Цифровая толпа и цифровой гедонизм: постбытийность информационного общества

УДК 111.7; 316.324.8

Фортунатов Антон Николаевич – федеральное государственное автономное образовательное учреждение высшего образования «Национальный исследовательский Нижегородский государственный университет им. Н. И. Лобачевского», институт международных отношений и мировой истории, кафедра теории политики и коммуникации, доктор философских наук, профессор, Нижний Новгород, Россия.

Email: anfort1@yandex.ru

603950, г. Нижний Новгород, пр. Гагарина, 23,

тел.: +7-951-901-97-23.

Авторское резюме

Состояние вопроса: Дизайн современного информационного общества формировался под сильным влиянием военно-промышленного комплекса. Тотальный контроль за социумом камуфлировался в 1960-е годы идеями «освобождения», «свободы», изменения сознания. Компьютеры стали материальным воплощением иллюзии непричастности человека к важнейшим процессам в его жизни. Личность превращалась в потребителя уже готовых чужих переживаний.

Результаты: Произошло отчуждение мысли от человека, который утратил потребность прикладывать усилие, чтобы думать. Возник цифровой гедонизм, который определил мимолетность, случайность человеческих состояний в новой реальности. Большие данные не только анализируют скрытые качества человеческой личности, но и прогнозируют ее поведение и даже принимают за нее решения. Социум превратился в массу бессмысленных единиц.

Область применения результатов: Статья может стать материалом для анализа противоречий современного состояния постклассической эпистемологии.

Выводы: Человечество оказалось в онтологическом тупике, и эта ситуация, по мнению автора, таит в себе большой гуманистический потенциал. Сознание человека на протяжении всей истории всегда уходило из-под давления тоталитарных систем. Сегодня идея труда как самоцели, как высшей ценности вновь может стать ориентиром для преодоления тенденций к саморазрушению.

Ключевые слова: цифровой гедонизм; компьютер; интернет; мышление; информационное общество; сознание; большие данные.

Digital Crowd and Digital Hedonism: The Post-Existence of Information Society

Fortunatov Anton Nikolaevich – National Research Lobachevsky State University of Nizhny Novgorod, Institute of International Relations and World History, Department of Theory of Politics and Communication, Doctor of Philosophy, Professor, Nizhny Novgorod, Russia.

Email: anfort1@yandex.ru

23, Gagarin ave., Nizhny Novgorod, 603950, Russia,

tel.: + 7-951-901-97-23.

Abstract

Background: The design of modern information society was worked out under the strong influence of the military-industrial complex. In the 1960s, total control of society was camouflaged by the ideas of “liberation”, “freedom”, and a change in consciousness. Computers became the material embodiment of the illusion of humans not participating in the most important processes of their lives. The personality turned into a consumer of fully completed alien experiences.

Results: A thought has alienated humans who lost the need to exert effort to think. Digital hedonism has arisen, determining the brevity and randomness of human existence in the new reality. Big data not only analyzes the hidden qualities of humans, but also predicts their behavior and even makes decisions for them. The society has turned into a mass of meaningless units.

Implications: The article can be used for the analysis of the contradictions of the modern state of postclassical epistemology.

Conclusion: Humankind has found itself in an ontological impasse, and this situation, according to the author, is fraught with great humanistic potential. Human consciousness throughout history has always escaped from the pressure of totalitarian systems. Today, the idea of labor as an end in itself, as the highest value, can again become a guideline for overcoming tendencies towards self-annihilation.

Keywords: digital hedonism; computer; Internet; thinking; information society; consciousness; big data.

