УДК 316.012+331

 

Трубицын Олег Константинович – Новосибирский государственный университет, институт философии и права, доцент, кандидат философских наук, Новосибирск, Россия.

Email: trubitsyn77@mail.ru

SPIN: 5197-9813

Авторское резюме

Состояние вопроса: В современной социальной науке предметом споров остается вопрос о совместимости капитализма с внеэкономическими формами принуждения к труду, в частности оценка феномена «капитализма рабства».

Методы исследования: Обоснование совместимости рабства и капитализма строится на нескольких возможных основания: а) на утверждении исторической древности капитализма; б) на прагматическом подходе к определению капитализма; в) на положениях мир-системного подхода и концепции периферийного капитализма. Опровержение данных подходов строится в основном с опорой на положения классического марксизма.

Результаты: Капитализм рабства, как он исторически существовал в ранних США, – это неполноценный, периферийный и доиндустриальный капитализм. Здесь работники рабского сектора экономики не являются свободными контрагентами, владельцами своего «капитала». Они не пропитаны духом капитализма и потому едва ли могут стать эффективной рабочей силой в случае механизации сельскохозяйственного производства. Отношения между классами рабовладельцев и рабов при так называемом капитализме рабства аналогичны отношениям между такими же классами рабовладельческого общества, хотя сами рабовладельцы выступают теперь в двоякой роли – еще и как капиталисты в рамках капиталистического по большей части общества. В целом принудительный труд не соответствует требованиям индустриальной стадии технико-экономического развития.

Область применения результатов: Теоретический смысл исследования – опровержение гипотезы о том, что рабовладельческий капитализм является полноценной и легитимной версией капитализма. В практическом плане это позволяет обосновать идею о том, что выход на новую стадию технико-экономического развития требует повышения уровня свободы работника и его заинтересованности в результатах своей деятельности.

Выводы: Так называемый «капитализм рабства» не является вариантом полноценной капиталистической системы, способной к саморазвитию и выходу на индустриальный уровень развития производительных сил.

 

Ключевые слова: экономическая история; рабство; капитализм; капитализм рабства; мир-система; периферийный капитализм; наемный труд; индустриализация.

 

On the Question of Slave-Owning Capitalism

 

Trubitsyn Oleg Konstantinovich – Novosibirsk State University, Institute of Philosophy and Law, PhD (Philosophy), Associate Professor, Novosibirsk, Russia.

Email: trubitsyn77@mail.ru

Abstract

Background: In modern social science, the issue of the compatibility of capitalism with non-economic forms of forced labor remains the subject of controversy, in particular, the assessment of the phenomenon of “slavery capitalism”.

Research methods: Slavery capitalism, as it historically existed in the early USA, is an inferior, peripheral and pre-industrial capitalism. Here, the workers of the slave sector of the economy are not free contractors, owners of their “capital”. They are not imbued with the spirit of capitalism and therefore can hardly become an effective labor force in the case of mechanization of agricultural production. The relations between the classes of slaveholders and slaves under the so-called capitalism of slavery are analogous to the relations between the same classes of slaveholding society, although the slaveholders themselves now play a dual role – also as capitalists within a capitalist society for the most part. In general, forced labor does not meet the requirements of the industrial stage of technical and economic development.

Results: The theoretical meaning of the study is the refutation of the hypothesis that slaveholding capitalism is a full-fledged and legitimate version of capitalism. In practical terms, this allows us to substantiate the idea that entering a new stage of technical and economic development requires an increase in the level of freedom of the employee and his interest in the results of his activities.

Implications: The theoretical meaning of the study is the refutation of the hypothesis that slaveholding capitalism is a full-fledged and legitimate version of capitalism. In practical terms, this allows us to substantiate the idea that entering a new stage of technical and economic development requires an increase in the level of freedom of the employee and his interest in the results of his activities.

Conclusion: The so-called “slavery capitalism” is not a variant of a full-fledged capitalist system capable of self-development and reaching the industrial level of development of productive forces.

 

Keywords: economic history; slavery; capitalism; slavery capitalism; world-system; peripheral capitalism; wage labor; industrialization.

 

О капитализме написано уже очень многими и очень много. Предложено множество определений и интерпретаций данного явления, но споры продолжаются до сих пор. Среди прочего предметом споров остается вопрос о совместимости капитализма с внеэкономическими формами принуждения к труду – в частности, оценка феномена «капитализма рабства». Так, американский историк экономики С. Беккерт говорит про гуманитарное познание в США, что «никакой другой проблеме здесь в настоящий момент не уделяется столько внимания, как связи капитализма с рабством» [1].

 

В методологическом плане можно выделить два основных подхода к анализу капитализма – классический, который можно назвать атрибутивным, и неклассический, именуемый прагматическим. Атрибутивный подход под капитализмом подразумевает определенную совокупность институциональных атрибутов, таких как защищенная государством частная собственность и т. д., в частности рынок свободного (наемного) труда. Он полагает капитализм, основанный на вещной зависимости и экономическом принуждении к труду, характеристикой современной эпохи, противопоставляемой докапиталистическим эпохам, обществам, формациям или способам производства, основанным на личной зависимости или иных формах данничества и принудительного труда.

 

С. Беккерт характеризует традиционный подход к интерпретации капитализма рабства следующим образом: «Слишком долго историки не видели проблемы в противопоставлении рабства и капитализма. История американского капитализма у них обходилась без рабства, а рабство изображалось как по существу своему некапиталистическое. Вместо того чтобы анализировать его как институт Нового времени, каковым оно и было, они описывали его как домодерное: жестокая, но маргинальная по отношению к более широкой истории капиталистической современности непроизводительная система, задерживавшая экономический рост, артефакт из раннего мира» [1]. Недооценка значимости рабства в ранней экономической истории США и некоторых других стран Америки привела к поиску альтернативных трактовок капитализма и его взаимоотношения с практикой рабовладения. Альтернативный подход к пониманию взаимоотношения рабства и капитализма возникал постепенно в течение ХХ века. Сначала, еще в первой половине ХХ в. С. Джеймс и Э. Уильямс выдвинули тезис о центральной роли рабства для развития капитализма. Почти полвека спустя С. Л. Энгерман и Р. У. Фогель в книге «Время на кресте» заявили, что рабство в США было вполне прибыльным и, более того, вполне современным (модерновым) институтом.

 

Под влиянием подобных идей постепенно формируется новый вариант обоснования легитимности понятия «капитализм рабства», популярный в последние годы – прагматический подход (именуемый еще новой экономической историей), который строится на иных методологических предпосылках, чем классические модели капитализма. С точки зрения данного подхода наличие рынков и товарного производства является необходимым для признания экономического строя капиталистическим, но этого недостаточно. Главное – это процесс капитализации, то есть совокупность практик, при помощи которых различные явления превращаются в генерирующие доход активы. Это смещает акцент с рынков труда и товарного производства на процесс инвестирования капитала. Таким образом, «история капитализма, рассматриваемого прагматически, предстает как история практик – различных форм капитализации, направленных на разные активы и укорененных в разных инвестиционных режимах» [2, с. 142]. Таковыми активами потенциально могут выступать и люди, считающиеся чьей-то собственностью.

 

Таким образом, эти два подхода приводят к разной оценке такого феномена как рабовладельческий капитализм. Разные представители классического атрибутивного подхода предлагают разные списки важнейших институтов, образующих в совокупности феномен капитализма, но все они как правило согласны, что рабство к числу атрибутов капитализма не относится, являясь признаком некапиталистического общества, например, рабовладельческой общественной формации у К. Маркса. В марксистской традиции формации именуются по наиболее эффективному классу собственников, эксплуатирующих определенный класс производителей. И если капитализм строится на эксплуатации буржуазией свободного труда пролетариев, то рабовладельческое общество – на эксплуатации рабовладельцами рабского труда. Точно также М. Вебер и К. Поланьи полагают принудительный труд признаком некапиталистического общества. В частности, Вебер противопоставляет авантюрному предпринимательству, распространенному в Средние века, современное капиталистическое предпринимательство, основанное на рациональной организации свободного труда. Если не развит рынок свободного труда, то из-за отсутствия регулярных сделок найма рабочей силы становится невозможным точный расчет трудовых издержек производства, являющийся основой рациональной организации бизнеса и современного рационального капитализма как такового. Соответственно для К. Маркса, М. Вебера и других классиков социологии рабовладельческий капитализм – это противоречие в определении, ложная интерпретация определенной социальной ситуации, когда мы являемся свидетелями либо относительно маргинального экономического явления – сохранения некоторых докапиталистических пережитков в не полностью развитой капиталистической системе, либо наоборот – проникновения некоторых капиталистических элементов в некапиталистическую по сути систему.

 

По мнению же сторонников прагматического подхода, понятие рабовладельческого капитализма является вполне допустимым и адекватным для описания ситуации, например, в южных штатах США первой половины XIX века. Так, Розенталь доказывает, что «плантационное рабство представляло собой форму капитализма, в которой “труд был капиталом”» [2, с. 139]. В рамках этой модели рабы рассматриваются скорее как «живой капитал», чем как «живой товар». Д. Жихаревич с опорой на Беккерта утверждает, что вопреки А. Смиту и К. Марксу, «если сосредоточиться не на труде, а на инвестиционной привлекательности предприятий, в которых этот труд задействуется, рабство приходится признать важнейшим капиталистическим институтом, ведь на протяжении большей части XVIII и XIX веков хлопковые и сахарные плантации были наиболее предпочтительным объектом для безопасного вложения капитала» [2, с. 138]. Для обоснования этой позиции приводятся также следующие аргументы. Во-первых, плантационное рабство в США было «финансиализированным», в частности, рабы выступали в качестве залоговой собственности. Во-вторых, в ряде аспектов плантационное хозяйство было передовой формой экономической организации, а плантаторы-рабовладельцы – образцовыми капиталистами своего времени.

 

Представление о совместимости капитализма с принудительными формами труда получает также свое обоснование в такой макросоциологической парадигме как мир-системный анализ. По мнению И. Валлерстайна, капитализм и мир-экономика – это практически синонимы, во всяком случае «капитализм возможен лишь в рамках структуры мира-экономики, а не мира-империи» [3, с. 60], а все общества, включенные в структуру мира-экономики, по сути неизбежно являются капиталистическими. В отличие от прагматического подхода историков экономики, «мир-системщики» сосредотачиваются на анализе рынков, в особенности международных, так что капитализм определяется прежде всего процессами коммодификации и коммерциализации, в частности переориентацией поместного землевладения с целей удовлетворения внутренних потребностей на цели извлечения прибыли из товарного производства на международном рынке. Исходя из такого видения, вполне капиталистическими признаются и американское рабство, и крепостничество в Восточной Европе, сформировавшееся в результате вторичного закрепощения. Иначе говоря, крепостничество в Польше XVI в., традиционно определяемое как «феодальные отношения», переименовывается в «капиталистические отношения» на том основании, что европейский мир-экономика в целом капиталистический: «Если это капиталистический мир-экономика, то и социальные отношения, имеющие формальное сходство с феодальными, с необходимостью переопределяются в соответствии с руководящими принципами капиталистической системы» [3, с. 109]. Мир-системная методология строится на принципе «система определяет детали», что означает, что в капиталистической системе не может быть некапиталистических вкраплений и пережитков, но только детерминированные капиталистической системой практики периферийного капитализма, связанные с использованием принудительного труда. Более того, именно развитие капитализма спровоцировало появление и распространение данных практик: без развития «образцового» капитализма в центре мир-системы не произошло бы ни вторичного закрепощения на окраине Европы, ни появления американского рабства.

 

Третий вариант обоснования правомерности понятия рабовладельческого капитализма можно обнаружить у историков экономики, популярных примерно век назад. Имеются в виду такие исследователи как Э. Мейер, М. И. Ростовцев и Ф. М. Хайхельхайм. Они обнаруживали периоды коммерческого подъема в истории древних и средневековых цивилизаций, что подвигло этих историков на то, чтобы интерпретировать данные периоды как «капиталистические». Так Э. Мейер относил возникновение античного капитализма, сменяющего античный феодализм, к VII–VI вв. до нашей эры: «Термины “капитал” и “капитализм” многократно объявлялись… недопустимыми для объяснения отношений античности. В действительности, Афины в пятом и четвертом веках стоят точно также под знаком капитализма, как Англия с восемнадцатого и Германия с девятнадцатого столетия» [цит. по: 4, с. 618]. Греческое и римское рабовладение рассматривается в такой перспективе по аналогии с рабовладением в южных штатах США как дополнение капитализма, а не как его отрицание [см.: 5]. Сходную интерпретацию дает М. И. Ростовцев в статье «Капитализм и народное хозяйство в древнем мире». Однако Ростовцев, как и Ф. М. Хайхельхайм, рассматривает всю мировую историю как сюжет борьбы капиталистического и социалистического принципов социальной организации, а не капитализма и феодализма как Мейер. Вслед за ними и многие современные историки склонны обнаруживать капитализм в цивилизациях далекого прошлого (Древней Греции и Риме и т. д.). Например, «Кембриджская история капитализма» обнаруживает капитализм уже в Вавилоне, средневековых Китае, Индии и на Ближнем Востоке [см.: 6]. Таким образом мы получаем общества не только с рабовладельческим капитализмом, но и с этатистским и с феодальным капитализмом. Исходя из тематики данной статьи наиболее значимо здесь утверждение того принципа, что в рамках данного подхода капиталистическим может быть признано даже такое общество, в котором рабство играет системообразующую роль, будучи широко распространенным не только в сфере домашних услуг, но и на производстве.

 

Итак, мы сталкиваемся с двумя интерпретациями соотношения капитализма и рабства (и других форм внеэкономического принуждения к труду). Согласно одной версии, общество, в котором относительно широко распространено рабство (по крайней мере в сфере производства) либо вообще не может быть названо капиталистическим, либо, если прочие атрибуты капитализма развиты в нем достаточно выраженно, то такую систему можно назвать капиталистической лишь с оговорками. Такое общество является обществом с ограниченным, неразвитым капитализмом, не соответствующим идеально-типической модели капитализма. При этом до Нового времени полноценного капитализма нигде в принципе не существовало[1], и, в частности, то, что именуют античным капитализмом – это по сути рабовладельческая, а не капиталистическая система. Первая версия также неявно предполагает, что рабовладельческий капитализм, будучи неполноценным капитализмом, является неэффективной моделью, не способной к самоподдерживающемуся росту, поскольку рабский труд малопродуктивен и тормозит экономическое и технологическое развитие страны. Согласно другой версии, если рабский труд используется как капитал в производстве на рынок, и в целом система функционирует по капиталистическим правилам, то такое общество можно назвать полноценно капиталистическим. Соответственно «капитализм рабства» является методологически легитимной разновидностью капитализма. По другим пунктам мнения сторонников данной версии расходятся. Одни из них (Мейер) обнаруживают капитализм рабства еще в античности, другие (Валлерстайн) – только в Новое время. При этом капитализм рабства может интерпретироваться как эффективный для своего времени способ эксплуатации труда, сменяемый со временем новыми, еще более эффективными способами, а может – как проявление периферийной отсталости и зависимости данного общества. Но и в последнем случае рабство выглядит функциональным в рамках мир-системы в целом, не препятствующим успешному развитию капиталистического мира-экономики. Таким образом, согласно классической версии, институт рабства является признаком некапиталистического общества, либо некапиталистическим элементом в ограниченно капиталистическом обществе, а согласно альтернативной версии капитализм вполне может сосуществовать с рабовладением, причем само рабство в определенном контексте может быть интерпретировано как капиталистический институт.

 

* * *

Сначала оценим обоснованность версии Э. Мейера и других авторов, обнаруживающих капитализм в древние и средневековые времена, так что определенные эпохи в истории античных Греции и Рима могут быть квалифицированы как рабовладельческий капитализм. Сюда же можно отнести утверждения о том, что капитализм успешно развивался в средневековой Европе, по крайней мере в итальянских городах-государствах.

 

Это ложные интерпретации, которые не учитывают ограниченность проявления капиталистических принципов в цивилизациях древности и средневековья. Так в Европе вплоть до XVI века элементы капитализма существовали только в виде сети небольших очагов. Буржуазные города-государства были такими своеобразными протокапиталистическими крепостями, охраняющими свой буржуазный порядок и богатство с помощью городских стен. Отсюда первые капиталисты-партизаны совершали эпизодические набеги на окружающую местность, время от времени инвестируя в какие-нибудь промышленные или сельскохозяйственные предприятия, но чаще занимаясь посреднической деятельностью, торговлей и ростовщичеством. И. Валлерстайн справедливо подчеркивает, что попытки капиталистических элементов захватить господствующие позиции в обществе до Нового времени были, по существу, неуспешными: «…там, где я вижу неудачу капитализма, другие видят его первые шаги» [3, с. XXVIII]. Р. Хейлбронер и Л. Туроу [см.: 8] также настаивают, что все общества до Нового времени были некапиталистическими, поскольку там были как минимум недостаточно развиты ключевые институты капитализма. В частности, отсутствовал институт гарантированной государством и неприкосновенной частной собственности. Также отсутствовала и рыночная система в ее современном виде: существовали рынки товаров, но не было рынков факторов производства и отсутствовала обширная сеть договоров, связывающих воедино всю экономику. Принуждение к труду было внеэкономическим, а богатство являлось атрибутом власти. Земля считалась основой военной силы или гражданской власти, а капитал – сокровищем или необходимым оснащением ремесленника. Также и Л. Дюмон указывает, что в традиционном обществе собственность на землю имела совсем иное значение, нежели собственность на любое движимое имущество, поскольку «право собственности на землю непосредственно было связано с властью над людьми» [9, с. 13].

