Monthly Archives: марта 2021

УДК 339; 316.42

Ли Шуцюань – Санкт-Петербургский политехнический университет Петра Великого, Институт промышленного менеджмента, экономики и торговли, аспирант, Санкт-Петербург, Россия.

Email: lishuquan@mail.ru

ORCID: 0000-0003-2183-8489

Авторское резюме

Состояние вопроса: Китай – единственная крупная экономика, которая достигла положительного роста ВВП в 2020 году. В условиях глобального экономического спада причины экономического роста Китая стали горячей темой. Благодаря проведенным исследованиям установлено, что экономический рост Китая выиграл от быстрого развития в стране цифровой экономики. Поэтому очень важно изучить факторы успеха и проблемы становления цифровой экономики в стране.

Результаты: За последние годы в строительстве цифровой инфраструктуры Китая был достигнут значительный прогресс, производственная цепочка была реорганизована и модернизирована, а цифровая экономика глубоко интегрирована с реальной экономикой. Развитие цифровой экономики Китая постепенно демонстрирует тенденцию интеграции и платформизации. Цифровая экономика реализует цифровую трансформацию реальной экономики за счет перестройки и интеграции процесса создания стоимости, тем самым стимулируя свое собственное развитие.

Цифровая экономика принесла стране огромные выгоды. С одной стороны, эта экономическая модель выиграла от развития Интернета и больших данных, а с другой стороны, она сама способствовала быстрому развитию Интернета, больших данных и искусственного интеллекта. В результате на китайском рынке появилось большое количество новых отраслей и новых моделей.

Развитие цифровой экономики неотделимо от политических указаний и поддержки со стороны правительства Китая. Это также результат быстрой эволюции цифровой инфраструктуры страны. 5G, большие данные и искусственный интеллект стимулируют укрепление и распространение цифровой экономики, а также способствуют прогрессу национальных технологий.

Методы исследования: В исследовании используются в основном аналитические методы, включая анализ кейсов, сравнительный анализ и контент-анализ.

Выводы: Качественное развитие цифровой экономики Китая неотделимо от ее широкого внедрения в различные сферы общественной жизни. Продвижение и обновление цифровых технологий сыграло важную роль в оптимизации экономической структуры и содействии социальному прогрессу. Правительство Китая придает большое значение цифровому развитию. Оно ясно обозначило стратегию «Цифрового Китая», которая требует ускорения цифрового развития и неукоснительной реализации намеченных планов. Анализ показывает, что цифровая экономика страны быстро развивается и перспективы на будущее очень позитивны.

Ключевые слова: цифровая экономика; информация; экономика; ВВП; большие данные.

Analysis of the Problems and Success Factors for the Development of China’s Digital Economy

Li Shuquan – Peter the Great St. Petersburg Polytechnic University, Institute of Industrial Management, Economics and Trade, postgraduate student, Saint Petersburg, Russia.

Email: lishuquan@mail.ru

Abstract

Background:China is the only major economy to achieve the positive GDP growth in 2020. With the global economic downturn, the causes of China’s economic growth have become a hot topic. Studies have shown that China’s economic growth has benefited from the country’s rapid development of the digital economy. Therefore, it is very important to study the factors of success and the problems of the digital economy formation in the country.

Results: In recent years, significant progress has been made in building China’s digital infrastructure, the production chain has been reorganized and modernized, and the digital economy is deeply integrated with the real economy. The development of China’s digital economy is gradually showing a trend towards integration and platformization. The digital economy realizes the digital transformation of the real economy by restructuring and integrating the value creation process, thereby stimulating its own development.

The digital economy has brought great benefits to the country. On the one hand, it has benefited from the development of the Internet and big data, and on the other hand, it has itself contributed to the rapid development of the Internet, big data and artificial intelligence. As a result, a large number of new industries and new models have entered the Chinese market.

The development of the digital economy is inseparable from policy guidance and support from the Chinese government. It is also the result of the rapid evolution of the country’s digital infrastructure. 5G, big data and artificial intelligence are driving the development and expansion of China’s digital economy as well as promoting its own technologies.

Research methods: The research mainly uses analytical methods, including case study, benchmarking and content analysis.

Conclusion: The qualitative development of China’s digital economy is inseparable from its widespread integration into various spheres of public life. The promotion and renewal of digital technologies have played an important role in optimizing the economic structure and making social progress. The Chinese government attaches great importance to digital development. It has clearly outlined the “Digital China” strategy, which requires the acceleration of digital development and the systematic implementation of the outlined plans. The analysis has shown that the country’s digital economy is developing rapidly and the prospects for the future are very exciting.

Keywords: digital economy; information; economy; GDP; big data.

Предисловие

В последнее время вследствие широкого использования новых технологий (таких как 5G, большие данные, облачные вычисления и блокчейн) компании, которые сосредоточены только на массовом производстве и традиционных продажах, не могут выдержать конкуренцию и выжить. Информация и данные, собранные в процессе обслуживания, постепенно становятся основным активом предприятий. Экономическая глобализация и прогресс коммуникационных технологий привели современный мир к новому этапу развития – эпохе цифровой экономики. Сбор информации о потребителях в последние годы превратился в общую тенденцию. В настоящее время традиционный потребительский контент постепенно трансформировался в цифровой. В этом процессе компании часто сталкиваются с более высоким уровнем неопределенности и двусмысленности, потому что у них нет полной уверенности и точных прогнозов в отношении новых технологий, новых продуктов и реакции рынка [см.: 1].

Цифровые технологии привели к серьезным изменениям и инновациям в структуре затрат, операционной структуре и структуре транзакций. Системы, основанные на информации и данных, постепенно стали основным элементом в корпоративных системах [см.: 2]. Традиционным организациям сложно попасть в цифровую бизнес-среду в качестве независимых лиц [см.: 3]. Цифровая экономика Китая переживает бум, и национальные департаменты на всех уровнях активно продвигают цифровую трансформацию. Таким образом, роль цифровой трансформации китайских предприятий в развитии цифровой экономики также является основным показателем для оценки успешности самой цифровой трансформации.

1 Состояние развития цифровой экономики Китая

Согласно предварительным расчетам Национального бюро статистики Китая, ВВП страны в 2020 году составит 101 598,6 млрд юаней (Приблизительно 15,42 трлн долларов США), что на 2,3 % (рисунок 1) больше, чем в предыдущем году [см.: 4]. Согласно сообщению Государственного статистического управления КНР, точная цифра составляет 101,6 трлн юаней (около 15,42 трлн долларов США). В начале января Всемирный банк сделал прогноз, согласно которому в 2020 году экономику планеты ожидает падение на 4,3 %. На этом фоне экономический рост Китая в 2,3 % выглядит поистине фантастическим достижением [см.: 5].

Рисунок 1 – ВВП Китая и темпы его роста с 2016 по 2020 годы

Цифровая экономика как экономическая концепция представляет собой экономическую форму, в которой люди распознают, выбирают, фильтруют, хранят и используют большие данные для управления быстрым и оптимальным распределением ресурсов и достижения высокого экономического результата. На техническом уровне она включает новые технологии – такие, как большие данные, облачные вычисления, Интернет вещей, блокчейн, искусственный интеллект и коммуникации 5G. На уровне приложений типичными примерами являются «новая розничная торговля» и «новое производство» [6]. Обновляя сетевую инфраструктуру и модернизируя информационные технологии, цифровая экономика осознала растущую способность человека обрабатывать с высоким качеством и большой скоростью огромное количество больших данных. Цифровая экономика способствует трансформации экономической формы от индустриальной экономики к информационной, экономике знаний и экономике мудрости, тем самым снижая стоимость социальных трансакций, повышая эффективность оптимального распределения ресурсов и добавленную стоимость продукции, способствуя стремительному развитию социальной производительности. С другой стороны, развитие новейших технологий обеспечивает экономически отсталым странам технологическую основу для достижения скачкообразного развития. Именно благодаря историческим возможностям, предоставляемым цифровой экономикой, Китай может достичь превосходства во многих областях. Сегодняшний мир переживает самые быстрые, широкие и глубокие изменения в истории человечества. Высокие и новые технологии, представленные информационными технологиями, развиваются семимильными шагами, и конкуренция за всеобъемлющую национальную мощь, характеризующаяся информатизацией и уровнем развития информационной индустрии, становится все более ожесточенной. Глубокое влияние информатизации на экономическое развитие и социальный прогресс вызвало повсеместную обеспокоенность во всех странах мира. И развитые, и развивающиеся страны придают большое значение информатизации и рассматривают ее как стратегическую задачу для экономического и социального развития. Информационная индустрия, созданная цифровой революцией, является стратегической отраслью, а цифровая экономика, порожденная цифровой индустрией, меняет мировую экономическую систему.

Согласно существующим данным, масштабы цифровой экономики Китая достигли 4,1 трлн долларов США в 2017 году, увеличившись на 20,3 % в годовом исчислении, а её доля в ВВП достигла 32,9 %, увеличившись на 2,6 процентных пункта в годовом исчислении. По состоянию на 2018 год масштабы цифровой экономики страны достигли 4,73 трлн долларов США при номинальном росте на 20,9 % на сопоставимой основе, что составляет 34,8 % ВВП, а годовой прирост составил 1,9 процентных пункта [см.: 7]. Согласно «Белой книге о развитии цифровой экономики Китая», опубликованной Китайской академией информационных и коммуникационных технологий, цифровая экономика Китая достигла 5,2 трлн долларов США в 2019 году, что составляет 36,2 % ВВП, увеличившись на 1,4 процентных пункта. На сопоставимой основе цифровая экономика Китая выросла на 15,6 % в 2019 году, что выше номинального темпа роста ВВП, составлявшего около 7,85 % за тот же период. Это показывает, что цифровизация стала новой движущей силой экономического развития Китая. Цифровой рост предприятий стал единственным способом соответствовать веяниям времени, реагировать на политические призывы, адаптироваться к отраслевой конкуренции и отвечать на запросы рынка (рисунок 2).

Рисунок 2 – Масштаб рынка цифровой экономики Китая в 2005–2019 гг. И его доля в ВВП. Источник данных: Китайская академия информационных и коммуникационных технологий.

В будущем с ускорением строительства новой инфраструктуры, дальнейшим развитием технологических инноваций и интегрированных приложений, таких как облачные вычисления, большие данные и искусственный интеллект, цифровая трансформация реальной экономики откроет новый этап своего развития, и масштабы цифровой экономики будут и дальше увеличиваться. По данным Китайской академии информационных и коммуникационных технологий, масштабы цифровой экономики Китая к 2025 году достигнут 10 трлн долларов США, и она станет новой мощной движущей силой для обеспечения качественного экономического роста.

