Кредит и кредитомания в условиях общества потребления

УДК 008 (103)

Ильин Алексей Николаевич – федеральное государственное образовательное учреждение высшего образования «Омский государственный педагогический университет», кафедра практической психологии, доцент, кандидат философских наук, Омск, Россия.

Email: ilin1983@yandex.ru

644043, Россия, г. Омск, ул. Партизанская 4а, ауд. 117,

тел.: 8 (950) 338-15-73.

Авторское резюме

Состояние вопроса: Существует взаимосвязь между потребительскими идеалами и социальной тенденцией, именуемой кредитоманией. Жизнь в кредит заслуживает критического рассмотрения. Наблюдаются психологические и экономические риски и опасности, связанные с кредитоманией.

Метод исследования: В работе нашли применение следующие методы. Неомарксистский метод позволил критически оценить потребительские тенденции, проявляющиеся в условиях капиталистического общества. Культурфилософский метод позволил сформировать представление о культуре потребления как важнейшей составляющей части культуры современного общества. Исследование носит междисциплинарный характер.

Результаты: В качестве следствия кредитомании выступает иррациональное потребительское поведение, связанное с накоплением долгов и покупкой ненужных вещей. Благодаря функционированию рекламы и моды формируются фиктивные потребности, а кредит выступает средством их удовлетворения. Реклама кредитных услуг всегда замалчивает трудности и проблемы, которые они создают для потребителя. Кредитомания восхваляется как явление прогрессивное, современное и необходимое. Актуализировалась тенденция вкладывать в кредит смысл бытия. Прослеживается также связь между кредитоманией и политическим конформизмом. Кредитомания – верное средство тиражирования обывательских и конформистских настроений в обществе. Кредитоманы не вовлекаются в политическую оппозиционную деятельность, в проекты по отстаиванию прав и свобод. Их внутренний мир редуцируется до страха за стабильный доход и рабочее место.

Выводы: Кредитоманию следует считать серьезным социальным и психологическим нарушением и фактором экономического риска. Она является как экономической, так и психологической, и социокультурной девиацией, ставшей нормой для современного общества. Развитие системы потребительского кредитования – одна из основ социального контроля, ибо заемщик менее склонен к риску и стабилен в трудовых отношениях.

Ключевые слова: общество потребления; психология потребления; кредит; кредитомания; реклама; мода.

Credit and Credit Mania in the Consumer Society

Ilyin Alexey Nikolaevich – Omsk State Pedagogical University, Department of Practical Psychology, Associate Professor, PhD, Omsk, Russia.

Email: ilin1983@yandex.ru

4a Partizanskaya str., aud. 117, Omsk, 644043, Russia,

tel.: 8 (950) 338-15-73.

Abstract

Background: There is a relationship between consumer ideals and the social trend, called credit mania. Life on credit deserves critical consideration. There are psychological and economic risks and dangers associated with credit mania (borrowing needs).

Research method: The study has applied the following methods. The neo-Marxist method allows us to evaluate critically consumer trends set in capitalist society. The cultural-philosophical method allows us to develop an idea of consumption culture as the most important component of culture in modern society. The study is interdisciplinary.

Results: Irrational consumer behavior associated with the accumulation of debts and the purchase of unnecessary things is a consequence of credit mania. Advertising and fashion create fictitious needs, and credit acts as a means of satisfying them. Advertising of credit services always ignores the difficulties and problems that they cause for the consumer. Credit mania is praised as a progressive, modern and necessary phenomenon. The tendency to buy on credit has become the meaning of life. There is also a connection between credit mania and political conformism. Credit mania is an effective means of replicating narrow-minded and conformist attitudes in society. Credit addicts are not involved in political opposition activities, projects to protect the rights and freedoms. Their inner world is reduced to fear to lose a stable income and workplace.

Conclusion: Credit mania appears to be a serious social and psychological disruption and an economic risk factor. It is both an economic, psychological and sociocultural deviation, which has become a norm for modern society. The development of a consumer credit system is one of the foundations of social control, because the borrower is more risk-averse and stable in labor relations.

Keywords: consumer society; consumption psychology; credit; credit mania; advertising; fashion.

У современного общества много наименований, в том числе оно именуется потребительским. Но сама формулировка «культура (общество или психология) потребления» выглядит недостаточно точной в терминологическом смысле. Ведь потребление можно понимать как рациональное и необходимое для поддержания жизнедеятельности поведение по присвоению материальных и духовных благ в нужном для человека объеме. И нередко данное явление понимают именно так. Следовательно, любой человек, потребляющий хотя бы минимальное количество благ, уже является потребителем, и «не-потребителей» просто не существует. Значит, любое общество является обществом потребления, и тогда значение этого понятия размывается. Термин «потребительство» (или «перепотребление») характеризует поведение, выходящее за рамки разумного использования благ. Поэтому наименование «потребительство» или «перепотребительское общество» («перепотребительская психология») выглядит более подходящим при раскрытии интересующей нас проблематики. Термин «консюмеризм» является синонимом терминов «потребительство» или «перепотребление» и, соответственно, несет в себе иной смысл, чем укоренившееся в научной и публицистической литературе понятие «потребление». Про консюмеризм следует говорить тогда, когда речь идет не о потреблении как средстве жизни, а о потреблении как ее смысле. Однако мы, используя стратегию разумного консерватизма, будем оперировать привычной и сложившейся (пусть и не совершенной) терминологией, но имея в виду именно перепотребительские общество, культуру и психологию.

