Monthly Archives: января 2020

Цифровая толпа и цифровой гедонизм: постбытийность информационного общества

УДК 111.7; 316.324.8

Фортунатов Антон Николаевич – федеральное государственное автономное образовательное учреждение высшего образования «Национальный исследовательский Нижегородский государственный университет им. Н. И. Лобачевского», институт международных отношений и мировой истории, кафедра теории политики и коммуникации, доктор философских наук, профессор, Нижний Новгород, Россия.

Email: anfort1@yandex.ru

603950, г. Нижний Новгород, пр. Гагарина, 23,

тел.: +7-951-901-97-23.

Авторское резюме

Состояние вопроса: Дизайн современного информационного общества формировался под сильным влиянием военно-промышленного комплекса. Тотальный контроль за социумом камуфлировался в 1960-е годы идеями «освобождения», «свободы», изменения сознания. Компьютеры стали материальным воплощением иллюзии непричастности человека к важнейшим процессам в его жизни. Личность превращалась в потребителя уже готовых чужих переживаний.

Результаты: Произошло отчуждение мысли от человека, который утратил потребность прикладывать усилие, чтобы думать. Возник цифровой гедонизм, который определил мимолетность, случайность человеческих состояний в новой реальности. Большие данные не только анализируют скрытые качества человеческой личности, но и прогнозируют ее поведение и даже принимают за нее решения. Социум превратился в массу бессмысленных единиц.

Область применения результатов: Статья может стать материалом для анализа противоречий современного состояния постклассической эпистемологии.

Выводы: Человечество оказалось в онтологическом тупике, и эта ситуация, по мнению автора, таит в себе большой гуманистический потенциал. Сознание человека на протяжении всей истории всегда уходило из-под давления тоталитарных систем. Сегодня идея труда как самоцели, как высшей ценности вновь может стать ориентиром для преодоления тенденций к саморазрушению.

Ключевые слова: цифровой гедонизм; компьютер; интернет; мышление; информационное общество; сознание; большие данные.

Digital Crowd and Digital Hedonism: The Post-Existence of Information Society

Fortunatov Anton Nikolaevich – National Research Lobachevsky State University of Nizhny Novgorod, Institute of International Relations and World History, Department of Theory of Politics and Communication, Doctor of Philosophy, Professor, Nizhny Novgorod, Russia.

Email: anfort1@yandex.ru

23, Gagarin ave., Nizhny Novgorod, 603950, Russia,

tel.: + 7-951-901-97-23.

Abstract

Background: The design of modern information society was worked out under the strong influence of the military-industrial complex. In the 1960s, total control of society was camouflaged by the ideas of “liberation”, “freedom”, and a change in consciousness. Computers became the material embodiment of the illusion of humans not participating in the most important processes of their lives. The personality turned into a consumer of fully completed alien experiences.

Results: A thought has alienated humans who lost the need to exert effort to think. Digital hedonism has arisen, determining the brevity and randomness of human existence in the new reality. Big data not only analyzes the hidden qualities of humans, but also predicts their behavior and even makes decisions for them. The society has turned into a mass of meaningless units.

Implications: The article can be used for the analysis of the contradictions of the modern state of postclassical epistemology.

Conclusion: Humankind has found itself in an ontological impasse, and this situation, according to the author, is fraught with great humanistic potential. Human consciousness throughout history has always escaped from the pressure of totalitarian systems. Today, the idea of labor as an end in itself, as the highest value, can again become a guideline for overcoming tendencies towards self-annihilation.

Keywords: digital hedonism; computer; Internet; thinking; information society; consciousness; big data.

Эксперименты с изменением сознания, с воздействием на него ЛСД происходили в то же самое время, в которое осуществлялось становление информационных сетей, позже превратившихся в современный интернет. Протесты против повального увлечения электроникой в 1960-х годах, означавшего в сознании молодежи того времени новую степень контроля со стороны власти за личностью, удивительным образом сменились всеобщими восторгами в отношении компьютеров, быстро превратившихся в символ свободы, антитоталитаризма, революционного настроя. Метафора: новая электроника – это респектабельный наркотик (ЛСД) ХХ века – была инспирирована рядом целенаправленных пиар-акций, которые сменили негативную настороженность общественности в отношении ориентированных на военные цели вычислительных систем. «И все под присмотром автоматов благодати и любви» (All Watched Over by Machines of Loving Grace) – программное стихотворение андеграундной молодежи конца 1960-х годов [см.: 1, с. 153]. В нем компьютеры сливаются с природой, чтобы произвести «богоподобное альтруистическое существо», способное позаботиться обо всех [см.: 1, с. 154]. Мифология, «камуфлируя военное происхождение компьютерных и сетевых технологий под стиль “кислотной” контркультуры 1960-х», создавала парадигму увлекательной иллюзии, многоаспектной контркультуры, отделявшей людей от чудовищной по своему масштабу и цинизму парадигмы тоталитарного подавления и подчинения. Таким образом, погруженность в иллюзию стала неотъемлемым элементом социального консенсуса, в котором даже «протест» превратился в своего рода технологию утверждения существующего status quo. Мифологизация цифровой реальности в этом контексте стала вполне логичным продолжением этой социальной процедуры отделения человека от его бытийных условий, навязывания ему представлений о несуществующей жизни, символизации и метафоризации того, что может быть воспринято как проявление античеловечности.

