Новый номер!

УДК 37.01

 

Коваленко Сергей Владимирович – федеральное государственное бюджетное образовательное учреждение высшего образования «Московский государственный областной университет», кафедра специальной педагогики и инклюзивного образования, профессор, доктор философских наук, доцент, Московская область, Россия.

E-mail: kovalenkosv2014@gmail.com

199034, Россия, Московская обл., г. Мытищи, ул. Веры Волошиной, д. 25,

тел.: 8-916-441-24-14.

Авторское резюме

Состояние вопроса: Заимствование западноевропейской практики организации совместного обучения учащихся с нормальным и нарушенным развитием в рамках школ инклюзивного образования ставит проблему теории и практики использования педагогических технологий. Традиционные педагогические технологии, основанные на телеологической философии, действуют как система отношений, в которой ученик выступает в качестве объекта целенаправленных действий учителя. Такая практика становится причиной отчуждения части учащихся от учебного процесса. Альтернативой им стали педагогические технологии, основанные на философии экзистенциализма, рассматривающие ученика в качестве субъекта, отказываясь от его воспитания.

Результаты: Концепция ноосферогенеза В. И. Вернадского рассматривает человека как субъект преобразования биогеохимической энергии в энергию человеческой культуры. Энергетический принцип сущности самоорганизации человека Вернадского конкретизируется теорией и практикой активизации человеческого капитала, посредством модернизации системы образования дающей возможность каждому ребенку реализовать потенциал своих задатков и способностей. Следовательно, педагогические технологии, используемые в школах инклюзивного образования, должны основываться на принципе рационального использования энергетики учащихся в учебно-познавательной и социально-культурной деятельности. Энергетический принцип, реализуемый в деятельности учителей естественнонаучных и гуманитарных дисциплин, дает возможность формирования системного мировосприятия учащихся и установки на самореализацию своего потенциала посредством участия в созидании материальных и духовных ценностей.

Выводы: Во-первых, оптимизация синергетического взаимодействия авторитарных и экзистенциональных педагогических технологий возможна на основе философии ноосферогенеза и теории человеческого капитала, создающих условия совместного обучения и воспитания учащихся с различным уровнем психофизиологических и интеллектуальных возможностей. Во-вторых, онтология ноосферной самоорганизации осуществляется как на индивидуальном уровне жизнедеятельности, так и на уровне исторического и социально-экономического развития общества. В-третьих, деятельность учителей естественнонаучных и гуманитарных дисциплин должна строиться на энергетическом принципе активизации биогенетических программ жизнедеятельности ученика в созидательной самореализации. В-четвертых, энергетический принцип в воспитании и преподавании создает предпосылки естественного перехода от наглядно-действенного мышления к наглядно-образному восприятию, а затем и к абстрактно-логическому обобщенному мировосприятию. В-пятых, концепция ноосферогенеза, разработанная на антропологических принципах, дает возможность ученику осознать себя как субъект самореализации посредством созидания материальных и духовных ценностей.

 

Ключевые слова: человек; антропология; энергия, ноосферогенез; биогенетические программы; антропология; культура; инклюзивное образование.

 

Theory of Noospherogenesis as a Philosophical and Anthropological Basis of Modernization of Pedagogical Technologies of Inclusive Education

 

Kovalenko Sergey Vladimirovich – Moscow Regional State University, Department of special pedagogy and inclusive education, Professor, doctor of philosophy, Moscow region, Russia.

E-mail: kovalenkosv2014@gmail.com

24, Vera Voloshina st., Mytischi, Moscow Region, 199034, Russia,

tel.: 8-916-441-24-14.

Abstract

Background: Adopting some Western European methods of joint education organizing for special needs students and non-special needs students within schools of inclusive education poses the problem of the theory and practice of education technologies usage. Traditional pedagogical technologies based on teleological philosophy act as a system of relations in which the student is as an object of purposeful actions of the teacher. This practice becomes the reason of alienation of some students from the educational process. An alternative to them is pedagogical technologies based on the philosophy of existentialism, treating the students as a subject, refusing to educate them.

Results: V. I. Vernadsky’s concept of noospherogenesis considers a person as a subject of converting biogeochemical energy into energy of human culture. His energetic principle of the essence of human self-organization results in the theory and practice of activating human capital, through the modernization of the education system, enabling every student to realize the potential of his or her inclinations and abilities. Consequently, pedagogical technologies used in schools of inclusive education should be based on the principle of rational use of students’ energy in educational, cognitive and socio-cultural activities. The energetic principle, implemented in the activities of teachers in natural sciences and humanities, makes it possible to form a systemic worldview of students and an attitude toward their potential self-realization through participation in the creation of material and spiritual values.

Conclusion: First, the optimization of the synergetic interaction between authoritarian and existential pedagogical technologies is possible, based on the philosophy of noospherogenesis and the theory of human capital. This provides conditions for joint education of students with different levels of psychophysiological and intellectual capabilities. Second, the ontology of noospheric self-organization is realized both at the individual level of vital activity and at the level of historical and socio-economic development of society. Third, the activity of teachers of natural sciences and humanities should be based on the energetic principle of activating students’ biogenetic life programs in creative self-realization. Fourth, the energetic principle in education and teaching gives the prerequisites for a natural transition from visual-effective thinking to visual-figurative perception, and then to abstract-logical generalized worldview. Finally, the concept of noospherogenesis originated on anthropological principles enables students to perceive themselves as a subject of self-realization through the creation of material and spiritual values.

 

Keywords: human; anthropology; energy; noospherogenesis; biogenetic programs; anthropology; culture; inclusive education.

 

Одной из важнейших проблем исследования самоорганизации человека является анализ синергетики взаимодействия материального и идеального, бытия и духа, инстинкта и разума в рамках эволюции природы и космоса. В своем фундаментальном методологическом обобщении этой проблемы В. И. Вернадский отметил: «Мы должны различать три реальности: 1) реальность в области жизни человека, природные явления ноосферы и нашей планеты, взятой как целое; 2) микроскопическую реальность атомных явлений, … и 3) реальность космических просторов…» [2, с. 54]. В процессе синергетического взаимодействия биосферы Земли и Космоса появляется новая форма энергии – энергия человеческой культуры, или культурная биогеохимическая энергия, которая создает в настоящее время ноосферу [2, с. 95]. Согласно концепции В. И. Вернадского, синергетика взаимодействия субъектов социального действия осуществляется через способность человека преобразовать биогеохимическую энергию в энергию человеческой культуры.

 

Исходя из концепции Вернадского, В. П. Казначеев сделал вывод, что в каждом человеке заложена программа превращения энергии биосферы в ноосферу. Индивидуальный цикл жизни в контексте теории ноосферогенеза меняет генеральную психологическую установку личности по отношению к окружающей среде [см.: 7, с. 54]. Программа превращения энергии биосферы в ноосферу основана на четкой взаимосвязи между уровнем образования народа и качеством развития национальных экономик. Исторический опыт индустриализации СССР подтверждает необходимость минимального начального образования, на следующих этапах, соответственно, и среднего образования, а затем и возможность получать высшее образование в зависимости от потенциала задатков и способностей личности. Доступность образования является условием ноосферогенеза как в индивидуальном развитии личности, так и в историко-культурном аспекте самоорганизации общества. Еще К. Маркс подчеркивал, что общественная история есть всегда лишь история индивидуального развития людей, независимо от того, осознают ли они это или нет [см.: 12, с. 402–403].

 

Вектором самоорганизации человека становится негэнтропийность или рост производительности труда, уровня и качества жизни, расширение возможностей свободной самореализации личности. Американские ученые Дж. Грейсон и К. О’Делл утверждают, что образование создает «человеческий капитал», который в соединении с «физическим капиталом» и дает увеличение производительности труда и обеспечивает конкурентоспособность [cм.: 4, с. 253]. Лауреаты Нобелевской премии по экономике Г. Беккер и Т. Шульц рассматривают категорию «человеческий капитал» в узком и широком ракурсе. В узком смысле образование становится частью человека, а капиталом является вследствие того, что представляет собой источник будущих удовлетворений или будущих заработков, либо того и другого вместе. В широком смысле человеческий капитал формируется за счет долгосрочных вложений капитала в человека путем затрат на образование и подготовку рабочей силы на производстве, расходов на охрану здоровья, миграцию и поиски информации о ценах и доходах [см.: 20, с. 314].

 

Либеральная модернизация России основывалась на заимствовании институтов формирования человеческого капитала, в число которых входит организация инклюзивного образования. Основной её задачей было решение проблем социально-психологической адаптации детей с ограниченными возможностями к рыночным социально-экономическим отношениям. Политика организации совместного обучения учащихся, независимо от их физических, психических и иных особенностей приобретает особую актуальность в условиях интенсивного развития информационного производства, дающего каждому возможность поиска индивидуальных форм самореализации. В этом поиске оказываются задействованными дети, в числе которых 1,6 млн. относятся к категории с ограниченными возможностями здоровья, нуждающиеся в специальном образовании [см.: 5, с. 549].

 

Радикальные реформы перехода от приоритета интереса государства к доминированию частного интереса в условиях жесткого действия информационных систем, пропагандирующих престижное потребление и стремительно нарастающего потребления компьютерных игр, стали основой развития интернет-зависимости подростков со сниженным уровнем самоконтроля [см.: 18, с. 86]. Действие информационно-коммуникационных технологий обернулось искажением сознания подростков, принимающих виртуальность за реальность. В этой виртуальности подростки, страдающие компьютерной зависимостью, находят свои варианты самореализации в самых примитивных вариантах, размещая в интернете видеокадры полные сцен физической расправы с ровесниками, а также с пожилыми людьми [см.: 19]. В этих условиях возникает потребность обновления системы образования и воспитания в соответствии с условиями рыночных отношений. Её субъекты должны усвоить теорию человеческого капитала как одного из главных факторов социально-психологической адаптации учащихся, что является составной частью ноосферогенеза.

 

В контексте эволюции рационального использования энергетики человека общественная история представляет собой системы совершенствования деятельности социально-культурных институтов образования, учитывающих действие бессознательных биогенетических программ жизнедеятельности учащихся. Эффективность педагогического воздействия учителей, работающих в системе инклюзивного образования, определяется способностью рационально использовать антропологический потенциал индивидуальных и групповых бессознательных программ жизнедеятельности учащихся [см.: 10, c. 76–78]. Индивидуальная антропологическая программа включает в себя инстинкты: сохранения жизни и её обеспечения; копирование моделей поведения старших; самореализации потенциала своих задатков и способностей через самоутверждение своего Я. Групповая антропологическая программа диктует индивиду потребность в общении, устойчивость которого определяется нормами и правилами разделения труда, в процессе которого индивид обретает статус личности. Поэтому педагогическая деятельность учителей на всех этапах должна быть направлена на осознание учащимися необходимости реализации своего энергетического потенциала посредством практического включения в процесс созидания общественно-значимых материальных и духовных ценностей.

 

В условиях радикального перехода к рыночным отношениям возникает проблема поиска соответствующих педагогических технологий синергетического взаимодействия коллективно-бессознательных установок и новой системы социальных связей. Слово «технология» в педагогическом словаре определяется как совокупность рабочих методов и процессов в определенной области труда, как научное описание определенных действий [см.: 14, c. 797]. Данное определение следует рассматривать в конкретной исторической реальности потребностей обеспечивать целостность, стабильность и развитие национального производства, государства. В условиях доминирования в структуре национального производства тяжелого физического труда и необходимости подготовки военнослужащих содержание педагогической технологии заключается в точном воспроизведении педагогических действий в строгом соответствии с целевыми установками, имеющими форму конкретного ожидаемого результата. Философские основы педагогической технологии, подчеркивающие приоритет целевых установок педагога, создают систему отношений, в рамках которой учитель является субъектом, а ученик объектом.

 

Философские основы этой педагогики были разработаны Г. Гегелем, для которого индивид был не цель, а средство благоденствия целого, т. е. государства. «Лишь в государстве, в котором развилось сознание о законах, – писал Г. Гегель, – свершаются обдуманные действия, сопровождаемые ясным сознанием о них, которое развивает способность и потребность сохранять их в таком виде» [4, с. 85]. В концепциях классической педагогики субъектами выступают как учителя, так и правящие элиты. Педагогические концепции и технологии, основанные на приоритете духа или идеи, следует рассматривать как идеалистические или как педагогики классической рациональности. Их задача – формирование личности, реализующей себя в служении общему делу, государству, религиозной вере. Митрополит Смоленский и Калининградский Кирилл утверждал, что отступление человека от Бога, прекращение богообщения не может не оказать отрицательного влияния на физическое состояние как Космоса, так и человеческой личности [см.: 13].

 

Основоположником педагогики классической рациональности считают И. Канта, полагавшего, что человек может стать человеком только путем воспитания, а воспитание – это величайшая проблема и труднейшая задача для человека [см.: 8, с. 445]. Педагогические технологии, в рамках которых учитель является субъектом, а ученик – объектом оправданы только тогда, когда их целью является передача и усвоение опыта старших по сохранению жизни, повышения её уровня и качества посредством участия в созидании ценностей, обеспечивающих целостность, стабильность и развитие сообщества. В условиях стремительно нарастающего потребления компьютерных игр подростки со сниженным уровнем самоконтроля сталкиваются с требованиями со стороны учителя механического запоминания специализированных предметов. Узкая специализация в профессиональном плане педагогов порождает разобщенность усилий конкретных специалистов. В результате система образования и воспитания все больше теряет черты человекосообразности, а сам человек как предмет и цель педагогической системы не получает должного осмысления в теоретической педагогике [см.: 6, с. 91–93; 9, с. 234].

 

Телеологическая система преподавания порождает угрозу отчуждения школьников с ограниченными возможностями здоровья от изучения трудных и непонятных предметов, от педагогического процесса в целом. В попытке снятия угрозы отчуждения школьников от учебного процесса формировалась философия и педагогика экзистенциализма. Её основной тезис: в каждом ребенке есть врождённые биологические и психологические структуры, которые составляют ядро личности. Ребенок рождается с потенциалов задатков и способностей, которые являются источником активности и потребности в самореализации личности, независимо от установок воспитателя. Л. Толстой как представитель педагогики экзистенциализма признавал необходимость образования и отрицал школьное воспитание. Он утверждал, что воспитание… «есть принудительное, насильственное воздействие одного лица на другое с целью образовать такого человека, который нам кажется хорошим» [17]. Сторонники философии и педагогики экзистенциализма утверждают, что воспитание авторитарных педагогов искажает потенциал личности и разрушает естественность самореализации.

 

С позиций философии экзистенциализма средствами информации пропагандируется тезис, что человек является изначально свободным по отношению к другим, внешним, социальным ценностям окружающих. Абсолютизация задатков и способностей личности ученика неизбежно воспроизводит концепции социал-дарвинизма, создание закрытых учебных заведений, игнорирование традиционных ценностей поведения, которые отражают исторически проверенные нормы взаимодействия, определяющие соответствие прав и обязанностей, свободы и ответственности управляющих и управляемых. Выпускники таких элитарных учебных заведений воспитаны на основе англоязычной литературы, отмечены жестоким индивидуализмом, прагматизмом и эгалитаризмом. Отказ от практики воспитания эмоций и чувств национальной идентичности препятствует развитию коммуникативных связей и отношений, способствует перманентной эволюция индивидуализма. В результате действия глобальных средств массовой информации, пропагандирующих ценности индивидуализма и асоциальных форм поведения, происходит атомизация общества, и «человек социальный» уступает место «человеку индивидуальному». В итоге растет тенденция к увеличению числа подростков с девиантным поведением, потерей твердых социальных ориентиров, засорением языка англоязычными кальками, что ведет к воспитанию патриотов чужой страны [см.: 15].

 

В условиях радикального перехода к рыночным отношениям согласование деятельности сторонников телеологической и экзистенциональной педагогики требует внедрения антропологических педагогических технологий. Это согласование становится возможным на основе центрального для протестантского мировоззрения понятия «призвание» в рамках капиталистического предпринимательства как богоугодного дела. В этом контексте следует признать действие ноосферной закономерности, согласно которой доминирующей тенденцией развития менталитета граждан Западной Европы стал экономический рационализм, названный М. Вебером «протестантской этикой» [см.: 1]. В содержании этой закономерности заложено восприятие труда как способа индивидуальной самореализации. Исторический опыт свидетельствует, что действие этой закономерности начинается с педагогических технологий народных сказок. Они создают основы системного мировосприятия ребенка как ученика.

 

Антрополого-методологической основой развития совместного обучения учащихся с нормальным и нарушенным развитием или инклюзивного образования стала концепции психологического поля К. Левина. Способность учителей организовать действие психологического поля, оптимизирующее совместное обучение учащихся с разным уровнем их психологических и интеллектуальных возможностей, зависит от подготовки к использованию в своей практике энергетического потенциала генетических индивидуальных и групповых бессознательных программ жизнедеятельности. Действие этих программ диктует потребность ребенка в общении, которая становится стимулом самоорганизации личности. Устойчивость психологического поля общения определяется соблюдением действия принципа справедливости – необходимости обеспечить взаимную выгоду интересов с другими участниками, на основе которых формируются ценностные нормы солидарности и взаимопомощи, но не агрессивности [см.: 16, с. 36]. Бессознательные программы жизнедеятельности учащихся, если они учитываются в деятельности учителей, обеспечивают оптимальное синергетическое взаимодействие биогенетических, психологических и социальных факторов, становясь основой практики организации совместного обучения детей с разным уровнем развития физических, психических и иных способностей.

 

Универсальным принципом модернизации педагогических технологий инклюзивного образования может стать энергетический принцип рационального использования человеческого капитала. Его использование в деятельности родителей и школы диктует необходимость обращать внимание ребенка на солнце как на источник энергии. Наглядно-образное восприятие ребенка естественно помогает ему усваивать причинно-следственные связи между солнцем и временами суток, зимой и летом, и соответственно, между ритмами прогулок и сна, приемом пищи и одеждой в зависимости от сезона. Задачей родителей становится активизация наглядно-образного мышления ребенка через рисование различных объектов природы в связи с энергией солнца. Одновременно ребенок с помощью родителей должен прочувствовать, что его речь создает для родителей и друзей систему энергетических духовных ценностей. Отсюда вытекает его задача становления как субъекта, способного реализовать свое я посредством доброго слова по отношению к близким для него людям.

 

Энергетический принцип, реализуемый в практике работы учителей с младшими классами, предлагает основываться на использовании энергии антропологических бессознательных программ самоорганизации, с акцентом в их деятельности на проблемах обеспечения безопасности жизнедеятельности школьников и активизации учебно-познавательной деятельности. Для этого учителя, работающие в системе инклюзивного образования, должны создать предпосылки перехода ребенка от наглядно-действенного мышления к наглядно-образному восприятию. На его основе сформировать у ребенка эмоционально-чувственное ощущение себя как субъекта деятельности, реализующего свой энергетический потенциал в действии. Наглядность и доступность всех форм инклюзивного обучения учащихся с ограниченными возможностями здоровья (ОВЗ) создает предпосылки нейтрализации проявлений негативизма и упрямства, и выбрать оптимальный вариант самореализации учащихся с ОВЗ в различных видах деятельности.

 

Модернизация технологий работы учителей естественнонаучных и гуманитарных дисциплин на основе энергетического принципа дает возможность формирования системного мировосприятия учащихся с нормальным психофизическим развитием и их одноклассников с ограниченными возможностями здоровья в рамках совместного процесса обучения. Логика изложения учебного материала и постановка задач для самостоятельной работы должна ориентировать ученика на сохранение жизни, и реализация своего энергетического потенциала в копировании моделей созидательной деятельности. Методика наглядно-образного обучения учителей естественнонаучных дисциплин начинается с наблюдения за солнцем как за источником энергии и региональных природно-климатических особенностей с энергетическим потенциалом как фактором, непосредственно воздействующим на уровень и качество жизни человека. Учителя, работающие в блоке гуманитарных дисциплин, должны посвящать свой цикл предметов деятельности национальных героев, реализующих свой энергетический потенциал в созидании ценностей, востребованных Родиной на протяжении всей её истории.

 

Для учителей старших классов главной задачей становится формирование установок на реализации потенциала своих задатков и способностей в трудовой деятельности. Использование понятия «энергия» на всех этапах обучения является одним из условий повышения эффективности деятельность педагогов инклюзивного образования как единой команды. Такая методика дает учителям возможность преодолеть различия в уровне психологических и интеллектуальных способностей учащихся инклюзивного образования и сформировать навыки обобщенного мировосприятия, все явления которого взаимодействуют между собой на основе причинно-следственных связей. Использование понятия «энергия» дает возможность согласования таких противоречивых дидактических принципов образования, как доступность и научность, как наглядность эмоционально-чувственного мышления с элементами абстрактного обобщения. В итоге концепция ноосферогенеза, разработанная на антропологических принципах, дает возможность ученику осознать такие понятия, как «смысл жизни», «самореализация», «общение», «душа», сам ученик начинает воспринимать себя как субъекта, потребляющего и создающего материальные и духовные ценности, обладающие своим энергетическим потенциалом.

 

Список литературы

1. Вебер М. Хозяйственная этика мировых религий. Попытка сравнительного исследования в области социологии религий // Избранное. Имидж компаний. – М.: Юрист, 1994. – С. 43–74.

2. Вернадский В. И. Научная мысль как планетарное явление / Отв. ред. А. Л. Яншин. – М.: Наука, 1991. – 270 с.

3. Гегель Г. В. Ф. Философия истории // Философия истории. Антология. – М.: Институт философии Российской академии наук, 1994. – С. 70–99.

4. Грейсон Дж., О’Делл К. Американский менеджмент на пороге XXI века. – М.: Экономика, 1991. – 320 с.

5. Иванова Н. Н. Особенности приобщения детей-инвалидов к православной культуре // Молодой ученый. – 2014. – № 19. – С. 547–549.

6. Инклюзивная практика в дошкольном образовании: пособие для педагогов дошкольных учреждений / под ред. Т. В. Волосовец, Е. Н. Кутеповой. – М.: МГППУ, 2011. – 144 с.

7. Казначеев В. П., Спирин Е. А. Космопланетарный феномен человека. Проблемы комплексного изучения. – Новосибирск: Наука. Сибирское отделение, 1991. – 304 с.

8. Кант И. О педагогике // Трактаты и буквы. – М.: Наука, 1980. – С. 445–504.

9. Касицина Н. В., Михайлова Н. Н. Педагогическое проектирование как практика повышения квалификации специалистов в области инклюзивного образования // Инклюзивное образование: методология, практика, технология: материалы Международной научно-практической конференции. – М.: МГППУ, 2011. – С. 233–235.

10. Коваленко С. В. Антропологические основы ноосферогенеза. – М.: Наука, 2005. – 288 с.

11. Лузина Л. М., Степанов Е. Н. Преподавателю о современных подходах и концепциях образования. – М.: ТЦ Сфера, 2003. – 160 c.

12. Маркс К., Энгельс Ф. Маркс – Анненкову, 28 декабря 1846 г. // Сочинения, изд. 2-е. Т. 27. – М.: Государственное издательство политической литературы, 1962. – С. 401–412.

13. Митрополит Смоленский и Калининградский Кирилл // О человеческом достоинстве и биотехнологиях // Православие и проблемы биоэтики. По материалам сборников Церковно-общественного совета по биомедицинской этике 2017 – [Электронный ресурс]. – Режим доступа: https://azbyka.ru/zdorovie/wp-content/uploads/2018/02/pravoslavie-i-problemy-bioetiki-sbornik-rabot.pdf (дата обращения 18.09.2018).