 

Неадекватность интерпретации античного общества VII–VI веков до нашей эры или более позднего времени как капиталистического становится более наглядной, если мы принимаем в расчет не только чисто экономические параметры, но рассматриваем общество в комплексе. Капиталистическое общество – это не просто общество с капиталистической экономикой, но и с соответствующей «надстройкой», если выражаться в марксистских терминах.

 

Противопоставление античного рабовладельческого и современного капиталистического обществ проводит, в частности, Р. Коллинз [см.: 10]. Он делает это по исторически преобладающему типу рынка. Античное общество, по его мнению, базировалось на системе невольничьих рынков. Причем рабство в рамках его модели – это не форма производства, а форма обмена, так как рабы в первую очередь товары, а не производители. Производителями этого специфического «товара» были военные. Обладание рабами было основой политического влияния и социального престижа, поэтому аристократы-рабовладельцы стремились максимизировать их количество не столько исходя из соображений выгодного вложения капитала, сколько ради иерархического статуса. Рабы составляли максимум 30-40 % от общей численности населения, обычно меньше, но значимость рынка рабов была определяющей, поскольку прочие рынки зависели от него и надстраивались над ним. Современный капитализм означает такое количественное преобладание рыночной динамики, когда все остальные структуры подчинены ей. При капитализме правящим классом, обладающим максимальным политическим влиянием и социальным престижем являются владельцы капитала – капиталисты. Впрочем, Р. Коллинз допускает существование досовременного капитализма, сосуществующего с распространенными практиками внеэкономического принуждения. Но фактически он признает, что это были отдельные очаги капитализма, неустойчивые и подверженные уничтожению. В частности, таковыми, по его мнению, были монастырская экономика Китая и средневековой Европы. Монастырская организация вырвалась из домохозяйственной организации производства, поскольку монахи из-за своего безбрачия оказались за пределами системы семейного наследования собственности. В результате монастыри стали в рамках аграрно-принудительного общества первыми очагами свободно набираемой и мобильной рабочей силы. «Монастыри выступали в качестве корпоративных предприятий, чья прибыль могла быть только реинвестирована в дальнейшее производство…» [10, с. 342]. Но эти очаги религиозного капитализма были уничтожены государственной конфискацией.

 

Итак, стоит признать, что при рабовладельческом строе, как и при феодализме[2] могли существовать отдельные капиталистические практики. Однако они повсеместно были ограничены серьезным вмешательством со стороны государства, церкви и гражданского общества. Здесь можно вспомнить практики установления «справедливой цены» и «справедливой заработной платы» в средневековой Европе, а также ограничения на технологические инновации со стороны ремесленных цехов и купеческих гильдий.

 

Неразвитость капиталистической структуры в предшествующую эпоху дополнялась неразвитостью капиталистического духа. Капиталистические отношения, мотивации и формы поведения не являются чем-то естественным, необходимо присущим человеческой природе как это полагают многие либеральные авторы. Представители аграрных обществ скорее склонны к традиционализму. Так накопленные капиталы их владельцы чаще всего стремились конвертировать в дворянский статус или государственную должность. Целью предпринимателя было перестать быть предпринимателем, а стать рантье, например, извлекая ренту из приобретенной земельной собственности, которая сдается в аренду. В традиционных обществах с аграрно-принудительными экономиками статус человека, уровень его престижа определялся в первую очередь его происхождением, а также воинской доблестью. Богатство чаще всего было производным от власти, а богатство ростовщиков и т. п. «капиталистических» слоев было в значительной мере беззащитным, подверженным экспроприации, не дающим особого политического влияния и тем более уважения. Современные капиталистические общества сильнее отличаются от докапиталистических не столько наличием отдельных атрибутов капитализма или набором специфических практик, в ходе которых агенты придают экономическую ценность определенному ряду объектов и процессов, как это полагают сторонники прагматического подхода, сколько иным соотношением роли богатства, политического влияния и престижа. Теперь уже богатство является лучшим источником нового богатства, а также основанием политического влияния и престижа.

 

Для обеспечения прогрессивного и уверенного роста капитализма ему требовалось получить некий мощный импульс, который бы позволил преодолеть гравитацию традиционного общества. Истоки капитализма можно обнаружить в развитии торговли, особенно морской, и в капиталистической эволюции помещичьего землевладения. Однако возникновения капитализма эволюционным путем не случилось бы, если бы не геополитическая ситуация Европы, способствовавшая формированию здесь мира-экономики. Это вынуждало правителей поощрять развитие капитализма, а не подавлять его в зародыше. Но одних структурных (материальных) факторов было бы недостаточно для капиталистической революции, необходимо было сочетание их с культурными (идеальными) факторами. Важную роль сыграли процессы формирования капиталистического духа, что связано, с одной стороны, с выходом европейских обществ на коммерческую стадию своего жизненного цикла, а с другой, – с ролью определенных религиозных сект и этнических меньшинств. Можно спорить о том, где именно возник полноценный капитализм – в Нидерландах или Англии, но и там, и там к началу Нового времени существовал рынок свободной рабочей силы. С высокой степенью уверенности можно утверждать, что неуспешность попыток возникновения капитализма в прочих обществах в более ранние эпохи в значительной мере была связана с относительно широким распространением различных форм внеэкономического принуждения к труду.

 

Мир-системный подход, помимо валлерстайновской версии, представлен еще одним популярным вариантом, который решительно отрицает принципиальное различие между эпохами модерна и премодерна. Имеется в виду подход, развитый в работах А. Г. Франка и Б. К. Джиллса [см.: 12], с точки зрения которых единая мировая система функционирует по «капиталистическим» принципам с древних времен. По их мнению, накопление капитала началось и было движущей силой исторического процесса на протяжении всей истории мировой системы уже почти 5 тысяч лет. И около 1500 г. не было никакого резкого перелома между различными миросистемами или даже «способами производства». Прежде, как и сейчас, процесс инвестирования осуществлялся частным капиталом и государством, и государства жили частично на ренту от международной торговли, частично от налогов. «Данничество» ничем принципиально не отличается от современного налогообложения. Поэтому концепция так называемого «даннического способа производства» маскирует тот факт, что любое государство в принципе живет на налоги, и что государства премодерна сосуществовали с коммерческим сектором, представленным торговцами и банкирами. Франк и Джиллс заявляют, что не утверждают этим, будто бы капитализму 5 тысяч лет, но говорят, что существует континуальность развития без резких разрывов, а понятия «капитализм», «феодализм» и «социализм» лучше отбросить как ненаучные.

 

Несмотря на последнее утверждение, по факту они описывают единую мировую систему именно как капиталистическую. Так что можно сделать вывод, что с точки зрения их подхода не существует перехода от эпохи принудительного труда к эпохе свободного труда, а различия между преобладающими способами принуждения к труду не принципиальны. На деле крепостничество, рабство и аналогичные формы прикрепления людей к их трудовым позициям в системе разделения труда принципиально отличаются от современных форм экономического принуждения к труду. В отличие от раба или крепостного, современный наемный работник может уволиться когда пожелает и перейти к другому нанимателю. Из типичных форм эксплуатации эпохи премодерна с современной ситуацией сближается лишь ситуация, когда свободные крестьяне платили оброк землевладельцу, но могли произвольно покинуть последнего, уйдя на другие земли. Но в отличие даже от статуса свободных крестьян, современный профессиональный статус не подразумевает определенного сословно-кастового статуса с полагающимися ему политическими правами и обязанностями, изменить который крайне затруднительно. Иначе говоря, неравенство сохранилось, но стало менее формализованным. Так что современные трудовые отношения – это нечто совершенно иное, чем трудовые отношения в обществах премодерна.

 

Итак, гипотеза о существовании античного рабского капитализма выглядит крайне малоубедительной. Капиталистические элементы могли присутствовать в различных обществах древности и средневековья, но только в Новое время капиталистические элементы начинают систематическую экспансию, преобразовывая европейское общество под себя, так что со временем уже не капиталистические элементы становятся второстепенным дополнением некапиталистической системы, а напротив, вся общественная система становится капиталистической за исключением отдельных маргинальных элементов. Соответственно не правомерно интерпретировать античные общества как общества с рабовладельческим капитализмом, поскольку здесь именно не капиталистические элементы были системообразующими.

 

* * *

Но у нас остается еще гипотеза о существовании рабовладельческого капитализма на периферии капиталистического мира-экономики. Наиболее перспективным выглядит случай ранних США, изначально возникших как буржуазное общество, по большинству параметров приближающееся к идеально-типической модели капитализма, где, однако, существовало рабство. Это рабство не было патриархальным или служащим по большей части основой социального статуса. Напротив, изначально оно служило способом прибыльного инвестирования капитала в сельскохозяйственное производство в условиях, когда труд рабов из Африки обходился дешевле наемного. Это рабство возникло, как и указывал И. Валлерстайн, в качестве ответа на социальный запрос со стороны развивающегося капиталистического мира-экономики. Получается, что институт рабства в США изначально имел коммерческие резоны, формировался в рамках широкого международного капиталистического рынка, был защищен буржуазным частнособственническим правом. Можно вспомнить также рациональную организацию рабовладельческих поместий, их тесную связь с безусловно капиталистическим финансовым сектором, а также высокий уровень того, что М. Вебер назвал «духом капитализма», то есть капиталистическая мотивация рабовладельцев, выступавших как своеобразные предприниматели.

 

Дополнительные аргументы для того, чтобы квалифицировать экономику ранних США как капиталистическую можно обнаружить в работах таких исследователей как Й. Шумпетер и Ф. Бродель. Шумпетер рассматривает капитализм как экономический строй и определяет его как экономику, построенную на кредите, точнее говоря, как «такую форму частнособственнической экономики, в которой инновации осуществляются посредством заемных денег, что в общем… подразумевает создание кредита» [13, р. 8]. Как было указано ранее, рабовладельцы американского Юга широко использовали финансовые инструменты привлечения инвестиций, что в рамках шумпетеровской модели позволяет интерпретировать их как капиталистических предпринимателей. По мнению Ф. Броделя [см.: 14; 15], жизнеспособная и прогрессирующая рыночная экономика является необходимым, но не достаточным условием возникновения капитализма. Он описывает капиталистическую экономику как трехуровневую структуру. На нижнем уровне находится самодостаточная, рутинная, многообразная «материальная жизнь» домохозяйств. Средний этаж занимает собственно конкурентная рыночная экономика преимущественно на местных рынках. Эти этажи еще не составляют капитализма и могут присутствовать в экономической системе иного типа. Собственно капитализм возникает только, если над этими двумя этажами надстраивается третий – этаж монополизированных рыночных ниш с высокой доходностью, прежде всего сфера высоких финансов. Таковая на американском Юге была даже более развита, чем на Севере, что с точки зрения модели Броделя интерпретируется как признак институционально развитой капиталистической экономики.

 

Получается, что в отличие от случая античного рабовладения в ситуации нововременного североамериканского рабовладения у нас действительно имеются существенные основания для признания его капиталистическим. Тем не менее, вопрос о капиталистическом статусе самого института рабства и о признании данного общества полноценно капиталистическим все еще остается нерешенным. Вопрос можно поставить так: существенно ли в теоретическом плане с точки зрения квалификации данного общества как капиталистического то, что предприниматель не нанимает работников, а покупает их как собственность? С точки зрения прагматического подхода в истории экономики и с точки зрения мир-системного анализа, нет, это не принципиально. Аргументы у них отличаются, но вывод одинаков: это полноценные капиталистические практики, которыми пользуются вполне капиталистические предприниматели в рамках господствующей капиталистической системы. Соответственно и само рабство может быть в данном социально-историческом контексте признано институтом капиталистическим.

 

Очевидно, что противопоставлять данной позиции моральный аргумент, что «рабство – это плохо» методологически неверно. Вопрос не в том, допустимо ли рабство с моральной точки зрения или нет, а в том, является ли модель капитализма рабства логически непротиворечивой. Оставим аргумент, что «капитализм несет свободу» идеологам и пропагандистам либерализма. А. Шеффле – автор, введший понятие «капитализм» в широкий научный оборот, определял его как экономическое явление, но вместе с тем считал, что капитализм сродственен либеральной свободе личности, то есть наиболее органично сочетается с либеральным государством [см.: 16]. Об этом говорили и многие последующие либералы. Однако история показывает, что из факта капиталистической экономики не следует строго какой-либо определенный политический режим и какая-то определенная культура, которые определялись бы исключительно либеральными принципами. Хотя можно признать, что идеология либерализма является собственным голосом капитализма, его наилучшим идеологическим обоснованием. Тем не менее либерализм не исключает автоматически существования рабства. Об этом нам говорит то, что Дж. Локк зарабатывал работорговлей, а отцы-основатели США были яростными либералами, что не мешало им быть рабовладельцами. Даже воздерживаясь от обвинений всех представителей капиталистического класса в исключительном эгоизме (это было бы фактически не верно), стоит признать, что в ситуации рыночной конкуренции капиталисты вынуждены ориентироваться в первую очередь на критерий прибыльности выбора того или иного способа действий, а не на критерий моральности. Так что если использование рабского труда выгодно и при этом не несет издержек со стороны закона, то многие предприниматели не откажутся от приобретения рабов вместо найма свободных работников.

 

Приведем сначала аргументы за то, что общество, в экономике которого значительное место занимает сектор с рабским трудом, и сам институт рабства могут быть признаны капиталистическими. Достаточно серьезным аргументом выглядит версия сторонников мир-системного анализа, по мнению которых капиталистический или нет характер носит в первую очередь мир-система в целом. Если ядро мир-системы уверенно можно квалифицировать как капиталистическое, и определяющая логика функционирования системы тоже является капиталистической, то, значит, и система в целом является таковой, как и все входящие в нее элементы.

 

В соответствии с такой логикой И. Валлерстайн полагал СССР частью капиталистической системы, следовательно, капиталистическим обществом. Такая интерпретация не выглядит убедительной, поскольку идет радикально вразрез с традицией словоупотребления данного понятия. Международный рынок – это скорее условие, а не сущность капитализма. Полноценно капиталистическим мы можем назвать только такое общество, которое соответствует определенным социально-политическим критериям: капиталисты (т. е. частные предприниматели) здесь являются самым богатым социальным классом, обладающим высоким уровнем престижа и политического влияния. Очевидно, к СССР данное описание никак не подходит. Не подвергая критике положения ядра мир-системной теории Валлерстайна, можно опровергнуть его утверждение о капиталистическом характере СССР его же теоретическим принципом, – признать СССР не частью капиталистической мировой системы ХХ века, а ее внешней зоной. Однако опровергнуть капиталистический характер Юга США подобным образом нам не удастся. США определенно были частью мира-экономики, а не ее внешней зоной. Плантаторов-рабовладельцев, в отличие от красных директоров, достаточно приемлемо можно интерпретировать как своеобразных сельскохозяйственных капиталистов, проникнутых духом капитализма и занимающихся инвестированием капитала в рационально организованное частное предприятие.

 

Итак, поскольку в целом ранние США были периферийной зоной европейского мира-экономики, то можно предполагать, что и само американское общество было в целом капиталистическим. Но можно ли, не придерживаясь исходных принципов мир-системного анализа, взятых в качестве постулатов, безусловно принять такой вывод? И можно ли уверенно из этого вывести капиталистический характер всех имевшихся там социальных институтов?

 

Первое возражение носит скорее философский характер, чем экономический. С точки зрения философии, основной смысл обозначения какого-либо общества как капиталистического или какого-то еще состоит в указании на особый тип взаимоотношений между людьми. Капиталистические отношения – это рыночные отношения в своей основе. Это можно считать не достаточным, но минимальным требованием для определения экономики как капиталистической, с которым согласны в целом и представители школы новой экономической истории. Но в таком случае рыночными должны быть и отношения между предпринимателем и работником как двумя свободными контрагентами, заключающими сделку на рынке труда. В определенном смысле капиталистами являются обе стороны: один владеет капиталом, другой – своей рабочей силой. Отношения между рабовладельцами и рабами по определению являются не капиталистическими, поскольку рабы сами считаются капиталом, принадлежащим капиталисту.

 

Этот аргумент выглядит не особо убедительным в том плане, что если мы принимаем за исходный пункт определение, что капитализм – это система, основанная на наемном труде и отсутствии внеэкономического принуждения к труду, то получается, что капитализм рабства не может существовать уже по определению. Такой аргумент убедителен для сторонников классического подхода, но он мало что дает в плане убедительности для тех, кто не готов принять в качестве исходной посылки определение капиталистических производственных отношений как построенных исключительно на основе свободного найма. Таким образом, мы оказываемся в ситуации, когда происходит спор между двумя несопоставимыми парадигмами, которые по- разному определяют предмет спора. Соответственно никакого решения у данного спора быть не может: исходное основное понятие имеет конвенционное значение, но у представителей разных парадигм разные конвенции. Основной аргумент противников понятия «капитализм рабства» в данном случае может строиться на философско-исторической полезности увязки понятия капитализм с такими явлениями как свободный труд, экономическое принуждение к труду, вещная зависимость. Как представляется, для нас противопоставление эпох личной зависимости и внеэкономического принуждения, с одной стороны, и вещной зависимости и экономического принуждения, с другой стороны, является более значимым, чем противопоставление эпох на основе таких критериев, как тип инвестирования, использование заемных средств или существование финансовых метарынков.