Фиксация бытия с помощью мысли с тех пор постепенно вытеснялось на периферию сознательного поведения. Метаязык и метаэтика компьютерного освоения (исчисления) реальности состоит в том, что пользователь заведомо лишен возможности разобраться в алгоритмах, путях, ведущих от вопрошания к ответу, от исходной ситуации к результату. Конечная точка, выданная компьютером, есть точка абсолютной веры и – иллюзии. Бытие начало распадаться на отдельные интеракции, а мысли-«заготовки» послужили пластичным материалом для любых смысловых конфигураций. Пример тому – мемы, рожденные, как концепт, также на рубеже 1960–1970-х годов. Это была концепция андеграундных философов, которые сравнили идеи, распространяемые с помощью средств массовой информации, с психологическими вирусами, проникающими в сознание миллионов людей точно так же, как прокладывают себе дорогу банальные вирусы гриппа во время эпидемии. Самые немыслимые и причудливые фантазии могут стать реальностью, преодолев все более тонкий защитный слой человеческой рефлексии. Так, на рубеже тысячелетий человечество сотрясали апокалиптические прогнозы по поводу технотронного коллапса, рожденного «проблемой 2000 года» (утверждалось, что «старые» компьютеры не смогут автоматически перенастроить свои программы с 1900-х на 2000-е годы, что приведет к рассинхронизации управления, взрывам, остановкам энергосистем и т. д.). С тех пор подобные «мемы» возникают с монотонной периодичностью («коровье бешенство», «птичий грипп» и пр.), что говорит о том, что технология развивается по заранее известной траектории: используя большие массы людей как энергетический ресурс, как биомассу, она постепенно начинает потреблять все меньше этого дорогого ресурса, замыкаясь на саму себя, мельчая и, в конечном итоге, уничтожая саму себя. Сегодня в социальных сетях «мемами» называют картинки-заготовки на все случаи жизни, к которым можно присовокупить броский лозунг и вывесить в своем аккаунте в качестве декларации личного отношения к тому или иному событию.

Возникновение собственной мысли означает явление личности самой себе, в ее полноте и ценности. Как раз эта явленность эксплуатируется медиасистемами, поскольку многочисленные предложения и информационные стимулы, претендующие на эмоциональность и непосредственность, не предполагают усилия явленности – личность словно оказывается сразу по ту сторону явления, не переходя границу между собой как элементом мира, и собой как само-данностью через мысль. Однако именно эта граница и есть, собственно, камень преткновения между бытием и небытием: ее преодоление есть акт борьбы с пространственно-временными ограничениями, превращения личности для себя самой в элемент мира, а мира – в элемент собственного сознания в контексте возникшей мысли.

Так возникло пространство постбытийности, требующее от человека лишь мимолетных фиксаций своего состояния на фоне чужих откровений, заимствованных мыслей. Перепост анонимного текста сегодня становится актом самореализации. Все чаще эти тексты – плод искусственного интеллекта, робот-журналистики. Многозначность такого поступка символизирует сиюминутность, причудливость фиксации личности «здесь и сейчас», которая на мгновение остановилась в бесконечном интернет-серфинге.

В информационном обществе, в сетевой коммуникации у личности уже нет опоры на предзаданные состояния, на («врожденные») прото-мысли, которые сформированы средой, ожиданиями, практикой рефлексии. Хаотичность смены информационных «предложений» (раздражителей) абсолютна – на нее повлиять нельзя, разве что только перейдя в состояние офлайн, что равносильно социальной смерти. Стало быть, отсутствие опоры вовне диктует новое качество восприятия – легкого, необязательного, сиюминутно-хрупкого, не ориентированного на внутренний склад индивида.

Робот-журналистика узурпировала эту когнитивную предзаданность, поскольку технологически заменила собой интуицию журналиста, компилируя разрозненные данные (потенциальную мысль) в готовые тексты (реализовавшуюся, но до конца не прочувствованную, не понятую мысль). Информационное общество, таким образом, – это царство непонятых мыслей. Здесь по-новому начинает звучать уже известная критика информационного общества, блестяще проанализированная Уэбстером: «нас пытаются убедить, свалив всю информацию в один большой горшок, будто его содержимое – эликсир жизни, а не малосъедобное варево» [2, с. 33].

Казалось бы, так было всегда. Вспомним точное замечание М. Мамардашвили: «…всегда есть вербальный мир, который сам порождает псевдовопросы, псевдопроблемы, псевдомысли, и отличить их от истинной мысли невозможно» [3, с. 14]. Однако сегодня возникает пространство не только псевдомыслей (феноменов), но и псевдомышления как квазичеловеческого состояния, основанного на иллюзии наличия у человека предзаданных мыслей и когнитивных потенций. Биг дата («большие данные») сегодня не только и не столько анализируют эмоциональный и когнитивный облик человека, сколько предсказывают его будущие решения, а порой и принимают их за него. Человеку остается лишь «наслаждаться» хаотическими проблесками мысли, вернее, иллюзией мышления. Мысль девальвировалась до уровня иллюстрации технологии, и только в механическом множестве самопроявлений начинает проглядывать логика, заведомо недоступная человеческому разумению. В мышлении имеет значение даже сам факт «сознания твоего сознания» [3, с. 9], однако сегодня социально приемлемым становится принятие искусственного интеллекта как более мощного, более умного «большого брата». Возникает рефлексия по поводу «чужого, искусственного сознания».