2 Общие характеристики прогресса в развитии цифровой экономики Китая

1. Цифровая экономика стремительно развивается, становясь одной из основных движущих сил экономического роста. 24 декабря 2020 года Лу Шань, директор Департамента планирования Министерства промышленности и информационных технологий Китая, заявил на пресс-конференции в Государственной пресс-службе, что в 2019 году масштабы цифровой экономики в стране достигли 35,8 трлн юаней, составляет 36,2 % ВВП, вклад ее в экономический рост превысил 60 % [см.: 8].

В контексте усиливающегося давления на китайскую экономическую систему цифровая экономика сохранила быстрые темпы роста как со стороны предложения, так и со стороны спроса, и ее развитие вышло на новый уровень. Масштабы цифровой экономики Китая увеличились с 0,32 трлн долларов США в 2005 году до 5,2 трлн долларов США в 2019 году. При этом доля цифровой экономики в ВВП год от года увеличивается с 14,2 % в 2005 году до 36,2 % в 2019 году. В настоящее время цифровая экономика Китая отстает только от цифровой экономики Соединенных Штатов.

2. Ускорение изменения в организации и методах производства. Исследования и разработки предприятий следует ускорить в направлении платформ, сетей и глобализации, перейти от традиционной модели закрытого, независимого и линейного типа к новой модели открытого, совместного и сетевого взаимодействия. Развитие и применение цифровых технологий ускорило процесс трансформации промышленности. Во-первых, китайская промышленность переходит от односторонних НИОКР со стороны предложения к двусторонним НИОКР и проектированию как со стороны предложения, так и со стороны спроса, от индивидуальных и линейных инноваций к платформизации и созданию сетей. Во-вторых, ускоряется переход от традиционных предприятий, ориентированных на производителей, к предприятиям, ориентированным на потребителя, причем некоторые предприятия уже завершили преобразование. Китайские компании начали широко применять новые технологии и новые модели в своих бизнес-операциях и сотрудничать с партнерскими компаниями в целях создания платформ облачных услуг для завершения производства и управления, а также для цифровизации компании. В-третьих, идёт ускорение цифровой трансформации в период кризиса, вызванного пандемией.

Распространение COVID-19 в 2020 году создало серьезные угрозы жизни и здоровью людей, а мировая экономика переживает самый серьезный спад со времен Великой депрессии. Китайская экономика также сильно пострадала от COVID-19. В этой ситуации правительство Китая поощряет компании осуществлять цифровую трансформацию с помощью информационных технологий и больших данных. Стремительное развитие цифровой экономики привело к активному созданию новых форм бизнеса, новых моделей и новых отраслей. Цифровая экономика эффективно гарантирует поддержание основной экономической деятельности во время активного периода COVID-19 и эффективно предотвращает неблагоприятное воздействие COVID-19 на экономику и социальную активность. В этот период некоторые компании успешно реализовали цифровую трансформацию, обеспечив прочную основу для развития предприятий в пост-пандемийную эпоху. По состоянию на июнь 2020 года количество получателей онлайн-покупок в Китае увеличилось более чем на 5 % по сравнению с мартом. Количество получателей онлайн-покупок в режиме реального времени достигло 309 млн, что на 44,3 миллиона больше, чем в марте 2020 года, а темпы роста интернет-торговли достигли 16,7 %. В первой половине 2020 года онлайн-покупки в реальном времени стали самым быстрорастущим сектором интернет-экономики в Китае. Число розничных онлайн-пользователей достигло 749 млн, что составляет 79,7 % от общего числа пользователей сети. Национальный рынок интернет-торговли сохраняет позицию номер один в мире в течение семи лет подряд, обеспечивая важную поддержку для формирования новой модели развития [см.: 9].

3. Цифровая трансформация китайских предприятий стала разнонаправленной тенденцией. Она включает в себя диверсификацию данных, экологические проекты и интеллектуальное производство [см.: 10].

Источники корпоративных данных не ограничиваются традиционными газетами и телевизионными СМИ, информация поступает также от новостных клиентов, коммуникационного программного обеспечения (WeChat и т. д.), информационных платформ (TikTok и т. д.), интернет-платежей и других источников. Корпоративная цифровая экономика – это диверсифицированная тенденция развития. Так, экологическое развитие предприятия имеет двойное значение: во-первых, предприятие следует рыночной экономике и обеспечивает устойчивое развитие своей деятельности. Во-вторых, предприятия соблюдают требования экологии и улучшают свои социальные и экологические преимущества. В ходе развертывания информатизации предприятий их руководители уделяют все больше внимания собственному развитию в области интеллектуального производства и бережливого управления и используют информатизацию для стимулирования цифровой трансформации предприятий. В настоящее время Китай имеет самую большую в мире экономику с полным набором отраслей промышленности. Использование цифровой трансформации для ускорения перехода от производства, ориентированного на традиционные товары, к производству, ориентированному на услуги, не только повысит эффективность производства и добавленную стоимость продукции, но и позволит также стимулировать оптимизацию промышленной структуры и даст возможность найти новые источники роста прибыли [см.: 11].

4. Быстрое развитие новых бизнес-форматов, новых моделей и новых отраслей стало новыми точками роста. В условиях цифровой трансформации важно своевременное выявление и внедрение инноваций, обеспечивающих рост ценности продукта или услуги в глазах потенциальных потребителей [см.: 12].

С одной стороны, такие технологии, как большие данные, облачные вычисления, мобильный Интернет и Интернет вещей тесно интегрированы с инновациями в бизнес-моделях. С другой стороны, появились новые форматы и инновационные услуги, такие как платформенная экономика, экономика совместного использования и Интернет-финансы. Инновации в бизнес-моделях все больше и больше ускоряются, бизнес-услуги становятся персонализированными, гибкими и общедоступными. Также ускорилась глубокая интеграция обрабатывающей промышленности и сферы услуг.

Сервисизация обрабатывающей промышленности Китая постепенно увеличивается, растет спрос на услуги промежуточные – например, производственные, граница между производством и сферой услуг постепенно стирается. Например, Huawei вводит новшества в ИТ-услуги на основе производства, предоставляя при этом аппаратные, сетевые и программные услуги. В то же время цифровые технологии стимулируют проникновение и развитие сферы услуг в обрабатывающей промышленности. Xiaomi запустила индивидуальное производство с компаниями-производителями для создания экологической цепочки Xiaomi. Инновационная связь между обрабатывающей промышленностью и сферой услуг сыграла положительную роль в оптимизации производственного процесса, улучшении бизнес-модели и сокращении затрат.

3 Причины быстрого развития цифровой экономики Китая

По данным Всемирного экономического форума (ВЭФ), цифровая экономика пронизывает все аспекты жизни общества, включая характер взаимодействия людей между собой, экономику, навыки, необходимые для организации эффективной работы, и даже процесс принятия политических решений [см.: 13]. В 2012 году команда Booz & Company, всемирно известной консалтинговой организации по вопросам управления, провела анализ и исследования в более чем 150 странах и регионах и обнаружила, что при увеличении уровня цифрового развития стран или регионов на 10 % ВВП на душу населения увеличится на 0,5–0,62 %.

1. Значительные достижения в построении цифровой инфраструктуры. В последние годы непрерывное углубление цифрового строительства в Китае способствовало развитию информационной инфраструктуры, интегрированной инфраструктуры и инновационной инфраструктуры, способствовало быстрому росту Интернета вещей и продолжало давать новые сильные импульсы экономике.

COVID-19 постоянно увеличивает спрос на оборудование для Интернета вещей в Китае. Согласно статистике Китайской академии информационных и коммуникационных технологий, подключения к Интернету вещей в Китае составляют до 30% мирового рынка; по состоянию на 2020 год масштабы индустрии Интернета вещей в Китае превысили 1,7 трлн юаней. Ожидается, что с постепенной оптимизацией и интеграцией экосистемы Интернета вещей в будущем китайские устройства этого сектора Интернета станут более конкурентоспособными во всем мире.

2. Подключенная инфраструктура способствует перестройке производственной цепочки. Хотя COVID-19 поставил, так сказать, мировую экономику на паузу, он не остановил обновление китайской интернет-инфраструктуры. Вместо этого он вызвал интеллектуальную модернизацию обрабатывающей промышленности Китая. В 2020 году высокоскоростная единая цифровая инфраструктура будет играть важную роль в перестройке, оптимизации и обновлении производственной цепочки и цепочки поставок Китая. Согласно «Отчету о развитии Интернета в Китае за 2020 год», по состоянию на конец мая 2020 года оптоволоконная сеть Китая полностью покрыла городские и сельские районы, занимая первое место в мире. При этом на пользователей оптоволокна приходится 93,1 % всех пользователей. В 2019 году общее количество базовых станций 4G в Китае составило 5,44 млн, а потребление трафика данных мобильного доступа в Интернет – 122 млрд ГБ, что является рекордным уровнем в мире. К сентябрю 2020 года количество строящихся базовых станций 5G превысило 480 тысяч (таблица 1). Стабильная, быстрая и доступная цифровая инфраструктура стала залогом устойчивости экономического развития.

Таблица 1 – Мировой рейтинг информационной инфраструктуры Китая

3. Появляется эффект «ядерного синтеза» цифровой интеграции. Цифровая экономика – это проявление цифровой модернизации реальной экономики. С 2020 года развитие цифровой экономики Китая постепенно демонстрирует тенденцию к интеграции и платформизации. Цифровая экономика позволяет реальной экономике достичь цифровой трансформации, перестраивая и интегрируя процесс создания собственной стоимости, что является своеобразным “созидательным разрушением” традиционных физических отраслей. Цифровая экономика также изменила отношения между физическими отраслями и потребителями, превратив потребителей из пассивных получателей продуктов общественного производства в активных участников. Потребители имеют возможность формулировать свои собственные дифференцированные потребности через цифровую платформу, а производители могут корректировать производственный план в соответствии с этим спросом, чтобы достичь индивидуализации продуктов и услуг, не только повышая дифференциацию своих собственных конкурентных преимуществ, но и лучше удовлетворяя потребности потребителей. Цифровая экономика основана на реальной экономике, и реальная экономика является необходимой средой для того, чтобы цифровая экономика была эффективна. Глубокая интеграция цифровой и реальной экономики – единственный путь, позволяющий экономической системе добиться качественного преобразования.

4 Проблемы развития цифровой экономики Китая

В настоящее время цифровая экономика Китая переживает бум. Интернет, большие данные и искусственный интеллект быстро интегрируются в производство и жизнь, быстро появляются новые бизнес-форматы и новые модели. Но стремительно развивающаяся цифровая экономика сталкивается также с многочисленными проблемами.

1. В обрабатывающей промышленности отсутствует методология цифровой трансформации. В Китае цифровая трансформация стала лидировать прежде всего в отраслях и на предприятиях, ориентированных на клиента, постепенно переходя к ориентированному на клиента развитию предприятий и проникая в области производства и поставок. Потребности производственных предприятий в цифровой трансформации становятся насущными потребностями. Предприятиям не хватает эффективных данных, инфраструктуры и профессиональных талантов, а организационная структура и корпоративная культура не могут адаптироваться к новой цифровой тенденции. Цифровая трансформация и модернизация сложны, поэтому необходима разработка системной методологии цифровизации.

