Мы исследуем современное информационное общество в целостности – с точки зрения философии, теории культуры, истории, социологии, психологии и педагогики, филологии, политологии. Нас интересует, во-первых, всё то новое, что в нём формируется, а во-вторых – взгляд на прошлое цивилизации с точки зрения человека и науки информационной эпохи. Журнал входит в РИНЦ.
Последний номер:
Новые статьи:

Новый номер!

УДК 94(38)

 

Сидоренко Александр Сергеевич – Санкт-Петербургский государственный университет аэрокосмического приборостроения, кафедра физической культуры и спорта, доцент, кандидат педагогических наук, доцент, Санкт-Петербург, Россия.

Email: thesis@internet.ru

SPIN: 2897-3075

ORCID: 0000-0002-1563-5047

ScopusID: 57190945341

Авторское резюме

Состояние вопроса: Организацией античных Олимпийских игр Древняя Греция подарила человечеству такое важное социальное явление, как спорт, сравнение предельных физических возможностей человека через состязание друг с другом. В данной работе автор проводит сравнительный анализ тех негативных особенностей, которые имели место на античных играх и продолжают проявляться в современном спорте.

Результаты: Пренебрежение моральными и правовыми нормами ради достижения желаемого результата явно прослеживалось в некоторых практиках спортсменов Античности. К сожалению, вместе с положительным опытом проведения античных состязаний современный спорт стал приемником таких позорных явлений прошлого, как употребление допинга, подкуп соперников, фальсификация, пренебрежение здоровьем спортсменов.

Область применения результатов: Лекционный курс по дисциплине «Физическая культура» для студентов 1 курса ГУАП.

Выводы: Несмотря на различие спортивных дисциплин и достаточно строгие условия проведения состязаний, во все времена, начиная с VIII века до нашей эры, в спорте высших достижений наблюдаются одни и те же негативные явления. Они порождаются желанием отдельных представителей человечества «быть лучшим любой ценой», нарушая утверждённые законы и спортивные принципы. К сожалению, за прошедшее время в сознании и поведении человека практически мало что изменилось.

 

Ключевые слова: античные и современные Олимпийские игры; спорт; негативные явления; допинг; подлоги; фальсификация.

 

Representation of Negative Phenomena of Ancient and Modern Olympism

 

Sidorenko Alexander Sergeevich – Saint Petersburg State University of Aerospace Instrumentation, Department of Physical Culture and Sports, associate professor, PhD (Pedagogy), Saint Petersburg, Russia.

Email: thesis@internet.ru

Abstract
Background: By organizing the Ancient Olympics, Ancient Greece, gave humanity such an important social phenomenon as sport, a comparison of the maximum physical capabilities of humans through competition with each other. In this work, the author conducts a comparative analysis of those negative phenomena that took place at the Ancient Games and continue to manifest themselves in modern sports.
Results: Disregard for moral and legal norms in order to achieve the desired results was clearly seen in some practices of ancient athletes. Unfortunately, along with the positive experience of holding ancient competitions, modern sport has become the recipient of such shameful phenomena of the past as doping, bribery of opponents, falsification, and neglect of athletes’ health.
Research Implications: Lecture course on the discipline “Physical Education” for 1st year students of St. Petersburg State University of Aerospace Instrumentation.
Conclusion: Despite the difference in sports disciplines and the conditions for holding competitions, at all times, starting from the 8th century BC, the same negative phenomena have been observed in elite sports. They are generated by the desire of individual representatives of humanity to “be the best at any cost,” violating established laws and sports principles. Unfortunately, over the past time, practically little has changed in the consciousness and behavior of humans.

 

Keywords: ancient and modern Olympic Games; sports; negative phenomena; doping; forgery; falsification.

 

Олимпийские игры, участвуя в которых атлеты в равной честной борьбе сравнивают свои физические возможности, выявляя победителя, представляет собой одно из важных явлений современной жизни, доставшееся в наследство от Древней Греции [5]. Законы и принципы, по которым проводились Античные Олимпийские игры, виды спорта, спортивные объекты, имена победителей – всё это стало известно благодаря трудам очевидцев тех событий: Павсания, Пиндара, Геродота и других [1; 4]. К сожалению, изучая древнегреческих историков, становится очевидно, что не следует идеализировать античные состязания, в которых практически с самого начала известной даты их проведения стала проявляться одна из отрицательных сущностей человеческой натуры – «быть лучшим любой ценой», нарушая общепринятые законы и нормы поведения. В данной работе автор затрагивает случаи нарушения правил спортивного соперничества с точки зрения их наличия и проявления в античном спорте.

 

Допинг. Тема употребления спортсменами запрещенных препаратов является самой актуальной проблемой современного спорта, подрывающей его основные устои. Проблема допинга не является новой, её корни уходят в глубокую античность и сопровождают атлетов на протяжении всей истории спортивного движения. Правильное питание рассматривалось как один из важных приоритетов подготовки античных атлетов к соревнованиям. В большинстве случаев пищевые субстанции подбирались атлетами на основании собственного опыта и имели практическое значение в зависимости от вида спортивного состязания. Так, выносливость в беге повышали, употребляя семена кунжута или выпивая отвар из хвоща. Для снижения болевого порога и обретения бесстрашия перед состязаниями по кулачному бою, борьбе и панкратиону использовали галлюциногенные экстракты грибов, выпивали отвар болеутоляющих трав или жевали корни определенных растений, а также употребляли хлеб с опиумным маком. Силовые способности повышали употреблением стрихнина и сырого мяса, которое запивали вином [11]. Применение данных продуктов было сложно проверить, да и не было никаких запретов на их употребление.

 

Однако на древних Олимпийских играх допинг контроль всё-таки существовал. Он был связан с употреблением чеснока, который в своих ботанических трактатах древние греки называли «вонючей розой». Атлеты были уверены, что он наполняет человека магической силой, снимает усталость, увеличивает скорость движений и облегчает дыхание. Но самое важное – защищает их от злой магии, которой античные олимпийцы опасались больше всего на свете [9]. Так что перед началом соревнований судьи пускали между атлетами специального нюхача, который должен был сигнализировать о присутствии у участников запрещенного чесночного духа.

 

Зарождение мирового спорта во второй половине ХIХ века сразу же стало сопровождаться случаями допинга среди спортсменов, особенно участников соревнований на выносливость в легкой атлетике, велоспорте, плавании. Основными препаратами являлись кофеин, стрихнин, эфедрин. Их передозировки приводили к печальным последствиям. Так в 1886 году случилась первая смерть спортсмена от употребления допинга (английский велогонщик Линтон). А первый известный случай приёма допинга на Олимпийских играх относится к 1904 году, когда перед началом марафонского забега на 40 км его будущий победитель Томас Хикс выпил коктейль из яичных белков со стрихнином и полстакана коньяка. Актуальные проверки на допинг на Олимпийских играх стали проводиться только начиная с 1968 года – после того, как на Олимпийских играх 1964 года датский велогонщик Кнут Йенсен умер прямо на дистанции от передозировки амфетамина [6].

 

Подкуп. Другим бичом современного спорта является коррупция. Начиная с середины ХХ века спортивный мир систематически сотрясают скандалы, связанные с договорными играми, подкупом судей и разных официальных лиц. Павсаний описывает подобные случаи и в Древней Олимпии. Первый известный крупный скандал разразился во время XCVIII Олимпиады в 388 г. до н. э, когда фессалиец Эвпол с помощью денег подкупил трех кулачных бойцов, с которыми он должен был сражаться. Организаторы Игр наложили на Эвпола и его компаньонов крупный денежный штраф, на деньги от которого перед входом на стадион поставили шесть статуй Зевса. Каждая статуя сопровождалась описанием того, при каких обстоятельствах она отлита [9]. На изваяниях были также нанесены советы и назидания атлетам не повторять ошибок нарушителей, например: «Не деньгами, а быстротой ног добывается олимпийская слава». Однако урок не пошёл впрок, и уже в CXII Олимпиаду в 332 г. до н. э. афинянин Каллипп, собираясь выступить в состязании по пентатлону, подкупил своих соперников. Однако обман раскрылся, горе-спортсменов оштрафовали, и перед входом на стадион появились еще шесть статуй Зевса. Всего статуй Зевса перед входом на стадион в Древней Олимпии до нашего времени сохранилось 16, но очевидно, что не все мошенники понесли наказание [10]. Это только случаи, когда факт покупка удалось раскрыть, а, как мы знаем, это происходит нечасто.

 

Практиковались в Древней Олимпии и подкупы другого рода. На играх С Олимпиады представители Эфеса подкупили долиходромиста Сотада из Крита, чтобы он сказал, что представляет Эфес. Жители Крита таким поступком были крайне недовольны и изгнали Содата со своего острова, а дом атлета сожгли [4].

 

Вполне вероятно, что число случаев коррупции возросло в последний период проведения Игр. Начиная примерно с III вв. до н. э. происходят изменения в образе жизни и мировоззрении греческого общества. Появляется наемная армия, и свободным грекам больше нет необходимости активно заниматься спортом. В обществе начинает ослабевать интерес к классической агонистике. Полисы все чаще нанимают атлетов-профессионалов за деньги для участия в олимпийских состязаниях [2]. Размывается национальная и территориальная идентичность атлетов, и, как следствие, стираются моральные и этические принципы соперничества, и утрачивается патриотическая составляющая спорта. В ситуации, когда атлеты начинают соревноваться за солидные гонорары, а не только за свой престиж и лавровый венок победителя, соблазн использовать любые запрещённые методы борьбы возрастает.

 

При этом случаи подкупа и давления на судей на античных соревнованиях имели место скорее как исключение из правил.

 

Во-первых, в состав судейской коллегии избирали самых уважаемых и состоятельных граждан Эллады, которым не было никакого смысла жертвовать своей репутацией. Во-вторых, на древних играх отсутствовала практика приглашения судей из городов, чьи атлеты участвовали в состязаниях, обычно судьи-элланодики представляли город-хозяин Олимпиады – Олимпию, если речь идёт об Олимпийских играх, и, соответственно, Дельфы, Коринф или Немею при проведении других подобных игр на территории Древней Эллады. В-третьих, структура состязаний, в которых определятся только победитель в очном визуальном споре с конкурентами во всех видах античной спортивной программы за исключением единоборств, крайне затрудняла судьям возможность умышленно принимать заведомо неверные решения в угоду кому-нибудь из участников соревнований. Ибо участникам соревнований и многочисленным зрителям было хорошо видно, кто из бегунов пришёл к финишу первым, а кто из прыгунов дальше прыгнул в яму с песком с тяжелыми гантелями в руках. Исключение составляет только участие в Играх 66 года римского императора Нерона, который в гонках на колесницах использовал десять лошадей вместо положенных двух, что, однако, ему не особо помогло, так как на дистанции колесница перевернулась, и император упал в грязь, но все равно был признан победителем [11]. Но это совершенно другая история, имеющая отношение к политике, а не к спорту.

 

Подлог. Если спортсмен, который объективно слабее своих конкурентов, достаточно тщеславен и амбициозен, он иногда пробует использовать любые фальсификации, позволяющие ему добиться положительного для себя результата. Так, современные борцы неоднократно пытались намазывать свое тело маслом или жиром, чтобы избегать захватов соперника, восточногерманские саночники на Олимпийских играх 1964 года были дисквалифицированы за то, что подогревали полозья саней перед стартом, а советский фехтовальщик Борис Онищенко в 1976 году пошёл ещё дальше и, обладая знаниями электротехники, вмонтировал в рукоятку своей шпаги специальную кнопку, замаскировав ее замшей, нажатие на которую в любой момент замыкало электрическую цепь и включало судейскую лампочку, фиксируя нанесение сопернику укола, которого по факту не было [7].

 

При этом нет никаких сведений о подобных манипуляциях на античных Играх, скорее по причине того, что провести их было намного сложнее, так как почти во всех видах олимпийской программы атлеты соревновались полностью обнаженными, весь спортивный инвентарь получали из рук организаторов непосредственно перед стартом, а в забегах бегунов и конных скачках использовались специальные устройства хайсплекс, не допускающие фальстарта. При этом каких-либо ограничений по спортивной экипировке и использованию какой-либо помощи практически не существовало. Борцам разрешалось намазывать свое тело маслом, метателям копья обматывать снаряд кожаным ремешком для повышения точности, а кулачным бойцам использовать перчатки с металлическими утяжелителями.

 

Подлость. Если же техническими способами создать себе преимущество не представляется возможным, то можно незаметно сделать какую-то подлость сопернику. В единоборствах и контактных спортивных играх самый простой способ – это причинить сопернику боль, исподтишка применяя запрещённые болевые приёмы, удары и толчки, а также стараясь вывести его из психического равновесия путем оскорблений и различных провокаций. Такие действия случались и в древности во время борьбы и кулачного боя, и постоянно происходят и сейчас во время любых соревнований.

 

Более изощренный вариант – это попытаться перед стартом незаметно украсть у соперника спортивную форму, как, например, поступили на Олимпийских играх 1912 года с американским десятиборцем Джими Торпом, у которого утром в день соревнований украли шиповки. Спортсмен был вынужден полезть в мусорный бак и найти там две разные туфли, одна из которых была больше на несколько размеров, одеть ее на несколько пар носков, но все равно смог выйти на старт и победить [12]. Или также можно испортить инвентарь соперника, как сделали с бобом американской команды в 1948 году, незаметно ночью отпилив от машины рулевое колесо.

 

Подобные действия в античном мире могли происходить разве что в конном спорте в соревнованиях колесниц и, судя по фактам греческой мифологии, действительно имели место быть. Причём такой случай произошёл даже с одним из потенциальных организаторов Олимпийских игр Пелопсом, который, добиваясь руки дочери царя Эномая Гипподамии, подкупил колесничего Эномая Миртила, который, в свою очередь, заменил бронзовые опоры, крепящие колеса к оси колесницы Эномая, на поддельные, сделанные из пчелиного воска. В результате гонки колеса колесницы царя отлетели, колесница развалилась на части, Эномай упал и разбился насмерть [3]. Если такие действия допускали сами небожители, то что можно говорить о простых смертных.

 

Техника безопасности и здоровье атлетов. Ещё одним неприятным моментом, омрачающим общее представление о спортивных состязаниях, являются травмы спортсменов. Стоит выделить несколько причин спортивного травматизма: обычные бытовые повреждения и травмы в результате нарушения техники движений, недостаточного уровня подготовленности или в результате контактной борьбы с соперниками, умышленное или необдуманное пренебрежение атлетами своим здоровьем и несоблюдение техники безопасности, отсутствие заботы о здоровье спортсменов со стороны организаторов. В плане охраны здоровья атлетов древние Олимпийские игры значительно уступали современным. Античные спортсмены были вынуждены соревноваться в середине июля, в самое жаркое время года, обнажёнными под яркими лучами солнца без тени. Время игр выбиралось таким образом, чтобы попасть в промежуток, когда не проводятся сельскохозяйственные работы, и основная масса зрителей будет относительно свободна [2].

 

В соревнованиях по панкратиону и борьбе атлетам не разрешалось только выкалывать друг другу глаза, царапаться, кусаться и бить в пах. Остальные, в том числе и некоторые опасные болевые приёмы, не были под запретом. При этом сам поединок продолжался до тех пор, пока один из соперников либо три раза не прижимал оппонента к земле, либо не признавал себя побежденным, что считалось крайне позорным, поэтому все атлеты бились почти до смерти, чтобы достойно выглядеть перед зрителями. То есть поединки не были ограничены по времени и могли длиться часами, что сильно выматывало атлетов. К тому же не было деления борцов на весовые категории, что априори ставило менее габаритных участников в более незавидное положение. Что касается кулачного боя, то вместо того, чтобы как-то защищать бойцов от ударов, как это делается в современном боксе (защитный шлем, мягкие перчатки), античные атлеты, наоборот, бинтовали кисти рук кожаными ремнями с металлическими бляхами, чтобы увеличить силу удара и нанести противнику как можно больший урон [9]. Особенно жестоким выглядело противоборство наподобие дуэли, которое назначалось по окончании боя, когда судьи не могли визуально определить победителя. Бойцы вставали друг напротив друга на расстоянии примерно одного метра и по очереди, согласно жребию, наносили друг другу удары по голове, при этом соперник должен был стоять ровно и не уворачиваться, держа удар. Данное состязание продолжалось до тех пор, пока один из бойцов не падал [10]. Дошедшие до нашего времени скульптуры отображают искорёженные лица античных кулачных бойцов с видимыми переломами и повреждениями в лицевой области [8]. Ещё хуже обстояли дела с безопасностью в соревнованиях по конному спорту, где в забегах с общего старта одновременно участвовало до 60 колесниц, которые проезжали 12 кругов по ипподрому, и на каждом из них в середине дистанции на повороте на узком участке должны были объезжать столб [2]. Очевидно, что при такой организации колесницы постоянно сталкивались и переворачивались, возничие падали под колеса и разбивались. Особенности правил заключались в том, что олимпийским чемпионом объявлялся хозяин лошадей, а не наездник, и колесница или лошадь, пришедшая к финишу первой даже без человека, все равно признавалась победительницей. Поэтому к наездникам было полное пренебрежение, и в большинстве своём это были рабы, которые за победу получали только шерстяную повязку на голову. Неудивительно, что при таком подходе тяжёлые увечья атлетов и их смерти были на Играх обыденным явлением [10].

 

Таким образом, перечисленные выше факты показывают, что все негативные явления спортивных соревнований имели место на всем протяжении спортивной истории, начиная с её античного периода, в той мере и с теми возможностями, которые были доступны спортсменам и их представителям для совершения действий за рамками установленных правил для достижения победы любой ценой, а организаторам – для повышения зрелищности и получения выгоды. Непрекращающаяся борьба добра и зла, являющаяся обязательной составляющей существования человеческой цивилизации, активно проявляет себя в таком социальном явлении, как спорт. И древний античный спорт в этом плане был не таким идеальным, как его старались и стараются представить некоторые современники, наоборот – даже значительно более жестоким и бескомпромиссным. Во все времена пока одни атлеты занимаются фальсификациями с целью добиться себе каких-либо преимуществ за счёт других, расчищая дорогу к славе, другие помогают соперникам со спортивным инвентарем, оказывают первую медицинскую помощь, показывают примеры честности и благородства.

 

Для того, чтобы повсеместно добиться соблюдения принципа фейр-плей в спорте, нужно, в первую очередь, изменить сознание и менталитет общества, что в современном мире в настоящее время без включения каких-либо неизвестных до этого внешних необратимых механизмов невозможно. Практическая же борьба за чистоту и безопасность в спорте на нынешнем этапе ведётся главным образом с учётом современных технических средств контроля, а также адаптацией правил проведения соревнований, минимизируя возможность фальсификаций. Однако успехи в данном направлении на уровне отдельных атлетов сегодня нивелируются более жёсткой непримиримой политической и экономической околоспортивной борьбой на государственном уровне, когда спорт вместо средства установления мира и взаимопонимания между народами часто превращается в элемент холодной войны между наиболее влиятельными представителями разных регионов мира. То, чего практически не было в античной Греции, к сожалению, является реалиями сегодняшнего дня.

