Monthly Archives: марта 2020

УДК 316.37; 316.324.8

 

Боровинская Дарья Николаевна – Сургутский государственный педагогический университет, кафедра социально-гуманитарного образования, доцент, кандидат философских наук, доцент, Сургут, Россия.

Email: sweetharddk@mail.ru

Авторское резюме

Состояние вопроса: Основными факторами социального и культурного прогресса стали, с одной стороны, технологические изменения, а с другой – в период глубоких изменений возросла роль самого человека, обладающего новым социальным характером, формируемым актуальными компетенциями. Экспансия информации как основного ресурса производства способствует непрерывному развитию данного процесса.

Результаты: В качестве базовых социальных изменений современного общества, являющихся внешними детерминантами развития креативности, выступают:

– изменения в духовной сфере – формирование новой научной парадигмы; фундаментальный социопсихологический сдвиг; распространение глобальных информационных потоков;

– изменения в экономической сфере – в характере и формах организации производительных сил и превалировании информационных ресурсов; глобализация экономики; изменения в системе человеческой деятельности, её объективных характеристиках и мотивации; изменения во внутренней структуре деятельности; развитие высоких технологий;

– изменения в социальной сфере – смена принципов социальной стратификации, развитие интегрального социокультурного строя.

Область применения результатов: Выделенные детерминанты развития креативности в условиях информационного общества позволяют определить конкретные векторы развития современной системы образования.

Выводы: Перемены в нормах и ценностях, обусловленные возрастающим индивидуализмом, – это то общее, что объединяет изменения, происходящие во всех сферах жизнедеятельности современного общества.

Процесс удовлетворения потребностей человека осуществляется как творчество, новация, активность, зачастую исходящие непосредственно от субъекта. Все более важным становится развитие разнообразных стилей мышления, обусловленных происходящими в мире базисными изменениями.

 

Ключевые слова: креативность; глобализация; социальные изменения; ценности; информационные технологии; креативная экономика; инновации.

 

Determinants of Creativity in the Information Society

 

Borovinskaya Daria Nikolaevna – Surgut State Pedagogical University, Department of Social and Humanitarian Education, Associate Professor, PhD (Philosophy), Associate Professor, Surgut, Russia.

Email: sweetharddk@mail.ru

Abstract

Background: The main factors of social and cultural progress were, on the one hand, technological changes, and on the other, during the period of profound changes, the role of the person himself, having a new social character formed by relevant competencies, increased. The expansion of information as the main resource of production contributes to the continuous development of this process.

Results: The basic social changes in modern society, which are external determinants of the development of creativity, are:

– changes in the spiritual sphere – the formation of a new scientific paradigm; fundamental sociopsychological shift; distribution of global information flows;

– changes in the economic sphere – in the nature and forms of organization of productive forces and the prevalence of information resources; globalization of the economy; changes in the system of human activity, its objective characteristics and motivation; changes in the internal structure of activities; development of high technology.

– changes in the social sphere – a change in the principles of social stratification, the development of an integrated socio-cultural system.

Implications: The identified determinants of the development of creativity in the information society allow us to determine the specific vectors of development of the modern education system.

Conclusion: Changes in norms and values, due to increasing individualism – this is something that unites the changes taking place in all spheres of life of modern society.

The process of satisfying human needs is carried out as creativity, innovation, activity, often coming directly from the subject. The development of diverse styles of thinking, caused by the basic changes taking place in the world, is becoming increasingly important.

 

Keywords: creativity; globalization; social change; values; information technology; creative economy; innovation.

 

Изменения во всех сферах жизнедеятельности человека всё в большей степени становятся неотъемлемой частью мира как общности. Так, нынешние социальные изменения стимулируют интеграцию деятельности и результатов, объединение людей, а также социально-экономические, культурные, политические, технологические виды интеграции, которые продолжают осуществляться по-прежнему высокими темпами.

 

Основными факторами социального и культурного прогресса, с одной стороны, стали технологические изменения, а с другой – в период глубоких изменений возросла роль самого человека, обладающего новым социальным характером, формируемым актуальными компетенциями. Экспансия информации как основного ресурса производства способствует непрерывному развитию данного процесса.

 

Принимая во внимание темпы социальных изменений, задаваемые технологическим прогрессом, отметим, что в условиях радикальных изменений в производственной сфере, быстрого переосмысления существовавших технологических и теоретических схем и концепций особое значение приобретает поддержание гармоничного соответствия между сущностью развертывающихся процессов и их внешними формами. Добиваться такого соответствия необходимо, прежде всего, потому, что изменения, инициирующие и провоцирующие постэкономическую революцию, могут быть отмечены и на индивидуальном, и на социопсихологическом уровне.

 

«В контексте растущей глобализации, становится вполне естественным вопрос об особенностях формирования существования человека в новом “инновационном” социальном пространстве. Мы являемся свидетелями нового формирования индивидуальности, в ее глобальном, постиндустриальном, информационном понимании. В то же время углубление конфликта самоидентичности в цивилизационных и глобальных масштабах продолжается. Быстрый рост технологического прогресса не совпадает с естественным человеческим развитием. Технические, культурные, политические и экономические инновации ускорили темп социального времени, делая стадии его роста в несколько раз короче, чем физический, биофизиологический и социальный темп развития человека» [10, c. 124].

 

Глубокие изменения, происходящие в развитии средств коммуникации, глобализация информационных потоков способствуют повышенному осознанию многими из нас собственной индивидуальности – тех черт, которые делают нас неповторимыми. Так изменяется наш собственный образ.

 

Ценностные изменения в современном обществе затрагивают все сферы жизни. И, говоря о приоритетах, которые определяет для себя современный человек, сложно не учесть и такой преобладающий вид потребления, как вещественный. З. Бауман в книге «Глобализация. Последствия для человека и общества» характеризует новый, присущий сегодняшнему Западу тип консьюмеризма: сегодня «имя потребительской игре – не столько жадность к приобретательству и владению, не приобретение богатства в его материальном осязаемом смысле, сколько страсть к новым, доселе не испытанным ощущениям. Потребители – это, в первую очередь, коллекционеры ощущений, наслаждений; они собирают вещи лишь во вторую очередь, как следствие. <…> Желание не желает удовлетворения. Напротив, желание желает желания» [2, с. 120].

 

Сегодня фундаментальные изменения в обществе, выделяемые многими учёными, с одной стороны, способствуют поступательному прогрессу общества и человека в нём, а с другой – привносят в общество элементы дегуманизации, что, увы, ведёт к его регрессу.

 

Так, одной из главных особенностей современного общества являются изменения в духовной сфере.

 

Научно-техническая революция последних десятилетий обеспечила невиданное ранее развитие цивилизации, и, тем самым, возможности самосовершенствования людей как личностей. Произошло формирование новой научной парадигмы, объединяющей взаимосвязанные теории в одной отрасли знания (частная парадигма) или мировоззрения в целом и научной картины мира (общенаучная парадигма), служащей основой принятия практических решений. Результатом данного процесса сегодня могут послужить «взрывы научного творчества, повторяющиеся через столетия, указывающие… на то, что через столетия повторяются периоды, когда скопляются в одном или немногих поколениях, в одной или многих странах богато одарённые личности, те, умы которых создают силу, меняющую биосферу» [4, c. 216].

 

Произошёл фундаментальный социопсихологический сдвиг, с каким человечество ранее не сталкивалось. Когда удовлетворены материальные потребности, когда понятна действительная роль знаний, внутренним побудительным мотивом человека становится его стремление стать совершеннее, чем в настоящий момент, расширить свой кругозор и возможности, больше знать и уметь, открыть то, что ранее не было известно, и так далее. На наш взгляд, данная тенденция способствует развитию именно духовных потребностей человека.

 

Распространение с ошеломляющей силой глобальных информационных потоков и развитие интегрального социокультурного строя также обуславливают изменения в духовной сфере.

 

Анализируя существующие изменения в обществах, ещё американский политолог С. Хантингтон утверждал, что именно культура и различные виды культурной идентификации будут приобретать всё большее значение по сравнению с другими направлениями идентичности [см.: 8].

 

В последнее время инициатива общественных преобразований наряду с культурой исходит от экономики, ориентированной на удовлетворение новых потребностей. Но это не означает, что две эти сферы жизнедеятельности следует рассматривать в отрыве друг от друга.

 

Выделяя культуру в качестве одной из ведущих сфер наряду с политикой и экономикой, Д. Белл утверждал, что «для общества, группы людей или отдельной личности культура представляет собой непрерывный процесс поддержания собственной неповторимой индивидуальности, основанной на гармоничном единстве, которое достигается благодаря стройной системе эстетических взглядов, нравственных оценок своей сущности и стилю жизни» [11, p. 25].

 

В своё время в работе «Теория и история» В. Ж. Келле и М. Я. Ковальзон указывали на взаимосвязь культуры с развитием человека, её влияние на формирование у него высших нравственных качеств. Безусловно, с одной стороны, человек сам творит культуру, «опредмечивая в продуктах материального и духовного производства, нормах и ценностях, механизмах регуляции человеческих отношений и т. д. результаты своего собственного развития, и усваивает её, распредмечивая, выявляя и делая доступным для себя заключённое в этих “предметах” специфически человеческое содержание» [7, c. 246], а с другой – предстаёт как творение культуры. «Культура, охарактеризованная в самом общем виде, есть развитие человека как родового, то есть сознательного, творческого, самодеятельного, существа» [7, c. 240], она, в свою очередь, способствует развитию в нём как высших, так и низших качеств потребления. В этом, собственно, и заключается их взаимосвязь с неоднозначными результатами.

 

Информационные технологии обладают тотальным всепроникающим характером. С одной стороны, это способствует более эффективной работе рынков путём упрощения и расширения доступа к информации, благодаря чему огромное количество знаний может храниться, пересылаться и становиться достоянием людей. Ускоряется инновационный процесс, позволяя проще и дешевле обрабатывать огромные объёмы информации и сокращая время, необходимое для разработки новой продукции. С другой стороны, «виртуализация общества с неизбежностью предполагает и трансформацию самого человека. Происходит интенсивное становление виртуальных личностей, которые используют сетевые “ники” вместо родовых имен и организуют глобальные сообщества, часто крипторелигиозного характера. Фактически это означает “новую мифологизацию” как неожиданный результат технологической революции, казавшийся апофеозом рационализма» [9, c. 26].

 

Внедрение информационных технологий увеличивает спрос на специальности, требующие определённой квалификации, необходимых компетенций, включающих умение креативно мыслить. Экономика напрямую зависима от определённых знаний [см.: 3].

 

Погоня за новыми нужными знаниями – неотъемлемая черта участников современного хозяйства. При этом, по мнению ряда отечественных специалистов, «разворачивающаяся сегодня в мире “экономика войны” маскируется не только под “экономику знаний”, “блокчейн-экономику”, “экономику искусственного интеллекта”, “техногенную экономику” и прочее. Собирательным понятием здесь становится категория “инновационная экономика” – абстракция, позволяющая западным “инноваторам” произвольно трактовать само понятие “нового” и “прогрессивного” и, соответственно, делить мир на “современное” и “устаревшее”» [10, c. 226].

 

Поскольку информационные ресурсы обладают весьма специфическим характером воспроизводимости и могут эффективно использоваться далеко не всеми субъектами производства, пропорции обмена благ в постэкономическом обществе в большой мере определяются таким параметром, как редкость – редкость продукта, редкость способностей к обработке информации, редкость знаний, редкость оптимального сочетания традиционных и новых факторов производства.

 

Развёртывание существующих тенденций не может не вызывать изменений в системе человеческой деятельности, её объективных характеристиках и мотивации. В отношении её организационных форм повсеместно отмечается радикальный сдвиг от корпораций индустриального типа к так называемым «адаптивным корпорациям», которые отказываются от приоритета максимизации прибыли, не только ориентируются на традиционные экономические ценности, а стимулируют поиски нового и формируют творческий стиль работы. В свою очередь, это служит толчком к самосовершенствованию человека, поскольку само общество существует и изменяется в результате самосовершенствования массового творчества людей, творящих новые отношения, новые производства, новые смыслы, новые решения. Любое достижение в этой области всегда вызывает недовольство своей недостаточностью и тем самым даёт стимул к его дальнейшему углублению.

 

Как отмечает В. Л. Иноземцев, изменяются цели деятельности. Творческий характер деятельности в современном обществе не зависит от развития производительных сил. Скорее наоборот, стремление всё больше удовлетворить высшие ценности, такие, как самоактуализация и самореализация, способствует увеличению производительных сил. Подобная реализация наблюдается и за счёт сокращения времени, отводимого на трудовую деятельность, и за счёт увеличения свободного времени [см.: 5].

 

В качестве ещё более принципиальных изменений некоторыми исследователями постиндустриального общества отмечаются изменения во внутренней структуре деятельности. Они проявляются прежде всего в том, что взаимодействие между людьми решительно вытесняет взаимодействие человека с преобразованной им природой, характерное для социумов индустриального типа. Индустриальным обществам свойственно наличие элементов отчуждения людей от средств производства и собственной деятельности, в силу чего человек не воспринимает себя активным носителем власти и богатства, а чувствует себя усовершенствованной «вещью», зависимой от внешней силы, определяющей смысл его жизни, причём становление и рост такого отчуждения непосредственно связаны с экспансией индустриальной системы и ею же порождены. В условиях постиндустриального строя возникают реальные возможности для преодоления этого феномена, первым шагом на пути к этому является «разрушение стен между тем, что мы продолжаем называть образованием, трудом и досугом» [12, p. 1].

 

Влияние технологий велико. Данный факт признавали многие экономисты – от А. Смита до К. Маркса и Й. Шумпетера. Однако эффективность технологии определяется критерием человеческой креативности, а наиболее фундаментальные изменения, происходящие в том числе и в социальных структурах и образе мышления, способствуют развитию креативного потока.

 

Изменения в социальной сфере, в первую очередь, обусловлены сменой принципов социальной стратификации. Общество начинает подразделяться на две большие группы, одна из которых может быть названа господствующей, а другая – отчуждённой, причём все современные тенденции свидетельствуют о том, что средние слои, служившие на протяжении всего последнего столетия залогом стабильности общества, могут в ближайшие десятилетия «расколоться» под воздействием происходящих процессов, а их представители пополнят высшие и низшие страты общества, обособленность и отчуждённость которых друг от друга будет лишь возрастать.

 

В этой связи не менее важной особенностью современности становится вопрос становления общества сетевых структур, отмеченный в работе М. Кастельса. «Исследование зарождающихся социальных структур позволяет сделать следующее заключение: в условиях информационной эры историческая тенденция приводит к тому, что доминирующие функции и процессы всё больше оказываются организованными по принципу сетей. Именно сети составляют новую социальную морфологию наших обществ, а распространение “сетевой” логики в значительной мере сказывается на ходе и результатах процессов, связанных с производством, повседневной жизнью, культурой и властью. Да, сетевая форма социальной организации существовала и в иное время, и в иных местах, однако парадигма новой информационной технологии обеспечивает материальную основу для всестороннего проникновения такой формы в структуру общества» [6, c. 494].

 

Современная точка зрения по поводу формирования и развития сетевого общества отражена и в работе шведских писателей А. Барда и Я. Зодерквиста. «Существование Сети – это факт, с которым нельзя не считаться. Сеть изменяет практически всё в нашей жизни. И крушение Интернет-компаний показательно как раз в том смысле, что нынешние капиталисты просто не понимают основ новой экономики и социального устройства, появлению которых мы обязаны Сети. В результате, очевидно, представители нынешнего класса капиталистов не смогут удержаться на вершине власти, как только влияние новых факторов станет повсеместным. Новый правящий класс – NETократия – вышел на арену. В связи с тем, что капиталистический способ производства больше не будет являться доминирующим, необходимо ожидать появления и развития нового низшего класса. Вместо ранее существовавшего пролетариата нарождается новый “потребительский” класс – консьюмтариат… Это класс, который погружен в туман бесконечного количества информации, в котором невозможно разглядеть знание. Разумеется, знание доступно только нетократам: это их валюта, их топливо, их адреналин. Нетократы – новая правящая элита, они управляют консьюмтариатом» [1, c. 5]. Но, соглашаясь с существованием «многоликого человека» в тотальной сети, мы не можем разделить точку зрения авторов относительно того, что индивидуум, человек цельный, уходит прочь, прикованный к своему единообразию как к тяжёлому рюкзаку.

