От культурной к социокультурной антропологии: состояние предметных исследований

УДК 130. 2

Выжлецов Павел Геннадиевич – федеральное государственное автономное образовательное учреждение высшего образования «Санкт-Петербургский государственный университет аэрокосмического приборостроения», кафедра истории и философии, доцент, кандидат философских наук, доцент, Санкт-Петербург, Россия.

Email: vyzhletsov@mail.ru

196135, Россия, Санкт-Петербург, ул. Гастелло, д. 15,

тел.: +7 (812) 708-42-13.

Выжлецова Наталья Викторовна – федеральное государственное автономное образовательное учреждение высшего образования «Санкт-Петербургский государственный университет аэрокосмического приборостроения», кафедра рекламы и современных коммуникаций, доцент, кандидат культурологии, доцент, Санкт-Петербург, Россия.

Email: maus72@mail.ru

196135, Россия, Санкт-Петербург, ул. Гастелло, д. 15,

тел.: +7 (812) 708-43-45.

Авторское резюме

Состояние вопроса: При определении предмета социокультурной антропологии следует учитывать две противоположные исследовательские программы: 1) изучение проблем культурных различий, способов придания действиям смысла и целенаправленности, которые осуществляются посредством языка, обычая, традиции (наследие Ф. Боаса); 2) исследование эволюции человека, прежде всего, ее материальных факторов (истоки в биологическом эволюционизме Ч. Дарвина). Вместе с тем, разнородные тенденции в рамках социокультурной антропологии связаны общими традициями эволюционизма и функционализма, практикой полевых исследований, возрастающим уровнем работ по проблематике культурной динамики. В наше время необходимо пересмотреть и точно сформулировать общую программу социокультурной антропологии, учитывая преемственность со сложившейся ранее научной традицией.

Результаты: В современной социокультурной антропологии расширилось предметное поле и круг объектов исследования: от жертв колониальной несправедливости, зарубежных народов и регионов колониального и постколониального мира до междисциплинарных проектов по изучению проблем современной культуры США и Западной Европы (воздействия средств массовой информации, высоких технологий, рекламы и др. на общество). В настоящее время в рамках процессов глобализации сформировалась новая антропологическая парадигма, связанная с формированием и преобразованием культурной и социальной идентичности.

Область применения результатов: Предложенный авторами подход позволяет более точно представить предметное поле социокультурной антропологии в начале XXI века.

Выводы: Предметом социокультурной антропологии в настоящее время выступает исследование культурных различий и сходств, которые рассматриваются в ракурсе достижения людьми собственной идентичности. Предполагается, что указанная человеческая общность наделена совокупностью «культурных черт» или признаков, носителями которых выступают конкретные люди. В 2000-е годы четко обозначилась тенденция к расширению предметного поля антропологии и объединения ее «ветвей» под знаком термина «социокультурная антропология». Социальный аспект антропологии предполагает изучение семьи и способов взаимодействия между ее представителями, а культурная составляющая обозначает исследование знаково-символических форм общения между ними.

Ключевые слова: культурная, социальная, социокультурная антропология; культурология; этнография; предмет; объект; парадигма; этнос; культура; идентичность.

From Cultural to Sociocultural Anthropology: The State of Subject Research

Vyzhletsov Pavel Gennadievich – Saint Petersburg State University of Aerospace Instrumentation, Department of History and Philosophy, Associate Professor, PhD, Saint Petersburg, Russia.

Email: vyzhletsov@mail.ru

15 Gastello st., Saint Petersburg, 196135, Russia,

tel.: +7 (812) 708-42-13.

Vyzhletsova Natalya Viktorovna – Saint Petersburg State University of Aerospace Instrumentation, Department of Advertising and Modern Communications, Associate Professor, PhD, Saint Petersburg, Russia.

Email: maus72@mail.ru

15 Gastello st., Saint Petersburg, 196135, Russia,

tel.: +7 (812) 708-43-45.

Abstract

Background: When defining the subject of sociocultural anthropology, two opposing research programs should be considered. First, studying issues of cultural differences, ways of discovering meaning and purposefulness of actions, which are carried out through language, custom, and tradition (F. Boas’ heritage). Second, studying the evolution of humans, its material factors (sources in the biological evolutionism of C. Darwin). At the same time, heterogeneous tendencies within the framework of sociocultural anthropology are linked with common traditions of evolutionism and functionalism, field research practices, and an increasing level of works on cultural dynamics. In our time, it is necessary to revise and formulate precisely the general program of sociocultural anthropology, taking into account the continuity of the scientific tradition established previously.

Results: In contemporary sociocultural anthropology, the subject field and range of research objects have expanded: from victims of colonial injustice, foreign peoples and regions of the colonial and postcolonial world to interdisciplinary projects to study the problems of contemporary culture in the USA and Western Europe (media, high technology, advertising, etc. influence on society). As part of globalization processes, a new anthropological paradigm has emerged, connected with the formation and transformation of cultural and social identity.

Research Implications: The approach proposed by the authors makes it possible to present more accurately the subject field of sociocultural anthropology at the beginning of the 21st century.

