УДК 316.4
Автор выражает благодарность своему научному консультанту, доктору социологических наук, профессору В. Б. Звоновскому (СГЭУ, Самара) за всестороннюю поддержку, оказанную в ходе написания данной работы, мудрые советы и конструктивную критику. Без него эта статья не появилась бы или была бы совсем иной.
Ходыкин Александр Владимирович – Фонд социальных исследований, аналитический отдел, социолог, кандидат социологических наук, Самара, Россия.
Email: khodykin8@gmail.com
SPIN: 3376-6682
Researcher ID: AAB-8675-2020
ORCID: 0000-0003-0230-5775
Scopus ID: 57215436300
Авторское резюме
Состояние вопроса: Развитие систем дистанционной передачи информации трансформирует пространственные характеристики коммуникации, действия и присутствия человека в мире. Развитие данных систем делает определение локализации действия проблематичным. Теоретические ресурсы для решения возникающих проблем автор находит в акторно-сетевой теории, которая с помощью понятия сети объясняет распределение действия в физическом пространстве, занимаемом данной сетью. Пространственная организация деятельности сетей проанализирована на основе теоретико-методологических ресурсов теории сетевого общества Мануэля Кастельса.
Результаты: Акторно-сетевая теория позволяет описать утрату локальности действия и его распределение в физическом пространстве при помощи комплексных сетей. Предложено понятие «комплексное социальное пространство», которое определяется как сеть взаимодействующих акторов различной природы, которые могут быть физически удалены друг от друга на большие расстояния и действие которых распределено в физическом пространстве, занимаемом сетью.
Выводы: Метафора сети позволяет объяснить возникновение «новых» комплексных социальных пространств (виртуальное, коммуникационное), трансформацию «старых» социальных пространств (вроде публичного пространства) и их превращение в комплексные социальные пространства.
Ключевые слова: комплексные социальные пространства; акторно-сетевая теория; комплексность.
The Transformation of Spatiality and the Emergence of Complex Social Spaces
Khodykin Alexander Vladimirovich – Samara Social Research Institute, Analytical Department, Sociologist, PhD in Sociology, Samara, Russia.
Email: khodykin8@gmail.com
Abstract
Background: The development of remote information transmission systems transforms the spatial characteristics of human communication, action and presence in the world. The development of these systems makes determining the localization of an action problematic. The author finds theoretical resources for solving emerging problems in the actor-network theory, which uses the concept of a network to explain the distribution of action in the physical space occupied by this network. The spatial organization of network activity is analyzed based on theoretical and methodological resources of Manuel Castells’ theory of the network society.
Results: Actor-network theory allows us to describe the loss of locality of an action and its distribution in physical space using complex networks. The concept of “complex social space” is proposed. It is defined as a network of interacting actors of different nature that can be physically removed from each other over long distances and whose action is distributed in the physical space occupied by the network.
Conclusion: The metaphor of the network makes it possible to explain the emergence of “new” complex social spaces (virtual, communicative), the transformation of “old” social spaces (e.g. public space) and their transformation into complex social spaces.
Keywords: complex social spaces; actor-network theory; complexity.
Тема пространства начинает разрабатываться представителями социальных наук ещё в конце XIX века, однако должное внимание ей стали уделять только в XX веке на Западе и в начале XXI века в России. На фронтир социальной философии эту тему выводит Рудольф Карнап, инкорпорировавший социальное пространство в философский тезаурус и предложивший ставшую знаменитой классификацию пространства. Карнап различал формальное пространство (пространство соотношений чисел, цветов, степеней родства и других «непространственных» в обыденном понимании вещей), пространство созерцания (соотношение линий, площадей, геометрических фигур и других «пространственных» в обыденном понимании вещей), и физическое пространство (пространство интерпретируемых человеком соотношений мест расположения материальных объектов) [см.: 1, с. 5–6]. Ключевым российским социальным теоретиком, исследовавшим тему пространства, можно считать нашего современника А. Ф. Филиппова, разделившего определения пространства в собственном, обобщённом и метафорическом смыслах [см.: 2; 3, с. 50].