14. Ожегов С. И. Словарь русского языка. – М.: Темп, 2006. – 944 с.

15. Попова И. В. Представления в настоящем, прошедшем и будущем как переживание социального времени // Социс. – 1998. – № 10. – С. 135–145.

16. Рьюз М. Эволюционная этика: здоровая перспектива или окончательное одряхление? // Вопросы философии. – 1992. – № 8. – С. 34–52.

17. Толстой об образовании – [Электронный ресурс]. – Режим доступа: https://www.psychologos.ru/articles/view/tolstoy-o-vospitanii (дата обращения 18.02.2018).

18. Шабалина В. В. Зависимое поведение школьников. – СПб.: Медицинская пресса, 2001. – 176 с.

19. Щелина Т. Т., Маслов В. С. Феномен интернет-зависимости как причина девиантного поведения подростков // Молодой ученый. – 2014. – №21.1. – С. 143–145 – [Электронный ресурс]. – Режим доступа: https://moluch.ru/archive/80/13809 (дата обращения: 21.02.2018).

20. Экономика народного образования / под ред. С. Л. Костаняна. 2-е изд. – М.: Просвещение, 1986. – 355 с.

 

References

1. Weber M. Economic Ethics of World Religions. Attempt of Comparative Research in the Field of Sociology of Religions [Khozyaystvennaya etika mirovykh religiy. Popytka sravnitelnogo issledovaniya v oblasti sotsiologii religiy]. Izbrannoe. Imidzh kompaniy (Selected Works. The Image of the Companies). Moscow, Yurist, 1994, pp. 43–74.

2. Vernadsky V. I. Scientific Thought as a Planetary Phenomenon [Nauchnaya mysl kak planetarnoe yavlenie]. Moscow, Nauka, 1991, 270 p.

3. Hegel G. W. F. The Philosophy of History [Filosofiya istorii]. Filosofiya istorii. Antologiya (The Philosophy of History. Anthology). Moscow, Institut filosofii Rossiyskoy akademii nauk, 1994, pp. 70–99.

4. Grayson G. O’Dell K. American Management on the Threshold of the XXI Century [Amerikanskiy menedzhment na poroge XXI veka]. Moscow, Ekonomika, 1991, 320 p.

5. Ivanova N. N. Features of Introduction of Disabled Children to Orthodox Culture [Osobennosti priobscheniya detey-invalidov k pravoslavnoy kulture]. Molodoy uchenyy (Young Scientist), 2014, № 19, pp. 547–549.

6. Volosovets T. V., Kutepova E. N. (Eds.) Inclusive Practice in Preschool Education: A Guide for Teachers of Preschool Institutions [Inklyuzivnaya praktika v doshkolnom obrazovanii: posobie dlya pedagogov doshkolnykh uchrezhdeniy]. Moscow, MGPPU, 2011, 144 p.

7. Kaznacheev V. P., Spirin E. A. Cosmoplanetary Phenomenon of Man. Problems of Complex Study [Kosmoplanetarnyy fenomen cheloveka. Problemy kompleksnogo izucheniya]. Novosibirsk, Nauka. Sibirskoe otdelenie, 1991, 304 p.

8. Kant I. On Pedagogy [O pedagogike]. Traktaty i bukvy (Treatises and Letters). Moscow, Nauka, 1980, pp. 445–504.

9. Kasitsina N. V. Mikhaylova N. N. Instructional Design as the Practice of Training Specialists in the Field of Inclusive Education [Pedagogicheskoe proektirovanie kak praktika povysheniya kvalifikatsii spetsialistov v oblasti inklyuzivnogo obrazovaniya]. Inklyuzivnoe obrazovanie: metodologiya, praktika, tekhnologiya: materialy Mezhdunarodnoy nauchno-prakticheskoy konferentsii (Inclusive Education: Methodology, Practice, Technology: Materials of the International Scientific and Practical Conference). Moscow, MGPPU, 2011, pp. 233–235.

10. Kovalenko S. V. Anthropological Foundations of Noospherogenesis [Antropologicheskie osnovy noosferogeneza]. Moscow, Nauka, 2005, 288 p.

11. Luzina L. M., Stepanov E. N. To the Teacher about Modern Approaches and Concepts of Education [Prepodavatelyu o sovremennykh podkhodakh i kontseptsiyakh obrazovaniya]. Moscow, TTs Sfera, 2003, 160 p.

12. Marx K., Engels F. Marx – to Annenkov, December 28, 1846 [Marks – Annenkovu, 28 dekabrya 1846 g.]. Sochineniya, izd. 2-e. T. 27 (Works, Issue 2, Vol. 27). Moscow, Gosudarstvennoe izdatelstvo politicheskoy literatury, 1962, pp. 401–412.

13. Metropolitan Kirill of Smolensk and Kaliningrad. On Human Dignity and Biotechnology [O chelovecheskom dostoinstve i biotekhnologiyakh]. Pravoslavie i problemy bioetiki. Po materialam sbornikov Tserkovno-obschestvennogo soveta po biomeditsinskoy etike 2017 (Orthodoxy and Bioethics Problems. According to the Materials of the Collections of the Church-Public Council on Biomedical Ethics 2017). Available at: https://azbyka.ru/zdorovie/wp-content/uploads/2018/02/pravoslavie-i-problemy-bioetiki-sbornik-rabot.pdf (accessed 18 September 2018).

14. Ozhegov S. I. Dictionary of the Russian Language [Slovar russkogo yazyka]. Moscow, Temp, 2006, 944 p.

15. Popova I. V. Representations in the Present, Past and Future as an Experience of Social Time [Predstavleniya v nastoyaschem, proshedshem i buduschem kak perezhivanie sotsialnogo vremeni]. Sotsis (Socis), 1998, № 10, pp. 135–145.

16. Ruse M. Evolutionary Ethics: Healthy Prospect or Final Decrepitude? [Evolyutsionnaya etika: zdorovaya perspektiva ili okonchatelnoe odryakhlenie?] Voprosy filosofii (Question of Philosophy), 1992, № 8, pp. 34–52.

17. Tolstoy on Education [Tolstoy ob obrazovanii]. Available at: https://www.psychologos.ru/articles/view/tolstoy-o-vospitanii (accessed 18 February 2018).

18. Shabalina V. V. Dependent Behavior of Schoolchildren [Zavisimoe povedenie shkolnikov]. Saint Petersburg, Meditsinskaya pressa, 2001, 176 p.

19. Schelina T. T., Maslov V. S. Phenomenon of Internet Addiction as the Cause of Deviant Behavior of Teenagers [Fenomen internet-zavisimosti kak prichina deviantnogo povedeniya podrostkov]. Molodoy uchenyy (Young Scientist), 2014, № 21.1, pp. 143–145. Available at: https://moluch.ru/archive/80/13809/ (accessed: 21 February 2018).

20. Kostanyan S. L. (Ed.) Economics of Public Education [Ekonomika narodnogo obrazovaniya]. Moscow, Prosveschenie, 1986, 355 p.

 

© С. В. Коваленко, 2018

Новый номер!

УДК 167/168

 

Караваев Эдуард Федорович – федеральное государственное бюджетное образовательное учреждение высшего образования «Санкт-Петербургский государственный университет», доктор философских наук, профессор, профессор кафедры логики, Институт философии Санкт-Петербургского государственного университета, Санкт-Петербург, Россия.

E-mail: EK1549@ek1549.spb.edu

199034, Санкт-Петербург, Менделеевская линия, 5,

тел: +7-812-328-94-21, доб. 1844.

Никитин Владислав Евгеньевич – федеральное государственное бюджетное образовательное учреждение высшего образования «Санкт-Петербургский государственный университет», кандидат философских наук, доцент, доцент кафедры онтологии и теории познания, Институт философии Санкт-Петербургского государственного университета, Санкт-Петербург, Россия.

E-mail: vladislav.nik@gmail.com

199034, Санкт-Петербург, Менделеевская линия, 5,

тел: +7-812-328-94-21, доб. 1845.

Авторское резюме

Задача исследования: Показать, что появление компьютеров, машин нового типа, в которых главным является преобразование информации, делает возможным появление моделирования нового типа. В нём и модель, и среда представлены процессом прохождения компьютерной программы. Авторы статьи обращаются к мыслям К. Маркса о природе машин вообще, высказанным им 160 лет тому назад: «Это – созданные человеческой рукой органы человеческого мозга, овеществленная сила знания».

Состояние вопроса: Более 60 лет тому назад один из создателей кибернетики, У. Р. Эшби, охарактеризовал компьютеры как «усилители наших мыслительных способностей». Сущность компьютера представлена в «машине Тьюринга» (1936 г.), в специальном логико-математическом аппарате. В начале 1940-х гг. идея машины Тьюринга была материализована. Дж. фон Нейману компьютер обязан своей «архитектурой»: команды хранятся в том же запоминающем устройстве, где и символы, подлежащие преобразованиям. Информационное моделирование – это прохождение компьютерной программы. К. Э. Шеннон заложил основы теории информации (1948 г.). А. Н. Колмогоровым и американскими учёными Р. Соломоновым и Г. Чейтиным разработана алгоритмическая теория информации (конец 1960 гг.). К концу XX в. были выяснены физические ограничения, налагаемые на информационные процессы (работы Р. Ландауэра). Важные результаты, касающиеся влияния случайности на наше мышление, были получены во второй половине ХХ в. (Д. Канеман, А. Тверски, Н. Н. Талеб).

Результаты: Развитие идей К. Маркса о природе машины позволяет уяснить природу «информационного моделирования»: оно является «автоматизированным мысленным экспериментом». Далее следует обратиться к понятию «по-став» (нем. «Ge-Stell») и его информационному аспекту, на что фактически указывал сам М. Хайдеггер (1966 г.). Информационное моделирование позволяет уточнить «каналы», по которым случайность влияет на наше мышление. Существуют топологические средства, которые с ним в решении этой задачи продуктивно сочетаются. Это же относится и к важнейшему метрическому средству – гипотетико-дедуктивному методу, в соединении с диагнозом по Т. Байесу.

Выводы: Информационное моделирование с помощью компьютера представляет собой «автоматизированный мысленный эксперимент». В настоящее время он имеет важнейшее значение в теоретической и практической деятельности.

 

Ключевые слова: машина; компьютер; информационное моделирование; случайность; многообразие; формула Байеса.

 

The Nature of Information Modeling and Its Actuality

 

Karavaev Eduard Fedorovich – Saint Petersburg State University, Doctor of Philosophy, Professor, Department of Logic, Institute of Philosophy of Saint Petersburg State University, Saint Petersburg, Russia.

E-mail: EK1 549@ek1549.spb.edu

5, Mendeleevskaya line, Saint Petersburg, 199034, Russia,

tel: + 7-81 2-328-94-21, ext. 1844.

Nikitin Vladislav Evgenievich – Saint Petersburg State University, Ph. D. (Philosophy), Associate Professor, Department of Ontology and Theory of Knowledge, Institute of Philosophy of Saint Petersburg State University, Saint Petersburg, Russia.

E-mail: vladislav.nik@gmail.com

5, Mendeleevskaya line, Saint Petersburg, 199034, Russia,

tel: + 7-81 2-328-94-21, ext. 1845.

Abstract

Research aim: To show that the emergence of computers, machines of a new type, in which the main thing is the transformation of information, makes possible the emergence of a new type of modeling. In this case, the computer program passage represents both the model and the environment. The authors of the article refer to Karl Marx’s thoughts about the nature of machines in general, which he expressed 160 years ago: “These are the organs of the human brain created by the human hand, the reified power of knowledge”.

Background: More than 60 years ago, one of the creators of cybernetics, William R. Ashby characterized computers as “amplifiers of our mental abilities”. The essence of the computer is represented in the “Turing machine” (1936), in a special logical-mathematical apparatus. In the early 1940s, the idea of the Turing machine was materialized. The computer owes its ‘architecture’ to John von Neumann: commands are stored in the same storage device as the symbols to be converted. Information modeling is the passage of a computer program. C. E. Shannon laid the foundations of information theory (1948). A. N. Kolmogorov and American scientists R. Solomonoff and G. J. Chaitin developed algorithmic information theory (late 1960s). By the end of the XX century physical limitations imposed on information processes had been clarified (R. Landauer’s works). Important results concerning the influence of chance on our thinking were obtained in the second half of the twentieth century (D. Kahneman, A. Tversky, N. N. Taleb).

Results: The development of Karl Marx’s ideas about the nature of the machine allows us to understand the essence of “information modeling”. This modeling consists in the computer program passage, and this is an “automated thought experiment”. One should also turn to the concept of “Ge-Stell” and its information aspect, which M. Heidegger himself actually pointed out (1966). Information modeling makes it possible to clarify the “channels” through which chance affects our thinking. There are topological tools, which are productively combined with it in solving of this problem. The same is true to the most important metric tool – hypothetical-deductive method, in conjunction with the diagnosis according to T. Bayes.

Conclusion: Computer-assisted information modeling is an “automated thought experiment”. Currently, this method is essential for theoretical and practical activities.

 

Keywords: machine; computer; information modeling; chance; manifold; Bayes’ formula.

 

Введение

Наука о компьютерах и их применениях, или информатика, – одна из наиболее развивающихся и влияющих на познание и практику дисциплин. Один из создателей кибернетики, английский учёный Уильям Росс Эшби уже более шестидесяти лет тому назад назвал компьютеры «усилителями наших мыслительных способностей» [28]. Они позволяют производить громоздкие расчёты, решать сложные системы уравнений, выполнять поиск логического вывода, доказывать теоремы[1] и – может быть, самое впечатляющее – строить и изучать модели (в виде компьютерных программ) для объектов, являющихся предметами фактически любых областей науки и практической деятельности.

 

Создавать «усилители мыслительных способностей» люди пробовали давно. Так, в XIII в. Раймундом Луллием было построено механическое логическое устройство, получившее название «луллиевой машины» и позволявшее осуществлять силлогистические умозаключения [см.: 20, с. 132–133][2].

 

Компьютер – это машина. Так что целесообразно обратиться к мыслям К. Маркса о природе машины, высказанным 160 лет тому назад [17, с. 215]: «Природа не строит ни машин, ни локомотивов, ни железных дорог, ни электрического телеграфа, ни сельфакторов, и т. д. Все это – продукты человеческого труда, природный материал, превращенный в органы человеческой воли, властвующей над природой, или человеческой деятельности в природе. Все это – созданные человеческой рукой органы человеческого мозга, овеществленная сила знания».

 

Сейчас трудно представить, как появление машин нового типа отразится на работе самого нашего мозга. В качестве аналогии можно вспомнить изобретение пишущей машинки (1867 г.). Ф. Ницше, начавший пользоваться ею из-за болезни глаз, отметил: «Пользоваться пишущей машинкой поначалу утомительнее всякого писания» [19, c. 447]. Он даже сделал обобщение, кажущееся верным, – что «все пишущие инструменты влияют на наши мысли» [41, p. 23].

 

Мы, очевидно, уясняем природу «усилителей мыслительных процессов», только если сосредотачиваемся на том, что происходит с информацией. При этом важно принимать во внимание то, до какой глубины мы различаем информационные процессы. С этой точки зрения от «луллиевой машины», продуманной до уровня субъектно-предикатной структуры суждения, до современных компьютеров, продуманных на уровне элементарных символов («0» и «1») – «дистанция огромного размера».

 

Практические разработки и теоретические исследования в области информатики ведутся взаимосвязано. Но здесь нет «равномерности», «синхронности» и т. п. Скажем, «вдруг» усилиями Джорджа Буля появляется мощнейший аппарат («булева алгебра»), который и делает возможным развитие логических основ информационного моделирования. Машина Чарльза Бэббеджа, по своим практическим возможностям в роли «усилителя мыслительных способностей», не идёт ни в какое сравнение с современными компьютерами. Но, располагая такой машиной, Ада Лавлейс построила язык программирования. И всё-таки, повторим, наука о компьютерах, или информатика – дисциплина нашего времени.

 

Машина Тьюринга

Природа компьютера представлена в «машине Тьюринга» [см.: 69], предложенной А. М. Тьюрингом в начале 1936 г.[3] Показательно, что этот аппарат является одновременно и предметом теоретического исследования, и методом обращения с символическими конструкциями (знаковыми моделями).

 

Машина Тьюринга полностью удовлетворяет требованиям к машинам, выполняющим алгоритмы:

(а) она является полностью детерминированной и действует строго в соответствии с заданной системой правил;

(б) она допускает ввод различных «начальных данных» (соответствующих задаче из заданного класса задач);

(в) система правил и класс решаемых задач так согласованы друг с другом, что всегда можно «прочитать» результаты работы машины.

 

Кратко напомним описание архитектуры машины Тьюринга.

 

(1) Имеется неограниченно длинная одномерная лента, которая разбита на ячейки. В каждой ячейке может быть записан только один символ х из некоторого конечного алфавита Х; при этом в алфавит входит и пустой символ.

 

(2) В каждый момент времени на ленте имеется только конечное (хотя и как угодно большое) количество непустых ячеек.

 

(3) Имеется специальная считывающая и записывающая головка, которая может либо перемещаться вдоль ленты вправо или влево на одну ячейку за один такт работы, либо оставаться на месте.

 

(4) Имеется некоторый конечный автомат А; у него конечное число внутренних состояний Q = {q₀, q₁, q₂….q_n-1}, и он работает в дискретном времени t = 0, 1, 2, …

 

Входом машины является элемент из множества X; выходом – элемент из множества {( Х Ä М )Èстоп}, где Х Ä М – декартово произведение множеств Х и М; М = {Л, П, Н}, Л – сдвиг головки влево, П – сдвиг головки вправо, Н – головка остаётся на месте; если выходом является стоп, то машина останавливается.

 

Функция переходов автомата a: если автомат находился в состоянии q_j и воспринимал вход x_i, то он переходит в состояние q_k= a (q_j, x_i).

 

Функция выходов автомата d: для той же пары áq_j, x_i ñ в ячейку, напротив которой находилась головка, записывается символ x_k = a (q_j, x_i); при этом x_i и x_k могут совпадать; а в зависимости от того, чему равно m из множества М, головка сдвинется влево, или вправо, или останется на месте. При выходе стоп, машина останавливается, и такие состояния (их может быть несколько) называются «состояниями покоя».

 

Имеются средства для композиции машин Тьюринга: умножение, возведение в степень, итерация. Они позволяют из одних машин Тьюринга (более простых) строить другие. Есть универсальные машины Тьюринга: они позволяют моделировать работу любой машины Тьюринга.

 

Знаменитый тезис Тьюринга, или тезис Тьюринга-Чёрча можно сформулировать так [8; 9]: «Неформальное (интуитивное) понятие эффективной процедуры над последовательностью символов совпадает с точным (формальным) определением понятия процедуры над (этой же) последовательностью символов, которая может быть выполнена на машине Тьюринга».

 

Этот тезис, так сказать, «вечная гипотеза». Его нельзя доказать строго формально: для этого пришлось бы дать строго формальное определение «интуитивного» (!). Он был бы опровергнут, если бы удалось указать такую процедуру, которая была бы признана эффективной в интуитивном смысле, а затем доказать, что эта процедура не может быть выполнена ни на какой машине Тьюринга. Уверенность в справедливости этого тезиса основана на том, что до сих пор дело обстоит так: если удаётся установить существование некоторой эффективной, в интуитивном смысле, процедуры, то удаётся построить такую машину Тьюринга, которая воспроизводит эту процедуру.

 

Появление компьютеров и информационного моделирования

В начале 1940-х гг. идея машины Тьюринга была материализована. В этом участвовал и сам Тьюринг, а также другие математики, физики, представители технических и технологических дисциплин, инженеры. Особо следует упомянуть Дж. фон Неймана, которому, в первую очередь, компьютеры обязаны своей «архитектурой»: ему принадлежит остроумная идея хранить команды, т. е. правила преобразования символов, в том же запоминающем устройстве, где хранятся и сами символы, подлежащие преобразованиям.

 

Информационное моделирование, которое мы здесь рассматриваем (его иногда называют «симулированием», перенося английское слово в русский язык), относится к тому типу моделирования, когда и модель, и среда являются искусственными: это – прохождение компьютерной программы. Для его философского осмысления целесообразно использовать хайдеггеровское понятие «по-став» (нем. «Ge-Stell») [25, c. 229], выделяя его информационное измерение, на что сам М. Хайдеггер фактически и указал в интервью журналу «Der Spiegel» (1966 г.) [1, c. 245; 39, p. 278].[4] Таким образом, с появлением компьютеров в научной картине мира, во взаимодействии человечества и мира информационное измерение начинает играть важную роль, не «заслоняя», разумеется, материального и энергетического измерений.

 

Информационные процессы, протекающие в компьютере, связаны и с природой материальных носителей, и с природой соответствующих энергетических преобразований. Более того, как мы знаем сейчас – об этом мы будем говорить далее подробнее – существуют определённые количественные соотношения между тремя компонентами: материальным, энергетическим и информационным – в любом объекте.

 

Носители информационных процессов в поколении компьютеров, предшествующем нынешнему поколению, были электромеханическими.[5] Были и есть проекты использовать в той же роли лазерные процессы, сложные химические соединения вроде молекул ДНК. Природа используемого носителя, естественно, влияет на форму информационных процессов, или на их «внешние характеристики»: скорость выполнения операций, объём запоминающих устройств и др. В той мере, в какой форма любого объекта связана с его содержанием, такого рода характеристики носителя информации влияют на содержание информационных процессов.[6]

 

Говорить более определённо о влиянии материального воплощения на информационные процессы сейчас не приходится. Представляется также, что нельзя согласиться и с утверждением, что вообще не имеет значения, каково материальное воплощение информационных процессов в компьютере [60].

 

Так или иначе, «до поры до времени» в наших теоретических размышлениях в области информатики мы не принимали во внимание тот факт, что реальные информационные процессы связаны с использованием реальных материальных (в первую очередь, физических) и энергетических возможностей. А они определяются объективными (физическими) законами.[7]

 

Конструкторы компьютеров в своей работе опираются на знания о физических свойствах используемых материалов и о законах, которым подчиняются процессы, протекающие в этих материалах, для того чтобы обеспечить подходящие характеристики элементов компьютеров: надёжность выполнения простейших операций, сокращение времени их выполнения, уменьшение интенсивности неизбежного рассеяния энергии («информационное трение»).

 

Вопрос о том, каковы реальные диапазоны параметров и процессов, происходящих в компьютерах, напоминает ситуацию, имевшую место в середине XIX века, когда с появлением паровых двигателей возник вопрос о параметрах соответствующих материальных и энергетических процессов.[8]

 

Стремление улучшить рабочие характеристики реальных паровых машин инициировало открытие и формулирование второго начала термодинамики – одного из фундаментальных законов действительности. Можно предполагать, что определение фундаментальных ограничений параметров информационных процессов, протекающих в компьютерах, приведёт к открытиям такой же значимости.

 

Теория информации

«Информационной реальностью» мы называем определённые материальные образования искусственного происхождения, «артефакты», и те технологии, т. е. явления и процессы, которые имеют в них место. Сущность названных процессов и явлений состоит в создании, переработке, хранении и передаче информации, предназначенной для управления и регулирования человеческой деятельностью самого разнообразного характера – как той, которую мы называем «физической деятельностью», так и той, которую мы называем «умственной деятельностью»[9].

