УДК 008:392:930.85(470.2)
Карпов Александр Владимирович – Негосударственное образовательное учреждение высшего профессионального образования «Санкт-Петербургский Гуманитарный университет профсоюзов», кафедра искусствоведения, и.о. зав. кафедрой, кандидат культурологии, доцент.
E-mail: KarpovAV@gup.ru.
192238, Россия, Санкт-Петербург, улица Фучика, 15, ауд. 419,
тел.: +7(812) 268-70-64.
Авторское резюме
Статья посвящена феномену революционной повседневности. Революционная повседневность понимается как определенный тип культуры и форма общественного сознания и самосознания. Статья построена на основе материалов петроградской прессы октября 1917 года.
Ключевые слова: Петроград; революционная культура; революционная повседневность; Октябрьский переворот.
Turn Back Time: Revolutionary Culture as Everyday Life
Karpov Aleksandr Vladimirovich – Saint Petersburg University of Humanities and Social Sciences, Department of Theory and History of Art, Head of the Department, Ph. D. in Culture Studies, docent.
E-mail: KarpovAV@gup.ru.
192238, Russia, Saint Petersburg, 15, Fuchika st.,
tel: 8 (812) 268 70 64.
Abstract
The article is devoted to the phenomenon of the revolutionary everyday life. Revolutionary everyday life is understood as a specific type of culture and form of public consciousness and self-consciousness. Article is written based on materials of the Petrograd press October 1917.
Keywords: Petrograd; revolutionary culture; revolutionary daily; October revolution.
«Что быть могло, но стать не возмогло»
Н. М. Карамзин
Революционная повседневность как она есть
В самый разгар перестройки замечательным ленинградским историком Виталием Старцевым в журнале «Коммунист» была опубликована немыслимая ранее, но весьма созвучная перестроечной романтике, статья об альтернативах Октября 1917 года. Историк предложил своим читателям мысленный эксперимент – прочесть статьи российских газет осени-зимы 1917 года, в которых говорилось о торжественном открытии Учредительного собрания, однородном социалистическом правительстве, перемирии с немцами, расколе в партии большевиков, выходе Ленина и Троцкого из РСДРП (б), предотвращении гражданской войны и прочих «чудесах» альтернативной истории. «Вы правы, – говорит Старцев потрясенным читателям, – это, конечно, фантазия, но основывающаяся на фактах, которые могли произойти, если допустить, что ход событий в октябре 1917 года пошел по другому пути» [32, c. 97].
В.И. Старцев писал о фактах политической жизни 1917 года, которые могли бы привести к иной исторической реальности, нежели той, которая нынче нам хорошо известна. Повернуть время вспять – пусть даже в нашей фантазии – по силам не только, а быть может и не столько сфере политической жизни, сколько сфере повседневности, в которой порой и не найти отголосков революционных метаморфоз.
В современных социально-гуманитарных исследованиях повседневность определяется как характеристика рутинной части жизни человека, которая в силу своей обыденности, тривиальности, утилитарности, внесобытийности остается практически незамеченной самим человеком и сознанием, как правило, не фиксируется. Повседневность противопоставляется либо празднику; либо торжественным, ритуальным, неутилитарным формам поведения; либо нерутинизированным сферам жизни общества; либо художественному, научному, религиозному опыту или же теоретическому сознанию. Повседневная культура – часть нашего бытия, имеющая свой временной ритм и пространственную локализацию, социальную дифференциацию и психологическую мотивацию [5, 29, 31].
В самом словосочетании «революционная повседневность», используемом в статье, содержится некий парадокс. Повседневность – это то, что обыденно, постоянно, каждодневно. Революционность – это сверхординарная событийность, ломающая привычный бег нити истории. Октябрьский переворот знаменовал собой радикальную смену социальных, культурных и, прежде всего, психологических координат. В основе революционной трансформации лежали идеи изменения не только государственного устройства, экономической системы, но и культурных норм, ценностных ориентаций, образцов поведения, моделей мышления. Неудивительно, что сфера повседневной культуры становилась своеобразным зеркалом социальных и культурных изменений, отражая в себе борьбу революционных и традиционных смыслов. Исследователи, характеризуя сломанный чрезвычайными обстоятельствами уклад жизни, именуют его «экстремальной повседневностью» [31, с. 113], когда аномалия становится обыденностью.
Весь 1917 год прошел для обывателя под знаком революционных потрясений. Такой плотности политических событий, многие из которых могли значительно изменить вектор социального развития, российская история прежде не знала. Падение монархии и трехсотлетней правящей династии, кризисы Временного правительства, июльское выступление большевиков, августовское наступление Корнилова, подготовка к выборам в Учредительное собрание, параллельное существование двух систем власти – Правительства и Советов, расследование в отношении царского правительства и дело «большевиков – немецких шпионов», постоянные митинги и демонстрации…
Все это происходило на фоне жесточайшей, и казалось, неостановимой, войны и резкой радикализации массового сознания. Неудивительно, что сфера повседневности становилось территорией революционных стихий. С другой стороны, рядовой обыватель, стремясь спастись от «разгулявшихся и расплясавшихся бесов» (М. Волошин) анархии и беспорядка, мечтал найти приют в «крепости» своей повседневности. И, действительно, многие события в повседневной жизни горожан отнюдь не указывали на грядущую революцию.
Но вот парадокс. При всей детальной изученности – буквально час за часом – событий революционного переворота в октябре 1917 в Петрограде, повседневная жизнь горожан в предреволюционные дни оставалась, за некоторым исключением, длительное время вне сферы исследовательских интересов [59]. Английский историк Э. Свифт, объясняя преимущественный интерес специалистов к политическим аспектам революционной эпохи, а не к событиям культурной жизни, пишет о нескольких причинах. Во-первых, изучение культурной жизни вряд ли способно объяснить падение Временного правительства и захват власти большевиками. Во-вторых, кратковременность данного периода затрудняет изучение культурной жизни; культурные изменения происходят намного медленнее, чем политические и их сложнее оценить [49, c. 394]. В принципе, эти соображения вполне применимы и к сфере повседневной культуры, к сфере еще более консервативной, чем мир искусства или культурная политика.
Каков же был повседневный фон революционных событий? Рассмотрим различные аспекты повседневного бытия Петрограда октября 1917 (продовольствие и торговля, мир криминала и мир искусства, досуг и развлечения, слухи и политика), понимая повседневность как достаточно замкнутую и обособленную систему. С другой стороны, будем исходить из того, что сама возможность существования повседневности обусловлена ее взаимодействием с другими мирами бытия, а ее автономность исторически детерминирована.
«Гоните рублики – купите бублики»
К осени 1917 года Временным правительством так и не был ликвидирован продовольственный кризис. Хлеб еще с марта распространялся по карточкам. С октября все жители получали по 0, 5 фунта хлеба по основной карточке, рабочие «тяжелого физического труда» имели сверх того дополнительную карточку еще на полфунта [43, 53]. Карточная система распространялась на основные виды продовольственных товаров. Обычным явлением стали очереди и спекуляция, в том числе продовольственными карточками. «Петроград – город обреченный, как по продовольствию, так и по топливу», – констатировал один из городских чиновников в октябре 1917 [41].
