Новый номер!
УДК 316.324.8
Исаев Борис Акимович – федеральное государственное автономное образовательное учреждение высшего образования «Санкт-Петербургский государственный университет аэрокосмического приборостроения», кафедра истории и философии, профессор, доктор социологических наук, профессор, Санкт-Петербург, Россия.
Email: isaevboris@yandex.ru
190000 Россия, Санкт-Петербург, Большая Морская ул., д. 67,
тел.: 8(812)708-42-05.
Аннотация: Место постиндустриального, или информационного, общества в человеческой истории определили такие авторитетные исследователи, как З. Бжезинский, М. Дюверже, Д. Белл, Р. Инглхарт, Д. Нейсбит, А. Турен, Э. Тоффлер и др. К его основным чертам относятся переход от экономики товаров к экономике услуг; рост роли знаний, компетентности, которые становятся инструментами власти; деперсонификация экономической и персонификация политической власти; падение роли идеологии; возрастание интереса к непосредственному участию широких масс в политике и принятии решений, к проведению досуга в условиях рационализированной повседневной работы; повышение интереса людей к совершенствованию, овладению другими специальностями, к качеству жизни, а не только к обыкновенному материальному благополучию.
Результаты: В XXI в. постиндустриальное общество все больше приобретает черты информационного общества, к которым относятся: массовое производство все более совершенных персональных компьютеров, бурное развитие IT технологий, глобализация на этой основе экономики, культуры и человеческой деятельности, создание социальных сетей, электронных правительств, электронных партий и общественных движений, появление новых субкультур, интенсификация потоков переселенцев и туристов. Информационное общество по сравнению с индустриальным станет более информированным, гуманным, демократичным и комфортным, но несет в себе угрозы дезинформации и усиления контроля за населением.
Выводы: Современное информационное общество прошло в своем становлении ряд этапов и представляет собой сообщество наиболее развитых держав, к которому постепенно присоединяются развивающиеся страны.
Ключевые слова: постиндустриальное, информационное общество; место в истории постиндустриального общества; характеристики постиндустриального, информационного общества.
Post-Industrial, Information Society and Its Place in Human History
Isaev Boris Akimovich – Saint Petersburg State University of Aerospace Instrumentation, Department of History and Philosophy, Professor, Doctor of Sociology, Saint Petersburg, Russia.
Email: isaevboris@yandex.ru
Bolshaya Morskaya st., 67, Saint Petersburg, 190000 Russia,
tel.: 8 (812) 708-42-05.
Abstract
Background: Many well-known researchers such as Z. Brzezinski, M. Duverger, D. Bell, R. Inglehart, D. Naysbit, A. Turen, E. Toffler et al. have determined the place of post-industrial, or information society in human history. Its main characteristics include the transition from the economy of goods to the economy of services; the key role of knowledge, competence, which become tools of power; depersonification of economic and personification of political power; the decline of ideology; increased interest in the direct participation of the masses in politics and decision-making, in leisure activities; increasing people’s interest in improving, mastering other qualifications, in the quality of life, but not ordinary material well-being.
Results: In the XXI century post-industrial society is gradually transforming into information society. The main characteristics of the latter include: mass production of personal computers, the rapid development of IT technologies, globalization of the economy, culture and human activity on this basis, the creation of social networks, e-governments, e-parties and social movements, the emergence of new subcultures, the intensification of flows of immigrants and tourists. In contrast, information society is to become more informed, humane, democratic and affluent, but it carries the threat of misinformation and increased control over the population.
Conclusion: Modern information society has passed a number of stages and is a community of the most developed powers, to which developing countries are gradually joining.
Key words: post-industrial, information society; place in the history of post-industrial society; characteristics of post-industrial, information society.
Все страны мира, безусловно, испытывают влияние изменяющейся внешней среды. Кроме того, внутренние изменения, происходящие в каждой стране, накапливаясь в экономических, социальных, политических, культурных структурах, в конце концов вызывают значительные сдвиги во всех сферах, меняя качественное состояние всего общества. Отсюда следует, что на смену индустриальному обществу неизбежно должно было прийти какое-либо новое экономическое, культурное и политическое состояние социума.
Новое качественное состояние и новые характеристики общества социальные философы, социологи, другие обществоведы начали фиксировать уже в 1960-х гг. Одним из первых опубликовал свое исследование на эту тему Збигнев Бжезинский. В работе «Между двумя эрами: роль Америки в технотронную эру» (1970) [см.: 2] он утверждал, что человечество прошло в своем развитии две эры (аграрную и индустриальную) и входит в третью эру – технотронную (то есть технонаправленную – Б. И.). Технотронным он назвал «общество, формирующееся в своих культурных, психологических, социальных и экономических аспектах под воздействием технологии и электроники, особенно в области компьютерной техники и коммуникаций». [2, p. 8]. Технотронное общество, по мнению Бжезинского, приобретает следующие характеристики:
– промышленность товаров уступает место экономике услуг;
– растет роль знаний, компетентности, которые становятся инструментами власти;
– поэтому тому, кто хочет «быть на плаву» в таком обществе, необходима учеба и самообразование в течение всей жизни;
– жизнь широких слоев в таком обществе скучна (днем рационализированное производство, вечером – телевизор), отсюда – важная роль проведения досуга: развитие шоу-бизнеса, индустрии игр и развлечений, спорта, туризма и т. д.;
– существенно возрастает роль университетов, научных центров, которые непосредственно определяют изменения и направляют всю жизнь общества;
– падает роль идеологии при возрастании интереса к общечеловеческим ценностям;
– повышается роль телевидения, которое вовлекает в общественную и политическую жизнь широкие массы, ранее пассивные;
– становится актуальной участие широких слоев в принятии социально важных решений;
– экономическая власть деперсонифицируется; на ведущие позиции на производстве выходят менеджеры (менеджер – не владелец, а наемный управленец), а предприятия теперь принадлежат тем, кто владеет акциями;
– повышается интерес к качеству жизни, а не только к обыкновенному материальному благополучию.