Вместо технологий интерпретации первое место в социальных процессах начинают занимать технологии обобщения. Конфигуративность смыслов есть следствие перехода мысли в регистр множественного, но не коллективного мышления. Антиколлективность мысли в эпоху больших данных сопрягается со множественностью ее индивидуальных проявлений в разрозненных массах.

Таким образом, объективируется частное наблюдение и привнесение ассоциативно-эстетического компонента в якобы объективный контент. Возникает поразительное сочетание сугубого субъективизма в понимании обобщенных данных и параллельного ему завораживающего, таинственного орнамента эмоциональных акцентов, составляющих повседневность социальной коммуникации. Так, например, аналитик Гугл делится своими «удивительными» открытиями по поводу ханжества значительного числа американцев, и эта ориентированность на выявление латентных, девиантных, социально неприемлемых свойств социума соседствует с новым, коммуникативным пониманием свободы как вывернутой наизнанку, детабуизированной личности. Большие данные позволяют, пишет он, увидеть удивительное явление – «скрытый явный расизм». Речь идет «о достаточно широко распространенном сознательном расизме, о котором люди неплохо осведомлены, но не желают в нем признаться – особенно во время опросов… До появления статистики от Google у нас не было убедительного доказательства этой злобной неприязни» [4, c. 167–186].

Созерцательность восприятия мира практически исчезла из повседневной практики за счет чудовищного приближения к глазам наблюдателя объекта, теряющего из-за этого свой целостный, первоначальный облик. Как писал Бодрийяр, «наезд камеры на объект, по сути дела порносъемка, делает для нас реальным то, что реальностью никогда не было, что всегда имело смысл только на некотором расстоянии» [5, c. 93]. Однако сегодня информационное общество (и Биг дата это невольно демонстрирует) – это реальность крупных планов, а стало быть, вычурных ракурсов, диковинных интерпретаций, в конце концов, античеловеческих коллизий. И, конечно, ситуацию усугубляет хаотичная смена, пляска многозначительных деталей, которые вместо удивления и пристального внимания вызывают лишь опустошенность и равнодушие. Детабуизированность, объявленная новой эстетикой информационного общества, подразумевает упразднение памяти, стыда, рефлексии – тех самых точек фиксации бытия, которые могут и должны порождать мысль.

Мысль концентрирует в себе два порой противоположных процесса – отражение и преображение: восприятие окружающего мира, опыта, информации и одновременное преображение всего воспринятого в акте мысли. Возможно, именно от этого возникает сладостное упоение самим процессом мышления. Однако для него требуется время – человекоразмерное время, которое бы соответствовало психоритму индивидуального, личностного восприятия и воздействия. Например, наше зрение в состоянии переходить от гипнотически-расслабленного к концентрированно-рентгеновскому всего за доли секунды. Зрение не постоянно: глаз посылает в отношении объекта определенные импульсы, саккады. «При спокойном созерцании отдельные фиксации длятся от 0,2 до 0,6 секунды, так что за секунду происходит от 2 до 5 саккад; при более лихорадочном обзоре саккады следуют чаще, а фиксации длятся соответственно все меньшее время» [6, c. 22]. Психологи говорят об «интенциональном зрении», которое формируется «в многолетнем процессе научения» [6, с. 26].

В современном информационном потоке ускорение информационных процессов есть не просто «невинное» следствие увеличения емкости и проводимости линий связи и совершенства вычислительных инструментов. Это прежде всего акт антигуманного отчуждения мысли. Мысль, ориентированная на Я-и-на-окружение, тонет в мгновенных вспышках сообщений, которые, мерцая, сменяют друг друга, не позволяя наступить рефлексии по поводу них. Это очень похоже на «гипноз наоборот» в случае с восприятием телевизионного контента (в случае с ТВ глазные импульсы-саккады периодически попадают в «черное поле», в пространство между экранными кадрами, тем самым не доставляя информацию мозгу. В результате психологи фиксируют угасание когнитивной активности, а в интернет-новостях – та же печальная картина, только с прямо противоположной технологической подоплекой: чрезмерное мельтешение информации отключает готовность прикладывать усилия для ее освоения).

Возникает новый вид антигуманизма – цифровой гедонизм. Отсутствие у личности возможностей проявить хоть какое-то усилие, чтобы реализовать свое право на понимание, оборачивается нравственной, душевной пассивностью, а стало быть, недоверием и закрытостью по отношению к Другому. Возникает антиколлективизм – скопище цифровых, безликих – безмысленных – социальных единиц, – вульгарутизм (от лат. vulgus [profānum] – [непосвященная] толпа). Социальная общность начинает возникать только тогда, когда становятся очевидными условия для выхода за границы этического прессинга со стороны технологий. В этом смысле WikiLeaks и Telegram похожи друг на друга не просто как контр-государственные сервисы, но как очаги смыслового нонконформизма.

