Философия

УДК 629.039.58; 007.51

 

Юничи Мурата – университет Риccо, кафедра философии факультета филологии, профессор. Япония, Токио.

E-mail: jmurata@ris.ac.jp; murata.junichi@gmail.com.

Япония 141-8602, Токио, Шинагава-ку,

4-2-16 Осаки, 2-е здание, ауд. 1108.

Тел.: +81-3-5487-3322.

 

Авторское резюме

Состояние вопроса: Существует тенденция рассматривать технику одномерно – как замкнутую систему, состоящую из технических комплексов в узком смысле слова как таковых. Cоциально-конструктивистский подход давал возможность не представлять технику как «черный ящик», а изучать ее изнутри. Наконец, так называемая теория «актор – сеть» рассматривает социо-техническую сеть как результат интерактивного взаимодействия людей и агентов другого типа, таких, как артефакты и природные существа. Подобный многомерный подход, связанный с анализом воздействия на технику экономических, политических, культурных и других социальных факторов, позволяет глубже понять как ее общую природу, так и причины катастроф, подобных произошедшей на АЭС Фукусима 1.

Результаты: Техника находится в состоянии интерактивного взаимодействия с окружающей средой. При перемещении в другую природную и социальную среду она начинает функционировать несколько по-другому. Исключительная сложность этой взаимосвязанной системы (техника – среда) закономерно приводит к возникновению ситуаций, которые было невозможно предсказать заранее – в том числе к возникновению так называемых «нормальных аварий». Вероятность таких аварий только увеличивается из-за популярного и порой искусственно культивируемого «мифа о безопасности» сложных технических систем, проявившего себя, в частности, при строительстве и эксплуатации АЭС Фукусима 1.

Область применения результатов: Социальная обусловленность и неполная предсказуемость поведения сложных технических систем проявляются практически во всех областях человеческой деятельности. Они хорошо заметны при исследовании таких известных крупномасштабных аварий, как катастрофа на Чернобыльской АЭС, АЭС Три Майл Айленд и Фукусима 1, катастрофы шаттлов Челленджер и Колумбия.

Выводы: Техника всегда функционирует как открытая система, взаимодействующая с многочисленными факторами, среди которых есть и неизвестные нам. Именно философия должна разрушить «миф о безопасности» современных сложных технических систем и убедить общество относиться к ним более внимательно, чтобы снизить вероятность катастроф.

 

Ключевые слова: АЭС Фукусима 1, философия и техника, техника и окружающая среда, «нормальные аварии», теория «актор-сеть», «миф о безопасности», промышленные аварии.

 

What Can We Learn from Fukushima? The Multy-Dimensionality of Technology

 

Junichi Murata – RisshoUniversity, the Department of Philosophy, the Faculty of Letters, Professor. Tokio, Japan.

E-mail: jmurata@ris.ac.jp; murata.junichi@gmail.com.

 Japan 141-8602, Tokio, Shinagawa-ku,

4-2-16 Ohsaki, 2nd Building, Room 1108.

Tel.: 81-3-5487-3322.

Abstract

Background: There exist three conceptions of technology at least. Firstly, technology is considered to be a closed system constituted only of technological factor in the narrow sense of the term. Secondly, in technology studies a new approach called the social constructivist approach gives an opportunity to look inside technology, which is no longer considered to be a black box. Finally, the so-called actor network theory examining the socio-technical network as constituted equally both of human beings and of various other factors, such as artifacts and natural beings. Such multi-dimensional approach gives a perfect opportunity to understand the nature of modern technology and the reasons of disastrous accidents like that one which we had at Fukushima Daiichi (No. 1).

Results: There is an interactive relationship between technology and its environment. When transferred to some other social or natural environment technology begins working inevitably in some other way. A great complexity of this interdependent system (technology and its environment) naturally gives birth to such accidents which could not be predicted beforehand – thus so-called ‘normal accidents’ occurs. In the case of Fukushima probability of such accidents increases when the so-called ‘safety myth’, which is to believe in safety of nuclear power plants becomes popular. This ‘safety myth’ concerning complex technical systems had a great influence over those who built and exploited Fukushima 1 nuclear power plant.

Research implications: Social determination and imperfect prediction of complex technical systems functioning have their manifestations in different spheres of human activity. These manifestations are clearly seen in the analysis of the most large-scale accidents as those at chemical factories (Union Carbide chemical plant in Bhopal in India), accidents involving space shuttles (Challenger and Columbia), and accidents at nuclear power plants (Nuclear Powers at Three Mile Island, Chernobyl and Fukushima).

Conclusions: Technology cannot be understood as something that can function as a closed system independent of various environmental factors. It always functions as an open system interacting with various factors, which include unknown elements. Philosophy must intervene to break the spell of the ‘safety myth’ and clarify what we can and should learn from Fukushima to reduce the probability of such catastrophes in future.

 

Keywords: Fukushima nuclear power plant, technology and its environment, ‘normal accident’, actor network theory, ‘safety myth’, philosophy and technology.

 

Около двух с половиной лет назад, в 2:46 11 марта 2011 года восточную Японию поразило мощное землетрясение магнитудой 9,0 баллов. Вслед за землетрясением возникло гигантское цунами, которое сметало людей, автомобили, дома и уничтожило целую общину, простиравшуюся на обширном пространстве восточного побережья провинции Тохоку. Но воистину историческим Великое восточно-японское землетрясение сделала катастрофа на атомной электростанции Фукусима Даичи (№ 1). Позже японские официальные лица присвоили произошедшему там инциденту 7-ой уровень по международной шкале – это единственный после чернобыльской катастрофы 1986 года инцидент, получивший столь серьезную оценку.

 

После катастрофы уже прошло около двух с половиной лет. Однако до сих пор более 200 000 человек вынуждены оставаться в лагерях для эвакуированных и не могут вернуться в свои дома. Из-за высокого уровня радиации находиться на территории в районе эпицентра катастрофы невозможно, а многие вопросы, касающиеся причин инцидента, остаются не проясненными. В течение последнего года четырьмя организациями были оглашены четыре доклада о результатах изучения причин катастрофы. В числе этих организаций – правительственный Комитет по расследованию и Комиссия по расследованию парламента Японии. Однако оба доклада дают разные заключения по ключевому вопросу – вопросу о том, являлось ли землетрясение одной из причин катастрофы еще до удара цунами.

 

В этой ситуации остается много вопросов, которые нуждаются в обсуждении. В моем выступлении, во всяком случае, я хотел бы сфокусировать внимание на одном аспекте инцидента на атомной электростанции и внести ясность в вопрос о том, какой урок должен быть извлечен из событий на Фукусиме с точки зрения философии техники. Я хотел бы подчеркнуть, что техника не является замкнутой системой, состоящей только из технических компонентов в узком смысле слова как таковых, а должна рассматриваться как открытая система, связанная с множеством факторов и включающая в себя множество из них, в том числе особенности социальной, культурной и природной среды. В этом смысле техника должна рассматриваться как обладающая неотъемлемым качеством многомерности. В своем выступлении я хотел бы, во-первых, показать, что инцидент с Фукусимой на отрицательном примере учит нас, как важно принимать всерьез многомерный характер техники и, во-вторых, что многие причины инцидента, которые к настоящему времени прояснились, коренятся в недостаточном понимании этой характеристики техники.

 

1. Техника и окружающая среда.

Технику иногда представляют в образе машины, которая может правильно функционировать где угодно вне зависимости от окружающей среды. Создав такой образ, люди склоняются к пониманию техники как чего-то противостоящего социальной, культурной или природной среде и обладающего некой силой, которая влияет на состояние социальной, культурной или природной среды, иногда детерминируя их состояние. Понимаемый в широком смысле слова технологический детерминизм является одним из наиболее распространенных способов трактовки техники как в философской теории, так и в повседневной жизни. Широко известна идея Ф. Бэкона о технике как о силе, дающей нам власть над природой во благо человека, но в этом же духе могут быть интерпретированы и многочисленные концепции других великих философов, такие, как “Gestell”[1] у М. Хайдеггера или «господство инструментального рассудка» у М. Хоркхаймера. Как показали дискуссии об антропоцентризме и анти-антропоцентризме, этот способ понимания доминирует даже в области экологической этики. Техника, понимаемая как мощь человека, резко противопоставляется здесь природной среде.

 

Такой подход к концепции техники изменился в 70-ые годы прошлого века, когда появился новый подход к ее исследованию. Это был возникший в социологии и истории техники социально-конструктивистский подход, концентрировавшийся на конкретном микроуровневом анализе процесса развития техники [1]. Влияние этого нового подхода не ограничивалось областями социологии и истории, а распространилось на дискуссии по философии техники.

 

Опираясь на этот социально-конструктивистский подход, философы теперь могут увидеть внутреннее содержание техники, которое долгое время было от них скрыто и рассматривалось как черный ящик, причем там обнаруживаются не только технические, но и разнообразные социальные факторы, связанные с экономикой, политикой, культурой и ценностями. Как убедительно показал социально-конструктивистский анализ процесса совершенствования велосипеда, процесс развития от технического дизайна и производства до использования и распространения технических артефактов определяется не самим по себе фактором технической рациональности или эффективности, а открыт воздействию различных факторов, берущих начало в разных сферах. Например, на первом этапе технического совершенствования велосипедов в конце 19-го века дизайн претерпел огромные изменения от первой популярной модели Пенни-фартинг (велосипед с большим передним колесом), которую предпочитали в основном молодые мужчины, любившие большую скорость, до современной модели, которой все, включая женщин, пользуются в повседневной жизни. Таким образом, замысел велосипеда определяется многочисленными факторами, и в этом смысле технические артефакты следует рассматривать как явления, имеющие неоднозначное (многофакторное) объяснение.

 

С другой стороны, мы должны быть внимательны, чтобы не давать социал-конструктивистам объяснять технику социальными факторами, в противовес технологическим детерминистам, которые требуют объяснять общество развитием техники. Скорее, следует подчеркнуть, что общество без техники невозможно, равно как и техника без общества немыслима. Техника и общество – две стороны одной медали и образуют целостную систему, которую можно назвать социо-технической системой или социо-технической сетью.

 

Подобная характеристика техники содержится и в так называемой теории «актор – сеть», которая еще яснее иллюстрирует данное явление. Согласно этому подходу, социо-техническая сеть создается двумя типами агентов – людьми и различными другими факторами, такими как артефакты и природные существа. На основе такого способа понимания взаимосвязи между техникой и различными другими факторами я хотел бы подчеркнуть интерактивный характер взаимодействия техники со своей окружающей средой. Техника воздействует на социальную, культурную и природную среду и формирует ее, разнообразные факторы окружающей среды воздействуют на нее и определяют, каким образом техника будет развиваться и функционировать. Техника и окружающая среда взаимозависимы и тесно взаимосвязаны во множестве измерений.

 

Если придавать серьезное значение интерактивной взаимосвязи между техникой и ее окружающей средой, становится невозможным утверждать, что техника, перемещенная из одной среды в другую, остается той же самой. Действительно, как объяснял историк техники Линн Уайт, в Европе эпохи позднего средневековья ветряные мельницы использовались как силовые установки, а «в Тибете ветряные мельницы использовались только в “технологии” богослужения; в Китае они применялись единственно только для работы насосов и для протаскивания лодок через шлюзы, а не для размалывания зерна; в Афганистане они использовались в основном для перемалывания муки» [5, с. 86]. Так же нельзя утверждать, что атомные электростанции, построенные на твердой и надежной почве и такие же электростанции, расположенные в местах, где часто происходят землетрясения – это одинаковая техника. Без серьезного преобразования никакая техника не может быть успешно перенесена из одной окружающей среды в другую.

 

С учетом этого многомерного характера техники процесс запуска электростанции в Фукусиме следует рассматривать как чрезвычайно проблематичный. В середине 1960-ых годов XX века первый блок электростанции Фукусима Даичи, который первоначально был разработан в США компанией Дженерал Электрик, был введен в строй в основном по иницианиве этой компании. В процессе ввода было установлено дополнительное сейсмозащитное оборудование, сконструированное в соответствии с японскими стандартами по сейсмозащите, принятыми в то время. Но, согласно выводам Парламентской комиссии по расследованию, остается неясным, было ли это дополнительное оборудование достаточным. Во всяком случае, хотя и были приняты различные меры для повышения устойчивости к землетрясениям и цунами, общая схема первоначального проекта никогда не ставилась под вопрос. Это означает одно: люди продолжали думать, что основные технические составляющие атомной электростанции могут функционировать независимо от факторов окружающей среды.

 

Интересно в этой связи, что в качестве фундаментальной причины катастрофы Комиссия правительства по расследованию назвала отсутствие комплексного взгляда на бедствие.

 

Если считать важным это комплексное понимание бедствий в целом, то их нельзя делить просто на имеющие антропогенное и природное происхождение. Как многомерна концепция техники, так и концепция катастроф и бедствий тоже должна быть многомерной.

 

2. Техника и катастрофа.

Если сеть социо-технических взаимодействий многомерна и обладает сложным поведением, которое не детерминируют ни технические факторы, ни факторы окружающей среды по отдельности, эта сеть демонстрирует черты слабо детерминированной системы, поскольку нет никакой гарантии, что она под воздействием меняющихся обстоятельств образует и поддерживает гармоничное и стабильное единство. Хорошо известно, что в процессе ее развития и применения техника всегда вызывает непредсказуемые последствия. Эта особенность бросается в глаза в процессе ее изменений, но в основном ее можно заметить там, где техника разрабатывается и применяется. Эдвард Теннер выразил этот непредсказуемый и неуправляемый аспект техники с помощью интересного выражения “technology bites back” («техника мстит за себя») [4]. Хотя иногда эта черта может рассматриваться как источник творчества, она в то же время является источником неудач и катастроф. Яркими примерами этого являются крупномасштабные катастрофы, связанные с техническими системами повышенной опасности, такие, как аварии на крупномасштабных химических предприятиях (химический завод Юнион Карбид в Бхопале, Индия), аварии с участием космических шаттлов (Челленджер и Колумбия) и аварии на атомных электростанциях (атомные станции на Три Майл Айленд, в Чернобыле и на Фукусиме). Социолог Чарльз Перроу утверждает, что комплексные технические системы, в которых действует множество неразделимых и тесно взаимосвязанных факторов, всегда создают возможность непредсказуемых, неизбежных и непонятных аварий, и называет их «нормальными авариями» [3]. Ныне мы столкнулись с разнообразными проблемами, связанными с авариями такого типа. Уже почти 30 лет назад Урлич Бек (Urlich Beck) предложил для иллюстрации нашей нынешней ситуации провокативную концепцию «общества риска».

 

К настоящему времени были предприняты разнообразные попытки объяснить и понять этот тип аварий (в их числе – и теория «нормальных аварий» Перроу). Здесь, однако, мы должны быть осторожны, так как понять «нормальные аварии» означает не что иное, как понять нечто, содержащее принципиально не поддающиеся пониманию составные части; и в этом смысле попытка понять аварии техники повышенного риска заключает в себе нечто парадоксальное. Я думаю, это одно из тех соображений, по которым мы должны разделять исследование причин аварии и юридический вопрос о том, кто несет за нее ответственность.

 

Если нужно определить, кто несет ответственность, мы должны объяснить происшествие посредством точно установленных причинных отношений, которые должны быть поняты в том смысле, как будто бы они были предсказуемы и происшествие можно было бы избежать. Однако эта причинная связь имеет смысл только для суждений задним числом. Люди же, сталкивающиеся с аварией в режиме реального времени, должны давать свои оценки в неопределенной ситуации и не имеют возможности оценивать события с помощью знаний, которые будут приобретены позже. В этом смысле причинная связь post hoc («после этого – следовательно, поэтому») вынуждена пренебрегать непонятными факторами и не учитывать их; поэтому из этой ситуации трудно извлечь урок и приобрести полезный опыт на будущее.

 

Способность понять «нормальную аварию» – это ни что иное, как понимание ее в качестве происшествия, включающего в себя некоторые непонятные составные элементы. Подобное описание может показаться неясным. Но такое парадоксальное описание технических аварий уже давно и хорошо известно. Галилело Галилей в начале своего «Диалога о двух новых науках» выразительно показал, что события противоречат ожиданиям; в частности, меры предосторожности могут приводить к катастрофическим результатам [2 с. 5]. Так, недавно в докладе Комиссии НАСА по расследованию катастрофы шаттла Колумбия показано, что для предотвращения будущих аварий изменения детализированных правил и институциональных структур недостаточно, поскольку эти изменения всегда обладают потенциальной способностью порождать новые риски. Согласно докладу НАСА, необходимо кардинальное изменение отношений в культурном измерении: «Программа [космических шаттлов] должна также оставаться восприимчивой к тому факту, что менеджеры, инженеры, специалисты по безопасности и прочий персонал при всех лучших побуждениях могут действовать контрпродуктивно, когда сталкиваются с исключительными ситуациями» (Доклад 2003: 181).

 

«Организации, работа которых связана с действиями особого риска, всегда должны испытывать здоровый страх неудачи – они должны были удостовериться в безопасности своей деятельности в гораздо большей степени, чем кто-либо другой» (Доклад 2003: 190).

 

В этих фразах содержится ясная рекомендация, где следует искать резервы для предотвращения подобных аварий в будущем. Их невозможно найти в этике в строгом смысле слова, поскольку «благие намерения», которыми люди могли бы руководствоваться, ничем не помогут для предотвращения неудач. Решающую роль должны сыграть скорее «восприимчивость к возможным инцидентам» и «здоровая боязнь неудачи». Эта рекомендация комиссии по расследованию катастрофы шаттла Колумбия, по-видимому, показывает, что она согласна с парадоксальным характером «нормальных аварий» и предлагает возможный способ реагирования на данный парадокс. Если непредсказуемые аварии технических систем неизбежны, недостаточно рассматривать только до конца понятные факторы внутри самих систем. Правильнее будет принимать во внимание также неизвестные обстоятельства, которые лежат за пределами понятного и разумного объяснения этих систем. Случай с Фукусимой показывает, как трудно понять эти обстоятельства. Столкнувшись с ужасными последствиями сильного землетрясения, цунами и аварии на атомной электростанции, многие эксперты употребляли выражения: «за пределами понимания», или: «за пределами предсказуемого», подразумевая, что случившееся не могло быть предсказано.

 

В этом отношении ужасную аварию на электростанции Фукусима Даичи (№ 1) следует рассматривать как типичный случай «нормальной аварии». Она может быть охарактеризована как «нормальная», потому что только после нее стало ясно, что люди, занимавшиеся на электростанции усовершенствованиями и контролем, продолжали думать, что многоступенчатая система защиты электростанции была достаточна для предотвращения возможных тяжелых аварий, и ничему не научились на опыте аварий на Три Майл Айленде и в Чернобыле. До тех пор, пока авария не произошла, они продолжали считать, что тяжелые аварии на атомных электростанциях в Японии не произойдут никогда и упустили возможность улучшить меры безопасности, когда из разных сфер предлагались разнообразные рекомендации и критические замечания.

 

Для иллюстрации этих случаев обычно стали применять выражение «миф о безопасности», который состоит в вере в безопасные атомные электростанции, в неприятии всерьез возможности аварий, и который на долгое время, пока авария не произошла, вводил в заблуждение людей, имеющих отношение к атомным электростанциям.

 

Этот миф сыграл важную роль в истории атомных электростанций в Японии. Например, на быстром реакторе в Монджиу, в Тсуруге, префектура Фукуи, в середине 1990-ых годов произошла неожиданная авария, которая в то время оказала серьезное воздействие на общество, породив у него недоверие к ядерным технологиям. Столкнувшись с этой ситуацией, Комиссия по ядерной безопасности выпустила Белую книгу, в которой она сделала особое ударение на необходимость восстановления у людей доверия к ядерным технологиям, формирования и распространения в обществе чувства безопасности («anshin»). Они не считали более важным усовершенствовать меры безопасности, применяемые в ядерных технологиях, поскольку полагали, что в случае принятия мер в этом направлении люди будут считать существовавшие в то время ядерные технологии недостаточно безопасными, и это усилит их недоверие к последним. Для упрочения ядерной энергетики в Японии было признано наиболее важным не повышение ее собственной безопасности, а формирование ощущения безопасности у населения. В действительности, после этого слово «anshin» («чувство безопасности») стало очень часто использоваться публично, и не только в применении к атомной энергетике, но и в других сферах. Эта история демонстрирует один из типичных способов, каким «миф о безопасности» выполняет в Японии социальную и культурную функции.

 

Такая порочная структура рассуждения, связанная с «мифом о безопасности», сохраняется, похоже, и после аварии, что является особенно важным и неожиданным фактом. Даже сейчас часто слышны голоса, употребляющие в различных сферах деятельности слово anshin (чувство безопасности) вместо anzen (безопасность), как будто anshin так же важно, как сама anzen. Я думаю, именно в этом случае философия должна вмешаться, чтобы разрушить обаяние этого мифа и прояснить, какие уроки мы можем и должны извлечь из Фукусимы.

 

Заключение.

Я думаю, все это показывает, что наше понимание значения техники надо менять. Технику нельзя рассматривать как нечто способное функционировать в качестве замкнутой системы, независимой от меняющихся параметров окружающей среды. Более того, она всегда функционирует как открытая система, взаимодействующая с многочисленными факторами, среди которых есть и неизвестные нам. Как вопрос о том, каким образом реагировать на других людей, имеет первостепенное значение в человеческой этике, так и первостепенная задача техники – реагирование на «другое».

 

Список литературы

1. Bijker W., Pinch Т., Hughes Т. The Social Construction of Technological Systems: New Directions in the Sociology and History of Technology. Cambridge, Massachusetts, The MIT Press, 1987.

2. Galileo G. Dialogue Concerning Two New Sciences, translated by Crew H., de Salvo A. New York, Dover Publications, 1914.

3. Perrow C. Normal Accidents, Living with High-Risk Technologies. Princeton, PrincetonUniversity Press, 1999, 386 p.

4. Tenner E. Why Things Bite Back: Technology and the Revenge of Unintended Consequences. New York, Alfred A. Knopf, 1996, 346 p.

5. White L. Jr. Medieval Technology and Social Change.Oxford,OxfordUniversity Press, 1962.

 

[1] Способ открытия, познавательный каркас, определяющий сущность современной техники (Прим. ред.).

 
Ссылка на статью:
Мурата Ю. Уроки Фукусимы. Многомерность техники // Философия и гуманитарные науки в информационном обществе. – 2013. – № 2. – С. 53–61. URL: http://fikio.ru/?p=644.

 
© Ю. Мурата, 2013.
© Н. А. Дмитренко, перевод, 2013.

UDC 304.5; 004.81; 008.2

 

Vyacheslav I. Kudashov – Siberian Federal University, Institute of Humanities, Department of Philosophy, Head of the Department, Doctor of Philosophy, professor, Krasnoyarsk, Russia.

E-mail: vkudashov@mail.ru

82, Svododniy prospect, Krasnoyarsk, Russia, 660041,

tel: +7(391)206-26-70.

Abstract

Background: A lot of spheres of modern society are determined by ‘knowledge’ resources, and this fact makes it more actual a problem of interaction between cognitive technologies and social technologies. So, we have to examine the abilities of all social subjects to generate knowledge, which is used for the changes and construction of social reality according to the personal needs of individuals and the needs of social groups.

Results: Even the most valuable ideas and technologies can be realized in non-adequate way if they are put into the context of entirely different knowledge without necessary modifications. When different strata of society are involved in various social projects, cognitive technologies intensify their influence, which leads to high competitiveness between businesses and states in the global world. The technocratic approach in social life understanding should be countervailed by humanitarian reflection and practice.

Research implications: ‘A society of knowledge’ being formed and global development tendencies being increased, the importance of cognitive aspects in such spheres of social activity as information search and processing, activity planning, knowledge regulating and creative thinking will be emphasized.

Conclusions: Cognitive technologies becomes an integral part of high tech together with nano-, bio-, info- and social technologies. When used without special cognitive investigations any social technology can make the situation worse in a paradox way despite the fact that it is directed at positive goals and all the rules of technological innovations are kept strictly.

 

Keywords: knowledge society, cognitive technologies, information, humanitarian reflection, technology use, competitiveness.

 

The role of search efforts to find the way out of the crisis increases in periods of transition and modernization of society. Usually this role is played by some social projects, which define the goals, objectives, strategies and techniques. The development of social projects and their corresponding technologies is the prerogative of the humanities, though their role in technology use of social space is not adequate for the needs of society. In the general sense, technology is not just a set of instruments and even not only a complex of knowledge of methods and facilities, but a well-organized system of knowledge and action in certain purposeful methodology.