 

При использовании терминологии Шведской экономической школы акцент перенесён на формирование стратовой структуры сетевого информационного общества. Высший класс представлен нетократией, состоящей из кураторов сетей, мыслителей-этерналистов (от англ. eternal – «вечность»; термин призван подчеркнуть бесконечность процесса становления) и нексиалистов (от лат. nexus – «связь», «соединение»). С одной стороны, нетократия разделена конкурирующими за эксклюзивные знания и информацию сетями, которые возглавляют и контролируют кураторы, а с другой – объединена сетью единого кураториата, осуществляющего сетевое управление миром и полицейский контроль. Низший класс, существование которого нетократия отрицает столь же утопическим образом, как буржуазия отрицала существование в качестве низшего класса пролетариата, представлен консьюмтариатом (от англ. consumer proletariat – пролетариат потребителей). В состав этого же класса фактически попадают и капиталисты, занятые традиционным производством – распределением.

 

Новая преобладающая информационная технология, по мнению авторов, изменяет всё, в том числе и язык. Отчасти из-за того, что необходима новая терминология, и, что самое интересное и непонятное, так это то, что старые слова приобретают новые значения. С изменением языка изменяется и образ мышления. Новая технология даёт новые определения базовым понятиям, таким, как знание и истина. Перепрограммируются представления о том, что является важным и неважным, возможным и невозможным, и, самое главное, о том, что такое реальность. Реальность принимает новые выражения.

 

Актуальным становится и повсеместное появление аномалий. То есть явлений, которые нельзя предвидеть и трудно подогнать-подстроить под существующую парадигму. Они повсюду: в социуме, в культурной жизни и в экономике. Предпосылки, лежащие в основе политики, изменяются с поражающей скоростью.

 

При описании современного социума А. Бард и Я. Зодерквист изначально обращают внимание на будущность. Во-первых, на то, что новая социальная, культурная и экономическая парадигма приобретает реальные очертания. Движущей силой этого процесса является продолжающаяся революция в области информационного менеджмента, дигитализация и удивительное развитие электронных сетей. Немедленным следствием этого являются радикальные изменения в интеллектуальной среде обитания, что вынуждает нас серьёзно корректировать своё поведение. И, во-вторых, скандинавские авторы акцентируют внимание на том, что новая парадигма будет напоминать по своим свойствам скорее жидкость, чем твёрдую структуру. Ибо уже сегодня мы можем констатировать появление не просто новых социальных норм, но и то, что само представление о норме стало иным.

 

Опасность нового противостояния человека и общества заключается не только в постулате, что главным критерием отнесения человека к тому или иному социальному слою окажется его способность усваивать и обрабатывать информацию, создавать новое знание, что фактически означает предопределённость занятия человеком заданной социальной ниши, которая вряд ли может быть изменена в течение его жизни, но и в то, что в новых условиях образуется невиданная ранее диспропорция между целями людей и их реальными возможностями. Верхушка общества, главным образом ориентированная не на обретение дополнительных материальных благ, а на получение нового актуального знания, стремящаяся к внутренней удовлетворённости своей деятельностью, будет, тем не менее, уже распоряжаться основной частью общественного богатства; в то же время представители низших общественных групп, стремящиеся к обеспечению всё более высокого качества жизни через присвоение материальных благ, лишены реальной возможности достижения того благосостояния, к которому стремятся.

 

Существенные изменения в социальной стратификации при всей их неоднозначности обуславливают увеличение количества креативно мыслящих людей, причем не только мыслящих, но и действующих.

 

В современных условиях формируется существенно иная ситуация, когда развитие новой эпохи означает становление многомерного мира, характеризующегося прежде всего тем, что интересы человека начинают радикально выходить за пределы, задаваемые одним лишь стремлением удовлетворить свои материальные нужды. Есть тенденция формирования неэкономических ценностей: желание заниматься творческой деятельностью, получать образование или повышать его уровень, иметь гибкий рабочий график, участвовать в жизни организации, города, общества и т. д. Это, в свою очередь, подчёркивает идею неразрывности связи человека и общества, тем самым подталкивая нас в дальнейшем к выявлению определяющих качеств новой модели человека с учётом уже имеющихся изменений.

 

В свою очередь, отмечается подъём креативной экономики, которая соединяет сферы инноваций (техническая креативность), бизнеса (экономическая креативность) и культуры (художественная и культурная креативность) в единое целое, создавая всё более тесные взаимосвязи между ними.

 

Подобные цели в течение последних десятилетий стали доминирующими для большей части общества наиболее развитых стран, и последствия этого явления трудно переоценить. Данный переход чаще называется переходом от труда как только экономически мотивированной деятельности к креативности, целью и мотивом которой выступает самореализация личности. Он обеспечивает небывалую доселе степень субъективной свободы для тех, кто занят творческой хозяйственной деятельностью. Не будучи всецело подчинены материальным интересам, люди из этой новой социальной категории оказываются не подверженными эксплуатации в традиционном смысле этого слова. В то же время зависимость общества от таких людей и результатов их деятельности становится столь серьёзной, что именно им достаются все материальные преимущества современной цивилизации.

 

В данном исследовании креативность не противопоставляется труду, несмотря на то, что существуют определённые отличительные характеристики, которые выделяет в своей работе В. Л. Иноземцев. А именно – мотивация, которую сегодня определяет сам человек – как в результате происходящих трансформаций социальных структур, так и вследствие духовного его совершенствования. Например, развитию инновационных процессов способствовали предприниматели, основным мотивом деятельности которых является прибыль. Характер креативной деятельности, безусловно, неотчуждаем от производящего человека, но подобная деятельность не всегда есть случайность, обусловленная обстоятельствами. Ведь наряду с такими личностными и деловыми качествами, как стрессоустойчивость, склонность к обучаемости, ориентация на достижение результата, сегодня высоко ценится и умение креативно мыслить. И труд здесь выступает скорее как основа для формирования и развития креативной составляющей человека.

 

Экспансия креативных начал лежит в основе того впечатляющего технического и организационного прогресса, который наблюдается в последние десятилетия в развитых информационных обществах; оба процесса развёртываются параллельно и дополняют друг друга.

 

Переход именно к креативной деятельности, совершающийся, по сути, на личностном уровне, обеспечивает ныне более значимое воздействие на все стороны общественной жизни – значительнее, чем те изменения, которые находятся обычно в поле зрения экономистов и социологов. Становление креативности в качестве детерминанты хозяйственного прогресса представляется уже основной нематериальной составляющей постэкономической трансформации.

 

Развитие форм человеческой деятельности и прогресс материального производства предполагают и взаимодополняют друг друга. В условиях господства чисто экономических закономерностей, при абсолютном доминировании материальных интересов и целей технологический прогресс, подобный наблюдаемому сегодня, был бы невозможен. Справедливо и обратное: становлению творчества в масштабах и формах, определяющих его как общесоциальное явление, также не суждено было реализоваться, пока большая часть общества не достигла относительно высокого материального благосостояния и не появилась реальная возможность обретения и использования той информации и знания, которые предоставляются технологической революцией.

 

Можно согласиться с рядом исследователей, что «технологический прогресс и прогресс социопсихологический, изменения в материальной составляющей современного общества и в сознании тех, кто в наибольшей мере ответственен за соответствующие перемены, идут параллельно. Именно их сочетание и обусловливает непрерывность и динамику постэкономической трансформации».

 

Стремление ко всеобщей индивидуализации, происходящее в наше время, способствует возникновению противоречий между отдельным человеком и обществом, между классами и между отдельными индивидами. Происходит некоторая общественная дезинтеграция, потенциал которой не снижается от того, что она происходит в незаметных поверхностному наблюдению формах.

 

В связи с вышесказанным целесообразно сделать следующие выводы.

 

Во-первых, в качестве основных социальных изменений современного общества, являющихся внешними детерминантами развития креативности, выступают:

– изменения в духовной сфере – формирование новой научной парадигмы; фундаментальный социопсихологический сдвиг; распространение глобальных информационных потоков;

– изменения в экономической сфере – изменение характера и форм организации производительных сил и превалирование информационных ресурсов; глобализация экономики; изменения в системе человеческой деятельности, её объективных характеристиках и мотивации; изменения во внутренней структуре деятельности; развитие высоких технологий;

– изменения в социальной сфере – смена принципов социальной стратификации, развитие интегрального социокультурного строя.

 

И общее, что объединяет происходящие изменения во всех сферах жизнедеятельности, – это перемены в нормах и ценностях, обусловленные возрастающим индивидуализмом.

 

Процесс удовлетворения потребностей человека осуществляется как творчество, новация, активность, зачастую исходящие непосредственно от субъекта. Актуальным становится развитие стилей мышления, обусловленных происходящими базисными изменениями современного общества.

 

Во-вторых, все ранее отмеченные сдвиги, безусловно, обладают противоречивым влиянием на человека. А именно – с одной стороны, наблюдается утрата человеком контроля над социальными процессами; имеют место неспособность человека и общества контролировать перемены, что, в свою очередь, порождает ситуации неопределённости; обнаруживается неспособность человека к планированию и достижению долговременных целей; у современного человека возникает потребительский стандарт и развиваются аномалии, среди которых одно из ведущих мест занимает проблема одиночества. С другой стороны, происходящие изменения способствуют самореализации, самоактуализации этого активно действующего субъекта общественных отношений.

 

Становление современного общества приводит и к новому пониманию его сущности. Как отмечал Э. Фромм, дегуманизация во имя эффективности стала обычным делом. Безусловно, эффективность желательна в любом виде целенаправленной деятельности. Но её следует рассматривать в рамках более широкой системы; следует безусловно учесть и человеческий фактор в этой системе. В конечном счёте, эффективность как таковая не должна доминировать ни в каком виде деятельности.

 

В-третьих, современное хозяйство обнаруживает всё большую зависимость от креативного потенциала человека, который становится абсолютно необходим как для развития самого процесса производства, так и для адекватного усвоения его результатов. Предпосылкой экспансии подобной направленности является обеспечение условий, способствующих адекватному удовлетворению возникающего на неё спроса.

 

Внутренняя пассивность человека в сегодняшнем динамически изменяющемся мире заставляет его существовать, «плыть по течению». Активность становится для современного человека необходимостью, «глотком воздуха», дающим возможность удовлетворять не только свои физиологические потребности, включая и массовое вещественное потребление, но и духовные потребности в самореализации, самовыражении и самоутверждении.

 

Само общество и те изменения, которые происходят сегодня в мире, обусловливают динамику развития креативности, информативности и активности человека. Основным ресурсом становятся именно информация и знания, обмен которыми происходит преимущественно при помощи телекоммуникации и компьютеров, а также активность, которая сегодня как никогда влияет на динамику интеллектуальных процессов, таких, как скорость актуализации информации, беглость и отрывочность мышления, устойчивость и переключаемость внимания, прочность запоминания, умственная работоспособность.

 

При этом каждое из выделенных качеств современного человека обусловлено главными характеристиками постиндустриального общества: центральной ролью не только теоретического, но и эмпирического знания, созданием новой интеллектуальной технологии, ростом класса не просто носителей знания, но и умеющих эти знания использовать в зависимости от конкретной ситуации. В связи с этим креативность становится объективно востребованной характеристикой как отдельно взятого субъекта, так и всего общества в целом, поскольку именно креативность способствует прогрессивному развитию, сохранению и выживанию цивилизации в целом.

 

Список литературы

1. Бард А., Зодерквист Я. Netoкратия. Новая правящая элита и жизнь после капитализма. – СПб.: Стокгольмская школа экономики в Санкт-Петербурге, 2004. – 252 с.

2. Бауман З. Глобализация. Последствия для человека и общества. – М.: Весь мир, 2004. – 185 с.

3. Боровинская Д. Н. Проблема креативности в образовательной перспективе: монография / науч. ред. В. А. Суровцев. – Томск: Издательский дом Томского государственного университета, 2019. – 220 с.

4. Вернадский В. И. Труды по всеобщей истории науки. – М.: Наука, 1988. – 336 с.

5. Иноземцев В. Л. Расколотая цивилизация. Наличествующие предпосылки и возможные последствия постэкономической революции. – М.: Academia – Наука, 1999. – 724 с.

6. Кастельс М. Становление общества сетевых структур // Новая постиндустриальная волна на Западе: антология / под ред. В. Л. Иноземцева. – М.: Academia, 1999. – С. 492–505.

7. Келле В. Ж., Ковальзон М. Я. Теория и история: проблемы теории исторического процесса. – М.: Политиздат, 1981. – 290 c.

8. Хантингтон С. Столкновение цивилизаций. – М.: АСТ, 2006. – 571 с.

9. Штепа В.В. Пирамида и сеть (модерн и постмодерн) // Модели человека в современной философии и психологии: сборник материалов Всероссийской конференции 18–19 мая 2005 года / отв. за вып. П. А. Носова. – Новосибирск: НГУ, 2006. – С. 24–37.

10. Цивилизация и модернизация: история и современность: коллективная монография // под ред. проф. В. Ю. Бельского, проф. Е. А. Когай. – М.: СГУ, 2019. – 365 с.

11. Bell D. The Cultural Contradictions of Capitalism. – New York: Basic Books, 1976. – 328 p.

12. Norris F. 10 Years On, Lessons of a ‘One-Day Sale’ // International Herald Tribune. – 1997. – October 18–19. – № 35655. – P. 1.

 

References

1. Bard A., Söderqvist J. The Netocrats: Futurica Trilogy [Netokratiya. Novaya pravyaschaya elita i zhizn posle kapitalizma]. Saint Petersburg, Stokgolmskaya shkola ekonomiki v Sankt-Peterburge, 2004, 252 p.

2. Bauman Z. Globalization: The Human Consequences [Globalizatsiya. Posledstviya dlya cheloveka i obschestva]. Moscow, Ves mir, 2004, 185 p.

3. Borovinskaya D. N., Surovtsev V. A. (Ed.) The Problem of Creativity in the Educational Perspective [Problema kreativnosti v obrazovatelnoy perspektive]. Tomsk, Izdatelskiy dom Tomskogo gosudarstvennogo universiteta, 2019, 220 p.

4. Vernadsky V. I. Works on the General History of Science [Trudy po vseobschey istorii nauki]. Moscow, Nauka, 1988, 336 p.

5. Inozemtsev V. L. Civilization Split: The Available Prerequisites and Likely Consequences of the Post-Economic Revolution [Raskolotaya tsivilizatsiya. Nalichestvuyuschie predposylki i vozmozhnye posledstviya postekonomicheskoy revolyutsii]. Moscow, Academia – Nauka, 1999, 724 p.

6. Castells M. The Rise of the Network Society [Stanovlenie obschestva setevykh struktur]. Novaya postindustrialnaya volna na Zapade: antologiya (New Post-Industrial Wave in the West: Anthology). Moscow, Academia, 1999, pp. 492–505.

7. Kelle V. Zh., Kovalzon M. Ya. Theory and History: Problems of the Theory of the Historical Process [Teoriya i istoriya: problemy teorii istoricheskogo protsessa]. Moscow, Politizdat, 1981, 290 p.

8. Huntington S. The Clash of Civilizations [Stolknovenie tsivilizatsiy]. Moscow, AST, 2006, 571 p.

9. Shtepa V. V. Pyramid and Network (Modern and Postmodern) [Piramida i set (modern i postmodern)]. Modeli cheloveka v sovremennoy filosofii i psikhologii: sbornik materialov vserossiyskou konferentsii 18–19 maya 2005 goda (Human Models in Modern Philosophy and Psychology: Collected Materials of All-Russian Conference, 18–19 May 2005). Novosibirsk, NGU, 2006, pp. 24–37.

10. Belsky V. Yu, Kogai E. A. (Eds.) Civilization and Modernization: History and Presence [Tsivilizatsiya i modernizatsiya: istoriya i sovremennost]. Moscow, SHU, 2019, 365 p.

11. Bell D. The Cultural Contradictions of Capitalism. New York, Basic Books, 1976, 328 p.

12. Norris F. 10 Years On, Lessons Of a ‘One-Day Sale’. International Herald Tribune, 1997, October 18–19, no. 35655, p. 1.

 
Ссылка на статью:
Боровинская Д. Н. Детерминанты развития креативности в условиях информационного общества // Философия и гуманитарные науки в информационном обществе. – 2020. – № 1. – С. 57–69. URL: http://fikio.ru/?p=3899.

 
© Д. Н. Боровинская, 2020.

УДК 130.2

 

Кузнецова Евгения Владимировна – Институт философии Национальной Академии наук Беларуси; Центр исследований глобализации, интеграции и социокультурного сотрудничества, кандидат философских наук, доцент, Минск, Республика Беларусь.