Классики мировой социологии также не обходят стороной проблему пространства. Георг Зиммель трактует пространство как характеристику соприсутствия людей или социальных групп в мире [см.: 4; 5]. Телесное соприсутствие людей в определённом месте, как и географическая характеристика этого места, способно влиять на формирование этими людьми сообщества. Пространство, время, число и дистанция являются ключевыми характеристиками социальной геометрии Зиммеля [см.: 6, с. 303–307]. Занимаемое человеком место способно определить его социальный статус, связи с окружающим миром и уровень влияния на социальные процессы. Теория структурации Энтони Гидденса рассматривает пространство как форму, в которой осуществляются социальные практики. Для их описания социолог изучает проблему мест, локальностей, центра, периферии и т. д. Автор обращается к социальной географии с целью изучения влияния пространства на воспроизводимые в нём практики [см.: 7, с. 182–199].
Заслуживает внимания проект социальной географии, предложенный Бенно Верленом, который акцентировал внимание на изучении действия и материальности действующего субъекта, объясняющейся, как минимум, наличием у субъекта пространственно протяжённого тела. Верлен определяет пространство как обеспечивающую возможность для деятельности систему координат: пространство – это не эмпирическое, но формальное и классификаторское понятие. Это система координат для физических составляющих действия и обозначение для проблем и возможностей, относящихся к исполнению действия в физическом мире [см.: 8, с. 34]. Таким образом, пространство становится формой, вмещающей материальных акторов и дающей им возможность действовать. Пространство и материальные объекты актуализируются лишь в контексте осуществляемого субъектом действия.
Исследованию связи физического и социального понимания пространства в социальных науках уделено значительно меньше внимания. Однако имеются некоторые работы, посвящённые данной тематике. В. Б. Звоновский разделяет (1) пространство как логический конструкт, созданный подобно математическому пространству, то есть как абстракция реальных позиций и диспозиций социальных субъектов и связей между ними и (2) физическое пространство (местность, территория и т. п. в их естественнонаучном понимании) [см.: 9, с. 8]. В зависимости от связи с физическим пространством социальное пространство может быть определено как метафора статусных диспозиций индивидов в сообществах; результат взаимовлияния статусных диспозиций членов сообщества и материальных объектов, ими создаваемых; отражение социальных отношений в комплексе созданных данным сообществом материальных объектов; активная сила, создающая социальные отношения [см.: 10, с. 286].
Представленный корпус работ позволяет считать проблему пространства довольно подробно разработанной в социальных науках. Однако стремительное развитие информационных технологий поставило перед учёными некоторые важные вопросы, по сей день не находящие ответов в социальной теории [см.: 11]. Эти вопросы лежат в плоскости связи физического и социального пространств. Распространение уже в первой половине XX века систем дистанционной передачи информации (телефон, телеграф, телевидение и т. п.) привело к появлению теоретической проблемы пространственной локализации действия. Если в прежние времена каждое действие имело чёткие пространственные координаты, то теперь не так просто ответить на вопрос: «Где происходит действие?» Если раньше люди разговаривали, сидя на лавочке в парке, локализация действия была понятной. При разговоре по телефону социальное действие (общение) делокализуется и значительно распространяется в физическом пространстве. С появлением Интернета этот процесс ещё больше усложняется. При общении по «Скайпу» в каком месте происходит действие? В каждом из мест нахождения собеседников? В местах расположения серверов? На вышках мобильной связи?
Разрушение географической локализации коммуникаций приводит к появлению у нагруженных социальными действиями физических пространств метафорических значений. В результате появляются «новые» социальные пространства со сложно определимой локализацией: пространство коммуникации, пространство повседневности, пространство отношений и, наконец, виртуальное пространство. Материальная основа таких новых пространств часто ускользает от внимания исследователей. Так, под виртуальностью учёные из Института философии РАН понимают «объект или состояние, которые реально не существуют, но могут возникнуть при определенных условиях» [12]. Виртуальность связывается с субъективным восприятием и конструированием в сознании образов реальности. Виртуальное пространство – это система виртуальных объектов, под которыми ряд авторов понимают объекты, имеющие неполное существование, проявляющееся в отсутствии пространственной протяжённости и других физических характеристик [см.: 13, с. 23; 14, с. 63–67; 15, с. 1555–1556]. Хотя виртуальное пространство, действительно, состоит из образов и знаковых кодов, его существование основано на материальных объектах. Без компьютеров, экранов мониторов, роутеров и других материальных объектов никакое виртуальное пространство существовать не может. Более того, текст на экране монитора не менее реален, чем тот же текст на страницах книги; картинки на экране в электронном виде принципиально не отличаются от распечатанных картинок. Специфика виртуального пространства состоит в том, что его основной целью является создание образов в человеческом сознании. Но это не отменяет материальных оснований виртуальных объектов и виртуального пространства в целом.
