УДК 316.73

 

Печенина Ольга Викторовна – федеральное государственное бюджетное образовательное учреждение высшего образования «Санкт-Петербургский государственный технологический институт (технический университет)», кафедра философии, кандидат философских наук, старший преподаватель, Россия, Санкт-Петербург.

E-mail: navsikaya77@yandex.ru

190013, Россия, Санкт-Петербург, Московский проспект, дом 26,

тел.: 8(953)367-88-85.

Авторское резюме

Состояние вопроса: В настоящее время философы, социологи, культурологи и футурологи обращают все больше внимания на противоречивые процессы, происходящие в обществе под влиянием развития информационных технологий. На наших глазах письменная культура трансформируется в культуру масс-медиа, где в качестве средств коммуникации выступают не письменные знаки, наделенные внутренним значением, подлежащим расшифровке, а сложное переплетение образов и звуков, действующих в обход сознания и оперирующих бессознательными желаниями человека. При этом оценки происходящих культурных изменений и прогнозы на будущее неоднозначны.

Результаты: Средства массовой коммуникации в настоящее время понимаются не просто как технологические способы передачи информации, но проявляют себя как новая реальность человеческого опыта. В качестве средств коммуникации могут выступать дороги, жилище, реклама и т. д. Они реорганизуют способ мировосприятия и образ жизни. Сегодня ведущими медиа вместо слов и понятий становятся образы и звуки. Аудиовизуальные символы, которые использует современная культура, не осмысливаются нами подобно абстрактным понятиям печатной культуры. Они определяют наши реакции непосредственно. «Гиперреальность» образов замещает реальность человеческого опыта. И если ранние исследования (М. Маклюэн) оптимистично рассматривали новые медиа, то более поздние (Ж. Бодрийяр) вообще не склонны трактовать медиа коммуникацию как коммуникацию, поскольку масс-медиа запрещает ответ и превращает человека в потребителя.

Область применения результатов: Осмысление коммуникации как способа бытия человека и общества может способствовать решению ряда антропологических и социокультурных проблем. Новые электронные медиа нуждаются в детальном анализе, поскольку их развитие влечет за собой как положительные, так и отрицательные последствия. В отдельном анализе нуждается проблема соотношения письма и голоса в современной культуре.

Выводы: Культурные и антропологические последствия аудиовизуальной коммуникации пока трудно оценить, ведь мы находимся еще в точке перехода книжной культуры в культуру электронных медиа, когда они все сосуществуют. Наряду с оптимистичным взглядом на динамику форм коммуникации всё большее распространение получают тревожные опасения, касающиеся искажения коммуникации под влиянием новых медиа, уничтожения смысла межличностных отношений и утраты социального как такового.

 

Ключевые слова: информационные технологии; информационное общество; массовая коммуникация; массовая культура; средства массовой коммуникации; гиперреальность.

 

Communication Features in the Era of New Information Technologies

 

Pechenina Olga Viktorovna – St. Petersburg State Technological Institute (Technical University), Philosophy Department, Ph. D. (Philosophy), Assistant Professor, Saint Petersburg, Russia.

Е-mail: navsikaya77@yandex.ru

26, Moskovsky Prospect, Saint Petersburg, 190013, Russia,

tel: 8 (953) 367-88-85.

Abstract

Background: Currently, philosophers, sociologists, culturologists and futurists are paying particular attention to the contradictory processes taking place in society under the influence of the development of information technologies. We are witnessing that printed culture is turning into media culture, where the means of communication are not written signs endowed with internal meaning to be deciphered, but a complex interaction of images and sounds influencing unconsciousness and regulating unconscious desires of people. However, evaluations of cultural changes and forecasts for the future are ambiguous.