 

Как известно, научное понятие информации начало разрабатываться не так давно – в конце первой половины ушедшего столетия: в 1948 г. К. Э. Шеннон опубликовал работу (статью из двух частей), в которой были изложены основные положения теории информации [см.: 27; 63; 64]. Его величайшая научная заслуга состоит в том, что он сформулировал критерий, который позволяет сравнить количества информации, содержащиеся в сообщениях. Иначе говоря, он предложил способ измерения информации.

 

Разработанная Шенноном теория оперирует только вероятностями сообщений (или исходов рассматриваемых опытов) и полностью отвлекается от собственно содержания этих сообщений (исходов). Количество информации, содержащейся в сообщении x, определяется так: I(x) = – log₂P(x), где x – сообщение, Р(x) – его вероятность.[10]

 

Эта концепция имеет дело только с техническими (технологическими) проблемами без учёта смысла и ценности содержания сообщений, без анализа семантических и многих прагматических проблем. Но достаточно помнить, что изучение технической стороны информационных процессов является только первым, начальным, этапом, который, будучи совершенно необходимым, разумеется, не является последним. Никто и ничто не обязывает нас им ограничиваться. Вместе с тем ясно также, что мы не можем передавать наши мысли с должной точностью по системе, которая передаёт символические (языковые) конструкции, представляющие наши мысли, неточно. Овладеть сначала технической стороной информационных процессов – это вполне рациональный шаг, шаг на пути нашего познания информационной реальности – так сказать, определённого «среза» всей реальности и, прежде всего, «артефактизированной» реальности.[11]

 

Развитие теории информации

Шенноном заложены основы теории информации, и всякие последующие разработки будут включать в себя то, что он сделал, в качестве необходимой части. Алгоритмическая теория информации была разработана А. Н. Колмогоровым и американскими учёными Р. Соломоновым и Г. Чейтиным в конце 1960-х гг. Центральным понятием теории является «колмогоровская сложность».

 

Колмогоров хотел уточнить в теории вероятностей понятие случайной последовательности символов. Соломонов занимался разработкой индуктивного вывода с учётом знаменитого принципа, называемого «бритвой Оккама» [см.: 65]. Чейтин изучал программную сложность машин Тьюринга. Колмогоров, продвигаясь в своих исследованиях, пришёл к уточнению понятия информационного содержания последовательности символов. Чейтин последовал за ним и принял его подход. Появилась алгоритмическая теория информации [см.: 31].

 

Неформально «колмогоровскую сложность»[12] данной последовательности из нулей и единиц можно определить как длину самой короткой программы, которая может породить эту последовательность [см.: 12; 13].

 

Длины всех знаковых последовательностей, – они, естественно, могут описывать любые объекты – измеряются в битах. Описание бинарной последовательности s – это просто программа, написанная как строка из определённого количества битов, которая производит последовательность s как результат. Принимая во внимание все возможные программы, которые генерируют данную последовательность s, и, выбирая самую короткую, мы получим минимальное описание последовательности s, обозначаемое как d(s).

 

Если существует более одной программы одинаковой длины, то в качестве d(s) выбирается первая из множества таких программ, упорядоченного лексикографическим образом. Итак, «колмогоровская сложность» последовательности двоичных символов s есть длина минимального описания K(s), и K(s) = | d(s) |.[13]

 

Информационное содержание последовательности двоичных символов x определяется как её «колмогоровская сложность» I(x). Суммарная информация I(x, y) двух последовательностей x и y определяется, соответственно, как самая короткая программа, которая позволяет получить их обеих. Условная, или соотносительная информация I(x/y) последовательности x, вычисленная при условии, что определена информация последовательности y, определяется как длина самой короткой программы, которая позволяет вычислить x из y. Последовательности, которые могут выводиться короткими программами, рассматриваются как не очень сложные.

 

Выяснилось, что данный подход эффективен и может быть использован для постановки и доказательства невозможности некоторых результатов – таких, например, как доказательство – аналог теоремы Гёделя о неполноте или проблема останова («зависания») машины Тьюринга.[14] Кроме того, оказывается, что не имеет принципиального значения выбор языка программирования.

 

Энергетические ресурсы в информатике

К концу ушедшего столетия весьма основательно были выяснены физические ограничения, налагаемые на информационные процессы [см.: 55].[15]
Зададимся вопросом: каким количеством информации двое участников могут обменяться через данный канал связи при условии, что заданы определённые энергетические ресурсы? С одной стороны, квантовая механика ограничивает физические ресурсы любой системы в отношении её способности хранить, передавать и обрабатывать информацию [57]. С другой стороны, общая теория относительности ограничивает количество информации, которая может храниться в конечном объёме пространства в соответствии с термодинамикой «чёрных дыр» [см.: 27].

 

В исследование фундаментального, микрофизического уровня организации современной информационной реальности, связанной с использованием компьютеров, внёс существенный вклад американский ученый Рольф Ландауэр. Его концепция с философской точки зрения проста, и в то же время, в техническом отношении, она тщательно проработана им самим и его последователями (а также и оппонентами) в области физики и информатики.

 

Несколько нестрого он заявляет, что «информация является физической». Означает это заявление – как можно видеть из содержания его работ [см.: 43–52], – что информация не является какой-то абстрактной и ни во что не воплощённой сущностью. Она всегда предполагает некоторого рода материальную репрезентацию той или иной природы (знаки на бумаге, гравировка на каменной плите, спин элементарной частицы, заряд и др.). Это связывает процессы обработки и передачи информации со всеми возможностями и ограничениями конкретного материального (физического) уровня бытия, физическими законами и наличным, конечным в области нашего человеческого обитания, запасом материальных (физических) ресурсов. Так что, заимствуя терминологию из информатики, можно сказать на самом деле, нет программного хозяйства (англ. software) в смысле какой-то воплощённой в материальном субстрате информации (англ. hardware).

 

Процессы обработки и передачи информации зависят от того, что является возможным с материальной, физической точки зрения, что имеется в существующих видах вещества и полей, и от того, каково содержание физических законов. Природные, физические законы определяют направления, формы и способы обработки информации, что представлено в алгоритмах. Напомним, что алгоритм является артефактом; так что если он работает, то это означает, что нет никаких противоречий между его компонентами и связями между ними, с одной стороны, и законами природы, с другой.

 

Ландауэр несколько иронически замечает, что подчас физики «индоктринированы» пониманием величин математиками: «При условии, что задана бесконечно малая величина ε, (существует) такое N, что …», где N – как угодно (т. е. неограниченно) большое число». Но разве можно уверенно утверждать, что подразумеваемая этим как угодно большим N как угодно продолжительная неограниченная последовательность безошибочных операций в действительности выполнима?

 

Достаточно ли наличных степеней свободы, которые можно совместно увязать в каком-то компьютере,[16] для того чтобы у нас была возможность вычислить число π с любой желательной точностью? В реальном мире имеют место проблемы, связанные с «неидеальностью» и износом всякого оборудования. Разумно ли предполагать, что они могут быть решены с любой желательной точностью? И если нет, то это означает, что, например, привычный для нас в сугубо теоретических областях чистой математики числовой континуум не имеет непосредственного отношения к исполняемым на реальных компьютерах реальным алгоритмам и к реальным физическим законам. Так что алгоритмы, которые являются выполнимыми, в действительности, в реальном мире, необходимо должны соответствовать тем законам, которые в нём действуют.

 

Конечно же, утверждение о том, что «информация является физической», не означает, что математика и информатика являются «частями» физики. Однако это утверждение является вполне продуктивным философско-научным принципом – в свете изложенного истолкования и понимания того, что не бывает и не может быть информационных процессов без материальных процессов, связанных с носителями сигналов, и без необходимых энергетических затрат.

 

Говоря о генезисе этого принципа, можно напомнить достаточно давно (1934 г.) высказанные мысли лауреата Нобелевской премии П. У. Бриджмена, связанные с его попыткой справиться с парадоксами теории множеств [см.: 30]. Если внимательно сопоставить мысли Ландауэра и мысли Бриджмена о том, каковы «пожелания» физиков в отношении математического аппарата, с точки зрения его соответствия описанию конкретных, т. е. конечных фрагментов реального мира, то мы увидим, что речь у них идёт об одном и том же. Они оба не разделяют мнение многих (но не всех!) математиков о том, что канторова теория множеств в её современном виде (предусматривающем, заметим, современное представление классической логики) способна играть роль интуитивно приемлемой основы разнообразных областей математики, в том числе и математического анализа, используемого физиками (Бриджмен), и языков программирования различного уровня, использующихся в информатике (Ландауэр). В первую очередь, это представления о «бесконечных совокупностях одновременно существующих объектов» и «уровень согласованности» принимаемых идеализаций с результатами опытного (экспериментального) исследования природы на макро-, микро- и мегауровнях детализации и «охвата» в пространстве-времени.[17]

 

Ландауэр рассказывает, что именно статья Бриджмена послужила одним из источников его концепции [см.: 45]. Эта статья под выразительным названием «Реакция физика на теорию множеств по зрелом размышлении» [30] была опубликована в журнале, который ориентировался на освещение фундаментальных вопросов математики. При этом редактор журнала сделал оговорку, что, печатая интересную статью профессора П. У. Бриджмена, журнал, как и в случае всех статей вообще, просит не понимать факт публикации в журнале как признание того, что статья выражает точку зрения редакции. Как комментирует эту оговорку Ландауэр, по прошествии многих десятилетий можно только гадать о том, какие чувства испытывал редактор математического журнала, помещая статью известного учёного-физика, чтобы не обидеть его, и опасаясь недовольства читателей-математиков. Бриджмен, подчёркивает Ландауэр, возражал против расплывчатых, самореференциальных определений в обосновании теории множеств и предлагал использовать процедуры, в которых каждый шаг мог бы выполняться непосредственно и недвусмысленно.

 

Можно присоединиться к положительной оценке Ландауэром хода мыслей Бриджмена от критики указанных недостатков в обосновании теории множеств в направлении к концепции «потенциальной осуществимости». Можно также согласиться с предположением Ландауэра о том, что Бриджмен был бы вполне удовлетворён ограничением математики до того, что может быть выполнено на машине Тьюринга, которая, кстати сказать, вскоре (1936 г.) и появилась. В самом деле, интересно и совпадение с современной практикой употребление Бриджменом термина «программа» для обозначения последовательности чётких инструкций. Но – как, на наш взгляд, совершенно правильно отмечает Ландауэр – мы не находим у Бриджмена продолжения в виде постановки вопроса о физической реализуемости этих инструкций, что является принципиальным для концепции Ландауэра. Представляется только гадать, что было бы, если бы Бриджмен когда-нибудь вернулся к обсуждению рассматриваемой темы. Скажем, если бы он принял участие в обсуждении природы машины Тьюринга, то стал бы он задавать, например, такие вопросы: «Насколько реалистично предположение о неограниченной длине рабочей ленты машины?», «Предоставляет ли наша вселенная достаточно возможностей для этого?», «И если мы создадим в достаточном количестве оборудование для выполнения очень точных и надёжных вычислений, то не будет ли это оборудование вызывать своё собственное физическое воздействие на окружение?»

 

Таким образом, Ландауэр, «отталкиваясь от» размышлений Бриджмена, представляет свою основную идею о зависимости характеристик информационных процессов от физических законов, которым подчиняются существующие виды вещества и полей в более общем виде. В функционировании машины Тьюринга и в строении алгорифмов – если они работают и если мы хотим, чтобы они работали – непременно присутствуют характеристики реального мира[18].

 

Идеи Ландауэра, естественно, распространяются и на процессы коммуникации. Чтобы линия связи действовала, энергия не должна рассеиваться [см.: 51]. Однако на кодирование информации в той или иной среде нужна энергия – даже и в том идеализированном случае, когда мы считаем, что шумы отсутствуют. Посредством увеличения количества привлекаемой энергии можно получить более высокую скорость передачи информации. Но существуют ограничения на пропускную способность канала R. В самом деле, будем предполагать, что информация кодируется и «укладывается» в некоторые «порции» материала с массой покоя r, которые посылаются со скоростью v. Пусть «порции» настолько плотно заполнены, что используются все имеющиеся в нашем распоряжении степени свободы для хранения информации. При передаче, в соответствии со специальной теорией относительности, «порция» длиной покоя L будет сжиматься в продольном направлении в соответствии с известным преобразованием Лоренца g. Время между двумя последовательными «порциями» равняется τ = L / (g×v). Скорость передачи информации задаётся посредством: R = I/τ, где I – информация (т. е. энтропия для того случая отсутствия шумов, который мы рассматриваем), содержащаяся в «порции».

 

Чтобы определить максимально возможную величину I, используется «предел Бекенштейна», ограничивающий информацию, которая может храниться в сферическом объёме пространства с определённым радиусом на объекте с заданной энергией покоя [29]. «Предел Бекенштейна» связан с «принципом неопределённости» Гейзенберга: существуют верхние пределы для количества различных квантовых состояний и для скорости, с которой могут происходить изменения состояний. Другими словами, принцип неопределённости устанавливает верхний предел на плотность информации системы. Эта величина составляет: S £ A / 4, где S – энтропия, A – планковская площадь, т. е. площадь двухмерной области, имеющей радиус, равный планковской длине.

 

При её расчёте предполагается, что количество физических полей ограничено и что имеет место линейность определённого рода, в смысле отсутствия взаимодействия между различными видами полей. Кроме того, приведённые соображения, как на это указывают сами учёные [57], не применимы к гравитационному полю. Они не применимы также к неупорядоченным системам, в которых движение является диффузионным, а не баллистическим. Однако, остроумно замечают учёные, было бы крайне удивительным, если бы беспорядок позволял более эффективный способ передачи информации.

 

Примеры применения алгоритмической теории информации

В «Рассуждении о метафизике» Лейбница можно прочесть: «Предположим, например, что кто-нибудь сделал бы на бумаге множество точек наугад… Я утверждаю, что можно найти геометрическую линию, понятие о которой будет постоянным и единообразным соответственно некоторому правилу, и линия эта пройдёт через все точки и в том же самом порядке, как их набросала рука. Если бы кто-нибудь начертил сходу линию, которая была бы то прямою, то шла по окружности или ещё как-нибудь, всегда можно было бы найти понятие, или правило, или уравнение, общее всем точкам этой линии, в соответствии с которым должны произойти отмеченные изменения в направлении… Но когда правило слишком сложно, тогда то, что соответствует ему, считается неправильным» [14, с. 129–130].

 

По-видимому, следует присоединиться к интерпретации и развитию мыслей Лейбница, принадлежащим одному из создателей алгоритмической теории информации Чейтину [34], а именно: можно провести различие между такими фактами, которые возможно описать посредством некоторого закона, и такими фактами, которые являются незакономерными, нерегулярными. Лейбниц фактически говорит, что теория должна быть проще, чем описание тех фактов, на которых она основана и которые (в первую очередь) она объясняет; в противном случае она не объясняет ничего, является «неправильной».

 

Понятие «закон» становится бессодержательным, если при его формулировании допускается какая угодно математическая сложность. В самом деле, в этом случае всегда можно предложить формулировку – независимо от того, насколько случайными и нерегулярными являются исходные данные. Наоборот, если одна-единственная возможная формулировка желаемого закона для какого-то множества фактов является чрезвычайно сложной, то эти данные в действительности не охватываются законом. Соответственно, понятие «теория» становится бессмысленным, если допускается как угодно большая сложность теории: ведь в этом случае всегда имеется какая-то «теория».

 

Эта идея разработана с помощью алгоритмической теории информации и понятия «колмогоровской сложности»: описание данных и изложение содержания теории после составления соответствующих программ предстают в цифровой форме, а затем можно сравнить две полученные последовательности (объёмы программ) по количеству битов друг с другом.

 

Итак, важнейшее наблюдение Лейбница можно сформулировать более точно. Для любого конечного множества фактов всегда существует теория, которая является в точности такой же сложности, в точности таких же размеров в битах, как и сами факты. Она просто непосредственно выдаёт их «как они есть», не делая никакого вычисления. Но это не даёт нам возможности различать то, что мы можем понять, и то, что не можем, потому что всегда существует теория, которая является такой же сложной, как и то, что она объясняет.

 

Теория, при прочих равных условиях, взятая в качестве объяснения, является удачной только до такой степени, до которой она сжимает количество двоичных цифр, содержащихся в представлении фактов, в намного меньшее количество двоичных цифр, содержащихся в представлении теории. В некотором смысле, понимание является сжатием, постижение есть сжатие! Именно так мы можем выразить различие между настоящими теориями и ad hoc теориями.[19]

 

Понятие колмогоровской сложности и алгоритмическая теория информации позволяют уточнить понятие случайной последовательности символов [см.: 33]. Это в определённом смысле помогает нам лучше понять содержание категории «случайность».

 

Существует так называемый «парадокс случайности». Пусть заданы две последовательности, составленные и символов «0» и «1», по двадцать элементов в каждой из них, причём элементы обеих получены посредством бросания монеты:

х = 00000000000000000000

у = 01001110100111101000

 

Согласно теории вероятностей, эти последовательности имеют одинаковую вероятность ((1/2)²⁰). Однако «интуитивно» мы не воспринимаем х как случайно построенную последовательность: в ней слишком отчётливо присутствует регулярность. В то же время у предстаёт как по-настоящему нерегулярная, случайная последовательность: соседние элементы последовательности «0» или «1» появляются на основании того или иного результата бросания монеты, а не на основании какой-то взаимозависимости их, коренящихся непосредственно в последовательности.

 

Напомним характеристику случайности, данную Гегелем: «Мы… рассматриваем случайное как нечто такое, что может быть и может также и не быть, которое может быть таким, а также и другим, чьё бытие или небытие, бытие такого или другого рода имеет своё основание не в нём самом, а в другом» [4, с. 243].

 

Алгоритмическая теория информации позволяет выявить указанное различие с помощью оценки сложности программы для машины Тьюринга. Конечная последовательность квалифицируется как случайная, если её колмогоровская сложность (длина программы) примерно равна длине её самой, т. е. если мы не можем построить более короткую программу.

 

Заметим, что ещё имеется зависимость длины программы от выбора способа кодирования и языка программирования; так что, вообще говоря, конечная последовательность может быть случайной в одном случае – так сказать, «в одной системе отсчёта» – и не быть таковой в другом случае («в другой системе отсчёта»).

 

Чейтин дал ещё одно определение: бесконечная последовательность символов является случайной, если сложность, связанная с объёмом программы для продуцирования некоторого начального отрезка последовательности, имеющего длину n, не может быть сделана как угодно меньше п.

 

Было бы преувеличением считать, что приведённые математические факты совершенным образом обеспечивают «полную» экспликацию содержания категории случайности [34], как это, по-видимому, считает сам Чейтин. Но следует также отметить и то, что Чейтин добросовестно квалифицирует традицию, которую он продолжил как лейбницевскую.

 

В самом деле, в 1673 г. Лейбниц демонстрировал в Лондонском королевском обществе, членом которого его избрали, одну из первых вычислительных машин (усовершенствованную машину Блеза Паскаля). Он же одним из первых оценил достоинства двоичного исчисления и тот факт, что описание чего угодно может быть выполнено посредством использования только «0» и «1». Наконец, метод формализации как универсальный метод современной науки тоже разрабатывался Лейбницем. В одной из современных работ, принадлежащей перу одного из крупнейших учёных в этой области Мартина Дэвиса, Лейбниц назван «первым учёным в области информатики» [38].

 

Тогда же Чейтин впервые представил своё знаменитое число Ω, которому позже посвятил много публикаций, в том числе добротную монографию [34]. Это – вероятность останова универсальной машины Тьюринга U, т. е. вероятность того, что U остановится при условии, что на её вход подаются «0» или «1», выбираемые по результатам бросания монеты – для того, чтобы на выходе получать элементы последовательности W. Очевидно, получаемая бесконечная последовательность является случайной в глубоком смысле слова.

 

В самом деле, двоичные цифры («0» и «1») числа W являются, так сказать, «математическими фактами», которые оказываются таковыми не в силу какого-то обоснования: нет обоснования, которое было бы по своему объёму в битах меньше, чем они сами. Так что нарушается принцип достаточного основания Лейбница, «в силу которого … ни одно явление не может оказаться истинным или действительным, ни одно утверждение справедливым без достаточного основания» [15]. Но в математике основанием того, что нечто является истинным, является доказательство. А двоичные цифры величины W являются такими-то и такими-то не в силу какого-либо основания: мы не можем установить, какими являются их значения.

 

Но, как на это указывает сам Лейбниц в параграфах 33 и 35 «Монадологии» [см.: 16], доказательство относительно сложного утверждения состоит в том, что мы посредством анализа его, посредством разбора его, сводим его истинность к истинности утверждений, которые являются настолько простыми, что они не требуют никакого доказательства большей длины (самоочевидные аксиомы). Но это означает, что в данном случае у нас доказательства нет. Равным образом, поскольку всё что угодно можно доказать из принципов, которые являются в равной степени сложными, например, посредством присоединения подлежащего доказательству утверждения к заданной системе в качестве новой аксиомы, постольку от такого «доказательства» пользы мало. И это – именно ситуация, которая имеет место с двоичными цифрами величины Ω.

 

Информационное моделирование и уточнение «каналов» влияния случайности на наше мышление

Информационное моделирование позволяет реализовать вполне определившийся интерес современной методологии социально-гуманитарных наук более адекватно и полно учитывать роль «всепроникающей», повсюду и всегда присутствующей случайности. Особенно важными в оценке того, как велико влияние случайности на наше мышление, являются результаты, полученные совместно работавшими на протяжении двух с лишним десятилетий (1972–1995 гг.) Д. Канеманом и А. Тверски [см.: 7; 44], и результаты, полученные Н. Н. Талебом и опубликованные в первом десятилетии текущего столетия [см.: 21; 22; 23; 66; 67; 68]. В этих работах убедительно показано, как мы, «одурачивая самих себя», подменяем нашими средствами репрезентации случайности (так сказать, «рандомизации в широком смысле слова») самоё объективную случайность.

 

Авторы статьи ранее уже высказывали свои соображения по поводу подхода к уточнению «каналов», по которым случайность влияет на наше мышление [см.: 10; 11]. Ими предлагается использовать некоторые топологические н метрические средства. Прежде всего, это понятие «многообразие»[20], которое ввёл Б. Риман ещё в 1854 г. [18]. Его унаследовал Э. Гуссерль в понятии «жизненный мир». В 1883 г. он на философском факультете Венского университета защитил диссертацию (первую) на математическую тему по вариационному исчислению. Думается, что это «волшебное слово» (по выражению Г.-Г. Гадамера) генетически связано со зрелым этапом биографии Гуссерля, а оно из той же парадигмы, что и «многообразие».

 

В своём рассмотрении возможностей как максимально более систематического и полного учёта случайности в нашем воображении и в конструировании образа мира авторы статьи используют понятие «многообразие» в качестве общенаучного понятия. Так что любой реальный объект – как материальной, так и идеальной природы – можно считать «многообразием», а взаимодействие объектов, соответственно – отображением одного «многообразия» на другое.

 

Понятие «многообразие» лежит в основе концепции «многомерного интеллекта» Г. Гарднера (1983 г.) [см.: 3]. Согласно этой концепции, наш разум является «многомерным» (“multiple”), и можно выделить 7 основных измерений разума:

(1) языковое;

(2) логико-математическое;

(3) визуальное;

(4) звукомузыкальное;

(5) телесно-кинестетическое;

(6) внутриличностное;

(7) межличностное.

 

Названные измерения являются характеристиками единого целого – многомерного разума. При этом они являются ортогональными, т. е. такими, что никакое измерение не сводится к какому-либо другому измерению или к нескольким другим.