Страх становится одним из действенных инструментов подавления коммуникативного инакомыслия со стороны информационных технологий (искусственного интеллекта): страх не успеть получить «адекватную» информацию, страх от многочисленных угроз, страх от безызвестности будущего. Такой грозный эмоциональный фон составляет подсознательную, внесмысловую повседневность информационного общества, сама суть которого состоит в том, что человек отказался от понимания процессов (становления информации), «согласившись» лишь на восприятие человекоразмерных результатов действия все более усложняющихся (превращающихся во все более грозные) технологий.

В этом этическом пространстве есть парадоксальная гуманистическая перспектива. Она состоит в том, что граница, отделяющая человека от мысли, есть граница того самого мистического страха, рожденного цифровой эпохой. Вульгарутивные страхи имеют вполне очевидную медийную, коммуникативную подоплеку: разделяющие их люди получают благодаря им коммуникативные коды, позволяющие чувствовать социальную общность и при этом не выходить за рамки своей личностной замкнутости. На этом фоне любые личностные озарения объявляются чем-то экстраординарным, выходящим за пределы информационного мистицизма, чем-то недостижимым и тем самым лишь утверждающим сумрак современного бытия.

Техногуманизм информационного общества питается идеями трансгуманизма – «улучшения» человеческого естества с помощью информационных технологий. Эта якобы гуманная парадигма не оставляет человеку права на тупик, на отсутствие выхода, на последний рубеж, от которого, собственно, и начинается рождение личностно воспринятого бытия. Действительно, цифровой гедонизм переводит социальные практики в якобы максимально «комфортное» поведение. В 2019 году председатель Сбербанка Г. Греф публично объявил, что хочет «убить экзамены» в школах для того, чтобы молодые люди не испытывали стрессов при оценке собственных знаний [см.: 7]. Антистрессовость как социальный «идеал» превращается в безысходность как реальность безмыслия.

Информационное пространство, сетевые сервисы в состоянии лишь зафиксировать человеческую мысль, создавая очередной повод для мгновенного всплеска эмоций в рядах фолловеров. Эта формальная, внешняя «объективированность» цифровой реальности постепенно удаляет ее от личности, превращая в самозамкнутую систему, в которой преобразующая, а не фиксирующая (псевдо)-мысль не находит отклика, не получает ответа, не изменяет ничего (ей на смену приходит другая, чужая, и вновь на короткое время – чьи-то личности, стоящие за этими вспышками, превращаются в механических клонов самих себя в обезличенном пространстве).

Неумолимость и необратимость информационного времени приводит к отсутствию памяти внутри системы. Быстрое забывание не есть следствие ускоряющихся процессов – это проявление бездушия системы, которой априори «все равно». В этом смысле «звезда ютьюба», какими бы саморазоблачительными и постыдными ни были ее поступки на экранах компьютеров, спустя несколько лет может все-таки «обновить биографию». Налицо темпорологический разрыв между все медленнее думающим человеком и все более ускоряющимся информационным потоком, между человеком, умеющим забывать, и неумолимо все помнящей механикой. Упрямая ре-объективация времени в информационном обществе бросает вызов свойству мышления, способному останавливать время, разрушать границы, создавать новые миры. В результате в информационном обществе разворачивается причудливая, оруэлловская «война наоборот». Что победит – бессмысленность механических систем или безынициативность человека?

Презрение к человеку, питающее эту парадигму цифрового гедонизма, покоится на высокомерной уверенности идеологов-технократов, что праздность и отсутствие усилий есть тайная или явная цель любого человека. И именно в этой связи вычислительные системы берут на себя функции управления «умными вещами», интернетом вещей, оставляя людей в состоянии глуповатых школяров, неспособных к настоящему научению. Биг дата в полном соответствии с неклассическими принципами эпистемологии вновь и вновь подтверждают эту нехитрую этическую предпосылку.

Однако проблема состоит в том, что труд, в отличие от понимания его апологетами информационного общества, не исчерпывается лишь одними монотонными усилиями и бесконечной, стадной усталостью робота-человека. Он является еще и наградой, и феноменальным эстетическим полем, в котором разворачивается поистине нравственная картина становления человеческого Я. Именно труд как самоцель может стать новой этической опорой для приведения сознания «в порядок» после многочисленных экспериментов над ним со стороны политических и военных манипуляторов.

Надежда на это есть. Человеческое сознание уже многократно пробовало на себе самые совершенные, самые бездушные эксперименты, призванные, казалось бы, навсегда загнать личность в прокрустово ложе идеологий (и технологий). ХХ век изобилует такими сюжетами: от изощренных приемов нацистской пропаганды в первой половине столетия до клонирования миллиардов людей с помощью телевидения в конце второго тысячелетия. Однако эпоха техно-тоталитаризма в любых своих проявлениях вновь и вновь показывала свою недолговечность, вызывая недоуменное вопрошание потомков: как такое было возможно? Сознание вновь и вновь демонстрирует свою непросчитываемость и непредсказуемость. Современные методы математического моделирования, вероятно, в состоянии сегодня учесть значительную часть самых замысловатых и неожиданных векторов развития. Однако абсолютной формулы, очевидно, изобрести не удастся в принципе: Ахиллес, как бы ни строили прогнозы технократы, вряд ли в состоянии догнать черепаху.