Results: Mass communication is not simply as a technological means of transmitting information, but it manifests itself as a new reality of human experience. Roads, housing, advertising, etc. can be means of communication. They reorganize the way of worldview and lifestyle. Today, the leading media use images and sounds instead of words and concepts. We do not comprehend audio-visual symbols, which modern culture uses, as abstract concepts in printed culture. They determine our reactions directly. “Hyper-reality” of images replaces the reality of human experience. If early studies (Marshall McLuhan) optimistically consider new media, the later ones (Jean Baudrillard) do not tend to regard media communication as communication at all, since mass media prohibit the response and turns a person into a consumer.

Research implications: Understanding communication as a way of man and society being can contribute to the solution of a number of anthropological and socio-cultural problems. New electronic media need a detailed analysis, since their development results in both positive and negative consequences. The correlation between letters and voice in modern culture has to be studied in particular.

Conclusion: The cultural and anthropological consequences of audiovisual communication are difficult to assess today, because we are just at the point of transition from the printed culture to the culture of electronic media, when they all coexist. Along with an optimistic viewpoint on the dynamics of communication forms, strong fears, concerning the distortion of communication under the influence of new media, the destruction of interpersonal relations and the loss of sociality as such are becoming more widespread.

 

Keywords: information technologies; information society; mass communication; mass culture; mass media; hyper-reality.

 

Во второй половине прошлого столетия в развитых странах мира под влиянием научно-технического прогресса начинаются процессы интенсивного преобразования структуры социальных коммуникаций. Новые средства коммуникации обеспечивают новый уровень взаимодействия субъектов, что приводит к формированию нового типа культуры – информационной культуры или медиакультуры. Термин медиа происходит от латинских medium (средство, посредник), media (средства, посредники) и введен для обозначения массовой культуры (mass media), включающей в себя средства массовой коммуникации и средства массовой информации.

 

Информационные технологии в такой социальной организации пронизывают все сферы деятельности, начиная от доминантных (политическая и экономическая системы) и заканчивая опытом повседневной жизни. Отличительной чертой информационного общества является сетевая логика его структуры. Именно с использованием информационных сетей началось массовое распространение информации, что явилось технической основой для развития телекоммуникаций, образующих современную медиасреду. И если в узком смысле телекоммуникациями принято считать технологические способы передачи информации на большие расстояния для обеспечения дистанционной связи (радио, телевидение, телефон, факс, интернет и т. п.), в более широком смысле они стали пониматься как среда коммуникации между людьми, отнюдь не сводящаяся к простой передаче информации, но проявляющая себя как новая реальность человеческого опыта.

 

К осмыслению этого нового типа реальности, конструируемого современными технологиями, одним из первых обратился канадский философ и культуролог, социолог и литературовед Герберт Маршалл Маклюэн. В 1960-х годах он предложил концепцию, согласно которой причиной эволюции общества и формообразующей силой любой культуры являются технологии, прежде всего – коммуникативные технологии. Именно смена технологий обусловливает смену коммуникаций, а те, в свою очередь, приводят к изменениям в основаниях и структуре общества.

 

При этом под средствами коммуникации (media) Маклюэн понимает разнообразные вещи, предметы, орудия, явления (одежду, транспортные средства, денежные знаки, дороги, жилище, электричество, рекламу и т. п.), то есть технологии, введение которых вносит изменения в коммуникацию человека с миром и реорганизует способ мировосприятия и образа жизни людей.

 

Различие основных типов технологий и соответствующих им типов коммуникаций определяют, по Маклюэну, и тип общества. Ученый выделил три типа общества, которые соответствуют трем основным этапам развития цивилизации: первый этап – первобытная дописьменная культура, в которой жизнь общества детерминирована устными средствами коммуникации; второй – письменно-печатная культура, которая получила своё развитие под влиянием открытия сначала письма, а потом и печатного станка; наконец, третий этап развития общества – электронная, или аудиовизуальная современная культура, сформировавшаяся под влиянием новых электронных технологий коммуникации.

