Философия

Предостережение Всемирной метеорологической организации Парижской конференции по климату 2015

УДК 008.2; 502.316; 502.335

Малкин Иосиф Гиллевич – эксперт, руководитель информационно-аналитического отдела сетевого журнала «Философия и гуманитарные науки в информационном обществе», Москва, Россия.

E-mail: brilliant_99@mail.ru

196135, Россия, Санкт-Петербург, ул. Гастелло, д.15,

тел.: 8(812) 708-42-13.

Авторское резюме

Состояние вопроса: В декабре 2015 года в Париже состоялась масштабная международная конференция по климату (КС–21). Конференция завершилась принятием нового международного многостороннего соглашения о противодействии изменению климата на период после 2020 года, которое придёт на смену Киотскому протоколу к Рамочной конвенции ООН об изменении климата.

Накануне Парижской конференции Всемирная метеорологическая организация (ВМО) предоставила сторонам предварительные заявления ВМО о состоянии климата в 2015 году и в течение пятилетнего периода 2011–2015 годов для содействия успеху предстоящих сложных переговоров по климату.

Эти заявления наряду с 5-м докладом Межправительственной группы экспертов по изменению климата ООН (МГЭИК) должны были рассматриваться сторонами в качестве ключевой научно-информационной базовой основы предстоящего переговорного процесса в соответствии с поставленными ООН глобальными целями по решению проблем изменения климата.

Учитывая особую важность и актуальность Парижской конференции по климату 2015, следует провести всестороннее междисциплинарное объективное научное исследование итогов КС–21 в свете определения эффективных путей обеспечения и достижения обязательств и намеченных целей Парижского соглашения по климату.

Результаты: Проведённый информационно-аналитический обзор предварительных заявлений о состоянии климата в 2015 году и пятилетнего периода 2011–2015 годов, представленных ВМО участникам Парижской конференции по климату 2015, наглядно демонстрирует и подтверждает важность изложенных в отчётах фактов и тревожных выводов о состоянии глобального климата. К данной работе были привлечены специальные, относящиеся к рассмотрению данной проблемы, материалы ООН, НАСА и др.

Эти заявления ВМО убедительно свидетельствуют о произошедших под влиянием антропогенной деятельности серьёзных и угрожающих нарушениях в климатической системе Земли и о необходимости скорейшей реализации целей Парижского соглашения по климату 2015.

Согласно данным Всемирной метеорологической организации, глобальное изменение климата, обусловленное человеческой деятельностью, вызывает рост концентрации парниковых газов в атмосфере и сопровождается участившимися экстремальными погодными явлениями и катаклизмами в различных районах земного шара. Всё чаще наблюдаются разрушительные наводнения, суровые засухи, обширные и длительные тепловые волны, лесные пожары, ураганы и т. д.

Особую тревогу вызывает повышение глобальной температуры, подъём уровня моря, подкисление и потепление мирового океана, беспрецедентное по своим масштабам таяние льдов Арктики.

Область применения результатов: Предложенный подход к изучению итогов Парижской конференции по климату с применением метода исторической реконструкции и проведённый анализ предварительных заявлений ВМО о состоянии современного климата позволяют критически оценить достигнутые на конференции результаты и привлечь широкие круги научной общественности и гражданского общества к решению острых проблем экологического кризиса.

Выводы: Представленные Парижской конференции по климату 2015 предварительные заявления ВМО о состоянии климата в 2015 году и пятилетнего периода 2011–2015 годов полностью подтверждают выводы и прогнозы 5-го доклада Межправительственной группы экспертов ООН по изменению климата (МГЭИК). Они свидетельствуют об огромных рисках, возникающих в связи с возможной отсрочкой принятия мировым сообществом глобальных мер по радикальному сокращению выбросов парниковых газов.

Ключевые слова: изменение климата; экология; устойчивое развитие; окружающая среда; деградация экосистем; антропогенное воздействие; конференция по климату.

Warning of the World Meteorological Organization to the Paris Climate Change Conference 2015

Malkin Joseph Gillewicz – Expert, Head of Information-analytical Department of the network journal “Philosophy and Humanities in Information Society”, Moscow, Russia.

E-mail: brilliant_99@mail.ru

15, Gastello St., Saint Petersburg, 196135, Russia,

tel: 8 (812) 708-42-13.

Abstract

Background: In December 2015, a large-scale International Conference on Climate Change (COP21) was held in Paris.

The conference adopted a new international multilateral agreement to counteract climate change after 2020. The agreement will succeed the Kyoto Protocol to the United Nations Framework Convention on Climate Change.

On the eve of the Paris conference, the World Meteorological Organization (WMO) submitted to the parties the provisional statement on the climate in 2015 and the provisional statement on the Status of Global Climate in 2011–2015 in order to make a success of the upcoming difficult negotiations.

Along with the Fifth Assessment Report (AR5) of the United Nations Intergovernmental Panel on Climate Change (IPCC) the parties considered these statements to be the scientific information framework for the upcoming negotiations according to the global goals set by the UN to respond to climate change.

Taking into account the particular importance and topicality of the Paris Climate Change Conference 2015 it is necessary to carry out the comprehensive multidisciplinary objective research of the Paris Climate agreement results in order to identify effective ways to ensuring and achieving the commitments and targets of the Paris climate agreement.

Results: The conducted information and analytical review of preliminary statements on the state of the climate in 2015 and the five-year period of 2011–2015 presented by WMO to the Paris Climate Conference 2015 clearly demonstrates and confirms the importance of the facts presented in the reports and the inescapable conclusions on the state of global climate. This article uses the materials of the United Nations, NASA, and some other organizations related to the study of this issue.

The statements of WMO convincingly indicate the dramatic and fundamental changes that occurred in the climatic system of the Earth under the influence of anthropogenic activities. They stress the need for the fastest implementation of the global goals formulated in the Paris climate agreement 2015.

According to the data of the World Meteorological Organization, global climate change caused by human activity results in the greenhouse gas concentration increase in the atmosphere and is followed by frequent exceptional weather events and cataclysms. Disastrous floods, severe droughts, extensive and prolonged heat waves, forest fires, hurricanes, etc. are becoming much more frequent.

Increased average global temperature, sea level rise, acidification and the world ocean warming, unprecedented in its scope ice melting in the Arctic are of particular concern.

Research implications: The proposed approach to the study of the Paris climate conference outcome using the method of historical reconstruction and the analysis of the WMO preliminary statements on the global climate state allow to evaluate critically the results of COP21 and to invite the academic community and civil society to meet this environmental challenge.

Conclusion: The provisional statement on the climate in 2015 and Provisional Statement on the Status of Global Climate in 2011–2015 submitted to the Paris Climate Change Conference 2015 fully confirms the conclusions and forecasts of the Fifth Assessment Report (AR5) of the United Nations Intergovernmental Panel on Climate Change (IPCC). They indicate a high risk that increases in connection with a possible delay of taking global measures to reduce greenhouse gases emissions.

Keywords: climate change; ecology; sustainable development; environment; environmental degradation; anthropogenic impact; conference on climate.

Введение

«Проблемы решаются не через приобретение нового опыта, а путем упорядочения уже давно известного»

Людвиг Витгенштейн. «Философские исследования».

Рис. 1. Эмблема конференции.

С 28 ноября по 11 декабря 2015 года в Париже состоялась масштабная международная конференции по климату (КС–21) [COP21]. Это 21-я по счёту конференция по Рамочной конвенции ООН об изменении климата (РКИК ООН) и 11-я сессия Конференции Сторон, служащей проверкой соответствия Сторон Киотскому протоколу (CMP11).

Рис. 2. Конференц-центр Парижской конференции по климату 2015, пригород Парижа Ле-Бурже [8].

КС–21 стала одной из крупнейших дипломатических конференций среди когда-либо организованных ООН, не считая сессий Генеральной Ассамблеи Организации Объединенных Наций в Нью-Йорке. Около 150 глав государств, 195 делегаций стран со всего мира приняли в ней участие.

Общее число участников составило почти 38 000 человек. Принятое на конференции соглашение по климату должно вступить в действие в 2020 году по истечении срока действия Киотского протокола и рассматривается как важный вклад в устойчивое развитие. Соглашение было официально подписано большинством государств мира в апреле 2016 года [1].

Экологический кризис и проблема изменения климата – главные вызовы, стоящие перед человечеством в XXI веке [см.: 2; 3]. Начиная с середины прошлого века, учёные и видные общественные деятели бьют тревогу в связи с деградацией экосистем планеты и изменением климата в результате человеческой деятельности. С начала нового тысячелетия глобальные экологические проблемы приобретают особую остроту. В 5-м докладе межправительственной группы экспертов по изменению климата ООН (МГЭИК) приводятся убедительные факты и доказательства пагубных последствий изменения климата, вызванных антропогенной деятельностью [см.: 4; 5].

Однако предпринимаемых до настоящего времени международных усилий по противодействию угрозе изменению климата явно недостаточно. Киотский протокол по многим причинам не стал действенным средством в борьбе с увеличением глобальной эмиссии парниковых газов.

Главной целью Парижской конференции по климату было принятие нового международного многостороннего соглашения по противодействию изменению климата на период после 2020 года, которое придёт на смену Киотскому протоколу к Рамочной конвенции ООН об изменении климата.

До начала работы КС–21 ООН определила главные глобальные цели, достижения которых помогут существенно снизить риски изменения климата: «Впервые за более чем 20 лет переговоров стремиться достичь юридически обязательного и универсального соглашения по климату с целью удержания уровня глобального потепления ниже 2 °C» с одновременным стремлением сторон не превысить температурный предел 1,5 °C (курсив мой – И. М.) [9].

При заключении глобального соглашения по климату мировым лидерам предстояло ориентироваться на очень сложные многомерные функционально взаимосвязанные задачи, как на региональном, национальном, так и на глобальном уровне, касающиеся целого спектра проблем: экономических, социальных, политических, экологических, научно-технических и т. д.

В статье рассматривается и обосновывается предложение о проведении всестороннего междисциплинарного широкого научного исследования итогов Парижской конференции по климату 2015, принятого на конференции КС–21 соглашения сторон с целью более полного понимания возможности достижения поставленных в соглашении целей по противодействию изменению климата и определение направления путей его дальнейшего совершенствования.

Первый этап такого исследования с применением метода исторической реконструкции принятия на КС–21 нового соглашения сторон по климату представлен в статье развёрнутым информационно-аналитическим обзором специально приуроченных к открытию конференции предварительного заявления о состоянии климата за 2015 год и дополнительного предварительного заявления о состоянии глобального климата в 2011–2015 гг., бюллетеня ВМО по парниковым газам за 2015 год, подготовленных Всемирной метеорологической организацией (ВМО). Совершенно очевидно, что эти важные аналитические и информационные материалы, представленные ВМО, должны были по определению послужить в качестве одного из главных дополнительных и весомых аргументов ООН на переговорах в Париже для выработки действенного и эффективного нового соглашения по климату.

Эти предварительные материалы ВМО следует рассматривать в едином контексте с 5-м Докладом Межправительственной группы экспертов по изменению климата ООН (МГЭИК) и другими докладами МГЭИК. Новые научные данные о состоянии климата, полученные ВМО, должны были быть приняты во внимание политиками и участниками конференции при выработке базовых основополагающих решений Парижского соглашения по климату.

Данные для обобщённых заявлений ВМО о состоянии климата были предоставлены метеослужбами, мировыми исследовательскими центрами и организациями по изучению климата из 191 страны, входящих в структуру ВМО.

К указанным выше материалам ВМО в авторском переводе с английского приобщены также некоторые заслуживающие внимания относящиеся к рассматриваемой проблеме материалы ООН, НАСА и ряда других организаций:

– НАСА (Национальное управление по воздухоплаванию и исследованию космического пространства США);

– НОАА (Национальное управление океанических и атмосферных исследований США);

– Института космических исследований им. Годдарда Национального управления по аэронавтике и исследованию космического пространства США (НАСА) (NASA Goddard Institute for Space Studies);

– Пятый оценочный доклад (ОД 5) МГЭИК;

– Международной организации Оксфам – всемирного массового движения, направленного на преодоление бедности и несправедливости, и другие.

1. Необходимость проведения междисциплинарного исследования итогов (КС–21)

Итоги Парижской конференции по климату 2015 вызвали далеко не однозначную реакцию со стороны как научного сообщества, так и многих общественных и экологических организаций. Естественно предположить, что после относительных неудач по реализации Киотского протокола было чрезвычайно сложно найти на международном уровне приемлемый компромисс в решении проблем изменения климата между всеми участниками переговорного процесса. Поэтому можно считать полезной конструктивную критику принятого на конференции соглашения. Само принятое на конференции соглашение сторон открыто по форме для его постоянного совершенствования. Оно не ограничено по времени и предусматривает априори проведение в обществе широкой междисциплинарной дискуссии относительно его содержания и перспектив достижения указанных в нём целей.

М. П. Завьялова правильно указывает на то, к чему приводит отсутствие конструктивно-критического подхода: «Отсутствие конструктивно-критического подхода неизбежно оборачивается апологетикой – предвзятой защитой, безудержным восхвалением чего-либо вместо объективного анализа» [6, с. 72].

И такую порой не критичную апологетику относительно принятого в Париже соглашения можно, к сожалению, наблюдать в оценках некоторых средств массовой информации и ряда экспертов – так же, как и безудержную его критику.

В связи с этим возникает необходимость на научной междисциплинарной основе с применением методов исторической реконструкции:

– объективно и всесторонне исследовать итоги Парижской конференции по климату 2015;

– выявить:

а) основные причины возникших разногласий и противоречий сторон при выработке соглашения;

б) трудности реализации основных указанных целей данного соглашения;

– определить, какие действия необходимо предпринимать:

а) мировому сообществу – для решения поставленных на Парижской конференции задач по противодействию изменению климата;

б) России – по выработке и реализации эффективных мер по преодолению экологического кризиса и смягчению последствий изменения климата в свете выполнения условий Парижского соглашения по климату и осуществления новой ноосферной индустриализации России – главной задачи страны в XXI веке [7] и т. д.

2. Основа Парижского соглашения по климату

Основа парижского соглашения по климату – заявленные сторонами предполагаемые определяемые на национальном уровне вклады по глобальному сокращению выбросов парниковых газов (ПОНУВ). Парижская конференция по климату 2015 должна была осуществлять деятельность по разработке нового бессрочного соглашения по климату на основании отличающегося от Киотского договора принципа противодействия угрозе изменениям климата. Этот принцип заключался в добровольном принятии сторонами обязательств по значительному сокращению в будущем глобальных объёмов выбросов парниковых газов. До начала конференции 188 стран представили свои ПОНУВ.

2.1. Обобщающий доклад секретариата РКИК ООН по оценке климатических планов 146 стран

30 октября 2015 г. на пресс-конференции в Берлине секретариат Рамочной конвенции ООН об изменении климата (РКИК ООН) представил обобщающий доклад по оценке 146 ПОНУВ по состоянию на 1 октября 2015 года: «146 ПОНУВ включают все развивающиеся страны и три четверти индустриально развитых стран в рамках РКИК ООН, которые охватывают 86 % глобальной эмиссии ПГ, что в четыре раза превышает первый обязательный период действия Киотского протокола – первого международного договора, предусматривающего требуемое сокращение эмиссии индустриально развитых стран».

Было отмечено, что «совместная реализация этих планов поможет существенно снизить глобальную атмосферную эмиссию ПГ. Другой важный вывод проведённого исследования заключается в том, что совокупный эффект реализации ПОНУВ приведёт к снижению глобальной эмиссии на душу населения в ближайшие 15 лет. Кроме того, реализация ПОНУВ приведёт к снижению средней глобальной эмиссии на 8 % к 2025 и 9 % к 2030 году» [10].

«Эти ПОНУВ – заявленные сторонами ПОНУВ – представляют собой не что иное, как значительный, ясно выраженный аванс, выданный глобальным сообществом на осуществление новой эры климатических амбициозных целей. Правительства во всех уголках Земли обозначили посредством ПОНУВ, что они полны решимости сыграть свою положительную роль в противодействии изменениям климата в соответствии с их национальными условиями и возможностями», – сказала Кристиана Фигерес – исполнительный секретарь Рамочной Конвенции ООН об изменении климата (РКИК ООН). «Эти совместно начатые планы в случае их полного осуществления начнут создавать заметную брешь в росте атмосферной эмиссии ПГ. Они представляют собой ту незыблемую основу, на которой могут быть построены всё более значимые амбициозные планы. Я уверена, что эти ПОНУВ – не последнее слово в том, что страны готовы выполнить и достичь во времени предпринимаемого путешествия к будущему с безопасным климатом. И подписанное в Париже соглашение может подтвердить и стимулировать этот переход», – добавила Кристиана Фигерес (курсив мой – И. М.) [10].

Рис. 3. На фото: Кристиана Фигерес – исполнительный секретарь Рамочной Конвенции ООН об изменении климата (РКИК ООН).

Но при этом секретариат РКИК ООН выразил главную озабоченность по поводу реализации глобальной цели – недопущению повышения глобальной температуры выше 2 °C относительно доиндустриального уровня.

Основное препятствие, стоящее перед конференцией, заключалось в том, что даже в случае совместной успешной реализации принятых ПОНУВ глобальная цель по удержанию превышения глобальной температуры на уровне 2 градусов Цельсия, поставленная ООН, по признанию секретариата РКИК ООН, к сожалению, не будет достигнута: «Реализация ПОНУВ даёт возможность ограничить прогноз повышения температуры до примерно 2.7 градуса по Цельсию к 2100 году, но этого совершенно недостаточно. Это всё-таки намного ниже, чем расчётная температура в четыре, пять или более градусов потепления, соответствовавшая многим прогнозам до принятия ПОНУВ», – сказала Кристиана Фигерес (курсив мой. – И. М.) [10].

Независимые экспертные оценки, в частности по данным авторитетного Всемирного института ресурсов, с одной стороны, подтверждают вывод ООН о недостаточности принятых планов по реализации поставленных целей, но, с другой стороны, при этом указывают, что совместная реализация ПОНУВ может привести к более значительному превышению глобальной температуры, чем указано в докладе, представленном секретариатом РКИК ООН: «Исследования показывают, что совместно реализованные ПОНУВ ведут нас по пути глобального потепления 2.7–3.7 °C (средний шанс) относительно доиндустриального периода. Это – улучшение по сравнению с предыдущими тенденциями, которые привели бы к 4–5 °C потепления, но не достигает глобальной цели ограничения потепления ниже 2 °C (3,6 °F)» [11].

3. Пан Ги Мун призвал мировое сообщество действовать незамедлительно

Накануне открытия в Париже конференции по изменению климата генеральный секретарь ООН Пан Ги Мун убеждал мировое сообщество действовать незамедлительно, чтобы достигнуть нового универсального соглашения по климату: «Я довольно оптимистичен и убеждён, что мировые лидеры на этой конференции сторон КС–21 примут очень амбициозное универсальное соглашение по проблеме изменения климата», – сказал господин Пан Ги Мун на пресс-конференции 29 ноября, в воскресенье, в находящемся в Париже главном офисе Образовательной научной и культурной организации ООН (ЮНЕСКО).

Рис. 4. Генеральный секретарь ООН Пан Ги Мун дает интервью для Центра новостей ООН в преддверии конференции КС–21 в Париже, Франция. UN Photo/Rick Bajornas.

Он снова призвал мировое сообщество к решительным действиям: «Мы очень упорно и очень долго работали – теперь настало время действовать. Я видел растущий политический импульс среди государств членов ООН. Они знают, что должны принять решительные меры» [12].

4. Предварительное заявление о состоянии климата за 2015 год Всемирной метеорологической организации

4.1. Недостаточность вкладов по радикальному сокращению выбросов ПГ

Таким образом, ООН прекрасно осознавала, что заявленные сторонами определяемые на национальном уровне вклады (ПОНУВ) по радикальному сокращению выбросов ПГ не достаточны для достижения поставленных конференцией целей, и в Париже предстоят трудные переговоры.

В качестве одного из основных и весомых аргументов в пользу принятия важных для будущего цивилизации решений и внесения соответствующих изменений в позиции сторон ООН было принято решение до начала переговоров представить сторонам КС–21 дополнительную информацию о состоянии глобального климата. С этой целью Всемирная метеорологическая организация (ВМО), специализированное межправительственное учреждение Организации Объединённых Наций в области метеорологии, накануне Парижской конференции выпустила предварительные заявления ВМО о состоянии климата в 2015 году и в период 2011–2015 гг., Бюллетень ВМО по парниковым газам за 2015 год с тем, чтобы:

– ещё раз напомнить участникам Парижской конференции по климату:

а) об имеющихся очень серьёзных нарушениях в климатической системе Земли, произошедших под действием антропогенных факторов;

б) об их ответственности перед нынешними и будущими поколениями за принимаемые решения;

в) о выводе секретариата РКИК ООН, полученного на основании проведённого им анализа принятых странами планов по глобальному сокращению выбросов ПГ и необходимости корректировки принятых ПОНУВ с целью достижения глобальной цели – необходимости недопущения повышения глобальной приземной температуры выше 2 °C относительно доиндустриального уровня;

– придать дополнительный импульс переговорам и направить их в конструктивное русло в целях выработки действенного и эффективного соглашения по климату.

4.2 Определение глобальной температуры

Глобальная температура в этот период определялась по трем основным базам данных:

1.1) Метеорологической службы (Met Office) – Национальной метеорологической службы Великобритании. Служба обеспечивает погодные и связанные с мониторингом климата услуги для Вооруженных сил, правительственных ведомств, общественности, гражданской авиации, торгового флота, промышленности, сельского хозяйства и торговли. Метеорологическая служба – исполнительное агентство, спонсируемое Департаментом бизнеса, энергетики и промышленной стратегии [13];

1.2) Отделением климатических исследований Университета Восточной Англии – одного из ведущих мировых центров по исследованию изменения климата [14].

2. Национальным центром информации об окружающей среде Национальной океанической администрации Америки НОАА (NOAA National Center for Environmental Information).

3. Институтом космических исследований им. Годдарда Национальнго управления по аэронавтике и исследованию космического пространства США (НАСА) (NASA Goddard Institute for Space Studies).

При анализе глобальной температуры также использовались реанализы Европейского центра среднесрочных прогнозов погоды Японского метеорологического агентства.

4.3. ВМО: 2015, вероятно, будет самым теплым из зарегистрированных лет, 2011–2015 гг. – самым теплым пятилетним периодом

Сообщение ВМО начинается с констатации самого главного тревожного фактора: неуклонного роста температуры приземной поверхности Земли и увеличения глобальной эмиссии парниковых газов (ПГ).

По данным Всемирной метеорологической организации (WMO, Женева) от 25 ноября 2015, изменение климата преодолело символический рекорд, спровоцировав экстремальные погодные явления. Глобальная средняя приземная температура Земли в 2015 г., вероятно, будет самой тёплой за всё время регистрации и достигнет символического значения 1 °C выше доиндустриальной эры. Это происходит из-за комбинации сильного Эль-Ниньо и вызванного человеком глобального потепления.

Период 2011–2015 годов был самым тёплым пятилетним периодом за всё время регистрации с множеством экстремальных погодных явлений, особенно периодов сильной жары, под влиянием изменения климата согласно проведённому пятилетнему анализу этого периода ВМО: «Состояние глобального климата в 2015 году войдет в историю по ряду причин. Уровни парниковых газов в атмосфере достигли новых максимумов, а в Северном полушарии весной 2015 года трехмесячная глобальная средняя концентрация СО₂ впервые преодолела барьер 400 частей на миллион. 2015 год, вероятно, будет самым жарким годом за всё время наблюдений. Температура поверхности океана находится на самом высоком уровне с тех пор, как стали проводиться измерения. Вполне вероятно, что порог 1 °C будет пройден, – заявил генеральный секретарь ВМО господин Жарро и заключил, – все это плохие новости для нашей планеты» [15].

4.3.1. Концентрация парниковых газов в атмосфере Земли достигла рекордных отметок

ВМО до начала конференции выпустила ежегодный доклад – Бюллетень ВМО по парниковым газам 2015. В докладе указывается, что количество парниковых газов в атмосфере достигло нового рекордно высокого уровня в 2014 году, продолжая неустанно повышаться, что способствует изменению климата и сделает планету ещё более опасной и неприветливой для жизни будущих поколений.

В Бюллетене Всемирной метеорологической организации по Парниковым газам говорится, что период между 1990 и 2014 гг. характеризовался 36 % увеличением радиационного воздействия – потепление сказывается на нашем климате из-за долгоживущих парниковых газов, таких как углекислый газ (CO₂), метан (CH₄) и оксид азота (N₂O). Это происходит в результате промышленных, сельскохозяйственных и бытовых воздействий.

ВМО также выдвигает на первый план взаимодействие и усиление эффекта от повышения уровня CO₂ и водяного пара, который является основным парниковым газом, хотя и не долгоживущим. Более тёплый воздух удерживает больше влаги, и поэтому увеличение температуры на поверхности, вызванное СО₂, приведёт к росту мирового уровня паров воды, еще более усугубляя «парниковый эффект». Дальнейшее увеличение концентрации CO₂ приведёт к непропорционально высокому увеличению тепловой энергии и потеплению от водяных паров [см.: 16; 17].

Рис. 5. Мишель Жарро.

«Каждый год мы сообщаем о новом рекорде концентрации в атмосфере парниковых газов, – заявил генеральный секретарь ВМО Мишель Жарро. – Каждый год мы говорим, что время уходит. Мы должны действовать сейчас, чтобы сократить выбросы парниковых газов, если мы хотим иметь шанс сохранить рост температуры на приемлемом уровне» (курсив мой. – И. М.).

В то же время проведённые исследования показывают: атмосферные концентрации CO₂ – важнейшего долгоживущего парникового газа – в 2014 году составляла 397,7 частей на миллион (промилле). В Северном полушарии концентрация CO₂ пересекла символически значимый уровень 400 промилле весной 2014 года, когда эмиссия CO₂ имеет наиболее высокое значение. Весной 2015 года средняя глобальная концентрация CO₂ превысила барьер 400 промилле.

«Мы скоро будем жить с глобально усредненными уровнями CO₂ выше 400 частей на миллион в качестве постоянной реальности, – заявил господин Жарро. – Мы не можем видеть CO₂. Это невидимая угроза, но вполне реальная. Это означает, будут жарче глобальные температуры, более экстремальными погодные явления, а также периоды сильной жары и наводнений, таяние льдов, повышение уровня моря и увеличение кислотности океанов. Сейчас мы вступаем в неизведанную территорию со страшной скоростью. <…> Избыточная энергия захватывает CO₂ и другие парниковые газы, нагревает поверхность Земли, что приводит к увеличению в атмосфере количества водяного пара, который, в свою очередь, генерирует и захватывает ещё больше тепла. <…> Двуокись углерода остается в атмосфере в течение сотен лет, и в океане ещё дольше. Прошлое, настоящее и будущее выбросов будет иметь совокупное влияние на глобальное потепление и подкисление океана. Законы физики не подлежат обсуждению», – предостерёг М. Жарро (курсив мой – И. М.) [16].

4.3.2. Имеются знания и инструменты, чтобы действовать

Но Мишель Жарро подал политикам ещё один важный сигнал о необходимости решительных действий, указав, что у них есть все необходимые для этого инструменты по противодействию изменению климата и напомнив им об их ответственности за будущие поколения. «Выбросы парниковых газов, которые являются причиной изменения климата, можно контролировать. У нас есть знания и инструменты, чтобы действовать. У нас есть выбор. У будущих поколений его не будет. <…> К этому следует добавить, что мы являемся свидетелями мощного Эль-Ниньо, который по-прежнему набирает силу. Это влияет на погодные условия во многих частях мира и привело к исключительно тёплым погодным условиям октября. Общее воздействие потепления в этом Эль-Ниньо, как ожидается, продолжится в 2016 году», – заявил господин Жарро.

4.3.3. Основные события: Эль-Ниньо

Воздействие сильного Эль-Ниньо 2015 на глобальные температуры, вероятно, продолжится и после пика Эль-Ниньо. Эль-Ниньо и Ла-Нинья – сложные метеорологические явления, происходящие в результате изменений в океанских температурах в экваториальной зоне Тихого океана.

Однако другие последствия уже ощутимы. В начале октября 2015 г. НОАА заявило, что рекордные глобальные температуры океана привели к глобальному обесцвечиванию кораллов. Это началось в северной части Тихого океана летом 2014 года и распространяется в южной части Тихого океана и в Индийском океане в 2015 году» [15].

4.3.4. Повышение уровня потепления океана и уровня моря

«Океаны поглощает более 90 % энергии, которая накопилась в климатической системе в результате антропогенных выбросов парниковых газов, что приводит к повышению температуры и уровня моря. В первые девять месяцев 2015 года глобальное теплосодержание как верхнего уровня океанов (700 метров), так и уровня 2000 метров от поверхности Мирового океана достигло рекордных значений. Последние оценки глобального уровня моря показывают, что его глобальный средний уровень в первом полугодии 2015 года оказался максимальным с начала спутниковых наблюдений в 1993 году» [15].

Данный вывод ВМО относительно теплосодержания мирового океана полностью соответствует выводам 5-го Доклада МГЭИК: «Повышение температуры океана является главным фактором, способствующим увеличению энергии, накапливаемой в климатической системе. На долю океана приходится 90 % энергии, аккумулируемой за период с 1971 по 2010 годы. Почти определённо установлено, что верхний уровень океана (0–700 м) нагревался с 1971 по 2010 год и, вероятно, нагревался в период между 1870 и 1971 годами» [18, с. 6]. «Нагрев мирового океана несёт много негативных последствий для климатической системы, флоры и фауны океана и опасен, прежде всего, тем, что по мере нагрева водяных масс, исходя из законов физики, вода увеличивается в объёме, что приводит к подъёму уровня мирового океана, а это, в свою очередь, содействует таянию ледников и снеговых покровов» [15].

В заявлении ВМО конкретизируются районы наибольшего потепления мирового океана: «Значительное потепление было зарегистрировано на больших акваториях Мирового океана. В тропической части Тихого океана было значительно теплее, чем в среднем, более, чем на 1 °C было теплее на большей части Центральной и Восточной экваториальной части Тихого океана, в соответствии с зарегистрированным сильным Эль-Ниньо. Северо-восточная часть Тихого океана, большая часть Индийского океана и районов в Северной и Южной Атлантике были значительно теплее средних значений. Территории к югу от Гренландии и далеко на юго-западе Атлантики были значительно холоднее, чем в среднем» [15].

4.3.5. Региональные температуры

Региональные температуры отличались значительными отклонениями от средних значений и местами были рекордными по своей величине: «Температуры значительно выше средних были зафиксированы в большинстве наблюдаемых зон земной поверхности. Особенно это было заметно в западной части Северной Америки, а также на больших пространствах Южной Америки, Африки и Южной и Восточной Евразии.

В Китае с января по октябрь наблюдался самый теплый период за все время наблюдений. В России месяцы с января по октябрь тоже были самыми тёплыми за всё время наблюдений со средними температурами на 2,10 °C выше долгосрочных средних. На африканском континенте 2015 год в настоящее время считается вторым среди самых тёплых лет за время наблюдений. Австралия испытала самый тёплый октябрь, и тепловые волны в начале месяца установили новые рекорды для начала тёплого сезона.

Одной из особенно холодных областей была Антарктика, где сильные аномалии в атмосферных явлениях, известных под названием Южный кольцевой режим, продолжались несколько месяцев. В восточных областях северной Америки температуры были ниже средних в течение года.

После теплого января по сентябрь Аргентина испытала самый холодный октябрь за всё время наблюдений» [15].

«Южной кольцевой режим (SAM), также известный как Антарктическое колебание (Antarctic Oscillation, ААО) описывает движения с севера на юг вокруг Антарктиды западной зоны ветров, которые преобладают в средних и высоких широтах Южного полушария» [19].

4.3.6. Тепловые волны

«Главная тепловая волна затронула Индию в мае и июне со средними максимальными температурами, превысившими на большом временном протяжении в некоторых областях страны 42 °C и 45 °C. В южном Пакистане температуры превысили 40 °C в июне» [15].

Тепловые волны затронули Европу, северную Африку и Ближний Восток в течение конца весны и лета, при этом установив 6 новых температурных рекордов. В мае высокие температуры были зафиксированы в Буркина-Фасо, Нигерии и Марокко. Испания и Португалия также ощутили необычно высокие температуры. Июль принес периоды сильной жары на большой площади на севере Дании, на юге Марокко и на востоке Ирана. В начале августа Иордания испытала тепловую волну, в то время как Вроцлав (Польша) испытал небывалую высокую температуру 38.9°C 8 августа. Высокая температура сохранялась в сентябре, охватывая далее Восточную Европу.

В течение весны 2015 года в Южной Африке температуры рекордно высокого уровня превышались на регулярной основе [см.: 15].

4.3.7. Дожди и засухи

В заявлении отмечено, что наибольшее количество осадков выпало в южных районах США, Мексики, Боливии, Южной Бразилии, Юго-Восточной Европы, районах Пакистана и Афганистана. В январе проливные дожди вызвали наводнения в Малави, Зимбабве и Мозамбике. Сильные осадки оказали воздействие на такие страны, как Марокко, Алжир и Тунис.

«Особо сильные осадки выпали в нескольких районах Буркина-Фасо и Мали. В Чили в марте в результате осадков произошли наводнения и оползни. В августе прошёл сильный дождь в Буэнос-Айресе, в Аргентине установлено несколько месячных и дневных дождевых рекордов в течение месяца. В Мексике был самый влажный март (с 1941 года). На континентальной части США май был в целом самым влажным месяцем за 121 год наблюдений. В период с мая по октябрь в Китае прошли 35 сильных дождей. В последующие месяцы от наводнений пострадали 75 миллионов человек. По оценкам экономический ущерб составил 25 миллиардов долларов» (курсив мой. – И. М.) [15].

Долгосрочный характер осадков может быть скрыт за большой изменчивостью в краткосрочные периоды. В 2015 году было много случаев, когда за 24 часа непрерывное выпадение осадков превысило нормальные среднемесячные нормы. Например, в марокканском городе Марракеше выпало 35,9 мм осадков за один час в августе, что более чем в 13 раз превышает ежемесячную норму. В Пакистане во время муссонов на одной из станций зафиксировано 540 мм осадков в течение 24 часов при годовой норме 336 мм.

Сухие области включали Центральную Америку и Карибский бассейн, северо-восток Южной Америки, в том числе Бразилию, части Центральной Европы и России, части Юго-Восточной Азии, Индонезии и Южной Африки. В западной части Северной Америки длительные засухи продолжались. Бассейны рек на территории Запада зависят от снежного покрова, являющегося их водным ресурсом. 1 апреля запасы воды в снежном покрове составили 5% от нормальных показателей.

Сухая и тёплая погода наблюдалась на большей части Запада США в течение года, способствуя развитию природных пожаров. На Аляске в мае в более чем 400-х пожарах сгорели 728000 га, побив предыдущий рекорд в 216 пожаров и 445000 гектаров. Сообщалось, что на Аляске в июле горят почти 2 млн. га. В течение лета было зафиксировано более 700 пожаров. В августе большими пожарами были охвачены все территории Северо-Запада. И в штате Вашингтон случился крупнейший пожар за всё время наблюдений [15].

4.3.8. Сообщения НАСА относительно пожаров в районе Аляски

«С помощью спектрометров, установленных НАСА на спутниках Терра, – (от лат. «земля») и Аква (от лат. «вода»), позволяющих формировать изображения со средним разрешением (MODIS), удалось получить модифицированные искусственные цветные изображения лесов Аляски. Эти изображения выполнены 14 июня 2015 года перед началом пожароопасного сезона и 1 сентября 2015 года после того, как главные пожары удалось взять под контроль. Изображения включают комбинацию инфракрасного и видимого света, чтобы увеличить видимый контраст между выжженными участками Земли и зелёными насаждениями или голой землёй. Следует обратить внимание, что большинство видимых шрамов красноватого цвета от пожаров образовались в это лето, хотя некоторые уже существовали в самом начале летнего периода» [20] (см.: рис. 6; рис. 7).

Рис. 6. Снимок 1 сентября 2015.

Рис. 7. Снимок 14 июня 2015 года. NASA image by Jeff Schmaltz, Caption by Adam Voiland [20].

Следует дать некоторые пояснения по поводу такого сложного инструмента, как спектрометр, применяемого для фотографирования поверхности Земли со спутников: «Спектрометр с формированием изображений со средним разрешением (MODIS) был разработан для запуска на первом космическом аппарате системы наблюдения Земли (AM) в середине 1998 года. Этот инструмент запроектирован с целью изучения системных процессов Земли и включает 36 диапазонов для исследования океанографических, атмосферных и других явлений поверхности Земли. Инструмент MODIS являлся объектом проектирования и разработки в течение прошлых 10-ти лет, с завершением технической модели (EM) в середине 1995 года, и теперь приближается к завершению первой стадии космического полета – протополёта модели (PFM)» [21].

4.3.9. Тропические Циклоны

«В целом в общей сложности 84 тропических циклона образовались между началом года и 10 ноября, по сравнению со среднегодовыми показателями 1981–2010 гг. – 85 тропических штормов. Ураган Патрисия, который обрушился на Мексику 24 октября, был сильнейшим ураганом за всё время наблюдений в Атлантике или на востоке северной части бассейна Тихого океана, с максимальной постоянной скоростью ветра до 320 км/час. В Северо-Западном бассейне Тихого океана были зафиксированы 25 из упомянутых циклонов.

Шесть тайфунов, три из которых были наиболее сильными, обрушились на Китай. Общий экономический ущерб оценивается в сумму 8 млрд. долларов» [15].

Из других сообщений об урагане Соуделор: «Тайфун “Соуделор” напрямую обрушился на Сайпан, Северные Марианские острова 2 августа 2015, нанеся островам значительный ущерб. 3 августа он стал самым сильным циклоном в году, при этом скорость ветра достигала 287 км/ч (178 миль/ч).

Рис. 8. Полный вид полушария Земли с ураганом Патрисия, очерченного кругом. Credit: NOAA/NASA [22].

В 03:00 UTC на 7 августа Тайфун “Соуделор” сопровождался максимальными длительными ветрами 194 км/ч (120 миль/ч) с порывами ветра до 240 км/ч (150 миль/ч).

Около 12:00 по Гринвичу 8 августа ураган Соуделор сделал свой третий заход на побережье. На этот раз он обрушился на восточное побережье Китая, недалеко от Цюаньчжоу, с максимальной устойчивой скоростью ветра около 148 км/ч (92 миль/ч). Это соответствует 1-й категории эквивалента силы ветра по шкале ураганов Саффира-Симпсона» [23].

«Шкала Саффира-Симпсона – шкала классификации ветров ураганов в соответствии с установленным рейтингом от 1-го до 5-го, составленным на основе оценки устойчивой скорости ураганного ветра. Эта шкала оценивает вызванный ураганами потенциальный ущерб. Ураганы, достигая категории 3 и выше, считаются крупными ураганами из-за их опасных потенциальных последствий для жизни людей и причинённого ими материального ущерба. Однако категории ураганов 1 и 2 всё же опасны и требуют принятия профилактических мер. На северо-западе Тихого океана, термин “супертайфун” используется для тропических циклонов, скорость ветра которых превышает 150 километров в час» [24].

Рис. 9. 6 августа в 00:06 по Гринвичу система GPM зафиксировала сильный дождь, вызванный тайфуном Соуделор с величиной осадков около 70 мм (2,4 дюйма) в час в полосе бури к юго-западу от центра. Credits: NASA/JAXA, Hal Pierce [23].

Рис. 10. Повреждение деревьев в Тайбэе (Китай) после пронёсшегося там тайфуна Соуделор, бушевавшего 8 августа 2015 года. CC BY-SA 4.0 Снимок сделан 9 августа 2015г [25].

«В северной части Индийского океана сформировались 4 циклона. Осадки, связанные с тропическим штормом Комен, способствовали сильным наводнениям и оползням в Мьянме. Йемен пострадал от беспрецедентного по силе циклона в начале ноября.

В южной части тихого океана наблюдались штормы с характерными названиями. Тропический циклон Пэм 5-й категории вызвал оползни в Вануату (тихоокеанское государство в Меланезии – И. М.), разрушив много домов» [15].

Из других сообщений об урагане Пэм: «Центр урагана достигал скорости 270 км/ч. Стихийное бедствие нарушило коммуникации по всей стране и не оставило практически камня на камне от жилого фонда столицы страны Порт-Вила.

Около 260 тысяч жителей страны в результате урагана испытали жилищные проблемы. Президент Вануату Балдвин Лонсдейл заявил, что большая часть населения страны осталась без крова после удара стихии» [26].

Рис. 11. Ураган Пэм [26]

Рис. 12. 15 марта в 02:05 по Гринвичу прибор MODIS на борту спутника Aqua НАСА запечатлел это видимое изображение сурового тропического циклона «Пэм» на севере Новой Зеландии в то время, когда он трансформировался в экстра-тропический циклон. Image Credit: NASA Goddard MODIS Rapid Response Team [см.: 27; 28].

4.3.10. Арктика и Антарктика

«С тех пор как в конце 1970-х годов начали вестись систематические спутниковые наблюдения, фиксируется общее снижение протяжённости морского льда в Арктике в течение сезонного цикла. В 2015 году суточный максимальный объём ледяных покровов на 25 февраля 2015 года был самым низким – 14,54 млн. км². Минимальная протяжённость льда была зафиксирована 11 сентября, когда она составила 4,41 млн. км² – четвертая самая низкая по значению за время регистрации спутниками.

В Южном полушарии суточная максимальная протяжённость морского льда составила 18,83 млн. км² и была зафиксирована 6 октября в Антарктиде. Это 16-я по значению величина по максимальной степени протяжённости морского льда в соответствии со спутниковыми наблюдениями. Минимальная протяжённость ледяного покрова зарегистрирована 20 февраля и составила 3,58 млн. км² – 4-я по значению за время регистрации.

4.3.11. Причинная связь изменения климата

Результаты научных исследований показывают, что многие экстремальные явления в 2011–2015 годах, особенно те, которые касаются высоких температур, с определенной вероятностью возникавшие в течение определенного периода времени, существенно возросли в результате антропогенного изменения климата – в 10 или в некоторых случаях больше чем в 10 раз. Из 79 исследований, опубликованных в Бюллетене американского метеорологического общества за период между 2011 и 2014 годами, в более чем половине случаев содержат выводы, что антропогенное изменение климата способствовало экстремальным событиям. Наиболее последовательное воздействие антропогенный фактор оказал на сильную жару. В некоторых исследованиях обнаружено, что вероятность наблюдаемых событий увеличилось в 10 раз и более.

Примеры этого влияния – рекордно высокие сезонные и годовые температуры в США в 2012 году и в Австралии в 2013 году, жаркое лето в Восточной Азии и Западной Европы в 2013 году, периоды сильной жары весной и осенью 2014 года в Австралии, рекордное годовое тепло в Европе в 2014 году и Аргентинская жара декабря 2013 года.

Некоторые более долгосрочные события, еще не ставшие предметом официально проведенных исследований, согласуются с прогнозами на ближайшее и долгосрочное изменение климата. Они включают в себя рост случаев многолетней засухи в субтропиках, что проявилось в 2011–2015 годах на юге США, части Южной Австралии и к концу отмеченного периода в Южной Африке. Имели место такие события, как необычно длительный, интенсивный и жаркий сухой сезон в бассейне Амазонки в Бразилии в 2014 и 2015 году, который всё же пока не позволяет с уверенностью сказать, что такое явление может быть только частью долгосрочной тенденции и представляет значительный интерес в контексте потенциальных «критических моментов», – наступление необратимых изменений, – в климатической системе, которые определены Межправительственной группой экспертов по изменению климата.

4.3.12. Методы анализа ВМО

Отчеты ВМО о состоянии глобального климата выполнены на основе материалов, представленных 191 странами – членами ВМО.

Глобальный температурный анализ производился преимущественно на основе трёх дополнительных источников данных, предоставленных Центром им. Гадлея и Отделом исследований климата Метеобюро, Национальным управлением океанических и атмосферных исследований США (НОАА) Национальных центров экологической информации и Институтом космических исследований им. Годдарда (GISS) при Национальном управлении по аэронавтике и исследованию космического пространства США (НАСА). Глобальная средняя температура также оценивается с применением методов реанализа, которые используют систему прогнозирования погоды для объединения многих источников данных с целью обеспечения более полного представления о глобальных температурах. ВМО использует данные реанализа, подготовленные Европейским центром среднесрочных прогнозов погоды и японским Метеорологическим агентством [15].

Таким образом, ВМО подчёркивает, что работа в рамках этой глобальной международной организации осуществляется посредством широкого сотрудничества стран и крупных авторитетных международных организаций, осуществляющих исследования в области климата. И, следовательно, это даёт дополнительное основание полностью доверять полученным результатам коллективных международных исследований в области климата.

Следует обратить особое внимание на представленные в отчёте ВМО красноречивые диаграммы глобальных аномальных температур.

На диаграмме (рис.12) отчётливо показано, что средняя температура на планете растёт с беспрецедентной скоростью.

Две другие диаграммы аномальных температур примечательны, прежде всего, тем, что одна из них связывает ещё недостаточно изученный феномен Эль-Ниньо (красный) и Ла-Нинья с температурными аномалиями, а другая – с географическим месторасположением отдельных областей поверхности Земли.

Рис. 13. Глобальные аномалии среднегодовых приповерхностных температур по данным HadCRUT4.4.0.0 (черная кривая и серая область указывают на диапазон неопределенности, составляющий 95 %), GISTEMP (синяя кривая) и NOAAGlobalTemp (оранжевая кривая). Источник: Центр им. Гадлея Метеобюро.

Global average temperature anomaly (1850–2015) – глобальные аномалии среднегодовых температур (1850–2015 гг.).

Met Office Hadley Centre and Climatic Research Unit – Центр им. Гадлея и Отдел исследований климата Метеобюро.

NOAA National Centers for Environmental Information – Национальный центр информации об окружающей среде НООА.

NASA Goddard Institute for Space Studies – Институт космических исследований им. Годдарда НАСА.

Difference from 1961–1990 average (°C) – Отличие от средних значений 1961–1990 гг. [15].

Рис. 14. Глобальные среднегодовые температурные аномалии (относительно 1961–1990) из расчета в среднем три глобальных комплекта данных по температуре (HadCRUT.4.4.0.0, GISTEMP и NOAA Global Temp) с 1950 по 2014. Средняя температура за 2015 год принята на основе данных с января по октябрь. Столбцы окрашены в зависимости от того, какой год считается годом Эль-Ниньо (красный), а Ла-Нинья года (синий) или ЭНСО–нейтральный год (серый).

Примечание: диапазоны неопределенности не отображаются, но находятся примерно на 0,1°С.

El Nino – Эль-Ниньо

Neutral – нейтральный Эль-Ниньо

La Nina – Ла-Нинья

Anomaly relative to 1961–1990 (K) – Аномалия относительно периода 1961–1990 гг. (K)

Year – Год

Глобальные аномалии среднегодовых температур (относительно 1961–1990 гг.) даны на основе средних значений трех комплектов данных о глобальных температурах (HadCRUT.4.4.0.0, GISTEMP и NOAA GlobalTemp) с 1950 г. по 2015 г. Цвет колонок указывает на то, был ли год классифицирован как год с Эль-Ниньо (красный), с Ла-Нинья (синий) или с нейтральным Эль-Ниньо (серый). Примечание: диапазоны неопределенности не показаны, но составляют около 0,1 °С.

Рис. 15. Средние аномалии температуры за январь–октябрь 2015 от HadCRUT.4.4.0.0, набор данных. Кресты (+) указывают на температуры выше 90-го процентиля, означающие необычное тепло и тире (–) указывают на температуры ниже 10-го процентиля, указывая на необычно холодные условия. Большие кресты и большие тире указывают на температуры вне диапазона 2-го по 98-й процентили. Источник: Центр Гадлея, Метеобюро.

2015 Global Temperature Anomalies – Годовые температурные аномалии 2015 г.

Anomaly (°C) relative to 1961–1990 – Аномалии (°C) относительно 1961–1990 гг. [15].

На последней диаграмме ясно видно, что территория России находится в особой зоне риска повышенных температур.

4.3.13. Что означают температурные аномалии с научной точки зрения

На самом деле определение температурных аномалий – сложная научно-техническая задача. По данным Института космических исследований им. Годдарда НАСА (GISS), «температурные аномалии указывают, насколько теплее или холоднее температура относительно нормальной для конкретного места и времени. Для анализа GISS рассматривает нормальную температуру как среднее значение за 30-летний период 1951–1980 годов для данного места и времени года. Этот исходный период, определяемый для GISS, не универсальный. Следует заметить, что тенденции не зависят от выбора исходного периода: если абсолютная температура в определенном местоположении на 2 градуса выше, чем год назад, это рассматривается как соответствующая температурная аномалия – неважно, какой исходный период выбран, поскольку нормальная температура рассматривается как базисная точка в течение обоих лет.

Следует также обратить внимание на то, что региональные средние аномалии (в особенности глобальные аномалии) вычислены исходя не из текущего абсолютного среднего значения и периода 1951–1980 годов для того или иного региона, а от станционных аномалий температуры. Нахождение абсолютных региональных значений сталкивается со значительными трудностями, которые создают большие неопределенности. Поэтому анализ GISS имеет дело с аномалиями, а не абсолютными температурами» [29].

Анализ поверхности GISS (GISTEMP) является оценкой глобального поверхностного изменения температуры: «Причина, по которой работа ведётся предпочтительнее с аномалиями, а не с абсолютными температурами, заключается в том, что абсолютная температура варьируется заметно по коротким расстояниям поверхности Земли, в то время как ежемесячные или ежегодные температурные аномалии репрезентативны для намного более крупного региона» [29].

В отчёте ВМО приводятся диаграммы теплосодержания океана. На этих диаграммах наглядно показано, как стремительно увеличилось теплосодержание океана в течение не более чем полувека. Это тревожное явление учёные связывают с антропогенной деятельностью.

Рис. 16. Теплосодержание океана до глубины 700 м (сверху) и 2000 м (снизу). Трёхмесячное (красный цвет), годовое (черный цвет) и 5-летний период (синий) средние показатели. Источник: NOAA, NCEI [15].

5. Дополнительное предварительное Заявление ВМО о состоянии климата пятилетнего периода 2011–2015 гг.

Приведём некоторые выдержки из этого заявления.

1) Заявление начинается с констатации одной из наиболее тревожных тенденций изменения климата: «Пятилетний период с 2011 по 2015 год был самым теплым на всей планете периодом за всё время регистрации». При этом было высказано и впоследствии подтверждённое опасение, что 2015 год будет самым тёплым в истории наблюдений [30].

Далее подробно излагаются основные произошедшие за прошедший пятилетний период климатические и погодные аномалии и катаклизмы: «Самым серьёзным по своим последствиям в гуманитарном плане был голод 2011–2012 гг. на Африканского роге, основной причиной которого стала засуха в конце 2010 и 2011 годов. Более чем 250 000 избыточной смертности на Африканском Роге были связаны с этим явлением.

Три тропических циклона, включая тайфун Хайян, совпали с периодом худших климатических катастроф за отчётный период. Каждый из этих циклонов привёл к гибели более 1000 человек на Филиппинах, в то время как Индия и Пакистан пострадали в сопоставимых масштабах от наводнения в 2013 году и жары в 2015 году. Наводнения в Юго-Восточной Азии в 2011 году и ураган «Сэнди» в Карибском бассейне, особенно в Гаити и Соединенных Штатах в 2012 году в сумме причинили экономический ущерб свыше 40 миллиардов долларов США.

Рис. 17. Тайфун Хайян. Image Credit: NOAA

2) Повышенные температуры были широко распространены по всему миру в течение всего данного периода, на суше и в океане.

Температуры в течение 2011–2015 годов были более чем на 1 °C выше среднего значения за период 1961–1990-ых годов в большинстве районов Европы, Азиатской части Российской Федерации и в большинстве остальных районов к северу от 60° с. ш., достигая 3 °C выше средней величины локально на российском Арктическом побережье. Также на 1 °C выше средней температуры было отмечено на большей части арабского региона к югу от Сахары, юго-западе США и северо-западе Мексики.

Глобальная температура океана также была на беспрецедентно высоком уровне.

Две заметные температурные аномалии океана наблюдались в конце отчетного периода.

В конце 2013 года большая площадь очень тёплых вод была в Северо-восточной части Тихого океана, с температурой поверхности на 2 °C выше средней.

Период 2011–2015 годов отмечен большим количеством экстремальных погодных и климатических событий, включая волны холода и тепла, тропические циклоны, наводнения, засухи и сильные штормы.

3) Разрушительные наводнения наблюдались во многих частях мира, вызвав большие человеческие жертвы и приведя к тяжёлым экономическим потерям. Индия и Пакистан подверглись особо тяжёлым по своим последствиям наводнениям.

Эпизодические наводнения привели к значительным человеческим жертвам в течение 2011–2015 годов. Наиболее сильное наводнение случилось в Бразилии, в результате него на севере Рио-де-Жанейро погибли 900 человек.

Наряду с наводнениями в юго-восточной Азии 2011 года произошёл ряд других масштабных наводнений. Наводнения на Дунае и Эльбе бассейнов Центральной Европы в мае-июне 2013 года и в Восточной Австралии (особенно в Квинсленде) в начале 2011 года причинили в обоих случаях экономический ущерб, оцениваемый в десятки миллиардов долларов, хотя эти потери были относительно скромными по сравнению с аналогичными явлениями в Азии.

4) Продолжительные засухи оказали влияние на несколько континентов. Например, Бразилия значительно пострадала от засухи за период 2011–2015 годов. Сухие погодные условия, которые сопровождались повышением температуры обычно на 2–3 градуса выше нормы, способствовали очень высокой пожарной активности. При этом количество пожаров в штате Амазонас в 2015 году было на рекордном уровне.

Общие экономические потери из-за засухи в США в период между 2011 и 2014 годами оцениваются примерно в 60 млрд. долл.

Значительные продолжительные по времени засухи произошли также в Австралии и Южной Африке [30].

Из сообщения организации Оксфам: «В Австралии в период с августа по ноябрь 2013 года произошло более 100 пожаров с беспрецедентным по масштабу уровнем и тяжестью последствий, которые бушевали в штате Новый Южный Уэльс. Австралия пережила в этот период самые жаркие 12 месяцев за всё время наблюдений» [31].

Рис. 18. На фото лесные пожары в Австралийском штате Тасмании 2013. Photo: ToniFish [CC-BY-2.0], via Wikimedia Commons.

ВМО связывает сильные засухи с чрезвычайной пожарной активностью. С середины 2015 года сильные засухи, связанные с Эль-Ниньо, затронули многие районы Индонезии, а также части соседних стран Юго-Восточной Азии и западной части Тихого океана (например, Папуа Новую Гвинею, Вануату и Фиджи). Засушливые условия способствовали исключительно высокому уровню пожаров на островах Суматра и Борнео, вызывавших сильное задымление над большей частью региона. Туманы и дым вследствие пожаров повлекли за собой массу серьёзных последствий в Индонезии, Сингапуре и Малайзии. И, как ожидается, это окажет значительное негативное воздействие на здоровье людей, хотя масштабы этих воздействий пока не определены на момент написания отчёта [30].

Из сообщений НАСА: «5 сентября 2015 года Операционное устройство формирования изображений (Operational Land Imager), установленное на спутнике Ландсат 8 (Landslat 8) зафиксировало картину огромных пожаров. Дым от пожаров распространялся в провинции Джамби на Индонезийском острове Суматра. Модифицированное цветное изображение пожаров было сделано с комбинацией видимого (зеленого) и инфракрасного цвета. Это позволило выделить пожары и сожжённые в результате них участки Земли. Пожары представлены оранжевым цветом, а выжженная Земля окрашена в темно-красный цвет. Синие пятна – расходящиеся по диагонали следы дыма. Голая почва или старые ожоговые рубцы изображены оттенком светло красного цвета. Облака на фотографии белые» [32].

Рис. 19. 5 сентября 2015 года. Credits: NASA Caption by Adam Voiland [32].

5) Несмотря на всеобщее потепление за период 2011–2015 годов были периоды значительных холодов и снежных осадков.

6) Наблюдалось повсеместное таяние льда, за исключением Южного океана. Арктический морской лёд продолжал сокращаться в 2011–2015 годах.

В 2012 году была зарегистрирована минимальная протяжённость морского льда – 39 миллионов квадратных километров, в то же время летняя протяжённость морских льдов в 2011 году была третьей по значению за время регистрации, и в 2015 году она была 4-й по счёту самой низкой, считая с 1979 года, то есть с начала спутниковых исследовательских отчётов.

В летний период поверхности ледникового покрова Гренландии продолжали таять быстрее значений среднего уровня.

Горные ледники также продолжали сокращаться в 2011–2015 годах.

Концентрации долгоживущих парниковых газов в атмосфере продолжали расти в течение 2011–2015 годов.

В 2014 году среднегодовые концентрации в атмосфере углекислого газа (CO₂), метана (CH₄) и окиси азота (N₂O) были, соответственно: 397,7 частей на миллион (ppm), 1833 частей на миллиард (ppb), и 327,1 ppb. (На CO₂ приходится около 65 % от общего радиационного воздействия долгоживущих парниковых газов, на СН₄ – около 17 % и на N₂O – 6 %).

В Бюллетене Парникового газа 2014 ВМО сообщается, что приблизительно 44 % общего количества выбросов CO₂ с 2004 до 2013 годы произошло в результате человеческой деятельности, оставшиеся 56 % были поглощены океанами и земной биосферой.

7) Тропические циклоны. Наиболее разрушительными в 2011–2015 годах были циклоны на Филиппинах, вызвавшие гибель более 1000 человек. В то же время ураган «Сэнди» в 2012 году был одним из крупнейших циклонов с точки зрения экономических потерь от метеорологических катаклизмов в 2011–2015 годах.

Тайфун «Хайянь» («Йоланда») обрушился на восточное побережье Филиппин в ноябре 2013 года. Это был один из самых сильных ураганов в истории. Никогда до этого берег ни в одной точке мира не подвергался в течение 10 минут воздействию ветра с максимальной скоростью 230 км/ч. В результате урагана Хайянь погибло 7800 человек.