 

Упор на вопросе производственных (трудовых) отношений позволяет вывести спор из тупика несоизмеримости парадигм, переведя его в практическую плоскость. В практическом плане это означает решение проблемы эффективности разных форм мотивации труда. Этот вопрос связан с более общим вопросом соотношения капитализма и культуры, признанием принципа необходимости определенных культурных оснований для капиталистического поведения. С точки зрения М. Вебера, главным препятствием для возникновения капитализма был культурный традиционализм, а именно этика традиционного хозяйства. Она формировала мотивы поведения людей, не соответствующие модели человека экономического – рационального эгоиста, стремящегося к максимизации своего благосостояния – на которой строится современная капиталистическая экономическая теория и практика. Как указывает Вебер, с точки зрения традиционного мировоззрения «человек “по своей природе” не склонен зарабатывать деньги, все больше и больше денег, он хочет просто жить, жить так, как он привык, и зарабатывать столько, сколько необходимо для такой жизни» [17, с. 81]. Формирование капиталистической мотивации у рабочих было необходимо для образования того пролетариата, который стал эффективной рабочей силой на фабриках. Без решения этой задачи предприниматели не могли достаточно быстро расширять производство, нацеленное на рынок. Рабовладельческий капитализм не может быть признан полноценным, поскольку здесь дух капитализма никак не распространяется на рабочую силу, которая управляется методами внеэкономического принуждения, не имея собственных мотивов к труду.

 

Капиталистическое общество – частный случай общества буржуазного и сохраняет в своей основе его этос – этос буржуазии, который по мере становления капитализма распространяется по большей части на остальное население. М. Оссовская [см.: 18] описывает этос буржуазии как сочетание ряда буржуазных добродетелей, таких как индивидуализм и самостоятельность, трудолюбие, расчетливость, бережливость и самоограничение ради обладания. Эту систему ценностей успешно усвоил и типичный представитель белого рабочего класса [см.: 18, с. 251–253]. Потомки негров-рабов, современные афроамериканцы в значительной своей массе не обладают этими качествами в должной мере до сих пор, поскольку у их предков-рабов на протяжении поколений рабской жизни формировались другие качества характера. Таким образом, в образцовой капиталистической экономике дух капитализма и буржуазный этос определяют поведение не только предпринимателей, но и работников, чего нельзя сказать об экономике американского рабовладельческого Юга.

 

* * *

Возвращаясь к экономическому аспекту, идеально-типическое капиталистическое общество предполагает также реальное, а не формальное доминирование капитала. Господство капитала в период его первоначального накопления было формальным. Если взять такие формы раннекапиталистических предприятий, как рассеянные мануфактуры, когда ремесленники по-прежнему занимаются ручным трудом у себя на дому, или рыночно-ориентированные поместья, где крестьянам сдаются в аренду небольшие участки земли, обрабатываемые традиционным доиндустриальным способом, то здесь гипотетическое устранение капиталистического агента не нарушало принципиально процесс производства, поскольку средства труда оставались собственностью трудящихся и капиталист не занимался собственно организацией производства. Реальное доминирование достигается с индустриализацией, когда ручное ремесленное производство принципиально не способно больше конкурировать с машинным фабричным. Теперь средства производства принадлежат капиталисту, и он же занимается организацией процесса производства. Устранение этого агента из процесса производства сделало бы его практически невозможным. Таким образом, идеально-типическое капиталистическое общество является еще и индустриальным. Доиндустриальное раннекапиталистическое общество – это то, которое находится еще в процессе становления.

 

Возникает вопрос: насколько принудительный труд может быть полезен для развития капитализма? Здесь можно вспомнить практику работных домов в Англии периода ранней индустриализации. Также опять можно вернуться к утверждениям мир-системного подхода о том, что рабовладение на периферии капиталистического мира-экономики способствовало накоплению капитала в его ядре. Соответственно стоит рассмотреть сначала, способствует ли развитию капитализма рабство непосредственно в стране, где оно распространено, а затем вернуться к вопросу о периферийном капитализме.

 

Утверждения сторонников новой экономической истории в значительной мере строятся на выводах А. Конрада и Дж. Мейера. В своей книге “The economics of slavery in the Antebellum South” они провели расчет внутренней нормы доходности на рабов в 1850-х годах и пришли к заключению, что инвестиции в рабов в то время были выгоднее большинства альтернативных способов инвестирования. Этим самым они вроде бы развенчали популярную теорию о том, что плантационная экономика нерентабельна и рабство является неэффективной формой эксплуатации труда. На этом основании «новые» историки экономики, в частности С. Беккерт, обнаруживают капиталистическую динамику и современную организацию в экономике рабовладельческого Юга. По утверждению последнего, «в первой половине XIX века рабство лежало в основе американской экономики. Юг был экономически развивающейся частью нации (для ее белых граждан); его продукты не только позиционировали США в мировой экономике, но и создавали рынки для сбыта сельскохозяйственных и промышленных товаров, выращенных и произведенных в Новой Англии и среднеатлантических штатах. Более половины национального экспорта в первые 60 лет XIX века составлял сырой хлопок, почти целиком выращенный рабами» [1].

 

Критики такого подхода [см.: 19] в ответ на это указывают, что экономический рост в плантационном секторе был обусловлен прежде всего экстенсивными факторами – возможностью захвата новых плодородных земель на фоне растущих цен на хлопок. Эти источники нельзя назвать тем, что способно обеспечить устойчивый долговременный рост. Рабовладельческие институты не годились для создания и развития инноваций, а также ухода от монокультуры хлопка в пользу более диверсифицированной экономики. В связи с этим они делают вывод, что Юг, в отличие от Севера, не обладал потенциалом современного экономического роста. Получается, что в конечном счете рабский труд оказался относительно малоэффективным по сравнению с наемным. И действительно, уровень промышленного развития Юга был низким по сравнению с Севером, что стало одной из причин его поражения в гражданской войне. Даже в сельском хозяйстве, где в то время были достаточно рентабельными примитивные технологии выращивания хлопка, эффективность плантационного хозяйства не стоит преувеличивать. Истощение земель вследствие экстенсивного культивирования хлопковой монокультуры приводило к тому, что рабовладельцам приходилось мигрировать на запад, конкурируя, вплоть до вооруженных столкновений, с фермерами за освоение земель аборигенов.

 

Процессы становления капитализма и индустриализацию можно также рассматривать как двуединый процесс – составную часть общего процесса модернизации. Другими составляющими модернизации и показателями ее достижения выступают такие параметры как урбанизация, массовое образование, постоянное научно-техническое развитие и становление современного бюрократического государства. Рабство и крепостничество определенно препятствуют урбанизации, поскольку затрудняют перемещение лично не свободной рабочей силы в города, где контроль над нею со стороны владельцев затруднен. Также эти институты тормозят распространение образования, особенно высшего, в соответствии с принципом, известным еще древним римлянам, которые полагали, что рабу нужно быть здоровым и знать язык хозяина, но не более того. Рабство и крепостничество тормозили и развитие современного бюрократического государства, поскольку предполагали наличие некоей частной власти, распространяющейся на часть населения страны.

 

Однако остается открытым вопрос, насколько эффективным является внеэкономическое принуждение к труду, способно ли оно сочетаться с механизацией труда, индустриализмом, обеспечивает ли долгосрочное развитие экономики? При развитом рынке свободной рабочей силы эффективное предприятие легко способно расширяться, находя нужных себе специалистов, например, переманивая более высокими зарплатами специалистов у менее конкурентоспособных предпринимателей. В случае несвободного труда процесс перетока от менее к более эффективным и перспективным экономическим агентами также будет происходить, но значительно медленнее, поскольку малоконкурентоспособные производители будут удерживать свою рабочую силу до тех пор, пока не сочтут, что ее выгоднее продать, чем эксплуатировать самим. По мере технологического развития преимущества свободного труда становятся все более явными. Специалисты высокотехнологичного производства должны сначала получить длительное образование, проявляя при этом энтузиазм к получению знания и повышению своей квалификации. Если владельцами их рабочей силы являются не они сами, а рабовладельцы, то у работника не будет личной заинтересованности в профессиональном совершенствовании, поскольку прибыль это будет приносить не ему. Наконец, дешевая рабочая сила – главное преимущество рабовладения – подавляет стимулы к технологическому замещению, то есть замене ручного труда машинным. Таким образом, рабский труд определенно тормозит технологическое развитие и индустриализацию: с одной стороны, у рабов отсутствует должная мотивация, чтобы осваивать и должным образом использовать сложную технику, а с другой, доступность дешевого ручного труда не стимулирует предпринимателей к инвестированию в механизацию труда.

 

В качестве возражения на тезис о несовместимости индустриализации и рабства можно привести данные У. Джонсона, который отмечает, что паровые двигатели в первой половине XIX в. были больше распространены в долине Миссисипи, чем в сельской местности Новой Англии [см.: 1]. Заметим на это, что уровень индустриализации США в то время в принципе был невысок, и паровые двигатели в сельской местности вообще мало использовались. В долине Миссисипи они, по всей видимости, больше использовались как двигатели пароходов для перевозки грузов, а не как средство производства, в отличие от городов Новой Англии. Так что данный факт едва ли подрывает утверждение об отсутствии сродства (в терминологии М. Вебера) между рабством и индустриализацией.

 

Это утверждение относительно практики использования рабского труда в США и Латинской Америке в период индустриализации можно расширить также на другие регионы и другие формы внеэкономического принуждения к труду. В частности, это касается практики работных домов в Англии, от которых достаточно быстро отказались, как только был создан достаточный резерв квалифицированной и дисциплинированной рабочей силы. Также это касается массового использования труда заключенных в период индустриализации в СССР. В литературе, посвященной оценке роли лагерной экономики в истории страны, существуют противоположные точки зрения: от признания лагерной экономики жестоким, но эффективным средством специфического первоначального накопления капитала в условиях отсталости и необходимости ускоренной индустриализации, до утверждения, что она не имела никакого собственно экономического смысла и была лишь средством политического подавления. По всей видимости, в 1930-е гг. в условиях выраженного относительного дефицита производственного капитала использование принудительного труда заключенных было относительно эффективной мерой, позволяющей осуществлять экстенсивный рост путем жесткой эксплуатации ручного труда. Но уже после войны, когда индустриализация достигла определенного успеха, система ГУЛАГа потеряла всякий экономический смысл. Как указывает С. Токмянина, послевоенная лагерная экономика вошла в состояние кризиса, когда «отчетливо ощущалась неэффективность принудительного труда» [20, с. 21]. Таким образом, не только индустриальная капиталистическая система плохо совмещается с принудительным трудом, но и индустриальный социализм также. Можно даже сделать более широкое предположение, что выход на новую стадию технико-экономического развития требует повышения уровня свободы работника и его заинтересованности в результатах своей деятельности.

 

Получается, что рабство и другие формы внеэкономического принуждения не способствуют индустриализации и соответственно развитию полноценного, жизнеспособного капитализма. Там, где не было абсолютного преобладания наемного труда, элементы капиталистической индустриализации не развивались и постепенно угасали. Это в полной мере относится к Античному Средиземноморью, но также затрагивает и ситуацию Бразилии и Юга США XIX века. Рабовладельческий капитализм в некоторых регионах Америки, действительно, позволял капиталистическим странам ядра мира-экономики извлекать дополнительную прибыль из неэквивалентного обмена с ними. Таким образом рабство косвенно служило источником капитала для поднимающейся капиталистической промышленности стран ядра. Получается, что институт рабства может быть системным элементом модели периферийного, неэффективного капитализма, не способного к саморазвитию, успешной индустриализации, далекого от идеально-типической модели полноценного индустриального капитализма.

 

* * *

Итак, с одной стороны, у нас есть основания считать экономику американского рабовладельческого Юга капиталистической, поскольку она встроена во вполне определенно капиталистическую экономику США и, в более широком контексте, в систему мира-экономики. Эта экономика демонстрирует признаки, характерные для капиталистических практик, такие как производство на международный рынок, широкое использование заемных средств для ведения бизнеса, рациональная организация труда, мотив максимизации прибыли. С другой стороны, сам институт рабства все же неправомерно считать капиталистическим. Соответственно и систему американского Юга нельзя считать соответствующей идеальному типу капитализма и можно называть капиталистической лишь с оговорками. С другой стороны, со сторонниками концепции капитализма рабства можно согласиться, когда они подчеркивают значимость рабовладельческого сектора в Америке для развития глобального капитализма. Эксплуатация дешевого рабского труда на хлопковых плантациях обеспечивала растущую капиталистическую промышленность в Англии и на Севере США дешевым сырьем, что было важно для ее успешного развития. Тем не менее это лучше описывать не как функционирование единого капиталистического режима накопления, а как взаимосвязь двух режимов, взаимно способствующих развитию друг друга[3]. Можно провести здесь аналогию со значимостью колониализма для первоначального капитала для осуществления индустриализации – то, что колониализм способствовал индустриализации, не означает, что колонии были частью индустриальной системы. То есть фактически это ситуация, когда развитие капиталистического мира-экономики спровоцировало возрождение наиболее архаических практик внеэкономического принуждения труда в зоне периферийного капитализма. Но сами эти практики тормозили развитие полноценного индустриального капитализма в регионах, где были распространены.

 

Рассмотрение данного случая подводит нас к более общим выводам: с философско-исторической точки зрения понятия «капитализм», «социализм», «феодализм» и т. д. имеет смысл использовать прежде всего для обозначения определенного типа социальных отношений, определенного типа взаимодействия между людьми, а не просто типа инвестирования или чего-либо подобного. Рабовладельческое общество, как кастовое или сословное, являются обществами иерархическими по своей природе, в то время как капиталистическое является формально эгалитарным, хотя и предполагает классовое неравенство и доминирование капиталистического класса. Соответственно парадигмальный капитализм предполагает использование экономического принуждения к труду, то есть получение прибыли за счет эксплуатации свободного труда. Образцовый капитализм – это капитализм индустриальный с массовым пролетариатом. Не обязательно это связано исключительно с промышленным производством: индустриально-капиталистическим может быть и сельское хозяйство и сфера услуг. Но обязательно существование условий, когда средства производства весьма дороги, вследствие чего большая часть населения лишена возможности обладания ими и вынуждена продавать свою рабочую силу владельцам этих средств производства. Капитализм рабства, как он исторически существовал в ранних США, – это неполноценный, периферийный и доиндустриальный капитализм. Здесь работники рабского сектора экономики не являются свободными контрагентами, владельцами своего «капитала». Они не пропитаны духом капитализма и потому едва ли могут стать эффективной рабочей силой в случае механизации сельскохозяйственного производства. Отношения между классами рабовладельцев и рабов при так называемом капитализме рабства аналогичны отношениям между такими же классами рабовладельческого общества, хотя сами рабовладельцы выступают теперь в двоякой роли – еще и как капиталисты в рамках капиталистического по большей части общества. В конце концов, полноценный капитализм, построенный на наемном труде, при всех своих многочисленных недостатках – это все же социально-экономический режим, который позволил обществу выбраться из тупика аграрного общества – мальтузианской ловушки. Так называемый «капитализм рабства» не является системой, способной к саморазвитию и выходу на индустриальный уровень развития производительных сил.

 

Список литературы

1. Беккерт С. Рабство и капитализм. Рабство в центре капиталистического развития? // Михаил Гефтер. – URL: https://gefter.ru/archive/14328 (дата обращения 16.06.2023).

2. Жихаревич Д. М. Элементы прагматической теории капитализма // Социология власти. – 2021. – Том 33. – № 1. – С. 125–168. DOI: 10.22394/2074-0492-2021-1-125-168

3. Валлерстайн И. Мир-система Модерна. Том I. Капиталистическое сельское хозяйство и истоки европейского мира-экономики в XVI веке. – М.: Русский фонд содействия образованию и науке, 2016. – 552 с.

4. Ефимов А. А. Эдуард Мейер о проблеме «феодального» и «капиталистического» укладов в истории древнего мира // Известия Пензенского государственного педагогического университета имени В. Г. Белинского. Гуманитарные науки. – 2012. – № 27. – С. 617–622.

5. Алексеев В. В., Нефёдов С. А. Гибель Советского Союза в контексте истории мирового социализма // Общественные науки и современность. – 2002. – № 6. – С. 66–77.

6. Володин А. Ю. Глобальная история капитализма: вглубь веков и вширь континентов // Экономическая история. – 2016. – № 3 (34). – С. 98–102.

7. Маркс К. Капитал. Критика политической экономии // Маркс К., Энгельс Ф. / Избранные сочинения. В 9 т. Т. 7. – М.: Политиздат, 1987. – 811 c.

8. Хейлбронер Р., Туроу Л. Экономика для всех. – Новосибирск: Экор, 1994. – 315 с.

9. Дюмон Л. Homo aequalis, 1. Генезис и расцвет экономической идеологии. – М.: Nota Bene, 2000. – 240 с.

10. Коллинз Р. Макроистория: Очерки социологии большой длительности. – М.: УРСС: ЛЕНАНД, 2015. – 504 с.

11. Зарецкий Ю. П. Стратегии понимания прошлого. Теория, история, историография. – М.: Новое литературное обозрение, 2011. – 384 с.

12. Frank A. G., Gills B. K. The World System: Five Hundred Years or Five Thousand? – London & New York: Routledge, 1993. – 320 p.

13. Schumpeter J. A. Business Cycles: A Theoretical, Historical and Statistical Analyses of the Capitalist Process. – New York; Toronto; London: McGraw – Hill Book Company Inc, 1939. – 461 p.

14. Бродель Ф. Материальная цивилизация, экономика и капитализм, XV–XVIII вв. Т. 2. Игры обмена. – М.: Прогресс, 1988. – 632 с.

15. Бродель Ф. Динамика капитализма. – Смоленск: Полиграмма, 1993. – 124 с.

16. Sokolov E. G., Naumova E. I. Conceptual History of “Capitalism” // Вестник Санкт-Петербургского университета. Философия и конфликтология. – 2018. – Т. 34. – Вып. 4. – С. 597–610. DOI: 10.21638/spbu17.2018.412

17. Вебер М. Протестантская этика и дух капитализма // Протестантская этика и дух капитализма. Избранные произведения. – М.: Прогресс, 1990. – С. 61–272.