 

Устная коммуникация

В историческом отношении это самая первая и существующая наиболее длительное время форма коммуникации, основанная на принципах коллективного образа жизни, восприятия и понимания окружающего мира. Первоначальное значение языка состоит не в том, чтобы передавать информацию о мире, а в том, чтобы формировать коллективное тело коммуницирующих. Устная речь, исконным образом связанная с музыкальностью, пением, ритмикой и мелодичностью, исключала индивидуализм и замкнутость частной жизни. Одновременная вовлеченность говорящего и слушающего, одновременное задействование многих медиа восприятия (слуха, зрения, тактильной чувствительности и даже вкуса – в случае совместного принятия пищи), использование тембра голоса, акустически нагруженных жестикуляций и пауз, поочередность в высказываниях – вот основные отличительные моменты устной коммуникации. Именно это общее переживание структурного развертывания разговора и опосредует говорящим и слушающим то впечатление, что они переживают одно и то же. Согласие по поводу обсуждаемого достигается как единодушие, сопричастие и соучастие, а не познание и обоснование.

 

Хронотоп устной речи втягивает в коммуникацию помимо рационального контроля. Присутствующий уже участвует в разговоре, даже если ничего не говорит. В этом случае дело заключается не столько в информировании, сколько в поддержании коммуникации как таковой. Получается, что избежать коммуникации в этом случае можно лишь простейшим образом – через отсутствие. Голос противодействует повторной распознаваемости смысла, он может звучать и быть услышанным лишь в момент говорения. Смысл является абсолютным в момент его произнесения и восприятия. Поэтому можно говорить о том, что голос обладает собственной магией – он не сводится только лишь к сообщению, но оказывается средством воздействия и трансформации Другого.

 

Итак, человек – существо говорящее, и его способность к речи следует считать врожденной. Б. В. Марков отмечает, что способность к речи у людей есть нечто автономное. «Человеку нравится говорить, посредством речи он приводит себя в состояние экстаза, что означает открытость миру» [6, с. 286]. Истоки речи в онтогенетическом плане трудно объяснить понятийным слоем культуры, ведь сначала ребенок лепечет, говорит, и только потом взрослые привносят в этот акустический процесс значения, что обеспечивает понимание собственной речи. Наша способность к языку не исчерпывается соблюдением логики и грамматики, а предполагает чувствительность к тончайшим оттенкам смысла, ориентацию в звуках и мелодике родной речи. Таким образом, речь изначально – это форма близкого интимного взаимодействия, которое хранит теплое общение матери и ребенка. Лишь позже, в ходе развития культуры формируется понятийная речь, для которой важны уже не тональность, а понятия и значения слов.

 

Письменная коммуникация

По мере развития цивилизации всё большее значение приобретает письменная форма коммуникации, функционирующая по принципиально иным законам, чем устная речь. Изначально письмо не преследовало коммуникативных задач и служило сакральным целям служения богам и гаданию. Со времени изобретения алфавитного письма (2 тыс. до н. э.) получает свое развитие коммуникативное использование письменности, прежде всего в форме писем (которые, однако, прилагались к устным посланиям в качестве памяток) и текстов, непосредственно обращенных к читателю для передачи ему того или иного сообщения. Конечно же, не следует думать, что появление письменности как нового медиа распространения незамедлительно обусловило преобразование устного характера всех важнейших для общества сфер коммуникации. Она по-прежнему понимается как устная, на раскрытие же возможностей письма даже после введения алфавита уйдут целые столетия. Лишь после величайшего открытия печатного станка И. Гуттенбергом[1] можно говорить о новом этапе в западной культуре, на котором произошла глубочайшая трансформация человеческого мировоззрения: формирование культа индивидуализма, национальных государств и рыночного общества.

