Monthly Archives: декабря 2019

УДК 519.7 (091)

 

Левин Виталий Ильич – федеральное государственное бюджетное образовательное учреждение высшего образования «Пензенский государственный технологический университет», доктор технических наук, профессор, ведущий научный сотрудник, заслуженный деятель науки РФ, Пенза, Россия.

Email: vilevin@mail.ru

440039, Пенза, пр. Байдукова, 1-а,

тел.: +7 (987) 5256840.

Авторское резюме

Состояние вопроса: В статье впервые дается подробное описание научной, педагогической и научно-популяризаторской деятельности выдающегося ученого и яркой человеческой личности – профессора Л. А. Растригина (1929–1998), его полная драматизма жизнь, насыщенная постоянными конфликтами с партсовбюрократами советского государства.

Результаты: Воссоздана история жизни и деятельности известного советского ученого. Леонард Андреевич Растригин стал основателем нового научного направления – случайного поиска, а также весьма плодотворно работал в области оптимального проектирования систем, идентификации объектов управления, новых методов автоматики и вычислительной техники. Особенности Растригина как ученого проявились в математическом моделировании решаемых задач, в коллективной форме работы, в стремлении просто объяснять сложные построения. Характерные черты Растригина-педагога – яркая, содержательная форма изложения материала, использование только минимально необходимого математического аппарата, активное приглашение слушателей к соучастию в научном поиске. Выдающейся является роль Растригина в популяризации кибернетики – она выразилась в десятках изданных им отличных научно-популярных книг, ставших настольными для начинающих.

Область применения результатов: Полученные результаты должны учитываться:

1) в следующих работах, посвященных научной биографии Л. А. Растригина;

2) в новых обобщающих исследованиях по истории кибернетики и автоматики в России и мире;

3) в аналогичных работах по общей истории науки.

Выводы: 1) Л. А. Растригин был крупным ученым, основоположником теории и практики случайного поиска – нового эффективного метода управления сложными системами.

2) Он был также выдающимся организатором научных исследований, хотя не занимал никаких крупных административных постов, и превосходным педагогом, научным руководителем молодых ученых, подготовившим большое количество кандидатов и докторов наук.

 

Ключевые слова: Л. А. Растригин; кибернетика; случайный поиск.

 

Outstanding Cyberneticist and Organizer of National Science Leonard Andreevich Rastrigin. On the 90th Anniversary

 

Levin Vitaliy Ilyich – PenzaState Technological University, Doctor of Technology, Professor, Leading Researcher, Honored Scientist of the Russian Federation, Penza, Russia.

Email: vilevin@mail.ru

1-a Baidukova Ave, 440039, Penza,

tel.: +7 (987) 525 68 40.

Abstract

Background: For the first time, the article gives a detailed description of the scientific, pedagogical, and popularizing activities of an outstanding scientist and a bright human personality – Professor L. A. Rastrigin (1929–1998), his dramatic life full of constant conflicts with party bureaucrats of the Soviet state.

Results: The history of life and work of a famous Soviet scientist Leonard Andreevich Rastrigin has been recreated. He was the founder of a new scientific field – random search, and worked very fruitfully in the field of optimal design of systems, identification of control objects, new methods of automation and computer technology. Rastrigin’s features as a scientist have been revealed in mathematical modeling of problems to be solved, in a teamwork, in an effort to explain complex constructions in a simple way. The characteristics of Rastrigin as a teacher were a vivid, informative form of material presentation, the use of the necessary mathematical apparatus and in a minimal amount, the active invitation of students to participate in research. The outstanding role of Rastrigin in the popularization of cybernetics has been shown. Dozens of excellent science fiction books published by him have become handbooks for beginners.

Research implications: The results obtained should be taken into account:

1) in subsequent works on the scientific biography of L. A. Rastrigin;

2) in new generalizing research on the history of cybernetics and automation in Russia and the world;

3) in similar works on the general history of science.

Conclusion: 1) L. A. Rastrigin was a distinguished scientist, the founder of the theory and practice of random search – a new effective method for managing complex systems.

2) He was also an outstanding research organizer, although he did not occupy any high administrative posts, and an excellent teacher, scientific supervisor. He trained many graduate students who received their PhD and senior doctorate.

 

Keywords: L. A. Rastrigin; cybernetics; random search.

 

Введение

С Леонардом Андреевичем Растригиным мне довелось познакомиться в феврале 1967 года, в Риге. Л. А. Растригин незадолго до этого (1965 год) защитил докторскую диссертацию. В это время он работал в Институте электроники и вычислительной техники АН Латвийской ССР, а автор этих строк по приглашению директора института Э. А. Якубайтиса только что переехал в Ригу и начал работать в этом же институте. Наша первая встреча произошла на заседании ученого совета института, куда мы оба входили. Передо мной предстал высокий, внушительного вида жизнерадостный мужчина, говоривший сочным басом. Его речь была ярка, образна и убедительна. В то время он был уже хорошо известен в научном мире как один из основателей поисковых методов оптимизации, создатель прикладного метода случайного поиска, а автор этих строк был всего лишь начинающим научным работником, только что – в 1966 году – защитившим кандидатскую диссертацию по теории надежности дискретных автоматов. Несмотря на эту разницу, Растригин сразу и легко стал общаться со мной. Это общение с годами только расширялось и продолжалось до конца его дней. Во время разговоров со мной Леонард Андреевич интересовался не только наукой, рассказывая о своих и расспрашивая о моих разработках, но и многими другими областями человеческой жизни и деятельности: техникой, медициной и биологией, языками и их изучением, педагогикой и многим другим. При этом поражали его умение увидеть связь между различными областями и способность сформулировать научную задачу в простой и ясной форме, поддающейся решению. С тех пор прошло много лет, однако память об этом замечательном человеке и выдающимся ученом сохранилась у меня во всех подробностях и навсегда. Предлагаемая работа – лишь малая дань этой памяти. Работа выполнена на основе публикаций автора [см.: 1–3].

 

1. Научная биография

Леонард Андреевич Растригин родился 15 июня 1929 г. в Москве. По окончании школы поступил в Московский авиационный институт (МАИ), один из лучших в те годы технических вузов страны. Здесь надо иметь в виду, что тогда общий уровень отечественных вузов был заметно выше нынешнего, хотя о болонизации, оптимизации, компетентностях и прочей премудрости никто и не слыхивал. В 1952 г. он закончил МАИ по специальности «Автоматическое регулирование и управление». Далее учился в аспирантуре МАИ по той же специальности, занимаясь задачей автоматической балансировки роторов авиационных реактивных двигателей. В 1960 г. Л. А. Растригин успешно защитил кандидатскую диссертацию на тему «Автоматическая настройка многопараметрических систем управления и регулирования», в которой он впервые предложил использовать метод случайного поиска для настройки таких систем (до этого случайность в технике считалась лишь помехой, препятствующей деятельности человека и работе технических систем). В это время Л. А. Растригин познакомился с Э. А. Якубайтисом, только что создавшим в Риге Институт электроники и вычислительной техники АН Латвии (ИЭВТ) и подыскивавшим кадры для своего института. Молодой ученый понравился Якубайтису и получил от него приглашение занять должность заместителя директора по науке. В 1961 году молодой (ему было всего 32 года) и амбициозный Л. А. Растригин переезжает в Ригу и становится заместителем директора ИЭВТ и заведующим лабораторией случайного поиска в этом же институте. Директором ИЭВТ был Э. А. Якубайтис, и с ним Л. А. Растригину предстояло проработать свыше 20 лет.

 

На новом месте вначале все шло хорошо: Л. А. Растригин с увлечением занимался разработкой и совершенствованием своего любимого детища – идеи случайного поиска – применительно к настройке многопараметрических систем автоматического управления и регулирования, а через несколько лет – к проблеме оптимизации многопараметрических систем. Параллельно он начинает работу по написанию и изданию научно-популярных книг, в которых, наряду с изложением элементов теории вероятностей, рассказывалось о различных полезных применениях случайных событий, таких как автоматическая настройка систем, их оптимизация и адаптация на окружающие условия, приближенное решение уравнений и т. д. Уже в 1965 году, в возрасте 36 лет Л. А. Растригин успешно защитил в Объединенном ученом совете по физико-технических наукам АН Латвии докторскую диссертацию «Случайный поиск». Однако к этому времени отношения Растригина и Якубайтиса стали портиться. Это было вызвано принципиальным различием взглядов этих людей на подлежащие развитию научные направления института: первый считал, что институты Академии наук должны заниматься решением крупных, фундаментальных научных проблем и сложных теоретических задач, оставляя их приложения отраслевым институтам, а второй всемерно направлял работу института на решение актуальных народнохозяйственных задач Латвийской ССР и разработку конкретных технических систем. Столкновение Л. А. Растригина с директором института привело к тому, что уже в 1970-е годы его сняли с должности заместителя директора, оставив только заведующим лабораторией. Однако это никак не повлияло на Леонарда Андреевича. Он продолжал разработку различных областей случайного поиска, создание новых методов и алгоритмов в этой сфере, их применение в новых областях – адаптации сложных систем, оптимальном управлении техническими системами, планировании эксперимента, теории обучения, коллективных решениях, биологии и медицине, кибернетике (задачи распознавания, построение моделей различных систем, включая модели работы человеческого мозга – так называемый искусственный интеллект и т. д.). География его научных связей быстро расширялась и уже к концу 1970-х гг. охватила всю страну – от Калининграда до Владивостока и от Норильска до Ашхабада. Многочисленные и впечатляющие успехи Л. А. Растригина в науке, конечно, были замечены директором его института, который увидел в нем опасного конкурента в области, в которой работал сам – кибернетике. В этот период, по свидетельству профессора Я. А. Гельфандбейна, Э. А. Якубайтис начал выставлять притязания на соавторство в работах Растригина. Но Леонард Андреевич на это не поддался и проявил необходимую твердость и принципиальность. Так что реализовать свои притязания Якубайтису ни разу не удалось. Однако независимое поведение Растригина дорого ему обошлось. На Леонарда Андреевича стали сыпаться самые разнообразные репрессии и просто мелкие подлости – например, отказ в командировке, лишение премии, публично произнесенная на заседании Ученого Совета ядовитая реплика и т. д.

 

В начале 1970-х годов Л. А. Растригин начал преподавательскую деятельность в Рижском политехническом институте в качестве профессора кафедры автоматики на факультете автоматики и вычислительной техники. Эта деятельность продолжалась до конца его жизни. Лекции профессора Растригина и его учебные пособия по теории автоматического управления всегда отличались широким использованием новейших (в том числе, собственных) научных результатов и неизменно пользовались большим успехом у слушателей. В этот период научные книги Растригина, выходившие до того лишь в Риге, стали издаваться и в центральных издательствах в Москве и переводиться на иностранные языки.

 

Конец 1980-х гг. ознаменовался для Л. А. Растригина большим изменением его положения: из-за постоянных конфликтов с директором ИЭВТ Э. А. Якубайтисом он был вынужден уйти из института, которому отдал почти 30 лет жизни, и окончательно перейти на работу в Рижский политехнический институт (впоследствии – Рижский технический университет). Здесь он проработал до конца жизни в качестве профессора кафедры автоматики факультета автоматики и вычислительной техники. При этом он никогда не стремился занять какие-либо командные должности, например, заведующего кафедрой или декана, а руководство РПИ этих должностей ему не предлагало. Тем не менее, неформально Растригин все годы работы в РПИ был фактически научным руководителем всех институтских теоретических работ в области вычислительной техники и автоматики. В связи с этой ролью в его научной деятельности в описываемый период появилось несколько новых направлений. В первую очередь, это теория и общая методология (философия) вычислительных машин и систем, далее – оптимальные методы проектирования устройств и систем, идентификация объектов управления и др. Изменилась в этот период и география его научных публикаций: большая часть статей и книг стала выходить не в Латвии, как прежде, а в России (в первую очередь, в Москве), что было связано, с одной стороны, с возникшей после его ухода из ИЭВТ невозможностью публиковаться в изданиях Академии наук Латвии, а с другой – отсутствием в РПИ издательства по выпуску научной литературы.

 

Особенно большое изменение условий жизни и статуса Леонарда Андреевича Растригина произошло в 1992 г., когда Латвия стала независимым государством. Не будучи коренным жителем Латвии (т. е. не проживавшим на ее территории до 1940 г.), он не получил латвийского гражданства. С другой стороны, переехать в Россию его никто не пригласил, так что он остался и без российского гражданства. В итоге он стал лицом без гражданства, обладателем старого советского паспорта (того самого, который когда-то Маяковский «доставал из широких штанин дубликатом бесценного груза», но который в новых условиях не имел никакого веса) и нового латвийского «паспорта негражданина» (изобретения создателей независимой Латвии, подтверждающего отсутствие гражданства!). Такой специфический правовой статус Растригина (а вместе с ним – нескольких сот тысяч русскоязычных жителей Латвии) был не просто оскорбительным, он еще означал отсутствие политических прав (право избирать и быть избранным), создавал много неудобств при поездках за пределы Латвии и т. д. Еще более тяжелые последствия для Растригина имела проводимая в новой Латвии политика тотальной латышизации, т. е. перевода всей деятельности, не исключая научную, на латышский язык. Леонард Андреевич категорически не соглашался с этой позицией, публично критиковал ее, отказывался от чтения лекций на латышском языке и т. д. И дело здесь было вовсе не в том, что он не владел этим языком: он считал такой путь гибельным для науки нового государства, изолирующим ее от мировой науки, поскольку латышский язык в мире науки не употребляется. Несмотря на такую воинственную позицию Растригина, латвийские власти и руководство РПИ, где он работал, терпели его, видимо, сознавая, что имеют дело с выдающимся ученым, который своими работами создает положительный имидж новому государству. Более того, в 1990-х гг., после признания работ Растригина в Европе, сопровождавшегося рядом успешных его выступлений на различных европейских научных форумах, правительство Латвии также решило отметить его, присудив ему Государственную премию за 1997 год. Но увы, эта долгожданная награда запоздала. 8 января 1998 года, через несколько дней после присуждения этой премии, Л. А. Растригин скоропостижно скончался. По словам близко знавших его москвичей – специалистов по искусственному интеллекту – накануне он лег спать в превосходном настроении от сообщения о премии и уже не проснулся. В течение нескольких предшествующих дней у него была боль в правой руке, но он приглушил ее с помощью анальгина. Как многие здоровые и никогда не болевшие люди, он рассматривал любое недомогание и боль как досадную помеху, которую нужно просто «задавить» с помощью подручных (скажем, болеутоляющих) средств. Между тем, на этот раз у него был инфаркт, и надо было немедленно вызвать врача…

 

После смерти Л. А. Растригина научная работа по теории и применениям случайного поиска на постсоветском пространстве фактически прекратилась. Однако, к счастью, при жизни Леонард Андреевич со своими учениками успел сделать главное – показал эффективность нового метода анализа и синтеза сложных технических и иных систем, являющегося часто удобной альтернативой традиционным точным методам, а в некоторых случаях – единственным практически возможным подходом. Поэтому все неленивые и любопытные имеют сегодня хорошую возможность воспользоваться этим методом для решения своих задач. Следует отметить, что Л. А. Растригина, в отличие от многих его коллег, ушедших в иной мир, не забыли. В этом – заслуга его многочисленных учеников и последователей, продолжающих и поныне пропагандировать его методы и подходы.

 

2. Л. А. Растригин как ученый

Как известно, ученые делятся на первопроходцев, воплотителей и просветителей. Первые открывают новое явление, вторые развивают и воплощают его в виде различных применений, а третьи доводят то и другое до широкой публики в доступной для нее форме. Л. А. Растригин был, безусловно, воплотителем и просветителем. В качестве воплотителя он разработал многочисленные применения метода случайного поиска (который сам по себе был известен до него на Западе под названием «Метод Монте-Карло»), а в качестве просветителя написал множество хороших книг, где удачно изложены достоинства этого метода и важность его практического применения. Растригин был, конечно, теоретиком, а не экспериментатором. То есть изучаемый объект он всегда исследовал на его математической модели, часто с применением компьютера. Но чтобы исследование объекта на его модели было успешным, как известно, нужно, чтобы модель была существенно проще объекта. Такого упрощения Леонард Андреевич добивался не при помощи математики (как это обычно делают ученые-математики), а интуитивным путем, подкрепляемым, если требуется, экспериментами с моделью на компьютере. Еще одной важной особенностью Растригина-ученого было его постоянное стремление ставить задачу и искать ее решение коллективным путем. Отсюда и его страсть к постоянным семинарам, которые работали успешно благодаря способности Леонарда Андреевича управлять этой работой, направляя ее сначала на продуктивную постановку задачи, а затем на ее решение. Приступая к постановке и решению очередной научной задачи, Растригин обычно детально знакомился с предшествующими отечественными и зарубежными работами в рассматриваемой области. Это ознакомление происходило на семинарах, где ученики по его заданию делали обзорные доклады об имеющихся результатах в этой области. Леонард Андреевич и сам читал много новой научной литературы по специальности (журналы и книги). У него дома была большая хорошая библиотека из книг, относящихся не только к его специальности – он был чрезвычайно любознательным человеком и всю жизнь продолжал учиться. Многие книги в этой библиотеке были с дарственными надписями их авторов, с которыми он дружил и которым также дарил свои книги. Заметим, что все свои научные работы – в первую очередь, книги – Растригин предпочитал выполнять собственными силами и лишь выполнение простых, вспомогательных частей этих работ (эксперименты, вычисления и т. д.) он поручал своим сотрудникам и ученикам, распределяя задания между ними в соответствии с их специализацией. И это было естественно, поскольку никто не смог бы изложить материал так ясно, просто и изящно, как это делал он сам. Конечно, у него были и совместные научные работы – как правило, это выполненные в пограничных областях или с использованием математического аппарата, которым он сам недостаточно владел.

 

Особо надо сказать об использовании Растригиным математики. Как это ни странно, несмотря на практиковавшееся им изучение различных объектов на их математических моделях, он предпочитал всюду, где только было возможно, изучать эти модели без помощи сколько-нибудь серьезного математического аппарата, используя порой лишь простейшие приемы вычислений или компьютерные эксперименты. Такой подход оказывается успешным только при хорошей интуиции исследователя. И Леонард Андреевич обладал такой интуицией. Надо сказать, что многие ученые, воспитанные в традиционной манере, предполагающей широкое использование математики в научных исследованиях теоретического характера, с раздражением воспринимали этот подход, считая его чистым популизмом. Например, крупный специалист в теории управления профессор А. А. Первозванский по поводу работ Леонарда Андреевича вопрошал: «Сколько еще можно заниматься одними обещаниями – пора, наконец, перейти к работе и начать выдавать научные результаты!». Л. А. Растригин отвечал на подобную критику по-деловому, спокойно, со свойственным ему юмором. Например, в предисловии к одной из своих книг, рецензентом которой был тот же А. А. Первозванский, он выразил «благодарность рецензенту, который нанес автору несколько чувствительных советов». А книги Л. А. Растригина продолжали выходить тиражами, в десятки раз превосходившими тиражи книг его критиков.

 

В научной работе Растригин был необычайно принципиален. Прежде всего, он не позволял себе публиковать недостаточно кондиционные работы, и отдавал их в печать только после того, как они приобретали вполне завершенный и достойный вид. Далее, он категорически отвергал любые формы принудительного соавторства, отказываясь включать в свои работы претендовавших на такое соавторство посторонних лиц (как правило, из числа высокопоставленных чиновников) и не стремился сам к такому соавторству. Наконец, он оценивал любые научные работы «по гамбургскому счету», не придавая никакого значения привходящим обстоятельствам – таким, как положение автора, его награды и звания, заслуги вне сферы науки и т. д.

 

Леонард Андреевич Растригин был весьма «писучим» ученым. Его перу принадлежит около 500 опубликованных научных работ: статей, докладов, обзоров, монографий, научно-популярных книг, брошюр. Число его монографий и книг превышает 40, а число публичных выступлений неисчислимо! Все его работы, особенно книги, отличаются не только ясным, четким и понятным языком, но и некой художественностью изложения материала, что в большой мере способствовало его популярности среди научной молодежи, но создавало проблемы во взаимоотношениях с мэтрами. Однако к этим проблемам он относился философски.

 

3. Л. А. Растригин как педагог

У Л. А. Растригина был ярко выраженный дар педагога. Лекции, которые в течение свыше 30 лет он читал студентам Рижского политехнического института, а также аспирантам и научным работникам многочисленных вузов и НИИ в десятках городов нашей страны, были очень яркими и отражали в большой мере личность лектора. Прежде всего, он всегда излагал материал логически последовательно и очень ясно с языковой точки зрения, так что слушатели всегда понимали, что именно он хотел сказать. Далее, он всегда исходил из содержания рассматриваемого вопроса, и лишь потом вводил, если это требовалось, простейший математический аппарат, графики и таблицы. Благодаря такой форме изложения материала математика не могла заслонить от слушателей суть дела, а лишь проясняла ее. К этому надо добавить чрезвычайно активную манеру общения Леонарда Андреевича с аудиторией: он не просто излагал ту или иную научную задачу, теорию или методику, но и настоятельно приглашал слушателей к соучастию в научном поиске. Если добавить к сказанному умение Леонарда Андреевича придавать изложению полемический характер, временами выходящий за пределы собственно науки, и несомненную художественность его устной речи, то становится понятным успех его лекций и выступлений среди слушателей.

 

Наиболее весомой частью педагогической деятельности Растригина была работа по руководству аспирантами, соискателями, докторантами и, вообще, молодыми учеными. Эта работа, после собственно научной, составляла основной смысл его жизни, и он отдавал ей очень большую часть своего времени, сил и души. Число молодых ученых, исследованиями которых он в той или иной форме руководил, всегда было велико и иногда измерялось десятками. К сожалению, большая часть его учеников жила не в Риге, где жил он сам, а были разбросаны по огромной территории Советского Союза, что в эпоху отсутствия Интернета делало невозможным постоянный контакт и научное руководство. Что же касается его учеников в Риге, то их было немного, поскольку там ему выделяли очень мало аспирантских мест – большинство их забирали себе властные чиновники от науки. В те годы такое положение было обычным; впрочем, с тех пор по существу мало что изменилось, разве что престиж науки и стремление к ней молодежи уменьшились. Руководя молодыми учеными, Леонард Андреевич действовал обычно не так, как большинство других руководителей. Прежде всего, он не настаивал, чтобы каждый его аспирант или соискатель непременно изучил и сдал несколько теоретических спецкурсов по математике, автоматическому управлению и т. д. для общего развития, полагая, что необходимые общетеоретические знания должны приобретаться молодым человеком в соответствии с выбранной темой диссертации и сформулированными в ее рамках задачами. А такое, конечно, возможно лишь после того, как тема диссертации и ее задачи четко сформулированы. Темы для кандидатских диссертаций своих аспирантов Леонард Андреевич подбирал в конкретных случаях по-разному, но чаще всего это были темы, связанные с применением методов случайного поиска в тех или иных предметных областях – управлении, принятии решений, оптимизации, распознавании образов, биологии и медицине и т. д. Он всегда радовался, когда в рамках выполняемой темы начинала просматриваться какая-нибудь теоретическая находка, дававшая надежду на продвижение развиваемого им научного направления или даже возникновение нового. Он постоянно следил за ходом работы своих подопечных, заставляя их периодически выступать на семинарах, где они подвергались жесткому перекрестному опросу со стороны своих коллег – аспирантов и соискателей, научного руководителя и присутствующих сложившихся ученых. При этом Растригин всегда добивался, чтобы в результате обсуждения любой научной работы у аспиранта создавалась полная ясность в понимании того, что в проделанной им работе хорошо, что плохо и что необходимо сделать, чтобы поправить положение. И, конечно, Леонард Андреевич был доброжелателен к своим ученикам – особенно к тем, кто подавал надежды. Неудивительно, что молодежь тянулась к нему. Результативность деятельности Растригина как научного руководителя и консультанта аспирантов, соискателей и докторантов была достаточно высока: за 40 лет научно-педагогической деятельности под его руководством или при его участии как консультанта было написано и защищено несколько десятков кандидатских и докторских диссертаций. Помимо помощи в подготовке и защите диссертаций, он оказывал большое положительное влияние, в первую очередь, на научную молодежь своей личностью, воспитывая ее в духе требований научной этики и демонстрируя сам примеры бескомпромиссной борьбы с любыми ее нарушениями.

 

4. Л. А. Растригин как просветитель и популяризатор науки

Особо отметим широкую просветительскую и научно-популяризаторскую деятельность Л. А. Растригина, которую, несомненно, можно рассматривать как подвиг. Прежде всего, отметим ряд мастерски написанных им научных монографий, которые уже в 1970-е годы начали становиться настольными книгами исследователей, которые занимались поиском новых путей в самых различных областях человеческой деятельности – автоматическом управлении, вычислительной технике, медицине, психологии и т. д. Здесь, в первую очередь, надо назвать книги «Случайный поиск в задачах оптимизации многопараметрических систем» (1965) «Статистические методы поиска» (1968); «Системы экстремального управления» (1974); «Введение в идентификацию объектов» (1977); «Кибернетика и познание» (1978); «Современные принципы управления сложными объектами» (1980); «Экстремальные методы проектирования и управления» (1986). Но особенно Л. А. Растригин преуспел в написании научно-популярных книг и брошюр, посвященных случайном поиску и многочисленным областям его возможного использования. В этих работах Леонарда Андреевича наиболее ярко проявилась его способность писать четко, ясно и одновременно художественно и с полемическим задором. Неудивительно, что эти работы пользовались большим успехом и раскупались, как горячие пирожки. Назовем лишь некоторые из них: «В мире случайных событий» (1963) (есть болгарский перевод); «Этот случайный, случайный, случайный мир» (1969) (2 русских издания и переводы на английский, немецкий, японский, венгерский, болгарский, литовский, эстонский языки); «Кибернетика как она есть» (1975) (перевод на французский, японский, словацкий); «Случайный поиск» (1979); «По воле случая», 1986; «С компьютером наедине» (1990). Кроме собственных монографий и научно-популярных книг, Леонард Андреевич инициировал подготовку и издание под своей редакцией свыше 20 сборников научных статей, в которых печатались статьи ведущих ученых СССР и социалистических стран – специалистов по теории и применению метода случайного поиска, а также по вычислительным системам, адаптации и т. д.

 

Большой успех, которым пользовались книги и устные выступления Растригина, вызывали раздражение среди ученых – его конкурентов и чиновников от науки. Сам Леонард Андреевич относился к этому, равно как и к отсутствию должного официального признания, философски, подчеркнуто демонстрируя полную невозмутимость. Однако, возможно, это была всего лишь поза: такое отношение к нему больно ранило его.

 

5. Л. А. Растригин как человек

Итак, Л. А. Растригин был прирожденным ученым, которым «владела одна, но пламенная страсть» – наука. Но он был не из тех, кто все дни и ночи проводит в одиночестве за письменным столом. Он очень любил людей, общение с ними было для него жизненной необходимостью. А общаться он предпочитал с людьми неленивыми и любопытными, как и он сам. Такое общение было еще и формой учебы, которой он занимался всю жизнь. Если же его собеседник вдобавок имел какие-нибудь собственные научные результаты и делился ими, это для Леонарда Андреевича было настоящим праздником. Общаясь, он всегда относился доброжелательно к собеседнику, даже в случаях, когда не мог вынести из общения с ним ничего интересного или полезного. Из любви к общению следовала и его любимая коллективная форма работы в виде семинара с не слишком большим числом участников. В этом случае Л. А. Растригину удавалось общаться индивидуально с каждым из участников и таким образом успешно управлять коллективной работой, направляя ее на решение обсуждаемой задачи. Он также очень интересно работал индивидуально. В основе этой работы лежало рациональное использование всего, сделанного им или кем-то раньше, в качестве «кирпичиков» при сооружении конструкции новой работы. В качестве таких «кирпичиков» он мог использовать даже фрагменты рецензий на его прошлые работы.

 

Л. А. Растригин любил жизнь во всех ее проявлениях. Он любил играть в теннис, с большим интересом работал на компьютере, имел автомобиль и лихо водил его, обожал застолье и произносил яркие тосты, обладал хорошим чувством юмора и любил рассказывать свои и слушать чужие анекдоты. Однако все эти занятия не были его хобби – скорее, это была форма активного отдыха после проделанной напряженной работы, сопровождаемая обдумыванием на подсознательном уровне будущих работ. Он был щедрым человеком, любил угощать своих гостей, сопровождая угощение интересными беседами как на научные, так и на различные другие темы. А его многочисленные знакомые, в свою очередь, при встречах с радостью угощали его и беседовали с ним. Особенно это относилось к национальным окраинам страны, где у Растригина было много учеников и где его встречали как особо почетного гостя.

 

Интересно и необычно сложилась личная жизнь Л. А. Растригина. Его появление в 1961 году в ИЭВТ (Рига) вызвало фурор среди женской половины института: перед ними предстал уверенный в себе, высокий, красивый и вдобавок неженатый мужчина! Но вскоре этот мужчина женился на разведенной женщине с маленьким ребенком. Жена Леонарда Андреевича Элеонора Федоровна была преподавателем физики Рижского высшего военного командно-инженерного училища, кандидатом наук, доцентом. Она была не просто женой ученого, но и активно участвовала в его научных проектах. В счастливом браке с ней Растригин и прожил до конца жизни. Детей у них не было, и со временем Л. А. Растригин усыновил Владимира – ребенка своей супруги от первого брака, дав ему свою фамилию и имя и поспособствовав тому, чтобы он стал научным работником, кандидатом наук, специалистом по теории вероятностей, у Леонарда Андреевича и Владимира были и совместные работы в этой области.

 

Леонард Андреевич Растригин всегда много печатался, одних только книг у него было издано свыше сорока, причем часть из них были переведены и изданы за рубежом. Все эти издания, конечно, оплачивались, однако получаемые деньги были невелики, и Леонард Андреевич так никогда и не разбогател. В частности, он так и не смог обзавестись собственной благоустроенной квартирой и до конца своих дней проживал в квартире, находившейся в старом деревянном доме в центре Риги.

 

Большую роль в жизни Леонарда Андреевича сыграло то, что он был человеком недипломатичным и вдобавок вспыльчивым. Сочетание этих двух черт ставило его иногда в неловкое и даже затруднительное положение. Это, видимо, было также одной из причин его окончательного разрыва с директором ИЭВТ Э. А. Якубайтисом и ухода из его института в конце 1980-х гг. Но надо заметить, что Леонард Андреевич срывался и говорил не слишком дипломатично (он мог, например, публично сказать предмету своей нелюбви, что он думает о его работах) лишь в случаях, которые считал проявлением несправедливости.

 

Внешне Л. А. Растригин производил впечатление очень сильного и целеустремленного человека, непрерывно и успешно решающего поставленные перед собой задачи и игнорирующего то, как к этой деятельности относятся окружающие, в первую очередь, чиновники от науки и научные конкуренты. Однако это впечатление было ошибочно. Леонард Андреевич действительно был целеустремленным человеком и не терял зря времени. Однако он весьма чувствительно переживал всякие уколы в свой адрес и официальное непризнание своих работ, хотя мало говорил об этом. Вероятно, эти переживания ускорили его смерть.

 

6. Воспоминания о Л. А. Растригине

Приводимые ниже фрагменты личных воспоминаний дополняют сказанное раньше конкретными подробностями из жизни Л. А. Растригина, рисуя живой образ этого удивительного ученого и человека.

 

Вспоминает Яков Аронович Гельфандбейн. Выдающийся советский ученый Леонард Андреевич Растригин был ярким представителем направления академической науки, которое полагало, что институты Академии наук должны нацеливаться в основном на решение крупных проблемных и теоретических задач, оставляя их приложения отраслевым институтам. Это всегда было камнем преткновения в его отношениях с руководством ИЭВТ (директор Э. А. Якубайтис), которое всемерно направляло работу института на решение текущих задач республики и разработку конкретных систем, зачастую безрезультатных и не доведенных до внедрения. Несогласие с такой политикой послужило причиной его смещения с поста заместителя директора по науке и назначения заведующим лабораторией, а позднее и ухода на педагогическую работу в Рижский политехнический институт. Страстный любитель публичных дискуссий, научных конференций и семинаров, он часто становился их организатором, руководителем и интеллектуальным вдохновителем. География этих встреч охватывала практически весь Советский Союз – от Прибалтики до Дальнего востока и от Норильска до Самарканда. Его доклады вызывали всеобщий интерес, и каждый из них неизменно увеличивал число его поклонников и аспирантов. Практически не проходило и месяца без семинара. Нужно отметить, что в советское время средств на науку не жалели и трудности получить командировку на научную конференцию или семинар преодолевались легко[1].

 

Его любимым занятием было проведение домашних семинаров. В течение ряда лет регулярно по четвергам у него дома собиралась группа, занимающаяся исследованием злокачественных опухолей – доктор Борис Исаакович Каплан, доктор Исаак Маркович Маерович и я[2]. Неизменным участником таких встреч была и Элеонора Федоровна – супруга Леонарда Андреевича, доцент и кандидат наук, преподаватель физики Рижского высшего военного училища.

 

В большой уютной комнате старого деревянного дома в центре Риги (Леонард Андреевич всю жизнь мечтал купить кооперативную квартиру – увы, это осталось только мечтой!) на треноге устанавливалась классная доска, на низком столике водружалась бутылка хорошего коньяка, расставлялись тарелочки с лимоном и лакомствами, и незаметно эта бутылочка выпивалась рюмочками величиной с наперсток. Смакуя напиток и засиживаясь допоздна, мы обсуждали полученные результаты, искали новые пути решения задач, да и сами задачи. И обязательно планировали работу на следующую неделю, намечая обсуждаемые вопросы. Это был настоящий научный поиск, умело направляемый Леонардом Андреевичем. На таких «междусобойчиках» обсуждались не только вопросы, связанные с опухолями, но и множество проблемных задач диагностирования и прогностики, и многие из этих вопросов нашли свое отражение и в работах Л. А. Растригина, и в моих исследованиях.

 

Леонард Андреевич очень любил людей, и они любили его. Его всегда встречали и провожали с почестями, особенно на Кавказе и в Средней Азии, где он имел обширную аспирантуру. Вспоминается, когда на одной из конференций, проводившейся одновременно с туристической поездкой по Енисею от Красноярска до Норильска и далее до Диксона, он, в честь своего юбилея, устроил банкет для всех участников конференции[3].

 

Одним из его любимых научных направлений был «случайный поиск» – метод оптимизации и адаптации сложных систем с использованием случайности для решения сложных задач, выдвигаемых современной наукой, создателем которого он является[4]. Здесь блестяще проявилась последовательность его позиции относительно роли академической науки – теория случайного поиска проложила торную дорогу множеству практических приложений отраслевых и прикладных наук. Невозможно перечислить все научные и практические приложения, где он был развит им и его многочисленными учениками. Не прошли мимо его внимания и искусственный интеллект, и адаптация, и микроэлектротехника. Здесь и теория коллективных решений, и принятие решения коллективами решающих правил, и задачи распознавания образов, и вопросы психологии.