 

Каждый человек характеризуется уникальным сочетанием более или менее развитых различных измерений разума, чем и объясняются индивидуальные различия между людьми. Способности людей различных культур представляют собой различные комбинации тех или иных видов интеллекта. Так, мы можем отметить один из уровней проявления случайности.

 

Далее, мы обращаемся к принципам «димензиональной онтологии» В. Э. Франкла (1965 г.) [см.: 24]. Они позволяют проследить отображение одного многообразия в другом.

 

Первый принцип: один и тот же объект (цилиндр), проецируемый из его «жизненного» пространства» с бόльшим числом измерений (=3) в «познавательное пространство» субъекта с меньшим числом измерений (=2), может продуцировать различные предметы (круг, прямоугольник).

 

Рис.1. – Первый принцип В. Франкла

 

Второй принцип: различные объекты, проецируемые из их (общего) «жизненного пространства» с бόльшим числом измерений (=3) в «познавательное пространство» субъекта с меньшим числом измерений (=2), могут продуцировать одинаковые предметы (круг, круг, круг).

 

Рис.2. – Второй принцип В. Франкла

Описанные топологические средства продуктивно сочетаются с логико-математическими языками и языками программирования, используемыми в информационном моделировании.

 

Важнейшим метрическим средством в оценке роли случайности в нашем мышлении является, по мнению авторов, гипотетико-дедуктивный метод в соединении с методом диагноза по Т. Байесу.

 

Мы предполагаем, что у нас есть ряд гипотез: Н₁, Н₂, … , Н_n. Известны априорные вероятности их наступления: Р(Н₁), Р(Н₂), … , Р(Н_n). После некоторого количества опытов Е, мы меняем их на апостериорные вероятности: Р(Н₁/Е), Р(Н₂/Е), … , Р(Н_n/Е).

 

Формула Байеса может рассматриваться как оптимальная модель для формулирования диагноза:

P(H_i/E) = P(H_i)۰ P(E /H_i)/ΣP(H_i)۰P(E/H_i), где P(E/H_i) = P(E۰H_i)/P(H_i);

P(H_i) ≠ 0, поскольку иначе H_i была бы невозможной; знак Σ указывает на суммирование от i = 1 до i= n.

 

Однако, разумеется, мы удерживаем себя от абсолютизации и метода информационного моделирования, и метода Байеса по той «простой» причине, что всё равно и здесь мы имеем дело не с объективной случайностью как таковой, а с нашими представлениями о ней.

 

Заключение: об одном важнейшем применении информационного моделирования

Стоит напомнить, что в феврале 2004 г. на Физическом факультете СПбГУ состоялась встреча учащихся и сотрудников с выпускниками Университета, академиками Р. И. Илькаевым (выпуск 1961 г.) и Ю. А. Трутневым, выпуск (1950 г.) – руководителями РФЯЦ-ВНИИЭФ РАН (г. Саров). Они рассказали, что в 1953 г. А. Д. Сахаров совершил «прорыв» в области создания ядерного оружия для укрепления обороноспособности нашей Родины. В 1990 г. Советский Союз предложил установить мораторий на ядерные испытания, который был согласован с Великобританией и США. Это создало возможность продвинуться по пути всестороннего запрета на проведение всех ядерных испытаний. Как известно, Договор о всеобъемлющем запрещении ядерных испытаний был подписан в 1996 г.

 

Тем не менее, как известно, изобретенное А. Д. Сахаровым оружие претерпевает модернизации. Но ни одного «натурного испытания», т. е. эксперимента, не производится. А как же судить о совершенствовании оружия? Посредством информационного моделирования, т. е. построения и «прогона» соответствующих компьютерных программ, описывающих процессы ядерного взрыва (с учетом обновления конструкции оружия).

 

Физики как естествоиспытатели, вполне понимая, что это в основном способ придания самим себе чувства более непосредственного, так сказать, «материального», контакта с физической реальностью, параллельно используют моделирование ядерного взрыва с помощью лазерных процессов.

 

Список литературы

1. Беседа сотрудников журнала «Шпигель» Р. Аугштайна и Г. Вольфа с М. Хайдеггером 23 сентября 1966 г. // Философия Мартина Хайдеггера и современность. – М.: Наука, 1991. – С. 233–250.

2. Булос Дж., Джеффри Р. Вычислимость и логика. – М.: Мир, 1994. – 400 с.

3. Гарднер Г. Структура разума: теория множественного интеллекта. – М.: ООО «И. Д. Вильямс», 2007. – 512 с.

4. Гегель Г. В. Ф. Энциклопедия философских наук. Часть первая. Логика // Гегель. Соч. – Т. I. – М. – Л.: Государственное издательство, 1929. – 368 с.

5. Гомер. Илиада. (V 785–786.) // Гомер. Илиада. Одиссея. – М.: Государственное издательство «Художественная литература», 1967. – 767 с.

6. Звонкин А. К., Левин Л. А. Сложность конечных объектов и обоснование понятия информации и случайности с помощью теории алгоритмов // Успехи математических наук. – Т. 25. – Вып. 6. – М.: Изд-во АН СССР, 1970. – С. 85 – 127.

7. Канеман Д. Думай медленно … решай быстро. – М.: АСТ, 2014. – 654 с.

8. Караваев Э. Ф. Современные рассмотрения тезиса Черча-Тьюринга // Вестник Санкт-Петербургского университета. Серия 6: Философия, политология, социология, психология, право. – 1996. – Вып. 2 (№13). – С. 28–33.

9. Караваев Э. Ф. Формализация – инструмент, разрабатываемый логикой для научного познания // Вестник Санкт-Петербургского университета. Серия 6: Философия, политология, социология, психология, право. – 1999. – Вып. 2 (№13). – С. 3–10.

10. Караваев Э. Ф., Никитин В. Е. Топологические и метрические средства учёта случайности в социокультурном анализе технологического развития // Контуры будущего: технологии и инновации в культурном контексте. Коллективная монография. Под ред. Д. И. Кузнецова, В. В. Сергеева, Н. И. Алмазовой, Н. В. Никифоровой. – СПб.: Астерион, 2017. – С. 113–116.

11. Караваев Э. Ф., Никитин В. Е. Синергетическая философия истории, случайность, логика, время // Философия и гуманитарные науки в информационном обществе. – 2018. – № 1 (19). – С. 12–32. – [Электронный ресурс]. – Режим доступа: http://fikio.ru/?p=3088 (дата обращения 30.09.2018).

12. Колмогоров А. Н. Три подхода к определению понятия «количество информации» // Проблемы передачи информации. – Т. 1. – №1. – М.: Наука, 1965. – С. 3–11.

13. Колмогоров А. Н. К логическим основам теории информации и теории вероятностей // Проблемы передачи информации. – Т. 5. – №3. – М.: Изд-во АН СССР, 1969. – С. 3–7.

14. Лейбниц Г.-В. Рассуждение о метафизике // Лейбниц Г. В. Соч.: В 4-х т. Т.1. – М.: Мысль, 1982. – С. 125–163.

15. Лейбниц Г.-В. Начала природы и благодати, основанные на разуме // Лейбниц Г.-В. Соч.: В 4-х т. Т.1. – М.: Мысль, 1982. – С. 404–412.

16. Лейбниц Г.-В. Монадология // Лейбниц Г.-В. Соч.: В 4-х т. Т.1. – М.: Мысль, 1982. – С. 413–439.

17. Маркс К. Экономические рукописи 1857-1859 годов. // Маркс К., Энгельс Ф. Сочинения. Т. 46. Ч.II. Изд. 2-е. – М.: Политиздат, 1968. – 618 с.

18. Риман Б. О гипотезах, лежащих в основании геометрии // Риман Б. Сочинения. – М.-Л.: ОГИЗ, Государственное издательство технико-теоретической литературы, 1948. – С. 279–293.

19. Сафрански Р. Ницше: биография его мысли / Р. Сафрански; пер. с нем. И. Эбаноидзе. – М.: Издательский дом «Дело» РАНХиГС, 20l6. – 456 с.

20. Стяжкин Н. И. Формирование математической логики. – М.: Наука, 1967. – 508 с.

21. Талеб Н. Одураченные случайностью. Скрытая роль шанса в бизнесе и жизни. – М.: Манн, Иванов и Фербер. 2011. – 320 с.

22. Талеб Н. Н. Черный лебедь. Под знаком непредсказуемости. – М.: КоЛибри, Азбука-Аттикус, 2011. – 528 с.

23. Талеб Н. Н. Антихрупкость. Как извлечь выгоду из хаоса. – М.: КоЛибри, Азбука-Аттикус, 2014. – 768 с.

24. Франкл В. Плюрализм науки и единство человека // Человек в поисках смысла: Сборник. – М.: Прогресс, 1990. – С. 45–53.

25. Хайдеггер М. Вопрос о технике // Время и бытие: Статьи и выступления. – М.: Республика, 1993. – С. 221–238.

26. Шанин Н. А. Эскиз финитарного варианта математического анализа. (Препринт ПОМИ-06-2000). – СПб.: Санкт-Петербургское отделение Математического института имени В. А. Стеклова РАН, 2000.

27. Шеннон К. Математическая теория связи // Работы по теории информации и кибернетике. – М.: Издательство иностранной литературы, 1963. – С. 242–332.

28. Эшби У. Р. Схема усилителя мыслительных способностей // Автоматы. Сб. статей / Под ред. К. Э. Шеннона, Дж. Маккарти. – М.: Издательство иностранной литературы, 1956. – С. 281–305.

29. Bekenstein J. D. Black Holes and Information Theory // Contemporary Physics. 2004. – Vol. 45. – No.1. – P. 31–43.

30. Bridgman P. W. A Physicist’s Second Reaction to Mengenlehre // Scripta Mathematica. 1934. – Vol. II. – P. 101–117; 224–234.

31. Chaitin G. J. Algorithmic Information Theory // Encyclopedia of Statistical Sciences. Vol. 1. – N. Y.: Wiley, 1982. – P. 38–41.

32. Chaitin G. The Limits of Reason // Scientific American. 2006. – Vol. 294. – No. 3. – P. 74–81.

33. Chaitin G. J. Randomness and Mathematical Proof // Scientific American. 1975. – Vol. 232. – No. 5. – P. 47–52.

34. Chaitin G. J. Leibniz, Randomness and the Halting Probability // Mathematics Today. – 2004. – Vol. 40. – No. 4. – P. 138–139.

35. Chaitin G. J. Algorithmic Information Theory. – Cambridge: CambridgeUniversity Press, 1987. – 236 p.

36. Chaitin G. Meta Math! The quest for Omega. – N. Y.: Pantheon, 2005. – xix + 220 p.

37. Church A. An Unsolvable Problem of Elementary Number Theory // American Journal of Mathematic. – 1938. – Vol. 58. – No. 2. – P. 345–363.

38. Davis M. Engines of Logic. Mathematicians and the Origin of the Computer. Paperbound Reprint with Altered Title of BSL VII 65. – New York and London: W. W. Norton & Company, 2001. – xii + 257 p.

39. Der Spiegel’s Interview with Martin Heidegger // Philosophy Today. – 1967. – Vol. 20. – Issue 4 (Winter). – P. 267–284.

40. Detlefsen M., Luker M. Computer Proof // The Journal of Philosophy. – 1980. – Vol. 77. – No. 12. – P. 797–820.

41. Eriksen T. H. Tyranny of the Moment: Fast and Slow Time in the Information Age. – London; Sterling: Virginia: Pluto Press, 2001. – ix +180 p.

42. Gacs P. Review // The Journal of Symbolic Logic. – 1989. – Vol. 54. – No. 2. – P. 624–627.

43. Gacs P. Randomness and Probability – Complexity of Description // Encyclopedia of Statistical Sciences. – New York: John Wiley and Sons, 1986. Vol. 7. – P. 551–554.

44. Kahneman D. Thinking, Fast and Slow. – New York: Farrar, Straus and Giroux, 2011. – 500 p.

45. Landauer R. Irreversibility and Heat Generation in the Computing Process // IBM Journal of Research and Development. – 1961. – Vol. 5. – Iss. 3. – P. 183–191.

46. Landauer R. Wanted: A Physically Possible Theory of Physics // IEEE Spectrum. – 1967. – Vol. 4. – No. 9. – P. 105–109.

47. Landauer R. Uncertainty Principle and Minimal Energy Dissipation in the Computer // International Journal of Theoretical Physics. – 1982. – Vol. 21. – Nos. 3/4. – P. 283–297.

48. Landauer R. Fundamental Physical Limitations of the Computational Process // Annals of the New YorkAcademy of Sciences. – 1984. – Vol. 246. – Iss. 1. – P. 161–170.

49. Landauer R. Computation and Physics: Wheeler’s Meaning Circuit? // Foundations of Physics. – 1986. – Vol. 16. – No. 6. – P. 551–564.

50. Landauer R. Wheeler’s Meaning Circuit? // Foundations of Physics. – 1986. – Vol. 16. – No. 6. – P. 551–564.

51. Landauer R. Dissipation and Noise Immunity in Computation and Communication // Nature. – 1988. – Vol. 335. – P. 779–784.

52. Landauer R. Computation: A Fundamental Physical View // Physica Scripta. – 1987. – Vol. 35. – No. 1. – P. 88–95.

53. Landauer R. Minimal Energy Requirements in Communication // Science. – 1996. – Vol. 272. – № 5270. – P. 1914–1918.

54. Landauer R. The Physical Nature of Information // Physics Letters. A. – 1996. – Vol. 217. – Iss. 4–5. – P. 188–193.

55. Lewis J. P. Large Limits to Software Estimation // ACM Software Engineering Nots. – 2001. – Vol. 26. – No. 4. – P. 54–59.

56. Li M., Vitanyi P. An Introduction to Kolmogorov Complexity and Its Applications. – New York: Springer, 1993. – 566 p.

57. Lloyd S., Giovannetti V., Maccone L. Physical Limits to Communication // Physical Review Letters. – 2004. – Vol. 93. – No. 10. – P. 100501-1–100501-4.

58. Mavran M. The Energy Dissipation, the Error Probability and the Time of Duration of a Logical Operation // Kybernetika. – 1982. – Vol. 18. – No. 4. – P. 345–355.

59. Nielsen M. A., Chuang I. L. Quantum Computation and Quantum Information. – Cambridge: CambridgeUniversity Press, 2000. – 676 p.

60. Nilsson N. Artificial Intelligence: A New Synthesis. – San Francisco: Morgan Kaufmann, 1998. – 513 p.

61. Raatikainen P. «Exploring Randomness» and «The Unknowable» // The Notices of the American Mathematical Society. – 2001. – Vol. 48. – No. 9. – P. 992–996.

62. Shanin N. A. On a Finitary Version of Mathematical Analysis // Annals of Pure and Applied Logic. – 2002. – Vol. 113. – Iss. 1–3. – P. 261–295.

63. Shannon C. E. The Mathematical Theory of Communication // Bell System Technology Journal. – 1948. – Vol. 27. – No. 3. – P. 379–423.

64. Shannon C. E. The Mathematical Theory of Communication // Bell System Technology Journal. – 1948. – Vol. 27. – No. 4. – P. 623–656.

65. Solomonoff R. A Formal Theory of Inductive Inference. Part I // Information and Control. – 1964. – Vol. 7. – No. 1. – P. 1–22.

66. Taleb N. N. Fooled by Randomness: The Hidden Role of Chance in Life and in the Markets. – New York: Random House, 2004. – xlviii + 320 p.

67. Taleb N. N. The Black Swan: The Impact of the Highly Improbable. – New York: Random House, 2007. – xxxiii + 445 p.

68. Taleb N. N. Antifragile: Things That Gain from Disorder. – New York: Random House, 2012. – xxi + 521 p.

69. Turing A. On Computable Numbers with Applications to Entscheidungsproblem // Proceedings of the London Mathematical Society. – 1936. –1937. – Ser. 2. – Vol. 42. – P. 230–265.

70. Tymoczko T. The Four-Color Problem and Its Philosophical Significance // The Journal of Philosophy. – 1979. – Vol. 76. – No. 2. – P. 57–83.

 

References

1. Conversation of Employees of the Magazine “Der Spiegel” R. Augstein and G. Wolf with M. Heidegger on September 23, 1966 [Beseda sotrudnikov zhurnala “Shpigel” R. Augshtayna i G. Volfa s Martinom Haydeggerom 23 sentyabrya 1966 g.]. Filosofiya Martina Hajdeggera i sovremennost (Martin Heidegger’s Philosophy and Modernity). Moscow, Nauka, 1991, pp. 233–250.

2. Boolos G., Jeffrey R. Computability and Logic [Vychislimost i logika]. Moscow, Mir, 1994, 400 p.

3. Gardner H. The Structure of Mind: The Theory of Multiple Intelligence [Structura razuma, teoria mnozhestvennogo intellekta]. Moscow, “I. D. Vilams”, 2007, 512 p.

4. Hegel G. V. F. Encyclopedia of Philosophical Sciences. Part one. Logic [Enciklopediya filosofskikh nauk. Chast pervaya. Logika]. Sochineniya, T. I (Works, Vol. 1). Moscow-Leningrad, Gosudarstvennoe izdatelstvo, 1929, 368 p.

5. Homer. Iliad [Iliada]. Iliada. Odisseya (Iliad. Odyssey). Moscow, Gosudarstvennoe izdatelstvo “Khudozhestvennaya literature”, 1967, 767 p.

6. Zvonkin A. K., Levin L. A. The Complexity of Finite Objects and the Justification of the Concepts of Information and Randomness by Means of the Theory of Algorithms [Slozhnost konechnykh obektov i obosnovanie ponyatiya informacii i sluchaynosti s pomoschyu teorii algoritmov]. Uspekhi matematicheskikh nauk (Successes of Mathematical Sciences), Vol. 25, Iss. 6, Moscow, AN SSSR, 1970, p. 85–127.

7. Kahneman D. Think Slowly… Solve Quickly [Dumai medlenno… reshai bistro]. Moscow, AST, 2014, 654 p.

8. Karavaev E. F. Modern Considerations of the Thesis of Church-Turing [Sovremennye rassmotreniya tezisa Chercha-T'yuringa]. Vestnik Sankt-Peterburgskogo universiteta [Bulletin of St. Petersburg University], Series 6, Philosophy, Political Science, Sociology, Psychology, Law, 1996, Iss. 2 (No. 13), pp. 28–33.

9. Karavaev E. F. Formalization Is a Tool Developed by Logic for Scientific Knowledge [Formalizaciya – instrument, razrabatyvaemyy logikoy dlya nauchnogo poznaniya]. Vestnik Sankt-Peterburgskogo universiteta [Bulletin of St. Petersburg University], Series 6, Philosophy, Political Science, Sociology, Psychology, Law. 1999, Iss. 2 (No. 13), pp. 3–10.

10. Karavaev E. F., Nikitin V. E. Topological Means of Taking into Account Chance in the Socio-Cultural Analysis of Technological Development [Topologicheskie i metricheskie sredstva uchyota sluchaynosti v sociokulturnom analize tekhnologicheskogo razvitiya]. Kontury buduschego: tekhnologii i innovacii v kulturnom kontekste. Kollektivnaya monografiya. [The Contours of the Future: Technology and Innovations in a Cultural Context. Collective Monograph]. D. I. Kuznetsov, V. V. Sergeeva, N. V. Almazova, N. V. Nikiforova (Eds.) Saint Petersburg, Asterion, 2017, pp.113–116.

11. Karavaev E. F., Nikitin V. E. Synergetic Philosophy of History, Chance, Logic, Time [Sinergeticheskaya filosofiya istorii, sluchajnost, logika, vremya]. Filosofiya i gumanitarnye nauki v informacionnom obschestve [Philosophy and Humanities in the Information Society], 2018. No.1 (19), pp.12–32. Available at: http://fikio.ru/?p=3088 (accessed 30 September 2018).

12. Kolmogorov A. N. Three Approaches to the Definition of “Amount of Information” [Tri podhoda k opredeleniyu ponyatiya “kolichestvo informacii”]. Problemy peredachi informacii (Problems of Information Transmission), Vol. 1, No. 1, Moscow, Nauka, 1965, pp. 3–11.

13. Kolmogorov A. N. On the Logical Foundations of Information Theory and Probability Theory [K logicheskim osnovam teorii informacii i teorii veroyatnostey]. Problemy peredachi informacii (Problems of Information Transmission), Vol. 5, No. 3, Moscow, Nauka, 1969, pp. 3–7.

14. Leibniz G.-W. Discourse on Metaphysics [Rassuzhdenie o metafizike]. Sochineniya. Tom I (Works. Vol. I). Moscow, Mysl, 1982, pp. 125–163.

15. Leibniz G.-W. Beginnings of Nature and Grace Based on Reason [Nachala prirody i blagodati, osnovannye na razume]. Sochineniya. Tom I (Works. Vol. I). Moscow, Mysl, 1982, p. 404–412.

16. Leibniz G.-W. Monadology [Monadologiya]. Sochineniya. Tom I (Works. Vol. I). Moscow, Mysl, 1982, p. 413–439.

17. Marx K. Economic Manuscripts of 1857–1859 [Ekonomicheskie rukopisi 1857–1859 godov]. Marx K., Engels F. Sochineniya. Tom 46. Part II (Works. Vol. 46. Part II). Moscow, Polinizdat, 1968, 618 p.

18. Riemann B. On the Hypothesis Lying at the Foundation of Geometry [O gipotezah, lezhaschih v osnovanii geometrii]. Sochineniya (Works). Moscow-Leningrad, Ogiz, Gosudarstvennoe izdatelstvo tekhniko-teoreticheskoy literatury, 1948, pp. 279–293.

19. Safranski R. Nietzsche: A Biography of His Mind [Nicshe: biografiya ego mysli]. Moscow, Izdatelskiy dom “Delo” RANHiGS, 2016, 456 p.

20. Styazhkin N. I. Formation of Mathematical Logic [Formirovanie matematicheskoy logiki]. Moscow, Nauka, 1967, 508 p.

21. Taleb N. N. Fooled by Randomness: The Hidden Role of Chance in Life and in the Markets [Odurachennye sluchajnostyu. Skrytaya rol shansa v biznese i zhizni]. Moscow, Mann, Ivanov i Ferber, 2011, 320 p.

22. Taleb N. N. The Black Swan: The Impact of the Highly Improbable [Chernyy lebed. Pod znakom nepredskazuemosti]. Moscow, KoLibri, Azbuka-Attikus, 2011, 528 p.

23. Taleb N. N. Antifragile: Things That Gain from Disorder [Antikhrupkost. Kak izvlech vygodu iz haosa]. Moscow, KoLibri, Azbuka-Attikus, 2014, 768 p.

24. Frankl V. The Pluralism of Science and Unity of Man [Plyuralizm nauki i edinstvo cheloveka]. Chelovek v poiskah smysla: Sbornik (Man in Search of Meaning: Collected Works). Moscow, Progress, 1990, pp. 45–53.

25. Heidegger M. A Question of Technique [Vopros o tekhnike]. Vremya i byte: Stati i vystupleniya (Time and Being: Articles and Speeches). Moscow, Respublika, 1993, pp. 221–238.

26. Shanin N. A. A Sketch of Finitary Variant of Mathematical Analysis [Eskiz finitarnogo varianta matematicheskogo analiza]. (Preprint POMI-06-2000). Saint Petersburg, Sankt-Peterburgskoe otdelenie Matematicheskogo instituta imeni V. A. Steklova RAN, 2000.