 

Как система, способная воспроизвести все возможные звуковые различия, письменность переводит язык из акустического медиума в оптический. Благодаря выражению единства некоего различия, письменность обеспечивает новые операции письма и чтения, где различают уже не звук и смысл, но сочетание букв и смысл. Устная речь с трудом дифференцирует звук и смысл, имя и вещь, субъект и объект, причину и следствие, поэтому является отголоском первобытно-мифологического мировоззрения и обладает магическими свойствами «заговора». «Из этого волшебно озвученного мира одновременно существующих отношений – словесно-акустического пространства – есть только один путь к свободе и независимости человека и проложен он фонетическим алфавитом, который в то же самое время превращает индивидов в раздвоенных шизофреников», – пишет М. Маклюэн [4, с. 55]. Фонетический алфавит провоцирует разрыв между глазом и ухом, семантическим значением и визуальным кодом. Лишь фонетическое письмо способно перенести человека из племенной жизни в цивилизацию, открыть для него возможность не только слышать, но и видеть.

 

Но любое чувство, достигая наивысшей степени интенсивности, по мнению Маклюэна, меняет общее соотношение чувств и оказывает анестезирующее воздействие на другие чувства. Так, принципы визуальной унифицируемости и воспроизводимости постепенно распространились на различные виды человеческой деятельности. Общество оказалось под «гипнозом» визуальности, что породило острое чувство прерывистости опыта и самоотчуждения.

 

С возникновением письменности социальная значимость физического присутствия в коммуникации уменьшается. Она увеличивает круг адресатов, но одновременно сжимает круг того, о чем может говориться информативно (т. е. требует сообщать нечто новое). Таким образом, в использовании письменности общество отказывается от временной и интеракционной гарантии единства коммуникации, от соучастия в непосредственный момент говорения. Сообщение и понимание разделяются временной дистанцией.

 

В письменной речи происходит замена чередования ролей говорения-слушания на соответствующие роли писания-чтения, которые, как полагает Н. Луман, оказываются несоциальными активностями: «И письмом, и чтением люди неизбежно занимаются в одиночку – если же при этом присутствуют другие, наблюдающие, то слишком пристальное наблюдение выказывает себя как бесполезное, нескромное и подозрительное» [3, с. 97]. Социальной остается лишь сама коммуникация. Если до открытия Гуттенберга чтение рукописных текстов все еще подразумевало размеренное чтение вслух и подкреплялось задействованием акустического медиума, то распространение книгопечатания и методик быстрого чтения окончательно усугубили разрыв между ухом и глазом, а также явились основанием индивидуализма и общественного самовыражения.

 

Будучи «горячим» средством коммуникации, печать ворвалась в мир, тысячелетиями имевший дело со средствами «холодными»[2] и способствовала началу эпохи потребления, ибо печатный текст не только представлял собой товар и средство потребления, но и научил людей организовывать все остальные виды собственной деятельности на основе принципа систематической линейности. Книгопечатание впервые позволило людям увидеть их родной язык, визуализировать социальное единство, границы которого совпадали с границами национального языка, что привело к ощущению силы национализма.

 

До XVI века – эпохи, когда в Европе возникла современная система государств – национализма просто не существовало. Европейские нации XVI столетия больше напоминали маленькие империи, чем большие племена, а преданность народа своим суверенам получила название национализм. Жесточайшие религиозные войны XVI–XVII веков, революции XIX–XX столетий – все это явилось следствием консолидации национальных языков и применения мощной силы в области коммуникаций и средств связи. Таким образом, развитие книгопечатания способствовало установлению тесной взаимосвязи между овеществлением и артикуляцией частного внутреннего опыта, с одной стороны, и концентрацией коллективного национального сознания – с другой. Поэтому национализм нетождественен старым структурам общности на основе устной речи, он всегда уже рискует вызвать протест отдельных индивидов против централизованного контроля и управления, подорвать себя изнутри.

 

Аудиовизуальная коммуникация

В целом Маклюэн достаточно оптимистично смотрел на наступление новой эпохи электронных медиа. Он полагал, что, если письменная культура отражает процессы детрайбализации[3] общества (выхода из племенного состояния), то современная культура, пришедшая ей на смену, напротив, знаменует повторное возвращение в племенное состояние, ретрайбализацию. Племенное состояние рассматривается при этом как некое исторически исходное состояние человечества.