Email: kuznetzova.evgeniya2012@yandex.ru

Авторское резюме

Состояние вопроса: В контексте глобального «наступления» массовой культуры возникает проблема сохранения национальной культуры. Отождествлять создание единой мировой культуры на основе межкультурной интеграции и глобализацию на основе стереотипизированных образцов масскульта будет ошибочно.

Результаты: Массовая культура современного общества имеет определенные отличия от предыдущего, индустриального этапа ее бытийствования. Зарубежные и отчественные ученые выделяют такие черты массовой культуры информационной цивилизации, как глобальность, «клиповость» или «мозаичность», виртуальность, иллюзорность, телесность. При этом форму и содержание массовой культуры определяют средства массовой информации. Глобальность и стремление к всеобщей унификации выступают угрозой для национальных культур и языков, в частности, для русской национальной культуры. Обращение к феномену русской культуры демонстрирует, что массовая культура может разрушить складывающийся столетиями под влиянием различных факторов духовный код национальной культуры.

Область применения результатов: Предложенная проблематика носит меджисциплинарный характер и может успешно осваиваться философами, культурологами, филологами, которые занимаются проблемой сохранения языков и культур в контексте глобализационно-интеграционных процессов.

Выводы: Современная массовая культура в ее глобальном варианте по сути есть система ценностей, образ жизни, манера и способ мышления американской культурной модели. Между тем на этапе информационной цивилизации важно сохранить все многообразие культур, и именно национальная культура в современных условиях господства массовой культуры или поп-культуры остается очагом «высокой культуры», поскольку за ней стоят своеобразие традиций, менталитета, богатство языка.

 

Ключевые слова: массовая культура; русская национальная культура; духовный код; виртуальность; «мозаичность»; телесность; менталитет; средства массовой информации; информационная цивилизация; элитарная культура.

 

Russian National Culture in the Context of World Mass Culture: the Problem of Conservation and Development

 

Kuznetsova Evgenia Vladimirovna – Institute of Philosophy of the NationalAcademy of Sciences of Belarus; Center for Research on Globalization, Integration and Sociocultural Cooperation, PhD (Philosophy), Associate Professor, Minsk, Republic of Belarus.

Email: kuznetzova.evgeniya2012@yandex.ru

Abstract

Background: In the context of the global “offensive” of mass culture, the problem of national culture conservation arises. It is a mistake to identify the creation of the universal world culture on the basis of intercultural integration and globalization on the basis of stereotyped samples of mass culture.

Results: There are certain differences between the mass culture of modern society and the previous, industrial stage of its existence. Foreign and domestic scientists distinguish such features of the mass culture of information civilization as globality, “clip-like” or “mosaicism”, virtuality, illusory, physicality. The form and content of mass culture is determined by the mass media. Globality and the desire for universal unification pose a threat to national cultures and languages, in particular, to Russian national culture. An appeal to the phenomenon of Russian culture demonstrates that mass culture can destroy the spiritual code of national culture, which has been developing for centuries under the influence of various factors.

Implications: The proposed problems are of a multidisciplinary nature and can be successfully mastered by philosophers, culturologists, philologists who deal with the problem of preserving languages and cultures in the context of globalization and integration processes.

Conclusion: Modern mass culture in its global version is essentially a system of values, a way of life, manner and way of thinking of the American cultural model. Meanwhile, at the stage of information civilization, it is important to preserve the diversity of cultures. It is national culture in the current conditions of the dominance of mass culture or pop culture that remains the focus of “high culture”, because it is based on the originality of traditions, mentality, and language resources.

 

Keywords: mass culture; Russian national culture; spiritual code; virtuality; “mosaicism”; physicality; mentality; mass media; information civilization; elite culture.

 

Главным содержанием человеческой деятельности всегда являлась культура как творение и созидание. Каждая отдельно взятая культура того или иного народа представляет собой сложную систему специфических наборов моделей поведения и деятельности, и выражающих их образных средств, фиксирующих индивидуальность национальной культуры. Со временем культурная система приобретает определенную устойчивость и ее смысловое ядро, обладая иммунитетом, сопротивляется воздействию других культур. Поэтому процесс интеграции носит сложный и неоднозначный характер. Сегодня процесс мировой культурной интеграции зачастую подменяется всеобщей американизацией. Происходит это по ряду причин, в частности, из-за продолжающегося господства США в области технологий и промышленного производства, из-за английского языка как инструмента международной коммуникации, из-за быстрого распространения синтетической интегральной культуры, родившейся в США – поп-культуры или массовой культуры.

 

Феномен массовой культуры, как и феномен массового производства, массового человека, зародился в эпоху нового времени и был осмыслен исследователями еще в XIX в. и нач. XX в. И. Гердер, А. Шопенгауэр, Ф. Ницше, Н. А. Бердяев – все они анализировали понятие массовой культуры. Массовый человек ограничен, стереотипен, ему для завершенности картины мира требуется набор стандартизированных ситуаций. В то же время ему необходим мир фантазий и иллюзий, где он спасается от сложностей окружающего мира. Этим миром и является массовая культура. Но массовая культура информационной цивилизации, безусловно, отличается от массовой культуры индустриальной эпохи. По справедливому убеждению многих авторов, своим нынешним обликом культура обязана, в первую очередь, средствам массовой информации (коммуникации).

 

Так, известный канадский исследователь в области СМИ М. Маклюэн убежден, что изобретение электрических и электронных средств массовой коммуникации совершило переворот в жизни человечества, сокрушив время и пространство и превратив мир в «глобальную деревню». Благодаря средствам массовой коммуникации, современный человек попадает в ситуацию «плюрализма миров и культур» [см.: 1]. Э. Тоффлер продолжает вслед за Маклюэном изучать культуру информационного общества во взаимосвязи с СМК. Современная культура с его точки зрения – это имиджевая культура, клип-культура [см.: 2]. Она формирует такую уникальную форму восприятия, как «зэппинг», когда путем безостановочного переключения каналов телевидения создается новый образ, состоящий из обрывков информации и осколков впечатлений. Еще один исследователь феномена массовой культуры в современном обществе – итальянский философ и семиотик У. Эко. По мнению Эко, современная культура создает виртуальное пространство, являющееся одновременно реальным и иллюзорным [см.: 3]. Это некая знаковая совокупность, дублирующая мир, однако подобный процесс копирования мира является необходимым элементом восприятия субъекта, так как вне знаковости мир «как бы» не существует. Любой символический мир, для Эко, – будь то мир фотографии или кино – кодированная реальность, дублирующая подлинную, позволяющая субъекту интепретировать и конструировать мир вокруг себя.

 

Известный французский философ и социолог А. Моль признает, как и многие другие исследователи, что характер современной культуры мозаичный, то есть это «целое, собранное из отдельных кусков». «Необходимо свыкнуться с мыслью, что мы живем в окружении мозаичной культуры, что именно эта культура определяет наши поступки» [4, с. 353]. Массовую культуру как культуру гиперреальности рассматривал и Ж. Бодрийяр [см.: 5, с. 76]. Единица неподлинного смысла, существующего в культуре, называется им «симулякр». Основная идея Бодрийяра заключается в том, что то, что мы пытаемся понять как проявление реальности, есть только образ реальности. Симулякр отрицает реальность, прячет, скрывает ее. В то же время реальность – единственное, что не существует. Реальность – то, чему можно найти только виртуальный эквивалент (симулякр). Бодрийяр уточняет, что реальность – не то, что можно воспроизвести, а то, что уже воспроизведено; то есть чем больше реального, существующего – тем меньше реальности. Еще одна тема в творчестве Ж. Бодрийяра – телесность. Он считает, что разгул сексуальности в современной массовой культуре – признак общей болезни; это общий разгул форм масскульта, период «одичания» людей. Но современная массовая культура имитирует, симулирует эротизм. Изменить качество культуры может только насильственное ограничение «оргий» и практика запретов различного рода.

 

Российский исследователь В. Подорога также обращается к проблеме современной массовой культуры, высказывая свои опасения относительно гибели «высокой» культуры [см.: 6, с. 319]. Подорога отмечает, что современная массовая культура или культура развлечений постепенно подчиняет себе страт высокой культуры, встраивает ее в те потребности, которые рождаются в масс-медийной индустрии образов. «Высокая культура» разрушается, перестает существовать как влиятельный страт, маргинализируется, оказывается в ведении узкого круга знатоков. Носители высокой культуры вынуждены подстраиваться под желания масс. Они стараются услужить вкусам толпы, чтобы выжить.

 

В. Подорога выдвигает гипотезу, заключающуюся в следующем: то, что мы называем массовой культурой – не культура, а среда, в которой одни культуры гибнут, другие трансформируются, третьи начинают быстро развиваться. И мировая культура станет в скором будущем глобальной массовой.

 

Таким образом, благодаря современным средствам массовой информации, а также ряду других технических средств массовая культура создает новую реальность – виртуальную, подменяя подлинную. И все, с чем мы имеем дело в современной массовой культуре – симулякры, по Ж. Бодрийяру. При этом данная культура представляет собой набор отдельных эпизодов, фрагментов, клипов. Но элитарная культура, исчезающая, по мнению многих исследователей, сейчас, может сохраниться в качестве культурного образца. Если же этого не случится и элитарная культура будет окончательно размыта под давлением массовой, то, к сожалению, содержание культуры будущего сохранится прежним и будет нести агрессию и удовлетворение телесных желаний и потребностей публики, то есть удовлетворение инстинктов Эроса и Танатоса, по З. Фрейду.

 

Говоря о необходимости сохранения элитарной культуры отметим, что сохранение элитарной культуры означает, во многом, сохранение этнонациональных культур. За каждой этнонациональной культурой стоят своеобразие менталитета, ценностные приоритеты, традиции, обычаи, в противоположность массовой культуре – иллюзорной, зависящей и основывающейся исключительно на научно-техническом прогрессе, зачастую абсурдной из-за желания угодить как можно более широкой аудитории. Возможность стирания различий национальных культур, исчезновения ряда языков в связи с выстраиванием некой технологической цепочки через средства массовой информации – одна из основных проблем информационной цивилизации. Есть ли возможность в этих условиях сохранить этнонациональную культуру как уникальное явление? И что эта культура будет собой представлять? Попробуем ответить на эти вопросы на примере русской культуры.

 

Русская культура, как известно, представляет собой сложный сплав этнокультурных, полилингвистических и поликонфессиональных составляющих.

 

Одним из факторов, определяющих формирование русской культуры, является природно-географический фактор (отнесем его к материальной составляющей становления культуры), включающий в себя местоположение страны, особенности климата и почвы, территориальные размеры. Климатически бескрайние равнины северной части Европы и Азии представляют собой зону резко континентального климата с длинной холодной зимой и коротким засушливым летом. Климат такого рода определил характер труда народа, проживающего в данном регионе, и наложил отпечаток на формирование темперамента. Аритмичный труд (интенсивная работа в течение короткого летнего отрезка времени) обусловил появление таких черт, как безрассудность, иррационализм, лень.

 

Необъятные равнины при столь суровом климате, большое количество лесов – все это требовало немало совместных усилий от тех, кто пытался освоить эту «неуютную» часть Земли. Отсюда общинный способ ведения хозяйства на Руси (экономический фактор, представляющий собой также материальную составляющую культуры). Русская община – это сложное и противоречивое явление, обусловившее сущность многих политических, экономических и социокультурных процессов, происходивших впоследствии. Общинный принцип организации жизни определил жесткую зависимость русского человека от коллектива, неумение принимать самостоятельные решения, понимание справедливости как равенства во всем, зависимость от чужой воли.

 

Геополитический фактор – местонахождение России между Европой и Азией – сыграл значительную роль в процессе культурной самоидентификации русского народа. Своеобразие культуры и менталитета народа как носителя этой культуры во многом обусловлено смешением черт азиатского и западноевропейского менталитетов.

 

Конфессиональные особенности (принятое православие и сохранившиеся элементы язычества) также предопределили ряд черт русской культуры. Православная вера стала своего рода духовной субстанцией, детерминировавшей развитие русской национальной культуры. В то же время элементы язычества превносят в русскую культуру некий «колорит» суеверия и фатализма.

 

Возникновение и формирование любой национальной культуры всегда сопряжено с рядом особенностей и противоречий общественного развития. Формирование национальной культуры как таковой возможно лишь на определенном этапе развития общества. В патриархальной российской глубинке народная культура передавалась из поколения в поколение на местном уровне исключительно силой традиции, привычки, устоявшимися обрядами и обычаями. Определяющим типом культурной коммуникации было непосредственное общение между поколениями живущих рядом людей. Элементы этнической культуры – обряды, обычаи, мифы, фольклор – поддерживались и сохранялись исключительно посредством естественных способностей человека: его памяти, устной речи, музыкального слуха, органической пластики, не требовавших специальных знаний и особых технических средств. Но культура, достаточная для существования этноса, перестает быть таковой, когда речь идет о существовании нации. В отличие от этнической, граница национальной культуры определяется не фактором происхождения кровнородственных отношений, а задается силой самой культуры, ее способностью распространяться за пределы племенных, этнических образований. Условием существования национальной культуры является принципиально иной вид коммуникации, возникновение которого напрямую связано с возникновением письменности и развитием языка. Именно посредством письменности общие для всей нации символы и идеи получают возможность широкого распространения. Письменная культура противопоставляется стихии живого разговорного языка с его местными диалектами и семантическими различиями. Так, через контакт с Византией русская культура преодолела локальную ограниченность и приобрела универсальное измерение, соприкоснувшись с библейскими и эллинистическими источниками, общими для большинства европейских культур. Так же как и письменность, новым толчком для развития русской культуры стало изобретение книгопечатания. Поэтому именно язык выступает связующим звеном всех элементов этнонациональной культуры и, как правило, отражает все те процессы, через которые прошла та или иная национальная культура. Как указывает Н. С. Трубецкой, современный русский язык выступает прямым преемником общеславянской традиции [см.: 7]. Отсюда в русском языке большое количество чешских и польских слов, являющихся, в свою очередь, кальками немецких слов или образованиями от немецких корней. Здесь можно назвать чисто польские слова: кий, огулом, вензель; польские образования от немецких корней: рынок (Ring), крахмал (Kraftmehl), фартук (Vartuck). В качестве источников лексикона русского языка выступают, причем в большом количестве, заимствования из финно-угорского и тюркского языков. Число тюркизмов в современном русском языке при самом приблизительном подсчете достигает нескольких тысяч. Среди них: карандаш, балаган, арбуз, каблук, товарищ, ящик, тюрьма [см.: 8].

 

В конечном счете, в результате соединения всех вышеперечисленных факторов «русское» стало обозначать совершенно особый способ понимания мира, «культурный код», формирующий все российское культурное пространство.

 

Угроза массовой культуры как носителя образцов западной пропаганды для существования русской культуры выражается на сегодняшний день в большом количестве англоязычных заимствований, «калек» в средствах массовой информации как основном источнике такого рода заимствований. Пропаганда западного образа жизни в российских средствах массовой информации может привести к непоправимым изменениям в русском духовном коде. Как следствие этого – возможное разрушение этнокультурной идентичности не только русского народа, но и всех россиян. И если это произойдет, то мы будем иметь дело уже с совершенно иной культурой, иным народом и иным языком.

 

Масскульт – планетарный феномен, обусловленный ростом высоких технологий и созданием единого информационного пространства. Но все же было бы ошибкой отождествлять создание единой мировой культуры на основе межкультурной интеграции и глобализацию на основе стереотипизированных образцов масскульта. Не только понимание и уважение других этнокультурных традиций и ценностей, но и осознание своих собственных может и должно явиться условием дальнейшего развития межкультурных коммуникаций и диалога культур.

 

Список литературы

1. Маклюэн М. Галактика Гуттенберга: Становление человека печатающего. – М.: Академический проект, 2005. – 432 с.

2. Тоффлер Э. Третья волна. – М.: АСТ, 2002. – 795 с.

3. Усманова У. Умберто Эко: Парадоксы интерпретации. – Минск: Пропилеи, 2000. – 200 с.

4. Моль А. Социодинамика культуры. – М.: КомКнига, 2005. – 407 с.

5. Бодрийяр Ж. Символический обмен и смерть. – М.: Рольф, 2000. – 387 с.

6. Подорога В. Культура и реальность. Заметки на полях // Массовая культура: современные западные исследования. – М.: Прагматика культуры, 2005. – С. 308–337.

7. Трубецкой Н. С. Лекции по древнерусской литературе. История. Культура. Язык. – М. Прогресс, 1995. – 797 с.

8. Шипова Е. Н. Словарь тюркизмов в русском языке. – Алма-Ата: Наука, 1976. – 444 с.