 

Библиографический список

1. Геродот. История в девяти книгах / Под общей ред. С. Л. Утченко. – Л.: Наука, 1972. – 600 с.

2. Голощапов Б. Р. История физической культуры и спорта: Учебное пособие для студентов высших педагогических учебных заведений. – М.: Академия, 2001. – 312 с.

3. Грейвс Р. Мифы Древней Греции. – М.: Прогресс, 1992. – 519 с.

4. Павсаний. Описание Эллады / Под. ред. Е. В. Никитюк. – СПб.: Аллетейя, 1996. – 563 с.

5. Сидоренко А. С. Репрезентация техники движений античных атлетов по изображениям древнегреческой вазописи // Вестник Томского государственного университета. – 2023. – № 496. – С. 168–175. DOI: 10.17223/15617793/496/5

6. Сидоренко А. С. Исторические аспекты употребления атлетами запрещенных препаратов // Философия и гуманитарные науки в информационном обществе. – 2024. – № 2 (42). – С. 57–67. – URL: http://fikio.ru/?p=5644 (дата обращения 30.06.2025).

7. Хавин Б. Все об Олимпийских играх. – М.: ФиС, 1985. – 575 с.

8. Чубова А. П., Конькова Г. И., Давыдова Л. И. Античные мастера. Скульпторы и живописцы. – Л.: Искусство, 1986. – 250 с.

9. Шанин Ю. В. Олимпия. История античного атлетизма. – СПб.: Аллетейя, 2001. – 185 с.

10. Schobel H. Olimpia und seine Spielle. – Gütersloh: Prisma, 1984. – 148 p.

11. Tyrrell W. B. Smell of Sweat: Greek Athletics, Olympics, and Culture. – Illinois: Bolchazy-Carducci Publishers, 2004. – 377 p.

12. Updyke R. K. Jim Thorpe: the Legend Remembered. – Gretna, LA: Pelican, 1997. – 104 p.

 

References

1. Herodotus. History in Nine Books [Istoriya v devyati knigakh]. Leningrad: Nauka, 1972, 600 p.

2. Goloschapov B. R. History of Physical Culture and Sports [Istoriya fizicheskoy kultury i sporta]. Moscow: Academiya, 2001, 312 p.

3. Graves R. Myths of Ancient Greece [Mify Drevney Gretsii]. Moscow: Progress, 1992, 519 p.

4. Pausanias. Description of Hellas [Opisaniye Ellady]. St. Petersburg: Alleteya, 1996, 563 p.

5. Sidorenko A. S. Representation of the Movement Technique of Ancient Athletes Based on Images of Ancient Greek Vase Painting [Reprezentatsiya tekhniki dvizheniy antichnykh atletov po izobrazheniyam drevnegrecheskoy vazopisi]. Vestnik Tomskogo gosudarstvennogo universiteta (Tomsk State University Journal), 2023, no. 496, pp. 168–175. DOI: 10.17223/15617793/496/5

6. Sidorenko A. S. Historical Aspects of the Use of Banned Drugs by Athletes [Istoricheskiye aspekty upotrebleniya atletami zapreschennykh preparatov]. Filosofija i gumanitarnyie nauki v informatsionnom obschestve (Philosophy and Humanities in Information Society), 2024, no. 2 (42), pp. 57–67. Available at: http://fikio.ru/?p=5644 (accessed 30 June 2025).

7. Khavin B. All about the Olympic Games [Vse ob Olimpiyskikh igrakh]. Moscow: FiS, 1985, 575 p.

8. Chubova A. P., Konkova G. I., Davydova L. I. Ancient Masters. Sculptors and Painters [Antichnyye mastera. Skulptory i zhivopistsy]. Leningrad: Iskusstvo, 1986, 250 p.

9. Shanin Yu. V. Olympia. History of Ancient Athleticism [Olimpiya. Istoriya antichnogo atletizma]. St. Petersburg: Alleteya, 2001, 185 p.

10. Schobel H. Olimpia and Its Game [Olimpia und seine Spielle]. Gütersloh: Prisma, 1984, 148 p.

11. Tyrrell W. B. Smell of Sweat: Greek Athletics, Olympics, and Culture. Illinois: Bolchazy-Carducci Publishers, 2004, 377 p.

12. Updyke R. K. Jim Thorpe: the Legend Remembered. Gretna, LA: Pelican, 1997, 104 p.

 

© Сидоренко А. С., 2025

Уважаемые коллеги!

 

20–23 ноября 2025 года Санкт-Петербургский государственный университет аэрокосмического приборостроения совместно с Институтом философии НАН БеларусиСанкт-Петербургским государственным технологическим институтом (Техническим университетом) и сетевым журналом «Философия и гуманитарные науки в информационном обществе» проводит Тринадцатую Международную научно-практическую конференцию «Философия и культура информационного общества».

 

Задача конференции – изучение опыта исследования современного общества, развития российской цивилизации, философских, культурологических, социологических, политологических и психологических аспектов теории постиндустриального (информационного, цифрового) общества, её оценка с позиций философского материализма.

 

Конференция проводится в очном формате или с онлайн-участием. Заочное участие не предусмотрено.

 

Сборник тезисов конференции будет издан сразу после её проведения и проиндексирован в системе РИНЦ. Публикуются только тезисы докладов очных участников и выступающих на заседаниях конференции онлайн. Исключение делается для участников из зарубежных стран. Их тезисы публикуются в любом случае, независимо от возможности очного участия или выступления онлайн.

 

Конференция проводится в рамках Международного научно-культурного форума «Дни философии в Санкт-Петербурге – 2025». 20 ноября все участники имеют возможность посетить пленарное заседание в Институте философии СПбГУ. Мероприятия в Санкт-Петербургском государственном университете аэрокосмического приборостроения будут проходить 21–22 ноября 2025.

 

Предполагается затронуть широкий круг проблем:

– новый взгляд на фундаментальные проблемы философии – концепции материи (бытия), развития и человека – в эпоху информационного общества;

– актуальные проблемы истории и культуры в информационном обществе;

– роль историко-философских и историко-культурных традиций в решении проблем современного общества;

– развитие философии в России и в Китае: традиции и взаимодействие;

– российская философия и проблемы информационного общества;

– особенности развития российской цивилизации: прошлое, настоящее, будущее;

– политика и геополитика в информационном обществе;

– мир до COVID-19 и после: пандемия и реальности информационного, цифрового общества;

– компьютерная техника, цифровые технологии, кибернетическая картина мира и их влияние на общественное развитие;

– изменения в культуре и искусстве информационного общества;

– современные проблемы развития науки и образования;

– человек в информационном обществе;

– тенденции развития физического воспитания студентов вуза в условиях формирования информационного общества;

– творчество в условиях информационного общества;

– человеческое творчество и эвристики искусственного интеллекта.

 

Статьи, подготовленные на основе материалов конференции, могут быть размещены до или после её проведения в сетевом журнале «Философия и гуманитарные науки в информационном обществе».

 

Подробную информацию можно найти в первом информационном письме.

 

Шаблон для оформления статей можно скачать по ссылке.

УДК 111.1; 004.946; 316.324.8

 

Орлов Сергей Владимирович – Санкт-Петербургский государственный университет аэрокосмического приборостроения, кафедра истории и философии, доктор философских наук, профессор, Санкт-Петербург, Россия.

Email: orlov5508@rambler.ru

SPIN: 6519-6360

ResearcherID: AAI-6212-2020

ORCID: 0000-0002-8505-7852

Авторское резюме

Состояние вопроса: Фундаментальные понятия философской онтологии существуют тысячелетиями и подвергаются некоторым изменениям в эпохи крупных скачков, прорывов в развитии научной мысли. Формирование современного постиндустриального, информационного, цифрового общества с его постнеклассическим типом научной рациональности – именно такая переломная эпоха. Не только философы, другие гуманитарии, но и специалисты по информатике для решения проблем своих наук вынуждены обращаться к традиционным понятиям философии. Эти понятия, в свою очередь, требуют дальнейшего развития и новых интерпретаций, которые позволили бы точнее, с более богатой эвристикой выражать быстро меняющуюся современную реальность.

Результаты: В информационную эпоху для описания усложняющихся механизмов взаимосвязи материи и сознания, материального и духовного предлагается уточнить и использовать ряд онтологических понятий, частично уже применяемых в отечественной философии. Для анализа взаимосвязи материи и сознания, технологий создания искусственного интеллекта ключевыми становятся понятия виртуальной компьютерной реальности, абстрактных материальных структур, квазиидеальности и квазисубъективности, квазиматериальности, интерсубъективности. В эпоху информационных технологий становится логичным попытаться разрешить старый спор о понятии идеального между Д. И. Дубровским и Э. В. Ильенковым формированием понятия «социальное дополнение». Основания для этого имеются уже в работах К. Маркса. Наконец, введение понятия «имитационное качество» позволяет раскрыть новые аспекты взаимодействия искусственного и естественного интеллекта.

Выводы: Возникновение виртуальной реальности и современных компьютерных технологий привело к усложнению не только механизмов познания и методов научного исследования, но и самого материального мира. Это усложнение требует анализа в том числе и на языке наиболее фундаментальных онтологических категорий. Уточнение и развитие содержания традиционных категорий онтологии, а также формулировка новых, вспомогательных философских понятий одинаково необходимы в философии информационного общества.

 

Ключевые слова: информационное общество; материальное и идеальное; виртуальная компьютерная реальность; абстрактные материальные структуры; идеальность и субъективность; квазиидеальность и квазисубъективность; интерсубъективность; социальное дополнение; имитационное качество.

 

Philosophy of Information Society and Some Notions of Ontology

 

Orlov Sergey Vladimirovich – Saint Petersburg State University of Aerospace Instrumentation, Department of History and Philosophy, Doctor of Philosophy, Professor, Saint Petersburg, Russia.

Email: orlov5508@rambler.ru

Abstract

Background: Fundamental concepts of philosophical ontology have existed for millennia and undergo significant changes in eras of major leaps and breakthroughs in the development of scientific thought. The formation of a modern post-industrial, information, digital society with its post-non-classical type of scientific rationality is precisely such a turning point. Not only philosophers and other scholars, but also computer scientists are forced to turn to traditional concepts of philosophy to solve problems in their fields of research. These concepts, in turn, require clarification and new interpretations that would allow us to express the rapidly changing modern reality more accurately and heuristically.

Results: In the information age, to describe the increasingly complex mechanisms of the relationship between matter and consciousness, the material and the spiritual, it is proposed to clarify and use a number of ontological concepts, some of which are already used in Russian philosophy. The concepts of virtual computer reality, abstract material structures, quasi-ideality and quasi-subjectivity, quasi-materiality, and intersubjectivity become key concepts for analyzing the relationship between matter and consciousness and the technologies for creating artificial intelligence. In the era of information technology, it becomes logical to try to resolve the old dispute about the concept of the ideal between D. I. Dubrovsky and E. V. Ilyenkov by formulating the concept of “social supplement”. The grounds for this approach can be found in the works of K. Marx. Finally, the introduction of the concept of “imitation quality” allows us to reveal new aspects of the interaction between artificial and natural intelligence.

Conclusion: The emergence of virtual reality and modern computer technologies has led to the complication of not only the mechanisms of cognition and methods of research, but the material world itself. This complication requires some analysis in the language of the most fundamental ontological categories. Clarification and development of the content of traditional ontological categories, as well as the formulation of new, auxiliary philosophical concepts are equally necessary in the philosophy of information society.

 

Keywords: information society; material and ideal; virtual computer reality; abstract material structures; ideality and subjectivity; quasi-ideality and quasi-subjectivity; intersubjectivity; social supplement; imitation quality.

 

Новые эпохи в развитии научного знания неизбежно приводят к переосмыслению традиционных фундаментальных понятий онтологии, на которых с древности основывалась философская мысль. Не стала исключением и информационная эпоха. В последние годы и десятилетия достаточно часто происходит обращение к таким понятиям, как материальное и идеальное, материя и сознание, объективное и субъективное, развитие и т. п.

 

Подходы к наиболее фундаментальной категории философии – понятию «материя» – можно свести к трем основным схемам. В первом случае это понятие рассматривается как устаревшее и мало полезное для современной науки, уходящее на периферию философской мысли. Во втором случае предлагаются различные трактовки материальных и идеальных явлений, которые пытаются использовать для решения современных проблем (например, в философии информации), но при этом вступают в противоречие с традиционным пониманием данных философских категорий и не могут выстроить логичной и обоснованной концепции. Наконец, третий подход состоит в попытке найти внутреннюю связь между обновленными, уточненными трактовками категорий, закономерно возникающими в процессе осмысления новейших проблем науки и техники, и их традиционным содержанием.

 

1. Фактический отказ от философского понятия материи, отрицание его связи с какими-либо проблемами современной науки хорошо выражен в статье «Материя» кандидата филологических наук Т. Ю. Бородай в «Новой философской энциклопедии». Вообще не упоминая, например, о концепции материи В. И. Ленина и о понятии объективной реальности, она делает вывод: «В современной физике не сохранилось ни одного из классических определений материи. Однако как философия, так и физика предпочитают обходить это ставшее неопределенным и темным понятие, заменяя его другими — пространство-время, хаос, система и др.» [1, с. 514]. Не соглашаясь с таким выводом, А. В. Ерахтин справедливо отмечает: «Это очень странное заявление, поскольку как в прошлом, так и в настоящее время центральной проблемой квантовой физики и единой теории поля является проблема единства и строения материи. Активно используемое в современной науке понятие “физический вакуум” рассматривается как “специфический вид материи”. В современной космологии широкое распространение получило понятие “темная материя”. Понятие материи как объективной реальности является самым распространенным в современной отечественной философии» [2, с. 72]. Можно найти примеры, когда и современные физики на основе собственного научного опыта фактически повторяют другими словами сформулированное В. И. Лениным определение материи как объективной реальности, данной нам в ощущении. «Конечно, у каждого физика есть какая-то рабочая философия, – пишет, например, Нобелевский лауреат Стивен Вайнберг. – Для большинства из нас – это грубый, прямолинейный реализм, то есть убежденность в объективной реальности понятий, используемых в наших научных теориях» [3, с. 132]. Если скорректировать некоторую неточность в выражениях (объективно реальны, конечно, не сами понятия, а вещи и процессы, которые они выражают), тут нетрудно увидеть повторение предложенного Лениным понятия объективной реальности, примененное к миру физики. «“Переговоры” об изменениях в научных теориях продолжаются, – развивает свою мысль С. Вайнберг, – ученые снова и снова меняют свою точку зрения в ответ на вычисления и эксперименты, пока тот или иной взгляд не обнаруживает несомненные следы объективного успеха. Я определенно чувствую, что мы обнаруживаем в физике что-то реальное, нечто, существующее независимо от тех социальных и исторических условий, которые позволили нам это открыть» [3, с. 147]. Классическое философское понятие материи, таким образом, реально работает в современной науке.

 

2. Однако применение понятия материи к явлениям информационного общества оказывается нетривиальной и достаточно сложной задачей. Споры и разногласия начинаются с характеристики свойств ключевого явления нашей эпохи – самой информации. Так, В. П. Котенко прямо относит к основным признакам информации как феномена «нематериальность» [4, с. 142]. Из этого логично следует, что она принадлежит миру идеального, духовного, то есть всегда зависит от сознания, существует только в сознании (так как «нематериальных» материальных объектов не бывает). «Информация, – формулирует эту точку зрения В. М. Лукин, – не материальный, а идеальный ресурс» [5, с. 5]. После того, как представителю современного «постэкономического» общества обеспечен определенный материальный достаток, «деятельность человека определяется уже не внешними и вообще не материальными мотивами, а интересами развития, самореализации личности» [5, с. 9]. Самореализация почему-то рассматривается, подобно информации, как некий духовный, идеальный процесс, противоположный материальной трудовой деятельности. Создание инженерами новой техники и технологий, важных для решения материальных задач – например, изготовление и сборка компьютера, самолета, спутника – при такой трактовке придется отнести к деятельности не творческой и не обеспечивающей самореализацию человека. Внешние и материальные мотивы здесь механически противопоставлены «интересам развития, самореализации личности». Крупнейший специалист по проблеме идеального Д. И. Дубровский не согласен с концепцией чисто духовной природы информации, однако рассматривает последнюю не как свойство всей материи, а «только как свойство самоорганизующихся систем, которое возникает на уровне жизни» [6, с.122].

 

Еще сложнее оказываются понятия материального и идеального для инженеров и специалистов по информатике. Так, К. К. Колин предлагает простой мысленный эксперимент, в ходе которого объект А сталкивается с объектом В, при этом на поверхности последнего образуется вмятина C. «Таким образом, можно утверждать, что в наблюдаемом нами объекте реальности, где ранее находились лишь два материальных объекта, в результате их взаимодействия возник третий объект С, который представляет собой след (вмятину), являющийся отображением некоторой части объекта В на поверхности объекта А. Этот новый объект С не является материальным, и поэтому он должен рассматриваться как объект идеальной реальности» [7, c. 142]. Таким образом, получается, что идеальные явления порождает уже механическая (физическая) форма отражения. Автор считает, что данный мысленный эксперимент показывает: в структуре реальности существует особый мир – мир «объективной идеальной реальности, порождаемой физическим миром» [7, с. 143]. Для современной материалистической философии и психологии реальность, которая является одновременно объективной и идеальной – понятие изначально противоречивое и бессмысленное. Материальность в трактовке Колина явно понимается просто как вещественность, а не как вся объективная реальность, существующая до, вне и независимо от сознания человека, от идеального.

 

Наиболее широкий взгляд на информацию и ее связь с материальным и идеальным предлагают И. М. Гуревич и А. Д. Урсул: «Понятие информации отражает как объективно-реальное, так и не зависящее от субъекта свойство объектов неживой и живой природы, общества, так и свойства познания, мышления… Информация, таким образом, присуща как материальному, так и идеальному» [8, с. 10].

 

3. Приведенные примеры показывают, что категории материального и идеального достаточно широко используются для философского осмысления информационных процессов, однако понимаются они при этом по-разному и их эвристическое содержание, важное для развития науки информационного общества, раскрыто пока недостаточно. Соглашаясь с подходом И. М. Гуревича и А. Д. Урсула, попытаемся конкретнее определить, каким образом на основе науки информационного общества могут быть углублены и частично переосмыслены фундаментальные понятия философской онтологии – материя и сознание, материальное и идеальное и др. И наоборот: как основные категории онтологии позволяют глубже понять новые явления, возникающие в информационном обществе? Важным шагом в ответе на эти вопросы должно стать выявление новых понятий, концептов и структурных элементов, которыми должна быть обогащена традиционная онтология для того, чтобы она могла дать содержательное философское объяснение современным информационным процессам и технологиям.