Поворот к материальному в социальных науках призывает исследователей не упускать из виду материальных основ нематериальных сущностей. Согласно современному варианту акторно-сетевой теории (АСТ) и материальные объекты, и нематериальные сущности являются акторами, образующими действующие сети, в которых распределено действие [см.: 16; 17]. Сети – это формообразующий элемент АСТ, структурирующий отношения между людьми и не-человеками, между материальными и нематериальными сущностями, однако пребывающий при этом в постоянном движении и динамично изменяющийся. Метафора сети в данном случае задействует пространственное воображение читателя, что позволяет наиболее точно передать ему специфику соотношения и взаимодействия акторов [см.: 18, с. 63]. Метафорически понимаемое пространство играет ту же роль. Таким образом, в контексте АСТ наши «новые» пространства (пространство коммуникации, виртуальное пространство и т. п.) являются метафорами, позволяющими описать утрату локальности действия и его распределение в физическом пространстве, и могут быть определены как комплексные сети, которые с помощью передачи закодированной в знаковых системах информации на дальние расстояния делают возможным распределение действия в физическом пространстве. Комплексность сетей определяется по наличию в них акторов, физически удалённых друг от друга на большие расстояния, и пересечений с другими сетями, а также по распределению действия между акторами, удалёнными друг от друга в физическом пространстве.
В современном мире появляется всё больше комплексных социальных пространств. Комплексное социальное пространство – это сеть взаимодействующих акторов различной природы, которые могут быть физически удалены друг от друга на большие расстояния и действие которых распределено в физическом пространстве, занимаемом сетью. Примерами комплексных социальных пространств становятся как охарактеризованные нами «новые» пространства (коммуникационное, виртуальное), так и социальные пространства, непосредственно с ними связанные. Например, публичное пространство, которое раньше всегда было местом локализации действия (агора в греческом полисе, улица города, площадь и т. д.), теперь (после появления систем дистанционной передачи информации) таковым является отнюдь не всегда (социальные сети, телепередачи и т. д.). Комплексность пространств предполагает утрату в них следующих локализаций в физическом пространстве.
1. Утрата локализации коммуникации, которая охарактеризована выше: Интернет, телефонная связь, телевидение и т. д.
2. Утрата локализации действия. Проблемы разрыва места и субъекта действия лучше всего охарактеризованы в рецензии В. С. Вахштайна на работу Мануэля Деланда «Война в эпоху разумных машин». Ссылаясь на журналистское расследование Мэтью Пауэрса, Вахштайн рассматривает такие разрывы на примере работы лётчиков, управляющих с территории США деятельностью беспилотных летательных аппаратов на Ближнем Востоке [см.: 19, с. 278]. Где в таком случае локализуется действие? В США? На Ближнем Востоке? Или где-то между ними? В контексте АСТ можно ответить, что действие распределено по сети комплексного пространства современных военных действий, в котором акторы распределены по территории США и территориям ближневосточных государств. Ситуация в данном случае усложняется ещё и разрывом субъекта действия. Возникает вопрос: «Кто совершает действие?» Американский военный в США, беспилотник на Ближнем Востоке, или вся сеть акторов? К таким неопределённостям оказались не готовы и сами американские военные. Пауэрс выяснил, что степень эмоционального выгорания среди операторов беспилотников оказывается значительно выше, чем у военных лётчиков, самостоятельно выполняющих боевые вылеты [см.: 20]. Проблему множественности субъекта действия АСТ предлагает решать при помощи той же модели сети. В АСТ действуют сети, а само действие становится их распределённым свойством. Аннмари Мол и Марианна Де Лаэт исследовали работу сети на примере зимбабвийского втулочного насоса, являющегося частью действующей сети, пространственно выходящей далеко за пределы Зимбабве [см.: 21].