18. Оссовская М. Рыцарь и буржуа: Исследования по истории морали. – М.: Прогресс, 1987. – 528 с.

19. Olmstead A., Cotton P. R. Slavery, and the New History of Capitalism // Explorations in Economic History. – 2018. – Vol. 67, January. – Pp. 1–17. DOI: 10.1016/j.eeh.2017.12.002

20. Токмянина С. В. Лагерная экономика Урала в позднесталинский период (1945–1953 гг.): автореферат диссертации на соискание ученой степени кандидата исторических наук. – Екатеринбург, 2006. – 21 с.

 

References

1. Beckert S. Slavery and Capitalism [Rabstvo i kapitalizm. Rabstvo v tsentre kapitalisticheskogo razvitiya?] Available at: https://gefter.ru/archive/14328 (accessed 16 June 2023).

2. Zhikharevich D. M. Elements of a Pragmatic Theory of Capitalism [Elementy pragmaticheskoy teorii kapitalizma]. Sotsiologiya vlasti (Sociology of Power), 2021, vol. 33, no. 1, pp. 125–168. DOI: 10.22394/2074-0492-2021-1-125-168

3. Wallerstein I. The Modern World-System I. Capitalist Agriculture and the Origins of the European World-Economy in the Sixteenth Century [Mir-sistema Moderna. Tom I. Kapitalisticheskoe selskoe khozyaystvo i istoki evropeyskogo mira-ekonomiki v XVI veke]. Moscow: Russkiy fond sodeystviya obrazovaniyu i nauke, 2016, 552 р.

4. Efimov A. A. Eduard Meyer about the Problem of “Feudal” and “Capitalist” Set-Ups in Ancient History [Eduard Meyer o probleme “feodalnogo” i “kapitalisticheskogo” ukladov v istorii drevnego mira]. Izvestiya Penzenskogo Gosudarstvennogo Pedagogicheskogo Universiteta Imeni V. G. Belinskogo. Gumanitarnye Nauki (Proceedings of Penza State Pedagogical University named after V. G. Belinsky. Humanities), 2012, no. 27, pp. 617–622.

5. Alekseev V. V., Nefedov S. A. The Death of the Soviet Union in the Context of the History of World Socialism [Gibel Sovetskogo Soyuza v kontekste istorii mirovogo sotsializma]. Obschestvennye nauki i sovremennost (Social Sciences and Contemporary World), 2002, no. 6, pp. 66–77.

6. Volodin A. Y. The Global History of Capitalism: Deep into the Centuries and Broad Wise through Continents [Globalnaya istoriya kapitalizma: vglub vekov i vshir kontinentov]. Ekonomicheskaya istoriya (Economic History), 2016, no. 3 (34), pp. 98–102.

7. Marx K. Capital: A Critique of Political Economy [Kapital. Kritika politicheskoy ekonomii]. Marx K., Engels F. Izbrannye sochineniya: v 9 t. T. 7 (Selected Works: in 9 vol. Vol. 7). Moscow: Politizdat, 1987, 811 р.

8. Heilbroner R., Turow L. Economics Explained [Ekonomika dlya vsekh]. Novosibirsk: Ekor, 1994, 315 р.

9. Dumont L. From Mandeville to Marx: The Genesis and Triumph of Economic Ideology [Homo aequalis, 1. Genezis i rastsvet ekonomicheskoy ideologii]. Moscow: Nota Bene, 2000, 240 p.

10. Collins R. Macrohistory: Essays in Sociology of the Long Run [Makroistoriya: Ocherki sotsiologii bolshoy dlitelnosti]. Moscow: URSS – LENAND, 2015, 504 р.

11. Zaretsky Y. P. Strategies for Understanding the Past. Theory, History, Historiography [Strategii ponimaniya proshlogo. Teoriya, istoriya, istoriografiya]. Moscow: Novoe literaturnoe obozrenie, 2011, 384 p.

12. Frank A. G., Gills B. K. The World System: Five Hundred Years or Five Thousand? London & New York: Routledge, 1993, 320 p.

13. Schumpeter J. A. Business Cycles: A Theoretical, Historical and Statistical Analyses of the Capitalist Process. New York; Toronto; London: McGraw – Hill Book Company Inc, 1939, 461 p.

14. Braudel F. Civilization and Capitalism, 15th–18th Century: in 3 vol. Vol. 2: The Wheels of Commerce [Materialnaya tsivilizatsiya, ekonomika i kapitalizm, XV–XVIII vv. T. 2. Igry obmena]. Moscow: Progress, 1988, 632 p.

15. Braudel F. The Dynamics of Capitalism [Dinamika kapitalizma]. Smolensk: Poligramma, 1993, 124 p.

16. Sokolov E. G., Naumova E. I. Conceptual History of “Capitalism”. Vestnik of Saint-Petersburg University. Philosophy and Conflict Studies (Vestnik Sankt-Peterburgskogo universiteta. Filosofiya i konfliktologiya), 2018, vol. 34, issue 4, pp. 597–610. DOI: 10.21638/spbu17.2018.412

17. Weber M. The Protestant Ethics and the Spirit of Capitalism [Protestantskaya etika i dukh kapitalizma]. Protestantskaya etika i dukh kapitalizma. Izbrannye proizvedeniya (The Potestant Ethics and the Spirit of Capitalism. Selected Works). Moscow: Progress, 1990, pp. 61–272.

18. Ossovskaya M. Knight and the Bourgeois: Study in the History of Morality [Rytsar i burzhua: Issledovaniya po istorii morali]. Moscow: Progress, 1987, 528 p.

19. Olmstead A. Cotton P. R. Slavery, and the New History of Capitalism. Explorations in Economic History, 2018, vol. 67, January, pp. 1–17. DOI: 10.1016/j.eeh.2017.12.002

20. Tokmyanina S. V. The Camp Economy of the Urals in the Late Stalin Period (1945–1953). Abstract of the Dissertation for the Degree of Candidate of Historical Sciences [Lagernaya ekonomika Urala v pozdnestalinskiy period (1945–1953 gg.): avtoreferat dissertatsii na soiskanie uchenoy stepeni kandidata istoricheskikh nauk]. Yekaterinburg, 2006, 21 p.

УДК 323.25

 

Антоненко Светлана Дмитриевна – Санкт-Петербургский политехнический университет Петра Великого, Высшая школа лингводидактики и перевода, студент, Санкт-Петербург, Россия.

Email: antonenko.sd@edu.spbstu.ru

Блохин Николай Юрьевич – Санкт-Петербургский Политехнический Университет Петра Великого, Высшая школа физики и технологии материалов, студент, Санкт-Петербург, Россия.

Email: kotambic.2004@gmail.com

Зернов Кирилл Владимирович – Санкт-Петербургский Политехнический Университет Петра Великого, Высшая школа механики и процессов управления, студент, Санкт-Петербург, Россия.

Email: zernov.kv@edu.spbstu.ru

Кондурова Мария Тимофеевна – Санкт-Петербургский Политехнический Университет Петра Великого, Высшая школа лингводидактики и перевода, студент, Санкт-Петербург, Россия.

Email: kondurova.mt@edu.spbstu.ru

Авторское резюме

Состояние вопроса: После введения требования о необходимости получения Fan ID для посещения футбольных матчей на стадионе развернулось активное обсуждение необходимости и целесообразности данной меры. Многие футбольные болельщики и фанаты, представители органов власти, спортивные ведущие и журналисты активно высказывают своё мнение в следующих источниках: средства массовой информации, блоги и социальные сети. Благодаря упрощению условий получения паспорта болельщика для инвалидов, пенсионеров и детей напряжённость в этом вопросе немного снижается. Зачастую стадионы пустуют, поэтому билеты на посещение футбольных матчей часто раздают бесплатно или придумывают акции, чтобы поднять посещаемость.

Методы исследования: В работе нашли применение общенаучные методы, такие как наблюдение и количественно-статистический эмпирический анализ, позволяющие выявить состояние общественного мнения по данному вопросу.

Результаты: Цифровизация влияет на жизнь граждан, расширяя как их возможности, так и влияние государства. Граждане обеспокоены тем, что реформы, направленные на предотвращение правонарушений и обеспечение безопасности на матчах, могут повлечь за собой усиление контроля над личной жизнью и потерю конфиденциальности. Из-за этого диссонанса пользователи Интернета высказываются на тему введения обязательного оформления Fan ID в социальных сетях. Проведенный анализ постов позволил сформировать картину восприятия темы Fan ID в футбольном сообществе: все истории и новости в постах отражают реальные события, происходящие в футбольном мире. Большинство аккаунтов личные или новостные. Пользователи выражают своё мнение с помощью шуток на тему отсутствия болельщиков на стадионе из-за Fan ID, создают мемы. Участники объединений «Ландскрона» и «Вираж» активно протестуют против Fan ID. Некоторые авторы утверждают, что Fan ID – полезная и удобная система, вполне успешно выполняющая задачу, ради которой его ввели – обеспечение безопасности на матчах. Помимо предложений, касающихся непосредственно самой системы паспорта болельщика, авторы постов также предлагают альтернативные способы привлечения зрителей на матчи. Таким образом они хотят показать, «каким прекрасным был футбол до Fan ID»‎. Авторы отмечают не только то, что стадион заполнен, но и то, что на стадионе присутствуют клубы поддержки, которые создают привычную болельщикам атмосферу спортивных мероприятий.

Область применения результатов: С помощью анализа результатов можно определить, какие изменения в системе Fan ID будут наиболее важными и актуальными для разных категорий пользователей. Анализ результатов может помочь тестированию и разработке новых функций и сервисов для системы Fan ID. Понимание того, что пользователи ожидают от системы и какие функции наиболее важны может помочь разработчикам создать более удобный и уникальный продукт, который будет удовлетворять потребности пользователей.

Выводы: Большая часть авторов постов негативно относятся к введению Fan ID, причем недоверие вызывает как контроль государства, так и сама цифровая система. В то же время существуют граждане, спокойно относящиеся к мерам усиления контроля. Для подтверждения мнения авторы используют иллюстрации для постов.

 

Ключевые слова: Fan ID; паспорт болельщика; футбол; болельщики; протест болельщиков; безопасность спортивных мероприятий; идентификация; цифровизация.

 

The Attitude of Users of the VKontakte Social Network Towards the Introduction of Mandatory Fan ID Registration for Attending Matches

 

Antonenko Svetlana Dmitrievna – Peter the Great Saint Petersburg Polytechnic University, Graduate School of Applied Linguistics, Translation and Interpreting, bachelor student, Saint Petersburg, Russia.

Email: antonenko.sd@edu.spbstu.ru

Blokhin Nikolay Yurievich – Peter the Great Saint Petersburg Polytechnic University, Graduate School of Physics and Technology of Materials, bachelor student, Saint Petersburg, Russia.

Email: kotambic.2004@gmail.com

Zernov Kirill Vladimirovich – Peter the Great Saint Petersburg Polytechnic University, Graduate School of Mechanics and Control Processes, bachelor student, Saint Petersburg, Russia.

Email: zernov.kv@edu.spbstu.ru

Kondurova Maria Timofeevna – Peter the Great Saint Petersburg Polytechnic University, Graduate School of Applied Linguistics, Translation and Interpreting, bachelor student, Saint Petersburg, Russia.

Email: kondurova.mt@edu.spbstu.ru

Abstract

Background: After the introduction of the requirement to obtain a Fan ID to attend football matches at the stadium, there has been an active discussion of the necessity and feasibility of this measure. Many football fans, government officials, sports presenters and journalists actively express their opinions in the following sources: mass media, blogs and social networks. The tension in the issue is slightly reduced due to the simplification of the conditions for obtaining a fan passport for people with disabilities, pensioners and children. Stadiums are often empty, so tickets to attend football matches are often given away for free or come up with different promotions to raise attendance.

Research methods: General scientific methods, such as observation and quantitative-statistical empirical analysis, were used in the work to identify the general state of public opinion on this topic.

Results: Digitalization affects the lives of citizens, expanding both their opportunities and the influence of the state. Citizens are concerned that reforms aimed at preventing crime and ensuring security at matches may entail increased control over personal lives and a loss of confidentiality. Internet users speak out in favor of mandatory Fan ID registration on social networks, because of this dissonance. The analysis of the posts made it possible to form a picture of the perception of the topic Fan ID in the football community: all the stories and news in the posts reflect real events taking place in the football world. Most accounts are personal or news ones. Users express their opinion about the absence of fans at the stadium due to Fan ID, making jokes and creating memes. Members of the Landskrona and Virage associations actively protest against Fan ID. Some authors claim that Fan ID is a useful and convenient system that performs the task for which it was introduced – ensuring security at matches. In addition to proposals directly related to the fan passport system itself, the authors of the posts also offer alternative ways to attract spectators to matches. In this way they want to show “how wonderful football was before Fan ID”. The authors note that not only the stadium is full, but also that there are support clubs at the stadium, which create the atmosphere of sports events familiar to fans.

Research implications: By analyzing the results, it can be determined which changes in the Fan ID system will be the most important and relevant for different categories of users. Analysis of the results can help test and develop new functions and services for the Fan ID system. Understanding what users expect from a system and what functions are most important can help developers create a more user-friendly and unique product that meets user needs.

Conclusion: Most of the authors of the posts have a negative attitude towards the introduction of Fan ID. Moreover, distrust is caused by both state control and the digital system itself. At the same time, there are citizens who are calm about measures to strengthen control. To confirm the opinion, the authors use illustrations for posts.

 

Keywords: Fan ID; fan passport; football; soccer; fan protest; football fans; security of sports events; identification; digitalization.

 

Fan ID (паспорт болельщика) – идентификационный документ, который выдается зрителям на больших спортивных мероприятиях, таких как Чемпионат мира по футболу. Fan ID необходим для получения доступа на стадион и проживания в стране, где проходит турнир. Он содержит информацию о зрителе, включая его имя, фотографию и данные паспорта. Fan ID был введен в России в 2017 году во время Кубка конфедераций FIFA и был использован на Чемпионате мира по футболу в 2018 году. Он был разработан для обеспечения безопасности зрителей и упрощения процесса получения визы для иностранных граждан. 1 июля 2022-го вступил в силу закон об обязательном оформлении Fan ID для посещения матчей Российской премьер-лиги и матчей Кубка России. Для того, чтобы оформить Fan ID, нужно оформить заявку на его получение онлайн или в пункте МФЦ, а затем очно подтвердить личность в том же МФЦ. Паспорт болельщика задумывался как средство противодействия противозаконным действиям футбольных болельщиков во время матчей и идентификации нарушителей порядка на матчах, а также для профилактики нарушений [см.: 1, с. 289–290]. Некоторые люди выражают протест против обязательного оформления Fan ID, считая это нарушением прав человека, однако организаторы турниров утверждают, что Fan ID необходим для обеспечения безопасности всех участников мероприятия и соблюдения законов страны-хозяина.

 

Иностранным гражданам, имеющим Fan ID на Чемпионат мира по футболу 2018, не нужно было оформлять визу для поездки в Россию – Fan ID являлся заменой визы для периода с 4 июня по 15 июля 2018 года и давал право на многократный въезд и выезд из России. Это было сделано для того, чтобы иностранным болельщикам было легче получить разрешение на въезд в страну, а также для облегчения организации турнира [см.: 2, с. 105]. Чемпионат привлек огромное количество туристов, и Fan ID, введенный для обеспечения безопасности, исправно выполнял задачу профилактики и пресечения беспорядков на матчах и вне их. Впрочем, именно этими послаблениями смогли воспользоваться преступники, обеспечив путь сбыта наркотиков в Россию [см.: 3].

 

Ещё один повод для волнения – конфиденциальность данных людей, оформивших паспорт болельщика. Для оформления Fan ID используются личные паспортные данные, что на фоне недавних масштабных утечек данных крупных компаний [см.: 4] вызывает беспокойство граждан. Согласно опросу, приводимому Рувинским Р., Рувинской Е. и Комаровой Т. в статье «Общественное восприятие практик цифрового профилирования и социального рейтингования: ситуация в России и Китае» [см.: 5, с. 65], 59 % россиян не доверяет государству и частным компаниям в хранении данных, и причиной может быть то, что, согласно тому же исследованию, ⅔ утечек происходят не из-за внешних угроз, а из-за действий сотрудников компаний, занимающихся сбором данных.

 

Недоверие болельщиков к ограничительным мерам безопасности, требующим идентификации, напоминает протесты против обязательного оформления QR-кодов в период пандемии COVID-19. Сомнение в мерах по противодействию инфекции привело к тому, что все больше россиян стали недоверчиво относиться к ограничительным мерам от властей. Аналогично ситуации с протестами против Fan ID, некоторые граждане избегали вакцинации и получения QR-кода (покупка чужого кода, увольнение, самоизоляция и посещение лишь тех мест, где код не нужен, и т. д. [см.: 6]), потому что считали, что ограничительные меры, накладываемые государством, – нарушение их личных свобод и конфиденциальности их данных [см.: 7].

 

Цифровизация сегодня все в большей степени влияет на жизнь граждан, расширяя как их возможности, так и влияние государства [см.: 8; 9]. Вопрос о соотношении соображений безопасности и личных свобод очень сложный. Масштаб использования цифровых технологий определяется как существующими проблемами и возможными способами их решения, так и спецификой мировоззрения в разных странах [см.: 10]. Сегодня наиболее ярко особенности цифрового контроля можно наблюдать на примере социального рейтинга в Китае. Эта система была частично запущена в 2014 году и предполагает сбор и анализ данных о поведении граждан, включая информацию о покупках, местонахождении, социальных связях, их социальную ответственность, уважение к закону, личную репутацию граждан, их финансовое положение, социальный статус и т. д. На основе этих данных каждому гражданину присваивается рейтинг, который может быть использован для получения различных привилегий или наказаний. Например, высокий рейтинг может помочь получить кредит или более высокий статус в обществе, а низкий рейтинг приводит к ограничениям в путешествиях, работе и т. д. [см.: 11, с. 252–256] С одной стороны, такой государственный контроль может помочь предотвратить террористические акты и другие угрозы безопасности, с другой – может привести к нарушению прав граждан на конфиденциальность и неприкосновенность личной жизни, а постоянный тотальный контроль влечет напряжение, параноидальные и суицидальные настроения у граждан [см.: 12, с. 884].