 

Закат «галактики Гуттенберга» с присущими ей линейностью и человеческой отчужденностью был связан с появлением электрических средств массовой коммуникации (телеграфа, телефона, радио и телевидения), превративших мир в одну большую «глобальную деревню», где все, что происходит, сразу становится известно всем ее жителям, а любое новое событие сопряжено с другими. Сегодня каждый ребенок, живущий на западе, воспитывается в магическом, периодически повторяющемся мире устного слова, поскольку постоянно слышит рекламу по радио и телевидению, смотрит одни и те же программы в одно и то же время. Из визуально-ориентированного мира причинно-следственных отношений мы вновь попадаем в волшебный мир мифа.

 

Если печать выделяет из всей совокупности чувств зрение, уводя на задний план аудиотактильную сложность чувственного опыта и приводя к разобщению чувств, то в наши дни под воздействием электронных технологий совершается обратный процесс, направленный на восстановление интеграции чувств и выводящий на первый план слуховой канал коммуникации.

 

Думается, что значение зрения было основополагающим для письменной культуры, тогда как значение слуха было ею недооценено. Сегодня, в эпоху аудиовизуальных медиа, слух и способность слышать вновь требуют обратить на себя самое пристальное внимание. «Со времен греков теория – это видение, усмотрение сути дела, а знание – его идея или образ. Можно сделать вывод о том, что ухо – это орган лингвистический или прагматический и коммуникативный, а глаз – семантический или когнитивный» [7, с. 265]. Слух обеспечивает нам связь с другими, а зрение ее разрушает и уводит нас внутрь себя.

 

Звуки, а также некоторые визуальные символы и образы не осмысляются нами семиотически подобно абстрактным понятиям печатной культуры. Они определяют наши реакции непосредственно. Коммуникативная революция, свидетелями которой мы сегодня становимся, сопровождается сменой носителей сообщения. Ведущими медиа вместо слов и понятий становятся образы и звуки. Если письменность оперирует искусственными знаками, не имеющими самостоятельного воздействия, и являющимися как бы заместителями реальных предметов или носителями идеальных значений, то знаки, которые поставляет новая аудиовизуальная медиа система, не отсылают к какой-либо «истине», которая позволила бы проверить сообщение на достоверность, а сами становятся самоценной реальностью, замыкаются на самих себя. «Изображение вещей или политиков в рекламных роликах воздействуют по-иному, чем интеллектуальные знаки. Зритель видит красивую вещь или внушающее доверие лицо политика, слышит бархатный завораживающий голос, попадает под воздействие завораживающего взгляда. Это принципиально иные знаки, способ воздействия которых на поведение не предполагает рефлексии» [6, с. 298]. Имитация, иллюзия реальности, создающая «гиперреальность» образов, играет в повседневности человека большую роль, чем сама реальность, и заменяет ее.

 

На это указывал Ж. Бодрийяр, утверждая, что «гиперреальность» – это сфера симуляции, где происходит смешение экранных образов и эпизодов реальности, действительного и телевизионного времени, интимной и публичной жизни, внешнего и внутреннего, подлинного социального бытия и воображаемого пространства. «Сегодня же вся бытовая, политическая, социальная, историческая, экономическая и т. п. реальность изначально включает в себя симулятивный аспект гиперреализма: мы повсюду уже живем в «эстетической» галлюцинации реальности» [2, с. 152]. В этой гипертрофированной реальности иллюзии существенно превосходят саму жизнь. Реальности больше нет, есть подобие реальности, игра в нее, пространство симуляции, сфера всемогущих знаков и образов, где исчезает различие между действительным и воображаемым. На экранных изображениях буквально невозможно что-либо увидеть, и это неудивительно, ведь такие пустые образы предназначены не для рефлексии, а для бездумного потребления.