 

If the essence of progress in science and technology is high technology, (‘high tech’), then social progress is determined by high social technologies. In modern ‘knowledge society’ the crucial role of ‘knowledge’ resources is always meant. Apart from other considerations, that sets the task of cognitive and social technologies interaction. Cognitive technologies are the system of methods and algorithms modeling and reinforcing the cognitive ability of people to solve practical problems: speech and image recognition, regularity identification in the database, complex systems designing, decision-making under the conditions information shortage, etc. The predicate ‘cognitive’ primarily refers to the attitude to knowledge (‘cognoscere’ in Latin means ‘to know’), or rather to the method of knowledge obtaining, storage and transmission. Thus, cognitive technologies are the system of methods which influence the ways of knowledge processing.

 

From the widespread point of view the subject-matter of cognitive technologies is considered to be inaccessible for measuring in the human being himself: the volume and content of consciousness, rate of perception and thought, the reason for subjective preferences and decisions made. The prospects of cognitive technologies are their focus on the development of intellectual abilities, imagination and associative thinking. Cognitive technologies are based on the study of consciousness, cognition, various features of the process of thinking and cognitive behavior of living and thinking beings both from neurobiological positions and with the help of humanitarian approaches. The development of cognitive technologies can enable to develop algorithms that will actually ‘animate’ artificial technological systems on the basis of studying brain functions and the mechanisms of consciousness and behavior.

 

If we accept the fact that knowledge becomes the main resource for modern society development, i.e., a factor which structures all spheres of social life, then it is necessary to consider the possibility for all social subjects to generate knowledge aimed at changing and constructing social reality according to the internal needs of individuals and social groups. We need better understanding of the role of knowledge itself, which has always played a significant part in the processes of communication. Nowadays knowledge is becoming one of the key factors for success or failure of created social projects, programs and technologies.

 

Even the most valuable social ideas and technologies can be inadequately implemented if they are placed in the context of an entirely different knowledge without some necessary corrections. Such inadequacy was apparently less dangerous in the industrial epoch, when the share of creative activity was much less. In the knowledge society the pace of progress is determined not only by creativity of individuals and elite strata, but by the opportunity for creative participation of social groups at large. The importance of understanding of cognitive technologies is enhanced with the increase of the social groups which are involved in the implementation of various social technologies. This understanding is eventually evident as the degree of competitiveness of individual businesses and states in the global world.

 

Social technologies in close interaction with converging nano-, bio-, info- and especially cognitive technologies have already determined life and the development of modern society in many ways. Famous Russian philosophers – David Dubrovsky and Vladislav Lektorsky – insist on the inclusion of social technology in the group which determines social progress of NBIC converging technologies. Professor Lektorsky, however, believes that ‘the inherent qualities of the human being, without which he is impossible, such as the desire for freedom, creativity, love, dialogical relations with others, care, etc., cannot be technologies in principle. If we try to influence them technologically, to manage them, we will destroy the human himself’ [1, p. 46]. Such ‘demonization’ of modern technology is not always justified, because technologies themselves are man-made forms of culture development and are inseparable from human activity. We should rather fear a technocratic approach in understanding of social life technologization. Humanitarian reflection and practice should become necessary antithesis to this technocratic approach.

 

The need for better understanding of the interdependence of science and technology, which forms a new phenomenon – ‘technoscience’, has already become apparent. Also we need to overcome gradually the trend of technological reductionism in understanding of NBIC technologies and declared subjectless of this technology synthesis. David Dubrovsky emphasizes that we have to add to the existing four NBIC converging technologies “the ‘fifth component’, i.e. social technologies (and socio-humanitarian knowledge on basis of which they are formed and evolve). Social and humanitarian knowledge and social technologies should become an integral part of this dynamic system and should serve as an essential, integral factor of its development “[2, p. 70].

 

Indeed, since 2001, when the idea of NBIC converging technologies emerged and began to be discussed, more than a decade has passed. During this period of time not only some significant changes in the structure of NBIC occurred, but some questions of social value of convergent evolution process, its subjects and forms of their institutionalization were raised. According to the opinion of many philosophers this situation makes it possible to consider not only the NBIC systems but the NBICS systems including social and humanitarian knowledge and social technologies. The first Russian center of converging nano-bio-info-cognitive science and technology was established in ‘Kurchatov Institute’. This center develops a special social and humanitarian unity, which should play an important role in the formation of ‘new interdisciplinary mentality.’

 

A lot of experts states that it is absolutely impossible to achieve the strategic objectives of ‘knowledge society’ because of the absence of adequate instruments. A radical improvement of the business climate, competition, the technologies of ‘e-government’, ‘e-education’, ‘e-health care’, the elimination of regional inequality in information resources are among these instruments. It should be noted that they are not material and financial, but intangible resources, expressed mainly by such concepts as ‘intellectual capital’, ‘human capital’, ‘social capital’, information, etc. They are mainly ‘knowledge’ resources which require special cognitive technologies.

 

The importance of the problems associated with cognitive aspects in the development and use of various social technologies inevitably will increase with the ‘knowledge society’ formation and the strong influence of global tendencies. Such problems should be considered from the viewpoint of social epistemology as a process of social organizing in the context of immediate cognitive and communicative acts at all levels and stages of social technologies implementation. In some spheres of social activities, e.g. search and information processing, activity planning, knowledge structuring, creative thinking, etc., specially developed computer instruments play a significant role. It can be expected that these instruments will complement more and more natural human abilities to work with information without excluding but developing them, as the capabilities of these computer agents, as well as contextual search systems and data analysis will be evolved.

 

This approach provides the understanding of the processes of new social reality formation as a mechanism for knowledge generation and new meanings formation supported by all subjects in the sphere of this or that social technology. Therefore cognitive technologies acquire fundamental characteristics and decisively determine the function and effect of social technologies. When used without special cognitive investigations any social technology can make the situation worse in a paradox way despite the fact that it is directed at positive goals and all the rules of technological innovations are kept strictly.

 

References

1. Lektorskiy V. A. Rationality, Social Technologies and Destiny of a Man [Ratsionalnost, sotsialnye tekhnologii i sudba cheloveka]. Epistemologiya i filosofiya nauki (Epistemology & Philosophy of Science), 2011, №3, pp. 35 – 48.

2. Dubrovskiy D. I. Subjective Reality, Brain, and Development of NBIC- Convergence: Epistemological Problems [Subektivnaya realnost, mozg i razvitie NBIK-konvergentsii: epistemologicheskie problemy]. Epistemologiya vchera i segodnya (Epistemology of yesterday and today), IF RAN, 2010, pp. 69 – 82.

 
Ссылка на статью:
Kudashov V. I. Cognitive Technology in the Knowledge Society // Философия и гуманитарные науки в информационном обществе. – 2013. – № 2. – С. 98–101. URL: http://fikio.ru/?p=663.

 
© V. I. Kudashov, 2013

UDC 304.2; 316.7

 

Olga D. Masloboeva – St. Petersburg State University of Economics, Department of Philosophy, Associate Professor, Ph. D (Philosophy), St. Petersburg, Russia.

E-mail: masloboeva.o@inbox.ru

21, Sadovaya st., St. Petersburg, Russia, 191023,

tel: +7(812)710-57-55.

Abstract

Background: The organizing forms of modern practice are projects. The essence of projective thinking consists in an active type of world outlook, which replaced a contemplate type. This replacement was a result of the industrial revolution of XVIII – XIX centuries, which globalized an influence of man over the world and made his historical responsibility more urgent. The reflection of the world outlook transformation appeared when the problems of ethics were elaborated in the times of classical antiquity. Realizing a historical continuity of the world philosophy thought, the Russian organicism and cosmism being developed from the turn of XVIII – XIX centuries conceptualize projectivity of human activity nowadays. But these processes are scantily explored by theoretical thought.

Results: The author reveals the object and methodology of the Russian cosmism and orginicism which helps to elaborate an active type of world outlook, to show the increasing role of a subjective factor and projectivity of social practice. The categories of ‘active type of world outlook’, ‘subjective factor’, ‘project’, ‘situation’ are defined. The principles of the philosophical and anthropological cosmism project are explained, the basic one among them being the cosmic role of man. Different variants of this project are given. The invariant content of the self-revival conditions of humanity is conceptualized on a new level, this content being formed in the scientific, religious, philosophical, artistic and aesthetical trends of cosmism.

Research implications: Theoretical and methodological content of the research is important for some university courses in philosophy and humanities and for realization of different projects in various spheres of social activity as well.

Conclusions: The character of modern culture is globalized in the philosophic and anthropologic project of the Russian cosmism which tries to solve the apocalyptic alternative by means of synergetic unity of all the elements of spiritual culture (i.e. essentially updated syncretic unity of ancient spiritual culture) and due to understanding of mankind unity in spite of its cultural diversity.

 

Keywords: contemplate and active tipes of world outlook, classics of antiquity, Russian organicism and cosmism, subjective factor in history, project, modern historical situation.

 

A modern level of social practice shows “fashion” on projects in all spheres of activity of the social subject: engineering, economic, art and esthetic, educational, etc. That is caused by the need to think globally, but to work locally, i.e. here and now, in concrete existential measurement, for the purpose of implementation of a certain target program. This strategy of activity is generated by the requirement to understand and realize global responsibility of man in the conditions of culture of post-industrial society as a result of the industrial revolution at the turn of XVIII – XIX centuries, which changed radically the place of man in the world. Man always creates something new as, in contrast to the animal, he cannot simply adapt to environment, he changes it. In the conditions of technological civilization this attributive property of man becomes so mature that it starts functioning extremely consciously as a projection of thinking and social practice. In the core of change of thinking and social practice world outlook reorientation always lies.

 

The industrial revolution led to global world outlook transformation: to change a contemplate type of outlook an active one came into being, whose intrinsic difference consists in the need of acceptance by social subjects of total historical responsibility for results of their own activity. At the beginning of XIX century great minds already studied this world outlook transformation which was only outlined at that time. Contemplate and active world outlooks appeared in the time of antiquity when the greatest philosophers lived. Beginning with Socrates’ dispute and sophists the development of ethics theory logically resulted in its activity aspect. Socrates axiomatically designated ontological aspect of ethics and developed gnosiological one. Then Plato, following his teacher, reflected the social aspect, and Aristotle, called “encyclopedic mind of antiquity”, gave the first classification of the types of virtues and conceptualized the activity aspect of the theory of ethics, which is consolidated by ethics of Epicurus’ freedom. According to Socrates, virtue is knowledge of how to overcome contrast (courage is knowledge how to overcome fear). According to Aristotle’s doctrine, dianoethic virtue is a speculative finding of golden mean between two extremes (courage is an understanding of golden mean between cowardice and reckless bravery), and ethical virtue is an ability to make the corresponding acts (in our example they are courageous acts). Dianoethic virtues, according to Aristotle, are developed by contemplate reasonable part of soul, and ethical by active reasonable part of soul. Aristotle’s ethical doctrine is a theoretical judgment on common sense truth; look before you leap. If man doesn’t understand a difference between cowardice and reckless bravery, and starts trying to make courageous acts in his activity by a method of trial and error, he will hardly outlive them. He will rather die from fear, or will parish from reckless bravery. At the same time Aristotle’s ethics is not only the wisdom acquired in activity of a separate person, but also historical logic of mankind growing up. Before the industrial revolution, during a preindustrial era, the contemplate type of world outlook dominates when the power of human activity was insignificantly low and allowed not to take into consideration its historical consequences. After the industrial revolution, it is the scientific and technological level of social practice which reinforces the active type of the world outlook, the essence of which is conscious acceptance by the social subject of total measure of global historical responsibility for results of his own activity. As a matter of fact, Aristotle’s ethics made the historical forecast of evolution of mankind world outlook. Not by chance, it was Aristotle who first reflected logical instruments of scientific forecasting. In ontology it is “potential” and “actual” being of a thing, which later on will result in a dialectic pair of categories – “opportunity and reality”; in gnosiology it will result in the category of “probability”, as formal logic, according to Aristotle, gives reliable knowledge, and dialectics gives probabilistic one. Ethics of Epicurus freedom consolidated the activity aspect developed by Aristotle as, by the way, all essence of ethics presented by classics of antiquity because freedom is an attribute of man as moral being, i.e. man “is doomed” to freedom and has, at least, two exits from any situation.

 

Designated by Aristotle , a purely speculative natural transition in the course of man and mankind growing up from contemplate world outlook to active type is spontaneously reproduced in culture of the Renaissance when the flourishing of secular art, technical inventions, great geographical discoveries took place. All this resulted in science centrism in the modern history epoch which prepared the industrial revolution which caused a new level of philosophical reflection concerning the activity phenomenon carried out by the German classical philosophy. Following, first of all, Schelling and reproducing at a new theoretical and methodological level ideas of antique thinkers, the Russian philosophy at the turn of XVIII – XIX centuries in its creative interaction with the German classics developed the active type of world outlook.

 

The transition from a contemplate type of world outlook to an active one, caused by the industrial revolution, is reflected, first of all, by the German classical philosophy, and then by the Russian organicism and cosmism. N. N. Strakhov, a representative of this trend, designated world outlook transformation rather accurately, having emphasized that the category of “activity” is more complicated than the category of “life” [3, p. 443]. Organicism is formed as a philosophical trend investigating any phenomenon of nature and society as “an organic whole”, functioning as “a substantive agent”. Some initial ideas of organicism were proposed in A. N. Radishchev’s works. The main representatives of this trend are D. M. Vellansky, A. I. Galich, A. A. Grigoryev, V. F. Odoyevsky, N. N. Strakhov, N. Ya. Danilevsky, N. O. Lossky, etc. The organic categories making a theoretical core of the considered doctrine, express the understanding that organisms are “the highest beings of nature, and the highest organism is man himself, microcosm, a measure of all things, the most complicated and most integral of all phenomena” [4, p. 119]. As life is a cosmic factor (even antique thinkers wrote about the animated cosmos) and the process of cosmic and organic evolution is carried out as indivisible one, cosmism results from organicism. The aim of cosmism is the comprehension of cosmic function of man, which is caused by concrete historical requirement to understand globalization of human activity influence in the Universe. The Russian cosmism actually creates the world outlook and theoretical basis of the anthropic principle developed by modern science. The cosmic function of man is revealed in the Russian cosmism in such a way that man from the consequence of substance self-development turns into the reason of its further self-development. This transition corresponds to the weak and strong options of the anthropic principle reflecting the contemplate type of world outlook to the third (“the anthropic principle of participation”) and to the fourth (“the final principle”) options reflecting the active type of world outlook.

 

Studies of the ideas contained in texts of the Russian organitsists and cosmists of XIX – XX centuries allow to formulate a system of principles of methodology of the philosophical and anthropological project, being expressed in the context of this trend. These are the principles of life omnipresence, integrity, nature orientation, active approach to united natural and social organism, harmony and antinomy [2]. Relevance of understanding of human thinking projectivity and activity is definitely expressed by the distinguished founder of the Russian cosmism – N. F. Fedorov. Criticizing I. Kant’s doctrine for its abstractness, Fedorov proves that “the reason receives neither subjective nor objective essence, but projective one; and in this projective ability theoretical reason and practical reason unite” [5, p. 544]. General and necessary “projection”, as the thinker claims, has to follow “transcendental analytics” as “immanent synthetics” which should not separate psychology from theology and cosmology, i.e. “should not … make cosmology soulless, and psychology – powerless”. Thus, “immanent synthetics or projection” is “merging of will and reason” [5, p. 544].

 

The reflection of human thinking projectivity and activity in the Russian cosmism seems to be casual. The reflection is caused by characteristics of national mentality manifested in the Russian philosophy. These are “sobornost” (unity), ”sofijnost” (wisdom), practical direction and citizenship. The philosophy in the Russian culture initially existed as “clever deed” and developed firstly in spiritual spheres which have especially been sated with moral problems (fiction, orthodox striving, etc.). Generally speaking, the characteristics mentioned above resulted in searching neither abstract nor theoretical, but “alive” truth, benefit, beauty, due to unity of the word and deed in the creative activity of man.

 

Transforming orientation of the Russian organicism and cosmism was concentrated on the solution of the problem of overcoming “dualism” of subject and object, i.e. the gap between man and the reality which created him; man who was formed as a result of accumulation of human activity power. Civilization evolution process proceeding, the social subject places between nature and himself a few links: labor tools, energy sources and information technologies. According to representatives of cosmism, first of all, it is necessary to realize that the subject and object are communicating vessels of the universe which are interacting energetically. Opponents of organicism, from the very beginning of its origin, criticized this doctrine for the idea of entire spirituality of the world and its division “into subjective and objective parts” [1, p. 126]. Analyzing a ratio of subjective and objective realities in the context of an active type of world outlook, they both create, in fact, dialectics of subjective and objective factors as a problem of definition of what depends and what does not depend on man in the course of his own activity. Being free purposeful activity based on consciousness, it is the subjective factor that is a power of the theoretical and practical sides of social development junction.

 

The project is an expedient organization of social subject activity, consisting in aspiration to the situational solution of arising problems and tasks by means of new reality designing on the basis of dialectics of subjective and objective factors. Efficiency of projective activity of man depends directly on the degree of sensibleness of these two factors and their ratio in a concrete historical and being situation. The point of intersection, causing mobility of the border between the circumstances which are in power of the activity subject , and those which do not depend on him, is conditions of activity in its various spheres. Being natural limiters of will freedom of man developing his activity in any field, these conditions are changed by man in the process of experience accumulation and hence the borders of his freedom are extended. Thus, the subjective factor potential is realized as the effect of theoretical and practical reason merging. The projectivity of thinking is born in culture as a result of subjective factor increase and historical transition from the contemplate type of world outlook in traditional society to the active type in industrial and post-industrial society, respectively. The most important characteristic of the modern epoch is its being in situ owing to high mobility of social processes and constant aiming at designing new technologies in all spheres of life realized as project implementation. The situation is the social and natural reality demanding from the social subject an adequate reaction for the purpose of surviving, as minimum, and flourishing, as maximum, i.e. favorable development of the subject. The character of attitude is connected with the requirement to influence actively on a situation result, to form it, instead of staying in a passive expectation or even ignoring the course of events in progress.

 

The essence of all characteristics of the contemporary historical situation consists in an increased role of a subjective factor. The ratio of subjective and objective factors gains today such a character that the apocalyptic alternative between mankind self-destruction or self-revival at a qualitatively new level is on the agenda. The Russian organicism and cosmism have predictively reflected the future situation of man’s life complicated by his own historical experience in the world. The theoretical, methodological and ideological potential of this philosophical trend based on the principle system, mentioned above, contains the project of creative solution of apocalyptic alternative. Uniqueness of the philosophical and anthropological project of the Russian cosmism is that it has been developed from all main possible world outlooks: scientific, philosophical and religious, artistic and esthetic.

 

Representatives of the Russian cosmism have developed the following main options of projective activity orientation of the social subject in the conditions of the contemporary historical situation. N. F. Fedorov developed the project of nature regulation the main content of which is in reasonable brotherhood labor activity of mankind for revival of all dead generations as victory of life over death. V. S. Solovyev submitted the embodiment project of Vseedinstvo (the unity of God and man’s soul) and Bogochelovechestvo (the unity of God and mankind). S. N. Bulgakov proved the project of economic activity in cosmos as implementation of God’s testament to “land possession”, to regaining “the rights for nature”, once lost by man, to harnessing mortal elements, to nature humanizing and adoration of himself. V. I. Vernadsky developed the project of transformation of the biosphere into the noosphere as qualitatively new condition of the biosphere supervised by reason. The presented options are, in fact, the integral project of labor and cultural activity, as a whole, of the social subject in cosmos, which is aimed on the creative solution of apocalyptic alternative. The integral basis of projective character of the Russian cosmism is the system of theoretical and methodological principles mentioned above. The necessary condition of mankind self-revival at a qualitatively new level, according to the projective content of the Russian cosmism, is the formation of synergetic unity of all elements of spiritual culture (i.e. essentially updated syncretic unity of ancient spiritual culture). This will allow to overcome a gap between accumulation of scientific and technological power of mankind and level of its spirituality. Understanding of mankind unity, at all its cultural diversity, acts as a sufficient condition.

 

References

1. Selected Works of Russian Naturalists of the First Half of the XIX Century [Izbrannye proizvedeniya russkikh estestvoispytateley pervoy poloviny XIX veka]. Moscow, Sotszkgiz, 1959, 659 p.

2. Masloboeva O. D. Russian Organicism and Cosmism of the XIX – XX Centuries: Evolution and Actuality [Rossiyskiy organitsizm i kosmizm XIX – XX vekov: evolyutsiya i aktualnost]. Moscow, Academia, 2007, 292 p.

3. Strakhov N. N. World as a Whole: Sketches from the Science of Nature [Mir kak tseloe: Cherty iz nauki o prirode]. Saint Petersburg, Tip. K. Zamyslovskogo, 1872, 506 p.

4. Strakhov N. N. Organic Categories [Organicheskie kategorii]. Voprosy filosofii (Questions of Philosophy), 2009, №5, pp. 116 – 124.

5. Fedorov N. F. Works [Sochineniya]. Moscow, Mysl, 1982, 709 p.

 
Ссылка на статью:
Masloboeva O. D. Study of the Projective Nature of Man’s Activity: from the Ancient Times to the Modern Russian Organicism and Cosmism // Философия и гуманитарные науки в информационном обществе. – 2013. – № 2. – С. 120–125. URL: http://fikio.ru/?p=749.

 
© O. D. Masloboeva, 2013

УДК 62; 001.2

 

Комаров Виктор Дмитриевич – федеральное государственное казенное образовательное учреждение высшего профессионального образования «Военная академия материально-технического обеспечения им. генерала армии А. В. Хрулева», Военный институт (инженерно-технический), кафедра гуманитарных дисциплин, профессор, доктор философских наук, профессор. Россия, Санкт-Петербург.

E-mail: anviko@mail.ru

191123, Санкт-Петербург, Захарьевская ул. д. 22,
тел.: 8(812)578-81-17.

Авторское резюме

Состояние вопроса: В сознании общества и современных ученых сохраняется ряд предрассудков, состоящих в ошибочном понимании технологических наук. Так, их считают разновидностью технических наук, а последние – прикладным естествознанием. Считается, что все технологические процессы специфичны, и единой науки о них не может быть. Развитие некой «общей технологии» считают ненужным, так как достаточно основ отраслевых технологий. Подобные ошибочные взгляды требуют специального анализа.

Результаты: В трудовом обмене человека и природы существуют три типа технологических процессов: 1) целесообразная переработка вещества; 2) целесообразное трансформирование энергии; 3) индустриальная обработка и регулирование информационных процессов. Технологические науки в современном понимании – это системы сущностно-теоретических знаний о конкретных способах обработки, изготовления предметов путем изменения состояния, свойств и форм природного материала и сырья в рамках определенного способа производства материальной жизни людей. Технологические науки можно разделить на 5 групп: а) гравитационные, б) термические, в) витальные), г) электромагнитные, д) ядерные.

Область применения результатов: Предложенный подход позволяет представить науку о технологии как самостоятельную сферу исследования, объединяющую как общефилософские идеи, так и описания конкретных технологий разнообразных сфер человеческой деятельности.

Выводы: Существует общая технология как наука о наиболее общих способах и принципах целенаправленного превращения естественных вещей и процессов в предметы человеческого потребления. Ее социально-философским разделом выступает всеобщая теория происхождения, развития и смысла технологических процессов как действительных форм бытия производительных сил человечества.

 

Ключевые слова: технология, технологические науки, технологические системы, человекоразмерные системы, науковедение.

 

Technological Sciences: Their Subject and Structure

 

Viktor D. Komarov – Military Academy of the Material and Technical Maintenance Named by General of the Army A. V. Khrulev, Military Institute (engineering), Department of Humanities, professor, Doctor of Philosophy. Saint Petersburg, Russia.

E-mail: anviko@mail.ru

22, Zakharievskaia st., St. Petersburg, Russia, 191123,
tel: +7(812)578-81-17.

Abstract

Background: In society and contemporary scientists consciousness there are several prejudices which consist in misunderstanding of technological sciences.They are considered to be some kind of technical sciences, the latter being applied natural sciences. All technological processes are thought to be specific, and there cannot be general science about them. According to the widespread point of view, the development of some “general technology” is not obligatory, as it is enough to have separate applied technologies. Such wrong ideas need a special analysis.

Results: There exist three types of technological processes in the labor exchange between man and nature: 1) raw material processing; 2) energy transformation; 3) information process regulation. Nowadays technological sciences are supposed to be systems of theoretical knowledge about some particular methods of processing and manufacturing various things by means of their raw material state, properties and forms modification. Technological sciences can be divided into five groups, i.e. gravitational, thermal, vital, electromagnetic and nucleus ones.