Среди наиболее интенсивных тропических циклонов в 2011–2015 гг., наряду с Хайянь и Бопха, выделялся циклон Патрисия, который обрушился на берег в штате Халиско на Западе Мексики в октябре 2015 года. Ураган Патрисия был самым интенсивным циклоном из когда-либо зарегистрированных в Западном полушарии. Скорость ветра достигала 322 км/ч.

Каждый из циклонов Ваши (Sendong) и Бофа (Пабло) был ответственен за более чем 1000 погибших, при этом сотни человек пропали без вести.

Общая глобальная тропическая циклоническая активность была выше нормы в 2013 году, она составила 94 циклона (по сравнению со средним 1981–2010 годами – 85). И этот показатель, особенно из-за количества высокой интенсивности циклонов, был опять выше нормы в 2015 году [30].

8) Антропогенное изменение климата способствовало некоторым экстремальным событиям. ВМО отмечает, что в настоящее время активно развивается область исследования, касающаяся оценки степени влияния антропогенного изменения климата на вероятность отдельных экстремальных событий. В докладе сделан важный вывод относительно причинной связи конкретных экстремальных явлений за отчётный период. Учёные пришли к однозначному выводу, что «наиболее устойчивое влияние антропогенного изменения климата связано с вероятностью возникновения экстремального тепла в различные сроки от нескольких дней до года. Некоторые проведённые некоторые исследования и полученные на их основе данные показывают, что вероятность наблюдаемых опасных явлений увеличилась в 10 и более раз в результате антропогенного влияния» [30]. Такие заключения были сделаны, в частности, на основании следующих явлений:

– рекордные сезонные и годовые температуры в США в 2012 году и в Австралии в 2013 году;

– жаркие летние месяцы в восточной Азии и в западной Европе в 2013 году;

– теплые волны весной и осенью в 2014 году в Австралии;

– рекордное годовое тепло в Европе в 2014 году и теплые волны в Аргентине в декабре 2013 года.

«Было выявлено несколько значительных прямых связей с антропогенным влиянием, хотя в некоторых случаях было установлено, что температурные аномалии поверхности мирового океана играют определенную роль в форсировании циркуляционных сдвигов, которые способствовали экстремальным осадкам. Например, постоянная повышенная средняя температура в тропических районах западной части Тихого океана способствует увеличению риска засухи в Восточной Африке.

Во многих случаях – включая наводнения в Юго-Восточной Азии в 2011 году, засуху на юге Бразилии в 2013–2015 годах и очень влажную зиму в Соединенном Королевстве в 2013–2014 годах – не было выявлено четких доказательств антропогенного влияния на эти события. Но в то же время в некоторых других случаях (например, выпадение тяжёлых осадков в Юго-восточной Австралии в марте 2012 года), было обнаружено некоторое антропогенное влияние, но не на том уровне, на котором его можно было бы уверенно отделить от фоновой естественной изменчивости» [30].

Таким образом, можно заключить: учёные отмечают устойчивые тенденции антропогенного воздействия на изменение климата за отчётный период, но в то же время крайне взвешенно, объективно и доказательно подходят к обоснованию непосредственных связей тех или иных произошедших климатических аномалий и катаклизмов с антропогенным влиянием на чрезвычайно сложную климатическую систему Земли.

6. ВМО в своих заявлениях подвела неутешительный итог антропогенной деятельности

Возвращаясь к замечательному афоризму австрийского философа Людвига Витгенштейна – «проблемы решаются не через приобретение нового опыта, а путём упорядочения уже давно известного», – поставленному эпиграфом к данной статье, из всего вышеизложенного можно сделать следующее выводы.

1) Обо всех пагубных явлениях и последствиях воздействия деятельности человечества на климат и окружающую среду было известно очень давно. И об этом во весь голос настойчиво сообщали миру очень многие учёные и прогрессивные политические и общественные деятели, многочисленные экологические организации и защитники природы и окружающей среды [см.: 2]. Но к их голосу мало прислушивались. И вот налицо результат и тот далеко не утешительный итог, который подвела ВМО в своих заявлениях относительно воздействия человечества на климатическую систему Земли.

2) Представленные в статье прекрасные фотографии, сделанные с помощью спутников из космоса, запечатлевшие экстремальные погодные явления, в сопоставлении с фактами, изложенными в заявлениях ВМО, парадоксальным образом свидетельствуют: выдающиеся успехи цивилизации в освоении космического пространства и достижения технического прогресса странным и непостижимым образом уживаются с проявлениями видимой беспомощности и неспособности человечества решать комплекс жизненно важных проблем, от которых зависит будущее всей планеты и жизни на Земле.

3) Факты, изложенные в предварительном заявлении ВМО о состоянии климата в 2015 году и в Дополнительном предварительном Заявлении ВМО о состоянии и климата пятилетнего периода 2011–2015 гг., представленные участникам Парижской конференции по климату до начала переговоров:

– убедительно подтверждают необходимость принятия мировым сообществом неотложных и решительных мер для предотвращения дальнейших опасных негативных последствий изменения климата и необходимости радикального сокращения глобальной эмиссии парниковых газов, что должно было быть соответствующим образом отражено в принятом на Парижской конференции соглашении по климату;

– полностью соответствуют прогнозам 5-го Доклада МГЭИК и других предыдущих 4-х докладов МГЭИК;

– в обобщённом виде представляют консолидированное мнение большинства авторитетных учёных и научных организаций, исследующих проблемы изменения климата;

– подтверждают удачное метафорическое высказывание Генерального секретаря ВМО Мишеля Жарро, нацеливающее цивилизацию на необходимость максимально снизить и по возможности довести до нуля страшную, пугающую скорость нашего движения в неизведанную, полную огромной опасности территорию. Если с этого опасного пути человечеству не удастся в самое ближайшее время свернуть и направиться, по образному выражению исполнительного секретаря РКИК ООН Кристины Фигерес, «к будущему с безопасным климатом», то значительно возрастёт вероятность приближения цивилизации к глобальной экологической катастрофе.

Заключение

Таким образом, подводя итог данной работе, можно с уверенностью утверждать, что:

– учёные в тесном взаимодействии с ООН и ВМО сделали всё от них зависящее, предъявив строго доказанные факты антропогенного влияния на изменения климата, чтобы ещё – в который уже раз – перед началом Парижской конференции по климату 2015 предупредить политиков, мировую общественность и всех участников конференции о «states of affairs» – об очень сложном положении дел с глобальным состоянием климата и окружающей среды;

– ВМО посредством изложенных в своих заявлениях убедительных фактов и обобщений недвусмысленно и прямо поставила перед Парижской конференцией вопрос о необходимости принятия в 2015 году такого всеобъемлющего соглашения по климату, которое было бы адекватно существующим глобальным экологическим вызовам и угрозам.

Исходя из этого, в «логическом пространстве» фактов и следствий, вытекающих из итогов КС–21, предстоит в будущем в рамках предполагаемого междисциплинарного исследования:

– выявить достижения и недостатки принятого Парижской конференции по климату 2015 года глобального соглашения по климату;

– рассмотреть и исследовать возможности принятия мировым сообществом в будущем необходимых и эффективных мер по достижению намеченных Парижской конференции целей;

– разработать пути выхода из тупика цивилизации, обусловленного глобальным экологическим кризисом и угрозой изменения климата;

– привлечь широкие круги научной общественности к разработке мега-проекта будущего человечества и России в свете решения проблем глобального экологического кризиса и итогов Парижской конференции по климату [см.: 2; 3].

Список литературы

1. Малкин И. Г. Парижская конференция по климату 2015: надежда на действия // Монтажные и специальные работы в строительстве. – 2016. – № 2. – С. 6–14.

2. Малкин И. Г. Изменение климата – великий вызов нашего времени // Философия и гуманитарные науки в информационном обществе [Электронный ресурс]. – 2014. – № 2. – С. 39–66. Режим доступа: http://fikio.ru/?p=1096 (дата обращения: 01.02.2017).

3. Малкин И. Г. Экологический кризис и пути его разрешения // Материалы Международной конференции «В. И. Вернадский и ноосферная парадигма развития общества, науки, культуры, образования и экономики в XXI веке». Том III, Часть XI. Вернадский и XXI век: прогнозы. – СПб. – 2013. – С. 473–486.

4. Малкин И. Г. Изменение климата. Подтверждение новыми научными фактами 5-го Доклада МГЭИК // Монтажные и специальные работы в строительстве. – 2015. – № 4. – С. 6–11.

5. Малкин И. Г. 2014 год: Глобальное потепление продолжается // Монтажные и специальные работы в строительстве. – 2015. – № 5. – С. 2–7.

6. Завьялова М. П. Методы научного исследования: учебное пособие. – Томск: ТПУ, 2007. – 160 с.

7. Малкин И. Г. Новая индустриализация России – главная задача страны в XXI веке // Монтажные и специальные работы в строительстве. – 2014. – № 1. – С. 2–11.

8. COP21 2015 Paris Le Bourget – ConferenceCenter – United Nations conference on climate change. Available at: https://de.wikipedia.org/wiki/UN-Klimakonferenz_in_Paris_2015#/media/File:COP21_2015_Paris_Le_Bourget_-_Conference_Center_-_United_nations_conference_on_climate_change.jpg (accessed 01 February 2017).

9. Find out more about COP21. Available at: http://www.cop21paris.org/about/cop21 (accessed 01 February 2017).

10. Global Response to Climate Change Keeps Door Open to 2 Degree C Temperature Limit. Available at: http://newsroom.unfccc.int/unfccc-newsroom/indc-synthesis-report-press-release/ (accessed 01 February 2017).

11. Levin K., Fransen T. With Latest Climate Commitments, How Much Will the World Warm? It’s Complicated. Available at: http://www.wri.org/blog/2015/11/latest-climate-commitments-how-much-will-world-warm-its-complicated (accessed 01 February 2017).

12. COP21: On Eve of UN Climate Conference, Ban Says ‘Time for Action Is Now’. Available at: http://www.un.org/apps/news/story.asp?NewsID=52682#.WPkcFClvVm4 (accessed 01 February 2017).

13. Met Office. Available at: https://www.gov.uk/government/organisations/met-office (accessed 01 February 2017).

14. The Forecast for Scotland: Wet, Wet, Wet. Available at: http://www.scotsman.com/news/the-forecast-for-scotland-wet-wet-wet-1-674373 (accessed 01 February 2017).

15. WMO: 2015 Likely to Be Warmest on Record, 2011–2015. Warmest Five Year Period. Available at: http://public.wmo.int/en/media/press-release/wmo-2015-likely-be-warmest-record-2011-2015-warmest-five-year-period (accessed 01 February 2017).

16. Greenhouse Gas Concentrations Hit Yet Another Record. Available at: https://public.wmo.int/en/media/press-release/greenhouse-gas-concentrations-hit-yet-another-record (accessed 01 February 2017).

17. WMO Greenhouse Gas Bulletin № 11. Available at: http://library.wmo.int/pmb_ged/ghg-bulletin_11_en.pdf (accessed 01 February 2017).

18. Climate Change 2013. The Physical Science Basis. Summary for Policymakers. Available at: https://www.ipcc.ch/pdf/assessment-report/ar5/wg1/WGIAR5_SPM_brochure_en.pdf (accessed 01 February 2017).

19. The Southern Annular Mode (SAM). Available at: http://www.bom.gov.au/climate/enso/history/ln-2010-12/SAM-what.shtml (accessed 01 February 2017).

20. Alaska Charred: Image of the Day – NASA Earth Observatory. Available at: https://earthobservatory.nasa.gov/IOTD//view.php?id=86536 (accessed 01 February 2017).

21. Development of the Moderate Resolution Imaging Spectroradiometer (MODIS) Protoflight Model. Available at: https://www.researchgate.net/publication/253207719_Development_of_the_Moderate_Resolution_Imaging_Spectroradiometer_MODIS_protoflight_model (accessed 01 February 2017).

22. Hurricane Patricia: 12 Stunning Meteorological Images. Available at: https://weather.com/storms/hurricane/news/stunning-meteorological-images-hurricane-patricia (accessed 01 February 2017).

23. Powerful Typhoon “Soudelor” to Make Landfall over Central Taiwan on August 7, 2015. Available at: https://watchers.news/2015/08/07/powerful-typhoon-soudelor-to-make-landfall-over-central-taiwan-on-august-7-2015/ (accessed 01 February 2017).

24. Saffir-Simpson Hurricane Wind Scale. Available at: http://www.nhc.noaa.gov/aboutsshws.php (accessed 01 February 2017).

25. Tree Damage in Taipei Following Soudelor on August 2015. Available at: https://en.wikipedia.org/wiki/Typhoon_Soudelor#/media/File:Taipei_after_Typhoon_Soudelor_2015_13.jpg (accessed 01 February 2017).

26. Amerika’da Pam kasırgası. Available at: http://www.brtk.net/amerikada-pam-kasirgasi/ (accessed 01 February 2017).

27. Pam (Southern Pacific Ocean). Available at: https://www.nasa.gov/content/goddard/pam-southern-pacific-ocean/#.V-313MlU5ph (accessed 01 February 2017).

28. Tropical Cyclone Pam (17P) off New Zealand. Available at: https://lance.modaps.eosdis.nasa.gov/cgi-bin/imagery/single.cgi?image=Pam.A2015074.0205.2km.jpg (accessed 01 February 2017).

29. GISS Surface Temperature. Available at: http://data.giss.nasa.gov/gistemp/faq/abs_temp.html (accessed 01 February 2017).

30. Provisional Statement on the Status of Global Climate in 2011–2015. Available at: http://reliefweb.int/sites/reliefweb.int/files/resources/WMO2011-2015.final__0.pdf (accessed 01 February 2017).

31. 5 Natural Disasters That Beg for Climate Action. Available at: https://www.oxfam.ca/grow/learn/issues/climate-change/5-natural-disasters (accessed 01 February 2017).

32. Smoke and Fires in Sumatra. Available at: https://earthobservatory.nasa.gov/NaturalHazards//view.php?id=86596 (accessed 01 February 2017).

References

1. Malkin I. G. Parisian Conference on Climate 2015: Hope for Actions [Parizhskaya konferentsiya po klimatu 2015: nadezhda na deystviya]. Montazhnye i spetsialnye raboty v stroitelstve (Installation and Special Works in Construction), 2016, № 2, pp. 6–14.

2. Malkin I. G. Climate Change Is a Great Challenge of Our Time [Izmenenie klimata – velikiy vyzov nashego vremeni]. Filosofiya i gumanitarnye nauki v informatsionnom obshchestve (Philosophy and Humanities in the Information Society). № 2, 2014, pp. 39–66. Available at: http://fikio.ru/?p=1096 (accessed 01 February 2017).

3. Malkin I. G. Ecological Crisis and How to Solve It. [Ekologicheskiy krizis i puti ego razresheniya]. Materialy Mezhdunarodnoy konferentsii “V. I. Vernadskiy i noosfernaya paradigma razvitiya obschestva, nauki, kultury, obrazovaniya i ekonomiki v XXI veke”, Tom III, Chast XI. Vernadskiy i XXI vek: prognozy (Proceedings of International Conference “Vernadsky V. I. and Nosphere Pradigm of the Social Development, Science, Culture, Education and Economy in the XXI Century”). Saint Petersburg, 2013, pp. 473–486.

4. Malkin I. G. The Climate Change. Confirmation of New Scientific Facts 5 of the IPCC Report [Izmenenie klimata. Podtverzhdenie novymi nauchnymi faktami 5 Doklada MGEIK]. Montazhnye i spetsialnye raboty v stroitelstve (Installation and Special Works in Construction), 2015, № 4, pp. 6–11.

5. Malkin I. G. Year 2014: Global Warming Continues [2014 god: Globalnoe poteplenie prodolzhaetsya]. Montazhnye i spetsialnye raboty v stroitelstve (Installation and Special Works in Construction), 2015, № 5, pp. 2–7.

6. Zavyalova M. P. Methods of Scientific Research [Metody nauchnogo issledovaniya]. Tomsk, TPU, 2007, 160 p.

7. Malkin I. G. The New Industrialization of Russia – the Main Task of the Country in the XXI Century [Novaya industrializaciya Rossii – glavnaya zadacha strany v XXI veke]. Montazhnye i spetsialnye raboty v stroitelstve (Installation and Special Works in Construction), 2014, № 1, pp. 2–11.

8. COP21 2015 Paris Le Bourget – Conference Center – United Nations conference on climate change. Available at: https://de.wikipedia.org/wiki/UN-Klimakonferenz_in_Paris_2015#/media/File:COP21_2015_Paris_Le_Bourget_-_Conference_Center_-_United_nations_conference_on_climate_change.jpg (accessed 01 February 2017).

9. Find out more about COP21. Available at: http://www.cop21paris.org/about/cop21 (accessed 01 February 2017).

10. Global Response to Climate Change Keeps Door Open to 2 Degree C Temperature Limit. Available at: http://newsroom.unfccc.int/unfccc-newsroom/indc-synthesis-report-press-release/ (accessed 01 February 2017).

11. Levin K., Fransen T. With Latest Climate Commitments, How Much Will the World Warm? It’s Complicated. Available at: http://www.wri.org/blog/2015/11/latest-climate-commitments-how-much-will-world-warm-its-complicated (accessed 01 February 2017).

12. COP21: On Eve of UN Climate Conference, Ban Says ‘Time for Action Is Now’. Available at: http://www.un.org/apps/news/story.asp?NewsID=52682#.WPkcFClvVm4 (accessed 01 February 2017).

13. Met Office. Available at: https://www.gov.uk/government/organisations/met-office (accessed 01 February 2017).

14. The Forecast for Scotland: Wet, Wet, Wet. Available at: http://www.scotsman.com/news/the-forecast-for-scotland-wet-wet-wet-1-674373 (accessed 01 February 2017).

15. WMO: 2015 Likely to Be Warmest on Record, 2011–2015. Warmest Five Year Period. Available at: http://public.wmo.int/en/media/press-release/wmo-2015-likely-be-warmest-record-2011-2015-warmest-five-year-period (accessed 01 February 2017).

16. Greenhouse Gas Concentrations Hit Yet Another Record. Available at: https://public.wmo.int/en/media/press-release/greenhouse-gas-concentrations-hit-yet-another-record (accessed 01 February 2017).

17. WMO Greenhouse Gas Bulletin № 11. Available at: http://library.wmo.int/pmb_ged/ghg-bulletin_11_en.pdf (accessed 01 February 2017).

18. Climate Change 2013. The Physical Science Basis. Summary for Policymakers. Available at: https://www.ipcc.ch/pdf/assessment-report/ar5/wg1/WGIAR5_SPM_brochure_en.pdf (accessed 01 February 2017).

19. The Southern Annular Mode (SAM). Available at: http://www.bom.gov.au/climate/enso/history/ln-2010-12/SAM-what.shtml (accessed 01 February 2017).

20. Alaska Charred: Image of the Day – NASA Earth Observatory. Available at: https://earthobservatory.nasa.gov/IOTD//view.php?id=86536 (accessed 01 February 2017).

21. Development of the Moderate Resolution Imaging Spectroradiometer (MODIS) Protoflight Model. Available at: https://www.researchgate.net/publication/253207719_Development_of_the_Moderate_Resolution_Imaging_Spectroradiometer_MODIS_protoflight_model (accessed 01 February 2017).

22. Hurricane Patricia: 12 Stunning Meteorological Images. Available at: https://weather.com/storms/hurricane/news/stunning-meteorological-images-hurricane-patricia (accessed 01 February 2017).

23. Powerful Typhoon “Soudelor” to Make Landfall over Central Taiwan on August 7, 2015. Available at: https://watchers.news/2015/08/07/powerful-typhoon-soudelor-to-make-landfall-over-central-taiwan-on-august-7-2015/ (accessed 01 February 2017).

24. Saffir-Simpson Hurricane Wind Scale. Available at: http://www.nhc.noaa.gov/aboutsshws.php (accessed 01 February 2017).

25. Tree Damage in Taipei Following Soudelor on August 2015. Available at: https://en.wikipedia.org/wiki/Typhoon_Soudelor#/media/File:Taipei_after_Typhoon_Soudelor_2015_13.jpg (accessed 01 February 2017).

26. Amerika’da Pam kasırgası. Available at: http://www.brtk.net/amerikada-pam-kasirgasi/ (accessed 01 February 2017).

27. Pam (Southern Pacific Ocean). Available at: https://www.nasa.gov/content/goddard/pam-southern-pacific-ocean/#.V-313MlU5ph (accessed 01 February 2017).

28. Tropical Cyclone Pam (17P) off New Zealand. Available at: https://lance.modaps.eosdis.nasa.gov/cgi-bin/imagery/single.cgi?image=Pam.A2015074.0205.2km.jpg (accessed 01 February 2017).

29. GISS Surface Temperature. Available at: http://data.giss.nasa.gov/gistemp/faq/abs_temp.html (accessed 01 February 2017).

30. Provisional Statement on the Status of Global Climate in 2011–2015. Available at: http://reliefweb.int/sites/reliefweb.int/files/resources/WMO2011-2015.final__0.pdf (accessed 01 February 2017).

31. 5 Natural Disasters That Beg for Climate Action. Available at: https://www.oxfam.ca/grow/learn/issues/climate-change/5-natural-disasters (accessed 01 February 2017).

32. Smoke and Fires in Sumatra. Available at: https://earthobservatory.nasa.gov/NaturalHazards//view.php?id=86596 (accessed 01 February 2017).

Ссылка на статью:
Малкин И. Г. Предостережение Всемирной метеорологической организации Парижской конференции по климату 2015 // Философия и гуманитарные науки в информационном обществе. – 2017. – № 1. – С. 46–87. URL: http://fikio.ru/?p=2422.

Философия

Особенности коммуникации в эпоху новых информационных технологий

УДК 316.73

Печенина Ольга Викторовна – федеральное государственное бюджетное образовательное учреждение высшего образования «Санкт-Петербургский государственный технологический институт (технический университет)», кафедра философии, кандидат философских наук, старший преподаватель, Россия, Санкт-Петербург.

E-mail: navsikaya77@yandex.ru

190013, Россия, Санкт-Петербург, Московский проспект, дом 26,

тел.: 8(953)367-88-85.

Авторское резюме

Состояние вопроса: В настоящее время философы, социологи, культурологи и футурологи обращают все больше внимания на противоречивые процессы, происходящие в обществе под влиянием развития информационных технологий. На наших глазах письменная культура трансформируется в культуру масс-медиа, где в качестве средств коммуникации выступают не письменные знаки, наделенные внутренним значением, подлежащим расшифровке, а сложное переплетение образов и звуков, действующих в обход сознания и оперирующих бессознательными желаниями человека. При этом оценки происходящих культурных изменений и прогнозы на будущее неоднозначны.

Результаты: Средства массовой коммуникации в настоящее время понимаются не просто как технологические способы передачи информации, но проявляют себя как новая реальность человеческого опыта. В качестве средств коммуникации могут выступать дороги, жилище, реклама и т. д. Они реорганизуют способ мировосприятия и образ жизни. Сегодня ведущими медиа вместо слов и понятий становятся образы и звуки. Аудиовизуальные символы, которые использует современная культура, не осмысливаются нами подобно абстрактным понятиям печатной культуры. Они определяют наши реакции непосредственно. «Гиперреальность» образов замещает реальность человеческого опыта. И если ранние исследования (М. Маклюэн) оптимистично рассматривали новые медиа, то более поздние (Ж. Бодрийяр) вообще не склонны трактовать медиа коммуникацию как коммуникацию, поскольку масс-медиа запрещает ответ и превращает человека в потребителя.

Область применения результатов: Осмысление коммуникации как способа бытия человека и общества может способствовать решению ряда антропологических и социокультурных проблем. Новые электронные медиа нуждаются в детальном анализе, поскольку их развитие влечет за собой как положительные, так и отрицательные последствия. В отдельном анализе нуждается проблема соотношения письма и голоса в современной культуре.

Выводы: Культурные и антропологические последствия аудиовизуальной коммуникации пока трудно оценить, ведь мы находимся еще в точке перехода книжной культуры в культуру электронных медиа, когда они все сосуществуют. Наряду с оптимистичным взглядом на динамику форм коммуникации всё большее распространение получают тревожные опасения, касающиеся искажения коммуникации под влиянием новых медиа, уничтожения смысла межличностных отношений и утраты социального как такового.

Ключевые слова: информационные технологии; информационное общество; массовая коммуникация; массовая культура; средства массовой коммуникации; гиперреальность.

Communication Features in the Era of New Information Technologies

Pechenina Olga Viktorovna – St. Petersburg State Technological Institute (Technical University), Philosophy Department, Ph. D. (Philosophy), Assistant Professor, Saint Petersburg, Russia.

Е-mail: navsikaya77@yandex.ru

26, Moskovsky Prospect, Saint Petersburg, 190013, Russia,

tel: 8 (953) 367-88-85.

Abstract

Background: Currently, philosophers, sociologists, culturologists and futurists are paying particular attention to the contradictory processes taking place in society under the influence of the development of information technologies. We are witnessing that printed culture is turning into media culture, where the means of communication are not written signs endowed with internal meaning to be deciphered, but a complex interaction of images and sounds influencing unconsciousness and regulating unconscious desires of people. However, evaluations of cultural changes and forecasts for the future are ambiguous.

Results: Mass communication is not simply as a technological means of transmitting information, but it manifests itself as a new reality of human experience. Roads, housing, advertising, etc. can be means of communication. They reorganize the way of worldview and lifestyle. Today, the leading media use images and sounds instead of words and concepts. We do not comprehend audio-visual symbols, which modern culture uses, as abstract concepts in printed culture. They determine our reactions directly. “Hyper-reality” of images replaces the reality of human experience. If early studies (Marshall McLuhan) optimistically consider new media, the later ones (Jean Baudrillard) do not tend to regard media communication as communication at all, since mass media prohibit the response and turns a person into a consumer.

Research implications: Understanding communication as a way of man and society being can contribute to the solution of a number of anthropological and socio-cultural problems. New electronic media need a detailed analysis, since their development results in both positive and negative consequences. The correlation between letters and voice in modern culture has to be studied in particular.

Conclusion: The cultural and anthropological consequences of audiovisual communication are difficult to assess today, because we are just at the point of transition from the printed culture to the culture of electronic media, when they all coexist. Along with an optimistic viewpoint on the dynamics of communication forms, strong fears, concerning the distortion of communication under the influence of new media, the destruction of interpersonal relations and the loss of sociality as such are becoming more widespread.

Keywords: information technologies; information society; mass communication; mass culture; mass media; hyper-reality.

Во второй половине прошлого столетия в развитых странах мира под влиянием научно-технического прогресса начинаются процессы интенсивного преобразования структуры социальных коммуникаций. Новые средства коммуникации обеспечивают новый уровень взаимодействия субъектов, что приводит к формированию нового типа культуры – информационной культуры или медиакультуры. Термин медиа происходит от латинских medium (средство, посредник), media (средства, посредники) и введен для обозначения массовой культуры (mass media), включающей в себя средства массовой коммуникации и средства массовой информации.

Информационные технологии в такой социальной организации пронизывают все сферы деятельности, начиная от доминантных (политическая и экономическая системы) и заканчивая опытом повседневной жизни. Отличительной чертой информационного общества является сетевая логика его структуры. Именно с использованием информационных сетей началось массовое распространение информации, что явилось технической основой для развития телекоммуникаций, образующих современную медиасреду. И если в узком смысле телекоммуникациями принято считать технологические способы передачи информации на большие расстояния для обеспечения дистанционной связи (радио, телевидение, телефон, факс, интернет и т. п.), в более широком смысле они стали пониматься как среда коммуникации между людьми, отнюдь не сводящаяся к простой передаче информации, но проявляющая себя как новая реальность человеческого опыта.

К осмыслению этого нового типа реальности, конструируемого современными технологиями, одним из первых обратился канадский философ и культуролог, социолог и литературовед Герберт Маршалл Маклюэн. В 1960-х годах он предложил концепцию, согласно которой причиной эволюции общества и формообразующей силой любой культуры являются технологии, прежде всего – коммуникативные технологии. Именно смена технологий обусловливает смену коммуникаций, а те, в свою очередь, приводят к изменениям в основаниях и структуре общества.

При этом под средствами коммуникации (media) Маклюэн понимает разнообразные вещи, предметы, орудия, явления (одежду, транспортные средства, денежные знаки, дороги, жилище, электричество, рекламу и т. п.), то есть технологии, введение которых вносит изменения в коммуникацию человека с миром и реорганизует способ мировосприятия и образа жизни людей.

Различие основных типов технологий и соответствующих им типов коммуникаций определяют, по Маклюэну, и тип общества. Ученый выделил три типа общества, которые соответствуют трем основным этапам развития цивилизации: первый этап – первобытная дописьменная культура, в которой жизнь общества детерминирована устными средствами коммуникации; второй – письменно-печатная культура, которая получила своё развитие под влиянием открытия сначала письма, а потом и печатного станка; наконец, третий этап развития общества – электронная, или аудиовизуальная современная культура, сформировавшаяся под влиянием новых электронных технологий коммуникации.

Устная коммуникация

В историческом отношении это самая первая и существующая наиболее длительное время форма коммуникации, основанная на принципах коллективного образа жизни, восприятия и понимания окружающего мира. Первоначальное значение языка состоит не в том, чтобы передавать информацию о мире, а в том, чтобы формировать коллективное тело коммуницирующих. Устная речь, исконным образом связанная с музыкальностью, пением, ритмикой и мелодичностью, исключала индивидуализм и замкнутость частной жизни. Одновременная вовлеченность говорящего и слушающего, одновременное задействование многих медиа восприятия (слуха, зрения, тактильной чувствительности и даже вкуса – в случае совместного принятия пищи), использование тембра голоса, акустически нагруженных жестикуляций и пауз, поочередность в высказываниях – вот основные отличительные моменты устной коммуникации. Именно это общее переживание структурного развертывания разговора и опосредует говорящим и слушающим то впечатление, что они переживают одно и то же. Согласие по поводу обсуждаемого достигается как единодушие, сопричастие и соучастие, а не познание и обоснование.

Хронотоп устной речи втягивает в коммуникацию помимо рационального контроля. Присутствующий уже участвует в разговоре, даже если ничего не говорит. В этом случае дело заключается не столько в информировании, сколько в поддержании коммуникации как таковой. Получается, что избежать коммуникации в этом случае можно лишь простейшим образом – через отсутствие. Голос противодействует повторной распознаваемости смысла, он может звучать и быть услышанным лишь в момент говорения. Смысл является абсолютным в момент его произнесения и восприятия. Поэтому можно говорить о том, что голос обладает собственной магией – он не сводится только лишь к сообщению, но оказывается средством воздействия и трансформации Другого.

Итак, человек – существо говорящее, и его способность к речи следует считать врожденной. Б. В. Марков отмечает, что способность к речи у людей есть нечто автономное. «Человеку нравится говорить, посредством речи он приводит себя в состояние экстаза, что означает открытость миру» [6, с. 286]. Истоки речи в онтогенетическом плане трудно объяснить понятийным слоем культуры, ведь сначала ребенок лепечет, говорит, и только потом взрослые привносят в этот акустический процесс значения, что обеспечивает понимание собственной речи. Наша способность к языку не исчерпывается соблюдением логики и грамматики, а предполагает чувствительность к тончайшим оттенкам смысла, ориентацию в звуках и мелодике родной речи. Таким образом, речь изначально – это форма близкого интимного взаимодействия, которое хранит теплое общение матери и ребенка. Лишь позже, в ходе развития культуры формируется понятийная речь, для которой важны уже не тональность, а понятия и значения слов.

Письменная коммуникация

По мере развития цивилизации всё большее значение приобретает письменная форма коммуникации, функционирующая по принципиально иным законам, чем устная речь. Изначально письмо не преследовало коммуникативных задач и служило сакральным целям служения богам и гаданию. Со времени изобретения алфавитного письма (2 тыс. до н. э.) получает свое развитие коммуникативное использование письменности, прежде всего в форме писем (которые, однако, прилагались к устным посланиям в качестве памяток) и текстов, непосредственно обращенных к читателю для передачи ему того или иного сообщения. Конечно же, не следует думать, что появление письменности как нового медиа распространения незамедлительно обусловило преобразование устного характера всех важнейших для общества сфер коммуникации. Она по-прежнему понимается как устная, на раскрытие же возможностей письма даже после введения алфавита уйдут целые столетия. Лишь после величайшего открытия печатного станка И. Гуттенбергом[1] можно говорить о новом этапе в западной культуре, на котором произошла глубочайшая трансформация человеческого мировоззрения: формирование культа индивидуализма, национальных государств и рыночного общества.

Как система, способная воспроизвести все возможные звуковые различия, письменность переводит язык из акустического медиума в оптический. Благодаря выражению единства некоего различия, письменность обеспечивает новые операции письма и чтения, где различают уже не звук и смысл, но сочетание букв и смысл. Устная речь с трудом дифференцирует звук и смысл, имя и вещь, субъект и объект, причину и следствие, поэтому является отголоском первобытно-мифологического мировоззрения и обладает магическими свойствами «заговора». «Из этого волшебно озвученного мира одновременно существующих отношений – словесно-акустического пространства – есть только один путь к свободе и независимости человека и проложен он фонетическим алфавитом, который в то же самое время превращает индивидов в раздвоенных шизофреников», – пишет М. Маклюэн [4, с. 55]. Фонетический алфавит провоцирует разрыв между глазом и ухом, семантическим значением и визуальным кодом. Лишь фонетическое письмо способно перенести человека из племенной жизни в цивилизацию, открыть для него возможность не только слышать, но и видеть.

Но любое чувство, достигая наивысшей степени интенсивности, по мнению Маклюэна, меняет общее соотношение чувств и оказывает анестезирующее воздействие на другие чувства. Так, принципы визуальной унифицируемости и воспроизводимости постепенно распространились на различные виды человеческой деятельности. Общество оказалось под «гипнозом» визуальности, что породило острое чувство прерывистости опыта и самоотчуждения.

С возникновением письменности социальная значимость физического присутствия в коммуникации уменьшается. Она увеличивает круг адресатов, но одновременно сжимает круг того, о чем может говориться информативно (т. е. требует сообщать нечто новое). Таким образом, в использовании письменности общество отказывается от временной и интеракционной гарантии единства коммуникации, от соучастия в непосредственный момент говорения. Сообщение и понимание разделяются временной дистанцией.

В письменной речи происходит замена чередования ролей говорения-слушания на соответствующие роли писания-чтения, которые, как полагает Н. Луман, оказываются несоциальными активностями: «И письмом, и чтением люди неизбежно занимаются в одиночку – если же при этом присутствуют другие, наблюдающие, то слишком пристальное наблюдение выказывает себя как бесполезное, нескромное и подозрительное» [3, с. 97]. Социальной остается лишь сама коммуникация. Если до открытия Гуттенберга чтение рукописных текстов все еще подразумевало размеренное чтение вслух и подкреплялось задействованием акустического медиума, то распространение книгопечатания и методик быстрого чтения окончательно усугубили разрыв между ухом и глазом, а также явились основанием индивидуализма и общественного самовыражения.

Будучи «горячим» средством коммуникации, печать ворвалась в мир, тысячелетиями имевший дело со средствами «холодными»[2] и способствовала началу эпохи потребления, ибо печатный текст не только представлял собой товар и средство потребления, но и научил людей организовывать все остальные виды собственной деятельности на основе принципа систематической линейности. Книгопечатание впервые позволило людям увидеть их родной язык, визуализировать социальное единство, границы которого совпадали с границами национального языка, что привело к ощущению силы национализма.

До XVI века – эпохи, когда в Европе возникла современная система государств – национализма просто не существовало. Европейские нации XVI столетия больше напоминали маленькие империи, чем большие племена, а преданность народа своим суверенам получила название национализм. Жесточайшие религиозные войны XVI–XVII веков, революции XIX–XX столетий – все это явилось следствием консолидации национальных языков и применения мощной силы в области коммуникаций и средств связи. Таким образом, развитие книгопечатания способствовало установлению тесной взаимосвязи между овеществлением и артикуляцией частного внутреннего опыта, с одной стороны, и концентрацией коллективного национального сознания – с другой. Поэтому национализм нетождественен старым структурам общности на основе устной речи, он всегда уже рискует вызвать протест отдельных индивидов против централизованного контроля и управления, подорвать себя изнутри.

Аудиовизуальная коммуникация

В целом Маклюэн достаточно оптимистично смотрел на наступление новой эпохи электронных медиа. Он полагал, что, если письменная культура отражает процессы детрайбализации[3] общества (выхода из племенного состояния), то современная культура, пришедшая ей на смену, напротив, знаменует повторное возвращение в племенное состояние, ретрайбализацию. Племенное состояние рассматривается при этом как некое исторически исходное состояние человечества.

Закат «галактики Гуттенберга» с присущими ей линейностью и человеческой отчужденностью был связан с появлением электрических средств массовой коммуникации (телеграфа, телефона, радио и телевидения), превративших мир в одну большую «глобальную деревню», где все, что происходит, сразу становится известно всем ее жителям, а любое новое событие сопряжено с другими. Сегодня каждый ребенок, живущий на западе, воспитывается в магическом, периодически повторяющемся мире устного слова, поскольку постоянно слышит рекламу по радио и телевидению, смотрит одни и те же программы в одно и то же время. Из визуально-ориентированного мира причинно-следственных отношений мы вновь попадаем в волшебный мир мифа.

Если печать выделяет из всей совокупности чувств зрение, уводя на задний план аудиотактильную сложность чувственного опыта и приводя к разобщению чувств, то в наши дни под воздействием электронных технологий совершается обратный процесс, направленный на восстановление интеграции чувств и выводящий на первый план слуховой канал коммуникации.

Думается, что значение зрения было основополагающим для письменной культуры, тогда как значение слуха было ею недооценено. Сегодня, в эпоху аудиовизуальных медиа, слух и способность слышать вновь требуют обратить на себя самое пристальное внимание. «Со времен греков теория – это видение, усмотрение сути дела, а знание – его идея или образ. Можно сделать вывод о том, что ухо – это орган лингвистический или прагматический и коммуникативный, а глаз – семантический или когнитивный» [7, с. 265]. Слух обеспечивает нам связь с другими, а зрение ее разрушает и уводит нас внутрь себя.

Звуки, а также некоторые визуальные символы и образы не осмысляются нами семиотически подобно абстрактным понятиям печатной культуры. Они определяют наши реакции непосредственно. Коммуникативная революция, свидетелями которой мы сегодня становимся, сопровождается сменой носителей сообщения. Ведущими медиа вместо слов и понятий становятся образы и звуки. Если письменность оперирует искусственными знаками, не имеющими самостоятельного воздействия, и являющимися как бы заместителями реальных предметов или носителями идеальных значений, то знаки, которые поставляет новая аудиовизуальная медиа система, не отсылают к какой-либо «истине», которая позволила бы проверить сообщение на достоверность, а сами становятся самоценной реальностью, замыкаются на самих себя. «Изображение вещей или политиков в рекламных роликах воздействуют по-иному, чем интеллектуальные знаки. Зритель видит красивую вещь или внушающее доверие лицо политика, слышит бархатный завораживающий голос, попадает под воздействие завораживающего взгляда. Это принципиально иные знаки, способ воздействия которых на поведение не предполагает рефлексии» [6, с. 298]. Имитация, иллюзия реальности, создающая «гиперреальность» образов, играет в повседневности человека большую роль, чем сама реальность, и заменяет ее.

На это указывал Ж. Бодрийяр, утверждая, что «гиперреальность» – это сфера симуляции, где происходит смешение экранных образов и эпизодов реальности, действительного и телевизионного времени, интимной и публичной жизни, внешнего и внутреннего, подлинного социального бытия и воображаемого пространства. «Сегодня же вся бытовая, политическая, социальная, историческая, экономическая и т. п. реальность изначально включает в себя симулятивный аспект гиперреализма: мы повсюду уже живем в «эстетической» галлюцинации реальности» [2, с. 152]. В этой гипертрофированной реальности иллюзии существенно превосходят саму жизнь. Реальности больше нет, есть подобие реальности, игра в нее, пространство симуляции, сфера всемогущих знаков и образов, где исчезает различие между действительным и воображаемым. На экранных изображениях буквально невозможно что-либо увидеть, и это неудивительно, ведь такие пустые образы предназначены не для рефлексии, а для бездумного потребления.

Бодрийяр вообще не считает современные масс медиа средствами коммуникации. В своей статье «Реквием по масс-медиа» он пишет: «Характерной чертой масс-медиа является то, что они предстают в качестве антипроводника, что они нетранзитивны, что они антикоммуникативны» [1, с. 201] в том смысле, что механизмы их действия противоречат идее коммуникации как таковой. Истинный коммуникативный акт подразумевает некий обоюдный обмен, некое взаимодействие. Вся современная архитектура масс медиа навсегда запрещает ответ и превращает человека в совершенно инертного потребителя, отстраненного от процессов, происходящих в обществе, и не нуждающегося в настоящем диалоге. С точки зрения подобного подхода телевидение и кинематограф нужно рассматривать не как средства общения, а как преграды для истинной коммуникации. Французский философ утверждает, что радио, кино и телевидение вытеснили из социума живое, подвижное слово, которое может быть высказано и возвращено в качестве ответа. Только такое слово является единицей полноценного общения. Помещенное на экран, слово становится призрачным и пустым. Сейчас мы находимся в состоянии безответности, поэтому единственно возможную будущую революцию в этой области философ видит в восстановлении возможности ответа.

Несомненно, Бодрийяр находился под влиянием идей Маклюэна. В частности, он разделял знаменитый тезис «medium is message», который означает, что средство коммуникации само по себе есть сообщение. Часто содержание отвлекает нас от природы коммуникации, и мы не замечаем, что природа средства коммуникации является сообщением и вносит значительные изменения в социально-культурную среду. Новое средство коммуникации всегда несет новый тип информации. При этом каждое новое средство коммуникации использует предыдущее средство в качестве своего содержания. Так, содержанием письма является речь, содержанием печати – письменное слово, печать – содержанием телеграфа. Именно поэтому воздействие средства коммуникации оказывается чрезвычайно интенсивным. Кроме того, в теории Маклюэна средства коммуникации выступают непосредственными продолжениями человеческого тела, органов чувств и способностей. Будучи таковыми, они в конечном итоге отделяются от человека и обретают над ним власть.

Однако в целом отношение к медиакультуре у этих философов различно. Маклюэн указывает на главное достоинство электронных технологий – они восстанавливают органическую целостность мира и способствуют взаимодействию чувств, которые были разобщены визуальным кодом письма. Масс-медиа возвращают в коммуникацию звуки и образы, существенно расширяя горизонт общения и облегчая его ход. Это возрождает в нас мыслительные процессы, свойственные первобытным людям, ведь открытия в области электромагнетизма воссоздают «единое поле» человеческих отношений, так что теперь людской род существует в условиях глобальной деревни, где все знают обо всем. На смену разобщенного мира приходят новые мифологии, а на смену индивидуализма – новые коллективные формы взаимодействия и забвение книги. «Сегодня, – пишет Маклюэн, – “одновременное поле” электрических информационных структур скорее воспроизводит или возрождает условия и потребность в диалоге и соучастии, нежели стремление к специализации или частной инициативе на всех уровнях социального опыта» [4, с. 251–252].

Однако в поздних работах «пророка из Торонто» оптимизм по поводу однозначной благотворности телевидения и компьютера для цивилизации все же утихает. Ученый не мог не предвидеть то, что уже так явственно видел Бодрийяр – как электронные СМИ, предназначенные для расширения кругозора потребителя, на самом деле невероятно сужают его, заваливая людей информационным мусором. Бодрийяр полагает, что тотализация коммуникации ведет, в конечном итоге, к ее исчезновению. И если средства коммуникации являются продолжениями человеческого тела, которые отделяются от него, то развитие технологической «инфраструктуры» тела сопровождается последовательной «ампутацией» человеческих способностей. Развитие электронных средств коммуникации интерпретируется в этом плане как финальная ампутация человеческого сознания, в результате которой способности человека выносятся за его пределы, приобретают собственную логику, которую навязывают самому человеку. Перед лицом отчужденной инфраструктуры технологий человек оказывается слабым и зависимым существом, которое, однако, спасает то, что оно не осознает, что с ним происходит. Компьютер, по мнению Бодрийяра, становится протезом для людей, теряющих способность мыслить, так же как очки и контактные линзы стали протезами для тех, кто теряет зрение.

Самые серьезные опасения вызывает также и то, что масс медиа превращаются в орудие манипуляции, анонимную форму власти, использующую эффекты гиперреальности и симуляции материнского голоса. Вместе с конкретными сведениями потребитель политической, рекламной, медицинской и другой информации получает сеть моральных и политических оппозиций, которые действуют на бессознательном уровне и формируют определенные установки восприятия и поведения даже у их создателей.

За последнее столетие новая электрическая галактика глубоко трансформировала галактику Гутенберга. Опыт подобного сосуществования технологий и форм сознания способен травмировать любого человека и любое общество. Последствия любой неосознанной нами силы представляют собой зло, особенно если эту силу мы создали сами. Поэтому мало только занять ту или иную ценностную позицию в отношении происходящих сегодня событий. Необходимо переосмыслить отношения человека и техники. Проблема, связанная с распространением виртуальных технологий, выходит за рамки специальных наук и становится гипотезой, требующей философско-антропологического обобщения.

Список литературы

1. Бодрийяр Ж. Реквием по масс-медиа // Поэтика и политика: Альманах Российско-французского центра социологии и философии Института социологии РАН. – М.: Институт экспериментальной социологии. – СПб.: Алетейя, 1999. – С. 193–226.

2. Бодрийяр Ж. Символический обмен и смерть. – М.: Добросвет, 2000. – 387 с.

3. Луман Н. Медиа коммуникации. – М.: Логос, 2005. – 280 с.

4. Маклюэн М. Галактика Гуттенберга: Становление человека печатающего. – М.: Академический проект, 2005. – 496 с.

5. Маклюэн Г. М. Понимание медиа: Внешние расширения человека. – М.: Кучково поле, 2014. – 464 с.

6. Марков Б. В. Культура повседневности. – СПб.: Питер, 2008. – 352 с.

7. Марков Б. В. Философская антропология. – СПб.: Питер, 2008. – 349 с.

References

1. Baudrillard J. Requiem for the Media [Rekviem po mass-media]. Poetika i politika: Almanakh Rossiysko-frantsuzskogo tsentra sotsiologii i filosofii Instituta sotsiologii RAN (Poetics and Politics. Almanac of Russian-FrenchCenter Sociology and Philosophy Institute of Sociology of the RussianAcademy of Sciences). Moscow, Institut eksperimentalnoy sotsiologii, St. Petersburg, Aleteyya, 1999, pp. 193–226.

2. Baudrillard J. Symbolic Exchange and Death [Simvolicheskiy obmen i smert]. Moscow, Dobrosvet, 2000, 387 p.

3. Luhmann N. Theory of Society [Media kommunikatsii]. Moscow, Logos, 2005, 280 p.

4. McLuhan M. The Gutenberg Galaxy: The Making of Typographic Man [Galaktika Guttenberga: Stanovlenie cheloveka pechatayuschego]. Moscow, Akademicheskiy proekt, 2005, 496 p.

5. McLuhan M. Understanding Media: The Extensions of Man [Ponimanie media: Vneshnie rasshireniya cheloveka]. Moscow, Kuchkovo pole, 2014, 464 p.

6. Markov B. V. The Culture of Everyday Life [Kultura povsednevnosti]. St. Petersburg, Piter, 2008, 352 p.

7. Markov B. V. Philosophical Anthropology [Filosofskaya antropologiya]. St. Petersburg, Piter, 2008, 349 p.

[1] Ксилография как способ печатания книг с помощью деревянных досок была известна с IX в Китае и Тибете, но была достаточно трудоемкой. Гуттенберг стал гравировать не всю страницу целиком, а отдельные буквы и с помощью подвижных литер создавать оттиски на бумаге.

[2] Различение «горячих» и «холодных» средств коммуникации принадлежит М. Маклюэну. «Горячие» средства коммуникации продолжают только одно чувство и перенасыщены информацией, выражают авторскую точку зрения и не способны быть безличными и абстрактными (печать, радио, лекция). «Холодные», напротив, анонимны без четко выраженной позиции, они требуют соучастия и провоцируют фантазию (телевидение, интернет, семинар).

[3] В работах Маклюэна используется несколько соотносимых категорий, производных от слова «племя» (tribe): «трайбализм», «детрайбализация», «ретрайбализация».

Ссылка на статью:
Печенина О. В. Особенности коммуникации в эпоху новых информационных технологий // Философия и гуманитарные науки в информационном обществе. – 2017. – № 1. – С. 35–45. URL: http://fikio.ru/?p=2416.

Философия

Информатизация образования: достоинство и обратная сторона

УДК 37.03:004

Осипенко Ульяна Юрьевна – федеральное государственное бюджетное образовательное учреждение высшего образования «Санкт-Петербургский государственный технологический институт (технический университет)», кафедра ресурсосберегающих технологий, старший преподаватель, Россия, Санкт-Петербург.

E-mail: osipenko.u@gmail.com

190013, Россия, Санкт-Петербург, Московский проспект, дом 26,

тел.: 8(964)372-12-11.

Быданов Виктор Евгеньевич – федеральное государственное бюджетное образовательное учреждение высшего образования «Санкт-Петербургский государственный технологический институт (технический университет)», кафедра философии, заведующий кафедрой, кандидат философских наук, доцент, Россия, Санкт-Петербург.

E-mail: follibilizm@yandex.ru

190013, Россия, Санкт-Петербург, Московский проспект, дом 26,

тел.: 8(812)494-24-56.

Авторское резюме

Состояние вопроса: В связи с развитием информационных и коммуникационных технологий стало актуальным широкое внедрение в учебный процесс информационных систем. Этот подход имеет очевидные достоинства, о которых много писали в литературе, однако к настоящему времени стали понятны и его недостатки.

Результаты: Повсеместное распространение информатизации и компьютеризации порождает ряд новых социальных проблем – свободный доступ к информации, дезинформация, интернет-зависимость, манипулирование общественным мнением и преуменьшение роли человека в образовательном процессе. Они не сводятся только к юридическим или техническим вопросам, эти проблемы возникают в определенном культурном контексте и имеют непосредственное отношение к системам ценностей. Информационно-психологическая безопасность субъекта зависит в значительной степени от него самого, его способности к самостоятельному, осознанному выбору информации, отсутствия установок на подражательство, сопротивляемости манипулятивным информационным воздействиям. Последнее слово остается за нравственным развитием человека.

Выводы: Научно-технический прогресс усилил значимость и актуальность гуманитарного образования, вносящего огромный вклад в культурное и нравственное развитие студентов и оказывающего большое влияние на формирование личности. Гуманитарный подход способствует сохранению уникальности и незаурядности. Он учит человека мыслить нестандартно, уметь донести свои мысли и идеи до окружающих; учит принятию и осмыслению своего места в мире и в целом способствует гармоничному развитию личности.

Ключевые слова: информационные технологии; Интернет; компьютерная виртуальная реальность; дистанционное обучение; информационная безопасность; самопрезентация; самоопределение.

Informatization of Education: Dignity and the Reverse Side

Osipenko Uliana Yurevna – St. Petersburg State Technological Institute (Technical University), Resource Saving Technologies Department, lecturer, Saint Petersburg, Russia.

E-mail: osipenko.u@gmail.com

26, Moskovsky prospect, Saint Petersburg, 190013, Russia,

tel: 8(964)372-12-11.

Bydanov Viktor Evgenevich – St. Petersburg State Technological Institute (Technical University), Philosophy Department, Head of Department, Ph. D (Philosophy), Associate Professor, Saint Petersburg, Russia.

E-mail: follibilizm@yandex.ru

26, Moskovsky prospect, Saint Petersburg, 190013, Russia,

tel: 8(812)494-24-56.

Abstract

Background: In connection with the development of information and communication technologies, the widespread introduction of information systems in the educational process to improve the effectiveness of the educational process has become topical. This approach has obvious merits, of which much has been written in the literature, but its shortcomings have become clear by now.

Results: The widespread dissemination of informatization and computerization creates a number of new social problems – free access to information, disinformation, Internet addiction, manipulation of public opinion and minimizing the role of a person in the educational process. They are not limited only to legal or technical issues, these problems arise in a specific cultural context and are directly related to value systems. Information-psychological security of the subject depends largely on himself, his ability to independently, conscious choice of information, the lack of rigs for imitation, resistance to manipulative information influences. The last word remains for the moral development of man.

Conclusion: Scientific and technological progress has strengthened the relevance of humanitarian education, which makes a huge contribution to the cultural and moral development of students and has a great influence on the formation of the individual. The humanitarian approach promotes the preservation of uniqueness and uncommonness. He teaches a person to think outside the box, be able to convey his thoughts and ideas to others; teaches the acceptance and comprehension of one’s place in the world and, on the whole, promotes the harmonious development of the individual.

Keywords: information technologies; the Internet; computer virtual reality; distance learning; information security; self-presentation; self-determination.

Введение

Первые эксперименты по применению информационных технологий в образовании относятся к концу 50-х годов. Техническая база и программное обеспечение того времени еще не создавали предпосылок для успешного решения поставленных проблем [10].

В настоящее время в связи с быстрым развитием информационных и коммуникационных технологий закономерно возникает потребность использовать их более эффективно. Уже давно стало актуальным широкое внедрение в учебный процесс автоматизированных систем обучения и диагностики качества знаний специалистов [9; 12; 16].

Автоматизированные системы обучения относятся к классу наиболее эффективных средств воздействия на обучаемых [16]. В литературе можно найти множество примеров описания достоинств автоматизированных обучающих систем, связанных с их применением в обучении и повышении квалификации. Это приводит ко все более масштабному использованию в образовательном процессе новейших достижений информационных и телекоммуникационных технологий, способствует включению обучающегося в мировое постиндустриальное информационное пространство [12].

Разработчики дистанционного обучения утверждают, что обучающие компьютерные программы являются самым эффективным средством тренировки и совершенствования мыслительных навыков учащихся и способности принимать самостоятельное решение [9]. Еще одно несомненное достоинство применения автоматизированных систем обучения – введение в мыслительные операции новых семиотических средств. Известно, что изобретение технологии письменной речи радикально расширило диапазон навыков мышления и воображения. И, возможно, семиотические средства компьютерных информационных технологий в еще большей мере расширят диапазон средств мышления и воображения, делая их более гибкими и пластичными [9]. Правда, это относится, прежде всего, именно к обогащению навыков мышления, то есть набору языковых и семиотических привычек интеллектуальной деятельности, а не к «сознанию» как таковому.

Сегодня вряд ли кто станет отрицать, что с помощью компьютера приобретаются и тренируются очень полезные когнитивные и исследовательские навыки мышления: навыки планировать, связывать поставленные задачи с имеющимися средствами (инструкциями выполнения задачи); строить прогнозы возможных результатов; развивать способность к самокоррекции; грамотно анализировать проблемы; осваивать алгоритмические процедуры; прорабатывать детали и прочее [9].

Сложно оспорить общеизвестный факт: повсеместная компьютеризация и информатизация общества оказались настолько значительны, что привели к изменению сложившейся системы отношений между людьми, породили новую форму культуры и вызвали новые социальные и этические проблемы. С этой точкой зрения можно подробней ознакомиться в работах [1–3; 7; 9; 11; 13; 14; 17; 18; 20]. Компьютеры и Интернет изменили саму культуру мышления и мировоззрения современного человека. А компьютерная виртуальная реальность занимает заметное место в иерархии ценностей современной культуры и личности [3].

Одна из самых разительных черт нашего времени, связанная с социальным и нравственным содержанием компьютеризации – это изменения в общественном разделении труда, в социальной структуре, в мотивационно-потребностной сфере, в культуре и моральном сознании [6]. Будет ли компьютеризация служить приумножению социальных и духовных ценностей или останется лишь средством повышения эффективности, производительности и качества труда – это центральный вопрос для социально-философского анализа [6].

Человечество переходит на новый этап развития, породивший новое информационное общество, новую информационную этику и культуру. Взаимодействие двух сторон – человека и компьютера – это взаимодействие противоположных по своей сущности, по способу и целям существования объектов [2]. И эти изменения носят противоречивый характер, что связано, например, с трудностями культурно-психологической адаптации человека к нетрадиционным информационным средствам и технологиям. Проблемы сохранения человеческой личности и определения места человека в современном обществе приобретают особую важность. К тому же прогресс компьютеризации сопровождается все нарастающим явлением привязанности человека к компьютеру.

В технизированном мире личность зачастую оценивается по ее знаниям и способностям, а применение компьютера усиливает эту тенденцию [6]. Это чревато серьезными нравственными потерями и способствует формированию сугубо рационалистического отношения к человеку.

Множество авторов поднимают вопросы изменяющейся системы ценностей, новой компьютерной этики, норм морали в сегодняшнем информационном мире [1–3; 6; 7; 11; 13; 14; 17; 20].

Так каковы же основные достоинства и недостатки информатизации?

Качество информации

Широкое распространение локальных сетей, персональных компьютеров и рабочих станций в 1980 году обеспечило процветание зарождающейся сети Интернет, а к 1989 году – ее распространение уже практически по всему миру.

С начала XX века А. Азимов, Э. Форстрер, М. Лейнстер, Стругацкие, С. Снегов и др. предсказывали появление современного Интернета. В своих научно-фантастических произведениях они описывали компьютерные сети, повсеместную информатизацию и общение людей и роботов в сети. Н. Винер предвидел сегодняшний глобальный характер информатизации общества, предполагая, что в будущем «развитию обмена информацией между человеком и машиной, между машиной и человеком и между машиной и машиной суждено играть все возрастающую роль…» [4, с. 30].

Советский физик А. Сахаров писал в своей статье: «В перспективе, быть может, поздней, чем через 50 лет, я предполагаю создание всемирной информационной системы, которая сделает доступным для каждого в любую минуту содержание любой книги, когда-либо и где-либо опубликованной…» [19]. Еще в 1974 он считал, что это окажет глубокое воздействие на жизнь каждого человека, на его досуг, интеллектуальное и художественное развитие.