Власти пытались ограничить уровень оптовых и розничных цен на основные виды продовольствия, стремясь сохранить покупательную способность горожан. Например, в начале октября 1917 года Петроградская Городская дума приняла постановление, согласно которому устанавливались оптовые и розничные цены на сметану и творог. Сметану следовало продавать не более 70 рублей за пуд (опт) и 2 рублей за фунт (розница); творог – 35 рублей и 1 рубль соответственно [37]. Тем не менее, такие меры лишь провоцировали инфляцию (с февраля по август она составила 300%), дефицит, очереди, спекуляцию, подделку товаров и т.п. «Петроградский листок» сообщал 17 октября: «В виду почти полного отсутствия чая, кофе и др. <…> появилось много каких-то неопределенных личностей, продающих эти продукты из-под полы <…>. В лучшем случае чай <…> оказывается брусничным листом, а кофе – толчеными желудями» [48]. Впрочем, иногда случались и маленькие радости: в октябре город оказался завален яблоками. «Яблоки дороги», – отмечала одна из городских газет, но публика «усердно раскупает фрукты» [61].
Покупательная способность рубля упала до 6 – 7 копеек по сравнению с довоенным уровнем. Доверия к новым деньгам, в особенности к казначейским знакам достоинством 20 и 40 рублей, выпущенных Временным правительством, у населения не было. Иногда нелюбовь к «керенкам» – так прозвали эти купюры – приводила к курьезным случаям. Так, 22 октября в ресторане «Малоярославец», что на Большой Морской, один из посетителей, уплатив за обед сторублевой купюрой, отказался принимать сдачу казначейскими знаками, выражая, таким образом, по его же собственным словам, неуважение к Правительству [54]. Тем не менее, в октябре 1917 в Петрограде, как впрочем, и в другие времена, за деньги можно было достать все, что угодно [42].
Несмотря на продовольственный и товарный дефицит, деловая и торговая жизнь города не прекращалась ни на минуту. К продаже предлагалось все – от модных мехов и обстановок квартир до обувных подметок и дамских шляпок. Обратимся к октябрьским газетам. Газета «Петроградский листок» поместила объявления под заголовком «Барская квартирка», в котором к продаже предлагалась «обстановка на 4 комнаты <…> цена 12 тыс. рублей. Маклаков просьба не беспокоится. Ул. Гоголя, д.16, кв.18» [38, с. 1]. Не только любители «барских квартирок» могли «по случаю» приобрести престижные товары, но и поклонники «живого товара» имели «счастливую возможность» сделать «выгодную покупку»: «Настоящим товарищество “Проводник” объявляет, что 11 сего октября в 12 часов дня имеет состояться аукцион лошадей всего на 40 голов…»; 15 октября аукцион по продаже лошадей проводила Городская Аукционная камера на Конной площади [47; 38, c. 6]. В день переворота, согласно газетным объявлениям, можно было купить партию копченой свинины, черносмородиновое варенье в банках и бочках, шубу мужскую за 3000 рублей, револьвер системы «кольт» 45 калибра; воспользоваться услугами юриста, акушерки, учителя танцев; устроится на работу электромонтером, посудомойкой, кочегаром, няней, прислугой…[40, с. 6].
Не останавливал свою работу и крупный бизнес, пытаясь удержаться на плаву в пучине революционной стихии. «Вестник Временного правительства» сообщал в октябре: «Правление акционерного общества Ольховских золотых рудников осведомляет гг. акционеров, что вторичное общее собрание, назначенное на 15-е октября сего года, переносится на воскресенье 5-го ноября в 12 часов дня…» [47]. Неизвестно, состоялось ли общее собрание акционеров золотых рудников пятого ноября, но в любом случае это было уже другое время и другая страна.
Город – транспорт – пешеход
Основным видом транспорта в городе осенью 1917 были трамвай и извозчики. Конка закрылась еще в начале сентября из-за отсутствия фуража и истощения лошадей. Билет на трамвай с середины октября стоил 20 копеек для «обычных» пассажиров и 5 копеек для солдат [16]; трамвайное движение заканчивалось к 22 часам. Меры властей по повышению цены проезда (до октября проезд стоил 15 копеек и был бесплатным для солдат) активно обсуждались населением и прессой. В первый день было зарегистрировано несколько столкновений солдат с кондукторами, ибо солдаты поначалу отказывались платить «пятачок» за проезд: «Пускай буржуи платят!». Тем не менее, чиновники с удовлетворением отмечали, что «трамвайная выручка заметно поднялась», а «количество солдатских проездов значительно сократилась». В частности, газеты сообщали, что «ежедневная выручка достигла 198 тыс. рублей (раньше 150-160 тыс.), в том числе и от солдат 10 тыс. рублей», а в самих трамваях «нет обычной тесноты и давки» [52, 15, 26, 55].
К октябрю 1917 года около 40 % вагонов стояли в парках из-за недостатка рабочей силы и запчастей [49, с. 413-414]. Тем не менее, трамвай воспринимался горожанами как символ стабильности повседневной жизни. Слухи об отмене трамвайного движения всегда вызывали тревогу; например, в преддверии 20 октября, когда, опять-таки по слухам, ожидалось выступление большевиков. Однако, как сообщает репортер «Петроградского листка», первый трамвай, который «подошел к вокзалу, рассеял страхи…» [1].
Сыграл свою роль петроградский трамвай и в истории третьей русской революции. П. Д. Мальков – матрос-большевик с революционного крейсера «Диана», затем комендант Кремля – вспоминал, как брал 25 октября телефонную станцию на Почтовой улице. «Время терять нельзя, до станции далеко, машины нет. Что делать? Видим, трамвай идет. Мы его остановили, публику высадили, и ребята сели в вагон. Народ, что ехал в трамвае, шумит. Ну, да нам некогда было разговаривать. Стал я рядом с вагоновожатым и говорю: “Вези в Петропавловскую крепость!” Он и поехал. Стрелки переводили мы сами. Доехали до крепости, взяли там пушку, прицепили к трамваю и двинулись на Почтовую, где помещалась телефонная станция. Едем – орудие сзади по мостовой гремит…» [6, с. 56]. Абсурдистскую картину бытия трамвая в пространстве революционного города, органично дополняет эпизод 24 октября, кода Ленин в сопровождении Рахья добирался из конспиративной квартиры Фофановой в Смольный в полупустом трамвае. По пути нетерпеливый Ильич засыпал вагоновожатую вопросами о последних политических событиях. Обнаружив, что она придерживается левых убеждений, Ленин начал рассказывать ей, как надо делать революцию [44, с. 332].
Несмотря на безрадостное настоящее и неопределенное будущего, городские власти разрабатывали различные проекты организации пассажирских и грузовых перевозок. В частности, сообщалось о планах городской управы выписать из Америки для этих целей до 500 грузовиков, 2000 таксомоторов и около 200 автобусов [14].