 

Бодрийяр вообще не считает современные масс медиа средствами коммуникации. В своей статье «Реквием по масс-медиа» он пишет: «Характерной чертой масс-медиа является то, что они предстают в качестве антипроводника, что они нетранзитивны, что они антикоммуникативны» [1, с. 201] в том смысле, что механизмы их действия противоречат идее коммуникации как таковой. Истинный коммуникативный акт подразумевает некий обоюдный обмен, некое взаимодействие. Вся современная архитектура масс медиа навсегда запрещает ответ и превращает человека в совершенно инертного потребителя, отстраненного от процессов, происходящих в обществе, и не нуждающегося в настоящем диалоге. С точки зрения подобного подхода телевидение и кинематограф нужно рассматривать не как средства общения, а как преграды для истинной коммуникации. Французский философ утверждает, что радио, кино и телевидение вытеснили из социума живое, подвижное слово, которое может быть высказано и возвращено в качестве ответа. Только такое слово является единицей полноценного общения. Помещенное на экран, слово становится призрачным и пустым. Сейчас мы находимся в состоянии безответности, поэтому единственно возможную будущую революцию в этой области философ видит в восстановлении возможности ответа.

 

Несомненно, Бодрийяр находился под влиянием идей Маклюэна. В частности, он разделял знаменитый тезис «medium is message», который означает, что средство коммуникации само по себе есть сообщение. Часто содержание отвлекает нас от природы коммуникации, и мы не замечаем, что природа средства коммуникации является сообщением и вносит значительные изменения в социально-культурную среду. Новое средство коммуникации всегда несет новый тип информации. При этом каждое новое средство коммуникации использует предыдущее средство в качестве своего содержания. Так, содержанием письма является речь, содержанием печати – письменное слово, печать – содержанием телеграфа. Именно поэтому воздействие средства коммуникации оказывается чрезвычайно интенсивным. Кроме того, в теории Маклюэна средства коммуникации выступают непосредственными продолжениями человеческого тела, органов чувств и способностей. Будучи таковыми, они в конечном итоге отделяются от человека и обретают над ним власть.

 

Однако в целом отношение к медиакультуре у этих философов различно. Маклюэн указывает на главное достоинство электронных технологий – они восстанавливают органическую целостность мира и способствуют взаимодействию чувств, которые были разобщены визуальным кодом письма. Масс-медиа возвращают в коммуникацию звуки и образы, существенно расширяя горизонт общения и облегчая его ход. Это возрождает в нас мыслительные процессы, свойственные первобытным людям, ведь открытия в области электромагнетизма воссоздают «единое поле» человеческих отношений, так что теперь людской род существует в условиях глобальной деревни, где все знают обо всем. На смену разобщенного мира приходят новые мифологии, а на смену индивидуализма – новые коллективные формы взаимодействия и забвение книги. «Сегодня, – пишет Маклюэн, – “одновременное поле” электрических информационных структур скорее воспроизводит или возрождает условия и потребность в диалоге и соучастии, нежели стремление к специализации или частной инициативе на всех уровнях социального опыта» [4, с. 251–252].

 

Однако в поздних работах «пророка из Торонто» оптимизм по поводу однозначной благотворности телевидения и компьютера для цивилизации все же утихает. Ученый не мог не предвидеть то, что уже так явственно видел Бодрийяр – как электронные СМИ, предназначенные для расширения кругозора потребителя, на самом деле невероятно сужают его, заваливая людей информационным мусором. Бодрийяр полагает, что тотализация коммуникации ведет, в конечном итоге, к ее исчезновению. И если средства коммуникации являются продолжениями человеческого тела, которые отделяются от него, то развитие технологической «инфраструктуры» тела сопровождается последовательной «ампутацией» человеческих способностей. Развитие электронных средств коммуникации интерпретируется в этом плане как финальная ампутация человеческого сознания, в результате которой способности человека выносятся за его пределы, приобретают собственную логику, которую навязывают самому человеку. Перед лицом отчужденной инфраструктуры технологий человек оказывается слабым и зависимым существом, которое, однако, спасает то, что оно не осознает, что с ним происходит. Компьютер, по мнению Бодрийяра, становится протезом для людей, теряющих способность мыслить, так же как очки и контактные линзы стали протезами для тех, кто теряет зрение.