Главным фактором социально-политических изменений, ведущих в постиндустриальное, информационное общество, Бжезинский считал научно-технический и экономический прогресс, который он называет технотронным прогрессом. В этом смысле он продолжил традицию движения технократов, зародившегося еще в 1920–1930 гг. в США. Лидеры этого движения – Говард Скотт и Гарольд Лэб полагали, что общественное производство может регулироваться на принципах научно-технической рациональности, носителями которых должны выступать организованные в национальном масштабе профессиональные сообщества ученых, экономистов, инженеров, педагогов, архитекторов, экологов, врачей. В 1940-х гг. идеи Лэба и Скотта развивал Джеймс Бёрнхем. В монографии «Революция менеджеров» (1941) [3] он утверждал технократию, то есть власть управляющих производством, как социально-политическую силу, способную не только обеспечить устойчивое индустриальное развитие, но и создать качественно новую политическую систему постиндустриального общества.
В этом же ключе технократического развития постиндустриального общества рассуждал французский правовед и политолог Морис Дюверже, который ввел понятие «технодемократия». Технократии, как правления только рационалистически мыслящей элиты, по Дюверже, не существует, однако после доминирования либеральной демократии (1870–1914) и ее кризиса (1918–1939) возникла новая форма политической организации общества и государства, которая включила в себя технократические элементы в сочетании с уцелевшими элементами либеральной демократии (политические свободы, плюралистическая идеология, гуманистические культурные традиции) и с новой олигархией в лице собственников производства, людей из техноструктуры корпораций и правительственных чиновников. При этом собственники производства (капиталисты) и люди техноструктуры (менеджеры-технократы) стремятся не только управлять своими корпорациями, но и через государственные структуры участвовать в управлении страной, определять перспективы ее развития. Вместе с государственными чиновниками они участвуют в долгосрочном планировании и принятии важных политико-экономических решений. Из этих трех групп управленцев (капиталисты-собственники, менеджеры-технократы и государственные менеджеры) и образуется управляющая (экономическая) техноструктура. Другая структура технодемократии – политическая техноструктура – образуется в процессе сотрудничества министров, лидеров партий, руководителей профсоюзов и групп давления, высших государственных чиновников, ведущих экспертов в процессе подготовки важных государственных решений. В результате деятельности экономической и политической техноструктур, их взаимодействия и, в какой-то мере, срастания образуется технодемократическая организация общества, которую Дюверже уподобил двуликому Янусу – божеству древних римлян. Работа Дюверже о технодемократии так и называется «Янус. Два лица Запада» (1972) [см.: 4].
И все же большинство исследователей того времени называют эру, следующую за индустриальной, постиндустриальной, а социум, соответствующий этой эре – постиндустриальным обществом.
Одним из пионеров концепции постиндустриального общества, получившей обоснование в книге «Грядущее постиндустриальное общество. Опыт социального прогнозирования» (1973) стал американский исследователь Даниел Белл. Он противопоставил понятие «постиндустриальное общество» понятиям «доиндустриальное» и «индустриальное» общество. Если доиндустриальное общество являлось в основном добывающим и базировалось на сельском хозяйстве, добыче полезных ископаемых, рыболовстве, заготовке леса и других ресурсов, вплоть до природного газа или нефти, а индустриальное общество носит, прежде всего, производящий характер, используя энергию и машинную технологию для производства товаров, то постиндустриальное общество является обрабатывающим, здесь обмен информацией и знаниями происходит в основном при помощи телекоммуникации и компьютеров [см.: 5, С. CL].
Белл полагал, что в 1970-х гг. современное индустриальное общество вследствие бурного развития науки и технологий (именно они выступают основными движущими силами) вступило в новую стадию – стадию постиндустриального общества. Это общество, по сравнению с индустриальным, приобрело новые признаки, а именно.
1. Центральная роль теоретического знания. Каждое общество всегда опиралось на знания, но только в наши дни систематизация результатов теоретических исследований и материаловедения становятся основой технологических инноваций. Это заметно, прежде всего, в новых, наукоемких отраслях промышленности – производстве компьютеров, электронной, оптической техники, полимеров – производстве, ознаменовавшем своим развитием последнюю треть XX столетия.
2. Создание новой интеллектуальной технологии. Новые математические и экономические методы, такие, как компьютерное нелинейное программирование, цепи Маркова, стохастические процессы и т. п. служат технологической основой моделирования, имитации и других инструментов системного анализа и теории решений, позволяющих находить более эффективные, «рациональные» подходы к экономическим, техническим и даже социальным проблемам.
3. Рост класса носителей знания. Наиболее быстро растущая группа общества – класс технических специалистов и профессионалов. В Соединенных Штатах эта группа вместе с менеджерами составляла в 1975 г. 25 % рабочей силы – 8 млн. человек. К 2000 г., утверждал Белл, класс технических специалистов и профессионалов будет самой многочисленной социальной группой. Так на самом деле и произошло.
4. Переход от производства товаров к производству услуг. В 1970-х гг. уже 65 % работавших в США было занято в сфере услуг и эта цифра продолжала расти. Сфера услуг существовала и в доиндустриальном, и в индустриальном обществах, но в постиндустриальном обществе появились новые виды услуг, прежде всего услуги в гуманитарной области (в здравоохранении, образовании и социальном обеспечении), а также услуги технических специалистов и профессионалов (например, при проведении исследований и оценок, работе с компьютерами, осуществлении системного анализа). В настоящее время соотношение сфер экономики США таково: сельскохозяйственный сфера – 1 %, промышленная – 21 %, сфера услуг – 78 % ВВП [см.: 6].
5. Изменения в характере труда. Если в доиндустриальном обществе жизнь представляла собой взаимодействие человека с природой, когда люди, объединяясь в малые группы, тяжким трудом добывали себе пропитание и полностью зависели от капризов внешней среды; если в индустриальном обществе труд представлял собой уже взаимодействие человека с преобразованной природой, когда в процессе производства товаров люди становятся придатками машин, то в постиндустриальном обществе труд является, прежде всего, взаимодействием между людьми (между чиновником и посетителем, врачом и пациентом, учителем и учащимися, между членами исследовательских групп, сотрудниками контор или работниками бригад обслуживания). Тем самым из процесса труда и повседневной практики исключаются природа, искусственно созданные предметы, а остаются лишь люди, которые учатся взаимодействовать друг с другом. В истории человеческого общества это совершенно новая, не имеющая аналогов ситуация.