Интернет сейчас – это всемирная система объединённых компьютерных сетей для хранения и передачи данных. Главное информационное достижение глобальной сети – это перевод в цифровую форму гигантских массивов аналоговой информации, накопленной за всю историю человечества. Перенос в сеть научного и культурного достояния человечества, стремительный рост числа электронных изданий и выпусков электронных версий обычных печатных изданий, проведение встреч, конференций и обучение через Интернет создают впечатление, что глобальная сеть способна объединить все и всех [3]. Однако у нее есть и другая сторона.

Сейчас многим пользователям, особенно школьникам и студентам, гораздо удобнее отыскивать информацию в глобальной информационной сети, нежели в печатных источниках. Ведь будучи в электронном виде в Интернете, огромные объемы информации становятся доступными в любой точке планеты. Особое значение в этом случае приобретает проблема качества источников информации.

В идеале развитие глобальных сетей должно удовлетворять потребности человека в оперативном получении полной и достоверной информации любого вида и назначения. Но это касается не только научной информации. Благодаря Интернету пользователь действительно получает беспрецедентные возможности доступа к ресурсам библиотек, научных изданий, а также возможности непосредственного общения с учеными, однако все это относится и к информации других видов. Глобальная сеть создает благоприятные условия не только для распространения информации, но и для распространения дезинформации. Нередко за помещаемую в Интернет информацию не несет ответственности ни автор, ни провайдер.

Оценивая образовательную роль русского сектора Интернета, И. Ю. Алексеева пишет, что трудно определить, какие из предоставляемых сетью возможностей используются сегодня больше – возможности образования или его имитации [3]. Известно, что в Интернете предлагаются наборы рефератов и дипломов, использующие опубликованные на русском языке источники информации, которых в Интернете просто нет. В частности, речь идет об отсутствии обеспечения в Интернете такого свойства информации, как надежность. Увеличение объемов информационных ресурсов и легкость доступа к ним не отменяет проблемы семантических и прагматических качеств информации.

В современной реальности, когда любая информация становится доступна в самые короткие сроки, когда объемы информации превышают возможности человека в ее изучении, наступает пресыщение информацией. И самое страшное в этой ситуации, что ценность ее падает, и невозможно отделить важную информацию от ненужной, бесполезной или даже вредной.

Специфическим образом в гипертекстовой среде проявляется и такая характеристика, как деперсонализация автора, считает О. В. Новоженина [3]. Деперсонализация имеет несколько уровней – начиная с самого общего, теоретического и заканчивая чисто юридическими и техническими аспектами, связанными, в частности, с проблемой авторского права в глобальной сети. С другой стороны, простота и доступность средств создания информации делают каждого такого субъекта потенциальным автором. Однако насколько качественными будут тексты и насколько достоверной будет информация, которую принесут все эти «новые» авторы?

Самопрезентация и самоопределение

Виртуальное общение имеет определенную специфику субъект-субъектных отношений, связанную как с самопрезентацией, так и с восприятием Другого, пишет Л. В. Баева [2]. Важнейшим аспектом общения является презентация себя: своего образа, убеждений, интересов, чувств и т. д. Тенденция создания домашних страниц обусловлена отношением к Интернету как к месту обитания, которое требует благоустройства согласно своим представлениям, стилю жизни, вкусам и т. д.

Интернет, задуманный первоначально как средство коммуникации и получения информации, в итоге стал средой, культивирующей самовыражение, поскольку он предоставляет человеку для этого уникальные возможности, которые отсутствуют в реальном мире [3]. Вопрос о самопрезентации и самоопределении стоит в контексте актуальной сегодня проблемы выявления и оценки возможных психологических последствий информатизации.

Современный уровень виртуального общения из простого написания писем превратился в нечто гораздо большее. Потребность «приобщиться», включиться в виртуальный диалог с другими стала для многих практически атрибутивной [2]. Это выражается в почти постоянном пребывании людей разного возраста в социальных сетях, многочасовых коммуникациях на игровых порталах, ведении блогов, «живых журналов» и пр. Сегодня многие люди, как известно, проводят в Интернете свой досуг. В связи с этим стоит отметить, что для Интернета становится обычен высокий уровень ошибок, для него характерна тенденция к упрощению грамматических правил, отказу от пунктуации и широкое использования аббревиатур. Это все приводит к сознательному коверканью слов.

Совершенно ясно, что именно виртуальная коммуникация дает современному человеку, однако не следует закрывать глаза и на то, что она отнимает. Обязательства, ответственность, сопереживание и глубина присущи реальному общению, а в виртуальном мире глубина заменяется множеством, сопереживание – повышенным вниманием к самому себе, ответственность – развлечением, а обязательства – игрой, свободной от контроля цензуры [2].

А. И. Ракитов в книге [17] описывает исследования Ш. Теркли, которые показывают, что дети, вырастающие в тесном общении с компьютерами и электронными игрушками, в психологическом, морально-духовном и мировоззренческом плане довольно существенно отличаются как от своих «некомпьютеризованных» сверстников, так и от детей предшествующих поколений. Речь идет не только о навыках владения вычислительной техникой, но об изменениях фундаментальных духовно-культурных структур, понятий и представлений.

«Выросло новое поколение со сниженными ожиданиями того, чем может быть личность и кем способен стать отдельный человек», – отмечает Ланир Джарон, специалист в области визуализации данных и биометрических технологий, в книге [13, с. 13]. Ланир говорит также о последствиях, к которым приводит анонимность пользователей в Интернете, рассуждает о так называемой «свободной культуре», которая наносит серьезный урон миру музыки, литературы и кино. Кроме того, автор обращает внимание на то, что в новой идеологии идея индивидуальной точки зрения отодвинута на второй план. В социальных сетях и таких сервисах, как «Википедия», слишком большое значение уделяется мнению толпы, что снижает значимость индивидуальности в архитектуре общества. Он считает, что современная тенденция развития виртуальных технологий принизила роль обычных людей.

Такие ресурсы, как «Википедия», обладают слишком большим влиянием на формирование мнения человека. А ведь «Википедия» на сегодняшний день является открытым онлайн изданием. Это значит, что любой может поучаствовать в ее разработке. Что может нести в себе статья, составленная не специалистами, а любителями? Что может нести в себе информация, представленная неизвестными лицами как факт? «“Истина” теперь то, что таковой считает “Википедия”», – пишет Уотсон Р. [20, с. 13].

Главной ошибкой современной цифровой культуры является то, что она раскалывает сообщество людей настолько мелко, что остаются лишь помехи [13]. В Интернете все заботятся о сетевой абстракции больше, чем о реальных людях, входящих в эту сеть, и забывают о том, что сеть сама по себе ничего не значит, значим только сам человек.

Унификация массового сознания

Компьютеры и Интернет изменили культуру мышления и мировоззрения современного человека [14]. Умело манипулируя общественным мнением, они воздействуют на каждого человека и способствуют унификации массового сознания, массовой культуры.

Глобальная сеть быстро превращается в мощное средство пропаганды [3]. И наряду с неоспоримыми преимуществами, получаемыми благодаря новым компьютерным технологиям, чрезмерный объем поступающей информации создает предпосылки манипулирования общественным мнением, зачастую угрожая сохранности духовных ценностей и этических норм, сложившихся в обществе.

В связи с этим помимо актуальности проблемы информационной безопасности возникает современная проблема информационно-социальных систем – обеспечение защиты «от информации» [15].

От реальности к виртуальности

Взаимодействие в среде виртуальной реальности происходит таким же образом, как и в подлинной реальности – с помощью систем восприятия и передачи информации. Виртуальная реальность задействует работу человеческих органов чувств, и последние десятилетия дали понять, что ее возможности в этой области действительно велики. Кроме того, виртуальная реальность для пользователя – это реальность среди других реальностей, и она занимает определенное место в иерархии ценностей современной культуры и личности [3].

Б. Гейтс [5] рассматривает виртуальную реальность как инструмент исследования и убежден в том, что моделирование как одна из функций системы виртуальной реальности особенно полезно при изучении наук. Виртуальная реальность предоставляет человеку отличные возможности для проведения различного рода исследований, в том числе психологического характера.

Виртуальная реальность с ее способностью моделирования любой ситуации может служить средством приобретения и закрепления жизненных умений, а также навыков общения и жизнедеятельности в социуме. Это может повлиять не только на качественно новое развитие любой производственной, торговой, финансовой и других структур, но и на всю экономику страны в целом [11].

Основная причина такого оптимистического прогноза использования виртуальной реальности в качестве инструмента исследования состоит в наличии массивов хранящейся в ней информации, а также в возможности манипулирования ее компонентами [5]. И при умелом манипулировании она может стать хорошим помощником для любого человека в области получения профессиональных знаний и улучшения профессиональных навыков.

Однако насколько реальна виртуальная реальность для пользователя? Насколько четкой сознание видит границу между этими двумя реальностями? Проблема в том, что существует тенденция к ее истиранию, и это создает отличные возможности для манипулирования сознанием и подсознанием человека [11].

За время, проводимое в виртуальном мире, человек не только не решает важных для себя проблем, но и останавливается в своем духовном развитии, полностью перемещаясь в виртуальный мир, где ощущает себя более комфортно [3]. Все это – стремление уйти от реальности.

Современные компьютерные средства вместе с информационными технологиями создают иллюзорный мир, и эта иллюзия реальности очень сильна [3]. Если что-то в «реальной реальности» не устраивает человека – возникает соблазн ускользнуть туда, где окружающий мир будет строиться по собственному желанию.

В виртуализации образа жизни современного человека Л. В. Баева видит его постепенный переход от реальной формы бытия к информационной. Ведь потребность в виртуальной коммуникации из модной привычки или удобной формы дистанционной передачи эмоций и новостей способна перерасти в некую форму зависимости, постоянного желания находиться в потоке передаваемой и получаемой информации [2].

С развитием технологий систем виртуальной реальности растет и число людей, увлекающихся этим явлением [11]. Б. Гейтс еще в 1996 году писал в своей книге [5], что в том случае, когда виртуальная реальность станет доступной всем, это может вырасти в серьезную проблему, поскольку некоторые люди будут пользоваться системой в ущерб всему остальному. Б. Гейтс утверждал, что виртуальная реальность сильнее любой видеоигры, и что впасть в зависимость от нее очень легко.

В своей статье [11] С. В. Коловоротный пишет, что сравнительно несложно привить зависимость нахождения в виртуальной реальности. Он связывает это, прежде всего, с объективными психологическими факторами. В. М. Розин также отмечает, что далеко не каждый человек будет убегать от реальности, что к такому поведению склонны люди с особым типом личности, предрасположенные к различным зависимостям [3].

Заключение

Не исключено, что сетевое сообщество выработает определенные формы контроля за движением информации в глобальных сетях и определит место человека в информационном пространстве. Однако социальные проблемы повсеместной информатизации не сводятся лишь к юридическим или техническим вопросам. Они возникают в определенном культурном контексте и имеют непосредственное отношение к системам ценностей. Информационно-психологическая безопасность субъекта зависит в значительной степени от него самого, его способности к самостоятельному, осознанному выбору информации, отсутствию установок на подражательство, сопротивляемость манипулятивным информационным воздействиям [3]. Последнее слово остается за нравственным развитием человека.

В таком случае становится очевидно, что повышение духовного, нравственного и культурного уровня личности может оказаться если не решением, то хотя бы методом борьбы с возникающими в современном обществе социальными проблемами информатизации. В связи с этим нельзя не отметить роль образования. На формирование личности в целом, на возможность ориентироваться в мире и в смысле всего происходящего оказывают существенное влияние в первую очередь гуманитарные знания. Именно гуманитарные науки вносят огромный вклад в культурное и нравственное развитие студентов и оказывают решающее воздействие на формирование их мировоззрения. Гуманитарный подход способствует сохранению уникальности и незаурядности. Он учит человека мыслить нестандартно, уметь донести свои мысли и идеи до окружающих; учит принятию и осмыслению своего места в мире и в целом способствует гармоничному развитию личности.

Особую актуальность описанные социальные проблемы приобретают в технических ВУЗах, где доля гуманитарных дисциплин значительно снижена по сравнению со всеми остальными.

Получается, что научно-технический прогресс только усилил значимость и актуальность гуманитарного образования, которое стало неотъемлемой частью современной образовательной системы, ведь оно формирует ценностные ориентиры и жизненные позиции студентов [8].

Возможно, именно в этой области и лежит основной путь к решению проблем повсеместной информатизации и компьютеризации общества.

Список литературы

1. Алексенко Н. Н. Психоаналитические аспекты поведения человека в киберпространстве // Журнал Практической психологии и психоанализа. – 2000. – № 3. – [Электронный ресурс]. – Режим доступа: https://psyjournal.ru/psyjournal/articles/detail.php?ID=2889 (дата обращения 10.03.2017).

2. Баева Л. В. Виртуальная коммуникация: особенности и этические принципы // Философские науки. – 2015. – № 10. – С. 5–10.

3. Влияние Интернета на сознание и структуру знания / под. ред. В. М. Розин. – М.: ИФ РАН, 2004. – 239 с.

4. Винер Н. Кибернетика и общество. – М.: Иностранная литература, 1958. – 200 с.

5. Гейтс Б. Дорога в будущее. – М.: Русская редакция. – 1996. – 312 с.

6. Дрозд А. Л. Проблема «человек и компьютер» как предмет философского анализа // IV Державинские чтения. – 2001. – С. 47–49.

7. Емелин В. А. Человек технологический. Трансформация идентичности в условиях развития информационного общества // Философские науки. – 2015. – № 2. – С. 154–157.

8. Ербаева Н. А., Истомина О. Б. К вопросу о гуманитаризации высшей технической школы // Проблемы высшего технического образования в России и за рубежом: материалы международной научно-методической конференции. – Улан-Удэ, 2012. – С. 489–495.

9. Искусственный интеллект: междисциплинарный подход / под ред. Д. И. Дубровского и В. А. Лекторского – М.: ИИнтеЛЛ, 2006. – 448 с.

10. Карпова И. П. История и перспективы развития автоматизированных обучающих систем // Компьютеры в учебном процессе. – 2002. – № 9.– С. 89– 95.

11. Коловоротный С. В. Виртуальная реальность: манипулирование временем и пространством // Журнал Практической психологии и психоанализа. – 2003. – № 1. – [Электронный ресурс]. – Режим доступа: https://psyjournal.ru/psyjournal/articles/detail.php?ID=2892 (дата обращения 10.03.2017).

12. Кудинов Д. Н. Перспективы разработки автоматизированных обучающих систем // Современные проблемы науки и образования. – 2008. – № 6. – С. 46–50.

13. Ланир Дж. Вы не гаджет. Манифест. – М.: Астрель, 2011. – 112 с.

14. Малинецкий Г. Г, Ахромеева Т. С. Вызовы, возможности и бифуркация виртуальной реальности // Философские науки. – 2015. – № 11.– С. 67–82.

15. Новиков Д. А. Кибернетика: Навигатор. История кибернетики, современное состояние, перспективы развития. – М.: ЛЕНАНД, 2016. – 160 с.

16. Опарина Н. М. Проблемы оптимизации и эффективности подготовки специалистов с использованием автоматизированных систем обучения // Известия РГПУ им. А. И. Герцена. – 2005. – № 12. – 5 т. – С. 301–311.

17. Ракитов А. И. Философия компьютерных революций. – М.: Политиздат, 1991. – 287 с.

18. Сергеева Л. А. Современные проблемы техники и информатики в контексте мировоззренческого подхода // Философские проблемы информационных технологий и киберпространства. – 2010. – № 1. – С. 204–210.

19. Сахаров А. Д. Мир через полвека. – 1974. – [Электронный ресурс]. – Режим доступа: http://www.sakharov-archive.ru/Raboty/Rabot_31.html (дата обращения 10.03.2017).

20. Уотсон Р. Файлы будущего: история следующих 50 лет. – М.: Эксмо, 2011. – 583 с.

References

1. Aleksenko N. N. Psychoanalytical Aspects of Human Behavior in Cyberspace [Psikhoanaliticheskie aspekty povedeniya cheloveka v kiberprostranstve]. Zhurnal Prakticheskoy psikhologii i psikhoanaliza (Practical Psychology and Psychoanalysis Journal), 2000, № 3. Available at: https://psyjournal.ru/psyjournal/articles/detail.php?ID=2889 (accessed 10 March 2017).

2. Baeva L. V. Virtual Communication: Classification and Specifics [Virtualnaya kommunikatsiya: osobennosti i eticheskie printsipy]. Filosofskie nauki (Philosophic Sciences), 2015, № 10, pp. 5–10.

3. Rozin V. M. (Ed.) The Influence of the Internet on the Consciousnessand the Knowledge Structure [Vliyanie Interneta na soznanie i strukturu znaniya]. Moscow, IF RAN, 2004, 239 p.

4. Wiener N. The Human Use of Human Beings: Cybernetics and Society [Kibernetika i obschestvo]. Moscow, Inostrannaya literatura, 1958, 200 p.

5. Gates B. The Road Ahead [Doroga v buduschee]. Moscow, Russkaya redaktsiya, 1996, 312 p.

6. Drozd A. L. The Question of Man and Computer as a Topic of Philosophical Analysis [Problema “chelovek i kompyuter” kak predmet filosofskogo analiza]. IV Derzhavinskie chteniya (The Reading of Derzhavin IV), 2001, pp. 47–49.

7. Emelin V. A. The Technological Man. The Transformation of Identity under the Conditions of Information Society Development [Chelovek tekhnologicheskiy. Transformatsiya identichnosti v usloviyakh razvitiya informatsionnogo obschestva]. Filosofskie nauki (Philosophic Sciences), 2015, № 2, pp. 154–157.

8. Erbaeva N. A., Istomina O. B. The Question of Humanization of Higher Technical School [K voprosu o gumanitarizatsii vysshey tekhnicheskoy shkoly]. Problemy vysshego tekhnicheskogo obrazovaniya v Rossii i za rubezhom: materialy mezhdunarodnoy nauchno-metodicheskoy konferentsii (The Problems of Higher Technical Education in Russia and Abroad: Proceedings of International Research and Methodology Conference). Ulan-Ude, 2012, pp. 489–495.

9. Dubrovskiy D. I., Lektorskiy V. A. (Eds.) Artificial Intelligence: Interdisciplinary Approach [Iskusstvennyy intellekt: mezhdistsiplinarnyy podkhod]. Moscow, IInteLL, 2006, 448 p.

10. Karpova I. P. History and Development Prospect of Automatic Training Systems [Istoriya i perspektivy razvitiya avtomatizirovannykh obuchayuschikh system]. Kopyutery v uchebno protcesse (Computers in the Educational Process), 2002, № 9, pp. 89–95.

11. Kolovorotnyy S. V. Virtual Reality: Manipulation of Time and Space. [Virtualnaya realnost: manipulirovanie vremenem i prostranstvom]. Zhurnal Prakticheskoy psikhologii i psikhoanaliza (Practical Psychology and Psychoanalysis Journal), 2003, № 1. Available at: https://psyjournal.ru/psyjournal/articles/detail.php?ID=2892 (accessed 10 March 2017).

12. Kudinov D. N. The Prospect of Automatic Training System Development [Perspektivy razrabotki avtomatizirovannykh obuchayuschikh system]. Sovremennye problemy nauki i obrazovaniya (The Modern Problems of Science and Education), 2008, № 6, pp. 46–50.

13. Lanier J. You Are Not a Gadget: A Manifesto [Vy ne gadzhet. Manifest]. Moscow, Astrel, 2011, 112 p.

14. Malinetskiy G. G, Akhromeeva T. S. The Challenges, Capabilities and Bifurcation of Virtual Reality [Vyzovy, vozmozhnosti i bifurkatsiya virtualnoy realnosti]. Filosofskie nauki (Philosophic Sciences), 2015, № 11, pp. 67–82.

15. Novikov D. A. Cybernetic: Navigator. History of Cybernetic, Contemporary State and Future Development [Kibernetika: Navigator. Istoriya kibernetiki, sovremennoe sostoyanie, perspektivy razvitiya]. Moscow, LENAND, 2016, 160 p.

16. Oparina N. M. The Questions of Optimization and Efficiency Training Expert Using Automatic Training System [Problemy optimizatcii i yeffektivnosti podgotovki spetcialistov s ispolzovaniem avtomatizirovannykh system obucheniya]. Izvestiya RGPU im. A. I. Gertcena (Bulletin of RPGU named after A. I. Gertcen), 2005, № 12, pp. 301–311.

17. Rakitov A. I. The Philosophy of Computer Revolutions [Filosofiya kompyuternykh revolyutsiy]. Moscow, Politizdat, 1991, 287 p.

18. Sergeeva L. A. The Modern Troubles of Equipment and Informatics in the Context of Worldview Approach [Sovremennye problemy tekhniki i informatiki v kontekste mirovozzrencheskogo podkhoda]. Filosofskie problemy informatsionnykh tekhnologiy i kiberprostranstva (Philosophical Problems of Information Technology and Cyberspace), 2010, № 1, pp. 204–210.

19. Sakharov A. D. The World in Half a Century [Mir cherez polveka]. 1974. Available at: http://www.sakharov-archive.ru/Raboty/Rabot_31.html (accessed 10 March 2017).

20. Watson R. Future Files: A Brief History of the Next 50 Years [Fayly buduschego: istoriya sleduyuschikh 50 let]. Moscow, Eksmo, 2011, 583 p.

Ссылка на статью:
Осипенко У. Ю., Быданов В. Е. Предостережение Всемирной метеорологической организации Парижской конференции по климату 2015 // Философия и гуманитарные науки в информационном обществе. – 2017. – № 1. – С. 12–24. URL: http://fikio.ru/?p=2400.

Философия

Информационная война как процесс и деятельность

УДК 355.01

Бурова Мария Леонидовна – федеральное государственное автономное образовательное учреждение высшего профессионального образования «Санкт-Петербургский государственный университет аэрокосмического приборостроения», кафедра истории и философии, доцент, кандидат философских наук, доцент, Санкт-Петербург, Россия.

E-mail: marburova@yandex.ru

196135, Россия, Санкт-Петербург, ул. Гастелло, д.15,

тел: +7 (812) 708-42-13.

Авторское резюме

Состояние вопроса: Информационная война представляет собой особый вид войны, соответствующий новым условиям существования общества. Это позволяет рассматривать ее в соответствии с историко-философской традицией исследования войн как социальный процесс и деятельность. Можно интерпретировать информационную войну как процесс, осуществляющийся в динамической системе, на стыке виртуальной и социальной реальности, и как искусную деятельность в виде технологии и игры.

Результаты: В широком смысле информационную войну можно рассматривать как процесс создания, передачи, распространения и навязывания информационного продукта, способного повлиять на сознание, предпочтения, поведение человека как прямого объекта воздействия. К её количественной стороне относятся физические характеристики и направленность, локальность, прерывность, случайность. Как технологический процесс информационная война имеет свои циклы и фазы. С качественной стороны информационная война представляет собой незавершенный текст с символами, сюжетами и ассоциативными связями, что позволяет определять ее как процесс коммуникации, связанный с пониманием и интерпретацией. Информационная война как специфическая технология представляет собой совокупность способов и методов преобразования как самой информации, так и сознания, поведения человека, основанных на техническом и психологическом знании. Она представляет собой многоуровневую систему, включающую знания, цели, методы и практические действия, то есть выступает как искусная деятельность. Отдельные технологии могут быть сопоставимы с конкретными методиками воздействий на целевую аудиторию. В качестве игры информационная война строит свою иллюзорную реальность, обладает свойствами повторяемости, вариативности, сопричастности. Выступая в разнообразных феноменах общества и культуры как многоплановая деятельность субъектов различного уровня, она не может быть прекращена или завершена.

Область применения результатов: Философское исследование информационных войн.

Выводы: Информационная война предстает как противоречивое единство процесса и деятельности, где внешней стороной оказывается динамичность, непрерывность в пространственных и временных формах, а внутренней, содержательной стороной является человеческая деятельность в ее различных феноменах. Информационная война становится атрибутом информационного общества, динамичным взаимодействием его участников, где победа или проигрыш носят лишь временный, но не окончательный характер.

Ключевые слова: информационная война; количественная и качественная стороны процесса; коммуникационный процесс; текст; технология; игра.

Information Warfare as a Process and Activity

Burova Maria Leonidovna – Saint Petersburg State University of Aerospace Instrumentation, Department of History and Philosophy, associate professor, Ph. D. (philosophy), Saint Petersburg, Russia.

E-mail: marburova@yandex.ru

15, Gastello st., Saint Petersburg, 196135, Russia,

tel: +7 (812) 708-42-13.

Abstract

Background: Information warfare is a special kind of war, corresponding to the new conditions of society existence. This allows us to consider it in accordance with the historical and philosophical tradition of the war study as a social process and activity. It is possible to interpret information warfare as a process occurring in a dynamic system, at the interface of virtual and social reality, and as a skillful activity in the form of technology and a game.

Results: In a broad sense, information warfare can be regarded as a process of creating, transmitting, disseminating and imposing an information product that can affect the consciousness, preferences, and behavior of a person as a direct object of that influence. Physical characteristics and orientation, locality, discontinuity, randomness belong to its quantitative aspect. As a technological process, information warfare has its own cycles and phases. From the qualitative point of view, information warfare is an unfinished text with symbols, plots and associative relations, which allows us to define it as a communication process associated with understanding and interpretation. Information warfare as a specific technology is a combination of ways and methods of transforming both information itself and consciousness, human behavior based on technical and psychological knowledge. It is a multi-level system which includes knowledge, goals, methods and practices, that is, acts as a skillful activity. Separate technologies can be comparable with specific methods of impact on the target audience. As a game, information warfare builds its illusory reality, has the properties of repeatability, variability, involvement. Being represented in various phenomena of society and culture as multifaceted activity of subjects of various levels, it cannot be terminated or completed.

Research applications: Philosophical study of information warfare.

Conclusion: Information warfare is manifested as contradictory unity of process and activity, where the external aspect is dynamism, continuity in spatial and temporal forms, whereas the internal, content aspect is human activity in its various phenomena. Information warfare is becoming an attribute of information society, dynamic interaction of its participants, where victory or loss is only temporary, but not final.

Keywords: information warfare; quantitative and qualitative aspects of the process; communication process; text; technology; game.

Сложность философского исследования информационной войны связана с тем, что она существует как данность, в которой мы уже находимся, и которая постоянно свершается. Это некая уже привычная составляющая нашего бытия, непрестанно уходящая в прошлое. Поэтому недостаточно рассматривать информационную войну только в качестве термина, который вполне справедливо представляется нечетким в формально-логическом смысле, с неограниченным рядом предикатов [6, с. 11], концепта, несущего в себе образную составляющую [2, с. 33], а также обращаться к привычным политическим оценкам. Поскольку информационная война является особым видом войны, соответствующим новым условиям существования общества, она может быть представлена в соответствии с историко-философской традицией исследования войн как социальный процесс и как деятельность.

Рассмотрение войны (борьбы) как всеобщего процесса, источника всего нового и закономерности всего сущего, как движущей космической силы восходит к досократикам (Гераклиту и Эмпедоклу). В Новое время понимание войны как процесса можно отметить у Гегеля, связывающего ее с развертыванием абсолютного духа, а также у Клаузевица (война – продолжение политики иными средствами). Последнюю позицию разделяет марксизм, рассматривающий войны как специфические явления на пути исторического развития общества, выражавшие природу классово-антагонистического строя [7, с. 211]. Предложенный социальной философией марксизма конкретно-исторический подход позволил создать типологию войн, а методология исследования причинности социальных явлений через взаимодействие объективного и субъективного факторов является продуктивной и в наше время. Война как социальный процесс имеет объективный характер, а если это уже завершившийся процесс, то к нему применимо исследование через его условия, источники и движущие силы, характер, пространственно-временные характеристики и другие свойства. Но и сами понятия источника и движущих сил, составляя объективную и субъективную стороны процесса, несут в себе изменение и становление. Война предстает и как событие, и как со-бытие, как изменение социального бытия, а не как свершившийся неизменный факт. Именно поэтому мы переосмысливаем войны как часть не только нашего исторического прошлого, но и настоящего, способного влиять на будущее.

Отношение к войне как к деятельности также восходит к античности. У Платона война есть искусная деятельность, к которой нужно готовиться [9, с. 136; 185] и направленная на справедливость [8, с. 227–228]. Для Аристотеля вся человеческая жизнь распадается на занятия и досуг, деятельность (занятия) направлена как на необходимое и полезное, так и на прекрасное. Война существует ради мира [2, 1333а30]. Военные упражнения граждан нужны для того, чтобы граждане не попали в рабство, достигали гегемонии для пользы подвластных и господствовали над теми, кто достоин быть рабом [2, 1334а]. Таким образом, война рассматривается как целенаправленная, искусная и полезная человеческая деятельность. Характеристику войны как особого рода искусства, хитрой и даже обманной деятельности можно отметить у Сунь-Цзы. Положение Гоббса о «войне всех против всех» особенно подходит для характеристики информационной войны, учитывая характерную для нее полисубъектность и неопределенность.

Для рассмотрения информационной войны как процесса необходимо использовать категории системы, условия, источника, движущей силы. Представляется возможным рассматривать информационную войну как процесс, осуществляющийся в динамической системе, на стыке виртуальной и социальной реальности. При ведении информационной войны, как и любой войны, ставятся конечные политические, экономические, идеологические цели, отвечающие объективным интересам различных социальных субъектов. Осуществляясь в информационном пространстве посредством изменения и интерпретации информационных данных, она влияет на массовое и индивидуальное сознание. Изменения в сознании и поведении становятся решающим средством, движущей силой для достижения целей.

Информационная война стала частью нашей повседневной жизни в последние десятилетия. Но будет вполне оправданным отнести начало этого процесса к появлению письменных источников как носителей информации, что явилось важнейшим условием для создания образов врагов, мифологизации отдельных исторических событий, народов и лиц. С появлением же массовых средств информации, используемых как средства пропаганды, можно говорить об ускорении, активизации информационных и дезинформационных действий, расширении их масштаба. В широком смысле информационную войну можно рассматривать как процесс создания, передачи, распространения и навязывания информационного продукта, способного повлиять на сознание, предпочтения и даже поведение человека как прямого объекта воздействия. Не менее важной составляющей является хранение, кодирование секретной информации, если ее утечка является важным средством давления на противоположную сторону, ослабления ее позиций в информационной войне. Но и простое хранение даже старых данных о событиях, действиях или намерениях людей позволяет при необходимости выдать их в качестве новых или иначе интерпретировать [см.: 5, с. 17].

Это истолкование информационной войны позволяет выделить определенные измеряемые физические характеристики (время, скорость, интенсивность, пространство, объем информации). К количественной стороне информационной войны как процесса можно отнести также её направленность. Даже поверхностное исследование деятельности средств массовой информации позволяет дифференцировать различные направленные потоки, рассчитанные на целевую аудиторию (молодежь, этнические, религиозные группы). Часть же транслируемой информации может носить широкий, ненаправленный или даже разнонаправленный характер (если учитывать горизонтальные и вертикальные параметры). Так, Интернет представляет собой большей частью горизонтальную сеть, в которой возможны и иерархические уровни. СМИ, напротив, предлагает нисходящие к аудитории потоки информации, которую зритель-слушатель может воспринимать, осмысливать, переживать или не соглашаться.

Информационная война изначально имела локальный и прерываемый характер, что было связано с ее служебным, пропагандистским значением по отношению к предполагаемым или реальным военным действиям. В современных условиях этот процесс стал непрерывным и регулярным, содержащим как латентные, так и активные эпизоды, что выглядит на внешнем уровне как изменение динамики. Поводом для начала активных атак или их прекращения может послужить любое действие, событие, высказывание, имеющее политический, идеологический или экономический характер и затрагивающее действительные или мнимые интересы участвующих сторон. Можно считать, что информационной войне свойственен элемент случайности и, в некоторой степени, непредсказуемости.

С другой стороны, информационная война является технологическим процессом, который идет по разработанному плану, имеет фазы и этапы, представляет собой некоторый цикл. Технологический процесс обычно управляем – полностью или частично, автоматически или в «ручном режиме». Поскольку в ходе информационной войны осуществляется манипулирование сознанием или поведением человека, то разработка и исследование механизма и технологии информационного воздействия, связанного с использованием собственно технических средств и психологических методов, ведется в последние годы очень активно. Но сами технологии как способы ведения войны должны быть отнесены к деятельности.

Качественная сторона информационной войны связана с содержанием и смыслом передаваемой информации, что предполагает рассмотрение человека не только как информационного объекта, но и как понимающего и оценивающего субъекта, мышление которого имеет минимальную свободу оценки и способности к рациональной критике, но должно быть восприимчивым к навязываемым устойчивым стереотипам.

По утверждению И. Ю. Алексеевой и Е. Н. Шклярик, человек как информационный объект характеризуется нелинейностью, незамкнутостью, а сами границы информационного субъекта и объекта не определены. Информационная война является глобальным и не всегда управляемым коммуникационным процессом. Особенно это характерно для интернет-пространства, где постоянно меняются пространственно-временные, содержательные и целевые границы коммуникации [1, с. 72]. В таком смысле информационная война – уже не просто процесс передачи данных. Она представляет собой развертывающийся незавершенный текст, где можно выделить определенные устойчивые символы, идеологические коннотации и особый хронотоп.

Как замечает Л. К. Салиева, «совокупность отобранных сообщений в любом выпуске любого СМИ представляет собой коллажный текст. Такой составленный из синхронных событий текст создает единый смысловой образ мира. Образ мира формируется в результате того, что каждый орган массовой информации отбирает и модифицирует (в форме и в нефактологическом содержании) сообщения о событиях по-своему» [10, с. 11]. Привычными, даже стандартными являются сейчас такие образы-символы как «слеза ребенка», «территория (страна) зла», «хакер» (вор-разбойник, крадущий не только собственность, но и информацию). Но конкретная географическая привязка территории зла постоянно меняется, образ одного и того же страдающего ребенка многократно повторяется на разных каналах, хакера можно персонифицировать или представить в виде нечеткого множества. Новые образы-символы (как, например, «русский мир») несут положительную или отрицательную коннотацию, что связано не только с характером источника, но и с установкой воспринимающего субъекта. Также создаются новые ассоциативные связи – например, спорт и допинг.

Л. К. Салиева отмечает способность одного и того же текста (в частности, массовой информации) выступать в качестве разного типа высказываний для разных аудиторий. Для профессионалов и журналистов массовая информация – нарратив, в котором они разделяют содержание и его трактовку – то, о чем повествуется – и цель, ради которой информация передается-повествуется. Для обывателя, не знающего приемов создания массовой информации, ее содержание мифологично, образ здесь совпадает с реальностью, он и есть реальность [10, с. 7]. Сюжет, заложенный в информации, может не совпадать с действительным событием или полностью отличаться от него, но в этом и задача информационной войны – дезинформировать, выдать за истину ложь, при этом охватив максимально возможную аудиторию как в своем государстве, так и в государствах-союзниках или соперниках. При этом использование компьютерных технологий позволяет многократно передавать и умножать информацию, создавая многослойные коммуникационные связи. Взаимодействие и общение людей происходит с целью обмена и мыслями, и эмоциями, при недостатке одного всегда будет избыток другого, при этом истинность или ложность повода-события вторична. Поэтому информационная война как коммуникационный процесс бесконечна, не может завершиться победой любой из взаимодействующих сторон, если только не прекратить внешними мерами возможность всякого общения. Но и в широком смысле, как процесс создания и передачи информации, информационная война непрерывна во времени.

Что же представляет собой информационная война как деятельность? Предполагается возможным рассматривать ее как технологию и как игру. Любой подход позволяет рассматривать информационную войну достаточно конкретно – с позиции субъекта деятельности, ее средств и результатов.

В качестве технологии в целом информационная война представляет собой способы и методы преобразования информации, а также сознания и поведения человека, в том числе ценностного сознания [3], основанные на техническом и психологическом знании. Успешность любой технологии зависит от единства объективных и субъективных факторов. Объективная сторона информационной войны как технологии связана с наличием техники (в данном случае речь идет о развитии систем связи, компьютеров и наличии Интернета). Субъективная сторона связана с наличием у населения определенной технической культуры, компьютерной грамотности, навыков виртуального общения, что делает молодежь, с ее увлечением гаджетами и недостаточной критичностью, особенно уязвимой к информационному воздействию. К субъективным факторам следует отнести мотивы, интересы, настроения, которые являются одновременно условием результативности информационной войны и ее объектом. Информационная война как технология шире, чем совокупность отдельных технологий информационных войн. Она представляет собой многоуровневую систему, состоящую из знаний, целей, методов, практических действий и отдельных операций, то есть выступает как искусная деятельность. Это тот широкий фронт, которому сложно противостоять. Отдельные технологии могут быть сопоставимы с конкретными методиками воздействий на целевую аудиторию.

Технологии ведения информационных войн направлены, прежде всего, на массовое сознание и имеют, главным образом, психологический характер. Так, Е. Г. Зорина выделяет меметическое воздействие (посредством демотиваторов, комиксов), политический нейминг (двусмысленное наименование партий, движений, лиц), таргетинг (вбрасывание определенных новостей на первый план в новостных лентах социальных сетей), создание киберсимулякров (виртуальных личностей с их «мнением») и вирусный маркетинг [4, с. 79–80]. Как видим, они неравнозначны. Мем привлекает ироничностью, нейминг – контекстуальностью, что дает возможность объединения людей посредством понимания смыслов. С роботами и вирусными роликами можно справиться, используя компьютерные программы.

А. Кугушева отмечает технологию воздействия на поведение людей с целью выработки автоматических реакций и стереотипов, так называемый супернадж [6, с. 20], что отсылает нас к бихевиористской методологии. Но создание заведомо стандартных ситуаций, где не нужно мыслить, а можно реагировать практически рефлекторно, в постоянно меняющейся сложной социальной реальности представляется трудно выполнимой задачей.

Данные технологии выступают как средства, используемые различными политическими и социальными субъектами в процессе их взаимодействия ради продолжения самой информационной войны, а не ее окончания. Информационная война как цель в себе не зависит от успешности сменяющихся технологий.

Представление информационной войны как игры позволяет особо отметить спонтанность и неожиданность ее элементов, театральность, определенный азарт ее участников. Ход и результат игры, даже если соблюдается сценарий, не всегда легко прогнозировать. Конечно, информационная война может принести практическую пользу, игра же обычно рассматривается как свободная от утилитарного значения. Но информационная война, как игра, строит свою иллюзорную реальность, причем враждующие стороны прекрасно понимают различие между миром реальных и выдуманных событий, сомнительным представляется добросовестное заблуждение или наивная вера в свои утверждения. Вполне вероятно, что хитрая уловка, обманное действие или суждение доставляют удовольствие тому, кто их использует. И в этом информационная война схожа с игрой.

В. П. Крутоус и А. В. Явецкий, сравнивая позиции Г.-Г. Гадамера и Ю. М. Лотмана по поводу двойственности игры, отмечают участие в ней разума, отвечающего за соблюдение правил, ритмичность, самоупорядочивание, структурность. В результате создается новая реальность через преображение. Сущность игровой деятельности предполагает сосуществование условного и обыденного отношений к действительности, создаваемой в игре. Осознание «как будто» не меняет отношения к ситуации как реальной, причем допускается множество истолкований и значений элементов. Игра выступает как аналог действительности, познавательная модель, где элементы могут выходить за свои пределы [5, с. 158–159]. Представляет интерес сделанный авторами анализ игры как структуры. Повторяемость, то есть возможность еще раз воспроизвести структуру игры и переиграть неудавшийся ход, может быть применена к информационной войне, где однотипные сюжеты годятся для многократного использования несмотря на абсурдность содержания, и где сама целостность сюжета предполагает конкретный набор частей-элементов в их определенной последовательности. Информационная война выступает как ритуал и как проверка – испытание соперника. Вариативность как совершение движений или восприятие игры с некоторой долей свободы допускает в информационной войне не просто качественное разнообразие интерпретаций, а также разный уровень их интенсивности (от жестких обвинений до намеков, от открытой вражды до имитации нейтральности). Сопричастность превращает зрителя в участника, в «достраивателя» смыслов, а игру – в явление собственной истины. Информационная война как зрелище не может существовать без зрителя, воспринимающего навязываемые ценности и оценки и убеждающегося в результате манипуляций и уловок в реальности сообщаемого события-явления. Так, компьютерная игра, созданная на якобы исторический сюжет, запоминается лучше, чем факты, изложенные в солидном научном труде. А псевдодокументальный агитационный фильм о внешней угрозе заставляет обывателя задуматься об укрытии и обороне.

Выделенные свойства игры указывают на то, что она как деятельность субъектов различного уровня, выступая в многообразных феноменах общества и культуры, не может быть прекращена или завершена, в том числе победой или поражением одного из участников, хотя отдельные участники могут добавляться или исключаться из этого действа. Информационная война как один из феноменов современного общества, как своеобразная форма проявления активности человека, как реальность, может изменяться, но не может перестать быть.

Итак, процесс реализуется в деятельности, а деятельность оказывается процессом. Информационная война предстает как их противоречивое единство, где внешней стороной оказывается процессуальность, непрерывность в пространственных и временных формах, а внутренней, содержательной стороной является человеческая деятельность в ее различных феноменах. Информационная война становится атрибутом информационного общества, динамичным взаимодействием его участников, где победа или проигрыш носят лишь временный, но не окончательный характер.

Список литературы

1. Алексеева И. Ю., Шклярик Е. Н. Что такое компьютерная этика? // Вопросы философии. – 2007. – № 9. – С. 60–72.

2. Аристотель. Политика // Сочинения: в 4-х т. Т. 4. – М.: Мысль. 1983. – 830 с.

3. Бурова М. Л. Информационные войны: аксиологический аспект // Философия и гуманитарные науки в информационном обществе. – 2014. – № 4(6). – С. 31–39.

4. Зорина Е. Г. Технологии подрыва легитимности государственной власти, используемые в интернет-пространстве // Информационные войны. – 2016. – № 1. – С. 78–80.

5. Крутоус В. П., Явецкий А. В. Введение к статье Г.-Г. Гадамера «Игра искусства» // Вопросы философии. – 2006. – № 8. – С. 155–163.

6. Кугушева А. От информационных войн к поведенческим // Информационные войны. – 2016. – № 1(37). – С. 11–22.

7. Материалистическая диалектика. Т 4. – М.: Мысль, 1984. – 320 с.

8. Платон. Алкивиад 1 / Собрание сочинений в 4-х т. Т. 1. – М.: Мысль, 1990. – 860 с.

9. Платон. Государство / Собрание сочинений в 4-х т. Т. 3. – М.: Мысль, 1994. – 654 с.

10. Салиева Л. К. Нарративный анализ. История и современность. Сферы приложения – [Электронный ресурс]. – Режим доступа: https://istina.msu.ru/media/publications/article/076/cf6/2967914/_doc_1.pdf (дата обращения: 15.03.2017).

References

1. Alekseeva I. Yu., Sklarek E. N. What is Computer Ethics? [Chto takoe kompyuternaya etika?]. Voprosy filosofii (Questions of Philosophy), 2007, № 9, pp. 60–72.

2. Aristotle. Politics [Politika]. Sochineniya: v 4 t. T. 4 (Works: In 4 vol. Vol. 4). Moscow, Mysl, 1983, 830 p.

3. Burova M. L. Information Warfare: The Axiological Aspect [Informacionnye voyny: aksiologicheskiy aspekt]. Filosofiya i gumanitarnye nauki v informacionnom obschestve (Philosophy and Humanities in the Information Society), 2014, № 4(6), pp. 31–39.

4. Zorina E. G. The Online Technologies of Undermine Legitimacy of the Government. [Tekhnologii podryva legitimnosti gosudarstvennoy vlasti, ispolzuemye v internet-prostranstve] Informatsionnye voyny (Information Warfares), 2016, № 1 (37), pp. 78–80.

5. Kratos V. P., Jawecki A. V. Introduction to H.-G. Gadamer’s Article “The Art Game”. [Vvedenie k stаte G.-G. Gadamera “Igra iskusstva”]. Voprosy filosofii (Questions of Philosophy), 2006, № 8, pp. 155–163.

6. Kugusheva A. From the Information Wars to Behavioral. [Ot informacionnyh voyn k povedencheskim]. Informatsionnye voyny (Information Warfares), 2016, № 1 (37), pp. 11–22.

7. The Materialist Dialectic. Vol. 4 [Materialisticheskaya dialektika. T. 4]. Moscow, Mysl, 1984, 320 p.

8. Plato. 1 Alcibiades [Alkiviad 1]. Sobranie sochineniy v 4 t. T. 1 (Collected Works: in 4 vol. Vol. 1). Moscow, Mysl, 1990, 860 p.

9. Plato. Government [Gosudarstvo]. Sobranie sochineniy v 4 t. T. 3 (Collected works: in 4 vol. Vol. 3). Moscow, Mysl, 1994, 654 p.

10. Salieva L. K. Narrative Analysis. History and the Present. Areas of Application. [Narrativnyy analiz. Istoriya i sovremennost. Sfery prilozheniya]. Available at: https://istina.msu.ru/media/publications/article/076/cf6/2967914/_doc_1.pdf (accessed 15 March 2017).

Ссылка на статью:
Бурова М. Л. Информационная война как процесс и деятельность // Философия и гуманитарные науки в информационном обществе. – 2017. – № 1. – С. 25–34. URL: http://fikio.ru/?p=2397.

Философия

Компенсаторные стратегии как компонент развития коммуникативной компетенции при овладении иностранным языком на раннем этапе

УДК 372.881.111.1

Петрова Ирина Юрьевна – государственное бюджетное общеобразовательное учреждение лицей № 226 Фрунзенского района г. Санкт-Петербурга, учитель иностранного языка, Санкт-Петербург, Россия.

E-mail: minagi@mail.ru

192071 Россия, Санкт-Петербург, ул. Бухарестская д. 33, корп. 6,

тел: 8(812)774-53-56.

Авторское резюме

Состояние вопроса: В информационном обществе целью обучения иностранному языку является формирование личности, готовой и способной к межкультурному общению. Это подразумевает формирование коммуникативных компетенций, в отличие от традиционной утвердившейся модели – общение на иностранном языке как на родном.

Результаты: Под коммуникативной компетентностью понимается способность решать средствами языка актуальные задачи общения. Основными компетенциями, необходимыми для реализации межкультурного общения, являются: лингвистическая, социокультурная, психосоциальная и компенсаторная. Лингвистическая компетенция предполагает конкретное знание системы языка; социокультурная – знание особенностей речевого поведения носителей языка, включая историю, культуру и этикет; психосоциальная компетенция означает умение вступать в коммуникацию с другими людьми, способность ориентироваться в ситуации общения. Наиболее важной представляется компенсаторная компетенция, поскольку она позволяет осуществлять общение и реализовывать собственные коммуникативные намерения на основе сформированных стратегий восполнения пробелов в знании языка, в речевом и социальном опыте общения в иноязычной среде. Оптимизация методики обучения иностранному языку на раннем этапе в контексте развития компенсаторных стратегий позволяет повысить коммуникативную компетентность в целом.

Область применения результатов: Формирование компенсаторной компетенции в процессе обучения иностранному языку позволяет эффективно овладеть языком для дальнейшего использования его как средства коммуникации, обеспечить оптимальный уровень межкультурного общения. Наиболее сензитивным возрастным периодом формирования компенсаторной компетенции выступает ранний этап (дошкольный возраст).

Выводы: Информационное общество связано с активизацией различных форм коммуникации, что мотивирует к наращиванию коммуникативных компетенций, в том числе в рамках изучения иностранного языка. Изучение иностранного языка не является самоцелью. Необходимо развивать эффективные стратегии коммуникации (компенсаторные стратегии) для достижения должного уровня коммуникации.

Ключевые слова: общение; коммуникативная компетенция; коммуникативные затруднения; компенсаторные стратегии; психолингвистика; лингводидактика; ранний возраст.

Compensatory Strategies as a Component of Communicative Competence When Learning a Foreign Language at an Early Stage

Petrova Irina Yurievna – Lyceum number 226, Frunze district of St. Petersburg, the teacher of a foreign language, Saint Petersburg, Russia.

E-mail: minagi@mail.ru

33, Bucharest st., block 6, Saint Petersburg, 192071, Russia,

tel: +7 (812) 774-53-56.

Abstract

Background: In information society the purpose of learning a foreign language is the formation of the person willing and able to establish cross-cultural communication, which involves the formation of communicative competence, as opposed to the traditional model-established – i. e. communication in a foreign language as their mother tongue.

Results: The communicative competence refers to the ability to solve language problems by means of actual communication. The basic competencies needed for the implementation of cross-cultural communication are linguistic, socio-cultural, psychosocial and compensatory. Linguistic competence requires specific knowledge of the language system; social and cultural – i. e. characteristics knowledge of native speaker’s verbal behavior, including history, culture and etiquette; psychosocial competence means the ability to start communication with others, the ability to navigate the situation of communication. The most important is the compensatory competence, as it gives the possibility to carry out communication and implement speaker’s own communicative intentions based on of the generated strategies to fill gaps in language knowledge, in speech and social experience of communication in a foreign language environment. Optimization methodology of teaching a foreign language at an early stage in the context of compensatory strategies development can improve the communicative competence in general.

Research applications: Compensatory competence formation in learning a foreign language allows to master effectively the language for its future use as a means of communication, as well as to ensure the optimum level of cross-cultural communication. The most sensitive age of compensatory competence formation appears to be an early stage (pre-school age).

Conclusion: Information society is associated with the activation of various forms of communication, which motivates to acquire communicative skills, with a foreign language studies being included. Learning a foreign language is not an end in itself. We need to develop effective communication strategies (compensatory strategies) to reach a proper level of communication.

Keywords: communication; communicative competence; communication difficulties; compensatory strategies; psycholinguistics; linguodidactics; early age.

В современном информационном обществе активизируются различные формы коммуникации. Особенно значимой становится проблема общения – не только на родном языке, но и на иностранном. В настоящее время целью обучения иностранному языку является формирование личности, готовой и способной к межкультурному общению, что подразумевает формирование коммуникативных компетенций. Под коммуникативной компетентностью понимается способность решать средствами языка актуальные задачи общения, т. е. непосредственно осуществлять коммуникацию [1; 3].

К понятию «коммуникативной компетенции» обращаются не только лингвисты, социолингвисты, психолингвисты, нейролингвисты (Л. Л. Федорова, В. В. Казаковская, В. Н. Овчинников, А. М. Шахнарович, И. М. Румянцева и др.), но также специалисты по когнитивной психологии и общей педагогике, лингводидактике и методике обучения иностранному языку (Н. П. Ерастов, Т. Н. Новожилова, Ю. Г. Елизарова, Л. И. Божович и др.). В методике термин «коммуникативная компетенция» понимается в широком и узком смыслах.

При интерпретации коммуникативной компетенции в широком смысле это понятие, как правило, связывают с проблемой «компетенции носителя языка», которая обнаруживается в знании языка, норм речевого поведения, в эмпирической осведомленности в областях, изучаемых социологией, психологией и психолингвистикой [4]. Более детально компоненты и содержание коммуникативных компетенций применительно к овладению иностранным языком разработал ван Эк [11]. Он выделял следующие:

1) собственно лингвистическая – владение знаковой системой;

2) дискурсивная – использование языка в более крупных, чем предложение, объединениях (к числу которых относится диалог);

3) прагматическая, или стратегическая – владение коммуникативными функциями языка и традициями, регулирующими его использование в целях коммуникации;

4) социолингвистическая – использование языка в различных функциях и ситуациях, учитывающих, например, социоэкономический статус, гендерную принадлежность собеседников;

5) социокультурная – знание национально-культурных особенностей социального и речевого поведения носителей изучаемого языка, включающих обычаи, этикет, социальные стереотипы, историю и культуру; а также умение пользоваться полученными знаниями в процессе общения;

6) социальная, или, точнее, психосоциальная – желание и умение вступать в коммуникацию с другими, способность ориентироваться в ситуации общения, строить высказывание в зависимости от коммуникативного намерения говорящего.

В узком смысле понятие «коммуникативной компетенции» используется преимущественно в работах по психолингвистике и психологии (A. M. Шахнарович, И. М. Румянцева, В. Н. Овчинников, Л. Л. Федорова, М. К. Кабардов, Г. С. Васильев). Коммуникативные компетенции в данном аспекте можно рассматривать как способность с помощью системы языка понимать чужие мысли и выражать собственные намерения как в устной, так и в письменной форме, учитывая национально-культурные особенности и прагматически-стратегические цели и задачи. Стратегия общения непосредственно связана с компенсаторной компетенцией, которая определяется как восполнение пробелов в знании языка, в речевом и социальном опыте общения в иноязычной среде.

Таким образом, обобщив существующие трактовки, уровни понимания, содержание коммуникативных компетенций, можно схематически отразить их компоненты (см. рисунок).

Рисунок – Компоненты коммуникативной компетенции

Компенсаторная компетенция – актуальный и важный компонент речевой коммуникативной компетентности, которая предполагает использование компенсаторных стратегий.

По мнению некоторых исследователей (Р. Эллис, Г. В. Ейгер, И. А. Рапопорт), под компенсаторными стратегиями (далее – КС) следует понимать способы поиска участниками общения выхода из коммуникативных затруднений, когда они не располагают необходимыми речевыми средствами и ищут им соответствующую замену. КС можно рассматривать как эффективное средство обучения иностранному языку.

Общепринятой точкой зрения является целесообразность раннего (дошкольного) обучения иноязычному общению. Между тем вопрос использования компенсаторных стратегий в обучении детей дошкольного возраста иностранному языку практически не исследован. Этот вопрос представляется важным, поскольку ребенок дошкольного возраста испытывает потребность в общении, но не имеет достаточного опыта иноязычного общения, а также языковых средств, и, как результат, большая часть его коммуникативных интенций (намерений) оказывается нереализованной. Следовательно, его необходимо обучать эффективно, использовать минимум доступных ему языковых средств и, что очень важно, учить преодолевать коммуникативные затруднения. Дошкольный возраст, по мнению современных ученых (Л. С. Выготский, Р. С. Немов, М. И. Лисина и др.) является сензитивным для развития общения (как на родном, так и иностранном языках). Поэтому с достаточной долей уверенности можно утверждать, что закладывать основы коммуникативной компетентности следует в дошкольном возрасте, а значит, необходимо строить и соответствующие методики. В научно-методических публикациях, посвященных обучению детей дошкольного возраста иностранному языку (Н. А. Малкина, О. А. Сафонова, Н. В. Фёдорова), рассматриваются отдельные компоненты коммуникативной компетентности (чаще невербальные), но нет методики развития компенсаторной компетенции ребенка в целом, и использования КС на занятии иностранным языком, в частности [4; 7].

Специально обратим внимание на то, что представляется целесообразным изучать проблему формирования КС на примере старшего дошкольного возраста, поскольку, во-первых, дошкольный возраст является, как уже отмечалось, сензитивным для развития общения, а во-вторых, в этом возрасте происходит подготовка к школьному обучению, целью которого является формирование личности, готовой и способной к межкультурному общению.

Разработка понятия «стратегия», охватывающего понятия «стратегия учения» и «стратегия овладения иностранным языком» началась еще в семидесятых годах ХХ века, прежде всего за рубежом. Результаты проведенных исследований отражены в работах многих ученых (D. J. Leach, E. C. Raybould, B. K. Keohg, К. Wedell, H. H. Stern, J. Rubin, N. Naiman, M. Frohlich, H. H. Stern, A. Todesco, M.-A. Reiss, L. Wong Fillmore, J. Gaskins, T. T. Elliot и др.). Одним из первых о необходимости мотивировать обучаемых находить вариантные решения при говорении писал ещё в 1949 году чешский исследователь Ф. Малирж. Й. Веселы развил идеи Малиржа и подробно разработал проблему компенсации языкового дефицита при обучении устной и письменной речи на русском языке в чешской школе. В сборнике педагогических мыслей Й. Веселы называл средства преодоления коммуникативных затруднений «компенсаторными выражениями» [10; 11].

Как отмечает А. А. Залевская, на сегодняшний день нет единого мнения касательно классификации стратегий. В психолингвистике под стратегией (в общем виде) понимают «некоторый способ приобретения, сохранения и использования информации, служащей достижению определенных целей» [3]. Большинство авторов, как в нашей стране, так и за рубежом, выделяют стратегии пользования языком и стратегии овладения языком [11].

Стратегии пользования языком определяются (Р. Оксфорд, Р. Эллис) как специфические способы переработки информации, которые усиливают понимание, усвоение и сохранение информации [1; 9].

Под стратегиями овладения языком принято понимать попытки использовать имеющиеся знания с минимальными усилиями (Е. Тарон, Р. Эллис). Стратегии овладения языком, в свою очередь, делятся на две группы: стратегии планирования и корректирования, которые связаны с успешным ходом процесса производства речи, и коммуникативные стратегии. КС понимаются в психолингвистике как различные способы поиска обучаемым выхода из положения, когда он не располагает необходимыми языковыми средствами и ищет им замену [1; 3]. Отечественными исследователями принята американская модель классификации КС (Р. Эллис) как наиболее полная [3].

Среди компенсаторных стратегий Р. Эллис предлагает выделять неязыковые и языковые КС. К неязыковым КС относят жесты, мимику, движения. Российские исследователи (И. Н. Горелов, А. А. Леонтьев, Г. В. Колшанский) указывали, что жесты и мимика являются основными невербальными средствами общения, за счёт них осуществляется значительная часть коммуникации. Важность неязыковых стратегий подчёркивают и разработчики педагогических методик. Существует ряд публикаций (Н. А. Малкина, О. А. Сафонова, Н. В. Фёдорова), в которых освещается роль невербальных средств общения в обучении дошкольников иностранному языку. Так, Н. В. Фёдорова приходит к выводу, верность которого подтверждается практическим наблюдением: невербальная часть высказывания говорит не только об эмоциях и настроениях, но и замещает слова и высказывания в определенных ситуациях общения [7].