Conclusion: The subject of sociocultural anthropology is the study of cultural differences and similarities, which are considered from the point of view of people achieving their own identity. This human community appears to have a set of “cultural traits” or signs, the bearers of which are individuals. In the 2000s, there was a clear trend towards the expansion of the subject field of anthropology and the unification of its “branches” using the term “sociocultural anthropology”. The social aspect of anthropology involves the study of the family and the ways of interaction between its members, and the cultural component refers to the study of sign-symbolic forms of communication between them.

Keywords: cultural, social, sociocultural anthropology; cultural studies; ethnography; subject; object; paradigm; ethnos; culture; identity.

Введение

Представляется возможным выделить две магистральных линии развития культурной антропологии.

Первая заключается в том, что социокультурная антропология и культурология связаны «родственными» отношениями [6, с. 142], а именно, культурная антропология стала источником возникновения культурологии. Поскольку термин «культурология» связан с именем американского культурного антрополога Л. Уайта, то в данном контексте необходимо отметить, что его научный вклад оценивается не однозначно. Так, одни исследователи считают, что он обосновал новое направление в культурной антропологии и, как следствие, новую науку – культурологию [см.: 4, с. 79], другие же, что только новое направление – культурный эволюционизм.

Вторая линия развития послужила предпосылкой становления социокультурной антропологии. В данной статье мы обратимся к рассмотрению последней.

1. Переход от культурной к социокультурной антропологии

Согласно Р. Борофски, основой для книги которого послужили материалы Американской антропологической ассоциации (1989), культурная антропология представляет собой поддисциплину антропологии (другое название, принятое в США, – общая антропология), которая входит как часть или раздел в ее состав. Поэтому, как отмечает Борофски: «Культурная антропология подвержена многим из тех же тенденций, что и более широкая научная дисциплина – антропология» [3, с. 7].

В свою очередь А. и Дж. Куперы полагают, что термин «культурная антропология» употребляется в основном в США «…для обозначения той отрасли антропологии, которая изучает человека (т. е. людей) как социальное существо, а также скорее благоприобретенные, чем генетически передаваемые формы поведения» [3, с. 7].

Д. Мандельбаум определяет основную задачу «культурной антропологии», также делая акцент на исследовании человеческого поведения. Согласно Мандельбауму, эта задача «…состоит в изучении сходств и различий в поведении разнообразных групп людей, в описании характера тех или иных культур и типичных для них процессов воспроизводства, изменений и развития» [3, с. 7]. При этом трех последних авторов объединяет внимание к социально и культурно обусловленному поведению людей, «человека».

Вместе с тем, сама культурная антропология как поддисциплина антропологии не однородна. Так, Р. Раппопорт выделяет в ней две основные «традиции» – объективистскую и биологизаторскую, с одной стороны, и субъективистскую и гуманитарную – с другой. Они были заложены в культурной антропологии преимущественно в США со времени ее формирования. Согласно Раппопорту: «Одна из них, объективная в своих устремлениях и одухотворяемая биологическими науками, стремится к обнаружению и объяснению причин, а в некоторых случаях… и к открытию законов. Другая же, находящаяся под влиянием философии, лингвистики и гуманитарных наук и более открытая субъективно обретаемому знанию, стремится к интеграции и открытию сущности вещей» [10, с. 18].

Несмотря на то, что указанные направления, особенно в последнее время, находятся в состоянии конфронтации, важно установление союза между ними. Обретенный союз будет способствовать выявлению существующего состояния предмета исследования культурной антропологии «во всей его полноте» [10, с. 19].

При определении предмета как культурной, так и социокультурной антропологии в начале XXI в. важно учесть две программы исследований, которые уже утвердились в американской культурной антропологии.

В частности, Купер связывает указанное содержание с двумя «исследовательскими программами». Начала первой заложил Ф. Боас, предметом ее исследования выступила вариативность культуры. В качестве основных здесь фигурируют проблемы культурных различий, способов придания «действиям их смысла и целенаправленности», которые осуществляются посредством «языка и обычая», «значения традиции» [3, с. 7].

Вторая программа противостоит первой, обоснованной Ф. Боасом. Она исходит из идей биологической эволюции Ч. Дарвина. Предметом ее исследования выступает эволюция человека, в изучении которой особое внимание уделяется «материальным факторам» и «общим принципам». Данная программа, в противовес первой, «формирует себя скорее по образу и подобию естественных наук, нежели гуманитарных» [3, с. 8].

Вместе с тем наряду с разделяющими, фрагментирующими тенденциями Р. Борофски отмечает, что «у антропологов есть общие традиции, общий опыт и общая литература» [3, с. 16], которые обеспечивают целостность этой дисциплины и относятся к специфическим чертам социокультурной антропологии.

1) Общие традиции, заложенные эволюционизмом (Л. Морган, Э. Тайлор, Дж. Фрэзер) и функционализмом (Б. Малиновский, А. Рэдклифф-Браун), продолжают существовать, в том числе и в иных, переосмысленных формах. Они прививаются в высших учебных заведениях в процессе обучения, предполагающего освоение специальной литературы [см.: 3, с. 13].

2) Основанием общего опыта для этих исследовательских традиций выступает практика полевых исследований [см.: 3, с. 15], которая является способом сбора эмпирических данных о культуре какого-либо народа.

