доцент, Санкт-Петербург, Россия.

Email: thesis@internet.ru

SPIN:2897-3075

ORCID:0000-0002-1563-5047

Scopus ID: 57190945341

Авторское резюме

Состояние вопроса: В настоящее время в Санкт-Петербургском государственном университете аэрокосмического приборостроения (ГУАП) активно развивается мини-флорбол, спортивная игра с клюшкой и мячом, которая завоевала популярность среди определённой части молодых людей.

Результаты: Внедрение мини-флорбола в ГУАП относится к сентябрю 2018 года. В 2019 году были разработаны адаптированные к игре в спортивном зале правила. В постпандемийный период число студентов, систематически участвующих в играх в свободное от учёбы время, возросло до 45–48 человек, которые представляют семь институтов ГУАП, и это число продолжает увеличиваться. В 2021–2023 гг. проведено четыре чемпионата вуза по мини-флорболу. Решающее значение для развития этого современного вида физических нагрузок имеют, во-первых, роль профессорско-преподавательского состава в организации тренировок и проведении соревнований, во-вторых – преимущества игры с точки зрения повышения интереса к занятиям физической культурой и спортом.

Область применения результатов: Элективный модуль дисциплины «Физическая культура» ГУАП, факультативные занятия по физической культуре.

Выводы: Личный пример преподавателей кафедры и их заинтересованность в результатах своего труда способствовали развитию мини-флорбола в вузе. В настоящее время игра активно развивается, привлекая все больше новых сторонников. В этом и проявляется главная образовательная и оздоровительная функция физической культуры.

Ключевые слова: мини-флорбол; физическая культура; студенты вуза; ГУАП.

History of Formation and Development of Mini-floorball in Saint Petersburg State University of Aerospace Instrumentation

Sidorenko Alexander Sergeevich – Saint Petersburg State University of Aerospace Instrumentation, Department of Physical Culture and Sports, Associate Professor, PhD (Pedagogy), Saint Petersburg, Russia.

Email: thesis@internet.ru

Abstract

Background: Currently, Saint Petersburg State University of Aerospace Instrumentation (SUAI) is rapidly developing mini-floorball, a sports game with a stick and a ball, which has gained popularity among a certain part of young people.

Results: The introduction of mini-floorball in SUAI dates back to September 2018. In 2019, rules adapted to the game in the gym were developed. In the post-pandemic period, the number of students systematically participating in games in their free time increased to 45–48 people, who represent seven institutes of SUAI, and this number continues to increase. In 2021–2023, four championships of the university in mini-floorball were held. The role of the teaching staff in the organization of training and competitions, the benefit of the game in terms of increasing interest in physical education and sports are of decisive importance for the development of this modern type of physical activity.

Implication: Elective module of the discipline “Physical Culture” in SUAI, optional classes in physical culture.

Conclusion: Teachers’ personal example at the Department of Physical Culture and their interest in the results of their work contributed to the development of mini-floorball at the university. The game is developing, attracting more and more new supporters. This is the main educational and health-improving function of physical culture.

Keywords: mini-floorball; physical culture; university students; SUAI.

Спортивные и подвижные игры являются одной из самых популярных форм двигательной активности студентов, которая всегда приносит занимающимся заряд положительных эмоций, поднимает настроение и значительно повышает интерес к занятиям. Без игры физическая культура потеряла бы свою притягательную силу, перестала бы быть живым механизмом, и в итоге во многом утратила бы свою социальную привлекательность.

Существенное значение имеет и объединяющая функция игры, что особенно важно в учебных заведениях с точки зрения налаживания коммуникации между студентами, улучшения микроклимата в учебных группах, повышения чувства коллективизма и ответственности.

Однако одного желания студентов, как правило, оказывается недостаточно для того, чтобы игровые формы проведения учебных занятий вовлекали как можно больше занимающихся и были эффективны с точки зрения общего развивающего и оздоровительного эффекта тренировки. На первом этапе необходима организующая и направляющая роль педагога, его умение заинтересовать и замотивировать молодых людей, заставить их поверить в свои силы.

На учебных занятиях по физической культуре в ГУАП, как и в подавляющем большинстве других высших учебных заведений, доступными и наиболее распространёнными играми являются волейбол и баскетбол. Однако в последние несколько лет в ГУАП стал активно культивироваться мини-флорбол. Его зарождение относится к сентябрю 2018 года, когда на базе кафедры физической культуры на ул. Ленсовета стала проводить свои тренировки сборная вуза по флорболу и появился необходимый спортивный инвентарь: клюшки, мячи и ворота, которые стали доступны для проведения учебных занятий с обычными студентами.

Инициативные преподаватели кафедры с целью внести разнообразие в учебный процесс стали активно внедрять элементы флорбола в учебные занятия по физической культуре для студентов 1–3 курсов. Помимо попыток проводить игры для всех желающих в завершающей части занятий, в процесс тренировки для всех студентов включались специальные подводящие упражнения из флорбола, выполняемые индивидуально, в парах, тройках и небольших группах. Их целью являлось повышение координационных способностей занимающихся, улучшение быстроты и пространственно-временных характеристик движения, укрепление лучезапястного сустава [см.: 2; 3; 4]. Учитывая, что клюшка и мяч для флорбола очень лёгкие и простые в обращении, данные задания не вызывали у молодых людей и девушек каких-либо сложностей. Адаптированные упражнения с клюшкой и мячом стали включаться даже в занятия со студентами специальной медицинской группы, особенно имеющими проблемы со зрением, для улучшения работы зрительного анализатора.

Активное включение элементов игры в учебные занятия во многом способствовало повышению интереса студентов. В конце учебных занятий стали систематически проводиться двусторонние игры, в которых обычно принимали участие от 8 до 15 студентов. В этой связи очень важным оказался личный пример профессорско-преподавательского состава кафедры. Одно дело, когда преподаватель просто раздаёт всем желающим клюшки и становится сторонним наблюдателем происходящего, совсем другая ситуация – когда он активно включается в процесс игры, осуществляет судейство, подсказывает играющим, разбирает их ошибки и недочёты. Ещё лучше, когда педагог сам выходит на игровую площадку и подаёт личный пример остальным.

Преподаватели кафедры физической культуры ГУАП сумели создать свою собственную команду, что явилось дополнительной мотивацией для студентов. Игры студентов против преподавателей имеют совершенно иную эмоциональную окраску, являются наиболее ожидаемыми, и в таких играх студенты всегда играют с полной самоотдачей.

В том числе благодаря этому соперничеству мини-флорбол в ГУАП довольно быстро вышел за пределы учебных занятий. Каждую субботу для всех желающих стали проводиться мини-турниры, на которые собиралось в среднем до 25–30 человек, в том числе несколько девушек, которые играли вместе с юношами и показывали при этом неплохой уровень игры и большое желание. Дополнительной мотивацией для студентов была возможность попасть на просмотр в сборную ГУАП по флорболу, которая является одной из лучших в Санкт-Петербурге.

Развитие игры требовало унификации правил мини-флорбола с учётом размеров площадки и контингента играющих. В марте 2019 года было опубликовано учебное пособие, содержащее подробные правила игры, рассчитанные на проведение игр в обычных спортивных залах на площадках, по размерам не превышающих стандартные баскетбольные [см.: 1]. В адаптированном варианте мини-флорбола отсутствуют специальные ограничительные бортики, обязательные для проведения официальных матчей, число игроков в команде уменьшено до 4-х (3+вратарь), в качестве разметки используется разметка стандартной баскетбольной площадки (рисунок 1).

Рисунок 1 – Разметка площадки для проведения игр по мини-флорболу

При проведении игр не следует забывать, что основными задачами дисциплины «Физическая культура» в вузе являются не только оздоровительные, но и воспитательные. В этой связи необходимо акцентировать внимание студентов на соблюдении правил честной игры, уважительном отношении друг к другу как на спортивной площадке, так и за её пределами, позитивном настрое на соперничество и трезвой оценке своих ошибок и неудач. Все это нашло отражение в правилах игры, ориентирующих играющих на помощь арбитру в спорных ситуациях и уважении всех участников игры, строго карающих любые малейшие нарушения дисциплины вплоть до полного запрета на дальнейшее участие в соревнованиях.

Учитывая любительский статус играющих, их разный уровень физической и технической подготовленности, участие в играх девушек, преподаватели постарались сделать игры максимально безопасными. Правилами мини-флорбола запрещены любые формы контактной борьбы, подъём выше уровня плеч и другие опасные действия с клюшкой, игра ближе 1 метра до стены и т.д.

Пандемия коронавируса и последовавшие за ней карантинные ограничения немного затормозили развитие мини-флорбола, но не смогли его остановить. В апреле 2021 года, по окончании периода дистанционного обучения состоялся первый официальный чемпионат вуза по мини-флорболу, в котором приняли участие 5 команд. Учитывая возможность играть с заменами, всего в турнире принял участие 21 студент, представляющий 4, 6, 8, 9 институты и институт инноватики и базовой магистерской подготовки, а также команда из четырех преподавателей. Помимо непосредственных участников за играми турнира наблюдало около 10–12 зрителей, осуществлялась фото и видеозапись игр.

Команды сыграли круговой турнир, по итогам которого две лучшие из них вышли в финал. Каждая игра проходила в формате 2 тайма по 5 минут чистого времени. Первым чемпионом вуза стала команда преподавателей в составе Борисенок А. А., Борисенок Н. А., Пригода Г. С. и Сидоренко А. С., которая в упорной борьбе в дополнительное время обыграла самую сильную команду студентов «Легион», некоторые представители которой входили в расширенный состав сборной ГУАП (таблица 1).

Таблица 1 – Итоги I Чемпионата ГУАП по флорболу 2021 года

№	команда	1	2	3	4	5	очки	голы	место
1	ПРЕПОДЫ		5:0	3:1	3:0	10:0	12	21-1	1

2	АРМАТА	0:5		0:7	0:3	0:3	0	0-18	5

3	ЛЕГИОН	1:3	7:0		1:0	8:0	9	17-3	2

4	REDSTARS	0:3	3:0	0:1		2:1	6	5-5	3

5	M050	0:10	3:0	0:8	1:2		3	4-20	4

Матч за 3 место	REDSTARS – M050	3:2
Финал	ПРЕПОДЫ – ЛЕГИОН	5:4 (4:4)

Далее предполагалось проводить чемпионаты вуза по мини-флорболу каждый семестр, однако коронавирус «Омикрон», спровоцировавший переход вуза вновь на дистанционное обучение, привёл к отмене чемпионата в декабре 2021 года.

Второй чемпионат вуза состоялся только в апреле 2022 года и собрал уже 6 команд. В турнире приняли участие 27 студентов из 5 институтов вуза и та же команда преподавателей. Чемпионат отметился более упорным противостоянием команд, что очевидно связано с повышением мастерства многих игроков, практиковавшихся и принимавших систематическое участие в играх в течение нескольких лет (рисунок 2).

В финале чемпионата вновь встретились старые знакомые преподаватели и команда «Легион». На этот раз сильнее оказались студенты (таблица 2). Подробные результаты турнира, фото, видео подборка лучших моментов и голов чемпионата были размещены в группе социальной сети «ВКонтакте» [см.: 5].

Рисунок 2 – Матч чемпионата ГУАП: студенты против преподавателей

Таблица 2 – Итоги II Чемпионата ГУАП по флорболу 2022 года

№	команда	1	2	3	4	5	6	очки	голы	место
1	REDSTARS		0:3	4:2	4:1	2:4	2:4	6	12-14	5
2	УвМ	3:0		2:5	3:0	2:2	2:4	7	12-11	4
3	БОНАКВА	2:4	5:2		7:1	2:4	2:1	9	18-12	3
4	REX 2 SOS	1:4	0:3	1:7		1:9	0:11	0	3-34	6
5	ЛЕГИОН	4:2	2:2	4:2	9:1		2:2	11	21-9	1
6	ПРЕПОДЫ	4:2	4:2	1:2	11:0	2:2		10	22-8	2

Матч за 3 место	БОНАКВА – УвМ	2:3 (2:2)
Финал	ЛЕГИОН – ПРЕПОДЫ	2:0

В осеннем семестре 2022 года игры для всех желающих проводились каждую субботу в формате мини-турниров.

Третий чемпионат ГУАП по мини-флорболу состоялся в конце декабря 2022 года и собрал уже 7 команд при общем количестве игроков 33. Значительно расширилось и представительство институтов вуза. Впервые в турнире приняли участие студенты 2 и 3 институтов. Команда преподавателей также пополнилась новыми игроками (Пригода К. Г. и Перельман М. Б.) и состояла уже из 6 человек (рисунок 3).

Увеличение числа команд привело к изменению формулы турнира. Командам пришлось проводить практически все игры в формате плей-офф, что предполагало предельную концентрацию и самоотдачу в каждом матче. Вследствие большого интереса к чемпионату впервые жеребьевка турнира состоялась не непосредственно перед его началом, а за неделю до турнира. Трансляция жеребьёвки проходила в сети Интернет в прямом эфире и осуществлялась с помощью программы Zoom.

Рисунок 3 – Участники III Чемпионата ГУАП по мини-флорболу

За победу в чемпионате боролись 5 из 7 равных по силам команд, что сделало его крайне интересным и непредсказуемым. Финалисты 2-х предыдущих турниров на этот раз встретились на стадии четвертьфинала, в котором команда преподавателей сумела одолеть главных фаворитов турнира, оставив их за бортом призеров. Однако в борьбе за медали преподавательская дружина не выдержала напора молодых амбициозных команд и в упорной борьбе уступила (таблица 3). У чемпионата появились новые чемпионы и новые герои, что еще больше подняло интерес в студенческой среде к занятию мини-флорболом.

Таблица 3 – Итоги III Чемпионата ГУАП по флорболу 2022 года

ПРЕДВАРИТЕЛЬНЫЙ ЭТАП

группа A

№

команда

полуфинал 1

рез.

№

команда

полуфинал 2

рез.

REDSTARS

ПРЕПОДЫ

КПУ

УвМ

№

команда

матч за 3 место

рез.