 

Наиболее заметными новыми концепциями современного научного знания являются учения об информации и о виртуальной реальности. Понятия виртуальной реальности и информации давно сопоставляются с категориями материального и идеального, так как выражают некие новые, ранее не существовавшие (или не исследованные) свойства бытия. Если во времена кризиса в физике на рубеже XIX–XX веков велись дискуссии о характере связей между материей и сознанием в их старом, классическом понимании, то теперь взаимодействие материального и идеального включило в себя новый компонент – виртуальные явления, некую новую реальность. Сейчас требует решения вопрос о природе виртуальной реальности – относится ли она к материальным, идеальным явлениям или к какому-то новому миру, несводимому ни к одной из этих двух реальностей? Наука информационного общества сформировала, таким образом, запрос на уточнение и переосмысление наиболее фундаментального раздела философии – учения о бытии.

 

 В настоящее время термин «виртуальная реальность» имеет много значений и обладает поэтому несколько неопределенным содержанием, к тому же может употребляться в иносказательном и в символическом смысле. Наиболее концентрированно его онтологическое содержание выражено в понятии виртуальной компьютерной реальности. Она была искусственно создана человеком только в XX веке и физически образована контентом файлов и программ, функционирующих в компьютерных устройствах и являющихся необходимой основой любых современных информационных процессов, технологий, аудио и видео продуктов и т. п. Используя терминологию академика В. С. Степина, можно утверждать, что одна из наиболее простых и очевидных особенностей компьютерной виртуальной реальности – нечеловекоразмерность. Человек не способен воспринимать ее и работать с ней без специальных приборов, что с самого начала указывает на какое-то отдаленное сходство ее с идеальными явлениями, которые вообще не могут непосредственно восприниматься органами чувств.

 

Для описания особенностей виртуальной компьютерной реальности школа научной философии Пермского государственного университета использует понятие абстрактных материальных структур [9, с. 223–224; 10, с. 242]. Это конфигурации, образуемые магнитными диполями на материальном носителе, способные записывать информацию и человеческие знания на физическом субстрате. Физический субстрат намного проще нервной системы человека, но может адекватно выражать (кодировать) знания, соревнуясь в чем-то с мысленными образами. Это создает видимость нарушения закона необходимого разнообразия У. Р. Эшби, согласно которому система, выражающая без потери качества состояния другой системы, не может быть проще последней. Однако в действительности информация, закодированная на уровне физических состояний диполей, после этого декодируется и реализует свое содержание только с помощью социальной формы материи – человеческого сознания, идеальных процессов, происходящих в мозге. В то же время даже процессы в нервной ткани, а тем более – процессы на физическом носителе информации качественно однородны, развертываются путем движения однородных сигналов. Психические, идеальные образы, наоборот, «качественно разнородны, т. к. они отражают качественно различные предметы, явления, свойства объективной действительности» [11, с. 375]. Настоящее знание, идеальное заключено не в абстрактных материальных структурах, а в мозгу человека, который синтезирует его на основе объективной, материальной информации, полученной с магнитных носителей. Закон Эшби здесь не нарушается, так как содержание человеческих знаний возникает только в мыслящем мозге, а не напрямую в физических образованиях – абстрактных материальных структурах.

 

Если к главным специфическим чертам сознания относят идеальность и субъективность, то виртуальная компьютерная реальность, оставаясь материальной, приобретает особые свойства, придающие ей внешнее сходство с сознанием. Эти свойства мы пытались определить как квазиидеальность и квазисубъективность [12]. Идеальное – это существование свойств и характеристик вещей отдельно от их субстрата на материальном субстрате человеческого мозга в виде мысленных образов, понятий. «Идеальное можно поэтому определить как предмет, лишенный своего непосредственного материального субстрата, непосредственного конкретно-чувственного бытия, и существующий на основе универсального материального субстрата – человека» [13, с. 246–247]. Квазиидеальное – это существование свойств и характеристик материальной вещи на физическом субстрате носителя информации, который не способен образовывать идеальные образы. Как механическая машина выполняет ряд функций человеческой руки, так и компьютерная виртуальная реальность выполняет некоторые функции идеальных процессов, недоступные для более простых материальных образований.

 

По аналогии с понятием квазиидеального как свойства систем виртуальной реальности можно было бы ввести и понятие квазиматериального, характеризующее функции сознания, сближающиеся с функциями материальных объектов. Но в этом значении в философии давно используется понятие интерсубъективного: так, интерсубъективность общественного сознания делает его внешней силой, почти независимой от индивидуального сознания и часто представляющейся ему чем-то объективным, независимым от нас, самостоятельным. В информационном обществе интерсубъективное закрепляется в интернете на материальной основе компьютерной виртуальной реальности и приобретает еще бо́льшую независимость от индивидуального сознания. Таким образом, формирование квазиидеальной и квазиматериальной (интерсубъективной) реальностей означает, что в рамках двух фундаментальных реальностей – материального и идеального – возникают особые классы, или сферы явлений и процессов, которые взаимодействуют с противоположной реальностью теснее, глубже и сложнее, чем это могут делать какие-либо другие формы материи и функции сознания. В материальном мире это компьютерная виртуальная реальность, в духовном – некая квазиматериальная область, которую логично обозначать традиционным понятием интерсубъективного. Понятно, что у человечества нет какой-то «общей» головы, интерсубъективное физически существует в головах множества людей, но главным новым материальным фактором, поддерживающим его развитие и усложнение в современных условиях, становится компьютерная виртуальная реальность.

 

Концепция виртуальной реальности создает условия для нового подхода к известной дискуссии Э. В. Ильенкова и Д. И. Дубровского о природе идеального. Как и в предложенной нами характеристике виртуальной компьютерной реальности в качестве искусственно созданной неосновной формы материи [14], определяющая методологическая идея при решении этого вопроса состоит не в простом схематичном разделении реального на материальное и идеальное. Необходимы поиск и описание специфических модификаций и разновидностей этих двух фундаментальных реальностей, более детальный анализе механизмов их взаимодействия. Определение идеального Дубровским как субъективного, как состояния мозга, и Ильенковым как созданной трудом социальной определенности вещей логично было бы считать описанием двух отдельных, относительно самостоятельных (хотя и взаимосвязанных) существующих в мире явлений. Определение Дубровского практически совпадает с классическим определением, которое дают последователи И. П. Павлова и выдающиеся российские психологи (С. Л. Рубинштейн, Б. Г. Ананьев, Л. М. Веккер и др.). «Характеристика психического как идеального, – писал С. Л. Рубинштейн, – относится, собственно, к продукту или результату психической деятельности – к образу или идее в их отношениях к предмету или вещи» [15, с. 41]. Ильенков же пытается показать, что рассматривать идеальное как состояние психики отдельной личности, субъективное переживание, реализуемое мозговыми нейродинамическими процессами, вообще неправильно [16, с. 230, 231, 237]. Он утверждает: «Идеальность есть характеристика вещей, но не их естественно-природной определенности, а той определенности, которой они обязаны труду, преобразующе-формирующей деятельности общественного человека, его целесообразной чувственно-предметной активности» [16, с. 268]. Чувственно-предметная активность и преобразующе-формирующая деятельность явно порождают не мысленные образы, а некие изменения в материальном мире, которые психология всегда отличала от мыслей, психической деятельности, духовной активности и т. п. Однако то, что считает идеальным Ильенков, безусловно реально существует. Мы предлагали назвать эти явления новым термином – социальное дополнение [17, с. 21–23].

 

Социальное дополнение – это изменения субстрата и свойств материальных предметов, которые созданы человеческим трудом и неразрывно слиты с природным материальным субстратом. В этих изменениях действительно воплощена человеческая мысль, идеальное, но научная психология все же считает, что идеальное остается в человеческой голове, а во внешнем предмете находится только материальное, предметное воплощение мысленных образов, но не сами эти образы. Отождествление материального и идеального – старая ошибка, характерная еще для Эрнста Маха, который попытался стереть различие между ними с помощью понятия «элементы опыта». Опредмечивание идеальных образов – это не выход их из человеческой головы во внешний мир (чего психология никогда эмпирически не наблюдала), а изменение внешних предметов материальной деятельностью людей, которая направлена на преобразование объективной реальности на основе идеального, мысленно сконструированного плана и материальных трудовых действий человека. Э. В. Ильенков не совсем прав, когда утверждает: «…никакого “идеального” физиологи под черепной крышкой так и не находят, сколько ни ищут. Ибо его там нет» [16, с. 267–268]. Идеальное в человеческой голове находят психологи, и оно выражается в протекающих там психических процессах, качественно отличных от материальных процессов вне человеческой головы. Психические процессы давно и вполне успешно исследуются психологами всего мира. А вот в окружающем человека внешнем мире никаких психических процессов не обнаружено – их нет ни в компьютерах, ни в величайших произведениях искусства и самых ценных предметах культуры. Результаты человеческой деятельности закреплены в продуктах труда другим способом – в виде социального дополнения, имеющего материальную природу.

 

Понятие социального дополнения нуждается в особом исследовании. Чаще всего его описывают кратко и нестрого, констатируя, что человек своей деятельностью создает вещи, которые не могли бы возникнуть в природе без целенаправленного воздействия и посредством их удовлетворяет свои потребности. Таким образом создается ноосфера, техносфера, вторая природа, мир культуры и т. п. Как раскрыть смысл материального социального дополнения, его роль в природе и человеческом обществе?

 

Решающий вклад в формирование понятия социального дополнения и раскрытие его значения для общества внес Карл Маркс, хотя данный термин он не использовал. Описывая функционирование товара в условиях товарного производства, он показал двойственность продукта труда (из которой вытекает, по существу, двойственный характер социального дополнения) – потребительная стоимость и стоимость. Товары «обладают этой двойной формой – натуральной формой и формой стоимости» [18, с. 56]. Потребительные стоимости создают «качественно различные виды труда» [18, c. 52], потребительная стоимость прямо зависит и от вещества природы, и от его переработки человеком. Стоимость же есть «нечто чисто общественное» [18, с. 67], «имеет чисто общественный характер», в нее «не входит ни одного атома вещества природы» [18, c. 56]. Понятия потребительной стоимости и стоимости можно попытаться расширить с экономического уровня анализа до философского, связанного не только с наемным трудом и товарным производством, а с любой материальной трудовой деятельностью. В результате получим понятие социального дополнения – это преобразование вещества природы, включающее в себя как изменение его формы, субстрата, так и чисто социальный компонент – затрату творческих и просто физических усилий, реализацию способностей, удовлетворение человеческих потребностей. Более конкретное изучение социального дополнения выходит за рамки философии и фактически уже осуществляется в науках о человеке, в технике и технологиях.

 

М. А. Семеров специально обратил внимание на проявление социального дополнения в довольно сложной сфере художественной деятельности – фотографии. «В фотографии образ предмета обретает вещественность, становится социальным дополнением при минимальном преобразовании материи – только посредством камеры и фотографического процесса (“химического” или цифрового), а не после трудоемкого, чрезвычайно длительного, требующего узкоспецифических навыков творческого процесса живописца или скульптора» [19, c. 64]. Действительно, при наивном подходе фотография, в отличие от рукописной картины, кажется просто беспорядочно выхваченным из контекста куском материальной действительности. На самом деле в фотоизображении природа (или социальный объект) сильно преобразована человеческим воздействием – как созданной человеком техникой, так и его художественным замыслом, эстетической оценкой.

 

Понятие социального дополнения позволяет дать более точную характеристику взаимосвязей материального, идеального и виртуального. Компьютерная виртуальная реальность, состоящая из абстрактных материальных структур, магнитных диполей, тоже включает в себя созданные трудом изменения природного субстрата. Эти структуры ввиду своей нечеловекоразмерности, микроскопичности действительно функционируют так, что их изменения внешне похожи на деятельность материального носителя сознания. Компьютерная виртуальная реальность – упрощенная искусственная копия и материального субстрата идеального, и самого идеального. Однако создать настоящую духовную, идеальную реальность современный компьютер, функционирующий на основе физических процессов, не в состоянии – на это способен только социальный субстрат, человек с его нервной системой. Компьютерная виртуальная реальность – это специфическая, информационная форма социального дополнения, главным материальным свойством которой остается квазиидеальность.

 

Важное онтологическое представление, связанное с осмыслением перспектив развития искусственного интеллекта, можно выразить в понятии имитационного качества.

 

Смысл имитационного качества состоит в том, что более простые материальные объекты, относящиеся к низшим формам материи, могут частично имитировать свойства и качества объектов, принадлежащих к высшей форме материи. Всем известный закон взаимного перехода количественных и качественных изменений совершенно правильно фиксирует главный механизм взаимодействия количественных и качественных параметров материальных и духовных явлений. Однако их взаимодействие может быть описано намного детальнее. Исследования в области конкретно-всеобщей теории развития [13] убедительно показывают сложную взаимосвязь между качественными изменениями на различных уровнях организации материи. Так, качественный скачок, произошедший на социальном уровне, может вызвать качественные изменения также на биологическом и химическом уровнях; планетарные катастрофы на уровне физических процессов приведут к качественным сдвигам на уровне химической, биологической и социальной форм материи и т. п.

 

В современной науке стоит вопрос не только о том, как в процессе развития чередуются количественные и качественные изменения. В комплексных научных программах (освоение ядерной энергии, исследования космоса, расшифровка генома человека, изучение биосферы и ноосферы и т. п.) постнеклассическая наука сталкивается с задачами более сложными. Теперь исследуется взаимодействие качественных и количественных изменений, происходящих на уровне физической, химической, биологической и социальной формы материи, сознательное воздействие и целенаправленное управление этими изменениями, возможность понимать мир как многослойную субординированную систему качественно различных процессов и явлений. Сблизить язык и методы философии и других наук помогает при этом, в частности, концепция взаимодействия основных уровней организации материи, разработанная на материале философии и естествознания XIX–XX веков школой научной философии Пермского университета [11; 13].

 

Простейший практический пример целенаправленного использования имитационного качества – робот, который частично имитирует человека (вспомним тест Тьюринга, реальные и фантастические примеры робота-прислуги и т. п.). Например, уже в простой трудовой деятельности механическое орудие (рубило, молоток, топор, игла, пила), функционируя по законам физической формы материи, имитирует с потерей качества действия человеческой руки, причем имитирует их в количественно усиленном варианте (более мощный удар и т. п.). Типичным имитационным качеством обладает искусственный интеллект, выполняющий некоторые функции сознания, идеального. Современный искусственный интеллект, носителем которого являются физические субстраты, заведомо качественно проще интеллекта естественного вследствие отсутствия у первого идеального, то есть субъективных переживаний, чувств, эмоций, целеполагания, наличия и осознания собственных потребностей. Искусственный интеллект может, конечно, имитировать человеческие чувства и эмоции, но сам он их не испытывает. Поэтому он в силах «бессознательно» воспроизводить эмоциональное реагирование, предусмотренное заданной ему программой, но не будет способен к человекоподобному эмоциональному поведению, самостоятельному переживанию, конструированию новых субъективных реакций в оригинальной, не предусмотренной программой ситуации. С нашей точки зрения, в ближайшем будущем на первое место может выдвинуться вопрос: насколько часто в реальной практике применения искусственного интеллекта будут возникать задачи самостоятельного творческого эмоционального реагирования и оценки на основе своих потребностей? Если такие задачи (ситуации) возникают, допустим, раз в несколько лет, человек имеет возможность изредка приходить на помощь самостоятельно работающему искусственному интеллекту. Если же они будут возникать, например, каждые пять минут, искусственный интеллект сможет решать их только в постоянном контакте с человеком, при его вмешательстве и поддержке. Вероятно, постепенно будут формироваться и исследоваться различные уровни, ступени, степени развития имитационного качества искусственного интеллекта. Вопрос об имитационном качестве искусственного интеллекта и компьютерной виртуальной реальности, сравнение его характеристик с характеристиками естественного интеллекта – это еще один аспект проблемы взаимодействия материального, идеального и виртуального в информационном обществе.

 

В целом можно сделать заключение, что возникновение виртуальной реальности и современных компьютерных технологий привело к усложнению не только механизмов познания и методов научного исследования, но и самого материального мира. Это усложнение требует анализа в том числе и на языке наиболее фундаментальных онтологических категорий. Мы попытались показать, каким образом некоторые из этих понятий могут развиваться и усложняться в науке информационного общества.

 

Список литературы

1. Новая философская энциклопедия: В 4 т. / Ин-т философии РАН, Нац. общ.-научн. фонд; Научно-ред. совет: предс. В. С. Степин, заместители предс: А. А. Гусейнов, Г. Ю. Семигин, уч. секр. А. П. Огурцов. – М.: Мысль, 2010. T. II. – 2010. – 634 с.

2. Ерахтин А. В. Проблема материи в западной и отечественной философии // Философия и общество. – 2014. – № 1. – С. 55–74.

3. Вайнберг С. Мечты об окончательной теории: Физика в поисках самых фундаментальных законов природы. Пер. с англ. Изд. 2-е. – М.: Издательство ЛКИ, 2008. – 256 с.

4. История информатики и философия информационной реальности: учеб. пособие для вузов / Под ред. чл.-корр. РАН Р. М. Юсупова, проф. В. П. Котенко. – М.: Академический проект, 2007. – 429 с.

5. Лукин В. М. Может ли материализм объяснить сущность информационного общества? // Проблема материализма в социальной философии: Сборник статей, посвященный 70-летию профессора СПбГУ П. Н. Хмылева / От в. ред. В. М. Лукин. – СПб.: СПбГУ, 2008. – С. 4–10.

6. Дубровский Д. И. Проблема идеального. – М.: Мысль, 1983. – 228 с.

7. Колин К. К. Философия информации и структура реальности: концепция «четырех миров» // Информационное общество. – 2013. – № 2. – С. 136–147.

8. Гуревич И. М., Урсул А. Д. Информация – всеобщее свойство материи: Характеристики, оценки, ограничения, следствия. – М.: Книжный дом «ЛИБРОКОМ», 2012. – 312 с.

9. Орлов В. В., Васильева Т. С. Философия экономики. – Пермь: Пермский государственный университет, 2005. – 264 с.

10. Васильева Т. С., Орлов В. В. Социальная философия: учеб. пособие. – Пермь: Пермский государственный университет, 2011. – 353 с.

11. Орлов В. В. Психофизиологическая проблема. Философский очерк. – Пермь: Пермский государственный университет, 1966. – 440 с.