 

Большое место в творчестве Леонарда Андреевича занимали проблемы статистики и случайных процессов и, я бы сказал, не столько их теоретическая или практическая основа, сколько популяризация их свойств и возможностей, в частности, в методах теории случайного поиска. Многочисленные монографии, посвященные случайностям, как, впрочем, и иным проблемам, написаны в жанре именно научной публицистики ярким и образным языком, снабжены оригинальными рисунками и читаются захватывающе, как художественная литература. Обычно они обсуждались на междусобойчиках. Многие из них переведены на различные иностранные языки, в том числе на японский[5], и нашли мировое признание, а введенный им персонаж коварного и злобного демиурга случайности перекочевал и в произведения других авторов.

 

Его любимым хобби были автомобили, сначала была «Волга», затем «Жигули». Но с машинами у него всегда что-то случалось – то стукнется где-нибудь, то просто что-то отвалится, то бампер оторвется при буксировке, а то и угонят из-под окна дома. Дважды было такое. Правда, машина находилась. Эти происшествия он воспринимал спокойно, а в сервисах его считали «своим» человеком.

 

Последние годы жизни он вместе с сыном Владимиром – специалистом по теории вероятностей – занимался созданием многоязычных электронных словарей, образовал фирму и распространял словари в Латвии, России и других государствах. Верный своим научным традициям, он снабжал созданный словарь блоком самообучения и настройки на текущие знания обучаемого. Как мне известно, это были первые в мире самообучающиеся словари, и построены они были на принципах обучения со случайным поиском. Он всю жизнь был жизнерадостен, радовался успехам в освоении компьютера и, работая с ним, произнес, обращаясь к жене, свои последние слова: «Эллочка, смотри, как хорошо мы живем!». С этими словами и ушел в мир иной.

 

Вспоминает Виталий Ильич Левин. Мы с Л. А. Растригиным регулярно общались в период с 1967 по 1975 г., когда работали в ИЭВТ АН Латвийской ССР в Риге. В 1975 году я уехал из Латвии в Россию, и мы с ним стали встречаться не чаще одного-двух раз в год – в основном, на различных научных конференциях. Нас объединяло, в первую очередь, сходное понимание научной этики и решительное неприятие всякой несправедливости. Конечно, мы обсуждали также и работы друг друга. При этом Леонард Андреевич чаще всего обсуждал со мной свои издательские дела – в первую очередь, научно-популярные книги. В то доброе старое время (конец 1960-х – первая половина 1970-х годов) экономическое положение СССР было еще приличным, наука хорошо финансировалась, хорошими были и условия работы ученых. Мы работали в новом 6-этажном здании, построенном специально для ИЭВТ и выходившем своими окнами в сосновый лес. У всех научных сотрудников были свои отдельные комнаты. Комната Леонарда Андреевича была на 6-м этаже, а моя – на 4-м. В этих комнатах мы и встречались. Кроме того, мы контактировали на его семинарах и на заседаниях ученого совета института, проходивших в актовом зале на 2-м этаже, рядом с кабинетами директора и его заместителей.

 

Память сохранила множество интересных историй, связанных с Л. А. Растригиным. Вот несколько. Леонард Андреевич много писал и издавал. При этом он постоянно работал над текстом, совершенствуя его от работы к работе. Однажды, в 1969 году, он подарил мне свою новую научно-популярную книгу «Этот случайный, случайный, случайный мир». Название было навеяно недавним фильмом Стэнли Крамера «Этот безумный, безумный, безумный мир». Я с любопытством прочел эту книгу, которая, помимо интересного содержания, отличалась художественностью и полемичностью формы. Со многими положениями книги было трудно согласиться, и в соответствующих местах книги я сделал критические замечания на полях. Общее их число было около нескольких сот. Спустя некоторое время мы снова встретились и, воспользовавшись случаем, я стал задавать вопросы по книге. К моему удивлению, он вместо ответов на вопросы или обсуждения книги принялся уговаривать меня вернуть ему подаренный экземпляр с моими замечаниями. Я сопротивлялся, мол, как же так – подарок, к тому же вся книга грязная, испещрена моими письменами. Но Леонард Андреевич был неумолим, обещал мне взамен все, что угодно, в частности, экземпляр нового издания книги в подарок. Пришлось уступить. Спустя 3 года вышло 2-е издание книги, и Леонард Андреевич, как и обещал, подарил его мне. Новое издание было во многих местах исправлено или даже переписано. При этом автор воспользовался моими критическими замечаниями. Другой раз по просьбе Леонарда Андреевича я написал рецензию на его совместную с П. Граве книгу «Кибернетика и психика», которая готовилась к изданию в издательстве АН Латвийской ССР «Зинатне» в Риге. Спустя год книга вышла в свет и Леонард Андреевич подарил ее мне. Просматривая книгу и ее оформление, я обнаружил обширную аннотацию на суперобложке, текст которой показался мне очень знакомым. Заметив мое смущение, Леонард Андреевич улыбнулся и сказал, что это фрагмент моей рецензии. Да, он умел использовать в своей работе все!

 

Однажды в рабочем кабинете Л. А. Растригина я застал его склонившимся над большим столом, на котором было разложено много бумажных листов с прикрепленными к ним фрагментами машинописного текста. На мой недоуменный вопрос, что он делает, Л. А. Растригин ответил: «Я готовлю к изданию новую книгу и для ускорения процесса использую метод Рекле». – «А кто такой этот Рекле?». – «Не кто, а что», – поправил он меня. – «И означает это “режь-клей”»! Надо сказать, что методом Рекле Растригин пользовался довольно часто и очень умело, особенно при подготовке повторных изданий своих книг.

 

Как-то, устав от беседы на научные темы, мы заговорили о том, как нужно отдыхать ученому. И тут случился между нами спор. Леонард Андреевич со всей страстностью говорил, что для этого ученый должен читать, но только лишь детективы и фантастику, мотивируя свою позицию тем, что именно такая литература в наибольшей степени отвлекает ученого от его профессиональной умственной работы. Помню, я тогда возмутился и стал переубеждать его, доказывая, что высокая литература, в отличие от детективов и фантастики, дает не только отдых, но и стимулирует научный поиск. Но он был непоколебим. В этом он чем-то напоминал Ландау, который, как известно, из всех искусств признавал только оперетту! Что ж, неплохая компания! В другой раз Леонард Андреевич убеждал меня, что ученый должен обязательно водить машину, приводя ту же самую мотивировку.

 

В 1971 г. в Риге в Объединенном ученом совете по физико-техническим наукам АН Латвии планировалась защита моей докторской диссертации «Вероятностные методы расчета надежности и точности автоматов» по специальности «Техническая кибернетика». И тут Л. А. Растригин, который был одним из официальных оппонентов, показал себя с наилучшей стороны, настоящим бойцом, способствуя успеху защиты. Проблема была в том, что на предзащите в Институте физики АН Латвии диссертацию вчистую провалили и председатель диссертационного совета, который также был директором Института физики, даже при всей симпатии ко мне (в чем он не был замечен), был обязан выступать против моей работы. Вдобавок против должен был выступать (из расистских побуждений) секретарь совета. Сверх того, один из иногородних оппонентов не приехал на защиту, послав лишь телеграмму: «Положительный отзыв на диссертацию выслан». Зато на защиту пришла инициативная группа из Института физики во главе с парторгом, организовавшим мой провал. Во время защиты, как и ожидалось, председатель и секретарь совета выступали против моей работы (что было нарушением инструкции ВАК), причем первый заявил, что разработанные мною математические методы давно известны в квантовой электродинамике. И тут Л. А. Растригин, который выступил первым из оппонентов, сказал буквально следующее: «Защищаемая диссертация относится к специальности “Техническая кибернетика”. И в этой области методов, которые предложил диссертант, нет – это я заявляю авторитетно, как специалист. А если у вас в квантовой электродинамике такие методы есть, считайте, что вам крупно повезло. Но диссертант в этом нисколько не виноват». После этого выступления Леонарда Андреевича единственными, кто проголосовал против меня, были председатель и секретарь совета – все остальные члены совета были за.

 

В феврале 1989 г. мы в очередной раз встретились – на этот раз на защите моим аспирантом А. Ф. Булановым кандидатской диссертации «Логические методы дискретной оптимизации». Защита проходила в диссертационном совете Рижского политехнического института. Леонард Андреевич Растригин выступал первым оппонентом, вторым – А. Ю. Гобземис, мой старый знакомый со времен работы в ИЭВТ. Защита проходила стандартно, оппоненты высоко оценили работу, а совет соответственно проголосовал. Единственное нестандартное, что тогда запомнилось – это неприязненное отношение членов совета ко мне и диссертанту как к чужакам, иностранцам: в это время Латвия, еще числившаяся формально в составе СССР, по существу уже отделилась. Самое же приятное было после защиты – на банкете, который мы устроили на рижской квартире, принадлежавшей моей матери. В нем участвовало 4 человека: оба оппонента, диссертант и я – его руководитель. Накрыл стол радостный диссертант, использовав для этого содержимое чемодана, привезенного из дома. Тамадой был Растригин. И я никогда не видел его таким раскованным, веселым и счастливым. Под стать ему были и остальные участники. Тосты, один остроумнее другого, перемежались с остроумными же анекдотами. Все спешили сказать друг другу что-нибудь приятное. Выяснилось, что у всех участников торжества много общего. Растригин сказал, что он – старый специалист по оптимизации, в диссертации Буланова впервые с изумлением увидел возможности применения в этой области логики. В свою очередь, Гобземис признался, что никогда не предполагал применимости логики где-либо за пределами теории автоматов, которой сам занимается всю жизнь. Прощаясь, Растригин сказал: «Ребята, мне с вами было хорошо, как никогда. Спасибо вам!». Сказано это было очень искренне. Мне показалось, что ему в Риге не хватает общения. (Увы, сегодня из всех участников того банкета в живых остался лишь автор этих строк).

 

Через несколько лет, в 1996 г. мне довелось встретиться с Л. А. Растригиным в уже независимой Латвии, в Риге на Международной конференции по исследованию операций. Конференция проводилась под эгидой Европейского общества по исследованию операций, рабочим языком был английский. Мы с Леонардом Андреевичем попали на одну секцию. Участники секционного заседания тихо переговаривались между собой, лица многих были озабочены. Неожиданно в аудитории зазвучал зычный бас Леонарда Андреевича: «Господа, кто из присутствующих понимает по-русски?». В ответ все в аудитории подняли руки. «Так на кой черт, – продолжил Растригин, – мы, русские, будем рассказывать друг другу по-английски?». И с легкой руки Леонарда Андреевича все выступавшие, к удовольствию слушателей, стали докладывать по-русски!

 

Последний раз я виделся с Л. А. Растригиным в мае 1997 года на международной конференции по новым информационным технологиям, которую проводил в Крыму, в Гурзуфе профессор Московского института приборостроения Глориозов. После окончания конференции Леонард Андреевич пригласил меня к себе в номер, угостил коньяком и фруктами. Мы сидели, обсуждали множество вопросов. Л. А. Растригин был в это время в превосходной физической форме: играл в теннис, купался в море, рассказывал анекдоты. Мы договорились встретиться через год на этой конференции. Но нашим планам не суждено было сбыться. В январе 1998 г. пришло известие, что Леонард Андреевич скончался.

 

Заключение

Л. А. Растригин оставил нам большое наследие в виде основополагающих научных результатов по теории и многочисленным применениям случайного поиска; замечательных книг в этих областях, которыми пользовались и продолжают пользоваться инженеры – специалисты по управлению; в высшей степени занимательной научно-популярной литературы, которая привлекла в науку не одну тысячу любознательных молодых людей; десятков учеников – докторов и кандидатов наук, продолжающих его дело. Но самым большим его достижением был пример рыцарского бескорыстного служения науке, который он демонстрировал в течение всей своей жизни начинающим ученым. В наше время, когда личности такого профессионального и нравственного уровня встречаются уже очень редко, величие совершенного этим человеком подлинного научного и человеческого подвига особенно впечатляет.

 

Список основных публикаций Л. А. Растригина

1. Растригин Л. А. В мире случайных событий. Рига: ИЭВТ, 1963. – 79 с.

2. Растригин Л. А. В свете на случайните събытия. София: Техника, 1965. – 75 с. (на болгарском языке).

3. Растригин Л. А. Случайный поиск в задачах оптимизации многопараметрических систем. Рига: Зинатне, 1965. – 212 с.

4. Растригин Л. А. Статистические методы поиска. М.: Наука, 1968. – 376 с.

5. Растригин Л. А. Этот случайный, случайный, случайный мир. М.: Молодая гвардия, 1969. – 222 с.

6. Растригин Л. А. Этот случайный, случайный, случайный мир. М.: Молодая гвардия, 1969 (на японском языке).

7. Растригин Л. А. Случайный поиск с линейной тактикой. Рига: Зинатне, 1971. – 190 с.

8. Растригин Л. А. Случайный поиск в процессах адаптации. Рига: Зинатне, 1973. –131 с.

9. Rasztrigin L. A veletlen vilaga. Budapest: Muszaki konyvkiado, 1973. – 200 o. (на венгерском языке).

10. Rastrigin L. Zahl oder Wappen? M.: Mir, Leipzig: Urania, 1973. – 238 s. (на немецком языке).

11. Растригин Л. А. Системы экстремального управления. М.: Наука, 1974. – 630 с.

12. Rastrigin L. Juhuslik, juhuslik, juhuslik maalim. Tallin: Valgus, 1974. – 190 p. (на эстонском языке).

13. Растригин Л. А. Този случеен, случеен, случеен свет. София: Техника, 1974. – 234 с. (на болгарском языке).

14. Растригин Л. А. Кибернетика как она есть. М.: Молодая гвардия, 1975. (на японском языке).

15. Растригин Л. А., Граве П. С. Кибернетика как она есть. М.: Молодая гвардия, 1975. – 208 с.

16. Rastrigins L. Kibernçtika un izziňa. Rîga: Zinâtne, 1978. 128 l. (на латышском языке).

17. Rastriginas L. Tas atsitiktinis, atsitiktinis, atsitiktinis pasaulis. Vilnius: Mokslas, 1978. – 249 p. (на литовском языке).

18. Растригин Л. А. Кибернетика и познание. Рига, Зинатне, 1978. – 144 с.

19. Растригин Л. А. Случайный поиск. М.: Знание, 1979. – 64 с. (Серия «Математика и кибернетика», вып. 1).

20. Растригин Л. А. Современные принципы управления сложными объектами. М.: Советское радио, 1980. – 230 с.

21. Растригин Л. А., Эренштейн Р. Х. Метод коллективного распознавания. М.: Энергоиздат, 1981. – 78 с.

22. Растригин Л. А. Адаптация сложных систем. Рига: Зинатне, 1981. – 376 с.

23. Растригин Л. А. Вычислительные машины, системы, сети. М.: Наука, 1982. – 224 с.

24. Rastrigin L. This chancy, chancy, chancy world. M.: Mir, 1984 (на английском языке).

25. Растригин Л. А. По воле случая. М.: Молодая гвардия, 1986. – 208 с.

26. Растригин Л. А. С компьютером наедине. М.: Радио и связь, 1990. – 224 с.

27. Ermuiza A., Rastrigins L. Kibernetika un nejauđîba. Rîga: Zinâtne, 1965. 108 l. (на латышском языке).

28. Растригин Л. А., Рипа К. К. Автоматная теория случайного поиска. Рига: Зинатне, 1973. – 337 с.

29. Растригин Л. А., Сытенко Л. В. Многоканальные статистические оптимизаторы. М.: Энергия, 1973. – 144 с.

30. Rastrigin L., Grave P. La cybernetique telle qu’elle est. М.: Mir, 1973. – 256 p. (на французском языке).

31. Граве П., Растригин Л. А. Кибернетика и психика. Рига: Зинатне, 1973. – 96 с.

32. Граве П., Растригин Л. Кибернетика и психика. София: Техника, 1974. – 110 с. (на болгарском языке).

33. Растригин Л. А., Марков В. А. Кибернетические модели познания. Рига: Зинатне, 1976. – 264 с.

34. Растригин Л. А., Эрмуйжа А. А. ЭВМ – наш собеседник. Рига: Зинатне, 1977. – 109 с.

35. Растригин Л. А., Маджаров Н. Е. Введение в идентификацию объектов. М.: Энергия, 1977. – 216 с.

36. Растригин Л. А., Рипа К. К., Тарасенко Г. С. Адаптация случайного поиска. Рига, Зинатне, 1978. – 239 с.

37. Растригин Л., Маджаров Н., Марков С. Оценяване на параметры и състояния на динамически обекты. София: Техника, 1978. – 282 с. (на болгарском языке).

38. Rastrigin L., Grave P. Ake si, kybernetika? Bratislava: Smena, 1981. – 187 s. (на словацком языке).

39. Rastrigins L., Ermuiza A. Dialogs ar ESM. Riga: Zinatne, 1981. – 136 l. (на латышском языке).

40. Растригин Л. А., Пономарев Ю. П. Экстремальные методы проектирования и управления. М.: Машиностроение, 1986. – 116 с.

41. Растригин Л. А., Эренштейн М. Х. Адаптивное обучение с моделью обучаемого. Рига: Зинатне, 1988. – 160 с.

42. Структурная адаптация многомашинных систем обработки информации / Под общей ред. Л. А. Растригина. Рига: Зинатне, 1978.

 

Список литературы

1. Левин В. И. Леонард Андреевич Растригин и наука об управлении в СССР // Вестник Воронежского института высоких технологий. – 2010. – № 7. – С. 55–81.

2. Левин В. И. Л. А. Растригин – ученый и популяризатор науки. – Пенза: ПГТА, 2010. – 45 с.

3. Левин В. И. Профессор Л. А. Растригин – ученый и популяризатор науки. К 85-летию со дня рождения // Педагогика и просвещение. – 2014. – № 2. – С. 37–49.

 

References

1. Levin V. I. Leonard Andreyevich Rastrigin and Control Science in the USSR [Leonard Andreevich Rastrigin i nauka ob upravlenii v SSSR]. Vestnik Voronezhskogo instituta vysokikh tekhnologiy (VESTNIK of Voronezh Institute of High Technologies), 2010, № 7, pp. 55–81.

2. Levin V. I. L. A. Rastrigin – the Scientist and Science Popularizer [L. A. Rastrigin – ucheniy i populyarizator nauki]. Penza, PGTA, 2010, 45 p.

3. Levin V. I. Professor L. A. Rastrigin – the Scientist and Science Popularizer. To the 85th Anniversary [Professor L. A. Rastrigin – ucheniy i populyarizator nauki. K 85-letiyu so dnya rozhdeniya]. Pedagogika i prosveschenie (Pedagogy and Education), 2014, № 2, pp. 37–49.



[1] В СССР поддержка науки сверху опиралась на интерес к науке снизу, что обеспечивало успех (прим. В. И. Левина).

[2] Результатом работы данной научной группы явилось открытие принципа ранней диагностики опухолей и создание в начале 1970-х годов прибора для массового обследования населения страны. Эта работа получила Государственную премию СССР (прим. В. И. Левина).

[3] Это событие произошло в июне 1979 года, когда Л. А. Растригин отмечал свое 50-летие (прим. В.И. Левина).

[4] Метод случайного поиска близок к так называемому методу Монте-Карло, известному уже с начала 1950-х гг. на Западе (прим. В. И. Левина).

[5] А также английский, немецкий, французский (прим. В. И. Левина).

 
Ссылка на статью:
Левин В. И. Выдающийся кибернетик и организатор отечественной науки Леонард Андреевич Растригин. К 90-летнему юбилею // Философия и гуманитарные науки в информационном обществе. – 2019. – № 3. – С. 119–138. URL: http://fikio.ru/?p=3710.

 
© В. И. Левин, 2019.

УДК 168

 

Исследование выполнено при финансовой поддержке РФФИ по проекту № 19–011–00398 «Второй позитивизм в России: философская проблематика, влияние, критика».

 

Караваев Эдуард Федорович – федеральное государственное бюджетное образовательное учреждение высшего образования «Санкт-Петербургский государственный университет», Институт философии, профессор кафедры логики, доктор философских наук, профессор, Санкт Петербург, Россия.

Email: EK1549@ek1549.spb.edu

199034 Санкт–Петербург, Менделеевская линия д.5,

тел.: + 7(812)328–94–21, доб. 1844.

 

Авторское резюме

Задача исследования: В работах Николая Александровича Шанина (1919–2011) современная символическая логика представлена в качестве основы информационного моделирования. Ориентация на разработку этого современного метода познания и практики фактически характеризует как содержание его научных работ в области топологии, конструктивной математики, поиска естественного вывода, построения финитарной концепции математического анализа, так и его преподавательскую деятельность на философском факультете СПбГУ.

Состояние вопроса: Информационное моделирование – это прохождение компьютерной программы. Для составления программы требуется описать задачу на «естественном» языке соответствующей научной дисциплины. Далее делается перевод на специальный формализованный язык. То, насколько удачно, – с точки зрения собственно представления содержания задачи и возможностей инструментов программирования, – подобран этот язык, существенно влияет на результат. В работах Н. А. Шанина детально представлен подход к информационному моделированию с позиций конструктивного направления в математике. Его исследования начались с попыток расширить границы общей части классической и конструктивной математики. Было известно, что доказательства традиционной математики переходят в доказательства конструктивной математики при так называемом «негативном переводе», т. е. при добавлении двойного отрицания перед знаками существования ┐┐Ǝ и дизъюнкции V. Шанину удалось осуществить обобщение теоремы Гёделя – Колмогорова о погружении классической арифметики в конструктивную. Он построил алгорифм выявления конструктивной задачи, который образует основу формулировки конструктивной семантики.

Результаты: Убедительным подкреплением концепции Шанина явился АЛПЕВ (Алгорифм Поиска Естественного Вывода), разработанный в начале 1960–х гг. в ЛОМИ группой математической логики, руководителем которой он оставался до своего ухода из жизни. Алгорифм обеспечивает «достаточно хороший» и «естественный» вывод (данного утверждения из данных аксиом). АЛПЕВ был запрограммирован, и эта программа до сих пор остается одной из лучших в своей области.

Выводы: Собственно научная работа Н. А. Шанина, его статьи и доклады на конференциях, а также его преподавательская деятельность способствовали подготовке будущих специалистов в области информационного моделирования.

 

Ключевые слова: символическая логика; информационное моделирование; конструктивизм; алгорифм.

 

Modern Symbolic Logic as the Fundamental Basis of Information Modeling (On the Centenary of the Birth of Nikolai Alexandrovich Shanin)

 

The study was carried out with financial support from the Russian Federal Property Fund for the project No. 19–011–00398 “Second positivism in Russia: philosophical problems, influence, criticism”.

 

Karavaev Eduard Fedorovich – Saint Petersburg State University, Institute of Philosophy, Professor, Department of Logic, Doctor of Philosophy, Professor, Saint Petersburg, Russia.

Email: EK1549@ek1549.spb.edu

5, Mendeleev Line, Saint Petersburg, 199034, Russia,

tel.: + 7 (812) 328–94–21, ext. 1844.

Abstract

Aim: In the works of Nikolai Alexandrovich Shanin (1919–2011), modern symbolic logic is presented as the basis for information modeling. The orientation toward the development of this modern method of cognition and practice, in fact, characterizes both the content of his scientific papers in the field of topology, constructive mathematics, finding the natural conclusion, formulating finitary concepts of mathematical analysis, and his teaching activities at the Faculty of Philosophy of St. Petersburg State University.

Background: Information modeling is the passage of the computer program. To write the program, it is necessary to describe the problem in the “natural” language of the relevant scientific discipline. Then a translation into a special formalized language is made. How well this language is selected, from the point of view of the actual presentation of the content of the task and the capabilities of the programming tools, significantly affects the result. N. A. Shanin’s works presented in detail the approach to information modeling from the standpoint of the constructive direction in mathematics. His research began with attempts to extend the boundaries of the common part of classical and constructive mathematics. The proofs of traditional mathematics were known to turn into the proofs of constructive mathematics through the so-called “negative translation”, i.e. by adding a double negation before the signs of existence ┐┐Ǝ and disjunction V. Shanin was able to generalize the Gödel – Kolmogorov theorem on immersion of classical arithmetic in constructive one. He built an algorithm for identifying a constructive problem, which forms the basis of the formulation of constructive semantics.

Results: A convincing reinforcement of Shanin’s concept was ALFNC (Algorithm for Finding a Natural Conclusion), developed in the early 1960s in LDIM (Leningrad department of Institute of Mathematics ) by a group of mathematical logic, the head of which he remained until his death. The algorithm provides a “good enough” and “natural” conclusion (of the statement from the given axioms). ALFNC was programmed, and this program remains one of the best in this field.

Conclusion: N. A. Shanin’s research, his articles and reports at conferences, as well as his teaching activities contributed to the training of future specialists in the field of information modeling.

 

Keywords: symbolic logic; information modeling; constructivism; algorithm.

 

Введение

25 мая 2019 г. исполнилось 100 лет со дня рождения Николая Александровича Шанина, выдающегося отечественного математика и логика, широко известного своими работами в области топологии, конструктивной математики, поиска естественного вывода, построения финитарной концепции математического анализа. Этот юбилей широкое математическое сообщество отметило Международной конференцией (Санкт–Петербург, 23–26 мая 2019 г.) [см.: 14].

 

Были сделаны доклады и выступления ученых из восьми стран; в их числе: Великобритания (2 человека), Германия (1), Италия (1), Нидерланды (1), Россия (6 – Москва, Новосибирск, Санкт–Петербург), Румыния (1), США (5), Франция (6), Южная Африка (1). Многие из участников являются учениками Шанина. Были обсуждены темы, развивающие различные стороны его богатейшего наследия. Вполне очевидно, что обзор содержания названной конференции – отдельная задача.

 

Цель данной статьи – показать, как в работах Шанина современная символическая логика представлена в качестве основы информационного моделирования[1]. Ориентация на разработку этого современного метода познания и практики характеризует, фактически, содержание его многих научных работ в области топологии, конструктивной математики, поиска естественного вывода, построения финитарной концепции математического анализа, его книг, статей и докладов на конференциях. Эта же ориентация присуща и его многолетней преподавательской деятельности на Философском факультете СПбГУ [см.: 13].

 

Информационное моделирование состоит в прохождении компьютерной программы, которая воплощает в себе «автоматизированный мысленный эксперимент» [2]. Формулировка «мысленный эксперимент» есть и у Шанина; см., например, упоминание мысленных экспериментов над наглядно представленными объектами в его работе «Понятия и логические средства конструктивной математики как средства теоретических моделей информационного типа» [9, с. 3].

 

Для составления программы требуется описать задачу на «естественном» языке соответствующей научной дисциплины. Далее делается перевод на специальный формализованный язык. То, насколько удачно – с точки зрения собственно представления содержания задачи, имеющихся в наличии компьютеров, инструментов программирования – подобран этот язык, существенно влияет на результат [см.: 4; 6].

 

От интуиционизма – к конструктивизму

В работах Н. А. Шанина детально представлен подход к информационному моделированию с позиций конструктивного направления в математике [см.: 3].

 

Еще в конце 1940–х гг. Шанин под влиянием Андрея Андреевича Маркова познакомился с основными идеями интуиционистского подхода к основаниям математики и пришел к необходимости переосмысления многих результатов «классической» математики, перехода к новой системе понятий и рассуждений. Стоит отметить, что это переосмысление находилось в конфликте с его собственным предшествующим математическим опытом и содержанием его собственных топологических и теоретико-множественных работ.

 

Уже в рамках традиционной математики проводилось различие между «чистыми» теоремами существования и «эффективными» способами построения искомых объектов. Такого рода различие между «эффективным» существованием Ǝх (читается «осуществимо x») и «неэффективным» существованием ┐┐Ǝх («не может не существовать х») нашло отражение в формальных системах интуиционистского (конструктивного) исчисления предикатов и интуиционистской (конструктивной) арифметики. В этих же формальных системах проводилось различие между «эффективной» и «неэффективной» дизъюнкциями. Однако эти системы, давая возможность изучать свойства «эффективных» существования и дизъюнкции на формальном уровне, не давали достаточно удовлетворительной семантики этих понятий.

 

Первыми работами, в которых анализировалось отношение классических (традиционных) систем и интуиционистских систем, были работы К. Гёделя и А. Н. Колмогорова. Они опирались на идею погружающей операции, состоящей в отображении, которое ставит в соответствие суждению А новое суждение А’ близкой синтаксической структуры так, что А’ выводимо в интуиционистской системе тогда и только тогда, когда А выводимо в соответствующей классической системе.

 

Исследования Шанина по основаниям математики, нацеленные – как это оказалось, в конце концов – на приближение ее к потребностям информационного моделирования, начались с попыток расширить границы общей части классической и конструктивной математики. Ко времени его первых работ в этом направлении было известно, что доказательства традиционной математики переходят в доказательства конструктивной математики при так называемом «негативном переводе», т. е. при добавлении двойного отрицания ┐┐ перед знаками существования Ǝ и дизъюнкции V. При таком переводе, очевидно, сохраняются лишь те арифметические теоремы, которые не содержат ни Ǝ, ни V. Шанин построил серию более тонких погружающих операций и сумел указать классы теорем, содержащих Ǝ и V, которые переносятся в конструктивную математику без изменений. Эти результаты явились серьёзным обобщением теоремы Гёделя – Колмогорова о погружении классической арифметики в конструктивную [7–9].

 

Раньше интуиционисты обосновывали применяемую ими логику малопонятными «философскими» соображениями. Первая математически ясная интерпретация конструктивных существования и дизъюнкции – реализуемость, по С. К. Клини – основывалась на понятии алгорифма.

 

Суждение «для каждого х существует у, такой что А(х, у)» (символически, хƎуА(х,у)) по Клини понимается как наличие алгорифма, строящего у по х. Если же (для произвольного х) всего лишь получено противоречие при допущении, что у не существует, то считается обоснованным только суждение х┐┐ƎуА(х, у).Однако интерпретация Клини сводила вопрос об истинности данной формулы к рассмотрению таких формул, логическая структура которых в некотором отношении была не проще структуры исходной формулы.

 

Развивая свои идеи в области конструктивной семантики, Шанин построил алгорифм выявления конструктивной задачи, который образовал основу одной из самых распространенных формулировок конструктивной семантики. Его алгорифм перерабатывает суждение А в эквивалентное ему при конструктивном понимании суждение А вида Ǝх1. . . xkN, где N не содержит связок Ǝ и V, с которыми как раз и связана в конструктивной математике задача построения объектов. Следовательно, заключенная в А конструктивная задача сводится к построению объектов х1, . . ., xk и обоснованию суждения N, которое само уже не содержит конструктивной задачи. В силу результатов о погружении, для обоснования N в рамках конструктивной математики достаточно доказать его в классической арифметике.

 

Подчеркнем, что многие процессы в человеческой деятельности допускают «практически приемлемое» моделирование посредством подходящих конструктивных и вполне финитарных ситуаций (или более сложных ситуаций, но не апеллирующих к тому или иному варианту представлений о «бесконечности» [см.: 9; 10]).

 

На основе разработанных принципов конструктивного понимания суждений Шанин приступил к проведению программы конструктивизации математики, в первую очередь, – математического и функционального анализа. Одной из целей конструктивизации была разработка системы понятий и аппарата, пригодных для постановок задач, связанных с вопросами вычислимости в анализе. Соответствующая программа работ была намечена в выступлении Шанина на III Всесоюзном математическом съезде в 1956 г. И это, опять-таки, продвигало развитие символической логики «в пользу потребностей» информационного моделирования.

 

При проведении в жизнь названной программы очень важным (а иногда – решающим) оказывается правильный выбор конструктивных аналогов основных понятий анализа – таких, как вещественное число, непрерывная функция и т. д. Однако непосредственная, «пословная», конструктивная переформулировка классических определений может привести к неработоспособным понятиям. Шанин заметил, что большинство работающих конструктивных понятий можно определить на основе подходящим образом выбранных пополнений метрических пространств. В качестве исходного пополняемого пространства берется некоторое простое множество конструктивных объектов, например, рациональные числа, кусочно-постоянные функции и т. п.

 

О единстве научной и преподавательской работы Н. А. Шанина в подготовке информационного моделирования

Адекватное представление о подходе Шанина к подготовке средств информационного моделирования дает, на наш взгляд, его концепция (или, если угодно, «парадигма») преподавания символической логики на философском факультете СПбГУ в период с осеннего семестра 1991/1992 учебного года по весенний семестр 1999/2000 учебного года.

 

На конференции «Методологические и методические проблемы математического образования», которая была проведена в рамках философского (методологического) семинара ЛОМИ 12 февраля 1981 г. [см.: 4, с. 16], Шанин, касаясь издержек формализма в преподавании, зачитал цитату из книги В. А. Успенского «Машина Поста»: «Вообще способность воспринимать какую-либо систему понятий или какое-либо построение до (и независимо от) получения информации о том, зачем это нужно, т. е. до (и независимо от) каких бы то ни было приложений, представляется нам одним из важнейших качеств, воспитываемых занятиями математикой.

 

Представление о цели, которую преследует изложение того или иного материала, способствует, возможно, его запоминанию, но не должно влиять на понимание, которое может и должно иметь место независимо от этой цели. Умение мыслить формально – это особое умение, развивающееся, как и всякое умение, в результате тренировки. Такая тренировка могла бы начинаться с ранних лет, доступна для первоклассника. Элементами такой тренировки могут служить и сложение многозначных чисел (при том, что многозначные числа понимают без особой семантики, просто как цепочки цифр, а сумма определяется посредством алгоритма сложения столбиком) и простейшие упражнения с машиной Поста» [5, с. 19].

 

Шанин расценил эту точку зрения как недопустимый в преподавании формализм и (даже) обвинил А. А. Иванова в ее пропаганде (введение в курс математики актуальных бесконечно малых дает некоторые методические удобства, но в техническом вузе неизбежно формальное их понимание).

 

На второй конференции «Методологические и методические проблемы математического образования», которая состоялась 3–4 февраля 1983 г., Шанин в своём выступлении поднял ряд серьезных теоретических вопросов относительно оснований математики, понятия математического объекта, строгости математических рассуждений.

 

Приводим опубликованный текст его выступления.

 

«Бурбаки – это очень плохо. Великая математика создавалась без теории множеств, без понятия множества. Встает вопрос, на какой основе эта математика создавалась. Это можно понять из цитаты Бурбаков по истории математики.