3) Возрастающий уровень специальных антропологических (этнографических) работ проявляется в «сложном анализе культурной динамики», внимательном отношении к особенностям «времени и пространства» [3, с. 16].

Одновременно Р. Борофски выделяет объекты изучения и через них обозначает предметное поле исследований культурной антропологии: «Традиционными объектами антропологических исследований являются народы, находящиеся под политическим контролем западных элит – либо в таких отдаленных регионах, как Африка или Папуа-Новая Гвинея, либо таких, как резервационные группы американских индейцев или сельские общины европейских крестьян. Эта традиция в определении предметной области антропологии в целом сохраняется и сегодня. Ученые в своих исследованиях склонны фокусировать внимание на “жертвах несправедливости”, т. е. на тех, кто наделен меньшей силой и находится на большом удалении от центров западной политической и экономической власти» [3, с. 14].

Отсюда следует, что предметом изучения культурной антропологии выступают «жертвы несправедливости» (термин С. Тэкса [S. Tax]). А через объекты исследования конкретизируются те, о ком именно идет речь: народы, этнические и социальные группы, а также индивиды, которые контролируются западными элитами.

Отмеченное понимание объектов и предмета культурной антропологии следует дополнить с учетом тех тенденций, которые сложились в 2000-е гг. и обозначены, в частности, Д. Маркусом уже под знаком социокультурной антропологии.

Он подчеркивает «активистскую» позицию, которую занимают антропологи в своих исследовательских проектах, выстроенных как с учетом этических ценностей, так и идеала справедливости. Для Маркуса данная позиция ученых отражает саму «суть полевой работы» в современную эпоху: «Этнографическая полевая работа, как межкультурное столкновение в сегодняшнем идеологически поляризованном мире, неизбежно и изначально политизирована. Активистская ориентация молодого поколения – сознательная реакция на данные условия и понятный ответ на консервативную модель классического “беспристрастного” ученого» [8, с. 46].

Данное высказывание является конкретизацией того факта, что антропология возникла как элемент системы колониализма и в последнее время антропологи пытаются освободиться от «темного» прошлого науки.

Следует подчеркнуть, что Д. Маркус осмысляет указанную тенденцию, как и ряд других, уже с позиции социокультурной антропологии, подчеркивая определенную условность нового термина: «Традиционно в США она именовалась “культурной антропологией”, но поскольку в отдельных центрах и среди отдельных ученых все же предпочиталось название “социальная антропология”, я буду условно называть ее здесь социокультурной антропологией» [8, с. 46].

2. Современные западные исследователи о предмете социокультурной антропологии

Д. Маркус констатирует, что именно в 1980-е годы «…корабль дисциплины снялся с тех якорей, на которых он простоял большую часть XX в.» [8, с. 43].

Так, еще в 1970-е годы специализация антропологов начиналась с выбора объекта, т. е. географического региона исследования за пределами США и «укладывались в традиционную парадигму “народов и регионов”» [8, с. 43–44].

Этот подход был заложен Ф. Боасом в США и Б. Малиновским как одним из основателей социальной антропологии в Великобритании. Указанный подход был закреплен в самом образовательном процессе подготовки антропологов и в практическом плане предполагал изучение традиционных антропологических вопросов путем полевых исследований. В частности, вопросов, касающихся ритуала и религии, родства и общественной организации.

Хотя, отмечает Маркус, уже в 1950–1960-х годах в США в рамках антропологических исследований общественно-экономического развития осуществлялись проекты, где «…люди изучались одновременно как представители традиционной сельской культуры и урбанизирующихся слоев населения; как индивиды, имеющие специфическое место в социальной структуре собственного общества, и как индивиды, переходящие границы данной структуры и включающиеся в систему международного разделения труда» [8, с. 44].

В целом парадигма «народов и регионов» предполагала исследование обществ как некоторых «изолированных структур». Главной задачей исследовательских проектов в рамках отмеченной парадигмы выступало «пополнение некоего глобального этнографического архива за счет очередной порции сравнительных данных», а сами проекты были частью грандиозного предприятия «по созданию общей науки о человеке», которое осталось не завершенным и сохраняющим «идеологическую гегемонию» [8, с. 43–45]. Вклад в этот архив социокультурной антропологии заключался в изучении тех народов, которые вели образ жизни, отличающийся от современного.

Вместе с тем в университетской среде того времени уже присутствовали новые веяния: французский постструктурализм М. Фуко и Р. Барта; междисциплинарные подходы в британских культурных исследованиях, которые испытали влияние местной версии марксизма; применение структуралистских концепций к истории; «попытки переосмысления политики и этики полевой работы, вызванные ростом общественно-интеллектуальных волнений в бурный период конца 1960-х годов»; феминизм [8, с. 43].

Другой исследователь, М. Салинс, отмечает, что уже в 1960-е годы в антропологии возникло противопоставление «западные – самобытные» как «антитеза между западным утилитаризмом и локальной самобытностью» [12, с. 58].

В свою очередь, в качестве одного из основных источников изменившегося состояния социокультурной антропологии в 2000-е годы, ее отхода от парадигмы «народов и регионов», Маркус называет междисциплинарные дискуссии 1980–1990-х годов.