Психология консюмеризма характеризуется соблазном модными брендами и вовлечением в круговорот потребления «во что бы то ни стало» даже самых малообеспеченных людей. Стала нормой вещно-эксгибиционистская форма поведения, когда посредством приобретенных брендовых вещей позиционируется статус их обладателя. Каждая вещь обладает знаковой надстройкой и несет в себе культурно-психологический смысл. Фраза «человека встречают по одежке» говорит о том, что вещи указывают на социальное положение их обладателя. Именно в условиях широкого распространения психологии потребления данная фраза приобрела особую актуальность. Однако тенденции моды недолговечны, а реклама постоянно соблазняет каждого из нас новыми предлагаемыми товарами и услугами. Вследствие этого для позиционирования статуса посредством потребления необходимо постоянно находиться «в тренде», то есть успевать за веяниями моды и брендинга. Реализация такого принципа «перманентного вещизма» сопряжена с рядом проблем, в первую очередь материального характера, поскольку «ходьба в ногу со временем» требует серьезных финансовых вложений. Кроме того, она навязывает неаутентичные желания в приобретении фиктивных товаров. Фиктивный товар – тот, который нужен в первую очередь для подчеркивания статуса. По сути, считающий себя свободным потребитель безрефлексивно следует тем тенденциям, которые создали воротилы бизнеса, стараясь успевать за приобретением малополезных новинок.

Реклама, мода, маркетинг как аспекты инфраструктуры потребления, актуализируя в человеке новые потребности и заставляя его покупать все новые товары без сопоставления их стоимости с уровнем личного дохода, актуализировали явление массовой кредитомании. Кредитомания, способствуя увеличению потребления, стала одной из причин наступления экономического кризиса и дерационализации сознания человека. Как отмечает сравнивающий кредитоманию с макдональдизацией Дж. Ритцер, процесс получения займа стал более эффективным, громоздкость и длительность сменились быстротой, нередко людям для повышения эффективности заранее предоставляются уже оформленные кредитные карточки [см.: 10]. «Облегченная» система кредитования привела в США к росту долгов и наступлению финансово-экономического кризиса, который стал глобальным.

Некоторые аналитики говорят, будто культура потребления являются показателем высокого уровня общественного благосостояния. Это утверждение в корне неверно. Культура потребления требует от человека недоесть, но последние деньги отдать за статусный гаджет или поход в модный клуб, предварительно заняв денег. По замечанию Т. Веблена, «для поддержания приличного внешнего вида городскому населению в большей степени, чем сельскому, свойственна привычка жить впроголодь» [цит. по: 11, с. 69]. В густонаселенном мегаполисе, где каждый не знаком с каждым, только по внешним проявлениям можно судить о статусе человека. Поэтому элементам внешности потребитель отдает большее предпочтение – нередко посредством недочета того, что сокрыто от чужих глаз. Никто не видит, чем потребитель питается дома, но все видят, во что он одевается, какими гаджетами пользуется и т. д. Так что в мире потребительских кредитов уровень трат необязательно является критерием уровня доходов.

Широко развитая реклама и вся потребительская инфраструктура стимулирует отказ от ценностей бережливости, скромности и рациональности в покупках. Экономической системе выгодно, чтобы спрос поддерживался на высоком уровне. Кредитная система разбивает последний барьер – нехватку финансовых средств. Даже если у человека нет денег, у него все равно имеется «выход» на арену потребительства – деньги взаймы. С одной стороны, это стимулирует потребительскую активность, то есть спрос в самом широком смысле. С другой, за этот «выход» человек платит в виде процентов. Инфраструктура вещает: «Если ты бережливый и скромный, перестраивайся, чтобы быть современным, то есть гонящемся за модой, расточительным, совершающим в том числе ненужные покупки. Если у тебя нет денег, бери кредит». Потребитель приобретает фиктивные вещи на не принадлежащие ему деньги.

Ради стимулирования спроса на всю производственную систему товаров (которая значительно превышает уровень действительных потребностей общества) посредством моды и рекламы делегитимируется стратегия накопления средств, позволяющая «завтра жить за счет сегодня», и легитимируется кредитомания, позволяющая «жить сегодня за счет завтра». Сначала данная тенденция проявила себя в странах Запада, в первую очередь в США. Для среднего американца жизнь в долг – некая онтологическая норма. Кредиты берут почти на все: автомобиль, дом, обучение, вплоть до мелких гаджетов. Так, О. А. Феофанов, ссылаясь на американские источники, пишет, что в 1945 г. общий потребительский кредит составлял $5,665 млн., а в 1970 г – $246,996 млн., то есть вырос за 25 лет почти в 50 раз [см.: 13]. Как отмечает С. Жижек, сегодня средний исландец должен банкам 30 тыс. евро за взятие кредитов на жилье, учебу в университете, автомобиль, путешествия. В итоге во время разразившегося кризиса исландцы сильно пострадали; к тому же кредиты привязаны к индексу потребительских цен, поэтому во время инфляции долги выросли вместе с ростом цен [см.: 5]. Можно сказать, в Европе средний класс определяется не столько доходами, сколько расходами, осуществляемыми благодаря доходящему до безумия кредитованию.

Сегодня кредитомания оказывает мощное влияние на социокультурные и психологические аспекты жизни россиян. После развала Советского Союза и перехода России на капиталистические рельсы стало формироваться общество потребления с соответствующим типом культуры и психологии.

Отношение к кредиту – один из индикаторов различия в ценностях между советским обществом производства и постсоветским обществом потребления. В разные эпохи ростовщичество морально осуждалось. В СССР отношение к частному бизнесу было отрицательным. «Частников» называли челноками, спекулянтами, и в эти слова вкладывалась однозначно негативная оценка. Ростовщичество воспринималось как высшая форма социального паразитизма. Ведь действительно, «профессиональное» стремление «из денег делать деньги» не приносит никакой пользы обществу, а, наоборот, закабаляет его (конкретных заемщиков) в процентную кабалу. Наблюдалось презрительное отношение к ростовщику, который ничего полезного не производил, но только делал других людей своими должниками.