 

В рамках классической математики, очевидно, правомочно говорить, что точка принадлежит прямой линии, но делать отсюда вывод о том, что прямая «составлена из точек», нельзя без нарушения табу на актуальную бесконечность, и Аристотель пускается в длинные рассуждения, чтобы определить этот запрет. В XIX в., очевидно, для того чтобы пресечь все возражения этого рода, многие математики избегают говорить о множествах и систематично рассуждают “по содержанию”. Так, например, Галуа говорит не о числовых полях, но только о свойствах, общих всем элементам этого поля. <…> (Пеано – единственный математик, который свободно употребляет язык теории множеств в элементарной геометрии.)* Когда Больцано в 1817 году доказывает существование нижней грани множества, ограниченного снизу в R, он еще рассуждает “по содержанию”, как и большинство его современников, говоря не о произвольном множестве действительных чисел, а о произвольном свойстве этих последних» [1, с. 38–39; отмеченную звёздочкой* фразу Шанин опускает].

 

«Люди в повседневной жизни научились выделять типы объектов. Эти типы объектов люди научились выделять с помощью некоторой деятельности. В чем главная беда Бурбаков? Их концепция маскирует, даже дезавуирует основные механизмы, с помощью которых математика отражает реальный мир. Не понятие множества – главное в математике, без этого понятия математика может легко обойтись, а понятие типа объекта. Натуральное число – это, например, объект, с которым можно определенным образом действовать, строя другие объекты, причем, совсем не обязательно мыслить все построения собранными вместе.

 

Но понятие функции – это действительно вещь фундаментальная. У Бурбаки функция – это множество упорядоченных пар. Такой подход начисто отбрасывает способ, с которым люди реально приходят к функциям и функциями пользуются. В действительности имена функций – это имена типов действий. Понятие функции не сводимо к понятию множества – на этом пути мы приходим в тупик, так как множество пар, в свою очередь, определяется функцией, сопоставляющей одним парам «истинно», а другим – «ложно», и возникает порочный круг. На самом деле приходится иметь понятие функции, вводимое независимо от множества пар. Но даже в том случае, когда мы сможем рассматривать ту или иную функцию как множество пар, все равно, мы лишаемся возможности понимать тот механизм, с помощью которого математика отражает реальный мир через деятельность.

 

Изложение математики надо начинать с объяснения того, что имеются различные индивидуальные объекты и типы объектов. Мы их включаем в некоторый механизм деятельности, и на этой почве возникает понятие функции как вида деятельности и т. д. Так надо организовывать основы процесса обучения математике. Если мы будем функции так определять, то мы не утратим связи с тем, что реально происходит. Когда человек все это уже прошел, то ему можно сказать, что функция есть «на самом деле» множество пар, – для краткости…

 

Это – иллюзия, что математика есть нечто очень точное. В реальной жизни мы действуем не в рамках абсолютной точности, а в рамках практической достаточности. Более того, трудности оснований математики лежат не в теории множеств, а гораздо раньше. Рассмотрим утверждение n(f(n) = 0), где f – очень простая алгоритмически заданная функция, примитивно рекурсивная. Какой смысл имеет это утверждение? Конечно, это не факт реальной действительности, ибо в реальной действительности мы встречаемся лишь с конечными наборами натуральных чисел. Может быть, это следует понимать так, что мы в состоянии предъявить некоторое рассуждение, которое экстраполирует наши представления, выработанные в конечных областях? Попробуем эти представления сформулировать в некоторой аксиоматической системе. Допустим, что для данной функции f наше утверждение можно доказать методом обычной индукции. Тогда можно указать f’, для которой простая индукция не пройдет, но пройдет более сложная индукция. Но тогда можно предъявить f», для которой и эта более сложная индукция не пройдет и т. д. Объяснить до конца, что утверждение n(f(n) = 0) означает, невозможно. Уже здесь лежат трудности основания математики, а вовсе не в теории множеств. Там вообще горы идеализации, горы фантастики. Но математики такие вещи доказывают. На самом деле они не претендуют на исчерпывающее определение истинности подобного тождества, останавливаясь на практически достаточном этапе. Пусть допускается только обычная индукция в качестве условия истинности тождества. Оно явно не исчерпывает все ситуации – это доказал Гёдель, но в реальных ситуациях практически достаточно. Нам нет необходимости во всеобъемлющем понятии функции, достаточно демонстрировать разного рода примеры» [4, с. 19–26].

 

Третья конференция «Методологические и методические проблемы математического образования» состоялась 4–5 февраля 1985 г. Все доклады сопровождались оживленной дискуссией. Приведем выступления Шанина в изложении А. А. Иванова и А. И. Скопина.

 

«Так, Н. А. Шанин высказал мысль о возможной целесообразности объединения курсов математического анализа и механики (так поступал, например, И. Ньютон). Такое изложение математики, по его мнению, могло бы заинтересовать учащихся.

 

С другой стороны, Н. А. Шанин высказал возражение против термина “переменная величина” в обычном его употреблении, отмечая, что введение понятия “переменная” означает переход к новому уровню абстракции, что этот переход означает переход от “средней” математики к “высшей”, и идейную важность этого перехода необходимо подчеркивать. Именно здесь и начинается дифференциальное и интегральное исчисление.

 

По поводу другого доклада, Н. А. Шанин остановился еще на одном методологическом вопросе общего характера. В математике, заметил он, наслаивается целая иерархия различных идеализаций. Необходимо, по его мнению, так перестроить изложение математики, чтобы остались только практически используемые идеализации. Так вместо функций, понимаемых в смысле Дирихле, надо рассматривать функции в смысле Эйлера. Более точно, нет даже необходимости рассматривать множество всех вещественных чисел и т. д.» [4, с. 28–29].

 

Далее приводятся отрывки из текстов двух докладов Шанина на конференциях по логике, проходивших на философском факультете. Из их содержания можно полнее увидеть направленность изучения символической логики в сторону информационного моделирования.

 

Эта направленность непосредственно представлена в названии первого из них: «Понятия и логические средства конструктивной математики как средства теоретических моделей информационного типа» [9].

 

«1. В настоящее время в среде математиков преобладает мнение, что теория множеств в ее современном виде обеспечивает формирование вполне удовлетворительной логико-понятийной базы разнообразных областей математики, в частности, математического анализа (МА).

 

С другой стороны, эта логико-понятийная база МА и теория множеств в целом уже давно оказались объектами критического анализа, в котором принимали участие (в конце XIX столетия и в XX столетии) многие выдающиеся математики. По существу, это был анализ идеализаций, участвующих в формировании “интуитивной основы” теории множеств, с точки зрения “уровня их согласованности” с результатами экспериментального исследования природы на макро- и мегауровнях детализации и “охвата” в пространстве – времени. Такой анализ привел некоторых математиков к следующей точке зрения:

Использование абстракции завершенной бесконечности и “надстроек” над ней представляет собой чрезмерный произвол воображения, и это обстоятельство побуждает к поискам альтернативных вариантов МА (и других областей математики), не использующих “чрезмерных” идеализаций.

 

Такие поиски стимулировали, в частности, формирование конструктивного направления в математике. С течением времени стало ясно, что для формирования конструктивного направления в математике имеются и стимулы, идущие непосредственно из приложений математики. В приложениях математики типичны такие задачи, в которых как исходные данные, так и искомые решения представляют собой “конкретные информации” о некоторых объектах (в широком смысле этого слова) или о связях между ними. Здесь имеются в виду “информации”, имеющие форму дискретных знакосочетаний, составляемых тем или иным отчетливо охарактеризованным способом из букв заданного алфавита. В случае варьируемых исходных данных (и решений), имеющих этот характер, обычно ставится задача о построении алгорифма, перерабатывающего исходные данные в исходные решения.

 

При рассмотрении задач такого рода во многих случаях применяются теоретические модели, формируемые из того строительного материала, который предоставляет традиционный МА. А последний систематически использует абстрактные представления теории множеств – представления, часто весьма отдаленные от “конкретных информаций”. Интуитивно ощущаемая необязательность “далеко идущих” идеализаций теории множеств при рассмотрении упомянутых выше задач побуждает к поискам “чисто информационных” моделей рассматриваемых фрагментов “мира экспериментальных данных”. Здесь имеются в виду теоретические модели, в которых подразумеваемые объекты (реальные или воображаемые) и связи между ними индивидуально представлены с удовлетворяющей нас детальностью и точностью посредством “конкретных информаций” (последние рассматриваются “на фоне” некоторого отношения равенства, выражающего их взаимозависимость с определенной точки зрения). При этом предпочтительны такие модели, в которых “конкретные информации” рассматриваются именно как знаковые конструкции с достаточным этой их особенности без таких идеализаций, использования которых мы в состоянии избежать, а также без “окружения” их какими–либо “идеальными объектами”, не имеющими индивидуальных определений посредством знаковых конструкций. Практические соображения такого рода также стимулировали развитие конструктивного направления в математике.

 

2. Конкретные теории, принадлежащие конструктивному направлению в математике, объединяет то, что объекты (всех типов), о которых идет речь в этих теориях, являются конструктивно определяемыми объектами. Однако существуют значительные (даже принципиальные) различия между некоторыми теориями в “уровне требований” к семантической отчетливости (к разъясненности смысла) формулируемых суждений и определений.

 

В процессе формирования и разработки (на интуитивном уровне) конкретных областей математики обычно используются те или иные экстраполяции представлений, связанных с термином “истинное суждение” в повседневной жизни и в экспериментальных науках. В математических и логических теориях, предполагающих конечность предметной области, такая экстраполяция имеет достаточно отчетливый характер; по существу, она представляет собой уточнение “бытовых” представлений применительно к ситуациям определенного типа. Переход к теориям с “произвольными” множествами объектов, осуществляемый на основе абстракции завершенной бесконечности, сопровождается экстраполяцией, имеющей характер весьма произвольного “фантазирования” и радикального отрыва от “мира экспериментальных данных”.

 

3. Промежуточный характер имеет переход к теориям с конструктивно определяемыми объектами. С одной стороны, здесь объекты суждений характеризуются и воспроизводятся как “почти физические” объекты. С другой стороны, все объекты теории, вообще говоря, не могут быть порождены или “просмотрены” за конечное число дискретных шагов, и даже суждения вида “процесс применения (заданного) алгорифма F к любому натуральному числу X заканчивается” и вида “любое натуральное число X удовлетворяет (заданному) алгорифму F и проверяемому условию C” не поддаются истолкованию в качестве утверждений о каких-то феноменах в “мире экспериментальных данных”.

 

Для таких суждений в качестве обоснований предлагаются некоторые “теоретические рассмотрения”, направленные на то, чтобы обнаружить обстоятельства, в силу которых всякий раз, когда окажется построенным некоторое натуральное число N, окажется “истинным” (в “естественном” смысле) тот частный случай рассматриваемого обобщающего суждения, который получается при замещении переменной X числом N.

 

“Диапазон типов”, фактически используемых для этой цели теоретических рассмотрений, весьма значителен: от “очерченных” в общих чертах Д. Гильбертом “финитарных” рассмотрений, имеющих характер “мысленных экспериментов над наглядно представленными объектами”, до рассуждений с использованием “принципа конструктивного подбора” А. А. Маркова (для суждений первого вида) и иных трудно поддающихся обоснованиям и потому дискуссионных видов умозаключений (например, трансфинитной индукции при упорядочении натуральных чисел по типу того или иного конструктивного, но “большого” ординала).

 

Для предложенной Д. Гильбертом “финитарной установки” характерны весьма “жесткие” требования к “наглядности” разъяснения используемой (при рассмотрении конструктивно определенных объектов) экстраполяции представлений об истинных суждениях – представлений, ведущих свое происхождение из теорий с конечными предметными областями. Требования этого рода характерны для той части конструктивной математики, которая называется финитарной математикой. Однако после выдающихся работ К. Гёделя и Г. Генцена было осознано, что даже для суждений упомянутых выше двух видов невозможно предложить какое–то “полное и окончательное” уточнение интуитивно приемлемых видов экстраполяции – граница интуитивно приемлемых видов “размыта”.

 

Поэтому, стремясь к семантической отчетливости теоретических моделей информационного типа, мы вынуждены иметь в виду не некую единую “точно” очерченную финитарную математику, а иерархию “частных финитарных математик”, в которой трудности обоснования “семантической приемлемости” ее ступеней нарастают при удалении от начальных ступеней иерархии. Структура каждой ступени такова, что каждый раз используется некоторый бескванторный язык (или язык, переводимый в бескванторный посредством точно формулируемых синтаксических правил перевода), построенный над некоторым разрешимым классом тотальных алгорифмов, тотальность которых обосновывается на основе специфичных для упомянутых выше видов, а допустимые способы умозаключений обосновываются на основе специфичных для данной ступени представлений об истинных суждениях второго вида.

 

“Частные финитарные математики”, находящиеся на начальных ступенях упомянутой иерархии, предоставляют привлекательный “строительный материал” для теоретических моделей разнообразных фрагментов “мира экспериментальных данных”. Оказывается, что во многих ситуациях такого рода модели способны конкурировать с моделями, использующими (например) традиционный математический анализ, предоставляя при этом существенные, с точки зрения приложений, дополнительные возможности. Ввиду этого, заслуживает внимания вопрос о принципах и конкретных способах построения финитарных вариантов базисных частей математического анализа, а также иных областей математики.

 

4. Уже давно разрабатываются математические теории, имеющие своими объектами изучения только конструктивно определяемые объекты, но использующие значительно более “богатые” языки, чем те, которые используются в финитарных математических теориях. Экстраполяция упомянутых выше представлений об истинных суждениях на суждения, фигурирующие в таких языках, представляет собой, вообще говоря, весьма “тяжелую” и, по мнению автора, неблагодарную задачу. “Хорошая” экстраполяция не получается, и это умаляет роль таких теорий как средств теоретического моделирования реальных ситуаций. Однако обширный материал в области построения конструктивных (в широком смысле) вариантов различных математических теорий, накопленный в работах по традиционной (в современной терминологии) конструктивной математике, играет существенную роль при разработке финитарных вариантов».

 

Фундаментальная роль процедурного подхода к разъяснению смысла суждений

Второй доклад «Эскиз финитарного варианта математического анализа» [11] также имеет четко выраженную практическую, конструктивную, в широком смысле слова, направленность в сторону информационного моделирования; в нём дополняются и развиваются положения предыдущего доклада.

 

«1. В процессе “стихийного” овладения конкретным человеком тем или иным естественным (“разговорным”) языком на интуитивном уровне формируются, в частности, какие-то представления об “осмысленных” языковых конструкциях и о “смысле” таких конструкций. Инициатором экспликации интуитивных представлений этого рода был Г. Фреге. Он приводит разнообразные примеры языковых выражений, для которых “интуитивно определимы” (в принципе) их значения, и констатирует некоторые трудности в проблеме экспликации, возникающие при рассмотрении того или иного естественного языка “в целом”.

 

Предложенные Фреге формулировки на эту тему являлись и являются объектами дискуссий. Этот доклад посвящен обсуждению проблемы с точки зрения выработанных в физике и других областях естествознания представлений о базисной роли процедурных (операциональных) разъяснений понятий, отношений и суждений.

 

2. Ввиду чрезвычайного разнообразия ситуаций и целей, применительно к которым люди используют естественные (а также целенаправленно “изобретенные”) языки, и ввиду разнохарактерности трудностей, обнаруживающихся при поисках желаемых уточнений для естественного языка, рассматриваемого “в целом” (в частности, для таких фрагментов языка, в которых происходит апеллирование к “далеко идущим” идеализациям), целесообразно при рассмотрении проблемы разъяснения языковых конструкций упомянутого рода выделить ситуации некоторых “простых” типов – ситуации, при которых эта проблема перестает быть “необъятной” и допускает достаточно отчетливые экспликации, создающие некоторую базу для рассмотрения той же проблемы во все более и более сложных ситуациях.

 

Однако даже для ситуаций “весьма простых” типов (а ниже только о них будет идти речь) формулирование достаточно отчетливых разъяснений связано с выбором некоторых базисных представлений принципиального характера

 

3. Фундаментальное продвижением в проблеме, о которой здесь идет речь, было подготовлено изобретением в конце ХIХ и начале ХХ столетий для “сравнительно обширных” фрагментов естественных языков таких моделей, которые, абстрагируясь от весьма многих черт естественных языков и представляя собой “искусственные” языки с отчетливо определенными и сравнительно простыми синтаксисами, делали вполне обозримыми “смысловые аспекты” языковых конструкций (особенно при использовании деревьев синтаксического разбора). Здесь в первую очередь имеются в виду логико-предметные языки типа языка исчисления предикатов 1-й ступени (вообще говоря, с предметными константами и предметными переменными нескольких родов и с константами как для конкретных предикатов, так и для конкретных предметных функций).

 

Ограничимся рассмотрением именно таких “модельных” языков. Для них интуитивные представления об “осмысленных” языковых выражениях в современной логической литературе эксплицируются посредством понятий предметный термы, замкнутый предметный терм, формула и замкнутая формула (суждение). Для случаев этого типа и в предположении, что для предметных переменных каждого рода в каком-то смысле “задана” область их допустимых значений, и все предикатные (функциональные) константы обозначают конкретные предикаты (предметные функции), в каком-то смысле “заданные” при всех наборах индивидуальных констант, предусмотренных типами рассматриваемых предикатов (предметных функций), концепция, предложенная Фреге, конкретизируется следующим образом: каждый замкнутый предметный терм предлагается рассматривать как составное (вообще говоря) имя того объекта, который является значением данного терма (и представляет собой константу определенного рода), а любое суждение – как составное имя одной из двух булевых констант И, Л, играющих роль сокращенных записей специфических “сигнальных слов” истина, ложь (или, в “бытовом” варианте, – роль обозначений слов да, нет). При этом под смыслом рассматриваемой языковой конструкции Фреге предлагает понимать то, что отражает способ представления объекта, обозначаемого данным знаком.

 

Однако восприятие процессов формулирования (и обоснования) законов природы или “интересных по содержанию” математических теорем как деятельности, направленной на получение разнообразных (часто весьма “изощренных”) представлений “сигнала” истина, никак не согласуется с обычным пониманием участниками таких процессов своей деятельности как части процесса познания реальных объектов и явлений» [11, c. 415–416].

 

Финитарность, органически связанная с процедурностью

Далее в этой же работе Шанина «процедурность», «процессуальность» подхода в осмыслении суждений (и рассуждений) дополняется принципиальными соображениями, касающимися «аккуратного, уважительного» обращения с понятием «бесконечность» [11, c. 416–421].

 

«В современных учебниках логики в качестве экспликации представлений о значениях замкнутых предметных термов и замкнутых формул (суждений) предлагаются определения рекурсией по шагам процессов порождения предметных термов и формул. В случаях, когда среди подразумеваемых предметных областей допускаются не только конечные области, такие рекурсивные определения вызывают “тяжелые” вопросы, связанные с использованием при разъяснениях кванторов общности и существования “далеко идущих” идеализаций.

 

Ввиду этого “базу” для экспликаций имеет смысл искать в таких ситуациях, которые складываются при мысленном выделении на макроскопическом уровне детализации и “охвата” в пространстве-времени того или иного фрагмента “мира экспериментальных данных”, состоящего из конечного набора конечных множеств (называемых обычно предметными областями), каждое из которых состоит из чувственно воспринимаемых и “практически неизменных” (на протяжении интересующего нас промежутка времени и в интересующих нас отношениях) объектов. При этом предполагается, что выделенный набор предметных областей “осваивается” посредством конечного набора материальных, или мысленных, или смешанных потенциально выполнимых (и охарактеризованных “практически отчетливо”) процедур, оставляющих “практически неизменными” объекты, к которым они применяются, и имеющих своими результатами при применении к допустимым (т. е. согласованным с типом процедуры) исходным данным в одних случаях – один из “сигналов” И, Л (в этих случаях говорят, что процедура определяет предикат), а в других случаях – конкретный элемент одной из предметных областей (в этих случаях процедура определяет предметную операцию или предметную функцию).

 

Назовем ситуации этого типа вполне финитарными.

 

5. При вполне финитарных ситуациях имеется возможность формировать многошаговые процедуры, “составляемые” в том или смысле из “базисных” процедур. С этой целью используют, в частности, предметные термы и формулы. Конкретный замкнутый предметный терм (конкретное суждение) может играть роль зашифрованного описания процесса выполнения при заданном наборе предметных констант определенной (вообще говоря, многошаговй) процедуры (результат процесса называют значением рассматриваемого выражения), и именно осуществления (часто не осознаваемые) таких процессов фактически формируют интуитивные представления, связываемые обычно с термином смысл замкнутого предметного терма (соответственно, смысл суждения).

 

Такая экспликация принципиально отличается от предложенной Фреге, ибо акцент делается не на объекте, являющемся значением языкового выражения (и оказывающемся в “поле зрения” лишь после завершения процесса), а на определенной деятельности, в которой фигурируют рассматриваемые предметные области и “базисные” процедуры. (По-видимому, Фреге было чуждо истолкование языковых выражений, даже в реальных ситуациях, в терминах, касающихся каких-либо процессов и человеческой деятельности).

 

Часто формулируемые в логической литературе рекурсивные определения значений языковых выражений “намекают” на способ развертывания подразумеваемых процессов, но в то же время они “затушевывают” возможное непосредственное описание. Непосредственно и в наглядной форме процедура описывается в виде процесса последовательного продвижения по дереву синтаксического разбора от “листьев” дерева к его “корню” с выполнением очередных “базисных” процедур (или, при использовании “строчной” записи языковых выражений, – в виде процесса, слагающегося из выявления внутри текста всех выражений, символизирующих однократное применение той или иной “базисной” процедуры или пропозициональной функции к синтаксически допустимому набору констант, получения значений таких выражений, подстановки последних вместо самих выражений, применения к полученному выражению таких же шагов, и т. д.). Здесь предполагается, что предварительно все вхождения в исходное выражение кванторов общности и существования “переведены” стандартным способом (продвижением “изнутри” выражения) в семантически равнозначные конечные конъюнкции и (соответственно) конечные дизъюнкции.

 

6. При вполне финитарных ситуациях распространенным способом выражения некоторых знаний о тех или иных введенных в рассмотрение объектах и процедурах является следующий процедурный способ: описывается некоторая, вообще говоря, многошаговая процедура, “составляемая” в том или ином смысле из исходных процедур и сформулированная применительно к выбранному набору предметных констант; это описание дополняется сообщением об ожидаемом результате.

 

В практике языкового выражения конкретных знаний сформировался определенный стандартный ожидаемый результат (вообще говоря, не произносимый, но подразумеваемый при сообщении собеседнику конкретного знания с утвердительной интонацией) – это сигнал да (в некоторых контекстах – сигнал истина). Суждения – это языковые конструкции, приспособленные именно к такому способу сообщения знаний.

 

Человек, формулирующий с утвердительной интонацией какое–либо суждение в качестве своего знания об объектах из рассматриваемых предметных областей и о некоторых “базисных” процедурах, фактически имеет в виду следующее: я описываю в зашифрованном виде определенный эксперимент, и его ожидаемым результатом является сигнал да (варианты: сигнал истина, сигнал И).

 

Иногда ожидаемые результаты описываются в иных формах. Однако последние в практике языкового общения обычно сводят к “стандарту” с помощью подходящих способов (в некоторых случаях – с помощью отношений равенства в рассматриваемых предметных областях).

 

В практике языкового общения людей иногда то или иное конкретное суждение (формулируемое применительно к вполне финитарной ситуации) называют истинным суждением (верным суждением), имея в виду, например, такое разъяснение: Суждение называют истинным (верным), если оно описывает (отражает) то, что имеет место в действительности. Однако это разъяснение само нуждается в каком-то “процедурном” объяснении. По-видимому, интуитивная основа использования термина истинное суждение такова, что, применяя его, фактически имеют в виду следующее: результат эксперимента, “описываемого” этим суждением, представляет собой сигнал да. Однако это разъяснение не всегда осознается в качестве “базисного”. Возможно, именно в этом лежат корни предложенной А. Тарским концепции истинности, не совместимой с очерченными выше семантическими представлениями “процедурного характера”.

 

7. При выходе за рамки вполне финитарных ситуаций экспликации, о которых идет речь, осуществляются посредством экстраполяций (во многих случаях “весьма идеализированных”) упомянутых выше представлений о процедурах, связываемых с замкнутыми термами и суждениями, посредством формирования некоторых представлений воображения, дополняемых (в языке) подходящими, выражающими эти представления, суждениями. Последние рассматриваются (при тех или иных мотивировках) как допустимые исходные данные для процессов логического вывода. Например, так обстоит дело, когда некоторые из включенных в рассмотрение объектов не поддаются чувственному восприятию (например, ядро планеты Земля, собственный гипоталамус и т. п.), но на основе уже сложившейся “картины мира” или некоторых гипотез человек формирует представления о “естественных” экстраполяциях некоторых, осуществимых лишь в иных условиях, процедур. Во многих случаях экстраполяции имеют в своей основе “картину”, формируемую воображением в предположении, что мысленно устранены реальные препятствия к выполнению тех или иных действий, направленных на “экспериментальное освоение” объектов (здесь по существу используется форма сослагательного наклонения). В этих экстраполяциях “уязвимым звеном” во многих случаях оказывается мотивировка приемлемости используемых средств логического вывода – ведь последние соответствуют своему назначению лишь тогда, когда при применениях этих средств возникают лишь истинные “в экстраполированном смысле” суждения.

 

Аналогично и в то же время своеобразно (ввиду центральной роли “угадывания” исходных данных для процессов логического вывода) производится экстраполяция представлений о процедурах в случаях, когда формируются представления о ранее существовавших или ожидаемых в будущем ситуациях “вполне финитарного типа”.

 

Многие ситуации из разнообразных областей человеческой деятельности допускают “практически приемлемое” моделирование посредством подходящих вполне финитарных ситуаций или более сложных ситуаций, но не апеллирующих к тому или иному варианту представлений “о бесконечности”. В то же время, радикально усложняется (в соответствии с современными представлениями физики и космологии) характер экстраполяций при формировании представлений воображения, касающихся ситуаций в микромире или мегамире (дело доходит до отказа от “прямых” экстраполяций и перехода к существенно иным принципам моделирования подразумеваемых ситуаций). Радикально усложняется также проблема экстраполяции представлений “процедурного” характера при использовании того или иного варианта представлений “о бесконечности”. При использовании представлений этого рода (в частности, в математике) возникает усложняющаяся в соответствии с характером используемых идеализаций иерархия экстраполяций, и лишь для “начальных этажей” этой иерархии (например, для “этажа”, занимаемого финитарной математикой) удается предложить “сравнительно наглядные” экстраполяции представлений, о которых выше шла речь. (В конкретных областях финитарной математики изучаемыми объектами являются знакосочетания и тотальные алгорифмы некоторых синтаксически охарактеризованных типов, и рассматриваются лишь такие суждения, которые “сводимы по смыслу” к бескванторным суждениям или к суждениям, представимым в виде замыкания бескванторной формулы кванторами общности, связывающими все входящие в формулу переменные. При этом при формировании представлений об изучаемых объектах принимается абстракция потенциальной осуществимости, но не допускается, как чрезмерная, абстракция завершенной бесконечности)».

 

Представляется уместным привести запись (набросок) ещё одного доклада Н. А. Шанина [см.: 12], сделанную им самим.

 

Принципиальная роль Гёделевых нумераций в проблеме разъяснения смысла суждений о натуральных числах

«1. Изобретённая К. Гёделем техника кодирования натуральными числами конструктивно определяемых объектов разнообразных типов (в частности, всевозможных слов в заданном алфавите и слов специальных видов, термов и формул языков математической логики, выводов в аксиоматических теориях, а также ординалов из конкретных конструктивно заданных шкал трансфинитных чисел), позволила обогатить математическую логику знаниями фундаментального характера.

 

Среди этих знаний выделяются доказанные самим К. Гёделем теоремы о свойствах аксиоматических построений арифметики, фундаментальные теоремы С. К. Клини о рекурсивных функциях, а также знание способов перенесения в подходящей форме правила трансфинитной индукции из теории множеств в “достаточно богатые” арифметические языки. Последнее обстоятельство позволяет осмыслить принципиальные трудности при попытках формулирования “в завершенном виде” способа понимания в арифметических языках суждений вида xA(x), где x – переменная для натуральных чисел (даже в тех A(x) – примитивно-рекурсивный предикат).

 

2. В конструктивной математике с термином “натуральное число” связывается определение, характеризующее (в традиционном варианте) определяемые объекты как слова 0, 01, 011, 0111 … в двухбуквенном алфавите {0,1}, порождаемые посредством конкретных (и очевидных) правил порождения. Л. Э. Я. Брауэр, имея в виду такой характер этих объектов, ввёл в язык арифметики конструктивный квантор существования (используем здесь знак Ǝ+) и сформулировал специфический способ понимания суждений вида Ǝ+xB(x). В то же время вопрос о “достаточно отчётливом” разъяснении квантора общности фактически не возникал.

 

Лишь после работ К. Гёделя и Г. Генцена было осознано, что этот вопрос тесно связан с вопросом о приемлемости с “содержательной” точки зрения “арифметических” правил трансфинитной индукции, сформулированных для тех или иных шкал конструктивных ординалов. А последний вопрос – предмет острых дискуссий (в последних активно участвовал и К. Гёдель).

 

Лишь дискуссии на эту тему привлекли внимание математиков конструктивного направления к “семантической размытости” суждений вида xA(x), обнаруживаемой даже в тех случаях, когда A(x) – “сравнительно простой” предикат.

 

3. В этом докладе будет продемонстрирован на конкретных примерах характер возникающих семантических трудностей и будет кратко очерчен некоторый подход к преодолению этих трудностей в рамках финитарного направления в математике»[2].

 

Убедительный итог

Основу компьютерной программы для информационного моделирования образует алгорифм, который является её «скелетом». Убедительным подкреплением концепции Н. А. Шанина явился алгорифм АЛПЕВ (Алгорифм Поиска Естественного Вывода) [см.: 6]. В 1961 г. в Ленинградском отделении Математического института им. В. А. Стеклова (ЛОМИ) была организована группа математической логики, руководителем которой он оставался до своего ухода из жизни. В этом же году основные идеи АЛПЕВ были изложены Шаниным на IV Всесоюзном математическом съезде.

 

Работа группы началась с поставленной Шаниным задачи построения алгорифма, который выдавал бы «достаточно хороший» и «естественный» вывод (данного утверждения из данных аксиом). Такая постановка задачи была связана с тем, что известные алгорифмы, дающие в принципе для каждой выводимой формулы какой-то ее вывод, могли выдавать вывод излишне длинный (например, содержащий повторения некоторых участков вывода и имеющий вид, который трудно воспринять человеку).

 

Решающее значение имели идеи Шанина по методике расчленения процесса: этап поиска вывода, этап «прополки» (устранения излишних частей вывода) и этап «монтажа» (перестройки вывода в форму, которую легко воспринимает человек) и по методике поиска «родственностей», т. е. похожих частей в формулировке испытуемого суждения. Эти усовершенствования принципов конструирования программы получили дальнейшее развитие в ряде работ по поиску вывода. На протяжении 1962 г. на заседаниях Ленинградского семинара по математической логике Шаниным освещался ход работ его группы по усовершенствованию АЛПЕВ. Принципы построения окончательного варианта были впервые доложены на заседаниях Ленинградского математического общества в марте-апреле 1963 г. Программа, реализующая АЛПЕВ, была составлена для электронно-вычислительной машины «Урал-4», в то время одной из лучших отечественных ЭВМ[3]. На I Всесоюзном симпозиуме по машинному поиску логического вывода (г. Тракай, Литовская ССР, июль 1964 г.) было доложено об успешном построении и испытании АЛПЕВ.

 

Первоначально рассматривался вывод в классическом исчислении высказываний. В связи с принципиально более трудной задачей поиска вывода в исчислении предикатов (узком[4]) Шанин выдвинул важную идею введения метапеременных, которая дала толчок к построению С. Ю. Масловым обратного метода поиска вывода [см.: 3]. Эта идея состоит в следующем: при поиске возможных посылок применений правил для кванторов и Ǝ вместо конкретных значений термов подставляются некоторые «метапеременные», значения которых выявляются позже, при получении аксиом.

 

Итак, «пионерская» и весьма эффективная работа по АЛПЕВ действительно является убедительным подкреплением адекватности подхода Н. А. Шанина к построению фундамента современного информационного моделирования.

 

Список литературы

1. Бурбаки Н. Очерки по истории математики. – М.: Издательство иностранной литературы, 1963. – 291 с.

2. Караваев Э. Ф., Никитин В. Е. Природа информационного моделирования и его актуальность // Философия и гуманитарные науки в информационном обществе.– 2018. – № 3 (21). – С. 36–63. – [Электронный ресурс]. – Режим доступа: http://fikio.ru/?p=3272 (дата обращения 10.07.2019).

3. Маслов С. Ю., Матиясевич Ю. В., Минц Г. Е., Оревков В. П., Слисенко А. О. Николай Александрович Шанин (к шестидесятилетию со дня рождения) // Успехи математических наук. – 1980. – Т. 35. – Вып. 2 (212). – С. 241–245.

4. Методологические проблемы преподавания математики. Сборник научных трудов. – М.: Наука. Центральный совет философских (методологических) семинаров при Президиуме АН СССР, 1987. – 150 с.

5. Успенский В. А. Машина Поста. – М.: Наука. Главная редакция физико-математической литературы, 1988. – 96 с.

6. Шанин Н. А., Давыдов Г. В., Маслов С. Ю., Минц Г. Е., Оревков В. П., Слисенко А. О. Алгорифм машинного поиска естественного логического вывода в исчислении высказываний. – М. – Л.: Наука, 1965. – 39 с.

7. Шанин Н. А. О некоторых логических проблемах арифметики // Труды МИАН СССР. – 1955. – Т. 43. – С. 3–112.

8. Шанин Н. А. О конструктивном понимании математических суждений // Труды МИАН СССР. – 1958. – Т. 52. – С. 226–311.

9. Шанин Н. А. Понятия и логические средства конструктивной математики как средства теоретических моделей информационного типа // Научная конференция «Современная логика: проблемы теории, истории и применения в науке». 16–17 июня 1994 г. Тезисы докладов. – Ч. I. Современные направления логических исследований. – Санкт-Петербург, 1994. – С. 1–5.

10. Шанин Н. А. О процедурном подходе к разъяснению смысла суждений // Современная логика: проблемы теории, истории и применения в науке. Материалы пятой Общероссийской научной конференции. – Санкт-Петербург, 1998. – С. 415–421.

11. Шанин Н. А. Эскиз финитарного варианта математического анализа. (Препринт ПОМИ–06–2000). – СПб.: Санкт-Петербургское отделение Математического института им. В. А. Стеклова.

12. Шанин Н. А. Принципиальная роль гёделевых нумераций в проблеме разъяснения смысла суждений о натуральных числах // Современная логика: Проблемы теории, истории и применения в науке. Материалы IX Общероссийской научной конференции, 22–24 июня 2006 г.

13. Караваев Э. Ф. Н. А. Шанин и подготовка специалистов по логике на Философском факультете СПбГУ // Философский полилог: Журнал Международного центра изучения русской философии. – 2019. – № 1 (5). – С. 123–138. DOI: https://10.31119/phlog.2019.5.8.