Согласно Д. Маркусу, «все отмеченные выше сдвиги можно рассматривать в двух контекстах: институционального развития антропологии США как исследовательской сферы, построенной по принципу “четырех областей” (физическая антропология, социокультурная антропология, археология и лингвистика), с одной стороны, и восприятия социокультурной антропологии широкой публикой – с другой» [8, с. 46].

Так, в настоящее время именно в социокультурной антропологии работает наибольшее число антропологов, и она лучше всего известна публике. Ее развитие поставило под вопрос также существование «общей антропологии» и сам принцип ее подразделения на четыре области. Поэтому, как утверждает Д. Маркус, будущее социокультурной антропологии связано с формированием такой новой исследовательской программы, которая не ограничивается изучением регионов за пределами США и Европы.

В настоящее время современные культуры как Западной Европы, так и США вошли в число новых объектов антропологического изучения. Вследствие этого уменьшился интерес к специализации антропологов на основе исключительно зарубежных регионов исследования, т. е. «регионального» принципа, и возросло число специализирующихся по «проблемному принципу» [8, с. 49] организации научных проектов и стратегий исследования. Примером специализации на основе изучения определенных проблем служит ряд возникших в 1990-е годы новых направлений в области социокультурной антропологии: «…междисциплинарные исследования культуры средств массовой информации, корпораций, рекламы, рынков, воздействия высоких технологий на общество и др.» [8, с. 49].

Кроме того, Д. Маркус делает акцент на разрыве социокультурной антропологии с позитивистскими способами исследований, который начался в конце 1970-х годов, хотя предпосылки к этому сложились ранее.

Так, позитивистская лексика, которая была присуща академической антропологии, возникшей как часть системы колониализма, контрастировала с особенностями полевых исследований, свидетельством чему стала публикация дневников Б. Малиновского в 1967 г. [8, с. 47]. Иначе говоря, из двух указанных Р. Борофски программ исследования наибольшее развитие в 2000-е годы получила та, которая ориентировалась на образец социальных и гуманитарных, а не естественных наук. В результате уже формируется новая программа исследований, сближающаяся с гуманитарным знанием.

Согласно Д. Маркусу, радикальным образом изменились: понятийный аппарат науки, представления о включенности этнографического исследования в общественно-политический контекст, сама практика исследований и др.

Более того, если до 1980-х годов основные темы и проблемы разрабатывались в результате дискуссий внутри антропологического сообщества, то теперь они формируются под влиянием внешних причин, т. е. под воздействием споров, диалогов антропологов с представителями других научных дисциплин по проблемам изучения общества и культуры.

C 1980-х гг. представители гуманитарных наук (например, историки, литературоведы) «…в поисках общественно-значимой роли заинтересовались концепциями и исследовательскими стратегиями социокультурной антропологии» [8, с. 47]. Согласно Маркусу, «вопрос о том, как конституируются культурные различия и как они эксплуатируются… режимами власти, стал рассматриваться в… более широкой перспективе, чем… в… антропологии предшествующего периода. Незападные культуры, субкультуры этнических и социальных меньшинств стали… привлекать внимание… исследователей…» [8, с. 47].

Эта ситуация вызвала к жизни по меньшей мере два следствия: во-первых, сами университетские программы по социокультурной антропологии формируются теперь под влиянием междисциплинарных стимулов, хотя полевой этнографический метод в целом продолжает использоваться; во-вторых, новые темы и проблемы входят в поле предмета социокультурной антропологии. К последним относят: «…изучение жизни тех же самых народов в контексте… взаимозависимого колониального и постколониального мира, а также в контексте современных условий глобализации, тенденций так называемого этнического возрождения и разнообразных движений коренных народов» [8, с. 45].

По сути, речь идет здесь о конкретизации и развитии поставленного ранее вопроса о «жертвах несправедливости». Причем при исследовании указанных проблем антропологи все чаще опираются на положения тех социальных и культурных теорий, которые выработаны за рамками антропологии. Например, в современной американской социокультурной антропологии благодаря сотрудничеству с литературоведами используется «фонд критической мысли» французского постструктурализма, в совместной работе с историками антропологи соединяют этнографические исследования с исследованиями в области социальной истории. Маркус подчеркивает: «Методологическая и концептуальная открытость, которая поначалу характеризовала новаторские работы в области сравнительного литературоведения, а затем… в области культурных исследований, сегодня характеризует большую часть этнографических работ» [8, с. 48].

Подводя промежуточный итог, Д. Маркус отмечает следующее. Несмотря на то, что мозаика разнообразных интересов в области социокультурной антропологии в США сохраняется с прежних времен, она «сложена уже по-другому» [8, с. 44].

Вместе с тем сама междисциплинаризация социального и гуманитарного знания, в том числе антропологического, может быть проанализирована как следствие процессов глобализации культуры [см.: 13].

Последний аспект рассматривается Маркусом как результат изменения самого состояния мира, а поэтому и жизни народов в последней четверти XX в. Вследствие этого появились новые объекты исследования, возникли новые проблемы, связанные и с пониманием культуры вообще, произошли изменения как в содержании социальных и гуманитарных наук, так и в самой антропологии. Д. Маркус характеризует эти процессы следующим образом: «Ко второй половине 1990-х годов мир постепенно перешел из непредсказуемого состояния “постмодернизма” в несколько более предсказуемое состояние “глобализации”» [8, с. 49].