«Криминальная столица»
Криминальная ситуация в Петрограде оставалась напряженной в течение всего 1917 года. Осенью грабежи под видом обысков (в отчетах сообщалось о группах вооруженных людей, проводящих обыски и не обращающих никакого внимания на милицию [9]), дополнялись откровенными ограблениями, хулиганством, воровством. Только за одну ночь с 4 на 5 октября было совершено 250 разбойных нападений на квартиры и магазины, а неделю спустя всего за двое суток было зарегистрировано 800 краж и грабежей. Это, конечно, сверхординарные цифры. Но и в другие дни октября 1917 сухая статистика рисует безрадостную картину. Например, 17 октября было зарегистрировано «около 60 разгромов, краж, прошедших для воров совершенно безнаказанно. Общая сумма похищенного превышает 200 000 рублей» [49, с. 415; 34, с. 39; 60]. Предприимчивые граждане и фирмы быстро откликнулись на актуальную проблему выживания в преступном окружении, вооружившись последними достижениями технического прогресса. В городских газетах появились объявления, рекламирующие новинки безопасности частной жизни: «Если хотите предохранить себя от громил, звоните в 5 часов вечера 583-70, Морозов. Тайная электрическая сигнализация, приборы-смерти и автоэлектрические замки» [39].
Криминальный бизнес революционной эпохи порождал невиданные ранее формы «предпринимательства». На петроградском железнодорожном узле появилась специфическая прослойка воровского мира – «спиртососы» – люди, сделавшие своим промыслом слив и продажу спирта из железнодорожных цистерн. «Спиртовой бизнес» был выгодным делом, особенно в результате ограничений, введенных властями на приобретение «огненной воды». В частности, в Кронштадте в целях «борьбы с увеличившимся пьянством» Исполнительный комитет объявил «все удостоверения и карточки на право получения денатурата недействительными» [7].
В столичных кафе богато торговали кокаином. Кокаин был не только модным способом проведения досуга, но и средством совершения преступлений. Так, 18 октября компания веселых молодых людей нанесла визит в притон, содержательницей которого была некая Петрова. Поразив хозяйку своей щедростью и любезностью, молодые люди подсыпали в вино кокаин, и «когда хозяйка и девицы впали в бесчувственное состояние, они принялись за грабеж». Результаты оказались ужасны – две девушки скончались, дворник, пытавшийся преградить путь налетчикам, был ранен; сама же владелица притона оказалась без драгоценностей и 10 тыс. рублей [56].
Характер азартных игр приобрел размах эпидемии [49, с. 415]. Одна из столичных газет писала: «Никогда еще не было такой безумной игры как теперь. Никогда еще не было столько официальных, полуофициальных и неофициальных притонов, называемых клубами» [цит. по: 49, с. 415].
Преступному миру противостоял слабооруженный 6-тысячный отряд милиции, на две трети состоявший из солдат [4; 34, с. 38-42]. Милиция не имела какой-либо определенной форменной одежды, проект которой обсуждался на протяжении года. Единственным знаком отличия была нарукавная повязка с буквами «Г.М.». В октябре 1917 за десять дней до переворота «Петроградский листок» публикует описание новой форменной одежды для милиции: «темно-синий однобортный мундир, брюки навыпуск черного цвета, шинель матросского образца с белыми пуговицами и фуражка образца фуражки революционного морского офицера с гербом г. Петрограда» [4]. Причем в новую форму милицию предполагалось одеть через две недели. Петроградская милиция новой формы так и не дождалась, на пошив не хватало сукна, а революционный переворот породил иную униформу, ставшую символом карательной политики большевистского государства – кожанку. Благо, что старых запасов этого вида одежды хватало. Как сообщала газета «Коммерсант» в своем рекламном объявлении за несколько дней до переворота: «Кожаные куртки на фланели, вате и мех, поставки в казенные и частные учреждения предлагает Торговый дом <…> “Е. Ольденбург и К”» [47].
Между тем сама милиция все чаще становилась объектом нападения со стороны хулиганов. Особенно часто о подобных инцидентах сообщалось в первой половине октября. Так, например, на Железноводской улице при попытке разогнать пьяную толпу был избит милиционер; в Рождественском районе милиционер избит пьяными солдатами, которые вели погромную агитацию. В Александро-Невском районе трое милиционеров, доставивших дезертиров в военную комендатуру, подверглись нападению со стороны караульных, подстрекаемых пьяным начальником караула. На Парголовской улице около 20 хулиганов напали на милиционера и, связав его, заставляли три часа лаять по-собачьи. На Лиговском проспекте произошло столкновение между матросами и милицией, которое закончилось перестрелкой и т.д. [23; 46; 34, с. 43].
В октябре в городе ожидались забастовки милиции, недовольной своим положением (в том числе материальным); дворников (требовали увеличения жалованья) и извозчиков (причина – «голодовка и мор несчастных лошадей»). Забастовки были отменены в самый последний момент [4; 19; 25; 29].
«Искусство должно принадлежать народу!»
Осенью 1917 года у горожан проявился своеобразный интерес к произведениям современных художников. Художественный рынок столицы был весьма оживлен, причем как легальный (в Петрограде в 1917 году насчитывалось 7 аукционных залов и несколько десятков антикварных и художественных магазинов), так и теневой. Происходила энергичная распродажа владельцами особняков и усадеб произведений искусства, регулярно устраивались аукционы картин и декоративно-прикладного искусства, мебели. Часто аукционы проходили в частных домах «по случаю отъезда» и «по случаю эвакуации». В городских газетах было множество объявлений о грядущих продажах [30, с. 177-178].
Характерной чертой культурной жизни Петрограда стало появление различных общественных организаций в сфере искусства и культуры от Союза Деятелей искусств до Лиги русской культуры. За неделю до переворота 16, 17 и 19 октября состоялась первая Петроградская конференция пролетарских культурно-просветительных организаций. Инициаторами созыва конференции были петроградские профсоюзы. Оргбюро конференции выступило с воззванием, в котором говорилось, что просвещение и творчество в науке и в искусстве – это «неотъемлемая сторона всякого мощного общественного движения, всякой революции». В общей резолюции, предложенной Луначарским, были определены задачи общественного движения за «пролетарскую культуру». В резолюции отмечалось, что «как в науке, так и в искусстве пролетариат проявит самостоятельное творчество, но для этого он должен овладеть всем культурным достоянием прошлого и настоящего» [13, с. 50]. Эта конференция положила начало формированию самого массового социально-культурного движения революционной эпохи – Пролеткульту. Будущий нарком просвещения Луначарский был активным участником этой конференции, формулируя ее ключевые резолюции. В письме жене 18 октября в Швейцарию он сообщал: «Страшно занят, потому что идет моя конференция, мое детище, первая основа социалистической культурной организации». И далее: «Прежде всего, о маленьком несчастье. Вскакивая на трамвай, я упал и довольно сильно расшибся: хожу с распухшим и ободранным носом. Вся эстетика пропала окончательно» [18].
Среди культурных институций более всего революционными переменами был затронут театр. Политика властно вторгалась в сферу театрального творчества [50]. Неотъемлемой частью петроградской театральной жизни стали «митинги-концерты» и «митинги-спектакли». Помещения театров и иных зрительных учреждений становились местом политической агитации. Например, 24 октября солдаты гарнизона Петропавловской крепости, когда им надоело митинговать на плацу по поводу перехода гарнизона на сторону ВРК, переместились в находящееся недалеко помещение цирка «Модерн», ставшего к этому времени основной сценой большевистской пропаганды. Один из участников митинга вспоминал впоследствии: «В 8 часов вечера (митинг начался в полдень – А.К.) в крайне напряженной атмосфере вопрос был поставлен на голосование <…>. Все кто был за ВРК переходят на левую сторону, а его противники на правую. С криками «ура» подавляющее большинство солдат бросается влево» [цит. по: 44, с. 305].