12. Орлов С. В. Философия информационного общества: новые идеи и проблемы // Философия и гуманитарные науки в информационном обществе. – 2013. – № 1. – С 10–24. – URL: http://fikio.ru/?p=159 (дата обращения 20.04.2025).

13. Орлов В. В. Проблема системы категорий философии: монография. – Пермь: Пермский государственный национальный исследовательский университет, 2012. – 262 с.

14. Орлов С. В. Виртуальная реальность как искусственно созданная форма материи: структура и основные законы развития // Философия и гуманитарные науки в информационном обществе. – 2016. – № 1. – С. 12–25. – URL: http://fikio.ru/?p=2056 (дата обращения 20.04.2025).

15. Рубинштейн С. Л. Бытие и сознание. – М.: Издательство Академии наук СССР, 1957. – 328 с.

16. Ильенков Э. В. Диалектика идеального // Философия и культура. – М.: Политиздат, 1991. – С. 229–270.

17. Орлов С. В. Развитие концепций материального и идеального в философии информационного общества // Наука. Общество. Будущее: тезисы докладов 2-ой Международной научно-практической конференции. 4–5 апреля 2024 года. – Тверь: Тверской государственный университет. – С. 19–23.

18. Маркс К. Капитал. Т. 1 // Маркс К., Энгельс Ф. / Сочинения. Изд. 2. Т. 23. – М.: Государственное издательство политической литературы, 1960. – 908 с.

19. Семеров М. А. Фотографическая документальность и достоверность изображения // Наука. Общество. Будущее: тезисы докладов. – Тверь: Тверской государственный университет, 2025. – С. 64–66.

 

References

1. Stepin V. S. (Ed.) New Philosophical Encyclopedia: in 4 vol. Vol. II [Novaya filosofskaya entsiklopediya: v 4. t. T II]. Moscow: Mysl, 2010, 634 p.

2. Erakhtin A. V. The Problem of Matter in Western and Russian Philosophy [Problema materii v zapadnoy I otechestvennoy filosofii]. Filosofiya i obschestvo (Philosophy and Society), 2014, no. 1, pp. 55–74.

3. Weinberg S. Dreams of a Final Theory: The Search for the Fundamental Laws of Nature [Mechty ob okonchatelnoy teorii: fizika v poiskakh naibolee fundamentalnykh zakonov prirody]. Moscow: Izdatelstvo LKI, 2008, 256 p.

4. Yusupov R. M., Kotenko V. P. (Eds.) History of Informatics and Philosophy of Information Reality [Istoriya informatiki i filosofiya informatsionnoy realnosti]. Moscow: Academicheskiy Proekt, 2007, 429 p.

5. Lukin V. M. Can Materialism Explain the Essence of the Information Society? [Mozhet li materialism obyasnit suschnost informatsionnogo obschestva?]. Problema materializma v sotsialnoy filosofii: Sbornik statey, posvyaschennyy 70-letiyu professora SPbGU P. N. Khmyleva (The Problem of Materialism in Social Philosophy: Collected Articles Dedicated to the 70th Anniversary of St. Petersburg State University Professor P. N. Khmylev). St. Petersburg: SPbGU, 2008, pp. 4–10.

6. Dubrovsky D. I. The Problem of the Ideal [Problema idealnogo]. Moscow: Mysl, 1983, 228 p.

7. Kolin K. K. Philosophy of Information and the Structure of Reality: the Concept of “Four Worlds” [Filosofiya informatsii i struktura realnosti: kontseptsiya ‘chetyrekh mirov’]. Informatsionnoe obschestvo (Information Society), 2013, no. 2, pp. 136–147.

8. Gurevich I. M. Ursul A. D. Information Is a Universal Property of Matter: Characteristics, Assessments, Limitations, Consequences [Informatsiya – vseobschee svoistvo materii: kharakteristiki, otsenki, ogranicheniya, sledstviya]. Moscow: Knizhnyy dom “LIBROKOM”, 2012, 312 p.

9. Orlov V. V., Vasilyeva T. S. Philosophy of Economics [Filosofiya ekonomiki]. Perm: Permskiy gosudarstvennyy universitet, 2005, 264 p.

10. Vasilyeva T. S., Orlov V. V. Social Philosophy [Sotsialnaya filosofiya]. Perm: Permskiy gosudarstvennyy universitet, 2011, 353 p.

11. Orlov V. V. Psychophysiological Problem. Philosophical Essay [Psikhofiziologicheskaya problema. Filosofskii ocherk]. Perm: Permskiy gosudarstvennyy universitet, 1966, 440 p.

12. Orlov S. V. The Philosophy of Information Society: New Ideas and Problems [Filosofiya informatsionnogo obschestva: novye idei I problem]. Filosofiya i gumanitarnye nauki v informatsionnom obschestve (Philosophy and Humanities in Information Society), 2013, no. 1, pp. 10–24. Available at: http://fikio.ru/?p=159 (accessed 20 April 2025).

13. Orlov V. V. The Problem of the System of Categories of Philosophy [Problema sistemy kategoriy filosofii: monografiya]. Perm: Permskiy gosudarstvennyy natsionalnyy issledovatelskiy universitet, 2012, 262 p.

14. Orlov S. V. Virtual Reality as an Artificial Form of Matter: Its Structure and Laws [Virtualnaya realnost kak iskustvenno sozdannaya forma materii: struktura I osnovnye zakony razvitiya]. Filosofiya i gumanitarnye nauki v informatsionnom obschestve (Philosophy and Humanities in Information Society), 2016, no. 1, pp. 12–25. Available at: http://fikio.ru/?p=2056 (accessed 05 April 2025).

15. Rubinstein S. L. Being and Consciousness [Bytie I soznanie]. Moscow: Izdatelstvo Akademii nauk SSSR, 1957, 328 p.

16. Ilyenkov E. V. Dialectics of the Ideal [Dialektika idealnogo]. Filosofiya i kultura (Philosophy and Culture). Moscow: Politizdat, 1991, pp. 229–270.

17. Orlov S. V. Development of the Concepts of the Material and the Ideal in the Philosophy of the Information Society [Razvitie kontseptsii materialnogo I idealnogo v filosofii informatsionnogo obschestva]. Nauka. Obschestvo. Buduschee: tezisy dokladov 2-oy Mezhdunarodnoy nauchno-prakticheskoy konferentsii. 4–5 aprelya 2024 goda (Science. Society. Future: Abstracts of the 2nd International Scientific and Practical Conference. April 4–5, 2024). Tver: Tverskoy gosudarstvennyy universitet, pp. 19–23.

18. Marx K. Capital: A Critique of Political Economy. Vol. 1 [Kapital. Kritika politicheskoy ekonomii. Tom 1]. Marks K., Engels F. Sochineniya. Tom 23 (Marx K., Engels F. Works. Vol. 23). Moscow: Gosudarstvennoe izdatelstvo politicheskoy literatury, 1960, 908 p.

19. Semerov M. A. Photographic Documentary Quality and Image Authenticity [Fotograficheskaya dokumentalnost I dostovernost izobrazheniya]. Nauka. Obschestvo. Buduschee: tezisy dokladov (Science. Society. Future: Abstracts of the Reports). Tver: Tverskoy gosudarstvennyy universitet, 2025, pp. 64–66.

 

Ссылка на статью:
Орлов С. В. Философия информационного общества и некоторые понятия онтологии // Философия и гуманитарные науки в информационном обществе. – 2025. – № 1. – С. 12–25. URL: http://fikio.ru/?p=5914.

 

© Орлов С. В., 2025

УДК 37.01

 

Коломийцев Сергей Юрьевич – Санкт-Петербургский государственный университет аэрокосмического приборостроения, доцент, кандидат философских наук, доцент, Санкт-Петербург, Россия.

Email: kolomiytsev@yandex.ru

SPIN: 1039-4640

ResearcherID: G-7271-2017

ORCID: 0000-0002-1177-7873

Scopus ID: 56433424300

Михлин Василий Семёнович – исполнительный директор ООО «Аверс-аудит», Санкт-Петербург, Россия.

Email: V.Mikhlin@avers-audit.com

Орлов Сергей Владимирович Санкт-Петербургский государственный университет аэрокосмического приборостроения, доктор философских наук, профессор, профессор кафедры истории и философии, главный редактор журнала «Философия и гуманитарные науки в информационном обществе», Санкт-Петербург, Россия.

Email: orlov5508@rambler.ru

SPIN: 6519-6360

ResearcherID: AAI-6212-2020

ORCID: 0000-0002-8505-7852

Авторское резюме

Состояние вопроса: Бум искусственного интеллекта, наблюдающийся в последнее десятилетие, приводит к значительным изменениям во многих сферах человеческой деятельности. Отличие данного технологического прорыва от всех предыдущих заключается в том, что теперь человек может быть избавлен не только от тяжёлой физической работы, но и от умственной. В связи с этим возникают вопросы, связанные с тем, не приведёт ли развитие генеративного искусственного интеллекта к умственной деградации человека.

Методы исследования: При проведении исследования авторы опирались на работы философов, нейробиологов, психологов и когнитивистов XX–XXI веков, которые осмысливали происходящие процессы и проводили опыты по исследованию влияния современных информационных технологий на мыслительные возможности человека.

Область применения результатов: Интеллектуальные технологии активно внедряются в современное образование, однако отношение к ним варьируется от совершенного неприятия до активного применения. В связи с этим результаты исследования могут быть использованы в педагогике для расстановки приоритетов и нахождения правильного баланса между самостоятельной интеллектуальной работой и её замещением работой искусственного интеллекта. Также результаты могут быть использованы для философского осмысления процессов, происходящих в современной технике, касающихся эволюции человека, изменения характера труда и роли современных технологий в жизни человека.

Результаты исследования и выводы: В работе показано, что развитие искусственного интеллекта приводит к изменению мыслительной деятельности человека и даже появлению новых психических болезней или отклонений. Однако данные изменения не всегда должны интерпретироваться как деградация человека. При грамотном использовании искусственного интеллекта как инструмента для достижения новых, более сложных целей возможные отрицательные последствия могут быть превращены в положительные, что приведёт не к деградации мыслительной деятельности человека, а к её изменению и развитию.

 

Ключевые слова: мыслительная деятельность; когнитивистика; пролетаризация; цифровая деменция; эффект Google; цифровая амнезия; трансактивная память; труд; информация; генеративный искусственный интеллект.

 

Changing Processes of Learning and Thinking under the Influence of Modern Digital Technologies

 

Kolomiytsev Sergey Yurevich – Saint Petersburg State University of Aerospace Instrumentation, Associate Professor, PhD (Philosophy), Saint Petersburg, Russia.

Email: kolomiytsev@yandex.ru

Mikhlin Vasily Semyonovich – executive director, “Avers-audit LLC”, St. Petersburg, Russia.

Email: V.Mikhlin@avers-audit.com

Orlov Sergey Vladimirovich – Saint Petersburg State University of Aerospace Instrumentation, Doctor of Philosophy, Professor, History and Philosophy Department, Editor-in-Chief of “Philosophy and Humanities in Information Society” net journal, Saint Petersburg, Russia.

Email: orlov5508@rambler.ru

Abstract

Background: The artificial intelligence boom of the last decade is bringing significant changes in many spheres of human activity. The difference between this technological breakthrough and all the previous ones is that now a person can be spared not only from hard physical work, but also from mental work. This raises questions about whether the development of generative artificial intelligence will lead to humans’ mental degradation.

Research methods: When conducting the research, the authors relied on the works of philosophers, neurobiologists, psychologists and cognitive scientists of the XX–XXI centuries, who comprehended the ongoing processes and conducted experiments to study the impact of modern information technologies on human thinking abilities.

Research implications: Intellectual technologies are actively introduced in modern education, but the attitude to them varies from complete rejection to active application. In this regard, the results of the study can be used in pedagogy to prioritize them and find the right balance between independent intellectual work and its replacement by the work of artificial intelligence. In addition, the results can be used for philosophical understanding of the processes occurring in modern technology, concerning human evolution, changes in the nature of labor and the role of modern technologies in human life.

Results and conclusion: The development of artificial intelligence leads to changes in human thinking activity and even the emergence of new mental diseases or deviations. These changes, however, should not always be interpreted as human degradation. With the competent use of artificial intelligence as a tool to achieve new, more complex goals, possible negative consequences can be turned into positive ones, which will lead not to the degradation of human thinking activity, but to its change and development.

 

Keywords: thinking activity; cognitive science; proletarianisation; digital dementia; Google effect; digital amnesia; transactive memory; labor; information; generative artificial intelligence.

 

В современной философии и педагогике существует точка зрения, согласно которой развитие технологий отрицательно влияет на человека, ослабляя его интеллектуальные способности. Например, ещё Мартин Хайдеггер обращал внимание на то, что техника изменяет мышление человека, делая его более рациональным, прагматичным, лишая его глубины, созерцательных возможностей и тем самым упрощая его. По Хайдеггеру, в результате развития науки и техники человек становится более расчётливым и воспринимает окружающие объекты лишь как средства для достижения целей. В «Отрешённости» (1959) философ писал: «…подкатывающая техническая революция атомного века сможет захватить, околдовать, ослепить и обмануть человека так, что однажды вычисляющее мышление останется единственным действительным и практикуемым способом мышления. Тогда какая же великая опасность надвигается тогда на нас? Равнодушие к размышлению и полная бездумность, полная бездумность, которая может идти рука об руку с величайшим хитроумием вычисляющего планирования и изобретательства. А что же тогда? Тогда человек отречется и отбросит свою глубочайшую сущность, именно то, что он есть размышляющее существо. Итак, дело в том, чтобы спасти эту сущность человека. Итак, дело в том, чтобы поддерживать размышление» [1, с. 110–111].

 

Французский философ и социолог Жак Эллюль в своей работе «Технологическое общество» (1954) обращал внимание на то, что техника значительно изменяет мышление человека, его поведение и общество в целом, делая их более стандартизированными, рациональными, нацеленными на повышение эффективности, понижая творческий потенциал человека. Происходит изменение традиционных ценностей и моральных ориентиров, в результате чего основным критерием принятия решений является эффективность. В образовании же происходит сдвиг от гуманитарного знания и критического мышления в сторону технических наук и умения обрабатывать информацию [2].

 

После компьютерной революции процессы, связанные с изменением мышления, стали рассматриваться более глубоко. Итальянский философ Эвандро Агацци в статье «Идея общества, основанного на знаниях» (2012), размышляя о возможности замены интеллектуальными системами человеческого интеллекта, обратил внимание на ряд важных обстоятельств. Во-первых, такие искусственные системы не обладают реальным знанием. Во-вторых, они действительно дают человеку значительную помощь, и в некоторых случаях компьютер может решить задачу, с которой опытный специалист мог бы не справиться за всю свою жизнь. И, в-третьих, интеллектуальные системы приводят к замене некоторых мыслительных возможностей человека, что приводит к ослаблению, «атрофированию» последних. Философ пишет: «К сожалению, однако, становится все более частым то, что молодые люди очень слабы в “вычислениях в уме”, столь обычных еще пару поколений назад просто потому, что они могут в любой момент прибегнуть к карманному калькулятору, обычно встроенному в их мобильный телефон» [3, с. 15].

 

Французский философ Бернар Стиглер в своих работах начала XXI века ввёл и рассматривал понятие «пролетаризация». В третьем томе своей работы «Техника и время» (2001), опираясь на прочтение Маркса французским философом Жильбером Симондоном, он писал, что подобно тому, как в индустриальном обществе чернорабочий, воплощая свои навыки в станке, заменяющем рабочего и становящимся «техническим индивидом», терял индивидуальность, так и в современном обществе происходит пролетаризация ума и обнищание культуры, когда интеллектуальная машина формализует все действия работника, и из индивидуальной личности он превращается в пролетария, обслуживающего машину, которая обретает технологическую индивидуальность [4, p. 4]. Пролетаризация приводит к постепенной интеллектуальной деградации и потере индивидуальности, которая выражается в том, что рабочий лишается своих умений и становится техническим органом современной машины.

 

Стиглер выделил три составляющих пролетаризации: потеря практических знаний и житейской смекалки, потеря умения жить в семье и обществе, потеря способностей теоретического мышления. Данные этапы соответствуют трём экономическим эпохам: индустриальному капитализму XIX века, массовому производству и потреблению (фордизму) XX века, современной экономической парадигме начала XXI века. Данные потери умений сохраняются после смены экономической парадигмы, поэтому в настоящее время мы наблюдаем потерю всех трёх форм знаний. Однако современный этап является единственным, который приводит к утрате не только практических навыков, но и когнитивных, и это касается не только рабочих, но и вообще всех людей. С появлением всем доступной Всемирной паутины мы все стали частями машины в качестве её искусственных органов, вызывающих «полное опустынивание мозга» [5, pp. 39–40].

 

В 2012 году немецкий нейробиолог и психиатр Манфред Шпитцер ввёл понятие «цифровая деменция» [6]. Суть этого явления заключается в том, что при активном использовании цифровых устройств, особенно детьми, у людей наблюдается симптоматика, схожая с деменцией, а именно: ухудшение памяти, утрата ранее приобретённых навыков, ухудшение внимания, изменения в поведении и другие. Причиной данного явления считается снижение нагрузки на мозг, что приводит к нарушению нейронных связей. Наиболее подвержены цифровой деменции дети, поскольку именно в этом возрасте мозг развивается наиболее активно. Ребёнок привыкает не разбираться в информации, а сразу получать готовую, в результате чего системное мышление заменяется клиповым. Например, цифровая деменция может возникнуть при дистанционном обучении при чересчур активном применении цифровых технологий, что наблюдалось во время пандемии. В связи с этим исследователи обращают внимание на то, что цифровизация образования должна иметь ограниченный характер, а активное применение информационных технологий в образовании, вероятно, необоснованно [7, с. 40].

 

Ещё одним интересным явлением XXI века стал так называемый «эффект Google», (другое название – цифровая амнезия), выражающийся в зависимости от Интернета и худшем запоминании фактов и событий, которые легко могут быть найдены в Интернете через поисковик. Впервые данный эффект был описан учёными-психологами из Колумбийского университета Бэтси Спэрроу, Дженни Лю и Дэниелем Вегнером, которые в 2011 году провели серию экспериментов по запоминанию информации и ответам на вопросы при разных условиях (например, испытуемым сообщалось, будет ли информация в дальнейшем удалена, сохранена, или будет иметься возможность её найти) [8]. Опыты показали, что развитие поисковиков привело к реорганизации нашей памяти, и теперь она больше полагается на Интернет, а не на саму себя, в связи с чем теперь мы помним меньше, чем помнили раньше, и сильнее забываем то, что можем найти в Интернете.