 

Другим примером подобной устоявшейся системы, которая в зависимости от социального статуса и других параметров ограничивает или, наоборот, поощряет, является система кредитного рейтинга. Кредитный рейтинг составляется на основе анализа истории кредитной активности заемщика. Если кредитный рейтинг низкий – заемщик может попасть в «черный список», и кредит ему не оформят [см.: 13].

 

По аналогии с этими системами за оформление Fan ID и «хорошее поведение» болельщик получает скидки на билеты и товары брендов-партнеров, сувенирную продукцию, денежные средства для реализации на сайте клуба, фанатскую атрибутику и билеты на места повышенной комфортности [см.: 14], а за «плохое» – заносится в черный список и матчи посещать уже не сможет. Болельщику могут отказать в оформлении Fan ID без объяснения причин, из-за «намерения совершить противоправные деяния», даже если он ранее не был замечен в нарушении правил посещения спортивных мероприятий. Кроме того, вероятность не получить Fan ID выше, если подающий заявку совершал действия, которые в какой-то мере относятся к текущей политической ситуации, причем к футболу совершенно не относящиеся [см.: 15].

 

После вступления в силу закона от 1 июня 2022 года об обязательном оформлении Fan ID для посещения ряда матчей футбольные фанаты стали массово бойкотировать соревнования. Количество зрителей на матчах стремительно уменьшалось, клубы терпели убытки. Отдельным поводом для возмущения стали инициативы государства по привлечению зрителей на матчи и популяризации футбола среди молодежи: клубы стали бесплатно раздавать билеты оформившим Fan ID. Сообщения о бесплатных билетах стали появляться в чатах различных организаций и учебных заведений: университетов, колледжей, школ и детских садов [см.: 16]. Посетителям матчей стали выдавать бесплатную атрибутику спортивных клубов и обеды, и даже разыгрывали среди зрителей матча автомобиль [см.: 17]. Ещё одна мера привлечения посетителей – соединять матчи с концертами популярных музыкальных исполнителей, такие как группа T.a.T.u, Люся Чеботина, GAYAZOV$ BROTHER$, Slava Marlow, Валерий Сюткин, Ёлка, МакSим, Григорий Лепс, группа Би-2, Александр Розенбаум, Егор Крид, группа Little Big, группа Дискотека Авария, Zivert и другие [см.: 18]. Важно отметить, что введение системы Fan ID не нарушает законов: ещё в 2020 году были подготовлены соответствующие документы и поправки в федеральный закон №329 «О физической культуре и спорте в Российской Федерации», а санкции для нарушителей (штрафы, временное ограничение свободы, полный запрет появляться на таких мероприятиях) существовали и до введения паспорта болельщика: такие меры в отношение нарушителей принимались через суд [см.: 1, с. 295; 19, с. 193–195]. В 2013 ввели федеральный закон №152 «О персональных данных» который тоже, аналогично ситуации с Fan ID, вызвал мощный протест [см.: 20], и который лёг в основу федеральных законов, которые позволили этой реформе осуществиться.

 

Для того чтобы узнать, почему протесты продолжаются и против каких аспектов выступают пользователи, мы провели исследование. Всего было рассмотрено 100 постов из социальной сети ВКонтакте, каждый из которых был проанализирован по 7 критериям.

1) Принадлежность аккаунта.

2) Характер поста.

3) Сторонником какого клуба является автор поста?

4) Отношение к введению обязательного оформления Fan ID и аргументация мнения.

5) Предложения по урегулированию ситуации.

6) Чем проиллюстрирован пост?

7) Временной промежуток, в который был опубликован пост.

 

1 Принадлежность аккаунта

Больше всего говорят про Fan ID с личных аккаунтов (35 %) и новостных порталов (31 %). Дальше идут клубы фанатов (14 %). Примерно одинаковое количество аккаунтов спортивного клуба (7 %), блогов о футболе (5 %) и личных блогов (5 %). Развлекательные сообщества занимают 2 % от общего количества постов, портал госорганизации 1 %. Все истории и новости в постах отражают реальные события, происходящие в футбольном мире. Принадлежность аккаунта на это не влияет. Большинство аккаунтов личные или новостные. Пост на портале госорганизации призывает к оформлению Fan ID. Данный призыв отражает политику государства в этой сфере.

 

2 Характер поста

Большая часть постов являются личным мнением авторов (52 %). Данный факт свидетельствует о желании высказать свою точку зрения, указать на недостатки, негативные последствия или позитивное влияние введения Fan ID. Следующий по частотности характер поста: новости и их обзор (22 %). Новостные порталы и спортивные клубы публикуют анонсы событий, разбирают прошедшие события. В большинстве случаев это происходит без оценки событий. Однако описываемые события выражают протест против Fan ID. Следующими идут интервью с футболистами (6 %) и рассуждения на отвлечённую тему с упоминанием Fan ID (7 %). Из-за влиятельности футболистов интервью с ними публикуются на многих платформах, обсуждаются и комментируются. Футболисты призывают власти к действию: «нужно решать проблему» – подобные фразы используются в каждом интервью. Остальные виды постов имеют схожую весовую значимость: шутка на тему (3 %), опыт получения (2 %), опыт посещения матча (2 %), призыв к действию (2 %), процитированное мнение (2 %), реклама протестных стикеров (1 %), репортаж (1 %). Пользователи выражают своё мнение с помощью шуток на тему отсутствия болельщиков на стадионе из-за Fan ID, создают мемы.

 

3 Сторонником какого клуба является автор поста?

В большинстве случаев не было указано, сторонником какого клуба является автор поста (47 %). Далее значимое первое место среди клубов занимает ФК «Зенит» (19 %). После него распространённость имеет ФК «Спартак Москва» (11 %). Третье место было определено ФК «Локомотив Москва» (8 %). Четвёртое и пятое места отданы клубам с примерно одинаковым количеством процентов: ФК «ЦСКА» (4 %) и ФК «Амкар Пермь» (2 %). В остальных случаях мы наблюдаем минимальный процент (1 %). Эти показатели не случайны. По результатам некоторых исследований и социологических опросов, «Зенит» называют самым популярным футбольным клубом России. «Армия» болельщиков «Зенита» по разным оценкам насчитывает 13–14 млн. человек. «Сине-бело-голубым» симпатизируют 11 % россиян, интересующихся футболом, московскому «Спартаку» – 8 %, «Динамо» и ЦСКА – по 7 %, другим командам отдают свои предпочтения по 2 % опрошенных [см.: 21]. Ещё одной причиной высокого процента фанатов «Зенита» среди авторов постов могут быть «Ландскрона» и «Вираж» – одни из самых крупных фанатских объединений, которые посещают каждый матч Зенита в качестве полуофициальной группы поддержки. Участники именно этих объединений активно протестуют против Fan ID.

 

4 Отношение к введению обязательного оформления Fan ID и аргументация мнения

Среди мнений, почему авторы негативно относятся к Fan ID, лидирует мнение: «Из-за Fan ID снижается посещаемость матчей» (22 %). Многие фанаты бойкотируют матчи, для посещения которых требуется оформить Fan ID, и, по мнению некоторых авторов, из-за этого футбол теряет популярность. 13,8 % авторов утверждают, что эта инициатива нарушает их права, так как оформление Fan ID подразумевает использование паспортных данных, а также потому что они больше не могут посещать матчи анонимно. С этим мнением связано менее распространенное: 4,1 % авторов считают, что Fan ID – инструмент для государственного контроля над гражданами; согласно автору одного из постов, данные болельщиков, в том числе данные загранпаспорта, собираются для пополнения базы данных граждан, предназначенной для работы системы по распознаванию лиц, которая открыто работает в некоторых городах России: «Внедряется повсюду система распознавания лиц, и по алгоритму действий каждого человека, движений его тела, даже без лица могут понять, что это за человек. Идёт снятие биометрии, цифровизация всего и вся… Давайте мы будем это использовать для блага, экономики, для реальных вещей». Из-за того, что крупные фанатские объединения, в частности объединение «Вираж», которое с громкими «кричалками» и песнями выступало на каждом матче «Зенита», бойкотируют матчи и призывают болельщиков делать то же самое; согласно 11,4 % постов, «атмосфера на матчах уже не такая, как раньше». К примеру, в одном из постов автор иронизирует над рекламными баннерами, не считая, что футбол без привычных для матчей групп болельщиков остается таким же интересным: «Пока городские рекламные баннеры призывают нас оформить Fan ID, чтобы ощутить атмосферу и “мурашки”, мы предпочитаем гонять на выезда, туда, где не нужны паспорта, чтобы поддержать любимый клуб». 6,5 % пользователей считают, что процесс оформления сложный и занимает слишком много времени – «болельщик должен приходить на стадион и получать удовольствие, а не заниматься бюрократией», к тому же для оформления и использования Fan ID нужно установить на смартфон специальное приложение, а у некоторых слоёв населения, особенно у пенсионеров, на его покупку нет денег. Другой слой населения, у которого возникают проблемы с оформлением Fan ID – дети, для посещения матча паспорт болельщика нужен даже младенцам, и как негативный аспект это указали 2,4 % авторов. Ещё одна проблема, по мнению авторов, которая возникает в связи с тем, что для оформления Fan ID нужно очно прийти в МФЦ – невозможность спонтанно прийти на матч. 1,6 % авторов также отмечают, что упрощение действует только для определенных групп граждан, а для остальных послаблений не появилось: «Мы по-прежнему будем бойкотировать матчи РПЛ, потому что упрощение будет применено для детей, инвалидов и пенсионеров. Нас в списке нет. Упрощение процедуры – не значит отмена. А мы разве за упрощение бьемся?». Как упоминалось в статье ранее, для привлечения посетителей клубы и компании использовали различные методы, скидки и подарки, что 5,7 % авторов посчитали «оскорблением болельщиков», которые, если бы не Fan ID, посещали бы соревнования даже без подарков и бесплатных билетов. Возмущает 4,9 % авторов также и то, что посетители матча, которые пришли, воспользовавшись специальными предложениями клубов, не являются «настоящими фанатами», а потому матчи превращаются в «немой театр»: «Александр Соболев похвалил работу Зенита с болельщиками, оценив посещаемость. Видимо Сане хочется видеть льготников с флажками, которые им раздали вместе с методичками “как вести себя, чтобы все думали, что вам интересен футбол” и детьми за барабанами». 4,1 % авторов утверждают, что система, которая по своей задумке должна упростить процесс регистрации на матч и обезопасить болельщиков, «не работает как надо». К примеру, автор одного из постов возмущен тем, что система QR кодов для прохода неудобная и вызывает проблемы на входе: «Не понимаю, почему система остается такой неудобной даже для тех, кто все-таки оформил документ. Зачем нужны новые QR-коды на каждый матч? Почему нельзя сделать код хотя бы на сезон?» Проблемы также возникали ещё на этапе оформления: «…паспорт болельщика должны получать даже футболисты, судьи, тренеры и журналисты… Но проблемы были даже у игроков, например, они 10 раз отправляли фотографию, но ее не принимали». К тому же, в оформлении Fan ID могут отказать без объяснения причин из соображений безопасности, что вызывает негодование у 1,6 % авторов: «Это возможность для правоохранительных органов и представителей власти заблокировать того или иного посетителя без объяснения причин. У нас человек может быть ограничен в посещении спортивных мероприятий только по закону, по суду. Но как мы знаем по Кубку конфедераций и ЧМ, если ты просто чем-то не понравился, были у тебя приводы в полицию на футболе 10 лет назад или что-то ещё – все, ты уже в базе опасных лиц, и тебя блокируют». Исходя из этих соображений 2,4 % авторов считают, что правительство намеренно выступает против «Культуры болельщиков» и столько же (2,4 %) считает, что правительство принимает такие меры безопасности из-за «ложного стереотипного образа болельщика»: «Сегодня же болельщики для власти в массе своей маргиналы, радикалы и хулиганы, с которыми якобы даже не стоит считаться». «Когда слышишь рассказы про хулиганов и драки на стадионах, из-за которых простой человек не может пойти на футбол с девушкой или семьёй, чётко понимаешь, говорящий не имеет ни малейшего представления и не был на матче минимум лет 15». Ещё один аспект, который является следствием падения посещаемости матчей – финансовый. «Клубы и компании-партнеры несут убытки», в качестве недостатка указали 2,4 % авторов, а 1,6 % считают, что «введение системы требует слишком много бюджетных денег, возможная причина – коррупция»: «Более того, для продвижения проекта в футбольном сообществе были привлечены другие уважаемые люди», которые смогли достичь кучу договоренностей со всеми. В общем, идеальный план по освоению бюджетных денег. Никаких иных причин так активно бодаться за Fan ID нет». В качестве аргументов, появившихся среди выборки всего один раз, были такие: «Власти продвигают ложную статистику о посещаемости матчей»; «…но 30 тысяч все не набирается. И это проблема, потому что Смольный отчитывается в Москву аж 200 тыс. участников различных волонтерских организаций, а на стадионе 10–15 тыс. сидит. Где остальные 185 тыс.? Нарисовали?»; «Государство не слушает фанатов»: «Мнение клубов (в большинстве нейтральное), мнение фанатов, которые и ходили на стадионы (резко отрицательное), было не услышано. Да ещё будет Государственная Дума отвлекаться на всякую ерунду! Fan ID ввели»; «Вредит вообще всем»: «Не нужна копам, потому что [...] они не упёрлись начальству на пустых трибунах просиживать матчи, а значит придётся реально работать и ловить настоящих преступников; не нужна, естественно, болельщикам и самим футболистам – никому. Но партия сказала “надо”». Исходя из этих данных мы можем сделать вывод, что большинство претензий (другая атмосфера, без весомой причины запрещают, процесс оформления в некоторых случаях слишком сложный, при этом сама система не всегда работает правильно, а также сбор данных нарушает конфиденциальность граждан) являются результатом личного опыта автора поста, и поэтому важны для анализа.

 

Вторая точка зрения после «Негативной» – «нейтральная» (14 %): авторы отмечают, что Fan ID «никак не повлиял» на них, или авторы рассматривают ситуацию со стороны, не высказывая личное мнение, но обозревая достоинства и недостатки или шутя про Fan ID, не оценивая его. Например, в одном из постов автор рассказывает о том, что несмотря на то, что на входе Fan ID доставил ему некоторые неудобства, «футбол был хороший», а насчет Fan ID «решать каждому по-своему».

 

Наконец, третья точка зрения. Среди тех, кто поддержал обязательное введение Fan ID (10 %), больше половины (56,3 %) считают, что паспорт болельщика – отличная мера безопасности: к примеру, в одном из постов автор рассказывает о случае с матча, на котором фаната, незаконно выбежавшего на поле, сразу вычислили с помощью Fan ID: «Благодаря Fan ID пацану будет запрещено посещать матчи РПЛ в течение, вероятно, 3 лет. А если он прошел по чужому Fan ID, то накажут и того, кто предоставил ему свой код», а в другом автор рассказывает о том, что он «…строго “за”, потому что “прекрасно помнит что из себя представлял стереотипный фанат нулевых”: “…фанатская среда ИМХО все ещё остается одной из самых легковоспламеняемых за счет тех самых “активных болельщиков”, с которыми мы не захотим встретиться ни в темном переулке, ни у себя во дворе». В качестве ещё одного преимущества Fan ID 31,3 % авторов указали простоту оформления: «Все что нужно: подать предварительное заявление на Госуслугах и потом подойти к специалисту МФЦ. Всего за 5 минут!! мы оформили Fan ID! Вообще ничего сложного)», упоминали, что теперь, когда паспорт болельщика выпускается в электронном виде, оформить его стало ещё удобнее: «Тогда она представляла собой ламинированный бейдж. Сейчас карта выпускается в электронном виде: после оформления она будет доступна в личном кабинете Госуслуг». Продолжая тему, 12,5 % отметили то, что для определенных групп населения процедуру оформления упростили: «Правительство упростило получение паспорта болельщика для детей до 14 лет, инвалидов и пенсионеров». Таким образом, авторы утверждают, что Fan ID – полезная и удобная система, которая выполняет задачу, ради которой его ввели – обеспечение безопасности на матчах.

 

5 Предложения по урегулированию ситуации

Помимо высказывания своего мнения, авторы постов также предлагают свои варианты урегулирования ситуации. Большая часть авторов (36,4 %) выступает за полную отмену Fan ID – фанаты считают, что Fan ID – «убийца футбола» и не готовы принимать никакие послабления. 4.1% авторов в дополнение к этому призывают усиленно бойкотировать инициативу, высказывать протест различными способами: например, фанатское сообщество «12 игрок» (номер болельщиков) выпустило ограниченным тиражом наклейки на заднее стекло автомобиля, чтобы протестную позицию владельца смогли увидеть даже те, кто просто наблюдает за проезжающими машинами.