№

команда

финал группы

рез.

L(3)

ПРЕПОДЫ

W(2)

REDSTARS

L(2)

КПУ

W(3)

УвМ

группа B

№

команда

групповой этап

рез.

№

команда

групповой этап

рез.

ЛЕГИОН

БОНАКВА

REX-SOS

№

команда

групповой этап

рез.

ЛЕГИОН

БОНАКВА

ФИНАЛЬНЫЙ ЭТАП

№

команда

1/8 финала

рез.

№

команда

1/4 финала 1

рез.

REX-SOS

1(1)

2В

ЛЕГИОН

КПУ

2(1)

3А

ПРЕПОДЫ

№

команда

1/4 финала 2

рез.

№

команда

матч за 5 место

рез.

УвМ

L(9)

ЛЕГИОН

W(8)

КПУ

L(10)

КПУ

№

команда

полуфинал 1

рез.

№

команда

полуфинал 2

рез.

REDSTARS

БОНАКВА

W(9)

ПРЕПОДЫ

W(10)

УвМ

№

команда

матч за 3 место

рез.

№

команда

финал

рез.

L(12)

ПРЕПОДЫ

W(12)

REDSTARS

L(13)

БОНАКВА

W(13)

УвМ

В весеннем семестре 2023 года студенты продолжили практику проведения еженедельных субботних тренировок и игр, готовясь к следующему четвертому чемпионату вуза, который состоялся в апреле 2023 года.

Первоначально в турнире планировали выступить 9 команд, однако плотный график учебы и большая загруженность в других мероприятиях ГУАП не позволила 2 командам и нескольким сильным игрокам принять в нем участие. В итоге турнир собрал 7 команд (35 игроков) и проходил по той же формуле, что и предыдущий. За играми наблюдали уже 18 зрителей из числа преподавателей и студентов.

Несмотря на некоторые крупные результаты в предварительной части турнира, все игры финальной стадии прошли в упорной борьбе. Практически в каждой игре до финального свистка невозможно было предсказать победителя, а в 2-х играх для выявления победителя понадобилось дополнительное время. По оценке большинства наблюдателей, по качеству игры данный турнир значительно превзошел предыдущие. Заметно повысился и уровень судейства.

На турнире порадовала команда новичков Гуманитарного факультета «Гремлины», которая, прибавляя от игры к игре, сумела навязать борьбу фаворитам и даже выиграть одну игру. Команда «Reх-Sos», заведомый аутсайдер предыдущих турниров, также значительно улучшила свою игру и оказывала серьезное сопротивление соперникам. А действующие чемпионы «Redstars», в отличие от других команд не имевшие перед турниром достаточной игровой практики, на предварительной стадии турнира, наоборот, показали крайне невыразительную игру, однако в дальнейшем исправились и только в дополнительное время уступили в ¼ финала и не смогли побороться за медали. В крайне напряженных полуфинальных играх в финал вышли молодая и амбициозная команда «Бонаква» и команда преподавателей. В финале команда педагогов сумела одержать победу и стать, таким образом, двухкратными победителями турнира (таблица 4).

Таблица 4 – Итоги IV Чемпионата ГУАП по флорболу 2023 года

ПРЕДВАРИТЕЛЬНЫЙ ЭТАП

группа A

№

команда

полуфинал 1

рез.

№

команда

полуфинал 2

рез.

ПРЕПОДЫ

ЛЕГИОН

ГРЕМЛИНЫ

REDSTARS

№

команда

матч за 3 место

рез.

№

команда

финал группы

рез.

L(3)

REDSTARS

W(2)

ПРЕПОДЫ

L(2)

ГРЕМЛИНЫ

W(3)

ЛЕГИОН

группа B

№

команда

групповой этап

рез.

№

команда

групповой этап

рез.

УвМ

БОНАКВА

REX-SOS

№

команда

групповой этап

рез.

БОНАКВА

УвМ

ФИНАЛЬНЫЙ ЭТАП

№

команда

1/8 финала

рез.

№

команда

1/4 финала 1

рез.

REX-SOS

2В

УвМ

REDSTARS

3А

ГРЕМЛИНЫ

№

команда

1/4 финала 2

рез.

№

команда

матч за 5 место

рез.

ЛЕГИОН

4(3)

L(9)

ГРЕМЛИНЫ

W(8)

REDSTARS

3(3)

L(10)

REDSTARS

№

команда

полуфинал 1

рез.

№

команда

полуфинал 2

рез.

ПРЕПОДЫ

БОНАКВА

W(9)

УвМ

W(10)

ЛЕГИОН

№

команда

матч за 3 место

рез.

№

команда

финал

рез.

L(12)

УвМ

3(3)

W(12)

ПРЕПОДЫ

L(13)

ЛЕГИОН

4(3)

W(13)

БОНАКВА

Резюмируя вышесказанное, следует отметить, что успех развития мини-флорбола в ГУАП стал возможен, прежде всего, в результате активной позиции и инициативы, проявленной преподавателями кафедры, их личного примера и заряженности на здоровый образ жизни, грамотной и доступной организации тренировочного и игрового процесса. Включение мини-флорбола в учебные планы по физической культуре ГУАП способствовало значительному повышению интереса студентов к учебным занятиям, причём не только среди молодых людей, но и среди части девушек. А заинтересованность в участии в играх многих студентов 1 курса позволяет верить, что у игры в стенах вуза хорошее будущее, и она будет активно развиваться.

Спортивные игры, созданные для молодых людей и при их непосредственном участии, обладают своей особой энергетикой и динамикой, постоянно развиваются и совершенствуются, с каждым годом привлекая в свои ряды все больше поклонников. В этом и проявляется главная оздоровительная, образовательная и объединяющая ценность физической культуры, призванная воспитывать физически здоровую и гармонически развитую личность, сочетающую в себе единство духа и тела.

Список литературы

1. Сидоренко А. С., Анциферов А. Н., Пригода Г. С. Организация соревнований по мини-флорболу: учебное пособие. – СПб: ГУАП, 2007. – 64 с.
2. Сидоренко А. С., Сидоренко В. С., Анциферов А. Н. Повышение координационных способностей студентов вуза при обучении основам игры во флорбол // Научная сессия ГУАП: сборник докладов, в 3 ч. Ч. III. Гуманитарные науки. – СПб.: ГУАП, 2020. – С. 128–129.
3. Сидоренко А. С., Анциферов А. Н., Борисенок А. А. Повышение мастерства владения клюшкой студентов вуза при занятиях флорболом // Физическая культура и спорт в профессиональном образовании. – СПб: СПбПУ, 2020. – С. 247–250.
4. Сидоренко А. С. Укрепление лучезапястного сустава студентов при занятиях флорболом // Сборник материалов IX Международной научно-практической конференции «Физическая культура, спорт, туризм: Инновационные проекты и передовые практики». – Орёл: Межрегиональная Академия безопасности и выживания, 2020. – С. 68–71.
5. Фловотен // ВКонтакте. – URL: https://vk.com/flovoten (дата обращения: 17.01.2023).

References

1. Sidorenko A. S., Antsiferov A. N., Prigoda G. S. Organization of Mini-Floorball Competitions: Textbook [Organizatsiya sorevnovaniy po mini-florbolu: uchebnoye posobiye]. Saint Petersburg: GUAP, 2007, 64 p.
2. Sidorenko A. S., Sidorenko V. S., Antsiferov A. N. Improving the Coordination Abilities of University Students When Teaching the Basics of Floorball [Povysheniye koordinatsionnykh sposobnostey studentov vuza pri obuchenii osnovam igry vo florbol]. Nauchnaya sessiya GUAP: sbornik dokladov, v 3 ch. CH. III. Gumanitarnyye nauki (Scientific Session of the SUAI: Collected Reports, in 3 parts. Part III. Humanities). St. Petersburg: GUAP, 2020, pp. 128–129.
3. Sidorenko A. S., Antsiferov A. N., Borisenok A. A. Increasing the Stick Skills of University Students During Floorball Lessons [Povysheniye masterstva vladeniya klyushkoy studentov vuza pri zanyatiyakh florbolom]. Fizicheskaya kultura i sport v professionalnom obrazovanii (Physical Culture and Sport in Vocational Education). Saint Petersburg: SPbPU, 2020, pp. 247–250.
4. Sidorenko A. S. Strengthening the Wrist Joint of Students During Floorball Lessons [Ukrepleniye luchezapyastnogo sustava studentov pri zanyatiyakh florbolom]. Sbornik materialov IX Mezhdunarodnoy nauchno-prakticheskoy konferentsii “Fizicheskaya kultura, sport, turizm: Innovatsionnye proekty i peredovye praktiki” (Collected Works of IX International Scientific-Practical Conference “Physical Culture, Sports, Tourism: Innovative Projects and Best Practices”). Orel: Mezhregionalnaya Akademiya bezopasnosti i vyzhivaniya, 2020, pp. 68–71.
5. Flovoten [Flovoten]. Available at: https://vk.com/flovoten (accessed 17 January 2023).

Ссылка на статью:
Сидоренко А. С. История становления и развития мини-флорбола в Санкт-Петербургском государственном университете аэрокосмического приборостроения // Философия и гуманитарные науки в информационном обществе. – 2023. – № 1. – С. 88–98. URL: http://fikio.ru/?p=5276.

Социология и политология

По следам пандемии: как изменились географические и виртуальные мобильности в условиях ограничения пространственных перемещений?

УДК 316.422

Ходыкин Александр Владимирович – Фонд социальных исследований, аналитический отдел, социолог, кандидат социологических наук, Самара, Россия.

Email: khodykin8@gmail.com

SPIN: 3376-6682

Researcher ID: AAB-8675-2020

ORCID: 0000-0003-0230-5775

Scopus ID: 57215436300

Авторское резюме

Состояние вопроса: С развитием технологий наш мир становится все более мобильным и в географическом, и в виртуальном пространстве. Однако пандемия значительно сократила мобильности в физическом пространстве, перенеся многие из них в пространство виртуальное.

Метод исследования: Телефонное интервью по стратифицированной двухосновной случайной выборке стационарных и мобильных номеров объемом 1600 респондентов, проживающих в России.

Результаты: Относительно мобильности знаний в информационном пространстве выявлены противоречивые тенденции. С одной стороны, она высока среди студентов, тогда как с другой – резко падает сразу после получения образования и перехода к трудовой деятельности. Работа в дистанционном формате оказалась чуть более популярной, чем дистанционное обучение (23 % против 18 %), однако она вызвала у многих большие сложности – россияне в целом не готовы к переходу на дистанционный режим работы: тех, кому такой формат усложнил трудовую деятельность, оказалось в два с лишним раза больше, чем ощутивших облегчение. Пандемия стала катализатором для перевода многих активностей (от трудовых до досуговых) в онлайн-режим. Также она способствовала превращению Интернета из средства для досуга и общения в деловой ресурс. Во время ограничительных мер произошло вытеснение географических мобильностей виртуальными: люди стали меньше перемещаться в физическом пространстве и деятельность, которая раньше совершалась офлайн, чаще переносится в онлайн и совершается в удалённом формате. Выявлена связь между изменением режима использования Интернета и изменением частоты географических мобильностей: те, кто изменил частоту использования Интернета в различных целях, изменили и частоту перемещений по своему городу или району. Те же, кто не менял частоты использования Интернета, не меняют и частоты передвижений.

Область применения результатов: Результаты могут быть использованы при планировании развития системы электронного обучения, удалённой занятости и транспортной системы.

Выводы: Пандемийные ограничения способствовали усилению тренда на вытеснение географических мобильностей виртуальными. Если уровень использования Интернета для получения и обмена информацией, а также для деятельности, которая раньше совершалась офлайн, в период пандемии вырос довольно быстро, то количество физических перемещений людей внутри своего населённого пункта снижалось примерно теми же темпами.

Ключевые слова: пандемия коронавируса; виртуальные мобильности; географические мобильности; локдаун; транспорт.

In the Wake of the Pandemic: How Have Geographical and Virtual Mobility Changed Due to Limited Spatial Movements?

Khodykin Alexander Vladimirovich – Samara Social Research Institute, Analytical Department, Sociologist, PhD (Sociology), Samara, Russia.

Email: khodykin8@gmail.com

Abstract

Background: As technology develops, our world becomes much more mobile both in geographical and virtual space. The pandemic, however, has significantly reduced mobility in physical space, increasing it in virtual space.

Research methods: Telephone interview based on a stratified two-base random sample of fixed and mobile numbers of 1600 respondents living in Russia.

Results: Contradictory trends were identified regarding the mobility of knowledge in the information space. On the one hand, it is high among students, on the other hand, it drops sharply immediately after receiving education and getting a job. Working in a remote format turned out to be slightly more popular than distance learning (23 % vs. 18 %), but it caused many difficulties. Russians as a whole are not ready to switch to a remote mode of work: those for whom such a format complicated their work were more than twice as many as those who were relieved. The pandemic became a catalyst for the transfer of many activities (from labor to leisure) online. It also helped transform the Internet from a leisure and communication tool into a business resource. During the restrictive measures, virtual mobility replaced geographical one: people began to move less in physical space and activities that were previously performed offline are more often transferred online and performed remotely. A relationship between changing the mode of using the Internet and changing the frequency of geographical mobility is revealed: those who changed the frequency of using the Internet for various purposes also changed the frequency of moving around their city or district. Those who did not change the frequency of using the Internet did not change the frequency of movement either.

Research implications: The results can be used in planning to promote the development of an e-learning system, remote employment and transport system.

Conclusion: Pandemic restrictions contributed to the strengthening of the trend towards the displacement of geographical mobility by virtual one. If the level of using the Internet for receiving and exchanging information, as well as of activities that were previously performed offline, grew quite quickly during the pandemic, the number of physical movements of people within their locality decreased at about the same pace.

Keywords: coronavirus pandemic; virtual mobility; geographical mobility; lockdown; transport.