Research implications: The used approach allows to consider technological science as independent sphere of research combining both philosophic ideas and descriptions of specific technologies in various fields of human activity.

Conclusions: General technology is a science about the most fundamental methods and principles of aimed transformation of natural substances and processes into objects of human consumption. Its social and philosophic part is the general theory of origin, development and essence of technological processes as real forms of human productive forces existence.

 

Keywords: technology, technological sciences, technological systems, theory of science.

 

Актуализация проблемы статуса, предмета и структуры технологических наук связана с двумя обстоятельствами: 1) трагическое обострение в наше время социоэкологического кризиса требует от человечества для его цивилизованного преодоления коренных качественных изменений в технологическом развитии глобальной системы производительных сил; 2) современная научная рационализация мировой производственной технологии требует научно-философского понимания сущности технологии и науки о ней.

 

Выяснение специфики и роли технологических наук в условиях глобализации материального производства и информатизации мирового цивилизационного процесса превращается в первоочередную задачу развития современной науки. Для обеспечения прогресса материальной жизни человеческого рода на Земле и в космосе учёному миру, социальному интеллекту в целом предстоит до конца 20-х годов XXI века мастерски решить ряд острых технологических проблем.

 

Между тем до сих пор в общественном сознании и в мышлении научного сообщества сохраняются эпистемологические предрассудки вроде того, что технологические науки – разновидность технических наук, а последние суть прикладные естественные науки. Или: все технологические процессы специфичны, и не может быть единой науки о них. И еще: технологические дисциплины, преподаваемые в вузах, имеют чисто практическое значение, а потому не нужна в них какая-то “общая технология”; достаточно основ отраслевых технологий. Развеивание этих и других предрассудков с помощью науковедческого подхода является ныне необходимым, хотя и трудным делом, требующим высокой методологической культуры.

 

Очевидно, научно решать поставленную в заголовке задачу можно путем сопоставления эмпирических, исторических обобщений технологических знаний и философских сведений об общей логике развития науки в цивилизованном обществе. В исследовании науковедческих проблем необходимо единство онтологического и гносеологического подходов.

 

В “Политическом словаре” (1976) понятие “технология” определяется двояко: “Технология – совокупность методов обработки, изготовления, изменения состояния свойств, формы сырья, материала или полуфабриката, применяемых в процессе производства для получения готовой продукции; наука о способах воздействия на сырье, материалы и полуфабрикаты соответствующими орудиями производства…” [12, с. 499]. Одним понятием, как видим, обозначается и культурное практическое действие и научное знание о нем. В предыдущей статье того же словаря делается онтологическое уточнение: “Технологический процесс – часть производственного процесса, совокупность технологических операций, выполняемых планомерно и последовательно во времени и пространстве над однородными или аналогичными изделиями…”. Далее это определение конкретизируется и детализируется [12, с. 499].

 

После логического анализа этих определений можно принять следующую философскую позицию. Изначально в общественной практике бытийствует технологический процесс как деятельное отношение человека к природе в ходе производства материальной жизни. В отличие от бытия природных процессов технологическое действие всегда целесообразно, и это свидетельствует о вторичном смысле “технологии”.

 

Технология есть определенное знание о технологическом процессе как отражение в сознании взаимосвязи свойств предметов природы и человеческих свойств. В этом отражении “слиты” начальное знание о свойствах природных объектов, осознание некоторых материальных потребностей человека и определенно понимание прошлых случайных связей между этими объектами и социальными субъектами. Иначе говоря, генезис технологических знаний связан со случайностями присваивающих действий людей, а систематическое развитие таких знаний – уже с необходимостью производства материальной жизни их сообщества.

 

Можно высказать предположение: разрозненные технологические знания вполне удовлетворяют целесообразности натурального производственного хозяйства, а товарное производство нуждается в системном и существенном знании о технологических процессах. В индустриальном обществе система таких знаний складывается по необходимости в технологическую науку. Видимо, системность индустриальных технологических процессов производства предопределяет системность научного знания об экономической целесообразности соответствующих производительных действий человека в природной среде.

 

Интересно отметить, что в словаре Брокгауза и Ефрона (начало XX в.) нет статьи о технологических процессах. Там пишется следующее: Технология, наука о способах и средствах переработки сырых материалов в предметы потребления. Технология разделяется на техническую, занимающуюся изменением форм сырых веществ, и химическую, занимающуюся изменением состава веществ. К первой относятся различные механические производства, машиностроение, судостроение и проч. Ко второй – обработка животных продуктов, производство питательных продуктов (вино, пиво, сахар и др.), текстильная, химическая, металлургическая промышленность. Основателем технологии, как отдельной дисциплины, является Иоганн Бекман (1739 – 1811)” [8, столб. 1719]. Характерно, что в этом русском словаре 1909 г. указано и имя основателя общей технологии, выдвинувшего эту научную идею еще в начале XIX века. Это обстоятельство подтверждает гипотезу о связи генезиса технологических наук с развитием производства в индустриальном обществе.

 

В том же словаре о Бекмане указано следующее: “Бекман (Beckmann) Иоганн, 1739 – 1804, основатель науки технологии, в своих книгах “Entwurf einer allgemeine Technologie”, 1806, и “Anleitung zur Technologie” начертал общую схему этой науки…” [7, столб. 382]. Удивляет только дата смерти ученого, расходящаяся с указанной в статье о технологии на 7 лет (в том же словаре). Правда, в I томе “Капитала” К. Маркс упоминает имя Бекмана (Beckmann) Иоганна, который в именном указателе представлен как “немецкий буржуазный ученый, автор ряда работ по технологии и экономике” с датами жизни 1739 – 1811 [9, c. 814].

 

В итоге можно считать, что Иоганн Бекман (1739 – 1811) был зачинателем осмысления технологии как науки об активном производственном отношении человека к материалу природы, вовлеченному в экономический процесс производства. В. П. Каширин пишет об этом так: “Сам термин “технология”… впервые ввел в 1772 г. профессор Геттингенского университета И. Бекман (1739 – 1811) для обозначения ремесленного искусства, включающего в себя профессиональные навыки и эмпирические представления об орудиях труда и трудовых операциях” [2, c. 140].

 

В современном российском энциклопедическом словаре технология определяется так: “Технология, совокупность методов обработки, изготовления, изменения состояния, свойств, формы сырья, материалов или полуфабриката, осуществляемых в процессе производства продукции” [6, c. 682]. О науке технологической никакой речи в словаре нет. Если же применить к технологии (в выше приведенном определении) указанное в том же словаре понимание науки [6, с. 459], то краткое современное определение технологических наук будет выглядеть примерно так: “Технологическая наука – функция человеческой деятельности по выработке и теоретической систематизации объективных знаний о методах обработки, изготовления, изменения состояния, свойств, формы сырья, материалов или полуфабрикатов, осуществляемых в процессе производства продукции”. Если оставить в стороне спорную словарную трактовку науки как “одной из форм общественного сознания”, то в общем такая дефиниция годится для дальнейшего обсуждения проблемы специфики предмета и статуса технологических наук (см. о связи классификации наук с общей структурой науковедения в статье [5]).

 

Прежде всего, надо уяснить современную природу технологических процессов как объекта соответствующих наук. В понимании И. Бекмана, К. Маркса, ученых начала XX в. основным объектом технологических процессов было вещество (косное и живое), которое обрабатывалось физическими и химическими методами. Об энергии как объекте трудовых процессов лишь начинала заходить речь, ибо до середины XX в. энергия понималась как мера вещественного движения. С открытием физических и иных полей как второго вида материи сначала наука, а затем и производственно-экспериментальная практика стали видеть вещественно-полевой дуализм как новый технологический объект. Соответственно в ходе научно-технической революции должны были появиться новые технологические науки, исследующие практические свойства пространственно-временного континуума нового качества.

 

Что же касается эпохи постиндустриального общества, в которую мы вступили на рубеже веков и тысячелетий, то здесь существенно изменяется холистическое представление о предмете технологических наук и об объекте технологических процессов производства. Речь идет об органическом включении в традиционный для индустриального общества пространственно-временной континуум вновь развившегося объекта особой природы – информационных процессов массового порядка. Эти процессы природной, социальной и символической формы приобретают в общественном производстве настолько важное регулятивное значение, что многие мыслители склонны именовать постиндустриальное общество “информационным” (И. Масуда).

 

В. П. Каширин в свое время определил как предмет технологических наук абстрактные модели процессов взаимодействия технических объектов и предметных форм вещества, энергии и информации [1; 4]. Одним из первых он поставил проблему существования технологической формы движения материи, которая объединяет, по авторскому мнению, все процессы вещественно-энергетического взаимодействия, протекающего в системе техники; эти же процессы формируют техносферу, объединяющую все технологические феномены [4]. В этом свете В. П. Каширин в позже определяет предметность технологических наук как “класс наук, изучающих проблемы превращения природных предметов и процессов в искусственные целесообразные формы” [2, с. 141].

 

При обсуждении современного статуса технологических наук важно учитывать философские основания развития современных наук вообще, в особенности – взаимодействия естественных и социально-гуманитарных наук. На это обстоятельство обращает внимание академик В. С. Степин, касаясь такого взаимодействия при исследовании саморазвивающихся систем, образованных человекоразмерными объектами. “Среди объектов современного научного познания и технологического освоения, – пишет Вячеслав Семенович, – к человекоразмерным системам относится большинство объектов современных биотехнологий (в первую очередь, генетической инженерии), крупные биогеоценозы и биосфера, большие компьютерные сети и глобальная сеть Internet, многие системы современного технологического проектирования, когда проектируется уже не только машина, и даже не система “человек – машина”, а еще более сложный развивающейся комплекс человек – машина, плюс экосреда, в которую внедряется данная технология, плюс социокультурная среда, принимающая эту технологию“. Наконец, к типу человекоразмерных саморазвивающихся систем относятся все социальные объекты, рассмотренные в аспекте не только функционирования, но и развития” [13, с. 42].

 

Итак, рассуждения дедуктивно, можно полагать, что ныне следует различать в трудовом обмене человека с природой три класса технологических процессов: 1) целесообразная переработка вещества; 2) целесообразное трансформирование энергии; 3) индустриальная обработка и регулирование информационных процессов. И все это происходит в развивающейся инфраструктуре общественного производства глобального масштаба. В тенденции постиндустриальное общество не может не быть всемирным производством жизни человеческого рода.

 

Когда в словарях и справочниках технология определяется в эпистемологическом смысле, то имеется в виду, как мне представляется, общая технология как наука о наиболее общих способах и принципах целенаправленного превращения естественных вещей и процессов в предметы человеческого потребления. Социально-философским разделом общей технологии выступает всеобщая теория происхождения, развития и смысла технологических процессов как действительных форм бытия производительных сил человечества. Форпостом общественной деятельности человека в природе является определенный технологический способ производства материальной жизни людей. В абстрактной модели этого способа производства (имеющим еще и общественно-экономическую форму) можно увидеть противоречивое единство технологических связей и технологических отношений. Можно полагать, что технологические связи между трудящимся субъектом, орудием труда и предметом труда составляют предмет частных технологических наук; технологические отношения между субъектами производственного процесса суть предмет социально-философской теории производительных сил; динамическое единство технологических связей и отношений в структурно-функциональном плане – предмет общей технологической науки. Здесь она непосредственно контактирует с экономической наукой о строении и движении общественного способа производства в целом (см. о сущности и структуре технологического способа производства в [10, с. 25 – 31, с. 197 – 200, с. 228, с. 305, с. 310 – 313]).

 

Осуществив крупноблочное разграничение технологического движения “по трем основаниям: объектам технологических воздействий, типичным видам технологических изменений, по природе технологических воздействий (основным формам материи и движения)”, В. П. Каширин сумел предложить объемную модель всеобщей технологии в трех параметрических осях указанных оснований. Такая модель, считает он, “… представляет собой, по сути, свернутую технологическую картину мира” [11, с. 153 – 156]. С помощью этой модели устанавливается ряд фундаментальных видов технологий: 1) гравитационная (механическая), носители – твердые тела, жидкости, газы и плазма; 2) термическая (хаотическое движение молекул и атомов вещества); 3) электромагнитная, носители – электростатическое поле, электрический ток, магнитное поле, электромагнитное излучение; 4) ядерная. Несущим физическим узлом везде является элементарное взаимодействие, которое и должно быть ядром частной технологической теории. В автономной модели биотехнологии учитываются особенности круговорота биогенных веществ и энергий (и информации?) на Земле. Образующими эту модель взаимосвязанными формами обмена выступают продуцентная (растительная), редуцентная (микроорганизменная) и консументная (животная).

 

Весьма ценны соображения В. П. Каширина о характере технологических взаимосвязей вещества, энергии и информации. “Действие, самодвижение и отражение в технологии находят специфическое преломление, – пишет автор. – Первое выступает преимущественно в функции получения новых форм вещества (материала), второе – энергии, третье – информации. Вещество, энергия и информация становятся всеобщими предметами технологических трансформаций, порождая соответствующие технологические отрасли: вещественно-материальную энергетическую и информационную” [3, с. 152 – 153]. В связи с этим возникает в последние годы вопрос о природе “энергоинформационных процессов” и особенно о внеземной, якобы, природе “быстропротекающих энергоинформационных процессов” (в просторечии – феномен НЛО).

 

Все эти соображения могут послужить методологической базой классификации технологических наук соответственно специфике их предмета [5].

 

При выработке указанной классификации надо, во-первых, учитывать приведенную ранее тройственную онтологию технологических процессов как человеческих действий (целесообразная переработка вещества, искусственное трансформирование энергии, индустриальное преобразование информационных процессов). Во-вторых, следует привести в определенную дедуктивную систему (с учетом философских оснований) частные технологические науки на онтологической базе, указанной В. П. Кашириным (фундаментальные виды технологии – гравитационная, термическая, электромагнитная, ядерная; добавим от себя “витальную”, когда носителем является живая материя). В-третьих, завершить такую нелинейную классификацию следует индуктивной группировкой частных технологических наук путем выборки из справочных источников.

 

Для лучшего сочетания индуктивного и дедуктивного методов классификации технологических наук в нашем науковедческом исследовании начать следует с эмпирической выборки предметов этих наук, как они представлены в словарях конца XX – начала XXI веков [12; 6; 11]. В наиболее близких к предмету технологии источниках представлены следующие науки (по группам, в исторической последовательности формирования).

 

А. ГРАВИТАЦИОННЫЕ ТЕХНОЛОГИЧЕСКИЕ НАУКИ

Основное содержание – закономерности и принципы обработки и изменения состояния материала; изменения формы и изготовления вещей.

Примерный состав: гидроэнергетика; строительная механика; навигационные науки; сопротивление материалов; техническая кибернетика; космическая технология; робототехника.

Б. ТЕРМИЧЕСКИЕ

Основное содержание – научные теории изменения состояний, свойств и форм природных вещей, процессов и сырья.

Примерный состав: теплоэнергетика; металловедение; теплотехника; криогеника.

В. ВИТАЛЬНЫЕ

Основное содержание – научные теории и принципы обработки живых тел и изменения состояний организмов и их ценозов.

Примерный состав: клиническая медицина; основы хирургии; селекция; лесоводство; основы животноводства; агрономия; охотоведение; ветеринария; бионика; инженерная психология; инженерная экология (ср. геоэкология); клеточная инженерия.

Г. ЭЛЕКТРОМАГНИТНЫЕ

Основное содержание этих технологических наук – открытие и использование закономерностей и принципов изменения состояний и свойств материалов и процессов природы в процессе их превращения в продукцию.

Примерный состав: ветроэнергетика; электроэнергетика; радиотехника; электросварка; техническая электроника; фотоника (оптоэлектроника).

Д. ЯДЕРНЫЕ ТЕХНОЛОГИЧЕСКИЕ НАУКИ

Основное содержание – обнаружение существенных принципов изменения состояний атомов и свойств атомных процессов для решения проблем общественного производства. Здесь можно назвать пока ядерную и атомную энергетику; радиохимию; радиационную безопасность. Это интенсивно расширяющаяся в перспективе группа технологических наук.

 

Представляется необходимым выделить в особенную группу общие технологические науки, которые возникали и возникают на стыках указанных пяти групп частных технологических наук. Сюда, по моему разумению, входят эргономика, системотехника, электроника, информатика, геотехнология, геоэкология техносферы и основы безопасности жизнедеятельности. Специфика этих наук – в техногенном интегрировании закономерностей функционирования и развития вещественных и энергоинформационных процессов в моделях целесообразного действия тел естественного и искусственного происхождения.

 

Завершая синтез дедуктивного и индуктивного методов структурно-функциональной характеристики технологических наук, можно предложить определение предметных особенностей этих наук. Технологические науки – это системы сущностно-теоретических знаний о конкретных способах обработки, изготовления предметов путем изменения состояния, свойств и формы природного материала и сырья, с целью получения полуфабриката и готовой продукции в рамках определенного способа производства материальной жизни людей.

 

В этом определении имманентно присутствуют методологические установки науковедения. Во-первых, следует различать “технологию” как практический феномен (технологический процесс) и эмпирические, теоретические знания о нем. Во-вторых, всякая наука есть системное теоретическое знание о существенных связях в определенном объекте. В-третьих, предметность всякой технологической науки характеризуется некоторой доминантностью при необходимом единстве вещества, энергии и информации в социальной форме движения материи. В-четвертых, отличительной чертой статуса технологических наук в техноведении является тот факт, что родственные им технологические науки суть системы научных теорий о технике как искусственном средстве любой человеческой деятельности. В-пятых, предмет технологической науки находится на стыке знаний о человеке и природе, оставаясь маргинальным по отношению к предметам общественных, технических и философских наук. В-шестых, носителями информации выступают серии сигналов как проявлений энергии.

 

Мне остается пояснить смысл предлагаемой на рисунке 1 схемы узла технологических наук, как он выглядит в начале XXI века.

 

Специфика

 

Рис. 1. Узел технологических наук

 

Окружность символизирует в данном рисунке универсальность и вечность энергии как меры движения матери. Квадрат, вписанный в круг, символизирует вещество как базовый (в человеческой деятельности) вид материальной структуры с ее четырьмя фазовыми состояниями. Информация как отраженная упорядоченность разнообразия (“ни материя, ни энергия”, по словам Винера) размещена на гранях пентаграммы, отделяющих познанное от непознанного в объективном содержании технологических процессов. Лучи пентаграммы обозначают массивы соответствующих предметных технологических знаний от исторически ранних (обеспечивающих существование самой человеческой жизни) вниз – к наиболее поздним, связанным с проникновением в микромир природных процессов и тел. Находящееся в центре пентаграммы амебообразное облако “N” вытягивается вверх, в луч витальных технологических наук, обозначая динамичную “зону технологического познания”. Причудливо изменяющееся с разных сторон пентаграммы содержание этой зоны определяется развитием технологической практики общественного производства, в исторической вершине которой всегда находится продовольственное и иное обеспечение здоровья общественного тела. Облегающий зону “N” круг обозначает совокупность общих технологических наук (“З.О.Т.Н.”), опосредованно интегрирующую все частные технологические науки как порознь, так и в групповом порядке (индексы А, Б, В, Г и Д). Возможно, по мере развития системы технологических наук информационная структура их будет приобретать иные очертания, нежели современная пентаграмма.

 

* * *

Технологические науки формируются из нарастающих массивов знаний о способах превращения феноменов природы в предметы и процессы человеческой деятельности. Источником приращения этих знаний служит развитие материально-производственной деятельности общества, а главной движущей силой – углубленное познание многопорядковой сущности природных процессов и человеческой жизни. Нарастающей исторически процесс перевода массовых технологических процессов на научную основу требует прогрессивного упорядочения общественного производства материальной жизни людей. На этой основе углубляются и умножаются связи технологических наук со всеми остальными типами наук.

 

Список литепратуры

1. Каширин В. П. Генезис технологии и технологических наук // Наука и технология. – Красноярск, 1992. – С. 98 – 108.

2. Каширин В. П. Основные объекты техноведения // Науковедение: фундаментальные и прикладные проблемы. Сб. науч. трудов Сибир. инстит. науковедения. / Под общ. ред. В. П. Каширина. – Вып. 3. – Красноярск, 2004. С. 135 – 142.

3. Каширин В. П. Технологическая картина мира // Науковедение: фундаментальные и прикладные проблемы. Сб. науч. трудов Сибир. инстит. науковедения. / Под общ. ред. В. П. Каширина. – Вып. 3. – Красноярск, 2004. С. 151 – 157.

4. Каширин В. П. Техносфера и технологическая форма движения материи // Вестник Сибирской аэрокосмической академии. – Красноярск, 2001.

5. Комаров В. Д. Современная структура науковедения // Науковедение: фундаментальные прикладные проблемы: Сб. науч. трудов Сибир. инст-т науковедения / Под общ. ред. В.П. Каширина. Вып. 3. Красноярск, 2004. – С. 103 – 114.

6. Малый энциклопедический словарь. – М.: ООО «Издательство АСТ»; ООО «Издательство Астрель», 2002. – 831 с.

7. Малый энциклопедический словарь. Т. 1. – СПб.: Изд. Брокгауз – Ефрон, 1907. – 1055 с.

8. Малый энциклопедический словарь. Т. 4. – СПб.: Изд. Брокгауз – Ефрон, 1907. – с. 1058 – 2215.

9. Маркс К., Энгельс Ф. Сочинения. Издание 2. Том 23. – М.: Политиздат, 1960. – 908 с.

10. Материалистическая диалектика. В 5-ти т. Т. 4. Диалектика общественного развития / Под общ. ред. Ф. В. Константинова, В. Г. Марахова; Отв. ред. В. Г. Марахов. М.: Мысль, 1984. – 320 с.

11. Научно-технический прогресс : словарь / Сост. В. Г. Горохов, В. Ф. Халипов. – М.: Политиздат, 1987. – 366 с.

12. Политехнический словарь / Глав. ред. акад. И. И. Артоболевский. – М.: Сов. энциклопедия, 1976. – 607 с.

13. Стёпин В. С. Генезис социально-гуман/pитарных наук (философский и методологический аспекты) // Вопросы философии. – 2004. – №3. – С. 37 – 43.

 

References

1. Kashirin V. P. Genesis of TecПримерный состав: теплоэнергетика; металловедение; теплотехника; криогеника.hnology and Technological Sciences [Genezis tekhnologii i tekhnologicheskikh nauk]. Nauka i tekhnologiya (Science and Technology), Krasnoyarsk, 1992, pp. 98 – 108.

2. Kashirin V. P. The Main Objects of Technological Studies [Osnovnye obekty tekhnovedeniya]. Naukovedenie: fundamentalnye i prikladnye problemy. Sb. nauch. trudov Sibir. instit. Naukovedeniya, Vyp. 3 (Science Studies: Fundamental and Applied Problems. Collected Works of Siberian Institute of Theory of Science, Vol. 3), Krasnoyarsk, 2004. pp. 135 – 142.

3. Kashirin V. P. Technological Picture of the World [Tekhnologicheskaya kartina mira]. Naukovedenie: fundamentalnye i prikladnye problemy. Sb. nauch. trudov Sibir. instit. Naukovedeniya, Vyp. 3 (Science Studies: Fundamental and Applied Problems. Collected Works of Siberian Institute of Theory of Science, Vol. 3), Krasnoyarsk, 2004. pp. 151 – 157.

4. Kashirin V. P. Technosphere and Technological Form of Motion of Matter [Tekhnosfera i tekhnologicheskaya forma dvizheniya materii] Vestnik Sibirskoy aerokosmicheskoy akademii (Scientific Journal of Siberian State Aerospace University), Krasnoyarsk, 2001.

5. Komarov V. D. Contemporary Structure of Science Studies [Sovremennaya struktura naukovedeniya] Naukovedenie: fundamentalnye i prikladnye problemy. Sb. nauch. trudov Sibir. instit. Naukovedeniya, Vyp. 3 (Science Studies: Fundamental and Applied Problems. Collected Works of Siberian Institute of Theory of Science, Vol. 3), Krasnoyarsk, 2004. pp. 103 – 114.

6. Small Encyclopedic Dictionary [Malyy entsiklopedicheskiy slovar]. Moscow, AST, Astrel, 2002. – 831 p.

7. Small Encyclopedic Dictionary, Vol. 1 [Malyy entsiklopedicheskiy slovar, T. 1]. Saint Petersburg, Brokgauz – Efron, 1907, 1055 p.

8. Small Encyclopedic Dictionary, Vol. 4 [Malyy entsiklopedicheskiy slovar, T. 4]. Saint Petersburg, Brokgauz – Efron, 1907, pp. 1058 – 2215.