Сейчас ценностные системы настолько изменились, что у нас не вызывают никакого возмущения многочисленные предприятия, дающие ссуду. Теперь это не презираемое дело, а вид легитимного и даже респектабельного бизнеса. Для сегодняшнего россиянина они – такие же коммерческие структуры, как и все остальные. Современное общество, преисполнившись ценностями и смыслами консюмеризма, вполне одобрительно относится к тому, что ранее так жестко осуждалось. Потребительская культура успела воспитать нас в парадигме ссуды как нормы и даже как вполне нужного и необходимого явления. Недаром отмечается, что студенты в целом демонстрируют положительное отношение к займам, а пенсионеры – отрицательное [см.: 9]. Это объясняется разными причинами. Так, пенсионеры менее мобильны в силу психовозрастных особенностей, у них меньше запросов. Но и культурное объяснение тут вполне уместно. Пенсионеры в той или иной степени остались носителями советской системы ценностей, а студентам она неведома, так как не входит в структуру их личного культурного опыта. Напротив, эту структуру составляет консюмеризм, противоположный советским культурным ориентациям. Кредитная система является спекулятивной, фиктивной, что позволяет отнести ее к категории социально вредных явлений. Однако такое оценочное суждение с точки зрения потребительской культуры выглядит устаревшим и архаичным, что, однако, не делает его лишенным истины.

Система кредита достаточно парадоксальна. Кредит позволяет приобретать и потреблять вещи «заранее», еще не заработав их. Кредит в некотором смысле – метод опережения рабочего времени. Поэтому нередко темпы роста расходов превышают темпы роста доходов. В советский период для покупки нового автомобиля задолго до самого акта его приобретения необходимо было начать накапливать средства, ограничивать траты, экономить (зачастую всей семьей). В результате автомобиль был действительно заработан, являлся неотчуждаемой собственностью – ведь труд и аскетика предшествовали покупке, а деньги были заплачены в полном объеме. Сегодня взятый в кредит автомобиль еще не заработан, он как бы наш, но одновременно нам не принадлежит – здесь приобретение предшествует труду и аскетике, деньги не заплачены. Покупка на взятый кредит той или иной вещи – это опережение времени, скачок в будущее, а необходимость выплаты долга выражается возвращением в прошлое. Кредитомания – сугубо капиталистическое изобретение, которое, путая причину и следствие (производство и потребление), искажает время. Вещь, взятая в кредит, убегает во времени от своего владельца, а владелец, соответственно, не будучи полноценным владельцем, отстает от вещи. Часть труда заемщика принадлежит не ему, что Ж. Бодрийяру напоминает феодальные отношения с характерным для них закрепощенным трудом [см.: 1]. Однако, в отличие от феодализма, в «кредитной» современности человек самостоятельно выбирает такую жизнь, добровольно следует рекламным призывам и соблазнам потребительской инфраструктуры. Конечно, учитывая манипулятивный характер рекламы, слово «добровольность» несколько условно, но все же принуждения как такового нет. Если можно так выразиться, используется «мягкая сила».

Кредитование стоит назвать одним из детищ эпохи потребления, фактором детерминации потребительского поведения. В условиях, когда кредит, позволяющий приобрести престижные вещи, взять легко, скромность представляется как что-то нерациональное и архаичное. Если в эпоху раннего мещанского капитализма ценности бережливости и заботы о будущем заставляли сегодняшние деньги переносить на завтра, то потребительские ценности расточительности и невоздержанности стимулируют переносить деньги из завтрашнего дня в сегодняшний. Ответ на вопрос «зачем человек опережает или присваивает время посредством кредита и коллекционирования?» лежит в плоскости статусности и престижности. Во многих случаях символические манипуляции со временем следует рассматривать как основу некоторых потребностей.

Рекламные фразы вроде «Всего 1,5 % в день» или «Деньги даром» являются манипуляциями, так как ни «всего», ни «даром» не бывает в реальности, которая отличается от страны чудес. Да и в целом, реклама лоббирует принцип «возьми кредит и ни о чем не думай». Этот принцип заглушает логическое мышление, отворачивает от стратегического видения ситуации, от реальности, которая может быть сопряжена с неспособностью заемщика отдать долг. Но ему предлагается просто об этом не думать. И с подобной рекламой никто не борется, хотя недобросовестную рекламу необходимо изгонять их сферы общественного бытия. Показателен еще один рекламный слоган кредитных компаний, выраженный в словах «мы рады Вам помочь!». Когда друг дает взаймы без всякого процента, это можно считать помощью. Но едва ли заем под большой процент стоит квалифицировать в качестве «радости помочь». Такие слова – это ссылка на несуществующее добродушие и альтруизм, циничная уловка, когда черное называют даже не светлым, а белым. Так происходит подмена тезисов в социально-экономической сфере. В некотором роде она напоминает манипулятивную подмену, которую используют американцы в геополитической области: бомбежки называют гуманитарными интервенциями, навязывание приводящего к обнищанию целых народов неолиберализма – открытой экономикой, наступление на права трудящихся – гибким рынком труда. В соответствии с логикой такой подмены понятий социально вредные действия именуют социально полезными.

