УДК 316.324.8

 

Исаев Борис Акимович – Санкт-Петербургский государственный университет аэрокосмического приборостроения, кафедра истории и философии, профессор, доктор социологических наук, профессор, Санкт-Петербург, Россия.

Email: isaevboris@yandex.ru

SPIN: 6726-1385

Авторское резюме

Состояние вопроса: Основные позиции ученых по вопросу о роли, месте и времени революций в постиндустриальном обществе можно свести к революционной, признающей необходимость политического переворота и назревших реформ, и контрреволюционной, отрицающей функциональность революций. Главным отличием постиндустриальных революций от индустриальных является снижение их интенсивности и осуществление революций в отдельных сферах или даже субсферах общества. Наиболее вероятными и характерными для постиндустриального общества сегодня выступают технологические, коммуникационные, информационные революции, революции в культурной сфере.

Результаты В постиндустриальном обществе изменились формы и процесс протекания революций, которые начинаются в какой-либо одной сфере или даже субсфере, а затем распространяются на другие сферы и субсферы. В отличие от эпохи индустриализма, для которой были характерны социально-политические, охватывающие все общество революционные перевороты, постиндустриальные революции обычно начинаются именно в отдельной сфере или даже субсфере и не выглядят как всеохватные и всепроникающие. Постиндустриальные революции чаще всего происходят в техносфере, а также в культурной, коммуникационной и информационной сферах и субсферах, оказывая при этом влияние на другие компоненты социальной системы.

Выводы: Революционный энтузиазм, основанный на реальной возможности осуществления революций, учитывая огромный перевес революционных сил над контрреволюционными, быстрой смены власти и радикальной ломки социальных и политических институтов в постиндустриальном обществе существенно уменьшился по сравнению с обществом индустриальным. Но это не означает, что революции как радикальные формы перестройки общественной жизни совершенно ушли из политического процесса. Революции в постиндустриальном обществе изменили формы проявления, снизили радикализм, перешли из социально-политической и в другие сферы и субсферы общественной жизни – такие, как культурная, коммуникационная и информационная.

 

Ключевые слова: революции; постиндустриальное общество; роль, место и время революций в постиндустриальном обществе; сферные и субсферные революции; революции в технологической, культурной, коммуникационной и информационной сферах.

 

The Role, Place and Time of Revolutions in Postindustrial Society

 

Isaev Boris Akimovich – Saint Petersburg State University of Aerospace Instrumentation, Department of History and Philosophy, Professor, Doctor of Sociology, Saint Petersburg, Russia.

Email: isaevboris@yandex.ru

Abstract

Background: The main scientific concepts of the role, place and time of revolutions in postindustrial society can come to revolutionary, recognizing the need for a political coup and overdue reforms, and counter-revolutionary, denying the functionality of revolutions. The main difference between postindustrial and industrial revolutions is the reduction of their intensity and the implementation of revolutions in certain spheres or even sub-spheres of society. The technological, communication, information and cultural revolutions are the most probable and characteristic of contemporary postindustrial society.

Results: In postindustrial society, the forms and process of revolutions have changed, which begin in any sphere or even sub-sphere, and then spread to some other spheres and sub-spheres. Unlike the era of industrialism, which was characterized by sociopolitical, inclusive revolutions, postindustrial revolutions usually begin in one sphere or even sub-sphere and are not encompassing and pervasive. Postindustrial revolutions are most common in the technosphere, as well as in the cultural, communication and information spheres and sub-spheres, while having an impact on other components of society.

Conclusion: Revolutionary enthusiasm based on the real possibility of revolutions, having the huge preponderance of revolutionary forces over counterrevolutionary ones, the rapid change of power and the radical breakdown of social and political institutions in postindustrial society, has significantly decreased compared to industrial society. Nevertheless, this does not mean that revolutions, as radical forms of social life reconstructing, have completely ceased to exist in the political process. Revolutions in postindustrial society have changed the forms of manifestation, reduced radicalism, moved from the sociopolitical and other spheres and sub-spheres of public life – such as cultural, communication and information.

 

Keywords: revolution; postindustrial society; the role, place and time of revolutions in postindustrial society; sphere and sub-spheric revolutions; revolution in the technological, cultural, communication and information spheres.