9. Marx K., Engels F. Sochineniya, Izdanie 2, T. 23 (Works, Issue 2, Vol. 23). Moscow, Politizdat, 1960. – 908 p.

10. Konstantinov F. V., Marakhov V. G. Dialectics of Social Development [Dialektika obschestvennogo razvitiya]. Materialisticheskaya dialektika, t. 4 (Materialistic Dialectics, vol. 4). Moscow, Mysl, 1984, 320 p.

11. Scientific-Technical Progress: Dictionary [Nauchno-tekhnicheskiy progress: slovar]. Moscow, Politizdat, 1987, 366 p.

12. Polytechnical Dictionary [Politekhnicheskiy slovar]. Moscow, Sovetskaya entsiklopediya, 1976, 607 p.

13. Stepin V. S. Genesis of Socio-Humanitarian Sciences (Philosophical and Methodological Aspects) [Genezis sotsialno-gumanitarnykh nauk (filosofskiy i metodologicheskiy aspekty)]. Voprosy filosofii (Questions of Philosophy), 2004, №3, pp. 37 – 43.

 
Ссылка на статью:
Комаров В. Д. Технологические науки: предмет и структура // Философия и гуманитарные науки в информационном обществе. – 2013. – № 2. – С. 37–49. URL: http://fikio.ru/?p=768.

 
© В. Д. Комаров, 2013

УДК 008.2

 

Орлов Сергей Владимирович – федеральное государственное автономное образовательное учреждение высшего профессионального образования «Санкт-Петербургский государственный университет аэрокосмического приборостроения», кафедра философии и культурологи, заведующий кафедрой, доктор философских наук, профессор.

E-mail: orlov5508@rambler.ru.

196135, Россия, Санкт-Петербург, ул. Гастелло, д. 15,
тел.: +7(812) 708-42-13.

 

Авторское резюме

Состояние вопроса: В теории постиндустриального (информационного) общества широко распространена трактовка его как формирующегося общества знаний, в котором физический труд вытесняется умственным. Главным видом труда становится обработка информации, которая считается нематериальным ресурсом.

Результаты: Труд в сфере информационных технологий – преимущественно не физический и не умственный, а материальный всеобщий труд (термин К. Маркса). Всеобщий труд направлен на создание абстрактных материальных структур и виртуальной реальности – особой формы материи, строящейся как бына матрице духовных процессов и приобретающей наибольшее сходство с идеальными явлениями. Особые свойства этой формы материи – «квазиидеальность» и «квазисубъективность» – внешне напоминают главные свойства духовных явлений – идеальность и субъективность.

Область применения результатов: Предложен подход к концепции информационного общества, требующий ее построения с учетом переосмысления фундаментальных понятий материального и духовного, проведенного на основе анализа виртуальной реальности и трудовой деятельности в сфере информационных технологий.

Выводы: Формирование информационного общества связано не с вытеснением духовным (знаниями) материального (физического труда), а с созданием человеком нового класса искусственных материальных явлений (виртуальной реальности), взаимодействующих с идеальным, духовным, тоньше и сложнее, чем взаимодействовали с ним все ранее возникшие формы материи.

 

Ключевые слова: информационное общество; всеобщий труд; материальное и идеальное; абстрактные материальные структуры; квазиидеальность и квазисубъективность.

 

The Philosophy of Information Society: New Ideas and Problems

 

Orlov Sergei Vladimirovich – Saint Petersburg State University of Aerospase Instrumentation, Department of Philosophy and Theory of Culture, Head of Department, Doctor of Philosophy, professor.

E-mail: orlov5508@rambler.ru,

196135, Russia, Saint Petersburg, 15, Gastello st.,
tel: 8(812) 708-42-13.

 

Abstract

Background: Theinformation society is often thought to be a forming society of knowledge, in which the manual labor is being replaced by the intellectual labor. The treatment of information, which is supposed to be a non-material resource becomes the main type of labor-process.

Results: Labor in information technologies is mainly a material universal labor (the term of K. Marx), but not a manual or intellectual labor in the traditional sense. Universal labor is directed towards creation of so-called abstract material structures and virtual reality – a new special form of matter put on the matrix of spiritual processes which acquires a close resemblance with the ideal processes. Special qualities of this form of matter may be called “quasi-ideality” and “quasi-subjectivity”. They resemble outwardly the main qualities of spiritual events – ideality and subjectivity.

Research limitations/implications: The present study provides an approach to the theory of information societywhich is based on re-interpretation ofthe conceptions of material and ideal carried out with the help of analysis of virtual reality and labor-processin the sphere of information technologies.

Conclusions: The forming of information societydoesn’t mean only supplanting of material factors (manual labor) by ideal (knowledge). It is expressed in creating by mana new type of artificial material objects (virtual reality), which communicates with spiritual, ideal reality in more delicate and complicated way than any other forms of matter could.

 

Keywords: information society; universal labor; material and ideal; abstract material structures; quasi-ideality and quasi-subjectivity.

 

 

Формирование постиндустриального (информационного) общества началось во второй половине ХХ века. Этот новый этап общественного развития был впервые осмыслен в работах западных социологов – Д. Белла, Э. Тоффлера, Ж. Фурастье, М. Кастельса и других. При этом сразу обнаружилось, что движение цивилизации  к постиндустриальной стадии приводит к глубокой перестройке самых разных сфер общественной жизни. Так, в 1976 году Д. Белл выделил среди основных черт постиндустриального общества такие особенности, как центральная роль теоретического знания, создание новой интеллектуальной технологии, рост класса носителей знаний, переход от производства товаров к производству услуг, изменения в характере труда, в социальной роли женщины, в развитии науки, повышение роли ситусных социальных структур и меритократии, конец ограниченности материальных благ, формирование экономической теории информации [cм.: 2, с. CLIV – CLIX]. Поэтому теоретическое осмысление новой фазы общественного развития закономерно повлекло за собой постановку новых проблем как в сфере знания более обобщенного, чем сама теория постиндустриального общества (в социальной философии и в общих, наиболее фундаментальных разделах философии), так и в областях исследований более частных, конкретных наук – в экономике, психологии, социологии, культурологии, политологии и других. Для философии и частных наук становятся важными фундаментальные методологические вопросы: какие именно корректировки вносит информационная эпоха в науки о мире и человеке? Насколько глубоки изменения, которые должны произойти в наших философских представлениях? И наоборот: что нового может внести философия в осмысление и реальное  осуществление своеобразного постиндустриально-информационного сдвига, все глубже охватывающего различные сферы современного общества? Представляется, что достигнутый сейчас уровень развития философии информационного общества создал достаточный фундамент для конкретного обсуждения этих вопросов.

 

Ранние версии теории постиндустриального общества, до какой-то степени служившие методологическим и мировоззренческим ориентиром для разработки современных информационных технологий, содержали в себе следующие принципиальные положения. Современное общество – это формирующееся общество знаний. Умственный труд приобретает в нем все большее значение и постепенно вытесняет труд физический. Основным видом труда становится обработка информации. Информация – невещественный и нематериальный ресурс. Таким образом, ведущим направлением изменения и развития общества становится не материальная, а духовная творческая деятельность человека.

 

Таковы в общих чертах первые популярные представления о постиндустриальном обществе. Однако проведенный в конце ХХ – начале XXI века философский анализ его природы дает основания для внесения уточнений в эти широко распространенные представления.

 

Прежде всего, требует существенного уточнения оптимистическая характеристика постиндустриального общества как «общества знаний», данная еще в 1973 году в классической работе Д. Белла «Грядущее постиндустриальное общество». В 2012 году иностранный член РАН, итальянский философ Эвандро Агацци подчеркивает, что современная экономика, а вслед за ней и общество в целом делают востребованным далеко не всякое знание, а прежде всего знание дигитализированное (оцифрованное), используемое в инновационных технологиях и позволяющее быстро получить непосредственный экономический эффект, прибыль. Поддержка знаний гуманитарного и ценностного характера, необходимых для развития личности и существования общества, но не приносящих быстрой и непосредственной прибыли, часто считающихся «бесполезными», остается важной, но далеко еще не решенной задачей [см.: 1, с. 3 – 19]. Создание эффективной поддержки всего нужного для общества знания требует как изменения социальных условий, так и решения некоторого круга проблем технического характера – например, создания и совершенствования региональных и национальных инфраструктур знаний.

 

Повышение роли знаний непосредственно связано с революцией в сфере их генерирования, хранения и передачи, то есть в информационных технологиях. Особенностью современного общества является не просто более широкое, чем в прошлом, оперирование информацией, использование информации и информационных технологий. Мануэль Кастельс уточняет, что в действительности специфика информационного общества – это создание нового типа информационных технологий, для которых информация оказывается одновременно и сырьем, и продуктом производства [см.: 7, с. 77]. Превращение информации в сырье, предмет и продукт труда можно рассматривать как стержневую характеристику информационной эпохи.

 

Исследование информационных процессов в современном производстве закономерно приводит к необходимости анализа технологий оперирования информацией и изменения характера труда  в информационном обществе.

 

В течение тысячелетий история производства и общества в целом была связана с великим историческим разделением труда на умственный и физический. Капиталистическая эксплуатация основывается на присвоении  неоплаченного труда – прежде всего физического. Поэтому избавление человека от порабощающего и уродующего его тяжелого физического труда, замена его умственным, в течение тысячелетий монополизированного правящей элитой, закономерно казалось важнейшей задачей общественного развития в эпоху перехода к некой новой, посткапиталистической общественной формации. Идея вытеснения физического и вообще материального труда умственным, своеобразная дематериализация труда («экономика знаний») популярна как у западных постиндустриалистов, так и у российских философов и социологов. Например, выдающийся специалист в области философии и социологии труда И. И. Чангли полагала, что при переходе к коммунизму развитие интеллекта играет более важную роль, чем развитие материального производства, способностей человека к материальной творческой деятельности и т. п.: «…Основной, важнейший компонент могущества науки в коммунистическом обществе и основа расцвета общества в целом – всемерное развитие интеллекта всех трудящихся… Труд посвящен по преимуществу производству знаний» [15, с. 49]. Для подтверждения своей концепции И. И. Чангли ссылалась на «Экономические рукописи 1857 – 1861 гг. (Первоначальный вариант «Капитала»)» К. Маркса, не замечая, что мысль Маркса гораздо глубже ее собственного подхода и во многом противоречит ему. К. Маркс пишет о развитии в обществе будущего «всех человеческих сил как таковых», а не только (и не преимущественно) интеллекта: «Человек здесь не воспроизводит себя в какой-либо одной только определенности, а производит себя во всей своей целостности, он не стремится оставаться чем-то окончательно установившимся, а находится в абсолютном движении становления» [8, с. 476]. С точки зрения Маркса, в обществе, приходящем не смену капитализму (мы бы сейчас сказали – в посткапиталистическом) человек сможет развивать и духовные способности, и способности к материальной творческой деятельности. В теоретическом, концептуальном плане эта мысль выражена в открытии К. Марксом новой исторической формы труда, постепенно приходящей на смену и физическому, и умственному труду – так называемого всеобщего труда.

 

Всеобщий труд рассматривался Марксом как свободный, творческий, материальный, наукоемкий труд, в котором преодолеваются ограниченности разделения труда на умственный и физический. «Действительно свободный труд, например труд композитора, вместе с тем представляет собой дьявольски серьезное дело, интенсивнейшее напряжение, – отмечает он. – В материальном производстве труд может приобрести подобный характер лишь тем  путем, что 1) дан его общественный характер и 2) что этот труд имеет научный характер, что он вместе с тем представляет собой всеобщий труд, является напряжением человека не как определенным образом выдрессированной силы природы, а как такого субъекта, который вступает в процессе производства не в чисто природной, естественно сложившейся форме, а в виде деятельности, управляющей всеми силами природы» [9, с. 111 – 112] .

 

В науке XXI века концепция всеобщего труда используется рядом российских и зарубежных ученых для раскрытия механизмов развития информационного общества. Так, Шон Сэйерс, профессор философии Школы европейских культур и языков университета г. Кента (Великобритания) считает неудачной идею дематериализации труда и подчеркивает материальный характер современного всеобщего труда: «Хотя использование компьютерного контроля в промышленном производстве вовлекает информационные технологии, совершенно неправильно называть этот труд «нематериальным». То, что множество аспектов производства автомобилей, к примеру, сегодня автоматизировано и компьютеризировано, не означает того, что производство автомобилей перестало быть материальным процессом, или, что рабочие более не включены в материальное производство. Хотя машины сегодня выполняют почти всю работу и рабочие больше не должны «пачкать руки», это вовсе не означает, что, контролируя работу машин, рабочие не участвуют в материальном производстве материальных благ. Их труд остается материальным и образующим по своей сущности» [цит. по: 6, с. 98].

 

В современной российской философии концепция всеобщего труда  специально разрабатывается  представителями школы научной философии Пермского национального исследовательского университета. «Важнейшим для нашего времени открытием Маркса, – отмечают В. В. Орлов и Т. С. Васильева, – … является открытие новой исторической формы трудавсеобщего, или научного. «Технологической» характеристикой этой формы труда служит его определение как автоматизированного труда, связанного, по мысли Маркса, с «крупной промышленностью». Философской и экономической характеристикой всеобщего труда служит коренное изменение содержания, характера и производительной силы этого труда, раскрытые в соотношении с сущностными силами природы и человека. Во всеобщем труде коренным образом меняется роль человека в производственном процессе, превращающегося из непосредственного участника этого процесса, осуществляющего непосредственный физический труд, в контролера и регулировщика производственного процесса. В появлении еще достаточно примитивных форм автоматизированного производства Маркс смог обнаружить глубокую фундаментальную тенденцию развития труда, человека, общества, которая основательно проявилась и развилась только во второй половине ХХ века.

 

В глубинном философском аспекте всеобщий труд характеризуется Марксом как проявление всеобщих творческих сил человека, благодаря которым человек становится способным использовать новые мощные силы природы. Труд, вовлекающий мощные силы («агенты») природы становится главным источником действительного богатства общества, богатства потребительных стоимостей, служащих средством удовлетворения человеческих потребностей. Всеобщий труд – практическое  воплощение науки, наукоемкий, насыщенный научным знанием, материальный труд» [11, с. 208].

 

Наиболее интенсивно развивающаяся современная форма всеобщего труда – компьютерный труд [подробнее см., например: 12, с. 60 – 78].  Поскольку информация часто трактуется как мысль, духовное явление, то и компьютерный труд, состоящий в основном в переработке информации, закономерно понимается обычно как интеллектуальный, умственный труд [11, с. 223] в рамках старой дилеммы: «либо умственный труд – либо физический труд». Однако именно эта упрощенная трактовка закрывает, с нашей точки зрения, возможности описания как природы всеобщего труда в информационном обществе, так и тех специфических новых характеристик материального мира в целом, тех особенностей его развития, которые становятся заметны в постиндустриальную эпоху.

 

В современной науке понятие информации приобрело много различных значений. Информация, конечно, может осознаваться и, более того, всегда присутствует в любом человеческом знании (хотя знание в то же время не сводится до конца к информации). Однако, согласно Н. Винеру, информация в своем исходном, наиболее обобщенном физическом смысле есть объективно существующее явление – это мера организации, мера упорядоченности в системах с обратной связью (управлением) [см.: 5, с. 56]. Благодаря своему всеобщему объективному характеру информация может рассматриваться как абстрактная материальная структура. «В компьютере или системе информационной технологии функционируют чисто материальные процессы, происходит преобразование абстрактных материальных структур. Это позволяет заключить, что в основе сложнейшей технологии производства информации лежит специфическая форма материального труда – производство абстрактных материальных структур» [11, с. 223 – 224].

 

С появлением компьютерных технологий возникает особое явление материального мира – виртуальная реальность. В философском аспекте ее природа проанализирована пока явно недостаточно.  В истории общества происходило постепенное усложнение взаимодействия человека и той части природы, которая составляет предмет труда. Графически это иллюстрирует схема 1.

 

Схема 1

 

 

 Животное, как известно, воздействует на природу непосредственно своим телом. Человек превращает фрагменты природы в предмет труда и на первом этапе воздействует на него с помощью простых механических орудий. Потом создается машинная техника, использующая природные источники энергии, далее – простейшие автоматы, работающие без компьютерных систем. Наконец, на современном этапе создается виртуальная реальность, которая становится новым передаточным звеном, с одной стороны, отдаляющим человека от природы, а с другой – усложняющим и совершенствующим его воздействие на нее (в первую очередь на предмет труда).

 

Виртуальная реальность, функционирующая на основе абстрактных материальных структур, частично замещает в процессах управления и контроля идеальный мысленный образ, моделирует его на материальном (точнее, физическом) уровне. Программный продукт становится принципиально новым типом искусственных материальных объектов, обеспечивающим функционирование специфического механизма взаимодействия материального и идеального. Идеальный образ существует только на материальном субстрате человеческого мозга. Передавая некоторые контрольно-управленческие  функции технике, человек конструирует материальный объект, который является упрощенным, чисто материальным аналогом субъекта и его идеального продукта – мысли. Такой аналог мысли – компьютерная программа – начинает выполнять некоторые функции  идеального мысленного образа, но отличается от него в главном: она чисто материальна, а в современных компьютерах вообще не выходит за рамки физической формы материи.

 

Насколько глубоким является сходство виртуальной реальности, абстрактных материальных структур, компьютерной программы – с одной стороны, и мысленного образа – с другой?

 

Основными особенностями мысленного образа являются, как известно, идеальность и субъективность. Программный продукт, моделируя на уровне физической формы материи эти черты духовных явлений, приобретает сходство с миром мысленных образов. Мы предлагаем обобщить это сходство в понятиях «квазиидеальность» и «квазисубъективность».

 

Квазиидеальность. Содержанием идеального образа являются не свойства материального субстрата мысли – мозга, а свойства внешнего предмета. Абстрактные материальные структуры – в частности, компьютерная программа – тоже создаются для отражения свойств внешних предметов и воздействия на них. Но они остаются чисто физическими явлениями – в отличие от идеального образа, который есть способ существования свойств и характеристик любых предметов в отрыве от их собственного природного субстрата на основе особого, универсального материального субстрата человеческого мозга [см., напр.: 10, с. 193].

 

С одной стороны, создающие виртуальную реальность и компьютерные программы абстрактные материальные структуры несмотря на свои микроскопическое размеры функционируют в процессах труда примерно так же, как и другие составные части системы материальных орудий труда. Они строятся из вещества природы (заряженных магнитных частиц) в процессе целенаправленной материальной деятельности человека, воздействуют как своеобразное материальное орудие труда на компьютер, через него – на передаточные механизмы, рабочее орудие и, наконец, на предмет труда. С другой стороны, свойство «абстрактности» этих структур составляет их отличие от всех других составных частей системы производства. Рабочая машина, устройства, производящие и передающие энергию и т.п. чрезвычайно разнообразны, так как их структура соответствует специфике различных законов природы и построенных на их основе технологических процессов производства (как соответствует им, например, всякий конкретный труд). Абстрактные материальные структуры выражают, точнее – записывают на универсальные носители информации любые человеческие знания, а также алгоритмы действия как человека, так и технических систем. Эта способность абстрактных материальных структур адекватно фиксировать любое содержание материального мира сближает их с идеальными образами человеческого сознания, в которых тоже может быть адекватно отображено содержание любых материальных процессов. Однако, в отличие от идеального образа, универсальность абстрактных материальных структур и носителя информации, на котором они существуют, не является абсолютной, как универсальность человека и его мозга.

 

Универсальность носителя информации и существующих на нем абстрактных материальных структур задается и обеспечивается универсальной познавательной деятельностью человека и его универсальной преобразовательной (трудовой) деятельностью, производна от них. Программист наделяет программный продукт некоторыми внешними чертами идеальной формы отражения, не встречающимися у других материальных объектов. Программа выражает содержание других материальных субстратов и приемов человеческой деятельности, несет информацию о них, причем в доступной и удобной для чувственного восприятия форме. Это отражение происходит «с потерей качества», так как оно остается физическим проявлением искусственно сконструированной физической системы (компьютер плюс программа). Оно качественно проще идеального образа, с которым находится в отношении гомоморфного соответствия. Это упрощенная физическая модель идеального, существующее на физическом уровне отражение человеческого мышления в виде абстрактных материальных структур, то есть «квазиидеальное» явление.

 

Квазисубъективность. Субъективность мысли состоит в ее скрытости от постороннего наблюдения, существовании только для мыслящего субъекта, непередаваемости другим субъектам. Если идеальные образования по форме (но не по содержанию) субъективны в строгом и буквальном смысле этого слова, то компьютерная программа обладает некоторыми внешними чертами субъективного. Она недоступна чувственному восприятию без применения специальной электронной аппаратуры. Ее внутреннее содержание обычно скрыто и не наблюдаемо для всех, кроме программистов, владеющих специальными кодами. Субъективность идеального образа – следствие принципиальной невозможности передачи внутреннего состояния мозгового субстрата другим субстратам. Квазисубъективность программного продукта или виртуальной реальности в целом – следствие технических сложностей в расшифровке их внутренней структуры посторонним наблюдателем. Некоторые из этих технических сложностей непосредственно обусловлены законами физики, другие созданы с использованием этих законов искусственно и целенаправленно.

 

Компьютерная программа – это качественно новый тип материальных объектов, созданных человеком в рамках «второй природы» (техносферы, ноосферы) на постиндустриальном этапе общественного развития. По своим функциям и внешним проявлениям программа стоит ближе к человеческому мышлению, чем все другие компоненты технической системы производства. Другие звенья технической системы необходимо согласовывать преимущественно с физическими, даже механическими возможностями человека, а компьютерную программу – уже с возможностями его психики. Программа удлиняет путь от идеального мысленного образа до его материализации в процессе труда, подобно тому, как на заре человеческой истории механическое орудие удлинило путь от человека к предмету труда. Теперь при создании продукта труда идеальный образ материализуется в нем не прямо и непосредственно, а через дополнительное звено – виртуальную реальность, абстрактные материальные структуры, компьютерную программу как мыслеподобный, квазиидеальный, квазисубъективный материальный образ (конструкт). Только благодаря программе, выраженной в абстрактных материальных структурах, становится принципиально реализуем новый класс идеальных конструктов, позволивших создать целые сферы и направления трудовой деятельности. Это освоение космоса и ядерная энергетика, новые системы управления и передачи информации, интернет-экономика, технологии работы на дому высококвалифицированных информационных специалистов (telecommuting) и т.п. [ см.: 13, с. 45 – 47].

 

Отношение между виртуальной реальностью, включающей в себя в качестве компонентов абстрактные материальные структуры и компьютерные программы, объективной реальностью и субъективной реальностью может быть сведено, с нашей точки зрения, к следующим основным моментам [см.: 13, с. 53 – 54].

 

Во-первых, виртуальная реальность является частью объективной реальности и в этом смысле противоположна субъективной реальности.

 

Во-вторых, виртуальная реальность конструируется из материальных компонентов (магнитные носители, заряженные частицы) в процессе сознательной деятельности человека, то есть существует на основе абстрактных материальных структур.

 

В-третьих, виртуальная реальность описывает материальными техническими средствами только такое содержание объективной природной и социальной реальности, которое предварительно, до этого было преобразовано в содержание сознания и выражено в идеальной форме средствами субъективной реальности.

 

В-четвертых, связь виртуальной реальности с сознанием выражается также в том, что ее объекты приобретают особую способность моделировать субъективную реальность и получать внешнее сходство с ней (квазиидеальность и квазисубъективность). В прошлом мир техники и всей «второй природы» строился в первую очередь с учетом физических особенностей и возможностей человека, образно говоря, «подгонялся» под них. Виртуальная реальность строится иначе. Ее структура и функции целенаправленно согласуются со структурой и функциями человеческой психики, субъективной реальности, строятся, образно говоря, на матрице субъективной реальности, «подогнаны» под нее. Поэтому субъективная реальность и виртуальная реальность похожи друг на друга и часто трудноразличимы.

 

В-пятых, формирование виртуальной реальности приводит к взаимосвязанному усложнению как объективной, так и субъективной реальности. Если раньше человеческое сознание формировало цель своей деятельности как мысленный образ потребного будущего и изобретало технологии его материализации (опредмечивания), то в информационную эпоху эта схема действий усложнилась. Программист разрабатывает не технологию воздействия непосредственно на предмет тру да, а компьютерную программу как специфический посредник, некий промежуточный предмет труда – новый материальный механизм, который сам способен управлять воздействием на материальные предметы, частично замещая при этом человека и человеческое сознание. Новое звено в процессах материального труда – компьютерная программа и абстрактные материальные структуры – создается вместе с новым звеном в духовной деятельности человека (теория программирования, знания о способах воздействия на новую сферу «второй природы», ставшую материальным посредником между человеком и ее старыми, традиционными сферами).