2. Необходимость создания промышленного интернета. Цифровая экономика – это новая концепция. Однако с появлением и развитием потребительского интернета цифровая трансформация предприятий сосредоточена на стороне потребления, а не производства как такового. В целом развитие цифровой экономики Китая еще не сформировало тренда по управлению сверху вниз или мощной платформы для интеграции ресурсов и скоординированного развития. В будущем будет сложно преодолеть внутренние проблемы, упомянутые выше, полагаясь исключительно на спонтанные, спорадические и неэффективные действия предприятий по реализации цифровой трансформации.

3. Цифровая безопасность сталкивается с серьезными проблемами. По мере постепенного развития и роста цифровой экономики Китая угрозы безопасности, уязвимости с высоким уровнем риска и сетевые атаки также возрастают. Инфраструктура сталкивается с серьезными угрозами, а финансовый сектор и энергетика стали наиболее уязвимыми областями. По соответствующим данным, всего за три года, с 2011 по 2014, глобальный объем DDoS-атак (распределенная атака отказа в обслуживании) увеличился более чем в 30 раз. Ежегодно в результате различных киберпреступлений и атак мировая экономика теряет до 400 миллиардов долларов США. Развитие Интернета вещей принесло беспрецедентные проблемы сетевой безопасности.

5 Предложения по развитию цифровой экономики Китая

Текущий этап – это период больших стратегических возможностей для развития глобальной цифровой экономики. Темпы ее эволюции оказывают серьезное влияние на экономическое развитие Китая. В этих условиях можно сформулировать пять предложений по развитию цифровой экономики страны.

1. Ускорить процесс оценки элементов данных. В декабре 2017 года Политбюро Центрального комитета Коммунистической партии Китая провело второе коллективное исследование по реализации национальной стратегии больших данных. Генеральный секретарь Си Цзиньпин указал на необходимость построения цифровой экономики с использованием данных как ключевой элемент. «Мнения Центрального комитета Коммунистической партии Китая и Государственного совета по созданию более полной системы и механизма распределения рыночных факторов производства», опубликованные в 2020 году, в первую очередь рассматривают данные как фактор производства нового типа, предлагая содействовать открытому обмену правительственными данными, повысить ценность социальных ресурсов данных, усилить интеграцию ресурсов данных и защиту безопасности. Необходимо содействовать управлению ценностями на протяжении всего жизненного цикла сбора, маркировки, хранения, передачи, управления и применения данных, преодолевать барьеры данных между различными субъектами и реализовывать интеграцию множества данных, таких как зондирование, контроль, управление и эксплуатация; создавать механизмы сбора и обмена данными для разных субъектов и продвигать внедрение приложений для маркировки и управления данными в различных областях; создать платформы сбора и маркировки данных в Китае и платформы ресурсов данных; ускорить совершенствование рыночной системы цифровой экономики и содействие формированию рынка элементов данных.

2. Содействовать цифровой трансформации реальной экономики. Усилить цифровую трансформацию предприятий, направить предприятия реальной экономики к ускорению цифровой модернизации производственного оборудования, углубить цифровое применение производства, управления операциями и рыночными услугами, а также ускорить интеграцию и обмен бизнес-данными. Необходимо помогать предприятиям пользоваться промышленной интернет-платформой, чтобы открыть поток данных и бизнес-поток между потреблением и производством, поставкой и производством, товарами и услугами; развивать новые бизнес-форматы, такие как платформенная экономика, экономика совместного использования и финансирование отраслевых цепочек.

3. Сосредоточиться на улучшении основных возможностей отрасли. Прорыв в основных и ключевых технологиях, укрепление фундаментальных исследований, расширение оригинальных инновационных возможностей и стремление оставаться на переднем крае инновационных исследований способствуют получению новых промышленных преимуществ. Необходимо сосредоточиться на таких ключевых областях, как интегральные схемы, базовое программное обеспечение и основное оборудование, а также ускорить устранение недостатков в производственной цепочке основных деталей, основных материалов, передовых базовых технологий.

4. Углубление открытого сотрудничества в цифровой экономике. Усиливать координацию политики в области цифровой экономики в разных странах, продвигать пилотные демонстрации сотрудничества в области технологий цифровой экономики, стандартов, регионов и обучения персонала, а также развивать и поддерживать ряд образцовых, ведущих и знаковых проектов международного сотрудничества. Активно участвовать в глобальном инновационном сотрудничестве в области цифровой экономики, укреплять стыковку с Организацией Объединенных Наций, G20, странами БРИКС и другими многосторонними механизмами и форумами цифровой экономики, а также углублять международную взаимную выгоду и взаимовыгодную ситуацию.

Государственный советник Китая, министр иностранных дел Ван И заявил в Консультативном комитете Форума международного сотрудничества «Один пояс, один путь» 2020 года, что построение траектории роста «Один пояс, один путь» требует нового импульса в мировой экономике. Цифровой шелковый путь – одно из ключевых направлений следующего этапа совместного строительства «Пояса и пути». В 2020 году трансграничная электронная торговля «Один пояс, один путь» быстро развивалась. За первые три квартала объем трансграничной электронной торговли увеличился на 52,8 % в годовом исчислении, а доля стран маршрута продолжала увеличиваться. Электронная коммерция по Шелковому пути стала новым каналом, новым контентом и новым ярким дрстижением для экономического и торгового сотрудничества между Китаем и странами «пояса и пути» и другими дружественными странами [см.: 14].

5. Укрепление возможностей управления цифровой экономикой. В первой половине 2020 года, когда Государственное управление интернет-информации Китая, Министерство промышленности и информационных технологий и другие соответствующие ведомства продолжали принимать меры по целому ряду вопросов кибербезопасности, китайская среда кибербезопасности продемонстрировала тенденцию к постоянному улучшению. Через Гражданский кодекс Китайской Народной Республики, Закон о защите данных Китайской Народной Республики (проект) и другие соответствующие законы и нормативные акты постепенно продвигалась идея цифрового управления; вокруг правительства, социальной мульти-системы управления ускоряется процесс цифровизации; создание национальной платформы онлайн-государственных услуг достигло выдающихся результатов. Правовая система кибербезопасности Китая продолжает совершенствоваться, обеспечивая здоровое развитие цифровой экономики [см.: 15].

Заключение

Качественное развитие цифровой экономики Китая неотделимо от интеграции цифровой экономики и всех других сфер жизни. Продвижение и обновление цифровых технологий сыграли важную роль в оптимизации экономической структуры и содействии социальному прогрессу, но существует явление нескоординированного развития в разных регионах или различных отраслях. Стоит отметить, что быстрое развитие цифровой экономики Китая основано на построении цифровой инфраструктуры и достижениях в области информационных технологий. Поэтому необходимыми гарантиями развития цифровой экономики являются расширение строительства цифровой инфраструктуры, ускорение модернизации цифровых технологий и усиление подготовки специалистов в этой области.

Правительство Китая придает большое значение развитию цифровизации. Оно последовательно проводит стратегию цифрового Китая, требует ускорения цифрового развития и систематически его контролирует: активно развивает цифровую экономику и создает цифровую индустрию, конкурентоспособную на международном уровне. Усилить построение «цифрового общества», улучшить качество государственных услуг и повысить уровень социального управления; усилить построение цифрового правительства и всесторонне повысить эффективность государственного управления – таковы первоочередные задачи.

Тенденция цифрового экономического развития Китая показывает, что развитие цифровой экономики в стране находится на подъеме, и перспективы на будущее очень позитивны.

Список литературы

1. Matt C., Hess T., Benlian A. Digital Transformation Strategies // Business & Information Systems Engineering. – 2015. – № 57(5). – Pp. 339–343. DOI: 10.1007/s12599-015-0401-5.

2. Saldanha T. Why Digital Transformations Fail: The Surprising Disciplines of How to Take Off and Stay Ahead. – OaklandCA: Berrett-Koehler Publisher, 2019. – 218 p.

3. Jacobides M. G., Cennamo C., Gawer A. Towards a Theory of Ecosystems // Strategic Management Journal. – 2018. – № 39 (8). – Pp. 2255–2276. DOI: 10.1002/smj.2904.

4. 中华人民共和国2020年国民经济和社会发展统计公报 // National Bureau of Statistics: 国家统计局. – URL: http://www.stats.gov.cn/tjsj/zxfb/202102/t20210227_1814154.html (дата обращения 28.02.2021).

5. Рост ВВП Китая превзошел все ожидания // Российская газета. – URL: https://rg.ru/2021/01/20/rost-vvp-kitaia-prevzoshel-vse-ozhidaniia.html (дата обращения: 28.02.2021).

6. 杜睿云, 王宝义。 新零售：研究述评及展望 // 企业经济. – 2020. – № 39 (08). – С. 128–135. DOI: 10.13529/j.cnki.enterprise.economy.2020.08.016.

7. 彭非, 袁卫, 吴翌琳。中国发展报告 2019: Studies on China’s Development Index. – 北京: 中国人民大学出版社, 2020. – 242 с.

8. 2019年数字经济对经济增长贡献率达60%以上 // Baidu: 百家号. – URL: https://baijiahao.baidu.com/s?id=1686931885240536651 (дата обращения 28.02.2021).

9. CNNIC发布第46次《中国互联网络发展状况统计报告》 // ChinaInternetNetworkInformationCenter: 中國互聯網絡信息中心. – URL: http://cnnic.cn/gywm/xwzx/rdxw/202009/t20200929_71255.htm (дата обращения 28.02.2021).

10. 2020年中国数据驱动型企业成长路径研究报告 // iResearch: 报告_艾瑞网. – URL: http://report.iresearch.cn/report/202007/3621.shtml (дата обращения 28.02.2021).

11. Dogcher Chen. TalkingData：多点化、场景化、智能化成为企业数字化转型3个趋势 // 360doc个人图书馆. – URL: http://www.360doc.com/content/19/1207/13/31667578_878051558.shtml (дата обращения 28.02.2021).

12. Яненко М. Б., Яненко М. Е. Маркетинговые инновации в экономике знаний: современное состояние, проблемы и перспективы развития // Технико-технологические проблемы сервиса. – 2015 – № 2 (32). – C. 88–95.

13. Цифровая экономика – новая парадигма ускоренного экономического развития // Евразийская организация экономического сотрудничества. – URL: https://eurasianeconomic.org/1001/2018/06/29/document4042.phtml (дата обращения 28.02.2021).

14. 数字经济为一带一路添翼 // Baidu: 百家号. – URL: https://baijiahao.baidu.com/s?id=1687400246577568477 (дата обращения 28.02.2021).