В 1917 году в театр пришла иная публика, ранее допускавшаяся лишь на галерку, далекая от культуры и не знавшая и желавшая знать нормы поведения в театре. Порой публика пыталась сорвать спектакль, противный их политическим настроениям. Солдаты протестовали против дивертисментов, в которых актеры пели сатирические куплеты против Ленина. Были, правда, и случаи противоположного характера. В октябре группа неизвестных во время исполнения сатирической пьески про императорскую семью «Царские грешки» поднялась на сцену и потребовала немедленно снять пьесу с репертуара, а от администрации театра (это был «Троицкий фарс» А.С. Полонского) и актера – публичного извинения. Отказавшегося извиняться артиста вызвали на дуэль. Он покинул Петроград, опасаясь за свою жизнь [2, с. 313-314; 50, с. 395-398].
Революционные события преломлялись в коммерческих театрах в фарсы типа «Крах торгового дома Романов и К», «Царские холопы», «Веселые дни Распутина» и других им подобных развлекательных спектаклей с элементами политической сатиры и эротики, благо Февральская революция смела институт цензуры. В октябре в «Невском фарсе» (Невский, 56) демонстрировали спектакль «Две Леды»; в «Троицком фарсе» (Троицкая ул., 13) – «В морских купальнях». Обозреватель «Петроградского листка» Н. Шебуев, отмечая расцвет фривольных спектаклей на городских сценах, писал: «так не хочется ворошить эти обыденные противные революционные будни <…>. Хочется забыться. <…> Отвлечься хотя бы “Любовью в ванне”» [57].
Наиболее же престижные «старые» театры следовали сложившемуся «классическому» репертуару, словно стремясь не замечать произошедших перемен. В целом же, театральная культура характеризовалась взрывом интереса к коммерческому и массовому самодеятельному массовому театру, как к источнику прежде всего развлечения, а не просвещения [50]. Среди таких коммерческих спектаклей – один из «хитов» октября 1917 – «Ленин и К». Как сообщал еженедельник «Театр и жизнь», анонсируя действо: «Политический шарж в 1 действии из жизни большевиков. 2 мужские и 2 женские роли. Цена 1 руб. 50 коп. Петроград, Литейный, 49» [47].
К октябрю 1917 многие музеи перешли на сокращенный рабочий день, ряд музеев из-за недостатка посетителей закрылся. Часть музейных экспонатов из Русского музея и Эрмитажа было решено эвакуировать в виду угрозы возможного немецкого наступления. Эвакуировались не только художественные ценности, но и учреждения государственной власти, что газетчиками было метко названо «великим переселением чиновников» [36]. Как всегда, спрос рождает предложение – газеты запестрели объявлениями следующего содержания: «Ящики для эвакуации делаю всех размеров…» [38, с. 6].
В отличие от пустующих музеев бесперебойно работали столичные кинотеатры – осенью 1917 их насчитывалось свыше 300. Наиболее любимыми были драмы и уголовно-приключенческий жанр, фарсы и водевили. В день октябрьского переворота «в работе кинемо, особенно собирающих публику улиц, никакого перерыва не было», – отмечал «Петроградский листок» [49, с. 419].
«Ходят слухи…»
Петроградские газеты октября 1917 обрушивали на умы и души горожан лавины политической информации, касавшиеся, в том числе и грядущего большевистского переворота. «В Петрограде только сейчас и разговоров, что о выступлении большевиков», – лейтмотив многих газетных заметок и статей тех дней [10]. Ходили слухи о точной дате 20 октября. Накануне и в этот день жители «бежали» из города, а движение из пригородов в столицу прекратилось. Чиновники, получавшие жалованье именно 20 числа, требовали его выплат заранее [49, с. 419]. Слухи о грядущем большевистском путче перемежались со слухами о скором немецком наступлении. Что было страшнее, никто не знал. Как отмечал в своем дневнике В. И. Вернадский, передавая настроение обывателей: они «готовы “радостно” встретить немцев. Своих боятся больше» [8, с. 12].
20 октября город прожил в ожидании переворота. 21 октября «Петроградский листок» опубликовал большой обзор, ушедшему дню, когда ожидавшийся переворот (пока еще) не совершился. Итак, власти заверяли, что «приняты необходимые меры безопасности», «задержано 46 профессиональных громил, прибывших в Петроград на выступление большевиков», и, наконец, что «напали на след Ленина». В этот дет, как обычно, работали магазины, хотя очередей не было – «хозяйки заблаговременно сделали запасы»; работали банки, но клиентов почти не было. Чиновники, по свидетельству газеты, еще накануне «заявили начальству о своем недомогании». Ожидание переворота сказалось и на внешнем облике горожан – политический контекст предопределил особенности одежды: «На улице кидалось в глаза то, что мужчины были в картузах, а не шляпах, женщины в платках, а не шляпках. По понятиям большевика шляпы носит буржуазия» [17]. Эмоционально-психологическое напряжение горожан в этот день было столь велико, что любое отклонение от привычного воспринималось как свидетельство переворота. Обозреватель «Петроградского листка» писал, что принял звуки выбиваемых ковров за выстрелы: «Вошел быт. Прилетел на ковре-самолете. Стало совестно…» [58].
Небольшевистские и непартийные газеты призывали большевиков одуматься. Но, увы: «Ленин упорен и неумолим. Дружеские предостережения ему не помогают. В Петрограде снова запахло порохом», – констатировала газета «Современное слово» 12 октября. Ей вторил автор заметки в «Рабочем пути»: «То, что сейчас вытворяют большевики поистине беспримерно в истории двух революций <…>. Вместо той свободы, которые они обещают, получится самая свирепая реакция» [47]. «Петроградский листок» называл Ленина «фельдмаршалом русской разрухи», поднимающего «длани, благословляющие гражданскую войну»; в другой статье в этом же номере газеты обозреватель пророчески замечал, что Россия долго будет помнить «весь сброд, присланный нам из Германии, вот главе с Лениным» [11; 22].
18 октября в «Новой жизни» публикуется известное письмо Каменева, в котором тот выступает против инициативы своей партии о вооруженном перевороте: «Ввиду усиленного обсуждения вопроса о выступлении я и тов. Зиновьев обратились к крупнейшим организациям нашей партии в Петрограде, Москве и Финляндии с письмом, в котором решительно высказались против того, чтобы партия наша брала на себя инициативу каких-либо вооруженных выступлений в ближайшие дни» [27].
С другой стороны, правительственные и околоправительственные источники стремились внести упокоение в народные массы, как до 20 октября, так и после. Одна из городских газет отмечала, что в правительственных кругах не придают серьезного значения циркулирующим в городе слухам о готовящемся на 20 октября выступлении большевиков. Между тем, отмечает газета, министр юстиции «продолжает давать распоряжения об освобождении большевиков из заключения. 11 октября освобожден из «Крестов» под залог в 3000 рублей кронштадтский большевик Раскольников…» [47]. Сам же министр внутренних дел А. М. Никитин в интервью «Петроградскому листку», опубликованному 13 октября, утверждал, что «слухи о выступлении 20 октября большевиков не имеют под собой никакой почвы» [33]. Спустя десять дней министр вновь убеждал общественность в интервью «Коммерсанту», что большевики не выступят «за неделю до Учредительного собрания» [47]. Иные, как например, бывший министр иностранных дел Временного правительства, П. Н. Милюков, заранее обрекали большевистское выступление на неудачу: «Временное правительEverydayство должно, в случае выступления большевиков, раз и навсегда покончить с ними» [цит. по: 49, с. 418].