Основным следствием данного перехода стало формирование нового подхода в науке. Это означает смену парадигм в социокультурной антропологии США в 1990-х годах: место парадигмы «народов и регионов» заняла парадигма «культурной и социальной идентичности», а именно «процессов формирования и трансформирования культурной и социальной идентичности» [8, с. 49].

Вместе с тем указанная парадигма конституирует и обозначает новый предмет исследования, который предполагает и новый ракурс эмпирического и теоретического познания объектов.

В данном контексте следует привести некоторые общеметодологические выводы Л. Г. Ионина, касающиеся использования понятия «парадигма» в области научных исследований культуры (антропологии, культурологии). Он подчеркивает, что деятельность ученого «…есть работа в рамках парадигмы. Она состоит в дополнении, уточнении, углублении сформулированных в парадигме принципов, в распространении их на новые предметные области» [7, с. 157]. Согласно Ионину: «Смена парадигм есть смена отношений к объекту исследования, предполагающая изменение исследовательских методов и целей, а иногда и смена самого предмета исследования» [7, с. 157].

Возвращаясь к вопросу о переходе к новой парадигме в социокультурной антропологии, Маркус отмечает еще одно следствие этого процесса. А именно, сформировалось более реалистическое понимание культуры – не как целостного и неизменного явления, а как феномена фрагментированного, зависящего от линий исторических процессов, соединяющего «глобальное и локальное» [8, с. 49]. Примером обращения к подобной «форме антропологического анализа культуры в 1990-х годах» является замысел журнала «Public Culture», который был основан А. Аппадураи и другими учеными [8, с. 49].

Кроме того, в центре внимания социокультурной антропологии оказались «способы антропологической репрезентации» и ее общественные последствия как «симптомы внутридисциплинарных изменений» [8, с. 50–51]. В качестве примера Д. Маркус приводит спор между Г. Обейзекером и М. Салинсом, состоявшийся в середине 1990-х годов: Оберзекер первым поставил под сомнение выводы Салинса о «столкновении» экспедиции капитана Кука с местным гавайским населением. Этот спор «имел характер типичнейшей научной дискуссии о фактах и интерпретации, с другой стороны, дебаты, в которые он вылился, опять же приняли характер дебатов о репрезентации “другой” культуры (был ли факт обожествления Кука гавайцами выражением их образа мышления, или это был попросту европейский миф, т. е. репрезентация, вытекающая из определенных понятий европейцев о “примитивных” обществах?)» [8, с. 51].

Изменения коснулись как тех исследовательских стратегий, которые имеют практическое применение, так и характера рассмотрения отношений между субъектом и объектом исследования. В данном контексте Д. Маркус приводит пример, касающийся изменившихся отношений между субъектом и объектом полевого исследования как свидетельство наступления нового исторического периода в антропологической науке. Он подчеркивает, что «объект» как конкретный представитель изучаемой культуры теперь сам способен говорить о жизненных реалиях своего народа, т. е. он обрел голос и лицо.

Так, в 1987 г., в период распространения «мультикультурализма» (гуманистической идеологии «меньшинств и этнических групп» [8, с. 52], получившей распространение в 1980-е годы), вышла в свет книга «Я, Ригоберта Менчу» гватемальского автора, майя по происхождению. Автор, свидетельствовавшая о притеснении и даже уничтожении майя в Гватемале, была удостоена Нобелевской премии мира. Спустя десятилетие антрополог Д. Столл провел исследования в этом регионе и собрал материалы, доказывающие, что в книге Р. Менчу были приведены недостоверные фактические данные. Последовал скандал, в центре которого оказалась антропологическая проблема репрезентации «истины о “другой” культуре» [8, с. 52]. Согласно Д. Маркусу, «…имело место столкновение антропологической репрезентации, опирающейся на практику “объективной” научной фиксации наблюдаемого материала, и, так сказать, саморепрезентации антропологического “объекта”, опирающейся на другую (“ненаучную”) практику осмысления сложных жизненных реалий» [8, с. 51–52].

Еще один пример касается социальных последствий репрезентации в области антропологии, цены антропологической истины. В 1968 г. была опубликована книга этнографа Н. Шаньона «Яномами», которая рассматривала этот народ как архетипически традиционный и стала классической в американской антропологии. В 2002 г. вслед за публикацией книги журналиста П. Тирнея «Тьма в Эльдорадо» разразился скандал. Тирней проанализировал малоизвестные факты полевой работы Шаньона среди яномами и направление биомедицинских исследований в области антропологии, в рамках которых осуществлялся сам проект. Согласно Тирнею, указный биомедицинский проект принес яномами много бед, а его книга стала своего рода общественным приговором вмешательству антропологов в жизнь этого народа. Д. Маркус предлагает следующий вывод: «В данном скандале оказались затронутыми не только вопросы репрезентации “других” культур в антропологическом дискурсе, но и вопросы цены научной истины, вопрос о технологическом развитии как о скрытом ассимиляционном механизме и вопрос о политическом векторе межкультурного контакта в современном глобализующемся мире» [8, с. 52].