Вполне парадоксально, когда идея отстраненности от кредитов используется именно той рекламой, которая продвигает кредиты. Это вполне укладывается в тезис о том, что капитализм успешно абсорбирует даже антикапиталистический дискурс. Приведем пример. На листовке одного из банков изображен радостный молодой человек на фоне рассыпающейся стены. Причем, судя по мимике, он испытывает настолько сильное чувство радости, которое в реальной жизни мало кто и редко когда действительно ощущает. Впрочем, это характерно для рекламы вообще: повсеместно «герои листовок» позиционируются радостными и счастливыми. Разрушение стены здесь символизирует освобождение от кредитов. Вверху надпись: «Вырвись из плена кредитов», а снизу указано: «Кредит наличными. Объедини в один и плати меньше! От 16 % под залог недвижимости». При обращении к идее освобождения от кредитов дается посыл брать не кредит, а кредиты, только объединять их в один. Абсурд очевидный, поскольку понятно, что взятие кредита во множественном числе вовсе не ведет к освобождению от кредита, а, наоборот, закабаляет в большей степени, чем взятие кредита в единственном числе. Правильным было бы написать не «Вырвись из плена кредитов», а «Интегрируйся в плен объединенного кредита». Но такой призыв, несмотря на его реалистичность, для рекламы неприемлем – именно благодаря реалистичности.

Рекламная фразеология запускает соответствующие поведенческие паттерны, и люди совершают мелкие и крупные необдуманные займы. Конечно, решение принимает сам человек, но это не значит, что рекламисты никакой ответственности не несут. Они оказывают воздействие, которое приводит к результатам, выгодным для кредитных кампаний, но крайне невыгодным для объекта этого воздействия.

Маркетологи находят различные методы привлечения клиентов к взятию новых кредитов. Они используют красивые слоганы типа «вы можете купить прямо сейчас» (отсылка к сиюминутности), «вы можете себе это позволить» (отсылка к могуществу), «вы будете контролировать процесс» (отсылка к реализации потребности в контроле – одной из самых актуальных человеческих потребностей). Все эти призывы фундируются теми или иными потребностями, характерными как для человечества в целом, так и для современной эпохи.

Кредитные карточки бесплатно разбрасываются по почтовым ящикам, и это создает эффект близости сомнительного счастья, удержания его в руках как в прямом, так и в переносном смысле. К тому же не просто из пластика делают кредитные карты, а посредством дизайна (и сопутствующей ему рекламы) изготавливают золотые и платиновые карты, подчеркивающие статус владельца и формирующие желание стать обладателем карты. Красивый дизайн и gold-статус символизируют престиж, что имеет важное значение для потребителей. Инфраструктура кредитных карт основана на неравенстве, на приоритетности одних перед другими, что также вовлекает потребителей в гонку за статус. Некоторые карты предполагают разные формы приоритетного обслуживания: наличие скидок, юридическую и страховую поддержку за рубежом, консъерж-сервис и прочее.

Человеку легче расставаться с финансовыми средствами, когда он платит не наличными, а картой. В этом случае отсутствует физический контакт с деньгами как материальной сущностью и потому нет твердого ощущения их утраты. Человек их не держит в руках, не вступает в кинестетический контакт, не ощущает их материальность. Переход на карты усиливает объем бездумных и дорогих покупок. Так, человек в магазине увидел довольно дорогой товар, на который у него нет денег с собой. Он решил вернуться в магазин позже, но по приходу домой устал и передумал возвращаться. По дороге у него имелось время для размышлений, которые стали навевать сомнения в необходимости этой покупки. Сомнения могут прийти извне, от членов семьи, с которыми он поделился своими намерениями. Но если бы у него была на тот момент карта с большой суммой денег (удобство карт – в возможности без опаски носить с собой любую денежную сумму), время на размышления едва ли появилось бы.

Карты упрощают принятие решения о покупке – в том числе иррациональной. Поэтому различные крупные корпорации поощряют массовый перевод денежных средств из наличной в «карточную» формы. Уместно привести слова С. Жижека: «Парадоксальным образом фетишизм достигает пика своего развития именно тогда, когда сам фетиш “дематериализуется”, превращается в изменчивую “бесплотную” виртуальную сущность; денежный фетишизм достигает своей кульминации с переходом их к электронной форме, когда исчезнут последние следы их материальности – электронные деньги представляют собой третью форму после “настоящих” денег, которые олицетворяют собственную стоимость (золото, серебро), и бумажных денег, которые, хотя и являются “всего лишь знаком”, лишенным внутренне присущей ему стоимости, все еще существуют в материальной форме» [3, с. 162–163].

Компании, предлагающие ссуду, рекламируют свои услуги типично софистическим методом: мол, ссуды наделяют потребителя покупательной способностью, создающей спрос, который, в свою очередь, способствует экономическому росту и росту уровня жизни всей нации. На самом деле такая причинно-следственная цепочка совершенно неуместна.

«Кредитное поведение» имеет свойство входить в привычку, так как безудержное потребление само по себе становится потребностью. Потребитель берет все новые кредиты, вовлекаясь в перманентную трату и формируя «кредитный» образ жизни. Осознание объема переплаты, равно как ненужности взятого в кредит товара, далеко не всегда возникает. Кредитоману свойственны нерациональный оптимизм и далекие от реалистичности настроения вроде: «С первой же (двадцатитысячной) зарплаты погашу половину (стотысячного) кредита». Нередко соответствующие настроения выступают формой психологической защиты. Когда кредит под большие проценты берут на вещи, без которых вполне можно прожить, то это логично определить как высшее проявление поведенческого иррационализма. Явно мгновение потребительского счастья не стоит долгой и регулярной оплаты. Поэтому рекламная фраза «Жить в кредит не повредит» [цит. по: 8, с. 35] – не более чем манипуляционный трюк, лицемерно продвигающий то, что как раз повредит. Ведь речь в этом коротком слогане идет не об отдельно взятом кредите, а о жизни в кредит как высшей форме мировоззренческого, психологического, поведенческого иррационализма.