 

References

1. McLuhan M. The Gutenberg Galaxy: The Making of Typographic Man [Galaktika Guttenberga: Stanovlenie cheloveka pechatayuschego]. Moskow, Akademicheskiy proekt, 2005, 432 p.

2. Toffler E. The Third Wave: The Classic Study of Tomorrow [Tretya volna]. Moscow, AST, 2002, 795 p.

3. Usmanova U. Umberto Eco: Paradoxes of Interpretation [Umberto Eko: Paradoksy interpretacii]. Minsk, Propiley, 2000, 200 p.

4. Moles A. Sociodynamic of a Culture [Sotsiodinamika kultury]. Moskow, KomKniga, 2005, 407 p.

5. Baudrillard J. Symbolic Exchange and Death [Simvolicheskiy obmen i smert]. Moskow, Rolf, 2000, 387 p.

6. Podoroga V. Culture and Reality. Marginal Notes [Kultura i realnost. Zametki na polyah]. Massovaya kultura: sovremennye zapadnye issledovaniya (Mass Culture: Modern Western Studies). Moskow, Pragmatika kultury, 2005, p. 308–337.

7. Trubetzkoy N. S. Lectures on Ancient Russian Literature. History. Culture. Language. [Lektsii po drevnerusskoy literature. Istoriya. Kultura. Yazyk]. Moskow, Progress, 1995, 797 p.

8. Shipova E. N. Dictionary of Turkism in Russian [Slovar tyurksizmov v russkom yazyke]. Alma-Ata, Nauka, 1976, 444 p.

 
Ссылка на статью:
Кузнецова Е. В. Русская национальная культура в контексте мировой массовой культуры: проблема сохранения и развития // Философия и гуманитарные науки в информационном обществе. – 2020. – № 1. – С. 24–31. URL: http://fikio.ru/?p=3895.

 
© Е. В. Кузнецова, 2020.

УДК 140.8

 

Яковлева Лилиана Сергеевна – Сибирский федеральный университет, кафедра философии Гуманитарного института, аспирант, Красноярск, Россия.

Email: l.yakovleva128@gmail.com

ORCID: 0000-0002-1151-3544.

Авторское резюме

Состояние вопроса: В современном информационном обществе мобильный телефон является более персонализированным устройством, нежели телевизор или веб-сайт, он становится продолжением личности человека. Телефон дает ощущение постоянной связи с другими людьми. Многочисленная публикация собственных фотографий посредством социальных сетей похожа на подачу сигнала в виртуальное пространство: «Я существую!».

Результаты: Благодаря компьютерной эволюции изменяются способы создания визуальной презентации, что приобретает характер зависимости, так как люди в попытках сделать уникальные снимки доходят до крайностей, не замечая нанесения вреда собственному здоровью. Актуальность проблемы обусловлена возрастающей ролью феномена селфи в формировании нарциссизма личности в информационном пространстве. Предметом исследования в статье является форма проявления феномена селфи в виртуальном пространстве – нарциссизм, целью – выявление влияния феномена селфи на развитие нарциссизма личности.

Выводы: Развитие трансформации нарциссизма личности только набирает обороты, так как формы коммуникации в Интернете стремительно совершенствуются, а человек находит новые способы самопрезентации. Селфизм следует считать серьезным социальным и психологическим нарушением. Он является социокультурной девиацией, ставшей нормой для современного информационного общества.

 

Ключевые слова: информационное общество; личность; самоидентификация; самопрезентация; самопознание; социальные сети; нарциссизм; феномен селфи; селфизм.

 

The Phenomenon of Selfie as a Form of Transformation of Personality Narcissism in Information Society

 

Yakovleva Liliana Sergeevna – Siberian Federal University, Department of philosophy of Humanitarian Institute, postgraduate student, Krasnoyarsk, Russia.

Email: l.yakovleva128@gmail.com

Abstract

Background: In modern information society, a mobile phone is a more personalized device than a TV or a website; it becomes an extension of a human personality. The phone gives a feeling of constant communication with other people. Numerous publication of your own photos through social networks is like sending a signal to a virtual space: «I exist!».

Results: Due to computer evolution, the ways of creating a visual presentation are changing, which causes some dependence, as people trying to take unique pictures go to extremes without noticing that they can seriously damage their health. The urgency of the problem is due to the increasing role of the selfie phenomenon in the formation of personality narcissism in information space. The subject of the research is the form of manifestation of the selfie phenomenon in virtual space, i. e. narcissism; the goal is to identify the influence of the selfie phenomenon on the development of personality narcissism.

Conclusion: The transformation development of personality narcissism is only gaining momentum, as forms of communication on the Internet are rapidly improving, and people find new ways of self-presentation. Selfism should be considered a serious social and psychological defect. It is a sociocultural deviation that has become a norm for modern information society.

 

Keywords: information society; personality; self-identification; self-presentation; self-knowledge; social networking; narcissism; selfie phenomenon; selfism.

 

Развитие IT технологий, производство все более совершенной техники, глобализация культуры, создание социальных сетей является чертами информационного общества. Информационно-коммуникационные инновации создают новую социальную реальность, отличающуюся от предыдущих форм общественного устройства по своим онтологическим характеристикам. Сегодня мы можем наблюдать, что селфи-фотографии стали крайне популярными в довольно короткий промежуток времени. Селфи (selfie) – новое слово, которое трактуется словарем Мэрриам-Вебстер как «фотография самого себя, сделанная с помощью цифровой камеры в основном для распространения в социальных сетях» [см.: 9]. Таким образом, возникновение селфи обусловлено возникновением фронтальных цифровых камер и социальных сетей, таких как Твиттер, Фейсбук, Инстаграм, Вконтакте и др. Самое первое селфи в мире – фото американца Роберта Корнелиуса, появилось оно в 1839 году. Роберт сфотографировал себя с помощью дагерротипа (прототипа первого фотоаппарата) [см.: 12]. Идея получила известность, но не имела популярности. Только с возникновением и развитием социальных сетей (2005–2011 гг.) – виртуального пространства для коммуникации селфи обретает мгновенную популярность. В России термин «селфи» чаще всего используют в контексте «самощелк» или «фотографический автопортрет». Особенностью данного автопортрета является то, что чаще всего он выполняется с расстояния вытянутой руки или через зеркало и является способом самопрезентации в виртуальном пространстве на таких площадках, как Facebook, VK и Instagram.

 

Названия ряда иностранных изданий все чаще обращаются к феномену селфи, обрисовывая его как яркую форму проявления нарциссизма, а также одиночества человека («у автора нет друга, который мог бы сделать его портрет»). Так J. Wortham отмечает, что selfie – это борьба человека за то, чтобы предъявить себя окружающему миру, при этом важно именно отразить себя «здесь и сейчас», донести до зрителя определенный момент своей жизни и свое отношение к нему, поскольку «фотография зачастую лучше любого текста» [см.: 13]. Феномен селфи стал предметом междисциплинарного изучения философии, антропологии, социологии, психологии и психиатрии.

 

Нарциссизм и проблема самоидентичности

Нарциссическая личность – это личность, которая полностью поглощена собой. Человечество всегда было одержимо собой, а благодаря популярности селфи мы это увидели и осознали. Пытаемся ли мы через селфи определить собственную идентичность? Стали ли мы нарциссами? Есть ли разница между тем, как мы выглядим в Интернете и в реальности? Вызывает ли у нас сожаление публикация наших фото в социальных сетях? и всегда ли нам приятно, когда нас отмечают на фотографиях? Пытаемся ли мы найти ответ на вопрос «Кто Я?» и задаем ли этот вопрос себе? Получить ответы на эти вопросы представляется возможным при философско-социальном исследовании.

 

Мифологическая традиция представляла Нарцисса как человека, чрезмерно обожающего самого себя и отрицающего всякую потребность в близких отношениях с окружающими [см.: 10]. Обратимся к трактовке эпизода с Нарциссом и его отражением, предложенной Марсилио Фичино: «Юный Нарцисс, человек безмятежной и наивной души, не знавший своего собственного лица, стремится узнать свою внешность и постичь свою сущность. Но он жаждет приникнуть к своему отражению в воде и обнять его, а значит, он обожает красоту тела, эфемерную, как бегущая вода. А это и есть отражение самой души. Но тем самым он отвергает свой облик. Он никогда не достигнет собственной тени» [цит. по: 7, с. 214]. У Фичино нарциссизм маркирован негативно. Из этого мифа реконструируются черты нарциссической личности: чередование ощущений собственной грандиозности и ущербности, имидж заменяет истинную сущность человека.

 

Проблема исследования нарциссизма личности носит междисциплинарный характер, она занимает умы философов, социологов, психологов, политологов и педагогов. Ведущий психоаналитик современности Отто Кернберг считает, что «в норме нарциссизм – это состояние благополучия и удовлетворения от жизни, естественная функция личности, жизнь в целостности с самим собой, умение гордиться собой и выражать свои лучшие качества. При нормальном нарциссизме наше “я” окружено репрезентациями людей, которые нас любят, и мы получаем удовольствие от любовных отношений со значимым другим, радость от реализации в профессии, дружбе, семейных отношениях. При нарциссическом расстройстве репрезентации значимых других отсутствуют. Есть только грандиозное, но тотально одинокое “я”» [см.: 6]. При этом нарцисс не чувствует своей ценности до тех пор, пока его ценность не подтвердят окружающие. Нарциссические личности видят мир через призму достижений, иерархий и статусов. Оценка ими другого человека зависит от того, какое положение он занимает в обществе, насколько он богат, каков уровень его полномочий. Вся их жизнь направлена на стремление окружить себя внешними атрибутами социального успеха. Таким образом, нарциссические личности склонны к поддержанию собственной грандиозности. Женская половина человечества арендует букеты из 101 розы, мужская – самолеты или вертолеты для того, чтобы сделать снимок, транслирующий успешность и значимость. «Нередко встречается сочетание нарциссической и мазохистской патологии, когда человек реализует свое превосходство, чувствуя себя самым большим страдальцем в мире. Он считает себя самым несчастным, сочетая хронические жалобы с практиками саморазрушения» [см.: 6]. В Интернете можно встретить многочисленные аккаунты, пользователи которых занимаются трансформацией своего тела и транслируют свои достижения в инстаграме. Основная мотивация подобных селфи – желание быть замеченным окружающими, стремление получить одобрение, социальное поглаживание через лайки. Нарциссы – это люди с абсолютно измененной системой координат, они могут утверждать, что им «не важно мнение окружающих» и при этом говорить о том, что когда они приходят в общественное место, то на них обращают внимание, что позволяет им чувствовать себя знаменитыми. Когда человек дает этот посыл, он априори хочет быть видимым. Инстаграм-пользователи, занятые собственной трансформацией, как правило, утверждают, что их увлечение не связано с желанием обогащения, что ими движет стремление быть не такими, как все. Здесь проявляется значимый аспект нарциссизма – яркая демонстративность. Нарцисс убеждён в собственной уникальности, особом положении, превосходстве над остальными людьми. Он восхищается собой, своей внешностью, своими талантами и достижениями и ждет такого отношения от окружающих. Если вы не поставите ему или ей лайк, то нарцисс всего лишь подумает, что это от зависти.

 

Сегодняшний мир хочет более гротескных вариантов и, соответственно, человек продает ровно то, что покупают все вокруг. Замечено, что люди с низким достатком часто делают снимки в брендовой одежде, которая не является оригинальной, рядом с дорогими машинами специально, транслируя: они могут позволить себе оплатить это. Как отмечал Эрих Фромм: «Человек превратился в товар и рассматривает свою жизнь как капитал, который следует выгодно вложить. Если он в этом преуспел, то жизнь его имеет смысл, а если нет – он неудачник. Его ценность определяется спросом, а не человеческими достоинствами: добротой, умом, артистическими способностями» [8, с. 90]. Показательным примером могут стать девушки, транслирующие образ современной Барби в виртуальное пространство. Стоит отметить, что такие аккаунты, чаще всего встречающиеся в социальной сети инстаграм, пользуются популярностью среди молодежной аудитории и насчитывают от 800 тысяч подписчиков. Девушки постят десятки фотографий в день, находясь в бесконечном поиске своего идеального фотографического «Я».

 

Еще сложнее обстоит ситуация, когда встречаются два нарцисса и создают пару. Нарциссические личности, находясь в союзе, занимаются не выстраиванием отношений между собой, а лишь трансляцией во внешний мир образа счастливой и благополучной пары. Все их усилия направлены на создание в глазах общественности нереалистичного образа отношений, полных идиллии. Главный романтический эгоист современной Франции – герой неоднозначного романа «Любовь живет три года» Фредерика Бегбедера – говорит: «Как же я допустил, чтобы показуха до такой степени подмяла мою жизнь?» и приходит к выводам: «Ты точно влюблен, когда начинаешь выдавливать зубную пасту на другую, не свою щетку. <…> Любовь живет долго, только если каждый из любящих знает ей цену. Мы оказались не готовы к счастью, потому что были не приучены к несчастью. Нас ведь растили в поклонении одному богу – благополучию. Надо знать, кто ты есть и кого ты любишь. Надо завершиться самому, чтобы прожить незавершенную историю» [1, с. 179]. Книга Ф. Бегбедера – диагноз новому времени: абсолютно точный, безжалостный, без реверансов и смягчения. Это произведение о цинике, который не верит в то, что когда-нибудь сможет полюбить кого-то сильнее, чем себя. Фредерик Бегбедер превращает свой роман «Любовь живет три года» в самое настоящее исследование. Мы можем назвать это взглядом наоборот, эгоистичный цинизм, который высмеивает цинизм нового времени – опошление и любви, и брака, и страсти, и возведение в абсолют определенных стереотипов, навязанных временем. В полном объеме картина главного бича современного общества – эго, максимализм, «наш собственный пуп, который важнее, чем другой человек» [1, с. 179].

 

Пары, транслирующие свою личную жизнь миру, считают необходимым поделиться своими успехами в личной жизни через призму сто и одного селфи. Нарциссическую личность не волнует, что кроме двух лиц на фото ничего нет, в подписи к снимку они могут рассказывать о потрясающем путешествии в Рим, признаваться в любви и ставить романтические хештеги #mylove, #люблютебябольшежизни и #моязая. Вместо «заи» для обращения могут использоваться другие представители животного мира. Выставление своих чувств напоказ эта категория считает неотъемлемой частью жизни; часто не получая одобрение общества в виде лайков, партнеры начинают сомневаться в своем выборе и, как правило, такие союзы не являются долговечными. Под влиянием развития информационных технологий возникает иллюзия связи с людьми, которая на самом деле приводит современное общество к порогу тотального одиночества. Мы можем также наблюдать, что институт брака переживает кризис, а статистика распада браков ежегодно имеет тенденцию к увеличению. Мы думаем, что это связано с тем, что нарциссические потребности и установки не согласуются с качественными, взаимно удовлетворяющими отношениями.

 

Селфи: к вопросу самоинфляции

Портрету нарциссической личности присуще следующее:

– хроническая хандра (депрессивно-подобное настроение);

– тотальное недовольство собой, обществом, жизнью;

– неконтролируемый гнев: от раздражения до ненависти;

– фантазии о собственной уникальности;

– затяжные конфликты с окружающими людьми, сниженная способность к эмпатии и любви;

– страх провала или страх оказаться никем;

– бездеятельность на фоне грандиозных идей [см.: 3].

 

В начале 20-х годов прошлого века многие исследователи стали предсказывать развитие культуры в нарциссическом направлении. Так, известный психолог Карни Хорни обратила внимание на то, что большинство современных людей страдают от самоинфляции. Культура приобретает нарциссический характер вследствие самоинфляции – ожидания любви за те качества, которыми в реальности человек не обладает [см.: 3]. Самоинфляция – это стремление человека быть тем, кем на самом деле он не является, стремление к тем критериям, которые не нужны человеку, но соответствуют ценностям, принятым в том или ином социуме. Нарциссические ценности культивируются в современном информационном пространстве. В настоящем исследовании мы выдвигаем гипотезу, что селфи является формой проявления нарциссической личности. На сегодняшний день общественно-социальные установки транслируют ценности потребления и нарциссизма. «Стала нормой вещно-эксгибиционистская форма поведения, когда посредством приобретенных брендовых вещей позиционируется статус их обладателя» [цит. по: 4, с. 14]. Стремление «быть не хуже других» является нарциссической мотивацией. Мы можем видеть, что нарциссическая культура развивается стремительными темпами.