Эксперименты с изменением сознания, с воздействием на него ЛСД происходили в то же самое время, в которое осуществлялось становление информационных сетей, позже превратившихся в современный интернет. Протесты против повального увлечения электроникой в 1960-х годах, означавшего в сознании молодежи того времени новую степень контроля со стороны власти за личностью, удивительным образом сменились всеобщими восторгами в отношении компьютеров, быстро превратившихся в символ свободы, антитоталитаризма, революционного настроя. Метафора: новая электроника – это респектабельный наркотик (ЛСД) ХХ века – была инспирирована рядом целенаправленных пиар-акций, которые сменили негативную настороженность общественности в отношении ориентированных на военные цели вычислительных систем. «И все под присмотром автоматов благодати и любви» (All Watched Over by Machines of Loving Grace) – программное стихотворение андеграундной молодежи конца 1960-х годов [см.: 1, с. 153]. В нем компьютеры сливаются с природой, чтобы произвести «богоподобное альтруистическое существо», способное позаботиться обо всех [см.: 1, с. 154]. Мифология, «камуфлируя военное происхождение компьютерных и сетевых технологий под стиль “кислотной” контркультуры 1960-х», создавала парадигму увлекательной иллюзии, многоаспектной контркультуры, отделявшей людей от чудовищной по своему масштабу и цинизму парадигмы тоталитарного подавления и подчинения. Таким образом, погруженность в иллюзию стала неотъемлемым элементом социального консенсуса, в котором даже «протест» превратился в своего рода технологию утверждения существующего status quo. Мифологизация цифровой реальности в этом контексте стала вполне логичным продолжением этой социальной процедуры отделения человека от его бытийных условий, навязывания ему представлений о несуществующей жизни, символизации и метафоризации того, что может быть воспринято как проявление античеловечности.

Фиксация бытия с помощью мысли с тех пор постепенно вытеснялось на периферию сознательного поведения. Метаязык и метаэтика компьютерного освоения (исчисления) реальности состоит в том, что пользователь заведомо лишен возможности разобраться в алгоритмах, путях, ведущих от вопрошания к ответу, от исходной ситуации к результату. Конечная точка, выданная компьютером, есть точка абсолютной веры и – иллюзии. Бытие начало распадаться на отдельные интеракции, а мысли-«заготовки» послужили пластичным материалом для любых смысловых конфигураций. Пример тому – мемы, рожденные, как концепт, также на рубеже 1960–1970-х годов. Это была концепция андеграундных философов, которые сравнили идеи, распространяемые с помощью средств массовой информации, с психологическими вирусами, проникающими в сознание миллионов людей точно так же, как прокладывают себе дорогу банальные вирусы гриппа во время эпидемии. Самые немыслимые и причудливые фантазии могут стать реальностью, преодолев все более тонкий защитный слой человеческой рефлексии. Так, на рубеже тысячелетий человечество сотрясали апокалиптические прогнозы по поводу технотронного коллапса, рожденного «проблемой 2000 года» (утверждалось, что «старые» компьютеры не смогут автоматически перенастроить свои программы с 1900-х на 2000-е годы, что приведет к рассинхронизации управления, взрывам, остановкам энергосистем и т. д.). С тех пор подобные «мемы» возникают с монотонной периодичностью («коровье бешенство», «птичий грипп» и пр.), что говорит о том, что технология развивается по заранее известной траектории: используя большие массы людей как энергетический ресурс, как биомассу, она постепенно начинает потреблять все меньше этого дорогого ресурса, замыкаясь на саму себя, мельчая и, в конечном итоге, уничтожая саму себя. Сегодня в социальных сетях «мемами» называют картинки-заготовки на все случаи жизни, к которым можно присовокупить броский лозунг и вывесить в своем аккаунте в качестве декларации личного отношения к тому или иному событию.

Возникновение собственной мысли означает явление личности самой себе, в ее полноте и ценности. Как раз эта явленность эксплуатируется медиасистемами, поскольку многочисленные предложения и информационные стимулы, претендующие на эмоциональность и непосредственность, не предполагают усилия явленности – личность словно оказывается сразу по ту сторону явления, не переходя границу между собой как элементом мира, и собой как само-данностью через мысль. Однако именно эта граница и есть, собственно, камень преткновения между бытием и небытием: ее преодоление есть акт борьбы с пространственно-временными ограничениями, превращения личности для себя самой в элемент мира, а мира – в элемент собственного сознания в контексте возникшей мысли.