На основании приведенных примеров дискуссий и скандалов Д. Маркус делает вывод, что теперь антропология находится в более сложных отношениях с обществом, чем в колониальный период, когда она следовала «модели Малиновского» [8, с. 52]. Поэтому большинству этнографических проектов присуща одна общая отличительная черта: «…в них присутствует задача исследования тех общественных условий, которые позволяют антропологу производить знание о “других” культурах» [8, с. 52].

Вместе с тем, согласно Д. Маркусу, в 2000-е годы социокультурная антропология как область знания в США не находится в состоянии «распада», ей необходимо пересмотреть и точно сформулировать общую программу своей дисциплины, учитывая преемственность со сложившейся ранее научной традицией.

3. Предмет социокультурной антропологии: актуальные подходы в отечественной науке

Что касается российской традиции, то Ю. М. Резник отмечает отсутствие в современной социокультурной антропологии единого представления как о предмете, так об объектах исследования [см.: 11, с. 345]. Резник предлагает следующее обобщение, полагая, что социокультурная антропология «…исследует процессы, механизмы и формы социокультурного существования людей, включая структурный, функциональный и динамический аспекты их анализа. Концептуализация ее предметной области… осуществляется при помощи таких единиц анализа как культурные факты (артефакты…), жизненные формы (“внеинституциональные структуры”), жизненные уклады (“уровень обыденной жизни”), жизненные общности (“общностные связи”), жизненные различия (“инобытие культуры”), жизненные феномены (“акты интерсубъективного сознания” в жизненном мире), жизненные влечения (“структуры социального бессознательного”) и жизненные события (“социокультурная микродинамика”), задающие определенные ракурсы исследования объектов данной науки» [11, с. 359]. Хотя, возможно, в данном подробном определении предмета антропологии преобладает тенденция к социологии жизненного мира людей, а это приводит к тому, что специфически культурная сторона вопроса несколько отходит на второй план.

Другой исследователь, Э. А. Орлова, исходит из мысли о культуре как особой сфере познания, которая выявляет «искусственный мир», созданный и изменяемый людьми в процессе их «совместной активности» [9, с. 362-363]. Исходя из подобной модели понимания культуры, Э. А. Орлова осмысляет предмет культурной антропологии на основе принципов целостности и системности. Речь идет о концептуальной целостности предметного поля и о выявлении ряда взаимосвязанных понятий, относящихся к основаниям культуры, т. е. «общему строению», объектам, динамике развития [9, с. 363].

Руководствуясь терминологическими границами, она выделяет ту часть предмета культурной антропологии, которая соответствует изучаемой проблеме, по некоторым «основаниям». Всего выделяется семь оснований.

1) «Происхождение»: «естественное – искусственное», или «природа – культура». Здесь рассматриваются проблемы «поиска причин» возникновения культуры; способов проведения и удержания границ между культурой и природой; форм преобразования природы в явления культуры («артефакты»).

2) «Свойства изучаемых объектов»: «вещественное – социальное – символическое». В данном случае рассматривается специфика определенных классов «объектов», способы их выделения и проведения различий между ними.

3) «Масштаб охвата предметной области», который исследуется в координатах «культура (всего человечества) – культуры (конкретные, локальные ее проявления)». Здесь рассматриваются как общие культурные черты, присущие всем народам, регионам, обществам, так и культурные особенности и отличия.

4) «Формы существования», которые, в частности, предполагают противопоставление «институциональное – обыденное». Здесь изучаются различия в «способах функционирования нормативных образований», относящихся как ко всему обществу в целом, так и к отдельным социальным группам.

5) «Степень распространенности культурных объектов»: «массовое – субкультурное (локально-групповое)». В данном случае выявляется содержание «культурной информации» и ее функционирование на каждом из уровней.

6) «Степень сложности культурной информации»: «элитарное – популярное», где выясняются причины возникновения элитарных и массовых форм культуры, а также их функции.

7) «Локусы существования»: «городское – сельское» (что может рассматриваться и как «письменное – устное»). Здесь ставится проблема влияния социальных форм на способы «осмысления и символизации людьми» их повседневной жизни [9, с. 363].

В заключение необходимо отметить, что, согласно российской этнографической традиции, П. Л. Белков проводит детальное обоснование соотношения понятий «реальность» (или ее фрагмент) – «предмет» – «объект» для этнографии как науки. В качестве самой исследуемой реальности, по его мнению, выступает исторически сложившееся в научной традиции (истории и географии, когда история народов отделяется от истории государств) «представление о народах» [2, с. 46]. Именно из этого фрагмента реальности выделяется предмет исследования – «…культура как некое свойство народа или срез представлений о нем» [2, c. 47]. При этом П. Л. Белков предлагает своего рода предварительное определение термина «культура»: «…общие и единообразные свойства организованных человеческих групп, а не сами эти группы» [2, c. 47]. Он также обосновывает то, что у этнографии и антропологии один и тот же предмет исследования: «Изучая “народы” или “человека”, этнографы, в конечном счете, всякий раз обращаются к их культуре» [2, c. 47].