 

В психологии существует понятие трансактивной памяти – объединённой памяти нескольких лиц. Например, если в семье муж помнит, где хранятся деньги, а жена – где хранятся продукты, то их семья создаёт единое хранилище информации большего объёма, в котором каждый отвечает за свою область. В связи с развитием Интернета компьютер становится важной ячейкой трансактивной памяти, и люди полагаются чаще на него, а не на другого члена семьи, образуя с компьютером единый симбиоз, в котором человек помнит не больше информации, а больше знаний о том, где эту информацию можно найти. Симбиоз человека и компьютера в современном обществе становится настолько сильным, что другие эксперименты показывают: если на одни и те же вопросы люди отвечают при помощи Интернета или без, то самооценка оказывается выше у тех людей, которые пользовались Интернетом и даже дословно скопировали ответ оттуда. То есть у них возникает иллюзия, что ответ дали они благодаря своим умственными способностям, а не нашли его в Интернете [9, с. 101]. Согласно интерпретации авторов эксперимента для современных людей Интернет стал частью их собственных когнитивных способностей. Получается, что к современному человеку в значительной степени применима характеристика Сократа, когда большинство думает, будто они всё знают, хотя по факту не знают практически ничего. В связи с тем, что современному человеку проще запомнить не саму информацию, а контекст или то, где она может быть найдена, в современной педагогике становится особенно важным учить студентов не запоминанию фактов, а пониманию идей и мышлению.

 

В 2010-е годы произошло ещё одно значительное изменение в области компьютерных наук: наступил так называемый бум искусственного интеллекта. Примерно с 2012 года наблюдается бурное развитие технологий искусственного интеллекта и их внедрение в быт, работу, образование. Данный процесс связан с развитием ЭВМ и большими объёмами накопленной и структурированной информации. В результате практически каждый год последнего десятилетия отмечен появлением нового революционного изобретения. Так, в 2014 году была создана нейронная сеть, которая впервые распознала изображение объекта лучше, чем человек; в этом же году были изобретены генеративно-состязательные сети, при помощи которых можно создавать реалистичные ненастоящие видео; в 2015 году компания Google выпустила бесплатную библиотеку Tensor Flow для обучения; в 2016 году была выпущена нейронная сеть WaveNet для генерации звука; в 2017 году была предложена архитектура «Трансформер», благодаря которой в 2018 году появилась первая модель GPT для генерации текста; в 2020 году был предложен метод генерации изображений методом диффузии, благодаря чему в 2021 году была изобретена нейронная сеть DALL-E, позволяющая генерировать высококачественные изображения по текстовому запросу; в 2023 году была выпущена сеть MusicML, позволяющая генерировать песни по текстовому запросу; в 2024 году компания OpenAI представила Sora – большую языковую модель, которая может генерировать качественные видео по текстовому запросу. Понятно, что данные изобретения также окажут значительное влияние на процессы обучения и мышления, и их влияние, скорее всего, окажется более сильным, нежели изобретение калькуляторов или даже персональных компьютеров в прошлом веке.

 

В 2025 году коллектив авторов из Microsoft Research провёл исследование, в котором приняло участие 319 человек. В исследовании изучалось влияние генеративного искусственного интеллекта на критическое мышление. Учёные пришли к выводу, что генеративный искусственный интеллект снижает критическое мышление, желание самостоятельно решать проблему и способствует повышению доверия к искусственному интеллекту. Использование искусственного интеллекта в современном мире изменяет тип работы, что выражается в трёх направлениях: от поиска информации к её проверке, от решения проблем к интеграции с ответами искусственного интеллекта, от выполнения задач к управлению ими. Изменяется качество и специфика работы: вместо выполнения задач работники занимаются контролированием, редактированием и проверкой результатов работы, что, с одной стороны, повышает эффективность работы, но, с другой стороны, изменяет когнитивные способности человека [10]. Данные сдвиги нужно учитывать при процессах обучения. Но необходимо также и проводить самостоятельную профилактику, которая может заключаться в осознавании необходимости проверки и оценивания полученных результатов, развитии критического мышления другими способами и умении находить баланс между самостоятельной мыслительной работой и обращением к искусственному интеллекту.

 

Таким образом, видно, что существует ряд исследований и обоснованных предположений о том, что современные информационные технологии изменят когнитивные способности человека, это будет проявляться в обыденной жизни и, безусловно, затронет образование. Но можем ли мы однозначно утверждать, что данные открытия приведут только к отрицательным последствиям?

 

Мы предлагаем посмотреть на данные изменения также и с иной стороны. Во-первых, современные технологии всё же расширяют наши возможности. Деградация мыслительных способностей человека возможна при условии, что он прекращает развитие и работает на уже накопленных умениях, упрощая мыслительную деятельность благодаря замене её искусственным интеллектом. Однако если рассмотреть человека как развивающееся и трудящееся существо, то освободившиеся благодаря искусственному интеллекту мыслительные ресурсы могут быть направлены на решение новых, более сложных задач, и тогда никакой мыслительной деградации не произойдёт. Позитивный исход возможен, если мы будем рассматривать технологии не как замену, а как развитие и продолжение наших органов.

 

Во-вторых, как говорилось ранее, современные технологии не устраняют труд, а изменяют его. В результате своего развития человек утратил многие навыки: он хуже охотится, менее приспособлен к дикой жизни, он не может самостоятельно добыть огонь, найти воду, построить жилище. Но это не значит, что современный человек деградировал, а его когнитивные способности ухудшились. Это говорит о том, что изменился характер его труда. Благодаря развитию информационных технологий человек избавляется от необходимости запоминать факты, выполнять рутинную работу, тратить много сил для понимания и трактовки сложных текстов или событий. Теперь труд заключается в необходимости формулировать правильные запросы, проверять полученную информацию и грамотно использовать современные цифровые инструменты. Как показывает история, потеря некоторых навыков может означать не деградацию, а смену вектора развития и замену их новыми, более значимыми, а потеря старого в таком случае будет являться соразмерной «платой» за развитие.

 

Современные психологические исследования уже позволяют экспериментально подтвердить наличие важных позитивных особенностей и преимуществ у современного виртуального, сетевого, цифрового типа мышления. Так, А. Н. Алехин и А. А. Грекова поставили эксперименты, позволяющие сравнить его с мышлением людей старших поколений, сформировавшихся как личности до эпохи Интернета («цифровых мигрантов»). Для этого были использованы хорошо известные психологические методики – «Исключение лишнего» и «Сравнение понятий». Было обнаружено, что в эпоху Интернета мышление психически здоровых молодых людей приобретает своеобразный «псевдопатопсихологический» характер [11, с. 162] – то есть в своих отдельных проявлениях оно напоминает мышление шизофреника, однако на самом деле «природа ППФ (псевдопатопсихологических феноменов – С. К., В. С., С. О.) обусловлена не патологическим психическим процессом, а культурно-историческим контекстом» [11, с. 165]. Краткую характеристику такого типа мышления давали уже мыслители двадцатого века. «Такой тип психологического отношения к миру Ж. Бодрияйр обозначил понятием “шизофрения”, не вкладывая в этот термин клинического смысла» [12, с. 139]. Человек при этом все чаще оперирует не с образами вещей, а с симулякрами [см.: 11, с. 171], но такая подмена обусловлена не только утратой смысла, но и выработкой особого стиля познания, хорошо согласующегося с идеалами постнеклассической науки. «Мышление современных студентов, – делают вывод А. Н. Алехин и А. А. Грекова, – оперирует за пределами видимого и очевидного, перебирает различные точки зрения, варианты восприятия. Современные психически здоровые молодые люди озадачиваются поиском чего-то спрятанного за видимым, анализом различных вариантов решения тривиальных задач» [11, с. 166]. Авторы исследования приводят обобщенные выводы ряда современных психологов: «Высокая скорость и большой объем информационных потоков, требования к скорости принятия решений, вплоть до изменений физиологических стереотипов работы с информацией (движение глаз при работе с текстом, микродвижения рук), отличают представителей цифрового поколения от “цифровых эмигрантов”, для которых включение в цифровую среду является скорее вынужденным, фрагментарным, а не привычным» [11, с. 163]. Таким образом, «цифровой сдвиг» фиксируется в человеческом мышлении и деятельности и на психологическом, и на психофизиологическом уровне. Практическая педагогика работает сейчас с обучающимися, которые по складу мышления заметно отличаются от современников Яна Амоса Каменского или Иоганна Генриха Песталоцци.

 

Получается, что главной угрозой для современного человека является не развитие искусственного интеллекта, а пассивное потребление новых технологий. Опасным для человека может стать только нежелание дальнейшего развития и принятие новых технологий без критического мышления, которое и должно закладываться в процессе образования. В таком случае мыслительные возможности человека могут действительно ослабеть. Поэтому необходимо не уходить в крайности, отказываясь от искусственного интеллекта или абсолютизируя его возможности, а уметь находить баланс между самостоятельной интеллектуальной работой и помощью извне.

 

Также нельзя забывать, что, помимо рациональности, человеческое мышление содержит иррациональное зерно. Никакое открытие не может быть сделано рационально, на основе предыдущего опыта, оно всегда уникально и происходит благодаря интуиции, а создание искусственной интуиции пока не предвидится.

 

Список литературы

1. Хайдеггер М. Отрешённость // Разговор на проселочной дороге. – М.: Высшая школа, 1991. – С. 102–111.

2. Ellul J. The Technological Society. – New York: Vintage Books, 1964. – 450 p.

3. Агацци Э. Идея общества, основанного на знаниях // Вопросы философии. – 2012. – № 10. – С. 3–19.

4. Stiegler B. Technics and Time, 3: Cinematic Time and the Question of Malaise. – Stanford, California: Stanford University Press, 2011. – 261 p.

5. Manche S. The Problem Is Proletarianisation, Not Capitalism: A Critique of Bernard Stiegler’s Contributive Economy // Radical Philosophy. – 2021. – No. 2.11. – Pp. 38–50.

6. Spitzer M. Digitale Demenz. Wie wir uns und unsere Kinder um den Verstand bringen. – München: Droemer Knaur, 2012. – 368 s.

7. Мухаметзянов И. Ш. Цифровая трансформация образования, цифровая деменция и доказательная педагогика // Информатизация образования и науки. – 2024. – № 2 (62). – С. 34–43.

8. Sparrow B., Liu J., Wegner D. M. Google Effects on Memory: Cognitive Consequences of Having Information at Our Fingertips // Science. – 2011. – Vol. 333. – Is. 6043. – Pp. 776–778. DOI: 10.1126/science.1207745

9. Вегнер Д., Уорд А. Как Интернет меняет наш мозг // В мире науки. – 2014. – № 2. – С. 98–102.

10. Lee H-P., Sarkar A., Tankelevitch L., Drosos I., Rintel S., Banks R., Wilson N. The Impact of Generative AI on Critical Thinking: Self-Reported Reductions in Cognitive Effort and Confidence Effects from a Survey of Knowledge Workers // CHI 2025: CHI Conference on Human Factors in Computing Systems. – April 2025. – Pp. 1–22. DOI:10.1145/3706598.3713778

11. Алехин А. Н., Грекова А. А. Особенности формирования мышления в условиях цифровой среды // Клиническая и специальная психология. – 2019. – Т. 8. – № 1. – C. 162–176. DOI: 10.17759/psycljn.2019080110

12. Алехин А. Н., Грекова А. А. «Псевдопсихопатологические» формы мышления в современных условиях // Вестник психотерапии. – 2018. – № 66 (71). – С. 137–151.

 

References

1. Heidegger M. Memorial Address [Otreshennost]. Razgovor na proselochnoy doroge (Country Path Conversations). Moscow: Vysshaya shkola, 1991, pp. 102–111.

2. Ellul J. The Technological Society. New York: Vintage Books, 1964, 450 p.

3. Agazzi E. The Idea of a Knowledge-Based Society [Ideya obschestva, osnovannogo na znaniyakh]. Voprosy filosofii (Problems of Philosophy), 2012, no. 10, pp. 3–19.

4. Stiegler B. Technics and Time, 3: Cinematic Time and the Question of Malaise. Stanford, California: Stanford University Press, 2011, 261 p.

5. Manche S. The Problem Is Proletarianisation, Not Capitalism: A Critique of Bernard Stiegler’s Contributive Economy. Radical Philosophy, 2021, no. 2.11, pp. 38–50.

6. Spitzer M. Digital Dementia: How We Make Us and Our Children Mad [Digitale Demenz. Wie wir uns und unsere Kinder um den Verstand bringen]. München: Droemer Knaur, 2012, 368 p.

7. Mukhametzyanov I. Sh. Digital Transformation of Education, Digital Dementia and Evidence-Based Pedagogy [Tsifrovaya transformatsiya obrazovaniya, tsifrovaya dementsiya i dokazatelnaya pedagogika]. Informatizatsiya obrazovaniya i nauki (Informatization of Education and Science), 2024, no. 2 (62), pp. 34–43.

8. Sparrow B., Liu J., Wegner D. M. Google Effects on Memory: Cognitive Consequences of Having Information at Our Fingertips. Science, 2011, vol. 333, is. 6043, pp. 776–778. DOI: 10.1126/science.1207745

9.  Wegner D. M., Ward A. F. How Google Is Changing Your Brain [Kak Internet menyaet nash mozg]. V mire nauki (Scientific American), 2014, no. 2, pp. 98–102.

10. Lee H-P., Sarkar A., Tankelevitch L., Drosos I., Rintel S., Banks R., Wilson N. The Impact of Generative AI on Critical Thinking: Self-Reported Reductions in Cognitive Effort and Confidence Effects from a Survey of Knowledge Workers. CHI 2025: CHI Conference on Human Factors in Computing Systems, April 2025, pp. 1–22. DOI:10.1145/3706598.3713778

11. Alekhin A. N., Grekova A. A. Peculiarities of Thinking Formation in the Digital Environment [Osobennosti formirovaniya myshleniya v usloviyakh tsifrovoy sredy]. Klinicheskay v spetsialnaya psikhologiya (Clinical Psychology and Special Education), 2019, vol. 8, no. 1, pp. 162–176. DOI: 10.17759/psycljn.2019080110

12. Alekhin A. N., Grekova A. A. “Pseudopsychopathological” Forms of Thinking in Modern Conditions [“Psevdopsikhopatologicheskie” formy myshleniya v sovremennykh usloviyakh]. Vestnik psikhoterapii (Bulletin of Psychotherapy), 2018, no. 66 (71), pp. 137–151.

 

Ссылка на статью:
Коломийцев С. Ю., Михлин В. С., Орлов С. В. Изменение процессов обучения и мыслительных процессов под влиянием современных цифровых технологий // Философия и гуманитарные науки в информационном обществе. – 2025. – № 1. – С. 69–78. URL: http://fikio.ru/?p=5898.

 

© Коломийцев С. Ю., Михлин В. С., Орлов С. В., 2025

УДК 111; 140.8

 

Колычев Пётр Михайлович – Санкт-Петербургский государственный университет аэрокосмического приборостроения, кафедра рекламы и современных коммуникаций, профессор, доктор философских наук, доцент, Санкт-Петербург, Россия.

Email: piter55piter@mail.ru

SPIN: 3085-3127

Авторское резюме

Состояние вопроса: Вопрос о коммунистическом будущем ставился уже в работах К. Маркса и Ф. Энгельса. После победы Великой Октябрьской социалистической революции этот вопрос подробно рассматривался в материалистической диалектике, где общество трактовалось как высшая стадия развития материи. Исходя из того, что онтология является такой частью философии, в которой сосредоточено теоретическое системно-понятийное знание о мире в его единстве, можно заключить, что онтология обладает функцией прогнозирования будущего мира. Результатом такого прогнозирования является образ будущего, а точнее онтологический образ будущего мира в его единстве.

Методы исследования: Материалистическая диалектика сама формулирует свои методы исследования. В частности, такой метод как диалектика используется при формулировании онтологического образа будущего. Мир в его единстве в материалистической диалектике понимался как материальный мир, а высшей формой его развития стало общество. Поэтому будущее развитие общества и есть будущее мира в его единстве. Это означает, что онтологический образ будущего совпадает с социальным образом будущего.

Результаты: Использование диалектического метода, в частности, закона отрицания отрицания приводит к результату, согласно которому справедливое неэксплуататорское производящее общество отрицается несправедливым эксплуататорским производящим обществом. Оно же, в свою очередь, должно быть отрицаемо справедливым неэксплуататорским производящим обществом, которое на новом качественном витке развития отчасти повторяет первый этап. Итогом этого второго отрицания является коммунистическое общество – коммунизм. В настоящее время реализована лишь первая фаза строительства коммунизма – социализм, импульсы развития которого совпадают с периодами острого социального кризиса, поэтому, с точки зрения материалистической диалектики, итогом завершения современного мирового социального кризиса будет, возможно, дальнейшее расширение этого направления. Маркерами этого явления можно назвать традиционные российские духовно-нравственные ценности.

Выводы:  Онтологический образ будущего составляет философский фундамент мировоззрения. Онтологическая укоренённость данного типа мировоззрения обеспечивает его максимальную устойчивость. Точнее, эта устойчивость обеспечивается истинностью используемой онтологии. Материалистическая диалектика доказала на практике свою близость к истине. Однако материалистическая диалектика может быть развита дальше, что, в свою очередь, влечет за собой уточнение онтологического образа будущего. Это уточнение будет предметом следующей статьи, в которой будет обосновано онтологическое будущее на основе релятивной онтологии.

 

Ключевые слова: мир в его единстве; философия; материалистическая диалектика; онтология; онтологический образ будущего; общество; закон отрицание отрицания; онтологический образ коммунистического будущего; моральный кодекс строителя коммунизма; традиционные российские духовно-нравственные ценности.

 

Ontological Image of the Communist Future

 

Kolychev Petr Mikhailovich – Saint Petersburg State University of Aerospace Instrumentation, Department of Advertising and Modern Communications, Professor, Doctor of Philosophy, Associate Professor, Saint Petersburg, Russia.

Email: piter55piter@mail.ru

Abstract

Background: The question of the communist future was already raised in the works of K. Marx and F. Engels. After the victory of the Great October Socialist Revolution, this issue was considered in detail in materialistic dialectics, where society was interpreted as the highest stage of matter development. Ontology is such a part of philosophy, which concentrates theoretical systemic-conceptual knowledge about the world in its unity, therefore it has the function of forecasting the future world. The result of such forecasting is the image of the future, or rather the ontological image of the future world in its unity.

Research methods: Materialistic dialectics itself formulates the methods of its research. Such a method as dialectics, in particular, is used in formulating the ontological image of the future. The world in its unity in materialistic dialectics is understood as the material world, and the highest form of its development is society. Therefore, the future development of society is the future of the world in its unity. This means that the ontological image of the future coincides with the social image of the future.