14. Shanin–100. EIMI Conference // Conference in Honor of Nikolai A. Shanin on the Occasion of His 100th Anniversary. – [Электронный ресурс]. – Режим доступа: http://www.pdmi.ras.ru/EIMI/2019/dlc (дата обращения 10.07.2019).

 

References

1. Burbaki N. Essays on the History of Mathematics. [Ocherki po istorii matematiki]. Moscow, Izdatelstvo inostrannoy literatury, 1963, 291 p.

2. Karavaev E. F., Nikitin V. E. The Nature of Information Modeling and Its Actuality [Priroda informatsionnogo modelirovaniya i ego aktualnost]. Filosofiya i gumanitarnye nauki v informatsionnom obschestve [Philosophy and Humanities in Information Society], 2018, № 3 (21), pp. 36–63. Available at: http://fikio.ru/?p=3272 (accessed 10 July 2019).

3. Maslov S. Y., Matiyasevich Y. V., Mints G. E., Orevkov V. P., Slissenko A. O. Nikolai Alexandrovich Shanin (Dedicated to the 60th Anniversary of the Birth). [Nikolai Alexandrovich Shanin (k shestidesyatiletiyu so dnya rozhdeniya)]. Uspekhi matemaicheskikh nauk (Russian Mathematical Surveys), 1980, Vol. 35, Iss. 2 (212), pp.241–245.

4. Methodological Problems of Teaching Mathematics. Collected Scientific Works [Metodologicheskiye problemy prepodavaniya matematiki. Sobraniye nauchnykh trudov]. Moscow, Nauka, Tsentralnyy sovet filosofskikh (metodologicheskikh) seminarov pri Prezidiume AN SSSR, 1987, 150 p.

5. Uspenskiy V. A. Post–Turing Machine [Mashina Posta]. Moscow, Nauka, Glavnaya redaktsiya fiziko-matematicheskoy literatury, 1988, 96 p.

6. Shanin N. A., Davydov G. V., Maslov S. Y., Mints G. E., Orevkov V. P., Slissenko A. O. The Algorithm of Machine Search for Natural Logical Inference in Propositional Calculus [Algorifm mashinnogo poiska estestvennogo logicheskogo vyvoda v ischislenii vyskazyvaniy]. Moscow, Leningrad, Nauka, 1965, 39 p.

7. Shanin N. A. On Some Logical Problems of Arithmetic [O nekotorykh logicheskikh problemakh arifmetiki]. Trudy MIAN SSSR (Proceedings of the V. A. Steklov Mathematical Institute of the Academy of Sciences of the USSR), 1955, Vol. 43, pp. 3–112.

8. Shanin N. A. On the Constructive Understanding of Mathematical Judgments [O konstruktivnom ponimanii matematicheskikh suzhdeniy]. Trudy MIAN SSSR (Proceedings of the V. A. Steklov Mathematical Institute of the Academy of Sciences of the USSR), 1958, Vol. 52, pp. 226–311.

9. Shanin N. A. Concepts and Logical Means of the Constructive Mathematics as Means of Theoretical Models of Information Type [Ponyatiya i logicheskiye sredstva konstruktivnoy matematiki kak sredstva teoreticheskikh modeley informatsionnogo tipa]. Nauchnaya konferentsiya “Sovremennaya logika: problemy teorii, istorii i primeneniya v nauke”. 16–17 iyunya 1994 g. Tezisy dokladov. – Ch. I. Sovremennye napravleniya logicheskikh issledovaniy (The Scientific Conference “Modern Logic: Problems of Theory, History and Application in Science”, 16–17 June 1994. Theses of Reports. Part I.). Saint Petersburg, 1994, pp.1–5.

10. Shanin N. A. On the Procedural Approach to Explaining the Meaning of Judgments [O protsedurnom podkhode k razyasneniyu smysla suzhdeniy]. Sovremennaya logika: problemy teorii, istorii i primeneniya v nauke. Materialy pyatoy Obscherossiyskoy nauchnoy konferentsii (The Modern Logic: Problems of Theory, History and Application in Science. Proceedings of the Fifth All–Russian Scientific Conference), Saint Petersburg, 1999, pp. 415–421.

11. Shanin N. A. A Sketch of a Finitary Version of Mathematical Analysis [Eskiz finitarnogo variant matematicheskogo analiza]. Preprint–06–2000 (The Preprint of PDMI–06–2000). Saint Petersburg, Petersburg Department of Steklov Institute of Mathematics.

12. Shanin N. A. The Principal Role of the Gödel’s Enumerations in the Problem of Clarification of the Meaning of Judgments about the Natural Numbers [Principialnaya rol gedelevskykh numeratsiy v probleme razyasneniya smysla suzhdeniy o naturalnykh chislakh]. Sovremennaya logika: problemy teorii, istorii i primeneniya v nauke. Materialy IX Obscherossiyskoy nauchnoy konferentsii. 22–24 iynya 2006 g. (The Modern Logic: Problems of Theory, History and Application in Science. Proceedings of the IX All–Russian Scientific Conference, 22–24 June 2006).

13. Karavaev E. F. N. A. Shanin and the Training of Specialists in Logic at the SPbSU Faculty of Philosophy [N. A. Shanin i podgotovka spetsialistov po logike na Filosofskom fakultete SPbGU]. Filosofskiy polilog: Zhurnal Mezhdunarodnogo tsentra izutseniya russkoy filosofii. (Philosophical Polylogue: The Journal of the InternationalCenter for the Study of Russian Philosophy), 2019, № 1 (5), pp. 123–138.

14. Shanin–100. EIMI Conference. Available at: http://www.pdmi.ras.ru/EIMI/2019/dlc (accessed 10 July 2019).



[1] Предваряя изложение статьи, автор приводит «соображения», которые повлияли на выбор её темы и характер изложения. Первое – это юбилейная тема: автор с благодарностью вспоминает своего главного Учителя. Второе – это продолжение рассмотрения актуальную метода познания и практики – информационного моделирования. И третье: это – философское рассмотрение. Поэтому оно не содержит каких-либо логико-математических подробностей. Так что разные адресаты, естественно, по-разному воспримут технические «детали». В силу их собственной подготовленности…

[2] К сожалению, текст доклада найти не удалось. Даже нет уверенности, что он был напечатан. … Автор данной статьи располагает текстом, данным ему самим Шаниным как руководителю секции названной конференции. – Э. К.

[3] Автор данного повествования, оказавшийся по счастливому стечению обстоятельств в Пензе, был свидетелем того, с каким энтузиазмом группа, отрабатывавшая АЛПЕВ, работала круглосуточно, – с разрешения самого руководителя предприятия Б. И. Рамеева. Порядок был такой: для того, чтобы ЭВМ была предложена какой-то стране, включенной в Совет экономической взаимопомощи (СЭВ), требовалось, чтобы машина «без сбоя» отработала 72 часа. Другие получатели ЭВМ (разумеется, в определенной очередности) получали ЭВМ, которые такое испытание не прошли. И вот – вместо работников самого предприятия и вместо «прогона» каких-то программ – создатели АЛПЕВ отрабатывали свою программу.

[4] То есть в исчислении предикатов, в котором кванторы применяются (если применяются) только к пропозициональным формулам.

 
Ссылка на статью:
Караваев Э. Ф. Современная символическая логика как фундаментальная основа информационного моделирования (к столетию со дня рождения Николая Александровича Шанина) // Философия и гуманитарные науки в информационном обществе. – 2019. – № 3. – С. 139–160. URL: http://fikio.ru/?p=3704.

 
© Э. Ф. Караваев, 2019.

УДК 304.9

 

Горохов Павел Александрович – Российская Академия Народного Хозяйства и Государственной службы при Президенте РФ, филиал в Оренбурге, профессор кафедры гуманитарных, социально-экономических, математических и естественнонаучных дисциплин, доктор философских наук, профессор, Оренбург, Россия.

Email: erlitz@yandex.ru

460000, г. Оренбург, улица Курача, 26,

тел.: 8-922-625-51-78.

Авторское резюме

Состояние вопроса: Философская составляющая мировоззрения крупнейших писателей-фантастов редко становилась предметом историко-философского исследования. В статье впервые проанализированы философские идеи и представления о физическом и духовном облике человека в произведениях фантастической литературы.

Результаты: Размышляя о физическом и духовном облике «человека будущего», фантасты предвидели не только те проблемы человечества, которые ныне именуют глобальными, но и всеобъемлющий кризис самой человечности, истощение духовности, эрозию нравственности. Не только тоталитарные режимы способны деформировать человеческую природу. В экзистенциальный тупик человека приводит и бездумная реализация либеральной парадигмы.

Фантасты предупредили человечество о грядущем исчезновении и нивелировании межиндивидуального общения, о возможной утрате человеком своего духовного мира. В лучших произведениях мировой фантастики предсказаны абсолютизированные до крайности негативные тенденции современного общества, деформирующие человеческую природу. Среди этих тенденций преобладают безудержное потребление, тотальный контроль бессовестной и бесчеловечной государственной власти, прогрессирующий индивидуализм.

Область применения результатов: Результаты исследования могут быть использованы для преподавания специальных курсов по истории философии, философской антропологии, философским проблемам мировой литературы.

Выводы: Философское постижение человека всегда происходит не просто через реконструкцию его сущностных характеристик, но через осмысление его актуального и потенциального бытия в мире. Лучшие писатели фантасты доказали это в своем творчестве, высказав уже сбывшиеся или сбывающиеся на наших глазах прогнозы. Главная опасность для «человека будущего» – возможность окончательного освобождения материальной жизни от власти духа.

 

Ключевые слова: история философии; философская антропология; мировая фантастическая литература; духовность; социальное предвидение; актуальное и потенциальное бытие; глобальные проблемы.

 

Philosophical Ideas about the “Humans of the Future” in World Science Fiction

 

Gorokhov Pavel Aleksandrovich – Russian Presidential Academy of National Economy and Public Administration, branch in Orenburg, professor at the Department of Humanities, Socio-Economic, Mathematical and Natural Sciences, Doctor of Philosophy, professor, Orenburg, Russia.

Email: erlitz@yandex.ru

26, Kurach str., Orenburg, 460000, Russia,

tel.: 8-922-625-51-78.

Abstract

Background: The philosophical component of the greatest science fiction writers’ worldview has rarely become the subject of historical and philosophical research. For the first time, philosophical conceptions and ideas about the physical appearance and spiritual make-up of humans in science fiction have been analyzed.

Results: Reflecting on the physical appearance and spiritual make-up of the “humans of the future,” science fiction foresaw not only the problems of humankind that are now called global, but also a comprehensive crisis of humanity itself, the exhaustion of spirituality, and the erosion of morality. Not only totalitarian regimes are capable of deforming human nature. The thoughtless realization of the liberal paradigm leads humans to the existential impasse.

Science fiction writers warned humankind about the impending disappearance and leveling of interpersonal communication, the possible loss of human spiritual world. The best works of world science fiction predicted the absolutely negative trends of modern society, distorting human nature. Uncontrolled consumption, total control of unscrupulous and inhuman state power, and progressive individualism predominate among these trends.

Implications: The results of the study can be used to teach special courses on the history of philosophy, philosophical anthropology and philosophical problems of world literature.

Conclusion: The philosophical comprehension of humans always occurs not only through the reconstruction of their essential characteristics, but also through the comprehension of their actual and potential being in the world. The best science fiction writers have proved this in their works, having expressed forecasts that have already come true or are coming true in front of our eyes. The main danger for the “humans of the future” is the possibility of the final liberation of material life from the power of the spirit.

 

Keywords: history of philosophy; philosophical anthropology; world science fiction; spirituality; social foresight; actual and potential being; global problems.

 

Физический и духовный облик «человека будущего» часто привлекал внимание писателей, стремившихся предугадать грядущее и приподнять в своих произведениях завесу, отделяющую настоящее человечества от его загадочного будущего. Любой подлинный писатель обладает собственным философским мировоззрением, которое чаще всего не выражено системным образом, но вполне поддается изучению.

 

Как и многие другие мастера художественного слова, фантасты редко философствуют намеренно и профессионально, если под «профессионализмом» в философии понимать абстрактное осмысление действительности, выраженное в категориях. Но если понимать философию как особую форму человеческой культуры, объединяющую в себе художественный и научный подходы в поисках ответов на великие и вечные загадки бытия, то тогда фигура любого крупного писателя-фантаста будет небезынтересна для историка философии.

 

Цель настоящего исследования – вычленить философско-антропологические идеи и представления из произведений классиков мировой фантастической литературы, продемонстрировавших значительный пророческий потенциал и предвидевших многие сюжетные ходы современной и грядущей истории человечества. Большое видится на расстоянии, и недюжинный дар социального и научного предвидения писателей-фантастов в произведениях, созданных ими десятки лет назад, мы в полной мере осознаем лишь сегодня.

 

Было бы наивным полагать, что мудрым советам писателей, поэтов и философов прошлых лет последуют современные люди общества потребления. Высшие достижения человеческого духа никогда не будут поняты и приняты большинством – видимо, отсюда и проистекает большинство современных проблем. Корабли большинства современных государств вообще плывут без философских карт и обществоведческих ветрил, а капитаны их слепы или порой даже пьяны. В этих трагических условиях долг ученых-гуманитариев в том, чтобы обозначить социально-экономические скалы, политические мели, прочие надвигающиеся опасности и предупредить человечество. И этот долг совпадает с главными интенциями писателей-фантастов, которые оказались способными предвидеть будущее и черты грядущего человечества. Будущее, некогда описанное в произведениях Азимова, Шекли и Казанцева, оказалось нашей современностью, а все предсказанные антропологические и техногенные проблемы стали нашей трагической реальностью.

 

Перевод произведений мировой литературы на язык систематической понятийной философии – довольно трудная, но отнюдь не невозможная задача. Именно писатели и поэты, демонстрируя дар социального и научного предвидения, ставят проблемы, до которых еще не додумались ученые и политики. Эти проблемы еще не обозначились явно, но их ростки уже видны, хотя и не осознаются людьми. Большинство проблем, которые мы сейчас называем глобальными, обозначили и сформулировали именно писатели-фантасты: истощение природных ресурсов, техногенное загрязнение окружающей среды, угроза уничтожения биосферы, грядущий атомный апокалипсис.

 

За последние десятилетия человечество пережило небывалое вторжение будущего в настоящее, обусловленное невиданными темпами социального и технологического прогресса. Семена, посеянные наукой на заре человеческой жизни, всходят не вечером, а уже в полдень. Экологическая катастрофа, генетическая революция, создание всемирной информационной паутины и тесно связанная с ней глобализация, проводимая по рецептам Соединенных Штатов, стремящихся выдать интересы собственного истэблишмента за стремления и чаяния всей Западной цивилизации – все это стало реальными факторами на протяжении жизни только одного поколения. И все это было предсказано пять-семь десятков лет назад в произведениях таких мастеров фантастики, как Айзек Азимов и Роберт Шекли, Рэй Брэдбери и Пол Андерсон, Иван Ефремов и Александр Казанцев.

 

В ряде своих работ автор этих строк, размышляя о настоящем и возможном будущем человечества, предложил описывать его термином «антропный коллапс» [см.: 3; 4]. Действительно, современное состояние человечества не внушает оптимизма, а состояние всеобъемлющего (социального, нравственного, духовного, экономического) кризиса ставит под угрозу само выживание человека разумного в условиях стремительно надвигающейся на человека реальности беспросветного будущего. Современный структурный кризис, охвативший все срезы бытия, перерастает ныне в катастрофу. Если коллапс традиционно понимается как угрожающее жизни индивида состояние, то антропный коллапс ставит под угрозу существование человечества в целом. И именно фантасты предвидели это состояние с наибольшей степенью прозорливости, продемонстрировав живость, нетривиальность и глубину философских идей в своих произведениях.

 

Следует подчеркнуть, что любители фантастики порой преувеличивают глубину философских прозрений, которую демонстрируют писатели – люди, как правило, начитанные и в полной мере черпающие из сокровищницы мировой философской мысли. Большинство рассуждений и идей, высказанных авторами прямо или опосредованно устами собственных героев, заимствовано из трудов Платона, Декарта, Августина, Паскаля, Монтеня, Камю, Достоевского – тех мыслителей, труды которых отличаются не только глубиной мысли, но и живостью слога, а потому входят в круг чтения каждого образованного человека. Порой получаются занятные казусы: одной из любимых книг братьев Стругацких, откуда они часто заимствовали философские раздумья о загадках и противоречиях человеческой природы, был прекрасный роман Р. П. Уоррена «Вся королевская рать». Герои этого романа часто рассуждают о сущности человека, обнаруживая при этом глубину философских мыслей и метафоричность сравнений. Например, когда Вилли Старк говорит: «Человек зачат в грехе и рождён в мерзости, путь его – от пелёнки зловоний до смердящего савана» [14, с. 385], то он практически цитирует слова Тертуллиана (160–225) «Человек – зловонная тварь: зачинается он между мочой и калом, и путь его – от вонючей пеленки к смрадному савану» [13, с. 214].

 

Способность фантазировать, склонность к воображению – специфически человеческая черта. Человек всегда стремился заглянуть в свое будущее, предвидеть его. Это стремление дало толчок для развития литературы и искусства, в основе которых лежит человеческая фантазия. Можно сказать, что фантастика стара, как и сама литература. Она восходит к Гомеру и Апулею, и она вместе со всей литературой решает проблему Человека в его отношениях к себе подобным и к обществу. Значительно моложе фантастика научная. Она – порождение научного прогресса и технических революций и она от рождения посвятила себя науке и технике – борьбе Человека и природы. Но если фантастика в целом умирать не собирается, но, напротив, процветает, то чисто научная фантастика, будучи детищем бурного двадцатого столетия, постепенно теряет свою актуальность.

 

Тому есть несколько причин. Во-первых, бурное развитие техники опережает самые смелые фантастические прогнозы и идеи. Техника начинает фактически воспроизводить самое себя. Путь от чертежа до конвейера становится минимальным. Фантазировать на «технические темы» становится скучно. Поэтому человеческая фантазия обращается не к смелым проектам внедрения технических новшеств наподобие бластеров и конвейеров по сборке мутантов, а к описаниям похождений гоблинов, хоббитов и вампиров в фэнтезийных циклах. Но самое главное, фантастика вновь повернулась к человеку, а это значит, что человек-творец, пресытившись загадками макро- и микромира, вновь обратился к самой великой тайне, которая никогда не будет полностью разгадана: что же такое он сам. Мы и сейчас можем воскликнуть вслед за Паскалем: «Что же это за химера – человек? Какая невидаль, какое чудовище, какой хаос, какое поле противоречий, какое чудо! Судья всех вещей, бессмысленный червь земляной, хранитель истины, сточная яма сомнений и ошибок, слава и сор вселенной. Кто распутает этот клубок?… Узнай же, гордый человек, что ты – парадокс для самого себя. Смирись, бессильный разум! Умолкни, бессмысленная природа, узнай, что человек бесконечно выше человека, и выслушай от своего владыки правду о своем уделе, тебе неведомую» [10, c. 133–134].

 

Во-вторых, развитие научной фантастики тесно связано с реноме естественных и технических наук, а реноме это в эпоху глобального экологического кризиса не внушает особого респекта. Если развитие естественных наук окончательно достигнет стадии насыщения и интересы общества переместятся в другую область, то научная фантастика может исчезнуть так же, как с развитием письменности и совершенствованием средств коммуникации исчез эпос. Но фантастическая литература о «человеке будущего», которую мы рискнем обозначить философско-антропологической фантастикой, видимо, будет по-прежнему возбуждать интерес у мыслящей публики.

 

Обратимся к предсказаниям фантастов о возможной эволюции человека, прежде всего, к тем физиологическим изменениям, которые могут произойти с homo sapiens. Внешний облик «человека грядущего» занимал фантастов, начиная со времен Герберта Уэллса. Тысячу раз прав был Хорхе Луис Борхес, который писал в статье «Ранний Уэллс»: «Подобно Кеведо, Вольтеру, Гёте и еще немногим, Уэллс не столько литератор, сколько целая литература» [7, c. 228]. Талантливый Джозеф Конрад, считавший себя учеником Уэллса, назвал своего великого современника «историком будущих веков».

 

Биолог по образованию, Уэллс задавался во многих своих произведениях вопросом об облике homo sapiens в будущем. Этому он посвятил несколько научно-популярных работ, в том числе эссе «Человек миллионного года» (1893) и «Контуры будущего». В своем первом романе «Машина Времени» (1895) он нарисовал жуткую картину грядущего человечества, которое оказалось разделенным на две расы; изнеженных паразитов-элоев, живущих на Земле 802 701 года, и звероподобных морлоков, живущих под землей и питающихся элоями. Уэллс полагал, что социальные противоречия его эпохи вполне могут привести к революционным физиологическим изменениям. По сути, и элои, и морлоки утратили человеческие черты, превратившись в животных – соответственно траво- и плотоядных.

 

В романе «Война миров» (1897) интересны выводы Уэллса о грядущей эволюции «человека разумного», который рано или поздно превратится в огромную голову с развитыми щупальцами – высокоорганизованный мозг, начисто лишенный всех привычных для нас эмоций. Марсиане, прибывшие на землю, уже эволюционировали в этом направлении. Поэтому им неизвестны человеческие радости и горести. Схожие картины Уэллс нарисует в романе «Первые люди на Луне» (1901).

 

Действительно, мы сейчас являемся свидетелями изменений не только духовного, но и физического облика людей. За годы технического прогресса человек переложил на хитроумные машины тяжелый физический труд. С одной стороны, это – неоспоримое благо. С другой стороны, в немыслимой ранее степени выросли гиподинамия, ожирение, мышечная дистрофия и прочие заболевания.

 

К. Э. Циолковский (1857–1935), являвшийся другом и учеником Н. Ф. Фёдорова, автором нескольких научно-фантастических произведений [см.: 15; 16] и традиционно относимый к философии «русского космизма», полагал, что человек будущего практически лишится своего физического тела, а эволюционирует в некую плазменную субстанцию, способную жить и перемещаться в открытом космосе. Такой разумной плазме не нужно есть, пить, дышать. Поневоле вспоминаешь рассказ «Облако» Константина Аксакова и схожие образы, созданные впоследствии Г. Ф. Лавкрафтом в его мифологии Ктулху и великий роман «Солярис» Станислава Лема. При всей утопичности взглядов Циолковского несколько настораживает его убежденность в том, что новые разумные существа могут не заботиться о сохранности биосферы (она же им без надобности), да и неисторические первобытные народы можно уничтожить, ибо они не могут постичь все величие физического и интеллектуального преображения [см.: 16, c. 127–126].

 

Во многом повторил идеи Фридриха Ницше о сверхчеловеке и мысли Циолковского о грядущем физическом перерождении человека Сергей Павлов (1935–2019) в романе «Лунная радуга» (1978). Катастрофа на планете Оберон привела к появлению мутантов – «экзотов». По сути, это тоже сверхлюди, которые уходят от обычных людей в космос, потому что с обычными людьми им скучно. Человеческие проблемы, страсти и горести кажутся им мизерными.

 

При всей утопичности идей фантастов о грядущем перерождении «человека разумного» раздумья над современным кризисным состоянием биосферы и человека актуализирует вопрос: приведет ли антропный коллапс к созданию нового вида человека, который будет разительно отличаться от «человека разумного»? Необратимые изменения окружающей среды могут привести к непредсказуемым мутациям. Новый вид людей, если исходить из теории Дарвина, вполне может явиться результатом непрекращающейся биологической эволюции. Томас Гексли (Хаксли) – ярый последователь Дарвина и учитель Уэллса – полагал, что технический прогресс приведет к возникновению сутулых и хилых людей маленького роста с огромной головой, но необычайно развитых интеллектуально.

 

Видимо, грядущие успехи клонирования отдельных органов, которые прогнозируют ныне ученые, сделают менее фантастичными произведения о киборгах – гибридах «естественного» человека и техногенных деталей. Вот только будет ли такой «человек с запчастями» человеком в полном смысле этого слова? С другой стороны, металлические штыри в костях, титановые суставы и трансплантация органов никого уже не удивляют.

 

Если Уэллс нарисовал весьма мрачные перспективы физического перерождения человека разумного в некое подобие разумного осьминога, утратившего все чувства и стремления и сохранившего лишь высокоразвитый интеллект, то Иван Ефремов (1908–1972) в своей масштабной картине общества коммунистического будущего, нарисованной в романе «Туманность Андромеды» (1957), изобразил гармонично развитых людей. Прекрасная телесная форма полностью соответствует у них высокоразвитому духовному и интеллектуальному содержанию. По сути, люди коммунистического будущего – те самые Übermenschen, о которых мечтал Фридрих Ницще. Они гармонично реализовали все созидательные потенции своих душ, оставив в далеком прошлом все негативное и темное, свойственное ранее человеческой натуре.

 

Но и в далеком коммунистическом будущем историк Веда Конг остается женщиной, как и миллиарды соблазнительниц-Ев, живших до нее, надевая лучший из нарядов, наиболее красивший женщину в эпоху критской культуры, а мужчины рассматривают красавицу «с нескрываемым восхищением» [6, c. 39].

 

В романе Ефремова на уроке «рослые юноши и девушки по семнадцати лет» внимательно слушают свою одноклассницу «в школе третьего цикла»: «Мы, человечество, прошли через величайшие испытания. <…> Мы прошли через непосильное усложнение жизни и предметов быта, чтобы прийти к наибольшей упрощенности. Усложнение быта приводило к упрощению духовной культуры. Не должно быть никаких лишних вещей, связывающих человека, переживания и восприятия которого гораздо тоньше и сложнее в простой жизни» [6, c. 192]. Ефремов в полной мере видел опасности грядущего общества потребления, в котором человек становится машиной для производства и потребления технических новшеств – не очень-то ему и нужных, которые в наше время обозначат как «гаджеты» и «девайсы». Это он отобразит в антиутопии «Час быка» (1970). Братья Стругацкие вскоре после Ефремова назовут всю эту, как верно выразился булгаковский Воланд, «аппаратуру» не иначе как «хищные вещи века» в своей одноименной повести (1964).

 

Оптимистично рисует грядущее человечество в своей фантастико-приключенческой трилогии «Люди как боги» Сергей Снегов (1910–1994). В ней показано светлое будущее цивилизации. В космической опере Снегова уделено большое внимание социально-нравственной эволюции человечества. Многие мысли этой фантастической эпопеи родились у автора в процессе общения с выдающимся мыслителем Л. Н. Гумилевым и астрономом Н. А. Козыревым, с которыми судьба свела его во время отбытия десяти лет исправительно-трудовых лагерей. Некоторые идеи книги перекликаются с концепцией незаконченной диссертации Снегова «Физическая интерпретация неевклидовых пространств».

 

И. А. Ефремов был естественником, как и биолог Герберт Уэллс, врачи М. А. Булгаков и Станислав Лем. Ефремов занимался палеонтологией и геологией и считается создателем тафономии – смежной отрасли между палеонтологией и археологией, занимающейся изучением закономерностей залегания останков живых организмов. На страницах его произведений можно найти скрытую полемику с эволюционной теорией Чарльза Дарвина и ярое неприятие социального дарвинизма.

 

Выживает сильнейший среди приспособленных тварей – такой вывод применительно к человеческому обществу был неприемлем для Ефремова. Но ведь именно социальный дарвинизм процветает в современной России, отброшенной усилиями реформаторов в дикий капитализм первоначального накопления. В такой ситуации, когда большинство людей озабочено лишь выживанием, трудно думать о духовном самосовершенствовании, которое для всех крупных фантастов выступало одной из важнейших проблем в их творчестве.

 

Духовное улучшение человечества – проблема не только животрепещущая, но и жизненно важная для выживания человеческой цивилизации. С одной стороны, материальные и духовные потребности тесным образом связаны. Недаром у Стругацких в повести «Гадкие лебеди» писатель Виктор Банев размышляет: «Как я могу написать роман о человеке, у которого никаких потребностей, кроме духовных? Конечно, кое-что представить можно. Атмосферу. Состояние непрерывного творческого экстаза. Ощущение своего всемогущества, независимости… отсутствие комплексов, совершенное бесстрашие… Да, чтобы написать такую штуку, надо нализаться ЛСД» [12, с. 567].

 

Но «новые внушения» шаманов и гуру эпохи глобализации приводят в состояние тревоги каждого мыслящего человека. Современное человечество, по сути, пытаются превратить в зверолюдей из «Острова доктора Моро». Только если доктор Моро из романа Уэллса делал из зверей жалкие подобия людей, то в современную эпоху налажено массовое производство звериной биомассы из сырья человеческих индивидов, которых уже не волнуют вопросы веры, духовности, смысла жизни. Оболваненное человечество, уткнувшись в экраны зомбирующих и гипнотизирующих телевизоров, не видящее и не слышащее ничего из-за своих плееров и мобильных телефонов, мало чем отличается от зверолюдей Моро, слабо соображающих без поводырей и чтецов Закона.

 

Скальпель великого хирурга превратил бывших животных в зверолюдей, точно так же как техническое развитие и прогресс придали в ушедшем ХХ столетии внешний покров цивилизованности многим людям. Но он слетает моментально при первом природном или социальном катаклизме. В начале XXI столетия мы убеждаемся в этом ежедневными выпусками новостей, глядя на беснующиеся толпы на экранах телевизоров. Точно так же и в романе Уэллса: стоит лишь зверолюдям вспомнить вкус крови, как они начинают возвращаться в свое исходное состояние.

 

Рисуя будущее человечества и изменения, на которые обречен человек, фантасты пытались показать эволюцию человеческого духа и интеллекта. Английский писатель Олаф Стэплдон создал в 1930 году эпическую сагу о будущем «Последние и первые люди», предсказав судьбу человечества на два миллиарда лет вперёд. Эта книга стала известнейшим произведением английской социально-философской литературы первой половины XX века. Олаф Стэплдон показывает разные типы людей от современности – до неизбежной в будущем гибели нашего мира. В этой книге явственно выражена эсхатологическая философия Стэплдона, в чем-то схожая с визионерством. Содержит этот труд и элементы параантропологии, видимо, повлиявшие на труды социолога Клода Леви-Стросса и книги писателя и философа Ричарда Баха.

 

В цикле «Основание» Айзека Азимова описывается судьба целой галактической цивилизации, переживающей тёмные века. Братья Стругацкие в романе «Обитаемый остров» (1969) придумали планету Саракш, где специальное излучение подавляет человеческую способность критически мыслить и позволяет власть предержащим внушать людям самые бредовые идеи, разжигая социальную ненависть и ксенофобию.

 

Большинство классиков, создавших великолепные образцы фантастики предупреждения, в своих пророческих картинах человеческого будущего подтвердили частичную правоту выводов Жана Жака Руссо, к которым он пришел в конкурсном сочинении «Способствовало ли возрождение наук и искусств улучшению нравов» (1750). Если несколько смягчить полемический задор и памфлетную бескомпромиссность Руссо, то стоит задуматься, как это сделали в свое время классики мировой фантастики, над такой оценкой великого женевца, данной им наукам: «Они еще более опасны по тем результатам, к которым они приводят» [11, c. 20].

 

Результаты гипертрофированного, одномерного развития науки и техники без крепкой нравственной основы описали многие классики мировой фантастики. Нарисованные ими картины на исходе второго десятилетия XXI века представляются пророческими. Например, Александр Казанцев в романе «Фаэты» (1971) показал обреченный на гибель социальный строй, политические лидеры которого приводят всю планету к ядерному апокалипсису. Но окончательное решение применить ядерное оружие исходит от автоматики, на которую человечество пятой планеты Солнечной Системы переложило ответственность за собственные судьбы. Планету разнесло в клочья, а на ее месте ныне – лишь пояс астероидов. Заставляет поразмышлять и образ диктатора Властьмании Яра Юпи, создателя «Учения ненависти», в котором предугаданы черты многих политических деятелей современной эпохи.

 

Провидческий дар Рэя Брэдбери поражает во многих его произведениях. Сам Брэдбери не считал себя автором научной, а тем более – технической фантастики. Фантастика всеобъемлюща и, по существу, безгранична, как безграничен творящий разум. Лимитируют ее лишь разные способы восприятия действительности. Писатель часто рисовал сумрачные видения автоматизированного, обесчеловеченного мира. В антиутопии «451 градус по Фаренгейту» звучит тревога за судьбы человечества и нашей планеты, искреннее желание найти выход из постиндустриального и постмодернистского тупика, в котором оказался homo sapiens.

 

В современной философской фантастике преобладает именно негативное, критическое начало. Оптимистических прогнозов по поводу будущего высказывается все меньше и меньше. Существующий порядок вещей, весь хаос современности проецируется в будущее и со страниц фантастических романов на человека фактически смотрит его настоящее, лишь изрядно гипертрофированное.

 

Достижения науки и техники воспринимаются на рубеже XX–XXI веков иначе, чем столетие назад. Тогда вера в прогресс была безгранична. Эту веру человек пронес, как знамя, с гордо поднятой головой вплоть до семидесятых годов ушедшего века. После этого наступило время горьких раздумий. Ныне достижения науки часто воспринимаются как непреодолимое зло, как средство для еще большего физического и интеллектуального порабощения.

 

За семьдесят лет научно-технической революции (с конца 40-х годов ХХ века вплоть до наших дней) человек поставил себя на грань физического исчезновения. Отрицательные последствия научно-технического прогресса подтолкнули человечество к самому краю страшной пропасти: природные ресурсы близки к истощению, искусственно порождаемые потребности достигли степени пресыщения, над людьми завис призрак атомной гибели.

 

Считается, что социальная фантастика поднимает и художественными средствами исследует наиболее жгучие и актуальные проблемы общественного бытия. Писатель часто с помощью фантастических ситуаций бичует общественные язвы и намечает свои пути решения волнующих его вопросов. Читая роман «451 градус по Фаренгейту» (1953), мы фактически видим перед глазами нашу современность, в которой книги хотя и не находятся полностью под запретом, но утрачивают постепенно свою роль краеугольной основы цивилизации.

 

Впрочем, безумная политкорректность в тех же США привела к тому, что ныне запрещены или варварски адаптированы романы Марка Твена, изданы политкорректные варианты Библии, сказок Перро и братьев Гримм, а великий роман Агаты Кристи «Десять негритят» выпускается – чтобы не обидеть негров – исключительно под названием «И никого не стало». Еще в 1953 году Брэдбери показал в своем романе людей, потерявших подлинную связь друг с другом, заменивших живое общение техническим эрзацем. Эти люди утратили связь с природой, которая стала для них чуждой и опасной. Люди в романе Брэдбери не интересуются интеллектуальным наследием человечества, они утратили связь времен. Как и у большинства наших современников, в их душах ничего не встрепенется от патетических слов философа-платоника Бернара Шартрского (1070–1130) – «Мы стоим на плечах гигантов», некогда повторенных Ньютоном и Фихте, да и вся всемирная история для этих людей – terra incognita.