Введение

Развитие технологий и информатизация социальной жизни трансформируют современное общество, делая его более мобильным, а практики, связанные с перемещением людей, техники и информации – широко распространёнными [см.: 1]. Однако случившаяся пандемия и связанные с ней ограничения на передвижения резко сократили географические мобильности и повлияли на их взаимосвязь с виртуальными мобильностями. Специфика и различные аспекты такой трансформации эмпирически исследованы в данной статье.

Согласно социологии мобильностей Джона Урри, перемещения в физическом пространстве людей, объектов, техники, информации и образов формируют современную социальную реальность, поэтому мобильности – ключевое понятие его социологической теории [см.: 2]. Урри выделял 5 их видов [см.: 3]:

1) мобильности людей,

2) мобильности объектов и техники,

3) воображаемые путешествия,

4) виртуальные мобильности,

5) коммуникационные мобильности.

Первые два вида мобильностей представляют собой передвижения в физическом пространстве (далее в тексте будем называть их географическими мобильностями), тогда как оставшиеся три – это перемещения образов и информации в виртуальном пространстве (для удобства объединим их понятием «виртуальные мобильности»). Случившаяся в 2020 году пандемия коронавируса и последовавшие ограничительные меры резко в принудительном порядке сократили географические мобильности. Физические перемещения людей, где это только возможно, были заменены перемещениями информационных потоков (виртуальными мобильностями): многие работники перешли на удалённый режим работы, студенты стали дистанционно учиться, общение с близкими тоже стало чаще осуществляться в виртуальном пространстве. Попытаемся выяснить, насколько вынужденная изоляция изменила соотношение географических и виртуальных мобильностей и каким это соотношение стало после снятия ограничений на передвижения.

Метод исследования

Инициативный всероссийский опрос «ВЦИОМ-Спутник» проведен 27 апреля 2021 г. В опросе приняли участие россияне в возрасте от 18 лет. Метод опроса – телефонное интервью по стратифицированной двухосновной случайной выборке стационарных и мобильных номеров объемом 1600 респондентов, проживающих в России. Выборка построена на основе полного списка телефонных номеров, задействованных на территории РФ. Данные взвешены на вероятность отбора и по социально-демографическим параметрам. Для данной выборки максимальный размер ошибки с вероятностью 95 % не превышает 2,5 %. Помимо ошибки выборки, смещение в данные опросов могут вносить формулировки вопросов и различные обстоятельства, возникающие в ходе полевых работ.

Виртуальные мобильности

Наиболее распространённым видом перемещения образов и информации в виртуальном пространстве Интернета в период пандемии стали дистанционные технологии обучения и работы с помощью видеосвязи и других виртуальных коммуникационных технологий. В первую очередь на дистанционный режим обучения перешли школы и вузы. Но и другие образовательные организации также стали использовать дистанционные технологии обучения. Поэтому респондентам был задан вопрос об их участии в дистанционном обучении в период пандемии.

Полученные данные показывают, что четверо из пяти россиян (81 %) не учились дистанционно в период пандемии. Менее месяца учились в таком режиме 4 % опрошенных (таблица 1). От 1 до 6 месяцев в режиме онлайн учился в сумме каждый десятый респондент (10 %). Более полугода в таком режиме обучались ещё 3 % россиян, а 2 % – полностью перешли на дистанционный режим обучения. Анализируемые данные получены среди всех социальных групп, кроме неработающих пенсионеров. Поэтому доля обучавшихся дистанционно оказалась не столь велика.

Таблица 1 – Результаты опроса. Вопрос: «Пришлось ли Вам в последний год учиться дистанционно или нет? Если да, то как долго?» (от числа всех опрошенных за исключением неработающих пенсионеров)

	Процент
Не учился дистанционно	81%
Учился дистанционно менее месяца	4%
Учился дистанционно от 1 до 3 месяцев	6%
Учился дистанционно от 3 до 6 месяцев	4%
Учился дистанционно более 6 месяцев	3%
Полностью перешёл на дистанционный режим обучения	2%
Затруднились ответить	1%

Для получения более точных данных по обучающимся проанализируем распределение данного признака среди студентов. Как видим, среди студентов ситуация принципиально иная: оказались не вовлечёнными в дистанционное обучение лишь 4 % обучающихся, 7 % учились в таком режиме менее 1 месяца. От 1 до 3 месяцев в онлайн-режиме учился почти каждый четвёртый студент (23 %), ещё 31 % учились в данном режиме от 3 до 6 месяцев. Четверть респондентов (25 %) учились дистанционно более полугода, а каждый десятый студент (10 %) полностью перешёл на дистанционное обучение (таблица 2). На основе полученных данных можно констатировать, что режим дистанционного обучения коснулся практически только тех, чьё основное занятие – это учёба. Другие социальные группы оказались весьма слабо вовлечены в онлайн-обучение: всевозможные профессиональные курсы повышения квалификации, дополнительного и постдипломного обучения большой популярности среди россиян не получили. Возможности дистанционного обучения в период самоизоляции для повышения профессиональной квалификации россиянами были использованы довольно слабо. Виртуальное пространство глобальной Сети увеличивает мобильность знаний и позволяет им преодолевать дистанции в географическом пространстве: знания из разных точек Земли становятся доступны географически широкому кругу потребителей [см.: 4]. Ситуация физической изоляции людей во время пандемийных ограничений в сочетании с увеличившимся количеством свободного времени в период локдауна способствовала росту рынка дистанционных образовательных услуг и вовлечённости людей в такие формы обучения [см.: 5]. Однако в масштабах всего населения это явление не получило широкого распространения – дистанционное обучение осталось уделом студентов, директивно переведённых руководством образовательных учреждений в онлайн формат получения знаний.

Таблица 2 – Результаты опроса. Вопрос: «Пришлось ли Вам в последний год учиться дистанционно или нет? Если да, то как долго?» (от числа опрошенных в группе)

	Население в целом	Род занятий
	Население в целом	Работающие пенсионеры	Студенты	Не работающие	Прочие работающие
Не учился дистанционно	81%	89%	4%	89%	86%
Учился дистанционно менее месяца	4%	3%	7%	1%	4%
Учился дистанционно от 1 до 3 месяцев	6%	4%	23%	5%	5%
Учился дистанционно от 3 до 6 месяцев	4%	1%	31%	3%	2%
Учился дистанционно более 6 месяцев	3%	2%	25%	-	1%
Полностью перешёл на дистанционный режим обучения	2%	-	10%	2%	2%

В дистанционное обучение вовлечёнными чаще всего оказались специалисты (77 % не вовлечённых), в то время как рабочие чаще не учились дистанционно (91 %) (таблица 3). Предприниматели, будучи наиболее социально гибкой профессиональной группой, чаще других полностью перешли на дистанционный режим обучения (6 %). Неслучайно сегмент рынка дистанционных образовательных услуг, связанный с обучением необходимым для ведения бизнеса навыкам, занимает всё бòльшую долю на рынке образовательных услуг в целом.

Таблица 3 – Результаты опроса. Вопрос: «Пришлось ли Вам в последний год учиться дистанционно или нет? Если да, то как долго?» (от числа опрошенных в группе)

	Население в целом	Род профессиональной деятельности
	Население в целом	рабочие	служащие	специалисты	предприниматели
Не учился дистанционно	81%	91%	82%	77%	82%
Учился дистанционно менее месяца	4%	2%	3%	7%	4%
Учился дистанционно от 1 до 3 месяцев	6%	3%	8%	8%	3%
Учился дистанционно от 3 до 6 месяцев	4%	1%	2%	4%	2%
Учился дистанционно более 6 месяцев	3%	2%	4%	2%	2%
Полностью перешёл на дистанционный режим обучения	2%	1%	2%	2%	6%

Женщины несколько чаще мужчин обучаются дистанционно. В основном они учатся непродолжительными периодами (9 %). Не обучались дистанционно 78 % женщин (против 83 % среди мужчин) (таблица 4). Это может быть связано с тем, что онлайн-обучение несколько чаще используется в социальных и гуманитарных специальностях, в которых статистически чаще заняты женщины.

Таблица 4 – Результаты опроса. Вопрос: «Пришлось ли Вам в последний год учиться дистанционно или нет? Если да, то как долго?» (от числа опрошенных в группе)

	Население в целом	Пол респондента
	Население в целом	мужчины	женщины
Не учился дистанционно	81%	83%	78%
Учился дистанционно менее месяца	4%	3%	5%
Учился дистанционно от 1 до 3 месяцев	6%	4%	9%
Учился дистанционно от 3 до 6 месяцев	4%	3%	4%
Учился дистанционно более 6 месяцев	3%	3%	2%
Полностью перешёл на дистанционный режим обучения	2%	2%	2%

Чем старше возрастная группа, тем ниже уровень её вовлечённости в дистанционное обучение, что вполне естественно – с возрастом люди учатся меньше. Наибольшая вовлечённость в обучение в режиме онлайн по понятным причинам характерна для самых молодых респондентов, среди которых студенты составляют наибольшую долю. Примечательно, что различия между тридцатилетними и людьми пенсионного возраста не такие большие. С одной стороны, даже наиболее благоприятный для дистанционного обучения период коронавирусных ограничений не часто был использован не студентами для онлайн образования. С другой стороны, многие представители даже самой старшей возрастной группы оказались вовлечёнными в дистанционное обучение: почти каждый десятый респондент старше 55 лет прошёл за время пандемии дистанционное обучение (91 % – не учились) (таблица 5). Наличие высшего образования не оказывает значимого влияния на вовлечённость в дистанционное обучение.

Таблица 5 – Результаты опроса. Вопрос: «Пришлось ли Вам в последний год учиться дистанционно или нет? Если да, то как долго?» (от числа опрошенных в группе)

	Население в целом	Возраст
	Население в целом	18-29	30-44	45-55	55+
Не учился дистанционно	81%	58%	85%	89%	91%
Учился дистанционно менее месяца	4%	4%	4%	3%	3%
Учился дистанционно от 1 до 3 месяцев	6%	13%	5%	5%	3%
Учился дистанционно от 3 до 6 месяцев	4%	11%	2%	0,4%	1%
Учился дистанционно более 6 месяцев	3%	9%	1%	1%	1%
Полностью перешёл на дистанционный режим обучения	2%	5%	2%	2%	-

Дистанционные образовательные технологии становятся шансом для жителей малых городов пройти обучение в лучших образовательных организациях. Люди из таких городов немного чаще проходили дистанционное обучение – среди них не учившихся в данном формате значимо меньше (76%) (таблица 6). Жители крупных городов и сельской местности значимо не отличаются от всего российского населения.

Таблица 6 – Результаты опроса. Вопрос: «Пришлось ли Вам в последний год учиться дистанционно или нет? Если да, то как долго?» (от числа опрошенных в группе)

	Население в целом	Тип населённого пункта
	Население в целом	Крупные города	Малые города	Сёла и посёлки
Не учился дистанционно	81%	81%	76%	81%
Учился дистанционно менее месяца	4%	3%	5%	4%
Учился дистанционно от 1 до 3 месяцев	6%	6%	10%	4%
Учился дистанционно от 3 до 6 месяцев	4%	3%	3%	3%
Учился дистанционно более 6 месяцев	3%	3%	1%	3%
Полностью перешёл на дистанционный режим обучения	2%	3%	3%	3%

Чем реже люди смотрят телевизор, тем больше среди них доля прошедших дистанционное обучение. Среди ежедневных телезрителей 88 % не проходили обучения в режиме онлайн. Среди не смотрящих телевизор таковых лишь 74 %, а 5 % таких респондентов полностью перешли на дистанционное обучение (таблица 7).

Таблица 7 – Результаты опроса. Вопрос: «Пришлось ли Вам в последний год учиться дистанционно или нет? Если да, то как долго?» (от числа опрошенных в группе)

	Население в целом	Частота просмотра телевидения
	Население в целом	Ежедневная аудитория	Не ежедневная аудитория	Не смотрят
Не учился дистанционно	81%	88%	78%	74%
Учился дистанционно менее месяца	4%	3%	4%	5%
Учился дистанционно от 1 до 3 месяцев	6%	5%	7%	7%
Учился дистанционно от 3 до 6 месяцев	4%	2%	6%	5%
Учился дистанционно более 6 месяцев	3%	1%	3%	5%
Полностью перешёл на дистанционный режим обучения	2%	1%	2%	5%

С частотой использования Интернета ситуация противоположная – чем чаще россияне пользуются Интернетом, тем чаще они учились дистанционно в пандемию. Пользующиеся Интернетом не ежедневно или не пользующиеся им вовсе реже учились дистанционно. Девять из десяти (90 %) пользующихся Интернетом не каждый день не учились дистанционно. Среди не использующих Интернет респондентов эта доля составила 94 % (таблица 8). Уровень дохода значимо не влияет на вовлечённость в дистанционное обучение.

Таблица 8 – Результаты опроса. Вопрос: «Пришлось ли Вам в последний год учиться дистанционно или нет? Если да, то как долго?» (от числа опрошенных в группе)

	Население в целом	Частота использования Интернета
	Население в целом	Ежедневная аудитория	Не ежедневная аудитория	Не используют
Не учился дистанционно	81%	80%	90%	94%
Учился дистанционно менее месяца	4%	4%	3%	-
Учился дистанционно от 1 до 3 месяцев	6%	6%	3%	4%
Учился дистанционно от 3 до 6 месяцев	4%	4%	-	-
Учился дистанционно более 6 месяцев	3%	3%	2%	-
Полностью перешёл на дистанционный режим обучения	2%	2%	1%	2%

Дистанционный режим работы получил среди россиян несколько бóльшую популярность по сравнению с дистанционным обучением. Пандемийные ограничения стимулировали работодателей активнее использовать виртуальное пространство везде, где это возможно. Доля дистанционно работавших в период пандемии россиян (23 %) оказалась выше доли их дистанционно обучавшихся соотечественников (19 %). Не работали дистанционно 77 % респондентов. Каждый десятый респондент (11 %) работал удалённо от 1 до 6 месяцев. По 4 % россиян работали дистанционно менее 1 месяца и более полугода. Полностью перешли на дистанционный режим труда 4 % опрошенных. Наиболее распространённый срок удалённой работы россиян составил от 1 до 3 месяцев (8 %) (таблица 9).