 

В-шестых, виртуальная реальность вызывает значительные, возможно – революционные сдвиги в общественном сознании, которые еще не завершились и пока не могут быть окончательно оценены. Это качественно более высокий уровень информированности и доступность информации, изменяющие психологию общения, новые каналы взаимосвязи между людьми, а также новые технологии манипулирования их сознанием.

 

Рассмотрим в качестве примера проблему взаимосвязи современных приемов и технологий человеческой деятельности с существовавшими в предыдущие эпохи.

 

Формирование компьютерного труда закономерно приводит к постановке вопроса о его взаимодействии с другими  видами человеческой активности: нужны ли, например, современному человеку навыки простого физического труда, или в настоящее время они теряют всякий смысл?

 

По наблюдениям психологов, у детей дошкольного и младшего школьного возраста способность изготовлять простые поделки в процессе физического труда не только готовит их к освоению более сложных трудовых операций, но и играет большую роль в социализации, общении, развитии личности в целом. С помощью простого ручного труда «удовлетворяется насущная потребность растущей личности в созидании. Эстетическая привлекательность полученного продукта способствует формированию у ребенка положительной мотивации трудовой деятельности, и что еще важнее, – чувства  уверенности в том, что он может качественно влиять на внешний (окружающий его) мир вещей, преодолевая их «сопротивляемость», а значит, самоутверждаясь в этом подвластном ему мире (что способствует формированию “психологии победителя”)» [3, с. 159]. В ходе исследований по обучению 6-ти летних детей программированию и формированию у них алгоритмического мышления психологи (возможно, и сами до конца не осознавая причин этого) обнаружили, что успешное освоение операций на компьютере требует сначала выработки умений некой подготовительной, более простой и наглядной работы: «… Было показано, что для достижения этих целей (обучения программированию – С.О.) в учебный курс необходимо включать не только упражнения на компьютере, но и другие виды деятельности: задания на бумаге, составление устных планов, реализацию придуманных алгоритмов «вживую» и групповые проекты» [14, с. 146].

 

Обобщая наблюдения такого рода на философском уровне, Т. С. Васильева и В. В. Орлов делают вывод, актуальный для эпохи, когда компьютерный труд распространяется все шире и шире: «Способности к материальной и духовной деятельности очень трудно сформировать без развития способности к ручному труду, как изначальной формы труда, непосредственно обусловленной физическими свойствами человека. Ее развитие не только позволяет рано раскрыть другие способности, но и ускорить их формирование. Так, соединение человека с машиной оказывается невозможным без хорошо развитой руки, ибо способность работать головой имеет в качестве своего фундамента способность работать руками» [4, с. 166]. «Известно, что прежде чем передать какие-либо функции машине, человек должен был научиться делать их сам, причем делать искусно. Поэтому в систему подготовки человека к труду должны войти в какой-то редуцированной форме основные исторические формы труда» [там же].

 

Современная философия и психология, таким образом, склоняются к тому, что в информационном обществе развитие личности и форм ее деятельности проходит ряд ступеней, отношения между которыми не до конца устоялись и оформились. Способность к сложным формам деятельности опирается  на способности к более простым, однако пока не разработано достаточно полных представлений о мере сочетания этих качественно различных форм. Не ясно, например, какой оптимальный объем и уровень овладения физическим, ручным трудом создает наилучшие предпосылки для успешного умственного или всеобщего, в частности – компьютерного труда (последний, как уже отмечалось, следует относить не к умственному как таковому, а к более сложному, всеобщему труду).

 

Подведем общий итог.

 

Характерной чертой современного этапа развития информационного общества является системный сдвиг в материальной трудовой деятельности человека и в сопровождающих ее духовных процессах. В данной статье мы попытались зафиксировать следующие черты, или компоненты, этого сдвига.

 

1. В настоящее время интенсивно развивается новая форма материального труда – всеобщий труд. Внешне он имеет сходство с умственным и, как правило, отождествляется с последним. Более глубокий анализ показывает, что это особая, качественно новая форма труда, объединяющая в себе, в частности, ряд черт труда умственного и труда физического. Формирование всеобщего труда является, вероятно, наиболее перспективным путем преодоления исторического разрыва, противоположности между умственным и физическим трудом.

 

2. Всеобщий труд в сфере информационных технологий представляет собой деятельность по созданию и использованию абстрактных материальных структур. Абстрактные материальные структуры образуют виртуальную реальность – особую форму материи, строящуюся и воспроизводящуюся как бы на матрице духовных процессов и приобретающую большее сходство с идеальными явлениями, чем любые другие формы материи (основные и неосновные).

 

3. Виртуальная реальность, непосредственно взаимодействуя с идеальными явлениями, человеческим мышлением, приобретает особые свойства, внешне похожие на свойства сознания. Их можно охарактеризовать как квазиидеальность и квазисубъективность. Формирование постиндустриального общества и развитие информационных технологий приводит, таким образом, не только к более глубокому изучению тех или иных информационных процессов. В ходе эволюции всеобщего труда в его компьютерной форме происходит управляемое человеком развитие самой объективной реальности, приводящее к возникновению новой формы материи. Параллельно формируются новые, ранее не существовавшие в природе или обществе механизмы взаимодействия материального и идеального.

 

4. Возникновение всеобщего труда, виртуальной реальности и новых механизмов взаимодействия материального и идеального может привести к глубоким сдвигам в отношении к трудовой деятельности, в психологии человека, механизмах социализации, образе жизни и приемах общения. Начавшееся изучение этих изменений расширит эмпирическую базу для исследования информационного общества как целостного явления, одного из закономерных этапов человеческой истории.

 

Список литературы

1. Агацци Э. Идея общества, основанного на знаниях // Вопро-сы философии. – 2012. – № 10. – С. 3 – 19.

2. Белл Д. Грядущее постиндустриальное общество. Опыт социального прогнозирования. – М.: Academia, 1999. – 956 с.

3. Белошистая А. В., Жукова О. Г. Организация ручного труда как способ развития мотивации ребенка // Вопросы психологии. – 2008. – № 2. – С. 154 – 159.

4. Васильева Т. С., Орлов В. В. Социальная философия. – 5-е изд., перераб. и доп. – Пермь: Перм. гос. ун-т, 2011. – 352 с.

5. Винер Н. Кибернетика. – М.: Главная редакция изданий для зарубежных стран издательства «Наука», 1983. – 344 с.

6. Гриценко В. С. Теория постиндустриального общества в современ-ной зарубежной науке. – 2-е изд., доп. и испр. – Пермь: Пермский гос. ун-т., 2010. – 204 с.

7. Кастельс М. Информационная эпоха: экономика, общество и культу-ра. – М.: ГУ ВШЭ, 2000. – 608 с.

8. Маркс К. Экономические рукописи 1857-1861 гг. / Маркс К., Энгельс Ф. Соч., 2-е изд. Т. 46. Ч. 1. – М.: Политиздат, 1980. – 546 с.

9. Маркс К. Экономические рукописи 1857-1861 гг. (Первоначальный вариант «Капитала»). В 2-х ч. Ч. 2. – М.: Политиздат, 1980. – 619 с.

10. Орлов В. В. Психофизиологическая проблема. Философский очерк. – Пермь: ПГУ, 1966. – 440 с.

11. Орлов В. В., Васильева Т. С. Философия экономики. – Пермь: Изд-во Перм. ун-та, 2005. – 264 с.

12. Орлов В. В., Гриценко В. С. Постиндустриальное общество и новая форма труда // Философия и общество. – 2012. – № 3. – С. 60 – 78.

13. Орлов С. В. Философский материализм в эпоху информационного общества (концепция материи и виртуальная реальность) // Философия и общество. – 2012. – № 1. – С. 42 – 54.

14. Рогожкина И. Б. Развивающий эффект обучения программированию: психолого-педагогические аспекты // Психология. Журнал Высшей школы экономики // Т. 9. – № 2. – 2012. С. 140-148.

15. Чангли И. И. Труд. Социологические аспекты теории и методологии исследования: Монография. – Изд. 4-е. – М.: ЦСП и М, 2010. – 608 с.

 

References

1. Agazzi E. The Idea of a Knowledge-Based Society [Ideya obschestva, osnovannogo na znaniyakh]. Voprosy filosofii (Questions of Philosophy), 2012, № 10, pp. 3 – 19.

2. Bell D. The Coming of Post-industrial Society: A Venture of Social Forecasting [Gryaduschee postindustrialnoe obschestvo. Opyt sotsialnogo prognozirovaniya]. Moscow, Academia, 1999, 956 p.

3. Beloshistaya A. V., Zhukova O. G. Manual Work Organization as the Way of Development of Child’s Motivation [Organizatsiya ruchnogo truda kak sposob razvitiya motivatsii rebenka]. Voprosy psikhologii (Questions of Psychology), 2008, № 2, pp. 154 – 159.

4. Vasileva T. S., Orlov V. V. Social Philosophy [Sotsialnaya filosofiya]. Perm, Permskiy Gosudarstvennyy Universitet, 2011, 352 p.

5. Wiener N. Cybernetics [Kibernetika]. Moscow, Glavnaya redaktsiya izdaniy dlya zarubezhnykh stran izdatelstva «Nauka», 1983, 344 p.

6. Gritsenko V. S. The Theory of Post-industrial Society in Modern Foreign Science [Teoriya postindustrialnogo obschestva v sovremennoy zarubezhnoy nauke]. Perm, Permskiy Gosudarstvennyy Universitet, 2010, 204 p.

7. Castells M. The Information Age: Economy, Society and Culture [Informatsionnaya epokha: ekonomika, obschestvo i kultura]. Moscow, GU VShE, 2000, 608 p.

8. Marx K. Economic Manuscripts 1857 – 1861 [Ekonomicheskie rukopisi 1857 – 1861]. Works, vol. 46, p. 1 (Sochineniya, t. 46, ch. 1). Moscow, Politizdat, 1980, 546 p.

9. Marx K. Economic Manuscripts 1857 – 1861 [Ekonomicheskie rukopisi 1857 – 1861]. Works, vol. 46, p. 2 (Sochineniya, t. 46, ch. 12. Moscow, Politizdat, 1980, 619 p.

10. Orlov V. V. The Psychophysiological Problem. Essays in Philosophy [Psikhofiziologicheskaya problema. Filosofskiy ocherk]. Perm, PGU, 1966, 440 p.

11. Orlov V. V., Vasileva T. S. Philosophy of Economics [Filosofiya ekonomiki]. Perm, Izdatelstvo permskogo universiteta, 2005, 264 p.

12. Orlov V. V., Gritsenko V. S. Post-industrial Society and a New Form of Labour [Postindustrialnoe obschestvo i novaya forma truda]. Filosofiya i obschestvo (Philosophy and Society), 2012, № 3, pp. 60 – 78.

13. Orlov S. V. Philosophical materialism at the Epoch of Informational Society (Conception of Materia and Virtual Reality) [Filosofskiy materializm v epokhu informatsionnogo obschestva (kontseptsiya materii i virtualnaya realnost)]. Filosofiya i obschestvo (Philosophy and Society), 2012, № 1, pp. 42 – 54.

14. Rogozhkina I. B. The Training in Programming Deeloping effect: Philosophical-pedogogical Aspects [Razvivayuschiy effekt obucheniya programmirovaniyu: psikhologo-pedagogicheskie aspekty]. Zhurnal Vysshey shkoly ekonomiki (Psychology. Journal of the Higher school of Economics), Vol. 9, № 2, 2012, pp. 140 – 148.

15. Changli I. I. Labour. Sociological aspects of theory and methodology of Study [Trud. Sotsiologicheskie aspekty teorii i metodologii issledovaniya]. Moscow, TsSP i M, 2010, 608 p.

 
Ссылка на статью:
Орлов С. В. Философия информационного общества: новые идеи и проблемы // Философия и гуманитарные науки в информационном обществе. – 2013. – № 1. – С. 10–24. URL: http://fikio.ru/?p=159.

 
© С. В. Орлов, 2013

УДК 008.2; 304.444

 

Комаров Виктор Дмитриевич – федеральное государственное казенное образовательное учреждение высшего профессионального образования «Военная академия материально-технического обеспечения  им. генерала армии А. В. Хрулева», Военный институт (инженерно-технический), кафедра гуманитарных дисциплин, профессор, доктор философских наук, профессор.

E-mail: anviko@mail.ru.

191123, Россия, Санкт-Петербург, Захарьевская ул. д. 22,
Тел.: +7 (812) 578-81-17.

 

Авторское резюме

Предмет исследования: В свете принципов научной философии эксплицируется основное содержание современной философии образования.

Результаты: Развитие социального интеллекта имеет своим главным источником прогресс научного образования в цивилизованном обществе.

Целокупное развитие науки в ходе третьей глобальной революции послужило основой превращения провидческой концепции В.И. Вернадского о переходе биосферы в ноосферу в целокупную научную теорию. Развёртывание в 50 – 90-х годах ХХ в. научно-технической революции способствовало глобализации социальной революции.

Вернадскианская революция есть эпохальное системное преобразование научной основы постнеклассической рационализации социоприродного взаимодействия, прогрессивной глобализации хозяйственной жизни человечества и рeально-гуманистического преобразования общественных отношений в геокосмическом масштабе. В этих условиях научное образование становится главным источником усиления управленческого потенциала социального интеллекта.

Формирование постиндустриального общества требует построения на уровне мировой цивилизации информационального института образования. Это обстоятельство обусловливает модернизацию системы народного образования во всех странах в парадигме вернадскианской революции. Развитие социальной экологии как интегративной науки о гармонизации всех геосфер в ходе эволюции социоприродного взаимодействия даёт прагматическую базу для гуманистической валоризации окружающей среды.

Выводы: Начавшаяся в мире научно-технологическая революция является основным средством экологизации производительных сил человечества в информациональном обществе. Путь к трудовой социализации природы лежит в сфере социализации основных средств создания геокосмического благополучия человечества. Таков смысл вернадскианской парадигмы модернизации образования в информационную эпоху.

Ключевые слова: В.И. Вернадский; философия образования; социальная экология; ноосфера; научно-техническая революция; информациональное общество.

 

Philosophy of educatio: Vernadsky’s paradigm.

 

Komarov Victor Dmitrievich – Military Academy of the Material and Technical Maintenance Named by General of the Army A. V. Khrulev, Military Institute (engineering), Department of Humanities, professor, Doctor of Philosophy.

E-mail: anvico@mail.ru

191123, Russia, Saint Petersburg, 22, Zakharievskaia st.,
tel: 8 (812) 578-81-17

Abstract

Purpose: The article is devoted to the specifics of philosophical training in Vernadsky’s paradigm shift.

Results: The main contents of modern philosophy of education is of a large extent focused on the development of social intellect, which has its main source – the progress of scientific education in the civil society. The whole development of science in the period of the third global evolution has become the basis for trasformation of the Providence of V.I. Vernadsky’s conception about transition of biosphere into noosphere as into an united scientific theory. The unfolding of the scientific technical advances problems in 50 – 90 of XX century assisted to globalization of social revolution. Vernadsky’s revolution is an epochal systematic reconstruction of scientific base post-classical rationalization of social interaction, progressive globalization of economical life of humanity, transformation of social relations in geo-cosmic scale. In such condition scientific education becomes the main source of reinforcement of administrative potential of social intellect. The formation of post-industrial society demands for building informational institutes of education on the level of world civilization. This circumstance causes on modernization of educational system all over the world according with Vernadsky’s revolutionary paradigm. Development of social ecology as a whole integral science of all geo-spheres in the evolution socio-natural integration gives pragmatic base for human valorization of environment.

Conclusions: The beginning of the scientific revolution is the main means of harmonizing ecological productive power in informational society. The way for labor socialization of nature lies in the sphere of socialization of the main means of creation geo-cosmic well-being of mankind. This is the main sense of Vernadsky’s paradigm of modernization of education in the informational epoch.

Keywords: V.I. Vernadsky; philosophy of education; social ecology; noosphere; scientific technical revolution; informational society.

 

 

Современное понимание философии образования обусловливается, во-первых, новым научным содержанием образования как института интеллектуализации постиндустриального общества и, во-вторых, развитием научной философии как теоретической основы «целонаучного мировоззрения»[1]. Первое обстоятельство связано с развитием постнеклассической науки (со второй половины ХХ в.), а второе – с творчеством последователей целостного диалектического материализма на новом этапе развития марксизма-ленинизма.

 

Образование как культурный институт формирования социального интеллекта определённой цивилизации выражает уровень духовности человека[2]  на конкретно-историческом  этапе развития общества – религиозной духовности (на основе веры в созидательную направленность самодвижения бытия) и светской духовности (на основе накопленного знания о закономерности мирового процесса). Основная тенденция развития образования определяется потребностями развития производительных сил, с одной стороны, и характером общественных отношений – с другой. В традиционных цивилизациях образование имеет преднаучный характер, а в современных цивилизациях (капиталистической и социалистической) – характер научный, целонаучный [см. о научно-философском понимании теории цивилизации: 9].

 

В духовной культуре России первой половины ХХ в. концепцию «научного образования» ярче всех  высветил современный энциклопедист − академик В. И. Вернадский. Имея разносторонний опыт новаторского соединения достижений научного творчества с  процессами модернизации системы высшего образования, Владимир Иванович считает необходимым дополнить гносеологизм западной «идеи университета» онтологизмом научного совершенствования общественного бытия путём развития всеобщего профессионального образования. Университет должен стать основным посредником между академической наукой и всенародным трудом как источником прогресса человечества. Научные знания, по Вернадскому, должны пронизывать все уровни и звенья народного образования, быть плодотворной почвой человеческого интеллекта [см.: 1].

 

Гений Вернадского формировался на основе философского осмысления хода научного прогресса в России и на Западе. Интенсивно он стал развиваться и выражаться в ходе революционных преобразований России как уникальной евразийской цивилизации, но апогея своего этот гений достиг в ходе формирования научно-технического фундамента советского социализма как высшего достижения научно-организованного труда всех народов Великой России [см.: 2]. Этот русско-советский академик стал одним из творцов научно-технической революции как источника развития мировой цивилизации [см.: там же].

 

В стиле философских обобщений Вернадским достижений научно-технического прогресса человечества XVIII-XX веков нужно воспроизвести характеристику научно-технической революции (НТР), которую дали в своих трудах 70-80-х годов ХХ в. советские философы, особенно учёные философского факультета Ленинградского университета во главе с профессором В. Г. Мараховым [см.: 3].

 

Научно-техническая революция есть качественный скачок в историческом ходе  научно-технического прогресса (НТП) в периоде с 50-х годов ХХ века по 10-е годы ХХI века. Сущность этой революции состоит в том, что постнеклассическая наука (как плод третьей глобальной революции в истории науки) становится источником революционных изменений в технике второй половины ХХ века. Смысл НТР в том, что это фаза системного управления процессами в глобальном масштабе. Иначе говоря, это «взрыв» на стремнине НТП, породивший небывалую технику в 5 направлениях.

 

Квантовая механика, постнеклассическая физика выступают как теоретическая основа ядерной техники; углубление наук об электричестве рождает радиоэлектронную технику; кибернетика как наука об управлении в социобиологических системах становится источником информационной и автоматической техники; химическая физика – источник технологии искусственных материалов; формирование наук о Земле и Космосе служит источником космической  техники (космонавтика). Иначе говоря, глобальная революция в науке становится источником глобальной революции в технике [см.: 4].

 

С позиций философии науки и техники нужно отметить, что НТР как системное качественное изменение охватывает в 200-летней истории НТП период всего в 60-70 лет. Развитие постнеклассической науки в этот период подводит прогресс техники к такому состоянию, при котором революционные достижения биологической науки стимулируются плодами НТР уже не только к техническому, но и биотехнологическому прогрессу (бионика, генная инженерия, космическая биология, экотехнология). Здесь технические преобразования идут с опорой на достижения наук не только о неживой природе, но и на успехи биологических, гуманитарных, экологических наук.  Объектом научной рационализации становятся не технические системы как таковые, но технологические процессы научно-экологической социализации природы в целом, в масштабе биогеосоциоценозов, особенно в промышленных регионах [см.: 5]. Вот почему можно утверждать, что с завершением НТР на наших глазах в технологическом развитии человечества наступает новая эпоха – эпоха научно-технологической революции (НТЛР). Эта революция связана с появлением целой системы технологических  наук, помимо  ранее  сформировавшихся технических [см. об этом  в 6].

 

Мы можем видеть, таким образом, что НТР имела не только определённые социальные, технологические, экологические последствия (они отражены в мировой литературе 70-90-х годов ХХ в.). Она актуализировала проблематику, связанную с разработкой концепции В.И. Вернадского о переходе биосферы в ноосферу. Усилиями советских, российских, зарубежных учёных и философов ныне эта концепция превращается в теорию возникновения и развития ноосферы. В этой теории интенсивно синтезируются растущие научные знания: о развитии биосферы в условиях глобализации хозяйственной жизни человечества, о коренных преобразованиях в его производительных силах на протяжении ХХ века, о социально-экологическом кризисе современности, о проблемах освоения геокосмического пространства [см. об этом в книге 5].

 

Если учесть не только основное содержание Вернадскианской концепции ноосферы, но и его идеи о космическом происхождении земной жизни, его мысли о глобальном развитии труда, науки и цивилизации, то в современную эпоху глобальной борьбы социализма и капитализма за генеральную линию общественного прогресса можно утверждать: континуальное (социоприродное) взаимодействие жизни человечества и жизни природы приобрело в XXI веке революционный характер. Вернадскианская революция в ходе научно-технологического прогресса человечества даёт последнему самое рациональное средство спасения мировой цивилизации от космической смерти,  а коммунистическая революция в общественных отношениях указывает человечеству научно-рациональный путь к его полному космическому благополучию [см. об этом в 7].

 

Гармоническое партнёрство человека с природой достигается преобразующими действиями на основе познания спектра законов «внешней природы» и преображением природы человека в духе «реального гуманизма». Именно об этом  обстоятельно пишет в своих трудах последнего десятилетия заслуженный деятель науки РФ А. И. Субетто [см. 7].

 

В ходе геокосмического освоения природы в постиндустриальном обществе целокупная наука обнаруживает, что почти все известные законы бытия Вселенной «окуклены» в издавна сложившейся структуре биосферы. Провидя это обстоятельство интуитивно, В. И. Вернадский как учёный-энциклопедист открыл «секрет» управляющей роли  биосферы среди всех геосфер планеты. Тем самым он как бы перекинул мостик от стихийного «покорения» природы человечеством к управляемому геокосмическому процессу социоприродного взаимодействия [см. во 2]. С рождением во второй половине ХХ в. теории информации и кибернетики, с формированием научно-философской теории социального управления и самоуправления разработчики НТР по существу эпистемологически реализовали гениальную догадку русского учёного-энциклопедиста. Вернадскианская революция в этом аспекте открыла дорогу к системному научному пониманию характера «информационального общества» (М. Кастельс) современной эпохи.

 

Сказанное позволяет считать, что Вернадскианская революция является источником соответствующих парадигм в основных сферах преобразующей деятельности человечества. Одна из них – Вернадскианская парадигма модернизации института образования в ходе развития постиндустриального общества [ср. идеи 8].

 

Превращение научной информации в основной источник преобразований информационной эпохи прекрасно доказало реалистичность Марксова прогноза о превращении науки в непосредственную производительную силу высокоцивилизованного общества. Противоречивый процесс формирования постиндустриального общества наглядно  свидетельствует, что в непосредственную производительную силу превращаются не только естественные науки, но и науки гуманитарные, социальные, экологические. Целокупная наука становится основой формирования социального интеллекта в информациональном обществе [см. об этом в 10].

 

Весьма рельефно проявляется Вернадскианская парадигма в построении информационального института образования. Идёт сложный процесс информационно-познавательной  деятельности в направлении от усвоения достижений науки через систему профессионального образования к практическому использованию нового интеллектуального потенциала в модернизации общественной жизни и формировании человека будущего [см.: 8]. Ноосферизм как новое научно-философское направление, основанное академиком В. И. Вернадским, прорастает на всех уровнях информационального общества в посткапиталистическом пространстве.

 

Что касается программной инсталляции вернадскианской парадигмы, то мне представляется необходимым реализовать в системе современного высшего и средне-специального образования несколько установок.

 

Во-первых, разработка и введение федеральной программы «Основы ноосферологии» наравне и после курса основ научной философии. Здесь в вернадскианской парадигме  будет представлена сознанию специалистов всех направлений современная научная картина мира.