«Закономерной реакцией на ценности перепотребления стала всеобщая “жизнь взаймы”, характеризующаяся потерей чувства меры, переоценкой собственных возможностей и снижением чувства личной и материальной ответственности, упованием на неизменно бескризисное существование, уверенностью, что всегда и на все можно взять кредит. И здесь, как во всем мире перепотребления, кризисогенным стал не сам по себе безупречный институт кредитования, а превышение уровня разумного потребления его услуг» [7, с. 10]. «Жизнь в кредит», интеграция кредита в повседневность рождает инфантильное состояние сознания, когда человек слишком беспечно относится к своих доходам и расходам, не задумываясь о своей способности вернуть долги. Она же у других людей, наоборот, рождает сильный страх за будущее, за свои финансовые возможности, и этот страх в некоторых случаях не менее силен, чем страх за свою жизнь или за потерю близкого. В том и в другом случае кредитомания формирует крайне негативные состояния сознания.

Как система кредитов в частности, так и потребительская психология в целом основаны на идеологеме «живи одним днем». Она не предполагает рационального покупательского поведения, умения прогнозировать будущее, строить долгосрочные жизненные планы и реализовывать их. Она предполагает обычно нерациональный и краткосрочный проект, культ сиюминутного желания. Поскольку желание требует своего удовлетворения «прямо сейчас», даже если потребитель находится в ситуации недостатка денежных средств, актуализируется способ «получения сиюминутности» в виде кредита. Так реализуется алгоритм «возжелал приобрести вещь – взял кредит – купил вещь – задумался о ее необходимости». Инфраструктура потребления предлагает постоянно, как можно быстрее менять выходящие из моды и теряющие статусное значение вещи, навязывая форму жизни, которую можно назвать чередой приступов потребительских припадков. В таких условиях долгосрочность пользования вещей пропадает. Но остается долгосрочность обязательств по кредитам.

Потребители, забывшие о принципе реальности и опьяненные принципом удовольствия, перестают задавать себе следующие элементарные вопросы.

1) Действительно ли я нуждаюсь в этом товаре?

2) Что мне мешает самостоятельно накопить денег и купить без всякого обращения к кредиторам?

3) В случае взятия этого товара в кредит насколько много я переплачу?

4) Смогу ли я оплачивать кредит без сильного ущерба моему материальному благосостоянию?

5) Не принесет ли мне факт долга неприятного чувства дискомфорта и неуверенности в завтрашнем дне, связанного с зависимостью от кредитора?

6) Хочу ли я за свой счет повышать прибыль компании, которая занимается ростовщичеством, и тем самым поддерживать эту деятельность?

7) Что вообще кредит дает мне такого ценного и необходимого, чего я не могу получить при жизни, лишенной этого рода «услуги»?

С ростом инфляции культура накопительства себя дискредитирует, поскольку деньги, хранимые дома или в банке, постепенно обесцениваются, и потребительская расточительность, в том числе проявляемая в кредитомании, является вполне адекватной реакцией на падение достоинства накопленных средств. Однако адекватной реакцией является умеренное расточительство, которое все-таки позволяет думать если не на год вперед, то хотя бы о завтрашнем дне, и не заставляет человека бросаться в символическую потребительскую гонку, а стимулирует приобретать действительно необходимые, функциональные вещи. Оправдание расточительства, опирающееся на идею инфляции и бессмысленности накопления, представляется поверхностным, поскольку сам по себе рост инфляции, а также материальная поляризация, является следствием функционирования того же рынка и потребительской культуры. Активы для будущего отходят в сторону перед волной блиц-кредитов, «здесь-и-сейчас».

Молодые семьи берут массу мелких кредитов, вся совокупность которых из-за мелочности каждого представляется супругам вполне посильной. Однако впоследствии они понимают свою ошибку, когда осознают неспособность оплачивать все, что обязались. Тогда семья начинает переживать кризис, который не всегда находит конструктивное разрешение. В обществе, где господствует психология потребления, «экономика семьи как домохозяйства перестала быть уютным, добротным и надежным общим котлом, превратившись в стрессовую гонку за своевременные платежи по кредитам. Работа перестала быть мотиватором, смыслообразующей константой, сегодня это сфера риска и источник хронического дистресса» [2, с. 169].

К гипердолгам приводит ситуация, когда консюмеру трудно остановиться, когда он наращивает кредиты, забывая о текущих долгах. Легкость получения кредита, а также повсеместная реклама соблазнительно выглядящих товаров и услуг формируют желание продолжать брать кредиты и затушевывают принцип реальности, выражаемый в рациональном осмыслении сложившейся ситуации и собственных возможностей по погашению долгов. Потребитель ради погашения долгов по предыдущему кредиту берет новый, и такая цепочка уходит далеко в его личную историю, усиливая его экономическое и вместе с тем психологическое закабаление. Взятие кредитов становится привычкой, перерастая в аддикцию типа шопинга, игромании, алкоголизма. Такая зависимость именуется аффлюэнцией («потребительским гриппом»). Она выражена в нерациональном отношении к деньгам, в восприятии богатства как главной жизненной ценности и в маниакальном стремлении стать богатым или показаться таким широкой публике. Страдающий аффлюэнцией человек весьма расточителен, ему сложно отказаться от соблазна покупки, он слишком увлечен шопингом, испытывает ощущение эйфории от крупных покупок, падок на модные и брендовые товары как символы статуса и респектабельности их владельца. В некоторых случаях заемщик более половины своего дохода выплачивает по кредитам, и такое положение вещей иначе как абсурдным не назвать.

В прессе мы видим огромное количество сообщений о том, к каким трагичным последствиям приводит кредитное закабаление. Самые серьезные из них – преступления (включая убийства), на которые идут отчаявшиеся заемщики в стремлении освободиться от долгов. Не отданные кредиты нередко становятся стимулами для совершения самоубийств. Банки подталкивают людей к суицидам не только кредитами, но и банкротствами банков (результат – потеря вкладчиками накоплений), банкротством не сумевшего расплатиться с банком предприятия (люди теряют работу, и причиной суицида официально признается увольнение) и многими другими способами. Конечно, нельзя здесь говорить о некоем танатальном заговоре банкиров, о том, что они специально толкают людей к самоубийству. Это – побочный эффект деятельности банков, который, конечно же, банковскую сферу совсем не красит.