По обозначенной классификации Р. Эллиса, языковые КС разделяются на кооперативные и некооперативные КС. Кооперативные КС подразумевают обращение за помощью к окружающим для преодоления коммуникативных затруднений. Кооперативные КС могут быть прямые и косвенные. Некооперативные языковые КС означают переключение кодов, подгонку под формы иностранного языка, перифраз. Отдельно стоит обратить внимание на апроксимацию. Под ней понимается использование лексической единицы или конструкции, о которой говорящий знает, что она неверна, но имеет достаточно общих с искомой единицей семантических признаков, чтобы удовлетворить задачи общения – на практике это воплощается в словотворчестве (например, слово pipe используется вместо waterpipe, или airball вместо balloon), т. е. «изобретается» какое-то новое слово для передачи желаемого понятия; осуществляется подмена описанием, т. е. говорящий описывает определенные свойства, признаки, элементы некоторого объекта или действия вместо использования нужного слова или структуры, буквальный перевод и переструктурирование высказывания [1]. Перечисленные КС в разной мере привлекают внимание исследователей.

Работу Г. В. Ейгера и И. А. Рапопорта «Язык и личность» [2], в которой авторы указывают на необходимость выделения новой предметной области в методике обучения неродному языку – стратегий речевого поведения, изучающих язык, можно считать «поворотным пунктом» в российской лингводидактике. В отечественной научно-методической литературе термин «коммуникативные стратегии» закреплен за ситуацией преодоления коммуникативных затруднений, его нельзя распространять на говорение в целом или сводить только к компенсационным приемам.

Целесообразно обратиться к исследованиям проблемы преодоления коммуникативных затруднений обучаемых дошкольного возраста в рамках онтолингвистики (лингвистики детской речи). В таком контексте становление коммуникативных компетенций дошкольников изучается применительно к овладению родным языком. Специалисты в области детской речи (С. Н. Цейтлин, Т. А. Круглякова) обращают внимание на то, что ребенок копирует стратегии взрослого (чаще матери) и на этапе становления использует как неязыковые, так и языковые КС. При этом неязыковые КС являются первичными и проявляются уже на доречевом этапе развития ребенка. Указанные исследователи также отмечают, что дети дошкольного возраста демонстрируют разнообразие неязыковых КС (жесты, гримасы, движения), применяемых неосознанно, и языковых КС (просят взрослого пояснить нечто постороннему человеку, активно используют словотворчество, перефразируют своё высказывание) [7]. Неязыковые стратегии являются первичными в онтогенезе, на основании чего можно заключить, что при обучении дошкольников общению на иностранном (английском) языке следует учитывать то, что первичными являются именно неязыковые КС.

Обучаемые используют те стратегии, которые демонстрировал обучающий (учитель, игровой персонаж), следовательно, для того, чтобы разнообразить перечень неязыковых КС детей дошкольного возраста, обучающий сам должен демонстрировать КС.

Из языковых некооперативных КС дошкольники чаще всего используют смешивание двух языков или переход на родной язык. Обе эти стратегии нарушают естественность общения, и их следует пресекать, методично формировать неприятие таких стратегий общения.

Как показали наблюдения, кооперативные КС представляются сложными для детей дошкольного возраста – они либо не сигнализируют обучающему о затруднении, либо ожидают от него помощи. Дошкольники не могут (не умеют, не имеют навыка) обратиться за помощью на иностранном языке и этот момент необходимо учесть при выборе оптимальных педагогических технологий.

В развитии коммуникативной, а, значит, и компенсаторной компетенции главенствующую роль играет общение как таковое. Прежде всего, ребенок общается с близким взрослым, который даёт ему некий образец общения, ведет и направляет его. Позже круг его общения расширяется, речь и формы взаимодействия с людьми меняются, обогащаются способы общения. Как отмечает В. В. Казаковская, коммуникативная компетенция ребенка выражается в диалоге со взрослым: умение вступить в диалог, поддержать диалог, закончить диалог, дать ответную реплику, адекватно использовать доступные средства общения, а в условиях их дефицита – использовать КС. Из этого следует, что оптимальным является построение занятия по иностранному языку с включением ситуаций общения. «Ситуация» является формой функционирования общения, единицей общения. Н. А. Малкина и Е. И. Пассов выделяют несколько типов ситуаций: игровые, реальные, нереальные, и т. д. [5]. При обучении дошкольников необходимо говорить о ситуации игрового общения. Важными условиями создания ситуации игрового общения являются наличие игрового персонажа как участника общения и наличие коммуникативного затруднения. Выделяют определенные группы коммуникативных затруднений. Первая связана с непониманием обучаемым реплики-стимула обучающего (игрового персонажа) на иностранном языке. Вторая связана с отсутствием реакции обучаемого на реплику-стимул (ребенок молчит или не выполняет требуемое действие). Основная причина таких затруднений типична – нехватка языковых средств у ребенка (ребенок не знает или забыл слово) [5]. В такой ситуации преимущественными средствами общения могут выступать невербальные – главным образом, жесты. Жесты, использующиеся на занятии для семантизации лексики, в ситуации игрового общения выполняют функцию средства преодоления коммуникативного затруднения. И если при традиционном построении занятия жесты выполняют вспомогательную функцию, то при коммуникативном построении занятия они становятся КС, что позволяет развивать коммуникативную компетенцию в целом.

Перспективы исследования и развития КС связаны с применением виртуальных ресурсов. По убеждению некоторых современных исследователей, виртуальное общение становится все более весомым в структуре коммуникативных связей – соцсети, мессенджеры и т. п. [6]. Интернет-средства общения, с одной стороны, помогают снизить психологический барьер, организовать управляемую и контролируемую самопрезентацию, с другой – позволяют установить коммуникацию даже не применяя ни вербальные, ни невербальные стратегии (например, функции «Like» и «Share») [6, с. 99–102].

Еще более техничным и лаконичным современным изобретением для передачи информации, эмоций, настроения, желаний становятся так называемые «модзи». Оценить положительные и отрицательные стороны виртуальных средств общения в овладении иностранным языком и формировании компенсаторной компетенции чрезвычайно интересно.

Коммуникативный подход к обучению иностранным языкам необходимо развивать на всех этапах и при любых формах образования, систематически и планомерно. В этом случае обучающимся не придется «учить» иностранный язык, а они эффективно будут «овладевать» им, что позволит использовать язык не как самоцель обучения, а как средство общения, чем он, по сути, и является.

Список литературы

1. Горлова Н. А. Методика обучения иностранному языку дошкольников как система, реализующая личностный подход // Иностранные языки в школе. – 2001. – № 3. – С. 34–37.

2. Ейгер Г. В., Рапопорт И. А. Язык и личность: Учебное пособие. – Харьков: ХГУ, 1991. – 79 с.

3. Залевская А. А. Введение в психолингвистику. – М.: РГГУ, 2007. – 643 c.

4. Коростелёв В. С., Пассов Е. И., Кузовлёв В. П. Принципы создания системы коммуникативного обучения иноязычной культуре // Иностранные языки в школе, 1988. – № 2. – С. 40–46.

5. Малкина Н. А. Коммуникативные трудности на занятии английским языком и пути их преодоления // Раннее обучение английскому языку: теория и практика. – СПб.: Детство-Пресс, 2004. – С. 49–64.

6. Пекарникова М. М. Генерирование индивидуального виртуального пространства: психологический аспект // Философия и гуманитарные науки в информационном обществе. – Санкт-Петербург. – 2014. – № 1 (3). – С. 95–104. – [Электронный ресурс]. – Режим доступа: http://fikio.ru/?p=969 (дата обращения 18.12.2016).

7. Фёдорова Н. В. Невербальные средства общения в деятельности учителя: автореферат диссертации на соискание учёной степени кандидата педагогических наук. – М., 1995. – 16 с.

8. Щепилова А. В. Теория и методика обучения французскому языку как второму иностранному: учеб. пос. для студентов вузов. – М.: Владос, 2005. – 245 с.

9. Яковлева Л. Н. Проблема межкультурной коммуникации в процессе изучения второго иностранного языка // Центр развития межличностных коммуникаций. – [Электронный ресурс]. – Режим доступа: http://www.ruscenter.ru/22.html (дата обращения 18.03.2013).

10. Girard D., Trim J. L. M. (Eds.) Project no. 12. Learning and Teaching Modern Languages for Communication: Final Report of the Project Group (Activities 1982–87). – Strasbourg: Council of Europe, 1988. – 115 p.

11. Van Ek J. A. Objectives for Foreign Language Learning. Vol. II. Levels. – Strasbourg: Council of Europe, 1987. – 99 p.

References

1. Gorlova N. A. Technique of Teaching a Foreign Language for Preschool Children as the System Realizing Personal Approach [Metodika obucheniya inostrannomu yazyku doshkolnikov kak sistema, realizuyuschaya lichnostnyy podkhod]. Inostrannye yazyki v shkole (Foreign Languages at School), 2001, № 3, pp. 34–37.

2. Eyger G. V., Rapoport I. A. Language and Personality [Yazyk i lichnost]. Kharkov, KhGU, 1991, 79 p.

3. Zalevskaya A. A. Introduction in Psycholinguistics [Vvedenie v psikholingvistiku]. Moscow, RGGU, 2007, 643 p.

4. Korostelev V. S., Passov E. I., Kuzovlev V. P. The Principles of Creation of System of Communicative Training in Foreign-Language Culture [Printsipy sozdaniya sistemy kommunikativnogo obucheniya inoyazychnoy culture]. Inostrannye yazyki v shkole (Foreign Languages at School), 1988, № 2, pp. 40–46.

5. Malkina N. A. Communicative Difficulties on Occupation English and Ways of Their Overcoming [Kommunikativnye trudnosti na zanyatii angliyskim yazykom i puti ikh preodoleniya]. Rannee obuchenie angliyskomu yazyku: teoriya i praktika (Early Training in English: Theory and Practice). Saint Petersburg, Detstvo-Press, 2004, pp. 49–64.

6. Pekarnikova M. M. Generating Individual Virtual Space: The Psychological Aspect [Generirovanie individualnogo virtualnogo prostranstva: psikhologicheskiy aspect]. Filosofija i gumanitarnyie nauki v informatsionnom obschestve (Philosophy and Humanities in Information Society), 2014, № 1, pp. 95–104. Available at: http://fikio.ru/?p=969 (accessed 18 December 2016).

7. Fedorova N. V. Nonverbal Means of Communication in Activity of the Teacher: Abstract of the Ph. D. Degree Thesis in Pedagogical Sciences [Neverbalnye sredstva obscheniya v deyatelnosti uchitelya: avtoreferat dissertatsii na soiskanie uchenoy stepeni kandidata pedagogicheskikh nauk]. Moscow, 1995, 16 p.

8. Schepilova A. V. Theory and Technique of Training in French as the Second Foreign Language [Teoriya i metodika obucheniya frantsuzskomu yazyku kak vtoromu inostrannomu]. Moscow, Vlados, 2005, 245 p.

9. Yakovleva L. N. A Problem of Cross-Cultural Communication in the Course of Studying of the Second Foreign Language [Problema mezhkulturnoy kommunikatsii v protsesse izucheniya vtorogo inostrannogo yazyka]. Available at: http://www.ruscenter.ru/22.html (accessed 18 March 2013).

10. Girard D., Trim J. L. M. (Eds.) Project no. 12. Learning and Teaching Modern Languages for Communication: Final Report of the Project Group (Activities 1982–87). Strasbourg, Council of Europe, 1988, 115 p.

11. Van Ek J. A. Objectives for Foreign Language Learning. Vol. II. Levels. Strasbourg, Council of Europe, 1987, 99 p.

Ссылка на статью:
Петрова И. Ю. Компенсаторные стратегии как компонент развития коммуникативной компетенции при овладении иностранным языком на раннем этапе // Философия и гуманитарные науки в информационном обществе. – 2016. – № 4. – С. 70–79. URL: http://fikio.ru/?p=2307.

Философия

Бытие человека в эпоху информационной цивилизации: выработка новой концепции социального футуризма

УДК 130.3; 316.324.8

Кузнецова Евгения Владимировна – учреждение высшего образования «Университет управления «ТИСБИ», кафедра юридических и гуманитарных дисциплин, кандидат философских наук, доцент, Набережные Челны, Россия.

kuznetzova.evgeniya2012@yandex.ru

423825, Россия, г. Набережные Челны, ул. Татарстан, д. 10 (25/14),

тел: 8 (917) 864-11-84.

Авторское резюме

Состояние вопроса: В эпоху индустриальной цивилизации обостряются старые проблемы человеческого бытия, среди которых одиночество, репрессивность и агрессивность общества по отношению к человеку, утрата духовного и нравственного начала. Состояние современного социума можно характеризовать как антропологический кризис, возможным путем выхода из которого видится построение информационного общества.

Результаты: К сложностям и противоречиям становления информационной цивилизации можно отнести тенденцию к стиранию культурного многообразия и унификации культур, снижение уровня содержания, транслируемого СМИ и массовой культурой, фрагментарность, формирование специфического типа личности – «компьютерных» людей, которые уже сейчас являются своеобразными «клонами» друг друга.

В современную эпоху мы имеем дело с большим количеством противоречий информационного общества, разрешить которые возможно только при правильном описании последнего через реальный анализ концепций культуры цивилизации «третьей волны». Возникла потребность в выработке новых взглядов на жизнь, новой философии, свободной от традиционных утверждений. Необходимо создание механизма снятия угрозы обострения межцивилизационных противоречий и трудностей, совмещения принципов бытия локальных и региональных цивилизаций с универсалиями возникающей на этом фоне глобальной информационной культуры.

Выводы: Многие противоречия информационной цивилизации вызваны продолжающимся господством технологичного над духовным, как это было в эпоху индустриальной цивилизации. Снять сложившиеся противоречия возможно лишь при выработке новых взглядов новой философии, когда на первое место выйдет человек, способный построить гармонию между технологиями и духовным содержанием информационного общества.

Ключевые слова: антропологический кризис; индустриальное общество; информационное общество; средства массовой информации; массовая культура; унификация культуры; фрагментарность; информационные технологии; демассификация; социальный футуризм.

Human’s Being in the Era of Information Civilization: Development of a New Concept of Social Futurism

Kuznetsova Evgeniya Vladimirovna – Naberezhnye Chelny Branch of University of Management “TISBI”; Department of Law and Arts, Associate Professor, Ph. D, Naberezhnye Chelny, Russia.

E-mail: kuznetzova.evgeniya2012@yandex.ru

10 (25/14), Tatarstan st., Naberezhnye Chelny, 423832, Russia,

tel: +7 (917) 864-11-84.

Abstract

Background: The era of industrial civilization has exacerbated such old problems of human existence as loneliness, society’s aggression and repression in relation to people, the loss of spiritual and moral principles. The state of modern society can be characterized as an anthropological crisis. A possible way to resolve it appears to be information society creation.

Results: Among the complexities and contradictions of information civilization are the tendency to blur cultural diversity and unify cultural differences, content deterioration in mass media and popular culture, fragmentation, the formation of a specific type of personality, i. e. “computer” people who seem to be “clones” of one another.

Nowadays we are dealing with a lot of contradictions of information society, which can be solved giving an accurate description of the latter by means of a real analysis of the culture concepts of “the third wave” civilization. There is need for a new outlook on life formulated by a new philosophy, free from traditional convictions. It is necessary to establish a mechanism of threat removal in contradictions and difficulties civilizations interaction and to combine the principles of local civilizations existence with universals of global information culture originating on this background.

Conclusion: Many contradictions of information civilization are caused by the continuing predominance of technology over spirit, as it was in the era of industrial civilization. To remove the existing contradictions is possible only by holding some new views expressed by the new philosophy, when people able to achieve harmony between technology and spiritual content in information society gain first place.

Keywords: anthropological crisis; industrial society; information society; mass media; popular culture; unification of culture; fragmentary; information technologies; “demassification”; social futurism.

Проблема сущности и бытия человека, его места в социуме всегда находилась в центре философских исследований. Но особенно остро она переживалась в переходные моменты исторического развития человечества, требуя скорейшего разрешения. Реконструирование многих ценностных установок, стремление к крупномасштабному мышлению, новые принципы в управлении – все это означает полное перестраивание действующих социокультурных институтов (семьи, СМИ, образования) требует принципиально иных подходов к решению проблемы человеческого бытия.

XX век занимает в бытии человека особое место. В первую очередь потому, что человек небывалым образом раскрыл свой творческий потенциал. Доказательством тому служит множество открытий и изобретений материально-предметной и духовной деятельности. Но в то же время человек оказался на грани самоуничтожения.

Феномен разрушения стал следствием также деятельности человека. Мы попробуем разобраться, почему случилось так, что многие открытия и изобретения человека обернулись против него самого, и какие проблемы поставили человечество на грань катастрофы. Возможно ли ее избежать?

Одна из характерных черт современности – технологизированность общества и, как следствие, зависимость человека от техники. Г. Маркузе характеризует нынешнее общество, сложившееся на основе технического прогресса, как «одномерное», утратившее «второе измерение». Отсюда термин «одномерный человек» – потребитель, стремящийся к удовлетворению лишь своих потребительских желаний. Человек зависит от общества, его формирование происходит через формирование рационального образа мышления, который оказывает репрессивное воздействие на нравственные, эстетические, духовные ориентации человека [8, с. 92].

Андре Глюксман считает, что суть взаимоотношений в обществе – это подчинение. Поэтому неизбежно, что общество и государство воплощают тоталитаризм [3, с. 120]. Мотив репрессивности и агрессивности, таким образом, становится ведущим в социальном бытии человека в XX веке.

Д. Рисмен пишет, что человек крайне одинок в XX веке, он окружен обезличенной толпой [17].

Э. Фромм полагает, что одиночество – это характерная черта современного человека. По его мнению, одиночество и беспомощность вызваны желанием человека обрести экономическую независимость. Обретение экономической свободы и материального благополучия привели человека к одиночеству, неуверенности и изоляции от внешнего мира. Между тем человек как существо социальное не может вынести изоляции. Как результат – потеря ориентации и ощущение бессмысленности собственной жизни [15, с. 90].

Бунт – еще один мотив бытия человека в XX веке. Многие философы современности (в первую очередь, представители экзистенциализма) считают бунт протестом современного человека против мира обреченности, отчуждения и равнодушия. А. Камю полагает, что все существование человека абсурдно. В своих работах он показывает эту абсурдность. По его мнению, бунт предваряет любую цивилизацию и является ее неотъемлемым элементом. В бунте он видит утверждение права человека на свою жизнь [5].

Еще одна характерная особенность существования человека в эпоху индустриализма – это массовость. XX век предоставил огромный материал для осознания сущности и роли масс. Это время двух мировых войн, многочисленных революций, межэтнических и межрелигиозных конфликтов, возникновения и падения тоталитарных режимов, периода урбанизации, разрыва социальных связей, миграции населения. Кардинальные трансформации в различных сферах современного общества означают принципиальное изменение характера деятельности человека, основная отличительная черта которой в ХХ веке – массовость. Массовое производство, массовое распределение, массовое распространение, массовое творчество – все это привело к образованию массовой культуры.

Массовость проявляется как тенденция, свойственная действиям или взглядам множества людей, как производство товаров в большом количестве, как широко распространенное популярное потребление этих товаров. В создании, распространении и потреблении продукции массовой культуры принимает участие огромное количество людей, в основном большая часть населения городов, стран, регионов, имеющих развитые сети СМИ. Многообразие интересов, взглядов, чувств в массовой культуре спрессовываются в клишированных формах стандартизированной информации, рассчитанной на массовую распродажу с помощью различных средств массовой информации.

Ряд техногенных и культурогенных явлений, подобных упомянутым нами здесь, вверг человечество в кризис – экологический, духовный, нравственный. Этой цивилизацией было заложено представление о неистощимости природных запасов и их бесконтрольном использовании человеком, были выработаны ценности неограниченного права человека на Земле как Высшего Существа, обладающего разумом. И, наконец, существующая цивилизация сформировала тип массового потребителя, обладателя таких качеств, как вседоступность и вседозволенность.

«Синдром кризиса» возник еще в XIX веке в разгар экономических, политических и социальных потрясений. Выход из исторического кризиса, в котором оказался современный мир, стал ведущей темой исследования многих ученых в различных областях знания: философии, социологии, психологии, экологии. Однако суждения всех мыслителей роднит общая мысль о том, что причина кризиса заключена в ошибочных действиях человечества, явившегося, с одной стороны, создателем цивилизационных норм и ценностей, а с другой – результатом, продуктом функционирования техногенной цивилизации.

Действительно, основанием для формирования данной цивилизации явились грандиозные достижения науки. Научная техническая революция позволила человечеству сделать много открытий, жизненно важных и необходимых для облегчения его существования. В то же время успехи в области науки и техники сформировали утилитарные представления о безграничной вере в человеческое мышление. «Слишком большая роль отводится логике и рациональности…, поиск ответов на вопросы ведется исключительно с помощью логики и рационального мышления, игнорируются такие формы человеческого познания, как медитация, молитвы, мечты, интуитивное прозрение» (К. Лебак). К. Лебак утверждает, что одна из основных ошибок человечества заключается в преобладании рационального метода познания как единственно верного [4, с. 150].

Между тем непоколебимая вера в рассудок привела еще к одной беде индустриальной эпохи – утрате духовного и нравственного начал в человеческой сущности. Однако мы можем сказать, что человек состоялся как личность лишь в том случае, если ему присущи совесть и сознание наравне с разумом. И возможный путь спасения человечества лежит в формировании подлинной нравственности – чувства ответственности за свои мысли и действия, осознания собственного несовершенства и, как следствие этого, стремление к постоянному духовному развитию. «Даже то, что я живу в то время, когда это происходит, есть уже моя вина» (К. Ясперс).

Одним из серьезнейших дефектов цивилизационного сознания, породившего глобальный кризис, стало чувство собственного превосходства человека над всем живым, и соответственно, права его господства на Земле.

Р. Атфилд видит причину возникновения глобальных проблем в вере в прогресс, унаследованной от эпохи Просвещения и немецких метафизиков, позволившей безжалостно эксплуатировать природные богатства.

«Совершенно ошибочно считать, – пишет Р. Атфилд, – что если людям – существам моральным – столь всерьез многое вверено, то это непременно должно означать отсутствие моральных запретов на практике. Господь, по Библии, заботится о благосостоянии всего живого, а не только человека, и люди в соответствии с этим обязаны заботиться о природе, не разрушать ее целостность в безжалостном подчинении собственным нуждам» [1, с. 33].

Культ знания, провозглашенный эпохой Просвещения, привел еще к одной беде – созданию идеологических учений, основанных на расовом или классовом превосходстве, богоизбранности, что, в результате, способствовало возникновению тоталитарных режимов, человеку же свойственно делать свой выбор в пользу общества, в котором все продумано «сверху». Однако в таком обществе нравственное чувство, как считает французский социопсихолог Ж. Семлен, притупляется, ибо оно присуще личности, а не массе [10]. Доминирование общества над личностью является угрозой самому существованию нравственности.

Общество, построенное на какой-либо идеологической концепции, старается подавить свободную личность любыми насильственными методами, поскольку для такого общества недопустимы альтернативные идеи, действия («авторитарность, насилие взаимосвязаны»). Отсюда тотальная война, массовое насилие, колоссальное уничтожение человеческих ресурсов в XX веке. Из всего вышесказанного следует вывод, что самая страшная из грозящих нам катастроф – это антропологическая, т. е. «уничтожение человеческого в человеке». В этом случае мы имеем право заявить, что кризис современного мира по своей сути не только и не столько цивилизационный, сколько общественный.

Основную архитектуру общества в эпоху индустриальной цивилизации образовывали техносфера, социосфера, инфосфера. Каждой из сфер была отведена своя роль. «Техносфера создавала и распределяла материальные ценности; социосфера распределяла роли отдельных людей в системе, инфосфера – информацию, необходимую для работы всей системы» [13, c. 130]. Информационная цивилизация еще только складывается, а некоторые ее черты уже не только обозначили себя, но и детерминируют все бытие человека и общества на новом цивилизационном витке.

Это демассификация, огромное разнообразие идей, социальных институтов, социальных ролей человека, информации. Здесь, безусловно, отводится особое внимание такой способности человека, как способность творить, созидать, создавать новое. Э. Тоффлер справедливо указывает, что для представителей индустриальной цивилизации более характерна способность к анализу, чем к синтезу. Синтез выходит на первое место во всех отраслях теоретического знания. Узкая специализация остается позади, будущее – за мышлением глобальным, всеохватывающим. В науке уже сейчас на первое место выходят интегрированные области знаний: социолингвистика, психолингвистика, лингвокультурология. Изменяется специфика выполнения людьми своих функциональных обязанностей: многие работают дома по гибким графикам [14, с. 201].

В социосфере изменения касаются, в первую очередь, семьи. Так, в странах, достигших высокого уровня в функциональном содержании, можно наблюдать разнообразие типов семьи: договорные браки, семьи с одним родителем, гомосексуальные браки, коммуны.

В инфосфере происходят коренные изменения. Современные СМИ благодаря новым качественным характеристикам обладают огромной властью в обществе. Именно средства массовой информации принято считать основным фактором происходящих сегодня социокультурных изменений.

Действительно, в основе многих футурологических концепций формирования информационной цивилизации лежат, как правило, технологические изменения в сфере средств коммуникации, учитывается создание новых форм и систем массового общения, на базе которых возможны качественно новые сдвиги. Одним из главных видов сырья в грядущей цивилизации является информация, и в связи с этим происходит трансформация, в первую очередь, многих культурно-коммуникативных процессов. Но зарубежные авторы не склонны однозначно определять информационное общество. Среди них следует выделить представителей двух основных течений. Это ученые, примыкающие к концепции постиндустриализма, которые определяют изучаемый социальный феномен как постиндустриальное общество (Д. Белл, А. Турен, Р. Дарендорф, А. Этулони), и представители концепции информационного общества (Э. Тоффлер, Дж. Масуда, Дж. Нейсбит). Рассмотрим основные положения каждой из данных теорий.

В 1976 году термин «постиндустриальный» получает официальный идеологический статус в докладе Консультативной комиссии по вопросам политического механизма национального развития. Авторы данной теории полагают, что особое значение в обществе приобретает сфера услуг и потребления. Термин «пост» означает продолжение развития высокоинформатизированного индустриального производства, при этом сохраняются прежний характер экономической деятельности и структура власти. В работе «Грядущее постиндустриальное общество» (1973) Д. Белл определяет данное общество следующим образом, указывая на признаки:

– переход от индустриального производства к сервисному;

– решающее значение кодифицированного теоретического знания для осуществления инноваций;

– превращение интеллектуальной технологии в ключевой инструмент системного анализа и теории принятия решений [2, с. 145].

Второе течение получило свое развитие в 80-е годы. Дж. Масуда отмечает, что постиндустриальное общество и есть информационное [16]. Дж. Нейсбит, выступая против Д. Белла, утверждает, что в грядущем обществе важнее значение обработки информации, нежели преобладание «белых воротничков». Э. Тоффлер определяет общество новой волны как супериндустриальное, обладающее следующими признаками, которые отличают его от индустриального:

– основные базовые потребности удовлетворены, каждый из людей хочет удовлетворить свои индивидуальные потребности;

– информация важнее, чем земля, труд, капитал и сырье;

– массовое стандартизированное производство заменяется системой индивидуального производства, в основе которого лежит умственный труд, и конечным продуктом такого труда становятся индивидуальные продукты и услуги;

– развитие нелинейно, так как оно может разрушить то, что достигнуто [14, с. 195].

В отечественной науке также наметился способ определения информационного общества как следствия процесса информатизации. «Информатизация есть продолжение и своего рода надстройка над процессом индустриализации, также, как информационное общество представляет собой постиндустриальное общество, вырастающее на основе индустриального» [9, с. 202].

Таким образом, именно информация, средства массовой информации, различного рода коммуникативные процессы приковывают к себе внимание исследователей. Любое новое культурное явление отражается в общении и фиксируется в языке – основном инструменте коммуникации. Коммуникация является важным интегрирующим звеном системы культуры, определяющим функциональные особенности общения представителей различных социальных и этнических групп – носителей различных культурных ценностей, с целью взаимодействия – передачи и получения смысловой и оценочной информации с целью воздействия коммуникантов друг на друга (в межличностной и внутригрупповой коммуникации), а также с целью влияния на массовое сознание.

Осуществление коммуникации в обществе между его членами происходит пу¬тем реализации идей, образов, передаваемых средствами массовой информации. СМИ являются носителем и транслятором культурных ценностей в обществе. Массовые коммуникации, по мнению исследователей, – это относительно устойчивые информационные связи, обеспечивающие взаимодействие между отдельными группами и институтами, управляющими инстанциями и населением, творцами культуры и ее потребителями. Современные СМИ благодаря демократизации могут способствовать обновлению общества, консолидации демократических сил и общественного мнения. Однако те же средства массовой информации (коммуникации) приводят при определенных условиях и к размежеванию политических позиций, конфронтации, росту радикализма и экстремизма. Это путь и для пропаганды образцов акультурного содержания или с низким культурным уровнем содержания.

Мы прежде всего рассмотрим развитие средств массовой информации в историческом разрезе, чтобы определить их роль на современном общественно-цивилизационном этапе развития. Первоначально человечество на заре своего возникновения общалось через сигналы и знаки, в число которых входили жесты, мимика, звуки. Звуковой язык стал важнейшим достижением человечества как способ закрепления и передачи производственной деятельности. Необходимость передачи информации на расстояние стала предпосылкой изобретения письменности. Так завершился первый важнейший этап развития средств массовой информации. (Здесь мы считаем нужным упомянуть, что данный этап представляет собой развитие СМИ в их древнейшей форме – протоСМИ).

Развитие культуры, образование государств, выделение в обществе центров руководства и управления, основание городов требовало новых технических средств для осуществления коммуникативных актов, где бы достигалась максимальная интенсивность общения и информационного обмена.

Книгопечатание – вторая важнейшая веха на пути формирования СМИ, явившаяся толчком для освоения населением грамоты. Потребность в мультиплицировании (размножении) информации связана с массовизацией общественных процессов, ростом урбанизации. Массовизация вызвала изобретение современных аудио-видео технических средств: радио, телевидения на третьем этапе развития СМИ.

В реальности средства массовой информации появились в эпоху Великой французской революции, когда пресса стала не только средством информирования определенных социальных групп о некоторых событиях, а средством информирования всех обо всем. Массовое производство материальных благ индустриальной эпохи предъявляло новые требования к организации и устройству социума, выразившиеся в появлении не только газет и журналов, но и кино, радио, телевидения.

Четвертый этап развития СМИ – это начало строительства информационной цивилизации. Он отмечен появлением таких технических возможностей, как: кабельное телевидение, спутниковое телевидение, сеть Интернет. Отсюда – существенное расширение возможностей обратного воздействия реципиента на коммуникатора. Это можно определить как новое свойство СМИ конца ХХ-ого и начала XXI-ого века – диалогичность как установление оперативного обмена информацией между реципиентом и коммуникатором. Таким образом, это дает право переименовать СМИ в СМК (средства массовой коммуникации). Основные технические характеристики СМК – это диахронность (передача и сохранение информации через временные промежутки), мультиплицирование (массовое размножение и распространение), репликация (взаимный информационный обмен в коммуникационном процессе), демассификация.

Среди других особенностей СМИ в эпоху информационной цивилизации можно также назвать следующие.

Одна из особенностей СМК – крайняя степень централизации и монополизации рынка крупными теле-, радио- и кинокомпаниями. Здесь мы имеем дело либо с государственными компаниями, либо с жесткой конкуренцией, где позиции лидеров занимают постоянно несколько крупнейших объединений. Следствие этого – существование системы цензуры и контроля над содержанием программ, что неизменно ведет к ограниченности в развитии культуры.

Еще одна особенность – это взаимодействие ряда информационных технологий. «Организаторы телевизионных “ток-шоу” заимствуют из газет идеи относительно сюжета передач, относительно людей, которых нужно на них пригласить. Все они зависят от факсов, компьютеров, электронной обработки текстов, электронных способов набора, цифровых изображений, электронных сетей, спутников и других технологий» [13, с. 35].

Что же собой представляет общество в эпоху информационной цивилизации? К чему привело развитие средств массовой коммуникации при существующих технических средствах? Мы попробуем обозначить ряд явлений, обусловленных информационной цивилизацией.

Первое – это тенденция к неуклонному снижению уровня содержания, которое транслируют на общество СМИ и массовая культура. Это связано, в первую очередь, со всеобщей доступностью информации, пропагандируемой прессой, радио, телевидением, сетью Интернет. Феномен распространения позволяет современной информации преодолевать практически любые географические и политические границы. Событие, произошедшее в одной стране, совсем скоро становится известным уже во всем мире, зачастую невзирая па возможную цензуру, поскольку технические средства позволяют вещать теле-радиокомпаниям одних государств и на территории других. Но не ведет ли господство ценностей, доступных и понятных каждому, к духовной деградации? Такой вопрос особенно актуален в рамках современной российской действительности.

В период реформ, с падением «железного занавеса», в связи с отсутствием какой-либо политики в области культуры, в нашу страну «хлынула» «потоком» западная массовая культура, доминирующее звено которой – развлекательность и занимательность. Современная российская массовая культура не имеет ни исторических, ни этнических корней. Она обезличена. Россия вместе со всем цивилизационным миром стремительно движется к обществу потребления. Как избежать духовного Апокалипсиса? Как избежать экологической катастрофы? Эти вопросы, как показал опыт XX века, не имеют технических решений.

Очевидно, что глобальная технологическая культура объективно ведет к стиранию культурного разнообразия и унификации культур, «…выстраивается единая глобальная технологическая цепочка, а все, что не подходит под этот стандарт, выпадает из поля зрения и интересов владельцев технологических средств» [11, с. 64]. К. Т. Теплиц и Э. Шилз анализируют возможность унификации культуры. По их мнению, достижение абсолютно единой культуры невозможно в силу ряда причин. Во-первых, это развитие личности. Во-вторых, интеллектуальный труд «не способствует установлению равенства в области статуса» [11, с. 65]. В-третьих, «продолжает существовать предрасположение к пережиточному консерватизму – родство и его национальная сублимация» [11, с. 73]. Сохранению неравенства в освоении духовных ценностей служат и природное неравенство умственных способностей, и возрастные различия. Природа человека многообразна, и полное развитие индивидуальных черт – прирожденное право человека. Угроза унификации и стирания культурных различий тем не менее сильна именно потому, что облик современной культуры определяется во многом средствами массовой коммуникации.

Быстротечность (фрагментарность, мозаичность) – еще один ключевой признак в определении цивилизации «третьей волны». Если временной перспективой аграрного общества была ориентация на прошлое, индустриального – адаптация к настоящему, то для сверхиндустриального общества – это ориентация только на будущее и его предсказание. Мы стремительно рвем с ценностями прошлого, отказываемся от прежнего образа мыслей, чувств. Растет психологическая, культурная, социальная пропасть, разделяющая разные поколения. Свобода вводится в некий абсолют. Между тем, человечеству для ведения активной деятельности и реализации своего творческого потенциала необходим запас адаптированности. Кроме того, любое общество, трансформируясь, основывается на системе уже существующих ценностей. Отказ от прошлого может поставить под вопрос способность современного человека адаптироваться, а, следовательно, выживать в новых цивилизационных условиях. Это одна из основных опасностей, таящихся во всеобщей информатизации. Стремительное развитие культуры, науки и техники вызывает много других этических и философских проблем. В частности, клонирование человека – одно из самых противоречивых явлений с точки зрения философии, религии, этики, хотя и ясных с точки зрения биологии.

Информационный прогресс, основанный на новых технологиях, порождает «компьютерных» людей, которые уже сейчас являются своеобразными «клонами», будучи копией друг друга по образу жизни. Имея доступ к массовой информации, человек приобретает сверхвозможности, так как полностью зависим от информационно-компьютерных программ. Это еще одно противоречие новой информационной цивилизации.

Информационные технологии отчасти уже привели к кризису и в государственной политике. Демократия всегда считалась следствием свободы информации. Однако сегодня информация создает предпосылки для нового тоталитаризма, так как повсеместное внедрение информационных технологий лишает личную жизнь человека приватности. Любой факт биографии рядового гражданина любой страны может стать известным административным органам.

Таким образом, на одно из первых мест в современном мире выходят именно проблемы управления. Возникающая «мозаичная» демократия общества «третьей волны» ориентируется на отдельного индивида. Э. Тоффлер выделяет три основных принципа, на которых строится политическая жизнь информационной цивилизации [12].

1. Принцип меньшинства, который должен заменить принцип большинства. Вместо высокостратифицированного общества, в котором несколько крупных блоков образуют большинство, возникает «конфигуративное общество, где тысячи меньшинств находятся в непрерывном круговороте».

2. Принцип «полупрямой» демократии, дающий возможность гражданам самостоятельно вырабатывать многие политические решения, т. е. мнение за пределами законодательных органов будет иметь юридическую силу.

3. Принцип «разделения ответственности в принятии решений», когда проблемы функционирования транснациональных корпораций регулируются на глобальном уровне, а децентрализация власти обеспечивает передачу части полномочий региональным властям.

Альтернативой мажоритарно-избирательному демократическому механизму является модель «консоциативной демократии» (от латинского «consociatio — соединение, союз, связь).

К институтам и принципам «консоциативной демократии» относятся: сотрудничество между элитами; парламентские коалиции, охватывающие представителей разных групп, соглашения о распределении мест в органах власти; предоставление меньшинствам права вето по жизненно важным для них вопросам; пропорциональная избирательная система; федерализм и автономия; особые электоральные правила, призванные способствовать победе кандидатов компромиссных взглядов. Однако данные институты и принципы нуждаются в значительной разработке.

Таким образом, мы имеем дело с большим числом противоречий информационного общества, разрешить которые возможно только при правильном определении информационного общества через реальный анализ концепций культуры цивилизации «третьей волны». Необходима выработка новых взглядов на жизнь, новой философии, свободной от традиционных утверждений. Необходим механизм снятия угрозы обострения межцивилизационных противоречий и трудностей, совмещения принципов бытия локальных и региональных цивилизаций с универсалиями возникающей на этом фоне глобальной информационной культуры.

Ожидания, возникающие в обществе благодаря новым информационно-коммуникационным технологиям, ожидания творческой насыщенности трудовой сферы, гуманизации всей системы общественных отношений и превращения человека и его бытия в стабилизатор и регулятор общественного развития не могут осуществляться легко и без противоречий. Поэтому на переходном этапе особое значе¬ние приобретает социокультурная детерминанта.

Очевидно, что если кризис индустриальной эпохи вызван множеством научных истин и культурных теорий, то и выход из кризиса кроется также в системе духовных ценностей – построении новой модели культуры, которая бы объединила в себе все существующие сегодня в мире самые разнообразные культуры на основе провозглашения таких общечеловеческих ценностей, как ценность Любви к ближнему своему (ценность гуманизма), ценность Природы, ценность Бога как олицетворение Добра и Совершенства, и при этом сохранила бы своеобразие каждой отдельно взятой культуры. Однако произойти это может лишь с развитием информационных инфраструктур как основных средств коммуникации в процессе культурного взаимодействия на стадии цивилизационного развития, определяющей новую направленность поступков, образа жизни людей, новое понимание смысла жизни. «Только в этом случае можно рассчитывать на тысячелетнее царство, которое будет царством нового осмысленного бытия, а не апокалипсисом хаоса научно мотивированных в каждом частном случае, но в целом бессистемных актов, движений, жестов, выкриков, обещаний, сливающихся в общую какофонию мировой постмодернисткой тусовки» [13, с. 302].

Современные процессы информатизации общества, характеризующиеся созданием и внедрением новых средств связи, телекоммуникаций, созданием программной продукции, обеспечивающей компьютеризацию производства и управления, формированием интегрированных систем связи и общедоступных баз данных и знаний, сталкивают различные культуры и национальные традиции в системе мирового обмена идеями, технологиями, информацией. С одной стороны, это способствует универсализации, унификации национальных культур, а с другой – стимулирует тенденцию обострения культурного и национального самосознания с приобретающими деструктивные формы проявлениями. Исходя из того, что одной из характерных тенденций современного социального знания является усиление интереса к проблемам научного управления обществом, предотвращение и прогнозирование конфликтов на этнонациональной почве, информационное культурологическое исследование этнических культур, их взаимодействие в системе межкультурных коммуникаций требует особого внимания. Однако ученые во всех вышеперечисленных случаях, определяя новый этап цивилизационого развития, делают акцент на особый вид технологии, не давая при этом фактически никакой оценки социальным аспектам. То есть повторяется та же ошибка: уделяется внимание технологическому элементу, но игнорируется система нравственных и духовных ценностей. Между тем, само употребление термина «общество» обязывает к анализу прежде всего духовного и социального аспектов, поскольку цивилизация – это категория технологичная, а общество – категория в большей степени духовная.

Происходит это вследствие продолжающегося господства технологичного над духовным, как и в эпоху индустриальной цивилизации. Это и есть, на наш взгляд, самое главное противоречие информационного общества, вызывающее все другие проблемы: стандартизацию, классификацию, фрагментарность. Снять сложившиеся противоречия возможно лишь при выработке новых взглядов новой философии, основанной на сохранении «вечных», существующих вне временных рамок духовных категорий при дальнейшем развитии высоких информационных технологий.

Конечная задача социального футуризма – не просто «перешагнуть» через технократию и заменить ее более гуманным, более дальновидным, более демократичным планированием, но подчинить сам процесс эволюции сознательному человеческому руководству. Таким образом, главное действующее лицо – это Человек, создающий как духовные нравственные ценности, так и технологии. И основная задача Человека как гражданина информационного общества – найти то самое гармоничное соотношение духовного и технологичного, которое бы позволило обществу активно функционировать и развиваться.

Список литературы

1. Атфилд Р. Этика экологической ответственности // Глобальные проблемы и общечеловеческие ценности. – М.: Прогресс, 1990. – С. 120–187.

2. Белл Д. Грядущее постиндустриальное общество. – М.: Наука, 1999. – 956 c.

3. Глюксман А. Философия ненависти. – М.: АСТ, 2004. – 380 с.

4. Глобальные проблемы и общечеловеческие ценности. – М.: Прогресс, 1990. – 496 с.

5. Камю А. Бунтующий человек. Философия. Политика. Искусство. – М.: АСТ, 2005. – 280 с.

6. Кузнецова Е. В. Проблема развития культурно-коммуникативных процессов на этапе формирования информационной цивилизации // Новые идеи в философии. – Пермь. – Выпуск 3 (24). – 2016. – C. 294–298.

7. Мамардашвили М. К. Сознание и цивилизация // Природа. – 1988. – № 11. – С. 30–51.

8. Маркузе Г. Одномерный человек. – Минск: Харвест, 2003. – 230 с.

9. Ракитов А. И. Цивилизация, культура, технология и рынок // Вопросы философии. – 1995. – № 5. – С. 46–62.

10. Семлен Ж. Выход из насилия // Глобальные проблемы и общечеловеческие ценности – М.: Прогресс, 1990. – С. 46–119.

11. Теплиц К. Т., Шилз Э. Теория массового общества // Человек: образ и сущность. – М.: РАН ИНИОН, 2000. – С. 25–147.

12. Тоффлер Э. Метаморфозы власти. – М.: АСТ, 2001. – 426 с.

13. Тоффлер Э. Третья волна. – М.: АСТ, 2002. – 661 с.

14. Тоффлер Э. Шок будущего. – М.: АСТ, 2001. – 330 с.

15. Фромм Э. Бегство от свободы. – Минск: Харвест, 2003. – 253 с.

16. Masuda Y. The Information Society as Post-Industrial Society. – Tokio: World Future Society, 1980. – 265 р.

17. Riesman D. The Lonely Crowd: A Study of the Changing American Character. – New Haven: YaleUniversity Press, 1950. – 420 p.

References

1. Afield R. Ethics of Ecological Responsibility. [Etika ekologischeskoi otvetstvennosti]. Globalnye problemy I obschechelovecheskie tsennosti (Global Problems and Common Human Values). Moscow, Progress, 2000, pp. 23–78.

2. Bell D. The Coming of Post-industrial Society [Gryaduschee postindustrialnoe obschestvo]. Moscow, Science, 1999, 310 p.

3. Glucksmann A. Philosophy of Hatred [Filosofiya nenavisti]. Moscow, AST, 2006, pp. 58–172.

4. Global Problems and Common Human Values [Globalnye problemy I obschechelovecheskie tsennosti]. Moscow, Progress, 1990, 496 p.

5. Camus A. A Rebelling Man. Philosophy. Politics, Arts. [Buntuyuschiy chelovek. Filosofiya, politika, iskusstvo]. Moscow, AST, 2005, 289 p.

6. Kuznetsova E. V. The Problem of Cultural and Communicative Processes’s Development at the Stage of Information Civilization. [Problema razvitiya kulturno-kommunikativnyh protsessov na etape formirovaniya informatsionnoi tsivilizatsii]. Novye idei v filosofii (New Ideas in Philosophy), Perm, 2016, Vol. 3 (24), pp. 294–298.

7. Mamardashvili M. Consciousness and Civilization. [Soznanie I tsivilizatsiya] Priroda (Nature), 1988, № 11, pp. 30–51.

8. Marcuse G. One-Dimensional Man [Odnomernyi chelovek]. Minsk, Harvest, 2003, 320 p.

9. Rakitov A. I. Civilization, Culture, Technology and Market [Tsivilizatsiya, kultura, tekhnologiya i rynok]. Voprosy filosofii (Questions of Philosophy), 1995, № 5 pp. 46–62.

10. Semlen J. A Way Out of Violence [Vykhod iz nasiliya]. Globalnye problemy I obschechelovecheskie tsennosti (Global Problems and Common Human Values). Moscow, Progress, 2000, pp. 46–119.

11. Teplits K., Shilz A. Theory of Mass Society [Teoriya massovogo obschestva]. Chelovek: obraz I suschnost (A Man: An Image and Essence), Moscow, The Institute of Scientific Information of Social Sciences of Academy of Sciences of Russian Federation, 2000, pp. 25–147.

12. Toffler A. Metamorphosis of Power [Metamorfozy vlasti]. Moscow, AST, 2001, 602 p.

13. Toffler A. The Third Wave [Tretiya volna]. Moscow, AST, 2002, pp. 221–310.

14. Toffler A. Future Shock [Shok buduschhego]. Moscow, AST, 2001, 558 p.

15. Fromm E. Escape from Freedom [Begstvo ot svobody]. Minsk, Harvest, 2003, pp. 48–190.

16. Masuda Y. The Information Society as Post-Industrial Society. Tokio, World Future Society, 1980, 265 р.

17. Riesman D. The Lonely Crowd: A Study of the Changing American Character. New Haven, Yale University Press, 1950, 420 p.

Ссылка на статью:
Кузнецова Е. В. Бытие человека в эпоху информационной цивилизации: выработка новой концепции социального футуризма // Философия и гуманитарные науки в информационном обществе. – 2016. – № 4. – С. 24–37. URL: http://fikio.ru/?p=2295.

Философия

Специфика методологии мышления в информационном обществе

УДК 165; 316.324.8

Оконская Наталия Камильевна – Федеральное государственное бюджетное образовательное учреждение высшего образования «Пермский национальный исследовательский политехнический университет», профессор кафедры философии и права, доктор философских наук, Пермь, Россия.

E-mail: nataokonskaya@rambler.ru

614010, Россия, Пермский край, Пермь, Комсомольский пр., 29, корп. А,

тел.: +7(342)219-80-47.

Ермаков Михаил Александрович – Федеральное государственное бюджетное образовательное учреждение высшего образования «Пермский национальный исследовательский политехнический университет», ассистент кафедры социологии и политологии, Пермь, Россия.

E-mail: sociovampire@mail.ru

614010, Россия, Пермский край, Пермь, Комсомольский пр., 29, корп. А,

тел.: +7(342)219-80-47.

Резник Ольга Афанасьевна – Автономная некоммерческая организация «Пермский гуманитарно-технологический институт», доцент кафедры гуманитарных дисциплин, Пермь, Россия.

614010, Россия, Пермский край, Пермь, Комсомольский пр., 74.

Авторское резюме

Состояние вопроса: Информационное общество предъявляет специфические требования к человеку в силу экспоненциального развития технизации и инноваций. Специализация функций работника гарантирует относительную легкость адаптации человека к участию в новых технологиях, в то время как подготовка профессионалов широкого профиля оказывается более затратным путем.

Результаты: На современном этапе развития информационного общества происходит вытеснение фундаментальных знаний из разных сфер общественного сознания, связанное со стремлением к максимально быстрому получению прибыли. В первую очередь происходит отчуждение человека от гуманитарной составляющей культуры. Усиливаемый этими статистически значимыми изменениями релятивизм и отрицание роли истины обостряют кризис рациональности. Исключение одной или более фундаментальных областей из познавательной активности субъекта приводит к таким трансформациям практики познания, как, например, трансгуманизм (взамен гуманизма) и эмпиризм (взамен диалектики рационализма). В них проявляются новые формы отчуждения человека от его духовности, вызванные технизацией ценностных составляющих его деятельности. Физиологически эти новые формы отчуждения человека могут сопровождаться возвратом к межполушарной асимметрии взамен развитой функциональной асимметрии мозга.

Выводы: Преодоление кризиса рациональности возможно через синтетический тип мышления, объединяющий сильные стороны классического и неклассического типов рациональности на основе практики как критерия целостной активности. Для выработки новой, более современной формы рациональности в познании требуется восстановление фундаментального, прежде всего гуманитарного и экономического знания в качестве главного ориентира высшего и среднего образования. Если образованию и другим надстроечным институтам информационного общества будут заданы параметры синтетического типа рациональности, кризиса общественного сознания, возможно, удастся избежать.

Ключевые слова: информационное общество; технизация человека; рациональность; типы рациональности; синтетический тип рациональности; физиология познания; функциональная асимметрия мозга.

Methodology of Thinking Specifics in the Information Society

Okonskaya Natalia Kamilevna – Perm National Research Polytechnic University, Professor of Philosophy and Law Department, Doctor of Philosophy, Perm, Russia.

E-mail: nataokonskaya@rambler.ru

29, Komsomolsky Prospekt, Perm, Russia, 614000,

tel: +7 (342) 219-80-47.

Ermakov Mihail Aleksandrovich – Perm National Research Polytechnic University, Assistant of the Department of Sociology and Political Science, Perm, Russia.

E-mail: sociovampire@mail.ru

29, Komsomolsky Prospekt, Perm, Russia, 614000,

tel: +7 (342) 219-80-47.

Reznik Olga Afanasevna – Perm Humanities Institute of Technology, Associate Professor of the Humanities Department, Perm, Russia.

74, Komsomolsky Prospekt, Perm, Russia, 614010.

Abstract

Background: The Information Society has specific requirements to a person by virtue of the exponential development of mechanization and innovation. His main functions of the employee ensures the relative ease of adaptation of the person to participate in the new technologies, while the preparation of generalist professionals is more expensive way.

Results: At the present stage of development of the information society the displacement of fundamental knowledge from different spheres of public consciousness associated with the pursuit of maximum profit quickly. In the first place, there is the alienation of man from the humanitarian component of culture. Strengthens those statistically significant changes relativism and denial of the role of truth aggravate the crisis of rationality. Excluding one or more of the fundamental areas of the cognitive activity of the subject leads to the transformation of knowledge practices, such as transhumanism (instead of humanism) and empiricism (instead of dialectic rationalism). They appear new forms of alienation of man from his spirituality, caused by mechanization value of its constituent activities. Physiologically, these new forms of alienation may be accompanied by a return to the inter-hemispheric asymmetry in exchange advanced functional brain asymmetry.

Conclusion: Overcoming the crisis of rationality is possible through a synthetic type of thinking, combining the strengths of classical and non-classical type of rationality-based practices as an integral activity of the test. To develop a new, more modern form of rationality in cognition required fundamental reconstruction, primarily humanitarian and economic knowledge as the main benchmark higher and secondary education. If education and other institutions of the information society superstructure parameters of the synthetic type of rationality will be asked, public awareness of the crisis may be avoided.

Keywords: information society; mechanization of man; rationality; types of rationality; synthetic type of rationality; physiology of cognition; functional asymmetry of the brain.

В XXI веке информационное общество вступает в свои права. Углубляющиеся процессы информатизации становятся осью системной трансформации цивилизации, создавая новые формы зависимости личности от рационализации общественной жизни. Работа по сознательному усвоению информации невозможна без рациональных процессов познания. Для постановки проблемы рациональности в практическом ключе требуется, на наш взгляд, дополнить понятие рациональности историческим дискурсом содержания рациональности как прозрачности и ясности в мыслительной активности человека. Именно от рациональности зависят мотивы, ценности, понимание смысла жизни. В мифологическом ключе рациональность может быть интерпретирована как традиции, обычаи, установки, определяемые архетипами общественного сознания.

Объективное развитие способностей к логическому вербальному постижению действительности коренится в особом функционировании мозга человека. Эта особенность может быть определена как функциональная асимметрия, характерная только для Homo sapiens. Так как понятие асимметрии не является однозначно философской категорией, позволим себе краткое обоснование его онтологического статуса. Асимметрию необходимо рассматривать как особый способ саморазвития сложных систем. Без асимметрии системы ориентированы на замкнутость, что (через второй закон термодинамики) оборачивается регрессом. Раздвоение на противоположные стороны как источник противоречий становится маркером прогрессивного потенциала саморазвития любой системы.

Так, предшествующими этапами развития асимметрии как таковой можно назвать физическую (положительные и отрицательные поля), химическую (хиральность), биологическую (анатомическая, анатомо-механическая, половая, др.) виды асимметрии [8]. Онтологической вершиной этапов развития различных видов асимметрии является именно функциональная асимметрия мозга человека.

На основе речи как системы абстрактных знаков через гиппокамп задаются устойчивые центры возбуждения в разных отделах головного мозга, которые приводят к образованию новых нейронов благодаря экспрессии генов. Мозг качественно меняется с каждым новым витком познания человека: усложняются нейронные сети. Сама же по себе «инициатива» создания нейронных сетей, захватывающих все участки высшей нервной деятельности (ВНД), принадлежит именно тормозящей силе слов [10].

Именно новые нейронные сети способны затормозить определенные виды биологической активности. Биологическая мотивация и предопределенность сменяется на искусственную мотивацию, вызванную словами. Человек определяет свое поведение «из своей головы».

К возрасту полового созревания при условии активной социальной жизни в обществе мозг человека приобретает зрелую функциональную специфику, необходимую для речеизъяснения на уровне, превосходящем «говорение машин», то есть на свободном и понятном самому носителю языке интерпретатора с бесконечной интерпретативной возможностью [2; 5; 9]. Согласно междисциплинарным исследованиям, «энергетические ресурсы мозга порождают не только мышление, речь, но и создают основу для функционирования всего спектра эмоционального, духовно-нравственного потенциала человеческой психики» [11, с. 27].

Кроме психологической составляющей у системы рациональности есть более объемная и непосредственно наблюдаемая сторона – технологическая. В информационном обществе эта противоположная сторона обретаемой человеком рациональности выступает особенно ярко. «Техническое формообразование прямо указывает на бурный процесс преобразования природы, вещество которой оказывается пластической массой для введения “порождающих моделей”, как А. Ф. Лосев называл платоновские идеи» [4, с. 8]. Включение в конкурентную борьбу с использованием новейших технологий, требующих полной самоотдачи и нервного напряжения, – чтобы соответствовать скоростям и мощностям урбанизированной и технизированной природы – приводит к глобальным разнонаправленным, зачастую неуправляемым последствиям. В биологии человека может наступить слом функциональной асимметрии мозга, выражающийся в латерализации функций полушарий, вплоть до патологий. Тогда наступает преобладание либо правополушарных (чувственно-эмоциональных), либо левополушарных (потеря смысла при сохранении вербальной активности) функций.

Переизбыток рациональных моментов может разрушить правополушарные функционалы, переводя «язык» эмоций и чувств в логико-вербальную область. Риск стрессов, проявляющийся в психических отклонениях и заболеваниях неопознанной этиологии (онкологические и сердечно-сосудистые заболевания) логически объясним разрушением асимметрии функционирования мозга человека.

Однако не только болезни проявляют дисгармонию развития рациональности в современном обществе.

В организме единство так же необходимо, как и в системе общественных отношений, и это единство, объективно охраняемое асимметрией высшей нервной деятельности, находится под угрозой атаки возрастающей рациональности общественных отношений. Человек утрачивает эмоциональную гармонию с собой и с природой, когда он вовлечен в поиски информации, позволяющей, к примеру, доказать свою профессиональную пригодность. Взамен внутренней работы по самоопределению, результатом которой является знаковое воспроизводство мира в целом, человек стимулируется извне. Наиболее действенным стимулом к такому повороту в судьбе является включение в конкурентную борьбу с использованием новейших технологий, требующих полной самоотдачи и нервного напряжения, чтобы соответствовать скоростям и мощностям урбанизированной и технизированной природы.

История рациональности была бы неполна без анализа ее материализации в общественных отношениях. Мы можем предположить, что причиной для возникновения многих проблем человека в информационную эпоху является неустойчивость, вызванная отсутствием системного единства феномена рациональности общества в целом.

Идея единства технических новшеств как необходимость преодолеть глобальные кризисы человечества прослеживается еще на основе аристотелевской картины мира. Мир един благодаря единому центру всех изменений (неподвижное начало, νους, ум – правит подвижным миром). Рассматривая эту идею не в качестве парадокса, а как тонко угаданную истину, мы ставим проблему создания единства и сохранения его устойчивости в мире хаотических технических изменений в качестве центрального звена глобальных проблем.

Связь экономических отношений с отчуждением человека в процессе труда, с его здоровьем и с технико-технологическими проблемами является базисом материалистического понимания истории. Однако рациональность в широком смысле слова позволяет посмотреть на эту же проблему по-новому, с учетом мыслительной разумной активности человека, через процесс познания.

Для исследования рациональности в информационном обществе важно определить тип господствующих приоритетов и ценностей в познании и практическом преобразовании мира.

Уже развернутые к настоящему времени типы рациональности в истории развития общественного сознания мы охарактеризуем (не претендуя на исчерпывающий характер такой типологии) как классический и неклассический. Сильная сторона классического типа рациональности, которую требуется непременно сохранить, заключается в следующем: объективная истина возможна, мир познаваем. Разум человека всесилен (Р. Декарт), знание – сила (Ф. Бэкон). Неклассический тип рациональности также имеет свои прогрессивные характеристики: снимается идея абсолютности сознания, идея его трансцендентной заданности извне. К человеку, его сознанию, языку познания предъявляются специфические требования, которым человек не может соответствовать априори. Требуется профессиональная подготовка к научной деятельности (через образование и специфическую практику). «В этой связи, как представляется, далеко не случайно, что глобализация получила своё рельефное выражение в постиндустриальную эпоху, когда стал формироваться научный … труд, требующий для своего выполнения универсально развитых индивидов» [1, с. 18].