 

Термин «нарциссизм» известен еще со времен древнегреческих текстов. Овидий определял нарциссизм следующим образом: «Нарциссизм – любовь к самому себе и собственному телу». Ввел данное понятие в научный обиход Зигмунд Фрейд, который трактовал нарциссизм как «состояние, когда либидо, оторвавшись от внешнего мира, обращается на собственное Я». В 70-е годы Хайнц Кохут предложил более широкую формулировку данного термина: «Нарциссизм – отдельная линия нормального развития индивида, ядро Самости» [цит. по: 11, с. 155]. Кохут предложил видение нарциссизма как отдельной линии развития каждого человека, которая может иметь различные векторы изменения, но при этом она является ядром личности: «Данный аспект самости, естественно, существует в неразрывной связи с онтологическим, т. е. проблемой самопознания индивида, его представлений о себе» [цит. по: 5, с. 50].

 

Мы рассматриваем нарциссизм как совокупность проявлений повышенного интереса к собственной персоне, от нормальных до избыточных и патологических ее форм. В нашем исследовании мы дифференцируем состояния нарциссизма. В нормальной форме он присущ каждому человеку, патологическую форму он приобретает, как правило, в том случае, когда в его основе лежит агрессия, стыд, различные зависимости, а также психологические травмы родом из детства (предпосылки создаются в возрасте до 10 лет). Например, у некоторых девочек с нарциссической травмой детская увлеченность игрой Барби во взрослом возрасте перерастает в стремление найти новую идентичность, превратиться в Барби. Современное общество стремится к деструктивным формам проявления индивидуальности, где, прежде всего, страдают личные взаимоотношения. Философия постмодернизма оказывает определенное воздействие на общество, которое усиливает нарциссическую направленность культуры. Вследствие появления виртуальной сети человечество выглядит грандиозно, как создатель Интернета, но в то же время каждый человек по отдельности представляется ничтожно малым. Классический нарцисс – это человек, который смотрит в свое отражение и тонет, а постмодернистский нарцисс – это человек, который смотрит на свое селфи, провалившись в виртуальное пространство. Интернет вызывает цифровую зависимость, давая ощущение отсутствия границ и времени.

 

Как известно, определение яда гласит: всякое вещество является ядом и всякое вещество не есть яд – в зависимости от дозы. Это утверждение также мы можем применить к феномену селфи. В настоящее время мы столкнулись с болезнью XXI века – селфизмом, которая является следствием информационного, цифрового яда. Мы можем говорить о цифровой зависимости. Человек, обладающий нарциссической личностной динамикой, обращается к психологу или психотерапевту при возникающих сложностях психологического характера. Есть мнение, что нарциссизм невозможно вылечить. Нарциссы часто сетуют на одиночество и невозможность построить отношения с конкретным человеком или обществом в целом. Ученые отмечают, что неудача в личных отношениях может стать причиной возникновения нарциссизма. Отчужденность людей друг от друга особенно характерна для мегаполисов. И мы можем видеть, как эта тенденция набирает обороты – например, произошла революция в торговле при появлении в магазинах касс самообслуживания. Как отмечают исследователи, профессия продавца через несколько лет может полностью исчезнуть, поскольку будет заменена цифровыми сервисами, ведь уже сейчас существует тенденция замещения элементов монотонного труда алгоритмами.

 

На данный момент не все термины феномена селфи смогли утвердиться в обществе. Например, «брегги» («курортный спам») – селфи, сделанные исключительно для того, чтобы похвастаться. На английском языке слово to brag означает «хвалиться». Отличие бегги в том, что его сразу же выставляют в соцсети. Ключевое послание таких публикаций – жизнь удалась. На фото важен не только главный герой, но и детали. Фоном может служить венецианский канал, горные вершины Куршевеля, фешенебельный отель. Главное послание подобных фотографий: «А где я был? А я вот сейчас не просто себя фотографирую. А позавидуйте мне! Вот я сейчас здесь». Как отмечает О. Кернберг: «Нарцисс начинает болезненно осознавать интенсивность своей зависти, истоки реакций в прошлом и постепенно отвергает свою зависть, которая разрушает отношения любви и здоровой зависимости. Впервые он начинает испытывать вину. И постепенно происходит самый яркий и вознаграждающий момент деконструкции патологического нарциссизма – восстановление способности любить» [см.: 6].

 

В современном мире обращение к вопросу нарциссизма весьма актуально, так как нарциссизм в контексте прочтения как любви к себе, не в патологической форме, присущ всем людям без исключения. Вопрос заключается в том, с какой интенсивностью любовь к себе проявляется. Исследователи отмечают, что процесс создания селфи имеет гораздо более глубокие мотивы, чем желание или нежелание кого-то заинтересовать. Еще философ Жан Бодрийяр писал, что быть подключенным к образу себя на экране, к своей витальности куда важнее, чем ей обладать. Я на экране – следовательно, я существую [см.: 2, с. 110]. Состояние подключенности к собственным селфи есть доказательство жизни в мире победившего визуального образа. И доказывать это приходится регулярно.

 

Мы приходим к выводу, что селфи давно уже стало не просто развлечением, а отражением жизненных устремлений общества, маркером социальной заметности, формой проявления нарциссизма личности. Мы видим, что и с точки зрения английского языка слово «селфи» несет на себе оттенок самовлюбленности, так как оно очень похоже на «selfish» (пер.: «эгоистичный»). Однако автор не утверждает преобладания селфи в виртуальной самопрезентации, а только описывает вероятную ситуацию, которая может возникнуть, если селфи будет преобладать. Многие медиаперсоны и лидеры мнений транслируют на всеобщее обозрение свои нарциссические склонности, и людям не терпится подражать их исключительности. Их возмутительное поведение не оставляет никого равнодушными и кажется людям обаятельным и привлекательным, и потому люди позволяют себе ими «восторгаться».

 

Таким образом, наше исследование ставит вопрос не о свершившемся событии, а об альтернативе тому, к чему приведет нынешнее увлечение селфи. Селфи – феномен фотографического автопортрета, конструкт виртуальной самопрезентации личности, требующий дальнейшего углубленного анализа.

 

Список литературы

1. Бегбедер Ф. Любовь живет три года. – М.: Иностранка, Азбука-Аттикус, 2012. – 192 с.

2. Бодрийяр Ж. Общество потребления. Его мифы и структуры. – М.: Республика, Культурная революция, 2006. – 269 с.

3. Змановская Е. В. Нормальный и патологический нарциссизм // Психотерапия в России – YouTube. – URL: https://www.youtube.com/watch?v=AzbEOuXwzhE (дата обращения 16.09.2019).

4. Ильин А. Н. Кредит и кредитомания в условиях общества потребления // Философия и гуманитарные науки в информационном обществе. – 2019. – № 2 (24). – С. 12–28. – URL: http://fikio.ru/?p=3554 (дата обращения 16.09.2019).

5. Кудашов В. И. Диалогичность сознания и ее самодетерминирующая роль. – Красноярск: КВШ МВД РФ, 1996. – 112 с.

6. Люльчак Е. Отто Кернберг о трагедии нарциссизма // Life Healing Space. – URL: http://lifehealingspace.com/otto-kernberg-o-tragedii-nartsissizma/ (дата обращения 16.09.2019).

7. Фичино М. Комментарий на «Пир» Платона // Эстетика Ренессанса. В 2 т. Т. 1 / Сост. и науч. ред. В. П. Шестаков. – М.: Искусство, 1981. – С. 210–234.

8. Фромм Э. Догмат о Христе – М.: Олимп, АСТ, 1998. – 416 с.

9. Selfie // Dictionary by Merriam-Webster. – URL: http://www.merriam-webster.com/dictionary/selfie (дата обращения 16.09.2019).

10. Schwartz-Salant N. Narcissism and Character Transformation: The Psychology of Narcissistic Character Disorders. – Toronto: Inner City Books, 1982. – 190 p.

11. Kohut H. The Analysis of the Self: A Systematic Approach to the Psychoanalytic Treatment of Narcissistic Personality Disorders. – Chicago: University of Chicago Press, 2013. – 384 p.

12. Tompson К. Smarter Than You Think: How Technology Is Changing Our Minds for the Better. – London: Penguin Press, 2013. – 352 p.

13. Wortham J. My Selfie, Myself // The New York Times. – URL: http://www.nytimes.com/2013/10/20/sunday-review/my-selfie-myself.html?pagewanted=all&_r=0 (дата обращения 16.09.2019).

 

References

1. Beigbeder F. Love Lasts Three Years [Liubov zhivet tri goda]. Moscow, Inostranka, Azbuka-Attikus, 2012, 192 p.

2. Baudrillard J. The Consumer Society: Myths and Structures [Obschestvo potrebleniya. Ego mify i struktury]. Moscow, Respublika, Kulturnaya revolyuciya, 2006, 269 p.

3. Zmanovskaya E. V. Normal and Pathological Narcissism [Normalnyy i patologicheskiy nartsissizm]. Available at: https://www.youtube.com/watch?v=AzbEOuXwzhE (accessed 16 September 2019).

4. Ilyin A. N. Credit and Credit Mania in the Consumer Society [Kredit i kreditomaniya v usloviyakh obschestva potrebleniya]. Filosofiya i gumanitarnye nauki v informatsionnom obschestve (Philosophy and Humanities in Information Society), 2019, no. 2 (24), рp. 12–28. Available at: http://fikio.ru/?p=3554 (accessed 16 September 2019).

5. Kudashov V. I. Dialogicality of Consciousness and Its Role in Self-Determining [Dialogichnost soznaniya i ee samodeterminiruyuschaya rol]. Krasnoyarsk, KVSh MVD RF, 1996, 112 p.

6. Lyulchak E. Otto Kernberg on the Tragedy of Narcissism [Otto Kernberg o tragedii nartsissizma]. Available at: http://lifehealingspace.com/otto-kernberg-o-tragedii-nartsissizma/ (accessed 16 September 2019).

7. Ficino M. Comment on Plato’s Feast [Kommentariy na “Pir” Platona]. Estetika Renessansa. V 2 t. T. 1 (Aesthetics of the Renaissance. In 2 vol. Vol. 1). Moscow, Iskusstvo, 1981, рр. 210–234.

8. Fromm E. The Dogma of Christ [Dogmat o Khriste]. Moscow, Olimp, AST, 1998, 416 p.

9. Selfie. Definition of Selfie by Merriam-Webster. Available at: http://www.merriam-webster.com/dictionary/selfie (accessed 16 September 2019).

10. Schwartz-Salant N. Narcissism and Character Transformation: The Psychology of Narcissistic Character Disorders. Toronto, Inner City Books, 1982, 190 p.

11. Kohut H. The Analysis of the Self: A Systematic Approach to the Psychoanalytic Treatment of Narcissistic Personality Disorders. Chicago, University of Chicago Press, 2013, 384 p.

12. Tompson К. Smarter Than You Think: How Technology Is Changing Our Minds for the Better. London, Penguin Press, 2013, 352 p.

13. Wortham J. My Selfie, Myself. Available at: http://www.nytimes.com/2013/10/20/sunday-review/my-selfie-myself.html?pagewanted=all&_r=0 (accessed 16 September 2019).

 
Ссылка на статью:
Яковлева Л. С. Феномен селфи как форма трансформации нарциссизма личности в информационном обществе // Философия и гуманитарные науки в информационном обществе. – 2020. – № 1. – С. 70–79. URL: http://fikio.ru/?p=3880.

 
© Л. С. Яковлева, 2020.

УДК 17; 316.324.7

 

Павловская Ольга Александровна – Институт философии Национальной академии наук Беларуси, ведущий научный сотрудник, кандидат философских наук, доцент, Минск, Беларусь.

Email: olga.pavl@tut.by

Авторское резюме

Состояние вопроса: На современном этапе складывается ситуация, когда научно-технический прогресс значительно вырвался вперед по сравнению с моральным прогрессом, когда интеллектуальный уровень развития человека, его технологическая компетентность заметно опережают уровень развития его цивилизованности и личностной культуры.

Методология исследования: Проблема морального фактора рассматривается в рамках формационного и цивилизационного подходов. Ключевая роль в структуре морального фактора отводится духовно-нравственному потенциалу личности.

Результаты: Современные реалии отчетливо демонстрируют повышение роли морали как одного из ведущих культурных факторов в динамике социальных процессов. Именно духовно-нравственные ценности становятся, во-первых, основанием и связующим звеном во взаимодействии и взаимообогащении существующих исторических цивилизаций (культур), во-вторых, необходимым звеном в достойном существовании и успешном развитии техногенной цивилизации. Это непосредственно выражается в формировании цивилизованности как ведущего качества личности. В-третьих, такого рода ценности оказываются решающим фактором в набирающем силу процессе становления новой, информационно-гуманистической, цивилизации, открывающей масштабные перспективы для проявления личностной культуры человека.

Область применения результатов: Предложенный подход к проблеме морального фактора позволяет углубить социально-гуманитарные знания о механизмах и специфике происходящих в современном обществе трансформаций.

Выводы: В условиях современной транзитивности необходимо признать приоритет цивилизационного компонента по сравнению с формационным, то есть становление информационно-гуманистической цивилизации должно предварять вступление в новую общественно-экономическую формацию. Вектор социального развития должен быть перенаправлен с производственно-технологических параметров на критерии социогуманитарного плана, среди которых значительно возрастает роль духовно-нравственных ценностей.

 

Ключевые слова: информационное общество; мораль; цивилизация; общественно-экономическая формация; гуманистические ценности; духовная культура; духовно-нравственный мир человека.

 

Moral Factor in Transition to Information Society

 

Pavlovskaya Olga Aleksandrovna – Institute of Philosophy of the National Academy of Sciences of Belarus, Leading Researcher, PhD (Philosophy), Associate Professor, Minsk, Belarus.

Email: olga.pavl@tut.by

Abstract

Background: At the present stage, scientific and technological progress has significantly advanced compared to moral progress, while the intellectual level of a person’s development, their technological competence is noticeably ahead of the level of their civility and personal culture development.

Research methodology: The moral factor is considered in the framework of the formational and civilizational approaches. The spiritual and moral potential of the individual plays a key role in the structure of the moral factor.

Results: Modern realities clearly demonstrate the increasing role of morality as one of the leading cultural factors in the dynamics of social processes. It is spiritual and moral values that become, first, the foundation and connecting link in the interaction and mutual enrichment of existing historical civilizations (cultures), and, second, the necessary link in the certain existence and successful development of technogenic civilization. This is directly expressed in the formation of civility as a leading quality of personality. Third, such values turn out to be a decisive factor in the accelerating process of developing a new, information-humanistic, civilization that opens up large-scale prospects for the manifestation of human personal culture.

Implications: The proposed approach to the problem of the moral factor allows us to improve the socio-humanitarian knowledge of the mechanisms and specifics of the transformations taking place in modern society.

Conclusion: In the conditions of modern transitivity, it is necessary to recognize the priority of the civilizational component as compared with the formational one, i. e., the formation of the information-humanistic civilization should precede the entry into the new socio-economic formation. The vector of social development should be redirected from production and technological parameters to socio-humanitarian criteria, among which the role of spiritual and moral values significantly increases.

 

Keywords: information society; morality; civilization; socio-economic formation; humanistic values; spiritual culture; spiritual and moral world of human.

 

Возрастание роли духовно-нравственных ценностей в осуществлении информационных и научно-технологических процессов, внедрении их результатов в общественную практику признается одним из главных вызовов развития современного мира. В то же время человеческое сообщество, достигшее в своем историческом развитии фазы техногенной цивилизации, а также быстро освоившее «плоды» современной научно-технической революции, реально столкнулось с масштабными по своему распространению и деструктивными по своему характеру кризисными явлениями в сфере социально-нравственных отношений. Как отмечает А. А. Гусейнов, «успехи научного разума не трансформировались в разумность человеческого общежития. Материальный прогресс не привел к преодолению социальных конфликтов и духовно-нравственных деструкций» [1, c. 25].

 

Среди огромного числа факторов, оказывающих свое влияние на ход общественной жизни, имеет место и моральный фактор, который является чрезвычайно сложным по своей природе и трудно фиксируемым по характеру и способу своего проявления. Моральный фактор представляет собой совокупность общественных и индивидуальных причин, движущих сил, воздействий, качественных состояний, в которых отражаются возможности морали (нравственности) как социокультурного феномена, духовно-нравственный потенциал человека как субъекта деятельности и познания, духовно-творческие ресурсы различных форм общественного сознания, когнитивно-эвристические результаты социогуманитарного знания, а также всевозможные последствия (позитивные и негативные) социальной практики и повседневных человеческих взаимоотношений.