Так возникло пространство постбытийности, требующее от человека лишь мимолетных фиксаций своего состояния на фоне чужих откровений, заимствованных мыслей. Перепост анонимного текста сегодня становится актом самореализации. Все чаще эти тексты – плод искусственного интеллекта, робот-журналистики. Многозначность такого поступка символизирует сиюминутность, причудливость фиксации личности «здесь и сейчас», которая на мгновение остановилась в бесконечном интернет-серфинге.

В информационном обществе, в сетевой коммуникации у личности уже нет опоры на предзаданные состояния, на («врожденные») прото-мысли, которые сформированы средой, ожиданиями, практикой рефлексии. Хаотичность смены информационных «предложений» (раздражителей) абсолютна – на нее повлиять нельзя, разве что только перейдя в состояние офлайн, что равносильно социальной смерти. Стало быть, отсутствие опоры вовне диктует новое качество восприятия – легкого, необязательного, сиюминутно-хрупкого, не ориентированного на внутренний склад индивида.

Робот-журналистика узурпировала эту когнитивную предзаданность, поскольку технологически заменила собой интуицию журналиста, компилируя разрозненные данные (потенциальную мысль) в готовые тексты (реализовавшуюся, но до конца не прочувствованную, не понятую мысль). Информационное общество, таким образом, – это царство непонятых мыслей. Здесь по-новому начинает звучать уже известная критика информационного общества, блестяще проанализированная Уэбстером: «нас пытаются убедить, свалив всю информацию в один большой горшок, будто его содержимое – эликсир жизни, а не малосъедобное варево» [2, с. 33].

Казалось бы, так было всегда. Вспомним точное замечание М. Мамардашвили: «…всегда есть вербальный мир, который сам порождает псевдовопросы, псевдопроблемы, псевдомысли, и отличить их от истинной мысли невозможно» [3, с. 14]. Однако сегодня возникает пространство не только псевдомыслей (феноменов), но и псевдомышления как квазичеловеческого состояния, основанного на иллюзии наличия у человека предзаданных мыслей и когнитивных потенций. Биг дата («большие данные») сегодня не только и не столько анализируют эмоциональный и когнитивный облик человека, сколько предсказывают его будущие решения, а порой и принимают их за него. Человеку остается лишь «наслаждаться» хаотическими проблесками мысли, вернее, иллюзией мышления. Мысль девальвировалась до уровня иллюстрации технологии, и только в механическом множестве самопроявлений начинает проглядывать логика, заведомо недоступная человеческому разумению. В мышлении имеет значение даже сам факт «сознания твоего сознания» [3, с. 9], однако сегодня социально приемлемым становится принятие искусственного интеллекта как более мощного, более умного «большого брата». Возникает рефлексия по поводу «чужого, искусственного сознания».

Вместо технологий интерпретации первое место в социальных процессах начинают занимать технологии обобщения. Конфигуративность смыслов есть следствие перехода мысли в регистр множественного, но не коллективного мышления. Антиколлективность мысли в эпоху больших данных сопрягается со множественностью ее индивидуальных проявлений в разрозненных массах.

Таким образом, объективируется частное наблюдение и привнесение ассоциативно-эстетического компонента в якобы объективный контент. Возникает поразительное сочетание сугубого субъективизма в понимании обобщенных данных и параллельного ему завораживающего, таинственного орнамента эмоциональных акцентов, составляющих повседневность социальной коммуникации. Так, например, аналитик Гугл делится своими «удивительными» открытиями по поводу ханжества значительного числа американцев, и эта ориентированность на выявление латентных, девиантных, социально неприемлемых свойств социума соседствует с новым, коммуникативным пониманием свободы как вывернутой наизнанку, детабуизированной личности. Большие данные позволяют, пишет он, увидеть удивительное явление – «скрытый явный расизм». Речь идет «о достаточно широко распространенном сознательном расизме, о котором люди неплохо осведомлены, но не желают в нем признаться – особенно во время опросов… До появления статистики от Google у нас не было убедительного доказательства этой злобной неприязни» [4, c. 167–186].