Синтез сильных сторон рациональности как особого типа умственной активности, разворачивающейся для понимания ситуаций, законов и срезов бытия, мы предлагаем обозначить как синтетический тип рациональности, востребуемый спецификой информационной эры развития общества.

Сильной стороной данного типа рациональности является соединение субъекта с его объективной составляющей, являющейся ведущей в процессе развития. «В XIX веке, по Марксу, удалось перейти в логике познания социума (общества) от абстрактного человека вообще к конкретному анализу социальной системы, построенной на технико-экономическом базисе» [7, с. 210]. В этом случае целостность субъекта гарантирована, и возникает защита от кризисов духовности. Синтетический тип рациональности прокладывает свой сложный путь в таких теоретических исследовательских программах, как марксизм и неомарксизм, в концепциях Чижевского, Вернадского, в теории относительности Эйнштейна. Общий стержень, объединяющий эти разнородные парадигмы, – это линия практики, целостной системы. Ведущей методологией становятся материализм и диалектика, одним из принципов выступает антропный принцип. Человек объективно стал главным вектором системы мира, космоса (отнюдь не благодаря своим сознательным устремлениям, а зачастую вопреки им: вопреки слабости своей индивидуальной воли, мизерности своих желаний).

Этот тип рациональности в настоящее время слабо актуализирован в научных исследованиях. Одной из причин отставания синтеза всех прогрессивных сторон рациональности в целом являются высокие темпы происходящих трансформаций в обществе. Новая всеобщая форма развития производительных сил – научно-техническая революция, – увеличивает темп общественного развития, начиная с 50-х гг. XX века по экспоненте, воссоздавая человечество как глобальное, сетевым образом связанное воедино целое. «Подобно тому, как конвейер расчленил производство на операции и сделал индустриальное развитие доступным во всех частях мира, научно-техническая революция сделала возможным применение фундаментального знания, являющегося всеобщим, не имеющим хозяев в мире, повсюду» [12, с. 82].

Скатывание к мифотворчеству, распространенному в современной науке, выступает следствием попыток удержаться на уровне стихийного, «бытового» материализма, выступающего следствием преобладания повседневного опыта над всеми познавательными практиками: научными, религиозными, философскими, политическими. Именно в обыденном опыте коренятся атавистические черты рациональности, когда мнения заменяют знания, при этом релятивизм, субъективизм востребованы во всех областях практики человека, кроме узкопрофессиональной технологической сферы, где ведущую роль играет не сам субъект, а новые технологии. Между тем «синтез современного знания (научного, философского, религиозного) о различных уровнях бытия (физическом, биологическом, антропологическом, культурном, духовном и т. п.) позволяет рассматривать мир как многообразные формы реальности, находящиеся в действительности в необходимой связи. Выявление этих связей создает условия для прогнозирования развития человека и мира в космическом пространстве, а также для разработки регуляторов практической жизни человека» [3, с. 80]. Этот уровень познания отражает важность синтетического типа рациональности.

Если в процессе познания субъект не усвоил определенные области знания сложных, используя терминологию академика В. С. Стёпина – человекоразмерных (гуманитарных правовых, морально-нравственных, философско-социологических и пр.) систем, то следствием может стать необратимая неспособность видения системных объектов, связанных с проблемами человека и общества. Так, моральные проблемы, даже озвученные и проговариваемые, могут не «задевать за живое»; забвение истории родной страны также относится к данному феномену духовной слепоты, вызываемой отсутствием фундаментальных гуманитарных знаний. Именно гуманитарные объекты относятся к сложным системным областям мира, для восприятия которых требуется рациональная перестройка психофизиологических систем познания человека. «На уровне бытия человека борьба за существование становится сознательной. … На сцену истории должен выйти новый тип человека – homo sapiens explorans – “человек познающий”» [3, c. 83–84].

В силу сложности таких систем материалистических представлений, как фундаментальные открытия физики Эйнштейна или материалистическое понимание истории, синтетический тип рациональности оказывается слабо востребованным. «Технически оснащенный мир сегодня для многих заменен на виртуальные или объемные модели, воспроизводящие запросы общества. Превращенные в образы первичные понятия (еда, одежда, скорость, мощность) взывают к человеку в качестве непосредственных мотивов его активности. Человек с легкостью адаптируется к запросам повседневности, оказываясь неспособным создавать коммуникативную среду с другими людьми. Забывает становиться самим собой, превращаясь в “свое иное”» [6, с. 148].

Проблема рациональности, поставленная исторически, на основе как единичного носителя (человека и его высшей нервной деятельности), так и в целом общественных отношений и их материализации может быть решена через ценности и идеалы синтетической рациональности. Для воплощения этих достижений познавательной практики в обыденный и теоретический срезы общественного сознания необходимо системно представить все фундаментальные открытия естественных, технических и гуманитарных наук так, чтобы картина мира как база познавательной активности «человека познающего» была лишена мифологических вставок и белых пятен, образуемых в результате кризиса рациональности.

Список литературы

1. Внутских А. Ю. «Параллельным курсом»: актуальные проблемы информационного общества в программных статьях российских междисциплинарных научных журналов // Философия и гуманитарные науки в информационном обществе. – 2015. – № 1 (7). – С. 12–25.
2. Выготский Л. С. Собрание сочинений: В 6-ти т. Т. 6. Научное наследство / под ред. М. Г. Ярошевского. – М.: Педагогика, 1984. – 400 с.
3. Дмитренко Н. А., Коробкова С. Н., Орлов С. В. Презентация теоретического семинара при журнале «Философия и гуманитарные науки в информационном обществе» // Философия и гуманитарные науки в информационном обществе. – 2016. – № 2 (12). – С. 76–87.
4. Железняк В. Н., Железняк В. С. Будущее во множественном числе: социальная футурология техники в Германии // Вестник Пермского национального исследовательского политехнического университета. Культура, история, философия, право. – 2016. – № 2. – С. 5–17.
5. Марков Б. В. Люди и знаки: антропология межличностной коммуникации. – СПб.: Наука, 2011. – 667 с.
6. Оконская Н. К. Ловушки атавистической рациональности в современной науке // Успехи современной науки и образования – 2016. – № 9, Т. 2. – С. 146–149.
7. Оконская Н. К. Мир философии в просторных рамках современных гуманитарных дисциплин // Вестник ПНИПУ. Культура. История. Философия. Право. – 2009. – № 1. – С. 208–220.
8. Оконская Н. К. Энтропия и асимметрия глазами философа // Успехи современной науки. – 2016. – № 2, Т. 3. – С. 62–65.
9. Панов Е. Н. Знаки, символы, языки. – 2-е изд., доп. – М.: Знание, 1983. – 248 с.
10. Поршнев Б. Ф. О начале человеческой истории (Проблемы палеопсихологии). – М.: Мысль, 1974. – 487 с.
11. Соснина Т. Н. Субстратная, энергетическая и информационная составляющие жизненных циклов виртуальных продуктов (методологический аспект) // Философия и гуманитарные науки в информационном обществе. – 2016. – № 3 (13). – С. 21–36.
12. Федотова В. Г., Колпаков В. А., Федотова Н. Н. Глобальный капитализм: три великие трансформации. – М.: Культурная революция, 2008. – 608 с.

References

1. Vnutskikh A. Yu. In Parallel Course: Actual Issues of Information Society in the Programme Articles of Russian Interdisciplinary Scientific Journals [“Parallelnym kursom”: aktualnye problemy informatsionnogo obschestva v programmnykh statyakh rossiyskikh mezhdistsiplinarnykh nauchnykh zhurnalov]. Filosofiya i gumanitarnye nauki v informatsionnom obschestve (Philosophy and Humanities in Information Society), 2015, № 1 (7), pp. 12–25.
2. Vygotsky L. S. (Yaroshevskiy M. G. Ed.) The Scientific Heritage [Nauchnoe nasledstvo]. Sochineniya, Tom 6 (Works, Vol. 6). Moscow, Pedagogika, 1984, 400 p.
3. Dmitrenko N. A., Korobkova S. N., Orlov S. V. Presentation of the Theoretical Seminar Held by the Editorial Board of the Journal “Philosophy and Humanities in Information Society” [Prezentatsiya teoreticheskogo seminara pri zhurnale “Filosofiya i gumanitarnye nauki v informatsionnom obschestve”]. Filosofiya i gumanitarnye nauki v informatsionnom obschestve (Philosophy and Humanities in Information Society), 2016, № 2 (12), pp. 76–87.
4. Zhelezniak V. N., Zhelezniak V. S. Future in the Plural: Social Futurology of Technology in Germany [Buduschee vo mnozhestvennom chisle: sotsialnaya futurologiya tekhniki v Germanii]. Vestnik Permskogo natsionalnogo issledovatelskogo politekhnicheskogo universiteta. Kultura, istoriya, filosofiya, pravo (Perm National Research Polytechnic University Bulletin. Culture, History, Philosophy, Law), 2016, № 2, pp. 5–17.
5. Markov B. V. People and Characters: Anthropology of Interpersonal Communication [Lyudi i znaki: antropologiya mezhlichnostnoy kommunikatsii]. St. Petersburg, Nauka, 2011, 667 p.
6. Okonskaya N. K. Traps of Atavistic Rationality in Modern Science [Lovushki atavisticheskoy ratsionalnosti v sovremennoy nauke]. Uspekhi sovremennoy nauki i obrazovaniya (Successes of Modern Science and Education), 2016, № 9, Vol. 2, pp. 146–149.
7. Okonskaya N. K. The World of Philosophy in the Large Part of Contemporary Humanities [Mir filosofii v prostornykh ramkakh sovremennykh gumanitarnykh distsiplin]. Vestnik Permskogo natsionalnogo issledovatelskogo politekhnicheskogo universiteta. Kultura, istoriya, filosofiya, pravo (Perm National Research Polytechnic University Bulletin. Culture, History, Philosophy, Law), 2009, № 1, pp. 208–220.
8. Okonskaya N. K. Entropy and Asymmetry by Philosopher’s Sight [Entropiya i asimmetriya glazami filosofa]. Uspekhi sovremennoy nauki (Successes of Modern Science), 2016, № 2, Vol. 3, pp. 62–65.
9. Panov E. N. Signs, Symbols, Languages [Znaki, simvoly, yazyki]. Moscow, Znaniye, 1983, 248 p.
10. Porshnev B. F. About the Beginning of Human History (Problems of Paleopsychology) [O nachale chelovecheskoy istorii (Problemy paleopsikhologii)]. Moscow, Mysl, 1974, 487 p.
11. Sosnina T. N. Substrate, Energy and Information Components of the Life Cycles of Virtual Products (Methodological Aspect) [Substratnaya, energeticheskaya i informatsionnaya sostavlyayuschie zhiznennykh tsiklov virtualnykh produktov (metodologicheskiy aspekt)]. Filosofiya i gumanitarnye nauki v informatsionnom obschestve (Philosophy and Humanities in Information Society), 2016, № 3 (13), pp. 21–36.
12. Fedotova V. G., Kolpakov V. A., Fedotova N. N. Global Capitalism: Three Great Transformation [Globalnyy kapitalizm: tri velikie transformatsii]. Moscow, Kulturnaya revolyutsiya, 2008, 608 p.

Ссылка на статью:
Оконская Н. К., Ермаков М. А., Резник О. А. Специфика методологии мышления в информационном обществе // Философия и гуманитарные науки в информационном обществе. – 2016. – № 4. – С. 14–23. URL: http://fikio.ru/?p=2285.

Философия

Из опыта регионального учреждения высшего профессионального образования Беларуси по социальной адаптации иностранных студентов

УДК 316

Канашевич-Адыгезалова Дарья Анатольевна – Государственное научное учреждение «Институт социологии Национальной академии наук Беларуси», аспирант, Минск, Республика Беларусь.

E-mail: darya.adigezalova@mail.ru

Беларусь, 220072, Минск, ул. Сурганова, 1, корп. 2,

тел: +375296595995.

Авторское резюме

Состояние вопроса: В условиях стремительного развития интернационализации образования и присоединения Республики Беларусь к Болонскому процессу национальная образовательная система сталкивается не только с необходимостью оптимизации процесса обучения и профессиональной подготовки иностранных студентов, но и с потребностью формирования поликультурных коммуникативных компетенций собственных специалистов. Проблема профессионально-образовательной адаптации иностранных студентов и влияния на этот процесс межкультурных коммуникаций пока не стала предметом специальных теоретических и эмпирических исследований в белорусской социологии. Данные обстоятельства обусловливают актуальность и социальную востребованность теоретических и эмпирических социологических исследований влияния межкультурной коммуникации на профессиональное образование иностранных студентов в региональных вузах Республики Беларусь с целью оптимизации и повышения социальной эффективности процесса их обучения и профессиональной подготовки.

Результаты: Включение иностранных студентов в образовательное и социальное пространство региональных учреждений образования протекает относительно успешно, вместе с тем процесс интенсификации студенческой мобильности нередко обгоняет адаптацию самих учреждений образования к новым реалиям. Как показывает социологический опрос, большинство иностранных студентов хотя и испытывают временный культурный шок, начиная учебу в другой стране, но в итоге достаточно успешно адаптируются к новой обстановке. Значительные трудности связаны с необходимостью общения на неродном языке. В процессе адаптации к новой культурной среде обнаруживаются сравнительно небольшие гендерные различия.

Область применения результатов: Результаты можно использовать в практической деятельности международных отделов ВУЗов с целью совершенствования деятельности по привлечению и обучению иностранных студентов.

Выводы: Эффективность профессионально-образовательной адаптации иностранных студентов во многом определяется интенсивностью и характером межкультурных коммуникаций в социально-образовательном пространстве регионального учреждения высшего образования, а также глубиной включенности студентов в институциональные структуры как внутри вуза, так и в более широкой внешней социальной среде.

Ключевые слова: иностранные студенты; социальная адаптация; профессионально-образовательная адаптация; глобализация; евразийская интеграция; евразийское образовательное пространство; национальная система высшей школы.

Social Adaptation of Foreign Students in Regional Institution of Higher Education in Belarus

Kanashevich-Adigozalov Daria Anatolievna – Institute of Sociology of the National Academy of Science of Belarus, postgraduate student, Minsk, Belarus.

darya.adigezalova@mail.ru

1, Surganov st., block 2, Minsk, 220072, Belarus,

tel: +375296595995.

Abstract

Background: Rapid development of the internationalization of education and the accession of the Republic of Belarus to the Bologna Process causes the national education system to face not only the necessity to optimize the process of education and training of foreign students, but also the need for the formation of multi-cultural communication competence of Belarusian professionals. The problem of vocational and educational adaptation of foreign students and the cross-cultural communication impact on the process has not yet become a subject of special theoretical and empirical studies in Belarusian sociology. These circumstances determine the actuality and social relevance of the theoretical and empirical sociological studies of cross-cultural communication effect on foreign students training in regional higher education institutions in Belarus in order to improve and increase the efficiency of their education and training.

Results: The inclusion of foreign students in the educational and social space of regional higher schools takes place rather successfully; however, the process of intensification of student mobility often leaves behind the adaptation of these educational institutions to the new reality. According to a survey conducted, although the majority of foreign students experience temporary cultural shock, starting their studies in a foreign country, in the end they adapt to the new situation quite successfully. Some statistically significant difficulties are connected with the need to communicate in a foreign language. In the process of adapting to a new culture some relatively small gender differences have been found.

Research applications: The results can be used by university international departments in order to improve their efforts to recruit and train foreign students.

Conclusion: The effectiveness of foreign student adaptation is largely determined by the intensity and peculiarity of cross-cultural communication in the socio-educational space of regional higher schools, as well as the extent to which students are involved in institutional structures both within the university and in the external social environment.

Keywords: foreign students; social adaptation; vocational and educational adaptation; globalization; Eurasian integration; Eurasian educational space; national higher school system.

Исследование феномена информационного общества сегодня невозможно вне процессов глобализации. Обратив внимание на эту взаимосвязь, Мануэль Кастельс определил глобализацию экономики как одну из атрибутивных характеристик информационного (у него – информационального) общества [1, с. 81]. Одной из определяющих тенденций глобализации в современных условиях все явственнее выступает интернационализация высшего образования, а международное образование всё более превращается в глобальную отрасль мировой экономики. Академическая мобильность и обучение за рубежом в иной культурной среде стали неотъемлемой частью жизни людей в различных странах и регионах. Университетское образование XXI века не представляется возможным вне «встречи цивилизаций», без академической мобильности, без изучения опыта и интеграции позитивных национальных образовательных программ и стратегий.

Динамика университетского образования в Беларуси развертывается в русле глобальных процессов, обнаруживая типичную для мировой образовательной системы тенденцию интернационализации высшей школы и формирования международно-ориентированных учреждений высшего профессионального образования (далее – УВО). Обучение иностранных студентов в нашей стране имеет давние традиции. Белорусский государственный университет обучает иностранных студентов с 1958 года. В советский период высшей школой Беларуси накоплены значимые достижения в области обучения иностранных граждан. Согласно данным Министерства образования Республики Беларусь, с 1958 по 1991 гг. в БГУ прошли обучение около 3,5 тысяч иностранных граждан, из более чем 120 стран мира. В 90-е годы численность иностранных студентов, обучавшихся в нашей стране на контрактной основе, стабилизировалась на уровне 3000 человек, а 2005/2006 учебном году в Беларуси обучался уже 6391 иностранный студент. Начиная с 2006 г. Республика Беларусь все более вовлекается в процессы международной и региональной академической мобильности, наметилась тенденция постоянного увеличения численности иностранных граждан, приезжающих в Беларусь за образованием. Если в 2005/2006 учебном году в нашей стране обучался 6391 иностранный студент, в 2012/2013 гг. – уже почти 14 тыс., то в 2015/2016 гг. – 16 437 иностранных граждан. Сегодня в общем числе студенческой молодежи Беларуси на долю иностранных студентов приходится 2,5 %, и это в 2,1 раза больше, чем, например, в 2005/2006 учебном году. Иностранные граждане обучаются почти во всех учреждениях высшего образования нашей страны. Наибольшее число иностранных граждан обучаются в Белорусском государственном университете (БГУ) – 15,1 %, Белорусском государственном медицинском университете (БГМУ) – 10 %, Белорусском национальном техническом университете (БНТУ) – 5,9 % от общего числа иностранных студентов [3].

За период суверенного развития национальной высшей школой Беларуси накоплены значимые достижения, получившие признание на международной арене. В качестве важнейшего ресурса развития высшей школы Беларуси следует отметить тенденцию нарастающей диверсификации спектра предоставляемых образовательных услуг. Когда иностранные студенты только начали приезжать в нашу страну, их больше интересовали сельскохозяйственные специальности, механика и машиностроение. Сегодня из общего числа обучающихся иностранных граждан 22,6 % изучают медицину и фармакологию, 21,5 % – специальности технического профиля, 20,3 % – общенаучные специальности университетского профиля, 12 % – педагогические, 11,5 % – экономические и юридические, 7,4 % – сельскохозяйственные, 3,8 % – искусствоведческие [3].

Продвижению образовательных услуг на международный рынок способствуют высокий образовательный потенциал нашей республики, качество и доступность образовательных услуг, широкий спектр предлагаемых специальностей (свыше 300), высокий уровень практико-ориентированного обучения, отсутствие дискриминации в образовательном процессе, благоприятные условия для пребывания в нашей стране в связи с толерантной ментальностью населения и отсутствием проявлений национализма.

Социальный заказ на подготовку Беларусью конкурентоспособных иностранных специалистов сделан во многих государствах мира. В учреждениях высшего образования Беларуси сегодня обучаются иностранные граждане из 88 стран. Однако пока Республика Беларусь позиционируется главным образом в евразийском и азиатском сегментах мирового образовательного рынка. В целом география отечественных образовательных услуг, предоставляемых Республикой Беларусь, выглядит следующим образом. Наибольшая доля экспорта образовательных услуг Беларуси приходится на страны СНГ – 63,1 %, на Азию – 29,2 %, Африку – 5,8 %, Европу – 1,5 %, Северную и Южную Америку – 0,4 % от общей численности обучающихся в высших учреждениях профессионального образования республики. В первой десятке государств по численности обучающихся в Беларуси студентов и магистрантов находятся Туркменистан – 6469, Китай – 1476, Российская Федерация – 1426 человек. Затем в порядке убывания идут Азербайджан – 250, Шри-Ланка – 244, Нигерия – 242, Иран – 208, Ливан – 154, Украина – 151, Ирак – 96 студентов и магистрантов, которые постоянно проживают на территории иностранных государств [2].

Максимальное использование отечественного образовательного потенциала и международного сотрудничества для продвижения образовательных услуг – один из стратегических приоритетов Республики Беларусь. Министерство образования совместно с подведомственными образовательными учреждениями проводит активную маркетинговую деятельность по продвижению белорусского образования в других регионах мира. В числе важнейших направлений деятельности по увеличению притока иностранных учащихся намечено: активнее открывать специальности с обучением на английском языке; развивать дистанционные формы обучения; внедрять интерактивные формы работы с зарубежными учреждениями образования; использовать возможности дистанционного консультирования; организовывать и реализовывать посредством Интернета совместные проекты, создавать образовательные структуры и совместные образовательные программы с заинтересованными учреждениями образования и образовательными компаниями за рубежом; продвигать рекламные материалы на иностранных языках, создавать сеть посредников в других странах, в том числе использовать возможности выпускников белорусских ВУЗов из числа иностранных граждан.

В рамках проводимой образовательной политики по диверсификации экспорта образовательных услуг проделана определенная работа по открытию белорусских образовательных структур в странах дальнего зарубежья. В Computer System Institute (CSI, штат Иллинойс, США) по инициативе американской стороны открыт филиал кафедры проектирования информационно-компьютерных систем Белорусского государственного университета информатики и радиоэлектроники (БГУИР). При участии Белорусского национального технического университета (БНТУ) открыты Белорусско-Вьетнамский центр содействия научно-техническому сотрудничеству, совместная научно-исследовательская лаборатория в Научном энергетическом институте при Вьетнамской академии наук (вьетнамское отделение). В БГУ организована работа Белорусско-Вьетнамского инновационно-образовательного и научно-технического центра. Изучается вопрос о создании филиала (возможно, факультета или подготовительного отделения) белорусского ВУЗа во Вьетнаме, филиала факультета доуниверситетского образования в Бангладеш, филиала подготовительного факультета в Нигерии, а также консолидированной образовательной структуры белорусского учреждения высшего образования в Китае [6].

В настоящее время возможности интеграции в мировое образовательное пространство и укрепления представительства учреждений высшего образования Республики Беларусь расширились в связи с присоединением к Болонскому процессу, что открывает дополнительные перспективы участия в международных проектах, а для студентов и преподавателей – в академических обменах с университетами других стран. Одновременно вхождение в европейский образовательный рынок предъявляет жесткие требования к качеству высшего образования, и в этом контексте возникают вопросы касательно адаптации национальной системы высшей школы к его принципам и требованиям.

Привлекательность университетов для абитуриентов и авторитетность диплома для работодателя сегодня во многом определяется рейтинговой позицией учебного заведения в международных рейтингах университетов, которые можно рассматривать как рекламную площадку качества образования и эффективный инструмент в конкурентной борьбе на рынке образовательных услуг. Международные и национальные рейтинги университетов, безусловно, важны, так как они помогают определить международную, региональную и национальную значимость того или иного учреждения высшего образования. Однако пока имеющиеся международные рейтинги существенно отличаются по критериям оценки и нередко отдают преференцию западным университетам.

Одним из самых авторитетных рейтингов сегодня считается QS World University (QS), который создается британской консалтинговой компанией Quacquarelly Symonds (QS), основанной в 1990 г., и ранжирует более 800 (ранее – 700) университетов мира. В топ-200 QS в 2016 г. включен только один российский университет – Московский государственный университет им. М. В. Ломоносова, который занял в нем 108-е место. В полную версию рейтинга QS 2016 г. (свыше 800 университетов) включены 20 российских учреждений высшего образования. В 2014/2015 БГУ вошел в топ-500 университетов, занимающих 491–500 позиции [3]. В полной версии рейтинга QS 2016 г. белорусские учреждения высшего образования не представлены.

Еще более неблагоприятен для стран СНГ Академический мировой рейтинг университетов – ARWU (Academic Ranking of World Universities), включающий 100 университетов, показатели которого дают преференции университетам США и Великобритании. В этом рейтинге учитываются выпускники и сотрудники-лауреаты Нобелевских премий; награжденные медалью Филдса за достижения в математике; высоко цитируемые исследователи, статьи в престижных журналах, индекс цитирования, численность обучающихся. В 2014 г. места с 1 по 19-е здесь занимали университеты США (кроме 5 и 10-го, отданных университетам Великобритании). МГУ им. М. В. Ломоносова в этом рейтинге занял 86 место. УВО Беларуси не представлены.

Удачнее ситуация для белорусских вузов в Мировом вебометрическом рейтинге университетов (Webometrics Ranking of World Universities), который ранжирует 30 тыс. университетов по присутствию в Интернете. В 2014 г. в этот рейтинг включены 51 белорусский вуз. Среди них лидировал БГУ (881 место из 30 000 университетов), в пятерку лучших белорусских вузов вошли также Белорусский государственный университет информатики и радиоэлектроники (БГУИР), Белорусский государственный медицинский университет (БГМУ), Белорусский национальный технический университет (БНТУ), Полесский государственный университет [4]. Для более гибкой и объективной системы оценки деятельности университетов под руководством Европейской комиссии разработан Академический рейтинг-2013 или, как его называют, – Еврорейтинг-2013 (Academic Ranking of World Universities: European standard). Главным параметром в нем определено образование, и в этом контексте добавлены новые критерии: востребованность выпускников, отзывы работодателей, мониторинг администрацией образовательного и научного процесса, информатизация учебного процесса, оценка студентами качества преподавания, повышение квалификации кадров. В сфере научной деятельности добавлены пункты: международное сотрудничество, международное признание преподавательского состава, количество публикаций с участием иностранных соавторов, количество иностранных студентов и преподавателей. В высшую группу Еврорейтинга-2013 включены семь российских университетов, самую высокую оценку получил Московский государственный университет им. М. В. Ломоносова. В другие группы (выделено пять категорий университетов) попали 33 российских университета. Белорусские университеты в этом рейтинге не представлены.

В рейтинге учреждений высшего образования стран – участниц СНГ, Грузии, Латвии, Литвы и Эстонии – 2013 ранжировалось 405 учреждений высшего образования из 15 стран, в том числе 21 из Беларуси. В качестве основных критериев учитывались образовательная, международная и научно-исследовательская деятельность, участие в международном рейтинге Webometrics. В этом рейтинге Белорусский государственный университет (БГУ) оказался вторым (после Московского государственного университета им. М. В. Ломоносова), Белорусский национальный технический университет (БНТУ) занял 32 место [5].

Международные и национальные рейтинги университетов, безусловно, важны, так как они помогают определить значимость того или иного ВУЗа и его роль в экспорте национальных образовательных услуг. В аспекте эффективной образовательной политики важно постоянно диагностировать знания и рынок, выясняя, правильны ли и актуальны ли наши знания, значимы ли они для потребителей образовательных услуг и за пределами национальной системы образования, насколько привлекательны наши вузы для иностранных граждан. Однако пока международные рейтинги существенно отличаются по своим результатам, так как основаны на различных критериях оценки. Обозначенные проблемы требуют разработки системы оценки качества высшего образования, учитывающей не только международные, но и традиционные принципы, на которых основывалась наша отечественная высшая школа. Главная проблема образования, с позиций евразийской образовательной традиции – содержание и актуальность получаемого знания, ценности, которые скрепляют образовательное пространство, способность выпускников к мышлению и самоопределению. Чтобы получить ответ на вопрос о качестве образования в этом аспекте, необходимы не просто рейтинги, а экспертные заключения.

Евразийское образовательное пространство продолжает оставаться важнейшим резервом продвижения образовательных услуг Беларуси. С 2012 г. гражданам Российской Федерации, Республики Казахстан, Кыргызской Республики и Республики Таджикистан предоставлена дополнительная возможность поступать на платной основе в учреждения среднего и высшего образования Беларуси по результатам собеседования. Однако межгосударственное взаимодействие в рамках евразийской интеграции по созданию единого образовательного пространства пока существенно отстает от интеграционных процессов в экономической, правовой, культурной сферах. Евразийская интеграция в ее различных институционально-правовых формах – СНГ, Союзное государство России и Беларуси, Организация Договора о коллективной безопасности, Таможенный союз, Единое экономическое пространство (ЕЭП), Евразийский экономический союз (ЕАЭС) – выявила сложную многоуровневую и, так сказать, «разноскоростную» природу интеграционных процессов.

Показателем определенных успехов в развитии евразийского образовательного пространства стало создание Сетевого открытого университета Содружества Независимых Государств (2000 г.), который функционирует на правах Консорциума при равноправном участии всех вузов-партнеров. Его целью является разработка и внедрение в рамках единого (общего) образовательного пространства государств-участников СНГ аналога программы «Эразмус Мундус», а основными задачами – развитие академической мобильности, укрепление сотрудничества и межвузовских связей в сфере высшего образования, повышение его качества и привлекательности. Однако эта структура пока не стала эффективным инструментом академической мобильности. Можно обратить внимание на два более успешных научно-образовательных проекта, набирающих силу – образование филиалов ведущих евразийских университетов и создание совместных университетов. Применительно к нашей республике, можно отметить активную деятельность Ереванского филиала Международного государственного экологического университета имени А. Д. Сахарова и совместный инженерно-технический факультет БНТУ и Таджикского технического университета им. академика М. С. Осими в Душанбе. Прорабатывается возможность открытия на базе созданного инженерно-технического факультета БНТУ в Таджикском техническом университете им. М. С. Осими Инженерно-технического института БНТУ. В стадии завершения находится создание ресурсных центров начального профессионального образования по строительным профессиям и машиностроительного профиля в Азербайджане.

Получила также признание деятельность совместных славянских университетов, в разное время открытых Российской Федерацией на территории государств – участников СНГ. В 1999 г. был открыт Российско-Армянский (Славянский) университет (г. Ереван), в 1993 г. – Киргизско-Российский (Славянский) университет (г. Бишкек), в 2003 г. – Белорусско-Российский университет (г. Могилев). Славянские университеты являются образовательными учреждениями высшего профессионального образования и в своей деятельности руководствуются Конституцией Российской Федерации и Конституцией национального суверенного государства. Университеты совместного ведения – это самостоятельные субъекты с правами юридического лица, пользующиеся статусом государственных высших учебных заведений Российской Федерации и национального суверенного государства (проходят двойное лицензирование, аккредитацию, аттестацию). Об авторитете славянских университетов, действующих в образовательном пространстве СНГ, говорит тот факт, что в национальных рейтингах своих стран они занимают лидирующие позиции. Вместе с тем, данные учреждения образования сталкиваются с целым рядом проблем, в числе которых отсутствие достаточной законодательной базы, неоднозначность решения проблемы финансирования и государственной поддержки.

Формирование единого евразийского образовательного пространства – не одномоментное явление: это длительный процесс выстраивания взаимно признаваемых образовательных программ; участия студентов и преподавателей в академических обменах с университетами других стран; предоставления взаимовыгодных образовательных услуг и обмена опытом; создания совместных образовательных структур; принятия модельных (типовых) законодательных актов и рекомендаций, отвечающих целям сближения национального законодательства государств-участников в соответствии с нормами международного права и задачами интеграционного взаимодействия, что будет способствовать модернизации научно-образовательного потенциала каждого участника евразийской интеграции. В соответствии с принятыми межгосударственными обязательствами ЕАЭС будет базироваться не только на согласованных действиях в ключевых институциональных областях макроэкономики. Большие перспективы открываются для гуманитарного сотрудничества в науке, культуре, образовании, как на межгосударственном, так и на региональном уровне.

Если во времена существования Советского Союза иностранные граждане обучались преимущественно в столичных республиканских центрах, то сегодня их внимание все больше привлекают утвердившие себя региональные учреждения высшего профессионального образования, имеющие давние образовательные и культурно-исторические традиции. Международное образование в Беларуси сегодня обеспечивается и усилиями региональных учреждений высшего образования. Причем региональные образовательные центры успешно конкурируют со столичными, развивают партнерские отношения с зарубежными образовательными центрами, стремятся создать привлекательные условия для обучения студентов и аспирантов из стран ближнего и дальнего зарубежья. По данным национальной статистики в 2015/2016 гг. из 16 437 иностранных граждан, обучавшихся в учреждениях высшего образования Республики Беларусь, в региональных учреждениях образования получали высшее образование 6598 человек.

Представляется, что среди факторов, обуславливающих повышение значения региональных учреждений высшего образования Беларуси как социального института профессионального обучения и социализации иностранных граждан, можно обратить внимание на следующие:

– вовлечение Республики Беларусь в процессы международной академической мобильности и продвижение на мировом рынке образовательных услуг;

– специфика контингента иностранных граждан, обучающихся в Беларуси, подавляющая часть которых представлена гражданами еще во многом традиционных обществ;

– наличие среди студентов-иностранцев большого количества людей, проживающих у себя на родине в маленьких городах и испытывающих дискомфорт в мегаполисах;

– сохранение в городах белорусской «глубинки» большей патриархальности и толерантности во взаимоотношениях между людьми по сравнению со столичным Минском;

– успешное развитие деловых контактов между регионами Беларуси и отдельными зарубежными государствами и регионами.

Исследование адаптации иностранных студентов к условиям проживания и обучения в региональных учреждениях высшего образования Беларуси является на сегодня не только крайне актуальной, но и социально значимой проблемой. В условиях стремительного развития интернационализации образования и присоединения страны к Болонскому процессу национальная образовательная система сталкивается не только с необходимостью оптимизации процесса обучения и профессиональной подготовки иностранных студентов, но и с потребностью формирования поликультурных коммуникативных компетенций собственных специалистов. Данные обстоятельства обусловливают потребность в проведении эмпирических социологических исследований процесса профессионально-образовательной адаптации и социализации иностранных студентов в региональных вузах Республики Беларусь с целью оптимизации и повышения эффективности их обучения и профессиональной подготовки.

Базой для изучения заявленной в статье проблемы было избрано Государственное учреждение высшего профессионального образования «Белорусско-Российский университет» (далее – БРУ), г. Могилев. Выбор этого учреждения высшего образования в качестве базы для проведения эмпирического исследования обусловлен рядом обстоятельств. Это один из совместных славянских университетов, открытый в соответствии с Соглашением между Правительством Республики Беларусь и Правительством Российской Федерации в 2003 на базе Могилевского государственного технического университета. В стенах этого учебного заведения подготовлены десятки тысяч инженеров. Среди его выпускников большое количество директоров крупных предприятий и организаций, главных инженеров, главных специалистов. Подготовка специалистов здесь ведется по 18 специальностям (26 специализациям) по белорусским и 6 специальностям по российским образовательным стандартам.

Государственное учреждение «Белорусско-Российский университет» – второй (после БНТУ) университет в Республике Беларусь, которому выдан международный сертификат качества и единственный, который работает в рамках законодательства двух стран. Это известный за пределами республики научно-образовательный центр. Кадры высшей научной квалификации здесь готовят по 10 специальностям аспирантуры и 2 специальностям докторантуры. Имена ученых данного учреждения образования, достигших больших научных успехов, включены в энциклопедии «Кто есть Кто, Деловой мир СНГ», «Кто есть Кто в Республике Беларусь», Российской академии наук «Современный интеллектуальный потенциал России», «Кто есть Кто в Мире» (США).

К настоящему времени университетом заключено 70 договоров с учреждениями образования Российской Федерации, Украины, Болгарии, Марокко, Франции, Китая, Германии, других государств ближнего и дальнего зарубежья о сотрудничестве по трем основным направлениям: образовательное, инновационное, научно-техническое. Диплом этого учреждения образования получили граждане из 44 стран мира по специальностям, востребованным на рынке труда. Наибольшее количество выпускников университета живет и работает в Непале, Ливане, Йемене, Сирии и Эфиопии. Среди закончивших университет есть представители и таких стран, как Маврикий, Того, Сенегал, Гана, Буркина-Фасо, Мали, Габон.

До 1992 года набор иностранных студентов осуществлялся на основе межправительственных соглашений, и они получали стипендию. В настоящее время набором студентов университет занимается самостоятельно, все иностранные студенты университета обучаются на основе договоров и самостоятельно оплачивают свою учебу. В 2015/2016 гг. в Белорусско-Российском университете обучается 217 иностранных граждан из стран дальнего зарубежья, в их числе: из Туркменистана – 199, Сирии – 5, Ирака – 3, Китая –3, Вьетнама –2, Монголии – 2, Саудовской Аравии – 1.

Работу университета с иностранными студентами курирует международный отдел, деятельность которого охватывает сопровождение всего процесса получения ими образования от поступления отдельного иностранного гражданина до получения диплом.

При содействии международного отдела методом анкетного опроса автором было проведено эмпирическое социологическое исследование, направленное на выявление проблем, с которыми сталкиваются обучающиеся здесь иностранные граждане. Опрошены 108 иностранных студентов, преимущественно граждане Туркменистана, ряда стран Азии и Африки, обучающихся на дневном отделении. Средний возраст опрошенных иностранных студентов БРУ составляет примерно от 17 до 25 лет, из них 69,4 % обучаются на экономическом факультете, 1,9 % – на инженерно-экономическом, 14,8 % – на строительном. Остальные респонденты обучаются на электротехническом (4,6 %) и машиностроительном (1,9 %).

Большинство иностранных студентов – юноши (80,6 %), 19,4 % – девушки. На первый взгляд такое соотношение иностранных студентов по полу можно объяснить спецификой специальностей, по которым осуществляется обучение в Государственном учреждении высшего профессионального образования, каким является «Белорусско-Российский университет». Однако и в Могилевском государственном университете им. А. А. Кулешова, который оформился на основе педагогического института и имеет другой набор специальностей, юноши также составляли 69,8 % всех иностранных студентов. Очевидно, что доминирующим фактором здесь выступает то, что основной контингент иностранных студентов представлен гражданами Республики Туркменистан – традиционного мусульманского общества, в котором девушка (женщина) еще значительно отстает от мужчины по уровню своей социальной активности. В связи с этим представлялось важным при анализе данных, полученных в процессе проведенного исследования, учитывать гендерный фактор.

Полученные результаты свидетельствуют об укреплении позиций регионального учреждения высшего образования Беларуси на мировом рынке образовательных услуг. Данные, представленные международным отделом, свидетельствуют о постоянном увеличении количества иностранных студентов, приезжающих учиться в БРУ. Если в 1990 г. диплом данного учреждения образования получили 12 иностранных граждан, в 2009 г. учились 67 иностранных студентов, то в 2011 г. их было уже 128, в 2014 – 190, в 2016 – 217. Все респонденты назвали четыре ключевых фактора (по степени важности), повлиявших на выбор страны обучения, хотя их соотношение в мотивации не одинаково: высокое качество белорусского образования, по совету знакомых, значимость белорусского образования на родине, низкая плата за обучение. Слабо, но просматривается влияние фактора «здесь учились мои родители».

Отвечая на вопрос: «Что Вам понравилось, когда Вы приехали в Республику Беларусь (г. Могилев)», среди наиболее сильных впечатлений респонденты назвали следующие: университет (85,2 %), город и достопримечательности (42,6 %), погода (36,1 %), белорусские люди (30,6 %), но, одновременно, белорусская культура по приезде понравилась лишь 15,7 %, другой образ жизни – 14,8 % из них. Интересно отметить, что наличие здесь земляков понравилось еще меньше – так ответили лишь 9,3 % респондентов.

Приезжая на учебу в другую страну, иностранные граждане часто ее идеализируют. По приезде в Беларусь погода понравилась почти 1/3 респондентов (это был конец лета, начало золотой осени). Однако при дальнейшем анализе анкет выявилось, что воздействие климата весьма сказывается на общем адаптационном процессе студента-иностранца и на его психологическом состоянии. По результатам опроса 36,1 % респондентов полагают, что климат «влияет на состояние их здоровья» и для 14,8 % климатические условия «скорее влияют, чем не влияют».

Обучение в другой стране связано с изменением не только природных и климатических условий, но и социальной среды – нарушением привычных коммуникативных связей с семьей, соотечественниками и друзьями, с воздействием новых социокультурных явлений. Анализ результатов проведенного опроса выявил, что самым сложным по приезде в страну обучения для наших респондентов оказалось отсутствие родных и друзей (46,3 %) и жизнь в студенческом общежитии (32,4 %), а затем, по убывающей – необходимость говорить на русском языке (28,7 %), другой климат (26,9 %), привыкание к чужой социальной среде (23,1 %). Менее значительными факторами оказались «новое питание» (11,1 %) и «отношение окружающих» (11,1 %).

Отсутствие родных и друзей одинаково тяжело и для юношей, и для девушек, но одновременно были выявлены гендерные отличия в восприятии иностранными студентами дискомфорта новой природно-климатической и социокультурной среды. Так, по приезде в страну у юношей после «отсутствие родных и друзей», вторым по значимости фактором адаптационного процесса стала необходимость говорить на русском языке, третьим – жизнь в общежитии, четвертым – привыкание к новой социальной среде; у девушек, соответственно, – «отсутствие родных и друзей», жизнь в общежитии, необходимость говорить на русском языке, другой климат.

Одной из задач проведенного исследования было выяснение наличия, глубины и форм проявления состояния, которое в мировой социологической практике принято называть «культурным шоком». Анализ полученных в процессе опроса материалов подтвердил, что иностранные студенты, в отличие от остальных студентов исследуемого вуза, оказавшись в новом природно-климатическом и социокультурном окружении, также испытывают подобное состояние. На так называемые психосоматические признаки «культурного шока» – повышенную нервозность, бессонницу и утомляемость, стресс, общее недомогание – пожаловалась в совокупности половина респондентов (55,6 %) и это в большей степени характерно для девушек (не испытывали таких физиологических расстройств 40,7 % юношей и лишь 3,7 % – девушек).

Симптомами глубокого «культурного шока» принято считать ощущение человеком чувства полной беспомощности, того, что его никто не понимает и у него ничего не получается. В процессе нашего исследования респондентам задавался вопрос: «Приходилось ли им испытывать подобные чувства по приезде в Республику Беларусь?». Только 36,1 % респондентов ответили, что никогда не испытывали чувство полной беспомощности по приезде в нашу страну; 38 % респондентов испытывали подобное чувство только в первое время после приезда в страну обучения; доля тех, кто признал, что постоянно испытывает подобные чувства, значительна и составила 12 %.

В ответах юношей на данный вопрос на первое место вышли – «никогда не испытываю такого чувства» (31,5 %) и «только в первое время после приезда» (31,5 %), а затем, с большим отрывом, следуют «испытываю постоянно» (9,3 %) и «испытываю, но очень редко» (8,3 %). В ответах девушек дифференциация в ответах не столь явственна, для них характерна несколько иная картина переживаний. Доминирующим чувством у девушек также является «испытывала только в первое время после приезда», но на второе место вышло «испытываю, но очень редко» (у юношей эта позиция занимает четвертое место), «никогда не испытываю такого чувства» находится у девушек на третьем месте по значимости (у юношей – одно из двух первых), «испытываю постоянно» – занимает четвертое место (у юношей это второе по силе переживание).

С первых дней пребывания в Беларуси иностранные студенты не только как все первокурсники находятся в непривычной для них учебной, но и в непривычной социокультурной среде, к которой им предстоит приспособиться в кратчайшие сроки. Это непосредственно влияет и на успешность их адаптации и обучения. Одной из задач проведенного исследования было выявление проблем, решение которых представляется иностранным студентам наиболее сложным. С этой целью респондентам был задан вопрос: «Скажите, пожалуйста, что в Республике Беларусь Вам делать сложнее всего?». Оказалось, что 19,4 % иностранных студентов, задействованных в нашем опросе, адаптировались к новым для себя условиям жизни, не видя для себя «ничего сложного» – как в процессе учебы, так и в жизни.

Однако для большинства респондентов сложность представляет, прежде всего, сама учеба в университете (37 %) и организация быта (22,2 %). Значительно меньше респондентов испытывают трудности в организации отдыха (11,1 %) и в общении с белорусскими людьми (10,2 %), хотя, как отмечалось выше, 28,7 % респондентов ответили, что по приезде в нашу республику они испытывали сложности в связи с необходимостью разговаривать на русском языке. Выявлены гендерные различия в социальной адаптации иностранных студентов. Если 18 % юношей считают, что для них нет ничего сложного в стране пребывания, то так ответили лишь 2,8 % девушек. У студентов-юношей наибольшие проблемы адаптации по степени их важности связаны, прежде всего, с учебой, затем организацией быта, общением с белорусскими людьми, организацией отдыха. У девушек наибольшие трудности связаны с бытовой сферой и учебой, затем с большим отрывом следует отдых и весьма незначительна доля испытывающих затруднения в общении с белорусскими людьми.

При изучении процесса профессионально-образовательной адаптации иностранных студентов в ходе проведения исследования внимание обращалось на их привыкание к характеру, содержанию и условиям организации учебного процесса, усвоение студентами-иностранцами норм и понятий профессиональной среды, формирование навыков самостоятельной учебной и научной работы. В результате исследования было выявлено, что включение иностранных студентов в образовательное и социальное пространство регионального вуза протекает относительно успешно. Иностранные граждане в целом удовлетворены качеством предоставляемых им образовательных услуг и отношениями с субъектами образовательного процесса. У иностранных студентов сложилось свое представление о белорусской системе высшего образования и способах оптимизации образовательного процесса (планирование работы, посещение занятий, конспектирование лекций, подготовка к семинарам, самостоятельная и научная работа, работа в библиотеке, сдача коллоквиумов, экзаменов и зачетов, др.). Они отмечают важность использования в учебном процессе современных информационных технологий – 71,3 %, высказывают положительное мнение о значении воспитательной работы – 88,8 %, об организационно-методическом обеспечении учебного процесса – 88 %, производственной практике – 85,2 %, о правилах внутреннего распорядка – 88,9 % от всех опрошенных.

Самая сложная область адаптации иностранных студентов – учебная деятельность. У 57,4 % опрошенных иностранных студентов не возникает особых трудностей в учебе, но 38 % респондентов ответили, что учиться им тяжело и 4,6 % затруднились ответить на этот вопрос. Трудности профессионально-образовательной адаптации респондентов во многом связаны с недостаточным знанием русского языка для приобретения профессионально значимых знаний, а также с отсутствием навыков самостоятельной работы. Если 44,4 % опрошенных иностранных студентов считают свой уровень владения русским языком достаточным для повседневного общения, то 41,7 % респондентов отметили, что им сложно учить предметы не на родном языке, а 13,9 % респондентов признались, что знают русский язык недостаточно хорошо для усвоения учебного материала. Наибольшие языковые трудности у иностранных студентов возникают при восприятии лекционного материала (52,5 %), при ответах в устной форме (50 %), работе с учебной литературой (45 %), ведении конспектов и написании рефератов (25 %).

На вопрос о том, что необходимо сделать, чтобы иностранным студентам было проще учиться в университете, 32,4 % иностранных граждан отвечают, что необходимо увеличить количество часов изучения русского языка. 15,7 % респондентов пояснили, что следует создать условия для учебы в общежитии и практически половина респондентов (49,5 %) не удовлетворены условиями жизни в общежитии. Среди основных причин такой неудовлетворенности было выявлено, что респондентов в первую очередь не устраивают санитарные условия (34,4 %), отношение к себе работников (17,2 %), перенаселенность (15,6 %), отсутствие покоя и ощущение беспокойства (12,5 %), работа воспитателей – (7,8 %). Никто из иностранных граждан не отметил высокую стоимость оплаты за общежитие.

Международный опыт обучения иностранных студентов свидетельствует, что оптимальным способом их «включения» в учебный процесс является интеграция в новое культурное окружение, при которой происходит активное освоение иной национальной культуры и формирование новой социальной идентичности при сохранении собственной национальной идентичности. Именно степень интеграции в новое культурное окружение считается главным фактором и показателем успешной адаптации и обучения иностранных студентов.

Однако в процессе проведенного исследования было выяснено, что не у всех иностранных студентов, обучающихся в БРУ, возникает интерес к стране пребывания и принятие ее. Нельзя исключать, что, хотя со страной пребывания связаны 4–5 лет жизни, заветная мечта получения высшего образования и надежды на будущее, иностранные студенты противопоставляют свою культуру тому, что видят и многое из окружающей их действительности в стране с иной ментальностью и конфессиональной ситуацией вызывает у них не только удивление, непонимание и отторжение, но и «культурный шок». Исходя из анализа результатов опроса, можно говорить о том, что возможности для осуществления такой «культурной интеграции» в исследуемом вузе имеются, но они не в полной мере используются всеми субъектами, ответственными за процесс адаптации и обучения иностранных студентов. Было выявлено, что большинство иностранных студентов (81,5 %), обучающихся в Государственном учреждении высшего профессионального образования «Белорусско-Российский университет», хотели бы больше узнать о культуре Республики Беларусь и ее жителей. И лишь 4,6 % респондентов ничего не желают знать о культурных традициях нашей республики, а 13,9 % опрошенных затруднились дать ответ на данный вопрос. В основном это те, кто приехал в Республику Беларусь, «потому что так захотели родители» или «отправило государство».

Насколько проявляют интерес к стране и культуре иностранных студентов представители тех социальных групп, с которыми они непосредственно взаимодействуют в процессе обучения – руководство университета, деканат, преподаватели, кураторы, студенты в группе? Исходя из полученных данных, половина опрошенных иностранных студентов отметили недостаточный интерес к своей культуре со стороны кураторов. В тоже время 75 % опрошенных иностранных студентов полагают, что руководство учреждения образования проявляет должный интерес к культуре их страны, но 13,9 % респондентов дали отрицательный ответ на этот вопрос и столько же (13,9 %) – затруднились ответить. По мнению 84,4 % опрошенных иностранных студентов деканат также проявляет максимально возможный интерес и достаточное внимание к культуре их страны, 70,8 % студентов придерживаются такого же мнения в отношении преподавателей, меньше респондентов (62,5 % опрошенных) отмечают такой интерес со стороны местных студентов своей учебной группы.

Важно отметить, что в целом, оценивая деятельность руководства и важнейших структурных подразделений университета, абсолютное большинство иностранных студентов дают им положительные оценки. Положительно оценивают деятельность ректората 94,4 % респондентов, деканатов – 96,3 %, отдела международных связей – 97,3 %, соответственно. Вместе с тем, 24,1 % респондентов не одобрили деятельность профкома, а 31,5 % респондентов – деятельность органа студенческого самоуправления – студенческого совета.

Немаловажным показателем адаптации иностранных студентов являются их отношения с другими членами студенческого коллектива. Нередко бывает так, что местные студенты не стремятся заводить дружбу с иностранцами, что может сформировать у последних негативное отношение к обществу, где проходило обучение. Однако в ходе проведенного исследования была выявлена другая ситуация. Отвечая на вопрос «Успешно ли Вы общаетесь с белорусскими студентами?», 43,5 % респондентов ответили, что успешно, а 46,3 % респондентов ответили, что «скорее да, чем нет». Вместе с тем 0,9 % респондентов ответили, что вообще не общаются с белорусскими студентами. Сам по себе этот факт должен стать предметом раздумий для агентов, ответственных за социализацию иностранных студентов.

Отвечая на вопрос, «кто Вам помогает, когда у вас возникают проблемы?», большая часть респондентов считают, что необходимую помощь оказывают прежде всего друзья (68,5 %) и руководство университета (61,1 %). Студенты в своей группе также не отказывают в помощи, но такого мнения придерживаются только 37 % опрошенных иностранных студентов, еще меньше они надеются на помощь со стороны преподавателей (16,7 %), рассчитывают при возникновении проблем только на себя 21,3 % респондентов. 37 % респондентов уверены, что в случае необходимости преподаватели дадут им дополнительные консультации после занятий – 5,6 % респондентов отрицательно ответили на этот вопрос, 10,2 % – затруднились с ответом. Практически половина респондентов (47,2 %) считает, что дополнительные консультации преподаватели предоставляют не всегда, и, по мнению 22,2 % респондентов, преподаватель выполняет только свои минимальные обязанности, возникающие проблемы его не интересуют.

По результатам исследования было выявлено и то, что респондентам приходилось сталкиваться в повседневной жизни и в процессе учебы с недоброжелательным поведением со стороны местных студентов по отношению к себе и представителям их национальности. Так, 32,4 % респондентов отмечают холодность в общении с ними и высказывания «за спиной». 21,3 % респондентов указывают на то, что, хотя внешних признаков нет, они чувствуют недоброжелательность. Только 23,1 % студентов высказали мнение, что никогда не сталкивались с недоброжелательным отношением к себе и 31,5 % опрошенных респондентов вообще не задумывались по поводу этого вопроса.

Итак, в числе новых тенденций развития национальной высшей школы Беларуси можно отметить то, что сегодня ряд региональных учреждений высшего профессионального образования все более позиционируют себя как международно-ориентированные учреждения образования, успешно осуществляющие экспорт отечественных образовательных услуг. Примером этого является Государственное учреждение высшего профессионального образования «Белорусско-Российский университет» (г. Могилев), который не только идет в ногу с лучшими столичными учреждениями образования, но и лидирует по многим показателям. Полученные результаты свидетельствуют об устойчивом укреплении позиций этого регионального белорусского вуза на мировом рынке образовательных услуг и повышении его роли как социального института профессионально-образовательной адаптации и социализации иностранных студентов.

Анализ данных проведенного социологического исследования позволяет обозначить ряд особенностей процесса обучения и профессиональной подготовки иностранных студентов в региональных вузах страны, которые необходимо учитывать в организации образовательного маркетинга и в управлении процессом профессионально-образовательной адаптации иностранных граждан: у них не всегда присутствует мотивация на получение образования в региональном учреждении образования; многие не подготовлены к этому по причине отсутствия достаточных знаний о стране и регионе, опыта межкультурного общения, хорошего знания русского языка. В целом иностранные студенты проходят достаточно успешную профессионально-образовательную адаптацию, однако в силу меньших коммуникативных возможностей по сравнению со столичным городом возникают и серьезные проблемы в области социокультурной адаптации. Для них характерна ограниченность и невысокая эффективность межкультурных коммуникаций при переходе с социально-группового на межиндивидуальный уровень отношений.

Процесс профессионально-образовательной и социокультурной адаптации иностранных студентов осложняет не только наличие нередко значимой культурной дистанции от принимающего общества и слабое знание русского языка, но и опыт негативных коммуникативных практик, низкая эффективность групп социальной поддержки. Имеющийся опыт обучения иностранных студентов свидетельствует, что для их успешной учебы и более легкого вхождения в белорусскую культуру необходимо, чтобы процесс обучения осуществляется не только на уровне педагогической коммуникации в рамках аудиторных занятий, но и группами социальной поддержки на уровне межкультурной межличностной и межгрупповой коммуникации. Социальная поддержка субъектов образовательного процесса и общественных организаций, коммуникация и дружба с белорусскими студентами выступают более значимым фактором межкультурной адаптации иностранных студентов в региональном учреждении образования. Необходима также система межкультурного образования, субъекты которой должны обучать молодых людей навыкам межкультурной коммуникации и решения конфликтных ситуаций в условиях поликультурного образовательного пространства.

Дальнейший поиск возможностей максимального использования образовательного потенциала региональных учреждений высшего образования в целях эффективной профессионально-образовательной и социокультурной адаптации иностранных студентов – одна из важнейших задач развития национальной образовательной системы Беларуси на современном этапе.

Список литературы

1. Кастельс М. Информационная эпоха: экономика, общество и культура // Пер. с англ. под науч. ред. О. И. Шкаратана. – М.: ГУ ВШЭ, 2000. – 608 с.

2. Образование в Республике Беларусь (учебный год 2014/2015) // Национальный статистический комитет Республики Беларусь – [Электронный ресурс]. – Режим доступа: http://www.belstat.gov.by/ofitsialnaya-statistika/solialnaya-sfera/obrazovanie/operativnye-dannye_15/obrazovanie-v-respublike-belarus-uchebnyy-god-2015-2016/ (дата обращения 08.12.2016).

3. Интервью: Число иностранных студентов в Беларуси за 5 лет увеличилось вдвое // Министерство образования республики Беларусь – [Электронный ресурс]. – Режим доступа: http://www.edu.gov.by/news-201306 (дата обращения 08.12.2016).

4. Top Universities // QS World University Rankings® 2015/16 – [Электронный ресурс]. – Режим доступа: http://www.topuniversities.com/university-rankings/world-university-rankings/2015 (дата обращения 08.12.2016).

5. Полный список белорусских вузов в мировом рейтинге: от первого места до последнего // Onliner – [Электронный ресурс]. – Режим доступа: https://people.onliner.by/2014/08/06/rating-2 (дата обращения 08.12.2016).

6. По данным самых авторитетных международных рейтинговых агентств БГУ входит в 2 % лучших университетов мира, занимая высокие позиции среди 30 тысяч существующих учреждений высшего образования // Белорусский государственный университет – [Электронный ресурс]. – Режим доступа: http://www.bsu.by/main.aspx?guid=146761 (дата обращения 08.12.2016).

References

1. Castells M. The Information Age: Economy, Society and Culture [Informatsionnaya epokha: ekonomika, obschestvo i kultura]. Moscow, GU VShE, 2000, 608 p.

2. Education in the Republic of Belarus (Academic Year 2014/2015) [Obrazovanie v Respublike Belarus (uchebnyy god 2014/2015)]. Available at: http://www.belstat.gov.by/ofitsialnaya-statistika/solialnaya-sfera/obrazovanie/operativnye-dannye_15/obrazovanie-v-respublike-belarus-uchebnyy-god-2015-2016/ (accessed 08 December 2016).

3. Interview: The Amount of Foreign Students Increased 2 Tines during Last 5 Years [Intervyu: Chislo inostrannykh studentov v Belarusi za 5 let uvelichilos vdvoe]. Available at: http://www.edu.gov.by/news-201306 (accessed 08 December 2016).