Пресса призывала власти к энергичным действиям по наведению порядка. Власти через прессу сообщали, что «предварительное следствие по делу большевиков закончено и материалы передаются прокурору для составления обвинительного заключения» [47]; прокурору судебной палаты предписано министром юстиции П. Н. Малянтовичем «сделать немедленное распоряжении об аресте Ленина» [45].
Кстати, фамилия «Ленин» достаточно часто встречалась в эти дни на страницах петроградской прессы. Вот, полковой комитет одной из петроградских воинских частей требует «принять самые решительные меры» к аресту Ленина [51]. Или еще – газета публикует результаты расследования о месте жительства Ленина. «Ульянов (Ленин) не значится проживающим в Петрограде. Значит, указанный им адрес или вымышлен, или Ленин живет в Петрограде без прописки» [12].
«Революция, о которой так долго говорили…»
Лишь 24 октября Керенский заявил, что в его распоряжении «находятся бесспорные доказательства организации Лениным и его сотрудниками восстания против Революционного правительства» [28, с. 170-171]. 24 же вечером Ленин на конспиративной квартире Фофановой (Сердобольская ул., где он жил «без прописки») пишет свое известное: «Взятие власти есть дело восстания; его политическая цель выяснится после взятия. <…> Промедление в выступлении смерти подобно!» [32].
К середине дня 24 октября, когда разнеслась весть о разведении мостов через Неву, учащиеся начальных и средних школ и служащие государственных учреждений были распущены по домам, банки и магазины в центральной части города были закрыты, а движение трамваев ограничено. И все же на улицах было спокойно. Вечером празднично одетая публика прогуливалась по Невскому проспекту, где проститутки продолжали свой обычный промысел. Рестораны, казино и кинотеатры работали как обычно, хотя количество посетителей уменьшилось; по расписанию шла возобновленная Мейерхольдом постановка пьесы Алексея Толстого «Смерть Иоанна Грозного» в Александринке и опера «Борис Годунов» в Мариинке. «Такая обстановка, – отмечает американский историк А. Рабинович, – значительно дезориентировала население, ожидавшее большевистского выступления, придавая чувство нереальности решающим событиям» [44, с. 320].
25 октября глава петроградской милиции Н. В. Иванов получает от Временного правительства предписание арестовать членов Военно-революционного комитета. Однако никаких действенных мер милиция не принимает, ибо она, как показывают современные исследования, не являлась политической опорой Временному правительству [34, с. 46]. Иванов, получив ордер, молча спрятал его в свой портфель. По свидетельству мемуариста в управлении началось обычное чаепитие [34, с. 47].
Свои последние дни доживала независимая пресса. 25 октября газеты писали о «мятеже большевиков», о гражданской войне, провоцируемой большевиками, о пулеметах, доставляемых в Смольный, об «огромном количестве лимузинов у нашего пролетариата» [35]. Вскоре после переворота большевики закроют многие как партийные, так и непартийные издания, объявив их контрреволюционными и издав специальный декрет.
Однако еще до переворота редакции некоторых газет и журналов были разогнаны не в меру революционными матросами. Уже упоминавшийся нами Мальков впоследствии воспоминал утро 25 октября 1917 года: «В Питере издавалась газета «Биржевые ведомости» <…>. Гнусная газетка. Всякую клевету по адресу большевиков и балтийских матросов печатала. <…> Вспомнил я про «Биржевку», <…> и поехал на минный заградитель «Амур». Взял там 8 моряков, и мы отправились закрывать «Биржевку». Подъезжаем к редакции. Ребята у входа стали – никому ни войти, ни выйти не дают. <…> Разогнали мы редакцию «Биржевки», а рядом, в том же здании, журнала «Огонек» помещение. Тоже поганый журнал был. Мы заодно и его закрыли» [6, с. 56].
Весь день 25 октября ожидался штурм Зимнего, который никак не мог начаться: сроки все переносились и переносились – полдень, три часа дня, шесть часов… Один из участников «штурма» вспоминал свое нетерпение: «хочется бросить все и лететь туда к ним (в ВРК – А.К.), чтобы ускорить этот идиотский затянувшийся приступ Зимнего» [44, с. 336]. Наконец в 21.45 крейсер «Аврора» производит самый известный выстрел в истории России. Выстрел холостой. Около 11 вечера пушки Петропавловской крепости открыли настоящий огонь. Большинство снарядов с грохотом разрывается над Невой, не причинив вреда. Со стороны крепости за этим фейерверком наблюдал руководитель ВРК петроградской стороны Тарасов-Родионов: «Странная революция, – подумал он. – Рабочий Совет свергает буржуазное правительство, а мирная жизнь города ни на минуту не прекращается» [цит. по: 44, с. 343].
25 октября вечером в Народном доме (Александровский парк, 3) давали «Дон Карлоса» с участием Ф.И. Шаляпина; в Троицком театре К.А. Марджанова – «Саломею», а питерский театр с московским названием «Летучая мышь» зазывал на дивертисмент с «2 оркестрами музыки, превосходной кухней, умеренными ценами» [40, с. 1].
В ночь на 26 октября произошло то, что долгое время в официальной советской истории именовалось штурмом Зимнего. Антонов-Овсеенко вспоминал: «… вся атака дворца носила совершенно беспорядочный характер <…>. Наконец, когда удалось выяснить, что юнкеров остается уже не много, мы с Чудновским повели атакующих внутрь дворца. Юнкера при нашем входе сопротивления не оказали, и мы свободно проникли вглубь дворца в поисках Временного правительства» [цит. по: 44, с. 355].
«Штурм» Зимнего действительно произошел как-то буднично и прозаично, что и стало причиной его последующей мифологизации, ибо «величайшее событие века», «первая победоносная социальная революция» не могут принадлежать сфере обыденного.
Обратимся к воспоминаниям видного большевика Н. И. Подвойского разных лет издания. Год спустя после переворота, он писал: «как только заговорили орудия, и снаряды стали попадать в Зимний дворец, последние колебания кончились. Юнкера выбежали из-за баррикад и закричали, что сдаются. Тогда наши войска огромными массами вливаются во дворец. Здесь производится обыск, и Временное правительство, оказавшееся в одном из покоев дворца, арестовывается» [Цит. по: 3, с. 82].
В 1923 году Подвойский писал нечто иное. От фактурности варианта 1918 года не осталось и следа. «Это был героический момент революции, ужасный, кровавый, но прекрасный и незабываемый. Во тьме ночной, озаренной бледным затуманенным дымом, светом и кровавыми мечущимися молниями выстрелов, со всех прилегающих улиц, из-за ближайших углов, как грозные и зловещие тени, неслись цепи красногвардейцев, матросов, солдат, спотыкаясь, падая, снова поднимаясь, но ни на секунду не прерывая своего стремительного ураганоподобного потока <…>. Мгновенная задержка перед баррикадами и трескотня пулеметов, на мгновение заглушившие крики <…>. Упавшие тени, но уже более не поднимающиеся» [Цит. по: 3, с .82].