 

1 Разные позиции в вопросе о роли, месте и времени революций

Разные ученые отводят разную роль революциям в человеческой истории. Одни подчеркивают исключительно позитивное значение революций, отдают им главную роль в историческом процессе, в преобразовании обществ – роль исключительно позитивной силы, переносящей общества на более высокую ступень развития. Время революций, по К. Марксу, приходит, когда старые производственные отношения становятся оковами, препятствующими развитию производительных сил. Революции занимают важное место в историческом процессе, они завершают старую и начинают новую историческую эпоху, создают новые производственные отношения, открывают новые возможности развития производительных сил. Маркс называл революции «локомотивами истории», отдавая им роль ускорителей исторического процесса, подчеркивая их исключительно прогрессивное значение [см.: 1, с. 86].

 

Другие ученые, наоборот, подчеркивают исключительно негативное воздействие революций на общество, отмечая их стихийность, анархичность, аномичность (Э. Дюркгейм [см.: 2, с. 223–225]), разрушительный характер для сложившихся и устоявшихся социально-политических институтов (Э. Берк [см.: 3, с. 91–95]), ценностей и норм, на которые опираются люди в своем поведении. Революции, по мнению де Местра, совершают большее зло, чем то, которое хотят исправить [см.: 4, с. 38].

 

Важно понимать, какие критерии мы вводим при анализе революций. Если следовать критерию прогресса и развития общества, ускорения социально-политических и экономико-культурных преобразований, изменению самого человека, то революции с их коренной ломкой старого и насильственным внедрением нового, радикальными перестройками социума, безусловно, несут в себе позитивные, креативные и прогрессивные функции.

 

Если же за главный критерий взять стабильность общественных связей, ценностей, норм, законов, обычаев и традиций – в общем, неизменность и устойчивую цикличность социальной, политической, экономической, культурной, религиозной жизни, то революции, бесспорно, выступают как нарушители общественного порядка, как разрушители устоявшихся общественных институтов, как бури, превращающие спокойное течение жизни в бурлящий поток, переворачивающий спокойно плывущую лодку – общество.

 

Все, что сказано о роли революций в историческом процессе, касается и их места и времени. С точки зрения революционеров и вообще всех недовольных общественным устройством социальных слоев и индивидуумов, революции как очищающая сила общества необходимы и их надо всячески приближать. С точки зрения правящего класса и «молчаливого большинства», для которого традиции и стабильность важнее любых перемен, путь даже сулящих «золотые горы», революции вредны, ибо они нарушают «общественное спокойствие», социальный порядок, разрушают нормально функционирующие общественные институты и т. д. и, конечно, революциям надо всячески противостоять. Революции, с точки зрения нереволюционного большинства общества, не только неуместны, но и всегда происходят не ко времени.

 

Время революций наступает, когда элита теряет «волю к власти», когда правящая верхушка удаляется от интересов большинства, когда резко сужается социальная поддержка правящего класса, когда в обществе формируется «революционное большинство» – достаточно широкая коалиция социальных слоев, выступающая за революционные перемены.

 

Время революций наступает, если правительство затягивает назревшие реформы, «кормит» общество обещаниями. Революция в этом смысле есть быстрая, концентрированная реализация несостоявшихся вовремя или не доведенных до логического завершения реформ.

 

Местом революции революционеры чаще всего выбирают столицу, ибо в ней находится правительство, подлежащее свержению. Но так как революция – это не только рациональное и спланированное событие, но и стихийный процесс, то начало революции может произойти и в другом месте. Например, революция 1918 г. в Германской империи началась на военно-морской базе Киль, а затем уже перебросилась в Берлин, Американская революция имела своим началом «Бостонское чаепитие», а революция в Нидерландах началась с погромов католических церквей, организованных протестантами сразу во многих городах и поселениях.

 

Очевидно, революции, как и все подобные им сложные и неоднозначные социально-политические, экономико-культурные явления, имеют как позитивные, так и негативные для общества функции, происходят в определенное время и в определенном месте, хотя заранее определить это время и место весьма нелегко.

 

2 Сферные и субсферные революции

Если принять сферную теорию общественного устройства, согласно которой общество состоит из политической, экономической, социальной, культурной (духовной) сфер, включающих в себя еще и субсферы, то можно сделать вывод о том, что революции начинаются в какой-либо одной сфере, а затем распространяются на другую или другие. Современные революции часто начинаются даже не в одной из сфер общества, а только в ее небольшой части – субсфере.

 

Феномен субсферных революций часто остается незамеченным обществом, так как революционные изменения в какой-либо субсфере быстро распространяются на всю сферу, и революция приобретает сферный характер. Субсферные революции – это характерная черта современных быстро меняющихся обществ, в которых лидирующую роль играют наука и экономика. Но в науке и экономике, как лидирующих и революционизирующих сферах современного общества, существуют свои быстро меняющиеся субсферы, которые оказывают революционизирующее влияние на соседние субсферы и сферу в целом.