 

Во-вторых, необходимо ввести в учебные планы всех специальностей интегративный предмет «Социальная экология», где будут представлены научные законы развития и принципы  формирования здоровой, животворной окружающей среды в геокосмическом и региональном масштабах [см. 5].

 

Целесообразно, в-третьих, ввести во всех вузах университетского и профессионального образования программу «Основы общей технологии». В этом курсе на основе понимания общей технологии как учения о практически активном отношении человечества к природе обозначить курс цивилизации на экологизацию общественного производства в диапазоне  от добывающей промышленности до системной утилизации производственных и бытовых отходов. Тонкости конкретно-частных технологий должны осваиваться на базе такого установочного курса.

 

Сама собой разумеется, в-четвёртых, необходимость введения программы «Информология», где были бы рассмотрены научно-философские проблемы учения о сущности и видах информации, о соотношении информации и знания, общие и новейшие вопросы информатики, особенности бытия и развития научно-технической информации.

 

На основе научно-философской характеристики исторического процесса и интегративной природы человека в названных программах будет найден путь преодоления всеобщего «кризиса знания» и постепенно сформируется «духовно-нравственная система ноосферного человека и ноосферного образования» (А. И. Субетто).

 

В ходе Вернадскианской революции происходит становление ноосферной парадигмы универсализма образования и человека. Эта революция, будучи стержнем третьей глобальной революции в истории науки, рождает соответствующую парадигму модернизации образования. Об этом хорошо написал ещё в 2010 г. Александр Иванович Субетто: «Новая парадигма универсализма бытия человека и общества в XXI веке в виде управляемой социоприродной – ноосферной динамической гармонии, по автору,− одновременно есть и новая парадигма рациональности»  [7, с. 546].

Список литературы

1. Мочалов И. И. Владимир Иванович Вернадский. 1863 – 1945 гг. – М.: Наука, 1982. – 488 с.

2. Соснина Т. Н. В. И. Вернадский – энциклопедист и пророк. – Самара: Изд-во СНЦ РАН, 2012. – 148 с.

3. Соединение достижений НТР с преимуществами социализма. – М.: Мысль, 1977. – 190 с.

4. Комаров В. Д. Научно-техническая революция и социальная экология. – Л.: Изд-во Ленингр. ун-та, 1977. – 103 с.

5. Комаров В. Д. Социальная экология: философские аспекты. – Л.: Наука. Ленингр. отд-ние, 1990. – 215 с.

6. Комаров В. Д. Статус и специфика технологических наук // Научно технические ведомости СПбГПУ (Серия «Наука и образование»). – № 2-2 (100). – 2010. – С. 220 – 228.

7. Субетто А. И. Теория фундаментализации образования и универсальные компетенции (ноосферная парадигма универсализма) / Научная монографическая трилогия. – СПб.: Астерион, 2010. – 556 с.

8. Ушакова Е. В. Специфика образования 21 века // Труды философов Алтая-2001 / Отв. Ред. Е.В. Ушакова. – Баранул, 2002.

9. Комаров В. Д. Философия цивилизации // Философия и общество. – 1998 – № 3.

10. Комаров В. Д. Социальный интеллект и его управленческий потенциал // Общественное призвание философии. – М., 2006.

 

References

1. Mochalov I. I. Vladimir Ivanovich Vernadsky. 1863 – 1945 years. [Vladimir Ivanovich Vernadskiy. 1863 – 1945 gg.]. Moscow, Nauka, 1982, 488 p.

2. Sosnina T. N. V. I. Vernadsky – Encyclopaedist and prophet [V. I. Vernadskiy – entsiklopedist i prorok]. Samara, SNTs RAN, 2012, 148 p.

3. Connection of Achievements of a Scientific and Technological Revolution with the Advantages of Socialism [Soedinenie dostizheniy NTR s preimuschestvami sotsializma]. Moscow, Mysl, 1977, 190 p.

4. Komarov V. D. Scientific-technical Revolution and Social Ecology [Nauchno-tekhnicheskaya revolyutsiya i sotsialnaya ekologiya]. Leningrad, LGU, 1977, 103 p.

5. Komarov V. D. Social Ecology: Philosophical Aspects [Sotsialnaya ekologiya: filosofskie aspekty]. Leningrad, Nauka, 1990, 215 p.

6. Komarov V. D. Status and specificity of Technological Sciences [Status i spetsifika tekhnologicheskikh nauk] Nauchno tekhnicheskie vedomosti SPbGPU, Seriya «Nauka i obrazovanie» (Scientific and Technical Sheets of St. Petersburg State Technical University, Series “Science and Education”). № 2-2 (100), 2010. pp. 220 – 228.

7. Subetto A. I. Theory of Fundamental Education and Universal Jurisdiction (Noospheric Paradigm of Universalism) [Teoriya fundamentalizatsii obrazovaniya i universalnye kompetentsii (noosfernaya paradigma universalizma)]. Saint Petersburg, Asterion, 2010, 556 p.

8. Ushakova E. V. The specificity of Education in 21st Century [Spetsifika obrazovaniya 21 veka]. Trudy filosofov Altaya-2001 (Works of Philosophers of the Altai-2001). Baranul, 2002.

9. Komarov V. D. The philosophy of Civilization [Filosofiya tsivilizatsii]. Filosofiya i obschestvo (Philosophy and Society). № 3, 1998.

10. Komarov V. D. Social Intelligence and Its Administrative Potential [Sotsialnyy intellekt i ego upravlencheskiy potentsial]. Obschestvennoe prizvanie filosofii (Social mission of philosophy). Moscow, 2006.

 

[1] Целонаучное мировоззрение – система воззрения на мир сквозь призму всех наук ХХ века.

[2] Духовность понимается как способность людей действовать по приоритету нравственных мотивов.

 
Ссылка на статью:
Комаров В. Д. Вернадскианская парадигма философии образования // Философия и гуманитарные науки в информационном обществе. – 2013. – № 1. – С. 56–63. URL: http://fikio.ru/?p=273.

 
© В. Д. Комаров, 2013

UDC 304.444

 

Mikhail B. Ignatyev – St. Petersburg State University of Aerospace Instrumentation, 67, Bolshaja Morskaja uliza, St. Petersburg, Russia,

E-mail: ignatmb@mail.ru

67, Bolshaja Morskaja uliza, St. Petersburg, Russia, 190000,

tel: +7(812)494-70-44

Abstract

We can understand of crisis nature only by means of investigation of complex systems. Our socio-economical system is very complicated system. Any complex system interacts with its changing environment and its viability depends on its adaptability. The number of arbitrary coefficients in the structure of equivalent equations of complex system changes in the process of learning. In systems with more than six variables, the number of arbitrary coefficients increases first, and then, passing through the maximum, begins to decrease. This phenomenon makes it possible to explain the processes of system growth, complication and death in biological, economical and physical-engineering systems. We use the linguo-combinatorial method of investigation of complex systems, in taking key words for building equivalent equations. This phenomenon is able to increase the adaptability of different systems. The crisis situation is the distance between the adaptation maximum zone and today situation.

 

Keywords: Adaptability, Combinatorial simulation, Uncertainty, Appearance, Essence, General systems theory, Physics, Biology, Social-economics.

 

Introduction

The natural language is the main intellectual product of mankind. The structure of the natural intellect is reflected in natural language that is accessible for investigation. Some scientific experiments can be expensive and dangerous. The simulation techniques permit to decrease the cost for investigating these systems. The simulation must accurately reflect the characteristics of the real world. Combinatorial simulation allows studying the full set of system variants including uncertainty. Any system contains some types of uncertainty, which are determined by their existence in real world. Humans interact with both physical objects and their descriptions in terms of natural language, mathematics or tables. Descriptions often only partially represent the essence of real processes. The inaccuracy of description introduces uncertainty. More often the uncertainty of systems is, however, inherent to the real world. This study is aimed toward such types of uncertainty in mental processes. Physical laws, the balance of energy and matter, and information limit the systems behavior. Within these limits, systems interact and adapt to other systems and environment, and undergo destructive actions.

 

1. Linguo-Combinatorial Simulation

Frequently we use the natural language to describe systems. We propose to transfer this natural language description to mathematical equations.
For example, we have a sentence

 

WORD1 + WORD2 + WORD3 (1)

 

where we assign words and only imply meaning of words, the meaning (sense) is ordinary implied but not designated. We propose to assign meaning in the following form

 

(WORD1)*(SENSE1)+(WORD2)*(SENSE2)+(WORD3)*(SENSE3)=0 (2)

 

This equation (2) can be represented in the following form

 

A1*E1 + A2*E2 + A3*E3 = 0 (3)

 

where Ai, i = 1, 2, 3, will denote words from English Appearance and Ei will denote senses from English Essence. The equations (2) and (3) are the model of the sentence (1). When we have a mathematical equation in the form F(x1, x2, x3) 0, we can turn such a form by means of differentiation where the partial derivatives are the appearances and the derivatives with respect to time are the essences. This model is an algebraic ring and we can resolve this equation with respect to the appearances Ai or the essences Ei [4, 5, 6]:

 

A1 = U1*E2 + U2*E3
A2 = – U1*E1 + U3*E3 (4)
A3 = – U2*E1 – U3*E2
or
E1 = U1*A2 + U2*A3
E2 = – U1*A1 + U3*A3 (5)
E3 = – U2*A1 – U3*A2

 

where U1, U2, U3 are arbitrary coefficients, can be used for solution of different tasks on the initial manifold (2) or (3). In general if we have n variables in our system and m manifolds, restrictions, then the number of arbitrary coefficients S will be defined as the number of combinations from n to m1 [4], as shown in Table 1,

 (6)

 

TABLE 1. The number of arbitrary coefficients depending on the number of variables n and the number of restriction m.

 

n/m 1 2 3 4 5 6 7 8
2 1
3 3 1
4 6 4 1
5 10 10 5 1
6 15 20 15 6 1
7 21 35 35 21 7 1
8 28 56 70 56 28 8 1
9 36 84 126 126 84 36 9 1

 

 

The formula (6) is the basic law of cybernetics, informatics and synergetics for complex systems. The number of arbitrary coefficients is the measure of uncertainty. Usually, when solving mathematical systems, the number of variables is equal to the number of equations. In practice we frequently do not know how many constraints there are on our variables. Combinatorial simulation makes it possible to simulate and study the systems with uncertainty on the base of incomplete information. The problem of simulation of condition, guaranteeing the existence of maximum adaptability is investigated.

 

It is supposed that the behavior of a system with n variables is given with an accuracy of m intersecting manifolds, n > m. If the system is considered as a multidimensional generator (Fig.1) where at least a part of the variables interact with environment variables, and if the objective of the system is to decrease the functional of discoordination between them (1…k), the system control unit has two instruments of impact, a and b, upon the system. First, this is the tuning – the changing of uncertain coefficients in the structure of the differential equations of the system, taking account that the greater number of these coefficients implies more accurate system response to changing environment. Second, this is the learning – the imposing new restrictions on the system behavior. The number of arbitrary coefficients, in the structure of equivalent equations, changes in the process of learning, of consecutive imposing new and new restrictions on the system behavior. In the systems with more than six variables the number of arbitrary coefficients increases first, and then, passing through the maximum begins to decrease. This phenomenon makes it possible to explain the processes of system growth, complication and death. The existence of maximum adaptability phenomenon is observed in and proved by numerous biological, economical and physical-engineering systems.

 

Fig. 1 shows the interaction between system and environment. It is important that we describe a system with a full sum of combinations and have all the variants of decisions. The linguo-combinatorial simulation is a useful heuristic approach for investigation of complex, poorly formalized systems.

 

Figure 1

 

 

 

Natural language is the main intellectual product of mankind; the structure of natural language reflects the structure of natural intellect of mankind and its separate representatives on the level of consciousness and unconscious. Linguo-combinatorial simulation is the calculation, which permits to extract the senses from texts. Wittgenstein wanted to have the calculation of senses [2, 3]. In our calculation we have the three groups of variables: the first group – the words of natural language Ai, the second group – the essences Ei, which can be the internal language of brain [1]; we can have the different natural languages, but we have only one internal language of brain; this hypothesis opens a new way for experimental investigation; the third group of variables – the arbitrary coefficients, uncertainty in our model, which we can use for adaptation in translation processes and etc.

 

2. Structure of General Model of City

If we have the key words – Population, Passionarity, Territory, Production, Ecology and Safety, Finance and External Relation for simulation of city [11], then the equation of city will be

 

A11*E1 + A12*E2 + A13*E3 + A14 *E4 + A15*E5 + A16*E6 + A17*E7 = 0   (7)

 

and the equivalent equations of our model will be

 

E1 = U1*A12+U2*A13+U3*A14+U4*A15+U5*A16+U6*A17

E2 = –U1*A11+U7*A13+U8*A14+U9*A15+U10*A16+U11*A17

E3 = –U2*A11– U7*A12+U12*A14+U13*A15+U14*A16+U15*A17

E4 = –U3*A11– U8*A12 – U12*A13+U16*A15+U17*A16+U18*A17            (8)

E5 = –U4*A11 – U9*A12 – U13*A13 – U16*A14+U19*A16+U20*A17

E6 = –U5*A11 – U10*A12 – U14*A13 – U17*A14 – U19*A15+U21*A17

E7 = –U6*A11 – U11*A12 – U15*A13 – U18*A14 – U20*A15 – U21*A16

 

where A11 is a characteristics of population (health, education, employment and etc), E1, a variation of this characteristics, A12 , a characteristics of “passionarity”, intentions of social groups of population, E2, a variation of this characteristics, A13, a characteristics of territory, E3, a variation of this characteristics, A14, a characteristics of production (industrial, agricultural, science, service etc), E4, a variation of this characteristics, A15, a characteristics of ecology and safety, E5, a variation of this characteristics, A16, a characteristics of finance, banking, individual finance etc, E6, a variation of this characteristics, A17, a characteristics of external relation, input and output flows of material, energy, information, finance, population E7, a variation of this characteristics, U1, U2, . . . U21, arbitrary coefficients, which compose the block of control in our city structure (Fig.2). We will have the same structure for each region, country and world.

 

FIGURE 2. Simulation of a town for decisions making support

If we have two restrictions, n =7, m= 2, our model of city was described by means of these equations

 

A11*E1  + A12*E2 + A13*E3 + A14*E4 + A15*E5 + A16*E6 + A17*E7 = 0        (9)

A21*E1 + A22 *E2 + A23*E3 + A24*E4 + A25*E5 + A26*E6 + A27*E7  = 0

 

The equivalent equations with S =35 will be

 

E1 = U1 *D123 + U2 *D124 + U3 *D125 + U4 *D126 +    … + U15 *D167

E2 = – U1 *D213 – U2 *D214 – U3 *D215 – U4 *D216  - … + U25 *D267       (10)

E7 = U5 *D712 + U9 *D713 + U12 *D714 + U14 *D715 +… + U35 *D756

where D12 = A11 *A22  – A12 *A21      and etc.

 

After covering the new restriction the structure of equivalent equations is changed.

 

We can introduce the new variables in our model. For example, we can consider three group of population – young people (including children) A1, working people A2 and old people (including pension people) A3, then the city equation will consist nine variables:

 

A1*E1 + A2*E2 + . . .+ A9*E9 = 0                                                  (11)

 

where:

A1 – characteristic of young people group, E1 – variation of this characteristic,

A2 – characteristic of working people group, E2 – variation of this characteristic,

A3 – characteristic of old people group, E3 – variation of this characteristic,

A4 – characteristic of passionarity, E4 – variation of this characteristic,

A5 – characteristic of territory, E5 – variation of this characteristic,

A6 – characteristic of production, E6-variation of this characteristic,

A7 – characteristic of ecology and safety, E7-variation of this characteristic,

A8 – characteristic of finance, E8 – variation of this characteristic,

A9 – characteristic of external relations, E9 – variation of this characteristic.

The structure of equivalent equations of city model will be (12 )

 

Е1 = U1*A2+U2*A3+U3*A4+U4*A5+U5*A6+U6*A7+U7*A8+U8*A9

E2 = -U1*A1+U9*A3+U10*A4+U11*A5+ +U12*A6+U13*A7+U14*A8+U15*A9

E3 = -U2*A1-U9*A2+U16*A4+U17*A5+ +U18*A6 +U19*A7+U20*A8+U21*A9

E4 = -U3*A1-U10*A2-U16*A3+ +U22*A5+U23*A6+U24*A7+U25*A8+U26*A9

E5 = -U4*A1-U11*A2-U17*A3-U22*A4 +U27*A6+U28*A7+U29*A8+U30*A9     (12)

E6 = -U5*A1-U12*A2-U18*A3-U23*A4-U27*A5+U31*A7+U32*A8+U33*A9

E7 = -U6*A1-U13*A2-U19*A3-U24*A4-U28*A5-U31*A6+U34*A8+U35*A9

E8 = -U7*A1-U14*A2-U20*A3-U25*A4-U29*A5-U32*A6-U34*A7+U36*A9

E9 = -U8*A1-U15*A2-U21*A3-U26*A4-U30*A5-U33*A6-U35*A7-U36*A8

 

where U1, U2, . . . ,U36 – the arbitrary coefficients, which can be used for tuning of the model.

In general we have the representative point of our system in parameters space, each system has the zone of “health”, where the parameters correspond the “health” of concrete system. During “illness” the representative point of organism is found in another zone of parameters – in “illness”, crisis zone. The process of treatment is the movement of the representative point from “illness” zone to “health” zone.

 

In our example the equation of “illness” system will be

 

(X1 – X10)2 + (X2 – X11)2 + (X3 – X12)2 + (X4 – X13)2 + (X5 – X14)2 + (X6 – X15)2 +(X7 – X16)2 + (X8 – X17)2 + (X9 – X18)2  = (X19)2   (13)

 

where X1,X2, . . ,X9 – characteristics of “health” system, X10, X11, . . , X18 – characteristics of “illness”, crisis system, X19 – the distance between health zone and illness zone. For system (13) we can create the equivalent equations system according to type (2,3) and can use the arbitrary coefficients for simulation of “physician” actions. The “physician” actions must decrease the variable X19 and return the representative point from “illness” zone to “health” zone. We have a lot of examples of application of this approach. For example, before Second World War we had a lot of deep crisises, but after Second World War the number and depth of crisises reducedby means of governmental regulation and another new restrictions [15].

 

3. Maximum Adaptability Phenomenon

The equivalent equations of any system contain arbitrary coefficients, which can be used for controlling it. The control may be internal or external. The behavior of any system with an environment contact will be determined by means of formula (6), which is the main law of cybernetics.

 

Each organism has a maximum adaptability zone. Table 2 shows the mortality depending on the age as a result of the census inRussiain different times. The minimum of mortality is observed within 10-14 ages in different historical periods. The minimum of mortality is identified with the maximum adaptability. Having passed through the maximum adaptability zone, the organism has got the possibility of reproduction.

 

TABLE 2. The mortality depending on the age as a result of the census inRussia in different times

Years/ages

1896-1897

1958-1959

1969-1970

1978-1980

1982-1983

1984-1985

0 – 4

133,0

11,9

6,9

8,1

7,9

7,7

5 – 9

12,9

1,1

0,7

0,7

0,6

0,6

10 – 14

5,4

0,8

0,6

0,5

0,5

0,5

15 – 19

5,8

1,3

1,0

1,0

1,0

0,9

20 – 24

7,6

1,8

1,6

1,7

1,6

1,5

25 – 29

8,2

2,2

2,2

2,3

2,2

2,0

30 – 34

8,7

2,6

2,8

2,9

2,9

2,8

35 – 39

10,3

3,1

3,7

4,3

3,8

3,6

40 – 44

11,8

4,0

4,7

5,4

5,6

5,7

45 – 49

15,7

5,4

6,0

7,8

7,4

7,3

50 – 54

18,5

7,9

8,7

10,3

10,9

11,3

 

 

FIGURE 3. Transformation of developing system, n1 < n2 < n3, trajectory of system: 1-2-3-4-5-6-…,dotted lines – creative processes, compact lines – evolutionary processes

 

Fig.3 shows the evolution of system, the cycle of development begins in point 1, passes the maximum of the arbitrary coefficients number, and finishes in point 2, where the system must have the transformation, forgetting old restrictions, after new cycle begin in point 3 and etc. Maximum adaptability phenomenon makes it possible to explain different cycles in biological and socio-economical systems, for example, Kondratiev cycles. Each enterprise must be within maximum adaptability zone if we would like to retain this enterprise in changes flow. The sustainable development of systems can be only within maximum adaptability zone. The sustainable thermonuclear reaction is possible only within this zone.

 

For retaining the system within maximum adaptability zone, we have the different instruments – increasing the variables number, imposing new restrictions or removing the old ones etc. For example, we can joint different systems in an integral system to increase or decrease the adaptability of systems. So, from the two following systems

(14)

 

 

 

we can joint them in imposing new restrictions, mcol, in view of obtaining the new collective system

 

 

(15)

 

 

 

 

 

4. Conclusion

The combinatorial simulation is a universal method for simulation and modeling. With it, it is possible to create a new model in different areas – in physics, chemistry, biology, psychology, etc. The linguistic basement of the simulation determines the universality of this method: the natural language is the universal sign system and the linguo-combinatorial simulation is thus the simulation method, perhaps, of everything. We have tried to show different levels of models. For reliability, each system must be then within maximum adaptability zone. In our model we can see the full interconnection between different variables and control situations. We have the crisis situation when we have the big distance between maximum adaptability zone and our today situation. The crisis situations are the immanent property of complex economical systems. We have a lot of very important economical investigations [15, 16], but socio-economical systems are very complicated and it is necessary to use the result from the theory of complex systems.

 

References

1. Augustinus Sanctus. Opera omnia. 1864.

2. Morick H. Wittgenstein and the problem of Other Minds. New York, McGraw-Hill, 1967, 231 p.

3. Morrison J. C. Meaning and Truth in Wittgenstein Tractatus. Hague-P. 1968.

4. Ignatyev M. B. Golonomical Automatic Systems [Golonomnye avtomaticheskie sistemy]. Moscow – Leningrad, AN SSSR, 1963, 204 p.

5. Ignatyev M. B. Simulation of Adaptational Maximim Phenomenon in Developing Systems. Proceedings of The SIMTEC’93 – 1993 International Simulation Technology Conference, San Francisco, USA, 1993, pp. 41 – 42.

6. Ignatyev M. B., Makina D. M., Petrischev N. N., Poliakov I. V., Ulrich E. V, Gubin A. V. Proceedings of the High Performance Computing Symposium – HPC 2000, Ed. A Tentner, 2000 Advanced Simulation Technologies Conference, Washington D. C. USA, 2000, pp. 66 – 71.

7. Ignatyev M. B. Linguo-combinatorial World Picture and Reality cognition. Congress-2002 Proceedings “Fundamental problems of natural sciences and engineering”, Part 2, Russia, Saint Petersburg, 2002, p. 116 – 128.

8. Ignatyev M. B. Linguo-combinatorial method for complex systems simulation. Proceedings of the 6th World Multiconference on Systemics, Cybernetics and Informatics, vol. XI, Computer science II, Orlando, USA, 2002, pp. 224 – 227.

9. Ignatyev M.B. Seven-blocks Model of City for Decisions Making Support. Proceedings of the Seminar “Computer models of urban development”, Russia, Saint Petersburg, 2003, pp.40 – 45.

10. Ignatyev M. B. The study of the Adaptation Phenomenon in Complex System. AIP conference proceedings, vol. 839, Melville, New York, 2006, pp. 322 – 330.

11. Ignatyev M. B. Semantics and Self-organization in Nanoscale Physics. International Journal on Computing Anticipatory Systems. Ed. D. Dubois, CHAOS, Belgium, Vol. 22, 2008, pp.17 – 23.

12. Ignatyev M. B. World Crisis and Innovations flow. Proceedings of the International Conference of Education Informatics and Sustainable Development Problems. Russia, Saint Petersburg, 2009, pp. 8 – 22.

13. Ignatyev M. B. Cybernetic Picture of the World. Theory of Complex Systems [Kiberneticheskaya kartina mira. Teoriya slozhnykh sistem]. Saint Petersburg, GUAP, 2011, 448 p.

14. Ignatyev M. B. Linguo-combinatorial Simulation of Complex Systems. Journal of Mathematics and System Science, Vol. 2, №1, 2012, pp. 58 – 66.

15. Samuelson P. A., Nordhaus W. D. Economics, 18th edition, New York, McGrow-Hill, 2010, 1358 p.

16. McConnell C. R, Brue S. L, Flynn S. M. Economics. Principles, Problems and Policies, 18th edition, New York, McGrow-Hill, 2010, 1010 p.