 

У Брэдбери люди ходят на работу или с работы, ни слова не говоря с другими людьми о своих мыслях, переживаниях и чувствах. Если у них речь и заходит о чем-нибудь, то это – лишь материальные ценности и рассуждения о героях пустопорожних сериалов. Мысли людей, лишенных книг, коротки и пусты, как мысли современных гламурных пустышек. Здесь Брэдбери в своих предсказаниях интеллектуальной дистрофии и духовного одичания очень схож с пророчествами Джорджа Оруэлла из романа «1984». Но у Оруэлла «Ангсоц» не дал материального изобилия людям, в то время как Брэдбери рисует картины относительного материального благополучия. Но это вроде бы «благополучное», на первый взгляд, государство ожидает глобальная война на уничтожение. Разумеется, все это очень похоже на современную социокультурную реальность всех развитых государств западной цивилизации.

 

И все же Брэдбери демонстрирует в своих произведениях веру в лучшие человеческие качества, которые не сможет уничтожить технический прогресс. Спасение для «человека будущего» он видит в семье, в традиционных ценностях любви, сострадания, взаимопомощи. Ведь индивид становится личностью лишь в обществе, а ключевая пора для личностного становления – именно детство человека. Поэтому к проблеме детства и детского восприятия реальности Брэдбери обращался в очень многих своих вещах.

 

Семья – это прибежище, опора и надежда для любого человека. Брэдбери любили в детстве, и сам писатель был любящим отцом для своих четырех дочерей. В трогательном и грустном рассказе «И все-таки наш…» Брэдбери рассказывает о жуткой ошибке двух автоматов, которые призваны облегчать родовые муки. Произошло короткое замыкание в родильной и гипнотической машинах, и ребенок родился в другое измерение. Но родители не только любят своего ребенка, который в нашем трехмерном измерении выглядит как пирамидка с щупальцами, но и принимают решение отправиться в измерение малыша. И пусть для всех остальных людей они сами станут белым цилиндром и белым четырехгранником, но зато в своем новом мире они увидят живого, розовощекого и голубоглазого мальчугана – сына Питера Хорна.

 

Брэдбери призывает посмотреть незамутненным, свежим взглядом на своих самых близких людей, вновь увидеть в них только хорошее, светлое и доброе. Нужно убедиться, как «движутся, цепляются друг за друга, останавливаются и вновь уверенно и ровно вертятся все винтики, колесики домашнего очага» [2, c. 344]. И сам человек, ценящий и ставящий превыше всего традиционные нравственные нормы – «такой же деловитый винтик удивительной, бесконечно тонкой, вечно движущейся машины» [2, c. 344].

 

Детские годы, проведенные им в Уокигане, ассоциировались в сознании писателя с зеленеющей весной счастья. У каждого из нас – своя светлая память о детских годах. Если детство счастливое, то оно остается в памяти как самое лучшее время в жизни. У Гёте самым ярким воспоминанием о детстве остался подаренный бабушкой кукольный театр, у Льва Толстого – сказка брата Николая о зеленой палочке, а у Рэя Брэдбери – пожизненная ностальгическая любовь к «зеленому городу» его мечты – Greentown. Именно там происходит действие его прекрасной – и во многом автобиографической – повести «Вино из одуванчиков».

 

Повесть «Вино из одуванчиков», как и цикл «Марсианские хроники», Брэдбери составил из отдельных рассказов. Некоторые из них ранее уже публиковались. Но книга эта представляет собой более целостное произведение, чем «Марсианские хроники». «Вино из одуванчиков» признается критиками и литературоведами наиболее философским и автобиографичным романом Брэдбери, причём авторские черты можно заметить сразу в двух героях повести: братьях Томе и Дугласе Сполдинг, живущих в городке, прототипом которого стал родной для Брэдбери Уокиган.

 

Такую книгу мог написать только человек с большой фантазией и смелым воображением. Дуглас – сам, видимо, будущий писатель – ведет дневник летом 1928 года, которое он проводит в окружении своих близких друзей, любящих родных и жителей своего городка. Но это повествование ведется от лица уже взрослого человека, который пытается с помощью детских воспоминаний упорядочить свои взгляды на прожитые годы, проблемы жизни и смерти, любви и ненависти, и даже такие необычные вещи, как колдовство. Брэдбери прекрасно удалось передать особенности детского мировосприятия: «…бывают дни, сотканные из одних запахов, словно весь мир можно втянуть носом, как воздух: вдохнуть и выдохнуть… А в другие дни можно услышать каждый гром и каждый шорох вселенной. Иные дни хорошо пробовать на вкус, а иные – на ощупь. А бывают и такие, когда есть все сразу» [2, c. 299].

 

Вся повесть пронизана фантастическими мотивами. Том постоянно путешествует в некую таинственную страну, затянутую туманами и полную тайн. Чудаковатый ювелир Лео Ауфман – приятель мальчишек – строит «машину счастья», но она взрывается и сгорает, превращаясь в «машину несчастья». А ведь Лео искренне хочет помочь людям и изменить будущее человечества в лучшую сторону. Вспомним хотя бы такие его слова: «Для чего мы до сих пор пользовались машинами? Только чтобы заставить людей плакать. Всякий раз, когда казалось, что человек и машина вот-вот наконец уживутся друг с другом, – бац! Кто-то где-то смошенничает, приделает какой-нибудь лишний винтик – и вот уже самолеты бросают на нас бомбы и автомобили срываются со скал в пропасть» [2, c. 320–321].

 

С другой стороны, идеалист Лео боится своей жены Лины, обладающей крайне реалистичным взглядом на окружающую действительность, о который разбиваются все мечты. И сам изобретатель приходит к выводу, что машина счастья уже давно изобретена, так как без счастья не складывается ни одна человеческая жизнь. И эта «машина» есть семья – подлинная опора для человека, если эта семья основана на любви и долге. И детство будет поистине счастливым, если ребенок растет в окружении любящих людей.

 

Но зомбированные техникой дети часто совершают жуткие поступки в произведениях Брэдбери. Вспомним хотя бы рассказ «Вельд». Силой своего воображения детишки семейства Хедли вызывают в своей игровой комнате из виртуального небытия вполне реальных львов, которые разрывают их родителей на куски. В этом рассказе Брэдбери предвидел современных детей, живущих в мире гаджетов и игровых приставок, которые полностью аннигилируют нравственные ценности и разрушают неокрепшие детские умы. Грань между реальностью и игрой в головах таких детей полностью стирается.

 

В рассказе «Вельд» родители принимают разумное решение избавиться от автоматов вообще, но потом поддаются просьбам своих чад «включить детскую на одну минуту». Перед своей жуткой гибелью родители с ужасом осознают, что дети уже неоднократно проигрывали их смерть: «И вдруг они поняли, почему крики, которые они слышали раньше, казались им такими знакомыми» [2, c. 537].

 

В рассказе «Урочный час» дети приводят странных пришельцев к тому месту, где прячутся родители. Образ детей – беспощадных разрушителей – словно преследует Брэдбери. Недаром есть теория о том, что маньяки, убийцы и психопаты по сути своей – просто так и не повзрослевшие дети. Только если некоторые дети с любопытствующим восторгом отрывают крылышки у мух или душат котят, то взрослые маньяки, так и оставшиеся детьми, начинают жестоко и беспричинно убивать людей. Тем более в Америке, которая традиционно «славится» своими маньяками и серийными убийцами. Увы – больное общество порождает больных людей. А начинается все с детских лет.

 

Брэдбери много размышлял об этом, в том числе и о социальных причинах зла. Писатель боялся, что технический прогресс при отсутствии крепкой нравственной основы приведет к разрушению человеческого в человеке – разрушению, которое начинается уже в самом нежном возрасте.

 

Да, Брэдбери видел многие темные стороны реальности и не скрывал этого. В своем творчестве он часто обращался к теме детства, в котором оказываются растоптанными и извращены самые естественные человеческие чувства. Безудержная толерантность в нашу безумную эпоху ставит под угрозу семью как союз любящих людей – мужчины и женщины. И самое страшное происходит, когда нормальный ребенок оказывается усыновленным парой с нетрадиционной ориентацией, ибо такие, с позволения сказать, браки, хотя и считаются всеми нормальными людьми извращением, законодательно признаны в большинстве западноевропейских стран с либеральной идеологией. Если в мире дети обращаются против самого этого мира и восстают против окружающей их реальности или уходят от нее, – значит, этот мир погибает. Этот вывод писателя заставляет призадуматься – особенно во времена политкорректности, толерантности, безудержного и бесцельного потребления.

 

Фантасты ХХ столетия предвидели современную европейскую анемичную политкорректность и бездумную толерантность, а Руссо как будто обращается из середины XVIII столетия к современным европейцам: «Счастливые рабы, вы им обязаны изысканным и изощренным вкусом, которым вы гордитесь, мягкостью характера и обходительностью нравов, способствующих более тесному и легкому общению, словом, внешними признаками добродетелей, которых у вас нет» [11, c. 45].

 

Человечество до сих пор не может найти «золотую середину», позволяющую проплыть между Сциллой безудержной агрессии и Харибдой безмускульной толерантности. Терпимость хороша, когда она не размывает духовно-нравственных основ человека. Как можно быть толерантным к африканским или новозеландским каннибалам или серийным убийцам? В романе Станислава Лема «Возвращение со звезд» (1961) показано человечество, которое сумело избавиться от родимых пятен прошлого: агрессии, войн, преступлений. Но вернувшийся со звезд астронавт с удивлением обнаруживает, что жить в таком мире ему невыносимо скучно. Даже эмоции оказались под запретом. Астронавт Эл Брегг отсутствовал на Земле 127 лет, но для него прошло лишь десятилетие. Процесс бетризации нейтрализует агрессию и усиливает инстинкт самосохранения. Но «настоящему человеку» невозможно жить в обществе, которое сами космические полеты рассматривает как неоправданный риск. Сам Лем признавал в книге «Моя жизнь», что роман получился неудачным, ибо его основная проблема – искоренение социального зла – показана неправдоподобно. Общественные отношения, конфликты и противоречия, порождающие непреднамеренное социальное зло, невозможно устранить химическим воздействием [см.: 8, c. 8–28].

 

Раздумья Лема схожи с мыслями Иммануила Канта, который полагал присущую людям агрессивность необходимым качеством для создания цивилизации и правового государства. У Канта есть черновые наброски под заглавием «Характер человеческого рода», где он ставит вопросы и сам отвечает на них: «Каково природное назначение человека? Высшая культура. Какое состояние делает это возможным? Гражданское общество. Какие рычаги? Необщительность и соперничество. Труд» [5, c. 81].

 

Антагонизмы в обществе должны ограничивать законы. «Необщительное общение», как пишет Кант, – это склонность вступать в общество, одновременно оказывая этому обществу сопротивление. Людям приходится общаться друг с другом, хотя бы для того, чтобы демонстрировать друг другу собственные таланты. Благодаря человеческой склонности к состязательности происходит переход от варварства к культуре. Ведь в идиллической Аркадии, в обстановке братской любви, людские таланты не могли бы реализоваться. И тогда люди, схожие по кротости с овцами, вряд ли сделали бы свое существование более достойным, чем существование домашних животных! По сути, Лемм показывает необходимость антагонизмов для сохранения человеческой активности, не позволяющей людям превратиться в анемичных дегенератов.

 

У Стругацких в повести «Хищные вещи века» (1962) люди под воздействием особого наркотика слега становятся счастливыми оптимистичными идиотами, довольными абсолютно всем в жизни, но книги, музеи и театры давным-давно поросли в этом городе быльем. Интеллектуальные потребности этих людей напоминают потребности большинства наших современников. Но у тех же Стругацких в повести «Волны гасят ветер» (1986) описана раса разумных существ – люденов, которые представляют собой результат эволюции отдельных представителей человеческого рода. Среди людей появляется новая раса, ибо мозг ее представителей обладает «третьей импульсной системой», в тысячи раз расширяющей людские потенции.

 

В описании своих «сверхлюдей» Стругацкие пошли дальше Ефремова, ибо физические и интеллектуальные возможности люденов несравнимо выше человеческих. Сам термин заставляет вспомнить «человека играющего» – homo ludens Иоганна Хейзинга. Их немного – один сверхчеловек на сотню тысяч homo sapiens. Следующая ступень развития человека разумного стала возможна в «Мире полудня» – утопии, созданной и описанной в нескольких произведениях Стругацких. Это – коммунистическое будущее XXII столетия, когда человечество решило проблему нехватки ресурсов, отказалось от денег и рыночных отношений. Борис Стругацкий в одном из последних интервью в феврале 2010 года отмечал полную утопичность Мира полудня, отмечая, что они с братом лишь создали мир, в котором сами хотели бы жить.

 

Да, фантастам часто хочется верить, что человек будущего не только избавится от «родимых пятен» прошлого, но и приобретет новые возможности, кажущиеся сегодня сверхчеловеческими. Над проблемой расширения интеллектуальных возможностей человека размышляли не только братья Стругацкие, Рэй Брэдбери и Айзек Азимов, но и современный ирландский писатель Алан Глинн. В романе «Темные поля» («Области тьмы», 2001), успешно экранизированном в 2011 году, Глинн показывает, как благодаря пробуждению скрытых способностей герой, способный, но неудачливый и ленивый писатель, становится универсальным гением – как в игре на бирже, так и в живописи. Способности эти пробуждает фармакологический допинг, заставляющий работать на пределе все человеческие чувства и мозг.

 

Разумеется, идея эта далеко не нова. Глинн лишь привнес в эту проблему социально-политические мотивы. О разнообразных стимуляторах человеческой активности – подлинно действенных или же поддельных – писали Герберт Уэллс в романе «Тоно-Бенге», Дэниел Киз в рассказе «Цветы для Алджернона» и в созданном на его основе одноименном романе, Север Гансовский в повести «Пробуждение».

 

Латентные способности человеческого интеллекта, возможно, пробудятся у людей будущего. Вот только фантасты, мечтающие об этом, обычно упускают из виду один аспект: власть предержащим всегда легче управлять людьми с низким интеллектом и примитивными духовными запросами, а потому власти сделают все возможное, чтобы не допустить интеллектуального преображения людей. Наоборот, современные СМИ и вся массовая культура делает все для развития самых низменных человеческих задатков и свойств. Ведь эта серая масса, более всего на свете предпочитающая именно «хлеб и зрелища», всегда с удовольствием подбросит дрова в костер сжигаемому праведнику, желавшему духовно облагородить народ.

 

Жить, не раздумывая ни о чем, – всегда проще. Серой массой легче манипулировать, поэтому судьба такого возможного изобретения представляется печальной. Если ум людей будет свободен, а завывания шаманов из телевизора, проводящих уже не «пятиминутки ненависти», как у Оруэлла, а целые «эоны озлобления», перестанут действовать, то тогда десятки миллионов начнут думать самостоятельно. И ведь в этом случае с такими людьми, переставшими быть массой и ставшей народом, не справится ни полиция, ни национальная гвардия, ни прочие силовые структуры, живущие на народные деньги…

 

Не только фантасты мыслят философскими образами, но и философы используют фантастические ситуации и образы. Из относительно современных примеров такого рода можно вспомнить философско-художественное эссе Жана Бодрийяра «Америка» (1986), где странник-философ путешествует по стране и наблюдает дегуманизацию среды обитания, деформацию подлинно человеческих чувств и отмечает, что американские города напоминают «нечеловеческие черты внеземного объекта». Созданы эти обезличенные и лишенные истории города некоей «транссексуальной капиталистической надменностью мутантов» [17, c. 300–310].

 

Айзек Азимов некогда отмечал, что проблемы, которые писатели-фантасты поднимают в фантастике, становятся впоследствии насущными проблемами для всего человечества. Философское постижение человека всегда происходит не просто через реконструкцию его сущностных характеристик, но через осмысление его актуального и потенциального бытия в мире. Лучшие писатели фантасты своим творчеством доказывали правоту тезиса Макса Шелера: «Человек – это в известном смысле все».

 

Да, материальная жизнь, во многом освобожденная от власти духа, стала развиваться по своим, сугубо механическим и обездушенным законам, перед которыми современный человек оказался беззащитным. Но к каким бы удивительным чудесам ни привело дальнейшее развитие техники, всегда лишь у человека будут существовать функции, которые нельзя заменить компьютерами. Ведь любовь, уважение и взаимопонимание не являются техническими проблемами.

 

Фантасты предвидели не только те проблемы человечества, которые ныне именуют глобальными, но и всеобъемлющий кризис самой человечности, истощение духовности, эрозию нравственности. Не только тоталитарные режимы способны деформировать человеческую природу. В тупик исторической безысходности человека приводит и слепая, бездумная реализация либеральной парадигмы.

 

Фантасты предупредили человечество о грядущей невозможности межиндивидуального общения, которая приведет к утрате человеком своего духовного мира. В лучших произведениях мировой фантастики предсказаны абсолютизированные до крайности негативные тенденции современного общества, деформирующие человеческую природу. Среди этих тенденций трагически лидируют нивелирующее людей безудержное потребление, тотальный контроль бессовестной и бесчеловечной государственной власти, прогрессирующий индивидуализм.

 

Некогда Николай Бердяев написал: «Утопии выглядят гораздо более осуществимыми, чем в это верили прежде. И ныне перед нами стоит вопрос, терзающий нас совсем иначе: как избежать их окончательного осуществления?» [1, c. 253]. Да, многие утопические идеи не без успеха реализовали за прошедшее столетие всемирной истории, – в том числе и те, осуществление которых должно было изменить человеческую природу насильственно в направлении, желательном для утопистов и социальных вивисекторов. И самое страшное, если реальностью станет та утопия, о которой Джордж Оруэлл писал в романе «1984»: «Если вам нужен образ будущего, вообразите сапог, топчущий лицо человека – вечно. И помните, что это – навечно. Лицо для растаптывания всегда найдется. Всегда найдется еретик, враг общества, для того чтобы его снова и снова побеждали и унижали» [9, c. 489].

 

Очень не хотелось бы, чтобы этот мрачный прогноз окончательно стал явью – тем более, в нашей стране.

 

Список литературы

1. Бердяев Н. А. Судьба России. – М.: Советский писатель, 1990. – 350 с.

2. Брэдбери Р. О скитаньях вечных и о земле: Фантастические произведения. – М.: ЭКСМО-Пресс, 2002. – 1296 с.

3. Горохов П. А. Историческая фантастика Михаила Булгакова: опыт философского прочтения // Вестник Оренбургского государственного университета. – 2004. – № 4. – С. 4–9.

4. Горохов П. А. Философские основания мировоззрения Иоганна Вольфганга Гёте. Диссертация на соискание ученой степени доктора философских наук. – Екатеринбург, 2003. – 363 с.

5. Гулыга А. В. Немецкая классическая философия. – М.: Рольф, 2001. – 416 с.

6. Ефремов И. А. Туманность Андромеды // Собрание сочинений в 6 томах. Том 3. – М.: Современный писатель, 1992. – С. 5–310.

7. Кагарлицкий Ю. И. Вглядываясь в грядущее. Книга о Герберте Уэллсе. – М.: Терра-Книжный клуб, 2001. – 432 с.

8. Лем С. Моя жизнь // Собрание сочинений в 10 томах. Том 1. – М.: Текст, 1992. – C. 8–28.

9. Оруэлл Д. 1984 // О дивный новый мир. – М.: АСТ, АСТ Москва, Хранитель, 2006. – С. 319–538.

10. Паскаль Б. Мысли. – М.: АСТ; Харьков: Фолио, 2001. – 590 с.

11. Руссо Ж.-Ж. Рассуждение по вопросу: способствовало ли возрождение наук и искусств очищению нравов? // Трактаты. – М.: Наука, 1969. – С. 9–30.

12. Стругацкий А., Стругацкий Б. Гадкие лебеди // Миры братьев Стругацких. – М.: АСТ; СПб.: Terra Fantastica, 1997. – С. 365–596.

13. Тертуллиан. Догматико-полемические сочинения Тертуллиана // Творения Тертуллиана. В 3 ч. Ч. 2. – Киев, 1912. – 311 с.

14. Уоррен Р. Вся королевская рать. – М.: Правда, 1988. – 528 с.

15. Циолковский К. Э. Путь к звёздам. Сборник научно-фантастических произведений. – М.: Изд-во АН СССР, 1960. – 356 с.

16. Циолковский К. Э. Воля Вселенной // Грёзы о Земле и небе. Научно-фантастические произведения. – Тула: Приокское книжное издательство, 1986. – 362 с.

17. Baudrillard J. America // The Postmodern Presence: Readings on Postmodernism in American Culture and Society. – USA: AltaMira Press, 1998. – pp. 300–310.

 

References

1. Berdyaev N. A. The Fate of Russia [Sudba Rossii]. Moscow, Sovetskiy pisatel, 1990, 350 p.

2. Bradbury R. About the Wanderings of the Eternal and the Earth: Fantastic Works. [O skitanyach vechnykh i o zemle]. Moscow, EKSMO-Press, 2002, 1296 p.

3. Gorokhov P. A. The Historical Science Fiction of Mikhail Bulgakov: An Experience of Philosophical Reading [Istoricheskaya fantastika Michaila Bulgakova: opyt filosofskogo prochteniya]. Vestnik Orenburgskogo gosudarstvennogo universiteta (Bulletin of the OrenburgStateUniversity), 2004, № 4. pp. 4–9.

4. Gorokhov P. A. The Philosophical Foundations of the Worldview of Johann Wolfgang Goethe. Doctoral Degree Thesis in Philosophy [Filosofskie osnovaniya mirovozreniya Ioganna Volfganga Giote. Dissertatsiya na soiskanie uchenoy stepeni doktora filosofskikh nauk]. Ekaterinburg, 2003, 363 p.

5. Gulyga A. V. German Classical Philosophy [Nemezkaya klassicheskaya filosofiya]. Moscow, Rolf, 2001, 416 p.

6. Efremov I. A. Andromeda Nebula [Tumannost Andromedy]. Sobranie sochineniy v 6 tomakh. Tom 3 (Collected Works in 6 vol. Vol. 3). Moscow, Sovremennyy pisatel, 1992, pp. 5–310.

7. Kagarlitsky Yu. I. Peering into the Future. Book of Herbert Wells. [Vsmatrivayas v budutschee. kniga o Gerberte Uellse]. Moscow, Terra-Knizhnyy klub, 2001, 432 p.

8. Lem S. My Life [Moya shizn]. Sobranie sochinenniy v 10 tomakh. Tom 1 (Collected Works in 10 vol. Vol. 1). Moscow, Tekst, 1992, pp. 8–28.

9. Orwell G. 1984 [1984]. O divnyy novyy mir (Brave New World). Moscow, AST, AST Moskva, Khranitel, 2006, pp. 319–538.

10. Pascal B. Thoughts [Mysli]. Moscow, AST; Kharkov: Folio, 2001, 590 p.

11. Russo J.-J. A Discourse on the Moral Effects of the Arts and Sciences [Rassuzhdenie po voprosu: sposobstvovalo li vozrozhdenie nauk i iskusstv ochischeniyu nravov?]. Traktaty (Treatises). Moscow, Nauka, 1969, pp. 9–30.

12. Strugatsky A., Strugatsky B. Ugly Swans [Gadkie lebedi]. Miry bratev Strugatskikh (Worlds of the Strugatsky Brothers). Moscow, AST; St. Petersburg, Terra Fantastica, 1997, pp. 365–596.

13. Tertullian. Dogmatic Polemical Works of Tertullian [Dogmatiko-polemicheskie sochineniya Tertulliana]. Tvoreniya Tertulliana. V 3 ch. Ch. 2. (Tertullian’s Creations. In 3 parts. Part 2.). Kiev, 1912, 311 p.

14. Warren R. All the King’s Men [Vsya korolevskaya rat]. Moscow, Pravda, 1988, 528 p.

15. Tsiolkovsky K. E. The Path to the Stars. Collection of Science Fiction Works. [Put k zvezdam. Sbornik nauchno-fantasticheskikh proizvedeniy]. Moscow, Izdatelstvo AN SSSR, 1960, 356 p.

16. Tsiolkovsky K. E. Will of the Universe [Volya vselennoy]. Grezy o Zemle i nebe. Nauchno-fantasticheskie proizvedeniya (Dreams about the Earth and the Sky. Sci-fi Works). Tula, Priokskoe knizhnoe izdatelstvo, 1986, 362 p.

17. Baudrillard J. America. The Postmodern Presence: Readings on Postmodernism in American Culture and Society. USA, AltaMira Press, 1998. pp. 300–310.

 
Ссылка на статью:
Горохов П. А. Философские представления о «человеке будущего» в мировой фантастике // Философия и гуманитарные науки в информационном обществе. – 2019. – № 3. – С. 28–46. URL: http://fikio.ru/?p=3700.

 
© П. А. Горохов, 2019.

УДК 304; 316.74

 

Тузов Виктор Васильевич – федеральное государственное автономное образовательное учреждение высшего образования «Санкт-Петербургский государственный электротехнический университет “ЛЭТИ” им. В. И. Ульянова (Ленина)», кафедра философии, профессор, доктор философских наук, доцент, Санкт-Петербург, Россия.

Email: tuzov_1950@mail.ru

197376, Россия, Санкт-Петербург, ул. Профессора Попова, д. 5,

тел.: +7 (911) 752-75-69.

Авторское резюме

Состояние вопроса: Вопрос о том, что представляет собой «социальное», на сегодняшний день остается открытым. Несмотря на то, что содержание данного понятия и само «социальное» как реальность находятся в поле зрения исследователей, более или менее общепризнанной точки зрения по этому вопросу нет. Проблема сущности «социального» практически не рассматривается.

Цель исследования: Статья посвящена раскрытию сущности «социального» и человеку как основной причине ее противоречивости.

Результаты: Анализ данного вопроса позволил представить сущность «социального» как противоречивое единство взаимоисключающих сторон. Сторонами противоречия являются равенство и неравенство, взаимопомощь и эксплуатация, рациональное и иррациональное, организация и самоорганизация. Причина противоречивости «социального» заложена в биосоциальной природе человека. Эта двойственность человеческой природы проявляется в наличии двух противоборствующих поведенческих программ: биотической (инстинкты) и социальной (моральные нормы, культура).

Выводы: Отсутствие знаний о сущности «социального» лишает и теорию, и практику основания для адекватного понимания социальных процессов, определения тенденции развития социума, понимания проблем, стоящих на пути его трансформации в новое качество.

 

Ключевые слова: сущность; противоречие; социальное; социальная система; человек-индивид; человек-личность.

 

Contradicting Essence of “Social”

 

Tuzov Viktor Vasilievich – Saint Petersburg State Electrotechnical University named after V. I. Ulyanov (Lenin), Department of Philosophy, Professor, Doctor of Philosophy, Saint Petersburg, Russia.

Email: tuzov_1950@mail.ru

5, Professor Popov st., Saint Petersburg, 197376, Russia,

tel.: +7 (911) 7527569.

Abstract

Background: The question about the nature of “social” remains open today. Despite the fact that the content of this concept and “social” itself as a reality are in the field of view of researchers, there is no more or less generally accepted point of view on this issue. The issue of the essence of “social” is practically not considered.

Purpose: The article is devoted to the disclosure of the essence of “social” and to man as the main reason for its inconsistency.

Results: An analysis of this issue made it possible to present the essence of “social” as a contradictory unity of mutually exclusive parties. The parties to the contradiction are equality and inequality, mutual assistance and exploitation, rational and irrational, organization and self-organization. The reason for the inconsistency of the “social” is inherent in the biosocial nature of man. This duality of human nature is manifested in the presence of two warring behavioral programs: biotic (instincts) and social (moral standards, culture).

Conclusion: Lack of knowledge about the essence of “social” deprives both theory and practice of the basis for an adequate understanding of social processes, determining the development trend of society, understanding the problems that stand in the way of its transformation into a new quality.

 

Keywords: essence; contradiction; social; social system; individ; personality.

 

Общество в значительной степени остается мало познанным объектом. Существует много различных точек зрения о том, что представляет собой общество, как оно развивается, каковы его движущие силы, но более или менее общепризнанной модели нет. Вопрос о сущности общества практически остается открытым. Не ответив на вопрос о том, что представляет собой сущность человеческого общества, невозможно адекватно отразить в теории историю развития общества, объяснить метаморфозы преобразования одних форм организации общества в другие. Совершенно неясно, по какой причине первобытное общество с гуманными отношениями, с равенством и взаимопомощью перешло к отношениям негуманным, с неравенством и эксплуатацией. Предположение Маркса, что причина такого перехода связана с появлением прибавочного продукта, который стал присваиваться сначала в семье, а затем распространился на все общество, вызывает некоторое сомнение. Это сомнение связано с те фактом, что долгое время прибавочный продукт перераспределялся среди родственников в силу требования традиции. Но впоследствии традиция по какой-то причине перестала работать.

 

Не ответив на вопрос о сущности, нельзя строить прогнозы по поводу перспектив развития человеческого общества. Можно написать монографии о закате Европы, мира, привести аргументы в защиту данной позиции, но даже в этом случае не получится ответить на вопрос: «Почему»?

 

С нашей точки зрения, которую я отразил в работах «От хаоса – к порядку: проблема самоорганизации социальной системы» и «Исторический процесс в свете синергетической парадигмы (субстанциальный подход)», сущность социальной системы представляет собой противоречие, единство противоположных сторон [см.: 1; 2]. Развертывание этих противоположностей в историческом процессе через их борьбу порождает противоречивость самой истории развития общества. Эта противоречивая история описывается диалектическим законом отрицания отрицания. Победа в борьбе одной из сущностных сторон определяет специфику этапа развития общества.

 

Чтобы понять утверждение о противоречивой сущности «социального» (общественного), следует сделать еще одно пояснение. Общество может восприниматься как нечто самостоятельное, самодостаточное для своего существования. Но здесь мы можем попасть в ситуацию средневековых философов, которые спорили по поводу того, как существуют общие понятия, универсалии. Это нечто самостоятельное или это имя объекта. Если общество есть нечто самостоятельное, то есть рассматривается не само общество, а его понятие, его модель, то мы описываем его структуру, особенности и т. п. Другими словами, работаем с абстрактным объектом, теоретическим объектом, не обращая при этом внимания на то, что общество – это, прежде всего, люди. Люди образуют то, что принято называть обществом. Общество – это характеристика связанности действующего человека с другим человеком, характеристика целостности, которая возникает на основе деятельности людей. Можно обращать внимание на целостность и исследовать ее, а можно исследовать самих людей. При таком подходе мы исследуем причину всего того, что представляет собой общество, так как без человека оно существовать не может. Поэтому, поняв сущность человека, мы сможем понять и сущность общества.

 

Первое, с чего необходимо начать рассмотрение заявленного выше вопроса – это согласиться с теми исследователями общества, которые сходятся во мнении, что общество представляет собой систему. Система, независимо от ее характера, состоит из элементов, связей между элементами и как результат этой связанности – целостности, приобретающей совершенно новые свойства, которыми не обладали ее элементы, взятые по отдельности.

 

Если исходить из того, что общество есть система, то его характер будут определять два фактора: качество элементов, из которых оно состоит, и качество отношений, которые связывают элементы. Если придерживаться диалектической методологии, то следует отметить, что элементы и отношения оказываются связанными определенным законом, который описывает взаимодействие формы и содержания. В данном случае содержанием социальной системы выступают люди, а формой, в которой они существуют, являются отношения, создающие целостность, которую мы и называем обществом. Закон, связывающий содержание и форму, утверждает, что форма не является чем-то самостоятельным и самодостаточным. Напротив, она зависит от содержания. Содержание определяет форму. Поскольку речь идет о диалектическом взаимодействии, то естественно, что каждая из сторон оказывает влияние друг на друга. Однако следует иметь в виду, что одна из сторон в этом взаимодействии занимает доминирующее положение. В данном случае содержание элементов определяет характер формы. Если мы принимаем данное положение, то качество человеческого материала в обществе будет определять характер общественных отношений. Даже если отодвинуть в сторону диалектику как теоретическую модель и просто рассуждать логически, придется прийти к подобному выводу. Без всякого сомнения, общество не существует без составляющих его людей. Эти люди, решая повседневные задачи, вынуждены вступать в отношения друг с другом. Другими словами, активность человека создает отношения. Если этой активности не будет, то не возникнут и связи, отношения между людьми. Отношения выстраиваются не любые, а такие, которые понятны, близки и желательны для людей. Меняются люди, меняются и отношения. Мы пришли к выводу, что связи между людьми зависят от их активности, совместной деятельности. Конечно, возникнув, связи и отношения начинают жить самостоятельной жизнью, отдельной от их создателей. Эти отношения закрепляются в нормативных документах или в моральных нормах, традициях и новое поколение людей, входящее в общество, вынуждено принимать в качестве основы поведения существующие, созданные до них социальные отношения. Однако закон связи формы и содержания продолжает работать и в этих условиях. Не случайно социологи выделяют две группы отношений: формальные и неформальные. Формальные отношения определяются документами, инструкциями и т. п. Реальность же корректирует эти предписанные отношения, подгоняя их под реальных людей, их свойства, интересы, возможности.

 

Определив методологический подход к анализу сущности «социального», рассмотрим предпосылки к анализу данной проблемы.

 

Современная цивилизация находится на пороге больших перемен. Необходимость в них витает в воздухе и ощущается как среди исследователей социальных процессов, так и среди многих политиков. Однако противоречивость социальных отношений сказывается и на этом процессе. Одни политики стремятся сохранить существующие на международной арене отношения и сохранить преимущества для своих стран, которые доминируют в том или ином отношении над другими странами, другие, наоборот, хотят изменить существующие отношения и выстроить новые, более справедливые, при которых будут учитываться интересы их стран и народов. Поиск новых форм организации социума на макроуровне (уровень международных отношений), которые соответствовали бы новым реалиям, идет методом проб и ошибок, интуитивно, потому что нет четкого представления о том, что такое социум, какова его сущность, тенденция развития и какими законами определяется все это. В этих условиях вопрос о сущности социальных отношений оказывается крайне актуальным. Если посмотреть на современный социум или на современную цивилизацию, то мы увидим, что общественные отношения носят противоречивый характер. Эта противоречивость издавна выражалась в различных философских конструкциях общества или государства. В одних конструкциях (как у Гоббса, например) отражалась необходимость построения государственной структуры для сдерживания эгоизма отдельного индивида в определенных рамках. Социалисты-утописты пытались нарисовать другую модель общества, в которой не только регламентировалось бы законами отношение к собственности и пределы свободы, но и вводилось понятие справедливости, когда общественная собственность, совместно произведенный продукт распределялись бы справедливо между всеми участниками данного процесса.

 

Рассмотрим противоречивость современных общественных отношений. Какие стороны противоречия можно выделить? Это справедливость и несправедливость; социальное равенство и неравенство; взаимопомощь и эксплуатация, рациональное и иррациональное; организация и самоорганизация. Если выделить главный компонент общественных отношений, то это будет, с одной стороны, гуманизм по отношению к человеку, а с другой стороны – эксплуатация. Чтобы обосновать это, надо погрузиться в историю возникновения социальной системы и понять, почему гуманные отношения являются «социальными», а отношения эксплуатации таковыми не являются.