 

В современной экономике такими локомотивными субсферами, «тащащими» вперед промышленность и способствующими прогрессу всего общества, выступает субсфера опытно-конструкторских разработок (ОКР), структурно входящая в сферу экономики. Субсферу ОКР часто объединяют с такой отраслью науки, как научные исследования (НИ), в единую субсферу, которая занимает пограничное место между сферами науки и экономики, а точнее включена в обе эти сферы. Объединенная субсфера научных исследований и опытно-конструкторских разработок или НИОКР в наше время находится на самом острие научно-технологического прогресса.

 

В современной культурной сфере, несмотря на ее не вполне революционное положение в структуре общества, под воздействием новаций в революционизирующих общество сферах также происходят революционные изменения. Начинаются эти мини-революции в субсферах – отдельных частях культурной сферы, таких как: кинематограф, театр, балет, литература, архитектура, музейное дело и т. д. Учитывая развитую коммуникационную среду современного общества, повышенную скорость распространения информации, взаимозависимость всех стран на планете, изменения, возникающие в одной из субсфер культуры, быстро распространяются на другие субсферы и культуру в целом, на все сферы общества. Например, революция импрессионистов в живописи как субсфере культуры быстро охватила другие жанры искусства, в том числе настенную живопись, скульптуру, литературу, производство набивных тканей, обоев, портьер, расписной посуды, модной одежды, дизайн помещений, рекламу и т. д. При этом изменения, происходившие во французской живописи, быстро распространились на другие страны и континенты.

 

3 Техносферный подход к анализу общества и роли, места и времени революций

Техносферный подход к анализу революционных изменений является сегодня наиболее распространенным и востребованным как современной наукой, так и современной экономикой.

 

Одним из ярких представителей этого подхода к исследованию революций является американский теоретик Элвин Тоффлер[1]. По Тоффлеру, общество состоит из следующих сфер:

– техносферы,

– социосферы,

– информационной сферы – инфосферы,

– властной сферы.

 

Ведущую роль в этой сферной системе играет техносфера, при этом в эпохи индустриализма и постиндустриализма ее ведущая роль существенно возрастает, так как техносфера не только производит, но и участвует в распределении жизненных благ, в техносфере зарождаются и развиваются наиболее существенные, революционные изменения, которые затем распространяются на социосферу, инфосферу, властную сферу, а также на психосферу (состояние психики и личные взаимоотношения живущих на Земле людей) и биосферу (все живое окружение людей, с которым непосредственно взаимодействует человеческое общество).

 

Зарождение и распространение изменений происходит с разной скоростью. Бывают периоды, когда изменения происходят и распространяются особенно быстро, вздымаясь, словно океанские волны, накатывающиеся на пологий берег. Волны, как все увеличивающееся число новаций, зарождающихся в техносфере общества и перетекающих в другие сферы, изменяют все сферы и все общество в целом – это и есть, по Тоффлеру, технологические революции.

 

Тоффлер считает, что развитие общества не является линейным процессом. Оно осуществляется путем обострения и разрешения социальных конфликтов. Периодическое чередование конфликтного и ламинарного течения общественной жизни образует волны, которые Тоффлер сравнивает с волнами океана, воздействующими на все суда, вовлекающими в процесс революционных изменений всех людей и общества в целом. Движущей силой всех изменений и новаций в обществе выступают технологические революции, которые и определяют сущность возникающей на их основе цивилизации.

 

В истории человеческого общества, по Тоффлеру, были три великие революции, кардинально преобразившие все сферы человеческой жизни и деятельности и окружающую общество природу.

 

Первая или аграрная технологическая революция началась 10 тыс. лет назад с овладения людьми в регионе Восточного Средиземноморья и Междуречья Тигра и Евфрата способом посадки злаков, в частности пшеницы, ржи и проса, которые произрастали там в диком состоянии. Это изменило образ жизни первых земледельцев с кочевого на оседлый, образ деятельности с собирательства случайно находимых злаков, плодов и кореньев, с охоты на случайно обнаруживаемых диких животных на выращивание урожая на определенных полях и домашнего скота в загонах по определенному плану. По времени происхождения (в период нового каменного века – неолита) эту сельскохозяйственную по сути революцию называют еще неолитической.