Таблица 9 – Результаты опроса. Вопрос: «Пришлось ли Вам в последний год работать дистанционно или нет? Если да, то как долго?» (от числа всех опрошенных за исключением неработающих пенсионеров).

	Процент
Не работал дистанционно	77%
Работал дистанционно менее месяца	4%
Работал дистанционно от 1 до 3 месяцев	8%
Работал дистанционно от 3 до 6 месяцев	3%
Работал дистанционно более 6 месяцев	4%
Полностью перешёл на дистанционный режим работы	4%
Затруднились ответить	1%

Как и в случае с дистанционным обучением, женщины чаще мужчин оказываются вовлечёнными в работу в дистанционном формате (70 % против 80 %) (таблица 10). Это может быть связано с тем, что женщины статистически чаще работают в тех сферах, где переход на дистанционную трудовую деятельность легче.

Таблица 10 – Результаты опроса. Вопрос: «Пришлось ли Вам в последний год работать дистанционно или нет? Если да, то как долго?» (от числа опрошенных в группе)

	Население в целом	Пол респондента
	Население в целом	мужчины	женщины
Не работал дистанционно	77%	80%	70%
Работал дистанционно менее месяца	4%	3%	5%
Работал дистанционно от 1 до 3 месяцев	8%	6%	11%
Работал дистанционно от 3 до 6 месяцев	3%	3%	4%
Работал дистанционно более 6 месяцев	4%	4%	4%
Полностью перешёл на дистанционный режим работы	4%	4%	4%

Между возрастными группами различий выявлено не много. Точнее сказать, внутригрупповые различия компенсируют межгрупповые. С одной стороны, молодые люди чаще вовлечены в использование дистанционного формата деятельности, а с другой – среди представителей самой младшей возрастной группы много неработающих, которые, соответственно, не работали и дистанционно. Неработающие составляют большую долю самых старших респондентов, однако те из них, кто работает, в первую очередь директивно переводились на дистанционный режим трудовой деятельности, в результате чего россияне старше 55 лет значимо чаще работали дистанционно довольно длительный срок (от 3 до 6 месяцев – 6 % против 3 % в среднем по выборке) и значимо реже вовсе не работали в дистанционном режиме (72 %) (таблица 11).

Таблица 11 – Результаты опроса. Вопрос: «Пришлось ли Вам в последний год работать дистанционно или нет? Если да, то как долго?» (от числа опрошенных в группе)

	Население в целом	Возраст
	Население в целом	18-29	30-44	45-55	55+
Не работал дистанционно	77%	79%	75%	81%	72%
Работал дистанционно менее месяца	4%	3%	4%	4%	3%
Работал дистанционно от 1 до 3 месяцев	8%	6%	10%	5%	10%
Работал дистанционно от 3 до 6 месяцев	3%	3%	4%	2%	6%
Работал дистанционно более 6 месяцев	4%	4%	4%	3%	4%
Полностью перешёл на дистанционный режим работы	4%	5%	3%	5%	5%

Чаще не работали дистанционно те группы населения, которые не работают вовсе – студенты (90 %) и не работающие граждане (92 %). Работающие россияне в целом, как и работающие пенсионеры, в 72 % случаев не работали дистанционно. Работающие пенсионеры чаще занимались трудовой деятельностью в удалённом режиме довольно длительный срок – от 3 месяцев до полугода (6 %) (таблица 12).

Таблица 12 – Результаты опроса. Вопрос: «Пришлось ли Вам в последний год работать дистанционно или нет? Если да, то как долго?» (от числа опрошенных в группе)

	Население в целом	Род занятий
	Население в целом	Работающие пенсионеры	Студенты	Не работающие	Работающие
Не работал дистанционно	77%	72%	90%	92%	72%
Работал дистанционно менее месяца	4%	2%	-	2%	5%
Работал дистанционно от 1 до 3 месяцев	8%	9%	4%	2%	9%
Работал дистанционно от 3 до 6 месяцев	3%	6%	1%	1%	4%
Работал дистанционно более 6 месяцев	4%	5%	-	1%	5%
Полностью перешёл на дистанционный режим работы	4%	6%	5%	1%	5%

Наличие высшего образования значительно дифференцирует респондентов по уровню вовлечённости в дистанционную трудовую деятельность. Обладатели высшего образования реже не работали дистанционно (61 % против 90 % среди респондентов без высшего образования) (таблица 13). Чаще всего такие респонденты работали от 1 до 3 месяцев (13 %) и от 3 месяцев до полугода (6 %). Девять из десяти россиян (90 %) без высшего образования не переходили на дистанционный режим работы. Люди с высшим образованием чаще занимаются трудом, связанным с производством, обработкой и переработкой информации, поэтому перевести такую деятельность в онлайн режим значительно проще, чем работу людей без высшего образования, которая чаще требует непосредственного присутствия на рабочем месте.

Таблица 13 – Результаты опроса. Вопрос: «Пришлось ли Вам в последний год работать дистанционно или нет? Если да, то как долго?» (от числа опрошенных в группе)

	Население в целом	Уровень образования
	Население в целом	Без высшего образования	С высшим образованием
Не работал дистанционно	77%	90%	61%
Работал дистанционно менее месяца	4%	2%	5%
Работал дистанционно от 1 до 3 месяцев	8%	3%	13%
Работал дистанционно от 3 до 6 месяцев	3%	2%	6%
Работал дистанционно более 6 месяцев	4%	1%	6%
Полностью перешёл на дистанционный режим работы	4%	1%	7%

Обозначенная при анализе различий по уровню образования тенденция подтверждается дифференциацией по роду профессиональной деятельности. Большинство специалистов (52 %) так или иначе работали дистанционно в последний год. Не работали в дистанционном режиме лишь 48 % специалистов, в то время как среди рабочих эта доля составила 94 %, а среди служащих – 85 % (таблица 14). Предприниматели, вынужденные адаптироваться к изменениям рынка, в условиях карантинных ограничений стали переходить на дистанционную форму деятельности – лишь 54 % из них не работали удалённо. Многие бизнесмены и специалисты поняли, что ряд работ, которые раньше требовали личного присутствия на рабочем месте, могут быть сделаны в дистанционном режиме. Поэтому специалисты в 2 раза чаще (8 %), а предприниматели в 3 раза чаще (12 %) среднестатистических жителей России (4 %) полностью перешли на дистанционный режим работы. Тенденция на перевод некоторых бизнесов и видов профессиональной деятельности в виртуальное пространство сформировалась в последнее десятилетие. Пандемия и связанные с ней ограничения стали катализатором для таких изменений [см.: 6].

Таблица 14 – Результаты опроса. Вопрос: «Пришлось ли Вам в последний год работать дистанционно или нет? Если да, то как долго?» (от числа опрошенных в группе)

	Население в целом	Род профессиональной деятельности
	Население в целом	Рабочие	Служащие	Специалисты	Предприниматели
Не работал дистанционно	77%	94%	85%	48%	54%
Работал дистанционно менее месяца	4%	2%	3%	7%	4%
Работал дистанционно от 1 до 3 месяцев	8%	1%	6%	19%	15%
Работал дистанционно от 3 до 6 месяцев	3%	1%	1%	8%	10%
Работал дистанционно более 6 месяцев	4%	1%	1%	10%	3%
Полностью перешёл на дистанционный режим работы	4%	1%	3%	8%	12%

Чем крупнее населённый пункт, тем больше в нём доля жителей, работавших дистанционно в период пандемии. В крупных городах лишь 65 % жителей не работали в удалённом режиме (таблица 15). В меньших городах таковых 71 %, а в сёлах и посёлках – 85 %. Таким образом, наделавший много шума в информационном пространстве тренд на дезурбанизацию под влиянием дистанционной трудовой деятельности (когда люди уезжают из городов и работают дистанционно) пока не получил массового распространения – прогноз Э. Тоффлера [см.: 7] о грядущей дезурбанизации пока не сбывается, по крайней мере, в России. В нашей стране удалённую работу имеют жители крупных городов, в то время как в сельской местности такой формат трудовой деятельности развит слабо. Наиболее вероятные причины этого – низкое качество государственных институтов (образования, здравоохранения, системы досуга и т. д.), Интернета и систем сообщения (дорог, транспортного сообщения и т. д.).

Таблица 15 – Результаты опроса. Вопрос: «Пришлось ли Вам в последний год работать дистанционно или нет? Если да, то как долго?» (от числа опрошенных в группе)

	Население в целом	Тип населённого пункта
	Население в целом	Крупные города	Малые города	Сёла и посёлки
Не работал дистанционно	77%	65%	71%	85%
Работал дистанционно менее месяца	4%	4%	4%	2%
Работал дистанционно от 1 до 3 месяцев	8%	13%	9%	6%
Работал дистанционно от 3 до 6 месяцев	3%	4%	2%	3%
Работал дистанционно более 6 месяцев	4%	6%	7%	2%
Полностью перешёл на дистанционный режим работы	4%	6%	6%	1%

Девять из десяти (91 %) редко (не каждый день) пользующихся Интернетом не работали дистанционно во время пандемии (таблица 16). Не пользующиеся Интернетом дистанционно тоже не работают. Частота просмотра телевизора на вовлечённость в дистанционный формат трудовой деятельности не влияет.

Таблица 16 – Результаты опроса. Вопрос: «Пришлось ли Вам в последний год работать дистанционно или нет? Если да, то как долго?» (от числа опрошенных в группе)

	Население в целом	Использование Интернета
	Население в целом	Каждый день	Не каждый день	Не пользуются
Не работал дистанционно	77%	74%	91%	100%
Работал дистанционно менее месяца	4%	4%	3%	-
Работал дистанционно от 1 до 3 месяцев	8%	9%	2%	-
Работал дистанционно от 3 до 6 месяцев	3%	4%	2%	-
Работал дистанционно более 6 месяцев	4%	4%	-	-
Полностью перешёл на дистанционный режим работы	4%	5%	2%	-

Чем выше доход, тем чаще его обладатели работают в дистанционном режиме. Лишь 57 % россиян с высоким доходом не работали дистанционно (таблица 17). При этом 18 % обеспеченных респондентов полностью перешли на дистанционный режим работы. В то же время 85 % россиян с низкими доходами вовсе не работали в удалённом режиме. Причина этого состоит в том, что многие низкооплачиваемые рабочие места не предполагают возможности работы в дистанционном режиме. Кроме того, значительная доля в низкодоходной группе принадлежит не вовлечённым в трудовую деятельность: безработным, пенсионерам, студентам и т. п.

Таблица 17 – Результаты опроса. Вопрос: «Пришлось ли Вам в последний год работать дистанционно или нет? Если да, то как долго?» (от числа опрошенных в группе)

	Население в целом	Уровень дохода
	Население в целом	Низкий	Средний	Высокий
Не работал дистанционно	77%	85%	74%	57%
Работал дистанционно менее месяца	4%	2%	4%	7%
Работал дистанционно от 1 до 3 месяцев	8%	6%	9%	4%
Работал дистанционно от 3 до 6 месяцев	3%	1%	4%	11%
Работал дистанционно более 6 месяцев	4%	2%	4%	4%
Полностью перешёл на дистанционный режим работы	4%	3%	4%	18%

Трудности дистанционной работы

Наши соотечественники в целом оказались слабо готовы к резкому переводу трудовой деятельности в виртуальное пространство. Переход на дистанционный режим работы тяжело дался многим россиянам. Респонденты чаще всего говорили, что в дистанционном формате им работать сложнее (42 %). Легче работать в таком режиме стало лишь 18 % опрошенных. Ещё 38 % не заметили значимых изменений в сложности своего труда (таблица 18).

Таблица 18 – Результаты опроса. Вопрос: «Для Вас легче или сложнее работать в дистанционном формате по сравнению со временем до пандемии коронавируса?» (от числа работавших дистанционно за последний год)

	Процент
Легче	18%
Примерно так же	38%
Сложнее	42%
Затруднились ответить	2%

Женщины в большей степени, чем мужчины ощутили на себе сложности дистанционного режима работы. Почти каждой второй женщине (49 %) стало сложнее работать в дистанционном режиме, в то время как только каждый третий мужчина (35 %) столкнулся с усложнением своей трудовой деятельности (таблица 19). По-видимому, это связано с влиянием на ощущение сложности трудовой деятельности в дистанционном режиме большей бытовой нагрузки, возложенной на женщин в период карантина: женщины статистически чаще занимаются домашними делами и уходом за детьми [см.: 8, с. 161], что в условиях пространственной интеграции трудовой, бытовой и досуговой деятельности создаёт дополнительную нагрузку, выраженную в необходимости одновременного исполнения различных социальных ролей в единой пространственной локации.

Таблица 19 – Результаты опроса. Вопрос: «Для Вас легче или сложнее работать в дистанционном формате по сравнению со временем до пандемии коронавируса?» (от числа работавших дистанционно за последний год в группах)

	Население в целом	Пол респондента
	Население в целом	мужчины	женщины
Легче	18%	20%	17%
Примерно так же	38%	44%	32%
Сложнее	42%	35%	49%

Чем старше респонденты, тем сложнее им даётся работа в дистанционном режиме. Треть самых молодых россиян (33 %) заявили, что им стало легче работать в удалённом режиме, в то время как среди самых старших респондентов таковых лишь 7 % (таблица 20). Более половины россиян старше 45 лет говорят об усложнении их труда, связанном с дистанционным режимом. Возрастной фактор по-прежнему остаётся ключевым сдерживающим ограничением для перевода многих видов трудовой деятельности в дистанционный режим.