Results: The use of the dialectical method, in particular, the law of negation of negation, leads to the result according to which a just non-exploitative producing society is negated by an unjust exploitative producing society. The latter, in turn, has to be negated by a just non-exploitative producing society, which at a new qualitative turn of development partly repeats the first stage. The result of this second negation is a communist society, i. e. communism. At present, only the first phase of the construction of communism has been realized – socialism, the development impulses of which coincide with periods of acute social crises. Therefore, from the point of view of materialistic dialectics, the result of the completion of the modern world social crisis may be a further expansion in this direction. Traditional Russian spiritual and moral values can be called markers of this phenomenon.

Conclusion: The ontological image of the future is the philosophical foundation of the worldview. The ontological rootedness of this type of worldview ensures its maximum stability. More precisely, this stability is ensured by the truth of the ontology used. Materialistic dialectics has proven its closeness to the truth in practice. Materialistic dialectics, however, can be developed further, which, in turn, entails a clarification of the ontological image of the future. This clarification will be the subject of the next article, which will substantiate the ontological future based on relative ontology.

 

Keywords: the world in its unity; philosophy; materialistic dialectics; ontology; ontological image of the future; society; law of negation of negation, ontological image of the communist future; moral code of the builder of communism; traditional Russian spiritual and moral values.

 

Введение

С конца 2019 – начала 2020 года, когда началась и была признана многими странами эпидемия планетарного масштаба, мировое сообщество перешло в фазу быстрой смены социального мироустройства. В этой ситуации становится актуальным понимание направления социальных изменений, итогом которых является будущее. Тот, кто знает будущее, то есть то, что нас ждет впереди, оказывается в более выгодном положении, ибо у него открывается возможность построить стратегию и тактику в отношении того, как ему занять максимально выгодное положение как в самих социальных изменениях, так и в его итогах. Разумеется, возможны разные варианты отношения к будущему: можно способствовать или препятствовать его наступлению. Но в любом случае необходимо знание этого будущего. Актуальность знания о будущем обусловлена тем, что результаты этого знания определяют деятельность в настоящем. На философском уровне это обстоятельство было осмыслено полвека назад Я. Ф. Аскиным в материалистической диалектике, где он среди трех видов детерминации обосновал детерминацию настоящего будущим [1, с. 94].

 

1 Образ будущего

Итогом знания о будущем является образ будущего. Знание о будущем может иметь различные основания, среди которых следует выделить два вида:

1) непосредственное созерцание будущего,

2) обоснованное (опосредованное) знание о будущем.

 

Непосредственное созерцание противоречит современным законам физики, с точки зрения которых существование признается только за настоящим, а прошлое и будущее считаются не существующими, стало быть, их непосредственное восприятие невозможно. Правда, за счет феномена памяти в отношении прошлого возможно непосредственное восприятие воспоминаний прошлого, что недопустимо для будущего, ибо с точки зрения физики невозможно вспомнить то, что ранее не воспринимал. Однако эти рассуждения некорректны, так как сознание рассматривается с точки зрения законов физики, а здесь нарушена область применения законов физики.

 

Непосредственное созерцание будущего можно оценить с помощью проверки: допустим, кто-то сообщает сведения о предстоящем событии, то есть сообщает образ будущего, который фиксируется на независимом (объективном) носителе, например, до наступления будущего его образ записан в виде текста или видео-аудио записей. После наступления будущего, то есть после его перехода в настоящее, на таком же независимом носителе составляется образ этого настоящего. Далее сравниваются два образа, при этом заранее, то есть до наступления будущего, оговаривается допустимый уровень отклонения (уровень погрешности) в процедуре сравнения. Если с точки зрения принятой погрешности оба образа совпадают, то, стало быть, непосредственное восприятие будущего данного события возможно.

 

Второй вид основания знания о будущем связан с различного рода рассуждениями обоснования соответствующего образа будущего. Существует множество оснований таких рассуждений, одним из них является наука. Ведь задачей науки является предсказание будущего изменения предмета исследования. Например, в элементарной задаче классической механики о том, на каком удалении от начала движения окажется тело, двигающееся по прямой линии с постоянной скоростью 20 км/час по истечении одного часа. Ответом для этой задачи будет 20 километров, что и является образом будущего для рассматриваемого тела. Для наук, допускающих количественный анализ, построение подобного образа будущего основано на законе изменения предмета исследования.

 

Конечно, использование понятия «будущее» для таких наук необычно, но на философском уровне, в частности, включающем в себя предельный уровень абстрактности, понятие «будущее» следует трактовать как любой образ результата любого изменения. В соответствии с этим следует использовать специальные понятия о будущем в конкретных предметных областях: понятием «физический образ будущего» обозначить предсказание результата изменения предметов физической науки, а понятием «химический образ будущего» – предсказание результата изменения химических соединений, соответственно «биологический образ будущего» – предсказание результата изменения биологических организмов.

 

Наряду с наукой имеют место такие знания, в которых пока затруднительно использование количественного анализа для формулирования основных законов функционирования предмета этого знания, например, науки, берущие в качестве предмета своего исследования общество и человека. При этом подчеркнем, что речь идет об основных, а не о второстепенных законах. В силу ограниченности использования количественного прогнозирования результатов изменения предметов не количественного знания, целесообразно вместо понятия «предсказание результата изменения» использовать понятие «образ изменения». В соответствии с этим имеют место, например, такие понятия как «социальный образ будущего» как предсказание изменения общества или «антропологический образ будущего» как предсказание изменения человека. В таких знаниях понятие «будущее» нередко связывается с понятием «свободы воли» и ограничиваются качественным анализом обоснования образа будущего.

 

Ярким примером такого обоснования является историческое (для конкретного сообщества) обоснование образа будущего. Суть этого обоснования состоит в том, что длительный образ прошлого является образом будущего. Например, длительное историческое время сообщества существовали за счет эксплуатации одной части сообщества другой его частью. Из чего делался вывод, что это положение следует распространить и на будущее состояние этого сообщества, то есть образ прошлого является образом будущего. При этом образ настоящего может и не совпадать с образом прошлого. Это происходит часто, когда настоящее стало хуже прошлого и возникает желание вернуть прошлое, то есть сделать прошлое будущим. Так некоторые современные ведущие американские политики выдвинули лозунг: «Сделаем Америку снова великой».

 

2 Онтологический образ будущего

Другим видом обоснования знания о будущем является знание о мире в его единстве. Далее будем придерживаться той традиции, согласно которой именно такое знание в системно-понятийной форме является философией, главной частью которой является онтология. Одним из разделов такого знания является знание о развитии мира в его единстве. На основании этого знания можно строить образ будущего мира в его единстве, то есть онтологический образ будущего. Разумеется, разным философским концепциям соответствует разный онтологический образ будущего. Отличие социального образа будущего от онтологического образа будущего в том, что социальный образ будущего может быть построен на основе какой-либо концепции социологии, но когда сама эта концепция обоснована онтологически, да еще и изменение общества, являясь отдельным фрагментом мира в его единстве, не только вписано в развитие этого мира, но и является итогом развития мира в его единстве, то в этом случае социальный образ будущего становится одновременно и онтологическим образом будущего.

 

Образ будущего является важной, а возможно и решающей составной частью идеологии, устойчивость которой определяется в том числе тем фундаментом, на котором она выстраивается. Ведь современные информационные технологии позволяют распространять самые различные, конкурирующие между собой идеологические модели, что порождает проблему их выбора. Одним из факторов, влияющих на выбор образа будущего, является обоснованность этого образа. Поэтому онтологический фундамент может сыграть решающую роль в построении идеологии.

 

3 Онтологический образ коммунистического будущего

Одним из видов философии как системно-понятийного знания о мире в его единстве является материалистическая диалектика, включающая в себя четыре части: объективная диалектика, субъективная диалектика, диалектика природы и естествознания, диалектика общественного развития [2]. Далее в описании этой философской концепции будут использоваться ее понятия. В объективной диалектике был специальный раздел: «Диалектика как теория развития материальных объектов» [3, с. 229–372], который и представлял собой теоретическое знание о мире в его единстве, поскольку мир, с точки зрения материалистической диалектики, состоял только из материальных объектов[1]. Эта теория развития состояла из положений, описывающих три центральных процесса развития:

1) процесс взаимного превращения количественных и качественных изменений [3, с. 266–296],

2) процесс возникновения, развертывания и разрешения противоречий [3, с. 297–327],

3) процесс направленных изменений [3, с. 328–372].

 

Диалектика общественного развития выстраивается на основе онтологии как объективной диалектики [4, с. 5]. Основой этого положения являлась позиция К. Маркса о включенности развития общества в контекст развития мира в его единстве: «Я смотрю на развитие экономической общественной формации как на естественно-исторический процесс…» [5, с. 10]. При этом принципиально то, что «общество является высшей из известных форм движения материи» [4, с. 23], то есть высшей формой развития мира. Таким образом, социальный образ коммунистического будущего оказывается будущим развития всего мира в его единстве, то есть социальный образ будущего является онтологическим образом будущего.

 

В материалистической диалектике в построении образа будущего особую роль играет третье положение: закон отрицания отрицания, согласно которому развитие материальной системы идет через ее отрицание другой материальной системой. Развитие второй системы также подвержено отрицанию со стороны третьей системы, в которой реализуется возврат к некоторым чертам первой системы [3, с. 341]. К. Маркс полагал, что «капиталистическая частная собственность есть первое отрицание индивидуальной частной собственности, основанной на собственном труде. Но капиталистическое производство порождает с необходимостью естественного процесса своё собственное отрицание. Это – отрицание отрицания. Оно восстанавливает не частную собственность, а индивидуальную собственность на основе достижений капиталистической эры: на основе кооперации и общего владения землёй и произведёнными самим трудом средствами производства» [5, с. 773]. Таким образом, К. Маркс создает онтологический образ будущего, который с полным правом можно обозначить как онтологический образ коммунистического будущего.

 

Получается так, что коммунизм – следствие мироустройства, которое дает материалистическая диалектика. В краткой тезисной форме образ коммунизма был сформулирован в моральном кодексе строителя коммунизма: «1. Преданность делу коммунизма, любовь к социалистической Родине, к странам социализма; 2. Добросовестный труд на благо общества: кто не работает, тот не ест; 3. Забота каждого о сохранении и умножении общественного достояния; 4. Высокое сознание общественного долга, нетерпимость к нарушениям общественных интересов; 5. Коллективизм и товарищеская взаимопомощь: каждый за всех, все за одного; 6. Гуманные отношения и взаимное уважение между людьми: человек человеку друг, товарищ и брат; 7. Честность и правдивость, нравственная чистота, простота и скромность в общественной и личной жизни; 8. Взаимное уважение в семье, забота о воспитании детей; 9. Непримиримость к несправедливости, тунеядству, нечестности, карьеризму, стяжательству; 10. Дружба и братство всех народов СССР, нетерпимость к национальной и расовой неприязни; 11. Нетерпимость к врагам коммунизма, дела мира и свободы народов; 12. Братская солидарность с трудящимися всех стран, со всеми народами» [6].

 

С Великой Октябрьской социалистической революции в Российской империи, когда возникает первое в мире социалистическое государство – Российская социалистическая федеративная республика – начинается воплощение онтологического образа коммунистического будущего. В 1922 году создается Союз Советских Социалистических Республик. После второй Мировой войны в Европе создается социалистический лагерь, включающий такие страны как Польша, Германская Демократическая Республика, Чехословацкая Социалистическая Республика, Венгрия, Румыния, Болгария, Югославия. С тех пор это направление только нарастает, ведь сейчас идеи социализма являются программными в Китайской Народной Республике, во Вьетнаме, в Лаосе, в Корейской Народно-Демократической Республике, на Кубе. И это несмотря на отказ от социализма в Союзе Советских Социалистических Республик и странах бывшего социалистического лагеря.

 

Союз Советских Социалистических Республик просуществовал примерно три поколения, что свидетельствует об его устойчивости. Из прекращения его существования можно было сделать два прямо противоположных вывода:

1) невозможность существования общества, основанного на социалистических принципах,

2) отработка одного из вариантов социалистического общества, вследствие чего необходима его модернизация, а не отрицание.

 

Первый вывод неверен по той причине, что задолго до капитализма и социализма уже существовало производящее общество, основанное на равенстве и справедливости при отсутствии эксплуатации [7]. В качестве обоснования второго вывода следует принять во внимание то, что социальная история развивается не «прямолинейно». Ведь речь идет о смене эксплуататорской основы общества, которая непрерывно существовала несколько тысяч лет. В свое время масштабность такого события К. Маркс сформулировал в положении об эксплуатации как предыстории человеческого общества [8, с. 8].

 

С этих позиций можно предположить, что одним из вариантов модернизации социализма XX века является современный опыт Китайской Народной Республики, где основной политической силой является Коммунистическая партия Китая, в уставе которой декларируется: «Высший идеал и конечная цель партии – осуществление коммунизма» [9]. Экономические успехи Китайской Народной Республики убедительно свидетельствуют о том, что онтологический образ коммунистического будущего актуален до сих пор. Разумеется, социализм и коммунизм – это не одно и то же. Отношения между ними состоят в том, что социализм – это лишь этап в построении коммунизма.

 

4 Онтологический образ коммунистического будущего в современной России

Что касается современной Российской Федерации, то онтологический образ коммунистического будущего хотя и не является определяющим, все же играет заметную роль и в законодательной, и в административной составляющей государства. Две из четырех партий, которые входят в Государственную Думу, декларируют своей целью строительство социализма:

1) Коммунистическая партия Российской Федерации: «Стратегическая цель партии – построение в России обновленного социализма, социализма XXI века» [10];

2) партия Справедливая Россия: «Наш выбор – новый социализм» [11].

 

Партии коммунистического и социалистического направления, разделяющие онтологический образ коммунистического будущего, не являясь определяющими, представлены также в политической и административной частях многих стран мира. Это обстоятельство также свидетельствует об актуальности онтологического образа коммунистического будущего. Однако ситуация как в мире, так и внутри России быстро меняется, в связи с чем следует обратить внимание на кадровую программу «Время героев» [12], участниками которой предлагается обновление государственной Думы [13].

 

Кроме этого, по аналогии с принятием «Кодекса строителя коммунизма», в Российской Федерации в декабре 2022 года на правовом уровне были закреплены традиционные российские духовно-нравственные ценности. «К традиционным ценностям относятся: жизнь, достоинство, права и свободы человека, патриотизм, гражданственность, служение Отечеству и ответственность за его судьбу, высокие нравственные идеалы, крепкая семья, созидательный труд, приоритет духовного над материальным, гуманизм, милосердие, справедливость, коллективизм, взаимопомощь и взаимоуважение, историческая память и преемственность поколений, единство народов России» [14]. Нельзя не заметить близость перечисленных ценностей коммунистическим ценностям, которые зафиксированы в «Моральном кодексе строителя коммунизма». Провозглашение данных ценностей есть не только декларация, но они начинают фигурировать в государственных документах, регламентирующих управленческую деятельность Российской Федерации. В Указе президента записано: «…создание к 2030 году условий для воспитания гармонично развитой, патриотичной и социально ответственной личности на основе традиционных российских духовно-нравственных и культурно-исторических ценностей… обеспечение продвижения и защиты традиционных российских духовно-нравственных ценностей в рамках не менее 70 процентов проектов в сфере культуры, искусства и народного творчества, финансируемых государственными институтами развития, к 2030 году и не менее 80 процентов таких проектов к 2036 году» [15].

 

Эффективность использования традиционных российских духовно-нравственных ценностей в деятельности государственных органов управления зависит, в том числе, от проработанности данных ценностей в рамках юридических наук и внедрения этих исследований в законодательную практику. Поэтому не случайно, что традиционные российские духовно-нравственные ценности в российской науке стали предметом исследования, прежде всего юридических наук [16, с. 309]; [17, с. 44]; [18, с. 7]; [19, с. 20]; [20, с. 25]; [21]; [22, с. 16]. Несмотря на позитивность такого интереса юристов к традиционным российским духовно-нравственным ценностям, возникает проблема, связанная с тем, что данные ценности в юридических документах лишь поименованы, но при этом нет их определения, в то время как данные ценности имеют длительную историю философского содержательного исследования, что приводит к их поливариантному пониманию. Ведь исходные понятия этих ценностей: «традиционность», «духовность», «нравственность», «ценности» – прежде всего являются понятиями философии, онтологии, социальной философии и этики, где их содержание может отличаться от их содержания в юридических науках. К этому следует добавить беспрецедентную в мировой юридической практике ситуацию, когда продекларированные ценности должны быть внедрены в юридическую практику. Напомним, что на момент провозглашения Коммунистической партии Советского Союза «Морального кодекса строителя коммунизма» сама эта партия юридически являлась общественной, а не государственной организацией. На пути реализации традиционных российских духовно-нравственных ценностей встает проблема, связанная с их содержанием. Ведь для многих политических, государственных и экономических представителей Российской Федерации содержание этих ценностей стало не только полной неожиданностью, но и по некоторым пунктам противоречило тем неписанным ценностям, которыми они руководствовались с момента образования Российской Федерации. На данный момент эти ценности не имеют ни политического большинства, ни экономического большинства, ни административного большинства. Поэтому вполне естественно предположить сопротивление их внедрению в деятельность Российского государства. Пока можно констатировать поддержку традиционным российским духовно-нравственным ценностям лишь той части народа, который не связан ни с деятельностью политических организаций, ни с государственным управлением, ни с бизнесом (за исключением представителей и сочувствующих приведенным выше партиям).

 

Значимость ценностей определяется тем, что именно они регулируют социальную деятельность. Например, Н. Хомский пишет в заключение своей книги «Кто правит миром?»: «Возвращаясь к нашему первоначальному вопросу: “Кто правит миром?”, мы также могли бы задать и другой: “Какие принципы и ценности правят миром?”. «В первую очередь он должен звучать в головах граждан богатых и могущественных государств» [23, с. 411]. Сформулировав традиционные российские духовно-нравственные ценности и закрепив их в своих правовых документах, Россия сделала свой выбор.

 

Заключение

Образ будущего является одной из причин деятельности как человека, так и общества, поэтому управлять человеком и обществом можно через создание у него соответствующего образа будущего. При этом оказывается важным то, насколько обоснован этот образ будущего. Предельным уровнем обоснованности является знание о развитии мира в его единстве. В этом случае совершаемые действия в соответствии с этим образом будущего согласованы (гармонизированы) с действиями мира в его единстве. Онтология, являясь знанием о мире в его единстве, позволяет сформулировать онтологический образ будущего. Одним из вариантов онтологии является материалистическая диалектика, в которой обосновывается положение о том, что коммунизм является будущим мирового развития. Этот образ будущего начал реализовываться со свершением Великой Октябрьской социалистической революции в Российской империи в 1917 году, в результате чего возникло первое в мире государство, в котором был построен социализм – первый этап строительства коммунизма. Сегодня онтологический образ коммунистического общества реализуется уже в планетарном масштабе. То обстоятельство, что после каждого кризиса мирового сообщества коммунистическое направление набирает силу, дает основание материалистической диалектике предположить, что современный кризис мирового сообщества может закончиться усилением этого направления.