 

Неолитическая или аграрная революция позволила скачкообразно поднять производительность сельского труда, создавать запасы продуктов и сырья для производства одежды, обуви, предметов домашнего обихода. У людей появилась возможность строить постоянные жилища, создавать постоянные семьи, для повышения безопасности возводить стены вокруг поселений, создавать постоянные отряды профессиональных воинов, содержать профессиональных чиновников и жрецов, наконец, создать государство.

 

Итогом аграрной технологической революции с точки зрения развития человеческого общества явилась гигантская волна сельскохозяйственной цивилизации.

 

Вторая или индустриальная технологическая революция началась с промышленного переворота в Англии в середине XVII – начале XVIII века, в ходе которого кроме аграрного сформировался новый, намного более производительный индустриально-фабричный и индустриально-заводской тип производства, в результате которого началось не только производство отдельных высокопроизводительных машин, но создание целых поточных линий и автоматизированных систем, которые производили новые машины. Произошел новый скачок в производительности труда, в развитии массового производства и массового распределения товаров. Массовый характер деятельности и отдыха проник во все сферы общества, вызвав в них такие неоднозначные явления, как гигантизм и стандартизацию, которые, с одной стороны, двигали общество вперед к новому знанию и новому стилю жизни, с другой – создавали проблемы отчуждения и распада социальных связей, проблемы неравномерного распределения производимой продукции и социальной несправедливости. Результатом этой революции, по Тоффлеру, стала вторая гигантская волна, сформировавшая новую, индустриальную цивилизацию.

 

«Начиная с этого времени, – утверждает Тоффлер, – Первая волна утратила свою движущую силу, тогда как Вторая волна набирала мощь. Индустриальная цивилизация, производное этой Второй волны, стала доминировать на нашей планете, пока и она не дошла до своего гребня. Эта исторически последняя точка поворота достигла Соединённых Штатов в период, начавшийся примерно в 1955 году, – в том десятилетии, когда впервые количество “белых воротничков” и работников сферы обслуживания стало превышать число “синих воротничков”. Это было то самое десятилетие, которое стало свидетелем широкого внедрения компьютеров, доступных путешествий на реактивных самолётах, таблеток-контрацептивов и многих других высокозначимых нововведений. Именно в этом десятилетии Третья волна начала наращивать свои силы в Соединённых Штатах Америки. Впоследствии она достигла (в различные сроки) большинства других индустриальных стран, в том числе Великобритании, Франции, Швеции, Германии, Советского Союза и Японии. В наши дни все страны, обладающие высокими технологиями, страдают от коллизии между Третьей волной и устарелыми, отвердевшими экономикой и учреждениями Второй волны» [5, с. 40].

 

Третья или информационная технологическая революция началась во второй половине XX века с широкого распространения компьютеров, лазерной техники, биотехнологий, генной инженерии, информатики, электроники, теле- и видеокоммуникаций. На их основе возникает новая космическая техника, получающая энергию непосредственно от Солнца и позволяющая начать заселение других планет солнечной системы, новые транспортные системы, позволяющие связать самые удаленные районы Земли, перевозить гигантское количество грузов и пассажиров, передвигаться с неслыханными ранее скоростями, новое конструирование, производство новых «умных» машин, производящих, в свою очередь, еще более «умные» машины.

 

Именно в этих, вышеуказанных отраслях производство и потребление сегодня лавинообразно нарастает, образуя гигантскую Третью волну трансформаций. Главным двигателем этих революционных сдвигов становится информация, творчество и интеллектуальные технологии.

 

На смену пролетариату эпохи Второй волны появляется «когнитариат» – интеллектуальный работник, обладающий не только мастерством, но и информацией и новыми технологиями, позволяющими более эффективно работать, чем в индустриальную эпоху. С другой стороны, внедрение инновационных технологий позволяет сократить число занятых работников и ведет к увеличению безработицы. Кроме того, информационная технологическая революция, увеличивая отрыв стран Третьей волны от стран Второй и Первой волн, создает все увеличивающуюся пропасть в уровне развития и уровне жизни, на краях которой формируются мировой полюс богатства и мировой полюс бедности.

 

Третья волна Тоффлера – это и есть третья технологическая революция, состоящая из перемен и новаций, которые приобретают перманентный характер, разрушают отжившие структуры индустриального и сельскохозяйственного общества и формируют новые структуры нарождающегося из этой волны-революции, из этих разрушений и созиданий, из этих столкновений и перемешиваний, из этого хаотичного, турбулентного, не всегда предсказуемого процесса формирования нового постиндустриального общества.