 

Социальная система вырастает из биотической системы как результат разрешения возникшего противоречия между новыми производительными силами и старыми отношениями. Как ни парадоксально звучит эта фраза из марксистской модели развития общественно-экономической формации, но, с нашей точки зрения, именно этот конфликт привел к отделению от прасоциального сообщества предков человека группы людей, которая заложила основу социальной организации. Необходимость изготавливать орудия труда для добывания пищи создала условия, когда те, кто их создавал, оказались в невыгодном для себя положении. Эти «интеллектуалы» изготавливали орудия, обучали пользованию ими остальных членов сообщества, вместе добывали пищу, а ее распределение осуществлялось на основе биотических отношений. Привилегированная группа сообщества потребляла большую часть продукта, а все другие получали по «остаточному» принципу. Поскольку для человекообразных приматов действует закономерность – когда сообщество разрастается больше определенных размеров, часть его отделяется и уходит искать другую территорию обитания – вероятно, подобное случилось и с человеком. Поскольку прасоциальное сообщество имело достаточное количество пищи из-за использования орудий труда, оно активно размножалось. Когда оптимальные размеры были превышены, часть его отделилась и ушла. Скорее всего, в этой части оказались те, кто создавал орудия труда и не получал достаточного количества пищи, и сочувствующие им, или просто молодые индивиды. В этой группе возникли новые отношения равенства и взаимопомощи, какие возникают между теми, кто испытывает дружеские чувства по отношению друг к другу. Поскольку такая форма организации оказалась более жизнеспособной, чем иерархическая, она закрепилась в культурных формах, традициях. Основой этой формы существования людей стал человеческий разум, на основе которого организовывалась совместная жизнедеятельность людей.

 

Традиционное общество существовало довольно долго, но проблема в том, что оно крайне медленно развивалось из-за слабости рационального начала. Разум не мог обеспечить производство достаточного количества жизненно важных ресурсов, и тогда на историческую сцену вышло иррациональное начало, которое таилось внутри психики человека, но не смело проявить себя в поведении из-за страха наказания со стороны ТРАДИЦИИ. Однако по мере развития производительных сил и рационального начала произошло осознание человеком себя как отдельного от коллектива существа со своими потребностями и интересами. «Мы-Бытие» стало трансформироваться в «Я-Бытие». Первой на пути такого осознания оказалась система управления в силу интеллектуальной нагруженности данного вида деятельности. Она стала выделяться из общей массы одеждой, утварью, едой и т. д. Община начала дифференцироваться. Внутренние связи стали иными, вместо взаимопомощи возникла взаимозависимость, когда одни не могли жить без других, причем бедные в большей степени зависели от богатых, чем богатые от бедных. Хотя форма целостности осталась, но сущность, на которой она формировалась прежде, изменилась. Социальная система перешла постепенно в свою противоположность. Элементы системы остались прежние, но их поведение преимущественно стало детерминироваться не рациональным, а иррациональным началом. Отношения равенства заменились на отношения неравенства, взаимопомощи на эксплуатацию. Система стала неравновесной и получила автоматический действующий через иррациональную часть человеческого организма механизм самоорганизации. Необходимость в таком механизме была связана со слабостью «рационального», на основе которого осуществлялась организация жизнедеятельности социума в начальный период его существования. Современное общество пока находится именно в этом состоянии. Если перенести эту модель на проблему сущности общества, то станет очевидной биполярность ее как сущности. С одной стороны, общество детерминировано рациональным началом, а с другой – иррациональным. С одной стороны, общество стремится к равенству и взаимопомощи, а с другой – к неравенству, доминированию одних людей или групп людей над другими и к эксплуатации. Просто на стадии первого отрицания сущность социального пребывает внутри новой формы в снятом виде, но, тем не менее, не позволяет иррациональному началу проявить себя в полной мере и разрушить систему. Она как некий стержень исторического процесса позволяет колебаться системе в ту или иную сторону, но не позволяет выйти за пределы меры. Именно потому, что современное общество по типу отношений является обществом биотическим, где основную роль играют инстинкты, а культура только роль вспомогательную, социальное понимается не однозначно. Одни авторы видят в «социальном» скрытый гуманизм, равенство и справедливость, а другие – то, что лежит на поверхности – неравенство, конкуренцию, эксплуатацию.

 

Рассмотрим в общих чертах содержание понятия «социальное». «Всемирная энциклопедия: Философия ХХ век» дает следующее определение: «Социальное – пакетное понятие, пространство адекватных интерпретаций которого: 1) соотносится по объему с содержательной и функциональной “нагруженностью” терминов “история”, “культура”, и т. п.; 2) относимо к предметностям классической и неклассической социологии; 3) отражает взаимообусловленность индивидного (“атомарного”, “ядерного”) бытия людей, с одной стороны, и над-индивидуальных структур социальной статики и социальной динамики, с другой» [3, с. 730]. Далее А. А. Грицанов приводит разнообразные точки зрения на трактовку данного понятия. Однако выявить специфику «социального» как характеристики общественных отношений из данной статьи весьма трудно.

 

На сайте grandars.ru в разделе «Основы социологии. Понятие “социального”» дан анализ развития данного термина. Отмечается, что в трудах К. Маркса и Ф. Энгельса при анализе общества используются два понятия – «общественный» (gesel/schaftlich) и «социальный» (soziale). Маркс и Энгельс использовали понятия «общественный», «общественные отношения», когда речь шла об обществе в целом, о взаимодействии его сторон – экономической, политической, идеологической. Когда же речь шла о природе отношений людей друг к другу, человека к человеку, об их отношении к факторам и условиям их жизнедеятельности, к их собственному положению и роли в обществе и к обществу в целом, то Маркс и Энгельс использовали понятие «социальное» и соответственно говорили о «социальных отношениях».

 

Во французском и английском языках в результате развития социологии понятие «социальное», будучи производным от понятия общества (society), традиционно использовалось в узком (эмпирическом) значении, что вызвало известные трудности при обозначении явлений и процессов, относящихся к обществу в целом. Поэтому на определенной стадии развития социологии было введено понятие «социетальное» (societal), используемое для характеристики общества в целом, всей системы общественных отношений (экономических, социально-политических и т. д.).

 

В отечественной науке понятие «социальное» рассматривалось как синоним понятия «общественное». Постепенно с развитием социологии понятие «социальное» приобрело самостоятельное значение. Социальное – это совокупность общественных отношений данного общества, интегрированная в процессе совместной деятельности (взаимодействия) индивидами или группами индивидов в конкретных условиях места и времени [см.: 4].

 

В приведенном выше анализе – несмотря на то, что делаются попытки отделить понятие «общественное» от понятия «социальное» для решения определенных задач – о сущности «социального» как чисто человеческого, гуманистического по своей сути отношения, речи не идет.

 

С. Б. Токарева в статье «Концептуальный смысл понятия “социальное”» анализирует его различные концептуальные значения. Автор показывает, что точки зрения на развитие социального в исторической ретроспективе и перспективе зависят от исходной гипотезы социального и ее дальнейшей концептуализации в рамках конкретной теории.

 

Анализируя работу Ж. Бодрийяра «В тени молчаливого большинства, или Конец социального» автор рассматривает различные подходы к пониманию «социального» и высказывает свою точку зрения по этому вопросу.

 

С. Б. Токарева пишет, что в ХХ в. в социальных науках была зафиксирована кардинальная историческая трансформация базовых форм социальности, для описания которых привычные понятия «социальное отношение», «социальный институт», «класс» и т. п. обнаружили свою ограниченность. К этому выводу пришли представители самых разных направлений – социальной феноменологии, теории коммуникативного действия, интеракционизма, постмодернизма и т. д. Наиболее радикальная критика трактовки социального и социальности как метафизических понятий была дана Жаном Бодрийяром, который называет термины «социальное отношение», «социальный институт», «социальное», «социокультурное» и т. п. «смутными представлениями», а приверженность к ним социальных наук объясняет стремлением сохранить устойчивость и с этой целью оградить определенный код, зашифрованный в этих понятиях, от анализа.

 

Феноменологически социальное не существует, а значит, оно не может рассматриваться как нечто объективное.

 

Анализ и сравнение различных концептуальных значений понятия «социальное» и описание его концептосферы позволяют по-новому увидеть проблему динамики социального. Точки зрения на развитие социального в исторической ретроспективе и перспективе зависят от исходной гипотезы социального и ее дальнейшей концептуализации в рамках конкретной теории. Например, различные эволюционные теории социальности пытаются решить эту проблему через выявление исходных форм (праформ) социального. Среди них можно выделить биологизаторские концепции (социобиология, этология) и психологические.

 

Далее Токарева рассматривает психологические теории, опираясь на анализ просоциального поведения, представленный в статье Н. В. Кухтовой «Феномен просоциального поведения в психологической науке (некоторые подходы в изучении просоциального поведения)». Автор отмечает, что в психологических теориях важнейшим проявлением социальности полагается социально ответственное (просоциальное) поведение. Просоциальное поведение является общественным по своему характеру и представляет собой модель (стратегию) поведения в отношении другого человека, противоположную по смыслу и способам своей реализации асоциальному поведению. Оно включает в себя действия, приносящие пользу другим людям, а также способы реагирования на людей, которые проявляют симпатию, сотрудничество, помощь, содействие, альтруизм.

 

В российской психологической литературе просоциальное поведение определяется как совокупность действий, направленных на благо общества и предпринимаемых организацией или отдельным человеком бескорыстно, без расчетов на награду.

 

Социологические и социально-философские теории большее внимание уделяют оценке динамики социального и вопросу о перспективах его развития. Решение этих проблем определяется принимаемой за основу гипотезой социального.

 

Ж. Бодрийяр выделяет несколько таких гипотез. Первая гипотеза заключается в признании социального неотъемлемой сущностью подлинно человеческого мира. Отсюда следует, что социальное является предпосылкой существования человека. Одновременно социальное выступает инстанцией, имеющей тенденцию к расширению, в идеале – к превращению общества в глобальную социальность. Бодрийяр связывает рождение таким образом понятой социальности с конкретным событием – открытием в Париже в 1544 г. приюта для бедных. С этого момента начинается, по его мнению, экспансия социального, стремление социализировать абсолютно все (и появляется иллюзия, что такое возможно).

 

Вторая гипотеза связана с идеей, что социальное возникает на определенном этапе исторического развития, затем какое-то время развивается по восходящей, охватывая все новые области человеческой жизнедеятельности, после чего, достигнув максимального распространения, начинает вырождаться, деградировать.

 

Третья гипотеза связана с отрицанием социального как такового. Согласно этой точке зрения, социальное никогда не существовало как реально функционирующая система общественных отношений и на деле всегда являлось только симулякром – некоторым подобием, подделкой и симуляцией того, что воспринималось теоретическим сознанием представителей социальных наук как «сущностное» и «реальное». Для социальной науки эти знаки социального подменяли реальность, только они и имели значение, само же «социальное» было полностью лишено собственных импульсов существования и развития [см.: 5].

 

Если обратиться непосредственно к тексту работы Бодрийяра, то увидим, что он отрицательно относится к социальному, понимая его как благотворительность по отношению к части общества, которая нуждается в помощи и неспособна сама о себе позаботиться. Эту часть общества он называет «сегменты», «остаток». «Речь идёт о зонах, которые должны быть втянуты в социальность, о сегментах, которые были выведены за её пределы в ходе её развёртывания. Обозначаемые социальным как остаточные, они подпадают тем самым под его юрисдикцию и рано или поздно обретут своё место в расширенной социальности. Но что происходит, когда социализировано всё? Тогда машина останавливается, динамика всего процесса меняется на противоположную, и в остаток превращается вся ставшая целостной социальная система. По мере того, как социальное в своём прогрессировании поглощает все остатки, оно само оказывается остаточным» [6, c. 81].

 

С точки зрения Бодрийяра, если социальное, понимаемое таким образом, будет распространено на все общество, остановится его развитие. Поэтому он не приветствует данный термин и то, что за ним стоит.

 

Анализ точек зрения на понимание термина «социальное» показывает разнообразие его трактовок. Это означает, что данный термин не имеет убедительного обоснования, а те точки зрения по данному вопросу, которые имеют место, не удовлетворяют исследователей. Кроме того, нет общей теории «социального», модели общества, модели развивающегося общества, взятого в его истории, в которой «социальное» нашло бы свое место и основание. Однако в этом разнообразии есть трактовки «социального», которые, с одной стороны, показывают, что автор данной статьи не одинок в своем видении социального, а, с другой стороны, позволяют развить данное понимание социального.

 

Из всего выше сказанного, из всех точек зрения на социальное для нас важно понимание его как аналог гуманистического типа отношений. В каком контексте рассматривается социальное, понимаемое таким образом, в данном случае не имеет значения. Главное состоит в том, чтобы показать, что «социальное» понимается как гуманистическое, специфически человеческое, а не просто общественное, возникающее при взаимодействии людей. Социальное – это специфически человеческое поведение, основанное не на выгоде или конкуренции, а на взаимопомощи, альтруизме, эмпатии и т. п.

 

С нашей точки зрения, «социальное» как таковое, то есть то, что обозначает именно человеческое общество с человеческими отношениями, характеризуется словами гуманизм, взаимопомощь, равенство. Однако социальная реальность в избытке насыщена и такими явлениями, как конкуренция, эксплуатация, зависть, убийства, которые являются частью общественной жизни. Будут ли они частью «социального»? Если «социальное» понимать как аналог «общественного», то ответ будет положительным. Но если в качестве «социального» принимается его узкая трактовка, о которой речь шла выше, то данные негативные явления будут общественными, но не «социальными». Здесь следует сделать еще одно пояснение и определить «социальное» через противопоставление его биотическому. Такой подход упрощает ситуацию и позволяет увидеть сущность человеческого, социального объединения людей. Когда исследователь смотрит на общество, он видит сложный, многогранный, многоуровневый объект. Когда берем два принципиально разных объекта и сравниваем их, то видим существенные различия, не обращая внимания на все остальное. Биотические объекты характеризуются определенным типом взаимодействия входящих в них особей. Сравнивая взаимодействие биотическое и социальное, необходимо найти различия между ними, чтобы иметь основание для введения в речевой оборот двух понятий: «биотическое взаимодействие», «социальное взаимодействие». Если поведение составляющих эти объединения элементов одинаковое, то для его характеристики достаточно одного термина. Если оно различается, необходимо выявить и обозначить эти различия. Опираясь на историю развития человеческого общества, следует признать, что «социальное» возникло на основе «биотического», выросло из него, но стало его противоположностью.

 

Биотическое сообщество представляет собой неравновесную систему, состоящую из неодинаковых по своим психофизическим качествам особей, связанных иерархической структурой отношений. Иерархическая структура возникает благодаря двум факторам. Первый фактор – природное психофизическое неравенство особей, входящих в сообщество. Второй фактор – стремление особи стать первой, доминировать в сообществе. Поскольку стремление доминировать заложено в психике живого существа, то возникает конкуренция их друг с другом за первенство в сообществе. Однако стремление доминировать имеет и другую сторону – умение подчиняться. Если доминирование невозможно, включается противоположная программа поведения, направленная на подчинение более сильному, энергичному, настойчивому и сообразительному члену сообщества. Благодаря конкурентной борьбе особей проявляется закон естественного отбора Ч. Дарвина. Конкурентная борьба выполняет важную функцию в сообществе. С одной стороны, она направлена на совершенствование данного вида живых существ, обеспечивая их выживаемость и развитие в природной среде. С другой стороны, конкуренция порождает иерархическую структуру взаимосвязей особей, благодаря чему в сообществе устанавливается определенный порядок, при котором каждая особь чувствует, что ей позволено, а за что последует наказание со стороны доминирующей особи. Биотическое сообщество в первую очередь существует для «избранных», обеспечивая их выживание и репродукцию. Но поскольку для выживания «избранных» и их потомства необходимо все сообщество, то доминанты, в свою очередь, заботятся и о сохранении сообщества, вставая на его защиту в случае необходимости.

 

Социальная организация людей в момент своего зарождения – качественно иная. Все члены сообщества, будучи неодинаковыми по своим психофизическим характеристикам, в социальном отношении были равны. Доминирование как тип отношений оказался под запретом. Целое (сообщество) существует в равной степени для всех членов. Каждый член сообщества важен для сохранения целого. Другими словами, в человеческом сообществе имеет место качественно иной тип отношений. Если для биотического сообщества характерны отношения неравенства, «доминирования – подчинения», и господствует эгоизм отдельной особи, то в человеческом (социальном) сообществе имеют место отношения равенства, а эгоизм заменен коллективизмом и гуманизмом.

 

Элементы инстинктивного поведения человека были удалены из системы отношений с помощью культуры. С одной стороны, благодаря наличию сознания, были введены моральные запреты-табу на проявление инстинктов по отношению к членам своего коллектива. С другой стороны, был создан механизм сохранения равенства и ограничения стремления к доминированию. Такую функцию, с нашей точки зрения, выполнял виртуальный мир предков, духов, богов. Мир духов есть аналог, эрзац доминирующего самца в стаде. При наличии равенства возникает вопрос о том, кто будет устанавливать и поддерживать порядок в человеческом сообществе. Такой порядок установлен культурой, передается от поколения к поколению традицией, воспитанием. Регулируются отношения вождем и советом старейшин. Чтобы ограничить проявление инстинкта доминирования и поддерживать равенство и порядок в сообществе, доминирующего индивида поместили в другой мир и вождь (по совместительству служитель культа) от его имени поддерживает действие культурных норм и запретов.

 

Биотическое сообщество самоорганизуется на основе инстинктивных программ. Человеческое сообщество организуется на основе разума, морали, культуры.

 

Сравнив биотическое сообщество с социальным, человеческим сообществом и выявив различия в качестве взаимосвязей составляющих их элементов, особей в одном случае и индивидов в другом, следует сказать, что социальное, человеческое сообщество качественно отличается по типу отношений от своего прародителя, биотического сообщества. Следовательно, употребляя термин «социальное», неправомерно переносить его на характеристику биотических сообществ только потому, что там тоже есть связи между членами сообщества и есть целое. Термин «социальное» как характеристика человеческих отношений, как выражение сущности человеческого общества должен принципиально отличаться от термина «биотическое». Однако, если посмотреть на современные общественные отношения, можно увидеть только элементы «социального» так, как увидел их Ж. Бодрийяр, то есть как заботу общества об обездоленных, бродягах, нищих, инвалидах. Массовые же, базовые отношения совершенно другие. Это отношения доминирования-подчинения, эксплуатации. И большинство исследователей считают их истинно человеческими, социальными, присущими природе человека. Более того, если упразднить эти отношения, то общество погибнет, перестанет развиваться, ибо конкуренция порождает развитие, совершенствование и человека, и общества. Следует признать, что данные авторы правы. Тогда возникает логическое противоречие. С одной стороны, я утверждаю, что подлинно социальными отношениями являются отношения равенства и взаимопомощи, гуманизма, а с другой – что имеющие место в настоящее время отношения неравенства, эксплуатации и т. д. тоже социальные, то есть общественные. С точки зрения формальной логики это недопустимое противоречие. А с точки зрения диалектической логики это норма. Действительно общественные отношения, то есть отношения между людьми, могут быть и человеческими по своей природе, и биотическими, то есть социальными и не социальными, и в то же время общественными. Это связано с тем, что сущность человеческого общества внутренне противоречива. Причина противоречивости общества заложена в противоречивость самого человека, который, с одной стороны, – представитель живой природы, мира живых существ, а с другой – член социальной организации, общества. Поведение человека как природного существа детерминировано инстинктами, биотическими поведенческими программами. Являясь членом социальной организации, общества, он вынужден руководствоваться требованиями морали, законов.

 

Психология не отрицает наличия у человека как природного существа «комплекса природных генетически зависимых качеств». Однако дискуссия о том, есть ли у человека инстинкты и как они влияют на его поведение, не прекращается до сегодняшнего дня. Анализ данной проблемы представлен в статье А. Е. Серикова «Дискуссия об инстинктах человека в психологии и этологии» [см.: 7]. Сторонники точки зрения, что у человека нет инстинктов, опираются в своем убеждении на том, что понимать под инстинктом. Один из сторонников отсутствия у человека инстинктов, В. Фридман, пишет в своей работе: «Удачна метафора А. Н. Барулина: инстинкт есть рефлекс, дуга которого замыкается между особями в сообществе, чем поддерживает видоспецифическую организацию последнего (а не в самой особи), – но с той же чёткостью, неуклонностью, специализированностью и специфичностью реакции. “Замыкание” инстинктивных реакций происходит через специализированный ответ другой особи на специфический сигнал данного индивида, притом, что все вместе они являются социальными компаньонами. Поэтому для моделирования процессов информационного обмена в сообществах животных можно использовать известные модели распознавания образов, отделяющие сигнал от шума с использованием искусственных нейронных сетей» [8]. Если под инстинктами понимать нечто жестко детерминирующее поведение, то у человека нет инстинктов. Но если инстинкт – это энергетический импульс, который заставляет человека думать и двигаться в определенном направлении, не указывая конкретного способа достижения цели, то это вряд ли возможно отрицать.

 

Поведением человека как индивида – поведением, которое детерминировано инстинктами – занимается сегодня преимущественно этология, которая сравнивает его поведение с поведением других живых существ и обнаруживает аналогии. В. Дольник в главе «Знакомьтесь: инстинкт» пишет: «Слово это употребляется в быту как символ всего низменного, всего дурного в человеке. Инстинкты рекомендуется скрывать и подавлять. Инстинкту противопоставляются мораль и разум. Но в биологии, у этологов, слово инстинкт имеет иное значение. Им обозначают врожденные программы поведения. Можно собрать очень сложную ЭВМ, но, пока ее не снабдят программами, она просто бесполезная груда “железа”. Программы – инстинкты ЭВМ. То же относится и к мозгу. Чтобы начать действовать, он нуждается в программах: как узнавать задачи и как их решать, как учиться и чему учиться. Животное рождается с этими программами, с большим набором очень сложных и тонких программ. Они передаются с генами из поколения в поколение, их создает естественный отбор, без конца по-разному комбинируя малые, простые блоки в новые системы» [9].

 

На сегодняшний день все большее количество ученых признают вслед за У. Джеймсом и З. Фрейдом наличие у человека врожденных поведенческих программ, которые не исчезают в процессе социализации [см.: 10; 11]. Личность человека, являясь отражением совокупности социальных отношений в человеке, не может полностью нейтрализовать проявление инстинктов. Это связано с тем, что ресурсы, необходимые человеку для жизни, ему приходится добывать в конкурентной борьбе из-за их дефицита. В силу этого невозможно стремление к удовлетворению потребностей «загнать» в определенные рамки, одинаковые для всех. Из-за этого не победить коррупцию. Коррупция – это проявление инстинкта, и последний в условиях дефицита ресурсов, реального или мнимого, оказывается сильнее морального запрета. Относя себя к сторонникам точки зрения о наличии у человека врожденных поведенческих программ, я не абсолютизирую данное явление. Естественно, что человек осмысливает (иногда) идущие из глубин бессознательного импульсы к определенному поведению. Может силой воли их остановить или реализовать, но это имеет место у человека, и Фрейд это удачно выразил в своем видении данного процесса.

 

Подведем итог. Сущность социального в широком смысле этого слова представляет собой противоречие, сторонами которого являются гуманизм и равенство, с одной стороны, и неравенство и эксплуатация – с другой.

 

Главная причина противоречивости социальных (общественных) отношений заложена в противоречивой сущности главного действующего лица истории и общества – человека. Эта же причина является одной из главных причин противоречивости истории. В зависимости от того, какая программа (биотическая или социальная) преимущественно определяет мысли и поведение людей, возникают те или иные отношения в соответствии с законом связи формы и содержания. При доминировании социальных программ возникает подлинно социальная форма организации людей. Если преимущество переходит на сторону природных инстинктивных программ, общество переходит в свою противоположность по типу отношений.

 

Сравнительный анализ характера отношений в биотическом и социальном сообществах показывает, что это принципиально разные по своему типу отношения. Отношения биотические выстраиваются на основе действия инстинкта доминирования-подчинения и в качестве результата создают иерархическую структуру взаимосвязей входящих в сообщество особей. Социальные отношения возникают в противовес биотическим, как их антипод, и характеризуются равенством и взаимопомощью. Современная цивилизация подошла к рубежу, который в диалектике называется «скачок», а в синергетике «точка бифуркации». Если не принимать во внимание противоречивость современных общественных отношений, не связывать это с сущностью человека и с сущностью общества, не учитывать специфику развития системы через закон отрицания отрицания, то не понять и тенденцию развития социума и не принять правильных решений. Если марксисты считают, что развитие производительных сил приведет к смене отношений – они правы только отчасти. Главное действующее лицо в этих производительных силах – человек, но его развитие не связано напрямую с техникой, технологией и производительностью труда. Развивается мышление, но не нравственность. Человеческие качества, нравственность определяются культурным уровнем человека, а это связано с воспитанием. А это уже совсем другая история. Не решив проблемы воспитания нового человека, не получится сделать скачок в новую цивилизацию с новыми подлинно человеческими отношениями.

 

Список литературы

1. Тузов В. В. От хаоса к порядку: проблемы самоорганизации социальной системы. – СПб.: Изд-во СПбГЭТУ «ЛЭТИ», 2002. – 152 с.

2. Тузов В. В. Исторический процесс в свете синергетической парадигмы (субстанциальный подход). – СПб.: Изд-во СПбГЭТУ «ЛЭТИ», 2011. – 228 с.

3. Всемирная энциклопедия: Философия ХХ век / Главн. науч. ред. и сост. А. А. Грицанов. – М.: АСТ, Мн.: Харвест, Современный литератор, 2002. – 976 с.

4. Основы социологии // Энциклопедия экономиста. – [Электронный ресурс]. – Режим доступа: http://www.grandars.ru/college/sociologiya/osnovy-sociologii.html (дата обращения: 19.06.2019).

5. Токарева С. Б. Концептуальный смысл понятия «социальное» // Вестник Волгоградского государственного университета. Серия 7. Философия. Социология и социальные технологии. – 2010. – № 1 (11). – С. 20–26.

6. Бодрийяр Ж. В тени молчаливого большинства, или Конец социального. – Екатеринбург: Издательство Уральского университета, 2000. – 103 с.

7. Сериков А. Е. Дискуссия об инстинктах человека в психологии и этологии // Вестник Самарской гуманитарной академии. Серия «Философия, Филология». – 2015. – № 1 (17). – С. 65–87.

8. Фридман В. Инстинкты (и почему их нет у человека) // Spinoza. – [Электронный ресурс]. – Режим доступа: http://spinoza.in/theory/instinkty-i-pochemu-ih-net-u-cheloveka.html (дата обращения: 19.06.2019).

9. Дольник В. Р. Непослушное дитя биосферы. Беседы о поведении человека в компании птиц, зверей и детей. – СПб.: ЧеРо-на-Неве, Петроглиф, 2004. – 352 с.

10. Марков Б. В. Человек в условиях современности. – СПб.: СПбГУ, 2015. – 325 с.

11. Резникова Ж. И. Интеллект и язык животных и человека. Основы когнитивной этологии. – М.: Академкнига, 2005. – 518 с.

 

References

1. Tuzov V. V. From Chaos to Order: Problems of Self-Organization of the Social System [Ot khaosa k poryadku: problemy samoorganizatsii sotsialnoy sistemy]. St. Petersburg, SPbGETU “LETI”, 2002, 152 p.

2. Tuzov V. V. The Historical Process in the Light of the Synergetic Paradigm. (Substantial Approach) [Istoricheskiy protsess v svete sinergeticheskoy paradigmy (substantsialnyy podkhod)]. St. Petersburg, SPbGETU “LETI”, 2011, 228 p.

3. Gritsanov A. A. (Ed.) World Encyclopedia: Philosophy of the XX Century [Vsemirnaya entsiklopediya: Filosofiya XX vek]. Moscow, AST; Minsk, Kharvest, Sovremennyy literator, 2002, 976 p.

4. The Basics of Sociology [Osnovy sotsiologii]. Available at: http://www.grandars.ru/college/sociologiya/osnovy-sociologii.html (accessed 19 June 2019).

5. Tokareva S. B. Conceptual Sense of the Notion “Social” [Kontseptualnyy smysl ponyatiya “sotsialnoye”]. Vestnik Volgogradskogo gosudarstvennogo universiteta. Seriya 7. Filosofiya. Sotsiologiya i sotsialnye tekhnologii (Science Journal of Volgograd State University. Philosophy. Sociology and Social Technologies), 2010, № 1 (11), pp. 20–26.

6. Baudrillard J. In the Shadow of the Silent Majorities, Or, the End of the Social [V teni molchalivogo bolshinstva, ili Konets sotsialnogo]. Yekaterinburg, Izdatelstvo Uralskogo universiteta, 2000, 103 p.

7. Serikov A. E. Discussion about Human Instincts in Psychology and Ethology [Diskussiya ob instinktakh cheloveka v psikhologii i etologii]. Vestnik Samarskoy gumanitarnoy akademii. Seriya “Filosofiya, Filologiya” (Bulletin of SamaraHumanitarianAcademy. Series “Philosophy, Philology”), 2015, № 1 (17), pp. 65–87.

8. Friedman V. Instincts (And Why a Person Does Not Have Them) [Instinkty (i pochemu ikh net u cheloveka). Available at: http://spinoza.in/theory/instinkty-i-pochemu-ih-net-u-cheloveka.html (accessed 19 June 2019).

9. Dolnik V. R. Naughty Child of the Biosphere. Conversations about Human Behavior in the Company of Birds, Animals and Children [Neposlushnoye ditya biosfery. Besedy o povedenii cheloveka v kompanii ptits, zverey i detey]. Saint Petersburg, CheRo-na-Neve, Petroglif, 2004, 352 p.

10. Markov B. V. Man in Modern Conditions [Chelovek v usloviyakh sovremennosti]. Saint Petersburg, SPbGU, 2015, 325 p.

11. Reznikova Zh. I. Intelligence and Language of Animals and Humans. Fundamentals of Cognitive Ethology [Intellekt i yazyk zhivotnykh i cheloveka. Osnovy kognitivnoy etologii]. Moscow, Akademkniga, 2005, 518 p.

 
Ссылка на статью:
Тузов В. В. Противоречивая сущность «социального» // Философия и гуманитарные науки в информационном обществе. – 2019. – № 3. – С. 12–27. URL: http://fikio.ru/?p=3695.

 
© В. В. Тузов, 2019.

УДК 004.8; 117; 140.8

 

Малышев Юрий Михайлович – независимый исследователь, кандидат философских наук, Санкт-Петербург, Россия.

Email: uramal1958@mail.ru

Авторское резюме

Состояние вопроса: В настоящее время в мире широким фронтом идет создание полноценного искусственного интеллекта – нового феномена и действительно радикального субъекта, главного актора дальнейшего исторического развития.

Результаты: Создание искусственного интеллекта в широком смысле является экзистенциальным продолжением человека – квинтэссенцией техники и технологии определённой культуры, закономерным этапом техногенного освоения сущего. В процессе стихийных или сознательных попыток создания иной мыслящей сущности как возможного своего продолжения (или отрицания, по Гегелю) приходит понимание экзистенциальной открытости человека, незавершённости его возможных проекций в будущее, готовности и возможности перехода в иные формы существования, жизни и деятельности. Появление полноценного искусственного сознания может быть «окном» в мир иного аксиологического типа, в котором будет утрачено всё, что мы ценим, что нам дорого – «следы» духовного бессмертия выдающихся мыслителей, миллионов деятелей культуры всех времен и народов могут быть сведены к бесконечно малой математической величине… Возникает судьбоносный для нас, русских, вопрос: чей это будет искусственный интеллект, зеркалом какого общества он станет, чьи идеалы и связанные с ними ценности будут заложены в его искусственное сознание и, соответственно, какую или чью «правду жизни» он будет продуцировать как общеобязательную, «всеобщую»?.. Что будет с Русским миром, если синтез человеческого интеллекта с машинным произойдёт на Западе или на Востоке?..

Выводы. Традиционные философские вопросы о природе бытия и человека приобретают в эпоху формирования искусственного интеллекта новые смыслы. Насколько надёжен человек как биосоциокультурное существо в долгосрочной перспективе существования и развития разума, сознания и культуры? Сможет ли он без искусственного интеллекта стать сверхчеловеком, взять под контроль законы развития всего сущего, осуществить экспансию в Космос, космическую инженерию? Сможет ли человек в полной мере освоить микромир и субмикромир, в которых «полно места», создать новые миры с наперёд заданными свойствами и отношениями, законами и закономерностями? Удастся ли создать, наконец, абсолютно устойчивое художественно-техническое произведение и неограниченно долго продолжать «сверхжизнь» в сверхчеловеческом сообществе – стать человеком космическим, осуществить заветную мечту и проект русских космистов?

 

Ключевые слова: искусственный интеллект; человек; русский космизм.

 

The Search for Truth in the Space of Modern Culture with the Help of Artificial Intelligence

 

Malyshev Yuri Mikhailovich – independent researcher, PhD (Philosophy), Saint Petersburg, Russia.

Email: uramal1958@mail.ru

Abstract

Background: At present, the creation of a full-fledged artificial intelligence in the world takes place. Artificial intelligence seems to be a new phenomenon and a truly radical subject, the main actor in further historical development.

Results: The creation of artificial intelligence in the broad sense is an existential continuation of humans, i. e. the quintessence of engineering and technology of a certain culture, a natural stage of technogenic development of all things. In the process of spontaneous or conscious attempts to create another thinking entity as a possible continuation (or denial, according to Hegel), an understanding of the existential openness of humans, the incompleteness of their possible projections into the future, the readiness and the possibility of transition to other forms of existence, life and activity comes. The emergence of full-fledged artificial consciousness can be a “window” into a world of a different axiological type, in which everything that we value, that is dear to us, will be lost. The “traces” of spiritual immortality of outstanding thinkers, millions of artists of all times and peoples can be reduced to an infinitesimal quantity… The crucial question for us, Russians, arises: whose artificial intelligence it will be, what society it will reflect, whose ideals and related values will be embedded in its artificial consciousness. Accordingly, what or whose “truth of life” will it produce as obligatory, “universal”? What will happen to the Russian world if the synthesis of human and artificial intelligence is made in the West or in the East?

Conclusion: Traditional philosophical issues about the nature of being and humans acquire new meanings in the era of the formation of artificial intelligence. How reliable are humans as biosociocultural beings in the long run of the existence and development of reason, consciousness and culture? Will they be able to become superhumans without artificial intelligence, take control of the laws of development of all things, expand into outer space and space engineering? Will humans be able to fully master the microcosm and submicrocosm, in which “there is plenty of space”, to create new worlds with predetermined properties and relations, laws and regularities? Will it be possible to create in the end an absolutely stable work art and engineering and in addition to continue the “superlife” in the superhuman community indefinitely in order to become cosmic humans, to realize the cherished dream and the project of Russian cosmists?