 

Список литературы

1. Аскин Я. Ф. Философский детерминизм и научное познание. – М.: Мысль, 1977. – 188 с.

2. Материалистическая диалектика: в 5 т. / под общ. ред. Ф. В. Константинова, В. Г. Марахова. – М.: Мысль, 1981–1985.

3. Материалистическая диалектика. В 5 т. Т. 1. Объективная диалектика / Под общ. ред. Ф. В. Константинова и В. Г. Марахова; отв. ред. Ф. Ф. Вяккерев. – М.: Мысль, 1981. – 374 с.

4. Материалистическая диалектика. В 5 т. Т. 4: Диалектика общественного развития / Под общ. ред. Ф. В. Константинова, В. Г. Марахова; Отв. ред. В. Г. Марахов. – М.: Мысль, 1984. – 320 с.

5. Маркс К. Капитал. Критика политической экономии // Маркс К., Энгельс Ф. / Сочинения. Т. 23. – М.: Государственное издательство политической литературы, 1960. – 908 с.

6. Программа Коммунистической Партии Советского Союза //   Материалы XXII съезда КПСС. – М.: Государственное издательство политической литературы, 1961. – С. 323–428.

7. Шнирельман В. А. Возникновение производящего хозяйства. – М.: Наука. Главная редакция восточной литературы, 1989. – 444 с.

8. Маркс К. К критике политической экономии // Маркс К., Энгельс Ф. Сочинения. – М.: Государственное издательство политической литературы, 1959. – С. 1–167.

9. Устав Коммунистической Партии Китая // СИНЬХУА Новости. – URL: https://russian.news.cn/2017-11/03/c_136726536.htm (дата обращения 05.04.2025).

10. Программа Партии // Официальный сайт КПРФ. – URL: https://kprf.ru/party/program (дата обращения 05.04.2025).

11. Программа партии Справедливая Россия. – М.: Ключ-С, 2016. – 104 с. – URL: https://storage.spravedlivo.ru/pf59/075833.pdf (дата обращения 05.04.2025).

12. Послание Президента Федеральному Собранию, 29 февраля 2024 года // Президент России. – URL: http://www.kremlin.ru/events/president/transcripts/messages/73585 (дата обращения 05.04.2025).

13. Заседание Совета законодателей, 26 апреля 2024 года // Президент России. – URL: http://www.kremlin.ru/events/president/transcripts/73945 (дата обращения 05.04.2025).

14. Указ Президента РФ от 9 ноября 2022 г. № 809 «Об утверждении основ государственной политики по сохранению и укреплению традиционных российских духовно-нравственных ценностей» // Президент России. – URL: http://www.kremlin.ru/acts/bank/48502 (дата обращения 05.04.2025).

15. Указ о национальных целях развития Российской Федерации на период до 2030 года и на перспективу до 2036 года // Президент России. – URL: http://special.kremlin.ru/events/president/news/73986 (дата обращения 05.04.2025).

16. Хужина О. Н. Традиционные российские духовно-нравственные ценности как предмет правового анализа // Юридическая техника. – 2024. – № 18. – С. 309–311.

17. Устиленцев К. А. Традиционные российские духовно-нравственные ценности как объект правового исследования // Право и управление. XXI век. – 2024. – Т. 20. – № 1 (70). – С. 44–51. DOI: 10.24833/2073-8420-2024-1-70-44-51

18. Аврамцев В. В., Коннов И. А. Традиционные российские духовно-нравственные ценности как объект правового исследования // Современные тенденции развития молодежной среды: проблемы, вызовы, перспективы. Материалы всероссийской научно-практической конференции. – Нижний Новгород: Нижегородская академия МВД России, 2024. – С. 7–14.

19. Чуйченко К. А., Кропачев Н. М., Кондуров В. Е. Традиционные российские духовно-нравственные ценности в контексте современной правовой политики // Правоведение. – 2024. – Т. 68. – № 2. – С. 156–165. DOI: 10.21638/spbu25.2024.201

20. Гарифуллин А. З., Грунтовский И. И. Традиционные российские духовно-нравственные ценности и правовая реальность // Организация и проведение воспитательной работы в вузе: методика, формы, направления, пути оптимизации. Материалы межвузовской научно-практической онлайн-конференции. – М.: Международный юридический институт, 2023. – С. 25–30.

21. Петрий П. В., Землин А. И., Землина О. М., Каньшин А. Н. Традиционные российские духовно-нравственные ценности в контексте формирования правовой культуры военнослужащих: социально-философский и системно-правовой аспекты. – М.: Издательство «КноРус», 2024. – 432 с.

22. Кашкина Е. В. Традиционные российские духовно-нравственные ценности как объект уголовно-правовой охраны. Часть первая // Российский судья. – 2024. – № 9. – С. 16–19. DOI: 10.18572/1812-3791-2024-9-16-19

23. Хомский Н. Кто правит миром? – М.: РИПОЛ классик, 2019. – 416 с.

 

References

1. Askin Y. F. Philosophical Determinism and Scientific Knowledge [Filosofskiy determinizm i nauchnoe poznanie]. Moscow: Mysl, 1977, 188 p.

2. Konstantinov F. V., Marakhov V. G. (Eds.) Materialist Dialectics: in 5 vol. [Materialisticheskaya dialektika: v 5 t.]. Moscow: Mysl, 1981–1985.

3. Konstantinov F. V., Marakhov V. G. (Gen. eds.); Vyakkerev F. F. (Ex. ed.) Materialist Dialectics. In 5 vol. Vol. 1: Objective Dialectics [Materialisticheskaya dialektika. V 5 t. T. I. Obektivnaya dialektika]. Moscow: Mysl, 1981, 374 p.

4. Konstantinov F. V., Marakhov V. G. (Gen. eds.); Marakhov V. G. (Ex. ed.) Materialist Dialectics. In 5 vol. Vol. 4: Dialectics of Social Development [Materialisticheskaya dialektika. V 5 t. T. 4: Dialektika obschestvennogo razvitiya]. Moscow: Mysl, 1984, 320 p.

5. Marx K. Capital: A Critique of Political Economy. Vol. 1 [Kapital. Kritika politicheskoy ekonomii. Tom 1]. Marks K., Engels F. Sochineniya. Tom 23 (Marx K., Engels F. Works. Vol. 23). Moscow: Gosudarstvennoe izdatelstvo politicheskoy literatury, 1960, 908 p.

6. Program of the Communist Party of the Soviet Union [Programma Kommunisticheskoy Partii Sovetskogo Soyuza]. Materialy XXII sezda KPSS (Materials of the XXII Congress of the CPSU). Moscow: Gosudarstvennoe izdatelstvo politicheskoy literatury, 1961, pp. 323–428.

7. Shnirelman V. A. The Emergence of a Productive Economy [Vozniknovenie proizvodyaschego khozyaystva]. Moscow: Nauka. Glavnaya redaktsiya vostochnoy literatury, 1989, 444 p.

8. Marx K. A Contribution to the Critique of Political Economy [K kritike politicheskoy ekonomii]. Marks K., Engels F. Sochineniya. Tom 13 (Marx K., Engels F. Works. Vol. 13). Moscow: Gosudarstvennoe izdatelstvo politicheskoy literatury, 1959, pp. 1–167.

9. Charter of the Communist Party of China [Ustav Kommunisticheskoy Partii Kitaya]. Available at: https://russian.news.cn/2017-11/03/c_136726536.htm (accessed 05 April 2025).

10. Program of the Communist Party of the Russian Federation [Programma KPRF]. Available at: https://kprf.ru/party/program (accessed 05 April 2025).

11. Program of the Party “A Just Russia” [Programma Partii Spravedlivaya Rossiya]. Moscow: Klyuch-S, 2016, 104 p. Available at: https://storage.spravedlivo.ru/pf59/075833.pdf (accessed 05 April 2025).

12. Presidential Address to the Federal Assembly, February 29, 2024 [Poslanie Prezidenta Federalnomu Sobraniyu, 29 fevralya 2024 goda]. Available at: http://www.kremlin.ru/events/president/transcripts/messages/73585 (accessed 05 April 2025).

13. Meeting of the Council of Legislators, April 26, 2024 [Zasedanie Soveta zakonodateley, 26 aprelya 2024 goda]. Available at: http://www.kremlin.ru/events/president/transcripts/73945 (accessed 05 April 2025).

14. Decree of the President of the Russian Federation of November 9, 2022 No. 809 “On approval of the Fundamentals of State Policy for the Preservation and Strengthening of Traditional Russian Spiritual and Moral Values” [Ukaz Prezidenta RF ot 9 noyabrya 2022 g. No. 809 “Ob utverzhdenii osnov gosudarstvennoy politiki po sokhraneniyu i ukrepleniyu traditsionnykh rossiyskikh dukhovno-nravstvennykh tsennostey”]. Available at: http://www.kremlin.ru/acts/bank/48502 (accessed 05 April 2025).

15. Executive Order on Russia’s Development Goals through 2030 and for the Future until 2036 [Ukaz o natsionalnykh tselyakh razvitiya Rossiyskoy Federatsii na period do 2030 goda i na perspektivu do 2036 goda]. Available at: http://special.kremlin.ru/events/president/news/73986 (accessed 05 April 2025).

16. Huzhina O. N. Traditional Spiritual and Moral Values as a Subject of Legal Analysis [Traditsionnye rossiyskie dukhovno-nravstvennye tsennosti kak predmet pravovogo analiza]. Yuridicheskaya tekhnika (Legal Technique), 2024, no. 18, pp. 309–311.

17. Ustilentsev K. A. Traditional Russian Spiritual and Moral Values as an Object of Legal Research [Traditsionnye rossiyskie dukhovno-nravstvennye tsennosti kak obekt pravovogo issledovaniya]. Pravo i upravlenie. XXI vek (Journal of Law and Administration), 2024, vol. 20, no. 1(70), pp. 44–51. DOI: 10.24833/2073-8420-2024-1-70-44-51

18. Avramtsev V. V., Konnov I. A. Traditional Russian Spiritual and Moral Values as an Object of Legal Research [Traditsionnye rossiyskie dukhovno-nravstvennye tsennosti kak obekt pravovogo issledovaniya]. Sovremennye tendentsii razvitiya molodezhnoy sredy: problemy, vyzovy, perspektivy. Materialy vserossiyskoy nauchno-prakticheskoy konferentsii (Modern Trends in the Development of the Youth Environment: Problems, Challenges, Prospects. Materials of the All-Russian Scientific and Practical Conference). Nizhny Novgorod: Nizhegorodskaya akademiya MVD Rossii, 2024, pp. 7–14.

19. Chuychenko K. A., Kropachev N. M., Kondurov V. E. Traditional Russian Spiritual and Moral Values in the Context of Modern Legal Policy [Traditsionnye rossiyskie dukhovno-nravstvennye tsennosti v kontekste sovremennoy pravovoy politiki]. Pravovedenie (Jurisprudence), 2024, vol. 68, no. 2, pp. 156–165. DOI: 10.21638/spbu25.2024.201.

20. Garifullin A. Z., Gruntovskii I. I. Traditional Russian Spiritual and Moral Values and Legal Reality [Traditsionnye rossiyskie dukhovno-nravstvennye tsennosti i pravovaya realnost]. Organizatsiya i provedenie vospitatelnoy raboty v vuze: metodika, formy, napravleniya, puti optimizatsii. Materialy mezhvuzovskoy nauchno-prakticheskoy onlayn-konferentsii (Organization and Implementation of Educational Work in the University: Methodology, Forms, Directions, Ways of Optimization. Materials of the Interuniversity Scientific and Practical Online Conference). Moscow: Mezhdunarodnyy yuridicheskiy institut, 2023, pp. 25–30.

21. Petriy P. V., Zemlin A. I., Zemlina O. M., Kanshin A. N. Traditional Russian Spiritual and Moral Values in the Context of the Formation of the Legal Culture of Military Personnel: Socio-Philosophical and Systemic-Legal Aspects [Traditsionnye rossiyskie dukhovno-nravstvennye tsennosti v kontekste formirovaniya pravovoy kultury voennosluzhaschikh: sotsialno-filosofskiy i sistemno-pravovoy aspekty]. Moscow: Izdatelstvo “KnoRus”, 2024, 432 p.

22. Kashkina E. V. Traditional Russian Moral and Spiritual Values as a Criminal Law Protection Item [Traditsionnye rossiyskie dukhovno-nravstvennye tsennosti kak obekt ugolovno-pravovoy okhrany. Chast pervaya]. Rossiiskiy sudya (Russian Judge), 2024, no. 9, pp. 16–19. DOI: 10.18572/1812-3791-2024-9-16-19

23. Chomsky N. Who Rules the World? [Kto pravit mirom?]. Moscow: RIPOL klassik, 2019, 416 p.



[1] Это не совсем точное утверждение. И материалистическая диалектика, и диалектический материализм, частью которого она является, всегда считали, что в мире есть и материальные, и духовные явления. Диалектика изучает развитие в природе, обществе и мышлении (прим. гл. редактора).

 

Ссылка на статью:
Колычев П. М. Онтологический образ коммунистического будущего // Философия и гуманитарные науки в информационном обществе. – 2025. – № 1. – С. 26–39. URL: http://fikio.ru/?p=5909.

 

© Колычев П. М., 2025

УДК: 323.2

 

Хомелева Рамона Александровна – Санкт-Петербургский государственный университет аэрокосмического приборостроения, кафедра истории и философии, профессор, доктор философских наук, доцент, Санкт-Петербург, Россия.

Email: homeleva@yandex.ru

SPIN: 6693-0424

Авторское резюме

Состояние вопроса: В научных и образовательных источниках по основам российской цивилизации отсутствует единая логическая платформа, новые категории и подходы, что лишает курс «Основы российской государственности» концептуальности и ментальной содержательности.

Методы исследования: Автор использует субстанциональный метод исследования природы цивилизационного государства в контексте динамических изменений внутренней и внешней среды.

Результаты: В изучении России как цивилизации автор предлагает определения таких понятий, как «цивилизационное государство», «цивилизационная матрица», «цивилизационный код» и других абстрактных понятий для прогнозирования тенденций развития российской государственности.

Область применения результатов: Исследование феномена цивилизационного государства стимулирует более глубокое понимание проблем российской государственности с учетом современных геополитических процессов.

Выводы: Уникальность любого цивилизационного государства, в частности и России, обусловлена его культурно-цивилизационной идентичностью, государственным и культурным суверенитетом.

 

Ключевые слова: основы российской государственности; цивилизационное государство; цивилизация; национальные ценности.

 

The Concept of “Civilizational State”: a Substantial Analysis (Review of the Article “Civilization “Russia”” by A. Kharichev)

 

Khomeleva Ramona Alexandrovna – Saint Petersburg State University of Aerospace Instrumentation, Department of History and Philosophy, Professor, Doctor of Philosophy, Associate Professor, Saint Petersburg, Russia.

Email: homeleva@yandex.ru

Abstract

Background: In scientific and educational sources on the foundations of Russian civilization, there is no single logical platform, new categories and approaches, which deprives the course “Fundamentals of Russian Statehood” of conceptuality and mental content.

Research methods: The author uses the substantial method of studying the nature of a civilizational state in the context of dynamic changes in the internal and external environment.

Results: In studying Russia as a civilization, the author offers definitions of such concepts as “civilization state”, “civilization matrix”, “civilization code” and other abstract concepts for predicting trends in the development of Russian statehood.

Implications: The study of the phenomenon of a civilizational state stimulates a deeper understanding of the problems of Russian statehood, taking into account modern geopolitical processes.

Conclusion: The uniqueness of any civilizational state, Russia in particular, is determined by its cultural and civilizational identity, state and cultural sovereignty.

 

Keywords: foundations of Russian statehood; civilization state; civilization; national values.

 

Учебный курс «Основы российской государственности» (ОРГ) – это масштабный проект, который по своей структуре и содержанию, при всем уважении к разработчикам, на сегодняшний день все же больше напоминает курс «История России». Поэтому учебники по ОРГ и рабочие программы по ОРГ фактически дублируют курсы истории России и русской философии, особенно, если эти курсы читают профильные педагоги. По опыту, это вызывает у студентов неоднозначную реакцию. Основная проблема здесь, на наш взгляд, – отсутствие логической платформы, объединяющей все части в единый «пазл». Тот факт, что в курсе «Основы российской государственности» актуальные вопросы России как цивилизации рассматриваются «фрагментарно», преимущественно как история государства, история народа, история его духовной культуры, описание современной политической системы требует использования другого подхода, каковым, на наш взгляд, может стать субстанциональный анализ.

 

Субстанциональный анализ исследует способность социума к саморегуляции, устойчивости к агрессивной внешней среде, самодостаточности в ее материальных и духовных потенциалах в аспекте внутреннего единства всех форм ее проявления и саморазвития. В рамках субстанционального исследования природы цивилизационного государства проводится детальный анализ его авторегуляторных способностей, механизмов сопротивления экзогенным факторам и способности к самообеспечению посредством внутренних ресурсов. Особое внимание уделяется изучению потенциала цивилизационного государства к эволюционному развитию и поддержанию структурной и функциональной целостности в условиях динамических изменений внешней и внутренней среды.

 

Очевидно, что субстанциональный анализ предполагает обсуждение важных тем применительно к изучению основ современной российской государственности, побуждает к разработке аналитического курса, который объединяет различные гуманитарные дисциплины и направлен на поиск ответа на три вопроса.

 

1. Что представляет собой Россия как цивилизационное государство?

2. Какой путь цивилизационного развития Россия выберет в условиях цивилизационного вызова со стороны американоцентричного Запада?

3. Как культурно-историческое возрождение России влияет на формирование национального самосознания, гражданской ответственности и патриотических чувств современной молодёжи?

 

Известно, что в 1990-е годы Россия выбрала путь развития как либеральное государство, отказавшись от своей национальной идентичности и культурной самобытности. Это привело к утрате государственного суверенитета, зависимости от западных стран и их либеральной системы ценностей. Катастрофические последствия этого перехода будет помнить ещё не одно поколение. В 2023 году Указом № 227 была принята «Концепция внешней политики Российской Федерации», где ключевым положением являются вопросы национальной безопасности и защиты национальных интересов России. В этом же году концепция «Россия – цивилизация» стала обязательной частью учебной программы высшей школы по дисциплине «Основы российской государственности».

 

Проект «Россия как государство-цивилизация» стал многообещающей концепцией, которая требует исследования России в контексте её культурно-цивилизационной самобытности в сравнении с другими мировыми цивилизациями и государствами-цивилизациями. Она интегрирована в систему уникальных межкультурных отношений и имеет ясную политическую направленность в вопросах, определяющих будущее российской государственности.