 

Тоффлер отмечает: «Многие из сегодняшних перемен взаимозависимы и неслучайны. Например, разрушение малой семьи, глобальный энергетический кризис, распространение “культов” и кабельного телевидения, рост работы со скользящим графиком и соглашений о дополнительных льготах, появление сепаратистских движений на пространстве от Квебека до Корсики, – всё это может казаться лишь отдельными явлениями. Однако верна иная точка зрения. В действительности все эти явления представляют собой компоненты одного гораздо более крупного феномена – гибели индустриализма и роста новой цивилизации… Эта новая цивилизация столь глубоко революционна, что она бросает вызов всем нашим старым исходным установкам. Старые способы мышления, старые формулы, догмы и идеологии, несмотря на то, что в прошлом они процветали или были весьма полезными, уже не соответствуют больше фактам. Мир, который возникает с огромной скоростью из столкновения новых ценностей и технологий, новых геополитических отношений, новых стилей жизни и способов коммуникации, требует совершенно новых идей и аналогий, классификаций и понятий» [5, с. 20–22].

 

Третья гигантская волна, вызванная информационной технологической революцией, дала начало постиндустриальному и информационному обществу.

 

4 Революции в культурной сфере (субсфере ценностей) и ее значение в модернизации общества

По мнению других авторов, революционные сдвиги происходят не в технотронной, а в культурной сфере, точнее в субсфере ценностей, на которые ориентируются люди и, в первую очередь, молодежь. Кеннет Кенистон, например, утверждает, что значительная масса молодежи современных развитых стран стремится к «поиску мира, расположенного по ту сторону материализма, к отказу от карьеризма и стяжательства» [6, с. 128].

 

Рональд Инглхарт обращает внимание на революционный переход от ценностей модерна к ценностям постмодерна. Он убежден, что в постиндустриальном обществе «преобладающими становятся ценности постмодерна, неся с собой ряд разнообразных социетальных перемен, от равноправия женщин до демократических политических институтов и упадка государственно-социалистических режимов» [7, с. 6–23].

 

Революция ценностей в эпоху постмодерна по своему значению в жизни общества соизмерима с индустриальной революцией. Изменились не только общественные и экономические организации гражданского общества. Большие изменения происходят также в государственных структурах и политических партиях. Повсюду через механизм поколенных перемен проникают новые идеи, новые ценности, новые отношения и правила поведения. Общество постепенно, от поколения к поколению переходит от индустриальной и материалистической системы ценностей к постиндустриальной и постматериалистической. Современные, так называемые развитые общества, по мнению Инглхарта, как раз находятся в процессе такого перехода.

 

Как видим, у данной группы авторов сложилось убеждение, что источником современных революционных изменений выступает культурная сфера общества, а именно ее ценностная субсфера. Основным содержанием ценностно-структурного сдвига в ходе революции в сфере культуры, является переход от материалистических ценностей к ценностям постматериальным. Движущими силами этой ценностно-культурной революции является механизм межпоколенных изменений ценностей.

 

Следует подчеркнуть, что в обществах с авторитарной политической культурой постиндустриальные революции и принесенные ими изменения системы ценностей и индивидуального образа жизни в общем ведут к демократизации, но в обстановке повышения мобильности и спада в экономике – к неуверенности в завтрашнем дне и проявлениям ксенофобии, в демократических обществах – к развитию демократической культуры по пути развития политического и общественного участия.

 

5 Коммуникационные революции и сетевое общество

Важной субсферой современного общества стала коммуникация. Ален Турен среди всех сфер и субсфер по степени революционизирующего воздействия на общественные изменения выделяет сферу коммуникации. Поэтому современное общество, следующее за индустриальным, он называет коммуникационным, так как в его основе, определяющей направление его развития, находятся системы информации и коммуникации.

 

Если в индустриальную эру индивиды были вовлечены в «управляемые системы коллективной организации» только в сфере экономики и в меньшей мере – в социальной сфере (точнее – субсфере занятости), то в постиндустриальном, программированном обществе появились всеохватывающие, мобилизующие централизованные системы управления в самых различных сферах и субсферах: информационной, образовательной, научно-исследовательской, потребительской, здравоохранительной.

 

Эти системы могут создавать долгосрочные программы, программировать развитие всех сфер и субсфер общества. Постиндустриальное общество становится социумом, развивающимся по заранее составленным, научно обоснованным программам, постоянно корректируемым в связи с изменением внешних обстоятельств и состояний самого социума. Не следует думать, что постиндустриальное, программируемое общество идет по пути усиления государственного идеологического контроля, унификации социальных отношений и централизации принятия решений, по пути тоталитаризма. Программируемое общество не уменьшает, а, наоборот, существенно увеличивает возможности выбора, количество коммуникаций индивидов.