15. 2020年中国数字经济发展报告 // Research Report – Market Research Reports & Industry Analysis for China: 前瞻产业研究院. – URL: https://bg.qianzhan.com/report/detail/2008191709558723.html (дата обращения 28.02.2021).

References

1. Matt C., Hess T., Benlian A. Digital Transformation Strategies. Business & Information Systems Engineering, 2015, no. 57(5), pp. 339–343. DOI: 10.1007/s12599-015-0401-5.

2. Saldanha T. Why Digital Transformations Fail: The Surprising Disciplines of How to Take Off and Stay Ahead. Oakland CA: Berrett-Koehler Publisher, 2019, 218 p.

3. Jacobides M. G., Cennamo C., Gawer A. Towards a Theory of Ecosystems. Strategic Management Journal, 2018, no. 39 (8), pp. 2255–2276. DOI: 10.1002/smj.2904.

4. Statistical Communiqué of the People’s Republic of China on National Economic and Social Development in 2020 [Zhōng huá rén mín gòng hé guó 2020 nián guó mín jīng jì hé shè huì fā zhǎn tǒng jì gōng bào]. Available at: http://www.stats.gov.cn/tjsj/zxfb/202102/t20210227_1814154.html (accessed 28.02.2021).

5. China’s GDP Growth Has Surpassed All Expectations [Rost VVP Kitaya prevzoshel vse ozhidaniya]. Available at: https://rg.ru/2021/01/20/rost-vvp-kitaia-prevzoshel-vse-ozhidaniia.html (accessed 28.02.2021).

6. Du Ruiyun, Wang Baoi. New Retail: An Overview of Research and Prospects [Xīn líng shòu: yán jiū shù píng jí zhǎn wàng]. Qǐ yè jīng jì (Corporate Economics), 2020, no. 39 (08), pp. 128–135. DOI: 10.13529/j.cnki.enterprise.economy.2020.08.016.

7. Peng Fei, Yuan Wei, Wu Yilin. China Development Report 2019: Studies on China’s Development Index [Zhōng guó fā zhǎn bào gào 2019]. Beijing: ChinaRenminUniversity Press, 2020, 242 p.

8. In 2019, the Contribution of the Digital Economy to Economic Growth Reached More Than 60% [2019 nián shù zì jīng jì duì jīng jì zēng cháng gòng xiàn shuài dá 60 % yǐ shàng]. Available at: https://baijiahao.baidu.com/s?id=1686931885240536651 (accessed 28.02.2021).

9. CNNIC Has Published the 46th Statistical Report on the State of Internet Development in China [CNNIC fā bù dì 46 cì “Zhōng guó hù lián wǎng luò fā zhǎn zhuàng kuàng tǒng jì bào gào”]. Available at: http://cnnic.cn/gywm/xwzx/rdxw/202009/t20200929_71255.htm (accessed 28.02.2021).

10. Report on the Study of the Growth Trajectory of China’s Enterprises, Based on Data [2020 nián zhōng guó shù jù qū dòng xíng qǐ yè chéng cháng lù jìng yán jiū bào gào]. Available at: http://report.iresearch.cn/report/202007/3621.shtml (accessed 28.02.2021).

11. Dogcher Chen. TalkingData: Multi-PointMode, Scenes and Intelligence Have Become Three Trends in the Digital Transformation of the Enterprise [TalkingData: duō diǎn huà, cháng jǐng huà, zhì néng huà chéng wéi qǐ yè shù zì huà zhuǎn xíng 3 gè qū shì]. Available at: http://www.360doc.com/content/19/1207/13/31667578_878051558.shtml (accessed 28.02.2021).

12. Yanenko M. B., Yanenko M. E. Marketing Innovations in the Knowledge Economy: Current Status, Problems and Prospects of Development [Marketingovye innovatsii v ekonomike znaniy: sovremennoe sostoyanie, problemy i perspektivy razvitiya]. Tekhniko-tekhnologicheskie problemy servisa (Technical and Technological Problems of Service), 2015, no. 2 (32), pp. 88–95.

13. Digital Economy – a New Paradigm of Accelerated Economic Development [Tsifrovaya ekonomika – novaya paradigma uskorennogo ekonomicheskogo razvitiya]. Available at: https://eurasianeconomic.org/1001/2018/06/29/document4042.phtml (accessed 28.02.2021).

14. Digital Economy Adds a Wing to the Belt and Path [Shù zì jīng jì wéi yī dài yī lù tiān yì]. Available at: https://baijiahao.baidu.com/s?id=1687400246577568477 (accessed 28.02.2021).

15. China Digital Economic Development Report 2020 [2020 nián zhōng guó shù zì jīng jì fā zhǎn bào gào]. Available at: https://bg.qianzhan.com/report/detail/2008191709558723.html (accessed 28.02.2021).

 
Ссылка на статью:
Ли Шуцюань. Анализ проблем и факторов успеха развития цифровой экономики Китая // Философия и гуманитарные науки в информационном обществе. – 2021. – № 1. – С. 55–70. URL: http://fikio.ru/?p=4339.

 
© Ли Шуцюань, 2021

УДК 172

Арефьев Михаил Анатольевич – Санкт-Петербургский государственный аграрный университет, заведующий кафедрой философии и культурологии, доктор философских наук, профессор, Санкт-Петербург, Россия.

Email: ant-daga@mail.ru

SPIN: 9986-1955

Клешнева Любовь Ильинична – Санкт-Петербургский государственный аграрный университет, аспирант кафедры философии и культурологии, Санкт-Петербург, Россия.

Email: uliunuchna@mail.ru

SPIN: 8007-8740

Авторское резюме

Состояние вопроса: Социокультурная практика информационного общества вызвала к жизни такой социальный институт, как волонтёрство. В современном обществе волонтёрство решает ряд задач: осуществление помощи нуждающимся, поддержка лиц, находящихся в затруднительном положении, что в наибольшей степени проявилось в эпоху пандемии.

Результаты: Двадцать первый век в современной России вызвал к жизни феномен волонтёрства как проявление многовековой традиции реализации альтруистического чувства в человеческом сообществе. Функционально это поддерживает лучшие духовные качества личности: солидарность, сочувствие, сопереживание.

Область применения результатов: Результаты исследования могут быть использованы для преподавания курса философии, разделов «Социальная философия» и «Этика». С практической точки зрения выводы могут быть использованы при подготовке студентов к социальной работе.

Методы исследования: В статье применены философские и общенаучные методы, в том числе используется системный подход, метод культурно-сравнительного анализа. Ведущим является методология социально-философского исследования.

Выводы: Волонтёрство – это феномен социальной активности, один из показателей развития гражданского общества. Коммуникационные аспекты социального бытия человека как явление информационного общества выступают движущей силой волонтёрского движения.

Ключевые слова: волонтёрство; информационное общество; коммуникации; высшие духовные ценности; общественные функции волонтёрского движения.

Volunteering as an Emerging Social and Cultural Institution of Information Society

Arefiev Mikhail Anatolyevich – Saint Petersburg State Agrarian University, Head of the Department of Philosophy and Cultural Studies, Doctor of Philosophy, Professor, Saint Petersburg, Russia.

Email: ant-daga@mail.ru

Kleshneva Lyubov Ilinichna – Saint Petersburg State Agrarian University, postgraduate student of the Department of Philosophy and Cultural Studies, Saint Petersburg, Russia.

Email: uliunuchna@mail.ru

Abstract

Background: The sociocultural practice of our time has given rise to such a social institution as volunteering. In modern society, volunteering solves a number of tasks: providing assistance to those in need, supporting people in difficult situations, which is so evident in the era of the pandemic.

Results: The twenty-first century in modern Russia has brought to life the phenomenon of volunteering as a manifestation of the centuries-old tradition of expressing altruistic feelings in the human community. Functionally, this phenomenon maintains the best spiritual qualities of the individual: solidarity, sympathy, empathy.

Implications: The research results can be used in teaching philosophy, social philosophy and ethics. From a practical point of view, the findings can be useful in training students for social work.

Research methods: The article uses philosophical and general scientific methods, including a systematic approach, the method of cultural and comparative analysis. The leading one is the methodology of social and philosophical research.

Conclusion: Voluntary work is a manifestation of social activity, one of the indicators of civil society development. The communication aspects of human social life as a phenomenon of information society are the driving force of the volunteer movement.

Keywords: volunteering; information society; communications; higher spiritual values; social functions of the volunteer movement.

Понятие «социокультурный институт» – одно из самых востребованных сегодня в социальной философии, философии культуры и социологии. «Институт», «институционализация», «институция» – эти близкие по смыслу термины, тем не менее, несут различную содержательную нагрузку. Понятие «институт» чаще всего определяется как устойчивая форма совместной деятельности людей по использованию общественных ресурсов для удовлетворения материальных и духовных потребностей человека и социума. Петербургский социальный философ А. Г. Давыденкова определяет социальный институт как «специфическое социальное образование, призванное обеспечить воспроизводство общественных отношений, надёжность и регулярность удовлетворения основных потребностей общества и человека. Благодаря социальным институтам в обществе достигается стабильность, предсказуемость поведения людей, устойчивость их социальных связей» [7, с. 34].

Уральские исследователи Т. С. Васильева и В. В. Орлов характеризовали институт по преимуществу как социальное учреждение следующими словами: «Право родственно морали и возникает из нравственных взглядов и норм с появлением классов и государства. Определённая часть нравственного сознания и норм “ужесточается” и формализуется, превращаясь в явления права. В отличие от морали, право имеет своё учреждение, или институт, – государство» [4, с. 274]. Поскольку социальный институт выступает как сложная конструкция, то в её основе заложены нормативные связи, которые соединяют типы поведения с культурными стандартами. Поэтому в социальной философии под институтом понимается совокупность лиц, учреждений, осуществляющих конкретные общественные функции по установленным определённым образом правилам.

Несколько иначе социальный институт характеризуется в социологической литературе. В качестве примера можно взять его определение из Российской социологической энциклопедии: это «относительно устойчивые типы и формы социальной практики, посредством которых организуется общественная жизнь, обеспечивается устойчивость связей и отношений в рамках социальной организации общества» [8]. Здесь акцент делается на различные формы социальной практики, поэтому деятельность социальных институтов определяется, во-первых, набором специфических социальных норм и предписаний, регулирующих соответствующие типы поведения; во-вторых, интеграцией их в социально-политическую идеологию и ценностную структуру общества; в-третьих, наличием материальных средств и условий, обеспечивающих успешное выполнение нормативных предписаний и осуществление социального контроля. Данное понимание содержательной стороны социального института позволяет нам выявить специфику, организационные особенности такого становящегося института российского гражданского общества, как волонтёрство.