Обратимся к данным из статьи В. Ю. Катасонова, который справедливо призывает к национализации банковской системы. Для банков быть рассадниками преступности естественно, так как значительная их часть находится под контролем организованной преступности (криминальными группировками контролируются более 500 российских банков). За пять лет из-за проблем с выплатами долга по банковским кредитам в мире 38 тыс. человек покончили с собой (почти 8 тыс. человек в год). Имеются в виду только вызванные долгами по кредитам суициды, а не все суициды, спровоцированные деятельностью банков. Это число превышает количество жертв от террористических актов в данный период времени. При этом международное сообщество занято постоянным обсуждением проблем международного терроризма, вкладывает в борьбу с ним миллиарды долларов, а проблема кредитных суицидов его волнует мало [см.: 6].

Жизнь в кредит рекламируется как неотъемлемый элемент «прогрессивного» Запада, культ которого давно создан в российском обществе. Этот культ существует до сих пор, заставляя людей преклоняться перед всем, что связано с западным образом жизни. В том числе и кредитомания считается чем-то прогрессивным, современным и необходимым. Конечно, кредитомания выглядит более презентабельно, чем гомосексуализм и трансвестизм, превозносимые в сегодняшней Европе. Однако эта презентабельность кредитоманию не оправдывает. На Западе помимо широко распространенных курсов анонимных алкоголиков появились курсы анонимных кредитоманов. Это весьма актуально, когда распространилась практика брать в долг мимолетный успех, не задумываясь о наступающем потом «долговом похмелье». Мимолетность успеха связана с тем, что:

– взятый в кредит гаджет выйдет из моды и перестанет быть высокостатусным;

– за взятую в долг вещь придется платить, как бы она ни представлялась психологически уже своей собственностью, и оплата будет значительно превышать ее стоимость.

Ежемесячные выплаты – это напоминания о безрассудстве и нерациональности некогда совершенного поступка.

Государство и бизнес поддерживают разросшуюся систему кредитования, несмотря на то, что кредитоманию следует считать серьезным социальным и психологическим нарушением и фактором экономического риска. Она является как экономической, так и психологической и социокультурной девиацией, ставшей нормой для современного общества. Непомерные долги могут вызывать неуверенность в завтрашнем дне, психические расстройства и даже преступные формы поведения. Актуализировалась тенденция вкладывать в кредит смысл бытия. В него инвестируется невроз, психоз, наконец, целая жизнь.

Переход от жизни на сбережения к жизни в кредит увеличивает зависимость человека или семьи от источников дохода на уровне «здесь и сейчас», требует иметь не только хорошо оплачиваемую работу, но и гарантию надежности, гарантию от увольнения или профессионального понижения. Кредит захватывает будущее заемщика, дисциплинирует его экономическую деятельность, которая подпадает под жесткие требования рентабельности, сталкиваясь с необходимостью вырабатывать прибыль в обязательном порядке выше ставки кредитного процента и расставаться с ней в соответствии с суммой необходимых выплат. «Действительно верно, что мы живем в обществе свободного выбора и риска, но при этом одни (менеджеры с Уолл-стрит) свободно совершают выбор, а другие (простые люди, выплачивающие ипотечные кредиты) принимают на себя риски» [4, с. 8].

Кредит сопряжен не с обещаемой рекламой экономической свободой, а с большим переплачиванием и экономическим закабалением. Возникает парадокс: ради осуществления потребительских стратегем берутся кредиты, но они же заставляют ограничить покупательское поведение. Более того, они создают психологический дискомфорт, неуверенность в завтрашнем дне, гнетущее чувство утраты независимости. Зависимость от кредита может сделать человека более меркантильным и циничным, взрастить в нем жесткий индивидуализм, привести к утрате ценности взаимопомощи. Кредитомания – верное средство тиражирования обывательских и конформистских настроений в обществе. Кредитоманы не вовлекаются в политическую оппозиционную деятельность, в проекты по отстаиванию прав и свобод. Их внутренний мир редуцируется до страха за стабильный доход и рабочее место.

Когда критическая масса конформистов нарастает, политический истеблишмент может пользоваться в своих интересах аполитичностью и лояльностью масс и реализовывать антисоциальные нововведения, осознавая, что бурных протестов не последует. Также и работодатели, зная, что их подчиненные «перегружены» кредитами, имеют основание для усиления эксплуатации. Человеку уже труднее себе позволить «роскошь» частичного неподчинения, высказывания недовольства в адрес начальства, проявления конфликтности; ведь его настоящее и будущее благополучие зависимы от рабочего места, от трудовой стабильности. Помимо этого, сам факт наличия безработицы в стране усиливает его страх. Раньше, в «до-кредитную эпоху», благополучие тоже зависело от трудового статуса. Однако в условиях расширения кредитного закабаления рабочий стоит перед необходимостью как обеспечивать свои витальные потребности, так и оплачивать то, что он еще не заработал, но уже взял. Зависимость от рабочего места усилилась. Развитие системы потребительского кредитования – одна из основ социального контроля, ибо заемщик менее склонен к риску и стабилен в трудовых отношениях.