6. Роль женщин. В индустриальном обществе трудились в основном мужчины. Постиндустриальное общество (например, услуги в гуманитарной сфере) предоставляет широкие возможности занятости для женщин. Женщины впервые получили надежную основу для достижения экономической независимость.
7. Наука достигает своего зрелого состояния. Возникшее в XVII в., то есть еще в доиндустриальном обществе, научное сообщество являлось уникальным социальным институтом. В отличие от других харизматических сообществ (религиозных групп, мессианских политических движений) оно не «рутинизирует» свои убеждения и не возводит их в ранг официальных догм. В постиндустриальном обществе значительно укрепилась связь науки и технологий; наука во многом определяет социальные потребности.
8. Ситусы как политические единицы. В предыдущем состоянии общества главную роль играли классы и страты, то есть горизонтальные единицы общества, вступающие друг с другом в отношения превосходства-подчинения. В постиндустриальном обществе, по Беллу, более важными узлами политических связей стали ситусы (от лат. situ – положение, позиция), или вертикально расположенные социальные единицы. Состояние постиндустриального общества и его политику определяет не классовая борьба, а соперничество между ситусами.
9. Меритократия (от лат. meritos – польза). В постиндустриальном обществе человек может занять свое положение не столько по праву наследования или собственности (как в доиндустриальном и индустриальном обществе), сколько вследствие образования и квалификации, на основе личных достижении и пользы, приносимой обществу.
10. Конец ограниченности благ. Большинство социалистических и утопических теорий приписывало все болезни общества дефициту товаров и конкуренции людей за недостающие блага. В постиндустриальном обществе, считает Белл, исчезнет дефицит благ, будет только дефицит информации и времени.
11. Экономическая теория информации. В индустриальном обществе при производстве индивидуальных товаров предпочтение должно отдаваться конкурентной системе, в противном случае предприятия теряют активность или становятся монополистами. В постиндустриальном обществе появилась возможность оптимально инвестировать в знание, производство которого носит коллективный характер – возможность, позволяющая более широко распространять и использовать его. Постиндустриальное общество – это общество знания [см.: 5].
Подчеркнем, что, согласно Беллу, изменения и усовершенствования в идеальных структурах (в знаниях, представлениях людей о новых технологиях) влекут за собой изменение социальной структуры общества. В схематичном виде Белл рисует такую социально-политическую структуру постиндустриального общества.
Социальная структура общества.
I. Статусные группы: ось стратификации основывается на знании (горизонтальные структуры):
А. Класс профессионалов – четыре сословия:
1. Научное;
2. Технологическое (прикладные типы знания: инженерные, экономические, медицинские);
3. Административное;
4. Культурологическое (художественная и религиозная деятельность);
Б. Техники и полупрофессионалы;
В. Служащие и торговые работники;
Г. Ремесленники и полуквалифицированные рабочие («синие воротнички»).
II. Ситусные группы: сферы приложения профессиональной деятельности (вертикальные структуры):
А. Экономические предприятия и коммерческие фирмы;
Б. Правительство (юридическая и административная бюрократия);
В. Университеты и научно-исследовательские институты;
Г. Социальная сфера (больницы, службы быта и т. д.);
Д. Военные.
III. Контролирующая система или политическая организация общества:
А. Высший эшелон власти:
1. Аппарат президента;
2. Лидеры законодательной власти;
3. Руководители бюрократии;
4. Высшее военное руководство;
Б. Политические группы – социальные объединения и группы давления:
1. Партии;
2. Элиты (научная, академическая, деловая, военная);
3. Мобилизованные группы:
а) функциональные группы (деловые, профессиональные, группы, выделяемые на основе специфики труда);
б) этнические группы;
в) узконаправленные группы:
– функциональные (мэры городов, бедняки и т.д.);
– группы носителей специфических интересов (молодежь, женщины, и т. д.) [5, с. 501].
Белл подчеркнул, что «новая социальная система, в отличие от того, что утверждает К. Маркс, не всегда зарождается в недрах старой, но в ряде случаев вне ее. Основу феодального общества составляли дворяне, землевладельцы, военные и священнослужители, чье богатство было связано с собственностью на землю. Буржуазное общество, зародившееся в XIII веке, сложилось из ремесленников, купцов и свободных профессионалов, чья собственность состоит в их квалификации или их готовности идти на риск… оно зародилось вне феодальной землевладельческой структуры, в свободных общинах или городах, которые к тому времени уже освободились от вассальной зависимости. И эти маленькие самоуправляющиеся общины стали основой европейского торгового и индустриального общества. Такой же процесс происходит в настоящее время. Корни постиндустриального общества лежат в беспрецедентном влиянии науки на производство… Исходя из этого можно сказать, что научное сословие – его форма и содержание – является монадой, содержащей в себе прообраз будущего общества» [5, с. 504–505].
Согласно Беллу, социальная структура постиндустриального общества по сравнению с индустриальным не упростится, а еще более усложнится. Если теоретики-утописты, мечтавшие о всеобщем социальном равенстве, видели прогресс в искусственном выравнивании социальных статусов разных социальных групп, то реалии постиндустриального общества не только усложнили, но и продолжают усложнять его социальную структуру. Эта тенденция вытекает из процесса бурного развития знания и образования, постоянного усложнения и всё возрастающего разнообразия человеческой деятельности, разделения труда, умножения специальностей и специализаций.
Борьба традиционных классов из экономической сферы переместилась в политическую. Именно здесь продолжается перераспределение произведенного продукта и группы специфических и этнических интересов (бедные и черные) стремятся путем получения помощи от правительства восполнить свой невысокий статус в экономической сфере.
Второе важное изменение в социальной структуре постиндустриального общества заключается в формировании кроме статусных, то есть горизонтальных, еще и ситусных, или вертикальных структур. Из-за этого разброса представителей каждой социальной группы по разным ситусным группам вероятность чистого корпоративного сознания, способного к яркому политическому выходу (например, лоббированию своих классовых интересов) имеет тенденцию к уменьшению.