 

Действие морального фактора может быть весьма незаметным, латентным по своему характеру, непосредственно выражается в регулировании повседневной жизни людей, проявляется в общественных нравах, общепризнанных ценностях и культурных традициях, раскрывается в воспитании подрастающего поколения. Если в определенные «спокойные» периоды общественной жизни действие морального фактора по существу незаметно, включено в традиционные структуры, привычно воспринимается общественным мнением, то в условиях социальной нестабильности и кризисности всевозможные его проявления (как негативные, так и позитивные) не замечать уже просто нельзя, так как напрямую затрагиваются сами основы человеческого бытия и остро ощущается потребность в моральном оздоровлении, духовном возрождении общества и человека. В структуре морального фактора ведущее положение отводится компонентам, которые отражают проявление личностной природы человека, что, с одной стороны, обусловлено определенным уровнем конкретно-исторического развития социума, той или иной формой общественного устройства, типом государства и проводимой им политикой, с другой – зависит от самого человека, уровня его духовно-нравственного развития, стремления к самореализации и самосовершенствованию.

 

В условиях транзитивности отчетливо проявляются различные грани морального фактора. С одной стороны, в переходном обществе наблюдается значительная разбалансированность морального и правового регулирования, снижается воспитательная роль общепризнанных ценностей и культурных традиций, происходит падение нравов. Все это говорит о том, что обострению и даже искажению подвергаются сами основы человеческого бытия, наблюдается рост различного рода деформаций морального сознания, что становится «питательной почвой» для распространения девиантного поведения. Такое усиление негативного воздействия морально-психологических состояний сигнализирует о достаточно высокой степени кризисности жизни людей. С другой стороны, состояние транзитивности сопряжено с зарождением и развертыванием новых, жизнеутверждающих начал в человеческом бытии. При этом раскрывается очень важная сторона морального сознания, ориентированная на созидание и стабильность: способность опережающего отражения результатов человеческой деятельности через призму этических категорий. Нравственность не только помогает человеку мысленно заглянуть в свое будущее, но и, самое главное, открывает в нем самом внутренние источники стремления и движения к моделируемым образцам. Неслучайно в условиях транзитивности особую значимость и повышенный интерес у различных слоев населения вызывает тема «вечных ценностей», или «высших нравственных идеалов», ее переосмысление с учетом существующих реалий.

 

В социально-экономическом плане транзитивность современного общества обусловлена: с одной стороны, объективной необходимостью перехода на путь информационного развития, что создает широкие возможности для проявления креативных способностей людей и освоения новейших технологий, а на основании этого – совершенствования материально-технической базы общественного производства и более эффективного использования человека в качестве ведущей производительной силы; с другой – наличием структур и процессов индустриального общества, которые сохраняют еще свою экономическую мощь и обеспечивают функционирование хозяйственного комплекса, но в то же время содержат определенные диспропорции и деструктивный потенциал, которые тормозят процесс социально-гуманитарного развития и, соответственно, расшатывают существующие общественные отношения.

 

На первые позиции в системе общественных отношений начинает выходить информационный капитал, неуклонно совершенствуется материальная база производства с использованием компьютерной техники и электронных средств связи, создается новое коммуникационное пространство с разветвленной информационной сетью и базой данных. Все это дает основания говорить о происходящей информационной революции. «Это не классическая “революция баррикад”, а во многом незримая, но реальная революция в состоянии и особенно потенциале “совокупного интеллекта” человечества» [2, с. 170]. Однако наблюдающийся в последнее время ускоренный рост информационных ресурсов еще не является гарантией того, что они доходят до потребителя в должном объеме, осваиваются им в должной мере. И самое главное – это вопрос о критериях достоверности и полезности любого вида информации, а также о той грани, за которой информация может легко перерасти в дезинформацию. Следовательно, делая ставку на новейшую научно-техническую базу в кардинальной перестройке социально-экономических отношений, мы оставляем открытыми многие вопросы, напрямую связанные с проблемой человеческого фактора в создании и реализации новых социальных проектов.

 

Теоретики постиндустриализма, показывая принципиально новые научно-технические и экономические сдвиги в жизни общества, остаются в рамках формационного (стадиального) подхода, то есть по существу наблюдается стремление связать переход к постиндустриальному (информационному) обществу с исторически закономерной сменой общественно-экономических формаций (ОЭФ). Хотя в последнее время появились более осторожные суждения о вступлении в так называемый период зрелого индустриального общества (Р. Инглхарт), оставаясь при этом в системе капиталистических производственных отношений. Относительно концепта «информационное общество» следует отметить, что с точки зрения высокого уровня развития новейших технологий, компьютерной техники, электронных средств связи, в целом наличия мощной информационной инфраструктуры, такое общество становится реальностью для передовых стран мира, но и в этом случае экономической основой (базисом) остается капиталистический способ производства.

 

На наш взгляд, информационная революция – это научно-технологический прорыв, но не рубеж в процессе кардинальной перемены общественного строя. При всех выдающихся и потрясающих воображение научных и технических достижениях в экономическом базисе по существу ничего не меняется. Частная собственность остается главным звеном в системе общественно-экономических отношений; развиваются товарно-денежные отношения как форма экономической взаимосвязи; получение прибыли за счет вложения капитала (денег, инвестиций и др.) является основным экономическим императивом; сохраняется наемный труд; имеют место элементы эксплуатации человеческого труда; продолжается уже в новых формах борьба за источники сырья и рынки сбыта и т. д. Можно утверждать, что современные новейшие технологии, их активное внедрение в производство и массовое освоение населением ведут к качественным изменениям человека как главной производительной силы, средств и материалов, используемых в производственной деятельности, последовательно расширяют материально-технические возможности, укрепляют морально-психологические силы человека в противостоянии со стихийными силами природы. Глобальный характер осуществляемых информационных процессов способствует усилению взаимной зависимости и ответственности государств и народов мира. Следовательно, с позиций формационного подхода мы можем говорить об информационном обществе: во-первых, как об очередной стадии капиталистической общественно-экономической формации, во-вторых, как о важнейшей предпосылке будущей кардинальной трансформации общественно-экономического строя [3, с. 401–402].

 

Как предупреждали в свое время классики марксизма, капитализм негативным образом отражается на состоянии духовно-нравственной сферы. Затем это отчетливо проявилось в реальной жизни. Возникает особая форма морали – мораль капиталистического общества, распространение которой непосредственно сказывается на состоянии социально-психологических отношений.

 

Специфика этой формы морали выражается в следующем:

– в условиях власти денег отдельный человек, обуреваемый жаждой наживы, накопительства, стремлением к достижению материального богатства (по словам К. Маркса, «моральным идеалом является рабочий, откладывающий в сберегательную кассу часть своей заработной платы» [4, с. 602]) все более и более утрачивает самого себя, свою совесть и человечность – это приводит к распространению атмосферы «усовершенствованной, законченной, универсальной продажности» [5, с. 605];

– отражая существующие в обществе противоречия, мораль вынужденно разрывается (разделяется) на несколько частей, зачастую непримиримых между собой, которые соответствуют социально-экономическим и политическим интересам определенных социальных групп (классов) – это способствует образованию атмосферы взаимной отчужденности и враждебности;

– со стороны господствующих классов весьма активно используются лицемерная пропаганда, псевдоморальная фразеология, религиозная риторика, политическая казуистика для прикрытия неприглядных моментов эксплуатации и обнищания, для одурачивания и обмана населения. Все это подается под видом общепринятой морали, по словам Маркса, «…посмотри, чтó скажут тетушка Мораль и тетушка Религия» [4, с. 603] – и создается атмосфера «всеобщего лицемерия», которая вводит в заблуждение простых людей, дезориентирует их, одурачивает и одурманивает их сознание, тем самым еще больше унижая их морально;

– обострение социальных противоречий в условиях господства капитала непосредственно сказывается на процессе самоотчуждения человека, усиливает проявление различного рода деформаций его сознания и девиантного поведения, а это в массовом сознании ведет к тому, что нравственность как таковая отрицается и признается ее противоположность – безнравственность, то есть практически устанавливается атмосфера вседозволенности и безответственности.

 

Исторический опыт показал, что в социально-гуманитарном плане природа капитализма с его важнейшими атрибутами – частной собственностью, деньгами, эксплуатацией, конкуренцией и т. п. – подавляет и извращает собственно человеческое в человеке, способствует превращению человека в средство, вещь, дегуманизирует взаимоотношения между людьми. Однако помимо этого обнаружилась и такая закономерность: с течением времени сами морально деформированные человеческие отношения начинают негативным образом воздействовать (обратная связь) на капиталистический способ производства, что постепенно и неминуемо ведет к его искажению, отходу от классических образцов, то есть он все более становится деформированным и в социально-экономическом плане, что еще сильнее усугубляет его асоциальный и антигуманный характер («олигархический капитализм», «номенклатурный капитализм» и т. п.).

 

В современном обществе наряду с масштабным по своей силе и размерам производственным капиталом все более активно и напористо проявляет себя банковско-финансовый капитал, который не связан напрямую с производством и его участниками, а прежде всего заинтересован в своем максимальном увеличении, причем зачастую не ограничивая себя в средствах, что является «питательной почвой» для распространения «теневых» финансовых и коммерческих операций, коррупционных и криминальных явлений.

 

В индустриальном обществе наряду со сферой производства все большую силу приобретает и сфера потребления. Достижение огромных масштабов этой сферы во второй половине ХХ в. позволило говорить об «обществе потребления» как специфической характеристике современности с присущими ей морально-психологическими чертами. Ж. Бодрийяр замечает, что благодаря системе кредита «ныне родилась новая мораль, мораль опережающего потребления по отношению к накоплению, мораль убегания вперед, форсированного инвестирования, ускоренного потребления и хронической инфляции (копить деньги становится бессмысленно); отсюда берет начало вся современная система, где вещь сначала покупают, а затем уже выкупают своим трудом» [6, с. 133]. Подобного рода зависимость человека составляет замкнутый круг, который все более сужается, вытесняя на периферию сферу духовного потребления и весьма значительно искажая ее сущность и содержание, что отрицательным образом сказывается на индивидуально-личностном развитии человека.

 

Такая чрезвычайно острая и проблемная морально-психологическая ситуация не могла не сказаться на формировании в целом сферы культуры. По мнению Б. С. Ерасова, «вся культура постмодерна пронизана символикой потребительства и “достижительства”, лишенных моральных измерений. Не принципы, ценности или законы, а только условия и обстоятельства принимаются во внимание. Растущая массовая аномия и разрушение нормативных, ценностных, смысловых структур создают почву для массовой криминализации» [7, с. 484].

 

В условиях современного транзитивного общества в противовес тенденциям обесчеловечивания (расчеловечивания) все более набирает силу жизненная потребность в очеловечивании самого человека. Процесс очеловечивания во всем богатстве его духовно-культурных проявлений может плодотворно исследоваться в тесной взаимосвязи (взаимодополнении) формационного и цивилизационного подходов. Если формационный подход преимущественно ориентирован на анализ общественно-экономического базиса как объективной основы социально-исторического развития, то цивилизационный подход акцентирует внимание на состоянии духовно-культурного потенциала социума, на раскрытии ценностно-креативных процессов, механизмов и форм их индивидуального и общественного проявления и совершенствования.

 

На наш взгляд, с позиций цивилизационного подхода следует говорить о начале формирования новой общемировой цивилизации, которую можно условно называть информационно-гуманистической, принимая во внимание, с одной стороны, возрастающую роль информационных ресурсов в современных социальных трансформациях, революционный характер воздействия новейших технологий на общественную и индивидуальную жизнь, с другой – повышение роли человека как творческого субъекта, активное включение духовной культуры в процесс социальных перемен. О возникновении в современном мире нового типа цивилизационного развития говорил и В. С. Стёпин, указывая на необходимость изменения базисной системы ценностей техногенной цивилизации: «Я исхожу из того, что эту систему ценностей придется менять, что преодоление глобальных кризисов потребует изменения целей человеческой деятельности и ее этических регулятивов. А радикальное изменение ценностей означает переход от техногенной цивилизации к новому типу цивилизационного развития, третьему по отношению к традиционалистскому и техногенному» [8, с. 99].

 

Выведение информационно-гуманистической цивилизации в качестве основополагающего концепта в теоретическом осмыслении перспектив социального развития дает возможность: во-первых, значительно обогатить в содержательном плане разрабатываемые проекты информационного (постиндустриального) общества как будущей формации, во-вторых, не только показать роль культурного фактора в качественном преобразовании современного общества, но и подчеркнуть то, что данный фактор становится ведущим и определяющим в этом процессе и способен кардинальным образом видоизменить существующее положение вещей.

 

Рассматривая вопрос о соотношении формационного и цивилизационного процессов, можно утверждать: если ранее, на предыдущих этапах истории, в структурах социума основополагающим был экономический базис, он детерминировал и играл первостепенную роль в образовании различных культурно-цивилизационных форм, то с вступлением человечества на информационный путь развития открывается новая социальная перспектива, когда цивилизационный фактор не просто усиливается, а превращается в решающую и направляющую силу, способную последовательно преодолевать стихийность и непредсказуемость объективного по своей природе социально-экономического процесса.

 

Приоритет цивилизационного компонента в процессе качественного преобразования современного общества можно объяснить и тем обстоятельством, что индустриализм (капитализм) как стихийно разворачивающийся процесс при всех масштабных материально-технических достижениях значительно «проигрывает» в духовно-нравственном отношении, что отрицательным образом сказывается и на состоянии общественных отношений, и на природе человека. Следует откровенно сказать, что индустриальное общество в морально-психологическом плане подошло к весьма опасной, критической черте.

 

В современном транзитивном обществе отчетливо просматривается противоречие между быстрым и результативным освоением новейших научно-технических достижений, с одной стороны, и значительным отставанием в реализации духовно-нравственных ценностей в повседневной жизни, с другой. Обострению этого противоречия способствуют и такие обстоятельства, как:

1) неоднократно происходившее в ХХ в. отчуждение морали от развития научно-технической сферы, когда сама она оценивалась, по выражению А. А. Рубениса, как «“архитектурное излишество”, прекрасное в прошлом, но не пригодное для современной жизни, ее реальных процессов и свершений, и если даже где-то она и срабатывает, то пусть существует, не мешая главному – техническому совершенствованию» [9, с. 44];

2) в стремительно нарастающем потоке новой информации происходит не просто вытеснение на задний план проблем этического характера, а попытки связать их решение зачастую с распространением религиозных верований, мистических учений, эзотерическим опытом;

3) с расширением пространства Интернета, внедрением IT-технологий смещение в сторону виртуального мира с его иллюзорными и символическими образами ведет к размыванию и искажению контуров реальности в сознании индивида, содержит угрозу его морально-психологическому состоянию.

 

Разрастающаяся материально-техническая база общественного производства, его увеличивающийся научно-технологический потенциал не должны отодвинуть на задний план самого человека, тем самым превратив его в своеобразный придаток к «умным машинам» и существенно обострив характер социальных отношений.

 

Процесс формирования информационно-гуманистической цивилизации подразумевает создание характерной для нее парадигмы, в которой целостно будут представлены ведущие мировоззренческие основания и моральные принципы, основные параметры сознания и правила поведения, жизненные устои и механизмы социальной регуляции. Очевидно, что главной отличительной чертой новой цивилизации является развитие, активное вовлечение и использование в различных областях общественной и индивидуальной жизни интеллектуального потенциала человека. Человек знающий, образованный, владеющий информацией, становится одной из ведущих ценностей современной жизни. И, соответственно, вступление на информационный путь выводит на передний план рационализм как основной мировоззренческий принцип, интеллектуальную деятельность творческого, новаторского характера, сферу науки и образования.

 

Но всестороннее проявление и развитие интеллектуального капитала человека не может быть самоцелью. Естественно возникают вопросы: «На благо или во вред человеческому сообществу и самому человеку может служить этот капитал?». Становится все более очевидным, что именно в условиях перехода к информационному обществу человек может и должен подтвердить то, что он действительно является Человеком Разумным. Но стать таковым в полной мере он может, если будет ощущать себя человеком счастливым, свободным и ответственным, честным и справедливым, верным и преданным, любимым и любящим и т. д. То есть с помощью разума откроет для себя самого значимость духовно-нравственных ценностей, воплотит их в свою личную культуру, свои отношения с окружающими людьми. Следовательно, в парадигме новой цивилизации среди приоритетов должны быть как развитие интеллектуального потенциала человека, так и формирование его духовно-нравственного потенциала, причем, если первый обеспечивает поступательное движение и развитие социальной системы, то второй способствует ее духовному обогащению, облагораживанию, гуманизации. А самое главное – это последовательное и неуклонное соединение этих потенциалов в единое целое, по словам академика И. Т. Фролова, «это – разум, соединенный с гуманностью, добрый разум, который во все времена называется мудростью» [10, с. 230].