Повседневность завершилась. История становилась мифологией.
На следующий день горожанам оставалось лишь задавать друг другу риторический вопрос: «Как же, однако, мог произойти такой захват власти, какой немыслим в каком бы то ни было правовом государстве?» [24].
Правового государства «стать не возмогло» ни тогда, ни сейчас. «Возмогло» другое. Сухая строчка из суточных рапортов милицейских комиссариатов Петрограда за 25-26 октября 1917 года «существенных происшествий не отмечено» [34, c. 47] превратилась спустя скорое время в событие поэтической истории, запечатленное известным поэтом-гимнотворцем, согласно «букве и духу» «руководящей и направляющей» воли гегемона:
Мы видим город Петроград
В семнадцатом году:
Бежит матрос, бежит солдат,
Стреляют на ходу.
И о погоде… В этот день в Петрограде было +1 +3, сухо, к вечеру пошел дождь…
Список литературы
1. А. Т. Тревога в Белоострове // Петроградский листок. – 1917. – 15 октября. – С. 3.
2. Алянский Ю.Л. Увеселительные заведения старого Петербурга / Ю. Л. Алянский. – СПб.: Аврора, 2003. – 351 с.
3. Без ретуши: страницы советской истории в фотографиях, документах, воспоминаниях / Авт.-сост. М. П. Ирошников, Ю. Б. Шелаев. В 2-х т. Т. 1. – Л.: Лениздат, 1991. – 304 с.
4. Будет ли бастовать милиция // Петроградский листок. – 1917. – 15 октября. – C. 3.
5. Бычков В.В. Повседневность // Лексикон нонклассики / Под общ. ред. В.В. Бычкова. – М.: РОССПЭН, 2003. – 607 с.
6. В дни Октября. Сборник воспоминаний участников Октябрьской революции / Сост. В В. Каблучко. – М.: Знание, 1957. – 216 с.
7. В Кронштадте // Петроградский листок. 1917. – 15 октября. С. 3.
8. Вернадский В.И. «Придётся перейти через кризис» // Огонёк. – 1990. – № 49. – С.11 – 15.
9. Выступления красной гвардии // Петроградский листок. – 1917. – 15 октября. – С. 5.
10. Выступят ли большевики // Петроградский листок. – 1917. – 18 октября. – С. 3.
11. Выступят ли большевики // Петроградский листок. – 1917. – 20 октября. С. 2.
12. Где живет Ленин? // Петроградский листок. – 1917. – 19 октября. С .3.
13. Горбунов В. В. В. И. Ленин и Пролеткульт. – М.: Политиздат, 1974. – 239 с.
14. Городские дела // Петроградский листок. 1917. – 17 октября. – С. 4.
15. «Двугривенный» дал результаты // Петроградский листок. – 1917. – 18 октября. – С. 4.
16. 20 копеек за трамвай // Петроградский листок. – 1917. – 15 октяб-ря. – С. 4.
17. 20 октября // Петроградский листок. – 1917. – 21 октября. – С. 3.
18. «Жизнь прекрасна, жизнь трагична…»: 1917 год в письмах А.В. Луначарского А.А. Луначарской / Отв. сост: Л. Роговая; сост.: Н. Антонова [Электронный ресурс] // URL: http://az.lib.ru/l/lunacharskij_a_w/text_0050.shtml (дата обращения 10.07.2013).
19. Забастовка извозчиков // Петроградский листок. – 1917. – 14 октяб-ря. – С. 5.
20. Забастовки дворников не будет // Петроградский листок. – 1917. – 14 октября. – С. 4.
21. Ионин Л. Г. Повседневность // Культурология. ХХ век. Энциклопедия. / [Гл. ред., сост. С. Я. Левит]. В 2-х т. Т. 2. СПб.: Университетская книга, 1998. С. 122 – 123.
22. Исаев А Финансовая «политика» М. И. Скобелева // Петроградский листок. – 1917. – 20 октября. – С. 1.
23. Истязание милиционера // Петроградский листок. – 1917. – 19 ок-тября. С. 4.
24. Итоги // Петроградский листок. – 1917. – 5 (18) ноября. – С.1.
25. К забастовке извозчиков // Петроградский листок. – 1917. – 20 ок-тября. С. 3.
26. К проезду солдат на трамваях // Петроградский листок. – 1917. – 19 октября. – С. 4.
27. Каменев о «выступлении». Заявление Л.Б. Каменева в газету «Новая жизнь» 18 октября 1917 года. [Электронный ресурс] // URL: http://his95.narod.ru/doc15/d27.htm (дата обращения 10.07.2013).
28. Керенский А. Ф. Гатчина // Октябрьская революция: Мемуары. Репринт 1926 г. – М.: Орбита, 1991. – С. 169 – 202.
29. Кром М. М. Повседневность как предмет исторического исследования // История повседневности: сб. науч. ст. – СПб.: Изд-во Европейского университета; Алетейя, 2003. – С. 7 – 14.
30. Лапшин В. П. Художественная жизнь Москвы и Петрограда в 1917 году / В.П. Лапшин. – М.: Сов. Художник, 1983. – 495 с.
31. Лелеко В. Д. Пространство повседневности в европейской культуре / В.Д. Лелеко. – СПб.: СПбГУКИ, 2002. – 320 с.
32. Старцев В. И. Октябрь 1917-го: была ли альтернатива // Свободная мысль. – 2007. – № 10. – С. 96 – 107.
33. Л-нъ М. Выступят ли большевики 20 октября // Петроградский листок. – 1917. – 13 октября. – С. 2.
34. Мусаев В. И. Преступность в Петрограде в 1917 – 1921 гг. и борьба с ней / В.И. Мусаев. – СПб.: Дмитрий Буланин, 2001. – 207 с.
35. Мятеж большевиков // Петроградский листок. – 1917. – 25 октяб-ря. – С. 3.
36. Н. Великое переселение чиновников // Петроградский листок. – 1917. – 15 октября. – С. 3.
37. Обязательное постановление Петроградской Городской думы «Об установлении таксы на сметану и творог» // Петроградский листок. – 1917. – 13 октября. – С. 1.
38. [Объявления] // Петроградский листок. – 1917. – 13 октября. – С. 1, 6.
39. [Объявление] // Петроградский листок. – 1917. – 14 октября. С. 6.
40. [Объявления] // Петроградский листок. – 1917. – 25 октября. – С. 1, 6.
41. Петроград накануне голода // Петроградский листок. – 1917. – 23 октября. – С.3.
42. Петроград перед голодом // Петроградский листок. – 1917. – 15 октября. – С. 2.
43. Полфунта хлеба // Петроградский листок. – 1917. – 21 октября. – С. 5.
44. Рабинович А. Революция 1917 года в Петрограде / А. Рабинович / Пер. с англ. – 2-е изд. – М.: Весь мир, 2003. – 448 с.
45. Распоряжение об аресте Ленина // Петроградский листок. – 1917. – 20 октября. – С. 3.
46. Расправа с милицейскими // Петроградский листок. – 1917. – 14 октября. – С. 4.