27. Shannon C. Mathematical Theory of Communication [Matematicheskaya teoriya svyazi]. Raboty po teorii informacii i kibernetike (Works on Information Theory and Cybernetics). Moscow, Izdatelstvo inostrannoy literatury, 1963, pp. 242–332.

28. Ashby W. R. The Scheme of the Amplifier of Mental Abilities [Skhema usilitelya myslitelnykh sposobnostey]. Automata. Collected Articles (Avtomaty. Sbornik statey). Ed. by C. E. Shannon, J. McCarthy. Moscow, Izdatelstvo inostrannoy literatury, 1956, pp. 281–305.

29. Bekenstein J. D. Black Holes and Information Theory. Contemporary Physics, 2004, Vol. 45, No. 1, pp. 31–43.

30. Bridgman P. W. A Physicist’s Second Reaction to Mengenlehre. Scripta Mathematica, 1934, Vol. II, pp. 101–117, 224–234.

31. Chaitin G. J. Algorithmic Information Theory. Encyclopedia of Statistical Sciences. Vol. 1. N. Y., Wiley, 1982, pp. 38–41.

32. Chaitin G. The Limits of Reason. Scientific American, 2006, Vol. 294, No. 3, pp. 74–81.

33. Chaitin G. J. Randomness and Mathematical Proof. Scientific American, 1975, Vol. 232, No. 5, pp. 47–52.

34. Chaitin G. J. Leibniz, Randomness and the Halting Probability. Mathematics Today, 2004, Vol. 40, No. 4, pp. 138–139.

35. Chaitin G. J. Algorithmic information theory. Cambridge, CambridgeUniversity Press, 1987, 236 p.

36. Chaitin G. Meta Math! The Quest for Omega. N. Y., Pantheon, 2005, xix + 220 p.

37. Church A. An Unsolvable Problem of Elementary Number Theory. American Journal of Mathematics, 1938, Vol. 58, No. 2, pp. 345–363.

38. Davis M. Engines of logic. Mathematicians and the origin of the computer. Paperbound reprint with altered title of BSL VII 65. New York and London, W. W. Norton & Company, 2001, xii + 257 p.

39. Der Spiegel’s Interview with Martin Heidegger. Philosophy Today, 1967, Vol. 20, Issue 4 (Winter), pp. 267–284.

40. Detlefsen M., Luker M. Computer Proof. The Journal of Philosophy, 1980, Vol. 77, No.12, pp. 797–820.

41. Eriksen T. H. Tyranny of the Moment: Fast and Slow Time in the Information Age. London; Sterling, Virginia, Pluto Press, 2001, – ix +180 p.

42. Gacs P. Review. The Journal of Symbolic Logic, 1989, Vol. 54, No. 2, pp. 624–627.

43. Gacs P. Randomness and Probability – Complexity of Description. Encyclopedia of Statistical Sciences. N. Y., John Wiley and Sons, 1986, Vol. 7, pp. 551–554.

44. Kahneman D. Thinking, fast and slow. New York, Farrar, Straus and Giroux, 2011, 500 p.

45. Landauer R. Irreversibility and Heat Generation in the Computing Process. IBM Journal of Research and Development, 1961, Vol. 5, Iss. 3, pp. 183–191.

46. Landauer R. Wanted: A Physically Possible Theory of Physics. IEEE Spectrum, 1967, Vol. 4, No. 9, pp. 105–109.

47. Landauer R. Uncertainty Principle and Minimal Energy Dissipation in the Computer. International Journal of Theoretical Physics, 1982, Vol. 21, Nos. ¾, pp. 283–297.

48. Landauer R. Fundamental Physical Limitations of the Computational Process. Annals of the New York Academy of Sciences, 1984, Vol. 246, Iss. 1, pp. 161–170.

49. Landauer R. Computation and Physics: Wheeler’s Meaning Circuit? Foundations of Physics, 1986, Vol. 16, No. 6, pp. 551–564.

50. Landauer R. Dissipation and Noise Immunity in Computation and Communication. Nature, 1988, Vol. 335, pp. 779–784.

51. Landauer R. Computation: A Fundamental Physical View. Physica Scripta, 1987, Vol. 35, No. 1, pp. 88–95.

52. Landauer R Information is Physical. Physics Today, 1991, Vol. 44, Iss. 5, pp. 23–29.

53. Landauer R. Minimal Energy Requirements in Communication. Science, 1996, Vol. 272, № 5270, pp. 1914–1918.

54. Landauer R. The Physical Nature of Information. Physics Letters. A, 1996, Vol. 217, Iss. 4–5, pp. 188–193.

55. Lewis J. P. Large Limits to Software Estimation. ACM Software Engineering Nots, 2001, Vol. 26, No. 4, pp. 54–59.

56. Li M., Vitanyi P. An Introduction to Kolmogorov Complexity and Its Applications. N. Y., Springer, 1993, 566 p.

57. Lloyd S., Giovannetti V., Maccone L. Physical Limits to Communication. Physical Rreview Letters, 2004, Vol. 93, No. 10, pp. 100501-1–100501-4.

58. Mavran M. The Energy Dissipation, the Error Probability and the Time of Duration of a Logical Operation. Kybernetika, 1982, Vol. 18, No.4, pp. 345–355.

59. Nielsen M. A., Chuang I. L. Quantum Computation and Quantum Information. Cambridge, CambridgeUniversity Press, 2000, 676 p.

60. Nilsson N. Artificial Intelligence: A New Synthesis. San Francisco, Morgan Kaufmann, 1998, 513 p.

61. Raatikainen P. “Exploring Randomness” and “The Unknowable”. The Notices of the American Mathematical Society, 2001, Vol. 48, No. 9, pp. 992–996.

62. Shanin N. A. On a Finitary Version of Mathematical Analysis. Annals of Pure and Applied Logic, 2002, Vol. 113, Iss.1–3, pp. 261–295.

63. Shannon C. E. The Mathematical Theory of Communication. Bell System Technology Journal, 1948, Vol. 27, No. 3, pp. 379–423.

64. Shannon C. E. The Mathematical Theory of Communication. Bell System Technology Journal, Vol. 27, No. 4, pp. 623–656.

65. Solomonoff R. A Formal Theory of Inductive Inference. Part I. Information and Control, 1964, Vol. 7, No. 1, pp. 1–22.

66. Taleb N. N. Fooled by Randomness: The Hidden Role of Chance in Life and in the Markets. New York, Random House, 2004, xlviii + 320 p.

67. Taleb N. N. The Black Swan: The Impact of the Highly Improbable. New York, Random House, 2007, xxxiii + 445 p.

68. Taleb N. N. Antifragile: Things That Gain from Disorder. New York, Random House, 2012, xxi + 521 p.

69. Turing A. On Computable Numbers with Applications to Entscheidungsproblem. Proceedings of the London Mathematical Society, 1936–1937, Ser. 2, Vol. 42, pp. 230–265.

70. Tymoczko T. The Four-Color Problem and Its Philosophical Significance. The Journal of Philosophy, 1979, Vol. 76, No. 2, pp. 57–83.

Новый номер!

УДК 001; 930.25

 

Киселев Михаил Юрьевич – федеральное государственное бюджетное учреждение науки Архив Российской академии наук, руководитель Центра учета и обеспечения сохранности документов, кандидат исторических наук, Москва, Россия.

E-mail: kiss_RAN@mail.ru

117218, Россия, г. Москва, ул. Новочеремушкинская, д. 34,

тел: 7+(499)129-37-66; 89163021452.

Аннотация

Состояние вопроса: Типичная для советского периода оценка научно-технического прогресса и путей развития науки была дана в докладе вице-президента Ю. А. Овчинникова на заседании Общего собрания Академии наук СССР в 1983 г., посвященного жизни и деятельности К. Маркса. Современные проблемы развития науки в России оказались во многом созвучны положениям, высказанными в выступлении ученого. Одной из наиболее важных среди этих проблем остается внедрение информационных технологий в деятельность академических учреждений, в том числе и архивов.

Результаты: Не в полной мере подтвердилась данная Ю. А. Овчинниковым интерпретация идеи партийности в науке и философии. Достижения науки в СССР показали значительные преимущества социализма, однако результаты большинства научных разработок были тесно связаны с развитием оборонной и космической техники и технологий и слабо использовались в других областях. Перспективы развития науки, в частности гуманитарной, непосредственно зависят от применения информационных технологий. Значительный опыт их внедрения накоплен в Архиве Российской академии наук.

Область применения результатов: Историко-философские исследования развития науки. Деятельность академических учреждений с правом постоянного и постоянно-переменного хранения архивных документов и других архивных организаций.

Выводы: В Архиве Российской академии наук создана и продолжает развиваться электронная научно-информационная система, ставшая важнейшим результатом и потребностью для науки постиндустриального (информационного) общества. Эта система позволяет расширить возможности использования источниковедческой базы, извлечения информации из источников по истории науки, обеспечить исследователей различного уровня ретроспективной информацией для проведения фундаментальных исследований.

 

Ключевые слова: история; наука; информационные технологии; научно-технический прогресс; электронная научно-информационная система; архив; Российская академия наук.

 

Karl Marx’s Teachings on Scientific and Technical Progress, Russian Science and the Archives of the Russian Academy of Sciences in the Era of Information Society

 

Kiselev Mikhail Yurievich –Archive of the RussianAcademy of Sciences, Head of the Center for Accounting and Security of Documents, Ph. D. (History), Moscow, Russia.

E-mail: kiss_RAN@mail.ru

34, Novocheremushkinskaya st., Moscow, 117218, Russia,

tel: 7+ (499) 129-37-66; 89163021452.

Abstract

Background: The typical for the Soviet period evaluation of scientific and technological progress and the development of science was given in the report of the Vice-President Yu. A. Ovchinnikov at a meeting of the General Assembly of the USSR Academy of Sciences in 1983 devoted to the life and work of Karl Marx. Modern issues of science development in Russia can be compared with the points expressed in the report of the scholar. One of the most important among them is the introduction of information technology in the activities of academic institutions, archives being included.

Results: Yu. A. Ovchinnikov’s interpretation of the idea of partisanship in science and philosophy was not fully confirmed. The achievements of science in the USSR showed significant advantages of socialism, but the results of most scientific developments were closely related to the development of defense and space technologies and were not often used in other fields. Prospects for the development of science, the humanities in particular, directly depend on the use of information technology. The Archives of the RussianAcademy of Sciences have gained the experience of their application.

Implications: Historical and philosophical studies of science development. The activities of academic institutions with the right of permanent and permanent-variable storage of archival documents and other archival organizations.

Conclusion: The Archives of the RussianAcademy of Sciences have created and developed the electronic scientific information system. It has become the most important result and need for science in post-industrial (information) society. This system allows researchers to expand the possibilities of using the source study base, extracting information from sources on the history of science, and providing scientists with retrospective information for further studies.

 

Keywords: history; science; information technology; scientific and technical progress; electronic scientific information system; archive; Russian Academy of Sciences.

 

Архив Российской академии наук (РАН) по праву считается одним из крупнейших и старейших ведомственных архивохранилищ России по истории отечественной науки и культуры XVIII–XXI вв. В собраниях Архива РАН сохранились фонды личного происхождения выдающихся ученых, фонды академических учреждений и организаций, периодических изданий и коллекции документов.

 

В СССР 1983 год отмечался как год Карла Маркса: 165 лет со дня рождения и 100 лет со дня смерти выдающегося философа, экономиста и теоретика международного революционного движения рабочего класса. В документальных комплексах Архива РАН сохранилась стенограмма заседания Общего собрания Академии наук СССР, посвященного жизни и деятельности К. Маркса, состоявшегося 2 марта 1983 г. [1, с. 13–82]. На заседании с докладом «Карл Маркс и современность» выступил вице-президент АН СССР академик П. Н. Федосеев. Доклад «Марксизм и научно-технический прогресс» сделал вице-президент АН СССР академик Ю. А. Овчинников.

Остановимся на основных положениях доклада Ю. А. Овчинникова [1, с. 45–78]. Он утверждал, что до К. Маркса не было выработано современного взгляда на науку, на научно-технический прогресс как на общественное явление, непосредственно определяемое социально-экономическими факторами. К. Маркс показал, что познание является «продуктом всеобщего исторического процесса развития, абстрактно выраженной его квинтэссенцией», и в то же время – «могущественным рычагом истории, революционной силой в самом высоком значении этого слова».

 

Согласно К. Марксу, научно-технический прогресс представлял собой процесс качественных изменений в производительных силах, включая средства и предметы труда, а также трудовую деятельность человека. Докладчик приводил цитату К. Маркса: «В качестве машины средство труда приобретает такую материальную форму существования, которая обуславливает замену человеческой силы силами природы и эмпирических рутинных приемов – сознательным применением естествознания». В то же время он отмечал, что К. Маркс отнюдь не отождествлял развитие производительных сил с прогрессом науки и техники. Прогресс познания, указывал он, являлся «лишь одной из сторон, одной из форм, в которых выступает развитие производительных сил человека. Наиболее могучей производительной силой является сам революционный класс».

 

Примечательно замечание К. Маркса, приведенное в докладе: «Только капиталистический способ производства впервые ставит естественные науки на службу непосредственному производству, в то время как, наоборот, развитие производства предоставляет средства для теоретического покорения природы. Наука получает призвание быть средством производства богатства, средством обогащения». Однако при капитализме положение науки характеризовалось глубоким противоречием: «Капитал, с одной стороны, – писал К. Маркс, – предполагает определенное данное историческое развитие производительных сил – среди этих производительных сил также и развитие науки, – а с другой стороны, гонит их и форсирует их развитие». Каковы же последствия того, что при капитализме наука получила «второе дыхание?». К. Маркс подчеркивал, что при капитализме «имеет место эксплуатация науки, технологического прогресса человечества. Капитал не создает науки, но он эксплуатирует ее, присваивает ее для нужд процесса производства».

 

В своем выступлении Ю. А. Овчинников утверждал, что наука, обслуживающая потребности капитала, не может развиваться нормально. Она оказывается одним из факторов, ведущих капитализм к гибели. Дело в том, что наука необходима капиталисту только в качестве орудия производства прибыли. «Наука, – делал вывод К. Маркс, – оказалась при капитализме фактором, обостряющим классовую борьбу. Освобождение рабочего класса есть также и освобождение науки. Лишь рабочий класс может превратить науку из орудия классового господства в народную силу, превратить самих ученых из пособников классовых предрассудков, из честолюбивых государственных паразитов и союзников капитала в свободных тружеников мысли». По мнению ученого, проблема философского обоснования естественнонаучных знаний есть, фактически, проблема партийности в философии, в науке. Партийность философии понималась как принадлежность к двум партиям философии – материализму и идеализму: беспартийность – идея буржуазная, партийность – идея социалистическая.

 

Академик назвал величайшим триумфом научного предвидения и практическим претворением в жизнь марксистского учения социалистическую революцию в России. Победа революции коренным образом изменила положение и социальную функцию науки. Развитие науки и техники получило целеустремленную направленность, развитие научных исследований было признано важнейшим государственным делом, что нашло свое выражение в государственной организации науки. Государство с самого начала стало финансировать научные исследования, создавать новые научные учреждения, приняло меры к подготовке квалифицированных научных кадров, на работы в области науки и техники был распространен принцип социалистического планирования. В дальнейшем докладчик информировал о «претворении в жизнь марксистско-ленинских принципов использования достижений научно-технического прогресса в интересах социалистического строительства».

 

По утверждению докладчика, вступление СССР в период развитого социализма, развертывание коммунистического строительства ознаменовало все возрастающую роль науки, перед которой стояла задача создания материально-технической базы коммунизма. В процессе активного участия науки в решении задач, возникающих в период развитого социализма, менялся и характер самой науки, превращающейся в непосредственную производительную силу, как это предвидел К. Маркс. А. В. Овчинников упоминал решения съездов КПСС, на которых было выдвинуто принципиально важное положение о соединении достижений научно-технического прогресса с преимуществами социалистической системы хозяйства, необходимости опережающего развития фундаментальных исследований, постановки задачи резкого повышения результативности прикладных разработок.

 

Ученый не отрицал факта быстрого развития науки «в главных бастионах империализма – США, Японии, странах Западной Европы». По его мнению, капитализм того времени имел мощную научно-техническую базу, всесторонне развивал ее быстрыми темпами, учитывая возможности и частного сектора, и государства, и использовал науку для еще большей эксплуатации трудящихся и максимального извлечения прибылей. Однако историческая закономерность была такова, что общество при капитализме платило за научно-технический прогресс слишком дорогую цену – росла безработица, инфляция, экономику сотрясали кризисы, самые последние достижения науки направлялись на создание разрушительных видов оружия. И, тем не менее, капиталу удавалось продолжать использовать достижения науки и техники в своих интересах. Опираясь на свой многовековой опыт, он искал и находил новые экономические и организационные рычаги, маневрировал, привлекал для этих целей государство и его институты, апеллировал к чувствам национальной гордости, использовал в своих интересах средства массовой информации, засекречивал наиболее важные разработки, пускал в ход ложь и дезинформацию – но постоянно умножал свой научно-технический потенциал.

 

И, если допускать самоуспокоенность, медлительность, организационную расхлябанность, не использовать в полной мере огромные преимущества советской общественной системы, то в ряде областей научно-технического соревнования с капитализмом можно оказаться позади. Такие примеры, особенно в области практического освоения новейших идей и разработок, к сожалению, хорошо известны. Академик утверждал, что исторически капитализм обречен, он не сумеет преодолеть своих внутренних противоречий, но новое общество свободного труда должно воочию доказать свои преимущества, воплотить в жизнь великие предначертания марксизма.

 

Рост экономического потенциала империализма, научно-технический прогресс в передовых капиталистических странах достигался за счет хищнической эксплуатации развивающихся и слаборазвитых стран, включая их сырьевые и природные ресурсы, а также дешевую рабочую силу. Та часто высказываемая точка зрения, что научно-техническая революция в развивающихся странах быстро изменит эту ситуацию, пока не подтвердилась, а разрыв между развитыми и развивающимися странами не только не уменьшался, а, напротив, возрастал. Путь здесь один – быстрый подъем национальной науки, подготовка собственных квалифицированных кадров и развитие своей материально-технической базы.

 

Касаясь развития академической науки в начале 1980-х гг., Ю. А. Овчинников заявлял, что на этом этапе научно-технического прогресса стоит основная задача – обеспечить должный уровень исследований, решение наиболее актуальных проблем в кратчайшие сроки и с максимальной эффективностью. По его мнению, необходимо было найти более действенные рычаги для быстрейшего использования достижений науки в практике социалистического строительства. Внедрение научных результатов в практику пока оставалось непростой задачей: ученый призывал постоянно работать над этой проблемой, изыскивая более действенные экономические стимулы и организационные мероприятия, обеспечивающие беспрепятственный путь научных открытий в жизнь. Академическая наука призвана вести поиск по всему фронту, однако были направления, в большей степени определявшие в тот период социальный и технический прогресс общества, формирующие экономический потенциал государства: энергетика, автоматизация, биология, химия, экология.

 

Кроме того, Ю. А. Овчинников констатировал: «Надо шире использовать электронно-вычислительные машины во всех сферах нашей жизни, создавая самые современные комплексы на базе последних достижений микроэлектроники и качественного математического обеспечения. Задача развития информатики в широком смысле слова – это сейчас особая забота нашей науки и техники. Нужно преодолеть ведомственную разобщенность, консолидировать свои силы и в кратчайшие сроки преодолеть имеющиеся здесь отставания от уровня ведущих зарубежных стран. Необходимо единодушно поддерживать шаги, предпринимаемые в этом направлении нашей Академией».

 

Обратимся к современным проблемам развития науки в стране и сравним их с положениями, высказанными в докладе Ю. А. Овчинникова.

 

В 1991 г. в России коренным образом изменился социально-экономический строй: страна вступила на путь капиталистического развития.

 

Нельзя не согласиться с советским ученым, что наука и научно-технический прогресс – общественное явление, непосредственно определяемое социально-экономическими факторами. Что касается производительных сил, то современное состояние научно-технического прогресса показывает: революционный класс не является наиболее могучей производительной силой. Утверждение Ю. А. Овчинникова, что наука, обслуживающая потребности капитала, не может развиваться нормально, не подтверждается нынешним состоянием науки. Как в 1980-е гг., так и в последующий период наука развивалась быстрыми темпами: ученый сам указывал, что капитал постоянно умножал свой научно-технический потенциал. Наука, как один из факторов, не привела капитализм к гибели. Наоборот, страны социалистического лагеря, Россия и бывшие республики СССР перешли на капиталистический путь развития. Наука не обострила классовую борьбу, не превратила самих ученых в пособников классовых предрассудков, честолюбивых государственных паразитов и союзников капитала.

 

Не подтверждается тезис ученого о партийности в науке, в философии. Ни у кого в настоящее время не вызывает сомнений материалистический подход к науке. Достижения науки в СССР показали значительные преимущества социализма, однако результаты большинства научных разработок были тесно связаны с развитием оборонной и космической техники и технологий, которые в 1980-е гг. являлись главным направлением государственной политики в области науки. Из-за активного вмешательства в сферу научного творчества органов партийно-государственного контроля и управления, применения жестких административных мер наблюдались значительные перекосы в планировании исследовательских программ. Например, ошибочная концепция развития отечественной вычислительной техники, принятая за основу в начале 1970-х гг., привела к серьезному отставанию СССР в этой наиболее динамично развивающейся отрасли знаний и технологий от большинства развитых индустриальных держав мира.

 

В начале 1980-х гг. советская наука в силу структурного кризиса социально-экономической системы «государственного социализма» стала неуклонно терять свои лидирующие позиции даже в тех отраслях, где ее приоритет ранее был неоспорим. Проявлением этого явилась регулярная корректировка сроков реализации научных программ, торможение выполнения даже наиболее важных для государства космических исследований, как это произошло с запуском космического «челнока» «Буран» – советского аналога американского «Шаттла».

 

Наблюдался кризис советской науки в сфере гуманитарного знания. С одной стороны, в СССР в 1980-е гг. значительное развитие получили перспективные исследования в области экономики, социологии, социального прогнозирования, были разработаны крупномасштабные программы по развитию и размещению отраслей народного хозяйства страны, учитывавшие гармоничное использование природных ресурсов и производственного потенциала различных регионов, по совершенствованию народнохозяйственного комплекса в целом. Историческая наука достигла значительных успехов в исследовании конкретных фактов и событий прошлого. Но, с другой стороны, большинство теоретических разработок в области экономики и социологии оставалось лишь на бумаге, а развитие гуманитарных исследований сдерживалось жесткими идеологическими рамками, что особенно пагубно влияло на изучение проблем советского периода отечественной истории.

 

Таким образом, к началу 1980-х гг. потенциал экстенсивного роста советской научной сферы, преобладавший в ней в предшествующие десятилетия, по многим параметрам был исчерпан. Для изменения ситуации требовались кардинальные перемены, связанные с интенсификацией научной деятельности, развитием новых отраслей научного знания, изменением порядка взаимодействия науки с производством. В данной ситуации проведение назревших преобразований в решающей степени сдерживалось кризисными явлениями в сфере государственного управления, деградацией политической, хозяйственной и научной бюрократии, снижением ее качества, формализмом, парадной отчетностью. Несмотря на предпринимаемые усилия и достижение определенных успехов, научная политика в СССР в течение этого периода так и не приобрела должной системности. В еще большей степени ее эффективность была ограничена несовершенством текущей организационно-управленческой работы. По этим причинам появление ряда весьма интересных и эффективных форм взаимодействия науки и производства (НПО, МНТК и др.), реализация комплекса союзных, республиканских, отраслевых, региональных научно-технических программ позволили достичь лишь частных успехов.