Все это демократизирует общество. Положение человека в нем больше определяет не капитал, а его знания, умения и качество той пользы, которую он приносит людям. Изменится, по мнению Белла, само существо общества, которое следует называть не капиталистическим, в котором власть принадлежит владельцам средств производства, а меритократическим, в котором властью обладают люди, приносящие не личную, а общественную пользу, работающие не для получения собственной прибыли, а для умножения общественного богатства. В этом смысле, то есть в смысле распределения и перераспределения власти, понятие «меритократия» сближается у Белла с понятием «демократия».
Развитие общества, по мнению Белла, определяет взаимодействие трех его основных сфер: технико-экономической, политической и культурной. Основные изменения происходят, прежде всего, в технико-экономической сфере. Но эта сфера сама испытывает сильное влияние развивающейся науки, знания, а уже затем оказывает воздействие на политику и культуру [см.: 5, с. CXLIV].
Переход к постиндустриальному обществу, по мнению Белла, уже начался, и его черты достаточно отчетливо просматривались в Америке 1970-х годов. Другие развитые страны также движутся в направлении постиндустриализма. Кроме США в конце XX в. постиндустриальными должны стать Западная Европа, Япония и СССР.
Другие авторы при разработке концепции постиндустриального общества делают упор на аксиологическом аспекте. По их мнению, главный сдвиг происходит в изменении ценностей, на которые ориентируются люди постиндустриального общества. Кеннет Кенистон, например, утверждает, что значительная масса молодежи современных развитых стран стремится к «поиску мира, расположенного по ту сторону материализма, к отказу от карьеризма и стяжательства» [7, с. 128].
Вообще философы и политические культурологи, говоря об обществе, следующим за индустриальным, предпочитают рассуждать в категориях «модерн» – «постмодерн» или «материалистическое общество» и «постматериалистическое общество».
«Модернизация, – утверждает Рональд Инглхарт, – не финальный этап истории. Становление передового индустриального общества ведет еще к одному совершенно особому сдвигу в базовых ценностях – когда уменьшается значение характерной для индустриального общества инструментальной рациональности. Преобладающими становятся ценности постмодерна, неся с собой ряд разнообразных социетальных перемен, от равноправия женщин до демократических политических институтов (выделено мной – Б. И.) и упадка государственно-социалистических режимов» [8, с. 6–23].
Сдвиг обществ к ценностям постмодерна – не случайный поворот истории или излом политического развития. Этот сдвиг, с точки зрения Инглхарта, соизмерим с переходом человечества от аграрного общества к индустриальному, когда изменялось мироотношение, сформированное неподвижно-устойчивой аграрной экономикой, опиравшейся на религиозный характер жизни, традиции, наследуемый статус, обязательства перед общиной. Модернистское мироотношение несло с собой светский образ жизни, социальную мобильность, стимулирование инноваций, индивидуализм. В настоящее время, по Инглхарту, постиндустриальные общества изменяют свои социально-политические траектории в двух кардинальных отношениях.
1. В отношении системы ценностей. С принятием модернистских, материалистических, индустриальных ценностей экономический рост стал приравниваться к прогрессу, то есть к главному критерию преуспеяния общества. Но в настоящее время это все более ставится под сомнение, а место критерия преуспеяния занимает акцентирование качества жизни. Такие нормы индустриализма, как дисциплина, самоотвержение, достижения в обществе уступают место нормам постиндустриализма: широкой свободе, выбору жизненного стиля, круга общения, индивидуальному самовыражению.
2. В отношении институциональной структуры. Постиндустриальные, постмодернистские ценности изменяют социальные отношения внутри индустриальных, иерархических, бюрократизированных организаций, служивших опорой индустриализму. Меняются и государство, и политические партии, и сборочные линии массового конвейера, и структура промышленных корпораций и торговых фирм. Все они подошли как к пределам своей эффективности, так и к пределам их массового приятия.
Основным содержанием ценностно-структурного сдвига, утверждает Инглхарт, является переход от материалистических ценностей к ценностям постматериальным. С переориентацией на ценности постматериализма заметные изменения происходят в политической системе и политической культуре, а именно:
– падает уважение к власти и политическим авторитетам как выразителям отживающих ценностей, как символам уходящей эпохи;
– усиливается акцент на политическое участие и на переход от участия через политические партии к более автономным и индивидуальным его видам, как например, обмен мнениями через Интернет вместо дебатов в партийных клубах, организация протестных акций через Интернет вместо участия в акциях, организованных партиями и профсоюзами, индивидуальное голосование через Интернет вместо участия во всеобщем голосовании на избирательных участках;
– целью политического участия становится не достижение материального достатка и безопасного существования, а самовыражение, демонстрация собственного стиля жизни, отличного от стиля, навязываемого массовой культурой;
– усиливается тяга индивидов к самовыражению, которое проявляется во всем облике, манере поведения людей, постматериальных ценностях, характере общения, в отношении к людям, ориентированным преимущественно на материальные ценности;
– политические конфликты носят все менее классовый характер и фокусируются вокруг проблем культуры и качества жизни.
Эти изменения способствуют:
– в обществах с авторитарной политической культурой – демократизации, но в обстановке слишком быстрых перемен и неуверенности в завтрашнем дне – также и вспышкам ксенофобии;
– в демократических обществах – развитию демократической культуры по пути большей партиципаторности и ориентированности на конкретные проблемы.
Ядром теории постматериалистической культуры Инглхарта является концепция межгенерационной (межпоколенной) перемены ценностей, согласно которой человечество будет переходить от современных индустриальных и материалистических ценностей к ценностям постматериалистическим постепенно, от поколения к поколению.
Весьма интересным является и сравнительный анализ Инглхарта модернизации и постмодернизации. Он полагает, что в эпоху постиндустриализма процесс модернизации сменился процессом постмодернизации. Эти процессы различаются по четырем важным моментам.
1. Социальные преобразования в процессе постмодернизации теряют линейный и поступательный характер, то есть не следуют одному направлению и постоянному приращению вплоть до конца истории. Напротив, рано или поздно они достигают поворотной точки. В последние десятилетия они идут в совершенно новом направлении.