4. QS World University Rankings® 2015/16. Available at: http://www.topuniversities.com/university-rankings/world-university-rankings/2015 (accessed 08 December 2016).

5. Full List of Belarusian Universities in the World Rankings from the First Place to the Last [Polnyy spisok belorusskikh vuzov v mirovom reytinge: ot pervogo mesta do poslednego]. Available at: https://people.onliner.by/2014/08/06/rating-2 (accessed 08 December 2016).

6. According to the Most Reputable International Rating Agencies Belarusian State University Is Included in the 2 % of the World’s Best Universities, Occupying a High Position among 30 Thousand Existing Institutions of Higher Education [Po dannym samykh avtoritetnykh mezhdunarodnykh reytingovykh agentstv BGU vkhodit v 2 % luchshikh universitetov mira, zanimaya vysokie pozitsii sredi 30 tysyach suschestvuyuschikh uchrezhdeniy vysshego obrazovaniya]. Available at: http://www.bsu.by/main.aspx?guid=146761 (accessed 08 December 2016).

Ссылка на статью:
Канашевич-Адыгезалова Д. А. Из опыта регионального учреждения высшего профессионального образования Беларуси по социальной адаптации иностранных студентов // Философия и гуманитарные науки в информационном обществе. – 2016. – № 4. – С. 51–69. URL: http://fikio.ru/?p=2280.

Философия

Новые тенденции социокультурных изменений в студенческой среде: причины, особенности, прогнозы

УДК 316.4

Сазонова Наталья Николаевна – федеральное государственное бюджетное образовательное учреждение высшего образования «Санкт-Петербургский горный университет», кафедра социологии и психологии, доцент, кандидат философских наук, доцент, Санкт-Петербург, Россия.

E-mail: sazonova-nata@yandex.ru

199106, Санкт-Петербург, 21 линия В. О., д. 2,

тел: 8(921)780-30-83.

Авторское резюме

Состояние вопроса: Социокультурная идентичность студенческой молодежи является сложной и актуальной проблемой информационного общества. Исследования в этой области социологии необходимы для разрешения кризисных явлений в российском обществе. Современный социокультурный контекст детерминируется рядом специфических черт, среди которых наиболее значимыми являются распад советского идентификационного пространства, реорганизация политических и экономических структур, усложнение социально-стратификационной структуры общества, расширение рамок социального взаимодействия, нарастание информационных потоков, культурное многообразие, глубокая модификация нормативно-ценностной системы. Выявление наиболее приоритетных взглядов студенческой молодежи в отношении семьи, образования, образа жизни, гражданской позиции в обществе приобретает особое значение.

Результаты: Информация о ценностных ориентациях молодых людей была получена в ходе опросов выпускников средних общеобразовательных школ, студентов вузов различных регионов России.

Проведенное исследование свидетельствует о превалировании среди студентов общих социально-психологических установок и ориентаций. Современное поколение отличается оптимистичностью взглядов на будущее, уважением традиционных ценностей, многообразием идейных позиций. Студенты пытаются найти себя, выразить свою индивидуальность, что является важным условием для полноценной самореализации.

Выводы: Проведенное исследование позволяет констатировать, что в целом у опрошенных представителей студенчества достаточно полно сформирована социокультурная идентичность различных типов и видов: социальная, моральная, межличностная, профессиональная, поведенческая, коммуникативная. Это может свидетельствовать о разноплановой социальной включенности студенческой молодежи и определенной степени социальной зрелости.

Ключевые слова: информационное общество; студенческая молодежь; социокультурная идентификация; социализация; ценностные предпочтения; социальные качества молодежи; социальные ресурсы.

New Socio-Cultural Trends in Student Communities: Reasons, Characteristics, Forecasts

Sazonova Natalya Nikolaevna – Saint Petersburg Mining University, department of Sociology and Psychology, Associate Professor, PhD, Saint Petersburg, Russia.

E-mail: sazonova-nata@yandex.ru

2, 21 liniya V. O., Saint Petersburg, 199106, Russia,

tel: +7(921)780-30-83.

Abstract

Background: Socio-cultural identity of students is considered to be a complicated and topical question of information society. In this sphere of sociology research should be conducted to resolve some social crises in the Russian society. Modern socio-cultural context is determined by a number of specific characteristics, with the most significant being the disintegration of the Soviet identity, reorganization of political and economic structures, complexity of social stratification, extension of social interaction framework, intensification of information flows, cultural diversity, and transformation of value system. The detection of the students’ prevailing views on family, education, lifestyle and civil position in society is of particular importance.

Results: The information on young people value orientations was received on the basis of interviews with high school graduates and university students in different regions of Russia.

The study shows prevailing of common socio-psychological attitudes and orientations among students. The young generation is characterized by an optimistic view about the future, respect for traditional values, and diversity of ideological positions. Students try to find their own way of life, express their individuality, which is an important condition of full self-realization.

Conclusion: According to the study conducted, in general interviewed students have formed their socio-cultural identity of different types: social, moral, interpersonal, professional, behavioral and communicative. This may indicate diverse social inclusion of students and a certain degree of their social maturity.

Keywords: information society; students; socio-cultural identification; socialization; value preferences; social qualities of youth; social resources.

Изучению молодёжи как социального феномена посвящено множество работ известных отечественных и зарубежных авторов. Исследование возрастных, социально-исторических, социологических, социально-психологических, культурологических особенностей молодежи плодотворно осуществляется, начиная со второй половины XX века, и связано с именами таких крупных представителей российской социологической науки как И. С. Кон, С. Н. Иконникова, В. Г. Попов, И. М. Ильинский, В. Т. Лисовский, В. Н. Чупров, О. Н. Козлова и др. [3; 5; 6; 7; 9].

Современное российское общество находится в стадии трансформаций, обусловленных распадом советского идентификационного пространства, реорганизацией политических и экономических структур, усложнением социально-стратификационной системы, нарастанием информационных потоков, культурным многообразием, модернизацией нормативно-ценностной системы. Эти и другие факторы определяют особенности социокультурной среды, к которой современные россияне вынуждены адаптироваться. Студенческая молодежь обладает целым набором социальных ресурсов, способствующих высокой адаптивности в условиях трансформаций: молодой возраст, образованность, социальная активность, проживание в больших городах. Именно студенчество, обладая таким социокультурным потенциалом, может выступать в качестве проводника социальных инноваций, необходимых для стабилизации общественного развития [1; 2; 4; 8].

Эта статья посвящена анализу идентификационных предпочтений студенческой молодежи современного российского общества и носит преимущественно эмпирический характер. В ходе исследования был использован метод анкетного опроса. Респондентам была предложена анкета, вопросы которой подбирались с учетом общей концепции социокультурной самоидентификации, предполагающей интеграцию индивидов на основе общих взглядов, ценностных установок, норм поведения, интересов и других особенностей.

Опрошены молодые люди из числа выпускников средних общеобразовательных школ г. Санкт-Петербурга, Пензенской области и Краснодарского края, студенты Санкт-Петербургского Горного университета, МГЮА им. О. Е. Кутафина, РХТУ им. Д. И. Менделеева, Пензенского государственного университета, Национального исследовательского технологического университета «МИСиС», Кубанского государственного университета и Санкт-Петербургского государственного университета. Опрос проводился в сентябре–октябре 2016 года на основе специально разработанной анкеты, состоящей из 19 вопросов, ответы на которые позволили проанализировать ценностные ориентации молодых людей, проживающих в Российской Федерации.

В исследовании участвовало 390 респондентов в возрасте от 16 до 23 лет. Ответы молодых людей позволяют судить о превалировании общих социально-психологических ориентаций и установок в студенческой среде.

– Какое образование вы считаете обязательным в наши дни? Среднее общее – 20,5 %. Среднее специальное – 18,7 %. Высшее – 59,2 %. Ученая степень – 1,6 %.

– С какой целью вы хотите получить/получаете выбранное ранее образование? Ответы: хочу получить желаемую профессию – 51,3 %; планирую заниматься научной деятельностью – 6,4 %; хочу получить высокооплачиваемую работу – 53,1 %; для открытия собственного дела – 12,8 %; отсрочка от армии – 2,8 %; у всех есть, и мне нужно – 3,6 %; так хотят мои родители – 4,4 %; другое – 2,8 %.

– Чего вы ждете от работы в будущем? Ответы: возможность заниматься любимым делом – 38,7 %; всеобщее признание и престиж – 5,4 %; возможность приносить пользу обществу – 15,4 %; высокий доход – 35,6 %; не хочу работать – 2,8 %; другое – 2,1 %.

– Опрошенные молодые люди считают, что для построения успешной карьеры необходимо: соответствующее образование – 34,1 %; знание своего дела (возможно, без наличия образования) – 61,3 %; харизма и особенности характера – 26,4 %; знание языков – 7,9 %; умение пользоваться современной техникой – 5,4 %; наличие связей и знакомств – 16,4 %.

– Какая форма брака для вас предпочтительнее? Официальный – 75,4 %; «гражданский» – 15,1 %; не планирую создавать семью – 9,5%.

– В каком возрасте, по вашему мнению, нужно вступать в брак? 16–18 лет – 1,3 %. 18–23 лет – 20,3 %. 23–30 лет – 73,3 %. 30 лет и старше – 5,1 %.

– Как вы считаете, важнейшим фактором для заключения брака является: любовь и чувства – 92,3 %; традиции – 1,8 %; непредвиденные обстоятельства – 0,3 %; материальная заинтересованность – 0,8 %; боязнь одиночества – 2,6 %; другое – 2,1 %.

– Занимаетесь ли вы физической культурой и спортом в свободное время? Регулярно – 29,7 %; время от времени – 40,5 %; редко – 20,0 %; нет – 9,8 %.

– Какие способы саморазвития вам ближе? Чтение художественной литературы – 39,2 %; походы в театры и музеи – 10,5 %; чтение научной литературы – 11 %; просмотр познавательных передач и фильмов – 29,7 %; вряд ли мне это пригодится в жизни – 5,1 %; другое – 4,4 %.

– Респонденты имеют следующие вредные привычки: курение табака – 16,2 %; нецензурная брань – 44,1 %; курение электронных сигарет – 7,2 %; употребляю лёгкие наркотические вещества – 1,8 %; не имею вредных привычек – 49 %.

– Употребляете ли вы крепкие спиртные напитки? Да, достаточно часто – 9,2 %; да, по поводу – 51,8 %; нет – 39 %.

– Какие способы заработка для вас приемлемы? Честный труд – 73,6 %; неважно как, главное заработать как можно больше – 23,6 %; предпочитаю лёгкие деньги за черную работу – 1,3 %; другое – 1,5 %.

– Насколько важны для вас деньги? Важны, считаю богатство самым важным в жизни – 2,6 %; важны, я хочу жить в достатке – 80,3 %; не важны, считаю это далеко не самым главным – 15,1 %; другое – 2,1 %.

– Интересуетесь ли вы тем, как развиваются события в политической жизни нашей страны? Да, внимательно слежу за развитием ситуации – 22,5 %; слежу за развитием событий, но мне это не очень интересно – 54,9 %; нет, меня это не интересует – 22,6 %.

– Принимаете/будете ли принимать участие в выборах? Всегда, не пропуская – 27,2 %; редко, от случая к случаю – 13,1 %; считаю, что выбор сделан за меня – 26,7 %; мне это не интересно – 15,9 %.

– Считаете ли вы нужным принимать участие в поддержании чистоты и порядка двора/подъезда в котором вы проживаете? Да, я стараюсь поддерживать чистоту там, где живу – 70,3 %; мне нравится чистота, но убираться я не намерен(а) – 24,9 %; мне абсолютно безразлично, кто, сколько и когда убирается на этой территории – 4,8 %.

– Считаете ли вы обязательным доброжелательно относиться к соседям по дому/лестничной клетке/комнате в общежитии? Да, я хорошо общаюсь с каждым соседом – 72,1 %; наше общение можно назвать вынужденным – 14,9 %; нет, меня не интересует жизнь этих людей – 13,0 %.

Анализ результатов исследования показывает, что несмотря на крупные социальные изменения последних десятилетий традиционная система ценностей, сформировавшаяся в российском обществе в советский период, продолжает сохранять большое влияние в студенческой среде.

Более половины респондентов считают необходимым получить высшее образование, чтобы иметь высокооплачиваемую работу, связанную с выбранной профессией. Для многих из них главное – знать своё дело. Вторым фактором успешности считают харизму и отличительные особенности характера.

В вопросах семьи современная молодёжь очень категорична. Большинство опрошенных считают приемлемым только официальный брак. Представления о возрасте вступления в брак изменились: по мнению респондентов, это период от 23 до 30 лет. 92,3 % молодёжи считает, что для создания семьи необходимы любовь и чувства, и менее 8 % респондентов будут заключать брак из-за боязни одиночества, вековых традиций, материальной заинтересованности или непредвиденных обстоятельств.

Среди других приоритетов студенческой молодежи следует выделить здоровый образ жизни, честный труд, активную гражданскую позицию.

Проведенное исследование позволяет сделать вывод о том, что современное поколение отличается оптимистичностью взглядов на будущее, уважением традиционных ценностей, многообразием в идейных позициях. Студенты пытаются найти себя, выразить свою индивидуальность, что является важным условием для полноценной самореализации. В целом у опрошенных представителей студенчества достаточно полно сформирована социокультурная идентичность различных типов и видов: социальная, моральная, межличностная, профессиональная, поведенческая, коммуникативная. Это может свидетельствовать о разноплановой социальной включенности студенческой молодежи и определенной степени социальной зрелости.

Список литературы

1. Авходеева Е. А. Национально-культурная идентичность в условиях глобализации и открытого культурного пространства // Клио. – 2015. – № 6 (102). – С. 174–177.

2. Гаврилюк В. В., Голиков И. Н. Роль молодежи в инновационном преобразовании России // Теория и практика общественного развития. – 2015. – № 7. – С. 33–35.

3. Горшков М. К., Шереги Ф. Э. Молодежь России: социологический портрет. – М.: УСПиМ, 2010. – 592 с.

4. Косинцева Т. Д., Кулешова Н. Д. Преодоление межкультурных барьеров в студенческой среде. // Теория и практика общественного развития. – 2016. – № 9. – С. 68–72.

5. Кострякин А. В., Иваненков С. П. Теория и практика повышения социальной активности молодежи: монография. – СПб.: ФГБОУВПО «СПГУТД», 2013. – 171 с.

6. Лисовский В. Т. Социология молодежи. – СПб.: Санкт-Петербургский университет, 1996. – 361 с.

7. Молодежь современной России. Антология / Редактор: Д. Шкаев. – Издательство: ИНИОН, 2012. – 296 с.

8. Стратегия развития воспитания в Российской Федерации на период до 2025 года: распоряжение Правительства Российской федерации от 29 мая 2015 г. № 996-р // Российская газета. – 2015. – № 6693 (122).

9. Чупров В. И. Социология молодежи. – М.: Инфра-М, Норма, 2014. – 336 с.

References

1. Avkhodeeva E. A. National and Cultural Identity in Terms of Globalization and Open Cultural Environment [Natsionalno-kulturnaya identichnost v usloviyah globalizatsii i otkryitogo kulturnogo prostranstva]. Klio (Clio), 2015, № 6 (102), pp. 174–177.

2. Gavrilyuk V. V., Golikov I. N. The Role of the Youth in Innovational Transformation of Russia [Rol molodezhi v innovatsionnom preobrazovanii Rossii]. Teoriya i praktika obschestvennogo razvitiya (Theory and Practice of Social Development), 2015, № 7, pp. 33–35.

3. Gorshkov M. K., Sheregi F. E. The Youth in Russia: the Sociological Portrait [Molodezh Rossii: sotsiologicheskiy portret]. Moskow, USPiM, 2010, 592 p.

4. Kosintseva T. D., Kuleshova N. D. Overcoming of Intercultural Barriers in Student Environment [Preodolenie mezhkulturnyih barerov v studencheskoy srede]. Teoriya i praktika obschestvennogo razvitiya (Theory and Practice of Social Development), 2016, № 9, pp. 68–72.

5. Kostryakin A. V., Ivanenkov S. P. Theory and Practice of Increase of Social Activity of the Youth: Monography [Teoriya i praktika povyisheniya sotsialnoy aktivnosti molodezhi: monografiya]. Saint Petersburg, SPGUTD, 2013, 171 p.

6. Lisovsky V. T. Sociology of the Youth [Sotsiologiya molodezhi]. Saint Petersburg, SPbGU, 1996, 361 p.

7. Shkaev D. (Ed.) The Youth in Modern Russia: Anthology [Molodezh sovremennoy Rossii: Antologiya]. Moskow, INION, 2012, 296 p.

8. The Strategy of the Development of Upbringing in Russia Until 2025 Year: The Order of the Government of the Russian Federation, 29 May 2015. № 996-p [Strategiya razvitiya vospitaniya v Rossiyskoy Federatsii na period do 2025 goda: rasporyazhenie Pravitelstva Rossiyskoy federatsii ot 29 maya 2015 g. N 996-r]. Rossiyskaya gazeta. (Russian Newspaper), 2015, № 6693 (122).

9. Chuprov V. I. Sociology of the Youth [Sotsiologiya molodezhi]. Moskow, Infra-M, Norma, 2014, 336 p.

Ссылка на статью:
Сазонова Н. Н. Новые тенденции социокультурных изменений в студенческой среде: причины, особенности, прогнозы // Философия и гуманитарные науки в информационном обществе. – 2016. – № 4. – С. 44–50. URL: http://fikio.ru/?p=2270.

Философия

Субстратная, энергетическая и информационная составляющие жизненных циклов виртуальных продуктов (методологический аспект)

УДК 004.946; 001.8

Соснина Тамара Николаевна – федеральное государственное автономное образовательное учреждение высшего образования «Самарский государственный аэрокосмический университет имени академика С. П. Королева (национальный исследовательский университет)», кафедра философии и истории, доктор философских наук, профессор, заслуженный работник высшей школы Российской Федерации, Россия, Самара.

E-mail: tnsssau@bk.ru

443086, Самарская обл., г. Самара, Московское шоссе, д. 34.

тел: 8(846)267-45-65; 8(846) 332-74-83.

Авторское резюме

Состояние вопроса: Определение статуса виртуального продукта и параметров его жизненного цикла относятся к числу малоразработанных проблем.

Результаты: Главные составляющие информационного продукта – субстратная, энергетическая и информационная.

Субстрат виртуального продукта составляет симбиоз идеального и материального, духовного и вещественного. Он включает в себя два вида субъектов: естественный (индивид, группа) и искусственный (информационная система).

Энергетическая основа может быть проанализирована в вариантах экзо- и эндозатрат с выделением или с поглощением энергии. Энергетическая составляющая продукта виртуального офиса, корпорации проявляется в конструировании человеческим сознанием и эмоциями новой реальности – виртуального инструментария, пригодного для использования в сферах материального и духовного производства.

Информационная составляющая виртуального продукта, так же, как и любого другого, выражается в понятиях «потребительная стоимость» и «стоимость». Сущность потребительной стоимости и стоимости виртуальной продукции определяется особенностями субстратной основы программного продукта; пространственно-временными характеристиками его жизненного цикла; соотношением потребительно-стоимостных и стоимостных параметров друг с другом.

Область применения результатов: Предложенная трактовка виртуального продукта позволяет описать технологические особенности его жизненного цикла.

Выводы: Основу жизненных циклов виртуальных продуктов составляют объективное и субъективное начала. В исследуемых видах деятельности они трансформируются в образования, не имеющие аналога в других сферах действительности, в силу чего соотношение объективных и субъективных компонентов виртуальной реальности требует комплексного рассмотрения.

Ключевые слова: жизненный цикл виртуального продукта; субстрат виртуального продукта; эндо- и экзоэнергетическая природа; стоимость и потребительная стоимость виртуального продукта.

Substrate, Energy and Information Components of the Life Cycles of Virtual Products (Methodological Aspect)

Sosnina Tamara Nikolaevna – Samara State Aerospace University, Department of philosophy and history, Doctor of philosophy, Professor, Honored for Services to the Higher Education of the Russian Federation, Samara, Russia.

E-mail: tnsssau@bk.ru

34, Moskovskoye shosse, Samara, 443086, Russia,

tel: 8(846)267-45-65; 8(846) 332-74-83.

Abstract

Background: Determining the status of the virtual product and its life cycle parameters is not a well-studied field.

Results: The main components of the information product are its substrate, energy and information.

The substrate of the virtual product is a symbiosis of ideal and material, spiritual and physical. It includes two types of subjects: natural (an individual or a group) and artificial (an information system).

The energetic basis can be analyzed in terms of exoergic and endoergic consumption accompanied by its release or absorption. The energy component of the product is a virtual office or corporation. It is manifested in the construction of a new reality – virtual instrumentation suitable for the use in the fields of material and spiritual production by means of the human mind and emotions.

The information component of the virtual product, the same as any other, is expressed in terms of “use value” and “value”. The essence of the use value and the value of the virtual product is determined by the characteristics of the software substrate; spatial-temporal parameters of its life cycle; the ratio of use-value and value parameters with each other.

Research implications: The proposed interpretation of the virtual product furnishes a description of technological features of its life cycle.

Conclusion: The objective and subjective components are the basis of the virtual product life cycles. In the types of activities studied they are transformed into phenomena, which have no equivalent in other spheres of reality, whereby the ratio of the objective and subjective components of virtual reality requires a detailed consideration.

Keywords: life cycle of the virtual product; substrate of the virtual product; endoergic and exoergic processes; value and use value of the virtual product.

Основу жизненных циклов виртуальных продуктов, так же, как и любых других, составляют объективное и субъективное начала. Однако в виртуальных видах деятельности они трансформируются в образования, не имеющие аналогов.

Субстрат виртуальных продуктов образует «симбиоз» идеального и материального, духовного и вещественного. Первое ассоциируется с активностью естественного живого субъекта (индивид, группа), второе – с активностью искусственного субъекта (информационные системы).

Естественный субъект действует в виртуальном пространстве-времени, мобилизуя свой психофизический потенциал – сознание. Это высшая форма отражения, присущая человеку, она есть производное функционирующего мозга – материального субстрата сознания. Мозг наделен способностью, с одной стороны, воспринимать информацию о внешней среде, с другой – «обращаться» к «себе самому» с целью осознания собственной сущности. Результатом «соединения» этих потоков информации выступает знание о мире и о самом себе. Другими словами, сознание обладает качествами всех простых моментов деятельности в классическом ее понимании – субъект, средства и предмет труда. Человек способен к ориентации в настоящем и будущем, используя приобретенные в прошлом знания и навыки.

Субстрат виртуального предмета и продукта в этом случае проявляется как совокупность всех форм психической деятельности человека:

– на уровне познавательных процессов (ощущение, восприятие, представление, мышление, память, язык, речь);

– на уровне эмоциональных состояний (позитивная и негативная реакция, активность и пассивность поведения);

– на уровне волевых актов (принятие решений, их исполнение).

Сознание индивида (группы), функционирующее в режиме циклов виртуальных видов продукции, реализует свой совокупный потенциал, создавая идеальные конструкты разного типа сложности.

Искусственный субъект обнаруживает свою сущность, выполняя функции средств труда (орудий и условий), через посредство которых выпуск виртуальной продукции становится фактом.

Отличие этих средств труда от используемых в материальном и духовном производстве не является препятствием для признания за ними статуса субъективности.

Субстрат средств труда ассоциируется с вещественными образованиями применительно к сфере материального производства. В отношении к духовным видам деятельности (наука, искусство и т. п.) средства труда имеют как материальную форму (приборы, оборудование, производственные помещения и т. п.), так и идеальную (понятие, суждения, умозаключение, гипотезы, теории, модели и т. п.).

Субстрат средств труда независимо от принадлежности к материальному или идеальному выполняет главную функцию – служит проводником усилий человека (субъекта деятельности), направляемых на предмет труда с целью преобразования его в продукт.

По мере развития нового типа производства – виртуального – появилась объективная необходимость расширения функций средств труда за счет ускоренной передачи им интеллектуальных функций социума. Но интеллектуальная характеристика является базовой для человека, поэтому способность вещественного субстрата к выполнению функций такого рода ставит проблему субъективности неживых образований.

Как решались эти вопросы с учетом методологических установок? Практика виртуальных производств давала основание для признания за вычислительной техникой особых качеств средства труда.

1. Результаты ее функционирования оказались уникальными. В 2010 году в мире было генерировано 4 эксабайта информации, то есть больше, чем за последние 5000 лет.

Существенен момент открытости информации, возможность использования ее не только как средства труда, но и как средства жизнедеятельности социума – глобального целого [см.:1, с. 58–61].

С помощью ЭВМ появилась возможность создавать программное обеспечение, способное измерить алгоритмы функционирования любых сфер производства – материального, духовного, виртуального, социального.

2. Производительность компьютеров быстро растет за счет внедрения многоядерной архитектоники, увеличения вместимости средств хранения данных, требующихся для расчетов и моделирования, интернет-публикаций, архивов.

3. Развитие информационно-компьютерных технологий позволяет вести их разработку в контексте создания искусственного интеллекта, «соотнесения» его с интеллектом естественным.

Различия субстратной основы компенсируются созданием интерфейсов, позволяющих наладить контакты естественного и искусственного субъектов через формализованные языки. Появляются проблемы. Их решают, изучая характеристики каждого из взаимодействующих субъектов, потенциал которых задействован на функционировании жизненных циклов виртуальной продукции1, видоизменяются параметры системного образования «интерфейс – языки программирования»2.

Интенсивно ведутся разработки по созданию новых языков программирования, направленных на стирание граней между пользователем и программистом, в способах общения человека с машиной: система «программист → классический язык программирования», «пользователь → интерфейс» заменяется системой «программист → классический язык программирования + визуальный язык программирования», «пользователь → интерфейс + визуальный язык программирования» [см.: 2, с. 63–68].

Анализ субстратной основы предмета труда и продукта виртуального производства предполагает рассмотрение трех моментов.

1. Жизненный цикл продукции виртуального офиса; виртуальной корпорации.

Естественный и искусственный субъекты создают в этом случае продукцию в виде идеальных конструктов (техническая документация программного обеспечения), отвечающих стандартным требованиям, дающих полное и точное описание на каком-либо формализованном языке процесса обработки информации, приводящей к решению задачи.

Субстрат здесь ассоциируется с определенным содержанием (тесты, графики и т. д.) и оформлением (тип носителя) документов.

Идеальный конструкт формируется последовательно от этапа нулевого предмета труда к первичному, вторичному и т. д.

Субстрат виртуального продукта отражает совокупные затраты естественного субъекта (процессы распредмечивания и опредмечивания требуют психофизических затрат интеллектуального, эмоционально-нравственного потенциала личности/группы), а также искусственного субъекта (технико-технологическое обеспечение деятельности естественного субъекта).

2. Жизненный цикл продукта виртуального индивидуального пользователя (на примере компьютерных игр).

Естественный и искусственный субъекты создают продукт в виде эффекта погружения естественного субъекта в иллюзорный (мнимый) мир.

Субстрат в этом случае ассоциируется с игровыми сюжетами (моделирование событий, активное в них участие естественного субъекта) и формой их технико-технологического обеспечения.

В последнее десятилетие компьютерные игры «переместились» на более высокий уровень: виртуальное игровое пространство трансформировалось в сетевое качество, «подкрепленное» соответствующим технико-технологическим обеспечением. Тренды их использования расширились, возможность удовлетворения «аппетита» участников увеличились (игровая тематика вышла на внеигровые темы).

Итоги развития ситуации не заставили себя ждать. С одной стороны, продажа игр резко возросла, IT бизнес является наиболее успешным, с другой – обнаружилось негативное явление, связанное с состоянием здоровья геймеров (утрата ими эмоционального личностного компонента, чувства ответственности, отчуждение от привычных координат бытия – природа, семья, школа, друзья, ощущение собственной неполноценности, ненужности) [см.: 3].

Негативные последствия стали предметом размышления ученых, политиков, общественных деятелей. Тревогу вызывает рост числа поклонников компьютерных развлечений, изменение субстратной основы самого виртуального продукта.

Сейчас примерно 10–14 % из тех, кто играет в компьютерные игры, являются игроманами, то есть испытывают психологическую зависимость от игр [см.: 4]. В России компьютерными и онлайн-играми увлечено почти 40 млн. человек. По прогнозам на 2016 год в различные игры будет вовлечен каждый третий житель России (более 56 млн. человек). Аналогичная картина наблюдается и в других странах. Проведенное компанией «Sony» исследование показало: количество геймеров по всему миру достигло 1 млрд.; 220 млн. из них живет в США [см.: 5].

3. Жизненный цикл виртуального продукта, обладающего художественной ценностью (на примере театральных видов деятельности).

Спектакль воспроизводит виртуальную реальность, участниками и творцами которой становятся все присутствующие – артисты, зрители, в широком смысле слова – весь персонал театра. В этом плане изречение «театр начинается с вешалки» достаточно точно воспроизводит ситуацию.

Процесс и продукт театральных видов деятельности есть производное функционирования двух естественных субъектов (носителей субстратного качества) – артистов и зрителей. Такая ситуация объясняется тем, что артисты и зрители взаимосвязаны друг с другом по параметру «предмет труда».

Координаты различны, но функциональная суть одна: артисты играют для зрителей (один вариант предмета труда), зрители, демонстрируя в той или иной форме свое отношение к спектаклю, «переводят» артистов в статус предмета их труда (второй вариант предмета труда).

Субстратная основа искусственного субъекта одновременно с качеством предмета труда обнаруживает качество средства труда. Таковыми выступают артисты: их труд становится возможным лишь при содействии «технического сопровождения». В определенной мере зрители также (хотя бы частично, в лице наиболее активной заинтересованной части) способствуют исполнению спектакля, эмоционально его «подпитывая».

Субстратной основой виртуального процесса и продукта жизненного цикла в рассматриваемом нами варианте служит психофизиологическое начало, образы, при посредстве которых формируется определенный настрой у зрителей и актеров. Совместными усилиями создается «эффект присутствия», эффект виртуальной сопричастности, возникающий во время спектакля. Финал – изменение в той или иной мере мироощущения как зрителей, так и артистов.

Виртуальный продукт может быть рассмотрен с энергетической точки зрения в вариантах экзо- и эндозатрат с выделением или с поглощением энергии. Оба процесса связаны с использованием психофизического потенциала человека, инициировавшего создание виртуального продукта; а также с расходованием овеществленного в компьютерной технике и технологиях труда человека в прошлом.

Основу энергетических процессов составляет 10 миллиардов клеток мозга человека, каждая из которых является аналогом мини-электростанции. Электрическая активность мозга возникает в ходе «соприкосновения» внутреннего – «Я» человека с внешним миром – «не Я». Головной мозг функционирует как образование, состоящее из левого и правого полушарий. Электрическая активность проявляется в речевой функции, языке, памяти (левое полушарие); эмоциях, переживаниях (правое полушарие).

Иностранные и отечественные ученые измерили скорость первичного электропотока животного и человека. У людей она составляет 100 м/сек. Вычислена доля участия левого и правового полушарий в образовании и функционировании сознания: левое составляет в среднем 4–5 % объема; правое – более 90 % [см.: 6, с. 57–58, 63].

Нервно-психическая энергия приводит в движение ресурсы клеток мозга, преобразует образы действительности с их энергетическим эквивалентом в мыслительные операции, формируя искусственные образы. Существенно, что энергия распределяется одновременно и по множеству центров коры головного мозга, возбуждая организм человека в целом (конечности, мимические мышцы лица, речевые, сердечно-сосудистые органы, мышечную и костную системы, железисто-секреторные органы и т. д.).

Энергетические ресурсы мозга порождают не только мышление, речь, но и создают основу для функционирования всего спектра эмоционального, духовно-нравственного потенциала человеческой психики.

Поясним наличие энергетической составляющей в виртуальных продуктах применительно к различным их видам.

1. Энергетическая составляющая продукта виртуального офиса, корпорации проявляется в конструировании человеческим сознанием и эмоциями новой реальности – виртуального инструментария, пригодного для использования в сферах материального и духовного производства.

Программные продукты – результат интеллектуально-эмоционального прочтения цели с передачей заказчику точного описания процесса обработки информации на определенном формализованном языке – воплощают энергетический потенциал совместной работы естественного и искусственного субъектов виртуальной деятельности.

В случае с продуктом виртуального офиса (вариант коллективной разработки) энергетическая составляющая проявляет себя как человеческие усилия, затрачиваемые на поиск алгоритмов решения задачи; объединение действий разработчиков проекта; достижение совместной договоренности заказчика с исполнителями о ходе работ и ее результатах.

Энергетические затраты сопровождают процессы мотивации разработчиков, побуждая их к действию в направлении достижения желаемого результата на всех этапах жизненного цикла вплоть до утилизации программного продукта.

Суммарные энергетические затраты, необходимые для создания виртуального продукта, являются итогом усилий программистов, качества общения разработчиков с коллегами и рабочим пространством (искусственным субъектом виртуальной деятельности).

В случае с продуктом виртуальных корпораций первое место в энергозатратах держит параметр «единого информационного пространства», в рамках которого функционирует сеть экономических субъектов, работающих в одном направлении, независимо от их физического местонахождения относительно друг друга.

Особенность энергетической составляющей программного сетевого продукта сегодня связана с увеличением производительности компьютеров за счет внедрения многоядерной архитектуры, увеличения вместимости средств хранения данных, необходимых для расчетов и моделирования, а также для интернет-публикаций и архива. Программы, работающие в глобальной сети, приобретают функционал программ, работающих на локальных компьютерах. Появляется новая информационная среда – среда облачных исчислений, когда программы «движутся» с компьютера пользователя в облако. Итог – создание облачных версий продуктов [см.: 2, с. 64]. Показатель энергозатрат на производство сетевого виртуального продукта отличается в лучшую сторону от того, который характеризует продукт «стандартного типа».

Следует обратить внимание и на такую специфику деятельности виртуальных компаний как готовность «взять на себя» ответственность за внедрение нового элемента производственного процесса – управление знаниями (феномен обучающейся организации) и воспитание «корпоративного духа» у всех участников производственного процесса – руководителей и подчиненных.

2. Виртуальный продукт – эффект погружения в мир иллюзий – предполагает энергозатраты по переводу естественного пространства-времени «Я» в искусственное пространство-время – «не Я».

Энергетический потенциал компьютерной техники создает среду, в которой тело человека перестает различать естественные (собственные) ощущения от искусственных (виртуальных). Такого рода метаморфозам подвержено до 80 % ощущений пользователя.

Первыми появились технические устройства, воздействующие на зрение и слух человека. В настоящее время развиваются технологии, имитирующие тактильные ощущения, запахи, вкус.

Технические системы, порождающие виртуальную реальность, воздействуют на рецепторы глубоких подкорковых образований человека с соответствующими этим процессам энергетическими затратами.

Погружение человека в виртуальную реальность требует дополнительных эмоциональных, следовательно, и энергетических затрат. По мере вхождения в эпоху информатизации человек меняет форму энергетического общения. Он «перестает» ощущать себя реальным физически и экзистенциально. Он «перенесен душой и телом» в виртуальность – мир, который остается конструкцией сознания и высоких технологий. Если в эпоху индустриализации можно было говорить том, что человек стал продолжением машины, то в век информатизации можно уверенно констатировать, что он становится продолжением или частью своего компьютера [см.: 7, с. 51].

3. Продукт виртуальной деятельности, представляющей художественную ценность, вбирает энергетические потоки, ориентированные вовне и вовнутрь. Применительно к театральному продукту это энергетические потоки, исходящие от усилий артистов (коллектива театра) и зрителей. Первые отдают свой энергетический порыв, вторые – вбирают этот поток, формируя свое отношение к спектаклю.

Иначе говоря, имеет место уникальное энергетическое взаимодействие и взаимопроникновение: зритель «подпитывает» энергетику артистов (аплодисменты, возгласы одобрения и т. п.), артисты, воспринимая настроение зала, так или иначе, реагируют своей игрой на создавшуюся ситуацию.

Спектакль, выступая продуктом виртуального действия, является энергетическим, эмоциональным и информационным феноменом. «Люди идут в театр для развлечения, но незаметно для себя выходят из него с возбужденными чувствами и мыслями, обогащенные познанием жизни духа» [см.: 8, с. 241].

Аналогичная метаморфоза приемлема и для оценки игры самих артистов. Воспроизведем типичную картину «творческих мучений» артиста, воспользовавшись воспоминаниями Фаины Раневской: «В театре мне довелось играть роль в пьесе “Капитан Костров”. Придя домой, я вспоминала с отчаяньем и тоской все сцены, где я особенно плохо играла. В два часа ночи позвонил Михоэлс С. М., присутствовавший на спектакле, и извинившись за поздний звонок, сказал: “Вы ведь все равно не спите, а, наверное, мучаетесь недовольством собой, а я мучаюсь из-за Вас. Перестаньте терзать себя, Вы совсем неплохо играли, поверьте мне, дорогая, совсем неплохо”» [см.: 9, с. 96–97].

Информационная составляющая виртуального продукта, так же, как и любого другого, выражается в понятиях «потребительная стоимость» и «стоимость». Сущность потребительной стоимости и стоимости виртуальной продукции рассмотрим с учетом особенностей субстратной основы программного продукта; пространственно-временных характеристик его жизненного цикла; соотношения потребительно-стоимостных и стоимостных параметров друг с другом.

С учетом результатов такого анализа попытаемся проанализировать базовые аспекты применительно к деятельности виртуального офиса и корпорации; феномена погружения индивида в иллюзорную среду, а также виртуального эффекта, возникающего при создании продукта, обладающего художественной ценностью.

Первая позиция относится к определению потребительно-стоимостных и стоимостных особенностей субстратной основы виртуального продукта в процессе его создания, функционирования вплоть до завершающей стадии.

Потребительная стоимость выражает качественно-количественные характеристики природной и социальной подсистем системы «человек – ЭВМ»: первая ассоциируется с функционированием ЭВМ (набор команд и определенным образом организованных вычислительных устройств, в совокупности образующих архитектурную платформу), вторая – с качественно-количественным статусом сотрудников.

Качественно-количественный аспект потребительной стоимости может быть раскрыт в логико-историческом ключе как смена поколений компьютерных архитектур: от появления в 30-е годы ХХ в. первых реально действующих компьютеров до пятой их модификации – интеллектуальных систем начала 80-х гг. ХХ в.

Качественно-количественный аспект потребительной стоимости может быть выражен как соотношение стоимости компьютерной аппаратуры и стоимости рабочей силы, требующейся для ее эксплуатации: период с 1945 по 1970 гг. – дорогая аппаратура и дешевая рабочая сила; с 1970 по 1985 гг. – дешевая аппаратура и дорогая рабочая сила; с 1981 г. – очень дешевая аппаратура и очень дорогая рабочая сила (фиксируется рост численности персонала) [см.:10, с. 398].

Анализ потребительно-стоимостных и стоимостных параметров виртуального продукта возможен и в других ракурсах:

– функциональной классификации компьютеров (международные сертификационные стандарты, устанавливающие категориальный статус ЭВМ с отражением их потребительной стоимости и стоимости);

– классификации аппаратных систем по степени их централизации;

– классификации набора команд;

– классификации по параметру производительности вычислительных систем.

Потребительно-стоимостные и стоимостные характеристики виртуального продукта приобретают тенденцию развития адекватно созданию квантовых компьютеров, нейрокомпьютеров, оптических компьютеров с учетом непосредственной их связи с социальной подсистемой, ориентированной на программный продукт – результат совместных усилий коллектива разработчиков.

Качественно-количественный параметр потребительной стоимости и стоимости программного обеспечения на всех стадиях жизненного цикла определяется затратами конкретного и абстрактного, живого и овеществленного труда, затрачиваемого командой разработчиков, проектирующих и создающих продукт.

Производительность команды (создание высококачественного программного продукта, отвечающего требованиям «здесь и сейчас») зависит от общей и профессиональной культуры каждого из участников жизненного цикла продукта и, как следствие, коллектива разработчиков в целом.

На этом уровне потребительно-стоимостные и стоимостные параметры программного продукта определяются наличием определенных индивидуальных качеств у работников (работоспособность, целеустремленность, упорство); их интеллектуальной подвижностью (способность к абстрагированию, анализу, синтезу), склонностью к фантазии и интуитивному прочтению проблем; стремлением к новизне, постоянному обогащению знаний и навыков работы со знаковыми системами, умением работать в группе (общительность, способность к проявлению эмпатии), способностью адаптироваться к изменению среды.

Обе подсистемы – природная и социальная – обнаруживают реальный потенциал в случае, если обеспечивается взаимодействие пользователя с аппаратурой.

Потребительно-стоимостные характеристики интерфейса являются ключевыми при раскрытии содержания и формы информационной составляющей программного продукта. Программист использует вместо реальной аппаратуры возможности более удобного ее аналога – ЭВМ, то есть виртуальную машину, создающую иллюзию одновременного исполнения нескольких программ на одном процессоре.

Потребительно-стоимостные и стоимостные характеристики помогают конкретизировать особенности функционирования системы «ЭВМ – человек» с точки зрения функций средств труда. В итоге образуется симбиоз материального (аппаратура) и идеального (мозг разработчика), функционирующий как единое целое, создающее виртуальную продукцию.

Программист становится «продолжением или частью своего компьютера» [см.: 7, с. 51]. Он использует свой мозг в качестве предмета и средства деятельности по производству виртуальной продукции. Это уникальное состояние «Я» роднит его с научно-исследовательскими формами труда. Имеется в виду способность к «объемному» видению ситуации (определение архитектуры программного обеспечения; умение комбинировать типовые алгоритмы и приемы, владеть языками программирования и т. п.).

Каждая фаза жизненного цикла виртуального продукта имеет свой тип интерфейса по причине различий, существующих между стадиями функционирования системы «человек – компьютер».

Вторая позиция относится к определению пространственно – временных параметров информационной составляющей виртуального продукта и оценке производительности вычислительных систем, усилий разработчиков виртуального продукта.

Критерием производительности вычислительной системы является временной интервал, затраченный на разработку программы, прежде всего, время использования центрального процессора. Пространственная составляющая жизненного цикла виртуального продукта выступает фактором, влияющим на производительность системы и, как следствие, ее потребительную стоимость и стоимость.

В последние годы применяются информационные системы различного назначения, обеспечивающие поддержку многоуровневого управления крупномасштабными территориально распределенными компаниями.

При создании корпоративной информационной системы решаются задачи организации пользовательского интерфейса в целях обеспечения «бесшовного» взаимодействия функционирующих подсистем [см.: 11, с. 52–62].

Потребительно-стоимостные и стоимостные параметры виртуального продукта на каждой из стадий его жизненного цикла в пространственно-временном плане зависят от качества функционирования социальной подсистемы интерфейса, производительности труда работников; способности их к общению в интерактивном режиме, рациональному использованию потенциала рабочего пространства (процедура слияния файлов, манипуляции совокупностями каталогов).

Третья позиция предполагает анализ соотношения потребительно-стоимостных и стоимостных показателей жизненного цикла виртуального продукта.

Виртуальный продукт отличается тем, что он является авторским изделием, интеллектуальной собственностью, создание которой сопровождается затратами конкретного и абстрактного труда, не сопоставимыми с расходами, требующимися на изготовление копий.

Налицо две совершенно разные стоимости – стоимость оригинала и стоимость копий. Учитывая существующую классификацию программной продукции (уникальная, специализированная, универсальная), ценовая политика определяется потребностью в программных продуктах определенного типа, количеством потенциальных покупателей, их финансовыми возможностями, наличием конкурентов, качеством предлагаемых программ, их известностью, эффективностью рекламной кампании.

Определение стоимости программного обеспечения «вибрирует» между равнозначимыми факторами – гарантией высокого качества продукта, предлагаемого в нужное время и в нужном месте, и минимумом затрат на его изготовление.

В последние годы наметились изменения в сторону увеличения трудоемкости производства комплексов программных систем и баз данных, наполнения их информацией (сотни человеко-лет) при увеличении длительности жизненного цикла (от нескольких лет до нескольких десятилетий).

Одновременно выросли масштабы и функциональная размерность программных компонентов, обеспечение мобильности в применении стандартизации структуры и интерфейсов, рост требований к надежности и безопасности функционирования программных систем [см.: 12, с. 38].

Характеристика информационной составляющей жизненных циклов разных виртуальных продуктов имеет особенности. Попытаемся выявить их с учетом потребительно-стоимостных и стоимостных параметров виртуального офиса и корпорации; ситуации «погружения» в мир иллюзий; эффекта, сопровождающего создание продукта художественных видов деятельности.

Потребительно-стоимостные и стоимостные характеристики любого типа виртуального производства рассмотрим на примере базового «среза» интерфейсов. Последние, естественно, не могут не отражать особенность жизненных циклов в аспекте взаимодействия подсистемы «человек» с подсистемой «вычислительная техника».

1. На примере офисных проектных структур можно проследить историю трансформаций интерфейсов.

На начальном этапе взаимодействие обеспечивалось благодаря программам, составленным на машинных кодах. Не было не только виртуального, но и текстового их оформления. Этот уровень ЭВМ соответствовал социальной составляющей интерфейса, так как понимание архитектуры электронного устройства было доступно ограниченному кругу профессионалов – носителей уникального вида труда.

С появлением текстово-логического описания программ совершенствовалась информационная составляющая, постепенно изменялся и квалификационный статус разработчиков, владевших языками программирования высокого уровня (Фортран, Паскаль и т. д.)

Потребительно-стоимостные и стоимостные параметры общей подсистемы «человек – ЭВМ» приобретали характер последовательного изменения операционных систем (программирование обеспечивалось на текстовых и графических интерфейсах).

В офисном варианте представлена информационная составляющая программного продукта. С одной стороны, это язык программирования (искусственный феномен), с другой – язык традиционного разговорного общения (естественный феномен).

В подсистеме «человек – человек» язык общения в начале был однороден и понятен (с каждой стороны выступает один и тот же субъект – человек). В подсистеме «человек – ЭВМ» человек «инструктировал» машину, используя один вариант языков и интерфейсов, а машина «контактировала» с человеком с помощью других языков.

Это сложное переплетение потребительно-стоимостных характеристик получило новый импульс развития в сетевых структурах – виртуальных корпорациях.

Виртуальная корпорация, связывая в единое целое специфические цели и координируя усилия входящих в нее организаций с точки зрения потребительно-стоимостных и стоимостных показателей, является кооперативной сетью, наделенной ключевыми компетенциями и базирующейся на единой информационной системе. Традиционные интерфейсы, используемые в ограниченном пространстве – времени сетевыми хозяйствующими субъектами, изменили их алгоритм, создали новый инструментарий обеспечения жизненных циклов продукта виртуальных компаний. Трансформировались обе подсистемы: техническая и социальная, и как следствие появился новый вариант интерфейса. Сетевая операционная система предоставила пользователю особую «виртуальную машину», обращение с которой существенно упростилось. Распределительные системы объединили все компьютеры в паутину – сеть.

Интегрирующим фактором выступила групповая форма организации работы (средства обеспечения сотрудничества и координации; CALS – технологии, ERP – системы). CALS – технологии обеспечили эффективный обмен информацией между субъектами сети, связали в единое целое стадии жизненного цикла изделия, используя новую идеологию организации социальной подсистемы интерфейса.

Высокий уровень «пересечения» трудовых процессов, конкретного живого труда работников, расширение групповых вариантов создания потребительной стоимости – стоимости продукта предполагали новый подход к оценке вклада каждого работника в производство как готового, так и конечного продукта.

Появляются сложные для решения не только технические, но и социальные проблемы, связанные с оценкой трудоемкости интеллектуальных видов работы в контексте требований этического порядка (высокий уровень доверия друг другу, нормирование взаимных обязательств и ответственности в соблюдении стандартов).

Виртуальные корпорации создают весомые конкурентные преимущества за счет снижения затрат на основные и оборотные средства. Эти изменения требуют нового мышления руководителей, организации работы всех сотрудников по типу «постоянно обучающейся структуры».

Сегодня информационная составляющая жизненного цикла виртуального продукта формируется с расчетом на КИС (корпоративные информационные системы) и, главное, создание на ее основе ЕИП (единого информационного пространства) с соответствующим интерфейсом [см.: 13, с. 61–70; 11, с. 53–62].

2. Информационная составляющая процесса «погружения» субъекта в виртуальную среду – трехмерное искусственное пространство – предполагает наличие интерфейса человека (творца) с компьютерной техникой, создающей графические, акустические, пластические или иные свойства, интересующие пользователя.

Потребительная стоимость и стоимость воспроизведения эффекта присутствия в иллюзорном мире возникает одновременно с намерением субъекта и продолжается до тех пор, пока он сам не прекратит этот процесс. Жизненный цикл создаваемого симбиотического интерфейса «Я – мой компьютер», таким образом, совмещен с процессом создания самого продукта – эффектом пребывания в виртуальной среде.

Сегодня такого рода добровольное погружение в той или иной форме получает все большее распространение. Это заметно на быстром распространении новой формы досуговой деятельности – компьютерных игр в контексте развития мощностей современных вычислительных систем и уменьшения их стоимости. Компьютерные игры создают параллельный мир виртуальной реальности, выходя из которого человек невольно проецирует матрицу виртуальности на реальный мир. Возникает психология зависимости, основой которой становятся неудовлетворенность человека жизнью, попытки ухода от насущных проблем. Сейчас примерно 10–14 % из тех, кто играет в компьютерные игры, теряют индивидуальность. Погружение в виртуальный мир в совокупности с агрессивным содержанием многих компьютерных игр все чаще приводит к подростковой агрессии, жестокости, вплоть до убийства родных за запрет пользоваться компьютером [см.: 14, с. 31–32].

3. Информационная составляющая жизненного цикла виртуального продукта, обладающего художественной ценностью, имеет общие черты с интерфейсом, при посредстве которого создается «эффект погружения» в иную среду. Отличие в том, что здесь действие строится с использованием компонентов реальной природы. Так, роль интерфейса, соединяющего актерский коллектив со зрителями, выполняет интерактивное общение. Потребительная стоимость и стоимость виртуальной продукции, обладающей художественной ценностью, совпадает с ее жизненным циклом. В последнем поэтапно реализуется двоякая цель: с одной стороны, исходящая от актеров, с другой – от зрителей.

Список литературы

1. Тихомирова Н. В. Умные кадры для СМАРТ-города // Информационное общество. – 2012. – № 6. – С. 58–61.

2. Берестнева О. Г., Брылина И. В., Корниенко А. А., Моисеенко А. В. Визуальный язык как средство коммуникации в системе «человек – машина» // Информационное общество. – 2014. – № 3. – С. 63–69.

3. Баева Л. В. Мир ценностей геймера: аксиологический портрет поклонников компьютерных игр // Информационное общество. – 2014. – № 2. – С. 27–34.

4. Митагина А. Игры кончились // Православие.Ru. [Электронный ресурс]. – Режим доступа: http://www.pravoslavie.ru/49445.html (дата обращения 05.09.2016).

5. Sony насчитала в мире 1 млрд. геймеров // Канобу – [Электронный ресурс]. – Режим доступа: http://kanobu.ru/news/sony-naschitala-v-mire-1-mlrd-qejmerov-366437 (дата обращения 05.09.2016).

6. Яковлев А. И. Электрическая природа сознания // Социально-гуманитарные знания. – 2007. – № 6. – С. 57–63.

7. Баева Л. В. Виртуальная сансара: трансформация модели реальности в условиях информационной культуры // Информационное общество. – 2012. – № 2. – С. 44–51.

8. Станиславский К. С. Статья, речи, беседы, письма. – М.: Искусство, 1953. – 782 c.

9. Щеглов Д. Фаина Раневская: «Судьба – шлюха». – М.: АСТ, 2003. – 203 с.

10. Одинцов И. О. Профессиональное программирование. Системный подход. – 2 – е изд. – СПб.: БХВ-Петербург, 2004. – 624 с.

11. Марков Н. Г. Инструментальные средства для создания единого информационного пространства промышленных компаний // Информационное общество. – 2014. – № 3. – С. 53–62.

12. Зеленко Л. С. Технологии программирования и программная инженерия. – Часть 1. – Самара: Изд-во СГАУ, 2006. – 96 с.

13. Богданов А. В., Дегтярев А. Б., Мареев В. В., Нечаев Ю. И. Гибкое динамическое объединение ресурсов, или сервисно-ориентированный вычислительный грид // Информационное общество. – 2012. – № 2. – С. 61–70.

14. Прокудин О. Е. Проблема социокультурной адаптации в пространстве компьютерных игр // Информационное общество. – 2013. – № 5. – С. 30–35.

References

1. Tikhomirova N. V. «Smart» Personnel for a Smart-City [Umnye kadry dlya SMART-goroda]. Informatsionnoe obschestvo (Information Society), 2012, № 6, pp. 58–61.

2. Berestneva O. G., Brylina I. V., Kornienko A. A., Moiseenko A. V. Visual Language as a Communication Tool in the Man-Machine System [Vizualnyy yazyk kak sredstvo kommunikatsii v sisteme “chelovek – mashina”]. Informatsionnoe obschestvo (Information Society), 2014, № 3, pp. 63–69.

3. Baeva L. V. Axiological Portrait of Gamers [Mir tsennostey geymera: aksiologicheskiy portret poklonnikov kompyuternykh igr]. Informatsionnoe obschestvo (Information Society), 2014, № 2, pp. 27–34.

4. Mitagina A. The Games are Over [Igry konchilis]. Available at: http://www.pravoslavie.ru/49445.html (accessed 05 September 2016).

5. Sony Have Counted 1 Billion Gamers in the World [Sony naschitala v mire 1 mlrd. geymerov]. Available at: http://kanobu.ru/news/sony-naschitala-v-mire-1-mlrd-qejmerov-366437 (accessed 05 September 2016).

6. Yakovlev A. I. Electrical Nature of Consciousness [Elektricheskaya priroda soznaniya]. Sotsialno-gumanitarnye znaniya (Socio-Humanitarian Knowledge), 2007, № 6, pp. 57–63.

7. Baeva L. V. Virtual Samsara: the Transformation of a Model of Reality in Terms of Information Culture [Virtualnaya sansara: transformatsiya modeli realnosti v usloviyakh informatsionnoy kultury]. Informatsionnoe obschestvo (Information Society), 2012, № 2, pp. 44–51.

8. Stanislavskiy K. S. Articles, Speeches, Conversations, Letters [Statya, rechi, besedy, pisma]. Moscow, Iskusstvo, 1953, 782 p.

9. Scheglov D. Faina Ranevskaya: “Fate – Whore” [Faina Ranevskaya: “Sudba – shlyukha”]. Moscow, AST, 2003, 203 p.

10. Odintsov I. O. Professional Programming System Approach [Professionalnoe programmirovanie. Sistemnyy podkhod]. Saint Petersburg, BKhV-Peterburg, 2004, 624 p.

11. Markov N. G. Tools to Create a Single Information Space of Industrial Companies [Instrumentalnye sredstva dlya sozdaniya edinogo informatsionnogo prostranstva promyshlennykh kompaniy]. Informatsionnoe obschestvo (Information Society), 2014, № 3, pp. 53–62.

12. Zelenko L. S. Programming Technology and Programming Engineering. Part 1. [Tekhnologii programmirovaniya i programmnaya inzheneriya. Chast 1]. Samara, SGAU, 2006, 96 p.

13. Bogdanov A. V., Degtyarev A. B., Mareev V. V., Nechaev Yu. I. Flexible Dynamic Pooling of Resources or Service-Oriented Grid Computing [Gibkoe dinamicheskoe obedinenie resursov, ili servisno-orientirovannyy vychislitelnyy grid]. Informatsionnoe obschestvo (Information Society), 2012, № 2, pp. 61–70.

14. Prokudin O. E. Socio-Cultural Adaptation in Computer Gaming Space [Problema sotsiokulturnoy adaptatsii v prostranstve kompyuternykh igr]. Informatsionnoe obschestvo (Information Society), 2013, № 5, pp. 30–35.

1 Предметом обсуждения все чаще становятся вопросы трансформации интеллектуальных способностей естественного субъекта, занятого в сфере виртуальных видов деятельности (снижение объема памяти, изменение качества хранимой информации) [см: 2, с. 5-25].

2 Беспокойство вызывает эмоционально-нравственная составляющая личности естественного субъекта [см: 3, с.41-52].

Ссылка на статью:
Соснина Т. Н. Субстратная, энергетическая и информационная составляющие жизненных циклов виртуальных продуктов (методологический аспект) // Философия и гуманитарные науки в информационном обществе. – 2016. – № 3. – С. 21–36. URL: http://fikio.ru/?p=2200.

Философия

Концепции «общества знания» и «сетевого общества»: наука или идеология?

УДК 316.324.8

Тяпин Игорь Никифорович – федеральное государственное бюджетное образовательное учреждение высшего образования «Вологодский государственный университет», кафедра философии, профессор, доктор философских наук, кандидат исторических наук, Вологда, Россия.

E-mail: i.n.tyapin@mail.ru

160000 г. Вологда, ул. Ленина, 15,

тел.: 8(172)72-45-62.

Авторское резюме

Состояние вопроса: Тесная связь науки и идеологии приводит к тому, что господство идеологии, выражающей корыстные интересы меньшинства, порождает соответствующие ей лженаучные концепции. К таким ошибочным концепциям в настоящее время можно отнести широко используемые в теории постиндустриального (информационного) общества представления об «обществе знания» и «сетевом обществе».

Результаты: Концепция постиндустриализма опирается на размытый и противоречивый методологический аппарат. Она игнорирует цивилизационный подход, не признавая права стран на «незападный» путь развития. Мировая статистика не подтверждает утверждений постиндустриалистов о сокращении индустриального материального производства и замещении его накоплением знаний. В действительности производство материального продукта просто перемещается из стран «большой семерки» в развивающиеся страны Азии, Африки и Латинской Америки. Тем самым укрепляется система неоколониализма.

Концепция «сетевого общества» доводит до предела примитивный технологический детерминизм, утверждая, что сети децентрализуют исполнение и распределяют принятие решений, не имеют центра и действуют на основе бинарной логики. Получается, что социальное развитие происходит без участия воли человека.

Выводы: Новые компьютерные технологии не приводят к качественному изменению ни сущности знания, ни сущности материального производства. Главная цель постиндустриализма состоит в переключении внимания с реальных проблем на мнимые успехи и в распространении модели либерального тоталитаризма, черты которого все явственнее приобретает современное западное общество.