3. Утрата дихотомичной локализации близкого и далёкого. Данная тема является центральной в эссе Мартина Хайдеггера «Вещь». Хайдеггер актуализирует проблему сжимания пространственных и временных дистанций: «Куда раньше человек добирался неделями и месяцами, туда теперь он попадает на летающей машине за ночь. <…> Далекие становища древнейших культур фильм показывает так, словно они прямо сейчас расположились посреди людной площади» [22, с. 237]. Философ ставит проблему деструкции дальнего, так как всё, что раньше было удалено от нас в пространстве и времени, теперь становится достижимо с меньшими затратами. Утрата дальнего, по Хайдеггеру, приводит и к утрате ближнего, ибо без дальнего не может быть и ближнего. Применительно к обществу это означает, что социальные связи в «ближних» сообществах ослабевают, так как в них утрачивается необходимость, ведь в условиях доступности «дальнего» оно начинает конкурировать с «ближним», которое часто проигрывает конкуренцию. Утрата локальностей близкого и далёкого приводит к расширению пространства присутствия человека в мире. В комплексном социальном пространстве человек может присутствовать сразу в нескольких местах, географически удалённых друг от друга: например, участвуя в видеоконференции, спикер взаимодействует сразу с несколькими слушателями в разных точках мира и присутствует на экранах компьютеров каждого из них. Имеющиеся у человека социальные контакты также начинают покрывать значительно большие расстояния: наличие друзей в разных странах мира стало для современного человека нормой.
Метафора сети приобрела широкое распространение в работах, исследующих глобализацию и глобальную трансформацию информационного общества. Наибольшую известность получил проведённый Мануэлем Кастельсом анализ формирования и трансформации возникших в нем глобальных сетей. Метафора сети стала для теории Кастельса ключевой метафорой, схватывающей суть социальной структуры информационного общества, предполагающей единство глобализации и децентрализации. Гибкость и инновационность производства становятся основами конкурентоспособности предприятий и роста сетевой экономики. Теория пространства Кастельса предлагает новый пространственно-временной континуум социального и определяет пространство как кристаллизованное время, поскольку «пространство является материальной опорой социальных практик разделения времени» [23, с. 385]. Пространство объединяет и локализует одновременно осуществляемые практики, организуя социальную реальность. Для описания новой пространственной локализации географически разделённых сетевых взаимодействий Кастельс вводит метафору потоков, которой он описывает форму организации повторяющихся последовательностей взаимодействий между физически локализованными в разных местах акторами одной сети. «Пространство потоков есть материальная организация социальных практик в разделённом времени, работающих через потоки» [23, с. 386].
Кастельс выделяет три слоя материального воплощения пространства потоков
1. Первый слой состоит из цепи электронных импульсов, на которых основано создание и передача информации в современных коммуникационных системах, имеющих определяющее значение для современного сетевого общества.
2. Второй слой составляют узлы и коммуникационные центры. В них географически локализуются ключевые производства, центры притяжения лучших в своих отраслях специалистов, места разработки и внедрения новых технологий, центры мировой торговли и т. п. В качестве примеров таких центров можно привести Кремниевую долину для IT-индустрии, фабрики компании «Taiwan Semiconductor Manufacturing Company» для рынка микросхем или Суэцкий канал для мировой торговли.
3. Третий слой включает в себя размещение управленческих элит и центров принятия решений. Кастельс выделяет две тенденции пространственной локализации элит в информационном обществе: 1) сегрегация глобальной элиты (отделение её от всех остальных) и 2) унификация символического окружения элит (их стиля жизни, предпочтений, символов статуса и т. п.). Материальным воплощением социального неравенства становится социопространственная фрагментация в терминологии Кастельса, то есть физическое конструирование социальной дистанции, отделяющей элиты от всех остальных. Примеры тому: богатые районы, элитарные учебные заведения, места для VIP-отдыха и т. п. Тема воплощения социального неравенства в физическом пространстве довольно подробно исследована в современных социальных науках: пожалуй, наиболее известные работы на данную тему написаны Пьером Бурдьё [см.: 24] и Джоном Урри [см.: 25].