Таблица 20 – Результаты опроса. Вопрос: «Для Вас легче или сложнее работать в дистанционном формате по сравнению со временем до пандемии коронавируса?» (от числа работавших дистанционно за последний год в группах)

	Население в целом	Возрастные группы
	Население в целом	18-29	30-44	45-55	55+
Легче	18%	33%	20%	10%	7%
Примерно так же	38%	35%	40%	39%	34%
Сложнее	42%	29%	38%	51%	57%

Переход на удалённый график наибольшие сложности вызвал у людей без высшего образования: каждый второй такой респондент (49 %) ответил, что ему стало сложнее работать в дистанционном режиме, чем было до пандемии (таблица 21). Сказывается недостаточный уровень владения таких людей информационными технологиями в сочетании с более низким качеством организации дистанционной работы в сферах, где не требуется высшее образование.

Таблица 21 – Результаты опроса. Вопрос: «Для Вас легче или сложнее работать в дистанционном формате по сравнению со временем до пандемии коронавируса?» (от числа работавших дистанционно за последний год в группах)

	Население в целом	Уровень образования
	Население в целом	Без высшего образования	С высшим образованием
Легче	18%	20%	18%
Примерно так же	38%	30%	41%
Сложнее	42%	49%	40%

Сельчанам значимо труднее работать в дистанционном формате, чем горожанам. Почти каждый второй житель сёл и поселков (46 %) сообщил, что с переходом на удалённый режим работы его трудовая деятельность усложнилась (таблица 22). Жителям малых городов, напротив, чаще легче работать удалённо (22 %). Так что фактор провинции не играет здесь большой роли. Наибольшей проблемой по сей день остаётся низкое качество Интернета и недостаточная техническая оснащённость сельской местности, что создаёт проблемы для местных жителей с доступом к онлайн технологиям [см.: 9].

Таблица 22 – Результаты опроса. Вопрос: «Для Вас легче или сложнее работать в дистанционном формате по сравнению со временем до пандемии коронавируса?» (от числа работавших дистанционно за последний год в группах)

	Население в целом	Тип населённого пункта
	Население в целом	Крупные города	Малые города	Сёла и посёлки
Легче	18%	18%	22%	16%
Примерно так же	38%	42%	44%	33%
Сложнее	42%	37%	34%	46%

Целевая дифференциация практик использования виртуального пространства

Пандемия коронавируса способствовала тому, что россияне стали чаще пользоваться Интернетом в различных целях: в среднем 20–25 % респондентов говорят о том, что они стали чаще участвовать в тех или иных онлайн-практиках (таблица 23). Реже стали принимать в них участие в среднем чуть более 3 % россиян. В наибольшей степени увеличилась частота совершаемых в Сети финансовых операций: 29 % россиян стали чаще оплачивать счета и совершать покупки в Интернете. Лишь менее четверти респондентов (24 %) остались не вовлечёнными в такого рода финансовые операции. Рынок быстро отреагировал на данную тенденцию увеличением объёма торговли во Всемирной паутине [см.: 10]. Период карантинных ограничений способствовал увеличению частоты использования россиянами Интернета в учебных и трудовых целях. Четверть респондентов (25 %) сообщили, что стали чаще пользоваться Сетью в своей учебной или профессиональной деятельности. Более четверти россиян (27 %) по-прежнему не используют Интернет для этого. Учащение досуговых и коммуникационных практик в Интернете менее значительно (по 22 %), поскольку большинство россиян и до пандемии активно пользовались Интернетом в этих целях (60 % и 65 % соответственно, лишь 13 % и 9 % остались не вовлечёнными в использование Интернета для досуга и общения). Пандемия стала катализатором наметившейся тенденции на превращение Интернета из средства для досуга и общения в деловой ресурс. Можно предположить, что данная тенденция и далее будет расширяться и углубляться, но не так быстро, как в период пандемии. Тем более поле для развития остаётся довольно обширным: около четверти россиян по-прежнему не используют Интернет в деловых целях.

Таблица 23 – Цели использования Интернета. Вопрос: «Вы стали чаще или реже использовать Интернет для…» (от числа всех опрошенных за исключением неработающих пенсионеров)?

	Работы или учёбы?	Проведения досуга?	Общения с родными и друзьями?	Покупок, оплаты счетов?
Чаще	25%	22%	22%	29%
С той же регулярностью	45%	60%	65%	42%
Реже	3%	5%	3%	3%
Не использую и не использовал	27%	13%	9%	24%
Затруднились ответить	1%	1%	1%	1%

Связанный с пандемией рост частоты использования Интернета для учёбы или работы в большей степени затронул женщин (34 %), чем мужчин (19 %) (таблица 24). Наиболее вероятная причина состоит в том, что женщины статистически чаще работают в тех сферах, где чаще возможен переход на удалённый режим трудовой деятельности.

Таблица 24 – Результаты опроса. Вопрос: «Вы стали чаще или реже использовать Интернет для работы или учёбы?» (от опрошенных по группам)

	Население в целом	Пол респондента
	Население в целом	мужчины	женщины
Чаще	25%	19%	34%
С той же регулярностью	45%	49%	39%
Реже	3%	4%	2%
Не использую и не использовал	27%	28%	24%

Наиболее социально гибкая и вовлечённая в использование Интернета молодёжь чаще других возрастных групп стала использовать ресурсы Интернета для работы и учёбы (39 %) (таблица 25). Более трети представителей старших возрастных групп (34 % и 38 %) как не пользовались Интернетом в учебной и трудовой деятельности, так и не пользуются. Чаще стали пользоваться глобальной Сетью в данных целях 21 % россиян в возрасте от 45 до 55 лет и 16 % людей старше 55 лет.

Таблица 25 – Результаты опроса. Вопрос: «Вы стали чаще или реже использовать Интернет для работы или учёбы?» (от опрошенных по группам)

	Население в целом	Возрастные группы
	Население в целом	18-29	30-44	45-55	55+
Чаще	25%	39%	23%	21%	16%
С той же регулярностью	45%	40%	50%	40%	40%
Реже	3%	2%	3%	4%	2%
Не использую и не использовал	27%	18%	24%	34%	38%

Рост частоты использования Интернета в трудовых и учебных целях происходит главным образом за счёт людей с высшим образованием, среди которых 29 % стали чаще пользоваться Интернетом для учёбы и работы (против 21 % среди не имеющих высшего образования). По-прежнему не используют Интернет в трудовых и учебных целях 38 % россиян без высшего образования и только 14 % людей с высшим образованием (таблица 26).

Таблица 26 – Результаты опроса. Вопрос: «Вы стали чаще или реже использовать Интернет для работы или учёбы?» (от опрошенных по группам)

	Население в целом	Уровень образования
	Население в целом	Без высшего образования	С высшим образованием
Чаще	25%	21%	29%
С той же регулярностью	45%	36%	55%
Реже	3%	4%	2%
Не использую и не использовал	27%	38%	14%

По приросту частоты использования Интернета для учёбы и работы на общем фоне сильнее всего выделяются студенты: 61 % из них стали чаще пользоваться Сетью, что не удивительно на фоне директивного перевода вузов на дистанционное обучение. Наибольшие трудности с использованием ресурсов Интернета в трудовых и учебных целях испытывают работающие пенсионеры: лишь каждый пятый из них (20 %) стал чаще использовать ресурсы Всемирной паутины и более трети (34 %) по-прежнему не работают и не учатся в Интернете (таблица 27). На фоне того, что пенсионерам труднее работать в онлайн-режиме, они не спешат приобщаться к использованию информационных технологий в трудовых и учебных целях, в результате чего представители старшего поколения остаются слабо вовлечёнными в сопряжённую с использованием Интернета работу. Не занятые россияне также реже пользуются ресурсами Сети для работы и учёбы, поскольку они не работают и не учатся.

Таблица 27 – Результаты опроса. Вопрос: «Вы стали чаще или реже использовать Интернет для работы или учёбы?» (от опрошенных по группам)

	Население в целом	Род занятий
	Население в целом	Работающие пенсионеры	Студенты	Не работающие	Работающие
Чаще	25%	20%	61%	23%	22%
С той же регулярностью	45%	42%	32%	30%	50%
Реже	3%	1%	3%	6%	2%
Не использую и не использовал	27%	34%	3%	39%	25%

Частота использования Интернета представителями различных профессий для учёбы и работы увеличивается в большей степени за счёт специалистов (34 % стали чаще пользоваться Интернетом для работы и учёбы, 6 % по-прежнему не пользуются). Нынешняя специфика труда рабочих не способствует их приобщению к обучению и работе с помощью Интернета, поэтому 43 % из них по-прежнему не используют Всемирную паутину в этих целях (таблица 28).

Таблица 28 – Результаты опроса. Вопрос: «Вы стали чаще или реже использовать Интернет для работы или учёбы?» (от опрошенных по группам)

	Население в целом	Профессии
	Население в целом	Рабочие	Служащие	Специалисты	Предприниматели
Чаще	25%	11%	25%	34%	29%
С той же регулярностью	45%	41%	44%	59%	50%
Реже	3%	4%	1%	-	7%
Не использую и не использовал	27%	43%	30%	6%	12%

Обладатели низких доходов остаются слабо вовлечёнными в учебную и трудовую деятельность с использованием ресурсов Интернета: более трети (37 %) из них по-прежнему не пользуются Сетью в данных целях и лишь каждый пятый (19 %) стал чаще пользоваться Интернетом для учёбы и работы (таблица 29). Принимая во внимание тот факт, что обучение с помощью Всемирной паутины представляет собой наиболее бюджетный вариант повышения образовательного уровня, необходимого для роста доходов, можно констатировать, что слабая вовлечённость в такое образование обладателей низких доходов препятствует их социальной мобильности и способствует консервации низких доходов в определённых социальных группах.

Таблица 29 – Результаты опроса. Вопрос: «Вы стали чаще или реже использовать Интернет для работы или учёбы?» (от опрошенных по группам)

	Население в целом	Уровень дохода
	Население в целом	Низкий	Средний	Высокий
Чаще	25%	19%	27%	39%
С той же регулярностью	45%	38%	48%	43%
Реже	3%	4%	3%	-
Не использую и не использовал	27%	37%	23%	18%

Женщины активнее мужчин вовлекаются в проведение досуга в Интернете (28 % против 18 % среди мужчин) (таблица 30). В целом тенденция увеличения частоты использования Интернета в различных целях в большей степени затрагивает женщин, чем мужчин. Статистически чаще встречающиеся среди женщин трудовые и досуговые практики, по-видимому, легче поддаются переводу в виртуальное пространство.

Таблица 30 – Результаты опроса. Вопрос: «Вы стали чаще или реже использовать Интернет для проведения досуга?» (от опрошенных по группам)

	Население в целом	Пол респондента
	Население в целом	Мужчины	Женщины
Чаще	22%	18%	28%
С той же регулярностью	60%	63%	54%
Реже	5%	5%	5%
Не использую и не использовал	13%	14%	11%

Как и в случае с другими формами виртуальной активности, более молодые россияне чаще пользуются Интернетом для проведения досуга по сравнению с более старшими соотечественниками: чем старше респонденты, тем медленнее они приобщаются к досуговым практикам в виртуальном пространстве. Среди самых молодых россиян 29 % стали чаще проводить досуг в Интернете, в то время как среди самых старших таковых оказалось лишь 16 % (таблица 31). При этом 29 % самых старших респондентов как не использовали Интернет для отдыха, так и не используют его. Среди молодёжи таковых 6 %. Возрастная граница между использующими и не использующими Интернет проходит на отметке 45 лет: люди младше этого возраста по практикам пользования Сетью в различных целях близки группе молодёжи, а те, кто старше этого возраста, по использованию Интернета ближе к пенсионерам.

Таблица 31 – Результаты опроса. Вопрос: «Вы стали чаще или реже использовать Интернет для проведения досуга?» (от опрошенных по группам)

	Население в целом	Возрастные группы
	Население в целом	18-29	30-44	45-55	55+
Чаще	22%	29%	22%	19%	16%
С той же регулярностью	60%	58%	65%	57%	48%
Реже	5%	7%	5%	5%	4%
Не использую и не использовал	13%	6%	8%	18%	29%

Различия по роду занятий отражают возрастные различия в использовании Интернета: студенты наиболее активно приобщаются к проведению досуга в Сети (35 %), а работающие пенсионеры чаще по-прежнему отдыхают в офлайне (24 %) (таблица 32). Неработающие чаще приобщаются к досуговым практикам в Интернете (31 %), чем работающие (19 %). При этом подобных различий между работающими и неработающими относительно пользования Сетью в трудовых и учебных целях не наблюдалось.

Таблица 32 – Результаты опроса. Вопрос: «Вы стали чаще или реже использовать Интернет для проведения досуга?» (от опрошенных по группам)

	Население в целом	Род занятий
	Население в целом	Работающие пенсионеры	Студенты	Не работающие	Работающие
Чаще	22%	19%	35%	31%	19%
С той же регулярностью	60%	52%	56%	52%	63%
Реже	5%	3%	5%	8%	5%
Не использую и не использовал	13%	24%	3%	9%	13%

По роду профессиональной деятельности различий выявлено немного. С наименьшей интенсивностью к досуговым практикам в Интернете приобщаются рабочие (18 %), которые чаще не пользуются и не пользовались Интернетом для развлечения (19 %) (таблица 33). Примерно такие же результаты получены относительно использования рабочими Интернета в трудовых и учебных целях, что свидетельствует о более низкой вовлечённости и темпах приобщения данной профессиональной группы к различным онлайн-практикам. Предприниматели тоже чаще продолжают не пользоваться Интернетом в развлекательных целях (22 %) и реже сообщают, что чаще стали использовать Сеть для проведения досуга (16 %). Однако предприниматели чаще используют Интернет для учёбы и работы, то есть для бизнесменов Интернет – это в большей степени деловой ресурс, чем площадка для проведения свободного времени.

Таблица 33 – Результаты опроса. Вопрос: «Вы стали чаще или реже использовать Интернет для проведения досуга?» (от опрошенных по группам)

	Население в целом	Профессии
	Население в целом	Рабочие	Служащие	Специалисты	Предприниматели
Чаще	22%	18%	21%	25%	16%
С той же регулярностью	60%	58%	63%	61%	53%
Реже	5%	4%	5%	4%	7%
Не использую и не использовал	13%	19%	11%	9%	22%

В финансовые операции, совершаемые в Сети, женщины тоже вовлекаются интенсивнее мужчин: 39% женщин стали активнее совершать покупки и оплачивать счета в Интернете (против 23% мужчин) (таблица 34).