Термин «институционализация» связан с юридическим понятием «институция», что говорит о таком процессе, как социализационное закрепление институтов. Завершением процесса институционализации является формирование нового вида социальной деятельности или появление нового культурного института. В философии образования институционализация используется для выявления специфики познавательных процессов. В этом контексте мы можем привести высказывание академика РАЕН А. О. Бороноева о процессе институционализации социологии как научной дисциплины в нашей стране. Он пишет: «В развитии социологии и социологического образования в России Санкт-Петербургский университет на всех этапах занимает особое место. Не будет преувеличением, если скажем, что институционализация отечественной социологии во многом проходила в этом университете. Здесь работали и создавали свои труды Н. И. Кареев, Н. М. Коркунов, А. С. Лаппо-Данилевский, М. И. Туган-Барановский, Л. И. Петражицкий, П. А. Сорокин, К. М. Тахтарёв, Н. А. Гредескул и др.» [2, с. 16]. Для нас в данной статье институционализация связана с процессом появления и становления волонтерского движения как одного из видов социальной активности.

Социальное бытие современной России напрямую связано с проблемами мирового масштаба, вызванными пандемией коронавируса. Эпидемия стала мощным импульсом для развития добровольческого движения волонтёров. Хотя, если мы обратимся к истории этого вопроса, то для нашей страны прообразом волонтёрства было формирование движения стройотрядов. Молодёжно-студенческие стройотряды были обязательным элементом быта и проявлением социальной активности советских студентов. Социальные философы пишут: «Если в советское время одним из важнейших социальных институтов, способствующих социализации молодёжи, и в первую очередь студенчества, было стройотрядовское движение, то сегодня на смену ему пришло волонтёрство» [13, с. 214].

Особенностью стройотрядовского движения была его иерархичность, вертикаль руководства от всесоюзного масштаба (Центральный штаб стройотрядов при ЦК ВЛКСМ) до штабов вузовского или техникумовского уровня. Волонтёрство в этом плане отличается большей стихийностью, самодеятельностью и самостоятельностью. Хотя после указа 2017 года Президента В. В. Путина «О Дне добровольца (волонтера)» [см.: 14], официоз и формальная сторона стали набирать силу. Показателем формализации отношения к движению стали многочисленные инструкции на тему «Как стать волонтёром?» Сегодня функционируют различные центры поддержки волонтерства (по сути дела идёт коммерциализация движения), создана единая информационная система добровольчества, проводятся обучающие курсы и конкурсы и т. д. По нашему запросу на сегодня нашлось 19 миллионов результатов (то есть материалов) в Интернете, посвященных волонтёрскому движению в России, а под ними, как правило, рубрикации: показать только коммерческие предложения, разместить рекламу и пр.

Несмотря на отдельные попытки использовать обращение к волонтёрству в асоциальных, с нашей точки зрения, целях, мы настаиваем на позитивном восприятии этого феномена. Волонтёрство как проявление социальной активности с акцентом на экономическую составляющую основательно проанализировано профессором Кубанского государственного технологического университета М. Б. Щепакиным с соавторами [см.: 15]. Ими была проведена исследовательская работа по анализу различных способов определения содержания волонтёрской деятельности. В исследовании была поставлена задача определения самого понятия и сущностных характеристик волонтёрства. Во-первых, со ссылкой на словарь-справочник по социальной работе дано определение волонтёрства как широкого круга деятельности, включая традиционные формы взаимопомощи и самопомощи, официальное предоставление услуг и другие формы гражданского участия, которые осуществляются добровольно на благо широкой общественности без расчёта на денежное вознаграждение [см.: 6]. Во-вторых, подчёркнуто, что эта неоплачиваемая, сознательная, добровольная деятельность на благо других основана на идеях бескорыстного служения гуманным идеалам человечества и не преследует целей извлечения прибыли, получения оплаты или карьерного роста. В-третьих, отмечается, что в основе волонтёрского движения лежит старый, веками наработанный принцип: хочешь почувствовать себя человеком – помоги другому (одна из формулировок «золотого» правила морали). В-четвертых, для усиления значимости третьего пункта сделана ссылка на работу Джесси Рассел: «Волонтёры не получают зарплату не потому что они бесполезны, а потому что они бесценны» [11, с. 115]. Всё же нам в большей степени импонирует определение волонтёрского движения, данное московским социологом В. А. Сушко (МГУ им. М. В. Ломоносова), которая пишет: «Волонтёрство традиционно определяется как форма гражданского участия, которое обычно осуществляется добровольно на благо широкой общественности… Особое распространение альтруистическая помощь получает посредством социальных сетей» [12, с. 43.]. Акцентуация на альтруистической составляющей волонтёрства имеет давнюю традицию в отечественной социально-философской мысли [см.: 1].

В качестве институционально закреплённой практики волонтёрство выполняет следующие функции: во-первых, экономическую, поскольку оно является одним из социальных ресурсов; во-вторых, социализирующую, в результате осуществления которой волонтёр устанавливает качественно новые социальные связи, приобщается к миру высших духовных ценностей (альтруизм, взаимопомощь, солидарность, справедливость и др.); в-третьих, досуговую (участие волонтёров в культурных мероприятиях – например, студенты Санкт-Петербургского института искусства и культуры традиционно участвуют как волонтёры в мероприятии «Ночь музеев»); в-четвёртых, воспитательную – в приобретении опыта личностного общения и т. д.

Сегодня значительную роль в организации волонтёрского движения играют социальные сети, актуальность которых особенно возросла в условиях пандемии. В исследовательской литературе появился даже термин «сетевая гражданская активность» [см.: 9; 10]. Социальные сети – это множество Интернет-сообществ (Facebook, MySpace, Twitter, «ВКонтакте», «Одноклассники» и др.). Их появление связано с созданием определённых технологий, которые способны к проверке и передаче информации. Кроме регистрации в рамках той или иной сети каждому пользователю выделяется отдельное личное пространство (для текстовой информации, фото, аудио- и видеофайлов). У пользователей социальных сетей появилась возможность соорганизовываться по интересам, публично обсуждать интересующие их вопросы и принимать коллективное решение. Функция общения таким образом становится ведущей для пользователей социальными сетями. В качестве примера можно привести данные по опросу самарских студентов (Самарский национальный исследовательский университет имени академика С. П. Королёва, 110 человек, имеющих опыт волонтёрства): «Обращение к ресурсам Интернета позволило опрошенным решить следующие задачи:

– получить информацию – 93,5 % опрошенных;

– найти единомышленников – 88,7 %;

– передать информацию – 79 %;

– уточнить информацию – 59,6 %;

– поблагодарить – 43 %;

– разместить информацию в качестве рекламы – 24,1 %;

– выяснить личные отношения – 1,6 %» [3, с. 281].

Ответы свидетельствуют, что Интернет работает как средство решения задач информационного характера. Это показывает, что российская молодёжь, а студенческая – особенно, позитивно относится к становящемуся в России постиндустриальному (информационному) обществу.

В научной литературе, посвященной выявлению сущностных характеристик информационного общества, существует великое множество публикаций. Мы присоединяемся к суждению В. С. Гриценко, которая характеризует этот тип социального бытия следующими словами: «Во второй половине ХХ века передовые страны вступают в новую стадию развития, названную постиндустриальным (информационным) обществом. Мы будем пользоваться этими терминами как синонимами… Исследователи определяют этот этап развития также как «информационное общество», «постбуржуазное общество», «посткапиталистический строй», «постпредпринимательское общество», «поздний капитализм», «общество знаний». Интересен шведский термин (К-общество), выражающий три аспекта нового общества: знание, компетенция и коммуникация» [5, с. 84]. Отметим в заключение, что коммуникации как явление информационного общества выступают движущей силой волонтёрского движения, зиждущегося на взаимной помощи и поддержке, с одной стороны, и необходимости осуществления витальной жизненной потребности в общении (коммуникации) – с другой.

Список литературы

1. Арефьев М. А., Давыденкова А. Г. Принцип взаимопомощи русского анархоколлективизма как базисная ценность отечественного кооперативного движения // Сборник материалов XV Свято-Троицких ежегодных международных академических чтений в Санкт-Петербурге. 27–30 мая 2015 г. / Отв. ред. Д. В. Шмонин. – СПб.: РХГА, 2015. – С. 266–268.

2. Бороноев А. О. Социология и социологическое образование в Санкт-Петербургском государственном университете: К 25-летию факультета социологии. – СПб.: Издательство Санкт-Петербургского государственного университета, 2014. – 263 с.

3. Вандышева Л. В. Особенности интернет-общения волонтёров // Азимут научных исследований: педагогика и психология. – 2016. – № 2(15). – С. 280–282.

4. Васильева Т. С., Орлов В. В. Социальная философия: Учебное пособие. – 4-е изд., перераб. и доп. – Пермь: Издательство Пермского государственного университета, 2007. – 340 с.

5. Гриценко В. С. Труд в постиндустриальном обществе. – Пермь: Издательство Пермского национального исследовательского политехнического университета, 2013. – 210 с.

6. Гулина М. А. Волонтёрство // Словарь-справочник по социальной работе. – СПб.: Питер, 2008. – 395 с.

7. Давыденкова А. Г. Философия личности и культурно-институциональные процессы. – СПб.: ЛГУ имени А. С. Пушкина, 2005. – 220 с.

8. Институт социальный // Российская социологическая энциклопедия. – URL: http://www.вокабула.рф/словари/социологический-словарь/институт-социальный (дата обращения 01.03.2021).

9. Мартьянов Д. С. Социологическое исследование политического сознания интернет-пользователей // Вестник Ленинградского государственного университета имени А. С. Пушкина. – 2013. – Т. 2. – № 1. – С. 195–203.

10. Соколов А. В. Сетевая гражданская активность в современной России // Вестник Костромского государственного университета имени Н. А. Некрасова. – 2013. – № 6. – С. 159–161.

11. Рассел Д. Волонтёрство. – М.: Дело, 2013. – 170 с.

12. Сушко В. А. Проявление волонтёрства в современном российском обществе // Теория и практика общественного развития. – 2017. – № 11. – С. 43–46.

13. Туфанов А. О. Вишняков М. А. Волонтёрское движение как показатель общественной самоорганизации: философские и социально-этические аспекты // Философия науки: история и современность: монография / под ред. И. Д. Осипова, С. Н. Погодина. – СПб.: ПОЛИТЕХ-ПРЕСС, 2020. – С. 208–219.

14. Указ Президента Российской Федерации от 27.11.2017 г. № 572 О Дне добровольца (волонтера). – URL: http://www.kremlin.ru/acts/bank/42521 (дата обращения 01.03.2021).

15. Щепкин М. Б., Михайлова В. М., Повесткина А. А. Волонтёрство в обеспечении роста социальной ответственности бизнеса // Sciences of Europe. – 2017. – № 13. – С. 82–87.