 

Переход к информационному обществу осуществляется в недрах индустриализма и, естественно, сопровождается резким столкновением нового со старым как в социально-экономическом, политическом, так и духовно-культурном плане. Так, Э. Тоффлер считает, что весьма драматическое по своему характеру положение человека в современном мире должно быть преодолено в ходе формирования новой цивилизации: «Если нам удастся сгладить переход от старой, умирающей цивилизации к новой, обретающей форму, если мы сохраним собственную личность и сможем в обстановке усиливающихся кризисов управлять своей жизнью (курсив наш. – О. П.), мы будем в состоянии обнаружить и способствовать установлению нововведений Третьей волны. Ибо, если мы посмотрим вокруг себя, мы найдем под покровом несостоятельности и разрушений первые признаки роста и новые возможности» [11, c. 216]. Стоит обратить внимание на это суждение Э. Тоффлера. Получается, что «первые признаки роста и новые возможности» информационной цивилизации непосредственно связаны с сохранением и развитием человеческой личности. Именно внутри личности находится основной «водораздел» между добром и злом, она по своей природе обладает мощнейшим духовно-нравственным потенциалом, который посредством раскрытия и совершенствования может стать источником качественных социальных преобразований.

 

В условиях современных социальных трансформаций по-новому начинает звучать проблема культуры, содержание которой в той или иной мере фокусируется на морально-аксиологическом компоненте. Особую актуальность приобретает проблема формирования духовно-нравственной культуры, которая позволяет наиболее целостно представить и качественно выразить процесс личностного развития человека, зафиксировать характер и результаты взаимодействия его структурных частей (потребностей, чувств, взглядов, ценностных ориентаций, убеждений, мотивов, поступков и др.) и механизмов саморегуляции (чувства стыда, совести, долга, чести, достоинства и др.), определить характер взаимодействия между собой индивидуально-личностных и социально-групповых параметров духовно-культурного развития [3, с. 417].

 

Таким образом, в процессе качественного преобразования современного общества необходимо признать приоритет цивилизационного компонента по сравнению с формационным, то есть формирование новой, информационно-гуманистической, цивилизации должно предварять вступление в новую общественно-экономическую формацию (информационное или постиндустриальное общество). Индустриализм (капитализм) как стихийно разворачивающийся процесс при всех масштабных материально-технических достижениях значительно «проигрывает» в духовно-нравственном отношении. Поэтому для изменения ситуации необходим кардинальный поворот вектора социального развития с производственно-технологических параметров на критерии социогуманитарного плана. Это открывает широкие возможности для осмысления и практического воплощения духовно-нравственного потенциала мировой и национальной культуры, активизации творческих усилий субъектов в лице конкретных людей и социальных групп, направленных на достойную самореализацию и совершенствование.

 

Список литературы

1. Гусейнов А. А. Философия – мысль и поступок: статьи, доклады, лекции, интервью. – СПб.: СПб ГУП, 2012. – 840 с.

2. Лазаревич А. А. Становление информационного общества: коммуникационно-эпистемологические и культурно-цивилизационные основания. – Минск: Беларуская навука, 2015. – 537 с.

3. Павловская О. А. Моральный фактор в жизни человека и общества: исторические уроки и современные проблемы. – Минск: Беларуская навука, 2014. – 578 с.

4. Маркс К. Экономическо-философские рукописи 1844 года // Маркс К., Энгельс Ф. Из ранних произведений. – М.: Политиздат, 1956. – С. 517–642.

5. Энгельс Ф. Положение Англии. Восемнадцатый век // Маркс К., Энгельс Ф. Сочинения: в 39 т. – М.: Политиздат, 1955. – Т. 1. – С. 598–617.

6. Бодрийяр Ж. Система вещей. – М.: Рудомино, 1995. – 172 с.

7. Ерасов Б. С. Цивилизации: Универсалии и самобытность. – М.: Наука, 2002. – 524 с.

8. Стёпин В. С. Цивилизация и культура. – СПб.: СПбГУП, 2011. – 408 с.

9. Рубенис А. А. Техника и нравственность // Этическая мысль: Научно-публицистические чтения. 1991. – М.: Республика, 1992. – С. 38–55.

10. Фролов И. Т. К постижению человека разумного и гуманного // Многомерный образ человека: Комплексное междисциплинарное исследование человека. – М.: Наука, 2001. – С. 226–236.

11. Тоффлер Э. Третья волна. – М.: Издательство АСТ, 2002. – 776 с.

 

References

1. Guseynov A. A. Philosophy – Thought and Deed: Articles, Reports, Lectures, Interviews [Filosofiya – mysl i postupok: stati, doklady, lektsii, intervyu]. St. Petersburg, SPb GUP, 2012, 840 p.

2. Lazarevich A. A. Formation of Information Society: Communication-Epistemological and Cultural-Civilizational Foundations [Stanovlenie informatsionnogo obschestva: kommunikatsionno-epistemologicheskie i kulturno-tsivilizatsionnye osnovaniya]. Minsk, Belaruskaya navuka, 2015, 537 p.

3. Pavlovskaya O. A. The Moral Factor in Human and Society Life: Historical Lessons and Contemporary Problems [Moralnyy faktor v zhizni cheloveka i obschestva: istoricheskie uroki i sovremennye problemy]. Minsk, Belaruskaya navuka, 2014, 578 p.

4. Marx K. Economic and Philosophic Manuscripts of 1844 [Ekonomichesko-filosofskiye rukopisi 1844 goda]. Marks K., Engels F. Iz rannikh rabot (Marx K., Engels F. From the Early Works). Moscow Politizdat, 1956, pp. 517–642.

5. Engels F. The Condition of England. Eighteenth Century [Polozheniye Anglii. Vosemnadtsatyy vek]. Marks K., Engels F. Sochineniya: v 39: t. 1 (Marx K., Engels F. Works: In 39 vol. Vol. 1). Moscow, Politizdat, 1955, pp. 598–617.

6. Baudrillard J. The System of Objects [Sistema veschey]. Moscow, Rudomino, 1995, 172 p.

7. Erasov B. S. Civilizations: Universals and Identity [Tsivilizatsii: Universalii i samobytnost]. Moscow, Nauka, 2002, 524 p.

8. Styopin V. S. Civilization and Culture [Tsivilizatsiya i kultura]. St. Petersburg, SPbGUP, 2011, 408 p.

9. Rubenis A. A. Technique and Morality [Tekhnika i nravstvennost]. Eticheskaya mysl: Nauchno-publitsisticheskie chteniya (Ethical Thought: Scientific and Publicistic Readings. 1991). Moscow, Respublika, 1992, pp. 38–55.

10. Frolov I. T. To the Comprehension of a Wise and Humane Person [K postizheniyu cheloveka razumnogo i gumannogo] Mnogomernyy obraz cheloveka: Kompleksnoe mezhdistsiplinarnoe issledovanie cheloveka (A Multidimensional Image of a Person: A Comprehensive Interdisciplinary Study of Man). Moscow, Nauka, 2001, pp. 226–236.

11. Toffler A. The Third Wave [Tretya volna]. Moscow, Izdatelstvo AST, 2002, 776 p.

 
Ссылка на статью:
Павловская О. А. Моральный фактор в условиях перехода к информационному обществу // Философия и гуманитарные науки в информационном обществе. – 2020. – № 1. – С. 12–23. URL: http://fikio.ru/?p=3877.

 
© О. А. Павловская, 2020.

УДК 165.12: 159.922

 

Оконская Наталия Камильевна – Пермский национальный исследовательский политехнический университет, кафедра философии и права, профессор, доктор философских наук, профессор, Пермь, Россия.

Email: nataokonskaya@rambler.ru

Брылина Ирина Владимировна – Национальный исследовательский Томский политехнический университет, отделение социально-гуманитарных наук школы базовой инженерной подготовки, доцент, кандидат философских наук, доцент, Томск, Россия.

Email: ibrylina@yandex.ru

Симанова Нина Александровна – Березниковский филиал Пермского национального исследовательского политехнического университета, кафедра общенаучных дисциплин, доцент, кандидат философских наук, доцент, Березники, Россия.

Email: Simanova_nina@list.ru

Авторское резюме

Состояние вопроса: В научной литературе в связи со сложностью познания сути и функциональных особенностей содержания понятий «интеллект» и «сознание» происходит их парадоксальная взаимоподмена. Загадка происхождения сознания скрывается за устойчивым «запараллеливанием» человеческой психики и рациональности, приводит к преувеличению рациональности психической сферы человека. Данная научная проблема усугубляется современной ситуацией ускоренной технизации и цифровизации экономики.

Метод исследования: В работе нашли применение философские и общенаучные методы, поскольку исследование носит междисциплинарный характер. Диалектико-материалистический метод дополнен принципами аналитической философии, системным и синергетическим подходами.

Результаты: Интеллектуальные способности объединяют людей и животных как умение принять нетривиальное решение в необычной ситуации. Возможно, по этой причине интеллект человека включает в себя значительный пласт иррациональности. В человеческой активности интеллект рационализируется, становится необходимой характеристикой, обеспечивающей выход из эгоцентризма, произвола (то есть из замкнутости физиологической системы организма), что закрепляется в новых функционалах центральной нервной системы (ЦНС), когда межполушарная асимметрия дополняется функциональной асимметрией мозга, не свойственной животным. На основе функциональной асимметрии человеческого мозга можно четко различить два канала связи человека с системой природы: вербальный, эволюционно молодой, и просодический, общий с животными, более древний. ЦНС человека перестает быть замкнутой и становится бифуркационно разомкнутой. Точкой бифуркации становится слово на основе перевода энергетически наиболее затратной тормозящей роли межполушарной латерализации функций к нелатерализованным физиологически пластичным формациям нейронов коры головного мозга. Такая открытость ЦНС становится базой формирования сознания.

Выводы: Интеллект – целостная практическая характеристика человека. Интеллект оказывается фундаментом разума вследствие прямого присоединения практической компоненты (человеческой деятельности) ко второй сигнальной системе, потребовавшей изменения работы мозга в целом: возникновения функциональной асимметрии. Важно не смешивать функциональную латерализацию мозга, получившую развитие у животных, и функциональную асимметрию мозга, характерную только для человека. Превращение ЦНС в открытую автономную систему, обладающую, согласно принципам синергетики, способностью к саморазвитию, может стать общенаучным принципом для обоснования особой роли сознания в развитии материального мира (в частности, для обоснования антропного принципа).

 

Ключевые слова: интеллект; сознание; межполушарная асимметрия мозга; функциональная асимметрия мозга.

 

Human Intelligence: Paradoxes, Riddles, Development Prospects

 

Okonskaya Nataliya Kamilievna – Perm State Research Polytechnic University, Department of Philosophy and Law, Professor, Doctor of Philosophy, Professor, Perm, Russia.

Email: nataokonskaya@rambler.ru

Brylina Irina Vladimirovna – National Research Tomsk Polytechnic University, Department of Social Sciences and Humanities of the School of Basic Engineering, PhD (Philosophy), Associate Professor, Tomsk, Russia.

Email: ibrylina@yandex.ru

Simanova Nina Aleksandrovna – Bereznikovsky branch of the Perm State Research Polytechnic University, Department of Basic Disciplines, PhD (Philosophy), Associate Professor, Berezniki, Russia.

Email: Simanova_nina@list.ru

Abstract

Background: In the scientific literature, due to the complexity of understanding the essence and functional features of the concepts of “intelligence” and “consciousness”, they are paradoxically interchangeable. The riddle of consciousness origin is concealed behind the steady “paralleling” of the human psyche and rationality, leading to its exaggeration in the human mental sphere. The current situation of accelerated economy technicalization and digitalization compounds this scientific problem.

Research method: Philosophical and general scientific methods have been applied in the work since the research is interdisciplinary. The dialectical-materialistic method is supplemented by the principles of analytical philosophy, systematic and synergetic approaches.

Results: Intellectual abilities unite people and animals due to the aptitude to make a non-trivial decision in an unusual situation. Perhaps for this reason, human intelligence includes a significant layer of irrationality. In human activity, intelligence is rationalized. It becomes a necessary characteristic that provides a way out of egocentrism, self-isolation (i. e. an exit from the isolation of the physiological system). This characteristic is fixed in the new functionalities of the central nervous system (CNS), whereas interhemispheric asymmetry is supplemented by functional asymmetry of the whole brain, in contrast to animals. Based on the functional asymmetry of the human brain, one can clearly distinguish two channels of communication between human and nature system: verbal, evolutionarily young (new), and more ancient prosodic, common to animals. CNS becomes bifurcationally open instead of closed. The word becomes a bifurcation point based on the transition from the most energy-intensive inhibitory effect of the interhemispheric lateralization of functions to non-lateralized physiologically flexible formations of the cerebral cortex neurons. Such CNS openness becomes the basis for consciousness generation.

Conclusion: Intelligence is a holistic practical human feature. Intelligence turns out to be the foundation of the mind due to the direct connection of the practical component (human activity) to the second signal system, which required total cerebration change: the emergence of functional asymmetry. It is important not to confuse cerebral lateralization of functions, inherent to animals, and the functional cerebral asymmetry, which is characteristic only for human brain. CNS transformation into an open autonomous system having, according to synergy principles, the ability to self-development can become a general scientific principle of the special role of consciousness in material world development justification (for justification of the anthropic principle, in particular).

 

Keywords: intelligence; consciousness; interhemispheric asymmetry of the brain; functional asymmetry of the brain.

 

Сознание, разум настолько близко и тесно связаны с интеллектуальной силой, что возможны невольные взаимоподмены понятий сознания и интеллекта. Даже самый поверхностный анализ работы интеллекта реального субъекта позволяет заключить, что человек способен построить логически обоснованное представление о мире, однако в строго рациональном режиме человеческая мысль работает крайне редко, ей необходимы подключения в эмоционально-чувственную область. Человек не может отторгнуть свои многосторонние связи с миром, чувственная эмоциональность создает необходимый фон для жизни и устойчивого развития опыта. Тем не менее миф о тождестве интеллектуальной силы и способности мыслить преобладал настолько, что «психология интеллекта в нашей стране долгое время была Золушкой. Интеллект отождествлялся с мышлением и не рассматривался как единая когнитивная система, тем более – в качестве общей способности» [12, с. 7].

 

Чтобы избежать ошибочной подмены понятий, подчеркнем, что интеллект следует трактовать и рассматривать в качестве особого феномена, отличного и от разума, и от рассудка, и от психики в целом. Можно выделить характерные свойства, отличающие интеллектуальную сферу от других психологических феноменов (сознание, воля, память, рассудок, разум, пр.), – это нестереотипность, нетривиальность интеллекта – и как процесса, и как результата его применения. «В отличие от собственно мышления, которое есть процесс, интеллект означает качество этого процесса…, нетипичность проявлений интеллекта должна интерпретироваться как перманентное продолжение его становления» [11, с. 202]. Качественное мышление отличается и богатством ассоциаций, и полнотой переборов возможных вариантов, которые в совокупности могут обеспечить высокую скорость, простоту и нестандартность принятия опережающих опыт решений (количественный показатель). Однако приобретение такого уровня мышления было бы невозможно без опыта целесообразных способов поведения в решении творческих задач, с учетом меры эффективности социализации личности. Качественным показателем интеллекта мы называем нетривиальность, новизну решений, принимаемых человеком на его основе.

 

Интеллект ребенка и интеллект взрослого человека не просто разнятся количественно, они являются качественно различными именно за счет опыта взрослых. Ребенок (до возраста «почемучек») в своей интеллектуальной активности воспроизводит интеллект развитых животных, не более. В условиях недостатка информации и ребенок, и развитое животное могут опережающим образом найти адаптивный выход из проблемной ситуации. При этом только взрослый человек с развитым личностным интеллектом способен критически сориентироваться так, чтобы изменить обстоятельства в корне, используя в том числе многообразные косвенные знания, не относящиеся к конкретной ситуации (таковы, к примеру, научные открытия, эффективные продуктивные реакции в зачастую безнадежных условиях пожара, паники в толпе, аварий, пр.).