 

Наличие в СССР большого количества ученых недостаточно коррелировало с ростом финансирования научной сферы. Здесь наблюдался высокий удельный вес ученого балласта, объективно мешавшего проявиться творческому потенциалу науки. Серьезные трудности создавала слабая техническая и информационная обеспеченность работы научных подразделений. По этой причине в СССР не получил развития ряд перспективных направлений научно-технической революции. На данном фоне ситуация была максимально осложнена слабой связью науки с производственной сферой, ее оторванностью от решения реальных задач экономического развития, трудностями внедрения открытий и изобретений в производство. В целом, советская наука все больше отставала от мировой и, в частности, американской, погружаясь в глубокий всеобъемлющий кризис. Выход из него большинство ученых видели в дальнейшей демократизации общества и отказе от партийного руководства научной сферой.

 

Многочисленные новые кризисные явления, наметившиеся в советском обществе в конце 1980 – начале 1990-х гг. со всей остротой обозначили проблему кардинального реформирования научной сферы. В особенности это относилось к Академии наук СССР, которая не спешила вступить на путь перемен. Ее члены всячески отстаивали прежний порядок ее функционирования и распределения финансовых средств, не желая ничего менять в нем. Подобная практика отмечалась и при выборе руководства ряда научных организаций и учреждений. Несмотря на произошедшие в стране перемены, ни о каком демократизме в сфере управления наукой и ее организации в данный период не могло идти и речи. Все это вело к дальнейшей деградации советской научной сферы. Похоронив старую систему организации и управления наукой, ее руководители не создали нового механизма ее функционирования, а произошедшие деструктивные изменения в данной сфере обусловили невозможность сохранения единой и целостной государственной научно-технической политики, способной решать общегосударственные задачи [2, с. 128].

 

В России период экономических реформ сопровождался кризисом в сфере науки. Возможности финансирования науки по сравнению с поздним советским временем уменьшились многократно, и в то же время бюджет был единственным источником средств. Резкое сокращение финансирования науки означало и падение престижа этой сферы деятельности, что делало происходящие в науке процессы еще более болезненными. Все это привело к оттоку кадров из науки. Снижение спроса на результаты науки со стороны государства не было компенсировано частным сектором. Поэтому появилась задача стимулирования спроса через развитие связей между наукой и реальным сектором экономики, реструктуризацию собственно государственного сектора науки, размеры и состав которого уже не соответствовали новым экономическим реалиям. Кроме того, у государства появилась заинтересованность в собственной эффективности, и потому возникла потребность в пересмотре методов и механизмов государственного управления наукой. Таким образом, государство, наряду с формированием рыночных механизмов регулирования и созданием новых институциональных структур, вынуждено было решать еще две задачи: сохранение жизнеспособных и стратегически важных элементов научного комплекса; реструктуризация (модификации) сложившихся элементов национальной инновационной системы для их адаптации к изменившимся условиям [3, с. 37–38].

 

В большинстве стран мира идет интенсивное развитие информационных технологий, создание так называемого «информационного общества». Как сама Российская академия наук, так и академические научные учреждения и организации располагают мощными информационными ресурсами. Все больше отмечается действительная роль науки, в том числе и научных архивов в жизни общества и граждан, новыми методами обеспечивается широкий доступ к архивной информации. Быстрыми темпами происходит информатизация всех направлений архивной деятельности.

 

Обратимся к опыту академического научно-исследовательского учреждения – Архива Российской академии наук (РАН), одного из крупнейших и старейших архивохранилищ Российской Федерации.

 

Негативные последствия экономических преобразований и изменения социально-политического строя в 1991–1992 гг. отразились на деятельности Архива РАН: вдвое были сокращены штатные сотрудники, ликвидированы отдельные направления деятельности, уменьшено финансирование. Но и в этих условиях усилиями академических архивистов при содействии руководства РАН были сохранены уникальные документальные комплексы.

 

Несмотря на трудности, Архив РАН продолжал выполнять все свои функции в области архивного дела: комплектование, научное описание, учет, обеспечение информацией пользователей всех категорий через читальный зал, исполнение тематических и социально-правовых запросов граждан и учреждений, разработка вопросов истории Академии наук. Предоставление ретроспективной информации исследователям, учреждениям и организациям для проведения фундаментальных исследований остается одним из основных направлений деятельности архива. Для эффективного развития этого направления в результате изучения отечественного и зарубежного опыта было принято решение о разработке информационной системы, в который должна была быть реализована традиционная система научно-справочного аппарата. В то же время информационная система должна была предоставлять более широкие возможности оперативного и многоаспектного поиска архивных документов и представления его результатов [4, с. 43].

 

Сложившаяся в Архиве РАН система научно-справочного аппарата, которая наряду с традиционными элементами (путеводитель, справочники, описи, каталоги и картотеки) включала базы данных к отдельным документальным комплексам, не удовлетворяла потребности пользователей в предоставлении информации. Оперативный поиск информации был трудоемким из-за необходимости обращения к различным элементам системы научно-справочного аппарата, несколько пользователей не могли работать с одним и тем же документом. В процессе описания документов, ведении каталогов и картотек использовался рукописный способ (реже на печатной машинке), что приводило к значительным потерям времени. Учет, научное описание и сохранность документов отражались традиционным способом на бумажных носителях, что не позволяло получать текущую оперативную информацию об их состоянии.

 

В 1998–1999 гг. в преддверии 275-летия Академии наук в архиве был проведен комплекс работ по подготовке к созданию двух первых баз данных, содержащих информацию о персональном составе Академии наук и коллекции медалей и знаков. В базе данных «Российская академия наук: персональный состав» содержатся: краткие биографические сведения и портреты почти пяти тысяч членов Академии наук за период 1724–1999 гг.; информация об академических наградах и об ученых, их удостоенных, и другие. На основании описи коллекции медалей и знаков (разряд XIII) объемом 335 единиц хранения была подготовлена база данных, в которую были включены цифровые изображения цветных объемных снимков предметов.

 

Документы Коммунистической академии Центрального исполнительного комитета СССР и шести ее научно-исследовательских институтов за 1924–1936 гг. составили основу базы данных к этому документальному массиву, созданнмуй в 1999–2000 гг. При полистном просмотре протоколов заседаний, постановлений, стенограмм научных докладов и прений по ним были подготовлены аннотации к документам, в которые была включена информация о выступавших на заседаниях ученых. Аннотации более десяти тысяч документов были включены в базу данных, в которой они систематизированы в соответствии с подготовленным рубрикатором. В результате была предоставлена возможность на основании вторичной информации изучать документы Коммунистической академии [5, с. 78]. В то же время необходимо отметить, что использование рубрикатора осложняло работу по поиску информации в базе данных, а недостаточное количество компьютерной техники и технических возможностей не позволяло предоставить ее для использования внешними пользователями. По аналогии с вышеуказанным комплексом работ на базе программного обеспечения «Евфрат» в 2001–2003 гг. в архиве были созданы базы данных к документам гуманитарных структурных подразделений Академии наук СССР (отделений и секции истории и общественных наук) общим объемом более четырех тысяч описательных статей.

 

Для обеспечения сохранности документов и создания страхового документального фонда структурным подразделением Архива РАН в поселке Борок (Ярославская область) были подготовлены полнотекстовые электронные копии документов фондов известных российских ученых (академиков В. И. Вернадского, С. И. Вавилова, В. Л. Комарова, почетного академика Н. А. Морозова, ученого-изобретателя К. Э. Циолковского), которые в 2003–2008 гг. были размещены на интернет-портале Российской академии наук.

 

Вышеуказанные базы данных к отдельным документальным комплексам были созданы с использованием различного программного обеспечения, что не позволяло проводить одновременный поиск информации по различным вопросам истории российской науки. В 2004 г. Архив РАН предпринял попытку создания многофункциональной базы данных на базе программного обеспечения «Евфрат», однако по субъективным причинам эта работа не была завершена.

 

Внедрение информационных технологий, расширение работ по созданию информационно-поисковых средств, включение архива в единую информационную систему Академии и ее президиума, использование документов через Интернет были включены в 2005 г. в «Концепцию и перспективную программу развития Архива РАН на период до 2015 г.» и поддержаны целевыми программами Президиума РАН и Отделения историко-филологических наук РАН по информатизации. Работа по созданию многофункциональной базы данных «Архив РАН» проводилась на базе своего программного обеспечения, разработанного методами экстремального программирования в программной среде «Delphy 7.0». Многофункциональная база данных должна была включать как учетно-статистические возможности, так и возможности по ведению электронного каталога, постоянно пополняемого новым контентом [6, с. 258].

 

В процессе подготовки технического задания для создания многофункциональной базы были учтены недостатки тиражируемых в архивной отрасли и близких к ней (например, музейной) программ, предназначенных, в первую очередь, для учета и обеспечения сохранности при достаточно ограниченных возможностях поиска и использования информации. Поэтому была поставлена задача создания многофункциональной базы данных, в которой наряду с основными направлениями архивной работы были предоставлены возможности для удовлетворения информационных потребностей исследователей различного уровня.

 

Программный комплекс базы данных «Архив РАН» состоял из трех блоков: «Учет», «Комплектование», «Каталог», которые имеют функции поиска и фильтра, статистику и формы отчетов, которые в готовом виде можно выводить на принтер. В блоке «Учет» расположены: полный список фондов Архива РАН; раздельные списки фондов, хранящихся в Москве и Санкт-Петербурге; список фондов по категориям; список фондов, имеющих страховые копии; полный реестр описей архива. В блоке «Комплектование»: списки учреждений – источников комплектования целиком и по группам комплектования; список лиц – потенциальных источников комплектования. В блоке «Каталог»: опись любого из фондов, прошедших информационную обработку; перечень отобранных в электронном каталоге записей, редуцированных по условиям запроса и т. д.

 

Наибольший интерес представляют поисковые возможности программного обеспечения, положенного в основу работы с базой данных. В блоке «Каталог» базы данных, предназначенном для осуществления поиска информации по условиям запроса, осуществляется работа с двумя уровнями архивного описания документов (дело и документ). Одна описательная статья, попадающая в электронный каталог, может описывать группу дел, дело, группу документов, документ или его фрагмент. Блок «Каталог» позволяет осуществлять поиск по заголовкам дел из архивных описей, введенных в базу данных, и по всему массиву каталога, куда попадают отдельные записи архивных дел и документов. Наполнение контента происходит последовательно от фонда, описи и дела до документа, что позволяет одномоментно проводить описание, включая автоматическую простановку архивного шифра. Возможен ввод информации посредством «каталожной карточки», позволяющей вручную заполнять поле «архивный шифр», причем такие данные тоже будут участвовать в поиске по запросу. Запись цифрового изображения, начиная с описи и заканчивая документом или его фрагментом – одно из важных преимуществ базы данных.

 

В формировании каталога программным обеспечением базы данных «Архив РАН» заключена очень важная для архива возможность: все описи, которые составляются в архиве в результате научного описания фондов личного происхождения, а также описи на управленческую и научную документацию, поступающие в архив из академических учреждений, сразу же после подключения данных к основному массиву базы данных могут участвовать в поиске по электронному каталогу. Для этой цели разработан отдельный от программы, но совместимый с нею программный модуль «Наборщик» («Typer»), в который вводятся заголовки дел описей.

 

Создание электронного каталога базы данных «Архив РАН» не требует специального администрирования; поисковые образы не привязаны к классификаторам, словарям или рубрикаторам; запрос осуществляется по ключевым словам, привычен и удобен любому человеку, знакомому с поиском в глобальной сети Интернет. В процессе усовершенствования, расширения информационных и технических возможностей база данных преобразована в информационную систему «Архив РАН», которая включает следующие разделы: база данных «Учет и каталог»; учреждения-фондообразователи; лица-фондообразователи; архивы и сотрудники; база данных «Персональный состав»; наборщик («Тyper»).

 

По состоянию на 1 января 2018 г. в информационную систему «Архив РАН» включены: краткие сведения о фондообразователях, исторические справки и обозрения на фонды архива, прошедшие научное описание; реестр 2703 описей. Общий объем раздела «Учет и каталог» составляет 201 132 записей дел и документов, что составляет около 31 % от общего количества заголовков дел.

 

Архив РАН рассматривает информационную систему «Архив РАН» как составную часть Единой научной информационной системы РАН. Кроме того, в 2008–2015 гг. Архив РАН являлся участником общеакадемической программы по созданию информационной системы «Электронная библиотека “Научное наследие России”». В рамках программы Архив РАН выступил с инициативой создания подсистемы «Электронный архив научного наследия России». С целью предоставления более широкого доступа членов академического сообщества и зарубежных ученых к Архивному фонду Российской академии наук, Архив РАН проводил как создание полнотекстовых электронных фондов, так и интеграцию существующих и создаваемых в архиве электронных информационных ресурсов в Единое научное информационное пространство РАН.

 

В 2008 г. Архив РАН совместно с Историко-архивным институтом Российского государственного гуманитарного университета осуществил ряд образовательных проектов по созданию электронных источниковедческих комплексов. С использованием программного модуля «Наборщик» («Typer»), разработанного в архиве, студентами института созданы базы данных научного наследия фондов академика М. Н. Тихомирова, В. В. Максакова, А. Г. Николаевой с записями цифрового изображения отдельных документов.

 

Высокоэффективная информационная система поиска документной информации в архиве реализована в 2009 г. в «Информационной системе Архива РАН». Ядром и наиболее полной реализацией всех информационных ресурсов и функций системы НСА Архива РАН является электронная система (раздел «Учет и каталог»). Для реализации возможности изучения пользователями архивных описей архива через Информационную систему Архива РАН была поставлена задача создания базы данных «Электронные описи Архива РАН». В течение 2011–2015 гг. были оцифрованы 2685 описей фондов Архива РАН. Создание базы данных «Электронные описи Архива РАН» позволяет исследователям читального зала Архива РАН и пользователям сети Интернет просматривать и изучать описи в режиме реального времени. Одновременно расширилась источниковедческая база для поиска информации в разделе «Учет и каталог» информационной системы Архива РАН [7, с. 275].

 

В век использования информационных технологий Архив РАН создал электронный научно-справочный аппарат, который позволяет решать ряд задач: поиск ретроспективной информации в автоматизированном режиме по ключевым словам; просматривать архивные описи в режиме реального времени; создавать тематические базы данных; организовать единую информационно-поисковую систему академических архивов; подготовку архивных справочников о составе и содержании документов и других. База данных «Учет и каталог» внедрена в научно-отраслевом архиве Института археологии РАН, архиве Коми научного Центра Уральского отделения РАН, отделе рукописей и архиве А. М. Горького Института мировой литературы и искусства РАН, Дагестанском научном центре.

 

В сети Интернет с 2009 г. функционирует сайт Архива РАН (www.isaran.ru). Электронный научно-справочный аппарат к документальным комплексам Архива РАН размещен в подразделе сайта «Центральный фондовый каталог», в который включены следующие блоки: список фондов, реестр описей, каталог, электронные путеводители по личным фондам и фондам учреждений.

 

Очевиден путь дальнейшего развития автоматизированной системы НСА. Нет никаких технических или технологических препятствий к объединению информационных систем архивов учреждений и организаций РАН в единую информационную систему. Необходимо, конечно, при этом соблюдение единой методики построения и заполнения объединяемых систем, единых электронных форматов описаний архивных документов. Таким образом, после объединения мы получим систему электронного НСА Архивного фонда Российской академии наук как составной части Архивного фонда Российской Федерации.

 

В соответствии с этими тенденциями Архив РАН развивается как общеакадемический научный информационный центр, осуществляющий следующие задачи: обеспечение сохранности документов путем создания фонда пользования на электронных носителях; электронный централизованный государственный учет документальных комплексов Архива РАН; электронный учет документов, требующих реставрации; ведение электронного научно-справочного аппарата; создание системы электронного научно-справочного аппарата; обеспечение ретроспективной информацией исследователей различного уровня, учреждений и организаций РАН как путем подготовки различного типа электронных справочников по составу и содержанию фондов Архива РАН, так и путем создания, совершенствования и использования многофункциональной системы электронного научно-справочного аппарата; научно-исследовательская работа по истории РАН с использованием современных информационных технологий [8, с. 134].

 

В 2013–2015 гг. в Архиве РАН создавался электронный Центральный фондовый каталог (ЦФК) РАН – информационная система о составе фондов академических архивов. Проводился комплекс работ по переводу традиционного (на бумажной основе) ЦФК в электронный формат, приведению данных в актуальное состояние, подключению к каталогу новых участников из тех академических архивов, которые не имеют статуса научно-отраслевых архивов, но фактически хранят архивные собрания и коллекции. В дальнейшем представлена возможность конвертации ЦФК РАН в программный комплекс «Автоматизированный ЦФК» Федерального архивного агентства как составной части Архивного фонда Российской Федерации.

 

Таким образом, в Архиве РАН сложились три электронных научно-информационных блока, которые в 2015 г. размещены в глобальной сети Интернет на созданном Архивом РАН портале «Mnemosyne».

1) «Информационная система Архива РАН», состоящая из основных подразделов: база данных «Учет и каталог», «История учреждений РАН», «Персональный состав РАН».

2) «Информационная система Архивы РАН», содержащая Центральный фондовый каталог РАН и информацию о системе научных архивов, библиотек и музеев Российской академии наук и Федерального агентства научных организаций.

3) «Виртуальный музей истории РАН», в котором демонстрируются основные научные открытия, изобретения и достижения выдающихся ученых, научных коллективов, учреждений и руководящих органов Академии наук, их действительная роль в истории страны и мирового сообщества в прошлом, преимущества академической формы организации научных исследований в формировании научного, технического, экономического и социокультурного потенциала России, которые должны способствовать созданию научно-обоснованного и целостного образа истории Российской академии наук.

 

Впервые предпринята попытка объединить информационные ресурсы академических институтов памяти, позволяющие осуществлять информационное обеспечение исторических исследований.

 

Таким образом, в Архиве Российской академии наук создана электронная научно-информационная система, которая позволяет расширить возможности использования источниковедческой базы, извлечения информации из источников по истории науки, обеспечить исследователей различного уровня ретроспективной информацией для проведения фундаментальных исследований.

 

Список литературы

1. Архив Российской академии наук (АРАН). Ф. 2. Оп. 1. Д. 825.

2. Кулик В. А. Государственная научно-техническая политика СССР в 1980–1991 гг. Диссертация на соискание учёной степени кандидата исторических наук. – М.: МПГУ, 2010. – 198 с.

3. Дежина И. Г. Государственное регулирование науки в России. – М: ИМЭМО РАН, 2007. – 410 с.

4. Киселев М. Ю. Электронный научно-справочный аппарат к документам Архива Российской академии наук: этапы создания // Отечественные архивы. – 2008. – № 4. – С. 42–45.

5. Савина Г. А. Создание электронной базы данных «Коммунистическая Академия ЦИК СССР (1924–1936)» в Архиве Российской академии наук: новые исследовательские возможности // Вестник Российского гуманитарного научного фонда. – 2001. – № 1. – С. 76–82.

6. Савина Г. А. Информационные технологии в Архиве РАН: итоги и перспективы // Вестник архивиста. – 2006. – № 6. – С. 255–261.

7. Киселев М. Ю. База данных «Электронные описи Архива РАН»: этапы создания и перспективы развития // Вестник архивиста. – 2013. – № 3. – С. 271– 276.

8. Киселев М. Ю. Научно-справочный аппарат Архива РАН: новые возможности в информационном обществе // Документ. Архив. История. Современность. Материалы V Международной научно-практической конференции. – Екатеринбург, 2014. – С. 132–135.

 

References

1. Archive of the RussianAcademy of Sciences (ARAN) [Arkhiv Rossiyskoy akademii nauk]. F. 2. Op. 1. D. 825.

2. Kulik V. A. State Scientific and Technical Policy of the USSR in 1980–1991 years [Gosudarstvennaya nauchno-tekhnicheskaya politika SSSR v 1980–1991 gg.]. Dissertatsiya na soiskanie uchenoy stepeni kandidata istoricheskikh nauk (Thesis for the Ph. D. Degree in History). Moscow, MPGU, 2010, 198 p.

3. Dezhina I. G. State Regulation of Science in Russia [Gosudarstvennoye regulirovaniye nauki v Rossii]. Moscow, IMEMO RAN, 2007, 410 p.

4. Kiselev M. Yu. Electronic Scientific Reference System to the Documents of the Archive of the RussianAcademy of Sciences: The Stages of Creation [Elektronnyy nauchno-spravochnyy apparat k dokumentam Arkhiva Rossiyskoy akademii nauk: etapy sozdaniya]. Otechestvennyye arkhivy (Domestic archives), 2008, № 4, pp. 42–45.

5. Savina G. A. Creation of an Electronic Database “The Communist Academy of the Central Executive Committee of the USSR (1924–1936)” in the Archives of the Russian Academy of Sciences: New Research Opportunities [Sozdaniye elektronnoy bazy dannykh “Kommunisticheskaya Akademiya TSIK SSSR (1924–1936)” v Arkhive Rossiyskoy akademii nauk: novyye issledovatelskiye vozmozhnosti]. Vestnik Rossiyskogo gumanitarnogo nauchnogo fonda (Bulletin of the Russian Humanitarian Scientific Foundation), 2001, № 1, pp.76–82.

6. Savina G. A. Information Technologies in the Archive of the RussianAcademy of Sciences: Results and Prospects [Informatsionnyye tekhnologii v Arkhive RAN: itogi i perspektivy]. Vestnik arkhivista (Herald of the Archivist), 2006, № 6, pp. 255–261.

7. Kiselev M. Yu. Database “Electronic Inventories of the Archive of the RussianAcademy of Sciences”: Stages of Creation and Development Prospects [Baza dannykh “Elektronnyye opisi Arkhiva RAN”: etapy sozdaniya i perspektivy razvitiya]. Vestnik arkhivista (Herald of the Archivist), 2013, № 3, pp. 271–276.

8. Kiselev M. Yu. The Scientific and Reference Archive of the RAS Archive: New Opportunities in the Information Society [Nauchno-spravochnyy apparat Arkhiva RAN: novyye vozmozhnosti v informatsionnom obshchestve]. Dokument. Arkhiv. Istoriya. Sovremennost. Materialy V Mezhdunarodnoy nauchno-prakticheskoy konferentsii (Document. Archive. History. Modernity. Materials of the V International Scientific and Practical Conference). Ekaterinburg, 2014, pp. 132–135.

 

© М. Ю. Киселев, 2018

Новый номер!

УДК 008: 18

 

Яковлева Елена Людвиговна – частное образовательное учреждение высшего образования «Казанский инновационный университет имени В. Г. Тимирясова», кафедра философии, профессор, доктор философских наук, доцент, Казань, Россия.

E-mail: mifoigra@mail.ru

420110, Россия, Казань, ул. Московская, д. 42,

тел: +7 (843) 231-92-90.

Авторское резюме

Состояние вопроса: В медийной среде современного общества значительный сегмент составляют информационные блоки, посвященные гламурной тематике. Они, привлекая к себе внимание, манипулируют массовым сознанием и формируют особый стиль жизни. Данное обстоятельство заставляет искать причины популярности информации о гламуре, подвергая ее анализу.