 

Самые серьезные опасения вызывает также и то, что масс медиа превращаются в орудие манипуляции, анонимную форму власти, использующую эффекты гиперреальности и симуляции материнского голоса. Вместе с конкретными сведениями потребитель политической, рекламной, медицинской и другой информации получает сеть моральных и политических оппозиций, которые действуют на бессознательном уровне и формируют определенные установки восприятия и поведения даже у их создателей.

 

За последнее столетие новая электрическая галактика глубоко трансформировала галактику Гутенберга. Опыт подобного сосуществования технологий и форм сознания способен травмировать любого человека и любое общество. Последствия любой неосознанной нами силы представляют собой зло, особенно если эту силу мы создали сами. Поэтому мало только занять ту или иную ценностную позицию в отношении происходящих сегодня событий. Необходимо переосмыслить отношения человека и техники. Проблема, связанная с распространением виртуальных технологий, выходит за рамки специальных наук и становится гипотезой, требующей философско-антропологического обобщения.

 

Список литературы

1. Бодрийяр Ж. Реквием по масс-медиа // Поэтика и политика: Альманах Российско-французского центра социологии и философии Института социологии РАН. – М.: Институт экспериментальной социологии. – СПб.: Алетейя, 1999. – С. 193–226.

2. Бодрийяр Ж. Символический обмен и смерть. – М.: Добросвет, 2000. – 387 с.

3. Луман Н. Медиа коммуникации. – М.: Логос, 2005. – 280 с.

4. Маклюэн М. Галактика Гуттенберга: Становление человека печатающего. – М.: Академический проект, 2005. – 496 с.

5. Маклюэн Г. М. Понимание медиа: Внешние расширения человека. – М.: Кучково поле, 2014. – 464 с.

6. Марков Б. В. Культура повседневности. – СПб.: Питер, 2008. – 352 с.

7. Марков Б. В. Философская антропология. – СПб.: Питер, 2008. – 349 с.

 

References

1. Baudrillard J. Requiem for the Media [Rekviem po mass-media]. Poetika i politika: Almanakh Rossiysko-frantsuzskogo tsentra sotsiologii i filosofii Instituta sotsiologii RAN (Poetics and Politics. Almanac of Russian-FrenchCenter Sociology and Philosophy Institute of Sociology of the RussianAcademy of Sciences). Moscow, Institut eksperimentalnoy sotsiologii, St. Petersburg, Aleteyya, 1999, pp. 193–226.

2. Baudrillard J. Symbolic Exchange and Death [Simvolicheskiy obmen i smert]. Moscow, Dobrosvet, 2000, 387 p.

3. Luhmann N. Theory of Society [Media kommunikatsii]. Moscow, Logos, 2005, 280 p.

4. McLuhan M. The Gutenberg Galaxy: The Making of Typographic Man [Galaktika Guttenberga: Stanovlenie cheloveka pechatayuschego]. Moscow, Akademicheskiy proekt, 2005, 496 p.

5. McLuhan M. Understanding Media: The Extensions of Man [Ponimanie media: Vneshnie rasshireniya cheloveka]. Moscow, Kuchkovo pole, 2014, 464 p.

6. Markov B. V. The Culture of Everyday Life [Kultura povsednevnosti]. St. Petersburg, Piter, 2008, 352 p.

7. Markov B. V. Philosophical Anthropology [Filosofskaya antropologiya]. St. Petersburg, Piter, 2008, 349 p.