2. Предыдущие варианты теории модернизации носили детерминистский характер: марксизм делал упор на экономический детерминизм, а теория Вебера склонялась к детерминизму культурному. С точки зрения теории постмодернизации, взаимосвязи между экономикой, с одной стороны, и культурой и политикой – с другой, носят взаимодополняющий характер, как это происходит между различными системами биологического организма. Бессмысленна постановка вопроса о том, что определяет деятельность человеческого организма: мускульная система, система кровообращения, нервная система или система дыхательных путей; каждая из них играет свою, жизненно важную роль. Аналогичным образом политические системы, равно как и экономические, требуют поддержки со стороны культурной системы, в противном случае им пришлось бы опираться на откровенное принуждение. И напротив, культурная система, несовместимая с экономикой, вряд ли окажется жизнеспособной. Если все указанные системы не будут поддерживать друг друга на взаимной основе, им грозит отмирание.
3. Сторонники постмодернизации не согласны с теми, кто приравнивает модернизацию к вестернизации. В какой-то исторический момент модернизация действительно была чисто западным явлением, однако сегодня вполне очевидно, что этот процесс обрел глобальный характер и что в определенном смысле его возглавили страны Восточной Азии. Отсюда вытекает предложение сторонников постмодернизации модифицировать тезис Вебера о роли протестантской этики в экономическом развитии.[1] Вебер правильно понял роль протестантизма, принесшего, в отличие от других религий, сдерживавших экономическое развитие, рационализм и холодную расчетливость в ходе модернизации Европы. Однако рационализмом и холодной расчетливостью для развития экономики, как выяснилось, могут овладеть и представители других религий. А индустриализация, начавшаяся на Западе, сегодня представляется как один из вариантов модернизации.
4. Демократия отнюдь не является феноменом, имманентно присущим фазе модернизации, как считают сторонники этой теории. Возможны и альтернативные последствия, причем наиболее ярким их примером служит фашизм и коммунизм. Однако демократия действительно становится все более вероятным явлением по мере перехода от стадии модернизации к постмодернизации. На этой второй стадии осуществляется совершенно особый комплекс преобразований, которые до такой степени повышают вероятность утверждения демократии, что, в конечном счете, приходится «дорого платить за то, чтобы ее избежать».
Постмодернизация предусматривает отказ от акцента на экономическую эффективность, бюрократические структуры власти и научный рационализм, которые были характерны для модернизации, и знаменует переход к более гуманному обществу, где самодеятельности, многообразию и самовыражению личности предоставляется больший простор [10, с. 267–269].
Постмодернизация предоставляет каждому члену общества делать собственный нравственный, социальный и политический выбор и в то же время требует от государственных институтов и общественных структур создавать реальные возможности этого выбора. Таким образом, постмодернизация, как и индустриальная модернизация, создает новые массовые политические и социальные институты, но, в отличие от индустриальной модернизации, дает возможность не только массового участия в политическом процессе, но и индивидуального выбора стиля поведения, круга общения, новых постматериальных ценностей, новых партий и иных организаций, ставящих новые проблемы.
К концу XX в. все больше авторов, исследуя черты постиндустриализма, делают упор на такой его характеристике, как все возрастающая роль информации. Многие из них прямо называют следующее за индустриальным общество информационным.
Так, например, Джон Нейсбит обнаружил следующие главные изменения или мегатренды современного постидустриального и информационного общества:
– мы перешли от индустриального общества к обществу, в основе которого лежит производство и распределение информации;
– мы движемся в сторону дуализма «технический прогресс (high tech) – душевный комфорт (high touch)», когда каждая новая технология сопровождается компенсаторной гуманитарной реакцией;
– нам более не доступна роскошь работы в пределах изолированной, самодостаточной национальной экономической системы; необходимо признать, что мы являемся составной частью мировой экономики;
– мы из общества, управляемого сиюминутными соображениями и стимулами, превращаемся в общество, ориентированное на гораздо более долгосрочные перспективы;
– в городах и штатах, в небольших организациях и подразделениях мы снова открыли способность действовать новаторски и получать результаты – снизу-верх;
– во всех аспектах нашей жизни мы переходим от надежд на помощь учреждений и организаций к надеждам на собственные силы;
– мы обнаруживаем, что формы представительной демократии в эпоху мгновенно распространяющейся информации устарели и их необходимо дополнить формами демократии участия;
– мы перестаем зависеть от иерархических структур и делаем выбор в пользу неформальных сетей. Это особенно важно для предпринимательской среды;
– увеличивается число американцев, живущих на Юге и на Западе, покинувших для этого старые промышленные центры Севера;
– из общества, скованного жесткими рамками выбора «или – или», мы быстро превращаемся в свободное общество с многовариантным поведением [см.: 11, с. 8–9].
Демократия участия и расчет в большей мере на собственные силы, чем на помощь государственных организаций, многовариантность поведения, так же, как и опора на постматериальные ценности, создает возможности не только массового участия в политике, но и индивидуального выбора политических союзников и политических программ, политических лидеров и политических партий.