Далее П. Л. Белков уточняет как определение культуры, так и предмет этнографии, которая выступает для него синонимом социокультурной антропологии: «…предметом ее исследования является культура как совокупность реально существующих результатов абстрагирующей деятельности человека (предметов, вещей, явлений)» [2, c. 265]. При этом он конкретизирует представление о культуре, подчеркивая, что определение этнографии как науки «…связано с понятием, бесписьменной, традиционной культуры, основанной на устной передаче информации, способом хранения которой являются не знаки (письмо, застывшее говорение), а символы (образ, изображение)» [2, c. 266].

Кроме того, Белков обозначает объект этнографии, которым является «этнос»: «В качестве объекта эмпирического исследования этнос выступает как отдельная культура (“культурный круг”), в качестве объекта теоретического исследования этнос “испаряется” до простейшей абстракции сходства / различия культуры. Это совпадает с сущностью бесписьменной (“первобытной”) культуры как логического антипода письменной культуры, стремящейся к унификации, снятию внутренних и внешних различий» [2, с. 266].

Заключение

Таким образом, в 2000-е годы четко обозначилась тенденция к расширению предметного поля антропологии и объединения ее «ветвей» под знаком термина «социокультурная антропология». Это можно понять так: социальный аспект антропологии предполагает изучение, в частности, семьи и способов взаимодействия между ее представителями, а культурная составляющая обозначает исследование знаково-символических форм общения между ними [см.: 5, с. 105].

Вместе с тем, в современной российской традиции нет единого представления о предмете социокультурной антропологии. Так, Э. А. Орлова исходит из определения предмета еще культурной (социальной) антропологии и в центре ее внимания находятся культура как особая сфера познания и «искусственный мир», созданный и изменяемый людьми. Она осмысляет предмет культурной (социальной) антропологии на основе принципов целостности и системности.

Ю. М. Резник же считает, что социокультурная антропология изучает формы общественного и культурного «существования людей». Хотя, на наш взгляд, в этом определении предмета антропологии преобладает тенденция к социологии жизненного мира людей.

В период глобализации и нового витка колониализма, становления информационного общества в России актуальным представляется определение предмета социокультурной антропологии, предложенное Д. Маркусом. То есть ее предметом в настоящее время выступает исследование культурных различий и сходств, которые рассматриваются в ракурсе достижения людьми собственной идентичности. Причем, в частности, идентичность – это «способ, с помощью которого человек сам определяет свою принадлежность к некой общности» [1, с. 15]. Предполагается, что указанная человеческая общность наделена, в частности, совокупностью «культурных черт» или признаков (среди них: предметы повседневного мира, система верований, особенности искусства и др.), носителями которых выступают конкретные люди.

Список литературы

1. Арутюнов С. А., Рыжакова С. И. Культурная антропология. – М.: Весь мир, 2004. – 216 с.

2. Белков П. Л. Этнос и мифология. Элементарные структуры этнографии. – СПб.: Наука, 2009. – 281 с.

3. Борофски Р. Введение к книге: «Осмысливая культурную антропологию» // Этнографическое обозрение. – 1995. – № 1. – С. 3–18.

4. Выжлецов П. Г. Основные положения культурного эволюционизма Л. Уайта // Философия и гуманитарные науки в информационном обществе. – 2014. – № 3 (5). – С. 79–93. – [Электронный ресурс]. – Режим доступа: http://fikio.ru/?p=1160 (дата обращения 30.12.2018).

5. Выжлецов П. Г, Выжлецова Н. В. Структурно-функциональный анализ общества и культуры А. Р. Рэдклифф-Брауна // Философия и гуманитарные науки в информационном обществе. – 2018. – № 2 (20). – С. 91–108. – [Электронный ресурс]. – Режим доступа: https://fikio.ru/?p=3194 (дата обращения 30.12.2018).

6. Выжлецова Н. В. Сопоставление предметов социокультурной антропологии и культурологии // Шестая международная научно-практическая конференция «Философия и культура информационного общества»: тезисы докладов. – СПб.: ГУАП, 2018. – С. 139–143.

7. Ионин Л. Г. Парадигма // Культурология: Энциклопедия. В 2 т. Т. 2 / Гл. ред. и авт. проекта С. Я. Левит. – М.: «Российская политическая энциклопедия» (РОССПЭН), 2007. – С. 157–158.

8. Маркус Д. О социокультурной антропологии США, ее проблемах и перспективах // Этнографическое обозрение. – 2005. – № 2. – С. 43–55.

9. Орлова Э. А. Понятийный аппарат культурной антропологии // Социокультурная антропология: История, теория и методология: Энциклопедический словарь / Под ред. Ю. М. Резника. – М.: Академический Проект, Культура; Киров: Константа, 2012. – С. 362–384.

10. Раппопорт Р. А. Эволюция человечества и будущее антропологии // Этнографическое обозрение. – 1995. – № 6. – С. 18–30.

11. Резник Ю. М. Культурная (социальная) антропология: Предмет и теоретические основания // Социокультурная антропология: История, теория и методология: Энциклопедический словарь / Под ред. Ю. М. Резника. – М.: Академический Проект, Культура; Киров: Константа, 2012. – С. 345-362.