References

1. Arefev M. A., Davydenkova A. G. The Principle of Mutual Assistance of Russian Anarcho Collectivism as the Basic Value of the Domestic Cooperative Movement [Printsip vzaimopomoschi russkogo anarkhokollektivizma kak bazisnaya tsennost otechestvennogo kooperativnogo dvizheniya]. Sbornik materialov XV Svyato-Troitskikh ezhegodnykh mezhdunarodnykh akademicheskikh chteniy v Sankt-Peterburge, 27–30 Maya 2015 goda (Collected Materials of the XV Holy Trinity Annual International Academic Readings in St. Petersburg, 27–30 May 2015). Saint Petersburg: RKhGA, 2015, pp. 266–268.

2. Boronoev A. O. Sociology and Sociological Education at St. Petersburg State University: On the 25th Anniversary of the Faculty of Sociology [Sotsiologiya i sotsiologicheskoe obrazovanie v Sankt-Peterburgskom gosudarstvennom universitete: K 25-letiyu fakulteta sotsiologii]. Saint Petersburg: Izdatelstvo Sankt-Peterburgskogo gosudarstvennogo universiteta, 2014, 263 p.

3. Vandysheva L. V. Features of Internet Communication of Volunteers [Osobennosti internet-obscheniya volonterov]. Azimut nauchnykh issledovaniy: pedagogika i psikhologiya (Azimuth of Scientific Research: Pedagogy and Psychology), 2016, no. 2 (15), pp. 280–282.

4. Vasileva T. S., Orlov V. V. Social Philosophy [Sotsialnaya filosofiya]. Perm: Izdatelstvo Permskogo gosudarstvennogo universiteta, 2007, 340 p.

5. Gritsenko V. S. Labor in a Post-Industrial Society [Trud v postindustrialnom obschestve]. Perm: Izdatelstvo Permskogo natsionalnogo issledovatelskogo politekhnicheskogo universiteta, 2013, 210 p.

6. Gulina M. A. Volunteering [Volonterstvo]. Slovar-spravochnik po sotsialnoy rabote (Dictionary-Guide to Social Work). Saint Petersburg: Piter, 2008, 395 p.

7. Davydenkova A. G. Philosophy of Personality and Cultural and Institutional Processes [Filosofiya lichnosti i kulturno-institutsionalnye protsessy]. Saint Peterburg: LGU imeni A. S. Pushkina, 2005, 220 p.

8. Social Institute [Institut sotsialnyy]. Available at: http://www.вокабула.рф/словари/социологический-словарь/институт-социальный (accessed 01 Marth 2021).

9. Martyanov D. S. A Sociological Study of the Political Consciousness of Internet Users [Sotsiologicheskoe issledovanie politicheskogo soznaniya internet-polzovateley]. Vestnik Leningradskogo gosudarstvennogo universiteta imeni A. S. Pushkina (The Bulletin of Leningrad State University named after Alexander Pushkin), 2013, vol. 2, no. 1, pp. 195–203.

10. Sokolov A. V. Network Civil Activity in Modern Russia [Setevaya grazhdanskaya aktivnost v sovremennoy Rossii]. Vestnik Kostromskogo gosudarstvennogo universiteta imeni N. A. Nekrasova (Bulletin of KostromaStateUniversity named after N. A. Nekrasov), 2013, no. 6, pp. 159–161.

11. Rassel D. Volunteering [Volonterstvo]. Moscow: Delo, 2013, 170 p.

12. Sushko V. A. The Manifestation of Volunteerism in Modern Russian Society [Proyavlenie volonterstva v sovremennom rossiyskom obschestve]. Teoriya i praktika obschestvennogo razvitiya (Theory and Practice of Social Development), 2017, no. 11. pp. 43–46.

13. Tufanov A. O. Vishnyakov M. A. The Volunteer Movement as an Indicator of Social Self-Organization: Philosophical and Socio-Ethical Aspects [Volonterskoe dvizhenie kak pokazatel obschestvennoy samoorganizatsii: filosofskie i sotsialno-eticheskie aspekty]. Filosofiya nauki: istoriya i sovremennost (Philosophy of Science: History and Modernity). Saint Petersburg: POLITEKh-PRESS, 2020, pp. 208–219.

14. Decree of the President of the Russian Federation no. 572 of 27.11.2017 On the Day of the Volunteer (Volunteer) [Ukaz Prezidenta Rossiyskoy Federatsii ot 27.11.2017 g. no. 572 O Dne dobrovoltsa (volontera)]. Available at: http://www.kremlin.ru/acts/bank/42521 (accessed 01 March 2021).

15. Schepkin M. B., Mikhaylova V. M., Povestkina A. A. Volunteerism in Ensuring the Growth of Social Responsibility of Business [Volonterstvo v obespechenii rosta sotsialnoy otvetstvennosti biznesa]. Sciences of Europe, 2017, no. 13, pp. 82–87.

 
Ссылка на статью:
Арефьев М. А., Клешнёва Л. И. Волонтёрство как формирующийся социальный и культурный институт информационного общества // Философия и гуманитарные науки в информационном обществе. – 2021. – № 1. – С. 71–79. URL: http://fikio.ru/?p=4314.

 
© М. А. Арефьев, Л. И. Клешнёва, 2021

УДК 327

Сирота Наум Михайлович – Санкт-Петербургский государственный университет аэрокосмического приборостроения, профессор кафедры истории и философии, доктор политических наук, профессор, Санкт-Петербург, Россия.

Email: sirotanm@mail.ru

SPIN: 7312-5333

Мохоров Геннадий Анатольевич – Военная академия связи имени Маршала Советского Союза С. М. Буденного, профессор кафедры гуманитарных и социально-экономических дисциплин, доктор исторических наук, профессор, Санкт-Петербург, Россия.

Email: g.mohorov@gmail.com

SPIN: 6726-9623

Хомелева Рамона Александровна – Санкт-Петербургский государственный университет аэрокосмического приборостроения, профессор кафедры истории и философии, доктор философских наук, профессор, Санкт-Петербург, Россия.

Email: homeleva@yandex.ru

SPIN: 6693-0424

Авторское резюме

Состояние вопроса: В теории международных отношений остаются мало исследованными формирование «новой нормальности» глобальной миросистемы, эволюция функционирующего мироустройства в полицентрический миропорядок и адаптация России к этому процессу.

Результаты: В складывающейся международно-политической ситуации перспективы России в глобальном соперничестве в существенной степени зависят от обретения постсоветской национально-государственной идентичности и использования инструментария «умной» внешней политики. Жесткий внешнеполитический курс способен деградировать и стать фактором отвлечения общества от задач национального возрождения, подрыва его потенциала, как это произошло с СССР.

Область применения результатов: Предложенный подход отражает авторскую позицию по вопросу о наиболее продуктивных направлениях геостратегии России в долгосрочной перспективе, позволяющих усилить ее влияние на международные процессы.

Выводы:

1. При нынешних технико-экономических возможностях России стратегический выбор в пользу присоединения к одному из основных акторов мировой политики (США, Евросоюз, Китай) означал бы ту или иную форму её зависимости и подчинения.

2. Оптимальная стратегия России видится в маневрировании, сочетающем взаимодействие с западным (евроатлантическим) сообществом, включая элементы экономической интеграции, с использованием для своего развития потенциала государств азиатско-тихоокеанского региона (АТР).

Ключевые слова: «новая нормальность»; полицентрический миропорядок; глобальное управление; национально-государственная идентичность России; «умная» внешняя политика.

Russia in the “New Normality” of the Global World System

Sirota Naum Mikhailovich – Saint Petersburg State University of Aerospace Instrumentation, Professor of the Department of History and Philosophy, Doctor of Political Sciences, Saint Petersburg, Russia.

Email: sirotanm@mail.ru

Mokhorov Gennady Anatolyevich – Military Academy of Communications named after Marshal of the Soviet Union S. M. Budyonny, Professor of the Department of Humanities and Socio-Economic Disciplines, Doctor of Letters, Saint Petersburg, Russia.

Email: g.mohorov@gmail.com

Khomeleva Ramona Aleksandrovna – Saint Petersburg State University of Aerospace Instrumentation, Professor of the Department of History and Philosophy, Doctor of Philosophy, Saint Petersburg, Russia.

Email: homeleva@yandex.ru

Abstract

Background: In the theory of international relations, the formation of a “new normality” of the global world system, the evolution of a functioning world order into a polycentric one and Russia’s adaptation to this process are studied insufficiently.

Results: In the current international political situation, Russia’s prospects in global rivalry largely depend on the acquisition of a post-Soviet national-state identity and the use of smart foreign policy tools. A tough foreign policy course can degrade and become a factor in diverting society from the tasks of national revival, weakening its capacity, as it happened in the USSR.

Implications: The proposed approach reflects the authors’ position on the issue of the most productive trends of Russia’s geostrategy in the long term, allowing it to increase its influence on international processes.

Conclusion:

1. Within the current technical and economic capabilities of Russia, a strategic choice in favor of joining one of the main actors in world politics (USA, European Union, China) would mean one or another form of its dependence and subordination.

2. Russia’s optimal strategy seems to be in maneuvering that combines interaction with the Western (Euro-Atlantic) community, including elements of economic integration, using the potential of the APR states for its development.

Keywords: “new normality”; polycentric world order; global governance; the national-state identity of Russia; smart foreign policy.

Современный мир находится в стадии стремительных изменений, перспективы которых во многом неясны. Их скорость такова, что в течение последних лет спрессовалось содержание категорий «пространство-время». С учетом новейших отечественных и зарубежных публикаций в статье предпринимается попытка раскрытия места и роли России в международно-политических процессах последних десятилетий, факторов ее влияния на динамику мирового развития.

Переломный период в развитии глобальной миросистемы известные отечественные и зарубежные эксперты оценивают как становление «новой нормальности» в глобальной миросистеме [см.: 1]. В прогнозе ИМЭМО РАН в качестве важнейшей характеристики современных международных отношений последних лет рассматривается высокий уровень неопределенности, к 2020 г. уступающей место негативной неопределённости на среднесрочном горизонте 2024–2025 гг. [см.: 2, с. 99].

Причина этой трансформации, по мнению авторов прогноза, кроется в росте напряженности на глобальном уровне и конфликтогенности – на региональном и национальном, синергия которых будет усугублять негативные ожидания и препятствовать установлению доверия, достижению взаимоприемлемых решений и компромиссов. Одновременно в русле наметившейся в последние годы тенденции теряют легитимность и эффективность функционирующие правовые, регулятивные механизмы, институты и инструменты.

Пандемия коронавируса актуализирует вопрос о формулировании мировым сообществом новой парадигмы общественной динамики – ответственного социального развития. Её инструментарий на национальном и глобальном уровне предстоит выработать.

Происходящие в мире общественные трансформации свидетельствуют о его движении в направлении полицентричности и цивилизационной разнородности, формировании сложной многослойной системы с конкурирующими и часто пересекающимися интересами становления, по выражению сотрудника влиятельной исследовательской корпорации РЭНД М. Мазарра, «смешанного» миропорядка [см.: 3].