Ключевые слова: идеология; наука; общество знания; сетевое общество; информационное общество; постиндустриальное общество.

The Concept of “The Knowledge Society” and “The Network Society”: Science or Ideology?

Tyapin Igor Nikiforovich – Vologda State University, Department of philosophy, Professor, Doctor of Philosophy, Vologda, Russia.

E-mail: i.n.tyapin@mail.ru

Lenina Street 15, Vologda, Russia, 160000,

tel.: 8(172)72-45-62.

Abstract

Background: The close relationship of science and ideology leads to the fact that ideology prevalence, expressing the vested interests of the minority, generates a pseudo-scientific concept. Nowadays such erroneous concepts include the ideas about the “knowledge society” and “the network society” widely used in the theory of postindustrial (information) society.

Results: The concept of post-industrialism is based on vague and contradictory methodological apparatus. It ignores civilizational approach, not recognizing the right of some countries for non-Western way of development. The world statistics does not confirm allegations of post-industrialists on the reduction of industrial material production and its substitution by some knowledge accumulation. In fact, material production is simply transferred from the “Big seven” countries to developing countries of Asia, Africa and Latin America. Thereby the system of neo-colonialism is strengthened.

The concept of “the network society” stretches primitive technological determinism to the limit, stating that the network decentralizes execution and distributes decision making, it is not centered and operates on the basis of binary logic. It turns out that social development takes place without any human will.

Conclusion: A new computer technology does not result in a qualitative change either in knowledge, or in material production essence. The main goal of post-industrialism is to divert attention from real challenges to imaginary success and disseminate the model of liberal totalitarianism, which becomes more and more popular in modern Western society.

Keywords: ideology; science; knowledge society; network society; information society; post-industrial society.

Системная связь науки и идеологии является характерной чертой цивилизации Нового и Новейшего времени. Как полагает С. Г. Кара-Мурза, идеология – продукт буржуазного общества – собственно говоря и возникла вместе с наукой как ее «сестра» [5, с. 184]. Она быстро стала паразитировать на науке апеллированием к природе, законам физики, механики, биологии и т. д. Большинство современных идеологий независимо от их происхождения утверждают, что основываются на науке или даже составляют базу самой науки, стремясь таким образом обеспечить себе легитимацию «наукой». Идеология в принципе не является ни ложью, ни злом, но объективным и необходимым духовным компонентом социального бытия. Как отмечает С. С. Сулакшин, идеология есть собрание ценностей, а ценности порождают цели и управленческие, и частные в разных сферах человеческой деятельности, в том числе в науке. По его мнению, усеченное понимание науки только как знаний ложно и неэффективно. Знания – это всего лишь первый этап на оси познавательного потенциала науки в пространстве двух потенциалов – познавательного и преобразовательного [9]. Взаимодействие идеологии и науки может быть положительным как для самой науки, приводя, по терминологии В. И. Вернадского к «взрывам научного творчества», так и для всего общества. Скажем, идеология, вытекающая из адекватной реальности (структурированной и сконструированной в том числе научным познанием) национальной идеи, выступает как объективный фактор государственного бытия, самостоятельный источник и одновременно форма власти: в ее лице весь комплекс общественно-исторических ценностей соединяется в целостную систему общественно-государственной идентичности. Однако любая идеология стремится обосновать тот социальный и политический порядок, который она защищает через апелляцию к естественным законам природы и общества. И если начинает господствовать идеология аморальная, выражающая исключительно эгоистические интересы некоего меньшинства, то научное знание (не являющееся само по себе рефлексивным мировоззрением) легко искажается и используется, интерпретируется таким образом, что превращается во зло, в инструмент манипуляции, размывания базовых ценностей.

Именно такое положение вещей в полной мере характерно для современного мира. Управленческое сообщество, в которое входят ослабевшее государство, окрепшая международная бюрократия, финансовая власть, ТНК и крупный бизнес, заботится об управляемости своей системы, предлагая индивиду, в виде так называемого «формируемого общественного мнения», предопределенную «картину будущего», выводимую в том числе из «научной» статистики эмпирических наблюдений и ссылок на «истинные» (на самом деле – лженаучные) концепции. Совокупность исторически меняющихся лженаучных концепций позволяет: а) размывать, нивелировать и менять нравственные установки и принципы (будучи их постоянным «провокатором»), б) устранять в массовом сознании крайне необходимую для манипуляторов разницу между знанием и информацией, в) вызывать перманентную социальную неустойчивость, приводящую к деградации системообразующих социальных институтов, ослаблению суверенных политико-цивилизационных образований.

В этой связи не случайным представляется то обстоятельство, что модным трендом теоретической социологии последних десятилетий стало рассмотрение современной социальной системы как «общества знания» и/или «сетевого общества». Обе концепции практически во всех своих разновидностях явно восходят к более ранним теориям постиндустриального общества (иначе – современного индустриального, информационного общества, общества «третьей волны», «общества четвертой формации» и др.), уже полвека выступающим на Западе в качестве мейнстрима развития общества.

Момент рождения образа будущего мира, ставшего мировоззренческой базой постиндустриального подхода в западной социологии, можно отнести к рубежу 1950-х – 1960-х гг. Именно тогда социологи США и Европы утвердились в выводе, что никакие политические, идеологические и социальные различия в современных условиях не могут считаться более важными, чем фактор технологического прогресса. Выход в 1973 г. книги Д. Белла «Грядущее постиндустриальное общество» вызвал взрыв интереса к постиндустриальной проблематике, став своеобразным рубежом, за которым последовала волна работ и концептуальных вариаций. В итоге концепция постиндустриального общества получила свое развитие в трудах З. Бжезинского, Дж. Гэлбрейта, Р. Катца, М. Маклюэна, Е. Масуды, О. Тоффлера, А. Турена и др.

Согласно постиндустриальной теории, общество независимо от политических систем и культур неизбежно в своем развитии проходит последовательно одинаковые фазы, критерий которых заключается в технологических аспектах организации общественного производства: аграрную (господствует первичный сектор производства), индустриальную (приоритет вторичного промышленного сектора производства) и постиндустриальную (приоритет сектора сервиса/услуг). Принцип доминирования определенного сектора производства определяет степень развитости и провозглашаемый тип того или иного общества.

Теоретики постиндустриализма неустанно убеждают человечество, что под воздействием НТР (комплексная автоматизация, электронизация и т. д.) неуклонно и закономерно идет формирование общества, в экономике которого преобладает инновационный сектор экономики с высокопроизводительной промышленностью, индустрией знаний, высокой долей в ВВП высококачественных и инновационных услуг, конкуренцией во всех видах экономической и иной деятельности, а также более высокой долей населения, занятого в сфере услуг, нежели в промышленном производстве. Эффективная инновационная промышленность насыщает потребности всех экономических агентов, потребителей и населения, постепенно снижая темпы своего роста и наращивая качественные, инновационные изменения. Научные разработки становятся главной движущей силой экономики – базой индустрии знаний. Наиболее ценными качествами являются уровень образования, профессионализм, обучаемость и творческий подход работника. Главным интенсивным фактором развития постиндустриального общества объявляется человеческий капитал – профессионалы, высокообразованные люди, наука и знания во всех видах экономической инновационной деятельности.

Безусловно, теория постиндустриального общества, или постиндустриализма, – это интересное и по-своему значимое явление в гуманитарной науке. Но это – интересный миф, происхождение которого, как полагают Г. В. Осипов и С. Г. Кара-Мурза, было обусловлено глубоким кризисом западного общества, не сводящегося к кризису индустриализма как технологического и экономического уклада, но выступающего кризисом мировоззренческой матрицы, на которой было собрано и в течение четырех веков воспроизводилось западное общество [10, с. 6]. В рамках постиндустриалистских теорий даже на простой логический вопрос – «если почти все занимаются сервисом, то откуда берутся всё расширяющиеся и множащиеся материальные блага?» – ответа не получить. То есть объяснительная модель постиндустриализма элементарной проверки на логическую достоверность не выдерживает. Предлагая определенный объяснительный и прогностический потенциал для понимания особенностей развития современного мира, она одновременно демонстрирует и признаки политического проектного и манипулятивного содержания.

Как отмечают авторы коллективной монографии «Постиндустриализм. Опыт критического анализа», конкретно недостоверность и манипулятивность постиндустриализма заключается в следующем [13, с. 24, 260–261]:

Во-первых, категориальный аппарат «теории» является релятивистским и довольно безответственным. Скажем, что считать сервисом (в русском переводе – услугами). В этом вопросе очевидна размытость и противоречивость. Кроме бытовых услуг (которые вообще-то были всегда), а также интеллектуальной, в частности научной и образовательной деятельности, здесь есть еще почти не упоминаемые, но главные виды: торговля, банкинг, финансы. То есть в рамках сферы сервиса возникает столкновение двух образов жизни – трудового и паразитического. Именно на область финансовых спекуляций, регулярно потрясающих мировую экономику и разоряющих целые страны и народы, приходится львиная доля современного ВВП. Нетрудно представить себе степень мотивации в стремлении увековечить паразитический порядок вещей. Нетрудно представить себе степень цинизма и преступности в этом устремлении. Нетрудно представить себе уровень ресурсов, которые бросаются на увековечение, трансформацию, осовременивание механизмов воплощения паразитизма. Нетрудно представить себе возможности мобилизации, покупки для этого выдающихся умов, целенаправленного построения мировых механизмов манипуляции и силового охранительства паразитизма. Игра для бенефициаров мирового паразитизма стоит свеч.

Во-вторых, игнорирование пространственных динамических перераспределений позволяет в рамках этой теории говорить о линейном фронте мирового развития и его универсальной стадиальности. Иной, а именно – цивилизационный концепт развития мира в виде локальной вариативности отбрасывается. Следовательно, право остального мира на «незападный» путь развития, на политическую и культурную самобытность отрицается или не признается в принципе на основании «научных» данных.

В-третьих, игнорируется значимая эмпирика. Утверждение о сокращении индустриального материального производства не подтверждается на мировом статистическом материале. Оно видоизменяется, но объемы материальных ресурсов – продуктов питания, одежды, лечения, энергетики, жилья, транспорта, коммуникаций, потребляемых людьми, только растут. Произошел перенос индустриальных и аграрных производств в развивающиеся страны Азии, Африки, Латинской Америки. Происходит неуклонное сокращение высокооплачиваемых рабочих мест, снижение уровня оплаты труда, размывание «среднего класса». Растет и потребление нематериального продукта. Однако подверстывая в общий зачет сервиса, приходящего «на смену» индустриальному и аграрному материальному производству, и производство знаний, информации и финансовую деятельность, объявляя это благим и неизбежным процессом, универсальной дорогой прогресса человечества, авторы таких теорий преследуют показанную выше цель и заинтересованность. Заключается она в воспроизводстве глобального механизма эксплуатации мира – неоколониализма, когда финансовая деятельность – это сервис, а мировая держава – долларовый эмитент – на 80 % свою экономику формирует с помощью подобного сервиса.

По сути, постиндустриальное общество – это самоназвание современного Запада. Это достаточно широкое рамочное понятие, объединяющее в себе такое количество концепций, что некоторые из них опровергают сами основы постулатов, выдвинутых Д. Беллом и др. Бездумное употребление этого понятия неизбежно вызывает терминологическую путаницу. С одной стороны, постиндустриальное общество – это вполне конкретная теория развития общественных систем; с другой – это совокупность представлений о будущем, которое также именуется постиндустриальным обществом.

У Д. Белла уже нашла отражение и идея «общества знания». Основами же концепции «knowledge society» выступили сформулированные Р. Лэйном (создателем данного понятия), Ф. Махлупом, П. Друкером положения о превращении знания в главнейший, по сравнению с землей, рабочей силой и капиталом, экономический ресурс и о формировании так называемого посткапиталистического типа общества. Впервые «знание» было определено не как гносеологическая сущность, инструмент познания мира, но как основание развития общественного и экономического устройства – самоценный товар, услуга, капитал и, в конечном счете, детерминанта развития общественных отношений. Ключевым стал тезис об эффективном взаимодействии производства знания с созданием материального продукта. В дальнейшем Н. Штер, П. Вайнгарт, Р. Хатчесон, М. Кастельс указали на эволюцию под воздействием расширяющегося производства знаний социальной структуры (доминирование интеллектуальных профессий) и ценностных ориентаций (приоритет творчества, духовного потребления), а также демократизацию и рационализацию всей системы общественного управления. Дж. Майер, Г. Ицковиц развили мысль о том, что главнейшим институтом такого общества становятся университеты.

Поскольку концепция общества знания (далее мы будем использовать аббревиатуру КОЗ) является идеологическим порождением социокультурной системы Запада, способом его самоидентификации в современном мире, ее критика в западной научно-философской литературе (Ф. Уэбстер, М. Маклюэн, Н. Луман и др.) является большей частью умозрительной, не связанной с характеристиками отдельных стран и сводится, в основном, к выделению абстрактных «рисков» вроде искажения смысла знаний при их передаче, неспособности справиться с огромными объемами информации, невозможности учета случайных факторов, влияющих на процесс принятия решений. Тем не менее, западные авторы признают, что вся совокупность идей общества знания не представляет собой целостную концепцию.

Интерес к теме общества знания в нашей стране обусловлен более всего системным кризисом, который переживает российская цивилизация. Большинство авторов, являющихся сторонниками базовых положений концепции общества знания (И. Ю. Алексеева, B. Л. Иноземцев, В. Г. Юдин, В Н. Шевченко и др.), видят в обществе знания некий универсальный проект эволюции человечества и возрождения России, решения клубка глобальных проблем, прорыв к сверхмодерну. Тем самым российские философы и социологи признают, что по своей глубине и масштабу общество знания выступает проблемой цивилизационного порядка.

Наряду с апологией идей общества знания заметным становится и направление их трезвой критики, представители которого (Д. В. Ефременко, В. А. Лекторский, Г. В. Осипов, С. Г. Кара-Мурза и др.) исходят из того, что накопилось достаточно сигналов, позволяющих скорректировать этот проект, разработанный в обстановке технократических иллюзий 1970-х – 1990-х гг.

Первая группа замечаний в адрес концепции общества знания связана с ее недоработанностью и внутренней противоречивостью. Здесь речь может идти о нерешенности проблемы содержания исходного понятия: какое знание считать ценным, чем знание отличается от информации и т. д. Если пойти дальше исходного утверждения о сциентифицированном характере знания, то окажется, что критерием его ценности становится не просто научность, а экономическая эффективность, связь с действием, утилитарность (при том, что некоторые считают это признаками не знания, а информации).

Если «желтая» газета и научный журнал имеют одинаковую рыночную стоимость, то по этой логике получается – они одинаково «знаниеёмкие» и в равной степени двигают прогресс. В итоге даже сторонниками КОЗ признается, что не только научное знание играет важную роль. Своеобразие других видов знания, в том числе знаний, накопленных в процессе практической деятельности, результатов жизненных наблюдений, технических и «деловых» знаний, «не дотягивающих (и не обязанных «дотянуть») до статуса научных и теоретических – необходимо учитывать, чтобы понимать причины успеха инноваций в одних случаях и отрыва теории от практики в других» [1, с. 255]. Возникает и закономерный вопрос о месте и роли в будущем обществе мировоззренческого знания.

Недопустимость преувеличения объективности научного знания и переоценки его социальной релевантности уже общепризнана. Но даже если предположить, что общество будущего станет строиться исключительно на научном знании, все равно не удастся свести все разнообразие проявлений личности и культуры к знанию.

Не получила удовлетворительного решения проблема признаков будущего общества знания, определения того, считать ли его современным этапом «постиндустриального» и «информационного» общества или же качественно иным типом. Предлагаемые варианты черт не всегда стыкуются друг с другом, а многие из них, такие как замещение других форм знания наукой, использование информационных технологий в экономике, трансформация источников социальных конфликтов, размыты и, строго говоря, признаками определенного типа общества не являются. Скептиками подчеркивается преувеличенность доли наукоемких отраслей, субъективизм деления по секторам: какие предприятия относятся к «сектору знаний», а какие – нет. Выраженное отличие общества знаний от предыдущего, условно говоря, либерально-капиталистического общества в плане сущности экономического и политического строя не обнаруживается.

Как отмечает, к примеру, Н. Н. Шамардин, трудности категоризации «общества знания» во многом связаны с тем, что новые компьютерные технологии качественно не меняют сущности знания. Радикально меняются только возможности получения, хранения, переработки и трансляции знаний, что приводит к беспрецедентному увеличению количества информации и ускорению ее циркуляции. Именно поэтому представляется спорным, что так называемое общество знания существенно отличается от предыдущих типов общества [12, с. 188]. Сюда же можно отнести важный «экономический нюанс». Поскольку знания в принципе не приспособлены к тому, чтобы служить товаром, постольку сложно определить затраты на их производство, их стоимость как товара невозможно измерить общественно необходимым трудом, затраченным на их создание.

Вторая группа аргументов критики концепции общества знания вытекает из ее несоответствия реальным тенденциям социальной эволюции, усугубляемого игнорированием глобальных проблем, стоящих перед человечеством.

Здесь следует указать на усиление вместо предсказываемых автономизации и демократизации институтов политического контроля вследствие необходимости предотвращения системных угроз. Д. В. Ефременко полагает, что «если расширенное воспроизводство риска можно считать нормальным проявлением человеческой деятельности, то специфика ситуации, которую часто характеризуют как становление общества знания, состоит в скачке от аккумуляции к мультипликации риска» [4, с. 55] и переходе одних видов риска в другие, в том числе политические.

Однобокое видение прогресса (по принципу: чем больше знания, тем больше свободы и благополучия) породило у сторонников концепции общества знания непонимание того, что сама свобода в принципе невозможна без наличия в жизни некоторых зон неопределенности – пространства незнания. Вторжение науки в эти зоны чревато резким нарушением установившихся в социальном порядке равновесий. В результате место либеральной идеологии свободного обмена в современных обществах занимают программы возмещения убытков, ориентированные на социальные последствия не института рынка, но государственной деятельности. Система политики возвысилась над трудом, экономикой, техникой и самим обществом.

Рассуждения о росте прогресса и креативности явно противоречат реальным тенденциям культурной эволюции «усредненной» личности и общества. Здесь очевидно наблюдается усиление господства массовой культуры, упрощенной рациональности, массовая люмпенизация и деполитизация населения. Капитализм осознал возможности своего выживания, превратив лишних на производстве людей в тех, кто нужен потреблению (причем отнюдь не научных знаний), которое стало коллективной мечтой масс и способом их времяпрепровождения.

Особое внимание следует обратить на кризис системы образования, в первую очередь высшего. Постмодерн привел к принятию той точки зрения, что в современном мире не может быть единой образовательной идеологии, единого видения мира, ценностей. Знание стало специализированным, ставя перед каждым человеком дилемму: либо классический идеал образованности, включающий теоретико-мировоззренческий фундамент и глубокие знания в какой-либо профессиональной области, либо тот необходимый минимум, который обеспечит более-менее «успешный» социальный статус. В концепции общества знания само знание есть не обладание неким багажом, а способность «приводить нечто в движение». В этом контексте происходит смена «парадигмы целей» на «парадигму ролей», обеспечивающих включение человека в социокультурное пространство. Основной функцией университетов становится поставка обществу «игроков», «способных выполнять различные роли на постах, которые требуются институтам» [2, с. 8]. Человек стал субъектом лишь инструментальных действий, из личности он превращается в организм, выполняющий определенные функции.

Доступность больших объемов информации породила «парадокс информационной насыщенности». Вместо того чтобы интерпретировать информацию, сопоставлять ее с личным опытом и создавать новое знание, обучающиеся предпочитают брать готовое (допустим, в Интернете) и машинально трансформировать в ожидаемый от них результат. В итоге как раз и происходит подмена знания информацией. Исчезает навык критического анализа информации, способствующего формированию знания.

Многие составные части концепции общества знания явно не состыкуются с теми формами сознания, которые оперируют этическими ценностями. С. Г. Кара-Мурза отмечает, что общество знания не является обществом совести, в нем отдается приоритет эффективности, т. е. силе. Концепция общества знания фактически использует устаревший тезис о ценностной нейтральности науки и почти «не замечает» нравственных проблем, несмотря на очевидную невозможность «уловить» ценности научным методом. В ней игнорируется фундаментальное противоречие между научным знанием и этическими ценностями, то обстоятельство, что знание как таковое не всегда есть добро.

Добавим к этому, что в западной литературе, в которой концепт общества знания как «общества будущего» более разработан, он рассматривается в отрыве от понятия «духовное производство» как идеальной формы связи, отношений и определенного типа общения людей. Оно, собственно, и возникает из потребности, из настоятельной необходимости общения с другими людьми (что отмечали еще классики марксизма). Во-первых, духовное производство помимо традиционных видов духовной деятельности (наука, искусство и пр.), включает в себя виды услуг, связанные с воспроизводством, хранением, распространением и потреблением интеллектуальной продукции. Причем эти границы подвижны, постоянно расширяются по мере сближения духовного производства с другими сферами общественной жизни людей. Во-вторых, это совокупность межличностных отношений в процессе производства, обмена, распространения и потребления ими духовных ценностей, которые получают свою институциональную форму выражения, организуются в систему социальных учреждений и норм поведения в социуме (институциональный аспект деятельности). Таким образом, налицо грубейшая методологическая ошибка!

Термин «сетевое общество» был введен в обращение норвежским социальным психологом С. Бретэном, который, в свою очередь, опирался на понятия «сетевой город», «сетевая страна», применявшиеся социологами Торонтского университета. Распространение же словосочетание получило в 1990-е гг. благодаря книгам Я. ван Дейка и М. Кастельса.

Я. ван Дейк определяет «сетевое общество» как общество, в котором комбинация социальных сетей и медиасетей формирует и основной способ организации наиболее важных структур на всех уровнях (на личном уровне, коллективном и общественном). Он сравнивает этот тип общества с массовым типом общества, которое сформировано группами, организациями и сообществами, организованными в условиях физического соприсутствия.

Испанский социолог-постмарксист М. Кастельс рассматривает формирующуюся сегодня в глобальном масштабе социальную структуру как сетевое общество, важнейшей чертой которого выступает даже не доминирование информации или знания, а изменение направления их использования, в результате чего главную роль в жизни людей обретают глобальные, сетевые структуры, вытесняющие прежние формы личной и вещной зависимости. По мнению Кастельса, в современном мире сетевые принципы общественного устройства постепенно сменяют иерархические: если ранее сеть, сетевая организация была отображением лишь внутренней структуры общества, ее подсистем и объединений, зачастую невидимой, либо трудно распознаваемой, то в новейшем мироустройстве она играет ключевую роль и становится сознательно внедряемой внешней структурой общества, ее формой.

Адепты Кастельса (в том числе в нашей стране) характеризуют его работы («Информационная эпоха», «Галактика Интернет» и др.) как объяснение важных взаимосвязей между коммуникацией и отношениями власти и общества в новом технологическом контексте, вскрытие процессов трансформации общества в ходе деконструкции их институтов под давлением новых отношений власти и формирования новых институтов, позволяющих членам общества мирно сосуществовать друг с другом, несмотря на противоречивые интересы и ценностные ориентации. С пафосом заявляется, что концепция сетевого общества становится основополагающей концепцией, отображающей положение дел в современном мире, – практически все сферы жизни в той или иной степени принимают вид сетевой структуры [11].

В действительности здесь налицо явно идеологизированный подход, использующий для апологии некоего социального строя смысловую манипуляцию, а именно – подмену в рамках использования понятия «социальный институт» его определения как способа удовлетворения общественной потребности на словосочетание «способ коммуникации». Но способ коммуникации сам по себе еще не есть социальный институт (а всего лишь его элемент, хотя и важный), он даже не меняет радикально ни сущность социального института, ни его, выражаясь марксистским языком, классовые, формационные особенности. Сам М. Кастельс отмечает следующее: «Сети являются орудиями, подходящими для капиталистической экономики (курсив авт. статьи), основанной на обновлении, глобализации и децентрализованной концентрации; для труда рабочих и фирм, базирующихся на мобильности и адаптивности; для культуры с бесконечной деконструкцией и реконструкцией; для политики, направленной, к моментальной обработке ценностей и общественных настроений, и для социальной организации, нацеленной на подавление пространства и уничтожение времени» [6, с. 37].

Итак, подавление пространства и уничтожение времени, ни больше ни меньше! Даже если не анализировать подобные метафизические утопии и сосредоточиться только на социальной действительности, то приходится констатировать, что в современном мире мы не видим ни исчезновения силовых ведомств, ни ослабления корпораций, ни увеличения реальной демократии. Наоборот, процессы носят противоположный характер. Изменения происходят лишь для того, чтобы все осталось по-прежнему, а децентрализация остается симптомом разрушения, ослабления государственного суверенитета перед угрозой глобального сверхгосударства. Экономика, политика, культура становятся все более управляемыми «сверху» (или «сбоку», центрами силы извне), но никак не «снизу». Появившаяся благодаря развитию информационных технологий новая ветвь социальной структуры не отменяет прежней стратификации. А информационно-компьютерные сети сами по себе не производят материальный продукт.

Уже сам анализ апологетической оценки концепции сетевого общества выдает ее пустоту. Вот что, к примеру, пишет о причинах влиятельности сетевой теории в современной социологической мысли Е. И. Князева: «На наш взгляд, это обусловлено тем, что, во-первых, сетевая теория позволяет выходить за рамки традиционных объяснительных схем, представляя структуру взаимодействий и ее эмерджентные свойства в качестве основной детерминанты социального поведения. Во-вторых, она дает возможность изучать связи всех уровней, начиная от межличностных отношений до мировой системы, тем самым представляя социальную реальность в виде сетевого пространства и устанавливая аналитическую связь между повседневной деятельностью индивидов и разнородными социальными изменениями. И, в-третьих, отличительные особенности сетевой теории – реляционистская направленность и концептуальная емкость – способствуют не только лучшему пониманию глубинных факторов, влияющих на эффективность социальной, экономической, интеллектуальной деятельности социальных субъектов, но и наиболее точному определению места и функций социальных взаимодействий в общей архитектуре социальной системы» [8].

В представленной характеристике нет никакой конкретики, при использовании слов-призраков, претензии учения на универсальность, явном нарушении принципа финитизма. Что имеется в виду под «глубинными факторами», влияющих на эффективность социальных субъектов? Какие именно «эмерждентные свойства» открываются? Почему «реляционистская направленность», то есть, видимо, тенденция к пониманию власти как разновидности социального обмена (всего лишь одной из теорий власти и одного аспекта данного института) дает особые, ни с чем не сравнимые гносеологические преимущества? С каких пор «концептуальная емкость» стала признаком научности? В сущности же, влияние сетевого учения во многом определяется не тем, что оно «всесильно потому, что верно», а тем, что оно удобно субъектам глобального управления, поскольку оправдывает западноцентристскую глобализацию, также как брежневскому Политбюро было удобно учение о развитом социализме в условиях отсутствия ранее обещанного (В. И. Лениным, И. В. Сталиным, Н. С. Хрущевым) коммунизма.

Важнейшая ложь концепции сетевого общества состоит в том, что, как утверждается, сети децентрализуют исполнение и распределяют принятие решения, они не имеют центра и действуют на основе бинарной логики: включение/исключение. К примеру, та же Е. И. Князева утверждает: «Все, что входит в сеть, полезно и необходимо для ее существования, что не входит – не существует с точки зрения сети и может быть проигнорировано или элиминировано. Если узел сети перестает выполнять полезную функцию, он отторгается ею, и сеть заново реорганизуется. Некоторые узлы более важны, чем другие, но они все необходимы до тех пор, пока находятся в сети. Не существует системного доминирования узлов. Узлы усиливают свою важность посредством накопления большей информации и более эффективного ее использования. Значимость узлов проистекает не из их специфических черт, но из их способности к распределению информации. В этом смысле главные узлы – это не центральные узлы, а узлы переключения, следующие сетевой, а не командной логике» [7]. По приведенной цитате видно, что традиционный для постиндустриализма грубый технологический детерминизм, утверждение, что законы технического развития имеют имманентную логику и целиком и полностью определяют социальное развитие без воли человека, находит здесь свое полное, законченное выражение.

Таким образом, «общество знания» и «сетевое общество» не только не являются реально существующими формами социального устройства, но и не представляют собой социальных проектов, осуществление которых явилось бы итоговым результатом современных тенденций цивилизационного развития. В целом данные псевдонаучные (и псевдофилософские!) концепции выступают как современные модификации постиндустриалистского мифа, идеологические продукты, созданные в целях защиты западного социального уклада (как якобы демократического и горизонтально управляемого), сложившегося мирового разделения труда и геополитического расклада сил. Следует согласиться с теми отечественными авторами, кто полагает, что данные учения «претендуют лишь на то, чтобы легитимировать “неизменный”, “естественный” характер капиталистической эксплуатации человека и человечества и маскируют суть дела» [3, с. 110]. Причем сами их «гуру» представляют «информационное», «знаниевое», «сетевое» общество как развитое капиталистическое общество. П. Друкер говорит о доминировании информационного капитализма, М. Кастельс – об информациональном капитализме, информационализме и т. д. Информация и средства ее распространения удовлетворяют, в первую очередь, нужды капиталистической системы. Главное же подлинное призвание новейших модификаций постиндустриализма состоит в том, чтобы, переключив внимание интеллигенции с реальных проблем на мнимые успехи, открыть возможность для полного торжества модели либерального тоталитаризма, черты которого все явственней приобретает современный западный социум (в этом, на самом деле, и состоит его качественная специфика).

Список литературы

1. Алексеева И. Ю. Общество знаний и гуманитарные технологии // Философия науки. – Вып. № 16: Философия науки и техники: сборник / отв. ред. В. И. Аршинов, В. Г. Горохов. – М.: ИФ РАН, 2011. – С. 253–262.

2. Багдасарьян Н. Г. Ценность образования в модернизирующемся обществе // Педагогика. – 2008. – № 5. – C. 3–9.

3. Бондаренко Е. А. Интеллектуалы, интеллектуальный труд и культурный капитал в исторических системах духовного производства: диссертация на соискание учёной кандидата философских наук. – Белгород, 2014. – 166 с.

4. Ефременко Д. В. Концепция общества знания как теория социальных трансформаций: достижения и проблемы // Вопросы философии. – 2010. – № 1. – С. 49–61.

5. Кара-Мурза С. Г. Манипуляция сознанием. – М.: Алгоритм, 2000. – 685 с.

6. Кастельс М., Киселёва Э. Россия и сетевое общество // Россия в конце XX века: тезисы доклада международной конференции. – М., 1998. – С. 36–48.

7. Князева Е. И. Концепция сетевого общества М. Кастельса // Учебные материалы – [Электронный ресурс]. – Режим доступа: http://pravmisl.ru/index.php?id=2622&option=com_content&task=view (дата обращения: 18.08.2016).

8. Князева Е. И. Сетевая теория в современной социологии // Электронная библиотека БГУ – [Электронный ресурс]. – Режим доступа: http://elib.bsu.by/handle/123456789/11256 (дата обращения: 18.08.2016).

9. Наука и идеология // Центр научной политической мысли и идеологии (Центр Сулакшина). – [Электронный ресурс]. – Режим доступа: http://rusrand.ru/tv/ideology/nauka-i-ideologija (дата обращения: 18.08.2016).

10. Осипов Г. В., Кара-Мурза С. Г. Общество знания: История модернизации на Западе и в СССР. – М.: Книжный дом «ЛИБРОКОМ», 2013. – 368 с.

11. Саенко Л. А., Егоров М. В. Сетевое общество в контексте современных социальных трансформаций // Дискуссия. – 2014. – № 7(48). – С. 88–93.

12. Шамардин Н. Н. «Общество знаний»: философско-методологическая критика понятия // Научные ведомости Белгородского государственного университета. – Серия Философия. Социология. Право. – 2015. – № 14 (211). – Вып. 33. – С. 185–192.

13. Якунин В. И., Сулакшин С. С., Багдасарян В. Э., Кара-Мурза С. Г., Деева М. В., Сафонова Ю. А. Постиндустриализм. Опыт критического анализа. – М.: Научный эксперт, 2012. – 288 с.

References

1. Alekseeva I. Yu. (Arshinov V. I., Gorokhov V. G. Eds.) Knowledge Society and Humanitarian Technologies [Obschestvo znaniy i gumanitarnye tekhnologii] Filosofiya nauki. Vypusk № 16: Filosofiya nauki i tekhniki: sbornik (Philosophy of Science. Issue 16: Philosophy of Science and Technology. Collected Articles). Moscow, IF RAN, 2011, pp. 253–262.

2. Bagdasaryan N. G. The Value of Education in Modernizing society [Tsennost obrazovaniya v moderniziruyuschemsya obschestve]. Pedagogika (Pedagogy), 2008, № 5, pp. 3–9.

3. Bondarenko E. A. Intellectuals, Intellectual Labour, and Cultural Capital in Historical Systems of Intellectual Production. Dissertation for Ph. D. Degree in Philosophy [Intellektualy, intellektualnyy trud i kulturnyy kapital v istoricheskikh sistemakh dukhovnogo proizvodstva: dissertatsiya na soiskanie uchenoy kandidata filosofskikh nauk]. Belgorod, 2014, 166 p.

4. Efremenko D. V. A Concept of Knowledge Society as a Theory of Social Transformations: Achievements and Problems [Kontseptsiya obschestva znaniya kak teoriya sotsialnykh transformatsiy: dostizheniya i problemy]. Voprosy filosofii (Questions of Philosophy), 2010, № 1, pp. 49–61.

5. Kara-Murza S. G. Mind Manipulations [Manipulyatsiya soznaniem]. Moscow, Algoritm, 2000, 685 p.

6. Castells M., Kiseleva E. Russia and the Network Society [Rossiya i setevoe obschestvo]. Rossiya v kontse XX veka: tezisy doklada mezhdunarodnoy konferentsii (Russia at the End of the XX Century: International Conference). Moscow, 1998, pp. 36–48.

7. Knyazeva E. I. The Theory of the Network Society by M. Castells [Kontseptsiya setevogo obschestva M. Kastelsa]. Available at: http://pravmisl.ru/index.php?id=2622&option=com_content&task=view (accessed 18 August 2016).

8. Knyazeva E. I. Network Theory in Contemporary Sociology [Setevaya teoriya v sovremennoy sotsiologii]. Available at: http://elib.bsu.by/handle/123456789/11256 (accessed 18 August 2016).

9. Science and Ideology [Nauka i ideologiya]. Available at: http://rusrand.ru/tv/ideology/nauka-i-ideologija (accessed 18 August 2016).

10. Osipov G. V., Kara-Murza S. G. Knowledge Society: The History of Modernization in the West and in the USSR [Obschestvo znaniya: Istoriya modernizatsii na Zapade i v SSSR]. Moscow, Knizhnyy dom “LIBROKOM”, 2013, 368 p.

11. Saenko L. A., Egorov M. V. Network Society in the Context of Modern Social Transformations [Setevoe obschestvo v kontekste sovremennykh sotsialnykh transformatsiy]. Diskussiya (Discussion), 2014, № 7(48), pp. 88–93.

12. Shamardin N. N. “Knowledge Society”: Philosophical and Methodological Critique of Concepts [“Obschestvo znaniy”: filosofsko-metodologicheskaya kritika ponyatiya]. Nauchnye vedomosti Belgorodskogo gosudarstvennogo universiteta. Seriya Filosofiya. Sotsiologiya. Pravo (BelgorodStateUniversity Scientific Bulletin. – Philosophy. Sociology. Law), 2015, № 14 (211), Issue 33, pp. 185–192.

13. Yakunin V. I., Sulakshin S. S., Bagdasaryan V. E., Kara-Murza S. G., Deeva M. V., Safonova Yu. A. Post-industrialism. The Experience of Critical Analysis [Postindustrializm. Opyt kriticheskogo analiza]. Moscow, Nauchnyy ekspert, 2012, 288 p.

Ссылка на статью:
Тяпин И. Н. Концепции «общества знания» и «сетевого общества»: наука или идеология? // Философия и гуманитарные науки в информационном обществе. – 2016. – № 3. – С. 37–51. URL: http://fikio.ru/?p=2194.

Философия

Духовно-нравственные права человека как основа семьи и российской культуры

УДК 173; 304.2

Гузенко Святослав Сергеевич – муниципальное бюджетное общеобразовательное учреждение «Средняя татарско-русская общеобразовательная школа № 57» Кировского района г. Казани, Россия.

E-mail: sergei-zsk@mail.ru

420076, г. Казань, пос. Залесный, ул. Алтынова, д. 2,

тел.: +7(843)-555-96-70.

Авторское резюме

Состояние вопроса: Семья издавна составляла основу человеческого общества. Поэтому ее духовно-нравственные основы развивались вместе с цивилизацией и образуют важнейший пласт культуры любой социальной системы.

Результаты: Человек и семья существуют на основе многослойной, исторически развивающейся системы норм, обычаев и традиций. Так, можно выделить пять поколений (этапов формирования) концепции прав человека. Моральные нормы изначально были тесно связаны с религией. На Руси происходил синтез взаимно дополнявших друг друга духовных традиций христианства, выраженных, прежде всего, в десяти заповедях, и морально-нравственных норм, выработанных древними славянами (например, законы Сварога). К решению проблем современного общества Россия подходит с большой исторически сформировавшейся и проверенной системой правовых и нравственных норм.

Выводы: Семья является носителем важнейших для народа правовых и моральных традиций, традиций российской культуры. Она – фундамент любого общества и требует постоянной поддержки государства.

Ключевые слова: человек; семья; права человека; культура; духовно-нравственные ценности.

Moral Human Rights as the Foundation of a Family and Russian Culture

Guzenko Svyatoslav Sergeevich – Average Tatar-Russian secondary school № 57 of the Kirov district of Kazan, Russia.

E-mail: sergei-zsk@mail.ru

2, Altynova str., Zalesnaya village, Kazan, 420076, Russia,

tel.: +7(843)-555-96-70.

Abstract

Background: The Family has long constituted the basis of human society. So its spiritual and moral foundations have evolved along with civilization and form the most important layer of culture of any social system.

Results: Person and family are based on the multi-layered, historically developing system of norms, customs and traditions. So, we can distinguish five generations (stages of formation) of human rights. Moral norms were originally closely connected with religion. In Russia the synthesis of mutually Supplement each other of the spiritual traditions of Christianity, expressed primarily in the ten commandments and moral norms, worked out by the ancient Slavs (for example, the laws of Svarog). To the solution of the problems of modern society Russia is coming with a large historically accumulated baggage of legal and ethical norms.

Conclusion: The family is the most important media for the people the legal and moral traditions, traditions of Russian culture. It is the Foundation of any society and requires constant support of the state.

Keywords: people; family; human rights; culture; moral and spiritual values.

Основу любого общества и государства составляют человек, семья, благодаря которой происходит становление личности и формирование человека [4, с. 161–163].

Под семьёй следует понимать объединение влюблённых мужчины и женщины, желающих растить детей, а также объединение людей, основанное на браке или кровном родстве, связанных общностью быта, взаимной моральной ответственностью и взаимопомощью.

В любом государстве главным правовым документом является конституция, в которой закрепляются основные права и обязанности граждан.

Во главе 2 Конституции Российской Федерации отражены следующие группы прав человека и гражданина: 1. Гражданские (личные) права (статьи 19–28, 45–54); 2. Политические права и свободы (статьи 29–33); 3. Социальные и экономические (статьи 36–42); 4. Культурные права (статьи 43–44) [9].

Каждая семья обладает всем этим указанным набором прав и свобод.

В Российской Федерации материнство и детство, семья находятся под защитой государства (часть 1 статьи Конституции Российской Федерации).

Мы привели так называемую традиционную классификацию прав и свобод человека и гражданина, которая присутствует и в международном праве (например, в Международном пакте о гражданских и политических правах от 16 декабря 1966 года).

Существует также классификация прав человека, основанная на генерационном основании, которая включает в себя «пять поколений» прав и свобод человека, которая, по нашему мнению, является наиболее полной.

Права человека «первого поколения» были провозглашены в конце XVIII века в ходе буржуазных революций (принятие французской Декларации прав и свобод человека и гражданина и Декларации независимости США). К ним относят гражданские и политические права (право на жизнь, свобода слова, свобода прессы, право на справедливый судебный процесс, презумпцию невиновности, право участия в общественных организациях, право голосовать на выборах или добиваться своего избрания (право голоса), право защиты от политической и социальной дискриминации и другие права).

Права человека «второго поколения» связаны с процессом социализации общества, происходящим в конце XIX – начале XX столетия. Это экономические, социальные и культурные права и свободы (право частной собственности и наследования, право на труд и оплату труда, право на забастовки, право на безопасные условия труда, право на образование, право на пользование культурными ценностями и результатами научного прогресса, право на социальную защиту и пенсионное обеспечение, право на материнство и защиту детства и другие).

Права «третьего поколения» связаны с интернализацией. К этим правам относятся такие права, как право на мир, на ядерную безопасность и другие.

Права человека «четвёртого поколения» были провозглашены в конце XX века. Это так называемые духовно-нравственные права и свободы человека и гражданина, которые закрепляют духовные и нравственные ценности личности [7, с. 199–203].

К ним относят такие права и свободы, как уважение духовного и нравственного достоинства человека, право на творчество (духовно и морально-этическое творчество), право выбора и свобода воли, свобода совести и вероисповедания, право на духовное образование и воспитание, право на духовное и нравственное совершенствование, право на благоприятную окружающую среду и другие, которые вытекают из духовной и нравственной автономии человека.

Безусловно, что фундаментом любой семьи выступают духовные и нравственные ценности.

«Пятое поколение» прав человека связано с правами и свободами души и духа человека. Указанные права были провозглашены в начале XX века. К ним относят право на любовь, право на сотворчество и другие.

Любовь берёт своё начало в семье. Благодаря ей рождаются дети, живёт и развивается семья.

Четвёртое и пятое поколения прав являются основой любой семьи и противостоят духовно-нравственным деформациям общества и государства (алкоголизм, наркомания, проституция, аборты, половые девиации и прочие отклонения).

Любой человек и каждая семья обладают вышеперечисленными правами.

Как мы отмечали, к главным духовно-нравственным основам современной России, включая семью, относятся следующие духовно-нравственные явления:

1.Славянский миф (христианский миф);

2.Религия;

3.Четвёртое и пятое поколения прав человека, которые требуют к себе особого внимания, так как они по-новому и с позиции современной юриспруденции рассматривают духовно-нравственную сферу человека [3, с. 13–16].

Согласно энциклопедическим словарям, под духовностью понимается совокупность проявлений духа в мире и человеке, объединяющее начало общества, выражаемое в виде моральных ценностей и традиций, сконцентрированных в религиозных учениях и практиках (религия), а также в художественных образах искусства.

Духовную сферу составляют миф, религия, культура, искусство и наука.

Нравственность – внутренние духовные качества, которыми руководствуется человек, этические нормы.

Этические нормы исходят от религии.

По мнению Д. Л. Андреева, «во всех сферах жизнедеятельности человека наблюдаются два ряда различных явлений: духовный и интеллектуальный. Почти вся область науки и тем более техники принадлежит ко второму ряду; в него также входят философские (кроме духовной философии), правовые (право), эстетические и моральные построения. Сюда же относятся общественные объединения с различными организационно-правовыми формами, кроме религиозных, политические программы и партии, экономическая и социальная деятельность, даже искусство и художественная литература. Духовный же ряд состоит из человеческих проявлений. Сюда полностью относятся области религии, спиритуалистической или духовной Философии, метаистории, магии, высокой этики или нравственности и наиболее глубокие творения литературы, музыки, пространственных искусств, отражающих сферы духовных материй только светлых проявлений» [2, с. 223].

Религия – (от лат. religio – набожность – святыня, предмет культа), мировоззрение и мироощущение, а также соответствующее поведение и специфические действия (культ), основаны на вере в существование Бога или богов, сверхъестественного [11].

Различают следующие разновидности религий:

1. Духовное мировоззрение – естественная религия;

2. Астральная религия – мифология как составная часть естественной религии [12, с. 32; 392–393].

Со временем астральная религия трансформировалась в астрологию, отделив от себя мифологию как культурно-исторический феномен человечества.

Религия имеет свои корни в мифе – сказании, воспроизводящем в вербальной форме архаические верования древних (и современных первобытных) народов, их религиозно-мистические представления о происхождении Космоса, явления природы и события социальной жизни, деяния богов, героев, демонов, «духов» и т. д. [8].

Историческую основу нашего государства составляет славянская мифология, представляющая собой совокупность мифологических представлений древних славян (праславян) времени их единства (до конца 1-го тыс. н. э.) [10, с. 450–453].

Некоторые авторы полагают, что славянский миф вобрал в себя христианский миф [2, с. 143–145].

Существуют мировые религии: буддизм, христианство и ислам, которые в течение столетий выступали главным мерилом духовности, нравственности и Добра.

Духовное развитие Киевской Руси связывают с Крещением в конце X века князем Владимиром Святославичем и установлением государственной религии – христианства (православия). В «Повести временных лет» об этом событии сказано так: «Благословен Господь Иисус Христос, возлюбивший Русскую землю и просветивший её крещением святым».

Крещение Руси способствовало развитию зодчества, живописи, письменности и разнообразного народного фольклора.

Христианство принесло славянам основные заповеди Бога (Десять Божественных заповедей), которые стали основой духовной и нравственной жизни каждого человека.

Десять Божественных заповедей имеют следующее содержание:

1. Я есть Господь Бог твой, и нет других богов, кроме Меня.

2. Не сотвори себе кумира и никакого изображения; не поклоняйся им и не служи им.

3. Не поминай имени Господа Бога твоего всуе.

4. Шесть дней работай и делай всякие дела свои, а седьмой есть день отдохновения, который посвяти Господу Богу твоему.

5. Почитай отца твоего и мать, да будешь благословен на земле и долголетен.

6. Не убий.

7. Не прелюбодействуй.

8. Не укради.

9. Не лжесвидетельствуй.

10. Не пожелай ничего чужого.

Десять Божественных заповедей вошли в государственные законы Древней Руси: «Русская правда», «Стоглав», «Соборное уложение» и «Судебник».

С развитием Российского государства Божьи заповеди всегда составляли и составляют основу действующих законов.

В современном понимании Божьи заповеди – это «золотое правило нравственности» [5].

Базисными духовно-нравственными ценностями Святой Руси были любовь, вера в Бога, мир, свобода, единство, нравственность, достоинство, честность, патриотизм, солидарность, семья, культура, национальные традиции, благо человека, трудолюбие, самоограничение, жертвенность, которые также составляют основу культуры нашей страны.

До Крещения Древней Руси духовно-нравственную основу жизни славян составляло наследие Русских Вед, в которых были изложены Законы Бога Всевышнего или Законы Сварога [1, с. 220–230]. Эти Законы можно назвать праславянской религией, элементы которой дошли и до наших дней (проводы весны, масленица, святки и пр.).

Законы Сварога содержат морально-нравственные нормы, которым должны были следовать наши предки при общении с Богом, друг с другом и окружающей природой.

Православие стало дополнять праславянскую религию, органично вбирая ее идеи и нравственный потенциал. Семейные ценности теперь могли опираться на долгие исторические традиции, выработанные различными религиозными конфессиями и опытом повседневной жизни.

Рассматриваемые права человека и перечисленные духовно-нравственные явления, согласно статье 3 Закона РФ «Основы законодательства Российской Федерации о культуре», отнесены к культурным ценностям Российской Федерации.

Т. В. Даниленко точно подметила, что «современное информационное общество существенно преобразовало социальную и духовную природу человека, его ценности и представления» [6, с. 81–90].

Таким образом, из вышеизложенного видно, что именно человек и семья являются носителями права на любовь и духовно-нравственных ценностей, то есть выступают фундаментом любого общества и государства. Следовательно, государство должно больше уделять внимание семье и создавать необходимые условия для её укрепления, что существенно и позитивно скажется на российской культуре.

Список литературы

1. Асов А. И. Русские веды. Песни птицы Гамаюн. Изборник «Книги Коляды». – М.: Амрита, 2011. – 256 с.

2. Андреев Д. Л. Роза Мира. – М.: Товарищество «Клышников-Комаров и К°», 1993. – 304 с.

3. Гузенко С. С. Духовно-нравственная основа современной России // Культура. Духовность. Общество: сборник материалов IV Международной научно-практической конференции / Под общ. ред. С. С. Чернова. – Новосибирск: ООО агентство «СИБПРИНТ», 2013. – С. 13–16.

4. Гузенко С. С. Духовно-нравственные права человека. Семья // Исследовательская деятельность студента как фактор развития и реализации потенциальных и творческих возможностей специалиста: сборник материалов студенческой научно-практической конференции с международным участием / под ред. Л. А. Кочемайкиной. – Омск: Изд-во АНО ВО «Омский экономический институт», 2016. – С. 161–163.

5. Гусейнов А. А. Золотое правило нравственности. – 2-е изд., доп. и перераб. – М.: Молодая гвардия, 1982. – 208 с.

6. Даниленко Т. В. Человек в информационном обществе (аксиологический аспект) // Культура. Духовность. Общество. – 2016. – № 23. – С. 81–90.

7. Ивентьев С. И. Классификация прав и свобод человека и гражданина // Казанская наука. – 2010. – № 3. – С. 199–203.

8. Ивин А. А. Философия: Энциклопедический словарь. – М.: Гардарики, 2004. – 1074 с.

9. Конституция Российской Федерации // Российская газета, 25 декабря 1993 г.

10. Мифы народов Мира. Энциклопедия: в 2-х т. / Гл. ред. С. А. Токарев. – М.: Российская энциклопедия, 1994. – Т. 2. К–Я. – 719 с.

11. Толковый словарь русского языка: Около 100000 слов, терминов и фразеологических выражений / С. И. Ожегов: под ред. проф. Л. И. Скворцова – 27-е изд., испр. – М.: ООО «Издательство Оникс»: ООО «Издательство «Мир и образование», 2011. – 736 с.

12. Философский энциклопедический словарь / ред.: Е. Ф. Губский, Г. В. Кораблева, В. А. Лутченко. – М.: ИНФРА-М, 2009. – 570 с.

References

1. Asov A. I. Russian Veda. The Songs of the Bird Gamayun [Russkie vedy. Pesni ptitsy Gamayun]. Moscow, Amrita, 2011, 256 p.

2. Andreev D. L. The Rose of the World [Roza Mira]. Moscow, Tovarischestvo “Klyshnikov-Komarov i K°”, 1993, 304 p.

3. Guzenko S. S. (S. S. Chernov Ed.) Spiritual and Moral Basis of Modern Russia [Dukhovno-nravstvennaya osnova sovremennoy Rossii]. Kultura. Dukhovnost. Obschestvo: sbornik materialov IV Mezhdunarodnoy nauchno-prakticheskoy konferentsii (Culture. Spirituality, Society: Collected Works of the IV International Scientific and Practical Conference). Novosibirsk, OOO Agentstvo SIBPRINT, 2013, pp. 13–16.

4. Guzenko S. S. (L. A. Kochemaykina Ed.) Spiritual and Moral Human Rights. Family [Dukhovno-nravstvennye prava cheloveka. Semya]. Issledovatelskaya deyatelnost studenta kak faktor razvitiya i realizatsii potentsialnykh i tvorcheskikh vozmozhnostey spetsialista: sbornik materialov studencheskoy nauchno-prakticheskoy konferentsii s mezhdunarodnym uchastiem (The Research Activity of a Student as a Development and Realization of Potential and Creative Specialists’ Abilities Factor. Collected Works of the Scientific and Practical Students Conference with International Participation). Omsk, ANO VO “Omskiy ekonomicheskiy institut”, 2016, pp. 161–163.

5. Guseynov A. A. The Golden Rule of Moraliry [Zolotoe pravilo nravstvennosti]. Moscow, Molodaya gvardiya, 1982, 208 p.

6. Danilenko T. V. A Person in Information Society (Axiological Aspect) [Chelovek v informatsionnom obschestve (aksiologicheskiy aspekt)] Kultura. Dukhovnost. Obschestvo (Culture. Spirituality, Society), 2016, № 23, pp. 81–90.

7. Iventev S. I. The Classification of the Human and Citizen’s Rights and Liberties [Klassifikatsiya prav i svobod cheloveka i grazhdanina]. Kazanskaya nauka (Kazan Science), 2010, № 3, pp. 199–203.

8. Ivin A. A. Philosophy: Encyclopedia [Filosofiya: Entsiklopedicheskiy slovar]. Moscow, Gardariki, 2004, 1074 p.

9. Constitution of the Russian Federation [Konstitutsiya Rossiyskoy Federatsii]. Rossiyskaya gazeta (Russian Gazette), December 25, 1993.

10. Tokarev S. A. (Ed.) Myths of Nations of the World: Encyclopedia. In 2 Vol. Vol. 2 [Mify narodov Mira. Entsiklopediya: v 2-kh t. Tom 2. K–Ya]. Moscow, Rossiyskaya entsiklopediya, 1994, 719 p.

11. Ozhegov S. I. (Ed.) Explanatory Dictionary of the Russian Language [Tolkovyy slovar russkogo yazyka]. Moscow, Oniks, Mir i obrazovanie, 2011, 736 p.

12. Gubskiy E. F., Korableva G. V., Lutchenko V. A. (Eds.) Encyclopedia of Philosophy [Filosofskiy entsiklopedicheskiy slovar]. Moscow, INFRA-M, 2009. 570 p.

Ссылка на статью:
Гузенко С. С. Духовно-нравственные права человека как основа семьи и российской культуры // Философия и гуманитарные науки в информационном обществе. – 2016. – № 3. – С. 52–59. URL: http://fikio.ru/?p=2185.

Философия

Шестьдесят лет секции кибернетики как метанауки и современные киберфизические системы

УДК 007

Игнатьев Михаил Борисович – федеральное государственное автономное образовательное учреждение высшего образования «Санкт-Петербургский государственный университет аэрокосмического приборостроения», доктор технических наук, профессор, директор Международного института кибернетики и артоники, Санкт-Петербург, Россия.

E-mail: ignatmb@mail.ru

190000, Санкт-Петербург, ул. Большая Морская, д. 67,

тел: 8(812)494-70-44.

Авторское резюме

Состояние вопроса: В 1956 году в Доме ученых им. М. Горького РАН начала работать секция кибернетики, которую возглавил профессор Л. В. Канторович, впоследствии академик, лауреат Нобелевской премии. Широкая междисциплинарность, охват самых разных сфер научного знания остается важной особенностью работы секции с момента основания до настоящего времени.

Результаты: Кибернетика как наука об управлении и связи берет начало уже в античные времена. Второй период ее развития – от Ампера до Винера, третий – от Винера до 2000 года. Четвертый период – с 2000 г. – характеризуется попыткой по-новому понять информационно-управляющие свойства структур и вести научные исследования в широком диапазоне – от биофизических процессов до исследования фундаментальных физических основ формирования Вселенной. Важнейшие направления в современной кибернетике, находящие отражение в работе секции – развитие представлений о киберфизических системах, лингво-комбинаторное моделирование сложных систем, феномен адаптационного максимума, различные способы защиты информации и исследование границ, разделяющих различные миры – как виртуальные, так и реальные. Примером киберфизической системы является обсуждаемая в современной астрономии модель мирового суперкомпьютера.

Выводы: В настоящее время мир живет в поиске новой нормальности, в преддверии кризисов. Кризисы являются имманентным свойством сложных систем. Их не всегда можно предотвратить, но с использованием кибернетики можно уменьшить глубину кризисов, тщательно измеряя показатели функционирования сложных систем и своевременно принимая необходимые меры.

Ключевые слова: кибернетика; управление; кризисы; сложные системы; киберфизические системы; феномен адаптационного максимума; механицизм и компьютеризм.

Sixty Years of Cybernetics Section and Modern Cyber-Physical Systems

Ignatyev Mikhail Borisovich – Saint Petersburg State University of Aerospace Instrumentation, professor, International Institute of Cybernetics and Artonics, director, Saint Petersburg, Russia.

E-mail: ignatmb@mail.ru

67, Bolshaya Morskaya, Saint Petersburg, Russia, 190000,

tel: +7(812)494-70-44.

Abstract

Background: In 1956 in ‘the Academics’ House’ named after Maxim Gorky of RussianAcademy of Sciences the section of Cybernetics was established. It was headed by Professor L. V. Kantorovich, later an academician and a Nobel laureate. A wide interdisciplinary approach in various fields of science has remained an important feature of the section work since its foundation.

Results: Cybernetics as the science of control and communication originates in ancient times. The second period of its development is from Ampere to Wiener, the third one being from Wiener until 2000. The fourth period which started in 2000 is characterized by the attempt to understand structure information and control properties and do research in a wide range from biophysical processes to the study of the fundamental physical basis for the Universe development. The most important directions of modern Cybernetics, which are reflected in the academic work of the section, are the development of ideas on cyber-physical systems, linguo-combinatorial simulation of complex systems, the phenomenon of adaptation maximum, various ways of data protection and the study of the boundaries separating different worlds, both virtual and real. A model of the world supercomputer discussed in modern astronomy can be an example of such cyber-physical system.

Conclusion: Nowadays the world lives in the search for new normality, in crises anticipation. Crises are an inherent property of complex systems. We can never prevent all of them, but due to Cybernetics it is possible to counteract their influence, measuring some complex system performance accurately and taking necessary action in good time.

Keywords: Cybernetics; control; crises; complex systems; cyber-physical systems; the phenomenon of adaptation maximum; mechanism and computerism.

В ноябре 1956 года была организована секция кибернетики в Доме ученых им. Горького АН СССР в Ленинграде, это была первая кибернетическая организация в СССР. Научный совет по проблеме кибернетики при Президиуме АН СССР был создан только в 1959 году под руководством адмирала и академика А. И. Берга, но ему так и не удалось создать в Москве и еще где-либо в РСФСР полноценный институт кибернетики, такие институты были созданы почти во всех союзных республиках – в Киеве, в Тбилиси, в Ташкенте, в Таллине и др., и после смерти А. И. Берга он был закрыт, а секция кибернетики в Ленинграде непрерывно существовала и существует и развивается как центр междисциплинарных исследований по кибернетике как метанауке. Первым председателем секции кибернетики был профессор Л. В. Канторович, впоследствии академик АН СССР, лауреат Нобелевской премии по экономике, и это не было случайностью – именно лауреаты Нобелевской премии по экономике внесли большой вклад в развитие кибернетики.