Французский исследователь Ален Турен назвал общество, следующее за индустриальным, коммуникационным или программированным обществом, ибо оно в результате бурного развития науки и технологий получает возможность использовать сложные системы информации и коммуникации, а также обладает значительно большей степенью мобилизованности, чем индустриальное общество. В индустриальном обществе индивиды были вовлечены в управляемые системы коллективной организации почти только в сфере занятости, хотя иногда и – в гораздо меньшей мере – в связи с жилищем. Для постиндустриального, программированного общества характерно то, что оно внедряет большие централизованные системы управления в самые различные области общественной жизни, в том числе в информационную, образовательную, научно-исследовательскую сферы, даже в области потребления и здравоохранения. Централизация решений и управления этими и другими сферами позволяют создавать долгосрочные программы, программировать развитие всех сфер общества. Новое общество будет обществом программируемых коммуникаций, однако оно не уменьшает, а, наоборот, существенно увеличивает возможности выбора, ибо программированное общество ничего общего не имеет с обществом унификации и концентрации принятия решений, с обществом политического и идеологического контроля. Программированные общества заставляют людей, товары и идеи циркулировать в гораздо большей мере, чем это делали предыдущие общества. В политической сфере постиндустриальное программированное общество, как выразился Турен, «позволяет и поощряет большую взаимозависимость между механизмами господства». Если в индустриальном обществе основой протеста и, следовательно, политического процесса была идея справедливости, то в индустриальном, программированном обществе такой основой станет идея счастья, то есть «всеохватывающее понятие социальной жизни, основанной на учете потребностей индивидов и групп в обществе». Следовательно, и политическая арена в программированном обществе связана уже не с рабочим движением, как в индустриальном обществе, а с актором, владеющим многими ролями, с «актером», с конкретным человеком. Это не снижает, а даже повышает конфликтогенность программированного общества, но одновременно повышает его устойчивость. Как выразился Турен, «пламя может вспыхнуть в любом месте, но обществу меньше, чем прежде угрожает огромный пожар» [12].
Мануэль Кастельс определяющую черту постиндустриального, информационного общества видит в наличии сетей. Сетевая структура общества представляет собой комплекс взаимосвязанных узлов, к которым относятся рынки ценных бумаг и обслуживающие их вспомогательные учреждения, когда речь идет о сети глобальных финансовых потоков, советы министров различных европейских государств, когда речь идет о политической сетевой структуре, поля коки и мака, подпольные лаборатории, тайные аэродромы, уличные торговцы наркотиками и финансовые учреждения, занимающиеся отмыванием денег, когда речь идет о производстве и распространении наркотиков, телеканалы, студии, журналистские бригады, технические телевизионные средства, когда речь идет о глобальной сети новых средств информации, составляющей основу для выражения культурных форм и общественного мнения в информационный век.
Сети, как полагает Кастельс, оказались институтами, способствующими развитию целого ряда областей, а именно:
– капиталистической экономики, основывающейся на инновациях, глобализации и децентрализованной концентрации;
– сферы труда с ее работниками и фирмами, основывающейся на гибкости и адаптируемости;
– сферы культуры, характеризующейся постоянным расчленением и воссоединением различных элементов;
– сферы политики, ориентированной на мгновенное усвоение новых ценностей и общественных умонастроений;
– социальной организации, поставившей своей задачей «завоевание пространства и уничтожение времени».
Одновременно становление сетевого общества выступает в качестве источника далеко идущей перестройки отношений власти. Подсоединенные к сетям «рубильники» (например, когда речь идет о переходе под контроль финансовых структур той или иной империи средств информации, влияющей на политические процессы) выступают в качестве орудий осуществления власти, доступных лишь избранным. Кто управляет таким рубильником, тот и обладает властью [см.: 13, с. 494–505].
В 1980 году Элвин Тоффлер издал свою очередную книгу «Третья волна». Он рассуждал, как Белл и Бжезинский, в духе «пришествия третьей эры» (первая волна – аграрная, вторая – индустриальная, третья волна – постиндустриальная).
Черты будущей постиндустриальной цивилизации, по его мнению, уже в наше время достаточно хорошо просматриваются и заключаются в:
– переходе общества к новой более широкой энергетической базе, использовании разнообразных источников энергии (энергии водорода, солнца, приливов и отливов, геотермальных вод, биомассы, молнии, новых форм ядерной энергии и др.);
– переходе к новой, более дифференцированной технологической базе, включающей менее громоздкие и экологически безопасные технологии, созданные с использованием результатов развития биологии, генетики, электроники, материаловедения, глубоководных исследований и открытий в космосе;
– переходе к новому информационному и компьютеризованному обществу;
– росте значения информации, которая приобретет большую ценность, чем когда-либо, и перестроит систему образования и научных исследований, реорганизует СМИ;
– исчезновении культурного доминирования нескольких СМИ; в постиндустриальной цивилизации будут преобладать интерактивные, демассифицированные средства, обеспечивающие максимальное разнообразие и даже персональные информационные запросы;
– будущее телевидение даст начало «индевидио» – вещанию в узком диапазоне, передающем образы, адресованные одному человеку; появятся и другие, новые средства передачи информации от индивида к индивиду;
– заводы и фабрики постиндустриальной цивилизации будут мало похожи на предприятия индустриального общества; их основной функцией будет практически безотходное высокотехнологичное производство целостного продукта на заказ, а не производство массовой продукции; управлять таким производством будут не рабочие и инженеры, а сами потребители, находящиеся на большом расстоянии;
– уменьшении монотонности труда, исчезновении конвейеров, снижении уровня шумности; работники будут приходить и уходить в удобное для них время, многие будут выполнять свою работу на дому; они станут более независимы и самостоятельны в своих решениях;
– уменьшении потока бумаг, пересылаемых из кабинета в кабинет; главным станет процесс совместного принятия решений;
– замене дешевыми средствами коммуникации дорогостоящего транспорта;
– центром цивилизации станет не офис, и даже не университет, а дом, семья, в которой любой ее член может получить любую профессиональную, образовательную или развлекательную информацию;
– основании новой системы распределения власти, в которой нация как таковая утратит свое значение, зато гораздо большее значение приобретут другие институты: от транснациональных корпораций до местных органов власти;
– появлении новых религиозных течений, новых научных теорий, новых видов искусства, обладающих большим разнообразием, чем в обществе индустриальной эпохи;
– достижении обществом более высокого уровня разнообразия;
– возникновении нового понимания человеком природы [см.: 14, с. 559–568].
В постиндустриальном обществе, по Тоффлеру, инновации в технике и вызванные ими изменения достигнут таких темпов, что за ними не будет поспевать биологическая природа человека. Люди не приспособившиеся, не успевающие за прогрессом, остаются на обочине этого процесса, как бы выпадают из общества, а поэтому противостоят, мстят ему, испытывают страх, шок от будущего. Отсюда такие социальные явления как вандализм, мистицизм, апатия, наркомания, насилие, агрессия. Выход из такого положения Тоффлер видит в изменении мышления, переходе к новым формам социальной жизни. Новые формы социальной жизни придут, по его мнению, после перехода к производству детей по заданным физическим и интеллектуальным характеристикам. Тогда изменятся такие социальные структуры, как семья, брак, такие понятия, как «материнство», «секс». Изменятся социальные роли мужчины и женщины. Появятся новые формы социальной жизни, такие как групповые браки и коммуны.