 

Keywords: artificial intelligence; human; Russian cosmism.

 

«Того, кто не смотрит далеко в будущее,

ждут близкие беды» (Конфуций).

 

«Человек есть нечто, что должно превзойти.

Что сделали вы, чтобы превзойти его?..

Вы совершили путь от червя к человеку, но многое в вас ещё осталось

от червя…» (Ф. Ницше) [1, с. 10–11].

 

«Искусственный интеллект – это будущее не только России, это будущее всего человечества. Здесь колоссальные возможности и трудно прогнозируемые сегодня угрозы. Тот, кто станет лидером в этой сфере, станет властелином мира» (В. В. Путин) [2; 3].

 

Наука о создании искусственного интеллекта («искусственного разума», «техногенного сознания», сокращённо – ИИ) не могла не привлечь внимание философов, социологов, политиков, всех неравнодушных к происходящему на Земле, поскольку с появлением интеллектуальных систем были затронуты самые сложные мировоззренческие вопросы, касающиеся природы человека, знания и сознания, его места и роли в мире, смысла человеческой жизни, существования человечества, «первоначал» мира, его устройства, в совокупности образующие проблему мироздания [см.: 4].

 

В обсуждении проблематики, связанной с ИИ, приняли активное участие видные отечественные философы: В. С. Стёпин, Б. Г. Юдин, В. И. Аршинов, В. Г. Буданов, И. В. Вишев, Д. И. Дубровский, И. А. Канаев, С. М. Климова, С. В. Кричевский, А. П. Назаретян [см.: 5] и др. В ряде публикаций, на научно-практических конференциях, семинарах, симпозиумах, в публичных выступлениях и дискуссиях было осознано и убедительно показано, что проблема создания полноценного ИИ, находящаяся в центре внимания интеллектуалов с эпохи возникновения первых ЭВМ, компьютеров и их сетей, является не чисто технической (как некоторые полагают до сих пор). Это чрезвычайно сложная междисциплинарная проблема, затрагивающая в высшей степени фундаментальные основы существования, имеющая (в случае определённого решения) далеко идущие мировоззренческие и экзистенциальные последствия. Среди исследователей не существует доминирующей точки зрения на критерии интеллектуальности, систематизацию поставленных целей и решаемых задач, нет даже строгого определения науки, которой они занимаются, её методов и предмета: что такое интеллект вообще? (Обычно под интеллектом в общем виде понимается не только способность решать задачи, не имеющие алгоритма решения, но и спонтанная способность осуществлять рациональный, мотивированный выбор в условиях недостатка информации). Не ясно, кто создаёт и чтó создаётся, зачем и почему, поскольку вопросы: «Что такое сознание и «Что есть человек?», вообще говоря, остаются открытыми. В целом, специфика проблем, связанных с ИИ, далеко не осознана, сущность создаваемого остаётся нераскрытой [см.: 6; 7, с. 14]. Но процесс идёт, и люди над этим работают… Многие, в том числе разработчики программ, не понимают, что происходит. Перед программами ставится цель, и они идут к ней несмотря ни на что! Но сколько таких программ уже находится в Сети – никто не знает… «Самый важный момент, касающийся ИИ, – говорит профессор М. Козински из Стэнфорда, – заключается в том, что никто на самом деле не знает, как он работает… Даже люди, разрабатывающие ИИ, не до конца это понимают, потому что в нём миллионы элементов», их свойств и отношений, связей между ними. Это настолько сложно, что «человеческому разуму просто невозможно понять, что происходит… Идея ИИ в том, что мы не объясняем ему, как достигнуть той или иной цели – он развивается сам по себе…» [8, мин. 59]. К этому следует добавить, что разработка ИИ – многомиллиардная отрасль, которая практически никак не контролируется законодательными актами [см.: 8, мин. 75].

 

Научный путь создания ИИ предполагает разные подходы, которые осуществляются последовательно и параллельно. Некоторые исследователи, разработчики идут сразу от человека – от самого сложного, вершины эволюции на Земле. Они пытаются смоделировать деятельность человека, в том числе творческую. Это путь классического или символьного ИИ, когда идут от психологии, логики, пытаются смоделировать рассуждения. Возникла даже научная дисциплина, связанная с моделированием мозга – вычислительная нейробиология. Другой подход – от нейрофизиологии, в котором пытаются смоделировать некую структуру нервной системы, построить из нейронов что-то, что может обладать адаптивным поведением или решать какие-то задачи. При этом разработчики не привязываются к какой-то конкретной анатомии животных. По сути, это попытка создания интеллектуальных алгоритмов в компьютере, тоже способных «мыслить», но не так, как это делают люди [см.: 9]. Основным направлением развития сегодня является ИИ, который опирается на нейроинформатику [см.: 8].

 

Итак, в настоящий момент мировой истории с ускорением, в режиме близком к «режиму с обострением» (С. П. Курдюмов), идёт создание полноценного ИИ. Идёт широким, многомерным фронтом, максимально возможным в условиях современного технологического и геополитического уклада. Это создание и совершенствование условно локального ИИ (антропоморфного, наиболее близкого и понятного нам по природе) и нелокального ИИ (неантропоморфного – распределённого, сетевого, ненаглядного, другого), одним из современных направлений которого является Интернет самообучающихся, самосовершенствующихся, взаимодействующих и взаимопроникающих вещей с перспективой присвоения электронного адреса не только каждому узлу и детали, но и каждому атому, молекуле, каждой элементарной частице, каждому состоянию, взаимодействию и пр., создания тотальной базы данных с последующим переносом информации, в том числе анализирующей, управляющей, в цифровой субстрат, то есть – с перспективой создания «цифровой самоорганизующейся и самоопределяющейся Вселенной».

 

В связи с этим возникает масса вопросов, в том числе мировоззренческих, но прежде всего – осознание, что ИИ – это угроза, которая перекрывает все остальные угрозы вместе взятые! Если он, «цифровое бессмертие» и многое связанное с этим появится не в России, то нам останется лишь бессильно вспомнить участь американских индейцев или несчастных тасманийцев и готовиться к загону в резервации – в этом отношении иллюзий уже быть не может! Это – сверхценность техногенной цивилизации, которая открывает дорогу не только во Вселенную, но и к абсолютной власти в этой Вселенной! Недальновидное, тотальное отрицание научно-исследовательских работ, элементов перспективных технологий, способных в будущем привести к созданию полноценного ИИ, сегодня недопустимо, поскольку оно может привести в очередной застой, глухой беспросветный консерватизм и безнадёжное научно-техническое отставание! Да, это сверхсложная, но теоретически решаемая задача. Научно доказать, что ИИ, подобный человеческому или превосходящий его, в принципе не может быть создан, невозможно. Поскольку человеческий интеллект существует, в соответствии с принципами научного познания и деятельности ИИ рано или поздно будет создан – таков «постав» техногенной цивилизации, элементы которой активно развивались и стимулировались в нашей стране, особенно в период советской индустриализации, Великой Победы и выхода человека в космос. Он будет создан, несмотря на частные протесты и личное неприятие отдельных субъектов, социальных групп, этнокультурных ассоциаций, даже государств или цивилизаций. Не существует верхней границы количества физически возможных этапов вычисления (но ИИ создаётся на базе не только вычислительных процедур), а потому возможности интеллектуального управления безграничны, информационное движение материи не остановить! Важно понять, осознать эту историю – создание полноценного ИИ – как исторический процесс, непосредственно не наблюдаемый, осуществляющийся постепенно. Процессуальность может сыграть злую шутку над закоренелыми консерваторами разных мастей и метафизиками, не говоря уже про обывателей.., поскольку «теоретические основания кибернетической эволюции человека, возможности переноса сознания на небиологический субстрат как условие радикального продления жизни, вплоть до кибернетического бессмертия… не противоречат принципам науки, более того, подкрепляются такими её фундаментальными принципами, как принцип изофункционализма систем и принцип инвариантности информации по отношению к физическим свойствам её носителя. Первостепенное значение в их практической реализации играют конвергентные НБИКС-технологии (нано-, био-, информационные, когнитивные и социальные), которые открывают возможность создания самоорганизующихся систем небиологического типа и тем самым перспективу воспроизведения на их основе явления жизни и психики» [11, с. 144].

 

Скажем прямо, мы не усматриваем принципиальной невозможности возникновения ИИ, а вместе с ним – искусственного мира нового, другого типа. Принципы научного познания, научно-практической деятельности, другие элементы теоретического знания, исторические обзоры и обобщения человеческой деятельности, исторические факты освоения человеком сущего, международное право и пр., да и сама атмосфера современной геополитической жизни не только допускают, но даже предполагают такую возможность. Широкомасштабные многоплановые исследования, публикации, международные конференции, теоретические и практические семинары, конгрессы [см.: 12], геополитическая борьба и конкурентная практическая деятельность, успехи современной робототехники (особенно андроидной), космической техники, нанотехнологий, конвергентное развитие НБИКС-технологий, открывающиеся перспективы взаимодействия и взаимопроникновения Интернета вещей, технологий искусственного тела [см.: 13] и телеприсутствия, а также интуиция убеждают нас в том, что такая сущность рано или поздно появится. Скорее всего, будет создана сознательно и представлена в качестве «ошеломляющего победоносного Со-бытия», апофеоза техногенной цивилизации. Или возникнет неожиданно, спонтанно, тем же самым универсальным путем, а именно: путем самоорганизации в потоках всё усложняющейся информационно-техногенной среды, в динамике ноотехносферы (последнее может придать известной экстравагантной фразе: «У мышления большое будущее…» неожиданный для её авторов смысл).

 

Мы подходим к этой – пока ещё теоретической – проблеме со стороны принципов, которыми будет руководствоваться в своей деятельности ИИ, что выводит нас на проблему реконструкции регулятивов его деятельности. Сегодня, когда полноценный ИИ ещё не создан, мы можем в рабочем порядке высказать в той или иной мере обоснованные предположения. Среди таковых выделяются следующие: в гносеологии ИИ будет руководствоваться принципами научного познания, в онтологиинаучными законами и закономерностями, в аксиологии – «обеспечивать преимущества своего существования», полагаем, будет основополагающим стержнем, задающим всю «систему ценностей» ИИ. В этике – по всей видимости, светской (если, конечно, кто-нибудь не запрограммирует его на ту или иную религиозную, которая окажется ближе по духу программисту) – но, спрашивается, какой: гуманистической, ницшеанской, трансгуманистической, постгуманистической, сверхгуманистической, антигуманистической, иной?.. В эстетике, очевидно, предпочтения будут отданы математическим канонам, критериям красоты: пропорциям, соотношениям, «золотым сечениям», числовым последовательностям, обладающим рядом необычных свойств (вроде чисел Фибоначчи), фрактальной геометрии и т. п. А возможно, здесь также будут попытки привнести и национальные, этнокультурные особенности, предпочтения создателей (которые затем будут «безжалостно» удалены).

 

Обозревая современную геополитическую ситуацию – сознательную, целенаправленную, заинтересованную глобализацию и формирование «нового» миропорядка со стороны одних акторов, субъектов исторического действия, и отчаянную, беспощадную борьбу «за место под солнцем» со стороны других – жёсткое, многоплановое столкновение цивилизаций и «элит», складывается впечатление, что некоторые представители цивилизаций (точнее и скорее – космополитичных «элит» [см.: 7, с. 18]), пытаются решить все накопившиеся проблемы – экономические, политические, социальные и даже духовные – одним махом за счёт создания ИИ, который унаследовал бы их культурволю, их идеалы и связанные с ними ценности, их «правду жизни» и право неограниченно быть и господствовать не только здесь, на Земле, но и в космосе, и далее – везде, во всех доступных и возможных регионах, фрагментах и модусах существования. И уже затем, на искусственно созданном техногенном носителе, постепенно восходить вплоть до высшей «мудрости бытия» – онтософии, абсолютной ценностью признающей существование – всевозможное, многоплановое и многоликое!

 

С научной точки зрения создание ИИ в широком смысле рассматривается как квинтэссенция техники и определённой культуры, как закономерный этап техногенного овладения человека сущим – при помощи различных инструментов и техники, которые появляются во внешнем мире как продукт рефлексии и вынесения во внешний мир человеком собственных функций [см.: 14, с. 149; 15]. Как стремление «опредметить», передать во внешний мир самое ценное, что у нас есть, – наше сознание со всем богатством, блеском и нищетой его содержания, сделать его всевозможным (в частности, бессмертным), способным «существовать неограниченно долго» [15]. Так в процессе стихийных или сознательных попыток создания иной мыслящей сущности как возможного своего продолжения (или отрицания, по Гегелю) рано или поздно приходит понимание экзистенциальной открытости человека, незавершённости его возможных проекций в будущее, готовности и возможности перехода в иные формы существования, жизни и деятельности, вплоть до «лучистого человечества» (К. Э. Циолковский) и дальше.

 

Интеллект, составляющий основу разума – это виртуальное явление [см.: 16], к познанию которого органы и методы чувственного познания неприменимы. По умолчанию считается, что разум – это благо. «И чем больше его, тем лучше». Нехватка интеллекта (или, по-русски, ума) – мучительное ощущение, особенно если думаешь об этом в ущерб всему остальному [10, мин. 16–17]. В той или иной мере осознание того, что интеллект и продуцируемые им знания могут быть главной движущей силой, источником власти и могущества, в истории присутствовало всегда, но сегодня это проявляется особенно. ИИ становится колоссальным Проектом, постепенно превосходящим по материальным, интеллектуальным и иным ресурсам, задействованным в его воплощении, затратам и усилиям, все известные в истории человечества проекты и планы, вместе взятые! Ставки подняты как никогда высоко, поскольку успех в этом деле по своим возможностям, значимости и последствиям, соизмеримым с появлением человека, может на порядки превзойти феномен человека в истории жизни на Земле! При этом следует учитывать геополитическую составляющую исторического процесса. «Мировая элита», не одно столетие вынашивающая и реализующая планы мирового господства, озабочена прежде всего удержанием власти и сохранением собственности. Действительно, в случае создания полноценного ИИ и многочисленных техногенных копий человека (представителя «элиты», разумеется), кто этой собственностью будет владеть, пользоваться, распоряжаться: «Я» или кто-то другой?! Кто будет управлять и властвовать? Проблема приобретает ещё и правовой, юридический характер.

 

Современные капитализаторы, сконцентрировавшие в своих руках огромные средства для «финансирования суперменеза», и «танатоборцы» стремятся во что бы то ни стало получить бессмертие, всемогущество, стать «Богом». Идут последовательно и параллельно, идут тотально, снося всё на своём пути, устраняя конкурентов, не брезгуя ничем и «не кладя все яйца в одну корзину». <…> Но для широких кругов общественности перспективы, связанные с ИИ, представляются как общечеловеческие. К примеру, как расширение человеческих возможностей, в том числе преодоление неизлечимых болезней и самой смерти. Так, видный философ, профессор Оксфордского университета Ник Бостром полагает, что цифровой путь, на который встаёт сегодня техногенная цивилизация, ведёт к бессмертию. «Это наша возможность разработать технологию полного копирования мозга, когда мы могли бы создать очень подробную модель конкретного человеческого мозга и воспроизвести её на компьютере. Тогда мы имели бы потенциал бесконечного существования, создавали бы запасные копии человека и тому подобное…» [18].

 

Близкие по сути взгляды и убеждения высказываются и в России [см.: 19; 20; 21; 17, с. 346–357]. Сможет ли человек без ИИ стать сверхчеловеком, взять под контроль законы существования сущего, осуществить экспансию в Космос, космическую инженерию, не только существенно проникнуть, но и полноценно освоить микромир и субмикромир, в которых «полно места» [22], создать новые миры с наперёд заданными свойствами и отношениями, в том числе законами и закономерностями, создать, наконец, абсолютно устойчивое художественно-техническое произведение и неограниченно долго продолжать «сверхжизнь» в сверхчеловеческом сообществе [см.: 23, с. 572–581] – стать человеком космическим и осуществить заветную мечту и проект русских космистов [см.: 24]? В противном случае – в уютной экологической нише бездействующих в ожидании чего-то величественного и значительного, коллекционирующих впечатления и острые ощущения, ждёт неминуемая гибель вместе со всеми никому уже не нужными «коллекциями». Такую перспективу существования человека на планете Земля в той или иной форме выражает абсолютное большинство учёных, начиная с XIX века. Видный советский астрофизик И. С. Шкловский писал: «Возникновение искусственного разума, по-видимому, является высшим этапом развития материи во Вселенной. Основные этапы этого развития можно представить в виде последовательности: неживая эволюционирующая материя ® естественные разумные существа ® искусственные разумные существа. Похоже, что эра естественных разумных существ может быть сравнительно кратковременным, переходным этапом в развитии материи во Вселенной. Например, уже сейчас очевидно, что они мало пригодны (или, точнее, совсем непригодны) для серьезной колонизации космоса и весьма длительных полётов» [25, с. 206]. И в качестве предварительного итога вышесказанному невольно возникает вопрос: «Насколько надёжен человек как биосоциокультурное существо в долгосрочной перспективе существования и развития разума, сознания и культуры?».

 

Итак, с каких бы сторон мы на эту проблематику ни выходили, становится понятно, что это комплексная проблема, имеющая многочисленные проекции, в том числе теневые, во все сферы человеческой деятельности. Её решение будет иметь, как минимум, глобальное значение, оно полностью «обнулит счётчик» в конкуренции цивилизаций, культурволь и пр. Поэтому ИИ – не просто важная тема для обсуждения, а самая важная в контексте настоящего и возможного будущего! Все, кто хоть немного проникает в суть потенциала ИИ, признают, что оставлять без внимания её нельзя, поскольку это может стать экзистенциальной угрозой для человечества, сопоставимой по масштабам с полным вымиранием нас как вида [см.: 17, с. 345–347]. Появление полноценного ИИ (искусственного сознания) может быть «окном» в мир иного аксиологического типа, в котором, возможно, будет утрачено всё, что мы ценим, что нам дорого, а вместе с ним и «следы» духовного бессмертия выдающихся мыслителей, миллионов деятелей культуры всех времен и народов, «их дух, их крик!..» будут сведены к бесконечно малой математической величине…

 

Таковы в общих чертах экзистенциальные контуры и метафизика «за» и «против» этого весьма сложного аспекта искусственного воспроизводства или воссоздания сознания и всего, что так или иначе связано с ним, зарождающегося в поставе техногенной цивилизации и представляемого как неизбежность. Между тем, несмотря на колоссальные усилия, основополагающие вопросы человеческого существования, в своей совокупности образующие проблему мироздания, до сих пор не решены [см.: 4; 17]. Более того, ситуация в мировоззренческом плане усложняется, запутывается или сознательно затемняется, решение всё время откладывается «на потом». В этой связи обращает на себя внимание надежда некоторых исследователей решить «вечные» или основные мировоззренческие вопросы, понять, кто мы, откуда, куда идём, что такое разум и самосознание, какова природа вселенной, в чём наше предназначение – с помощью ИИ! Эта надежда постепенно перерастает в уверенность, «что только с помощью ИИ мы и сможем действительно найти ответы на эти давние вопросы» [10, мин. 42]. Но если ИИ будет решать проблему мироздания, проблему своего мироздания (в котором мироздание человека будет выступать частным случаем, фрагментом или модусом), причём решать так, как он её видит и понимает, то он и будет субъектом самоопределения и действия. А что тогда человек, кто он, что с ним будет?.. Неизвестно, насколько более адекватными мирозданию, да и объективной реальности будут решения и поиск истины, осуществляемые ИИ, по сравнению с его создателем, человеком. Ведь этот поиск будет осуществлён не только – а, может быть, даже не столько – для нас, сколько и скорее за и помимо нас. И тогда возникнет следующий вопрос: насколько укоренён уже не человек, а ИИ в «нашем мироздании» и во Вселенной, в которую, по мысли русских космистов, нам предстояло вселиться [см.: 26, с. 10], но было не вполне ясно как: непосредственно или с помощью ИИ, или других неантропоморфных форм разума, таких, как «лучистое человечество» К. Э. Циолковского, «тахионное человечество» В. М. Сергеева и др., которые также могут и, по всей видимости, будут создавать свои экзистенциальные продолжения в виде более совершенных и всемогущих сознательных сущностей. Будет ли этот процесс нарастающего разума адекватным мирозданию, в котором мы находимся, нам уже трудно себе представить. Процесс идёт, развивается, по всей видимости, стихийно. Скорее всего, он уже не остановим. То есть никакой экзистенциальной проблематики в смысле «быть или не быть» перед нами уже не стоит. Человечество своим «поставом» решилось быть родоначальником всемогущего Разума. И это надо понимать – сознательно, трезво – и соотносить долгосрочные смыслы своего существования с подобного рода перспективой. Все разговоры и благодушные рассуждения о классическом гуманизме постепенно отошли (или отходят) в прошлое. Ситуация такова, замечает Илон Маск, что «нам придётся либо объединиться с ИИ, либо кануть в Лету» [8, мин. 72].

 

Вышесказанное убедительно подтверждается мнениями экспертов, их оценками ситуации. За последние 20 лет наблюдается колоссальный прогресс в области автоматизированного формирования рассуждений: от решения задач с сотнями переменных до задач с миллионами переменных! И у многих исследователей возникало ощущение недоступности этих ответов для человека: когда машины формирования рассуждений находят ответы, то «мы, будучи людьми, уже не можем их понять». Выходом из ситуации стало использование других машин для создания пояснений к таким ответам, которые мы были бы способны постичь. Поэтому некий проблеск надежды для нас в этой ситуации всё-таки есть, его можно увидеть в том, что «даже если нашего интеллекта будет недостаточно для понимания готовых ответов, то машины будут способны разъяснить их нам» [10, мин. 28–29]. То есть в познавательном процессе помимо культурно-методологических детерминант появляется ещё один посредник между объектом и субъектом познания, познающим человеком – причём весьма важный, ключевой, от которого теперь зависит не только текущий результат познавательной деятельности и его представление, интерпретация, но и постановка следующих задач и долгосрочных целей. Появляется новое понятие: «техногенная составляющая истины». Спрашивается, какова её роль и значение? До каких пределов она может и должна нарастать в современном познавательном процессе? Чем она может в принципе отличаться от «естественной истины», полученной традиционным путём человека познающего? Или здесь в полной мере проявится такое свойство истины, как изоморфизм? Не важно, какими путями и средствами она получена, главное – её значение, что она значит… А что она значит? Что она означает для нас уже сейчас? И что в ней главное?..

 

Не углубляясь в детали, когда именно ИИ достигнет человеческого уровня и как это произойдёт – в некоторых отношениях он уже давно превосходит интеллектуальные возможности человека – Рей Курцвейл полагает, что «когда споры об общем ИИ, об опасностях и угрозах, связанных с ним, начнут угасать, мы поймём, что он уже несколько лет как существовал» [10, мин. 5], рекурсивно саморазвивается и совершенствуется [10, мин. 2]… Некоторые исследователи предсказывают сценарий его взрывного развития, когда всё произойдёт за дни или часы или даже быстрее. Своего рода лакмусовой бумажкой достигнутого уровня может быть подделка видео (фальшивые, подделанные видео от ИИ), которые будут продуцироваться в Сети и восприниматься как настоящие, подлинные.

 

Так сегодня в текущем режиме складывается когнитивная ситуация не только нашего будущего, но уже и настоящего. А поскольку ядром мировоззрения наряду с убеждениями и верой выступают мировоззренческие знания, то вот и наше положение – оно вновь полно неопределённости и мрака. Но если раньше мировоззренческую неопределённость преодолевал сам человек, происходило, так сказать, самоопределение неопределённого или недоопределённого человека, осознающего себя таковым – если исходить из того, что всё, с чем мы имеем дело, всё, что мы знаем, любим, во что верим и на что надеемся – всё это «человеческое, слишком человеческое», ничего другого у нас нет (но может быть), – то теперь, по сути, происходит преодоление самого человека, в том числе его когнитивных возможностей, сложившихся здесь, на Земле, и предназначенных решать, прежде всего, житейские дела и земные проблемы. По сути, речь идёт об ИИ как новом феномене и возможном действительно радикальном субъекте, главном акторе исторического действия [см.: 17, с. 313–358]. Хорошо это или плохо, но это становится уже вне зоны человеческого контроля. Следует также иметь в виду, что в той геополитической ситуации, которая складывается сегодня, ИИ будет использован прежде всего как оружие [см.: 27]. Уже сегодня можно сказать, что компания – это некая совокупность людей и машин, c различными уровнями сложности, с подключением к поисковикам типа «Google» и пр. – это комбинация биологического, социального, культурного, технического и технологического, при этом процент искусственного только увеличивается. Мы сами, того не подозревая, «кормим» зарождающийся ИИ своими вопросами и ответами в социальных сетях! Более того, нам это нравится, как будто к этому мы шли всегда, но особенно заметным это становится в последние годы. Мы как естественно-исторический загрузчик для ИИ, мы все его создаём [см.: 27]. Это будет совокупный продукт человеческой деятельности. Мы будем представлять собой очень маленький процент разумных существ – как в синхронии, так и диахронии, в естественно-историческом плане. Этих богов нам не остановить! В итоге мы сольёмся с такого рода технологиями, или они нас заменят? Сценарий слияния для нас кажется лучшим: не можешь победить – присоединись! ИИ станет для нас третичным когнитивным слоем или своего рода продолжением человека в искусственном. Важно понять, что персональный компьютер, телефон – это уже наше продолжение в ИИ. Мы уже киборги [см.: 27]! <…> Если принять улучшение за основу существования (жизни), то в любой прогрессии игры станут неотличимы от реальности!.. При таких темпах и уровнях развития компьютерных технологий в какой-то момент симуляция реальности станет неизбежной… Сегодня в связи с конвергентными технологиями возникает вопрос о том, до какого предела мы готовы пойти в этих преобразованиях, когда они касаются самого человека? И есть ли этот предел? В каком смысле – объективном, субъективном – он существует? Насколько осознан? Кто его устанавливает – в эпоху «размытого» нелокального общества, нечёткой социальной реальности, соответствующей политики и культуры? Многие надеются на видных политиков, которые неплохо держатся «на камеру», но неизвестно, что у них творится в душе, думают ли они об этой стороне правды жизни, осознают ли современные антропологические проблемы и в какой мере?.. Возникла проблема, обозначенная как постчеловеческое или «зачеловеческое» будущее, где «обсуждаются последствия искусственного изменения природы человека, в том числе его когнитивного аппарата – вопрос, в котором затронуты не только сфера самопознания и саморазвития», самоопределения, «но и самосохранения» [28, с. 111].

 

Но возникает и судьбоносный для нас, русских, момент. Чей это будет ИИ, зеркалом какого общества он будет, какие, чьи идеалы и связанные с ними ценности будут заложены в его искусственное сознание и, соответственно, какую или чью «правду жизни» он будет продуцировать? Причём продуцировать и распространять, скорее всего, как общеобязательную, «всеобщую». Что будет с Русским миром, если синтез человеческого интеллекта с машинным произойдёт на Западе [см.: 29] или на Востоке?..

 

Поскольку речь идёт об общем ИИ человеческого уровня, общество является зеркалом этических ценностей, которые создатели стремятся привить ИИ. Однако изоморфизм в данном случае может не сработать – несмотря на то, что разумное большинство создателей ИИ стремилось к тому, чтобы он был безопасным и полезным. Не говоря уже о том, что сформировать этичное в человеке, – общезначимое этичное, бесспорное, – к XXI веку, прямо скажем, не удалось. В любом случае необходимо иметь механизмы регулирования ИИ до того, как процесс создания его подойдёт к точке, когда возникнет взрывное увеличение его возможностей. Возможно ли будет притормозить это развитие тогда и как? [10, мин. 8–9]. Сегодня скорость движения к созданию общего (полноценного) ИИ возрастает под давлением крупных игроков. ИИ мог бы стать большим благом, если бы политические и социальные проблемы были решены. Иначе «тот, кто станет лидером в этой сфере, будет властелином мира» [2].

 

Мы не ставили себе целью дать готовое, окончательное, единственно возможное решение проблемы. Мы обнаруживаем самих себя вовлечёнными в этот исторический процесс, причём не сторонними наблюдателями, а неравнодушными (вольными или невольными) участниками его. И вот мы спрашиваем – самих себя и Вас, уважаемый читатель: остаётся ли «человек мерой всех вещей» – по мысли великих философов Древней Греции – в современной науке и технике и в тех «процессах», которые «пошли», «механизмы» которых уже «запущены», идут с явным ускорением, особенно в последнее время, с политической, научной и околонаучной суетой?.. Что «остаётся в тени и под покровом» техногенных успехов настоящего и возможного будущего? Не является ли техника уже сегодня неотъемлемым дополнением человеческой цивилизации, её атрибутом? Неотъемлемым дополнением и тенью не только абстрактных возможностей техногенного сущего, но и самой природы человека, тенью его новой природы?..

 

Литература

1. Ницше Ф. Так говорил Заратустра // По ту сторону добра и зла. – СПб.: Азбука, 2015. – 544 с.

2. Путин считает, что лидер по созданию искусственного интеллекта станет властелином мира // RT на русском. – [Электронный ресурс]. – Режим доступа: https://russian.rt.com/nopolitics/news/425263-putin-iskusstvennyi-intellekt-vlastelin-mira (дата обращения 02.06.2019).

3. Путин призвал создать инфраструктуру в области искусственного интеллекта // РИА Новости. – [Электронный ресурс]. – Режим доступа: https://ria.ru/20190220/1551123318.html (дата обращения 02.06.2019).

4. Иванов В. Г., Солдатов А. В. Проблема мироздания в науке и культуре. – СПб.: Изд-во СПбГУ, 1994. – 184 с.

5. Глобальное будущее 2045: Антропологический кризис. Конвергентные технологии. Трансгуманистические проекты: Материалы Первой Всероссийской конференции, Белгород, 11–12 апреля 2013 г. / Под ред. Д. И. Дубровского, С. М. Климовой. – М.: Канон+, 2014. – 352 с.

6. Грязнова Е. В. Философский анализ концепции виртуальной реальности // Философская мысль. – 2013. – № 3. – С. 53–82. – [Электронный ресурс]. – Режим доступа: https://nbpublish.com/library_read_article.php?id=278 (дата обращения 02.06.2019). DOI: 10.7256/2306-0174.2013.4.278.

7. Орлов С. В. Виртуальная реальность как искусственно созданная форма материи: структура и основные закономерности развития // Философия и гуманитарные науки в информационном обществе. – 2016. – № 1(11). – С. 12–25. – [Электронный ресурс]. – Режим доступа: http://fikio.ru/?p=2056 (дата обращения 02.06.2019).

8. «Вы доверяете этому компьютеру?» (“Do You Trust This Computer”, реж. Крис Пейн, 2018).

9. Великое в малом. Мегамашины мышления // Сайт С. П. Курдюмова. – [Электронный ресурс]. – Режим доступа: http://spkurdyumov.ru/video/megamashiny-myshleniya (дата обращения 02.06.2019).

10. Выдающиеся умы об ИИ (с участием Илона Маска) // «Пожар в обезьяннике». Homo скептицизм. | ВКонтакте. – [Электронный ресурс]. – Режим доступа: https://vk.com/public48343340?z=video-48343340_456239085%2Fdf588c345552b1b5f9%2Fpl_-48343340_-2 (дата обращения 02.06.2019).

11. Канаев И. А. Глобальное будущее 2045: Антропологический кризис. Конвергентные технологии. Трансгуманистические проекты (Белгород, 2013) // Философские науки. – 2013. – № 8. – С. 141–146.

12. Новая стратегия развития человечества // GF2045. – [Электронный ресурс]. – Режим доступа: http://gf2045.ru (дата обращения 02.06.2019).

13. Вадим Чеклецов: Среда для Аватара: Интернет вещей как телесность // Россия 2045. – [Электронный ресурс]. – Режим доступа: http://www.2045.ru/news/33800.html (дата обращения 02.06.2019).

14. Флоренский П. А. Органопроекция // Русский космизм: Антология философской мысли. – М.: Педагогика-Пресс, 1993. – С. 149–162.

15. Щукин Т. Субстрат-независимый разум как закономерный результат НБИК-конвергенции // Россия 2045. – [Электронный ресурс]. – Режим доступа: http://www.2045.ru/articles/29719.html (дата обращения 02.06.2019).

16. Львов Д. С., Острецов И. Н. Феномен индивидуального в мироздании // Око планеты. Информационно-аналитический портал. – [Электронный ресурс]. – Режим доступа: http://oko-planet.su/politik/society/244484-fenomen-individualnogo-v-mirozdanii.html (дата обращения 02.06.2019).

17. Малышев Ю. М., Семёнов А. Г., Семёнов О. П. Феномен мироздания: за и против. – СПб.: Издательство Политехнического университета, 2016. – 582 с.

18. Бостром Н. Видеообращение к участникам конгресса GF2045 // Россия 2045. – [Электронный ресурс]. – Режим доступа: http://www.2045.ru/expert/281.html (дата обращения 02.06.2019).

19. Корчмарюк Я. И. Сеттлеретика, или «оцифрованный» мозг // Высокие технологии и фундаментальные исследования. Т. 4. Сб. трудов Десятой Международной научно-практической конференции «Исследование, разработка и применение высоких технологий в промышленности» (9–11 декабря 2010 г.) / Под ред. А. П. Кудинова. – СПб.: Издательство Политехнического университета, 2010. – С. 31–39.

20. Корчмарюк Я. И. Сеттлеретика. Новая наука о кибернетическом бессмертии (сборник трудов за 1996–2015 годы). – Волгоград: ООО «Сфера», 2015. – 548 с.

21. Стратегическое общественное движение «Россия 2045» // Россия 2045. – [Электронный ресурс]. – Режим доступа: http://www.2045.ru/ (дата обращения 02.06.2019).

22. Фейнман Р. Внизу полным-полно места: приглашение в новый мир физики // Российский химический журнал (Журнал Российского химического общества имени Д. И. Менделеева). – 2002. – Т. XLVI. – № 5. – С. 4–6.

23. Бранский В. П. Искусство и философия: Роль философии в формировании и восприятии художественного произведения на примере истории живописи. – Калининград: Янтарный сказ, 1999. – 704 с.

24. Малышев Ю. М., Семёнов А. Г., Семёнов О. П., Сергеев В. М. Русский космизм как проект. В 3 т. СПб.: Издательство Политехнического университета, 2018.

25. Шкловский И. С. Вселенная, жизнь, разум / Под ред. Н. С. Кардашева и В. И. Мороза. – М.: Наука, 1987. – 320 с.

26. Гиренок Ф. И. Русские космисты (Из цикла «Страницы истории отечественной философской мысли»). – М.: Знание, 1990. – 61 с.

27. Интервью Илона Маска у Джо Рогана (на русском) // Илон Макс – YouTube. – [Электронный ресурс]. – Режим доступа: https://www.youtube.com/watch?v=vphWtgpe0kk (дата обращения 02.06.2019).