 

В соответствии с положениями статьи 67.1 Конституции Российской Федерации, нынешняя Россия считается преемницей Советского Союза. Это означает, что её цивилизационные основы связаны с фундаментом советской государственности, с выдающимися успехами военного периода и героическими достижениями и подвигами великого советского народа. На наш взгляд, это положение является отправной точкой для понимания процессов возрождения современной России как цивилизационного государства. Россия как цивилизационное государство должна суметь сохранить свой культурно-цивилизационный и государственный суверенитет на протяжении не одного поколения.

 

Сегодня наблюдется активный научный диалог в среде гуманитарной науки, в ходе которого происходит переосмысление прежних подходов, нарративов и парадигм в оценке социальных процессов в российском обществе. В последние годы появляются значимые отечественные публикации, которые в рамках цивилизационного подхода исследуют понятие «цивилизационное государство». В частности, идея «цивилизационного государства» стала темой для дискуссий и в связи с событиями на Украине. Эти события вызвали у многих стран не только вопросы о сохранении государственного суверенитета, но и вопросы, связанные с правом народа на сохранение своей культурной самобытности. Это, в свою очередь, создало условия для формирования нового мирового порядка, при котором смогут эффективно решаться подобные вопросы.

 

В восточной академической традиции концепция «цивилизационное государство» рассматривается как неотъемлемый структурный элемент более широкой парадигмы цивилизационного анализа. Фокус исследовательского внимания смещен не столько на разработку детальной концепции «государства-цивилизации», сколько на ее дифференциацию от более общего понятия «цивилизация» в качестве самостоятельного аналитического конструкта.

 

Среди множества зарубежных публикаций, которые работают с этой проблематикой, выделяются, по мнению доктора философских наук, профессора В. И. Спиридоновой, такие книги, как «Китайская волна: Подъем цивилизационного государства» (2012), написанная известным китайским политологом Чжан Вейвэем; «Атака государства-цивилизации» (2020), автором которой является Бруно Масаес, научный сотрудник Института Хадсона в Вашингтоне; «Расцвет цивилизационного государства» (2019), написанная британским политологом Кристофером Кокером; «Когда Китай правит миром: конец западного мира и рождение нового мирового порядка» (2008), написанная британским историком Мартином Жаком [1]. Основные идеи, которые продвигают эти авторы, заключаются в следующем.

 

1. Концепция «цивилизационного государства», предложенная Китаем и Россией, является ответом на концепцию европейского универсализма.

2. Запад теряет или уже потерял монополию своего культурного господства, поскольку пытался навязать свои либеральные ценности всему миру, который их не принял.

3. «Цивилизационное государство» представляет собой новый вектор развития и политический нарратив, которые знаменуют начало новой эры в истории человечества.

 

Однако в политическом дискурсе понятие «цивилизационное государство» стало активно использоваться с выходом книги китайского политолога-публициста Чжан Вэйвэя «Китайская волна: Подъем цивилизационного государства» в 2012 году. По мнению автора, концепция «цивилизационное государство» имеет более выраженный цивилизационный компонент по сравнению с концепцией «государство-цивилизация» и «цивилизация». При этом цивилизационная государственность, связанная с культурно-историческим фундаментом общества и его духовными императивами, не является признаком устаревшей модели развития [2]. Так, Китай как цивилизация имеет историю, насчитывающую более пяти тысяч лет, и остаётся верным своим конфуцианским традициям уже две тысячи лет. Однако как цивилизационное государство в современном понимании он существует немногим более столетия, поражая своей способностью быть локомотивом экономического роста и движущей силой мирового прогресса.

 

Таким образом, в рамках данной дискурсивной традиции происходит теоретическое обособление категории «цивилизационное государство» от многомерного феномена цивилизации, что позволяет более детально исследовать специфические аспекты государственного строительства и функционирования в контексте цивилизационных процессов.

 

Так, например, следует признать, что Россия как цивилизационное государство является частью мировой цивилизации славянско-православного типа. К славянско-православной цивилизации также принадлежат около 28 государств со своими культурно-цивилизационными идентичностями.

 

Модель российской государственности формируется под влиянием доминирующей православной культуры, православного языка, духовно-православных ценностей, которые включают в себя принадлежность к православной традиции, уважение к религиозным символам и обрядам, стремление к духовному развитию и самосовершенствованию.

 

Кроме того, Россия – это часть общечеловеческой цивилизации, которая аккумулирует и использует общечеловеческие ценности, адаптируя их под задачи своего цивилизационного развития. В этой связи распространенные в нашем научном континууме нарративы «Россия-цивилизация», «цивилизация «Россия», «Россия-государство-цивилизация» приобретает характеристики многозначительного, размытого, лишенного своей субстантивности.

 

Итак, со своей стороны, сформулируем несколько определений, раскрывающих субстанциональные характеристики модели «цивилизационное государство».

 

Во-первых, цивилизационное государство – это государство, которое строится на принципах цивилизации и представляет собой образец социального объединения, где государственная система определяется постоянными составляющими ее цивилизационного каркаса. Эти составляющие включают в себя религиозные верования, культурные традиции и обычаи, духовно-нравственные ориентиры, которые пронизывают все аспекты жизни общества: его экономику, политику, социальную и духовную сферы.

 

Из предложенного определения можно сделать вывод, (1) что цивилизационное государство – это модель государственного устройства, которая как «фрагмент» цивилизации обладает способностью к самостоятельному развитию и саморегуляции своей деятельности за счёт внутренних ресурсов и взаимодействия с окружающим миром. (2) Такое государство неразрывно связано с культурным и историческим наследием народов, населяющих его территорию. (3) Оно формируется на основе собственных «корней», исторической памяти, духовной культуры, традиций и образа жизни, которые передаются от поколения к поколению в процессе совместного проживания.

 

Во-вторых, цивилизационное государство как самодостаточная модель рассматривается как альтернативная модели «национального государства».

 

По экспертному мнению американского специалиста по Китаю Люциан Пайя [3], некоторые страны, как, например, Китай и Индия, столетиями должны были изображать модель национального государства, чтобы соответствовать западным либеральным стандартам, при этом оставаясь древнейшими цивилизациями с тысячелетней историей. Эта вековая связь со своей культурой и историей, по мнению индийского историка Равинда Кумара, сегодня требует более адекватной модели цивилизационного развития, ухода от «государства-нации» в формат «цивилизационное государство» [4].

 

По мнению британского историка Мартина Жака, автора книги «Когда Китай правит миром: конец западного мира и рождение нового мирового порядка», концепция «цивилизационное государство» возникла в эпоху «оспариваемой современности», когда государства-нации конкурировали друг с другом. Эта концепция стала всё более востребованной, поскольку она декларирует принципы культурного единства, культурной преемственности и традиционных ценностей в рамках государственного суверенитета [5].

 

В отличие от цивилизационных государств, которые ассоциируются с большими территориями, национальные государства развивались на волне научно-технического и социального прогресса, управляя относительно небольшими территориями. При этом они успешно справлялись с задачей объединения различных племён и этносов в единую гражданскую нацию. Запад традиционно рассматривает государство как один из множества общественных институтов, созданных для эффективного управления. В то же время на Востоке государство воспринимается как хранитель общественной гармонии и добродетели. Поэтому для восточных цивилизаций концепция «цивилизационное государство» более релевантна.

 

В-третьих, характерные черты и неповторимость цивилизационного государства, подобно уникальности личности, не могут быть изменены. Как говорится, «русский он и в Африке русский». Но что позволяет государству сохранять свою уникальность? Во многом это связано с понятиями: «цивилизационная матрица», «цивилизационный код», «цивилизационные фильтры», «цивилизационные барьеры».

 

Цивилизационная матрица – это предмет дискуссий в научном сообществе. В процессе исторического развития конкретного социокультурного типа общества цивилизационная матрица формируется как биосоциальное явление, объединяющее природные и социальные аспекты жизнедеятельности людей в единый «культурологический каркас», поддерживаемый обществом посредством авторитета общественных установлений. В предлагаемой коннотации она представляет собой совокупность естественных и доминирующих культурных базовых ценностей общества, которые сформировались в процессе его развития и определяют существование государства как уникального цивилизационного проекта. Эти ценности, заложенные в цивилизационной матрице, определяют культурные характеристики цивилизационного государства. Так, основные элементы цивилизационной матрицы российского общества позволяют описать модель России как цивилизационное государство. Охарактеризуем не все, но некоторые из них.

 

1. Территория жизни. Метафорически, земля для русского человека – это «материнское тело», из которой рождается цивилизационное государство и благодаря которому оно сохраняет свою самобытность. Для русских людей чувство принадлежности к своей земле, чувство родства с ней являются значимым элементом их цивилизационной матрицы. Так, из примеров сегодняшнего дня, чувство неразрывной связи со своей землей объясняет нежелание жителей зоны СВО уезжать из разрушенных домов в безопасные регионы, предпочитая погибнуть на земле своих предков. Это иррациональное чувство укоренённости и неотделимости от своей земли на уровне коллективного бессознательного становится частью иррационально-рациональной структуры ментальности народа, для которого собственническое чувство родства со своей землёй – это место их рождения и упокоения своих близких, а значит – Родина, которую не предают и защищают ценой собственной жизни.

 

2. Самобытная система ценностей – это доминирующие в обществе духовно-нравственные ориентиры, основанные на православной культуре. К ним относятся: аскетичное и жертвенное отношение к жизни, справедливость и личностное достоинство, служение Родине и патриотизм, ответственность за ближнего и верность традициям своей семьи, гуманизм и милосердие, коллективизм и взаимопомощь, историческая память и преемственность поколений, единство народов России. В свое время академик Д. С. Лихачёв охарактеризовал верность этим принципам понятием «нравственная оседлость». Эти принципы духовной жизни русского человека передавались из поколения в поколение, обеспечивая стабильность культурного ядра русского мира вплоть до наших дней.

 

3. Православная культура. Формирование цивилизационной матрицы России происходило под сильным влиянием православной культуры, тысячелетней историей русского народа, который жил в системе духовно-нравственных ценностей, ориентиров и целей, определяемых Священным Писанием и православной верой. С принятием православия русская культура окончательно сформировала цивилизационную матрицу, которая задает главные ориентиры для формирования цивилизационных основ российской государственности.

 

4. Языковая общность. Религиозно-православный аспект цивилизационной матрицы рассматривает русский язык как стержневой элемент единства нации, главное условие формирования национального самосознания, национального языка, гражданско-патриотической культуры. В языке отражается не только история его страны, но и ее будущее. Особенностью русского православного языка было то, что православный, церковнославянский язык возник задолго до того, как сформировался повседневный язык межличностного общения между различными сообществами, населявшими территорию древней Руси до ее Крещения. Надо отметить, что братьями Кириллом и Мефодием была создана совершенно особая форма церковнославянского языка и старославянской азбуки, благодаря чему народ обратился к христианству и богослужению. Считается, что на протяжении всей русской истории церковнославянский язык являлся эталоном «высокого стиля лингвистического построения и глубокого философского содержания».

 

5. Единовластие. В России исторически сложился определённый тип политической власти и организации общества, основанный на единоличном правлении. Это может быть князь, монарх, вождь, генеральный секретарь или президент. Единоличное правление в России имеет глубокие исторические корни и связано с потребностью в заботе и опеке. В русской традиции оно представляет собой сильную централизованную власть, которая вырастает из коллективной потребности в защите и поддержке. Архетип «отеческой власти» сформировался на основе патриархальной семьи, которая была основой жизни российского общества до середины XX века.

 

6. Православное отношение к семье заключается в том, что семья рассматривается как малая церковь, часть и образ Церкви Вселенной. Можно сравнить её с приходской общиной, где отец и муж выступают в роли священника, мать – помощницы, дьякона, а дети – это паства, прихожане этой Церкви. Среди лучших качеств русского народа можно выделить заботу о своей семье, уважение к родителям и стремление к счастью и благополучию детей. В православии забота о ближнем – это неотъемлемая часть жизни верующего человека.

 

Отсюда следует, что цивилизационная матрица формирует устойчивую модель социальных отношений, которая воспринимается обществом как правильный путь развития для данного государства и который гарантирует его культурно-цивилизационный суверенитет.

 

Понятие культурный суверенитет РФ закреплено в Указе Президента РФ от 25.01.2023 № 35 «О внесении изменений в Основы государственной культурной политики, утверждённые Указом Президента Российской Федерации от 24 декабря 2014 г. № 808». Он выражается в праве народа и государства сохранять свой национально-культурный код и обусловленную им цивилизационную идентичность. С помощью цивилизационных фильтров и барьеров общество охраняет себя от агрессивного влияния извне, защищает свою историческую память, традиционные русско-православные и иные ценности. Благодаря своему культурному суверенитету, цивилизационное государство самосохраняется от поколения к поколению, чего не скажешь о модели государство-нация, которое, как показывают события последних лет, скорее всего, в этой ситуации становится придатком более сильного или колонией.

 

Ещё одно понятие, которое помогает понять и объяснить устойчивость России как цивилизационного государства – это цивилизационный код. Этот код – онтогенетическое ядро цивилизационной матрицы, которое отражает истоки цивилизации и её историческое наследие, сформированное за тысячелетия. Оно выражает способность государственного организма к самоорганизации, устойчивому развитию при онтогенетической изменчивости в рамках цивилизационной матрицы. Оно представляет собой духовную и нравственную основу народа, его идентичность, которая проявляется в архетипах, стереотипах и привычных формах существования общества [6]. Эти формы сложились и закрепились в сознании и поведении людей на протяжении истории существования данной цивилизации. Они являются частью генетической и исторической памяти общества, языковой культуры конкретного народа и определяют его уникальный профиль. Потеря цивилизационного кода означала бы утрату самой цивилизации.

 

С помощью механизмов интерпретации и адаптации к доминантной системе ценностей, которые можно определить как цивилизационные фильтры, государство обеспечивает защиту своей культуры от внешних воздействий. Это позволяет сохранить его культурно-цивилизационный суверенитет. Посредством цивилизационных фильтров происходит отбраковка тех чужеродных и несовместимых с ценностями данной цивилизации элементов, которые должны быть интегрированными в ее экономику и другие сферы жизни общества в целях желаемого, но непредсказуемого результата. Примером может быть политика шоковой терапии 90-х, означавшая одномоментную либерализацию цен, сокращение денежной массы и приватизацию убыточных предприятий в целях быстрого перехода к рыночной экономике и либеральной политике.

 

Более жесткими препятствиями для проникновения в ядро цивилизации выступают цивилизационные барьеры, которые действуют на уровне архетипов национального сознания и категорично отвергают явления, которые воспринимаются как чужеродные. Примерами действия таких барьеров служат неприятие российским обществом однополых семей, отрицание гендерного разнообразия, ЛГБТ-ценностей и других явлений, навязываемых извне. Итак, цивилизационные барьеры и цивилизационные фильтры способствуют сохранению культурной-исторической и государственной идентичности, защите от негативных внешних воздействий.

 

В результате анализа можно сделать следующие выводы.

 

1. Цивилизационное государство – это модель государственного устройства, которая возникла как альтернатива национальному государству. Оно связано с определённым культурно-историческим типом цивилизации, формируется на основе собственной цивилизационной матрицы под влиянием культурного кода и характеризуется как самодостаточная и устойчивая социокультурная модель.

 

2. Государство, основанное на ценностях цивилизации, можно представить как семейную общность, характеризующуюся преемственностью поколений, сложившимися традиционными ценностями и определенными нормами поведения, где духовные и моральные устои, обычаи и образ жизни служат надёжным фундаментом для сохранения культурно-цивилизационной идентичности.

 

3. Язык, религия, информация, традиции и социальные нормы – это естественные и социальные коммуникации, которые отражают устойчивые характеристики цивилизационного государства. Они придают ему социокультурную стабильность, уникальность и неповторимость в мировом сообществе.

 

4. Цивилизационное государство создаётся благодаря объединению культурно-исторического наследия, уникальной системы духовных ориентиров и традиционных политических институтов в пределах государственных границ.

 

Список литературы

1. Спиридонова В. И. «Цивилизационное государство» как вызов однополярной глобализации // Век глобализации. – 2022. – № 1 (41). – С. 29–41. DOI: 10.30884/vglob/2022.01.02

2. Zhang W. The China Wave: The Rise of a Civilizational State // Executive Intelligence Review. – 2017. – Vol. 44. – No. 33, August 18. – Pp. 7–18.

3. Pye L. W. China: Erratic State, Frustrated Society // Foreign Affairs. – 1990. – Vol. 69. – No. 4. – Pp. 56–74.

4. Kumar R. L’Inde: «État-nation» ou «État-civilisation»? // Hérodote: stratégies, géographies, idéologies. – 1993. – No. 71, octobre-décembre. – Pp. 43–60.

5. Jacques M. Civilization State Versus Nation-State // Süddeutsche Zeitung. – 2011. – 15 January. – URL: http://www.martinjacques.com/articles/civilization-state-versus-nation-state-2/ (дата обращения 10.02.2025).

6. Никонов В. А. Код цивилизации. Что ждет Россию в мире будущего? – Москва: Эксмо, 2015. – 672 с.

 

References

1. Spiridonova V. I. ‘Civilizational State’ As a Challenge to Unipolar Globalization [“Tsivilizatsionnoe gosudarstvo” kak vyzov odnopolyarnoy globalizatsii]. Vek globalizatsii (Age of Globalization), 2022, no. 1 (41), pp. 29–41. DOI: 10.30884/vglob/2022.01.02

2. Zhang W. The China Wave: The Rise of a Civilizational State. Executive Intelligence Review, 2017, vol. 44, no. 33, August 18, pp. 7–18.

3. Pye L. W. China: Erratic State, Frustrated Society. Foreign Affairs, 1990, vol. 69, no. 4, pp. 56–74.

4. Kumar R. L’Inde: «État-nation» ou «État-civilisation»? Hérodote: stratégies, géographies, idéologies, 1993, no. 71, octobre-décembre, pp. 43–60.

5. Jacques M. Civilization State Versus Nation-State. Süddeutsche Zeitung, 2011, 15 January. Available at: http://www.martinjacques.com/articles/civilization-state-versus-nation-state-2/ (accessed 10 February 2025).

6. Nikonov V. A. The Code of Civilization. What Awaits Russia in the World of the Future? [Kod tsivilizatsii. Chto zhdet Rossiyu v mire buduschego?]. Moscow: Eksmo, 2015, 672 p.

 

Ссылка на статью:
Хомелева Р. А. Понятие «цивилизационное государство»: субстанциональный анализ (реакция на статью А. Харичева «Цивилизация “Россия”») // Философия и гуманитарные науки в информационном обществе. – 2025. – № 1. – С. 40–49. URL: http://fikio.ru/?p=5903.

 

© Хомелева Р. А., 2025

Яндекс.Метрика