Результаты: В массовом сознании гламур ассоциируется с красивым, роскошным, праздн(ичн)ым образом жизни. Именно данные характеристики присутствуют в информационных текстах о гламуре, распространяемых медиасредой. Центральное место в них занимают образы, рождающие желание подражать им. Каждый гламурный образ содержит в себе рекламу, стимулирующую потребности личности. Реклама сопровождается мифизированными нарративами, привлекающими внимание массовой аудитории своей чудесностью. В целом гламурный образ представляет собой намеренно созданную конструкцию – симулякр, демонстрирующий трансцендентальную красоту. Но массовое сознание не замечает ее симулятивности и мифизированности, воспринимая как реальный образец для подражания.

Область применения результатов: Предложенный подход к пониманию информации о гламуре расширяет знания о современном обществе и гламурном человеке, позволяя искать пути преодоления кризисных состояний и дальнейшего развития.

Выводы: Информация о гламуре, тиражируемая медиасредой, обладает собственным логосом и эстезисом. Ее логос, связанный с потерей гносеологического звена в коннотации, обладает упрощенным содержанием, акцентируя внимание на внешнем и симулятивном. Эстезис информации о гламуре связан с продуцированием трансцендентальной красоты, которую начинают копировать, тем самым облекая ее в плоть. Перенасыщенность социокультурного пространства гламурными образами приводит к тому, что мир начинает восприниматься только через их магическо-симулятивную призму.

 

Ключевые слова: гламур; медиасреда; информация; гносеологический разрыв; гламурный образ; красота; симулякр; реклама; миф; онтологический разрыв; аксиологический разрыв.

 

Information about Glamour: Its Aesthesis and Logos

 

Iakovleva Elena Ludvigovna – Kazan Innovative University named after V. G. Timiryasov, Department of Philosophy, professor, doctor of philosophy, Kazan, Russia.

E-mail: mifoigra@mail.ru.

42, Moskovskaya st., Kazan, 420110, Russia,

tel: +7 (843) 231-92-90.

Abstract

Background: In the media environment of modern society, a significant segment consists of information blocks dedicated to the glamorous topics. They draw attention to themselves, manipulate the mass consciousness and form a special lifestyle. This circumstance makes us to specify the reasons for the popularity of information regarding glamour, subjecting it to analysis.

Results: In the mass consciousness, glamour is associated with a luxurious, festive, idle lifestyle. It is these characteristics that are present in the information texts about glamour distributed by the media environment. The central place in them is occupied by images that give birth to the desire to imitate them. Each glamorous image contains an advertisement that stimulates the needs of the individual. Advertising is accompanied by mythical narratives that attract the attention of the mass audience with their wonderfulness. In general, the glamorous image is a deliberately created construction-simulacrum that demonstrates transcendental beauty. Nevertheless, the mass consciousness does not notice its simulativeness and mythization, perceiving it as a real role model.

Research implications: The proposed approach to understanding information about glamour expands the knowledge of modern society and glamorous person, making it possible to overcome crisis conditions and to search for their further development.

Conclusions: Information about glamour, replicated by the media environment, has its own logos and aesthesis. Its logos, associated with the loss of epistemological link in connotation, has a simplified content, focusing on the external and simulative. The aesthesis of information about glamour is associated with the production of transcendent beauty, which is replicated, thereby converting it into reality. The over-saturation of the sociocultural space with glamorous images leads to the fact that the world begins to be perceived only through their magical-simulative prism.

 

Keywords: glamour; media environment; information; epistemological gap; glamorous image; beauty; simulacrum; advertising; myth; ontological gap; axiological gap.

 

Одной из универсалий современности является гламур, довольно быстро и активно захвативший социальное пространство и массовое сознании, начиная с 90-х гг. ХХ века. Данному обстоятельству способствовал медиальный поворот информационного общества, кардинально изменивший потоки информации и расширивший сферу их обмена. Сегодня именно медиасреда оказывается главенствующей в селекции тематики, конструировании информации и манипуляции ею массовым сознанием. К числу ключевых блоков информации, лучше всего воспринимаемых в социальной сфере, можно отнести идеи и образы гламура. Благодаря медиасреде гламур оказывается вездесущим, проникая в различные сферы культуры и повседневные практики личности. Как правило, массовая аудитория некритично воспринимает информацию о гламуре и его эталонные образ(ц)ы, начиная внедрять их в свою жизнь. Перечисленные обстоятельства актуализируют проблему анализа информации о гламуре.

 

Начнем с того, что в массовом сознании не существует четкого понимания гламура. Благодаря информации, тиражируемой в медиасреде, его связывают с модой, различными видами развлекательного досуга и культурой потребления. Гламур олицетворяет праздник и демонстрацию счастливого времяпровождения, лишенного проблем и невзгод. Даже если последние появляются или они были в прошлом, то информация о них приобретает флер мифического, чудесного, очаровывая своим мрачным колоритом. Гламур сосредотачивает внимание массового сознания на приукрашивании внешнего вида, имидже, роскошном образе жизни. Неслучайно сам гламур трактуется как мир богатых, красивых и известных людей. При этом в массовом сознании закрепляется мысль о том, что войти в такой мир имеет возможность каждый. Для этого необходимо стать богатым, преобразить свою внешность согласно глянцевым образцам, вести праздный образ жизни и демонстрировать себя в медиасреде. Таковы трактовки гламура в массовом сознании, почерпнутые из информации в медиасреде и отличающиеся довольно поверхностным видением феномена.

 

Однако история формирования слова показывает, что его коннотации имели гносеологический характер. Корни слова гламур уходят в средневековье, где оно первоначально обозначало обучение и искусство правописания, а также тарабарщину или неразборчивую рукопись. Впоследствии под этим словом стали понимать колдовство и магию [см.: 6]. Именно его мистическая составляющая осталась и легла в основу современного значения, связанного с привлекательной и очаровывающей энергийностью красоты. В. Скотт, внедривший слово в английскую культуру, с его помощью характеризовал колдовскую кажимость людей/вещей. Но об этом еще в 1721 г. писал шотландский парикмахер и поэт Аллан Рамзай: «cast glamour o’er the eyes of the spectator»/«когда дьяволы, колдуны и фокусники обманывают зрение, они, как говорят, набрасывают пелену на глаза зрителя» [3, с. 12]. В приведенной цитате акцентируется внимание на магической силе, способной ввести в заблуждение и обмануть зрение посредством создания привлекательного внешнего вида. Данные коннотации включаются в слова glamour girl, glamour boy и glammy, появившиеся в 30-е годах XX века.

 

Современные переводы слова гламур сохраняют в себе эмоционально-фантазийную окрашенность, указывая на волшебство, шарм и привлекательность, создающиеся посредством приукрашивания, восхваления и рекламирования [4; 6]. Приведенный ряд значений свидетельствует об исчезновении из слова коннотаций, связанных с обучением и грамматикой. И если подобная потеря первоначально была случайной, то сегодня в медиасреде мы сталкиваемся с намеренным стиранием познавательно-образовательного аспекта, заключенного в корне слова. Как мы считаем, данное игнорирование делает смысловую содержательность слова легкой и доступной массовому сознанию, упрощая его трактовки. Гносеологический разрыв, связанный с потерей интеллектуального звена в слове гламур, определил его бытие в социальном. Именно акцент на магии красоты и богатства, праздного и роскошного образа жизни мы встречаем в современных медиа, тиражирующих информацию о гламуре. Данный тип информационных блоков находит эмоциональный отклик в массовом сознании, начинающем испытывать потребность в них.

 

Сама специфика гламурной информации заключается в конструировании и рекламировании глянцевых образов, интригующих воображение [5, с. 230]. Они должны соответствовать канонам гламура, то есть быть красивыми и молодыми, демонстрировать все роскошное и богатое, имеющее выражение в денежном эквиваленте. Необходимо обратить внимание на такое качество современной информации о гламуре как моделирование красоты. В гламурной медиасреде, где красота провозглашается ради красоты, образы представляют собой хорошо сконструированную форму, нередко не имеющую ничего общего с реальностью. Информация о гламуре в медиасреде буквально перенасыщена фигурами без плоти, позирующими в нереально красивых интерьерах. Моделирование красоты гламурных образов свидетельствует об ее трансцендентности. Искусственно создаваясь на основе реальной внешности человека или фантазии, красота демонстрирует собственную возможность. В ней обнаруживается сплетение естественного и искусственного, выдаваемое за реальное. Техничность трансцендентальной красоты, подвергшейся гламурной ретуши, абсолютно прозрачна. Гламурные образы, созданные посредством компьютерных программ и алгоритмов, демонстрируют идеальность (с точки зрения их творцов) и показывают, каким образом можно изменить внешние данные, чтобы соответствовать гламурным, довольно изменчивым стандартам. Вследствие этого, личность, увидев образ или собственную приукрашенную внешность, желает реального преображения Я. Достижение искусственно созданного гламурного образа осуществляется личностью посредством многочисленных (физических, косметологических и хирургических) процедур. Благодаря им индивид буквально конструируется по заданным гламурным образцам.

 

Тиражирование в медиасреде гламурных образов приводит к парадоксальной ситуации. Ткань реальности рвется, уступая место трансцендентальности, обретающей плоть. Трансцендентальная красота воспринимается массовым сознанием в качестве образца для подражания, что становится поворотным моментом ее бытия. Красота обретает жизнь, а ее форма без плоти находит воплощение во внешности реальных людей. Сегодня именно тиражируемые образы, пленяя своей трансцендентностью, заставляют массовое сознание воображать посредством их, думать о них и подстраиваться под них, конструируя себя, собственное лицо и тело, а также имидж. Пускаемый в тираж гламурный образ оказывается мощной силой воздействия, буквально заставляя человека быть его копией. Плавность перехода из мира фантазии в мир глянца и затем в реальную жизнь гламурных образов приводит к тому, что благодаря визуальной информации в массовое сознание внедряется идея необходимости быть гламурным.

 

Трансцендентальная красота гламура олицетворяет собой движение из Ничто в Нечто, благодаря чему осуществляется чудесная встреча с тем, кого давно ждала современная личность, уставшая от перманентных кризисов социального. Следуя терминологии М. Хайдеггера, трансцендентную красоту, первоначально представляющую собой проекцию Я в будущем, можно определить как экзистенциальное бытие-впереди-самого-себя. В итоге конструирование гламурной красоты, являющее собой смерть (естественной) Красоты, оказывается не финальной точкой, а импульсом к дальнейшему ее моделированию, тиражированию и воплощению в жизнь. В сконструированной красоте и ее трансцендентальности обнаруживается исток магии и чародейства преобразований личности, что поддерживает соответствующую им коннотацию слова гламур.

 

Сама трансцендентальная красота есть не что иное, как симулякр, воздействующий на чувства и эмоции людей. Современный симулякр красоты характеризуется правдоподобностью, создавая впечатление более привлекательного. Симулякры образов красоты, лежащие в основе информации о гламуре, поддерживают иллюзию бытийности, выполняя роль (индивидуальных/экономических) инвестиций в Я. Симулякры гламура, заполняя собой медиасреду, привели к «агонии реального и рационального», в результате чего «история отошла от дел, оставив после себя индифферентную туманность, пронизанную потоками, но лишенную своих референций» [1, с. 63]. Сегодня к числу ключевых доминант в медиасреде можно отнести информацию, насыщенную «манипулятивной, алеаторной практикой лабиринта знаков, которые более не имеют смысла» [1, с. 91]. Как справедливо замечает Ж. Бодрийяр, «отныне карта предшествует территории – прецессия симулякров, именно она порождает территорию» [1, с. 6]. Обратим внимание на интерпретацию философом термина прецессия: это – «предшествование подобий-объектов, симулирующих, передающих, изображающих или представляющих реальность» [1, с. 215]. В данной трактовке обнаруживается не только искусственный характер симулякров, но и такое их удивительное качество, связанное не с копированием или подражанием природе, а с предвосхищением реальности. Симулякры трасцендентальны. Как заключил Ж. Бодрийяр, симуляции есть «порождение моделей реального без оригинала и реальности: гиперреального» [1, с. 5]. Более того, предвосхитив действительность, симулякры «стараются совместить реальное – все реальное – со своими моделями симуляции», в результате чего стирается различие между ними: реальность заменяется знаками реального [1, с. 6–7]. Рождается вселенная симулякров, которые «уже никогда не обмениваются на реальное, а обмениваются на самое себя в непрерывном круговороте без референта и предела» [1, с. 12]. Как видно из бодрийяровских трактовок симулякров, технологичности их создания и внедрения в массовое сознание, они совпадают с современной красотой, являющейся трансцендентной и симулятивной по своей природе. Конструирование симулякров красоты и их тиражирование в медиасреде с последующим копированием реальными людьми позволяет говорить об их вирулентности. Схема рождения гламурных симулякров, визуализируемых в медиасреде, выглядит следующим образом: отражение реальности – маскировка и искажение реальности – маскировка отсутствия реальности – отсутствие связи с реальностью в виде симулякра в чистом виде [1, с. 12]. При этом каждый этап в развитии симулякра содержит в себе элемент деградации реального, что приводит к постепенному его исчезновению. Симулятивный гламурный образ развивается в направлении от доброкачественного проявления к вредоносному и злокачественному, демонстрирующему отсутствие действительного. Возможно, именно исчезающая за симулятивностью реальность придает образу магию и чародейство, что созвучно гламуру.

 

Вирулентность симулятивных образов красоты, проявляемая в их реальном воплощении, свидетельствует о наличии манипулятивных элементов в информации о гламуре. Процесс манипулирования информацией о гламуре подчиняется логике симулякров, где отсутствуют фактическая реальность и рациональность, а циркулируют модели, предшествующие действительности, экзистенциальное бытие-впереди-самого-себя. Как замечает Ж. Бодрийяр, современная «манипуляция является шаткой каузальностью, в которой положительная и отрицательная позиции порождают и перекрывают друг друга каузальностью, в которой больше нет ни актива, ни пассива» [1, с. 26]. Исчезнувшая в современности линейная последовательность и диалектическая полярность в результате повреждения симуляцией реальности приводит к тому, что «исчезает всякая детерминированность», а «каждое действие здесь отменяется с окончанием цикла, рассеиваясь во всех направлениях и становясь выгодным для всех» [1, с. 26]. Сегодня наблюдается произвольность в бытии симулякров и их трансцендентальной красоты: они постоянно конструируются и исчезают, нередко не закрепляясь в социокультурном пространстве. В веренице симулятивных образов не существует последовательности и иерархий. Как правило, они создаются импульсивно, под воздействием эмоций, впечатлений, фантазии. При этом образ должен соответствовать современным параметрам модной индустрии: высокий рост, худощавая конституция тела, симметричное лицо, большие глаза, высокие скулы, аккуратный нос, полные губы. Созданная на основе данной абстрактной схемы симулятивная красота, наглядно выражаемая в образах и тиражируемая в медиасреде, становится стимулом для множества воплощений-интерпретаций, при этом каждая из них, несмотря на искажения, оказывается верной. Ввиду того, что мода и ее образы, служащие поддержкой гламуру, обновляются каждый сезон, изменяется и гламурный человек, четко следуя тенденциям времени. Он живет в состоянии переходности-к-неизвестному, что оказывается интригой жизни и поддерживает интерес к новинкам гламура. Гламурная личность всегда преображается, что делает ее модной и привлекает внимание к ней. Но постоянная изменчивость может привести к ее метафизическим деформациям, уничтожая самость, свое «самое само» (А. Ф. Лосев).

 

Гламурный образ не скрывает себя, демонстративно и нагло обнажая даже интимное. Тиражирование образа в медиасреде поддерживает особый тип современного потребления, свойственный гламуру, – потребления напоказ [2]. Любое действие и (даже малозначительное) событие гламурной персоны фиксируется, тиражируясь в медиасреде и собирая множество взглядов. Технология потребления напоказ восхваляет не только саму личность, поддерживая ее рейтинги популярности, но и раскручивает бренды, их атрибуты и вещи. Таким образом, можно утверждать, что любая информация о гламуре содержит в себе рекламу (персоны/события/бренда/вещи и пр.). Сегодня рекламные тексты гламура обладают колоссальной властью: они, информируя о товарах и брендах (прозрачно и навязчиво), внушают мысль о необходимости их приобретения. Именно гламурная реклама оказывается мощным средством формирования внутреннего мира личности, ее потребностей и желаний. Вуалируемая экономическая подоплека гламура, гарантирующая создателям и моделям прибыль, приводит к опустошению кошельков его адептов. Необходимо заметить, реклама, вплетаемая в информацию о гламуре, создает иллюзию «приятного» диктата, в основе которого лежит принцип удовольствия. Приятность диктата связана с тем, что гламур создает видимость доступного и красивого.

 

Еще одной специфичной чертой информации о гламуре является ее мифическая составляющая, сохранившаяся в коннотации самого слова. Людям изначально присуща тяга ко всему магическому и чудесному, получающая яркое выражение в мифе. Популярности гламурного образа способствуют многочисленные мифические истории, продуцируемые как самой личностью, так и ее имиджмейкерами. Гламурный миф одновременно приукрашивает бытие, замещает его, стирая реальность, и даже оказывается попыткой побега от него в небытийное. Современные мифизации личности содержат в себе элементы чудесного преображения, преподносимые ярко и эмоционально, что привлекает к ним внимание массового сознания. Гламурные мифы восхищают своей магичностью, завораживая воображение. Создаваемый миф о гламурном счастье и превосходстве личности нередко играет роль современного утешения о несбыточном, непостижимом, потаенном, ускользающем, духовном. Другое дело, что вера в миф приводит к искаженной интерпретации бытия, напоминая о гносеологическом разрыве, заложенном в слове «гламур». Но массовое сознание не замечает этого разрыва, а гламурный миф приводит к еще одной трещине – онтологической, между действительностью и мифическим. Реальность с ее проблемами, конфликтами, кризисами значительно проигрывает перед фантазийно-праздничным миром гламура. Неслучайно массовое сознание предпочитает сосредотачивать свое внимание на информации о гламуре, воспринимая ее в качестве достоверной реальности. В результате происходит постепенное замещение реальности мифически-фантазийным. Тем не менее, данный разрыв не замечается массовым сознанием, переводящим модус своей жизни в иллюзорное.

 

Именно миф помогает создавать и поддерживать магию информации о гламуре, а также дарит возможность приобщения к его миру каждого. Этому способствует еще одна черта гламурной информации: она эксплуатирует эгоизм личности, формируя гипертрофированный модус нарциссизма. В его основе лежат метафизические установки «Я – Бог/Богиня!», «Я себя люблю/обожаю», «Мне позволено все». Данные девизы поддерживают потребительское отношение к жизни, интерес к шопингу и досугу, демонстративные выходки Я в социокультурном пространстве, создавая иллюзию неповторимости и уникальности личности.

 

В мифической информации о гламуре акценты смещаются в сторону таких ценностей, как красота, молодость, новизна, мода, стиль, телесность, потребление, социальный статус, богатство. Идея духовного становления личности уступает место ее эстетическому пози(циони)рованию в медиасреде. Интеллектуальные, нравственные, профессиональные ценности оказываются неактуальными. Более того, ими пренебрегают, что свидетельствует об очередном незаметном аксиологическом разрыве. Постоянно тиражируемые в медиасреде ценности гламура, нередко вульгарные и банальные, выступают в качестве нормы и образ(ц)а для подражания, принимаясь массовым сознанием в качестве руководства к действию.

 

Более того, ценности в информации о гламуре оказываются пластичными и изменчивыми, создавая иллюзию демократичности и доступности гламурного формата жизни. Например, среди последних рекламных трендов гламура, воплощаемых образами, выделим следующие. Долгое время в пространстве гламура табуированию подвергались пожилые, инвалиды и люди с лишним весом. Сегодня перечисленная категория людей попадает в оптику гламура: пожилые, инвалиды и люди с лишним весом выходят на подиум, становятся лицом того или иного бренда, рекламируют товары, снимаются в шоу и пр. Подчеркнем: прежде чем старость, лишний вес и инвалидность начинают тиражироваться, они проходят цифровую обработку, благодаря чему приобретают приукрашенные черты. Реальный человек и его гламурный образ являют собой вуалированный онтологический разрыв, не замечаемый массовым сознанием.

 

В заключении выделим следующие ключевые моменты проведенного анализа. В современном социокультурном пространстве мы обнаруживаем в медиасреде огромное количество информационных блоков, посвященных гламурной тематике. Именно они оказываются проводниками идей и образов гламура, моментально воспринимаемых массовым сознанием. Сегодня информация о гламуре оказывается довольно мощным средством, помогающим ориентироваться в социальном и конструировать современную личность. В результате быстрого распространения посредством медиасреды информации гламур оказывается мощным орудием манипуляции, привнося в жизнь людей положительные и отрицательные черты. Перечисленное возводит гламур в разряд дискурсивных практик личности, а если рассматривать шире – социального.

 

Информация о гламуре обладает собственным логосом и эстезисом, наделенными специфическими чертами. Логос информации, обусловленный гносеологическим разрывом в трактовке слова гламур, в котором потерялась коннотация об образовании и знаниях, приводит к упрощенному его пониманию. Гламур начинает трактоваться как нечто магически-привлекательное, красивое, роскошное, праздное и без(д)умное, связанное с демонстрацией Я. Понимание информации о гламуре обладает собственной логикой, связанной с распространением симулякров красоты. В этой логике отсутствующие рациональные, последовательные, устойчиво-иерархичные звенья заменяются эмоциональными, калейдоскопичными, кратковременно-хаотичными. В итоге в логосе информации о гламуре акценты смещаются в сторону фантазийного, о чем свидетельствует конструирование (трансцендентальной) красоты и ее доминирование в тиражируемых в медиасреде образах.

 

Эстезис информации о гламуре включает в себя тотальное приукрашивание бытия, распространяющееся и на повседневные практики личности. Данная эстетизация осуществляется посредством привнесения красоты и ее элементов в пространства жизни и собственную внешность. При этом обновления носят перманентный характер, заставляя постоянно переконструироваться, чтобы соответствовать гламурным стандартам. Эстетические метаморфозы связаны не только с модными тенденциями, но и заряженностью информации о гламуре, обращенной к каждому, чувственно-эмоциональными импульсами. Эстетическая аура завораживает массовое сознание, увлекая людей в свой, большей частью фантазийный, мир. В информации о гламуре люди/события/вещи приобретают магический флер благодаря внешнему приукрашиванию и мифическим нарративам, прозрачно рекламируя их. Можно утверждать, что эстезис информации о гламуре, утратившей гносеологический аспект, представляет собой своеобразную тарабарщину о красоте, обладающую магическим флером.

 

Ключевой фигурой эстезиса информации о гламуре оказывается образ, наделенный рядом черт. Он воплощает новый тип эстетизма, в котором внимание сфокусировано на зеркально-глянцевых поверхностях. Корни эстезиса гламурного образа технологичны и симулятивны. Дело в том, что первоначально гламурный образ является плодом фантазии, но, получая цифровую обработку и тиражируясь в медиасреде, образ приобретает бытийность, начиная копироваться конкретными людьми.