Список литературы

1. Левин Я. Интернет как оружие. Что скрывают Google, Tor и ЦРУ. – М.: Индивидуум, 2019. – 360 с.

2. Уэбстер Ф. Теории информационного общества. – М.: Аспект Пресс, 2004. – 400 с.

3. Мамардашвили М. К. Беседы о мышлении. – М.: Фонд Мераба Мамардашвили, 2015. – 816 с.

4. Стивен-Давидовиц С. Все лгут. Поисковики, Big Data и Интернет знают о вас все. – М.: Эксмо, 2019. – 384 c.

5. Бодрийяр Ж. В тени молчаливого большинства, или Конец социального. – Екатеринбург: УрГУ, 2000. – 96 с.

6. Пацлаф Р. Застывший взгляд. – М.: Evidentis, 2003. – 224 c.

7. Греф предложил «убивать» экзамены // Новые Известия. – [Электронный ресурс]. – Режим доступа: https://newizv.ru/news/society/07-09-2019/gref-prodolzhil-ubivat-ekzameny?ind=801 (дата обращения 27.09.2019).

References

1. Levine Y. SurveillanceValley. The Secret Military History of the Internet [Internet kak oruzhie. Chto skryvayut Google, Tor i TsRU]. Moscow, Individuum, 2019, 360 p.

2. Webster F. Theories of the Information Society [Teorii informatsionnogo obschestva]. Moscow, Aspekt Press, 2004, 400 p.

3. Mamardashvili M. K. Conversations about Thinking [Besedy o myshlenii]. Moscow, Fond Meraba Mamardashvili, 2015, 816 p.

4. Stephens-Davidiwitz S. Everybody Lies: Big Data, New Data, and What the Internet Can Tell us about Who We Really Are [Vse lgut. Poiskoviki, Big Data i Internet znayut o vas vse]. Moscow, Eksmo, 2019, 384 p.

5. Baudrillard J. A l`ombre des majorites silensieuses, ou la fin du social [V teni molchalivogo bolshinstva, ili Konets sotsialnogo]. Ekaterinburg, UrGU, 2000, 96 p.

6. Patzlaff R. Der gefrorene Blick. Physiologische Wirkungen des Fernsehens und die Entwicklung des Kindes [Zastyvshiy vzglyad]. Moscow, Evidentis, 2003, 224 p.

7. Gref Proposed to ‘Kill’ Exams [Gref predlozhil “ubivat” ekzameny]. Available at: https://newizv.ru/news/society/07-09-2019/gref-prodolzhil-ubivat-ekzameny?ind=801 (accessed 27 September 2019).

Ссылка на статью:
Фортунатов А. Н. Цифровая толпа и цифровой гедонизм: постбытийность информационного общества // Философия и гуманитарные науки в информационном обществе. – 2019. – № 4. – С. 44–52. URL: http://fikio.ru/?p=3774.

Философия

«Эффективность» как категория оценки деятельности в научной сфере

УДК 001.8

Инкижекова Мария Сергеевна – федеральное государственное казённое образовательное учреждение «Уральский юридический институт Министерства внутренних дел Российской Федерации», кафедра общей психологии и гуманитарных дисциплин, доктор философских наук, доцент, Екатеринбург, Россия.

Email: masha_ink@mail.ru

620017, Свердловская обл., Екатеринбург, ул. Корепина, 66,

тел.: 8 (343) 379-09-35.

Авторское резюме

Состояние вопроса: Проблема нахождения инструментария для оценки эффективности деятельности в научной сфере является одной из актуальных. В настоящее время оценивание деятельности научных коллективов (организаций) и отдельных ученых в Российской Федерации производится чаще всего на основе понятия «эффективности».

Результаты: Ознакомившись с тенденциями развития науки и зная специфику индикаторов, используемых экспертами с целью оценки эффективности научной деятельности, современный ученый может выстроить свою работу так, чтобы соответствовать критериям, по которым определяется результативность его научной деятельности.

Область применения результатов: Представленный материал позволяет сформировать важные компетенции по методикам оценки результативности и эффективности научного труда в Российской Федерации.

Выводы: На современном этапе развития науки еще не окончательно оформился наукометрический инструментарий. Некоторые используемые методики вызывают острые дискуссии, подвергаются критическому анализу. Перманентные трансформации в наукометрии необходимы, они позволяют уточнить критерии с целью достижения наиболее объективных оценок деятельности ученых.

Ключевые слова: эффективность; эффект; индикаторы; оценка; Паспорт национального проекта «Наука».

“Efficiency” as a Category of Activity Evaluation in the Scientific Field

Inkizhekova Maria Sergeevna – Ural Law Institute of the Ministry of Internal Affairs of the Russian Federation, Department of General Psychology and Humanities, Doctor of Philosophy, Associate Professor, Yekaterinburg, Russia.

Email: masha_ink@mail.ru

66 Korepina st., Yekaterinburg, Sverdlovsk region, 620017, Russia,

tel.: 8 (343) 379-09-35.

Abstract

Background: The problem of finding tools for assessing the efficiency of activities in the scientific field is one of the urgent. Currently, the evaluation of the activities of scientific teams (organizations) and individual scientists in the Russian Federation is often based on the concept of “efficiency”.