 

Поддерживая протестующих против введения Fan ID, 1,7 % авторов также призывают протестовать против любых подобных попыток контроля граждан государством: «Болельщики вполне наглядно демонстрируют: люди, считающие себя людьми, а не стадом, могут отстоять свои права». 26,4 % авторов не предложили вариантов решения проблемы – они относятся к инициативе нейтрально или полностью поддерживают существующие меры. Среди тех, кто негативно относится к Fan ID также есть те, кто не предлагает никаких конструктивных способов решения – они предлагают лишь смириться и оформить паспорт болельщика, чтобы снова иметь возможность посещать матчи – такого мнения придерживается 4,1 % авторов. Один из них предлагает не отменять Fan ID и следовать примеру аналогичной турецкой системы Passolig, дать людям время, чтобы привыкнуть к реформе, ведь в случае России условия для болельщиков даже лучше, чем для турецких болельщиков: «…Потом вводят PassoLig… трибуны пустеют, бойкоты, митинги, беспорядки… PassoLig остался, спустя несколько сезонов снова люди вернулись на трибуны, да ещё и при условии, что FanID в Турции платный (500–600 руб. за сезон)». Разнообразнее всего авторы предлагают варианты упрощения системы и привлечения болельщиков. Например, 6,6 % настаивают на упрощении процесса оформления, а также на послабления в некоторых областях и для определенных групп граждан: например, 2,5 % авторов выступают за отмену Fan ID для детей и подростков до 16 лет: «Дети до 16 лет-то тут при чем? Они самые злостные нарушители?»; 1,7 % выступают за отмену Fan ID для пенсионеров и инвалидов, отменить Fan ID для персонала и спортсменов (0,8 %), а ещё 0,8 % предлагают упростить систему лицензирования клубов, ведь «…чтобы получить допуск к стыкам, нам надо установить на стадионе систему распознания Fan ID… Во-первых, нет понимания, попадешь ли ты в эти стыки, во-вторых, выиграешь ли их – а оборудование надо закупать, чтобы получить лицензию. Знаете, какая цена этой игрушки? 25–35 миллионов рублей, в зависимости от числа выходов на трибуны». Также 6,6 % выступают за то, чтобы систему наладили, ввели новые функции, такие как «дополнительные механизмы удалённой идентификации личности с использованием электронной цифровой подписи» или «механизмы компенсации денежных средств на приобретение билета в случае приостановления действия карты болельщика». Помимо предложений, касающихся непосредственно самой системы паспорта болельщика, авторы постов также предлагают альтернативные способы привлечения зрителей на матчи, такие как «вернуть в продажу пиво на стадионы» (4, 1 %), в качестве знака уважения «не открывать продажи на [опустевший из-за протестов] фанатский ярус “Виража”» (0,8 %), «бесплатный проезд по карточке болельщика 3 часа до и после матча» (0,8 %), «позволить молодежи покупать билеты на матчи по “Пушкинской карте”» (0,8 %) и «не фальсифицировать статистику»” (0,8 %).

 

6 Чем проиллюстрирован пост?

Наибольшее количество постов имеет такой способ иллюстрации, как фото (69 %). Делились ссылкой 17 %, а вот видеоматериалы решили приложить только 8 %. Оставшиеся 6 % – текстовые посты. Большая часть фотографий (18,8 %), которые пользователи выкладывают вместе со своими постами – фото полных стадионов, сделанные до введения Fan ID. Таким образом они хотят показать, «каким прекрасным был футбол до Fan ID»‎. Авторы отмечают не только то, что стадион заполнен, но и то, что на стадионе присутствуют клубы поддержки, которые создают привычную болельщикам атмосферу спортивных мероприятий. На одной из фотографий, к примеру, болельщики ЦСКА выстроились так, чтобы своей одеждой образовать номер 12 (дополнительного игрока) в цветах клуба, который они пришли поддерживать.

 

В противовес фотографиям о том, как «хорошо» было до Fan ID, 11,3 % прикрепляет фото стадионов и трибун, опустевших из-за бойкота матчей болельщиками. Эти фотографии часто публикуют рядом, чтобы наглядно показать влияние паспорта болельщика на посещаемость матчей. Помимо фотографий, авторы также делают мемы на тему снижения посещаемости матчей (3,8 %) – на фото пустой трибуны накладывается ироничный текст, объявление о матче стилизуется под киноафишу, намекая на то, что болельщики перестанут ходить на матчи и будут смотреть их только по телевизору или в записи.

 

Но не всегда фото стадионов «эпохи Fan ID» представляют собой фото пустых трибун: 6,3 % авторов опубликовали фотографии с матчей, на которых даже с учетом необходимости иметь Fan ID для посещения трибуны заполнены зрителями.

 

Иллюстрируя необходимость Fan ID, авторы также прикладывают фото беспорядков (1,3 %). Например, на одной из фотографий показан план стадиона, на котором видно, как группа болельщиков выкупила билеты на пустую трибуну так, чтобы занятые места образовали нацистский символ, что вызвало сильный резонанс в футбольном сообществе. 18,8 % пользователей для привлечения внимания прикрепили к посту фотографию известного футболиста или другой известной личности, на мнение которой они ссылались в своем посте, например фото депутата Николая Валуева и дизайнера и блогера Алексея Лебедева. С такой же целью авторы прикрепляют к постам логотипы клубов, которые они поддерживают (6,3 %). Для иллюстрации высказываний о Fan ID авторы постов также используют фотографии из МФЦ и мобильных пунктов выдачи паспортов болельщиков (3,8 %), фото самого Fan ID (2,5 %). 11,3 % пользователей для привлечения внимания использовали фотографии, не относящиеся к футболу. Бойкотирующие Fan ID болельщики прикладывают к своим записям фотографии протестов, протестных плакатов и атрибутики, чтобы показать, что они готовы разными способами выражать свою позицию. Например, на одной из фотографий мы можем увидеть, как болельщики завесили весь нижний ярус, ближайший к полю, плакатами и баннерами против Fan ID. На другой фотографии можно увидеть одиночный пикет у Кремля. Таких фотографий 12,5 % среди всех приложенных.

 

Ещё один способ выразить протест против контроля над гражданами (2,5 %) – фотографии трибун, на которых количество полицейских значительно превышает количество зрителей.

 

Среди приложенных видео в равной степени распространены как видеорепортажи о фанатах, видео на отвлеченную тему, так и авторские видео с аргументацией своей позиции насчет Fan ID – 28,6 %. Авторы делятся интервью с известными в футбольном сообществе болельщиками, чтобы показать, как важен для них футбол и что они не одобряют меры государства, направленные на «подавление футбольной культуры». В видео с аргументацией мнения авторы приводят причины, почему «Fan ID – это не о спорте, как и QR-код – это не о медицине».

 

Авторы прилагают видео на отвлеченную тему, иронизируя над ситуациями, о которых рассказывают в самом посте: к примеру, один из пользователей прикрепил к посту отрывок из мультфильма «Чертенок № 13» со словами «Дома должен сидеть старый черт, а не шляться черт знает где», иллюстрируя новость о том, что у пенсионеров возникают трудности при оформлении Fan ID.

 

Ещё 14,4 % пользователей приложили видео о том, что такое система социального рейтинга, проводя параллели с Fan ID, например видео с названием «#соцрейтинг, I стадия #цифроконцлагерь, #киберконцлагерь – что это такое, как будет работать #мишустинн», в котором показывается отрывок из сериала «Черное зеркало», в котором у каждого гражданина есть кнопка, нажатием на которую можно повлиять на его рейтинг, от которого зависит социальное положение этого человека.

 

Большинство ссылок (60 %), приложенных к постам, ведут на новостные порталы, содержащие интервью с известными футболистами, которые авторы цитируют в своих постах. 20 % ссылок – ссылки на личные каналы авторов в Телеграме, в которых можно прочитать больше постов на эту тему. В равной степени (по 10 %) распространены ссылки на новости, касающиеся Fan ID и на новости футбола в общем.

 

7 Временной промежуток, в который был опубликован пост

Проанализировав собранную базу постов, мы получили, что 37 % от общего количества записей были опубликованы в мае 2023 года, 3 % – в январе 2023 года, 3 % – в апреле 2023 года и 6 % – в марте 2023 года. Далее получаем 8 % за январь 2022 года, 6 % за февраль 2022 года, 3 % за июнь 2022 года и за июль 2022 года. Также имеем минимальные 3 % за декабрь 2021 года. Это связано с тем, что закон о введении паспорта болельщика для доступа на спортивные мероприятия был подписан В. В. Путиным в конце декабря 2021 года, а вступил в силу с 1 июня 2022 года.

 

Выводы

На основании анализа постов можно сказать, что, несмотря на продолжающиеся протесты и обоснованную критику, власти пока не проявили готовность к изменению своей политики. Бо́льшая часть постов выражает негативное отношение к Fan ID (76 %), некоторые относятся к этому с юмором, другие открыто выражают своё недовольство. Для аргументации и наглядного представления собственного мнения пользователи выставляют фотографии, видеофрагменты как на тему Fan ID, так и на отвлечённые темы, подчёркивая важность проблемы. Однако есть пользователи, которые поддерживают введение Fan ID. Все доводы болельщики приводят из собственного опыта. Авторы, которые выступают против Fan ID, предлагают множество различных способов упрощения системы. Некоторые из них Правительство осуществило – например, упростило процесс получения Fan ID для детей до 14 лет, инвалидов и пенсионеров. Однако для большинства фанатов Fan ID остаётся проблемой: некоторым отказывают в оформлении, большинство боятся утечки информации, так как существуют недостатки в сфере конфиденциальности. Только открытый диалог и компромисс могут привести к положительному и равноправному результату для всех.

 

Список источников

1. Ситников К. А. Перспективы внедрения системы паспортов болельщиков в Российской Федерации // Вестник Воронежского института МВД России. – 2021. – № 1. – С. 289–301.

2. Буянова А. В., Палуб А. Ю. Единый Паспорт болельщика // Проблемы экономики и юридической практики. – 2017. – № 5. – С. 103–106.

3. Наркодилеры из Южной Америки, попавшие в Россию по Fan ID, во время ЧМ-2018 вели переговоры о поставках кокаина в страну // Sports.ru. – URL: https://www.sports.ru/football/1115074460-narkodilery-iz-yuzhnoj-ameriki-vo-vremya-chm-2018-veli-peregovory-o-po.html (дата обращения: 15.05.2023).

4. DLBI представил статистику утечек данных за I квартал 2023 года // Цифровая Россия – всё об ИТ в государстве. – URL: https://d-russia.ru/dlbi-predstavil-statistiku-utechek-dannyh-za-i-kvartal-2023-goda.html (дата обращения: 15.05.2023).

5. Рувинский Р. З., Рувинская Е. А., Комарова Т. Д. Общественное восприятие практик цифрового профилирования и социального рейтингования: ситуация в России и Китае // Социодинамика. – 2021. – № 12. – С. 56–76. DOI: 10.25136/2409-7144.2021.12.36824

6. Русский недобунт: как граждане борются с QR-кодами и чем это кончится // Ясно понятно. – URL: https://dzen.ru/a/YZImSSE3dybTMHgl (дата обращения: 15.05.2023).

7. «Этого не ожидали»: что говорит QR-протест о настроениях россиян // РБК. – URL: https://www.rbc.ru/spb_sz/29/01/2022/61f3fefe9a79478dbad8a15e (дата обращения: 15.05.2023).

8. Tan A. Consensus without Consent // Technology and Language. – 2022. – № 3(3). – С. 119–130. DOI: 10.48417/technolang.2022.03.09

9. Lombard J. Biotechnological Agencies in our Information Society: The Emergence of Biocitizenship and Genetic Language // Technology and Language. – 2021. – № 2(4). – С. 73–93. DOI: 10.48417/technolang.2021.04.05

10. Быльева Д. С. Технология и философия в период пандемии // Современное общество в условиях социально-экономической неопределенности. XV Международная научная конференция «Сорокинские чтения-2021». – Москва: МАКС Пресс, 2021. – С. 911–913.

11. Графов Д. Б. Система социального рейтинга в КНР как информационно-коммуникационная технология поощрения и наказания // Власть. – 2020. – № 2. – С. 250–259. DOI: 10.31171/vlast.v28i2.7165

12. Руф Ю. Н., Каримова Д. В. Возможности внедрения системы социального рейтинга в России в условиях цифровизации // Вопросы инновационной экономики. – 2020. – № 2. – С. 881–890. DOI: 10.18334/vinec.10.2.100772

13. Кредитный рейтинг: что это такое и как его улучшить // Banki.ru. – URL: https://www.banki.ru/news/daytheme/?id=10964937 (дата обращения: 15.05.2023).

14. Узнайте, как оформить карту болельщика и посетить матчи // Динамо Москва. – URL: https://fcdm.ru/fanid/ (дата обращения: 15.05.2023).

15. «Закон против футбола». Что важно знать о Fan ID // РБК. – URL: https://sportrbc.ru/news/61ea92c49a79478026fc4b38 (дата обращения: 15.05.2023).

16. Бесплатные билеты на «Зенит» теперь предлагают даже в школьных чатах //Фонтанка.ру. – URL: https://www.fontanka.ru/2023/03/25/72164231/ (дата обращения: 15.05.2023).

17. «Играем для болельщиков, а их нет». Что изменилось в российском футболе с появлением Fan ID // Ведомости Спорт. – URL: https://www.vedomosti.ru/sport/football/articles/2023/03/12/966121-fan-id-rpl-bolelschiki-poseschaemost-problemi-otmena (дата обращения: 15.05.2023).

18. Концерты перед матчами – тренд нашего футбола. Уже выступили Крид, Slava Marlow, в этом туре – Елка и Сюткин // Sports.ru. – URL: https://www.sports.ru/tribuna/blogs/festival/3071091.html (дата обращения: 15.05.2023).

19. Дымова И. А., Алькина Л. А. СМИ и публицистика о технологии учета и обработки персональных данных в аспекте личной и государственной безопасности // Вестник Челябинского государственного университета. – 2013. – № 21(312). – С. 193–201.

20. Болельщики «Зенита» // Трансферы, новости, слухи ФК «Зенит». – URL: https://zenit-fk.ru/fanaty-zenita/# (дата обращения: 15.05.2023).

21. «Зенит» признан самым популярным клубом России // Официальный сайт футбольного клуба Зенит – Санкт-Петербург. – URL: https://fc-zenit.ru/news/2013-05-31-zenit-priznan-samym-populyarnym-klubom-rossii.htm (дата обращения: 15.05.2023).

 

References

1. Sitnikov K. A. Prospects for the Introduction of the Fan ID in the Russian Federation [Perspektivy vnedreniya sistemy pasportov bolelschikov v Rossiyskoy Federatsii]. Vestnik Voronezhskogo instituta MVD Rossii (The Bulletin of Voronezh Institute of the Ministry of Internal Affairs of Russia), 2021, no. 1, pp. 289–301.

2. Buyanova A. V., Palub A. J. Unified Fan Passport [Edinyy Pasport bolelschika]. Problemy ekonomiki i yuridicheskoy praktiki (Economic Problems and Legal Practice), 2017, no. 5, pp. 103–106.

3. Drug Dealers from South America, Who Came to Russia by Fan ID, Negotiated the Supply of Cocaine to the Country During the 2018 World Cup [Narkodilery iz Yuzhnoy Ameriki, popavshie v Rossiyu po Fan ID, vo vremya ChM-2018 veli peregovory o postavkakh kokaina v stranu]. Available at: https://www.sports.ru/football/1115074460-narkodilery-iz-yuzhnoj-ameriki-vo-vremya-chm-2018-veli-peregovory-o-po.html (accessed 15 May 2023).

4. DLBI Presented Statistics of Data Leaks for the First Quarter of 2023 [DLBI predstavil statistiku utechek dannykh za I kvartal 2023 goda]. Available at: https://d-russia.ru/dlbi-predstavil-statistiku-utechek-dannyh-za-i-kvartal-2023-goda.html (accessed 15 May 2023).

5. Ruvinskiy R. Z., Ruvinskaya E. A., Komarova T. D. Public Perception of the Practices of Digital Profiling and Social Score: The Situation in Russia and China [Obschestvennoe vospriyatie praktik tsifrovogo profilirovaniya i sotsialnogo reytingovaniya: situatsiya v Rossii i Kitae]. Sotsiodinamika (Sociodynamics), 2021, no. 12, pp. 56–76. DOI: 10.25136/2409-7144.2021.12.36824

6. Russian Mock Riot: How Citizens Fight with QR Codes and How It Will End [Russkiy nedobunt: kak grazhdane boryutsya s QR-kodami i chem eto konchitsya]. Available at: https://dzen.ru/a/YZImSSE3dybTMHgl (accessed 15 May 2023).

7. “This Was Not Expected”: What Does the QR Protest Say about the Mood of Russians [“Etogo ne ozhidali”: chto govorit QR-protest o nastroeniyakh rossiyan]. Available at: https://www.rbc.ru/spb_sz/29/01/2022/61f3fefe9a79478dbad8a15e (accessed 15 May 2023).

8. Tan A. Consensus without Consent. Technology and Language, 2022, no. 3(3), pp. 119–130. DOI: 10.48417/technolang.2022.03.09

9. Lombard J. Biotechnological Agencies in Our Information Society: The Emergence of Biocitizenship and Genetic Language. Technology and Language, 2021, no. 2(4), pp. 73–93. DOI: 10.48417/technolang.2021.04.05

10. Byleva D. S. Technology and Philosophy During the Pandemic [Tekhnologiya i filosofiya v period pandemii]. Sovremennoe obschestvo v usloviyakh sotsialno-ekonomicheskoy neopredelennosti. XV Mezhdunarodnaya nauchnaya konferentsiya “Sorokinskie chteniya-2021” (Modern Society in Conditions of Socio-Economic Uncertainty. XV International Scientific Conference “Sorokin Readings-2021”). Moscow: MAKS Press, 2021, pp. 911–913.