Созерцательность восприятия мира практически исчезла из повседневной практики за счет чудовищного приближения к глазам наблюдателя объекта, теряющего из-за этого свой целостный, первоначальный облик. Как писал Бодрийяр, «наезд камеры на объект, по сути дела порносъемка, делает для нас реальным то, что реальностью никогда не было, что всегда имело смысл только на некотором расстоянии» [5, c. 93]. Однако сегодня информационное общество (и Биг дата это невольно демонстрирует) – это реальность крупных планов, а стало быть, вычурных ракурсов, диковинных интерпретаций, в конце концов, античеловеческих коллизий. И, конечно, ситуацию усугубляет хаотичная смена, пляска многозначительных деталей, которые вместо удивления и пристального внимания вызывают лишь опустошенность и равнодушие. Детабуизированность, объявленная новой эстетикой информационного общества, подразумевает упразднение памяти, стыда, рефлексии – тех самых точек фиксации бытия, которые могут и должны порождать мысль.

Мысль концентрирует в себе два порой противоположных процесса – отражение и преображение: восприятие окружающего мира, опыта, информации и одновременное преображение всего воспринятого в акте мысли. Возможно, именно от этого возникает сладостное упоение самим процессом мышления. Однако для него требуется время – человекоразмерное время, которое бы соответствовало психоритму индивидуального, личностного восприятия и воздействия. Например, наше зрение в состоянии переходить от гипнотически-расслабленного к концентрированно-рентгеновскому всего за доли секунды. Зрение не постоянно: глаз посылает в отношении объекта определенные импульсы, саккады. «При спокойном созерцании отдельные фиксации длятся от 0,2 до 0,6 секунды, так что за секунду происходит от 2 до 5 саккад; при более лихорадочном обзоре саккады следуют чаще, а фиксации длятся соответственно все меньшее время» [6, c. 22]. Психологи говорят об «интенциональном зрении», которое формируется «в многолетнем процессе научения» [6, с. 26].

В современном информационном потоке ускорение информационных процессов есть не просто «невинное» следствие увеличения емкости и проводимости линий связи и совершенства вычислительных инструментов. Это прежде всего акт антигуманного отчуждения мысли. Мысль, ориентированная на Я-и-на-окружение, тонет в мгновенных вспышках сообщений, которые, мерцая, сменяют друг друга, не позволяя наступить рефлексии по поводу них. Это очень похоже на «гипноз наоборот» в случае с восприятием телевизионного контента (в случае с ТВ глазные импульсы-саккады периодически попадают в «черное поле», в пространство между экранными кадрами, тем самым не доставляя информацию мозгу. В результате психологи фиксируют угасание когнитивной активности, а в интернет-новостях – та же печальная картина, только с прямо противоположной технологической подоплекой: чрезмерное мельтешение информации отключает готовность прикладывать усилия для ее освоения).

Возникает новый вид антигуманизма – цифровой гедонизм. Отсутствие у личности возможностей проявить хоть какое-то усилие, чтобы реализовать свое право на понимание, оборачивается нравственной, душевной пассивностью, а стало быть, недоверием и закрытостью по отношению к Другому. Возникает антиколлективизм – скопище цифровых, безликих – безмысленных – социальных единиц, – вульгарутизм (от лат. vulgus [profānum] – [непосвященная] толпа). Социальная общность начинает возникать только тогда, когда становятся очевидными условия для выхода за границы этического прессинга со стороны технологий. В этом смысле WikiLeaks и Telegram похожи друг на друга не просто как контр-государственные сервисы, но как очаги смыслового нонконформизма.