 

Если в индустриальном обществе основой политического процесса была идея справедливости или достижение общей удовлетворенности, то в постиндустриальном, программированном обществе такой основой станет идея счастья, «основанного на учете потребностей индивидов и социальных групп» [8, с. 410–430].

 

Другой не менее важной подструктурой современного общества становятся сети. Не только социальные сети, организованные по большей части для индивидуального общения, с которыми мы сталкиваемся ежедневно, но и сети в широком смысле, как необходимая часть общественной структуры, как узлы, сплетения и переплетения коммуникаций. Коммуникационные узлы и линии и выступают главными компонентами коммуникационных сетей.

 

Сети становятся не только необходимой структурой нового общества, они, по мнению Мануэля Кастельса, определяют формирующееся на наших глазах постиндустриальное, информационное общество. Сетевая структура общества представляет собой комплекс узловых пунктов, связанных коммуникациями. К этим пунктам относятся: рынки ценных бумаг, финансовые учреждения, сырьевые и производящие товары организации, государственные структуры, серые и преступные организации, занимающиеся отмыванием денег и т. д. Пункты или узлы этой глобальной финансово-экономической сети связаны линиями-коммуникациями: потоками финансов, ценных бумаг, товаров, рабочей силы, сырья, наркотиков и др. Сети национальные и интернациональные сливаются, в конце концов, в единую глобальную финансово-экономическую и информационно-коммуникативную сеть. У этой глобальной сети, в отличие от сетей национальных, нет правительства, она развивается по сетевым закономерностям. На национальные сети национальные правительства имеют лишь ограниченное влияние. Сети – это структуры, с одной стороны, очень гибкие и живучие, с другой – плохо поддающиеся управлению, особенно когда речь идет о прямом контроле и жестких командах.

 

Поэтому формирующееся сетевое общество выступает также в качестве фактора будущей весьма опасной перекройки всех властных отношений. Подсоединенные к сетям «рубильники» (например, когда речь идет о переходе под контроль финансовых структур той или иной империи средств массовой информации, влияющей на политические процессы) выступают в качестве орудий осуществления власти, доступных лишь избранным. Кто управляет таким рубильником, тот и обладает властью [см.: 9, с. 499–501].

 

6 Информационные революции и их роль в преобразовании современного общества

Еще одна группа авторов, исследуя черты постиндустриализма, делает упор на такой его быстро разрастающейся субсфере, как информация. Некоторые из них прямо называют следующее за индустриальным общество информационным.

 

Джон Нейсбит обнаружил среди главных тенденций современности такой мегатренд, как движение от индустриального общества к обществу, в основе которого лежит производство и распределение информации [см.: 10, с. 8–9].

 

В наши дни постиндустриальное общество вследствие развернувшейся информационной революции, то есть быстрых и коренных изменений в субсфере производства, классификации, хранения и распространения информатизации, которые оказывают существенное, порой определяющее влияние на развитие и трансформацию других сфер, все чаще называют информационным обществом. Как утверждает Питер Дракер, проследивший историю развития информационной субсферы, сегодняшняя информационная революция, вообще говоря, – четвертая информационная революция в истории человечества.

 

Первая информационная революция – это изобретение письменности, которое произошло в Месопотамии пять-шесть тысяч лет назад.

Вторая информационная революция произошла в результате изобретения рукописной книги в Китае, вероятно, около 1300 г. до н. э.

Третья информационная революция произошла после изобретения в Германии Иоганом Гутенбергом печатного пресса и наборного шрифта между 1450 и 1455 гг.

 

Резкий рост производительности труда печатников привел к существенному падению цен на печатные книги. Если до изобретения печатного станка рукописные книги были привилегией состоятельных людей, то с появлением большого количества типографий печатные книги стали доступными многим.

 

Революции в приеме, обработке, подаче и хранении информации всегда оказывали влияние на изменение социальной структуры общества. Третья информационная революция в печати, например, быстро создала инфраструктуру печатных станков и целых печатных цехов и типографий и сформировала новый класс специалистов-печатников. Одним из первых, кто наладил выпуск недорогих печатных книг хорошего качества большими, неслыханными до этого тиражами – до тысячи экземпляров, стал венецианский печатник Алдус Магнус (1449–1515). Кроме того, для расширения круга покупателей он организовал переводы книг с латыни на итальянский и начал издавать не только классику, но и современных авторов. Всего за годы своей активной деятельности Магнус издал более тысячи наименований книг. Похожая судьба сложилась у другого участника третьей информационной революции, голландца Кристофа Платтена (1520–1589), создавшего крупнейшую в Европе печатную кампанию, наладившую выпуск иллюстрированных книг массовыми тиражами [см.: 10, с. 239].