Конечно, конформизм стимулируется не только с помощью кредита. Однако кредит выступает значимым фактором конформизации человека и общества. Конформизм нельзя считать явлением, обязательно связанным с потребительской культурой. Он проявлял себя и раньше, но в условиях постперестроечного социума он принял несколько иную форму. Если в условиях авторитаризма конформность связана с подчинением личных интересов общественно-государственным (в первую очередь государственным), со страхом быть осужденным социальной группой, то теперь она имеет в качестве своей основы, наоборот, потребительский индивидуализм, примат личного над общественным. В обоих случаях гражданственность рассеивается или в силу коллективистских обезличивающих тенденций, или в силу индивидуалистических, но все также обезличивающих тенденций. Сегодня тотального контроля нет, но есть иная форма конформизма. Стимулирующая конформизм тревога потерять должность, статус, рабочее место и т. д. заставляет человека превращаться в обывателя, рафинированного конъюнктурщика, заботящегося только о личном благе и забывшего о принципиальности, «идейности», об общественно полезных ценностях.

Ранее конформизм обеспечивал социальную консолидацию и индустриализацию, необходимую для общества модерна. Теперь, в эпоху постмодерна, его результатом выступает деконсолидация. В этом заключено отличие «общества потребления» от «общества идеи», а вместе с тем «нового» (потребительского) конформизма от «прежнего» (непотребительского). Наличие конформизма как социально-психологического феномена сближает эти общества, находит для них точку пересечения. Однако следует говорить о двух разных формах конформизма. Вместе с тем и в непотребительских обществах на фоне соответствующего им конформизма периодически наблюдался потребительский конформизм, который ориентировался не на социальную идею, а на личное благосостояние. Человек, проявляя полное послушание ради самообеспечения и карьерного продвижения, может выдавать себя служителем идеи, которая в реальности для него не представляет совершенно никакой ценности. Ведь немало людей вступало в КПСС ради исключительно личных целей материального характера. Эти два вида конформизма не всегда поддаются четкому разделению, к тому же их трудно различить по внешним признакам.

Конформизм рожден не сам по себе, как побочный продукт цивилизации, а интегрируется в цивилизацию, в сам уклад общественно-политической жизни. Основным производителем конформизма является власть, которая посредством контролируемых ею СМИ занимается самолегитимацией. При одних политических режимах власть пытается сделать из каждого человека политизированного послушника. При других режимах усилия направляются на создание антиполитизированного послушника, вещно-экзогенного человека, ориентированного на индивидуализм, гламур, модные тренды и гаджеты, которые заменяют внутренний мир, осуществляют сублимацию оппозиционных порывов, поглощают избыточную энергию и делают сознание деполитизированным. С помощью абсолютизации вещей углубляется господство человека над человеком. Потребитель не осознает своей вовлеченности в систему манипулятивности и предпочитает видеть себя свободным. Но его свобода связана не с правом оказывать влияние на важные общественно-политические вопросы, а сводится к праву стоять в стороне от такого рода решений и проблем и, окунувшись в приватный мир, стремиться к собственному счастью, которое обычно представляется независимым от общественно-политической ситуации.

Политический истеблишмент, конечно, заинтересован в общественной поддержке, но он также довольствуется уходом масс из политики, поскольку этот уход сопряжен не с поддержкой, а всего лишь с отсутствием протестных настроений и, соответственно, угроз. Такой аполитичный, потребительски ориентированный эскапизм означает молчаливое согласие с текущим положением вещей, которое необходимо создателям и хранителям последнего. На фоне эскапизма большинства голос недовольного меньшинства просто не слышен. Наконец, одни не протестуют, потому что не понимают важности протеста, а другие («подавленные» кредитами, например) – потому что не могут себе это позволить.

Психологи, философы и социологи чаще всего критически относятся к конформизму и подобным ему феноменам. Он рассматривается через такие явления, как желание уйти от свободы и ответственности, слиться с толпой, возможность обеспечения карьеры и страх потери индивидуального потребительского благополучия, страх быть отличным от других. Конформизм нейтрализует личность, ее проявления свободной воли, ответственности и нравственных интенций. Конформизм выражает двуличие и беспринципность, а потому он противоположен ориентации на честь и достоинство. Он деформирует гражданское сознание и ослабляет способность общества противодействовать антинародным решениям властей.

Потребитель-конформист приобретением модных вещей стремится отличаться от других, реализуя на первый взгляд антиконформистскую стратегему. Однако, когда эта стратегема охватывает социальное большинство, она указывает на некое единство индивидуалистов, в своем поведении похожих друг на друга. В этом заключается один из парадоксов потребительского общества. Выбор ограничивается просторами потребительского храма, в котором наблюдается дефицит продукции, важной для морального и когнитивного становления личности. Человек не может отказаться от потребления продукции этого храма, ведь так делают все, и необходимо «социализироваться», а реклама и мода активно продвигают соответствующие поведенческие стратегии. Выход за просторы храма практически не предполагается, вместо этого речь идет о богатом выборе внутри храма. В целом, культурная идентичность в условиях неолиберальной глобализации строится не столько политическим участием, идеологическим принятием или воспитанием в духе национальной культуры, сколько дискурсом развлечений. Идентичность основывается на моде и потребительских трендах, которые конструируются капиталистическими воротилами. Поэтому она является конвейерной, поточной, неаутентичной.

Короче говоря, власть имущим выгодно, чтобы энергия людей направлялась в русло не оппозиционной активности, а работы для выплачивания по взятому на квартиру ипотечному кредиту, и чтобы эти выплаты красной нитью проходили через всю жизнь. Система кредита делает общество конформным, компромиссным, покладистым. Она снижает протестную активность как по отношению к инстанциям власти, так и по отношению к начальству на работе. Она отвращает рабочих от отстаивания своих трудовых и гражданских прав.