Страх становится одним из действенных инструментов подавления коммуникативного инакомыслия со стороны информационных технологий (искусственного интеллекта): страх не успеть получить «адекватную» информацию, страх от многочисленных угроз, страх от безызвестности будущего. Такой грозный эмоциональный фон составляет подсознательную, внесмысловую повседневность информационного общества, сама суть которого состоит в том, что человек отказался от понимания процессов (становления информации), «согласившись» лишь на восприятие человекоразмерных результатов действия все более усложняющихся (превращающихся во все более грозные) технологий.

В этом этическом пространстве есть парадоксальная гуманистическая перспектива. Она состоит в том, что граница, отделяющая человека от мысли, есть граница того самого мистического страха, рожденного цифровой эпохой. Вульгарутивные страхи имеют вполне очевидную медийную, коммуникативную подоплеку: разделяющие их люди получают благодаря им коммуникативные коды, позволяющие чувствовать социальную общность и при этом не выходить за рамки своей личностной замкнутости. На этом фоне любые личностные озарения объявляются чем-то экстраординарным, выходящим за пределы информационного мистицизма, чем-то недостижимым и тем самым лишь утверждающим сумрак современного бытия.

Техногуманизм информационного общества питается идеями трансгуманизма – «улучшения» человеческого естества с помощью информационных технологий. Эта якобы гуманная парадигма не оставляет человеку права на тупик, на отсутствие выхода, на последний рубеж, от которого, собственно, и начинается рождение личностно воспринятого бытия. Действительно, цифровой гедонизм переводит социальные практики в якобы максимально «комфортное» поведение. В 2019 году председатель Сбербанка Г. Греф публично объявил, что хочет «убить экзамены» в школах для того, чтобы молодые люди не испытывали стрессов при оценке собственных знаний [см.: 7]. Антистрессовость как социальный «идеал» превращается в безысходность как реальность безмыслия.

Информационное пространство, сетевые сервисы в состоянии лишь зафиксировать человеческую мысль, создавая очередной повод для мгновенного всплеска эмоций в рядах фолловеров. Эта формальная, внешняя «объективированность» цифровой реальности постепенно удаляет ее от личности, превращая в самозамкнутую систему, в которой преобразующая, а не фиксирующая (псевдо)-мысль не находит отклика, не получает ответа, не изменяет ничего (ей на смену приходит другая, чужая, и вновь на короткое время – чьи-то личности, стоящие за этими вспышками, превращаются в механических клонов самих себя в обезличенном пространстве).

Неумолимость и необратимость информационного времени приводит к отсутствию памяти внутри системы. Быстрое забывание не есть следствие ускоряющихся процессов – это проявление бездушия системы, которой априори «все равно». В этом смысле «звезда ютьюба», какими бы саморазоблачительными и постыдными ни были ее поступки на экранах компьютеров, спустя несколько лет может все-таки «обновить биографию». Налицо темпорологический разрыв между все медленнее думающим человеком и все более ускоряющимся информационным потоком, между человеком, умеющим забывать, и неумолимо все помнящей механикой. Упрямая ре-объективация времени в информационном обществе бросает вызов свойству мышления, способному останавливать время, разрушать границы, создавать новые миры. В результате в информационном обществе разворачивается причудливая, оруэлловская «война наоборот». Что победит – бессмысленность механических систем или безынициативность человека?

Презрение к человеку, питающее эту парадигму цифрового гедонизма, покоится на высокомерной уверенности идеологов-технократов, что праздность и отсутствие усилий есть тайная или явная цель любого человека. И именно в этой связи вычислительные системы берут на себя функции управления «умными вещами», интернетом вещей, оставляя людей в состоянии глуповатых школяров, неспособных к настоящему научению. Биг дата в полном соответствии с неклассическими принципами эпистемологии вновь и вновь подтверждают эту нехитрую этическую предпосылку.

Однако проблема состоит в том, что труд, в отличие от понимания его апологетами информационного общества, не исчерпывается лишь одними монотонными усилиями и бесконечной, стадной усталостью робота-человека. Он является еще и наградой, и феноменальным эстетическим полем, в котором разворачивается поистине нравственная картина становления человеческого Я. Именно труд как самоцель может стать новой этической опорой для приведения сознания «в порядок» после многочисленных экспериментов над ним со стороны политических и военных манипуляторов.