47. Революция, о которой так долго говорили большевики, невозможна (подборка из газет 1917 года ) // Коммерсант. – 1997. – 6 ноября. – С. 6.
48. Рыночная фальсификация // Петроградский листок. – 1917. – 17 октября. – С. 4.
49. Санкт-Петербург: Хроника трех столетий / Сост. А. Б. Доливо-Добровольский, Н. О. Харламова. – СПб.: Нева, 2003. – 720 с.
50. Свифт Э. Культурное строительство или культурная разруха? // Анатомия революции: 1917 год в России: массы, партии, власть: [Материалы коллоквиума, 11-15 янв. 1993 г. / Редкол.: В. Ю. Черняев (отв. ред.) и др.]. – СПб.: Глаголъ, 1994. – С. 394 – 405.
51. Солдаты против Ленина // Петроградский листок. – 1917. – 13 октября. – С. 1.
52. Трамвайный пятачок // Петроградский листок. – 1917. – 17 октяб-ря. – С. 4.
53. Хлебный паек будет уменьшен // Петроградский листок. – 1917. – 20 октября. – С. 4.
54. Что вчера случилось? // Петроградский листок. – 1917. – 23 октября. – С. 4.
55. Что дали пятачки? // Петроградский листок. – 1917. – 22 октября. – С. 3.
56. Что случилось вчера? // Петроградский листок. – 1917. – 19 октяб-ря. – С. 4.
57. Шебуев Н. Дневник // Петроградский листок. – 1917. – 13 октяб-ря. – С. 2.
58. Шебуев Н. Дневник // Петроградский листок. – 1917. – 21 октяб-ря. – С. 1.
59. Шевченко М.В. Городская жизнь в Петроградских газетах 1917 года // Проблемы социального и гуманитарного знания. Сборник научных работ. – СПб.: Дмитрий Буланин, 2000. – Вып. II. – С. 248-264.
60. Шестьдесят разгромов // Петроградский листок. – 1917. – 18 октября. – С. 4.
61. Яблочная спекуляция // Петроградский листок. – 1917. – 25 октября. – С. 5.
References
1. A. T. Alarm in Beloostrov [Trevoga v Beloostrove]. Petrogradskij listok (Petrograd Leaflet). 15 October 1917, p. 3.
2. Alyanskiy Y. L. Pleasure Houses of Old Petersburg [Uveselitelnye zavedeniya starogo Peterburga]. Saint Petersburg, Avrora, 2003, 351 p.
3. Iroshnikov M. P., Shelaev Y. B. Without Retouch: Pages of Soviet History in Photos, Documents, Memories, in 2 vol., vol.1 [Bez retushi: stranitsy sovetskoy istorii v fotografiyakh, dokumentakh, vospominaniyakh, v 2-kh t. T. 1.]. Leningrad, Lenizdat, 1991, 304 p.
4. Will the Militia Strike [Budet li bastovat militsiya]. Petrogradskij listok (Petrograd Leaflet). 15 October 1917, p. 3.
5. Bychkov V. V. Daily Occurrence [Povsednevnost]. Leksikon nonklassiki (Lexicon of Nonclassics). Moscow, ROSSPEN, 2003, 607 p.
6. Kabluchko V. V. On the Days of October. Collected Memories of the Participants of the October Revolution [V dni Oktyabrya. Sbornik vospominaniy uchastnikov Oktyabrskoy revolyutsii]. Moscow, Znanie, 1957, 216 p.
7. In Kronstadt [V Kronshtadte]. Petrogradskij listok (Petrograd Leaflet). 15 October 1917, p. 3.
8. Vernadskiy V.I. We’ll Have to Get Across the Crisis [Pridetsya pereyti cherez krizis]. Ogonek (Little Flame). 1990, № 49, pp. 11 – 15.
9. Speeches of Red Guards [Vystupleniya krasnoy gvardii]. Petrogradskij listok (Petrograd Leaflet). 15 October 1917, p. 5.
10. Will Bolsheviks Come Out [Vystupyat li bolsheviki]. Petrogradskij listok (Petrograd Leaflet). 18 October 1917, p. 3.
11. Will Bolsheviks Come Out [Vystupyat li bolsheviki]. Petrogradskij listok (Petrograd Leaflet). 20 October 1917, p. 2.
12. Where Lives Lenin? [Gde zhivet Lenin?]. Petrogradskij listok (Petrograd Leaflet). 19 October 1917, p. 3.
13. Gorbunov V. V. V. I. Lenin and Proletkult [V. I. Lenin i Proletkult]. Moscow, Politizdat, 1974, 239 p.
14. City Affairs [Gorodskie dela]. Petrogradskij listok (Petrograd Leaflet). 17 October 1917, p. 4.
15. “Twenty copecks” Gave Results [«Dvugrivennyy» dal rezultaty]. Petrogradskij listok (Petrograd Leaflet). 18 October 1917, p. 4.
16. 20 Copecks for the Tram Ride [20 kopeek za tramvay]. Petrogradskij listok (Petrograd Leaflet). 15 October 1917, p. 4.
17. October 20 [20 oktyabrya]. Petrogradskij listok (Petrograd Leaflet). 21 October 1917, p. 3.
18. Antonova N. “Life Is Beautiful, Life Is Tragic…”: Year 1917 in the Letters of A. V. Lunacharsky to A. A. Lunacharskaya [«Zhizn prekrasna, zhizn tragichna…»: 1917 god v pismakh A. V. Lunacharskogo A.A. Lunacharskoy]. Available at: http://az.lib.ru/l/lunacharskij_a_w/text_0050.shtml (accessed 10 July 2013).
19. Cabmen’s Strike [Zabastovka izvozchikov]. Petrogradskij listok (Petrograd Leaflet). 14 October 1917, p. 5.
20. Dvorniks Will not Strike [Zabastovki dvornikov ne budet] Petrogradskij listok (Petrograd Leaflet). 14 October 1917, p. 4.
21. Ionin L. G. Daily Occurrence [Povsednevnost]. Kulturologiya. XX vek. Entsiklopediya V 2 t., t. 2. (Kulturology. XX Century. Encyclopedia in 2 vol., vol. 2). Saint Petersburg, Universitetskaya kniga, 1998, pp. 122 – 123.
22. Isaev A. Financial “Politics” of M. I. Skobelev [Finansovaya «politika» M. I. Skobeleva]. Petrogradskij listok (Petrograd Leaflet). 20 October 1917, p. 1.
23. Torture of a Militiaman [Istyazanie militsionera]. Petrogradskij listok (Petrograd Leaflet). 20 October 1917, p. 1.
24. Results [Itogi]. Petrogradskij listok (Petrograd Leaflet). 5 (18) November 1917, p. 1.
25. About the Cabmen’s Strike [K zabastovke izvozchikov]. Petrogradskij listok (Petrograd Leaflet). 20 October 1917, p. 3.
26. About the Soldiers Tram Ride [K proezdu soldat na tramvayakh]. Petrogradskij listok (Petrograd Leaflet). 19 October 1917, p. 4.
27. Proclamation of L. B. Kamenev to the Newspaper “New Life” on the October, 18, 1917 [Zayavlenie L. B. Kameneva v gazetu «Novaya zhizn» 18 oktyabrya 1917 goda]. Available at: http://his95.narod.ru/doc15/d27.htm (accessed 10 July 2013).