Несмотря на появившийся пессимизм в отношении выживания постиндустриального общества в ухудшающейся экологии, возможностей его развития и приспособления к нему человека, большинство исследователей постиндустриализма предпочитает придерживаться оптимистического тона. Так, бурно развивающиеся компьютерные и телекоммуникационные технологии навели Эдуарда Корниша на мысль о грядущем киберобществе. Кибернетическое общество Корниша имеет черты, весьма напоминающие постиндустриальное, информационное, технотронное общество, описанное его коллегами и лишенное алармистских настроений, а именно:
– в ближайшие десятилетия компьютерная сеть и сеть телекоммуникаций вообще существенно расширятся, что окажет важное влияние на жизнь человечества;
– компьютеры возьмут на себя большинство наших ментальных функций, подобно тому, как машины в прошлом взяли на себя большую часть тяжелой физической работы; новая техника поможет человечеству решить многие проблемы, которые раньше ставили его в тупик;
– информационные технологии, созданные в развитых странах, быстро распространяются по всему миру; компьютеры входят в миллионы домов каждый год; в тех странах, где развитие информационных технологий еще не достигло таких высот, как в развитых государствах, их рост в процентном отношении будет еще больше;
– информационные технологии будут принимать все более портативные и миниатюрные формы; недалеко то время, когда человек сможет носить в своем кармане эквивалент сотен современных суперкомпьютеров;
– новые информационные технологии будут приспособлены к специфическим потребностям людей, их индивидуальным вкусам; телефон, телевизор и компьютер могут быть объединены в одном приборе;
– старые изобретения в области информационных технологий не будут вытеснены своими более современными соперниками и даже преуспеют; кино, телевидение и компьютер – каждый в свое время – угрожали книге уничтожением, но книгоиздатели по сей день издают и продают книги, в том числе книги о кино, телевидении и компьютерах.
Эти новации в технике и технологиях вызовут колоссальные изменения в культурной, экономической, социальной и политической сферах, а именно:
– человеческая деятельность будет глобализирована за счет дешевых коммуникаций, фантастически сокращающих расстояния и устраняющих барьеры между людьми; люди, живущие за тысячи миль друг от друга, уже сегодня имеют возможность работать вместе, делать покупки на расстоянии, невзирая на государственные границы;
– глобализация экономики означает, что металлический болт, сделанный в Малайзии, должен точно соответствовать гайке, произведенной в Таиланде, чтобы соединить отдельные части, изготовленные в Южной Африке и Чили; глобализация экономики будет все более усиливаться в соответствии с требованиями глобального рынка;
– глобализация культуры приведет к уменьшению роли локальных культур; сегодня существует несколько тысяч языков, и в течение XXI в. исчезнут 90 % из них; глобальные компьютерные сети и телекоммуникации превратят английский в доминирующий международный язык; людям, если они захотят выйти в своей деятельности за национальные рамки, придется выражать свои мысли на английском, который, в конце концов, может стать родным для большинства населения Земли;
– вместе с тем появятся новые культуры и новые языки; речь идет о технических, научных, производственных, спортивных и т. д. сообществах, формирующих свой жаргон и свои обычаи;
– информационные технологии освободят людей от необходимости селиться поблизости от работы, что увеличит поток переселенцев в сельскую местность, ближе к природе и интересной культурной среде;
– большое количество времени, проводимое человеком у телевизора и компьютера, приводят к отвыканию от социального общения, распаду социальных и родственных связей, что ведет к его ожесточению, учащению случаев асоциального поведения;
– информационные технологии значительно расширяют возможности интерактивного обучения, обогащают методологию преподавания, дают возможность значительно расширить число образовательных программ;
– развитие информационных технологий будет ограничивать контроль над киберпространством политических систем и государств, ибо люди, не прибегая к их помощи, смогут напрямую общаться друг с другом;
– компьютерные сети предоставят исчерпывающую информацию о законодательстве, управлении, политике государства, кандидатах от политических партий и самих партиях, об организации выборов, итогах голосования и т. д.; уже сегодня решается проблема создания так называемого электронного правительства [см.: 15, с. 88–97];
– компьютеры окажут помощь в проведении самих выборов;
– информационные технологии сделают многие страны более открытыми: уже сегодня диссиденты и борцы за права человека используют Интернет и электронные средства связи для разоблачения нарушений конституций и законов;
– но информационные технологии уже сегодня используются для дезинформации граждан как правительствами, так и их политическими противниками, в том числе и террористами; в этом случае главная задача граждан будет заключаться в том, чтобы уметь отличить правду от лжи;
– уже сегодня телекоммуникационная аппаратура и компьютеры создают условия для усиления контроля за населением; важно, чтобы средства такого контроля использовались правительствами для общественно необходимых целей и не нарушали права человека [см.: 16, с. 191–206].
Не все черты постиндустриального, информационного общества носят однозначно позитивный характер. Как и сам постиндустриализм, представляющий весьма противоречивое, непоследовательное и неоднозначное явление, его социально-политическая система также противоречива и неоднозначна. Но само движение человеческого общества от индустриализма к постиндустриализму, к новому качественному состоянию экономики и культуры, политического процесса, информационной сферы, к новым ценностям, безусловно, является общим результатом развития цивилизации, носит объективный и необратимый характер.
Постиндустриальное, информационное общество занимает свое место в истории человеческого общества, следуя за индустриальным. Современное информационное общество прошло в своем развитии сельскохозяйственную и индустриальную эры и представляет собой сообщество наиболее развитых держав, к которому постепенно присоединяются развивающиеся страны.
Литература
1. Исаев Б. А. Политическая история. Демократия: учебник для академического бакалавриата. – М.: Юрайт, 2017. – 476 с.