 

Современные люди оказываются пленниками гламурного рая, черпая в медиасреде информацию о стиле жизни, текущих модных тенденциях и рекомендациях по созданию собственного образа. В этом обнаруживается инфантилизм личности, манипулируемой информацией о гламуре и живущей по задаваемым стандартам. Гламур диктует безоговорочное подчинение своим стандартам, акцентируя внимание на внешних поверхностностях, исключающих внутреннюю глубину. Массовое сознание зеркально отражает гламурные образы, нередко деформируя их при интерпретации. Дело в том, что процесс интерпретации связан с культурным горизонтом личности и ее жизненным опытом. Ввиду гносеологического, онтологического и аксиологического разрывов, присутствующих в гламурном социальном, данные деформации неизбежны. Благодаря гламуру личность приобретает эстетично-привлекательные черты (внешнее преображение), но при этом начинает духовно деградировать (внутренняя трансформация). Акценты на симулятивной красоте приводят к игнорированию интеллектуальной составляющей. Пространства бытия социального приобретают черты гламурной полированности и зеркальности, но в них люди начинают теряться, постоянно путая реальное и фантазийное, смутно ощущая отсутствие Нечто в виде рационального, интеллектуального, нравственного, духовного. Более того, копирование симулятивного образа с привнесением трансцендентальной красоты в реальную жизнь оказывается не всегда эстетичным и созвучным личности, что нередко приводит как ее саму, так и окружающих людей к (интуитивному) пониманию индивида-не-в-себе или одержимости-Другим-телом.

 

Список литературы

1. Бодрийяр Ж. Симулякры и симуляции. – М.: Постум, 2016. – 240 с.

2. Веблен Т. Теория праздного класса. – М.: Прогресс, 1984. – 367 с.

3. Гандл С. Гламур. – М.: НЛО, 2011. – 337 с.

4. Михайлова Е. В. О слове гламур и его производных // Русский язык в школе. – 2005. – № 4. – С. 83–84.

5. Рудова Л. История гламура // Теория моды. Тело. Одежда. Культура. – 2009. – № 11. – С. 230–236.

6. Руссо М. От «грамматики» до «гламура» // Форум портала «Миф» – [Электронный ресурс]. – Режим доступа: http://mith.ru/cgi-bin/yabb2/YaBB.pl?board=human;action=display;num=1139235260 (дата обращения 03.09.2018).

7. Яковлева Е. Л. Осмысление слова гламур и его рецепций в массовом сознании // Философия и культура. – 2017. – № 9 (117). – С. 67–75.

 

References

1. Baudrillard J. Simulacra and Simulation [Simulyakry i simulyacii]. Moscow, Postum, 2016, 240 p.

2. Veblen T. The Theory of the Idle Class [Teoriya prazdnogo klassa]. Moscow, Progress, 1984, 367 p.

3. Gundle S. Glamour [Glamur]. Moscow, NLO, 2011, 337 р.

4. Mikhaylova E. V. On the Word Glamor and Its Derivatives [O slove glamur i ego proizvodnykh]. Russkiy yazyk v shkole (Russian Language at School), 2005, № 4, рр. 83–84.

5. Rudova L. The History of Glamour [Istoriya glamura]. Teoriya mody. Telo. Odezhda. Kultura (Theory of Fashion. Body. Clothing. Culture), 2009, № 11, рр. 230–236.

6. Rousseau M. From “Grammar” to “Glamor” [Ot “grammatiki” do “glamura”]. Available at: http://mith.ru/cgi-bin/yabb2/YaBB.pl?board=human;action=display;num=1139235260 (accessed 03 September 2018).

7. Yakovleva E. L. Comprehension of the Word “Glamor” and Its Receptions in the Mass Consciousness [Osmyslenie slova glamur i ego recepciy v massovom soznanii]. Filosofiya i kultura (Philosophy and Culture), 2017, № 9 (117), рр. 67–75.

 

© Е. Л. Яковлева, 2018

Новый номер!
УДК 004.946

 

Маслиева Ольга Васильевна – федеральное государственное бюджетное учреждение науки Институт лингвистических исследований Российской академии наук, кафедра подготовки аспирантов Центра образовательных программ, кандидат философских наук, профессор, Санкт-Петербург, Россия.

E-mail: info@iling.spb.ru

199053 Россия, Санкт-Петербург, Тучков пер., д. 9,

тел.: +7(812)328-16-12.

Назиров Анатолий Эзелевич – федеральное государственное бюджетное образовательное учреждение высшего образования «Санкт-Петербургский государственный морской технический университет», Межвузовский центр по образованию в области истории и философии науки и техники, доктор философских наук, профессор, Санкт-Петербург, Россия.

E-mail: Tola 50tola-50@mail.ru

190121 Россия, Санкт-Петербург, ул. Лоцманская, 3,

тел.: (812)757-17-00.

Авторское резюме

Состояние вопроса: В искусственно созданной человеком реальности в эпоху информатизации формируется интеллектуальная информационная среда, природа которой остается не до конца ясной.

Результаты: Виртуальная реальность является результатом развития человеко-машинного континуума. Она представляет собой своеобразный, являющийся плодом взаимодействия человека и высокоразвитой электронной техники мир, в котором стирается грань между физической и психической реальностью. В ней исчезают границы между искусственным и естественным, возможным и действительным, воображаемым и реальным. Это такой информационный континуум, в котором не только техника наделяется функциями сознания, но и человеческое сознание пронизывается особенностями электронной техники и экранного видеоряда. Виртуальный мир существует до тех пор и постольку, пока и поскольку он порождается константной реальностью. В настоящее время термин «виртуальная реальность» приобрел наибольшую популярность по отношению к компьютерному моделированию человеком возможности взаимодействовать с трехмерной визуальной (и другой сенсорной) средой.

Выводы: В самом общем виде виртуальную реальность можно понимать как такое единство сознания человека и существующего вне его мира, в котором снимается противоположность субъекта и объекта. В виртуальной реальности снятие противоположности субъектно-объектного отношения достигается за счет мысленной вынесенности образов сознания вовне средствами современной компьютерной техники.

 

Ключевые слова: реальность; возможность; виртуальная реальность; константная реальность; человеко-машинный континуум; виртуальное образование

 

The Phenomenon of Virtual Reality

 

Maslieva Olga Vasilievna – Linguistic Research Institute of the Russian Academy of Sciences, Department of Postgraduate Education of the Center for Educational Programs, Ph. D., Professor, Saint Petersburg, Russia.

E-mail: info@iling.spb.ru

9, Tuchkov per., Saint Petersburg, 199053, Russia,

tel .: +7 (812) 328-16-12.

Nazirov Anatoly Ezelevich – State Marine Technical University, the Interuniversity Center for Education in History and Philosophy of Science and Technology, Doctor of Philosophy, Professor, Saint Petersburg, Russia.

E-mail: Tola 50tola-50@mail.ru

3, ul. Lotsmanskaya, Saint Petersburg, 190121, Russia,

tel.: (812) 757-17-00.

Abstract

Background: In the artificially created reality of the information age, an informational environment is being formed, the nature of which remains unclear.

Results: Virtual reality is the result of the human-machine continuum development. It is a world, which is the result of human interaction and highly developed electronic engineering, where the dividing line between physical and psychic reality is blurred. The boundaries between artificial and natural, possible and real, imaginary and real disappear. This is an information continuum in which not only technology performs some functions of consciousness but also human consciousness acquires a few peculiarities of electronic technology and video sequence. The virtual world exists as long as constant reality generates it. At the present time, the term “virtual reality” has gained the greatest popularity with respect to human computer modeling of the ability to interact with a three-dimensional visual (and other sensory) environment.

Conclusion: In the most general form, virtual reality can be understood as such a unity of human consciousness and the existing outer world, in which the opposition of the subject and object is dialectically negated. In virtual reality, the dialectical negation of the opposition of the subject-object relationship is achieved due to the mental transfer of consciousness images to the environment by means of modern computer technology.

 

Keywords: reality; opportunity; virtual reality; constant reality; human-machine continuum; virtual education.

 

Интенсивная информатизация различных сторон жизни общества расширяет представление об искусственно созданной человеком сфере реальности включением в нее новой, основанной на информатизации и компьютеризации техногенной сферы – «интеллектуальной информационной среды». Неоднозначность влияния искусственных средств обеспечения мыслительных процессов, выступающих основой интеллектуальной информационной среды, на мышление человека была отмечена еще Дж. фон Нейманом, теоретически доказавшим, что количественное наращивание мощности и быстродействия компьютера рано или поздно приведет к непредсказуемым качественным результатам.

 

Оценка воздействия процесса компьютеризации на человеческую природу колеблется от постулирования положения об отчужденном «кибернетическом человеке» (Э. Фромм) до футурологического прогноза возникновения нового биологического вида человека – «гомо интеллигенс» (И. Масуда). Некоторые современные исследователи выдвигают положение о появлении нового типа личности, связанного с условиями, необходимыми для того, чтобы приспособиться к радикальным переменам в обществе на современном этапе развития информационных технологий, которые ведут не только к ускорению потока информации, но и к изменению ее глубинной структуры на основе демассификации средств информации. В этих условиях человек вместо восприятия готовой модели реальности, предлагаемой средствами массовой информации, вынужден сам ее конструировать.

 

Разработка современных алгоритмических языков, языков обработки знаний, программных средств диалога человека с компьютером и т. п. развивает такие особенности человеческого мышления, как системный анализ, интерпретацию языка как системы знаков с позиций семиотики и лингвистического структурализма. Различные формы программного обеспечения предполагают также использование элементов содержательной логики и когнитивной лингвистики [см.: 7, с. 117].

 

Широкая экспансия электронных видео-визуальных средств во все сферы жизни человека, начавшаяся в 80-е годы XX века, открыла собой «эпоху информационного индивида» (Е. К. Шаповалов), появившегося на рубеже XX–XXI веков, первым фактором которой стала «виртуальная реальность», связанная с развитием человеко-машинного континуума. Она представляет собой своеобразный, являющийся результатом взаимодействия человека и высокоразвитой электронной техники мир, в котором стирается грань между физической и психической реальностью. В ней исчезают границы между искусственным и естественным, возможным и действительным, воображаемым и реальным.

 

Виртуальная реальность не только вписывается в постмодернистское мироощущение с его установкой на принципиальное равноправие вербальной и визуальной, книжной и экранной, элитарной и массовой культур, но и сама выступает одним из источников его формирования. Постмодернистская культура, утверждающая многослойность структур произведений искусства, впервые манифестировала себя в архитектуре введением термина «постмодернизм» в 1977 году. Однако задолго до этого постмодернистское мироощущение с его равноправием всех эстетик было воплощено в кинематографе, особенно – в массовом, возникшим на основе телевидения и в конце 70-х годов ХХ века приспособившимся к запросам детско-подростковой аудитории с ее стремлением к смешению воображаемого и реального миров, технически воплощенному в произвольном монтаже самых различных рядов [см.: 4]. Таким образом, формирование и развитие постмодернистской культуры оказывается тесно связанным с развитием экранно-электронных информационных средств, моделирующих различные уровни сознания и создающих такой информационный континуум, в котором не только техника наделяется функциями сознания, но и человеческое сознание пронизывается особенностями электронной техники и экранного видеоряда.

 

Возникшая в период информационной революции новая искусственная среда обитания человека создает не только внешние, но и внутренние условия его существования, оказывая амбивалентное влияние на процессы межличностного общения и адаптации к природной среде. Экспансия экранной культуры, порождающая последовательно сменяющие друг друга доминирующие культурные пространства – от телевидения до персонального компьютера [см.: 11, с. 4; 14] – ведет к тому, что восприятие мира человеком опосредуется экранной реальностью как своеобразным виртуальным миром, задающим ориентации сознания и межличностных отношений.

 

В современной культуре визуальная реальность, опосредующая отношения человека с миром, представлена совокупностью технических средств, включающих в себя кино, телевидение, видео- и видеокомпьютерные системы. Восприятие явления культуры как данного, а не возникшего в процессе развития, может формировать взгляд на виртуальный мир как на реальный, при котором возможное смешивается с действительным. Такое понимание мира влечет за собой определенные трудности социальной и психологической адаптации человека к окружающей среде в условиях информационного общества.

 

Термин «виртуальный» происходит от латинского «virtualis», означающего «возможный; такой, который может или должен появиться при определенных условиях» [12]. Значение среднелатинского «Virtualis» – «способное к действию, но реально еще не действующее» в определенной степени раскрывает категориальную природу понятия «виртуальность» как «синтез категорий возможности и действительности, выражающий процесс их взаимной трансформации», что позволяет определить его также «при помощи категории “становление”» [6, с. 171–172]. Понятие виртуального не совпадает с понятием возможного, хотя «виртуальное» включает в себя элементы потенциального. «Потенциальные и виртуальные объекты различаются своим статусом существования» [1, с. 4].

 

Слово «виртуальный» встречается уже в средневековой схоластике у Фомы Аквинского, который при помощи понятия виртуального решил проблему онтологического сосуществования реальностей, находящихся на различных иерархических уровнях, и проблему порождения более низких уровней реальности более высокими [см.: 13, с. 850–851]. В сходном значении этот термин использует в эпоху Возрождения Николай Кузанский, апеллируя к «абсолютной и всепревосходящей силе» как причине различных процессов более низких уровней реальности [9, с. 46–47].

 

К концу XX века понятие виртуальной реальности вошло составной частью в категориальный аппарат различных научных дисциплин, в каждой из которых оно имеет свою специфику. Так, например, в физике широко используется понятие «виртуальные частицы», статус которых возможно выразить посредством категории «виртуальная реальность».

 

В психологии «виртуальная реальность» понимается как психологический феномен, связанный с формированием в сознании человека определенных пространственно-временных образов, возникающих при его взаимодействии с электронной техникой. Основными характерными свойствами виртуального мира в психологии выступают: порожденность «константной реальностью», актуальность, автономность, интерактивность. Последнее свойство указывает на взаимодействие между порождающей («константной») и порожденной («виртуальной») реальностью. Виртуальный мир существует до тех пор и постольку, пока и поскольку он порождается константной реальностью. «Виртуальные объекты существуют только актуально, только “здесь и теперь” пока в порождающей реальности происходят процессы порождения виртуальных объектов, с окончанием процесса порождения соответствующие виртуальные объекты исчезают» [10, с. 157].

 

Техническое толкование виртуальной реальности представляет ее как некий условный мир, образованный множеством представлений данных и процессов в технических, главным образом – компьютерных системах типа компьютерной графики или виртуальной памяти ЭВМ. В настоящее время термин «виртуальная реальность» приобрел наибольшую популярность по отношению к компьютерному моделированию человеком возможности взаимодействовать с трехмерной визуальной (и другой сенсорной) средой.

 

Единство психологических и технических аспектов виртуальной реальности хорошо выражено в определении B. C. Бабенко: «Виртуальная реальность – это некий искусственный мир, в который погружается и с которой взаимодействует человек, причем создается этот мир технической (преимущественно электронной) системой, способной формировать соответственные совокупности стимулов в сенсорном поле человека и воспринимать его ответные реакции в моторном поле» [2, с. 25]. Из этого достаточно универсального определения виртуальной реальности выводятся ее фундаментальные особенности:

«1) ВР – это психологический феномен, связанный с сознательной деятельностью человека;

2) создается этот феномен путем подведения к сенсорному полю человека некоторой совокупности стимулов и съемок с его моторного поля ответных реакций;

3) имеет место глубокое погружение человека в искусственно создаваемый в сознании мир;

4) имеет место возможность взаимодействия человека с объектами этого искусственного мира;

5) существует техническая система, которая формирует совокупность стимулов, необходимых для образования восприятий и способна соответствующим образом реагировать на ответные реакции человека» [3, с. 25].

 

Например, в педагогике А. В. Хуторским предложена схема «виртуального образования», задачей которого выступает развитие творческих способностей учащихся. Автор определяет виртуальное образование как процесс и результат взаимодействия субъектов и объектов образования, сопровождающийся созданием ими виртуальной образовательной среды («пространства»), существование которой невозможно вне коммуникации учителей, учеников и образовательных объектов. Ключевыми признаками виртуального процесса являются:

1) его предварительная неопределенность для субъектов взаимодействия;

2) уникальность для каждого своей роли во взаимодействии;

3) ее существование только на протяжении самого взаимодействия.

 

У участников этого процесса возникает особое «виртуальное состояние», способствующее изменению и приращению их внутренних качеств, характеризующих процесс образования. Подобное состояние, совершающее прорыв сквозь субъектно-объектную ограниченность мышления, оказывается сходным с творческим процессом, в котором человек порождает новое знание не вследствие поглощенности собой, а в результате «выхода из себя» (Н. А. Бердяев).

 

Виртуальное образование, в отличие от традиционного образования, понимаемого как усвоение материала, который дается ученику и устанавливается «достаточно объектно», предлагается выстраивать на основе тесного взаимодействия личностей учителя и ученика на основе диалога. Это взаимодействие может быть как непосредственным, так и опосредованным дистанционными технологиями (Интернет), позволяющими расширить возможности очного образования, увеличивая число участников образовательного процесса (учеников и педагогов), а также информационных массивов.

 

В современной культуре становящегося информационного общества быстро формирующийся совокупный опыт молодежи существенно отличается от опыта старших поколений. Преодоление разрыва субкультур молодого и старшего поколений возможно на пути взаимодействия этих культур. В процессе образования, основанного на диалоговых формах обучения, это выражается в сочетании традиционных и инновационных форм: от живого непосредственного общения преподавателя с учащимися до экспертных обучающих систем [см.: 5, с. 24–29] как определенного вида виртуальной реальности в образовании.

 

В самом общем виде виртуальную реальность можно понимать как такое единство сознания человека и существующего вне его мира, в котором снимается противоположность субъекта и объекта. В Новое и Новейшее время противоположность природы и духа, субъекта и объекта по-разному преодолевалась антропологическим материализмом Л. Фейербаха (отношение «Я и Ты»), марксистской философией («практика»), русским космизмом («человек и мир»), экзистенциализмом («экзистенция»). В виртуальной реальности снятие противоположности субъектно-объектного отношения достигается за счет мысленной вынесенности образов сознания вовне средствами современной компьютерной техники, что представляет собой новый способ анимизирования, отличающийся от мифологического антропоморфизма математическим концептуализированием [см.: 8, с. 75]. Такое понимание виртуальной реальности позволяет углубить и расширить представления о природе мышления и когнитивных способностях человека.

 

Список литературы

1. Акчурин И. А., Коняев С. Н. Концепция виртуальных миров и научное познание. – СПб.: РХГИ, 2000. – 320 с.

2. Бабенко В. С. Виртуальная реальность: проблема интерпретации // Виртуальная реальность как феномен науки, техники и культуры. – СПб.: СПбГАК, 1996. – С. 10–13.

3. Бобко И. М. Автоматизированные системы управления и их адаптация. – Новосибирск: Наука, 1978. – 112 с.

4. Кинематограф и культура (Материалы «круглого стола») // Вопросы философии. – 1990. – № 3. – С. 3–31.

5. Коуров В. Г., Маслиева О. В., Назиров А. Э. Интеллектуальные среды обучения на основе адаптивных структур. – СПб.: СПбГУСЭ, 2007. – 139 с.

6. Макаров М. Г. Сложность и вариативность категорий диалектики. – Л.: Наука, 1988. – 180 с.

7. Маслиева О. В. Виртуальная реальность как научно-технический и социокультурный феномен // Междисциплинарность в современной научной реальности: Сборник докладов и тезисов. – СПб.: СПбГЭТУ, 2004.

8. Назиров А. Э. Философия науки. – СПб.: СПбГУСЭ, 2009. – 227 с.

9. Николай Кузанский. О видении Бога // Сочинения. В 2 т. Т. 2. – М.: Мысль, 1980. – С. 33–94.

10. Носов Н. А. Виртуальная реальность // Вопросы философии. – 1999. – № 10. – С. 152–164.

11. Пигров К. С. Телевидение как этап в развитии виртуального пространства // Виртуальное пространство культуры. Выпуск 3. Материалы научной конференции 11–13 апреля 2000 г. – СПб.: Санкт-Петербургское философское общество, 2000. – C. 31–36.

12. Словарь иностранных слов / ред. Комарова Л. Н. – М.: Русский язык, 1990. – 624 с.

13. Фома Аквинский. Сумма теологии // Антология мировой философии. Т. 1. Ч. 2. – М. Мысль, 1969. – С. 823–861.

14. McLuhan M. The Violence of the Media // Canada Forum. – 1976. – Vol. 56. – № 664. – pp. 9–12.

 

References

1. Akchurin I. A., Konyaev S. N. The Concept of Virtual Worlds and Scientific Knowledge [Kontseptsiya virtualnykh mirov i nauchnoe poznanie]. Saint Petersburg, RKhGI, 2000, 320 p.

2. Babenko V. S. Virtual Reality: The Problem of Interpretation [Virtualnaya realnost: problema interpretatsii]. Virtualnaya realnost kak fenomen nauki, tekhniki i kultury (Virtual Reality as Phenomenon of Science, Technique and Culture). Saint Petersburg, SPbGAK, 1996, pp. 10–13.

3. Bobko I. M. Automated Control Systems and Their Adaptation [Avtomatizirovannye sistemy upravleniya i ikh adaptatsiya]. Novosibirsk, Nauka, 1978, 112 p.

4. Cinema and Culture (“Round-Table” Materials) [Kinematograf i kultura (Materialy “kruglogo stola”)]. Voprosy filosofii (Problems of Philosophy), 1990, № 3, pp. 3–31.

5. Kourov V. G., Maslieva O. V., Nazirov A. E. Intellectual Learning Environment Based on Adaptive Structure [Intellektualnye sredy obucheniya na osnove adaptivnykh struktur]. Saint Petersburg, SPbGUSE, 2007, 139 p.

6. Makarov M. G. Complexity and Variability of Dialectical Categories [Slozhnost i variativnost kategoriy dialektiki]. Leningrad, Nauka, 1988, 180 p.

7. Maslieva O. V. Virtual Reality as Scientific, Technical, Social, and Cultural Phenomenon [Virtualnaya realnost kak nauchno-tekhnicheskiy i sotsiokulturnyy fenomen]. Mezhdistsiplinarnost v sovremennoy nauchnoy realnosti: Sbornik dokladov i tezisov (Interdisciplinary in Modern Scientific Reality: Collected Reports and Theses). Saint Petersburg, SPbGETU, 2004.

8. Nazirov A. E. Philosophy of Culture [Filosofiya nauki]. Saint Petersburg, SPbGUSE, 2009, 227 p.

9. Nicholas of Cusa. On the Vision of God [O videnii Boga]. Sochineniya. V 2 t. T. 2 (Works. In 2 vol. Vol. 2). Moscow, Mysl, 1980, pp. 33–94.

10. Nosov N. A. Virtual Reality [Virtualnaya realnost]. Voprosy filosofii (Problems of Philosophy), 1999, № 10, pp. 152–164.

11. Pigrov K. S. Television as a Stage in Virtual Space Development [Televidenie kak etap v razvitii virtualnogo prostranstva]. Virtualnoe prostranstvo kultury. Vypusk 3. Materialy nauchnoy konferentsii 11–13 aprelya 2000 g. (Virtual Space of Culture. Issue 3. Materials of Scientific Conference, 11–13 April 2000). Saint Petersburg, Sankt-Peterburgskoe filosofskoe obschestvo, 2000, pp. 31–36.

12. Komarova L. N. (Ed.) Dictionary of Foreign Words [Slovar inostrannykh slov]. Moscow, Russkiy yazyk, 1990, 624 p.

13. Thomas Aquinas. Summa Theologiae [Summa teologii]. Antologiya mirovoy filosofii. T. 1. Ch. 2 (Anthology of World Philosophy. Vol. 1. Part 2). Moscow, Mysl, 1969, pp. 823–861.

14. McLuhan M. The Violence of the Media. Canada Forum, 1976, Vol. 56, № 664, pp. 9–12.

 

© О. В. Маслиева, А. Э. Назиров, 2018