28. Kerenskiy A. F. Gatchina [Gatchina]. Oktyabrskaya revolyutsiya: Memuary (The October Revolution: Memoirs). Moscow, Orbita, 1991, pp. 169 – 202.
29. Krom M. M. Daily Occurrence as a Subject of a Historical Research [Povsednevnost kak predmet istoricheskogo issledovaniya]. Istoriya povsednevnosti: sb. nauch. St (History of Daily Occurrence, Collected Papers). Saint Petersburg, Izd-vo Evropeyskogo universiteta, Aleteyya, 2003, pp. 7 – 14.
30. Lapshin V. P. Art Life of Moscow and Petrograd in 1917 year [Khudozhestvennaya zhizn Moskvy i Petrograda v 1917 godu]. Moscow, Sov. Khudozhnik, 1983, 495 p.
31. Leleko V. D. Space of Daily Occurrence in European Culture [Prostranstvo povsednevnosti v evropeyskoy kulture]. Saint Petersburg, SPbGUKI, 2002, 320 p.
32. Startsev V. I. October of 1917: Whether There Was an Alternative [Oktyabr 1917-go: byla li alternativa]. Svobodnaya mysl (Free Thought), 2007, № 10, pp. 96 – 107.
33. L-n M. Will Bolsheviks Come Out [Vystupyat li bolsheviki]. Petrogradskij listok (Petrograd Leaflet). 13 October 1917, p. 2.
34. Musaev V. I. Criminality in Petrograd in 1917 – 1921 years and struggle against it [Prestupnost v Petrograde v 1917 – 1921 gg. i borba s ney]. Saint Petersburg, Dmitriy Bulanin, 2001, 207 p.
35. Bolshevik’s Revolt [Myatezh bolshevikov]. Petrogradskij listok (Petrograd Leaflet). 25 October 1917, p. 3.
36. N. The Great Migration of Officials [Velikoe pereselenie chinovnikov]. Petrogradskij listok (Petrograd Leaflet). 15 October 1917, p. 3.
37. Obligatory resolution of Petrograd City Duma “About Fixing Prices on Sour Cream and Curds” [Obyazatelnoe postanovlenie Petrogradskoy Gorodskoy dumy «Ob ustanovlenii taksy na smetanu i tvorog»]. Petrogradskij listok (Petrograd Leaflet). 13 October 1917, p. 1.
38. Advertisements [Obyavleniya]. Petrogradskij listok (Petrograd Leaflet). 13 October 1917, pp. 1, 6.
39. Advertisement [Obyavlenie]. Petrogradskij listok (Petrograd Leaflet). 14 October 1917, p. 6.
40. Advertisements [Obyavleniya]. Petrogradskij listok (Petrograd Leaflet). 25 October 1917, pp. 1, 6.
41. Petrograd the Day Before Hunger [Petrograd nakanune goloda]. Petrogradskij listok (Petrograd Leaflet). 23 October 1917, p. 3.
42. Petrograd Before Hunger [Petrograd pered golodom]. Petrogradskij listok (Petrograd Leaflet). 15 October 1917, p. 2.
43. Half a Pound of Bread [Polfunta khleba]. Petrogradskij listok (Petrograd Leaflet). 21 October 1917, p. 5.
44. Rabinovich A. Revolution of 1917 year in Petrograd [Revolyutsiya 1917 goda v Petrograde]. Moscow, Ves mir, 2003, 448 p.
45. Decree of Lenin’s Arrest [Rasporyazhenie ob areste Lenina]. Petrogradskij listok (Petrograd Leaflet). 20 October 1917, p. 3.
46. Violence against the militiamen [Rasprava s militseyskimi]. Petrogradskij listok (Petrograd Leaflet). 14 October 1917, p. 4.
47. Revolution Which Was Told for so Long by Bolsheviks Is Impossible (Collected Newspapers of 1917 year) [Revolyutsiya, o kotoroy tak dolgo govorili bol#sheviki, nevozmozhna (podborka iz gazet 1917 goda )]. Kommersant (The Businessman). 6 November 1997, p. 6.
48. Market Falsification [Rynochnaya falsifikatsiya]. Petrogradskij listok (Petrograd Leaflet). 17 October 1917, p. 4.
49. Dolivo-Dobrovolskiy A. B., Kharlamova N. O. Saint Petersburg: Chronicle of Three Centuries [Sankt-Peterburg: Khronika trekh stoletiy]. Saint Petersnurg, Neva, 2003, 720 p.
50. Svift E. Cultural Construction or Cultural Devastation? [Kulturnoe stroitelstvo ili kulturnaya razrukha?] Anatomiya revolyutsii: 1917 god v Rossii: massy, partii, vlast. Materialy kollokviuma, 11-15 yanv, 1993 g. (Anatomy of Revolution: Year 1917 in Russia: Masses, Parties, Power. Colloquium Proceedings, 11 – 15 January, 1993 year). Saint Petersburg, Glagol, 1994, pp. 394 – 405.
51. Soldiers against Lenin [Soldaty protiv Lenina]. Petrogradskij listok (Petrograd Leaflet). 13 October 1917, p. 1.
52. Tram Patch [Tramvaynyy pyatachok]. Petrogradskij listok (Petrograd Leaflet). 17 October 1917, p. 4.
53. Bread Ration Will Be Decreased [Khlebnyy paek budet umenshen]. Petrogradskij listok (Petrograd Leaflet). 20 October 1917, p. 4.
54. What Happened Yesterday? [Chto vchera sluchilos?]. Petrogradskij listok (Petrograd Leaflet). 23 October 1917, p. 4.
55. What Five-copeck Coins Gave? [Chto dali pyatachki?]. Petrogradskij listok (Petrograd Leaflet). 22 October 1917, p. 3.
56. What Happened Yesterday? [Chto vchera sluchilos?]. Petrogradskij listok (Petrograd Leaflet). 19 October 1917, p. 4.
57. Shebuev N. Diary [Dnevnik]. Petrogradskij listok (Petrograd Leaflet). 13 October 1917, p. 2.
58. Shebuev N. Diary [Dnevnik]. Petrogradskij listok (Petrograd Leaflet). 21 October 1917, p. 1.
59. ShevchenkoM.V.City Life in Petrograd Newspapers of 1917 Year. [Gorodskaya zhizn v Petrogradskikh gazetakh 1917 goda]. Problemy sotsialnogo i gumanitarnogo znaniya. Sbornik nauchnykh rabot (Problems of Social and Humanitarian Knowledge, Collected Works). Saint Petersburg, Dmitriy Bulanin, 2000, Vol. II, pp. 248 – 264.
60. Sixty Devastations [Shestdesyat razgromov]. Petrogradskij listok (Petrograd Leaflet). 18 October 1917, p. 4.
61. Apple Speculation [Yablochnaya spekulyatsiya]. Petrogradskij listok (Petrograd Leaflet). 25 October 1917, p. 5.
Ссылка на статью:
Карпов А. В. Время назад: революционная культура как повседневность // Философия и гуманитарные науки в информационном обществе. – 2013. – № 1. – С. 75–95. URL: http://fikio.ru/?p=298.
© А. В. Карпов, 2013