 

Но не всех рядовых печатников ждала судьба Магнуса и Платтена. Дальнейшее развитие печатного дела и большие прибыли привели к формированию социальной группы издателей – владельцев и организаторов печатного дела, сформировав также социальные группы наемных работников: наборщиков, переплетчиков, иллюстраторов, рабочих типографий. Отдельно сформировалась социальная группа авторов – креативных людей, регулярно издающих свои произведения за гонорар.

 

Революция в книгопечатании оказала влияние и на другие сферы и субсферы общества. В частности, в европейских странах были созданы новые университеты, рассчитанные не на теологические диспуты, а на изучение светских наук. Фактически была создана новая система образования. Именно книгопечатание стояло у начал протестантизма и сделало возможной реформацию церкви. Религиозные споры, которые имели место и до третьей информационной революции, благодаря последней переросли в религиозную революцию – Реформацию, ставшую важной эпохой развития человеческого общества. Не менее важно влияние третьей информационной революции, позволившей публикацию карт и лоций, описаний мореплаваний значительными тиражами, на развитие географии и мореплавания, знаменовавшее эпоху Великих географических открытий.

 

Четвертая информационная революция началась с изобретения компьютера. Кроме того, она имела одной из главных причин неудовлетворенность руководства крупных коммерческих фирм и государств поставляемыми им учетными данными бухгалтеров, статистов и чиновников. Требовалось не просто увеличение объема и скорости передачи данных, но новая концепция информации. Первой новой концепцией информации (в 1920-х гг.) стал учет экономических цепочек (economic-chain accounting), который позволил проследить издержки по всей экономической цепи от поставщика до конечного потребителя. Около 1980-х годов появился кооперационный учет (activity-bases accounting), с помощью которого можно было сосредоточиться не на снижении затрат, а на создании большей стоимости продукции [см.: 11, с. 227–229]. При этом все специалисты по информации стали использовать персональные компьютеры и программирование. Возникли целые информационные системы (ИС) и информационные технологии (ИТ). Появились новые возможности по сбору и организации данных для управления не только отдельными предприятиями и транснациональными корпорациями (ТНК), но и государствами и даже – через систему ООН, в какой-то мере – глобальными проблемами.

 

Четвертая информационная революция началась в экономической сфере, захватив затем и социальную сферу. Изменения в технологиях вызвали изменения в структуре образования. Уже сегодня во многих странах, в том числе в России, действует система образовательного туризма и система телевизионных образовательных программ. В здравоохранении четвертая информационная революция приведет к смещению акцентов с лечения болезней и борьбы с эпидемиями на профилактику заболеваний и поддержание физического и психического здоровья людей. Как выразился Дракер, в образовании и здравоохранении акцент в ИТ (информационные технологии) все больше будет смещаться от «Т» к «И» [см.: 11, с. 235].

 

Четвертая информационная революция, как и предыдущие, также изменила социальную структуру общества, сформировав несколько социальных групп людей, профессионально связанных с производством, продажей, эксплуатацией и обслуживанием новой техники: производителей электронно-вычислительной техники, программного обеспечения и других сопутствующих товаров, продавцов, программистов, ремонтников и т. п. Однако и здесь на лидирующие позиции вышли владельцы фирм, создатели все новых поколений компьютерной техники и организаторы ее массового производства и продажи. Таким образом, массовое использование компьютеров в производстве и в быту не только изменило социальную структуру общества, но и оказало влияние на повседневную жизнь широких масс.

 

В наше время четвертая информационная революция кроме экономической и социальной распространяется и на все другие сферы общества: политическую, культурную, военную и такие важные субсферы, как финансовая, субсферы отдыха и развлечений, туризма, спорта и т. п. [см.: 12, с. 91–92].

 

Революционный энтузиазм, основанный на реальной возможности осуществления революций, учитывая огромный перевес революционных сил над контрреволюционными, быстрой смене власти и радикальной ломке социальных и политических институтов, характерный для индустриальной эры, в постиндустриальном обществе существенно уменьшился. Но это не означает, что революции как радикальные формы перестройки общественной жизни совершенно ушли из политического процесса. Революции в постиндустриальном обществе изменили формы проявления, снизили радикализм, перешли из социально-политической в другие сферы и субсферы общества – такие, как технологическая, культурная, коммуникационная и информационная.