12. Салинс М. Фрагменты интеллектуальной автобиографии // Этнографическое обозрение. – 2008. – № 6. – С. 57-78.

13. Тлостанова М. В. Глобализация // Культурология: Энциклопедия. В 2 т. Т. 1 / Гл. ред. и авт. проекта С. Я. Левит. – М.: «Российская политическая энциклопедия» (РОССПЭН), 2007. – С. 471–476.

References

1. Arutyunov S. A., Ryzhakova S. I. Cultural Anthropology [Kulturnaya antropologiya]. Moscow, Ves mir, 2004, 216 p.

2. Belkov P. L. Ethnos and Mythology. Elementary Structures of Ethnography [Etnos i mifologiya. Elementarnyye struktury etnografii]. Saint Petersburg, Nauka, 2009, 281 p.

3. Borofsky R. (Ed.) Assessing Cultural Anthropology [Vvedenie k knige: “Osmyslivaya kulturnuyu antropologiyu”]. Etnograficheskoe obozrenie (Ethnographic Review), 1995, № 1, pp. 3–18.

4. Vyzhletsov P. G. Basic Ideas of L. White’s Cultural Evolutionism [Osnovnye polozhenya kulturnogo evolutsonizma L. Uayta]. Filosofiya i gumanitarnye nauki v informatsionnom obschestve (Philosophy and Humanities in Information Society), 2014, № 3, pp. 79–93. Available at: http://fikio.ru/?p=1160 (accessed 30 December 2018).

5. Vyzhletsov P. G., Vyzhletsova N. V. Structural and Functional Analysis of Society and Culture by A. R. Radcliffe-Brown [Strukturno-funktsionalnyy analiz obshchestva i kultury A. R. Redkliff-Brauna]. Filosofiya i gumanitarnye nauki v informatsionnom obschestve (Philosophy and Humanities in Information Society), 2018, № 2, pp. 91–108. Available at: https://fikio.ru/?p=3194 (accessed 30 December 2018).

6. Vyzhletsova N. V. Comparison of Subjects of Sociocultural Anthropology and Culturology [Sopostavleniye predmetov sotsiokulturnoy antropologii i kulturologii]. Shestaya mezhdunarodnaya nauchno-prakticheskaya konferentsiya “Filosofiya i kultura informatsionnogo obshchestva”: tezisy dokladov (The Sixth International Conference “Philosophy and Culture in Information Society”: Theses of Reports). Saint Petersburg, GUAP, 2018, pp. 139–143.

7. Ionin L. G. (Levit S. Y. Ed.) Paradigm [Paradigma]. Kulturologiya: Entsiklopediya. V 2 t. T. 2. (Culturology: Encyclopedia. In 2 vol. Vol. 2). Moscow, Rossiyskaya politicheskaya entsiklopediya (ROSSPEN), 2007, pp. 157–158.

8. Marcus D. On the Sociocultural Anthropology of the United States, Its Problems and Prospects [O sotsiokulturnoy antropologii v SSHA, yeye problemakh i perspektivakh]. Etnograficheskoye obozreniye (Ethnographic Review), 2005, № 2, pp. 43–55.

9. Orlova E. A. The Conceptual Apparatus of Cultural Anthropology [Ponyatiynyy apparat kulturnoy antropologii]. Sotsiokulturnaya antropologiya: istoriya, teoriya i metodologiya: Entsiklopedicheskiy slovar (Sociocultural Anthropology: History, Theory and Methodology: Encyclopedic Dictionary). Moscow, Akademicheskiy Proekt, Kultura; Kirov, Konstanta, 2012, pp. 362–384.

10. Rappaport R. A. The Evolution of Mankind and the Future of Anthropology [Evolyutsiya chelovechestva i budushcheye antropologii]. Etnograficheskoye obozreniye (Ethnographic Review), 1995, № 6, pp. 18–30.

11. Reznik Y. M. Cultural (Social) Anthropology: Subject and Theoretical Foundations [Kulturnaya (sotsialnaya) antropologiya: Predmet i teoreticheskiye osnovaniya]. Sotsiokulturnaya antropologiya: istoriya, teoriya I metodologiya: Entsiklopedicheskiy slovar (Sociocultural Anthropology: History, Theory and Methodology: Encyclopedic Dictionary). Moscow, Akademicheskiy Proekt, Kultura; Kirov, Konstanta, 2012, pp. 345–362.

12. Sahlins M. Fragments of an Intellectual Autobiography [Fragmenty intellektualnoy avtobiografii]. Etnograficheskoe obozrenie (Ethnographic Review), 2008, №6, pp. 57−78.

13. Tlostanova M. V. (Levit S. Y. Ed.) Globalization [Globalizatsiya]. Kulturologiya: Entsiklopediya. V 2 t. T. 1. (Culturology: Encyclopedia. In 2 vol. Vol. 1). Moscow, Rossiyskaya politicheskaya entsiklopediya (ROSSPEN), 2007, pp. 471–476.

Ссылка на статью:
Выжлецов П. Г., Выжлецова Н. В. От культурной к социокультурной антропологии: состояние предметных исследований // Философия и гуманитарные науки в информационном обществе. – 2019. – № 1. – С. 89–104. URL: http://fikio.ru/?p=3482.