Results: Being acquainted with the development trends of science and knowing the specifics of indicators used by experts to evaluate the effectiveness of scientific activity, modern scientists can arrange their research in such a way as to meet the criteria by which the effectiveness of their scientific activity is estimated.

Implications: The material presented allows us to form important competences using methods for evaluating the effectiveness and efficiency of research in the Russian Federation.

Conclusion: At the present stage of national science development, scientometric tools have not been fully developed. Some of the methods used cause heated debate and are subjected to critical analysis. Permanent transformations in scientometrics are necessary as they allow us to clarify the criteria in order to achieve the most objective assessments of scientists’ activities.

Keywords: efficiency; effect; indicators; assessment; Passport of the national project “Science”.

В современных условиях, когда уровень развития науки и инновационных технологий становится ключевым фактором обеспечения национальной безопасности и наращивания экономической конкурентоспособности стран в системе мирового хозяйства, особое внимание во многих государствах мира уделяется показателям эффективности научной деятельности. Как следствие, научная деятельность становится подконтрольным явлением. Но здесь возникают сложности в нахождении того инструментария, который позволил бы наиболее адекватно отразить уровень развития и потенциал науки отдельного государства. Имеющиеся трудности во многом объясняются вполне объективными причинами, что связано со спецификой научной деятельности и самим научным (интеллектуальным) продуктом, имеющим скорее идеальную природу, точно измерить которую в числовых показателях практически невозможно.

Насущная необходимость анализа научно-исследовательской сферы и нахождение инструментария для оценки и сравнения основных ее показателей привели в настоящее время к созданию методик, с помощью которых становится возможным более или менее адекватно фиксировать и сопоставлять данные, представленные в виде числовых величин на «входе» и «выходе» отдельной национальной научной системы, отражающие ее эффективность. Поэтому категория «эффективность» становится одной из ключевых, поскольку позволяет оценить результативность любой деятельностной процессуальности, имеющей место на разных уровнях системы научно-исследовательских практик.

Определяя содержание дефиниции, можно отметить, что эффективность есть относительный показатель, в котором находит отражение уровень использованных трудовых и материально-технических ресурсов с учетом затраченного времени и конечный результат, оцениваемый с помощью категории «качество работы». Иными словами, в конкретно-измеримых величинах в показателе «эффективность» фиксируется результативность деятельности посредством анализа соотношения количественных и качественных индикаторов.

Напомним, что под индикатором понимают доступную наблюдению и измерению характеристику изучаемого объекта, позволяющую судить и о других его характеристиках, недоступных непосредственному наблюдению.

Индикаторами эффективности научно-исследовательской деятельности в Российской Федерации являются:

– общее число научных публикаций (статей) в высокорейтинговых журналах (характеризует продуктивность ученых);

– индекс цитирования (свидетельствует о степени признания научным сообществом и отражает повышение престижности работы);

– импакт-фактор журналов, в которых опубликованы материалы исследований (определяет качество статей);

– индекс Хирша (отражает востребованность научных работ ученого у научного сообщества).

В то же время есть оригинальные наработки, которые также используются при оценке эффективности деятельности отдельных организаций и ученых. Так, например, с целью выполнения государственной программы Российской Федерации «Развитие науки и технологий на 2013–2020 гг.» и Паспорта национального проекта «Наука» (утвержденного президиумом Совета при Президенте РФ по стратегическому развитию и национальным проектам, протокол от 24.12.2018 № 16) был разработан ряд целевых показателей, которые не встречаются в других странах. Среди них «удельный вес исследователей в возрасте до 39 лет в общей численности исследователей», «коэффициент изобретательной активности» и др.

Представленные в нормативных документах Российской Федерации стратегии и индикаторы свидетельствуют о том, что главными приоритетами научного и инновационного развития в Российской Федерации выступают:

– включение молодых специалистов в научно-исследовательские практики и повышение доли исследований, проводимых под руководством молодых перспективных ученых в возрасте до 39 лет;

– увеличение количества патентных заявок, поданных в патентные ведомства (удостоверяющих высокий уровень изобретательской деятельности в научно-технической области);

– увеличение внутренних затрат на научные исследования и разработки, в том числе за счёт привлеченных денежных средств как дополнительных источников финансирования в науку, посредством выполнения хоздоговорных работ и с помощью грантов (что должно отражать востребованность проводимых исследований);

– интеграция университетов и научных организаций и их кооперация с организациями, действующими в реальном секторе экономики [см.: 2].

Сегодня стратегическими ориентирами для повышения квалификации и профессионального роста для российских ученых становятся представленные в Паспорте национального проекта «Наука», утвержденного президиумом Совета при Президенте РФ по стратегическому развитию и национальным проектам, протокол от 24.12.2018 № 16, категории «ведущий учёный» и «молодой перспективный исследователь».

Ведущий ученый – это исследователь, имеющий за последние 2 года не менее 1 статьи в изданиях первого и второго квартиля, индексированных в международных базах данных, или не менее 1 патента на изобретение за рубежом.

Молодой перспективный исследователь – исследователь в возрасте до 39 лет, имеющий ученую степень и за последние 3 года не менее 2 статей в изданиях, индексированных в международных базах данных, или не менее 2 патентов на изобретение в Российской Федерации или за рубежом [см.: 2].