Пространство потоков можно рассматривать как форму организации комплексных социальных пространств. Хотя оно не объясняет топологическую комплексность социальных действий, а только характеризует трансформацию их организации (переход от традиционного пространства мест к пространству потоков), концепция пространства потоков является сильной объяснительной моделью организации социального взаимодействия в сетевом обществе.
Развитие систем дистанционной передачи информации трансформирует пространственные характеристики коммуникации, действия и присутствия человека в мире и делает определение их локализаций проблематичным. Теоретические ресурсы для решения возникающих проблем мы находим в акторно-сетевой теории, которая с помощью понятия сети объясняет распределение действия в физическом пространстве, занимаемом данной сетью. Понятие сети позволяет объяснить возникновение «новых» комплексных социальных пространств (виртуальное, коммуникационное), трансформацию «старых» социальных пространств (вроде публичного пространства) и их превращение в комплексные социальные пространства.
Библиографический список
1. Carnap R. Ein Beitrag zur Wissenschaftslehre. – Berlin: Verlag von Reuter & Reichard, 1922. – 87 p.
2. Филиппов А. Ф. Теоретические основания социологии пространства. – М.: Канон-Пресс-Ц, 2003. – 237 с.
3. Филиппов А. Ф. Социология пространства. – СПб.: Владимир Даль, 2008. – 285 с.
4. Зиммель Г. Флоренция // Логос. – 2002. – № 3. – С. 1–10.
5. Зиммель Г. Мост и дверь // Социология власти. – 2013. – № 3. – С. 145–150.
6. Кравченко С. А. Социология. Классические теории через призму социологического воображения. – М.: Юрайт, 2014. – 631 с.
7. Гидденс Э. Устроение общества. Очерк теории структурации. – М.: Академический проект, 2003. – 525 с.
8. Верлен Б. Общество, действие и пространство. Альтернативная социальная география / Пер. с англ. С. П. Баньковской // Социологическое обозрение. Том 1. – 2001. – № 2. – С. 26–47.
9. Звоновский В. Б. Социология пространства повседневности: монография. – Самара: Самарский университет, 2009. – 166 с.
10. Ходыкин А. В. Систематизация трактовок взаимосвязи физического и социального пространств в социологических теориях // Будущее социологического знания и вызовы социальных трансформаций (к 90-летию со дня рождения В. А. Ядова). Международная научная конференция (Москва, 28–30 ноября 2019 г.). Сборник материалов / Отв. ред. М. К. Горшков; ФНИСЦ РАН. – М.: ФНИСЦ РАН, 2019. – С. 285–290.
11. Кин Д. Демократия и декаданс медиа / пер. с англ. Дмитрия Кралечкина. – М.: Издательский дом Высшей школы экономики, 2015. – 308 с.
12. Рузавин Г. И. Виртуальность // Новая философская энциклопедия. Т. 1 / Ин-т философии РАН; Нац. обществ.-науч. фонд; Предс. научно-ред. совета В. С. Стёпин. – 2-е изд., испр. и допол. – М.: Мысль, 2010. – С. 404.
13. Силаева В. П. Об использовании понятия «Виртуальный» // Социологические исследования. – 2010. – № 8. – С. 19–25.
14. Хоружий С. С. Род или не род? Заметки к онтологии виртуальности // Вопросы философии. – 1997. – № 6. – С. 56–74.
15. Леушкин Р. В. Виртуальный объект как проблема конструктивного реализма // Фундаментальные исследования. – 2014. – № 6 (часть 7). – С. 1553–1558.
16. Вахштайн В. С. Пересборка повседневности: беспилотники, лифты и проект ПкМ-1 // Логос. – 2017. – № 2 (117). – С. 1–48.
17. Ло Дж. Объекты и пространства // Социологическое обозрение. – Т. 5. – 2006. – № 1. – С. 30–42.