Прогнозируется и другой сценарий – возникновение «новой биполярности» по линии «США – Китай» с соответствующей перегруппировкой альянсов и государств. Перспектива превращения Китая в полюс притяжения для недовольных Соединенными Штатами стран и народов, на наш взгляд, весьма проблематична прежде всего ввиду гетерогенности мирового сообщества и конфликтности интересов акторов. Высказывается гипотетическое предположение о том, что в новой биполярности роль «полюсов» сыграют «страны золотого миллиарда» и «обездоленная часть человечества».

Первый из этих сценариев – полицентризации мира – представляется наиболее вероятным ввиду доминирования мегатрендов глобализации, интеграции и демократизации, которые взаимовлияют друг на друга и оказывают повсеместное воздействие на мировое развитие [см.: 4]. Полицентризм как антитеза биполярности не является гарантией международной стабильности, поскольку увеличение числа конкурирующих центров силы не может не сопровождаться возникновением элементов дезорганизации и в худшем варианте способно привести к хаосу.

Важнейшей характеристикой переходного периода к полицентризму является рост числа вызовов и угроз безопасности государств, имеющих экзистенциальный характер и требующих консолидированной реакции разнообразных акторов – от местного самоуправления до глобальных ТНК и руководства великих держав. Возникшие во второй половине ХХ века угрозы глобального, регионального и национального масштаба усугубились и дополнились новыми: транснационализация организованной преступности в целом и трансграничный по масштабу оборот наркотиков в частности; противоправные операции в сфере высоких технологий и масштабная, обретшая почти государственный размах, киберпреступность; пандемии, деградация окружающей среды и др.

Среди факторов, определяющих динамику современного мира, вес и влияние государств, преобладают экономические и научно-технические. Именно эти факторы наиболее значимы для обеспечения основной потребности населения – в благосостоянии. Акцент на экономических факторах силы характерен для ведущих держав мира – США и Китая.

Экономическое соперничество может обостриться и стать ещё более значимой частью мировой конкуренции из-за начавшейся смены технологического уклада – цифровой революции, новой волны роботизации, почти революционных изменений в медицине, образовании и энергетической сфере [см.: 5].

Вместе с тем ограниченно повышается значимость военной силы. На верхнем, глобальном уровне её прямое применение сдерживается ядерным фактором, но военная сила широко используется на низких уровнях – внутренних противостояний, гражданских войн и субрегиональных конфликтов.

Противостояние между Россией и Западом, США и Китаем, по ряду параметров обладающее признаками холодной войны второй половины ХХ века, подрывает управляемость международными рисками, блокирует сложившиеся механизмы согласования интересов. Возросла вероятность возникновения конфликтов в результате случайностей, технических неполадок, неверно истолкованных действий и т. п. Продолжение геополитической конфронтации (взаимное применение экономических санкций, военно-политическое противостояние) чревато срывом взаимодействия ведущих мировых держав по ключевым проблемам глобальной безопасности.

В условиях нарастания вызовов и угроз международной безопасности растет запрос на глобальное управление. Вместе с тем при нынешнем состоянии международно-политической среды, как резонно полагают известные отечественные эксперты, «формирование системы институтов, способных осуществлять эффективное управление, растянется на длительный срок» [6, с. 288]. По своему содержанию и формам реализации управление новыми процессами будет существенно отличаться от периодов биполярности и «плюралистической однополярности».

В развернувшемся центро-силовом соперничестве Россия благодаря геополитическому положению в центре Евразии, ядерному потенциалу и природным ресурсам является одним из ключевых акторов на международной арене, трансрегиональной страной с элементами глобального влияния. Вместе с тем её доля в мировом ВВП составляет около трех процентов, а экономические перспективы достаточно проблематичны и во многом зависят от смены нынешней энерго-сырьевой парадигмы на инновационную. В перспективе только Европа или США могут предоставить ресурсы, необходимые для диверсификации экономики и повышения производительности труда.

Оказались нереализованными два стратегических плана, существовавших с 1990-х гг., – интеграция в западную цивилизацию и реинтеграция бывших союзных республик под эгидой России. Евразийский Союз в настоящее время является малоэффективным интеграционным образованием, лишённым видимых перспектив для решения поставленных перед ним задач. Возглавляемая Россией Организация Договора о коллективной безопасности (ОДКБ), включающая шесть республик бывшего СССР, существует более двух десятилетий и так и не стала интегрированной военной организацией. Более того, все номинальные союзники России официально провозглашают многовекторность и постоянно балансируют между глобальными и региональными центрами силы современного мира. Реалии постсоветского пространства и действительные потребности российской внешней и военной политики одновременно позволяют и требуют создания гибкой системы партнёрств, обеспечивающей защиту и продвижение национальных интересов.

Ограниченные результаты даёт российская стратегия «разворота на восток» и партнёрства с Китаем, вызванная поисками дополнительных источников экономического роста в условиях санкционного давления со стороны Запада. Несмотря на совпадение некоторых геополитических интересов, Китай готов оказывать поддержку России лишь в той мере, в которой это соответствует его задачам. Некомфортную политическую атмосферу для реализации стратегии «разворота на восток»» создают противоречия между государствами АТР.

При существующих международных реалиях использование «жёсткой силы» позволяет России ставить перед собой амбициозные цели и играть одну из ведущих ролей на мировой арене. Однако её использование в качестве средства разрешения противоречий между центрами силы в существенной степени ограничено ядерным патом.

Продуктивный в определённый период напористый и жёсткий внешнеполитический курс чреват вероятными негативными последствиями – превращением в способ отвлечения общества от стоящих перед ним задач экономического и политического развития, подрывом потенциала страны непосильной гонкой вооружений (как это произошло с СССР), и, наконец, втягиванием её в региональные и точечные военные конфликты с угрозой лобового столкновения. Рациональность во внешней политике означала бы отказ от попыток влиять на развитие событий в каждой точке мира, а участие России только в ключевых точках, значимых для ее национальных интересов.

В складывающейся международно-политической ситуации актуален вопрос об адаптации России к формирующейся «новой нормальности» глобальной миросистемы. Наряду с созданием инновационной экономики перед страной стоит задача формирования геостратегии, способной ответить на вызовы безопасности. Решение этой задачи в существенной степени зависит от обретения новой российской национально-государственной идентичности, ибо без культурно-исторического и ментального самоопределения невозможно сформулировать внешние ориентиры и успешно конкурировать на международной арене. В обостряющемся глобальном соперничестве наиболее выигрышными представляются позиции государств, чья идентичность имеет большую историческую, культурную, этническую и политическую глубину.

Дебаты о национальной идентичности России и ее роли в мире продолжаются уже более полутора столетий и концентрируются в основном на взаимодействии с Западом при отсутствии сколько-нибудь значительного внимания к Китаю. В последние десятилетия динамика американо-китайских отношений анализируется российскими экспертами в категории «треугольника» и принимается во внимание при выработке глобальной стратегии.

Самоопределение России способно оказать существенное влияние на становление мирового порядка, основывающегося на полицентризме с изменяющейся иерархией центров силы и геополитическом соперничестве. В формирующемся миропорядке отношения между странами станут более жёсткими, а управлять миром будет сложнее из-за усиления турбулентности и периодически возникающих причин для конфронтации.

Привлекательность полицентризма для России состоит прежде всего в объективном характере тектонических сдвигов, происходящих со времен эрозии биполярного миропорядка по мере размывания противостоящих друг другу глобальных блоков. В тренд к полицентризму органично вписывается и гигантский совокупный потенциал страны для взаимодействия с внешним миром.

Важным фактором, способным в существенной мере компенсировать дефицит материальных ресурсов России, может стать «умная» внешняя политика. Ее содержание не должно сводиться к повышению гибкости внешнеполитического курса и совершенствованию механизма принятия решений. Речь должна идти о задачах принципиально иного масштаба – продуманной геостратегии с обозначением важнейших приоритетов и потенциальных союзников, радикальном обновлении и расширении инструментария, используемого в международных отношениях. Переход на более высокий уровень политики откроет перед страной новые возможности международного влияния и перспективы интеграции в формирующуюся мировую систему.

В продолжающейся полемике по вопросу о самоопределении России в международной среде – следовать ли в русле Запада или создавать уникальную цивилизацию, развивающуюся по собственной логике, мы считаем оптимальным следующий подход: геополитически Россия – страна евразийская, а в этнокультурном, конфессиональном и, главное, ценностном плане – неотъемлемая, хотя и особая часть европейской цивилизации, её восточное продолжение. На наш взгляд, именно такое видение российской идентичности позволит стране наиболее адекватно адаптироваться к глобальным трендам и ощутимо влиять на них.

Предстоит сформировать модель интенсивного развития, которая вберёт в себя лучшие из российских ценностей (сильное государство, социальная справедливость, межнациональная толерантность, христианский гуманизм и др.), и выработать новый, приемлемый для России синтез с ценностями универсальными, общечеловеческими. Опасность, грозящая положению России в мире, заключается в консервации функционирующей корпоративно-олигархической модели социально-экономического устройства, мобилизуя для этого рычаги власти и существующие возможности.

Не лишено резона высказанное в недавнем прошлом мнение одного из ведущих геостратегов США Зб. Бжезинского об оптимальном выборе Россией места в формирующемся миропорядке: «…Будущее России зависит от её способности стать важным и влиятельным национальным государством в составе объединяющейся Европы. Если этого не произойдёт, то это крайне негативно скажется на способности России противостоять растущему территориально-демографическому давлению со стороны Китая, который проявляет всё большее стремление (по мере роста своей мощи) аннулировать “неравноправные” договоры, навязанные Пекину Москвой в прошлом» [7].

Реалистично и продуктивно суждение гуру международно-политической науки бывшего госсекретаря США Г. Киссинджера о том, что «долгосрочные интересы США и России требуют, чтобы мир превратил нынешнюю турбулентность и переменчивость в новое равновесие, которое будет всё более многополярным и глобализованным». Для стабилизации обстановки в мире, полагает он, «любые попытки улучшить отношения обоих государств должны сопровождаться диалогом о зарождающемся новом мировом порядке» [8]. В центр этого диалога Г. Киссинджер рекомендует поставить следующие вопросы. Какие тенденции разрушают старый порядок и формируют новый? Какие вызовы эти изменения бросают российским и американским национальным интересам? Какую роль каждая из стран хочет играть в формировании этого нового порядка, и на какое положение в нем они могут рассчитывать? Как нам состыковать очень разные идеи о мировом порядке, которые появляются в России, США и других крупных странах на основе их исторического опыта? Цель диалога, согласно Г. Киссинджеру, «должна заключаться в том, чтобы разработать стратегическую концепцию российско-американских отношений, в которой можно преодолеть пункты противоречий» [8].