 

Субстратом психической активности выступает, несомненно, мозг человека. Л. С. Выготский писал о мозге: «В процессе развития… изменяются не столько функции… не столько их структура, не столько система их движения, сколько изменяются и модифицируются отношения, связи функций между собой, возникают новые группировки, которые были неизвестны на предыдущей ступени. Поэтому существенным различием при переходе от одной ступени к другой является часто не внутрифункциональное изменение, а межфункциональные изменения, изменения межфункциональных связей, межфункциональной структуры» [3, с. 110]. Однако до сих пор чаще всего проводится прямая аналогия между делением мозга на правое и левое полушария и способностями человека либо в чувственной сфере, либо в разумно-рациональной (интеллектуальной). На наш взгляд, следствием развития межфункциональной структуры мозга становится переход от межполушарной асимметрии к функциональной асимметрии мозга [см.: 7], что было зафиксировано в нейрофизиологии, психологии высшей нервной деятельности, но пока еще не стало парадигмальной нормой в междисциплинарных исследованиях по изучению сознания.

 

«…Специфические для человека отношения структурных и функциональных единиц в деятельности мозга едва ли могут быть в животном мире… человеческий мозг обладает новым по сравнению с животным локализационным принципом, благодаря которому он и стал мозгом человека, органом человеческого сознания» [3, с. 174]. «Весь вопрос в том, что физиологически в мозгу соответствует мышлению в понятиях» [3, с. 128]. Выготский выделяет специфику чисто человеческих частей мозга – височных, лобных, теменных. В частности, в височных и лобных областях коры больших полушарий расположены зоны Брока и Вернике. Через них оба полушария подключаются к функционированию интеллекта, дополняя межполушарную, общую для человека и высших животных асимметрию функциональной «чисто человеческой» асимметрией. Это означает, что у животных правое и левое полушария мозга работают вместе, но асимметрично распределяя функции управления, реагирования, контроля. Латерализация (разделение) «усилий» обеспечивает синкретичный эффект в скорости и эффективности реагирования. Функциональная латерализация мозга, получившая развитие у животных, выражается в межполушарной асимметрии. У человека появляется кардинально новый тип асимметрии в работе мозга: межполушарная асимметрия дополняется функциональной асимметрией, превращающей физиологию человека в открытую систему с точки зрения объема улавливаемой и передаваемой информации в ее идеальной – понятийной – форме.

 

Проявления этих моментов фиксируются на эмоционально-звуковом ряде психики так, что зачастую животные обгоняют человека в реагировании на конкретные звуки, интонации, эмоции, звучащие в окружающем мире. Для человеческого детеныша также свойственна реакция на звуки, интонацию, громкость. В зрелом возрасте эту активность берет на себя только правое полушарие, тогда как левое функционально обособляется в выполнении логических речевых функций (у праворуких). Можно сказать, что по сравнению со спецификой устройства и функционирования мозга взрослого человека, у животных как бы два «правых» полушария.

 

Как подчеркнуто в работе В. Л. Деглина, изданной еще в 1974 году на базе исследований института эволюционной физиологии и биохимии им. И. М. Сеченова АН СССР, «“правополушарная” речь по своему эволюционному возрасту старше, древнее “левополушарной”. Надо различать два канала связи: словесный, чисто человеческий, эволюционно молодой – левополушарный – и просодический, общий с животными, более древний, правополушарный. <…> У детей, которые еще не умеют говорить, уже есть образная память…» [5, с. 113]. К концу второго года жизни у малыша созревают области Брока и Вернике, непосредственно связанные с осмысленным пониманием речи.

 

Область Брока «расположена в задней части лобной доли левого полушария мозга и является центром моторных… образов слова, то есть отвечает за правильную артикуляцию в момент произношения слова». Зона Вернике «находится в височной доле левого полушария мозга и служит центром сенсорных образов слова. Иначе говоря, роль центра Вернике в опознавании слышимых слов и в соотнесении каждого такого слова с соответствующим ему понятием» [9, с. 6].

 

Проанализируем свойства человеческого языка (речи), чтобы объяснить специфику активности человеческого мозга, его функциональную асимметрию подробнее.

 

Первооткрывателем особой тормозящей силы слова можно считать философа-палеопсихолога Бориса Поршнева. Обобщая исследования физиологических школ Шеррингтона, Павлова, Введенского, Ухтомского и др., ученый разработал гипотезу функционального антагонизма, в которой роль наиболее значимого достижения эволюции принадлежит вербальной активности. В биологии, физиологии и других естественнонаучных дисциплинах данный феномен известен как отрицательная индукция в ее связи с положительной индукцией, но трактуется это явление узко специализированно, вне связи с перспективой возникновения качественно нового психического феномена – сознания.

 

«Из… взаимосвязанных нервных аппаратов более мощным, более сложным, эволюционно более поздним, энергетически более дорогим является тормозная доминанта. Механизм возбуждения… сам по себе остается одним и тем же на очень разных уровнях эволюции и на разных уровнях нервной деятельности какого-либо высокоразвитого организма. Это генетически низший собственно рефлекторный субстрат. Переменная, усложняющая величина – противостоящее ему торможение. Тормозная доминанта как бы лепит, формует антагонистический полюс, комплекс, или систему, возбуждения. Она отнимает у этого комплекса все, что можно отнять, и тем придает ему биологическую четкость, верность, эффективность» [10, с. 262]. Торможение словом всех остальных отделов центральной нервной системы (ЦНС) забирает через тормозную доминанту все не вербальные раздражители, отделяя чувственную просодическую сферу от рациональной. Никакая область центральной или периферической нервной системы так не связана с торможением, как область нейронной сети, образуемой в функционале словоупотребления. Вторая сигнальная система, или язык человека – это программирование поведения на основе отрицательной индукции, то есть на основе не связанных с жизнедеятельностью запросов среды или организма [см.: 10, с. 186–187, 193, 422].

 

Итак, слово вызывает неспецифическую реакцию организма через торможение всех эмоционально-чувственных и жизненно-физиологических функций. Чем большее количество информационных потоков может быть задействовано для изменения содержания деятельности человека, тем более открытой мы можем считать систему-субстрат, мозг, обеспечивающий этот объем. По мере становления культуры общения и культуры мысли два человека и более «материализовались в одном» с помощью формирования функциональной асимметрии мозга. Когда ребенок маленький и не может сам сориентироваться в культурной среде, сложной даже для взрослого человека, он следует за словами матери, близких, получая инструмент распоряжения всеми современными артефактами. По мере взросления языковая картина мира становится фундаментом его сознания и самосознания. Слово, обладая бесконечным тормозным потенциалом, ответственно за формирование «нового качественного мышления» – интеллекта.

 

Создатель теста интеллекта Ганс Юрген Айзенк, британский ученый-психолог, приходит к выводу, что «лучшие тесты интеллектуальных различий – это тесты, не-когнитивные по своей природе» [2, с. 9], результаты которых обусловлены особенностями функционирования всей центральной нервной системы. Ученый выводит объяснение тестовых результатов на сравнение последовательности нервных импульсов в коре головного мозга взамен более распространенных интерпретаций в виде сравнивания умственных потенциалов опрашиваемых. Именно последовательности нервных импульсов в коре головного мозга и отвечают, по мнению ученого, за точность передачи информации, закодированной в виде слов. «…Оба полушария включаются в выполнение одних и тех же упражнений, участвуя в одних и тех же родах деятельности. Левое полушарие не только логически активно, но и функционирует в эмоционально-чувственной фазе активности (у праворуких). И наоборот» [8, с. 253]. Следовательно, «интеллектуальная сила – не часть психики и тем более не физиологическая функция одного из полушарий. Интеллект, интеллектуальность есть целостная характеристика человека, не сводимая к логосу, разуму,… не противоположная сторона этоса, эмоций. <…> Развитый интеллект и высокая культура вполне синонимичны в силу своей целостности и сложности» [6, с. 121].

 

Эмпирическая область исследования интеллекта основывается на физиологическом фундаменте человеческой психики (ЦНС), с одной стороны, и на второй сигнальной системе (абстрактный язык, речь) – с другой стороны. Как пишет методолог науки, видный теоретик эпистемологии Надежда Бряник, цитируя высказывание английского астрофизика XX века А. С. Эддингтона о глобальных эволюционных процессах (когда они оказываются завершенными, необратимыми) – «…универсум… скорее, возвращается к хаосу, чем банально совершает повторяющиеся схемы эволюции» [1, с. 10]. Поскольку мозг человека есть субстрат высшего эволюционного процесса, то он не может «банально остановиться» на упорядоченной межполушарной асимметрии чувственного в оппозиции рационально-логическому. Возрастающая хаотизация и бесконечное сложное многообразие ЦНС при взаимном дополнении церебральных систем блоками пластичных самонастраивающихся нейронных формаций, образуемых при вербализованном взаимодействии, очевидна.

 

Взамен линейной механики условных рефлексов современная наука методологически оснащена понятиями синергетики, в частности, понятием диссипативной (открытой, неравновесной) системы. Все управляемые воздействия, если они направлены на корректировку непосредственно условных рефлексов, оказывались малоэффективными или разрушительными. И наоборот, если учитываются и используются законы диссипативной организации ЦНС, то цели решения проблем и гармонизации противоречий развития психики становятся эффективно достижимыми. Навыков интеллектуальной активности невозможно достичь через дрессуру, тогда как поддержка функциональной асимметрии человеческого мозга обеспечивает развитие интеллектуальных способностей детей и взрослых. «Всякий очаг возбуждения теперь мыслится как синхронная и ритмически самонастроенная активность целой совокупности весьма разнообразных центров, расположенных на разных этажах нервной системы – в спинном мозгу, в низших, средних, высших отделах головного мозга, в автономной системе (констелляция центров)» [10, с. 242]. Философская интерпретация констелляции центров нервной системы имеет фундаментальные масштабные предпосылки и последствия в развитии науки в целом, проблем человеческой психики, в частности.

 

«Сегодня можно с уверенностью утверждать, что в осуществлении любого вида психической деятельности – будь то речь или отображение пространственных отношений – принимают участие оба полушария. Столь же очевидно, что правое и левое полушария не дублируют друг друга, а обеспечивают разные стороны, разные аспекты единой психической деятельности» [4, с. 134–135].

 

Если ум – динамическая идеальная характеристика человека, в отличие от сознания, остающегося константным, останавливающим постоянно меняющийся вокруг мир, то интеллект – целостная практическая характеристика человека. Интеллект оказывается фундаментом ума вследствие прямого присоединения практической компоненты (человеческой деятельности) ко второй сигнальной системе, потребовавшей изменения функционалов мозга. Целесообразно подключая свою активность (интеллект) к объективно действующим законам природы, человек воплощает свою системную целостность и открытость. Практика воссоздания принципиально новой среды для действия объективных законов и делает человека умным через его интеллект.

 

Литература

1. Бряник Н. В. Сравнительный анализ эпистемологических особенностей закона в классической, неклассической и постнеклассической науке // Вестник Томского государственного университета. Философия. Социология. Политология. – 2019. – № 48. – С. 5–14. DOI: 10.17223/1998863Х/48/1.

2. Eysenk H. J. (Ed.). A Model for Intelligence. – Berlin: Springer, 1982. – 269 p.

3. Выготский Л. С. Собрание сочинений. Т. 1. Вопросы теории и истории психологии / Под ред. А. Р. Лурия, М. Г. Ярошевского. – М.: Педагогика, 1982. – 488 с.

4. Деглин В. Л. Лекции о функциональной асимметрии мозга человека. – Амстердам – Киев: Geneva Initiative, Ассоциация психиатров Украины. – 1996. – 151 с.

5. Деглин В. Л. Функциональная асимметрия – уникальная особенность мозга человека // Наука и жизнь. – 1975. – № 1. – С. 104–115.

6. Оконская Н. К. Интеллектуальная собственность в информационную эпоху, социогенез и перспективы развития. – Пермь: Издательство Пермского национального исследовательского политехнического университета, 2018. – 275 с.

7. Оконская Н. К. Уникальность функционирования человеческого мозга: функциональная асимметрия // Успехи современной науки и образования. –2016. – Т. 8. – № 11. – С. 114–117.

8. Оконская Н. К., Осечкина Т. А., Аликина М. А., Пепеляева Т. Ф., Иванкин В. Ю., Ермаков М. А. Функциональная асимметрия мозга: механика пространственной организации мозга человека // Российский журнал биомеханики. – 2018. – Т. 22. – № 2. – С. 253–265. DOI: 10.15593/RZhBiomeh/2018.2.09.

9. Панов Е. Н. Знаки, символы, языки. 2-е изд., доп. – М.: Знание, 1983. – 248 с.

10. Поршнев Б. Ф. О начале человеческой истории (Проблемы палеопсихологии). – М.: Мысль, 1974. – 487 с.

11. Словарь философских терминов / Научная редакция профессора В. Г. Кузнецова. – М.: ИНФРА-МЮ, 2005. – 731 с.

12. Холодная М. А. Психология интеллекта: парадоксы исследования. – Томск: Издательство Томского университета, 1997. – 392 с.

 

References

1. Bryanik N. V. The Comparative Analysis of Epistemological Distinctions Between Laws in Classical, Non-Classical and Post-Non-Classical Science [Sravnitelnyy analiz epistemologicheskikh osobennostey zakona v klassicheskoy, neklassicheskoy i postneklassicheskoy nauke]. Vestnik Tomskogo gosudarstvennogo universiteta Filosofiya. Sotsiologiya. Politologiya (TomskStateUniversity Journal of Philosophy, Sociology and Political Science), 2019, no. 48, pp. 5–14. DOI: 10.17223/1998863Х/48/1.

2. Eysenk H. J. (Ed.). A Model for Intelligence. Berlin, Springer, 1982, 269 p.

3. Vygotsky L. S. Questions of the Theory and History of Psychology [Voprosy teorii i istorii psikhologii]. Sobranie sochineniy. Tom 1 (Collected Works. Vol. 1). Moscow, Pedagogika, 1982, 488 p.

4. Deglin V. L. Lectures on Functional Asymmetry of the Human Brain [Lektsii o funktsionalnoy asimmetrii mozga cheloveka]. Amsterdam – Kiev, Geneva Initiative, Assotsiatsiya psikhiatrov Ukrainy, 1996, 151 p.

5. Deglin V. L. Functional Asymmetry Is a Unique Feature of the Human Brain [Funktsionalnaya asimmetriya – unikalnaya osobennost mozga cheloveka]. Nauka i zhizn (Science and Life), 1975, no. 1, pp. 104–115.

6. Okonskaya N. K. Intellectual Property in the Information Age, Sociogenesis and Development Prospects [Intellektualnaya sobstvennost v informatsionnuyu epokhu, sotsiogenez i perspektivy razvitiya]. Perm, Izdatelstvo Permskogo natsionalnogo issledovatelskogo politekhnicheskogo universiteta, 2018, 275 p.

7. Okonskaya N. K. Unique Features of Functioning of Human Brain: Functional Asymmetry [Unikalnost funktsionirovaniya chelovecheskogo mozga: funktsionalnaya asimmetriya]. Uspekhi sovremennoy nauki i obrazovaniya (Success of Modern Science and Education), 2016, vol. 8, no. 11, pp. 114–117.

8. Okonskaya N. K., Osechkina T. A., Alikina M. A., Pepelyaeva T. F., Ivankin V. Yu., Ermakov M. A. Functional Asymmetry of the Brain: Mechanics of the Spatial Organization of the Human Brain [Funktsionalnaya asimmetriya mozga: mekhanika prostranstvennoy organizatsii mozga cheloveka]. Rossiyskiy zhurnal biomekhaniki (Russian Journal of Biomechanics), 2018, vol. 22, no. 2, pp. 253–265. DOI: 10.15593/RZhBiomeh/2018.2.09.

9. Panov E. N. Signs, Symbols, Languages [Znaki, simvoly, yazyki]. Moscow, Znanie, 1983, 248 p.

10. Porshnev B. F. About the Beginning of Human History (Problems of Paleopsychology) [O nachale chelovecheskoy istorii (Problemy paleopsikhologii)]. Moscow, Mysl, 1974, 487 p.

11. Kuznetsov V. G. (Ed.) Dictionary of Philosophical Terms [Slovar filosofskikh terminov]. Moscow, INFRA-MYu, 2005, 731 p.

12. Holodnaya M. A. Psychology of Intelligence: The Paradoxes of Research [Psikhologiya intellekta: paradoksy issledovaniya]. Tomsk, Izdatelstvo Tomskogo universiteta, 1997, 392 p.

 
Ссылка на статью:
Оконская Н. К., Брылина И. В., Симанова Н. А. Человеческий интеллект: парадоксы, загадки, перспективы развития // Философия и гуманитарные науки в информационном обществе. – 2020. – № 1. – С. 32–41. URL: http://fikio.ru/?p=3864.

 
© Н. К. Оконская, И. В. Брылина, Н. А. Симанова, 2020.