Таблица 34 – Результаты опроса. Вопрос: «Вы стали чаще или реже использовать Интернет для покупок, оплаты счетов и т. п.?» (от опрошенных по группам)

	Население в целом	Пол респондента
	Население в целом	Мужчины	Женщины
Чаще	29%	23%	39%
С той же регулярностью	42%	46%	36%
Реже	3%	5%	1%
Не использую и не использовал	24%	25%	23%

Как и в случае с другими онлайн-практиками, в совершение финансовых операций в Сети чаще вовлекаются молодёжь (37 % стали чаще оплачивать счета и совершать покупки в Интернете, 13 % – по-прежнему не используют Сеть в данных целях) и реже – самые старшие россияне, почти половина из которых (48 %) продолжает оставаться за пределами финансовых операций в Сети (таблица 35). Различия между возрастными группами в данном случае ещё более выражены, чем относительно других практик использования Интернета.

Таблица 35 – Результаты опроса. Вопрос: «Вы стали чаще или реже использовать Интернет для покупок, оплаты счетов и т. п.?» (от опрошенных по группам)

	Население в целом	Возрастные группы
	Население в целом	18-29	30-44	45-55	55+
Чаще	29%	37%	30%	26%	19%
С той же регулярностью	42%	44%	47%	39%	27%
Реже	3%	4%	3%	4%	4%
Не использую и не использовал	24%	13%	19%	30%	48%

Люди с высшим образованием активнее вовлекаются в использование Интернета для финансовых операций, чем те, кто таким образованием не обладает. Более трети обладателей высшего образования (35 %) стали чаще использовать Интернет для совершения покупок и оплаты счетов, в то время как среди россиян без высшего образования таковых лишь четверть (25 %) (таблица 36). При этом треть людей без высшего образования (33%) не используют Сеть для финансовых операций. Среди обладателей высшего образования эта доля составила 15 %.

Таблица 36 – Результаты опроса. Вопрос: «Вы стали чаще или реже использовать Интернет для покупок, оплаты счетов и т.п.?» (от опрошенных по группам)

	Население в целом	Уровень образования
	Население в целом	Без высшего образования	С высшим образованием
Чаще	29%	25%	35%
С той же регулярностью	42%	36%	49%
Реже	3%	5%	2%
Не использую и не использовал	24%	33%	15%

Чем крупнее населённый пункт, тем сильнее в нём выражена тенденция к увеличению доли использующих Интернет для финансовых операций. Более трети жителей крупных городов (34 %) стали чаще пользоваться Интернетом для покупок и оплаты счетов и лишь 16 % не совершают таких операций (таблица 37). В меньших городах 17 % населения не пользуется Интернетом в финансовой деятельности. Сильнее других на общем фоне выделяются сельчане: менее четверти из них (23 %) стали чаще и 8 % – реже стали совершать покупки и оплачивать счета в Интернете, а 39 % по-прежнему не пользуются Сетью в этих целях.

Таблица 37 – Результаты опроса. Вопрос: «Вы стали чаще или реже использовать Интернет для покупок, оплаты счетов и т.п.?» (от опрошенных по группам)

	Население в целом	Тип населённого пункта
	Население в целом	Крупные города	Малые города	Сёла и посёлки
Чаще	29%	34%	32%	23%
С той же регулярностью	42%	47%	49%	30%
Реже	3%	3%	1%	8%
Не использую и не использовал	24%	16%	17%	39%

Женщины активнее мужчин приобщаются к использованию Интернета для общения. Чаще общаться в Сети за последний год стали 32 % женщин и лишь 15 % мужчин (таблица 38). При этом не вовлечены в сетевые коммуникационные практики лишь 6 % женщин и 11 % мужчин.

Таблица 38 – Результаты опроса. Вопрос: «Вы стали чаще или реже использовать Интернет для общения с близкими, друзьями, знакомыми?» (от числа опрошенных в группе)

	Население в целом	Пол респондента
	Население в целом	мужчины	женщины
Чаще	22%	15%	32%
С той же регулярностью	65%	69%	58%
Реже	3%	4%	3%
Не использую и не использовал	9%	11%	6%

Выявленный тренд на более активное приобщение молодёжи к использованию Интернета в различных целях подтверждается и относительно общения через Всемирную паутину. Однако в данном случае межпоколенческий разрыв не так сильно выражен. Чаще пользоваться Интернетом для общения стали 26 % самых молодых и 17 % самых старших россиян (таблица 39). Не общаются в Интернете 3 % молодёжи и 21 % людей пенсионного возраста. Как видим, вовлечённость в коммуникацию посредством Сети стала довольно высокой во всех возрастных группах, несмотря на имеющиеся между ними различия.

Таблица 39 – Результаты опроса. Вопрос: «Вы стали чаще или реже использовать Интернет для общения с близкими, друзьями, знакомыми?» (от числа опрошенных в группе)

	Население в целом	Возрастные группы
	Население в целом	18-29	30-44	45-55	55+
Чаще	22%	26%	21%	22%	17%
С той же регулярностью	65%	68%	70%	58%	55%
Реже	3%	2%	3%	6%	4%
Не использую и не использовал	9%	3%	6%	13%	21%

Как и в случае с вовлечённостью в другие виртуальные практики, рабочие медленнее приобщаются к коммуникации посредством Интернета. Лишь каждый седьмой рабочий (15 %) стал чаще использовать Интернет для общения. Предприниматели вообще чаще других сообщают, что реже стали пользоваться Интернетом для общения (7 %), а 13 % им в этих целях по-прежнему не пользуются (таблица 40). Таким образом, можно констатировать, что бизнесмены чаще стремятся пользоваться Сетью в деловых целях, а приобщение к развлечениям и коммуникации посредством Интернета у них идёт более медленными темпами.

Таблица 40 – Результаты опроса. Вопрос: «Вы стали чаще или реже использовать Интернет для общения с близкими, друзьями, знакомыми?» (от числа опрошенных в группе)

	Население в целом	Профессии
	Население в целом	Рабочие	Служащие	Специалисты	Предприниматели
Чаще	22%	15%	21%	25%	21%
С той же регулярностью	65%	67%	69%	69%	57%
Реже	3%	4%	2%	1%	7%
Не использую и не использовал	9%	13%	9%	4%	13%

Изменения в повседневных практиках

Большинство россиян (57 %) сообщают, что их режим работы или учёбы не изменился по сравнению со временем до пандемии коронавируса (таблица 41). Об изменении режима своей трудовой или учебной деятельности говорит каждый пятый респондент (20 %). Ещё 22 % опрошенных сказали, что их изменения коснулись отчасти. Таким образом, со значимыми изменениями в своей деятельности столкнулись многие респонденты, однако тотального распространения произошедшие изменения не приобрели.

Таблица 41 – Результаты опроса. Вопрос: «Изменилось ли что-то в режиме Вашей работы или учёбы по сравнению со временем до пандемии коронавируса или нет?» (от числа всех опрошенных, кроме неработающих пенсионеров)

	Процент
Да	20%
Нет	57%
В чём-то были изменения, в чём-то — нет	22%
Затруднились ответить	1%

Изменения в режиме работы или учёбы коснулись в большей степени молодёжи: некоторые изменения почувствовали 28 % молодых людей (против 22 % в среднем по выборке) и только 47 % не почувствовали их (против 57 % среди всех). Среди самых старших респондентов более двух третей (69 %) не почувствовали изменений и лишь каждый седьмой (14 %) представитель старшего поколения столкнулся с изменением режима своей деятельности (таблица 42).

Таблица 42 – Результаты опроса. Вопрос: «Изменилось ли что-то в режиме Вашей работы или учёбы по сравнению со временем до пандемии коронавируса или нет?» (от числа опрошенных в группе)

	Население в целом	Возрастные группы
	Население в целом	18-29	30-44	45-55	55+
Да	20%	23%	21%	20%	14%
Нет	57%	47%	55%	62%	69%
В чём-то были изменения, в чём-то — нет	22%	28%	23%	17%	17%

Связанные с пандемией изменения в большей степени затронули жителей крупных городов: более четверти их жителей (26 %) сообщили об изменениях в режиме своей деятельности и менее половины (48 %) заявили об их отсутствии (таблица 43). Жители малых городов реже сталкивались с подобными изменениями (15 %), а сельчане чаще вовсе с ними почти не сталкивались (62 %).

Таблица 43 – Результаты опроса. Вопрос: «Изменилось ли что-то в режиме Вашей работы или учёбы по сравнению со временем до пандемии коронавируса или нет?» (от числа опрошенных в группе)

	Население в целом	Тип населённого пункта
	Население в целом	Крупные города	Малые города	Сёла и посёлки
Да	20%	26%	15%	18%
Нет	57%	48%	59%	62%
В чём-то были изменения, в чём-то — нет	22%	25%	25%	19%

Представители старшего поколения реже молодёжи сообщают об изменении графика своей трудовой деятельности. Работающие пенсионеры чаще не почувствовали изменений режима трудовой деятельности (68 %) (таблица 44). Студенты чаще ощутили незначительные изменения режима своей учёбы (36 %).

Таблица 44 – Результаты опроса. Вопрос: «Изменилось ли что-то в режиме Вашей работы или учёбы по сравнению со временем до пандемии коронавируса или нет?» (от числа опрошенных в группе)

	Население в целом	Род занятий
	Население в целом	Работающие пенсионеры	Студенты	Не работающие	Работающие
Да	20%	15%	21%	18%	22%
Нет	57%	68%	42%	60%	56%
В чём-то были изменения, в чём-то — нет	22%	17%	36%	18%	22%

В наибольшей степени изменения в режиме деятельности коснулись предпринимателей. Более четверти бизнесменов (28 %) отметили их наличие и менее половины (47 %) заявили об их отсутствии (таблица 45). Специалисты чаще почувствовали некоторые изменения (26 %) и реже не ощутили их вовсе (52 %). Рабочие и служащие чаще не ощутили связанных с пандемией изменений в режиме своей деятельности (62 % и 63 % соответственно).

Таблица 45 – Результаты опроса. Вопрос: «Изменилось ли что-то в режиме Вашей работы или учёбы по сравнению со временем до пандемии коронавируса или нет?» (от числа опрошенных в группе)

	Население в целом	Профессии
	Население в целом	Рабочие	Служащие	Специалисты	Предприниматели
Да	20%	20%	15%	22%	28%
Нет	57%	62%	63%	52%	47%
В чём-то были изменения, в чём-то — нет	22%	17%	21%	26%	25%

Чем реже люди пользуются Интернетом, тем в меньшей степени их затронули связанные с пандемией изменения режима трудовой и учебной деятельности (таблица 46). Пользующиеся Интернетом не каждый день и не пользующиеся им вовсе реже ощутили изменения (по 15 %) и чаще не почувствовали их (64 % и 77 % соответственно).

Таблица 46 – Результаты опроса. Вопрос: «Изменилось ли что-то в режиме Вашей работы или учёбы по сравнению со временем до пандемии коронавируса или нет?» (от числа опрошенных в группе)

	Население в целом	Частота использования Интернета
	Население в целом	Каждый день	Не каждый день	Не пользуются
Да	20%	21%	15%	15%
Нет	57%	55%	64%	77%
В чём-то были изменения, в чём-то — нет	22%	23%	20%	6%

Связанные с пандемией коронавируса проблемы негативно повлияли на образ жизни и трудовую деятельность россиян. В ответ на вопрос об изменениях в режиме трудовой деятельности респонденты часто говорили не об изменениях в режиме работы, а об изменениях в жизни в целом. Эти изменения в основном негативные. Об изменениях трудовой деятельности в худшую сторону россияне говорят более чем в 2 раза чаще, чем об изменениях в лучшую сторону (16 % против 7 %) (таблица 47). На снижение доходов респонденты сетуют в 4 раза чаще, чем говорят об их повышении (13 % против 3 %). С сокращениями, увольнениями, трудностями трудоустройства, закрытием бизнеса связаны 18 % ответов. Каждый десятый ответ (10 %) связан с ужесточением санитарных норм, введением режима самоизоляции и другими карантинными мерами; 22 % ответов содержат общие безоценочные суждения об изменениях, ещё 10 % ответов не укладываются в составленную нами классификацию.

Таблица 47 – Результаты опроса. Вопрос: «Что именно изменилось в Вашем режиме работы во время пандемии коронавируса? (открытый вопрос, не более пяти ответов)» (от общего числа ответов, данных респондентами, столкнувшимися с изменениями)

	Процент
Произошло ужесточение санитарных норм и режима самоизоляции	10%
Режим работы изменился в лучшую сторону (стал более удобный график, уменьшилась нагрузка, сократились транспортные издержки)	7%
Режим работы изменился в худшую сторону (менее удобный график, увеличение нагрузки за ту же зарплату, трудности дистанционной работы)	16%
Повышение доходов	3%
Снижение доходов	13%
Сокращение штата, потеря работы, усложнение поиска работы, закрытие бизнеса	18%
Неопределённые изменения, отсутствие оценки изменений со стороны респондента	22%
Другое	10%

Связанные с пандемией изменения режима трудовой и учебной деятельности продолжают действовать по сей день. Большинство столкнувшихся с изменениями россиян (54 %) утверждают, что они сохранились (таблица 48). Лишь каждый пятый (21 %) говорит о возвращении трудовой или учебной деятельности в привычное русло. Ещё 23 % занимают промежуточную позицию. Данные показывают, что, хоть самая острая фаза пандемии на момент проведения опроса прошла, до возвращения режима трудовой и учебной деятельности в прежнее состояние ещё далеко, если это возвращение вообще возможно.