 
Ссылка на статью:
Ignatyev M. B. Crisis as the Immanent Property of Complex Social-Economic Systems // Философия и гуманитарные науки в информационном обществе. – 2013. – № 1. – С. 45–55. URL: http://fikio.ru/?p=250.

 
© M. B. Ignatyev, 2013

Игнатьев Михаил Борисович – федеральное государственное автономное образовательное учреждение высшего профессионального образования «Санкт-Петербургский государственный университет аэрокосмического приборостроения», доктор технических наук, профессор, Заслуженный деятель науки и техники РФ, лауреат Государственной премии СССР и премии Президента России, профессор Санкт-Петербургского государственного университета аэрокосмического приборостроения, директор Международного института кибернетики и артоники при ГУАП, Россия, Санкт-Петербург.

E-mail: ignatmb@mail.ru

190000, Санкт-Петербург, ул. Большая Морская, д. 67,

тел.: +7(812)494-70-44.

 

Авторское резюме

Рассматривается лингво-комбинаторное моделирование плохо формализованных систем и выявляется феномен адаптационного максимума в сложных развивающихся системах. В процессе жизненного цикла системы проходят фазы роста адаптационных возможностей и их снижения, что и определяет кризис в потоке перемен. Глубина кризиса зависит от совершенства мониторинга за характеристиками систем и для его преодоления необходим креативный переход.

 

Ключевые слова: общая теория систем; сложные системы; лингво-комбинаторное моделирование; адаптационный максимум; адаптивность; неопределенность.

 

Crisis as the Immanent Property of Complex Social-economic Systems

 

Mikhail B. Ignatyev – St. Petersburg State University of Aerospace Instrumentation, 67, Bolshaja Morskaja uliza, St. Petersburg, Russia,

E-mail: ignatmb@mail.ru

67, Bolshaja Morskaja uliza, St. Petersburg, Russia, 190000,

tel: 8(812)494-70-44

Abstract

We can understand of crisis nature only by means of investigation of complex systems. Our socio-economical system is very complicated system. Any complex system interacts with its changing environment and its viability depends on its adaptability. The number of arbitrary coefficients in the structure of equivalent equations of complex system changes in the process of learning. In systems with more than six variables, the number of arbitrary coefficients increases first, and then, passing through the maximum, begins to decrease. This phenomenon makes it possible to explain the processes of system growth, complication and death in biological, economical and physical-engineering systems. We use the linguo-combinatorial method of investigation of complex systems, in taking key words for building equivalent equations. This phenomenon is able to increase the adaptability of different systems. The crisis situation is the distance between the adaptation maximum zone and today situation.

 

Keywords: Adaptability, Combinatorial simulation, Uncertainty, Appearance, Essence, General systems theory, Physics, Biology, Social-economics.

 

Введение

Успехи современной науки со времен Ньютона неоспоримы, но чем энергичнее внедряются ее результаты в виде различных машин и технологий во все сферы жизни, тем явственнее проступают ее недостатки. Один из главных недостатков заключается в том, что современные технологии рассчитаны на использование больших количеств энергии и материалов, больших давлений, напряжений, усилий, температур и т. д., что приводит к загрязнению окружающей среды, исчерпанию источников энергии и материалов, гибели живой природы – то есть к тому, что называют экологическим кризисом.

 

Истоки этих недостатков лежат в самой парадигме современной науки, ее деятели слишком часто пользовались бритвой Оккама, срезая как бы все лишнее и слишком упрощая проблемы. В итоге сложилось стремление к «гениальной» простоте, физика заполнилась формулами из трех букв вроде закона Ома. И если это было простительно в докомпьютерный век, то с появлением мощных компьютеров, которые буквально входят в каждый дом, неоправданное упрощение недопустимо, недопустимо пренебрежение тонкими сущностями. Информатика имеет дело со слабыми сигналами, которые могут управлять большими процессами. Слабое человеческое слово способно приводить в действие мощные армии. Информатизация всех отраслей человеческой деятельности – это прежде всего выявление возможностей управления с помощью слабых сигналов, слабых по мощности, температуре, напряжению.

 

Но для того чтобы управлять системами, необходимо иметь новые модели различных процессов, в сами эти модели должна быть заложена возможность информационного управления. В этом сущность процесса информатизации. Обычно под информатизацией понимается процесс внедрения новых информационных технологий, прежде всего компьютерных и телекоммуникационных, в различные сферы социально-экономической жизни, но этого недостаточно. Люди в основном пользуются формальными моделями XIX века.

 

Другой недостаток современной науки, основанной на эксперименте, заключается в том, что факт признается достоверным, если он воспроизводим. Но в сложных системах обеспечить повторяемость невозможно, можно утверждать, что повторяющихся явлений в сложных системах крайне мало, как число похожих людей в обществе, каждый человек характеризуется своей индивидуальностью. Для познания природы важна не только воспроизводимая информация, но и невоспроизводимая, ее необозримый массив.

 

Ниже рассматривается новый класс моделей. Любая отрасль науки опирается на модели реальных процессов, в одних отраслях науки эти модели более, в других менее формализованы, но все они используют естественный язык. Естественный язык – это мощная моделирующая система, созданная усилиями всего человечества, и очень важно разобраться, как она работает. Из-за особенностей голосовой и слуховой систем человека естественный язык – это линейная последовательность слов, в которой обозначаются слова, а их смыслы подразумеваются.

 

Теория должна помогать решать еще нерешенные задачи, важнейшей из которых является моделирование плохо формализованных систем. Чтобы превратить различные научные изыскания в технологию, необходимо осуществить большую работу по формализации. Вначале человек формулирует свои мысли на естественном языке Ячел, описывает ситуации и задачи на естественном языке; потом, если удается, строит математическую модель, формулирует задачи на языке основных соотношений Яос; потом эти формулировки переводятся на тот или иной язык программирования Япр; потом разработанная программа реализуется в компьютере на языке конкретной машины Ямаш, и как результат решение задачи выдается на языке результата Ярез в виде таблиц, графиков, текстов, анимаций и т. д. Ниже показана вся цепочка преобразований.

 

Ячел -> Яос ->  Япр ->  Ямаш ->  Ярез

 

Главная проблема – как перейти от описания на естественном языке к описанию на языке основных соотношений. Для решения этой проблемы предлагается использовать лингво-комбинаторное моделирование плохо формализованных систем, которое базируется на использовании ключевых слов, основных понятий, сложившихся в предметной области. Модель состоит из трех групп переменных: характеристик основных понятий, изменения этих характеристик и структурированной неопределенности в эквивалентных уравнениях, которая может быть использована для адаптации и управления. В качестве примеров рассматриваются модели атомов, города, организма и атмосферы.

 

1. Лингво-комбинаторное моделирование и операция поляризации

Лишь для небольшого числа реальных систем имеются математические модели. Прежде всего, системы описываются с помощью естественного языка. Предлагается способ перехода от описания на естественном языке к математическим уравнениям. Например, пусть имеется фраза

 

             WORD1 + WORD2 + WORD3                                              (1)

 

В этой фразе мы обозначаем слова и только подразумеваем смысл слов. Смысл в сложившейся структуре естественного языка не обозначается. Предлагается ввести понятие смысла в следующей форме:

 

(WORD1)*(SENSE1)+(WORD2)*(SENSE2)+(WORD3)*(SENSE3)=0  (2)

 

Будем обозначать слова как Аi от английского Appearance, а смыслы – как Еi от английского Essence. Тогда уравнение (2) может быть представлено как

 

               A1*E1 + A2*E2 + A3*E3 = 0                                             (3)

 

Уравнения (2) и (3) являются моделями фразы (1). Образование этих уравнений, приравнивание их к нулю и есть операция поляризации.

 

Рассмотрим пример. Если мы имеем математическое уравнение F(x1, x2, x3) = 0, то можем получить форму (3) посредством дифференцирования этого уравнения, тогда Аi будут частными производными, а Еi – производными по времени от переменных.

 

Лингво-комбинаторная модель является алгебраическим кольцом (операторным кольцом), и мы можем разрешить уравнение (3) либо относительно Аi, либо относительно Еi путем введения третьей группы переменных – произвольных коэффициентов Us [15,23,24]:

 

                               A1 = U1*E2 + U2*E3

                               A2 = – U1*E1 + U3*E3                                     (4)

                               A3 = – U2*E1 – U3*E2

 

или

 

                               E1 = U1*A2 + U2*A3

                               E2 = – U1*A1 + U3*A3                                     (5)

                               E3 = – U2*A1 – U3*A2

 

где U1, U2, U3 – произвольные коэффициенты, которые можно использовать для решения различных задач на многоообразии (3). Например, если хотим достигнуть максимум на поверхности F(x1, x2, x3) = 0 по переменной х3, то можем назначить произвольные коэффициенты U2 = -b*A1, U3 = – b*A2 и тогда получим

 

                               dx1/dt = U1*A2 – b*A1*A3

                               dx2/dt = – U1*A1 – b*A2*A3                           (6)

                               dx3/dt = b*(A1*A1 + A2*A2)

 

и если b > 0, тогда переменная х3 устойчиво стремится к максимуму, а для манипуляции траекторией остается коэффициент U1.

 

В общем случае, если имеем n переменных и m многообразий, ограничений, то число произвольных коэффициентов S будет равно числу сочетаний из n по m+1, что было доказано в [1, 11], табл. 1:

 

 

                                                                                (7)

 

Таблица 2.1

 

n/m 1 2 3 4 5 6 7 8
2 1
3 3 1
4 6 4 1
5 10 10 5 1
6 15 20 15 6 1
7 21 35 35 21 7 1
8 28 56 70 56 28 8 1
9 36 84 126 126 84 36 9 1

 

 

Число произвольных коэффициентов является мерой неопределенности и адаптивности. Лингво-комбинаторное моделирование может опираться на анализ всего корпуса текстов на естественном языке, это трудоемкая задача по извлечению смыслов для суперкомпьютеров, его можно также использовать, опираясь на ключевые слова в конкретной области, что позволяет получать новые модели для конкретных областей знания. В этом случае лингво-комбинаторное моделирование заключается  в том, что в конкретной предметной области выделяются ключевые слова, которые объединяются во фразы типа (1), на основе которых строятся эквивалентные системы уравнений с произвольными коэффициентами. В частном случае они могут быть дифференциальными уравнениями и при их исследовании может быть использован хорошо разработанный математический аппарат. Лингво-комбинаторное моделирование включает все комбинации и все варианты решений и является полезным эвристическим приемом при изучении плохо формализованных систем [1, 3, 4]. В лингвистической литературе имеется множество трудов, в которых исследуются понятия смысла и значения, но эти теории во многом оказались неконструктивными, что ярко показал Л. Витгенштейн в своей Голубой книге. Использование в качестве модели фразы (1) уравнения (2) позволяет построить исчисление смыслов, которое хорошо реализуемо на компьютерах. По мнению Д. А. Леонтьева, смысл (будь то смысл текстов, фрагментов мира, образов сознания, душевных явлений или действий) определяется, во-первых, через более широкий контекст и, во-вторых, через интенцию или энтелехию (целевую направленность, предназначение или направление движения). В нашем определении смысла наличествуют эти две характеристики – контекстуальность (смыслы вычисляются, исходя из контекста) и интенциальность (произвольные коэффициенты позволяют задавать те или иные устремления).

 

Интенциальность – фундаментальное свойство человеческого разума. Интенциальность есть соотнесение ментальных состояний с объектами и ситуациями внешнего мира – я вижу что-то, я верю во что-то, я ожидаю чего-то, я боюсь чего-то, я хочу чего-то и т. д. Понятие интенции, намерения, направленности сознания, воли, чувства на какой-либо предмет было в 19 веке введено немецким философом Ф. Брентано. Интенциальные состояния можно отличить от неинтенциальных, не имеющих референтного объекта – я волнуюсь, я устал, я испуган, я счастлив и т. д. Интенциальность – это свойство сложных систем, которое развивается в процессе эволюции. Устройство жилищ общественных насекомых является примером коллективной интенциальной динамики. Например, множество термитов строят прочные сооружения, достигающие высоту 5 метров и весом 10 тонн.

 

В философии существует большое направление – феноменология –  изучение сущностей [8, 10]. Делят сущности на наблюдаемые и ненаблюдаемые. Можно трактовать лингво-комбинаторное моделирование как конструктивную феноменологию, как исчисление сущностей исходя из различных текстов на естественных и искусственных языках, при этом можно рассматривать как отдельные тексты, так и весь корпус текстов, накопленных человечеством. Каждый этносоциум обладает своим набором сущностей, который отличается от набора сущностей других энтосоциумов. Разнообразие этносоциумов – это богатство нашей планеты. В связи с глобализацией количество этносоциумов сокращается, что плохо.

 

Процесс познания – это изучение текстов. Именно поэтому возникает знаменитый тезис Матураны – все, что сказано, сказано наблюдателем. Мы не можем вынести наблюдателя за скобки описания процесса познания, так как в этом описании незримо присутствует описание внутреннего состояния, внутренней психической организации наблюдателя, которое рекурсивно совершается в течение всей жизни. (Матурана У. «Биология познания. Язык и интеллект» М.1996).

 

2. Экономическая кибернетика

Кризис капиталистического производства, свидетелями и участниками которого мы стали, заставляет задуматься о законах развития экономики. В учении Адама Смита о богатстве народов сказано «Человек постоянно нуждается в помощи своих ближних, и тщетно было бы ожидать ее только от их благоволения. Он скорее достигнет своей цели, если призовет себе в помощь их эгоизм… Дай мне то, что мне нужно, и ты получишь то, что необходимо тебе», ибо человек «преследует собственную выгоду, причем в этом случае невидимой рукой направляется к цели, которая совсем не входила в его намерения». Все это хорошо, покуда равнодействующая частных эгоизмов – она же невидимая рука рынка – выводит в плюс. Сапожник тачает сапоги, пирожник печет пироги, сапоги и пироги обмениваются на 1 сюртук и 20 аршин холста, богатство народов, направляемое невидимой рукой, растет.

 

Во время кризиса, когда богатство народов рушится, сапожник и пирожник, а в еще большей степени кузнец и слесарь остаются без работы, ибо некому сбывать плоды своих трудов, гораздо реже слышны похвалы невидимой руке, хотя она никуда не делась. Равнодействующая частных эгоизмов действует – куда сложились вектора, туда и сложились, и случаются времена, когда все указанные Адамом Смитом предпосылки остаются в силе, богатство же народов не умножается, но идет в распыл. Невидимость руки рынка сохраняется – без войны, без чумы или землетрясения заводы, дороги, стройки обращаются в мерзость запустения, невидимая рука рынка превращается в когтистую лапу, и вся надежда на человеческую солидарность и коллективизм. В рамках национальной солидарности от чистоты рыночных отношений остается немного. Например, протекционизм делается неизбежным в силу солидарности и осознания «свой своему поневоле брат». Заграница может поставить ряд товаров более дешевых и лучшего качества, но заграница не обещает кормить наших безработных и поддерживать нашу внутреннюю покупательную способность. Государство вынуждено вводить пошлины и поддерживать своего производителя. И еще острее стоит вопрос о законах развития социально-экономических систем, которые со времен Адама Смита существенно изменились.

 

Представляется важным рассмотреть возможность лингво-комбинаторного моделирования социально-экономических систем.

 

В качестве примера рассмотрим проблему моделирования города.

 

Если в качестве ключевых слов взять «население», «пассионарность», «территория», «производство», «экология и безопасность», «финансы», «внешние связи», то в соответствии с вышеизложенной методикой уравнение города будет

 

А1*Е1 + А2*Е2 + …+А7*Е7 = 0                           (8)

 

а эквивалентные уравнения будут иметь вид

 

E1 = U1*A2 + U2*A3 + U3*A4 + U4*A5 + U5*A6 + U6*A7

E2 = – U1*A1 + U7*A3 + U8*A4 + U9*A5 + U10*A6 + U11*A7

E3 = – U2*A1 – U7*A2 + U12*A4 + U13*A5 + U14*A6 + U15*A7

E4 = – U3*A1 – U8*A2 – U12*A3 + U16*A5 + U17*A6 + U18*A7    (9)

E5 = – U4*A1 – U9*A2 – U13*A3 – U16*A4 + U19*A6 + U20*A7

E6 = – U5*A1 – U10*A2 – U14*A3 – U17*A4 – U19*A5 + U21*A7

E7 = – U6*A1 – U11*A2 – U15*A3 – U18*A4 – U20*A5 – U21*A6

 

где А1 – характеристика населения, которая включает в себя характеристики здоровья, образования, занятости; Е1 – изменение этой характеристики; А2 – характеристика пассионарности, устремлений групп населения, люди обладают свободой выбора при принятии решений, и этот выбор является важным, что оценивается путем социологического анализа; Е2 – изменение этой характеристики; А3 – характеристика территории, включая наземные и подземные постройки, этот блок может быть геоинформационной системой; Е3 – изменение этой характеристики; А4 – характеристика производства, включая оценку различных видов деятельности – научной, производственной, транспортной, торговой и др.; Е4 – изменение этой характеристики; А5 – характеристика экологии и безопасности; Е5 – изменение этой характеристики; А6 – характеристика финансов, финансовых потоков и запасов в городе; Е6 – изменение этой характеристики; А7 – характеристика внешних связей города, включая оценку входящих и выходящих потоков людей, энергии, материалов, информации, финансов; Е7 – изменение этой характеристики; U1, U2,…,U21 – произвольные коэффициенты, которые могут быть использованы для управления и решения различных задач на многообразии (8).

 

Эта модель (рис.1) используется в системах для поддержки принятия решений городскими властями [11].

 

Число блоков в лингво-комбинаторной модели города может быть различным. С точки зрения точности моделирования чем больше блоков задействуется, тем лучше, но при этом ухудшается наглядность модели, ее восприятие людьми, принимающими решение. Например, если население поделить на три блока – «дети и подростки», «взрослые» и «пенсионеры», то число переменных возрастет до девяти, уравнение города будет содержать девять переменных

 

A1*E1 + A2*E2 + . . .+ A9*E9 = 0   (10)

 

При моделировании города важно рассматривать всю иерархию систем, из которых этот город состоит. Главная ячейка города – семья, для моделирования которой тоже можно использовать семиблочную модель, при этом будет изменяться содержание отдельных блоков. Любая семья имеет свое домашнее хозяйство, минимальный размер семьи – один человек, но и такая семья имеет все семь атрибутов. Аналогичным образом можно рассматривать другие семейные объединения – род, тейп, домен [3]. Семиблочная модель может быть использована при моделировании различных предприятий, на которых работают люди, при этом структура блоков для каждого из типов предприятий будет разной. Однотипность модели, которая положена в основу моделирования и семьи, и предприятий, и районов и города в целом позволяет проще производить анализ и синтез такой сложной системы как город.

 

Рис.1. Моделирование города для поддержки управленческих решений.

 

В материалах статистических бюро по городам и регионам и по странам в целом имеются почти все данные, необходимые для запуска модели. Другие данные – для оценки пассионарности, можно почерпнуть из социологических опросов. Развитие информационно-вычислительной техники позволяет поставить вопрос об обязательном предварительном моделировании последствий от принимаемых решений, что позволит избежать многих ошибочных решений.

 

С древнейших времен складывались способы управления коллективными работами и сообществами людей. Они базировались на введении правил взаимоотношения между людьми (правил этики, морали, заповедей, законов религии, в последующем – светских правил и правовых норм) и на создании иерархической системы управления с помощью административного аппарата. Но как отдельный человек, так и коллектив людей – это самоорганизующиеся системы и различные способы управления – это различные методы внутреннего и внешнего управления самоорганизующейся системой. На уровне человека и социальных коллективов существует целеполагание, целеобразование. Способности системы к самоорганизации зависят от способности к целеполаганию, которая у различных людей разная. Бывают конформисты, которые готовы делать то, что делают другие и даже готовы подчиняться целям других людей, особенно если эти цели выработал коллектив. Бывают личности с большой самостоятельностью мышления и сопротивляемостью навязываемым им мнениям. В зависимости от типа личности, менталитета народа люди могут стремиться формулировать цели единолично, либо вырабатывать цели коллективно, что характерно для России, у российского народа сложилось стремление к соборности, к коллективному принятию решений на сходах всех жителей деревни, на собраниях трудового коллектива предприятий, на советах различного рода. Способ управления, основанный на участии в целеобразовании активных элементов (человека, предприятия, региона и др.) является перспективным несмотря на свою сложность. Не все люди способны к целеобразованию и стремятся участвовать в формулировании целей. Некоторые исследователи утверждают, что активных личностей в странах около 10%, а большинство готово выполнять цели, поставленные руководством.

 

Различают следующие уровни целеобразования применительно к людям:

1) материальный, определяемый врожденными потребностями и программами человека (самосохранение, обеспечить питание, минимум одежды);

2) эмоциональный (доступные развлечения, эстетическое восприятие мира, проявление и реализация чувств любви, ненависти и др.);

3) семейно-общественный (реализация программы продолжения рода, создания условий для воспитания потомства);

4) социально-общественный, определяемый правилами сообществ, закрепленных в законодательстве, этических нормах, традициях и т. п.;

5) интеллектуальный, для которого характерна система ценностей, ориентированная главным образом на развитие творческих способностей личности (примером может служить атмосфера академгородков в начальный период их развития).

 

В связи с развитием информационных технологий и виртуальных миров начинают выделяться два уровня – уровень удовлетворения минимальных жизненных потребностей в реальном мире и уровень удовлетворения максимальных потребностей в виртуальном мире, где человек сможет реализовать свои самые различные фантазии. Реализация этих уровней позволит смягчить гнет социального неравенства.

 

3. Феномен адаптационного максимума в жизненном цикле сложных развивающихся систем

Биологические системы – от живой клетки до многоклеточных организмов – проходят свой цикл развития от рождения до смерти. Социально-экономические системы – семья, предприятия, банки, города, села, регионы, страны проходят сложный путь развития, находясь под воздействием различных внутренних и внешних факторов. Одни предприятия и банки процветают, другие терпят крах и банкротятся, одни города и страны процветают, другие переживают стагнацию, о чем свидетельствует мировая статистика. Все эти системы являются сложными развивающимися системами и в жизненном цикле этих систем проявляются закономерности, свойственные многомерным системам.

 

Важной закономерностью, оказывающей большое влияние на социально-экономические системы, является феномен наличия адаптационного максимума, который заключается в следующем [11, 17].

 

Установлена ранее неизвестная закономерность наличия адаптационного максимума в жизненном цикле сложных развивающихся систем, заключающаяся в том, что при наложении ограничений на систему из n переменных (n > 6) число произвольных коэффициентов в структуре эквивалентных уравнений, описывающих поведение системы, сначала возрастает, достигает максимума, а потом начинает убывать, и соответственно изменяются адаптационные возможности системы – сначала они растут, достигают максимума, а потом начинают убывать, и если наложение ограничений продолжается, то система делается жесткой и погибает в потоке перемен окружающей среды, откуда вытекает стратегия управления различными сложными системами – они должны управляться так, чтобы удержать их в зоне адаптационного максимума, если хотим обеспечить их живучесть в потоке перемен.

 

Уже давно известно, что существуют ритмы в биологических системах. Например, из результатов переписи населения (таблица 2) ясно видно наличие минимума смертности для людей в возрасте 10 – 14 лет, при этом следует отметить, что он сохраняется независимо от социально – экономических условий – и в период 1896 – 1897 годов, и в период 1984 – 1985 годов, но объяснения этому минимуму смертности не было. Из статистики развития экономики известны циклы Кондратьева и другие циклические явления в экономике как отдельных предприятий, так и более крупных экономических образований. В технических системах известны периоды максимальной надежности и устойчивости систем. Предложенная математическая модель развивающихся систем позволяет говорить о наличии закономерности адаптационного максимума, которая объясняет многочисленные факты и позволяет предсказывать поведение сложных систем.