18. Ходыкин А. В. Освоение космоса как социологическая проблема // Социологическое обозрение. – 2019. – № 4. – С. 47–73. DOI: 10.17323/1728-192x-2019-4-47-73.
19. Вахштайн В. С. WTS: War, Technology and Society Рецензия на книгу: «Деланда М. Война в эпоху разумных машин. – М.: Кабинетный ученый, 2015» // Социология власти. – 2015. – № 1. – С. 278–294.
20. Powers M. Confessions of a Drone Warrior // GQ. – October 22. – 2013. – Режим доступа: https://www.gq.com/story/drone-uav-pilot-assassination (дата обращения: 19.10.2021).
21. Мол А., Лаэт М. Зимбабвийский втулочный насос: механика текучей технологии // Логос. – 2017. – № 2. – С. 171–232.
22. Хайдеггер М. Вещь // Время и бытие: Статьи и выступления / сост., пер. В. В. Бибихина. – М.: Республика, 1993. – 447 с.
23. Кастельс М. Информационная эпоха: экономика, общество и культура / Пер. с англ. под науч. ред. О. И. Шкаратана. – М.: ГУ ВШЭ, 2000. – 608 с.
24. Бурдьё П. Социология социального пространства / Пер. с франц. отв. ред. перевода Н. А. Шматко. – М.: Институт экспериментальной социологии; СПб.: Алетейя, 2007. – 288 с.
25. Урри Дж. Как выглядит будущее? / Пер. с англ. А. Матвеенко. – М.: Издательский дом «Дело» РАНХиГС, 2018. – 320 с.
References
1. Carnap R. Ein Beitrag zur Wissenschaftslehre [A Contribution to Science]. Berlin: Verlag von Reuter & Reichard, 1922, 87 p.
2. Filippov A. F. Theoretical Foundations of the Sociology of Space [Teoreticheskie Osnovaniya Sotsiologii Prostranstva]. M.: Canon-Press-Ts, 2003, 237 p.
3. Filippov A. F. Sociology of Space [Sotsiologiya Prostranstva]. St. Petersburg: Vladimir Dal, 2008, 285 p.
4. Simmel G. Florence [Florentsiya]. Logos (Logos), 2002, no. 3, pp. 1–10.
5. Simmel G. Bridge and Door [Most i Dver]. Sotsiologiya Vlasti (Sociology of Power), 2013, no. 3, pp. 145–150.
6. Kravchenko S. A. Sociology. Classical Theories Through the Prism of Sociological Imagination [Sotsiologiya. Klassicheskie Teorii Cherez Prizmu Sotsiologicheskogo Voobrazheniya]. Moscow: Yurayt, 2014, 631 p.
7. Giddens E. The Constitution of Society: Outline of the Theory of Structuration [Ustroenie Obschestva. Ocherk Teorii Strukturatsii]. Moscow: Akademicheskiy Proect, 2003, 525 p.
8. Verlaine B. Society, Action and Space. Alternative Human Geography [Obschestvo, Deystvie i Prostranstvo. Alternativnaya Sotsialnaya Geografiya]. Sotsiologicheskoe Obozrenie. Tom 1 (Sociological Review. Vol. 1), 2001, no. 2, pp. 26–47.
9. Zvonovsky V. B. Sociology of the Space of Everyday Life [Sotsiologiya Prostranstva Povsednevnosti]. Samara: Samarskiy Universitet, 2009, 166 p.
10. Khodykin A. V. Systematization of Interpretations of the Relationship between Physical and Social Spaces in Sociological Theories [Sistematizatsiya Traktovok Vzaimosvyazi Fizicheskogo i Sotsialnogo Prostranstv v Sotsiologicheskikh Teoriyakh]. Buduschee Sotsiologicheskogo Znaniya i Vyzovy Sotsialnykh Transformatsiy (k 90-letiyu so Dnya Rozhdeniya V. A. Yadova). Mezhdunarodnaya Nauchnaya Konferentsiya (Moskva, 28-30 Noyabrya 2019 g.). Sbornik Materialov (The Future of Sociological Knowledge and Challenges of Social Transformations (to the 90th Anniversary of the Birth of V. A. Yadov). International Scientific Conference (Moscow, November 28–30, 2019). Collected Materials). Moscow: FNISTC RAS, 2019, pp. 285–290.