Таблица 48 – Результаты опроса. Вопрос: «Большинство из этих изменений сохранились до сих пор или нет?» (от числа столкнувшихся с изменениями)

	Процент
Сохранились	54%
Что-то сохранилось, что-то — нет	23%
Не сохранились	21%
Затруднились ответить	2%

Реже всего о сохраняющихся изменениях говорят самые младшие (36 %) и самые старшие (41 %) россияне (таблица 49). Россияне среднего возраста чаще продолжают ощущать на себе произошедшие изменения (59 % и 68 % соответственно).

Таблица 49 – Результаты опроса. Вопрос: «Большинство из этих изменений сохранились до сих пор или нет?» (от числа столкнувшихся с изменениями в группах)

	Население в целом	Возрастные группы
	Население в целом	18-29	30-44	45-55	55+
Сохранились	54%	36%	59%	68%	41%
Что-то сохранилось, что-то — нет	23%	33%	20%	15%	36%
Не сохранились	21%	39%	19%	17%	23%

Пандемийные изменения остаются менее актуальными для людей без высшего образования. Более четверти из них (26 %) утверждают, что изменения в режиме их трудовой или учебной деятельности не сохранились и 18 % говорят, что они сохранились отчасти (таблица 50). Люди с высшим образованием, напротив, чаще говорят, что сохранились лишь некоторые изменения, и реже утверждают, что изменения вовсе утратили актуальность (16 %). По-видимому, изменения в большей степени затронули представителей специальностей, требующих более высокой квалификации, и остаются актуальными для них.

Таблица 50 – Результаты опроса. Вопрос: «Большинство из этих изменений сохранились до сих пор или нет?» (от числа столкнувшихся с изменениями в группах)

	Население в целом	Уровень образования
	Население в целом	Без высшего образования	С высшим образованием
Сохранились	54%	55%	53%
Что-то сохранилось, что-то — нет	23%	18%	29%
Не сохранились	21%	26%	16%

Трансформация географических мобильностей

Пандемийные ограничения способствовали усилению тренда на вытеснение географических мобильностей виртуальными. Если уровень использования Интернета для получения и обмена информацией, а также для деятельности, которая раньше совершалась в офлайне, в период пандемии вырос довольно быстрыми темпами, то количество физических перемещений людей внутри своего населённого пункта снизилось примерно теми же темпами. Несмотря на снятие режима самоизоляции, более четверти россиян (26 %) стали реже передвигаться по своему городу или району и лишь 5 % стали более мобильными в географическом смысле. Географическая мобильность почти двух третей россиян (63 %) остаётся на прежнем уровне (таблица 51).

Таблица 51 – Результаты опроса. Вопрос: «Вы стали чаще или реже передвигаться по своему городу или району?» (от числа всех опрошенных, кроме неработающих пенсионеров)

	Процент
Чаще	5%
С той же регулярностью	63%
Реже	26%
Не передвигался и не передвигаюсь	4%
Затруднились ответить	1%

Тренд на переход от географических мобильностей к виртуальным ярче всего проявился среди женщин. Среди них выше темпы приобщения к использованию Интернета в различных целях, и они значимо реже мужчин стали географически менее мобильными за последний год. Каждая третья женщина (32 %) сообщает, что стала реже передвигаться в пространстве своего населённого пункта (таблица 52).

Таблица 52 – Результаты опроса. Вопрос: «Вы стали чаще или реже передвигаться по своему городу или району?» (от числа опрошенных в группе)

	Население в целом	Пол респондента
	Население в целом	мужчины	женщины
Чаще	5%	6%	5%
С той же регулярностью	63%	66%	58%
Реже	26%	23%	32%
Не передвигался и не передвигаюсь	4%	4%	4%

Молодёжь становится всё более мобильной как в виртуальном, так и в физическом пространстве. Самые молодые респонденты, чей уровень использования Сети в различных целях заметно вырос за последний год, стали чаще перемещаться в пространстве своих населённых пунктов (10 %) (таблица 53). По-видимому, усталость от режима самоизоляции актуализировала среди молодых людей ценность возможности перемещаться в географическом пространстве, которой они и воспользовались сразу после отмены режима принудительной изоляции. Люди старшего среднего возраста (45–55 лет) чаще не почувствовали изменений в режиме своих передвижений по родным населённым пунктам: 67 % передвигаются с той же регулярностью и лишь 2 % стали географически более мобильными.

Таблица 53 – Результаты опроса. Вопрос: «Вы стали чаще или реже передвигаться по своему городу или району?» (от числа опрошенных в группе)

	Население в целом	Возрастные группы
	Население в целом	18-29	30-44	45-55	55+
Чаще	5%	10%	5%	2%	4%
С той же регулярностью	63%	53%	66%	67%	60%
Реже	26%	23%	24%	23%	28%
Не передвигался и не передвигаюсь	4%	5%	3%	6%	6%

Снижение уровня географической мобильности населения наиболее выраженным оказалось в сельской местности. Почти треть сельчан (31 %) стали реже передвигаться по своим населённым пунктам и районам (таблица 54). Жители посёлков городского типа реже говорят о том, что они чаще стали передвигаться по своим посёлкам и районам (2 %). Похожие результаты характерны и для городов с населением от 50 до 100 тыс. человек. А вот жители городов-миллионников, напротив, чаще других стали передвигаться по своим городам. Таким образом, в целом более мобильные жители самых крупных городов остаются более мобильными как в географическом, так и в виртуальном пространстве, в то время как сельчане, наоборот, остаются во всех смыслах менее мобильной группой населения.

Таблица 54 – Результаты опроса. Вопрос: «Вы стали чаще или реже передвигаться по своему городу или району?» (от числа опрошенных в группе)

	Население в целом	Тип населённого пункта
	Население в целом	>1 млн	500-950 тыс.	100-500 тыс.	50-100 тыс.	< 50 тыс.	ПГТ	Сёла
Чаще	5%	8%	6%	5%	2%	6%	2%	3%
С той же регулярностью	63%	63%	64%	66%	70%	61%	63%	56%
Реже	26%	26%	25%	24%	25%	27%	26%	31%
Не передвигался и не передвигаюсь	4%	3%	4%	3%	2%	5%	9%	8%

Общий тренд на снижение уровня вовлечённости в географические мобильности проявляется и снижением частоты пользования общественным транспортом. Почти четверть россиян (24 %) стали реже пользоваться общественным транспортом, чем пользовались им до пандемии (таблица 55). Лишь 4 % стали пользоваться общественным транспортом чаще. Каждый третий опрошенный (34 %) не изменил интенсивность поездок на общественном транспорте, а 37 % россиян как не пользовались им, так и не пользуются. Довольно низкий уровень использования общественного транспорта в России – индикатор проблем транспортной системы страны. Удобство и уровень комфорта российского общественного транспорта остаются на низком уровне [см.: 11], делая его малопривлекательным для граждан [см.: 12], в результате чего люди делают выбор в пользу личного автотранспорта, что приводит к усугублению проблемы пробок в городах и экологических проблем в стране [см.: 13].

Таблица 55 – Результаты опроса. Вопрос: «Вы стали чаще или реже пользоваться общественным транспортом?» (от числа всех опрошенных, кроме неработающих пенсионеров)

	Процент
Чаще	4%
С той же регулярностью	34%
Реже	24%
Не пользовался и не пользуюсь	37%
Затруднились ответить	1%

Общественный транспорт в России остаётся значительно более популярным среди женщин. Мужчины намного чаще женщин не пользуются общественным транспортом (42 % против 28 %) (таблица 56). Однако среди женщин более выражена тенденция на отказ от использования общественного транспорта: 29 % из них стали реже пользоваться таким транспортом (против 24 % среди мужчин).

Таблица 56 – Результаты опроса. Вопрос: «Вы стали чаще или реже пользоваться общественным транспортом?» (от числа опрошенных в группе)

	Население в целом	Пол респондента
	Население в целом	мужчины	женщины
Чаще	4%	5%	4%
С той же регулярностью	34%	32%	38%
Реже	24%	20%	29%
Не пользовался и не пользуюсь	37%	42%	28%

Молодые люди чаще других говорят, что реже стали пользоваться общественным транспортом (38 %) (таблица 57). Однако они им и пользуются чаще других: лишь каждый пятый (20 %) представитель молодёжи не пользуется общественным транспортом. Среди россиян младшего возраста тенденция на отказ от такого транспорта выражена слабее (21 %). Однако они чаще всех не пользуются общественным транспортом (43 %). Люди старшего среднего возраста реже стали отказываться от использования общественного транспорта (17 %). А для самых старших россиян мало что в этом плане изменилось: они реже увеличили частоту использования общественного транспорта (1 %), что объясняется их вхождением в группу риска по заболеваемости коронавирусом. Других различий в старшей возрастной группе не выявлено.

Таблица 57 – Результаты опроса. Вопрос: «Вы стали чаще или реже пользоваться общественным транспортом?» (от числа опрошенных в группе)

	Население в целом	Возрастные группы
	Население в целом	18-29	30-44	45-55	55+
Чаще	4%	6%	5%	4%	1%
С той же регулярностью	34%	36%	31%	37%	35%
Реже	24%	38%	21%	17%	24%
Не пользовался и не пользуюсь	37%	20%	43%	40%	37%

Использование общественного транспорта остаётся прерогативой самых крупных городов. Только 23 % их жителей не пользуются им. Чаще всего практики пользования общественным транспортом среди жителей мегаполисов не изменились (43 %) (таблица 58). Использование общественного транспорта максимально непопулярно у жителей небольших городов, посёлков и сёл. В таких населённых пунктах проблемы транспортной сети наиболее выражены, поэтому около половины их жителей не пользуются общественным транспортом.

Таблица 58 – Результаты опроса. Вопрос: «Вы стали чаще или реже пользоваться общественным транспортом?» (от числа опрошенных в группе)

	Население в целом	Тип населённого пункта
	Население в целом	>1 млн	500-950 тыс.	100-500 тыс.	50-100 тыс.	< 50 тыс.	ПГТ	Сёла
Чаще	4%	5%	4%	4%	1%	5%	2%	6%
С той же регулярностью	34%	43%	38%	37%	27%	26%	33%	23%
Реже	24%	27%	21%	23%	21%	21%	14%	26%
Не пользовался и не пользуюсь	37%	23%	37%	35%	50%	47%	51%	44%

Среди представителей различных видов деятельности чаще всего на общем фоне выделяются студенты, среди которых тренд на снижение уровня использования общественного транспорта менее распространён: отношение числа реже и чаще использующих такой транспорт среди студентов равно 3,8 раз (против 6 раз среди всех). При этом студенты чаще всех пользуются общественным транспортом: лишь каждый десятый из них (10 %) не ездит на нём (таблица 59). Среди работающих пенсионеров частота использования общественного транспорта выросла реже, чем среди других групп (2 %). В числе неработающих граждан снижение частоты пользования общественным транспортом наиболее выражено: почти каждый третий из них (31 %) стал реже пользоваться общественным транспортом. Это может быть связано с тем, что многие неработающие люди потеряли работу под влиянием коронакризиса, в результате чего они утратили необходимость ездить на работу. Среди тех, кто продолжает работать, только 20 % говорят, что стали реже ездить на общественном транспорте. При этом в данной социальной группе выше доля не пользующихся таким транспортом (40 %).

Таблица 59 – Результаты опроса. Вопрос: «Вы стали чаще или реже пользоваться общественным транспортом?» (от числа опрошенных в группе)

	Население в целом	Род занятий
	Население в целом	Работающие пенсионеры	Студенты	Не работающие	Работающие
Чаще	4%	2%	10%	5%	4%
С той же регулярностью	34%	37%	40%	29%	34%
Реже	24%	23%	38%	31%	20%
Не пользовался и не пользуюсь	37%	34%	10%	35%	40%

Частота пользования общественным транспортом среди рабочих падает более медленными темпами: лишь 19 % из них стали реже ездить на общественном транспорте (таблица 60). При этом доля не пользующихся таким транспортом в их числе выше – 42 %. Служащие реже говорят, что не ездят на общественном транспорте и чаще продолжают использовать его так же, как и до пандемии (39 %). Предприниматели реже всех ездят на общественном транспорте. Более половины из них (54 %) не пользуются общественным транспортом.

Таблица 60 – Результаты опроса. Вопрос: «Вы стали чаще или реже пользоваться общественным транспортом?» (от числа опрошенных в группе)

	Население в целом	Профессии
	Население в целом	Рабочие	Служащие	Специалисты	Предприниматели
Чаще	4%	4%	7%	4%	3%
С той же регулярностью	34%	35%	39%	36%	23%
Реже	24%	19%	22%	26%	18%
Не пользовался и не пользуюсь	37%	42%	32%	34%	54%

Общественный транспорт по-прежнему не популярен среди людей с высоким доходом: каждый второй из них не ездит на этом транспорте (50 %). Лишь 18 % продолжают пользоваться им с той де регулярностью, что и раньше (таблица 61).

Таблица 61 – Результаты опроса. Вопрос: «Вы стали чаще или реже пользоваться общественным транспортом?» (от числа опрошенных в группе)

	Население в целом	Уровень дохода
	Население в целом	Низкий	Средний	Высокий
Чаще	4%	5%	4%	4%
С той же регулярностью	34%	34%	35%	18%
Реже	24%	22%	24%	29%
Не пользовался и не пользуюсь	37%	38%	36%	50%

Взаимосвязь виртуальных и географических мобильностей

Линейная связь между тем, как изменяется частота использования Интернета в учебных и рабочих целях, и тем, как изменяется частота передвижения по своему населённому пункту, отсутствует. Данные показывают, что россияне, которые в любую сторону изменили частоту использования Интернета для учебной и профессиональной деятельности, так или иначе изменяют и частоту перемещений по своему городу или району. Те же, кто не менял частоты использования Интернета в данных целях, не меняют и частоты передвижений (таблица 62).