Известно, что эффективность в самом общем виде рассчитывается формулой:

Э = Р/З,

где Э – эффективность;

Р – результат (эффект);

З – текущие затраты на получение данного результата (ресурсоемкость)[1].

Данные математические исчисления, где результат соотносится с используемыми ресурсами, подводят к выводу о том, что под категорией «эффективность» понимается оптимальное использование ресурсов, дающих определенный эффект.

Как следствие, возникают вопросы об объективной оценке и условиях повышения эффективности, что взаимосвязано с поиском тех критериев, по которым станет возможным определять результативность и эффективности деятельности.

Критерий эффективности – это обобщающий показатель, представленный в цифровом выражении, посредством которого оценивается степень достижения цели – иными словами, определяется качество и(или) количество результатов какой-либо целеполагающей деятельности.

Одним из критериев оценки эффективности выступает коэффициент эффективности, который вычисляется на основе сопоставления (соизмерения) количественных и качественных показателей конкретных достижений и тех затрат и ресурсов, которые были использованы. Иными словами, коэффициент эффективности измеряется отношением результата (конечного продукта) к вызвавшим его затратам (вложениям). Высокий уровень результативности является показателем того, что при минимальных затратах достигается максимальная производительность.

Критерии эффективности используются субъектом, оценивающим конкретную целеполагающую деятельность, с целью обнаружения эффектов.

Как видно из представленного выше материала, взаимосвязанной с категорией «эффективность» выступает категория «эффект». Как отмечают современные лингвисты, этимологически понятие «эффективность» является производным от слова «эффективный» (от лат. – производительный), что синонимично выражению «дающий эффект».

Эффект – абсолютная величина, обозначающая достигаемый результат какого-либо процесса. Иными словами, под категорией «эффект» подразумевается абсолютный количественный показатель желаемого результата какого-либо процесса. Как следствие, смысловое содержание категории «эффект» не тождественно категории «эффективность», не может быть сведено к нему.

Эффективность, как уже было сказано выше, это достигнутый результат, который оценивается соотношением результата и затрат (тех затрат, который обусловили достижение именно этого, конкретного эффекта). Безусловно, эффект (как результат и абсолютная величина) сам по себе очень важен, но не менее важно знать, какими затратами он достигнут. Поэтому соизмеримость эффекта и затрат на его достижение является основой эффективности.

Виды эффектов. Основными видами эффектов, позволяющими оценить результат деятельности, являются: экономический, научно-технический, социальный, экологический и др.

Экономический эффект – это показатели, представленные в стоимостном выражении продукта или услуги, имеющих ценность в условиях рынка.

Научно-технический эффект может иметь форму знаний, технологий, технических изобретений. Во многом он связан с инновационной деятельностью и ее результатом. При оценке используют показатели, отражающие новизну, полезность, практическую применимость и экономическую эффективность.

Социальный эффект, как правило, не имеет стоимостной оценки, но является важным для определения уровня благосостояния общества, качества жизни и труда, жизнедеятельности в целом. Данный вид эффекта крайне сложно представить в точных экономических показателях, так как он связан с такими явлениями как образ жизни, условия труда, здоровье и т. п., характеризуемыми понятием «качество жизни».

Экологический эффект – результат влияния человека на природу. Здесь учитываются реальные и потенциальные экологические риски, уровень экологической безопасности, степень воздействия на окружающую среду.

Как видно из представленного выше материала, при оценке эффективности научных исследований применяют разные критерии, характеризующие степень их результативности (эффекта). Так, например, эффект от фундаментальных теоретических исследований, для которых характерен высокий уровень капиталовложений, оценивается широтой применения полученных результатов в сфере научного познания. Такие показатели фиксируются скорее не количественными, а качественными данными. А именно, какой вклад привнесли новые знания в ту или иную отрасль, насколько изменили в лучшую сторону те или иные процессы и технологии.

Проще бывает оценить эффективность прикладных исследований. Здесь уже признается не только качественный, но и количественно выраженный результат. Например, определяется прибыль от инноваций, стоимость капитала, уровень жизни и доходов населения и т. п.

В зависимости от характера целей и задач – точнее, определяя их значимость и важность – можно говорить о стратегическом, тактическом и оперативном эффекте.

Стратегический эффект, как понятно из самого названия, есть эффект от реализации той или иной стратегии. Он не просто связан с долгосрочным стратегическим планом, но характеризуется именно достижением главной и важной цели. Такой вид эффекта можно назвать интегрированным, так как он представлен комплексом достижений, выстроенных на основе тактически решаемых задач.

Как следствие, практическим отражением поэтапного движения к достижению стратегической цели являются тактические эффекты – эффекты, которые демонстрируют не только успешность в постепенной реализации конкретно запланированной стратегической цели, но отличаются гибкой манёвренностью и оперативностью в принятии решений.

Оперативный эффект – это эффект, который демонстрирует успешность в решении самых насущных, текущих задач. Как правило, он отражает способность быстро принимать ключевые решения, реагируя на изменяющиеся условия, происходящие «здесь и сейчас».