11. Grafov D. B. The System of Social Ranking in the PRC as the Information and Communication Technology of Reward and Punishment [Sistema sotsialnogo reytinga v KNR kak informatsionno-kommunikatsionnaya tekhnologiya pooschreniya i nakazaniya]. Vlast (Power), 2020, no. 2, pp. 250–259. DOI: 10.31171/vlast.v28i2.7165

12. Ruf J. N., Karimova D. V. The Implementation of the Social Ranking System in Russia in Terms of Digitalization [Vozmozhnosti vnedreniya sistemy sotsialnogo reytinga v Rossii v usloviyakh tsifrovizatsii]. Voprosy innovatsionnoy ekonomiki (Russian Journal of Innovation Economics), 2020, no. 2, pp. 881–890. DOI: 10.18334/vinec.10.2.100772

13. Credit Rating: What Is It and How to Improve It [Kreditnyy reyting: chto eto takoe i kak ego uluchshit]. Available at: https://www.banki.ru/news/daytheme/?id=10964937 (accessed 15 May 2023).

14. Find Out How to Issue a Fan Card and Attend Matches [Uznayte, kak oformit kartu bolelschika i posetit matchi]. Available at: https://fcdm.ru/fanid/ (accessed 15 May 2023).

15. “The Law Is Against Football”. What Is Important to Know about Fan ID [“Zakon protiv futbola”. Chto vazhno znat o Fan ID]. Available at: https://sportrbc.ru/news/61ea92c49a79478026fc4b38 (accessed 15 May 2023).

16. Free Tickets to Zenit Are Now Offered Even in School Chats [Besplatnye bilety na «Zenit» teper predlagayut dazhe v shkolnykh chatakh]. Available at: https://www.fontanka.ru/2023/03/25/72164231/ (accessed 15 May 2023).

17. “We Are Playing for the Fans, but They Are Not There”. What Has Changed in Russian Football with the Advent of Fan ID [“Igraem dlya bolelschikov, a ikh net”. Chto izmenilos v rossiyskom futbole s poyavleniem Fan ID]. Available at: https://www.vedomosti.ru/sport/football/articles/2023/03/12/966121-fan-id-rpl-bolelschiki-poseschaemost-problemi-otmena (accessed 15 May 2023).

18. Concerts Before Matches Are a Trend of Our Football. Creed, Slava Marlow Have Already Performed, and Yelka and Syutkin Are on This Tour [Kontserty pered matchami – trend nashego futbola. Uzhe vystupili Krid, Slava Marlow, v etom ture – Elka i Syutkin]. Available at: https://www.sports.ru/tribuna/blogs/festival/3071091.html (accessed 15 May 2023).

19. Dymova I. A., Alkina L. A. Media and Publicism within the Personal Data Recording and Processing in the Line of the Individual and the National Security [SMI i publitsistika o tekhnologii ucheta i obrabotki personalnykh dannykh v aspekte lichnoy i gosudarstvennoy bezopasnosti]. Vestnik Chelyabinskogo gosudarstvennogo universiteta (Bulletin of Chelyabinsk State University), 2013, no. 21(312), pp. 193–201.

20. “Zenit” Fans [Bolelschiki “Zenita”]. Available at: https://zenit-fk.ru/fanaty-zenita/# (accessed 15 May 2023).

21. “Zenit” Is Considered to Be the Most Popular Club in Russia [“Zenit” priznan samym populyarnym klubom Rossii]. Available at: https://fc-zenit.ru/news/2013-05-31-zenit-priznan-samym-populyarnym-klubom-rossii.htm (accessed 15 May 2023).

 

Ссылка на статью:

Антоненко С. Д., Блохин Н. Ю., Зернов К. В., Кондурова М. Т. Отношение пользователей социальной сети ВКонтакте к введению обязательного оформления Fan ID для посещения матчей // Философия и гуманитарные науки в информационном обществе. – 2023. – № 2. – С. 49–66. URL: http://fikio.ru/?p=5361.

 

© Антоненко С. Д., Блохин Н. Ю., Зернов К. В., Кондурова М. Т., 2023

УДК: 101.8; 316.324.8; 304.9

 

Лалайкин Михаил Дмитриевич – независимый исследователь, инженер-электрик, пенсионер, Кобленц, Германия.

Email: mihaillalajkin@gmail.com

Авторское резюме

Состояние вопроса: В современной научной философии через общее понятие простых и сложных форм гармонии и исторические представления о ней постепенно осознается всеобъемлющее значение сложной, высшей формы гармонии как универсального закона развития и существования материи.

Результаты: Закон гармонии, конкретизируя законы диалектики, дает основу для нового исследовательского метода – анализа гармоничного развития, применимого как для простых форм, так и для сложных – например, форм жизни биосферы Земли. Он представляет возможность исследования и наглядной интерпретации развития человечества, основанной на спиралевидной форме. Однако форма единственной спирали не отражает разнообразных факторов, влияющих на развитие, не показывает дисгармонию развития, возникающую под влиянием этих факторов. Спираль является элементом простой гармонии, рефлексирующей в её сложных формах. Это позволяет на основании закона гармонии предложить интегральную форму интерпретации развития как объединение взаимосвязанных факторов, репрезентируемых спиралями развития, в интегральном конусе гармоничного развития. В нем наглядно представлена проблема причины современного кризиса: дисгармония между индустриальным развитием и экологическим сознанием.

Область применения результатов: Эта дисгармония порождает заблуждение социума в анализе причин глобального потепления. Физические свойства атмосферы и математические расчеты доказывают определяющую роль не парникового, а теплоэнергетического влияния на климат. Однако эта истина социумом пока не осознается. Из-за многолетнего дисгармоничного информационного воздействия на сознание заблуждение в вопросе о причине глобального потепления превращено в догму, направляющую усилия человечества в ложном направлении, поэтому реально проблема экологического кризиса не решается.

Выводы: В настоящее время можно предложить пути гармонизации общественного развития, включающие техническое решение экологической проблемы. Такое решение уже оформлено серией патентов – в частности, утилизировать тепловую энергию не выбросами в атмосферу, а направленным инфракрасным излучением в космос через зачерненную трубу с теплоносителем, расположенную вдоль фокальной области отражателя с цилиндрической поверхностью. Необходимость переоценки устаревших приоритетов в соответствии с новым уровнем индустриального прогресса и истинным этическим предназначением человечества определяет второй шаг на пути гармонизации развития – индустриальное освоение Луны с выносом на нее всего ядерного оружия и ядерной индустрии. Наглядное доказательство ошибок развития облегчит осознание экологической проблемы всем человечеством, что будет способствовать его объединению на принципиально новом уровне глобального сотрудничества ради сохранения биосферы и жизни в ней человека.

 

Ключевые слова: диалектика; эмерджентность; экология; этика; эмпирический критерий; гармоничное развитие; дисгармония; спираль развития.

 

Reflections on Solving the Ecological Crisis within a Cone of Harmonic Development

 

Lalaikine Mikhail Dmitrievich – independent researcher, electrical engineer, retired, Koblenz, Germany.

Email: mihaillalajkin@gmail.com

Abstract

Background: In modern philosophy, through a general understanding of various simple and complex forms of harmony and historical perceptions of it, we become aware of the overarching meaning of a complicated, higher form of harmony such as the universal law of development and the existence of matter.

Results: The proposed law of harmony, accepting the laws of dialectics, is a new research method – harmonic development, acceptable in both simple and complex forms – for example, life forms in the Earth’s biosphere. It offers a research opportunity and a visual interpretation of the development of humanity based on a spiral form. However, the form of a singular spiral does not reflect various factors affecting development and does not show disharmony in development under the influences of these factors. Moreover, the spiral is a component of simple harmony, reflecting in its complex forms. This enables, on the basis of the law of harmony, to suggest an integrated form of the interpretation of development as an association of interconnected factors, represented by spirals of development in an integral cone of harmonic development. In it the reasons for the modern crisis are visually presented: disharmony between industrial development and ecological awareness.

Research implications: This disharmony generates a misconception in society concerning the reason for global warming. The physical properties of the atmosphere and mathematic calculations show not the greenhouse effect, but the effects of thermal power on the climate. Society, however, does not recognise this truth. Due to the longstanding disharmony of informational influence on consciousness, misconception about the reason for global warming has turned into dogma, sending humanity’s resources in the wrong direction; therefore the real problem of the ecological crisis remains unsolved.

Conclusion: In order to solve this ecological problem, a path of development harmonisation is suggested: to discard heat energy not through emissions into the atmosphere, but by directing infrared radiation into the cosmos through a black pipe with a heat exchange medium, located along the focal areas of a reflecting system with a cylindrical surface. The need to reassess outdated priorities of values in accordance with a new level of industrial development and the true ethical purpose of humankind determines a second step on the path to harmonic development: the industrial usage of the Moon with the evacuation of all nuclear weapons and nuclear industry onto it. Humankind’s nuclear capability of locating on the Moon may ensure reliable protection of the biosphere from asteroids and comets. Only this type of perspective guarantees the sustained development of humanity and the possibility to exist further in the Earth’s habitable biosphere.

 

Keywords: ecology; emergence; ethics; empirical criterion; harmonious development; disharmony; spiral of development.

 

Введение

Гармония – вездесущая субстанция природы, мы сталкиваемся с ней с раннего детства, она нас удивляет, завораживает и восхищает разнообразием ее форм и проявлений. От простых, описываемых гармоническими функциями – колебаний маятника, волн на воде, звука, света, движения звезд и планет – до ее проявлений в сложных формах, сотворенных природой или созданных человеком. Простые формы гармонии – это симметрия, эстетическая пропорциональность геометрических форм, золотое сечение и самые экономичные формы движения в гравитационных полях.

 

Сложная форма гармонии, закономерно организующая существование и развитие материи, включает произведения искусства, архитектуры, дизайна, созданные человеком, и творения природы: естественные пейзажи, живые существа, «приятное для глаза многообразие и гармоническое сочетание красок (фазана, раковин моллюсков, насекомых, даже самых обыкновенных цветов)» [1, с. 222]. Кроме того, она включает в себя все простые формы гармоничного движения в гравитационных полях: механические колебания, волновое движение сред и элементарных частиц, движение планет и звезд. Через общее понятие разнообразных простых форм осознается всеобъемлющее значение сложной, высшей формы гармонии – философской категории, обобщающей гармоничное движение, точность математики и физики, красоту эстетики, заполнение мира разнообразием форм и противоположностей, оптимально уравновешенное мерой для возможности совместного существования, регулируемого строгостью и роковою неизбежностью Всемирного закона природы.

 

Гармония как естественный закон развития и существования материи

Последнее свойство требует особого внимания, поскольку гармония как философская категория – это абстрактное понятие, для практического применения его необходимо конкретизировать, установив закономерности: «В человеческом существовании гармония присутствует не как категория, а именно как отношение» [2, с. 648]. Объективное отношение между явлениями, объектами характеризует понятие закона. Для его понимания и применения сформулируем этот закон.

 

Закон гармонии – естественный закон устойчивого развития и существования материи, ее форм и внутреннего содержания, характеризующий: объект, субъект, систему, строй как уравновешенное объединение с оптимизированными законами природы эмерджентными связями взаимодействия всех его составляющих. Рационально сбалансированное мерой единство: многообразного, разнообразного и противоположного, пропорционально согласованное так, что их объединение находится в необходимом самоуправляемом равновесии, при условии соблюдения которого всем составляющим объединения обеспечиваются равные возможности развития и оптимальные условия относительно этичного существования в эстетичной, с учётом целесообразности предназначения и окружающей среды форме.

 

Закон гармонии – обобщающий закон диалектики. Это практическое применение закономерностей конкретно-всеобщей концепции развития: возникновения высшего из низшего, включение низшего в высшее, сохранение и подчинение низшего высшему в интегральной природе высшего [см.: 3, с. 178]; при этом в нем рефлексирует закон эмерджентности, который представляет собой результат развития известного из диалектики Гегеля закона перехода количественных изменений в качественные. Данный закон был, как известно, подробно рассмотрен Ф. Энгельсом [см.: 4]. На основании широкого практического применения этого закона возникло философское направление теории эмерджентной эволюции, центральная проблема которой – объяснить явления эмерджентности как результат объединения элементов в системе или сложном объекте. Рефлексия видна из объяснения: «Понятие эмерджентов рассматривается следующим образом: в ряде случаев продукт соединения не является простой суммой отдельных элементов, а представляет собой новое творение, как это имеет место, когда несколько отдельных звуков, сливаясь вместе, создают нечто новое – аккордное звучание» [5, с. 195], то есть в высококачественном музыкальном произведении звуки должны быть подчинены закону гармонии.

 

Закон гармонии объясняет проблему эмерджентных явлений и дает возможность сформулировать закон эмерджентности: объединение частей в систему всегда приобретает особые свойства, превосходящие сумму свойств входящих частей, и(или) новое качество, если эти части объединяются и взаимодействуют по закону гармонии.

 

В законе гармонии видна концептуальная рефлексия законов диалектики: перехода количественных изменений в качественные, единства и борьбы противоположностей как универсальных законов развития материи. Это взаимодействие единства многообразного, разнообразного и противоположного, рационально сбалансированное мерой с проявлением эмерджентности отражено в произведениях искусства: музыке, живописи, архитектуре, а также в развитии науки, которому способствует соперничество новых, прикладных ее направлений и изобретений, гармонично объединяющих науку с техникой и обеспечивающих ускорение ее развития, например, внедрение изобретений – микроскопа, телескопа, компьютера, информационной сети интернет и т. д.

 

Обособленно стоит закон революционного развития – отрицание отрицания, отражающий скачкообразный переход от нарушения границ гармонии к дисгармонии, которая определяет период регрессивного развития первой части закона – отрицание отрицания ко второй части отрицания – дисгармонии, результатом которого является переход на новый уровень гармоничного развития. Развивающаяся дисгармония приводит развитие к концу. То есть действие дисгармонии вызывает скачкообразный переход в развитии, имеющий прогрессивный, регрессивный или конечный характер.

 

Для более точного объяснения дисгармонии рассмотрим ее в простой форме гармонии – резонансе, который приводит к разрушениям строительные и механические конструкции, однако с пользой используется в радиотехнике и физике. С этим известным в технике нарушением границы между гармонией и дисгармонией в ее другом, субъективном проявлении мы знакомы с раннего детства. Нас восхищало чувство гармонии, когда мы, используя резонанс, могли управлять амплитудой качелей, а явление резонанса уравновешивалось силами сопротивления среды; при этом случалось почувствовать опасность развития дисгармонии, если под воздействием внешних сил амплитуда качелей начинала без ограничения возрастать, вместе с вероятностью действия закона отрицание отрицания. Дисгармонию резонанса вызывает нарушение закона гармони: подавление единственным гармоничным колебанием одной частоты и фазы остальных сил, уравновешивающих его, то есть отсутствие составляющих уравновешенного объединения.

 

Графическая интерпретация гармоничного развития

Перейдем к наглядному анализу с позиций закона гармонии понятия изменения во времени – развития, эволюции, движения материи, определяемого законами диалектики, способствуя углублению классических представлений о ней, вызываемых эпохой информационного общества [см.: 6].

 

Связь законов диалектики с естественными науками и природой, укрепившая позиции материализма, была обоснована Ф. Энгельсом [см.: 4]; там же он предполагал рассмотреть спиральную интерпретацию развития: «развитие путем противоречия, или отрицание отрицания, – спиральная форма развития» [см.: 4; 3]. Спиральная форма наглядной интерпретации развития получила сейчас широчайшее распространение и практическое применение в различных областях прикладных наук, при этом она имеет разнообразные виды и толкование. Например, Спиральная динамика развития К. Грейвза [см.: 7], который исследовал и установил персональное психологическое влияние ценностных приоритетов, связанных с исторически сложившейся шкалой культурных ценностей, на морально-этическое и интеллектуальное развитие человека. Последователи спиральной динамики [см.: 8] приложили немало усилий для дальнейшего ее развития и применения в конкретных областях – менеджменте, политике развития организаций. Спираль развития дополнили цветные уровни ступеней развития. Наглядная интерпретация теории развития через спиральную форму представляет рефлексию замеченных периодически повторяющихся аналогий абстрактных форм процессов ступенчатого развития. Однако это излишне абстрагированная форма, рассматривающая развитие лишь одного или некоторой части параметров объекта или субъекта; она не отражает в полной мере его связи с остальными составляющими, то есть не представляет возможности для анализа влияния составляющих факторов и параметров на общий процесс развития. Это дало возможность Ф. Лалу [см.: 9] еще дальше абстрагироваться от спиральной формы и связать уровни развития менеджмента, структуры и политики организаций с возрастанием спектральной частоты их цветных обозначений.

 

Спираль является элементом простой гармонии, по закономерностям конкретно-всеобщей концепции диалектики: включения низшего в высшее [см.: 3, с. 178], она включается в сложную форму – интегральный конус гармоничного развития, интерпретирующий границы закона гармонии. Формулировка закона гармонии позволяет предложить интегральную форму интерпретации эволюции как интегрального конуса гармоничного развития для объекта, субъекта, среды, системы, цивилизации. Этот конус включает спирали эволюции, влияющие на развитие взаимосвязанных факторов и параметров. Развитие интегральных высших форм материи зависит от состояния и взаимодействия влияющих на их развитие низших форм, факторов, параметров. «Важнейший атрибут материи – движение (развитие) проявляется, в частности, как взаимодействие» [6, с. 30].

 

На рисунке 1 представлены: внизу – вид сверху; вверху – кабинетная проекция трех цветных спиралей: оранжевой 1 – развития индустрии Rᵢ, зелёной 2 – гармоничного развития Rᵧ, фиолетовой 3 – развития экологического сознания социума Rₑ и голубой линией – контур интегрального конуса гармоничного развития – 4, определяющий границу идеальной гармонии; t – вектор независимого времени, направленный из вершины конуса гармоничного развития – начала центральной цилиндрической системы координат. Расстояние от оси времени до витков спирали, радиус-вектор развития R характеризует уровень развития в данный момент независимого времени tᵩ. Зависимое (субъективное) время, связанное с развитием конкретного субъекта, объекта или параметра определяется фазой развития – углом, описываемым вектором R по спирали развития от ее начала до настоящего момента времени, измеряемым в градусах или радианах. Оно отражает фазу, длительность и цикличность развития 2πn + угол φ; указывая число циклов времени n, отражающих повторение похожих фаз на разных уровнях развития для конкретного объекта, субъекта, параметра.