2. Brzezinski Z. Between Two Ages: America’s Role in the Technetronic Era. – New York.: The Viking Press, 1970. – 355 p.
3. Burnham J. The Managerial Revolution. – New York: Day, 1941. – 285 p.
4. История политических и правовых учений / Под общ. ред. В. С. Нерсесянца. – М.: Норма, 1999. – 727 с.
5. Белл Д. Грядущее постиндустриальное общество. Опыт социального прогнозирования. – М.: Академия, 1999. – 783 с.
6. Сектора и отрасли экономики США в 2018–2019 гг. // Как уехать за границу в самостоятельное путешествие или на ПМЖ. – [Электронный ресурс]. – Режим доступа: https://visasam.ru/emigration/economy/razvitie-ekonomiki-ssha.html (дата обращения 31.05.2019).
7. Keniston K. Youth and Dissent: The Rise of a New Opposition. – New York: Harcourt Brace Jovanovich, 1971. – 403 p.
8. Инглхарт Р. Постмодерн: меняющиеся ценности и изменяющиеся общества // Полис. – 1997. – № 4. – С. 6–23.
9. Вебер М. Протестантская этика и дух капитализма. – М.: РОССПЭН, 2006. – 648 с.
10. Инглегарт Р. Модернизация и постмодернизация // Новая постиндустриальная волна на Западе. Антология / Под редакцией В. Л. Иноземцева. – М.: Academia, 1999. – С. 261–291.
11. Нейсбит Д. Мегатренды. – М.: Издательство ACT; Ермак, 2003. – 380 с.
12. Турен А. От обмена к коммуникации: рождение программированного общества // Новая технократическая волна на Западе / сост. и вст. статья П. С. Гуревича. – М.: Прогресс, 1986. – С. 410–430.
13. Исаев Б. А. Понятие и типология политических режимов // Социально-гуманитарные знания. – 2009. – № 3. – С. 88–97.
14. Корниш Э. Кибербудущее // Впереди XXI век: Перспективы, прогнозы, футурологи. Антология современной классической прогностики. 1952–1999 / ред.-сост. и авт. предисл. акад. И. В. Бестужев-Лада. – М.: Academia, 2000. – С. 191–206.
15. Кастельс М. Становление общества сетевых структур // Новая постиндустриальная волна на Западе. Антология / Под редакцией В. Л. Иноземцева. – М.: Academia, 1999. – С. 494–505.
16. Тоффлер Э. Третья волна. – М.: Издательство АСТ, 1999. – 784 с.
References
1. Isaev B. A. Political History. Democracy [Politicheskaya istoriya. Demokratiya]. Moscow, Yurayt, 2017, 476 p.
2. Brzezinski Z. Between Two Ages: America’s Role in the Technetronic Era. New York, The Viking Press, 1970, 355 p.
3. Burnham J. The Managerial Revolution. New York, Day, 1941, 285 p.
4. Nersesyants V. S. (Ed.) History of Political and Legal Studies [Istoriya politicheskikh i pravovykh ucheniy]. Moscow, Norma, 1999, 727 p.
5. Bell D. The Coming of Post-Industrial Society: A Venture in Social Forecasting [Gryaduschee postindustrialnoe obschestvo. Opyt sotsialnogo prognozirovaniya]. Moscow, Akademiya, 1999, 783 p.
6. Sectors and Branches of the US Economy in 2018–2019 years [Sektora i otrasli ekonomiki SShA v 2018–2019 gg.]. Available at: https://visasam.ru/emigration/economy/razvitie-ekonomiki-ssha.html (accessed 31 May 2019).
7. Keniston K. Youth and Dissent: The Rise of a New Opposition. New York, Harcourt Brace Jovanovich, 1971, 403 p.
8. Inglehart R. Postmodern: Changing Values and Changing Societies [Postmodern: menyayuschiesya tsennosti i izmenyayuschiesya obschestva]. Polis (Polis. Political Studies), 1997, № 4, pp. 6–23.
9. Weber M. The Protestant Ethic and the Spirit of Capitalism [Protestantskaya etika i dukh kapitalizma]. Moscow, ROSSPEN, 2006, 648 p.
10. Inglehart R. Modernization and Postmodernization [Modernizatsiya i postmodernizatsiya]. Novaya postindustrialnaya volna na Zapade. Antologiya (New Post-Industrial Wave in the West. Anthology). Moscow, Academia, 1999, pp. 261–291.
11. Naisbitt J. Megatrends [Megatrendy]. Moscow, Izdatelstvo AST; Ermak, 2003, 380 p.
12. Touraine A. From Exchange to Communication: The Birth of Programming Society [Ot obmena k kommunikatsii: rozhdenie programmirovannogo obschestva]. Novaya tekhnokraticheskaya volna na Zapade (New Technocratic Wave in the West). Moscow, Progress, 1986, pp. 410–430.
13. Isaev B. A. The Concept and Typology of Political Regimes [Ponyatie i tipologiya politicheskikh rezhimov]. Sotsialno-gumanitarnye znaniya (Social and Humanitarian Knowledge), 2009, № 3, pp. 88–97.
14. Cornish E. The Cyber Future [Kiberbuduschee]. Vperedi XXI vek: Perspektivy, prognozy, futurologi. Antologiya sovremennoy klassicheskoy prognostiki. 1952–1999 (Ahead of XXI Century: Prospects, Forecasts Futurologists. Anthology of Contemporary Classical Prognostication). Moscow, Academia, 2000, pp. 191–206.
15. Castells M. The Formation of a Society of Network Structures [Stanovlenie obschestva setevykh struktur]. Novaya postindustrialnaya volna na Zapade. Antologiya (New Post-Industrial Wave in the West. Anthology). Moscow, Academia, 1999, pp. 494–505.
16. Toffler A. The Third Wave.Moscow, Izdatelstvo AST, 1999, 784 p.
[1] Речь идет о работе М. Вебера «Протестантская этика и дух капитализма».
© Б. А. Исаев, 2019.
Статья написана на основе главы 10.4 «Основные отличительные черты постиндустриального, общества» // Исаев Б. А. Политическая история. Демократия: учебник для академического бакалавриата. – М.: Издательский дом Юрайт, 2017. – С. 422–441.