Надежда на это есть. Человеческое сознание уже многократно пробовало на себе самые совершенные, самые бездушные эксперименты, призванные, казалось бы, навсегда загнать личность в прокрустово ложе идеологий (и технологий). ХХ век изобилует такими сюжетами: от изощренных приемов нацистской пропаганды в первой половине столетия до клонирования миллиардов людей с помощью телевидения в конце второго тысячелетия. Однако эпоха техно-тоталитаризма в любых своих проявлениях вновь и вновь показывала свою недолговечность, вызывая недоуменное вопрошание потомков: как такое было возможно? Сознание вновь и вновь демонстрирует свою непросчитываемость и непредсказуемость. Современные методы математического моделирования, вероятно, в состоянии сегодня учесть значительную часть самых замысловатых и неожиданных векторов развития. Однако абсолютной формулы, очевидно, изобрести не удастся в принципе: Ахиллес, как бы ни строили прогнозы технократы, вряд ли в состоянии догнать черепаху.

Список литературы

1. Левин Я. Интернет как оружие. Что скрывают Google, Tor и ЦРУ. – М.: Индивидуум, 2019. – 360 с.

2. Уэбстер Ф. Теории информационного общества. – М.: Аспект Пресс, 2004. – 400 с.

3. Мамардашвили М. К. Беседы о мышлении. – М.: Фонд Мераба Мамардашвили, 2015. – 816 с.

4. Стивен-Давидовиц С. Все лгут. Поисковики, Big Data и Интернет знают о вас все. – М.: Эксмо, 2019. – 384 c.

5. Бодрийяр Ж. В тени молчаливого большинства, или Конец социального. – Екатеринбург: УрГУ, 2000. – 96 с.

6. Пацлаф Р. Застывший взгляд. – М.: Evidentis, 2003. – 224 c.

7. Греф предложил «убивать» экзамены // Новые Известия. – [Электронный ресурс]. – Режим доступа: https://newizv.ru/news/society/07-09-2019/gref-prodolzhil-ubivat-ekzameny?ind=801 (дата обращения 27.09.2019).

References

1. Levine Y. SurveillanceValley. The Secret Military History of the Internet [Internet kak oruzhie. Chto skryvayut Google, Tor i TsRU]. Moscow, Individuum, 2019, 360 p.

2. Webster F. Theories of the Information Society [Teorii informatsionnogo obschestva]. Moscow, Aspekt Press, 2004, 400 p.

3. Mamardashvili M. K. Conversations about Thinking [Besedy o myshlenii]. Moscow, Fond Meraba Mamardashvili, 2015, 816 p.

4. Stephens-Davidiwitz S. Everybody Lies: Big Data, New Data, and What the Internet Can Tell us about Who We Really Are [Vse lgut. Poiskoviki, Big Data i Internet znayut o vas vse]. Moscow, Eksmo, 2019, 384 p.

5. Baudrillard J. A l`ombre des majorites silensieuses, ou la fin du social [V teni molchalivogo bolshinstva, ili Konets sotsialnogo]. Ekaterinburg, UrGU, 2000, 96 p.

6. Patzlaff R. Der gefrorene Blick. Physiologische Wirkungen des Fernsehens und die Entwicklung des Kindes [Zastyvshiy vzglyad]. Moscow, Evidentis, 2003, 224 p.

7. Gref Proposed to ‘Kill’ Exams [Gref predlozhil “ubivat” ekzameny]. Available at: https://newizv.ru/news/society/07-09-2019/gref-prodolzhil-ubivat-ekzameny?ind=801 (accessed 27 September 2019).

Ссылка на статью:
Фортунатов А. Н. Цифровая толпа и цифровой гедонизм: постбытийность информационного общества // Философия и гуманитарные науки в информационном обществе. – 2019. – № 4. – С. 44–52. URL: http://fikio.ru/?p=3774.