Таблица 62 – Результаты опроса. Вопрос: «Вы стали чаще или реже передвигаться по своему городу или району?» (от числа опрошенных в группе)

	Население в целом	Вы стали чаще или реже использовать Интернет для учёбы или работы?
	Население в целом	Чаще	Так же	Реже	Не использовал и не использую
Чаще	5%	8%	4%	5%	6%
С той же регулярностью	63%	44%	77%	38%	62%
Реже	26%	45%	17%	43%	24%

Между частотой использования Интернета в развлекательных целях и частотой перемещений по своему городу или району выявлена точно такая же связь: как-либо изменившие частоту пользования Сетью изменяют и частоту географических мобильностей. Отличие состоит лишь в том, что респонденты, которые не пользовались Интернетом в развлекательных целях, реже сообщают, что реже стали перемещаться в пространстве своего населённого пункта (21 % против 26 % в среднем по выборке) (таблица 63).

Таблица 63 – Результаты опроса Вопрос: «Вы стали чаще или реже передвигаться по своему городу или району?» (от числа опрошенных в группе)

	Население в целом	Вы стали чаще или реже использовать Интернет для проведения досуга?
	Население в целом	Чаще	Так же	Реже	Не использовал и не использую
Чаще	5%	10%	4%	6%	5%
С той же регулярностью	63%	44%	72%	46%	61%
Реже	26%	42%	21%	40%	21%

Относительно использования Интернета для финансовых операций и для общения с друзьями и близкими выявленная связь не изменяется. Данные показывают, что россияне, изменившие свои практики в виртуальном пространстве, меняют и частоту вовлечённости в географические мобильности.

Выводы и обсуждение результатов

1. Относительно мобильности знаний в информационном пространстве выявлены противоречивые тенденции. С одной стороны, среди студентов, директивно переведённых на дистанционный формат обучения, вовлечённость в обучение посредством Интернета довольно высока: каждый четвёртый студент (25 %) учился дистанционно более полугода, каждый десятый (10 %) полностью перешёл на дистанционное обучение и лишь 4 % остались не вовлечёнными в онлайн-обучение. С другой стороны, россияне, чьей основной деятельностью не является обучение, довольно редко (в среднем около 15 %) использовали время самоизоляции для получения новых знаний и повышения квалификации. Чаще в дистанционное обучение оказываются вовлечёнными молодые люди, женщины, специалисты, предприниматели и те, кто не смотрит телевизор.

2. Работа в дистанционном формате оказалась чуть более популярной, чем дистанционное обучение – 23 % опрошенных так или иначе работали в удалённом формате. Чаще всего респонденты работали в дистанционном режиме от 1 до 3 месяцев (8 %). Многие россияне, которые могут работать дистанционно, полностью перешли на такой режим работы: примерно каждый шестой из работавших дистанционно полностью перешёл на удалённый режим трудовой деятельности. Женщины, люди с высшим образованием, специалисты и предприниматели чаще вовлечены в дистанционную трудовую деятельность. Сельчане, напротив, реже работали в таком режиме (15 %) – по-видимому, недостаточная техническая оснащённость и низкое качество Интернета, государственных институтов и систем сообщения на селе не позволяют сбыться прогнозу Э. Тоффлера о дезурбанизации как следствии развития информационных технологий.

3.Россияне в целом оказались не готовы к переходу на дистанционный режим работы: чаще всего они отвечали, что им стало сложнее работать в таком режиме (42 %). Легче работать стало лишь 18 % переведённых на удалёнку. Труднее всего работать дистанционно оказалось женщинам, представителям старшего поколения, сельчанам и людям без высшего образования.

4. Пандемия коронавируса способствовала тому, что россияне стали чаще пользоваться Интернетом в различных целях: в среднем 20–25 % респондентов говорят о том, что они стали чаще участвовать в тех или иных онлайн-практиках. Реже стали принимать в них участие в среднем чуть более 3 % россиян. В наибольшей степени увеличилась частота совершаемых в Сети финансовых операций: 29 % россиян стали чаще оплачивать счета и совершать покупки в Интернете. Лишь менее четверти респондентов (24 %) остались не вовлечёнными в такого рода финансовые операции. Период карантинных ограничений способствовал увеличению частоты использования россиянами Интернета в учебных и трудовых целях. Четверть респондентов (25 %) сообщили, что стали чаще пользоваться Сетью в своей учебной или профессиональной деятельности. Более четверти россиян (27 %) по-прежнему не используют Интернет для этого. Учащение досуговых и коммуникационных практик в Интернете менее значительно (по 22 %), поскольку большинство россиян и до пандемии активно пользовались Интернетом в этих целях (60 % и 65 % соответственно, лишь 13 % и 9 % остались не вовлечёнными в использование Интернета для досуга и общения). Пандемия стала катализатором наметившейся тенденции на превращение Интернета из средства для досуга и общения в деловой ресурс. Можно предположить, что данная тенденция и далее будет расширяться и углубляться, но не так быстро, как в период пандемии. Тем более поле для развития остаётся довольно обширным: около четверти россиян по-прежнему не используют Интернет в деловых целях.

5. Пандемия значительно повлияла на режим учебной и трудовой деятельности россиян. Хотя большинство респондентов говорят об отсутствии изменений (57 %), они коснулись каждого пятого (20 %). В основном россияне отмечают негативные изменения: об ухудшениях в режиме трудовой деятельности россияне говорят более чем в 2 раза чаще, чем об улучшениях (16 % против 7 %). Большинство столкнувшихся с изменениями режима своей деятельности говорят, что эти изменения сохраняются по сей день (54 %).

6. Пандемийные ограничения способствовали усилению тренда на вытеснение географических мобильностей виртуальными. Если уровень использования Интернета для получения и обмена информацией, а также для деятельности, которая раньше совершалась в офлайне, в период пандемии растёт довольно быстрыми темпами, то количество физических перемещений людей внутри своего населённого пункта снижается примерно теми же темпами. Несмотря на снятие режима самоизоляции, более четверти россиян (26 %) стали реже передвигаться по своему городу или району и лишь 5 % стали более мобильными в географическом смысле. Среди женщин наиболее выражена тенденция на замещение географических мобильностей виртуальными: они чаще стали использовать Интернет в различных целях и реже – передвигаться в пространстве своего города или района. Молодёжь и жители самых крупных городов остаются наиболее мобильными и в виртуальном, и в географическом пространстве, а сельчане и представители старшего поколения – наоборот, везде менее мобильны. Частота пользования общественным транспортом тоже снижается: доля тех, кто стал им пользоваться чаще (4 %), меньше доли снизивших частоту поездок на общественном транспорте (24 %) в 6 раз. Обращает на себя внимание тот факт, что в городах с населением менее 100 тыс. человек и в сельской местности почти половина жителей продолжают не пользоваться общественным транспортом (против 37 % среди всех). Это следствие проблем провинциального общественного транспорта.

7. Выявлена связь между изменением режима использования Интернета и изменением частоты географических мобильностей. Данные показывают, что россияне, которые в любую сторону изменили частоту использования Интернета в различных целях, так или иначе изменяют и частоту перемещений по своему городу или району. Те же, кто не менял частоты использования Интернета, не меняют и частоты передвижений.

Список литературы

1. Ходыкин А. В. Социологический анализ распространения виртуальных мобильностей как формы виртуализации пространственных перемещений (на основании социологии мобильностей Джона Урри) // NOMOTHETIKA: Философия. Социология. Право. – 2020. – № 45 (3). – С. 579–588. DOI: 10.18413/2712-746X-2020-44-3-579-588.

2. Урри Дж. Социология за пределами обществ. Виды мобильности для ХХI века. – М.: ВШЭ, 2012. – 336 с.

3. Урри Дж. Мобильности. – М.: Праксис, 2012. – 501 с.

4. Ходыкин А. В. Виртуальное пространство знаний как ресурс развития ноосферы // Диагностика современности: глобальные вызовы – индивидуальные ответы: сборник материалов Всероссийской научной конференции с международным участием / отв. ред. Ю. А. Разинов. – Самара: Самарская гуманитарная академия, 2018. – С. 247–254.

5. Edtech Market: The Boom in Online Learning // Trends. – URL: https://trends.co/articles/edtech-market-the-boom-in-online-learning/ (дата обращения: 10.04.2023).

6. Бизнес на карантине, идем в онлайн: статистика и стратегия перехода // vc.ru. – URL: https://vc.ru/u/432491-skteam-ru/166912-biznes-na-karantine-idem-v-onlayn-statistika-i-strategiya-perehoda (дата обращения: 10.04.2023).

7. Тоффлер Э. Третья волна. – М.: АСТ, 2004. – 261 с.

8. Чернова Ж. В., Шпаковская Л. Л. Семья и родительство // Социодиггер. Ежегодник ВЦИОМ. – 2020. – С. 133–165.

9. Сапрыкина Д. И., Волохович А. А. Проблемы перехода на дистанционное обучение в Российской Федерации глазами учителей // Доклад ВШЭ. – URL: https://ioe.hse.ru/fao_distant (дата обращения 10.04.2023).

10. Аналитика по онлайн-продажам в период карантина // Аналитическое исследование ADVANTSHOP. – URL: https://www.advantshop.net/blog/common/analitika-po-onlain-prodazham-v-period-karantina?fbclid=iwar2keirs64vastkvl-jkbzxbaew-5i95h4sntzh-xtlwrwxyr77smt1txyw (дата обращения: 10.04.2023).

11. Что происходит с общественным транспортом в России // Сноб. – URL: https://snob.ru/entry/183145 (дата обращения: 10.04.2021).

12. Императивы развития транспортных систем городов России: докл. к XXI Апр. междунар. науч. конф. по проблемам развития экономики и общества, Москва, 2020 г. / М. Я. Блинкин, Т. В. Кулакова, П. В. Зюзин и др.; под общ. ред. М. Я. Блинкина. – М.: Изд. дом Высшей школы экономики, 2020. – 44 с.

13. Вучик В. Р. Транспорт в городах, удобных для жизни / пер. с англ. А. Калинина, под науч. ред. М. Блинкина. – М.: Территория будущего, 2011. – 820 с.

References

1. Khodykin A. V. Sociological Analysis of the Spread of Virtual Mobility as a Form of Virtualization of Spatial Movements (Based on John Urry’s Sociology of Mobility) [Sotsiologicheskiy analiz rasprostraneniya virtualnykh mobilnostey kak formy virtualizatsii prostranstvennykh peremescheniy (na osnovanii sotsiologii mobilnostey Dzhona Urri)]. NOMOTHETIKA: Filosofiya. Sotsiologiya. Pravo. (NOMOTHETIKA: Philosophy. Sociology. Right), 2020, no. 45 (3), pp. 579–588. DOI: 10.18413/2712-746X-2020-44-3-579-588.

2. Urry J. Sociology Beyond Societies: Mobilities for the Twenty-First Century [Sotsiologiya za predelami obschestv. Vidy mobilnosti dlya KhKhI veka]. Moscow: VShE, 2012, 336 p.

3. Urry J. Mobilities (Mobilnosti). Moscow: Praksis, 2012, 501 p.

4. Khodykin A. V. The Virtual Space of Knowledge as a Resource for the Development of the Noosphere [Virtualnoe prostranstvo znaniy kak resurs razvitiya noosfery]. Diagnostika sovremennosti: globalnye vyzovy – individualnye otvety: sbornik materialov Vserossiyskoy nauchnoy konferentsii s mezhdunarodnym uchastiem (Diagnostics of Modernity: Global Challenges – Individual Answers: Collected Materials of the All-Russian Scientific Conference with International Participation). Samara: Samarskaya gumanitarnaya akademiya, 2018, pp. 247–254.

5. Edtech Market: The Boom in Online Learning. Available at: https://trends.co/articles/edtech-market-the-boom-in-online-learning/ (accessed 10 April 2023).

6. Business in Quarantine, Go Online: Statistics and Transition Strategy [Biznes na karantine, idem v onlayn: statistika i strategiya perekhoda]. Available at: https://vc.ru/u/432491-skteam-ru/166912-biznes-na-karantine-idem-v-onlayn-statistika-i-strategiya-perehoda (accessed 10 April 2023).

7. Toffler A. The Third Wave [Tretya volna]. Moscow: AST, 2004, 261 p.

8. Chernova Zh. V., Shpakovskaya L. L. Family and Parenthood [Semya i roditelstvo]. Sotsiodigger. Ezhegodnik VTsIOM (Sociodigger. Yearbook of VCIOM), 2020, pp. 133–165.

9. Saprykina D. I., Volokhovich A. A. Problems of Transition to Distance Learning in the Russian Federation Through the Eyes of Teachers [Problemy perekhoda na distantsionnoe obuchenie v Rossiyskoy Federatsii glazami uchiteley]. Doklad VShE (HSE report). Available at: https://ioe.hse.ru/fao_distant (accessed 10 April 2023).

10. Analytics on Online Sales During the Quarantine Period [Analitika po onlayn-prodazham v period karantina]. Analiticheskoe issledovanie ADVANTSHOP (ADVANTSHOP Analytical Research). Available at: https://www.advantshop.net/blog/common/analitika-po-onlain-prodazham-v-period-karantina?fbclid=iwar2keirs64vastkvl-jkbzxbaew-5i95h4sntzh-xtlwrwxyr77smt1txyw (accessed 10 April 2023).

11. What Is Happening with Public Transport in Russia [Chto proiskhodit s obschestvennym transportom v Rossii]. Snob (Snob). Available at: https://snob.ru/entry/183145 (accessed 10 April 2023).

12. Imperatives of the Development of Transport Systems of Russian Cities [Imperativy razvitiya transportnykh sistem gorodov Rossii: dokl. k XXI Apr. mezhdunar. nauch. konf. po problemam razvitiya ekonomiki i obschestva, Moskva, 2020 g.]. Moscow: Izdatelskiy dom Vysshey shkoly ekonomiki, 2020, 44 p.

13. Vuchic V. R. Transportation for Livable Cities [Transport v gorodakh, udobnykh dlya zhizni]. Moscow: Territoriya buduschego, 2011, 820 p.

Ссылка на статью:
Ходыкин А. В. По следам пандемии: как изменились географические и виртуальные мобильности в условиях ограничения пространственных перемещений? // Философия и гуманитарные науки в информационном обществе. – 2023. – № 1. – С. 39–81. URL: http://fikio.ru/?p=5235.