Характеризуя нынешнее состояние отношений между Россией и Западом, один из основателей неоклассического реализма в теории международных отношений1 У. Уолфорт полагает, что им «недостает реалистского мировосприятия, причем с обеих сторон…» [9, с. 153].

В обстановке обостряющегося соперничества и взаимозависимости между двумя наиболее мощными центрами силы современного мира – США и Китаем оптимальная стратегия России, на наш взгляд, должна состоять, во-первых, в укреплении своих позиций на американском направлении за счёт китайского фактора и балансировании растущего китайского влияния благодаря американскому фактору; во-вторых, в налаживании стратегического партнёрства с Индией, Японией и государствами Юго-Восточной Азии. Россия могла бы играть роль цивилизационного моста между ведущими центрами силы – США, Европой и Китаем.

Потенциально Россия может оказаться в роли государства-балансира или swing state (колеблющегося государства), то есть уступающего по своей мощи США и Китаю и вынужденного конъюнктурно по тем или иным проблемам выступать в качестве партнера каждого из них. Многообразные и многоуровневые партнёрства с обоими государствами могут стать оптимальной стратегией России для укрепления позиций в мире, что потребует тщательного продумывания внешнеполитических акций и просчитывания их последствий. Такой подход к двусторонним отношениям с США и Китаем отвечает сути и принципам реализма как внешнеполитического мышления.

Благоприятный сценарий для России – формирование сбалансированной полицентрической модели мирового порядка с перспективой интеграции экономического и политического пространства по линии «Лиссабон – Владивосток». В рамках этого сценария возможно и необходимо налаживание многостороннего взаимодействия с государствами АТР, включая их участие в развитии территорий и отраслей экономики. Однако в долгосрочном плане сотрудничество с Китаем и другими странами АТР не должно стать альтернативой интеграции с Европой.

Движение России в направлении если не союзничества, то близкого партнёрства с западным (евроатлантическим) сообществом станет возможным при готовности последнего к построению равноправных и уважительных отношений с ней, отказе от попыток поставить в зависимое положение при существующей аcимметрии экономического и научно-технического потенциалов. Решение проблемы видится, во-первых, в достижении договоренности об общих интересах и их иерархии, во-вторых, в формулировании некоего «кодекса» поведения сторон и согласования действенных механизмов урегулирования разногласий.

Как территориально самая большая страна, сталкивающаяся с многочисленными вызовами по периметру своих границ, Россия заинтересована в сотрудничестве с самыми разными партнёрами для противодействия этим вызовам, стремиться к минимизации конфликтов с соседями, поиску оптимальных комбинаций партнёрств для решения конкретных проблем. Попытки отгородиться от изменяющегося мира в рамках некоего особого пути бесперспективны и контрпродуктивны.

Важным средством достижения Россией своих внешнеполитических целей должно служить формирование благоприятного имиджа, построенного вокруг идеи движения вперёд и развития, а не призывов к консервации статус-кво или возвращения в прошлое, будь то советское или досоветское. Тем более, что это прошлое далеко не всегда было привлекательным для собственного населения и для других государств, особенно соседей. Военное усиление способно лишь частично компенсировать слабость других факторов силы, в частности, имиджевых.

Будущий образ России будет зависеть от реализации её инновационного потенциала, способности сочетать открытость к глобальным вызовам с бережным отношением к национальной культуре и традициям. Главная проблема международного имиджа страны – это сама российская действительность.

Стратегическим ресурсом страны в преодолении инерции ресурсного развития и выходе на инновационный путь должен стать этический императив человеческого достоинства. Он непосредственно конвертируется в прагматические ценности и становится ликвидным в экономическом и технологическом смысле. Наоборот, диктат, подавление созидательной инициативы, лишение индивидов перспектив самореализации тормозят реализацию назревших общественных потребностей.

Вышеизложенное позволяет сделать следующие выводы.

1. Переход к «новой нормальности» глобальной миросистемы будет сопровождаться кардинальными сдвигами в соотношении сил в мире, и его наиболее вероятным результатом явится утверждение того или иного варианта полицентризма в международных отношениях.

2. В современных условиях не исключён конфликт между наиболее влиятельными странами мира, в том числе ядерный, с возможными катастрофическими последствиями для глобального социума.

3. Россия располагает необходимыми геостратегическими позициями, экономическим, ресурсным и интеллектуальным потенциалом для обретения себя в качестве державы, способной оказывать существенное влияние на становление полицентрического миропорядка.

4. Приоритетными целями США, Китая и России должны быть неконфронтационное взаимодействие, предотвращение военных конфликтов, согласование интересов по вопросам глобального управления и развития.

5. Наличие сфер совпадения интересов и сотрудничества США и России с течением времени поставит оба государства перед необходимостью возврата к политике «партнёр-соперник».

Список литературы

1. Глобальная система на переломе: на пути к новой нормальности // Мировая экономика и международные отношения. – 2016. – № 8. – С. 5–25. DOI: 10.20542/0131-2227-2016-60-8-5-25.

2. Россия и мир: 2020. Экономика и внешняя политика. Ежегодный прогноз / рук. проекта: А. А. Дынкин, В. Г. Барановский; отв. ред.: Г. И. Мачавариани, И. Я. Кобринская. – М.: ИМЭМО РАН, 2019. – 172 с.

3. Mazarr M. The Once and Future Order. What Comes After Hegemony? // Foreign Affairs. – 2017. – January–February. – Vol. 96. – № 1. – Pp. 34–40.

4. Антюхова Е. А., Байков А. В., Боришполец К. П., Зиновьева Е. С., Иноземцев М. И., Казаринова Д. Б., Касаткин П. И., Кузнецов Д. А., Лебедева М. М., Лошкарёв И. Д., Надточей Ю. И., Никитина Ю. А., Рустамова Л. Р., Харкевич М. В., Хохлова Н. И., Чернявский С. И. Мегатренды мировой политики и их развитие в XXI веке: учебное пособие для студентов вузов / Под ред. М. М. Лебедевой. – М.: Аспект Пресс, 2019. – 400 с.

5. Стратегия для России. Российская внешняя политика: конец 2010-х начало 2020-х годов. Тезисы рабочей группы Совета по внешней и оборонной политике // Совет по внешней и оборонной политике – официальный сайт. URL: http://svop.ru/wp-content/uploads/2016/05/тезисы_23мая_sm.pdf (дата обращения 21.01.2021).

6. Мир 2035. Глобальный прогноз / под ред. А. А. Дынкина; ИМЭМО им. Е. М. Примакова РАН. – М.: Магистр, 2017. – 352 с.

7. Brzezinski Z. K. Toward a Global Realignment // The American Interest. – 2016. – Vol. 11. – № 6. URL: http://www.the-american-interest.com/2016/04/17/toward-a-global-realignment/ (дата обращения 21.01.2021).

8. Kissinger’s Vision for U. S. – Russia Relations // The National Interest. – 2016. – February 4. URL: https://nationalinterest.org/feature/kissingers-vision-us-russia-relations-15111 (дата обращения 21.01.2021).

9. Уолфорт У. «Российско-западным отношениям недостает реалистского мировосприятия, причем с обеих сторон…» // Международные процессы. – 2015. – Т. 13. – № 4. – С. 153–165.

References

1. Global System on the Brink: Pathways toward a New Normal [Globalnaya sistema na perelome: na puti k novoy normalnosti]. Mirovaya ekonomika i mezhdunarodnye otnosheniya. (World Economy and International Relations), 2016, vol. 60, no. 8, pp. 5–25. DOI: 10.20542/0131-2227-2016-60-8-5-25.

2. Dynkin A. A., Baranovskiy V. G. (Mngs.); Machavariani G. I., Kobrinskaya I. Ya. (Eds.) Russia and the World: 2020. Economics and Foreign Affairs. Annual Forecast [Rossiya i mir: 2020. Ekonomika i vneshnyaya politika. Ezhegodnyy prognoz]. Moscow: IMEMO RAN, 2019, 172 p.

3. Mazarr M. The Once and Future Order. What Comes After Hegemony? Foreign Affairs, 2017, January–February, vol. 96, no. 1, pp. 34–40.

4. Antyukhova E. A., Baykov A. V., Borishpolets K. P., Zinoveva E. S., Inozemtsev M. I., Kazarinova D. B., Kasatkin P. I., Kuznetsov D. A., Lebedeva M. M., Loshkarev I. D., Nadtochey Yu. I., Nikitina Yu. A., Rustamova L. R., Kharkevich M. V., Khokhlova N. I., Chernyavskiy S. I.; Lebedeva M. M. (Ed.) Megatrends of World Politics and Their Development in the XXI Century [Megatrendy mirovoy politiki i ikh razvitie v XXI veke]. Moscow: Aspekt Press, 2019, 400 p.

5. Strategy for Russia. Russian Foreign Policy: Late 2010s – Early 2020s. Theses of the Working Group of the Council on Foreign and Defense Policy. [Strategiya dlya Rossii. Rossiyskaya vneshnyaya politika: konets 2010-kh nachalo 2020-kh godov. Tezisy rabochey gruppy Soveta po vneshney i oboronnoy politike]. Available at: http://svop.ru/wp-content/uploads/2016/05/тезисы_23мая_sm.pdf (accessed 21.01.2021).

6. Dynkin A. A. (Ed.) The World of 2035. Global Outlook [Mir 2035. Globalnyy prognoz]. Moscow: Magistr, 2017, 352 p.

7. Brzezinski Z. K. Toward a Global Realignment. The American Interest, 2016, vol. 11, no. 6. Available at: http://www.the-american-interest.com/2016/04/17/toward-a-global-realignment/ (accessed: 21.01.2021).

8. Kissinger’s Vision for U. S. – Russia Relations. The National Interest, 2016, February 4. Available at: https://nationalinterest.org/feature/kissingers-vision-us-russia-relations-15111 (accessed: 21.01.2021).

9. Wohlforth W. “Russian-Western Relations Lack Realpolitik Mentality on Both Sides…” [“Rossiysko-zapadnym otnosheniyam nedostaet realistskogo mirovospriyatiya, prichem s obeikh storon…”]. Mezhdunarodnye protsessy (International Trends), 2015, vol. 13, no. 4, pp. 153–165.

 
1 Отличительная особенность неоклассического реализма состоит в инкорпорировании в политический реализм нематериальных мотивов внешнеполитического поведения, прежде всего соображений престижа и статуса.

 
Ссылка на статью:
Сирота Н. М., Мохоров Г. А., Хомелева Р. А. Россия в «новой нормальности» глобальной миросистемы // Философия и гуманитарные науки в информационном обществе. – 2021. – № 1. – С. 44–54. URL: http://fikio.ru/?p=4308.

 
© Н. М. Сирота, Г. А. Мохоров, Р. А. Хомелева, 2021