Отсутствие законов о ростовщичестве (ограничивающих процентные ставки, устанавливаемые кредиторами) дает кредиторам возможности для установления сверхвысоких процентных ставок. Кредиторы используют способы обхода любых предписаний, если таковые имеются. Компания Rent-a-Center утверждала, что сдает в прокат мебель, хотя она вместе с продажей мебели одалживала деньги по очень высоким процентным ставкам. Многие американские штаты пытались ограничить ее деятельность, но кампания использовала свое политическое влияние (в ее совете директоров находятся опытные бывшие политики, а также бывший лидер республиканцев в палате представителей) [см.: 12]. Однако факт того, что ростовщики уходят от ограничивающих их деятельность законов, вовсе не означает отсутствие необходимости ограничивать ростовщичество.

Кредит выгоден и полезен, когда его объем невелик, кредит предоставляется под небольшие проценты, заемщику действительно необходимо в краткие сроки приобрести некий товар, и он способен выплатить не всю сумму сразу, а только по частям. Однако если кредит становится формой зависимости, о его выгодности и полезности говорить не приходится.

Учитывая вред ростовщичества для экономики в целом и для экономического положения отдельных личностей, можно сделать вывод, что нормализация кредитов – это тяжелая девиация современной культуры и массовой психологии.

Список литературы

1. Бодрийяр Ж. Система вещей. – М.: Рудомино, 1999. – 224 с.

2. Девиантность в обществе потребления / под ред. Я. И. Гилинского и Т. В. Шипуновой. – СПб.: Алеф-Пресс, 2012. – 464 с.

3. Жижек С. 13 опытов о Ленине. – М.: Ad Marginem, 2003. – 255 с.

4. Жижек С. Накануне Господина: сотрясая рамки. – М.: Европа, 2014. – 280 с.

5. Жижек С. Размышления в красном цвете. – М.: Европа, 2011. – 476 с.

6. Катасонов В. Ю. Банки-убийцы и кредитные самоубийства // Конфликтология. – № 4. – 2012. – С. 102–110.

7. Лексин В. Н. Цивилизационный кризис и его российские последствия // Общественные науки и современность. – 2009. – № 6. – С. 5–18.

8. Матвеева Е. О. Массовая культура и современная реклама // Альманах теоретических и прикладных исследований рекламы. – 2013. – № 2. – С. 24–37.

9. Мужичкова Ю. Е. Психология обыденных представлений о долгах и кредитах // Гуманитарные науки. Вестник Финансового университета. – 2015. – № 4. – С. 37–44.

10. Ритцер Дж. Современные социологические теории. 5-е изд. – СПб.: Питер, 2002. – 688 с.

11. Стародумов А. А. Массовая культура как аспект общества потребления // Вопросы культурологии. – 2011. – № 6. – С. 68–73.

12. Стиглиц Дж. Цена неравенства. Чем расслоение общества грозит нашему будущему. – М.: Эксмо, 2015. – 512 с.

13. Феофанов О. А. США: реклама и общество. – М.: Мысль, 1974. – 262 с.

References

1. Baudrillard J. The System of Objects [Sistema veschey]. Moscow, Rudomino, 1999, 224 p.

2. Gilinskiy Ya. I., Shipunova T. V. (Eds.) Deviance in Consumer Society [Deviantnost v obschestve potrebleniya]. Saint Petersburg, Alef-Press, 2012, 464 p.

3. Žižek S. 13 Experiments about Lenin [13 opytov o Lenine]. Moscow, Ad Marginem, 2003, 255 p.

4. Žižek S. On the Eve of the Lord: Shaking of the Frame [Nakanune Gospodina: sotryasaya ramki]. Moscow, Evropa, 2014, 280 p.

5. Žižek S. Reflections in Red [Razmyshleniya v krasnom tsvete]. Moscow, Evropa, 2011, 476 p.

6. Katasonov V. Y. Banks-Murderers and Suicide Credit [Banki-ubiytsy i kreditnye samoubiystva]. Konfliktologiya (Conflictology), 2012, № 4, pp. 102–110.

7. Leksin V. N. Civilizational Crisis and Its Russian Consequences [Tsivilizatsionnyy krizis i ego rossiyskie posledstviya]. Obschestvennye nauki i sovremennost (Social Sciences and Modernity), 2009, № 6, pp. 5–18.

8. Matveeva E. O. Popular Culture and Modern Advertising [Massovaya kultura i sovremennaya reklama]. Almanakh teoreticheskikh i prikladnykh issledovaniy reklamy (Almanac of Theoretical and Applied Studies of Advertising), 2013, № 2, pp. 24–37.

9. Muzhichkova Yu. E. The Psychology of Everyday Ideas about Debts and Credits [Psikhologiya obydennykh predstavleniy o dolgakh i kreditakh]. Gumanitarnye nauki. Vestnik Finansovogo universiteta (Humanities and Social Sciences. The Bulletin of the Financial University), 2015, № 4, pp. 37–44.

10. Ritzer G. Modern Sociological Theories [Sovremennye sotsiologicheskie teorii]. Saint Petersburg, Piter, 2002, 688 p.

11. Starodumov A. A. Mass Culture as an Aspect of Consumer Society [Massovaya kultura kak aspekt obschestva potrebleniya]. Voprosy kulturologii (Questions of Culturology), 2011, № 6, pp. 68–73.

12. Stiglitz J. The Price of Inequality: How Today’s Divided Society Endangers Our Future [Tsena neravenstva. Chem rassloenie obschestva grozit nashemu buduschemu]. Moscow, Eksmo, 2015, 512 p.

13. Feofanov O. A. USA: Advertising and Society [SShA: reklama i obschestvo]. Moscow, Mysl, 1974, 262 p.

Ссылка на статью:
Ильин А. Н. Кредит и кредитомания в условиях общества потребления // Философия и гуманитарные науки в информационном обществе. – 2019. – № 2. – С. 12–28. URL: http://fikio.ru/?p=3554.