Учет ключевых показателей эффективности необходимо производить регулярно в связи с тем, что полученные данные помогают субъекту деятельности производить оценку текущего состояния дел, но также способствуют детальной разработке и корректировке плана в достижении стратегических и тактических (операционных) целей.

До настоящего времени существуют проблемы нахождения того инструментария, который позволил бы наиболее адекватно проводить мониторинг и осуществлять контроль за эффективностью деятельности. Поэтому вопрос разработки технологий вычислений показателей эффективности находится под пристальным вниманием специалистов самых различных научных направлений. Связано это с тем, что оценка эффективности деятельности является важнейшим показателем, на котором основывается принятие решений по оптимизации использования имеющихся ресурсов, а в некоторых случаях их сокращению.

При отсутствии показателей эффективности планирование строится только на субъективном мнении, что, как следствие, приводит к ошибочным и недальновидным решениям.

Факторы, влияющие на эффективность научной деятельности, можно условно разделить на внешние и внутренние.

Исходя из названия, вполне понятно, что первая группа факторов включает факторы внешней среды. К ним относятся социально-исторические, экономические, политические и др. условия, в которых осуществляется научная деятельность. Эти факторы неподконтрольные и неуправляемые системой науки.

Вторая группа факторов, так называемые внутренние, представляют собой факторы, которые управляются изнутри и, соответственно, могут быть подвергнуты корректировке самой научной системой. Эти факторы связаны непосредственно с научной деятельностью и во многом определяют результативность науки.

К факторам внешней среды, обуславливающим желаемую эффективность, относятся:

– стабильный рост экономического благосостояния, а потому высокие инвестиции в науку и образование; достойный уровень оплаты труда ученых;

– политические и социокультурные, создающие условия для стабильной деятельности научных организаций;

– социальные, связанные с признанием престижа научно-исследовательской работы, высокого статуса труда ученого;

– наличие рынка интеллектуального капитала и эффективное использование инноваций, интеллектуальных услуг, прав на объекты интеллектуальной собственности и др.

Следует признать тот факт, что большинство внешних факторов связаны больше с экономической сферой, однако напрямую увязывать эффективность науки только с экономикой нельзя.

Среди внутренних факторов, определяющих эффективность и успешность науки, можно выделить:

– материально-технические (внедрение и использование прогрессивных технологий, современных технических средств, производительного технологического оборудования; иными словами, постоянное усовершенствование материально-технической базы, обновление и модернизация условий труда);

– организационно-управленческие (разработка стратегии и тактики деятельности; информационное обеспечение процессов принятия решений; освоение новых, более совершенных управленческих технологий; регулярность контроля и мониторинга научно-исследовательской деятельности);

– экономические (финансовое планирование и экономическое стимулирование деятельности, анализ и поиск внутренних резервов роста прибыли);

– социальные (повышение квалификации работников; улучшение условий их труда, организация оздоровления и отдыха);

– психологические (формирование и поддержание стремления к личностному саморазвитию, повышению профессионализма, формирование и поддержание чувства ответственности).

Итак, в заключение можно сделать вывод о том, что внимание к проблеме нахождения инструментария для оценки эффективности деятельности в научной сфере не будет ослабевать. Эта тема останется актуальной, в связи как с геополитическими процессами, так и с набирающей обороты цифровой цивилизацией. Через повышение требований к показателям эффективности решается одна из важнейших задач, стоящих перед национальной системой науки и образования в Российской Федерации, – удовлетворение потребности в высокопрофессиональных научно-педагогических и инженерно-технических кадрах.

Список литературы

1. Крулев А. А. Роль наукометрии в стратегическом планировании научной деятельности // Научно-техническая информация. – Серия 1. – 2019. – № 1. – С. 21–26.

2. Паспорт национального проекта «Наука» (утвержденного президиумом Совета при Президенте РФ по стратегическому развитию и национальным проектам, протокол от 24.12.2018 № 16) // Консультант Плюс. – [Электронный ресурс]. – Режим доступа: http://www.consultant.ru/document/cons_doc_LAW_319308/ (дата обращения 10.10.2019).

References

1. Khrulev A. A. The Role of Scientometrics in the Strategic Planning of Scientific Activities [Rol naukometrii v strategicheskom planirovanii nauchnoy deyatelnosti]. Nauchno-tekhnicheskaya informatsiya (Scientific and Technical Information), Series 1, 2019, № 1, pp. 21–26.

2. Passport of the National Project “Science” (Approved by the Presidium of the Council under the President of the Russian Federation for Strategic Development and National Projects, Protocol No. 16 dated 24.12.2018) [Pasport natsionalnogo proekta «Nauka» (utverzhdennogo prezidiumom Soveta pri Prezidente RF po strategicheskomu razvitiyu i natsionalnym proektam, protokol ot 24.12.2018 № 16)]. Available at: http://www.consultant.ru/document/cons_doc_LAW_319308/ (accessed 10 October 2019).

[1] В этом показателе используют данные только о тех ресурсах, которые входят в состав текущих затрат.

Ссылка на статью:
Инкижекова М. С. «Эффективность» как категория оценки деятельности в научной сфере // Философия и гуманитарные науки в информационном обществе. – 2019. – № 4. – С. 99–106. URL: http://fikio.ru/?p=3769.