11. Kin D. Democracy and Media Decadence [Demokratiya i Dekadans Media]. Moscow: Izdatelskiy dom Vysshey shkoly ekonomiki, 2015, 308 p.
12. Ruzavin G. I., Stepin V. S. (Ed.) Virtuality [Virtualnost]. Novaya Filosofskaya Entsiklopediya (New Philosophical Encyclopedia). Moscow: Mysl, 2010, p. 404.
13. Silaeva V. P. On the Use of the Concept of “Virtual” [Ob Ispolzovanii Ponyatiya “Virtualnyi”]. Sotsiologicheskie Issledovaniya (Sociological Studies), 2010, no. 8, pp. 19–25.
14. Khoruzhiy S. S. Genus or Non-Genus? Notes to the Ontology of Virtuality [Rod Ili ne Rod? Zametki k Ontologii Virtualnosti]. Voprosy Filosofii (Questions of Philosophy), 1997, no. 6, pp. 56–74.
15. Leushkin R. V. Virtual Object as a Problem of Constructive Realism [Virtualnyy Obekt kak Problema Konstruktivnogo Realizma]. Fundamentalnye Issledovaniya (Fundamental Research), 2014, no. 6 (Part 7), pp. 1553–1558.
16. Vakhstayn V. S. Reassembly of Everyday Life: Drones, Elevators and the PkM-1 Project [Peresborka Povsednevnosti: Bespilotniki, Lifty i Proekt PkM-1]. Logos (Logos), 2017, № 2 (117), pp. 1–48.
17. Law J. Objects and Spaces [Obekty i Prostranstva]. Sotsiologicheskoe Obozrenie (Russian Sociological Review), vol. 5, 2006, no. 1, pp. 30–42.
18. Khodykin A. V. Space Exploration as a Sociological Problem [Osvoenie Kosmosa kak Sotsiologicheskaya Problema]. Sotsiologicheskoe Obozrenie (Russian Sociological Review), 2019, no. 4, pp. 47–73. DOI: 10.17323/1728-192x-2019-4-47-73.
19. Vakhstayn V. S. WTS: War, Technology and Society. Book Review: “Delanda M. War in the Era of Intelligent Machines. M.: Cabinet Scientist, 2015”. Sotsiologiya Vlasti (Sociology of Power), 2015, no. 1, pp. 278–294.
20. Powers M. Confessions of a Drone Warrior. GQ, 2013, October 22, 2013. Available at: https://www.gq.com/story/drone-uav-pilot-assassination (accessed: 19 October 2021).
21. De Laet M., Mol A. Zimbabwe Bush Pump: Mechanics of a Fluid Technology [Zimbabviyskiy vtulochnyy nasos: mekhanika tekuchey tekhnologii]. Logos (Logos), 2017, no. 2, pp. 171–232.
22. Heidegger M. The Thing [Vesch]. Vremya i Bytie: Stati i Vystupleniya (Time and Being: Articles and Speeches). Moscow: Respublika, 1993, 447 p.
23. Castells M. The Information Age: Economy, Society, and Culture [Informatsionnaya Epokha: Ekonomika, Obschestvo i Kultura]. Moscow: GU VShE, 2000, 608 p.
24. Bourdieu P. Sociology of Social Space [Sotsiologiya Sotsialnogo Prostranstva]. Moscow: Institut eksperimentalnoy sotsiologii; St. Petersburg: Aleteya, 2007, 288 p.
25. Urry J. What Is the Future? [Kak Vyglyadit Buduschee?]. Moscow: “Delo” RANKhiGS, 2018, 320 p.
Ссылка на статью:
Ходыкин А. В. Трансформация пространственности и появление комплексных социальных пространств // Философия и гуманитарные науки в информационном обществе. – 2021. – № 4. – С. 41–51. URL: http://fikio.ru/?p=4856.
© Ходыкин А. В., 2021