 

Список литературы

1. Маркс К. Классовая борьба во Франции с 1848 по 1850 г. // К. Маркс, Ф. Энгельс. Сочинения. Том 7. – М. Госполитиздат, 1956. – С. 5–110.

2. Дюркгейм Э. Самоубийство: Социологический этюд. – М.: Мысль, 1994. – 399 с.

3. Берк Э. Размышления о революции во Франции. – М.: Рудомино, 1993. – 144 с.

4. Местр Ж. де. Рассуждения о Франции. – М.: РОССПЭН, 1997. – 387 с.

5. Тоффлер Э. Третья волна. – М.: Издательство АСТ, 1999. – 784 c.

6. Keniston K. Youth and Dissent: The Rise of a New Opposition. – New York: Harcourt Brace Jovanovich, 1971. – 403 р.

7. Инглхарт Р. Постмодерн: меняющиеся ценности и изменяющиеся общества // Полис. –1997. – № 4. – С. 6–23.

8. Турен А. От обмена к коммуникации: рождение программированного общества // Новая технократическая волна на Западе. – М.: Прогресс, 1986. – С. 410–430.

9. Кастельс М. Становление общества сетевых структур // Новая постиндустриальная волна на Западе. Антология. – М.: Academia, 1999. – С. 494–505.

10. Нейсбит Д. Мегатренды. – М.: ACT, Ермак, 2003. – 380 с.

11. Дракер П. Следующая информационная революция // Информационное общество: экономика, власть, культура. Хрестоматия: в 2-х т. Т. 1. – Новосибирск: НГТУ, 2004. – С. 227–238.

12. Исаев Б. А. Понятие и типология политических режимов // Социально-гуманитарные знания. – 2009. – № 3. – С. 88–97.

 

References

1. Marx K. The Class Struggles in France, 1848 to 1850 [Klassovaya borba vo Frantsii s 1848 po 1850 g.]. K. Marx, F. Engels. Sochineniya. Tom 7 (K. Marx, F. Engels. Works. Vol. 7). Moscow: Gospolitizdat, 1956, pp. 5–110.

2. Durkheim E. Suicide: a Study in Sociology [Samoubiystvo: Sotsiologicheskiy etyud]. Moscow: Mysl, 1994, 399 p.

3. Burke E. Reflections on the Revolution in France [Razmyshleniya o revolyutsii vo Frantsii]. Moscow: Rudomino, 1993, 144 p.

4. Mestre J. de. Considerations on France [Rassuzhdeniya o Frantsii]. Moscow: ROSSPEN, 1997, 387 p.

5. Toffler A. The Third Wave [Tretya volna]. Moscow: Izdatelstvo AST, 1999, 784 p.

6. Keniston K. Youth and Dissent: The Rise of a New Opposition. New York: Harcourt Brace Jovanovich, 1971, 403 p.

7. Inglehart R. Postmodern: Changing Values and Changing Societies [Postmodern: menyayuschiesya tsennosti i izmenyayuschiesya obschestva]. Polis (Polis. Political Studies), 1997, № 4, pp. 6–23.

8. Touraine A. From Exchange to Communication: The Birth of Programming Society [Ot obmena k kommunikatsii: rozhdenie programmirovannogo obschestva]. Novaya tekhnokraticheskaya volna na Zapade (New Technocratic Wave in the West). Moscow: Progress, 1986, pp. 410–430.

9. Castells M. The Formation of a Society of Network Structures [Stanovlenie obschestva setevykh struktur]. Novaya postindustrialnaya volna na Zapade. Antologiya (New Post-Industrial Wave in the West. Anthology). Moscow: Academia, 1999, pp. 494–505.

10. Naisbitt J. Megatrends [Megatrendy]. Moscow: Izdatelstvo AST; Ermak, 2003, 380 p.

11. Drucker P. Next Information Revolution [Sleduyuschaya informatsionnaya revolyutsiya]. Informatsionnoe obschestvo: ekonomika, vlast, kultura. Khrestomatiya: v 2 t. T. 1 (Information Society: Economy, Power, Culture. Reader. In 2 vol. Vol. 1). Novosibirsk: NGTU, 2004, pp. 227–238.

12. Isaev B. A. The Concept and Typology of Political Regimes [Ponyatie i tipologiya politicheskikh rezhimov]. Sotsialno-gumanitarnye znaniya (Social and Humanitarian Knowledge), 2009, № 3, pp. 88–97.