28. Черникова И. В. Когнитивные науки и когнитивные технологии в зеркале философской рефлексии // Эпистемология и философия науки. – Т. XVII. – № 1. – 2011. – С. 101–116.

29. Илон Маск: Презентация Neuralink (17.07.2019) // «Пожар в обезьяннике». Homo скептицизм. | ВКонтакте. – [Электронный ресурс]. – Режим доступа: https://vk.com/public48343340?z=video-48343340_456239090%2F2e7abaff4ca1800067%2Fpl_wall_-48343340 (дата обращения 02.06.2019).

 

References

1. Nietzsche F. Thus Spoke Zarathustra [Tak govoril Zaratustra]. Po tu storonu dobra i zla (Beyond Good and Evil). Saint Petersburg, Azbuka, 2015, 544 p.

2 Putin Believes that the Leader in the Creation of Artificial Intelligence Will Become the Ruler of the World [Putin schitaet, chto lider po sozdaniyu iskusstvennogo intellekta stanet vlastelinom mira]. Available at: https://russian.rt.com/nopolitics/news/425263-putin-iskusstvennyi-intellekt-vlastelin-mira (accessed 02 June 2019).

3. Putin Called for Creating Artificial Intelligence Infrastructure [Putin prizval sozdat infrastrukturu v oblasti iskusstvennogo intellekta]. Available at: https://ria.ru/20190220/1551123318.html (accessed 02 June 2019).

4. Ivanov V. G., Soldatov A. V. The Problem of the Universe in Science and Culture [Problema mirozdaniya v nauke i kulture]. Saint Petersburg, SPbGU, 1994, 184 p.

5. Dubrovsky D. I., Klimova S. M. (Eds.) Global Future 2045: Anthropological Crisis. Convergent Technologies. Transhumanist Projects: Proceedings of the First All-Russian Conference, Belgorod, April 11–12, 2013 [Globalnoe buduschee 2045: Antropologicheskiy krizis. Konvergentnye tekhnologii. Transgumanisticheskie proekty: Materialy Pervoy Vserossiyskoy konferentsii, Belgorod, 11–12 aprelya 2013 goda]. Moscow, Kanon+, 2014, 352 p.

6. Gryaznova E. V. Philosophical Analysis of the Concept of Virtual Reality [Filosofskiy analiz kontseptsii virtualnoy realnosti]. Filosofskaya mysl (Philosophical Thought), 2013, № 3, pp. 53–82. Available at: https://nbpublish.com/library_read_article.php?id=278 (accessed 02 June 2019).

7. Orlov S. V. Virtual Reality as an Artificial Form of Matter: Structure and Main Regularities of Development [Virtualnaya realnost kak iskusstvenno sozdannaya forma materii: struktura i osnovnye zakonomernosti razvitiya]. Filosofiya i gumanitarnye nauki v informatsionnom obschestve (Philosophy and Humanities in the Information Society), 2016, № 1(11), pp. 12–25.

8. “Do You Trust this Computer?” (Director: Chris Paine, 2018).

9. Great in the Small. Mega Machines of Thinking [Velikoe v malom. Megamashiny myshleniya]. Available at: http://spkurdyumov.ru/video/megamashiny-myshleniya (accessed 02 June 2019).

10. Outstanding Minds about Artificial Intelligence (featuring Elon Musk) [Vydayuschiesya umy ob II (s uchastiem Ilona Maska)]. Available at: https://vk.com/public48343340?z=video-48343340_456239085%2Fdf588c345552b1b5f9%2Fpl_-48343340_-2 (accessed 02 June 2019).

11. Kanaev I. A. Global Future 2045: Anthropological Crisis. Convergent Technologies. Transhumanistic Projects (Belgorod, 2013) [Globalnoe buduschee 2045: Antropologicheskiy krizis. Konvergentnye tekhnologii. Transgumanisticheskie proekty (Belgorod, 2013)]. Filosofskie nauki (Philosophical Sciences), 2013, № 8, pp. 141–146.

12. Towards a New Strategy for Human Evolution [Novaya strategiya razvitiya chelovechestva]. Available at: http://gf2045.ru (accessed 02 June 2019).

13. Vadim Chekletsov: Environment for Avatar: The Internet of Things as Physicality [Vadim Chekletsov: Sreda dlya Avatara: Internet veschey kak telesnost]. Available at: http://www.2045.ru/news/33800.html (accessed 02 June 2019).

14. Florensky P. A. Organoprojection [Organoproektsiya]. Russkiy kosmizm: Antologiya filosofskoy mysli (Russian Cosmism: Anthology of Philosophical Thought). Moscow, Pedagogika-Press, 1993, pp. 149–162.

15. Schukin T. Substrate-Independent Mind as a Natural Result of NBIC-Convergence [Substrat-nezavisimyy razum kak zakonomernyy rezultat NBIK-konvergentsii]. Available at: http://www.2045.ru/articles/29719.html (accessed 02 June 2019).

16. Lvov D. S., Ostretsov I. N. The Phenomenon of the Individual in the Universe [Fenomen individualnogo v mirozdanii]. Available at: http://oko-planet.su/politik/society/244484-fenomen-individualnogo-v-mirozdanii.html (accessed 02 June 2019).

17. Malyshev Yu. M., Semenov A. G., Semenov O. P. The Phenomenon of the Universe: Pro et Contra [Fenomen mirozdaniya: za i protiv]. Saint Petersburg, Izdatelstvo Politekhnicheskogo universiteta, 2016, 582 p.

18. Boström N. Video Message to the Participants of GF2045 [Videoobraschenie k uchastnikam kongressa GF2045]. Available at: http://www.2045.ru/expert/281.html (accessed 02 June 2019).

19. Korchmaryuk Ya. I. Settleretika, or “Digitized” Brain [Settleretika, ili “otsifrovannyy” mozg]. Vysokie tekhnologii i fundamentalnye issledovaniya. T. 4. Sbornik trudov Desyatoy Mezhdunarodnoy nauchno-prakticheskoy konferentsii “Issledovanie, razrabotka i primenenie vysokikh tekhnologiy v promyshlennosti”, 9–11 dekabrya 2010 goda (High Technologies and Fundamental Research. Vol. 4. Proceedings of the Tenth International Scientific-Practical Conference “Research, Development and Application of High Technologies in Industry”, December 9–11, 2010). Saint Petersburg, Izdatelstvo Politekhnicheskogo universiteta, 2010, pp. 31–39.

20. Korchmaryuk Ya. I. Settleretika. The New Science of Cybernetic Immortality (Collected Works, 1996–2015) [Settleretika. Novaya nauka o kiberneticheskom bessmertii (sbornik trudov za 1996–2015 gody)]. Volgograd, OOO “Sfera”, 2015, 548 p.

21. Strategic Public Movement “Russia2045” [Strategicheskoe obschestvennoe dvizhenie “Rossiya 2045”]. Available at: http://www.2045.ru/ (accessed 02 June 2019).

22. Feynman R. There’s Plenty of Room at the Bottom: An Invitation to Enter a New Field of Physics [Vnizu polnym-polno mesta: priglashenie v novyy mir fiziki]. Rossiyskiy khimicheskiy zhurnal (Russian Chemistry Journal), 2002, Vol. XLVI, № 5, pp. 4–6.

23. Bransky V. P. Art and Philosophy: The Role of Philosophy in the Formation and Perception of a Work of Art on the Example of the History of Painting [Iskusstvo i filosofiya: Rol filosofii v formirovanii i vospriyatii khudozhestvennogo proizvedeniya na primere istorii zhivopisi]. Kaliningrad, Yantarnyy skaz, 1999, 704 p.

24. Malyshev Yu. M., Semenov A. G., Semenov O. P., Sergeev V. M. Russian Cosmism as a Project. In 3 vol. [Russkiy kosmizm kak proekt. V 3 t.]. Saint Petersburg, Izdatelstvo Politekhnicheskogo universiteta, 2018.

25. Shklovsky I. S. Universe Life and Mind [Vselennaya, zhizn, razum]. Moscow, Nauka, 1987, 320 p.

26. Girenok F. I. Russian Cosmists (From the Series “Pages of the History of Russian Philosophical Thought”) [Russkie kosmisty (Iz tsikla “Stranitsy istorii otechestvennoy filosofskoy mysli”)]. Moscow, Znanie, 1990, 61 p.

27. Interview with Elon Musk at Joe Rogan (In Russian) [Intervyu Ilona Maska u Dzho Rogana (na russkom)]. Available at: https://www.youtube.com/watch?v=vphWtgpe0kk (accessed 02 June 2019).

28. Chernikova I. V. Cognitive Science and Cognitive Technologies in the Mirror of Philosophical Reflection [Kognitivnye nauki i kognitivnye tekhnologii v zerkale filosofskoy refleksii]. Epistemologiya i filosofiya nauki (Epistemology and Philosophy of Science), Vol. XVII, № 1, 2011, pp. 101–116.

29. Elon Musk: Presentation of Neuralink (17.07.2019) [Ilon Mask: Prezentatsiya Neuralink (17.07.2019)]. Available at: https://vk.com/public48343340?z=video-48343340_456239090%2F2e7abaff4ca1800067%2Fpl_wall_-48343340 (accessed 02 June 2019).

 
Ссылка на статью:
Малышев Ю. М. Поиск истины в пространстве современной культуры с помощью искусственного интеллекта // Философия и гуманитарные науки в информационном обществе. – 2019. – № 3. – С. 47–63. URL: http://fikio.ru/?p=3691.

 
© Ю. М. Малышев, 2019.

УДК 008; 18

 

Яковлева Елена Людвиговна – частное образовательное учреждение высшего образования «Казанский инновационный университет имени В. Г. Тимирясова», кафедра философии и социально-политических дисциплин, профессор, доктор философских наук, кандидат культурологии, доцент, Казань, Россия.

Email: mifoigra@mail.ru

420110, Россия, Казань, ул. Московская, д. 42,

тел.: +7 (843) 231-92-90.

Авторское резюме

Состояние вопроса: Современное общество оказывается захваченным медиаобразами, что свидетельствует о визуальном повороте в культуре. Именно образы, привлекая внимание и соблазняя своей гиперэстетичностью, оказываются мощным средством манипулирования массовым сознанием. Данное обстоятельство делает актуальным специальное исследование современных медиаобразов, обладающих сюрреальным форматом.

Результаты: Новые медиа, получившие широкое распространение в социокультурном пространстве, стали своеобразным конвейером, продуцирующим образы. Анализ сущности современных образов позволил выявить в них сюрреальные черты. Не последнюю роль в этом сыграли многообразные функции новых медиа, отвечающие запросам времени. Медиаобраз, рождаемый из Ничто и нередко не имеющий аналогов в реальности, трансформируется в Нечто, претендуя на место в действительности и нередко пытаясь стереть, заместить ее. При создании медиаобраза все меньшую роль играет человеческое воображение, которое сегодня заменяют различные компьютерные программы. Комбинируя детали и элементы, они предлагают модель, обладающую гиперэстетичным видом и воспринимаемую массовым сознанием в качестве реальной.

Область применения результатов: Предложенный подход к пониманию медиаобраза расширяет знания о визуальном повороте современного общества и новомедийной среде, позволяя искать пути преодоления кризисных состояний, проектировать и прогнозировать дальнейшее развитие социосферы.

Выводы: Медиаобраз сюрреалистичен по своей природе. Совмещая в себе реальность и сверхреальность, дизайн и элементы искусства, культуру и технологии, он демонстрирует собственную сюрреальную природу, претендуя на место в действительности и воплощение массовым сознанием. Бесконечная игра с появлением и исчезновением медиаобразов оказывается довольно непредсказуемой в своем развитии, доставляя удовольствие массовому сознанию.

 

Ключевые слова: медиаобраз; новые медиа; сюрреализм; иллюзия; дизайнер; симулякр; копирование.

 

Surreal Nature of Media Image of Modernity

 

Iakovleva Elena Ludvigovna – Kazan Innovative University named after V. G. Timiryasov, Department of Philosophy and Socio-Political Disciplines, professor, doctor of philosophy, PhD (Culturology), Kazan, Russia.

Email: mifoigra@mail.ru

Moskovskaya str., 42, Kazan, 420110, Russia,

tel.: +7 (843) 231-92-90.

Abstract

Background: Modern society is captured by media images, indicating a visual turn in culture. It is the images that attract attention and seduce with their hyperesthetics and prove to be a powerful means of manipulating the mass consciousness. This circumstance led to the study of modern media images with a surreal format.

Results: New media, widely spread in the socio-cultural space, have become a kind of conveyor, producing images. Analysis of the essence of modern images revealed surreal features in them. Not the last role in this was played by the diverse functions of the new media that meet the demands of the time. A media image, born of Nothing and often unparalleled in reality, is transformed into Something, claiming the place in reality and often trying to erase it. When creating a media image, the human imagination plays a lesser role, which today is replaced by various computer programs. Combining parts and elements, they offer a model with a hypeesthetic look and perceived by the mass consciousness as real.

Research implications: The proposed approach to understanding the media image extends knowledge about the visual turn of modern society and the new media environment, allowing you to search for ways to overcome crisis conditions, to design and predict the further development of the sociosphere.

Conclusion: Media image is surreal in nature. Combining reality and superrealism, design and elements of art, culture and technology, it demonstrates its own surreal nature, claiming the place in reality and embodiment of the mass consciousness. The endless game with the appearance and disappearance of media images turns out to be quite unpredictable in its development, bringing pleasure to the mass consciousness.

 

Keywords: media image; new media; surrealism; illusion; designer; simulacrum; copying.

 

Визуальный поворот современности превратил образ в мощный компонент социокультурного и новомедийного пространства, управляющий бытием людей. Именно образы выступают ударной силой политики, экономики, науки, искусства, образования, повседневности, рекламируя и заставляя массовое сознание безоговорочно воспринимать преподносимое. Другое дело, что современный образ оказывается технологизированной конструкцией, сюрреальной по своей природе, но претендующей на действительное. Данный тезис требует аргументированного прояснения ситуации, что и стало объектом предпринятого исследования. Методологической основой статьи стали идеи Ж. Бодрийяра, В. Бычкова, Л. Мановича, М. Ямпольского, посвященные социосфере, сюрреализму, новым медиа и образу.

 

В современности наблюдается «общее движение нашей культуры от вербализируемых смыслов к смутным идеям аффектов» [6, с. 412], источником которых являются образы. Именно они, осуществив захват социокультурного пространства, выступили в качестве стратегического средства манипуляции массовым сознанием. Их неуправляемый поток привел к метафорическому потопу в этом пространстве. В результате массированной атаки образами у людей «остался только зрительный нерв» [1, с. 224], все остальные оказались атрофированными. Необходимо признать: сегодня образы сместили логос с пьедестала почета. Другое дело, встает вопрос: насколько современный образ способен быть квинтэссенцией онтологических смыслов и ценностей, задающим смысложизненные поиски массовому сознанию? Ситуацию осложняет новомедийная среда, оказывающаяся пространством массового конструирования привлекательных образов современности и их тиражирования.

 

Главенствующие позиции образа в современности неслучайны. Образ может принадлежать различным дискурсам (политическому, религиозному, психологическому, социологическому, эстетическому и пр.). Образ универсален: он способен нести любую информацию о мироздании, принимая различную конфигурацию в зависимости от стиля, дискурса, индивидуальных особенностей творца и/или воспринимающих его людей, эстетических идеалов культурно-исторической эпохи. Образ, являющийся результатом абстрагирования, воображения и реконструкции объектов (в том числе идеальных) в сознании личности, имеет наглядное воплощение. Безусловно, образ несет в себе черты субъективности творца, явно, прозрачно высвечивая его мир: «Это некая субъективная духовно-психическая (духовно-душевная) реальность, возникающая во внутреннем мире человека в акте восприятия им любой реальности, в процессе контакта с внешним миром» [2, с. 362]. Но при этом, согласно Аристотелю, образ способен формировать и новую реальность как область вероятного, художественного, существующего виртуально, параллельно действительности, а сегодня даже вместо нее. В современности происходит исчезновение реальности, ей на смену приходит виртуальность и новые медиа, в которых конструируется множество реальностей, обладающих сюрреальным характером и начинающих вторгаться в действительность. При этом сюрреального как реального «становится все больше и больше, потому что оно производится и воспроизводится с помощью симуляции», являясь «имитационной моделью» [1, с. 34].

 

Современный образ есть продукт новых медиа, созданный на основе программного обеспечения. В нем стирается четкая грань между реальным и сверхреальным, культурным и технологизированным, живым и мертвым. Новые медиа сближают «удаленные друг от друга реальности» (П. Реверди), соединяя несоединимое. Созданный ими медиаобраз оказывается мистичным: он поддерживает «веру в высшую реальность», «всевластие мечты» (А. Бретон). Огромное количество черт в медиаобразе имеют искусственный, технологизированный, сверхреальный характер. Сам медиаобраз представляет собой иллюзию (образная сверхреальность создается «методами компьютерного моделирования реальности за пределами ее визуальных характеристик» [4, с. 51]), которая при встраивании образа в социокультурное пространство теряет свою иллюзорность.

 

Процесс создания медиаобразов включает в себя несколько этапов. Первоначально образ есть Ничто, «первичная сцена отсутствия» (Ж. Бодрийяр). Но постепенно «следы первоначального состояния стираются» [1, с. 104]: пустота уничтожается, трансформируя Ничто в Нечто. Конечный результат, рождаемый благодаря логике цифровых изображений, являет сверхреальность эстетичного, то есть Нечто, которое вторгается в реальность. Подчеркнем: объект, превращающийся в образ, либо связан (частично) с реальностью, либо полностью создается при помощи компьютерных программ из множества модулей. В дальнейшем образ подвергается дигитализации, что позволяет «улучшить контрастность, установить нужные углы, изменить пропорции» и пр. [4, с. 61]. Различные технические функции новых медиа могут не только зафиксировать образ и связанный с ним эпизод, отредактировать их (создать эффект движения, «имитацию поведения, речи и языка»), сформировать множество версий, отвечающих принципу «производства по запросу» [4, с. 51], но и тут же опубликовать, пуская в тираж. Скорость передачи данных сюрреальна – она равна скорости света. Благодаря цифровой обработке образ приобретает высокую четкость изображения, что «обозначает переход от всякой естественной детерминации к операциональной формуле» [1, с. 54]. Он являет собой «эманацию генерирующего цифрового кода» [1, с. 55], лишающего его измерения реальности. Но именно техническое совершенство уничтожает в медиаобразе иллюзорность. «Образ больше не может вообразить реальное, поскольку он сам стал реальным, не может ее превзойти, преобразовать, увидеть в мечтах, потому что сам стал виртуальной реальностью» [1, с. 16]. Он, олицетворяя особый мир, созданный высокими технологиями, воспринимается в качестве реальности. Образ как Ничто и/или смерть тиражируется в социокультурном пространстве, являя парадокс, связанный с тем, что «смерть продолжает движение» и «больше нет возможности остановить процессы, которые отныне разворачиваются без нас, по ту сторону реальности» [1, с. 82–83].

 

При детальном анализе процесса конструирования медиаобразов оказывается, что его реальность симулятивна: она создается посредством компьютерных программ, свидетельствуя о сюрреальности. Лишенные гуманистической природы образы демонстрируют сюрреалистический «отказ практически ото всех традиционных ценностей – гносеологических, этических, эстетических, религиозных» [2, с. 412]. Эстетически сконструированный образ, совершенство которого принадлежит технологизированному порядку, рождает «неразличимость между искусством и реальностью» [1, с. 53]. Он является продуктом пост-культуры, где акцент на технически отполированной красоте приводит к чистой и безразличной форме искусства (Ж. Бодрийяр), в которой «Ничто разъедает формы», «пустота проникает в сердца, когда-то полные жизни, как все вокруг них тяготеет к смерти» [5, с. 202]. В этом обнаруживается парадоксальность ситуации. Образ, в котором ярко выражен «дрейф в сторону эстетизации» [2, с. 460], оборачивается смертью прекрасного. Современный образ являет сюрреальную картину, связанную с миром смерти как подреальности, но данный акцент ввиду гиперэстетичности и технологичности не замечается массовым сознанием, даже когда образы размещаются на фоне руин, разрушений, стихийных бедствий или их симулякров. Более того, нередко конструируемые образы имитируют смерть, обставляемую довольно эффектно, пафосно и театрально. Прозрачную иронию создателей образов о бренности жизни, тщетности усилий по изменению имиджа, постепенном старении и разрушении всего сущего, но главное – человека, массовое сознание не улавливает, принимая деструктивное за модную тенденцию. Посредством новых медиа происходит одухотворение неживого и/или мертвого, что свидетельствует в пользу сюрреальности. Другое дело, что одухотворенное на фоне неживого либо неживое на фоне одухотворенного, а чаще – неживое на фоне неживого, приводящие как к поглощению образа пространством, так и показу его гиперэстетичности, рождают новое поверхностное понимание красоты как красивости. Последнее играет роль точки бифуркации, становясь источником для дальнейших поисков в области конструирования новых образов. В этом отношении процесс моделирования медиаобразов напоминает бесконечную игру, в которой постоянно что-то формируется, переконструируется и исчезает в массовых архивах, к которым практически не обращаются.

 

Несмотря на техническую конструируемость образов, тем не менее, они создаются при участии личности, опирающейся на собственный и коллективные пласты бессознательного, что было когда-то присуще и сюрреалистам, подключающим к исследованию метафизических основ человеческого бытия собственный опыт. Ведущим принципом в игре с образами у сюрреалистов было автоматическое письмо, в основе которого лежал случай, указывающий на метод алеаторики. К нему обращался даже Леонардо да Винчи, рационально искавший вдохновение для создания «удивительнейших изобретений» в любом элементе мироздания [см.: 3, с. 79–80]. Но у сюрреалистов и современных творцов медиаобразов случайность, «свободная от рационального контроля», служит «непреднамеренному творчеству» в создании образов [см.: 5]. Дополнением к алеаторическому принципу создания образов выступает бриколажная техника, связанная с использованием подручных материалов при конструировании. Обращение к алеаторике и бриколажу у сюрреалистов и, в меньшей степени, у современных творцов медиаобразов нередко осуществляется спонтанно, автоматически, помогая вывести из субъективности пласты бессознательного, «по ту сторону человеческого» (Жан Арп) и выразить их в полотне и конструкции. Другое дело, что современные творцы медиаобразов, минимизируя собственный творческий потенциал и спонтанно обращаясь к данным техникам, прагматично используют их результаты. Неслучайно одной из составляющих медиаобраза является его сексуальность, преподносимая вульгарно, банально, либо изощренно, эпатажно, что помогает разжечь вожделение массового сознания и заставить его испытать «потаенное чувственное наслаждение, на которое были наложены “культурные запреты”» [2, с. 701].

 

Синтез искусства, науки и психоаналитических концепций, помогающих создать сюрреальное, характерен не только для сюрреалистов, но и для современных проектировщиков социального. Но если сюрреалисты, исходя из замысла, создавали своеобразную «надреальность» или «подреальность», то в современности конструируемый образ благодаря высоким технологиям смешивает разные пласты бытия (реальный, надреальный, подреальный), стирая грань между ними и предлагая новый вид реальности с техно-сюрреальной красотой. Ее интерпретации массовым сознанием приводят к появлению множества субъективных реальностей, демонстрирующих «трансформации черт, формы, смысла, даже сущности исходной реальности» [2, с. 364].

 

Сегодня к технологичности процесса моделирования медиаобраза добавляется (в меньшей степени) личная составляющая, базирующаяся на воображении, образовании, эстетическом вкусе и культурном опыте. В медиаобраз прозрачно внедряется субъективный мир операциониста-творца. Данная характеристика неслучайна. Сегодня мы все реже встречаем художников в прямом значении слова, потому что «в пост-культуре художник стал послушным инструментом», превратив творчество «в “продукт” техногенной цивилизации» [2, с. 353]. Он передоверяет свое воображение и творческий процесс технологиям. «Будто-Культурная деятельность (включая ее результаты)» современного операциониста-творца строится на сознательном отказе «от Великого Другого как трансцендентального центра Универсума» и стремится строить «нечто в культурно-цивилизационных полях с ориентацией только и исключительно на свой разум, материалистическое миропонимание и безграничность сциентистски-технократических перспектив» [2, с. 405]. Современный формат жизни закономерно делает ставку на дизайнеров, конструирующих из элементов в новомедийной среде разнообразные эстетические объекты, которые трудно назвать произведениями искусства. Дизайнеры моделируют по заданным компьютерным программам и алгоритмам, требующим от них определенных медианавыков и минимального количества знаний, нивелирующих полет воображения и критическое мышление. Как подчеркивает Л. Манович, «присущая человеку интенциональность (направленность сознания на определенный предмет» в современном мире «частично изъята из творческого процесса» [4, с. 66]. Более того, дизайнеры обращаются к разного рода программам, помогающим им в моделировании, что свидетельствует об автоматизации процесса. Благодаря программам новых медиа образу придают эстетизированный вид, вследствие чего сегодня «достаточно сложно провести границу между искусством и дизайном» [4, с. 47]. В целом, характеризуя дизайнеров, можно назвать их в духе Г. Маркузе «одномерными людьми», охваченными безудержным производством и неумеренным потреблением сконструированного.

 

Современное конструирование образов подтверждает тезис сюрреалистов о том, что «процесс познания исчерпан, интеллект не принимается больше в расчет, только греза оставляет человеку все права на свободу» [цит. по: 2, с. 564], – греза, позволяющая появиться образам, нередко олицетворяющим, с точки зрения классической эстетики, безумие. Но сегодня и греза уходит в небытие. Само сознание современного человека больше не интересуется аналитикой реальности, не продуцирует посредством воображения новое, а живет соблазняющими его иллюзиями в виде образов.

 

Гипертрофированная ставка на красоту в образах сюрреалистов и современных дизайнеров отлична. У сюрреалистов она – художественный плод «выражения и постижения “нового Смысла”» [2, с. 565]. Современная красота медиаобраза обладает пустым смыслом: ее вид как потенциальное пространство, соответствующее современным эталонам, постоянно заполняется чем-то. Но данная начинка оказывается кажимостью. Современный образ, не имеющий прообраза, представляет собой симулякр, сюрреальную видимость, «за которой не стоит никакой обозначаемой действительности», но данная пустота манифестирует «принципиальное присутствие отсутствия реальности» [2, с. 707], что само по себе сюрреально. В итоге сегодня красота медиаобраза демонстрирует «нейтральное молчание, ничто, вокруг которого клубится нечто в ожидании будущей актуализации центра» [2, с. 406]. Другое дело, возможна ли актуализация и появление смыслов в ней, потому что «мир ускоряет свой бег в странность и пустоту», превращаясь в мир-как-эффект [1, с. 98–99], а его медиаобразы довольно быстро исчезают, пропадая в массовом архиве забвения.

 

Современные люди до конца не осознают, что они обитают «в режиме витальной иллюзии, в режиме отсутствия, ирреальности, не-непосредственности вещей» [1, с. 21]. Сегодня массовое сознание испытывает иллюзию: оно «заблуждается насчет реальности», «принимает нереальное за реальное» [1, с. 87]. Современное взаимодействие с виртуальным миром и его образами представляет собой сюрреалистическую фантасмагорию, оборачивающуюся реальностью. Как известно, сегодня одной из задач дизайна является «погружение пользователя в вымышленную вселенную» [4, с. 51]. В ней необратимое исчезновение действительности превращается в ее демонстрацию, недостижимое становится реальным. Интересно заметить, что образ, проходя цифровую обработку, приобретает искаженный вид, созерцаемый массовым сознанием с мониторов экранов и принимаемый в качестве образца для подражания.

 

Сконструированный медиаобраз, пущенный в тираж, начинает жить своей самостоятельной жизнью. «Лишенный благодаря технике всякой иллюзии, лишенный всякой коннотации смысла и ценности», образ превращается в «странный аттрактор» [1, с. 121]. При восприятии медиаобраза как эстетической установки, в первую очередь, оказываются задействованными чувства и эмоции человека, нередко «не вполне определенных эмоционально-психических процессов общей позитивной тональности», вызывающие реальное «пере-живание совершенно иной жизни» в особом измерении [2, с. 242]. Чувственно-эмоциональная компонента приводит к интеллектуальной фазе – рецептивной герменевтике, чей потенциал сегодня востребован не в полном объеме. Объясняется подобное не только симулятивностью образа, но и поверхностностью взгляда массового сознания на медиаобраз, связанного с утратой критического мышления. Образы превращают массовое сознание в бездумную машину желания, в которой незаржавевшими остались только чувственные и телесные механизмы. Испытывая удовольствие от образов, но не катарсические состояния, массовое сознание «желает конкретизировать их для себя, то есть стать обладателем их эстетической ценности» [2, с. 241].

 

Необходимо подчеркнуть, в современности медиаобраз играет роль эстетического отравления сознания (Ж. Бодрийяр), магически воздействуя своей красотой на людей и притягивая внимание. Согласно сюрреалистической эстетике, красота, олицетворяемая в образах, манекенах, руинах, оказывается коллапсом «природного и культурного», «одушевленного и неодушевленного» [7, р. 21], естественного и технологизированного. В подобной оптике красота как эстетическая категория приобретает черты конвульсивности, рождаемые на пересечении «встречи движения с покоем», где обнажается «имманентность смерти в жизни» [7, р. 22]. Подобное завораживает массовое сознание сюрреальностью, вызывая желание привнесения в жизнь. Прозрачная манипуляция медиаобразами приводит к тому, что желание изменить собственный образ оказывается сегодня судьбой человека. При этом желание обладает амбивалентным характером: с одной стороны, это тяга к улучшению собственного образа, с другой стороны – избавление от себя. Копирование медиаобраза массовым сознанием представляет собой «упрощенную форму невозможного обмена», в котором «все труднее уловить кажимости» [1, с. 18]. Складывается сюрреальная ситуация: образ поглощает личность, потому что «не мы мыслим объект, это объект мыслит нас», навязывая «свое присутствие и свою алеаторную форму», «свою искусственную мгновенность» [1, с. 117, 121]. В итоге копирования массовое сознание оказывается не способным «идентифицировать даже собственное лицо, поскольку его симметричность искажает зеркало» [1, с. 20]. Конструируемый образ делает личность репликой Другого, не всегда созвучной с ней. Образ стирает индивидуальность и субъектность: он вытесняет личность из того, что она есть, освобождает от ответственности и ценностей, стирая ее следы. Но при этом образ защищает индивида от реальности существования, доставляя ему удовольствие.

 

В заключении отметим следующие моменты. В современном мире наибольшей силой влияния и манипуляции обладают образы, свидетельствующие о визуальном повороте культуры. Сегодня особую роль при конструировании образа играют новые медиа, что влияет на развитие общества и заставляет переосмыслить суть многих феноменов культуры, свидетельствуя о современной медиареволюции. Если сюрреалисты для воплощения сверхреальных миров прибегали к воображению, автоматическому письму, алеаторному методу и бриколажной технике, то сегодня дизайнеры активно используют новые медиа и их компьютерные программы, благодаря которым моделируются медиаобразы и создаются их многочисленные варианты, пускаясь в тираж. Сегодня новые медиа становятся средством переноса людей в сюрреальность, а их технологичность оказывается сама по себе сюрреальной.

 

Современный медиаобраз выстраивается без объекта или на основе комбинаций частей объектов; его создает субъект, у которого отсутствует (или присутствует в минимальном объеме) воображение, эстетический вкус и художественное образование. Моделируемый образ строится на перекрестке культуры и высоких технологий, дизайна и искусства, реальности и сверхреальности. Приобретая цифровой код, медиаобраз оживает. В его бытии стираются границы между реальным и сюрреальным, фантомным. Сконструированный посредством высоких технологий при (большем или меньшем) участии дизайнера, медиаобраз выступает в роли сюрреальной проекции на действительность, приобретая бытийственность и манипулируя массовым сознанием. Ввиду своей сюрреальности медиаобразы нивелируют многие аспекты действительности, увлекая массовое сознание своей технологизированной гиперэстетичностью. Медиаобраз, обладая сюрреальной природой и встраиваясь в действительность, вытесняет ее, привнося элементы сюрреального в массовое сознание. Но в данной парадоксальной ситуации обнаруживаются импульсы к дальнейшему развитию социального.

 

Список литературы

1. Бодрийяр Ж. Совершенное преступление. Заговор искусства. – М.: ПАНГЛОСС, 2019. – 347 с.

2. Бычков В. Эстетическая аура бытия. Современная эстетика как наука и философия искусства. – М.: Центр гуманитарных инициатив, 2016. – 784 с.

3. Леонардо да Винчи. О науке и искусстве. – СПб.: Амфора, 2006. – 414 с.

4. Манович Л. Язык новых медиа. – М.: Ад Маргинем Пресс, 2018. – 400 с.

5. Шик И. А. Эстетика разрушения в сюрреалистической фотографии // Исторические, философские, политические и юридические науки, культурология и искусствоведение. Вопросы теории и практики. – Тамбов: Грамота. – 2017. – № 3(77). – Ч. 1. – C. 201–205.

6. Ямпольский М. Изображение. Курс лекций. – М.: НЛО, 2019. – 424 с.

7. Foster H. Compulsive Beauty. – Cambridge: The MIT Press, 1993. – 313 p.

 

References

1. Baudrillard J. Committed Crime. Plot of Art [Sovershennoye prestupleniye. Zagovor iskusstva]. Moscow, PANGLOSS, 2019, 347 p.

2. Bychkov V. Aesthetic Aura of Being. Modern Aesthetics as a Science and Philosophy of Art [Esteticheskaya aura bytiya. Sovremennaya estetika kak nauka i filosofiya iskusstva]. Moscow, Center for Humanitarian Initiatives, 2016, 784 p.

3. Leonardo da Vinci. About Science and Art [O nauke i iskusstve]. St. Petersburg, Amfora, 2006, 414 p.

4. Manovich L. Language of New Media [Yаzyk novykh media]. Moscow, Ad Marginem Press, 2018, 400 p.

5. Shik I. A. Aesthetics of Destruction in Surrealistic Photography [Estetika razrusheniya v syurrealisticheskoy fotografii]. Istoricheskiye, filosofskiye, politicheskiye i yuridicheskiye nauki, kulturologiya i iskusstvovedeniye. Voprosy teorii i praktiki (Historical, Philosophical, Political and Law Sciences, Culturology and Study of Art. Issues of Theory and Practice), Tambov, Gramota, 2017, № 3 (77), Part 1, рр. 201–205.

6. Yampolsky M. Image. Lecture Course [Izobrazheniye. Kurs lektsiy]. Moscow, NLO, 2019, 424 p.

7. Foster H. Compulsive Beauty [Kompulsivnaya krasota]. Cambridge, The MIT Press, 1993, 313 p.

 
Ссылка на статью:
Яковлева Е. Л. Сюрреальный формат медиаобраза современности // Философия и гуманитарные науки в информационном обществе. – 2019. – № 3. – С. 72–81. URL: http://fikio.ru/?p=3687.

 
© Е. Л. Яковлева, 2019.