Кибернетика прошла долгий путь развития от средневековых автоматов и регулятора Уатта для паровой машины до всемирной информационно-вычислительной сети, всемирной паутины, на основе которой сейчас совершается самоорганизация социума. Но кибернетика, информатика и вычислительная техника возникли не на пустом месте, они возникли на мощном фундаменте человеческой культуры, науки и техники. Появились новые понятия – киберпространство, кибератака, кибервело и др., кибернетика стала метанаукой. Для того чтобы понять феномен возникновения и развития кибернетики, вычислительной техники и информатики и определить их перспективы развития необходимо разобраться в том, что такое сложные системы и как они развиваются во времени и пространстве, что такое параллельные миры. Ключевыми понятиями теории и практики сложных систем являются самоорганизация, хаос и неопределенность. На основе компьютерных сетей осуществляется новый этап самоорганизации человеческого общества.

Мы живем в быстроизменяющемся мире, растет число достижений человеческой цивилизации, но растет и количество, и качество опасностей. Самое большое достижение человечества – это естественный язык, с помощью которого мы общаемся, накапливаем и анализируем информацию. Как показал Клод Шеннон, естественный язык имеет пятикратную избыточность для того, чтобы устойчиво функционировать в нашем мире, то есть наш мир на 80 % враждебен человеку. Итальянский экономист и социолог Вильфредо Парето сформулировал закон, из которого следует, что 20 % усилий дают 80 % результата, а остальные 80 % усилий дают лишь 20 % результата, только надо правильно выбрать направление этих усилий. Он же выявил структуру распределения доходов среди итальянских домохозяйств – 80 % дохода сосредоточено у 20 % домохозяйств, то есть владельцы этих 20 % домохозяйств более или менее правильно выбирают направление своих усилий в современном мире. Таким образом, человеческое общество неоднородно и все время порождает неравенство, что является еще одной опасностью.

Люди издревле пытались понять, как устроен мир. С этой целью и был введен термин «кибернетика» французским ученым Андре Мари Ампером (1775–1836 гг.) в его книге «Опыт философских наук или аналитическое изложение естественной классификации всех человеческих знаний» (1834 г.). Эта книга сформировалась под воздействием идей великой французской революции. В ней Ампер высказал предположение, что со временем возникнет особая наука об общих закономерностях процессов управления и связи в организованных системах – «кибернетика». Он отнес ее к группе политических наук, куда входили физико-социальные науки (социальная экономика и наука об общественном благополучии), военные науки (гоплетика – наука о вооружениях и собственно военное дело), этногенические науки (номология – правоведение, учение о праве, законодательство, политика – права народов и собственно политика). С тех пор кибернетика сформировалась как метанаука, которая включает в себя и теорию автоматического управления, и информатику, и системный анализ, и синергетику, и многие другие направления. Следует отметить, что в 1830 г. Ампер был избран в число иностранных членов Императорской Академии наук в Санкт-Петербурге. Уже в наши дни было введено понятие о киберфизических системах, круг замкнулся – ведь Андре Мари Ампер был прежде всего физиком, именно он сформулировал в 1826 году электродинамическую теорию в сочинении «Теория электродинамических явлений, выведенная исключительно из опыта», его именем названа единица силы тока. Объединение физики и кибернетики знаменует новый этап развития науки.

В 1948 г вышла книга Норберта Винера «Управление и связь в животном и машине», а в 1950 г его же книга «Кибернетика и общество», что знаменовало новый этап развития наук об управлении. Во время Второй мировой войны Н. Винер участвовал в решении проблем управления артиллерийским зенитным огнем. Автор этих строк мальчишкой работал в августе-октябре 1941 года в Ленинграде на зенитной батарее, оборонявшей завод Светлана. Звучала команда – «Беглый заградительной огонь», сообщались координаты угла возвышения, азимута и трубки и начиналась изматывающая работа, немецкие самолеты натыкались на стену зенитного огня, совершали противозенитный маневр, куда попало сбрасывая бомбы. Так мы отстояли завод Светлана, который работал без выходных днем и ночью, снабжая нашу армию электронными лампами.

В различных странах в зависимости от идеологии и социально-экономического развития отношение к кибернетике было различным. На первых порах в СССР оно оказалось отрицательным, в философском словаре кибернетика была названа «лженаукой». Я закончил Ленинградский политехнический институт в феврале 1955 года по специальности «Автоматика и телемеханика» по кафедре Б. И. Доманского. В процессе обучения ни о какой кибернетике мы не слышали, но когда в конце 1955 года в журнале «Вопросы философии» появилась статья Э. Кольмана «Что такое кибернетика», она попала на хорошо подготовленную почву. Уже в ноябре 1956 года была создана секция кибернетики в Ленинградском доме ученых АН СССР.

Конечно, проблемы управления волновали многих и до Ампера, логистика сложилась еще в Древней Греции и Древнем Риме, и поэтому логично говорить о до-амперовском периоде развития наук об управлении и связи. В этот период необходимо отметить работы Раймонда Луллия по структурному анализу общества и первой логической машине и Готфрида Лейбница по монадологии, которые во многом предвосхитили работы по многоагентным системам.

Второй период развития кибернетики – от Ампера до Винера, когда Д. И. Менделеев осуществил прорыв в системном анализе, построив периодическую систему элементов, когда А. С. Поповым было изобретено радио, когда были реально созданы сложные системы автоматического регулирования и т. д.

В 1833 г. профессор Кембриджского университета Ч. Беббидж (1791–1871) разработал проект «аналитической машины» – гигантского арифмометра с программным управлением, арифметическими и запоминающими устройствами. В качестве первого программиста этой машины выступила леди Лавлейс, дочь поэта Байрона. Однако тогда полностью этот проект осуществить не удалось из-за недостаточного развития техники. В 1832 г. Ч. Беббидж был избран иностранным членом Императорской Академии наук в Санкт-Петербурге.

Здесь необходимо отметить также нашего соотечественника И. А. Вышнеградского, который разработал теорию регуляторов прямого действия и сформулировал условие устойчивости системы регулирования. И. А. Вышнеградский, будучи министром финансов России в 1887–1892 годах, добился балансировки бюджета и укрепления курса рубля. Также необходимо отметить работы А. Пуанкаре по качественной теории дифференциальных уравнений. В биологии благодаря работам И. М. Сеченова и И. П. Павлова возникло четкое представление об организме как саморегулирующейся системе. Окончание второго периода развития кибернетики ознаменовано началом атомной и космической эры.

Третий период – от Винера, когда именно в конце сороковых – в начале пятидесятых годов ХХ века появились электронные вычислительные машины и четко обозначились поколения ЭВМ, появились реально действующие роботы, была определена структура гена и введено понятие мема. За последние 50 лет параметры вычислительных машин улучшились в миллионы раз, выросло быстродействие и объемы памяти, появилось новое программное обеспечение, уменьшились габариты, энергопотребление и стоимость компьютеров. Компьютер стал самой распространенной машиной, возникли мощные вычислительные сети, которые интегрируют все остальные средства коммуникации. Компьютерная инфраструктура продолжает развиваться. Практика создания и применения компьютеров значительно опережает теорию. В этих условиях говорить о теоретических основах кибернетики сложно, но, с другой стороны, имеется много примеров неэффективного применения компьютеров и необходимость выработки теоретических основ становится все острее.

Четвертый период начался в 2000 году, когда стало ясно, что существующие модели в различных отраслях науки и техники недостаточно отражают информационно-управляющие свойства структур. По сути люди пользуются моделями XIX века. Этот период характеризуется провозглашением новой стратегической компьютерной инициативы США в XXI веке, в которой предлагается новая трактовка структуры предметной области, Computational Science. Она должна объединить Algorithms, Modeling & Simulation, Computer Science& Information Science и Computing Infrastructure, а главной задачей провозглашается проведение научных исследований в широком диапазоне – от биофизических процессов до исследования фундаментальных физических основ формирования Вселенной.

В настоящее время в связи с построением информационного общества возникают совершенно новые фундаментальные проблемы по исследованию мироздания. Все большую роль начинают играть работы наших ученых – В. И. Вернадского, К. Э. Циолковского, А. Л. Чижевского и других. Родилось представление о том, что Вселенная – это модель внутри мирового суперкомпьютера, что позволяет использовать структурные достижения компьютерной техники для объяснения сложных космических проблем.

Кибернетику, вычислительную технику, информатику, синергетику и системный анализ изучают в одной связке, они возникли на стыке различных наук, основой их развития являются междисциплинарные исследования. Именно широкой междисциплинарностью отмечена работа секции кибернетики Дома ученых им. М. Горького РАН с момента ее возникновения [1–7].

В настоящее время сложилось представление о киберфизических системах, которое базируется на лингво-комбинаторном моделировании сложных систем, феномене адаптационного максимума, разнообразных способах защиты информации и границах, которые разделяют различные миры – и виртуальные, и реальные.

Как только в конце 40-ых годов прошлого века появилась электронная вычислительная машина, компьютер, так сразу же родилась аналогия между окружающим нас миром и компьютером, и эта аналогия продолжает развиваться и привлекаться для объяснения мироустройства (работы К. Цузе, Э. Фредкина, С. Ллойда и др.). Появление интернета вещей активизировало эти работы. Интернет вещей предполагает наличие связи с различными предметами, вещами, объектами. Следует заметить, что и до этого связь с различными объектами поддерживалась людьми с помощью зрения, слуха и механического взаимодействия, но интернет вещей предполагает установление новой дополнительной связи с помощью различных технических средств, что позволит вещам взаимодействовать на новом уровне не только с людьми, но и с другими вещами. Далее, каждый из объектов описывается с помощью лингвистических, математических и компьютерных моделей. Например, солнечная система является специализированным вычислительным устройством для решения задачи многих тел. В итоге складывается следующая картина.

Во-первых, компьютеры – системы со структурированной неопределенностью, у них имеется память, которая может быть пустой или заполненной различными данными и программами. Доказано, что универсальные цифровые вычислительные машины могут решать самые разные задачи.

Во-вторых, описание мироустройства на естественном языке, который является универсальной знаковой системой, с помощью лингво-комбинаторного моделирования, превращается в систему уравнений с произвольными коэффициентами, которые и есть структурированная неопределенность. На использовании естественного языка основан и краудсорсинг – выявление мнений умной толпы.

В-третьих, архитектура компьютеров непрерывно развивается – эволюционируют элементная база, уровень знаний компьютера, развиваются операционная среда и интерфейсы общения, системы ввода-вывода информации, системы контроля, диагностики и коррекции, системы передачи информации и энергии. Мир заполнен осцилляторами различных типов – это и атомы, и молекулы, это и солнечная система, и галактики, и все эти осцилляторы включены в общую моделирующую вычислительную систему.

В-четвертых, компьютеры являются вместилищем различных виртуальных миров, которые отделены друг от друга системами защиты информации. Наш мир – это виртуальная ячейка в мировом суперкомпьютере, который является неоднородной распределенной структурой, везде проникающей, а гигантский аналог 3D принтера может печатать астероиды, планеты и звезды.

В-пятых, компьютеры и сети являются основой самоорганизации социума.

Складывается сетевой гибридный интеллект на фоне развития интернета вещей на основе первобытного мышления. Наш современный опыт в своей совокупности составляется из относительно небольшого числа данных и бесконечного числа индукций. Опыт первобытного мышления, напротив, содержит индукции лишь в очень малой пропорции, но зато включает в себя много непосредственных данных, которым мы отказываем в объективной ценности, хотя они, на взгляд первобытного человека, тоже реальны и даже более реальны, чем данные внешних чувств.

Все это позволяет выдвинуть гипотезу о том, что компьютер можно рассматривать как базовую модель самоорганизации Вселенной.

При таком подходе становится понятным, почему нам до сих пор не удалось установить связь с инопланетянами. Ведь если наш мир не более чем модель внутри мирового суперкомпьютера, то для того, чтобы установить такую связь, необходимо изучить структуру мирового суперкомпьютера, его аппаратного и программного обеспечения, изучить систему защиты между мирами, и вот тогда, может быть, удастся установить связь с обитателями других миров. Это колоссальная фундаментальная задача для современной науки [8; 9].

Хотелось бы заметить, что 300 лет тому назад сложился механицизм – система взглядов, когда механика была единственной развитой наукой, получившей применение в производстве, ее символом были механические часы (Г. Галилей, И. Ньютон, П. С. Лаплас и др.). В наше время складывается компьютеризм – система взглядов, когда самой распространенной машиной стал компьютер как система со структурированной неопределенностью, вмещающая в себя множество различных виртуальных миров, которая породила множество моделей, аналогий и метафор. Кибернетика как метанаука продолжает развиваться, порождая все новые и новые направления, а вычислительные сети стали основой самоорганизации социума, который защищает человека.

В настоящее время мир живет в поиске новой нормальности, в преддверии кризисов, но кризисы являются имманентным свойством сложных систем [6], можно лишь уменьшить глубину кризисов, если тщательно измерять показатели функционирования сложных систем и своевременно принимать меры.

Список литературы

1. Гаскаров Д. В., Киселёв В. Б., Солдатенко С. А., Строговов В. И., Юсупов Р. М. Введение в геофизическую кибернетику и экологический мониторинг / Под общей редакцией Р. М. Юсупова. – СПб.: ГУВК, 1998. – 166 с.

2. Игнатьев М. Б. Голономные автоматические системы. – М.–Л.: Изд. АН СССР, 1963. – 204 с.

3. Игнатьев М. Б. Кибернетическая картина мира. Сложные киберфизические системы. – СПб.: ГУАП, 2014. – 472 с.

4. Игнатьев М. Б., Катермина Т. С. Системный анализ проблемы управления хаосом / Сборник научных трудов XX международной конференции «Системный анализ в проектировании и управлении». Ч. 1. – СПб.: СПбПУ, 2016. – С. 129–136.

5. История информатики и кибернетики в Санкт-Петербурге (Ленинграде) / Под редакцией Р. М. Юсупова. – СПб.: Наука: Вып. 1, 2008. – 170 с.; Вып. 2, 2010. –152 с.; Вып. 3, 2012. – 216 с.; Вып. 4, 2014. – 180 с.

6. Кибернетика и информатика: сб. научных трудов к 50-летию секции кибернетики. – СПб.: СПбПУ, 2006. – 300 с.

7. Фрадков А. Л. Кибернетическая физика. – СПб.: Наука, 2003. – 208 с.

8. Ignatyev M. Galactic Evolution Simulation on Basement of the Linguo-Combinftorial Approach // Proceedings of the 29^th General Assembly of International Astronomical Union. – USA, Honolulu. – 2015.

9. Kardashev N. S. Transmission of Information by Extraterrestrial Civilization // Soviet Astronomy. – Vol. 8. – № 2. – 1964. – pp. 217–221.

References

1. Gaskarov D. V., Kiselev V. B., Soldatenko S. A., Strogovov V. I., Yusupov R. M. (R. M. Yusupov Ed.) Introduction to the Geophysical Cybernetics and Environmental Monitoring [Vvedenie v geofizicheskuyu kibernetiku i ekologicheskiy monitoring]. Saint Petersburg, GUVK, 1998, 166 p.

2. Ignatyev M. B. Holonomical Automatic Systems [Golonomnye avtomaticheskie sistemy]. Moscow–Leningrad, Akademiya nauk SSSR, 1963, 204 p.

3. Ignatyev M. B. Cybernetic Picture of the World. Complex Cyber-Physical Systems [Kiberneticheskaya kartina mira. Slozhnye kiberfizicheskie sistemy]. Saint Petersburg, GUAP, 2014, 472 p.

4. Ignatyev M. B., Katermina T. S. System Analysis of the Chaos Management Problem [Sistemnyy analiz problemy upravleniya khaosom] Sbornik nauchnykh trudov XX mezhdunarodnoy konferentsii “Sistemnyy analiz v proektirovanii i upravlenii”. Ch. 1 (Collected Scientific Works of the XX International Conference “System Analysis in Designing and Management”, Part 1). Saint Petersburg, SPbPU, 2016, pp. 129–136.

5. R. M. Yusupov (Ed.) The History of Computer Science and Cybernetics in Saint Petersburg (Leningrad) [Istoriya informatiki i kibernetiki v Sankt-Peterburge (Leningrade)]. Saint Petersburg, Nauka: Issue 1, 2008, 170 p.; Issue 2, 2010, 152 p.; Issue 3, 2012, 216 p.; Issue 4, 2014, 180 p.

6. Cybernetics and Computer Science: Collected Scientific Works Devoted to the 50-years Anniversary of the Section of Cybernetics [Kibernetika i informatika: sb. nauchnykh trudov k 50-letiyu sektsii kibernetiki]. Saint Petersburg, SPbPU, 2006, 300 p.

7. Fradkov A. L. Cybernetic Physics [Kiberneticheskaya fizika]. Saint Petersburg, Nauka, 2003, 208 p.

8. Ignatyev M. Galactic Evolution Simulation on Basement of the Linguo-Combinftorial Approach. Proceedings of the 29^th General Assembly of International Astronomical Union. USA, Honolulu, 2015.

9. Kardashev N. S. Transmission of Information by Extraterrestrial Civilization. Soviet Astronomy, Vol. 8, № 2, 1964, pp. 217–221.

Ссылка на статью:
Игнатьев М. Б. Шестьдесят лет секции кибернетики как метанауки и современные киберфизические системы // Философия и гуманитарные науки в информационном обществе. – 2016. – № 3. – С. 12–20. URL: http://fikio.ru/?p=2178.

Философия

Презентация теоретического семинара при журнале «Философия и гуманитарные науки в информационном обществе»

УДК 523.6; 17.0

Дмитренко Нина Андреевна – федеральное государственное автономное образовательное учреждение высшего образования «Санкт-Петербургский государственный университет информационных технологий, механики и оптики», кафедра иностранных языков, профессор, кандидат педагогических наук, доцент, Санкт-Петербург, Россия.

E-mail: nadmitrenko@corp.ifmo.ru

Россия, Санкт-Петербург, Кронверкский просп., д. 49,

тел: 8 (812) 764-20-98.

Коробкова Светлана Николаевна – федеральное государственное автономное образовательное учреждение высшего образования «Санкт-Петербургский государственный университет аэрокосмического приборостроения», кафедра истории и философии, доцент, кандидат философских наук, доцент, Санкт-Петербург, Россия.

E-mail: korobkova@hf-guap.ru

196135 Россия, Санкт-Петербург, ул. Гастелло, д.15,

тел: 8 (812) 708-42-13.

Орлов Сергей Владимирович – федеральное государственное автономное образовательное учреждение высшего образования «Санкт-Петербургский государственный университет аэрокосмического приборостроения», профессор кафедры истории и философии, доктор философских наук, профессор, Санкт-Петербург, Россия.

E-mail: orlov5508@rambler.ru

190000, Россия, Санкт-Петербург, ул. Большая Морская, д. 67,

тел.: +7(812)708-42-13.

Резюме семинара

Первый теоретический семинар при журнале был проведен 11 апреля 2016 года. Тема – «Философия в творчестве русских естествоиспытателей XIX–XX веков». Доктор технических наук, профессор М. Б. Игнатьев остановился на истории космических исследований в России, подчеркнув, что их важнейшей вехой стало основание Пулковской обсерватории, открытой в 1839 году. В настоящее время особое значение приобретают проекты, направленные на борьбу с космическими угрозами, так как они решают задачи, связанные с самим существованием цивилизации. Кандидат философских наук, доцент С. Н. Коробкова показала, что представители русского космизма использовали идею взаимосвязи космоса и цивилизации для раскрытия глубокой внутренней сущности человека. Так, Н. А. Умов видел смысл человеческого бытия в том, что человек является «пособником», прямым участником эволюции Вселенной.

Presentation of the Theoretical Seminar Held by the Editorial Board of the Journal “Philosophy and Humanities in Information Society”

Dmitrenko Nina Andreevna – Saint Petersburg National Research University of Information Technologies, Mechanics and Optics, Foreign Languages Department, Professor, Ph. D, Saint Petersburg, Russia.

E-mail: nadmitrenko@corp.ifmo.ru

49, Kronverksky Pr., Saint Petersburg, 197101, Russia,

tel: +7 (812) 764-20-98.

Korobkova Svetlana Nikolaevna – Saint Petersburg State University of Aerospace Instrumentation, Department of History and Philosophy, Ph. D. in Philosophy, associate professor, Saint Petersburg, Russia.

E-mail: korobkova@hf-guap.ru

15, Gastello st., Saint Petersburg, Russia, 196135,

tel: +7(812) 708-42-13.

Orlov Sergey Vladimirovich – Saint Petersburg State University of Aerospace Instrumentation, Department of History and Philosophy, Professor, Doctor of Philosophy, Saint Petersburg, Russia.

E-mail: orlov5508@rambler.ru

67, Bolshaja Morskaja st., Saint Petersburg, Russia, 190000,

tel: +7(812)708-42-13.

Summary of the seminar

The first theoretical seminar was held by the editorial board of our journal on 11 April 2016. Its theme was “Philosophy in the works of Russian scientists of the XIX–XX centuries”. Doctor of technical sciences, Professor Mikhail B. Ignatiev highlighted the history of space research in Russia, most important milestone of which was the foundation of the Pulkovo Observatory in 1839. Nowadays projects to combat cosmic threats are of vital importance as they meet challenges related to the existence of civilization. Sletlana N. Korobkova, associate professor, Ph. D stressed that the representatives of Russian cosmism used the idea of the relationship between the cosmos and civilization for the disclosure of the very essence of humans. For example, N. A. Umov saw the meaning of humans’ existence in the fact that they were “coauthors”, direct participants in the evolution of the Universe.

11 апреля 2016 года в рамках плана мероприятий, посвященных 75-летию основания ГУАП, на гуманитарном факультете прошло первое заседание философского семинара в форме круглого стола. Семинар организован редколлегией сетевого журнала «Философия и гуманитарные науки в информационном обществе» (доступен на сайте www.fikio.ru). Тема первого заседания – «Философия в творчестве русских ученых-естествоиспытателей XIX–XX веков». Речь шла, прежде всего, о русском космизме и о современных проблемах освоения космоса.

Открывая заседание, проректор по международной деятельности, декан гуманитарного факультета, доктор экономических наук Константин Викторович Лосев отметил положительный опыт деятельности редколлегии журнала, в том числе и по привлечению иностранных авторов. Он пожелал успехов в работе создаваемого при журнале семинара.

Главный редактор журнала, профессор кафедры истории и философии, доктор философских наук Сергей Владимирович Орлов кратко охарактеризовал направления и результаты работы нашего сетевого издания. Журнал был основан приказом ректора ГУАП 25 марта 2013 года. За прошедшее время было выпущено 10 номеров, в системе РИНЦ зарегистрировано 99 статей. Помимо научных трудов санкт-петербургских ученых, были опубликованы работы специалистов из США, Японии, Израиля, Румынии, Белоруссии и тринадцати городов России. Двухлетний импакт-фактор в РИНЦ – 1,185. Проблемы развития науки информационного общества обсуждаются в широком контексте – это философско-социологическая концепция постиндустриального (информационного) общества, современная философия техники и информатики, философия образования, теория культуры, проблемы лингвистики (в том числе философские), психологические проблемы человека в век компьютеризации. Большой блок составляют статьи историко-научного и историко-культурного характера, в которых с современной точки зрения дается оценка событий прошлого и деятельности известных представителей российской науки и культуры. Например, впервые опубликованы и подробно прокомментированы психолого-философские труды ученика И. П. Павлова, психиатра и психофизиолога Викторина Сергеевича Дерябина (1875–1955), многие идеи которого сохраняют актуальность и в информационную эпоху.

На первое заседание были вынесены доклады Заслуженного деятеля науки и техники РФ, доктора технических наук, профессора Михаила Борисовича Игнатьева «Проблемы развития астрофизики и русский космизм» и кандидата философских наук, доцента Светланы Николаевны Коробковой «Философия космической реальности. (Космос как концепт философской рефлексии)».

М. Б. Игнатьев затронул новейшие исследования космоса и проблемы совершенствования космической техники, которые напрямую связаны с перспективами выживания и развития цивилизации, а поэтому приобретают глубоко философское значение.

Существуют три главных типа космических угроз для цивилизации:

1. Космический мусор, созданный человеком.

2. Астероидная опасность. Следы падения гигантских астероидов сохранились и на Земле, и на Луне.

3. Угрозы со стороны Солнца. Солнце – не только источник жизни, но одновременно и источник колоссальных угроз для ее существования.

В истории отечественных космических исследований можно выделить четыре крупные вехи. Во-первых, это основание Пулковской обсерватории. Решение о ее создании было принято Петербургской академией наук и одобрено императором Николаем I в 1827 году, церемония открытия прошла 7 августа 1839 года. Император предоставил ученым возможность приобретения всего необходимого оборудования без финансовых ограничений. По словам первого директора обсерватории, В. Я. Струве (1793–1864), «Пулковская обсерватория есть осуществление ясно осознанной научной идеи в таком совершенстве, какое только было возможно при неограниченных средствах, дарованных высоким ее основателем». Обсерватория была известна на весь мир точностью астрономических наблюдений. Пулковский меридиан стал основой системы отсчета времени в стране. К концу XIX века учеными была создана сеть государственной триангуляции, охватывавшая европейскую часть России. Главный базис сети расположен в районе Пулковской обсерватории.

Второй крупный качественный скачок в исследованиях космоса – запуск первого в мире искусственного спутника Земли в 1957 году.

Третий качественный скачок – полет в космос Юрия Гагарина в 1961 году.

Четвертый качественно новый этап в исследовании космоса наступает в конце XX века. Он связан с открытием темной материи и темной энергии, которые составляют 95 % всей энергии и вещества Вселенной. До настоящего времени мы изучали только 5 % энергии и вещества, что ставит под сомнение достоверность многих выводов науки о космосе.

В настоящее время мировая наука переживает серьезные изменения, связанные с открытием темной материи. О них шла речь, например, на 29-ой Генеральной ассамблее Международного астрономического союза, прошедшей в Гонолулу (США, Гавайские острова) в августе 2015 года. М. Б. Игнатьев выступил на ассамблее с двумя докладами – о моделировании эволюции галактик и кластеров звезд на основе разработанного им метода лингво-комбинаторного моделирования (о лингво-комбинаторном моделировании подробнее см.: [2]). Применение лингво-комбинаторного моделирования и концепции адаптационного максимума к анализу эволюции космических систем М. Б. Игнатьев рассматривал, например, в помещенной в нашем журнале статье «Системный анализ астрофизических структур» [см.: 3]. Понимание и моделирование развития космических объектов, представляющих из себя сложные системы, является необходимым этапом разработки стратегий защиты от космических угроз.

Вероятность воздействия на человечество менее изученных гипотетических космических угроз – таких, как, например, сверхновые звезды и гамма-всплески – такова, что цивилизация рано или поздно с ними столкнется.

Можно сделать предположение, что высокоразвитые цивилизации, если они существуют во Вселенной, сохранились благодаря тому, что освоили еще неизвестные нам мощные виды энергии, на много порядков превосходящие по своим масштабам ядерную энергию. Во Вселенной происходит слишком много опасных и мощных разрушительных процессов. Так, для противодействия хорошо понятной нам астероидной угрозе ядерная энергия явно недостаточна. Например, для уничтожения астероида размером более 10 км не хватит даже объединенного ядерного потенциала России и США.

Участники ассамблеи в Гонолулу продолжили обсуждение давно поставленной в современной науке проблемы виртуальных миров. Компьютер – это система, применяемая для моделирования различных миров. Сохраняясь и развиваясь, эти заключенные в нем миры не взаимодействуют и не мешают друг другу. Компьютер позволяет сосуществовать и развиваться самым различным виртуальным мирам. Каждый мир отделен своей оболочкой, обладает своей защитой от проникновения внешних сил. Иногда такую оболочку удается взломать – этим занимаются хакеры.

Компьютер вызвал к жизни кажущуюся пока очень странной гипотезу, согласно которой наш мир – не более, чем одна из моделей внутри некого мирового суперкомпьютера. Он не обязательно должен являться электронным устройством, подобным нашим современным вычислительным машинам: для моделирования в принципе может быть использована любая физическая, химическая, биологическая, астрономическая, астрофизическая система. Нам необходимо понять, как устроен мировой суперкомпьютер – его структуру, системы программирования и защиты информации. Не исключено, что именно отсутствие таких знаний делает для нас невозможными не только понимание физических процессов в Метагалактике, но и контакты с другими цивилизациями.

Изложенная М. Б. Игнатьевым концепция подробнее представлена в только что вышедшей книге, написанной Михаилом Борисовичем в соавторстве с сотрудниками Пулковской обсерватории [см.: 4].

Доклад С. Н. Коробковой начался с определения философии как формы мировоззрения и мировосприятия, которая призвана раскрывать сущность бытия. Негативной тенденцией современной философской рефлексии является ее самозамкнутость, эстетизация самого философского мышления, возникновение ситуации «философия для философии», – собственно, отрицание ее мировоззренческой функции. Признавая правомерность существования «эстетизированной», «интеллектуализированной» философии, С. Н. Коробкова все же считает актуальной задачей информационного общества осмысление новых фактов и явлений, научных открытий XXI века, определение места и роли человека в новой реальности. Одним из направлений осуществления этой задачи может быть развитие темы «космизма».

Философская сущность космизма заключается в выработке цельного мировоззрения, которое могло бы обоснованно и органично синтезировать все стороны бытия в целостной теории. Синтез современного знания (научного, философского, религиозного) о различных уровнях бытия (физическом, биологическом, антропологическом, культурном, духовном и т. п.) позволяет рассматривать мир как многообразные формы реальности, находящиеся в действительности в необходимой связи. Выявление этих связей создает условия для прогнозирования развития человека и мира в космическом пространстве, а также для разработки регуляторов практической жизни человека.

Некоторые современные исследователи предлагают осмыслить такую историко-культурную форму мышления, как космическое мышление, истоки которого обнаруживаются в философских и научных концепциях конца XIX–начала XX [см.: 6; 7; 10]. Л. В. Шапошникова считает возможным и необходимым философское обсуждение постулатов космического мышления, которые сформулированы следующим образом.

1. Для адекватного познания Мироздания необходим целостный подход.

2. Космос рассматривается не только как астрономическое понятие, а во всем его энергетическом богатстве и многообразии состояний материи.

3. Необходимо учитывать взаимосвязь между космическими процессами и бытием человека; новый подход к исследованию проблем человека как космической структуры, где сознание – главнейшая эволюционная суть.

4. Важнейший принцип – единство макро- и микрокосма.

5. Человек есть часть космоса; Дух – явление, связывающее человека и «глубинный космос».

6. Космическое мышление – не только научная концепция, но и практическое преображение жизни, связанное с осмыслением ее этических аспектов.

Каждый из этих постулатов вполне может стать темой научного семинара или научно-практической конференции, обозначенные аспекты могут рассматриваться как в историческом контексте, так и в свете современной научной проблематики. В некоторых публикациях при обсуждении темы «космизма» наблюдается значительный «перекос» в мистическую, религиозно-богословскую сторону. Одной из причин этого является отсутствие четких исходных философских принципов в исследовании космической реальности.

Между тем в русской философии существует традиция космизма. Истоки ее восходят к работе А. И. Галича «Картина человека», а устойчивое развитие обнаруживается в XIX–XX в. в трудах Циолковского (главный тезис – воля человека есть необоримая воля Вселенной), Вернадского (геофизический подход, идея планетарного мышления), Чижевского («энергетическое» мировоззрение XX в.: поход к осмыслению жизни с точки зрения явления электромагнетизма; магнитные волны в космосе определяют ритм жизни на Земле), Лобачевского (многомерность пространства; гипотеза о реальном существовании невидимых измерений). Идеологической основой их научных исследований был философский реализм. Именно реализм в качестве философской теории позволяет развивать космологические идеи «не отрываясь от земли», но при этом не ограничиваясь видимым (ощущаемым) миром. Преимущество реалистической точки зрения в том, что сторонники этого направления строят свои мировоззренческие системы исходя из динамического соотношения, корреляции различных элементов природы. Такой подход включает в научно-философский контекст всё реально существующее для мыслящего сознания: от физической природы до бытия абсолютного Духа. Вопрос в том – в каком отношении это «всё» находится друг к другу и к человеку: какова природа существующего в широком смысле. Факт качественной корреляционной связи материального и идеального можно обозначить понятием «философская конверсия».

Русские ученые и мыслители-реалисты не использовали указанной категории в своих трудах, но максимально близко подошли к ее разработке по содержанию. Сциентистская установка реалистов не подразумевает выход «за границы» чего бы то ни было, а наоборот, предполагает постоянное обнаружение и постижение вещей в мире, непрерывное распознавание картины мира и приведение ее частей к согласованному единству.

В историко-философском плане космологические реалистические теории – это развитие понятий «объективного разума» Герцена и «всеединства» Соловьева. Такое положение дел сразу определило два направления русского космизма – естественнонаучное (К. Э. Циолковский, В. И. Вернадский, А. Л. Чижевский и др.) и религиозно-мистическое (Н. Ф. Федоров, С. Н. Булгаков, П. А. Флоренский, Н. О. Лосский и др.). В статье «Русский космизм: основополагающие начала и перспективы развития» О. Д. Куракина, подчеркивая значимость развития русского космизма как философского проекта, опрометчиво указывает на то, что, «сужая мировоззрение русского космизма до естественно-научной школы отечественных космистов, мы загоняем себя в мелкотемье и бесперспективность» [5, с. 24]. Конечно, не стоит ограничивать космизм как культурно-философское явление рамками точных наук, однако именно естественнонаучные теории, рассмотренные в системе реализма, позволяют соединить верх и низ, небо и землю, поступательно возвыситься до понимания мира как «органического целого» (Н. О. Лосский), как «Богочеловечества» (С. Н. Булгаков), постижения сути «общего дела» (Н. Ф. Федоров). Ибо реалистическая картина мира строится индуктивно, исходя из известных, очевидных, доказанных фактов, через построение промежуточных теорий, связывающих эти факты, – к глобальным обобщениям.

В качестве примера оригинальной и самобытной космологической теории, построенной на принципах философского реализма, можно назвать концепцию Н. А. Умова, всемирно известного русского физика XIX в. Традиционно его имя связывается с разработкой проблемы энтропии, однако его научно-философские изыскания были гораздо глубже и шире.

Исходное убеждение ученого заключается в том, что человек – «пособник» эволюции Вселенной, в этом кроется смысл его бытия.

С развитием естествознания, изучением фактов, отмечал Умов, человек вооружается конкретным знанием, и картина мира меняется. Вместе с картиной мира меняется и сам человек, и его представления об окружающей действительности. Задача – успешно взаимодействовать с природой, которая подавляет человека своей мощью. Человек в мироздании выступает как организующее начало, его задача – борьба с энтропией (хаосом, рассеиванием энергии), определение векторов движения энергии на основе имеющегося и нового знания.

Энергия и Вселенная — основные понятия космологической системы Умова. Реконструируем ее.

Вселенная есть единое целое. Вселенная – это естественное образование. Естественное – значит закономерное, т. е. все связано определенными принципами и детерминировано. Априорные характеристики Вселенной – пространство и время. Пространство заполнено живой и неживой материей. Субстрат материи – энергия. Нематериально то, что не требует энергии. Поэтому (это важно для понимания реалистической установки Умова) материальное противостоит не идеальному, а неэнергийному, т. е. тому, что не обладает энергией. Существенный признак энергии – движение. Материя конституирует природу. И в силу энергийности материи в природе происходят постоянные превращения. В то время как неживая материя является причиной рассеивания (поглощения) энергии, т. е. энтропии.

С точки зрения Умова-физика, существуют две основные формы движения в природе – стройные и нестройные. Закон естественных процессов гласит: «Неорганизованная природа представляет собой кладбище стройных движений» [9, с. 161]. Стройными Умов называет те явления, которые имеют устойчивую повторяемость (смена дня и ночи, течение рек, биение сердца и т. п.). Эти «стройности» бессознательно выступают регуляторами нашего поведения (на основании нашего убеждения, что, например, день сменяет ночь и т. п.). Обозначенные две формы движения находятся в постоянной борьбе. Согласно естественному закону, энергия стройных движений рассеивается («разграбляется») энергией нестройных (хаотических) движений. От исхода борьбы зависит существование живого.

Стройные явления – событие невероятное, но возможное, как считал Умов. Происхождение стройных движений в неорганизованной природе невероятно, хотя возможно. Стройность движений есть основа организованной материи. Организованная материя – это живая природа. Неорганизованная материя – неживая. Живая (организованная) материя обладает рядом свойств, способствующих тому, чтобы создавать в природе невероятные, т. е. стройные состояния, а именно преобразовывать природу и тем самым поддерживать процесс жизни (таким стройным явлением, например, выступает воспроизведение потомства).

Соотношение материи человеческого рода и материи всей планеты ученый-физик определяет как 1:40 000 000 000 000. В связи с этим он утверждает, что Вселенная – то целое, в котором возникло такое «маловероятное событие», как жизнь и ее конкретная видовая форма – человечество. Всякому случайному событию жизни грозят опасности, вплоть до полного исчезновения. Живое развивается в сторону наиболее вероятных форм. В естественной борьбе за выживание в результате эволюции во вселенной появился разум. Носителем разума стал человек. Совокупное выражение разума – наука. Следовательно, активное развитие науки, и, прежде всего, наук о природе – залог благоприятного развития жизни как таковой.

Задача человека, руководимого разумом – охранение, утверждение жизни на земле. Ученый считал, что «жизнь и деятельность человеческая является… одним из звеньев мировой жизни: человеческий мир не есть отдельный, обособленный мирок, он связан со всей вселенной целым рядом переходных ступеней. Мир человеческий с точки зрения естествознания стремится увеличить число событий, благоприятствующих его существованию, – повысить, говоря математически, то число, которое изображает его вероятность» [9, с. 163]. На уровне бытия человека борьба за существование становится сознательной. В результате осмысленной деятельности человека возникает культура. Узость мысли, считает Умов, приводит к «нравственной беспомощности при неудовлетворенности жизни» [9, с. 164]. Этическое отношение к миру заключается в познании и преобразовании природы. На сцену истории должен выйти новый тип человека – homo sapiens explorans – «человек познающий».

Элементы этики уже заложены в самой природе человека как стройной системе: внешний порядок предполагает определенный духовный склад. Здесь действует принцип аналогии. Поскольку человек – стройная система, постольку его действия могут быть руководимы только стройной системой, в данном случае – системой ценностей. Этика как система норм и правил упорядочивает действия человека, что в полной мере, по мысли Умова, отвечает психической организации и духовному строю homo sapiens explorans.

Человек занимает свое определенное место в природе, и он должен осознать свою ответственность. «В своем поведении, в своей деятельности среди людей мы забываем или не подозреваем одного: каждый из нас – не более, как нумер!» [8, с. 55], – писал Умов. Там, где человеку кажется, что он двигается свободно, по своему желанию, на самом деле он действует в рамках невидимой для него закономерности. Не зная этой закономерности, двигаясь в индивидуальной жизни и в историческом процессе хаотично, человек натыкается на препятствия, тем самым нанося вред себе и другим. Причем закономерные связи находятся не только в актуальном состоянии, но и тянутся из прошлого и уходят в будущее. Умов сравнивал закономерности, существующие в мироздании, с сетью, которой окутано все человечество: «Да, мы окутаны сетью, как рыба неводом, и своими свободными, в сущности, бессвязными движениями дергаем эту сеть…» [8, с. 55]. И если в какой-то части этой сети происходит нечто, то оно непременно отразится и на других участках сети. В этом смысле все далекие события и незнакомые нам люди становятся нам близкими, ибо связаны с нами опосредованно. «Мы должны воспитать в себе… твердое убеждение в связи поведений, взаимном воздействии умственных и нравственных уровней различных лиц, не только близко, но и далеко стоящих друг от друга! К такому убеждению призывает нас наука, и его утверждение в наших мыслях и наших поступках будет истинным прогрессом» [8, с. 56]. Убеждение во всеобщей связи событий и явлений, развивает свою мысль ученый, порождает необходимость «нравственной гигиены», «оздоровления душевного мира человеческих обществ» [8, с. 57]. «Санитарное орудие» нравственного оздоровления – агапэ, любовь к человеку. Но это человеколюбие – не филантропное отношение к «униженным и оскорбленным», а активная конкретная деятельность по устранению нравственных недугов (изъянов) общества. Смысл «агапэ» – в осознанной деятельности на основе убеждения, что все явления – маловажные и крупные – связаны между собой, и ты являешься причиной и результатом происходящего. Отсюда возникает моральная ответственность и научное объяснение древних истин: «Возлюби ближнего своего как самого себя», «поступай так, как хотел бы, чтобы поступали с тобой».

Заключая обзор концепции космизма А. Н. Умова, уместно привести его художественное высказывание: «Вселенная – это арфа, …струны ея звучат дивной гармонией закономерности. Звуки всей природы стройны и строги; только струны людей издают фальшивые ноты. Каждый человек должен жить так, чтобы его струна вносила новую красоту в общую гармонию; мы должны уничтожить все фальшивые звуки в нашей жизни» [цит. по: 1, с. 15–16]. На основе изучения конкретных физической фактов Умов построил модель действительности, охватывающую различные уровни бытия и обозначающую формы их взаимосвязи.

Таким образом, тема «космизма» требуют специального осмысления, развития в свете современного знания, выявления сущностных понятий и категорий, философского исследования таких вопросов, как формы и виды реальности, парадигма «космической реальности», многомерность физического пространства, концепт «хронотоп» (пространственно-временной спаянности восприятия действительности), энергия как действительная связь элементов вселенной и др. Это будет способствовать получению вполне прагматичного результата в области таких исследований, как биотехнологии, биоинженерия, кибернетика, экоэтика, экология жизни и т. п. Космологические теории, рассмотренные с позиции реализма, обосновывают идею современной антропологии о существовании реальной связи между биологией, физиологией человека и его социальной природой, духовностью. Задача – установить эти связи.

Современной науке еще предстоит дать ответы на вопросы о связи человека и космоса, которые поставили русские философы и естествоиспытатели XIX–XX веков.

* * *

Редколлегия журнала планирует регулярно проводить заседания философского семинара и будет благодарна всем, кто предложит для рассмотрения новые интересные проблемы.

Список литературы

1. Бачинский А. И. Характеристика Н. А. Умова как ученого, как мыслителя и как человека. – М.: Типо-литография товарищества И. Н. Кушнерев и К°, 1916. – 21 с.

2. Игнатьев М. Б. Кибернетическая картина мира. Сложные киберфизические системы: учеб. пособие. 3-е изд., перераб. и доп. – СПб.: ГУАП, 2014. – 472 с.

3. Игнатьев М. Б. Системный анализ астрофизических структур // Философия и гуманитарные науки в информационном обществе. – 2015. – № 3(9). – С. 76–84. [Электронный ресурс]. – Режим доступа: http://fikio.ru/?p=1784 (дата обращения: 01.04.2016).

4. Игнатьев М. Б., Парфиненко Л. Д., Пинигин Г. И. Проблемы обустройства околоземного пространства для борьбы с космическими угрозами: учеб. пособие – СПб., 2016. – 127 с.

5. Куракина О. Д. Русский космизм: основополагающие начала и перспективы развития // Русский космизм: философско-антропологический проект: Сборник научных статей / Под ред. Т. В. Любимовой. – СПб.: СПбГИЭУ, 2012. – С. 22–32.

6. Святохина Г. Б. Философия космического мышления как исследование и образ жизни // Философия и гуманитарные науки в информационном обществе. – 2013. – № 2. – С. 126–132. [Электронный ресурс]. – Режим доступа: http://fikio.ru/?p=713 (дата обращения: 01.04.2016).

7. Святохина Г. Б. Космическое мышление – актуальная задача современного образования // Философия и гуманитарные науки в информационном обществе. – 2014. – № 4(6). – С. 68–78. [Электронный ресурс]. – Режим доступа: http://fikio.ru/?p=1330 (дата обращения: 01.04.2016).

8. Умов Н. А. Агапэ // Собрание сочинений профессора Николая Алексеевича Умова. В 3 т. Т. 3. – М.: Типо-литография товарищества И. Н. Кушнерев и К°, 1916. – C. 53–58.

9. Умов Н. А. Мысли об естествознании // Собрание сочинений профессора Николая Алексеевича Умова. В 3 т. Т.3. – М.: Типо-литография товарищества И. Н. Кушнерев и К°, 1916. – C. 157–164.

10. Шапошникова Л. В. Философия космической реальности. Сборник научно-популярных статей. – Тверь: Издательство ГЕРС, 2008. – 260 с.

References

1. Bachinskiy A. I., Characteristic of N. Umov as a Scientist, as a Thinker and as a Person [Kharakteristika N. A. Umova kak uchenogo, kak myslitelya i kak cheloveka]. Moscow, Tipo-litografiyatovarischestvaI. N. Kushnerev i Ko, 1916, 21 p.

2. Ignatev M. B. Cybernetic Picture of the World. Complex Cyber-Physical Systems [Kiberneticheskaya kartina mira. Slozhnye kiberfizicheskie sistemy] Saint Petersburg, GUAP, 2014, 472 p.

3. Ignatev M. B. A Systematic Analysis of Astrophysical Structures [Sistemnyy analiz astrofizicheskikh struktur]. Filosofiya i gumanitarnye nauki v informatsionnom obschestve (Philosophy and Humanities in information society), 2015, № 3(9), pp. 76–84. Available at: http://fikio.ru/?p=1784 (accessed 01 April 2016).

4. Ignatev M. B., Parfinenko L. D., Pinigin G. I. Problems of Arrangement of the Near-Earth Space to Combat Space Threats [Problemy obustroystva okolozemnogo prostranstva dlya borby s kosmicheskimi ugrozami]. Saint Petersburg, 2016, 127 p.

5. Kurakina O. D. (Lyubimova T. V. Ed.) Russian Kosmizm: Fundamental Principles and Prospects [Russkiy kosmizm: osnovopolagayuschie nachala i perspektivy razvitiya]. Russkiy kosmizm: filosofsko-antropologicheskiy proekt: Sbornik nauchnykh statey (Russian Cosmism: the Philosophical-Anthropological Project: Scientific Collected Articles). Saint Petersburg, SPbGIEU, 2012, pp. 22–32.

6. Svyatokhina G. B. The Philosophy of Cosmic Thinking as Research and as a Life Style [Filosofiya kosmicheskogo myshleniya kak issledovanie i obraz zhizni]. Filosofiya i gumanitarnye nauki v informatsionnom obschestve (Philosophy and Humanities in Information Society), 2013, № 2. pp. 126–132. Available at: http://fikio.ru/?p=713 (accessed 01 April 2016).

7. Svyatokhina G. B. Cosmic Thinking as an Important Goal of Modern Education System [Kosmicheskoe myshlenie – aktualnaya zadacha sovremennogo obrazovaniya]. Filosofiya i gumanitarnye nauki v informatsionnom obschestve (Philosophy and Humanities in Information Society), 2014, № 4(6), pp. 68–78. Available at: http://fikio.ru/?p=1330 (accessed 01 April 2016).

8. Umov N. A. Agape [Agape]. Sobranie sochineniy professora Nikolaya Alekseevicha Umova. V 3 t. T. 3. (Collected Works of Professor Nikolay Alekseevich Umov. In 3 Vol., Vol. 3). Moscow, Tipo-litografiya tovarischestva I. N. Kushnerev i Ko, 1916, pp. 53–58.

9. Umov N. A. Thoughts About Science [Mysli ob estestvoznanii]. Sobranie sochineniy professora Nikolaya Alekseevicha Umova. V 3 t. T. 3. (Collected Works of Professor Nikolay Alekseevich Umov. In 3 Vol., Vol. 3). Moscow, Tipo-litografiya tovarischestva I. N. Kushnerev i Ko, 1916, pp. 157–164.

10. Shaposhnikova L. V. The Philosophy of Cosmic Reality. Collected Popular Scientific Articles [Filosofiya kosmicheskoy realnosti. Sbornik nauchno-populyarnykh statey]. Tver, Izdatelstvo GERS, 2008, 260 p.

Ссылка на статью:
Дмитренко Н. А., Коробкова С. Н., Орлов С. В. Презентация теоретического семинара при журнале «Философия и гуманитарные науки в информационном обществе» // Философия и гуманитарные науки в информационном обществе. – 2016. – № 2. – С. 76–87. URL: http://fikio.ru/?p=2128.

Философия

Ноосферизм как новая научно-мировоззренческая система в XXI веке (в контексте императива выживаемости)

УДК 304.9; 502.31

Субетто Александр Иванович – Автономная некоммерческая организация высшего профессионального образования «Смольный институт Российской академии образования», советник ректора, доктор философских наук, доктор экономических наук, кандидат технических наук, профессор, Заслуженный деятель науки РФ, Лауреат Премии Правительства РФ, Президент Ноосферной общественной академии наук, Россия, Санкт-Петербург.

E-mail: subal1937@yandex.ru

195197, Россия, Санкт-Петербург, Полюстровский проспект, д. 59,

тел.: +7(812) 541-11-11.

Резюме теоретического семинара

На теоретическом семинаре Санкт-Петербургского философского клуба 20 февраля 2016 года на базе Русской христианской гуманитарной академии президент Ноосферной общественной академии наук профессор Александр Иванович Субетто изложил разработанную им и его единомышленниками философскую концепцию, получившую название «Ноосферизм». Эта концепция акцентирует внимание на резко возросшем значении развитой в работах В. И. Вернадского концепции ноосферы, на необходимости «ноосферизации» современной науки, культуры, образования и всей духовной жизни общества. Перспектива развития цивилизации, фактически не имеющая альтернативы – переход к ноосферной истории как управляемой социоприродной эволюции на базе общественного интеллекта и научно-образовательного общества. Это единственный возможный путь предотвращения глобальной экологической катастрофы.

Noospherism as New Scientific and Philosophical System in the XXI Century (in the Context of the Imperative of Survival)

Alexander Ivanovich Subetto – Smolny Institute of Russian Academy of Education, rector’s adviser, Doctor of Philosophy, Doctor of Economics, Ph. D in Technology, Professor, Saint Petersburg, Russia.

E-mail: subal1937@yandex.ru

59, Polustrovsky prospect, Saint Petersburg, Russia, 195197,

tel: +7(812)541-11-11.

Abstract of the theoretical workshop

At the theoretical workshop of the Saint Petersburg philosophical club functioned on the basis of RussianChristianAcademy of the Humanities, held on February 20, 2016, the President of the Noospheric public Academy of Sciences Professor Alexander Subetto outlined the philosophical concept called “Noospherism” developed by him and his disciples. This concept focuses on dramatically increased importance of the concept of noosphere, developed in V. I. Vernadsky’s works. The necessity of “noospherization” of modern science, culture, education and the spiritual life of the society was stressed. The prospect of the development of civilization, in fact, having no alternative is the transition to Noospheric History as a controlled socio-natural evolution on the basis of social intelligence, scientific and educational society. It is this way that gives an opportunity to prevent the global ecological catastrophe.

20 февраля 2016 года я по приглашению М. Г. Годарева-Лозовского выступил на заседании Санкт-Петербургского философского клуба – секции Российского Философского общества – на базе Российской христианской гуманитарной академии по адресу: Санкт-Петербург, набережная Фонтанки, дом 15. Тема моего доклада, согласованная заранее, – «Ноосферизм как новая научно-мировоззренческая система в XXI веке (в контексте императива выживаемости)».

Главная цель доклада состояла в ознакомлении участников этого собрания с научно-мировоззренческой системой ноосферизма, которую я разрабатываю последние 25 лет, с ее основными положениями, а также предпосылками и базовыми императивами. В собрании приняло участие более 30 человек, в том числе такие философы и ученые, представители культуры, образования, как С. В. Орлов, Е. М. Лысенко, Г. М. Иманов, В. В. Концевой, Е. Н. Антонович, О. В. Стукова, Э. О. Шульц, В. И. Рябов, Д. А. Кокко, А. Е. Полухин и другие. Председательствовал Э. О. Шульц. После доклада и ответов на вопросы развернулась оживленная дискуссия, на которой выступило более 10 человек.

Тезисы доклада излагаются ниже.

Введение.

1. Категории ноосферы и ноосферизма.

2. Первая фаза Глобальной экологической катастрофы, в состоянии которой оказалось человечество на рубеже 80-х – 90-х годов ХХ века. Императив выживаемости и эпоха Великого эволюционного перелома в начале XXI века.

3. Императив выживаемости как соединение ноосферного и социалистического императивов.

4. Кризис бытия и кризис истории, формой проявления которых становится первая фаза Глобальной экологической катастрофы и возникшая опасность экологической гибели человечества до середины XXI века. Конец истории на базе доминирования конкуренции и механизма отбора, а также институтов и механизмов рынка, частной собственности на средства производства и в целом – капиталистическо-колониальной системы хозяйствования и социальной организации жизни. Начало становления истории нового качества – ноосферной истории как управляемой социоприродной эволюции на базе общественного интеллекта и научно-образовательного общества.

5. Эпоха Великого эволюционного перелома как эпоха смены мировоззрения, ценностного отношения к миру. Ноосферизация науки, культуры и образования, духовно-нравственной системы. Роды действительного разума.

6. Ноосферный этап в глобальной эволюции Земли и биосферы и в социальной эволюции человечества как eё закономерный этап. Ноосферная парадигма универсального эволюционизма. Два метазакона любой прогрессивной эволюции:

(1) метазакон сдвига от доминанты закона конкуренции и механизма естественного отбора к доминанте закона кооперации и механизма интеллекта,

(2) метазакон «оразумления» или «интеллектуализации» эволюции.

7. Внутренняя логика социального развития (ВЛСР) и большая логика социоприродной эволюции (БЛСЭ). Первая фаза Глобальной экологической катастрофы как выход на арену истории БЛСЭ.

8. «Энергетическая революция» ХХ века, ее несовместимость со стихийной логикой развития, в целом – с рыночно-капиталистической системой. Биосфера как «субъект» – против капитализма и рынка.

9. Ноосферизм как теоретическая система:

(1) ноосферная парадигма универсального эволюционизма;

(2) теория общественного интеллекта;

(3) ноосферная философия истории;

(4) принцип управляемости, ноосферно-эволюционный антропный принцип, принцип большого эколого-антропного дополнения, презумпция всеоживленности Космоса;

(5) теория ноосферного экологического духовного социализма;

(6) концепция вернадскианской революции в эволюции научного мировоззрения человечества;

(7) космо-ноосферная научная картина мира;

(8) философия управляющего Разума;

(9) концепция планетарной кооперации народов-этносов;

(10) программа ноосферно-ориентированного синтеза всех наук в XXI веке;

(11) программа становления ноосферного образования;

(12) концепция ноосферного универсализма и ноосферная духовно-нравственная система человека;

(13) концепция ноосферной глобалистики и ноосферной экологии.

10. Ноосферная научная школа в России. Эпоха Русского возрождения и ноосферно-космический вектор грядущих преобразований.

Особую дискуссию вызвали мои положения: об императиве перехода человечества к ноосферному экологическому духовному социализму как базовому условию его выживания; о том, что рыночно-капиталистическая система превратилась в «экологического могильщика» человечества; о родах действительного разума, о ноосферном преобразовании науки, образования, культуры, мировоззренческих и нравственно-ценностных ориентиров.

Вопросы, которые задавались мне, показали, как трудно людям, слушателям отказаться от сложившегося эгоцентричного антропоморфизма, осознать, что наш разум должен перейти из состояния «разума-для-себя» в состояние «разум-для-биосферы, Земли, Космоса». Наблюдалось проявление стереотипов, привитых средствами массовой информации за последние 20 лет, – стереотипов отрицания советского прошлого, социализма. Дискуссия только высветила ту глубину в перестройке сознания не только простых граждан, но даже людей умственного труда, которую предстоит совершить и в России, и в человечестве в целом, чтобы стать ответственными за будущее не только себя, людей, но главное – за будущее всей системы жизни на Земле, за сохранение биологического разнообразия, почвы, пресной воды, лесов, чистоты вод мирового океана и рек на материках Земли, за гармонию между живущим на Земле человечеством и планетой Земля – нашим космическим кораблем и нашим планетным домом, в котором мы как коллективное существо и коллективный разум и эволюционно «родились».

В дискуссии затрагивались также и растущие угрозы войны глобального империализма, в первую очередь, империализма США против России. Меня обвиняли в том, что я вижу в некоторых странах – США, Англии и государствах Западной Европы – «врага» России. Я отвечал, что не Россия приклеивает ярлык «врага» к США и странам Западной Европы, а официальные власти США, Пентагон в своих последних генштабовских разработках прямо указывают на Россию как «врага», ищут повод для открытого военного конфликта с Россией. Пришлось напомнить теоретические положения ленинской теории империализма и указать на причины проявления глобального империализма.

Я также напомнил об уроках Великой Отечественной войны, 70-летие Победы в которой мы отметили в 2015 году, а также предупреждение адмирала Макарова, которое высечено на памятнике, посвященному ему, в Кронштадте: «Помни о войне».

Россия – миротворческая страна, страна, не раз спасавшая мир и человечество от планетарных агрессий и планетарных амбиций на господство: будь то устремления Чингисхана или Наполеона к мировому господству или попытка гитлеровского фашизма поставить под «свой сапог» почти весь мир.

Россия в лице Советского государства во главе с Лениным впервые предложила всем государствам мира «Декрет о мире». Его значение не угасает. В XXI веке войны и насилие как механизмы капиталовластия, борьбы за господство над ресурсами мира только ускоряют процессы первой фазы Глобальной экологической катастрофы. Но покончить с миром войн и насилия сможет только ноосферный экологический духовный социализм.

Россия – страна-миротворец. В России «вызревает» ноосферный прорыв человечества в XXI веке как форма спасения его от экологической гибели.

Ссылка на статью:
Субетто А. И. Ноосферизм как новая научно-мировоззренческая система в XXI веке (в контексте императива выживаемости) // Философия и гуманитарные науки в информационном обществе. – 2016. – № 2. – С. 71–75. URL: http://fikio.ru/?p=2102.