 

Таблица 2

Годы/Возраст 1896 – 1897 1958 – 1959 1969 – 1970 1978 – 1980 1982 – 1983 1984 – 1985
0 – 4 133,0 11,9 6,9 8,1 7,9 7,7
5 – 9 12,9 1,1 0,7 0,7 0,6 0,6
10 – 14 5,4 0,8 0,6 0,5 0,5 0,5
15 – 19 5,8 1,3 1,0 1,0 1,0 0,9
20 – 24 7,6 1,8 1,6 1,7 1,6 1,5
25 – 29 8,2 2,2 2,2 2,3 2,2 2,0
30 – 34 8,7 2,6 2,8 2,9 2,9 2,8
35 – 39 10,3 3,1 3,7 4,3 3,8 3,6
40 – 44 11,8 4,0 4,7 5,4 5,6 5,7
45 – 49 15,7 5,4 6,0 7,8 7,4 7,3
50 – 54 18,5 7,9 8,7 10,3 10,9 11,3

 

 

 

 

Система – целостная совокупность элементов, в которой все элементы настолько тесно связаны между собой, что она выступает по отношению к другим системам и окружающей среде как нечто единое. На рис. 3 представлена схема, где система взаимодействует со средой  и использует два механизма адаптации – а – настойка или самонастройка системы с помощью произвольных коэффициентов в структуре эквивалентных уравнений системы, – б – обучение или самообучение системы, которая заключается в наложении новых ограничений на систему. Кроме этих механизмов адаптации возможны и другие, такие как рост числа переменных системы, размножение, эффективное забывание, ограничение контактов со средой,  объединение систем в коллектив и др. В общем случае число произвольных коэффициентов S в структуре эквивалентных уравнений системы определяется как число сочетаний из n по m+1 и определяется формулой (7) (см. таблицу 1)

Рис.3. Модель среда – система

Во второй половине 19 в. началось проникновение понятия система в различные области конкретно-научного знания, важное значение имело создание эволюционной теории Ч. Дарвина, теории относительности, квантовой физики, структурной лингвистики и др. Многие конкретно-научные принципы анализа систем были сформулированы в тектологии А. А. Богданова, в праксеологии Т. Котарбинского, в работах В. И. Вернадского и др. Предложенная в конце 40-х годов 20 века Л. Берталанфи программа построения «общей теории систем» явилась одной из первых попыток обобщенного анализа системной проблематики. При определении понятия система необходимо учитывать теснейшую взаимосвязь его с понятиями целостности, структуры, связи, элемента, отношения, подсистемы, иерархии и др.

 

В конце восьмидесятых годов Пер Бак и его коллеги предложили теорию самоорганизованной критичности, где в качестве иллюстрации выступает куча песка. По мере того, как добавляется песок на верх кучи, она приближается к тому, что Бак называет критическим состоянием, при котором даже одна дополнительная песчинка, опущенная наверх кучи, может вызвать лавину по бокам. Если исследовать размер и частоту лавин, происходящих в этом критическом состоянии, то результаты соответствуют степенному закону – частота лавин обратно пропорциональна некоторой степени размера кучи. Эта теория произвела большое впечатление на вице-президента США Э. Гора, который утверждал, что самоорганизованная критичность помогла ему понять не только чувствительность окружения к потенциальным подрывам, но также изменения в его собственной жизни. Но некоторые исследователи из Чикагского университета считают, что модель Бака не дает даже хорошего описания его парадигматической системы – кучи песка. Их эксперименты показали, что кучи песка ведут себя совершенно по-разному в зависимости от размера и формы песчинок. Поведение лишь очень немногих куч соответствует степенному закону, предсказанному Баком.

 

Сложная система – это система, в которой проявляется феномен адаптационного максимума, то есть система с числом переменных больше шести. На рис.3 представлена схема взаимодействия вышеописанной системы с окружающей средой, где переменные системы х1,…,хк взаимодействуют с переменными среды у1,…,ук, а сигналы рассогласования передаются в блок управления, и у системы есть две возможности приспособиться к изменениям в среде, это, во-первых, настойка с помощью манипуляции произвольными коэффициентами, и чем больше этих коэффициентов, тем выше адаптационные возможности, и, во-вторых, обучение, наложение новых ограничений на переменные системы. В режиме непрерывного обучения число произвольных коэффициентов изменяется в соответствии с формулой (7), и это приводит к появлению циклов в развитии систем, что иллюстрируется на рис. 2, где цикл развития системы начинается в точке 1, проходит через максимум в числе произвольных коэффициентов и заканчивается в точке 2, где должна наступить трансформация, сброс ранее накопленных ограничений, далее начинается в точке 3 новый цикл, опять система проходит через максимум адаптационных возможностей, достигает точки 4, где опять происходит трансформация, и система начинает новый цикл в точке 5 и так далее. Сплошной линией на рис. 2. показаны адаптационные процессы, пунктирной – креативные процессы. Алгоритм креативных процессов заключается в том, что выбираются элементы из набора и они объединяются в уравнение типа (2) или (3), разрешая которые мы получаем генерирующую систему. В точке 2 возможно несколько исходов – либо система продолжит эволюцию, либо система через креативный процесс перейдет в новое состояние, либо она будет разрушена. Эта модель позволяет объяснить наличие циклов в развитии сложных биологических, социально-экономических и технических систем и ситуацию кризисов. Наличие кризисов (точки 2, 4, 6…) является имманентным свойством сложных систем, мы можем влиять лишь на глубину кризисов, включая как можно раньше креативные процессы.

 

Предложенная модель процессов самоорганизации сложных развивающихся систем реализует закономерность наличия адаптационного максимума в жизненном цикле систем в потоке перемен. Жизненный цикл – совокупность фаз развития, пройдя через которые система достигает зрелости и становится способной эффективно функционировать и дать начало новому поколению.

 

Как показывает статистика, существуют циклы в развитии экономики, в частности – циклы Кондратьева. Учет закономерности наличия адаптационного максимума позволяет объяснить эти циклы [11]. Надежность сложных человеко-машинных комплексов достигает своего максимума в зоне адаптационного максимума  и технические системы должны строиться таким образом, чтобы при изменении этих систем они оставались в зоне адаптационного максима как можно дольше.

 

Число примеров систем можно было бы увеличивать, но уже ясно, что феномен адаптационного максимума существует и учет закономерности наличия адаптационного максимума в жизненном цикле сложных развивающихся систем позволит лучше понять механизмы их функционирования и значительно улучшить их характеристики. Для того, чтобы выжить, этносоциум должен находиться в зоне адаптационного максимума.

 

Структурная стабильность, совокупность устойчивых связей объекта, обеспечивающих его целостность и тождественность самому себе, т.е. сохранение основных свойств при различных внешних и внутренних воздействиях, обеспечивается адаптационными возможностями [1, 15, 27]. В представленных лингво-комбинаторных моделях адаптационные возможности систем определяются числом произвольных коэффициентов в структуре эквивалентных уравнений и наибольшая структурная стабильность достигается в зоне адаптационного максимума, который обнаруживается у различных систем с числом переменных больше шести [17]. Для удержания систем в зоне адаптационного максимума можно использовать различные методы – рост числа переменных, наложение и снятие ограничений, объединение систем в коллективы. Действительно, если имеем две системы

 

 

        (11)

 

 

 

то путем наложения общих ограничений mcol получим коллектив

 

         (12)

 

 

При этом в зависимости от конкретных параметров может быть Scol > S1 + S2, когда объединение в коллектив приводит к росту адаптационных возможностей, а может быть Scol < S1 + S2, когда адаптационные возможности меньше суммы адаптационных возможностей исходных систем. Наличие неопределенности в структуре системы, произвольных коэффициентов, позволяет реализовать различные механизмы самоорганизации.

 

Эффект коллектива необходимо учитывать при организации боевых действий. Как показывает анализ современных войн в Ираке, Афганистане и Чечне, группы слабо вооруженных и плохо обученных людей оказываются часто эффективнее хорошо вооруженных армий. Эти группы используют стайную тактику ведения боевых действий. Под стаей понимается децентрализованная слабосвязанная организация боевых единиц, не имеющая четко выраженного командования, но объединенного общей целью в соответствии с уравнением (12).

 

В настоящее время сложилась методология и контроллинг крупномасштабных систем (см. Д. В. Реут «Крупномасштабные системы» изд. МГТУ им. Баумана, 2013) и выделяют различные виды управления – этологическое, традиционное, умное, изономическое и др., но при любом виде управления будут проявляться эмерджентные свойства сложных систем, что необходимо учитывать при определении коридора эволюционных возможностей.

 

Наличие феномена адаптационного максимума в жизненном цикле различных сложных развивающихся систем позволяет объяснить эволюцию систем в условиях изменяющейся среды. Феномен адаптационного максимума является основой самоорганизации в природе и обществе. Структура неопределенных коэффициентов задает матрицу картины мира, в рамках которой и разыгрываются различные события. Произвольные коэффициенты в структуре эквивалентных уравнений могут быть и волновыми функциями, а различные системы могут рассматриваться как квантовые макрообъекты.

 

Лингво-комбинаторное моделирование существенно пополняет арсенал средств моделирования и позволяет сформировать новую картину мира, которая опирается на все достижения современной науки и прежде всего информатики. Лингво-комбинаторная картина мира  состоит из трех групп переменных, во-первых, это явления (Appearances), во-вторых, это смыслы (Essences), в-третьих – это структурированная неопределенность (Structural Uncertainty), из которых состоят все неживые и живые системы. Лингво-комбинаторное моделирование – это математический аппарат постнеклассической науки. На уровне неклассической науки был введен наблюдатель, на уровне постнеклассической науки введен управитель.

 

 Заключение

В статье был рассмотрен новый класс моделей – лингво-комбинаторные модели плохо формализованных систем, что позволило выявить новое эмерджентное свойство сложных систем – феномен адаптационного максимума. Наличие феномена адаптационного максимума в жизненном цикле сложных систем позволяет объяснить природу кризисов, которые периодически поражают различные сложные системы. Отсюда вытекает способ борьбы с кризисом – системы должны управляться так, чтобы удерживать их в зоне адаптационного максимума в потоке перемен. Глубина кризисов определяется отклонением от зоны адаптационного максимума. Глубину кризисов можно существенно уменьшить, осуществляя глубокий мониторинг состояния сложных систем и принимая соответствующие креативные меры.

 

Список литературы

1. Игнатьев M. Б. «Голономные автоматические системы». М – Л.: изд. АН СССР, 1963. – 204 с.

2. Игнатьев М. Б., Кулаков Ф. М., Покровский А. М. «Алгоритмы управления роботами-манипуляторами». – Л.: Машиностроение, 1972. – 248 с.

3. Вайнберг С. Мечты об окончательной теории: физика в поисках самых фундаментальных законов природы. – М.: Изд-во ЛКИ, 2008. – 256 с.

4. Ignatyev M. B. Proceedings of The SIMTEC’93 – 1993 International Simulation Technology Conference. San Francisco, USA, 1993, pp. 41 – 42.

5. Ignatyev M. B., Makina D. M., Petrischev N. N., Poliakov I. V., Ulrich E. V, Gubin A. V. Proceedings of the High Performance Computing Symposium – HPC 2000, Ed. A Tentner, 2000 Advanced Simulation Technologies Conference, Washington D. C. USA, 2000, pp. 66 – 71.

6. Ignatyev M. B. Linguo-combinatorial method for complex systems simulation. Proceedings of the 6th World Multiconference on Systemics, Cybernetics and Informatics, vol. XI. Computer science II, Orlando, USA, 2002, pp. 224 – 227.

7. Ignatyev M. B., Pinigin G. I. Linguo-combinatorial simulation of Universe. XXV General Assembly of International Astronomical Union. Australia, Sydney, July 13 – 26, 2003, IAU 01105.

8. Ignatyev M. B. The study of the Adaptation Phenomenon in Complex System. AIP conference proceedings, vol. 839, Melville, New York, 2006, pp. 322 – 330.

9. Гинзбург И. Ф. Нерешённые проблемы фундаментальной физики // Успехи физических наук. – Том 179, №5, 2009. – с. 525 – 529.

10. Игнатьев М. Б. О необходимых и достаточных условиях синтеза нанороботов // Доклады Академии Наук. – 2010. – Т. 433, №5. – с. 613 – 617.

11. Игнатьев М. Б. Кибернетическая картина мира. Теория сложных систем. – СПб.: ГУАП, 2011. – 448 с.

12. Ignatyev M. B. Linguo-combinatorial simulation of complex systems. Journal of Mathematics and System Science, Vol. 2, №1, 2012, pp. 58 – 66.

13. Computational Science: Ensuring America’s Competitiveness. President’s Information Technology Advisory Committee. Washington D.C., May 27, 2005.

14. Игнатьев М. Б. Роботы, аватары и люди как системы со структурированной неопределенностью // Материалы Всероссийской междисциплинарной конференции «Философия искусственного интеллекта». – М, 2005. – c.105 – 110.

15. Игнатьев М. Б., Никитин А. А., Никитин А. В., Решетникова Н. Н. «Архитектура виртуальных миров». – СПб.: Политехника, 2005. – 104 с.

16. Реут Д. В. Крупномасштабные системы: методология, управление, контроллинг / Д. В. Реут. — М.: Изд-во МГТУ им. Н. Э. Баумана, 2013. – 182 с.

17. Игнатьев М. Б. Закономерность изменения адаптационных возможностей в жизненном цикле сложных развивающихся систем. Диплом № 25-S на открытие в области кибернетики и системного анализа с приоритетом от 28.06.1963.

18. Дмитриев В. И. О методах решения обратных задач // Вестник МГУ, серия 15 «Вычислительная математика и кибернетика». – №4, 2001, с. 3 – 7.

19. Леонтьев Д А «Психология смысла – природа, строение и динамика смысловой реальности» М.: Смысл, 1999.

20. Стёпин В. С. Теоретическое знание. М.: Прогресс-Традиция, 2003. – 744 с.

21. Лейбниц Г.В. Монадология. Сочинения, Т. 1. – М.: Мысль, 1982. – 636 с.

22. Деррида Ж. Письмо и различие. – СПб.: Академический проект, 2000. – 430 с.

23. Ястребов В. С., Игнатьев М. Б., Кулаков Ф. М., Михайлов В. В. Подводные роботы. – Л.: Судостроение, 1977. – 368 с.

24. Игнатьев М. Б., Ильевский Б. З., Клауз Л. П. Моделирование системы машин. – Л.: Машиностроение, 1986. – 304 с.

25. Ignatyev M. B. Semantics and Self-organization in Nanoscale Physics. International Journal on Computing Anticipatory Systems. Ed. D. Dubois, CHAOS, Belgium, Vol. 22, 2008, pp.17 – 23.

26. Ignatyev M. B. Universe as Self-Organizational System. International Journal of Computing Anticipatory Systems. Ed. D. Dubois, CHAOS, Belgium, Vol. 23, 2010, pp. 202 – 214.

27. Игнатьев М. Б. Информационные технологии в микро-, нано- и оптоэлектронике. – СПб.: ГУАП, 2008. – 200 с.

28. Ignatyev M. B. Crisis as the Property of Complex Systems. Journal of World Economic Research, USA, 2012, December, Vol.1, №1. pp.1 – 5.

 

References

1. Ignatyev M. B. Golonomical Automatic Systems [Golonomnye avtomaticheskie sistemy]. Moscow – Leningrad, AN SSSR, 1963, 204 p.

2. Ignatyev M. B., Kulakov F. M., Pokrovskiy A. M. Control Algorithms for Robots-Manipulators [Algoritmy upravleniya robotami-manipulyatorami]. Leningrad, Mashinostroenie, 1972, 248 p.

3. Vaynberg S. Dreams of a Final Theory: The Search for the Fundamental Laws of Nature [Mechty ob okonchatelnoy teorii: fizika v poiskakh samykh fundamentalnykh zakonov prirody]. Moscow, LKI, 2008, 256 p.

4. Ignatyev M. B. Simulation of Adaptational Maximim Phenomenon in Developing Systems. Proceedings of The SIMTEC’93 – 1993 International Simulation Technology Conference, San Francisco, USA, 1993, pp. 41 – 42.

5. Ignatyev M. B., Makina D. M., Petrischev N. N., Poliakov I. V., Ulrich E. V, Gubin A. V. Proceedings of the High Performance Computing Symposium – HPC 2000, Ed. A Tentner, 2000 Advanced Simulation Technologies Conference, Washington D. C. USA, 2000, pp. 66 – 71.

6. Ignatyev M. B. Linguo-combinatorial method for complex systems simulation. Proceedings of the 6th World Multiconference on Systemics, Cybernetics and Informatics, vol. XI, Computer science II, Orlando, USA, 2002, pp. 224 – 227.

7. Ignatyev M. B., Pinigin G. I. Linguo-combinatorial simulation of Universe. XXV General Assembly of International Astronomical Union. Australia, Sydney, July 13 – 26, 2003, IAU 01105.

8. Ignatyev M. B. The study of the Adaptation Phenomenon in Complex System. AIP conference proceedings, vol. 839, Melville, New York, 2006, pp. 322 – 330.

9. Ginzburg I. F. Unsolved problems in fundamental physics [Nereshennye problemy fundamentalnoy fiziki]. Uspekhi fizicheskikh nauk (Advances in Physical Sciences), Vol. 179, №5, 2009, pp. 525 – 529. DOI: 10.3367/UFNr.0179.200905d.0525

10. Ignatyev M. B. The Necessary and Sufficient Conditions for Nanorobots Synthesis [O neobkhodimykh i dostatochnykh usloviyakh sinteza nanorobotov]. Doklady Akademii Nauk (Proceedings of the Academy of Sciences), 2010, Vol. 433, №5, pp. 613 – 617.

11. Ignatyev M. B. Cybernetic Picture of the World. Theory of Complex Systems [Kiberneticheskaya kartina mira. Teoriya slozhnykh sistem]. Saint Petersburg, GUAP, 2011, 448 p.

12. Ignatyev M. B. Linguo-combinatorial Simulation of Complex Systems. Journal of Mathematics and System Science, Vol. 2, №1, 2012, pp. 58 – 66.

13. Computational Science: Ensuring America’s Competitiveness. President’s Information Technology Advisory Committee. Washington D.C., May 27, 2005.

14. Ignatyev M. B. Robots, Avatars and People as Systems with Structured Uncertainty [Roboty, avatary i lyudi kak sistemy so strukturirovannoy neopredelennostyu]. Materialy Vserossiyskoy mezhdistsiplinarnoy konferentsii «Filosofiya iskusstvennogo intellekta» (Proceedings of the All-Russian conference «Philosophy of artificial intelligence»), Moscow, IF RAN, 2005, pp. 105 – 110.

15. Ignatyev M. B., Nikitin A. A., Nikitin A. V., Reshetnikova N. N. Architecture of Virtual Worlds [Arkhitektura virtualnykh mirov]. Saint Peterburg, Politekhnika, 2005, 104 p.

16. Reut D. V. Large-scale systems: methodology, management, controlling [Krupnomasshtabnye sistemy: metodologiya, upravlenie, kontrolling]. Moscow, MGTU im. Baumana, 2013, 182 p.

17. Ignatyev M. B. The Regularity of Change of Adaptation Abilities in the Life Cycle of Complex Evolving Systems [Zakonomernost izmeneniya adaptatsionnykh vozmozhnostey v zhiznennom tsikle slozhnykh razvivayuschikhsya sistem]. Diplom № 25-S na otkrytie v oblasti kibernetiki i sistemnogo analiza s prioritetom ot 28.06.1963 (Diploma on a Discovery in the Field of Cybernetics and System Analysis with Priority from 28.06.1963).

18. Dmitriev V. I. About the Methods of Solving Inverse Problems [O metodakh resheniya obratnykh zadach]. Vestnik MGU, seriya 15 «Vychislitelnaya matematika i kibernetika» (The Moscow University Herald, Series 15, Computational Mathematics and Cybernetics), №4, 2001, pp. 3 – 7.

19. Leontev D. A. Sense psychology – Nature, Structure and Dynamics of Semantic Reality [Psikhologiya smysla – priroda, stroenie i dinamika smyslovoy realnosti]. Moscow, Smysl, 1999.

20. Stepin V. S. Theoretical Knowledge [Teoreticheskoe znanie]. Moscow, Progress-Traditsiya, 2003. 744 p.

21. Leybnits G. V. Monadology [Monadologiya]. Sochineniya, Tom 1 (Works, Vol. 1). Moscow, Mysl, 1982, 636 p.

22. Derrida J. Writing and Difference [Pismo i razlichie]. Saint Petersburg, Akademicheskiy proekt, 2000, 430 p.

23. Yastrebov V. S., Ignatyev M. B., Kulakov F. M., Mikhaylov V. V. Underwater Robots [Podvodnye roboty]. Leningrad, Sudostroenie, 1977, 368 p.

24. Ignatyev M. B., Ilevskiy B. Z., Klauz L. P. Simulation of the System of Machines [Modelirovanie sistemy mashin]. Leningrad, Mashinostroenie, 1986, 304 p.

25. Ignatyev M. B. Semantics and Self-organization in Nanoscale Physics. International Journal on Computing Anticipatory Systems. Ed. D. Dubois, CHAOS, Belgium, Vol. 22, 2008, pp.17 – 23.

26. Ignatyev M. B. Universe as Self-Organizational System. International Journal of Computing Anticipatory Systems. Ed. D. Dubois, CHAOS, Belgium, Vol. 23, 2010, pp. 202 – 214.

27. Ignatyev M. B. Information Technologies in micro-, nano- and Optoelectronics [Informatsionnye tekhnologii v mikro-, nano- i optoelektronike]. Saint Petersburg, GUAP, 2008, 200 p.

28. Ignatyev M. B. Crisis as the Property of Complex Systems. Journal of World Economic Research, USA, 2012, December, Vol.1, №1. pp.1 – 5.

 

Ссылка на статью:
Игнатьев М. Б. Кризис как имманентное свойство сложных социально-экономических систем // Философия и гуманитарные науки в информационном обществе. – 2013. – № 1. – С. 25–44. URL: http://fikio.ru/?p=155.

 
© М. Б. Игнатьев, 2013

 

Уважаемые коллеги!

Перед вами первый номер сетевого издания – журнала «Философия и гуманитарные науки в информационном обществе».

 
Актуальность и недостаточная изученность проблем развития современного общества не вызывают сомнений. В нашем издании предлагается широкий подход к их исследованию. Во-первых, наш подход включает в себя разработку концепции информационного общества как такового в единстве с изучением общефилософских проблем его развития и конкретно-научных исследований, которые дадут эмпирический материал для последующих философских обобщений. Во-вторых, мы будем публиковать работы по историческим аспектам (например, история науки), содержащие в себе взгляд на те или иные события прошлого с точки зрения современности, то есть науки информационной эпохи.
 
Охват в одном журнале проблем философии, теории культуры, филологии, истории, социологии, психологии и педагогики, юриспруденции, политологии может показаться чрезмерно широким. Мы, однако, надеемся, что именно материалы этого обширного массива знаний дадут возможность составить достаточно полную, репрезентативную картину развития информационного общества.
 

Уже в первом номере мы постарались охватить несколько аспектов изучения информационного общества.

 

Рубрика «Философия информационного общества» начинается статьей главного редактора, в которой обсуждаются наиболее известные теоретические подходы к этой теме. Делается вывод о том, что научный анализ изменений, происходящих в современную эпоху, заставляет переосмыслить ряд глубинных представлений фундаментальных разделов философии (в частности, социальной философии) – о природе искусственного интеллекта, человеческого труда, механизмов взаимодействия материальных и духовных явлений. Заслуженный деятель науки и техники Российской Федерации профессор М. Б. Игнатьев рассматривает механизмы возникновения и протекания кризисов в сложных социально-экономических системах, предлагая для контроля над ними, в частности, разработанные и практически опробованные им методы лингво-комбинаторного моделирования. Профессор В. Д. Комаров показывает, как новаторские идеи В. И. Вернадского позволяют лучше понять перспективы развития постиндустриального общества.

 

В разделе «Теория и история культуры» обсуждаются сложные и неоднозначные пути развития современного искусства (доцент Е. Е. Прилашкевич), предлагается историческая реконструкция повседневной культуры революционной эпохи 1917 года (доцент А. В. Карпов). Читателям предлагается историко-культурологическая реконструкция эпохи А. С. Пушкина в ее взаимосвязи с культурной средой современного Петербурга – эссе доктора культурологи И. А. Манкевич.

 

Наконец, в рубрике «Из истории отечественной науки» впервые публикуется оригинальный научный труд ученика Ивана Петровича Павлова, физиолога и психиатра Викторина Сергеевича Дерябина (1875-1955). В его работе сделана смелая даже с точки зрения современной науки и научно обоснованная попытка проследить связь между социальной (классовой) психологией и психофизиологическими процессами в человеческом организме (публикация О. Н. Забродина). Работа снабжена комментариями доктора медицинских наук О. Н. Забродина и доктора философских наук С. В. Орлова.

 

Мы надеемся, что именно широкий междисциплинарный научный подход позволит человеку информационной эпохи лучше понять то общество, в котором мы живем.

 

Мы рады пригласить к сотрудничеству всех исследователей, для которых представляет интерес тематика нашего журнала. Будем внимательно изучать все предложения, участвовать в дискуссиях.

 

Выпуск журнала планируется четыре раза в год.

 

14 июля 2013 г.                                Редакционная коллегия