 

Рисунок 1 – Интегральный конус гармоничного развития

 

Закон гармонии требует, чтобы все составляющие факторы развивались гармонично, то есть все спирали, интерпретирующие составляющие факторы развития, должны быть вписаны в границы интегрального конуса гармоничного развития, репрезентирующего гармоничное, то есть идеально устойчивое развитие. Приближение к нему обеспечивает устойчивое развитие – распространенный термин, ясное понятие и определение которого следует из закона гармонии, открытие которого – переосмысление с позиций физики и традиционного понятия гармонии как философской категории. Однако «только философское исследование может установить, какое содержание традиционных фундаментальных категорий и концепций сохраняется незыблемым, а какое требует уточнения и дальнейшего развития» [10, с. 14]; поэтому докажем выведенные выше законы, используя методы философии в концепции закона гармонии для практического исследования стратегии развития человечества и опровержения опасного заблуждения, грозящего ему гибелью.

 

Роковое заблуждение в причине глобального потепления

Любое сооружение с источником энергии или транспортное средство оказывает дополнительное к солнечному теплоэнергетическое влияние на окружающую среду. Эта энергия выбрасывается в атмосферу с конвекционными потоками: горячего воздуха, дыма, пара, газов, через градирни, трубы, кондиционеры, радиаторы, испарение воды охлаждающих водоемов.

 

Человечество использует электроэнергетику, поэтому извлекаемая из среды энергия преобразуется в электроэнергию. При этом КПД любой электростанции не превышает 50 %, а ТЭС и АЭС – менее 20 %, то есть более половины энергии при производстве утилизируется в атмосферу, повышая ее внутреннюю энергию, ощущаемую на чувственном уровне; именно она измеряется термометром, показывающим повышение температуры воздуха. То же относится и к выработанной электроэнергии при ее передаче и потреблении. В результате почти вся используемая человечеством энергия преобразуется во внутреннюю энергию воздуха, утилизируемую в атмосферу Земли безвозвратно, но не бесследно. Согласно закону сохранения энергии в замкнутой системе энергия не исчезает бесследно. Замкнутой системой в отношении любых форм теплопередачи, кроме электромагнитного излучения, является атмосфера Земли, находящаяся в вакууме космического пространства – идеальном теплоизоляторе. Поэтому привносимая тепловая энергия, повышающая внутреннюю энергию воздуха, не может исчезнуть бесследно. Она задерживается в атмосфере Земли и выводит ее из теплового равновесия. Воздух, состоящий в основном из азота и кислорода, энергию не излучает, а передает контактным, микрофизическим способом. Поскольку эта тепловая энергия вносится в биосферу Земли дополнительно к солнечной, то термин «высвобождаемая» заменен здесь более точным «привносимая».

 

Учитывая ускоренное развитие индустрии, биосфере Земли и человечеству угрожает приближающаяся антропогенная климатическая катастрофа. При этом во внимание следует принимать только ее антропогенную причину, на это указывает ее возрастающая динамика 0,06 K/год, она несоразмерна астрофизическим факторам климатических изменений с периодом 93–100 тысяч лет, так как при данной температурной динамике существующая форма земной жизни не сохранится и пары столетий. На это следует обратить внимание сторонников парниковой версии, так как 200 мил. лет назад концентрация углекислого газа была значительно выше, при этом жизнь на Земле процветала [см.: 11]. Связывая потепление с углекислым газом, никто не замечает, что он является побочным продуктом всех окислительных процессов, сопровождаемых выделением тепловой энергии, повышающей внутреннюю энергию атмосферы и её температуру. По мнению сторонников парниковой версии: «Система ‘земная поверхность + атмосфера’ не нагревается» [12, с. 115] – это очевидное противоречие логике, так как отвергается индустриальная деятельность человека, что доказывает ее противоречивость – гносеологическое подтверждение ложности. По данным МЭА (IEA) в 2018 масса углекислого газа увеличилась на 33,1·10⁹ т [см.: 13], очевидно, что этому сопутствовало минимум 295952056 ТДж энергии, она рассчитана по формуле экзотермической реакции окисления углерода. Кроме того, парниковая версия противоречит исследованиям кернов льда Антарктиды [см.: 14], в которых астрофизические факторы – циклы Миланковича [см.: 15] с периодом 93–100 тысяч лет являются первопричиной периодических повышений температуры Земли, вызывающей ускорение вторичных процессов: окисления, разложения и перегнивания органики, способствующих выделению тепловой энергии и увеличению содержания в атмосфере углекислого газа и метана. Теплоэнергетическая первопричина здесь очевидна – «наиболее истинно то, что для последующего есть причина его истинности» [16, с. 95].

 

Условием парниковой версии глобального потепления является модель стекла в атмосфере, а также модель планеты: «Солнечное излучение только коротковолновое, атмосфера для него совершенно прозрачна, и оно нацело поглощается земной поверхностью» [12, с. 115]. Это модель мертвой планеты без воды и жизни, то есть для Земли никак логически не совпадает с «классом казуально возможных» [17, с. 8], поэтому такая модель не является эмпирически истинной. Такая когнитивная система не учитывает основных характеристик живой Земли: физических свойств её атмосферы, изобилие на ней воды, растительной жизни и т. д., поэтому не имеет «отображательной функции» [18, с. 2–5] и не применима к Земле. Для истинных знаний, исключающих заблуждения в науке, необходимы точность и конкретика: «Абстрактной истины нет, истина всегда конкретна» [19, с. 134]. Это касается не только моделей, но и терминов: не все газы, способные поглощать и излучать фотоны, являются парниковыми; не все газы, такой способностью не обладающие, парниковыми не являются; не следует путать парниковый и оранжерейный эффекты, последний отличается использованием источников энергии. Реальный парниковый эффект связан только с сохранением солнечной энергии – это способность не углекислого газа, а воздуха, изолированного от атмосферы прозрачным покрытием парника, уменьшать резкое падение температуры и удерживать внутреннюю тепловую энергию. Он обусловлен изменением агрегатного состояния воды, выделением 2256 кДж/кг тепловой энергии при конденсации ее паров, а также физическими свойствами азота и кислорода удерживать внутреннюю тепловую энергию, так как они в отличие от «парниковых газов» энергию не излучают. Практическое применение изменения агрегатного состояния воды рассмотрено в изобретениях [см.: 20; 21]. Отсутствие внедрения этих изобретений вызвало дисгармонию, закрывшую путь к истине. В существующей теории эффект изменения агрегатного состояния воды не учитывается [см., например: 12; 22], что способствует информационной дисгармонии в понимании причин глобального потепления.

 

Подтвердим философские логические доказательства на основе современных представлений физики, экологии и других наук ясными практическими расчетами привносимой антропогенной тепловой энергии, поступившей в биосферу за 2018 год.

 

Источник исходной цифровой информации, проверенной статистически и логически – сайты Интернета конца 2019 года. Методика расчета тепловой составляющей привносимой тепловой энергии состоит из двух частей, первая из которых – расчет тепловой энергии, выделяемой при сгорании конкретного теплоносителя. Рассчитывается по общей формуле, через ежегодно потребляемую массу (объем) теплоносителя, например, нефти, так как она дополнительно используется в химической промышленности; или через ежегодную добычу теплоносителя, если он используется только по основному назначению. Здесь же учтена энергия от крупных лесных пожаров за 2018 год. Вторая часть расчета привносимой тепловой энергии – это тепловая энергия от всех других электростанций, не учтенных в первой части. Эта часть привносимой тепловой энергии рассчитана через их средний КПД и суммарную выработку электроэнергии на всех этих электростанциях за 2018 г. Расчет начнем с атомной энергетики. Ядерную энергию можно рассчитать по теоретической формуле через постоянную Авогадро. Однако точнее и удобнее воспользоваться практической величиной эквивалентного удельного тепловыделения ядерного топлива q_u = 87,92 ТДж/кг. Она позволяет в соответствии с вышеназванным методом первой части использовать общую для всех теплоносителей формулу: Е = q • m (V) – привнесенная за год тепловая энергия – Е (количество теплоты) равна удельной теплоте сгорания, тепловыделения (теплотворности) теплоносителя q, умноженной на использованную за год массу m (объем V) теплоносителя. Потребность обогащенного урана за 2016–2018 годы изменялась мало и составляла 18 000 т/год, содержание в нем 235 изотопа урана: от 2,5 % до 90 % – большее содержание используют в мобильных ядерных реакторах, их относительная мощность невелика, поэтому в расчетах учтем лишь усредненные 5 % изотопа урана 235. Его количество составит 900 т, из них в реакторах реагирует 720 000 кг, тепловая энергия – 63 302 400 ТДж. Учтем тепловыделение энергии в 2018 г. от ОЯТ – отработанного ядерного топлива прошлой выгрузки за первые три прошедшие года хранения ОЯТ. Мощности среднего за год тепловыделения тонны ОЯТ за первый, второй и третий года хранения соответственно: 2,84 Мвт/т; 0,0133 Мвт/т; 0,00427 Мвт/т. Энергия, выделяемая ОЯТ за 2018 год от ежегодно выгружаемых 18 000 т ОЯТ прошлой выгрузки, в расчете на 1 т ОЯТ 89,562 + 0,419 + 0,135 = 90,116 (ТДж/ т), умножим на 18 000 т, получим тепловыделение ОЯТ – 1 622 088 ТДж. Суммарное тепловыделение от ядерного топлива: 63 302 400 + 1 622 088 = 64 924 488 (ТДж). Энергия от 3,86 трил. м³ газа: из расчета q_газ. = 15,9 Мдж/м³ – 61 374 000 ТДж. Энергия от 4805 млн т нефти: q_неф. = 41 МДж/кг – 197005000ТДж.

 

Энергия от 8,012 млрд т каменного угля: q_уг. = 29 МДж/кг – 232 348 000 ТДж.

Энергия от 51 млн т древесного угля: q_др.уг. =31 Мдж/кг – 1 581 000 ТДж.

Энергия от 28 млн торфа: q_торф = 15 МДж/кг – 420 000 ТДж.

Энергия от 35,9 млн т пеллет: q_пел. = 17 МДж/кг – 610 300 ТДж.

Энергия от 1,9 млрд м³ дров: q_дров = 126 МДж/м³ – 239 400 ТДж.

 

Энергия от лесных пожаров в 2018 г по странам: России, Бразилии, Канаде, США, Конго, Индонезии: 8,67 + 2,95 + 2,1 + 2 + 1,3 +1,2 = 18,22 (млн га), из учета среднего количества горючего материала дров 100 м^³/га, получим – 229 572 ТДж.

 

Электроэнергия, выработанная за 2018 год на всех электростанциях мира – 25 551,3 ТВт час = 91 984 680 ТДж, за вычетом 10 % электроэнергии атомных (9 198 468 ТДж) и 62,8 % тепловых (57 766 379 ТДж) электростанций, полная энергия которых была рассчитана выше через теплоносители; получим полезную электроэнергию, выработанную от других энергоносителей на остальных электростанциях мира 25 019 833 ТДж. С учетом усредненного КПД = 30% полная тепловая энергия от этих электростанций – 83 399 443 ТДж.

 

Вся привнесенная тепловая энергия за 2018 год: 64 924 488 + 61 374 000 + 197 005 000 + 232 348 000 + 1 581 000 + 420 000 + 610 000 + 239 400 + 229 572 + 83 399 443 = 642 130 903 (ТДж).

 

По закону сохранения энергии, утилизируемая в атмосферу Земли привносимая тепловая энергия не исчезает бесследно, она повышает температуру: океанов, атмосферы и поверхности Земли – компенсируется в основном за счет таянья ледников. Их объем и площади ежегодно уменьшаются, что вызывает подъем уровня воды в океанах.

 

Массу ежегодно тающего льда определим по массе прибыли талой воды в океанах. Повышение уровня моря Земли за 2018 год приблизительно 0,0035 м, умножив на суммарную площадь океанов и морей 361,2 млн км². Получим объем воды от растаявшего за 2018 год льда 1264,2 км³. Умножив объем талой воды на ее плотность, получим массу растаявшего льда 1264,2 млрд т. Умножив массу растаявшего льда на удельную теплоту плавления льда 333,7 МДж/т, получим часть тепловой энергии, затраченной на таянье льда 421 863 540 ТДж. Эта цифра меньше привносимой энергии на величину энергии, увеличивающей температуру атмосферы Земли. Определим эту часть тепловой энергии, повышающей температуру атмосферы 220 267 363 ТДж. Используя сведения о удельной теплоёмкости атмосферы Земли при постоянном объёме 717 Дж/кг град и массы атмосферы 5300 Тт., рассчитаем теплоёмкость атмосферы Земли 3 800 100 000 ТДж/К, а затем повышение температуры атмосферы за 2018 г., получим 0,058 К/год.

 

На рисунке 2 показано влияние утилизации антропогенной энергии на климат Земли в 2018 году. Слева представлены некоторые источники привносимой тепловой энергии. Объёмные стрелы от них показывают распределение суммарного количества привносимой тепловой энергии 642 млн ТДж/год – 1: на атмосферу 220 млн ТДж/год – 2, таянье ледников 422 млн ТДж /год – 3. Концы стрелок указывают на количественный результат воздействия на климат Земли в 2018 год: повышение её средней температуры на 0,058 K/год – 4, растаявший лёд 1264, 2 млн т/год – 5; результатом которого является повышение уровня моря на 0,0035 м/год – 6, изображенное в окружности лупы реального масштаба.

 

Рисунок 2 – Влияние утилизации антропогенной энергии на климат Земли

 

Количественный мониторинг дисгармонии

Изменения биосферы Земли перейдут в качественные, когда количество привносимой энергии превысит меру настолько, что дисгармония вызовет действие закона отрицание отрицания. Меру определяет правило одного процента в экологии, накладывающее ограничение на энергетические действия человечества в биосфере Земли: «изменение энергетики природной системы в среднем на 1 % выводит последнюю из состояния гомеостаза (равновесия)» [23, с. 145]. Для практического применения этого правила необходимо конкретизировать использованные при его формулировке понятия. Определим понятие энергетики природной системы – биосферы, ее мера определяется энергией, поступающей от Солнца. Изменение энергии биосферы вызывают все виды энергии, привносимой человечеством в окружающую среду – это, кроме рассчитанной выше тепловой энергии, энергия взрывов, энергия электромагнитного излучения всего спектра частот и волн, в том числе гамма-излучение, энергия корпускулярных излучений. Возрастающая энергия последних, порождаемая ядерной энергетикой, в рассчитанной выше сумме привносимой тепловой энергии не учитывалась. Однако вопреки их комплексному взаимному влиянию на биосферу, для возможности релевантного мониторинга по этому правилу необходим дифференцированный подход к каждому виду энергетического воздействия. За эталон для сравнения примем наилучшее состояние биосферы Земли, когда нет привносимой энергии, а все коротковолновое солнечное излучение отражается поверхностью и усваивается флорой. Соответствующее ему солнечное тепловое воздействие назовем изначально стабильной величиной энергетического параметра, соответствующего наилучшему состоянию биосферы Земли. На этом основании рассмотрим только тепловое воздействие на биосферу, ограниченное инфракрасной частью спектра солнечного излучения. Конкретнее – частью поступающей энергии Солнца, перешедшей во внутреннюю энергию атмосферы; только она по физической природе соответствует привносимой тепловой энергии. Исходя из этого, сравним рассчитанную величину привносимой тепловой энергии с аналогичной величиной внутренней энергии воздуха атмосферы, получаемой от Солнца.

 

На основании изначально стабильной величиной энергетического параметра скорректируем правило 1 % в отношении антропогенного энергетического воздействия на биосферу Земли: воздействие на изначально стабильный глобальный энергетический параметр, влияющий на развитие и равновесное состояние биосферы Земли, не должно изменять его более 1 % от среднегодового значения его изначально стабильной величины, соответствующей наилучшему состоянию биосферы Земли по его нейтрализации. Допустимое приближение отношения изменения глобального энергетического параметра к 1 % от среднегодового значения его изначально стабильной величины тем меньше, чем меньше существующие возможности его своевременной нейтрализации биосферой Земли и ее эволюционной адаптации к динамике изменений.

 

Новая формулировка правила определяет величину привносимой энергии, обеспечивающей предел равновесного существования биосферы Земли. Отношение изменения глобального энергетического параметра за год к его изначально стабильной величине, соответствующей наилучшему состоянию биосферы Земли, назовем среднегодовым коэффициентом энергетической нагрузки на биосферу. Для его определения рассчитаем изначально стабильную солнечную составляющую внутренней энергии атмосферы Земли, сообщаемую Солнцем за год. Солнце – желтая звезда с преобладанием видимой части спектра электромагнитного излучения. На долю видимых лучей приходится примерно 75 %, почти 20 % – на инфракрасное излучение и только 5 % – на УФ [см.: 24]. От достигающей поверхности Земли суммарной энергии солнечного спектра 25 200·10⁸ ТДж инфракрасное излучение составляет 20 %, то есть 5040·10⁸ ТДж. Из них, с учетом среднего альбедо Земли, 30 % отражается обратно в космос 1512·10⁸ ТДж. От оставшейся и поглощенной поверхностью Земли части 3528·10⁸ ТДж половина излучается в космос эффективным излучением 1764·10⁸ ТДж. Вторая половина поглощенного излучения передается воздуху атмосферы, контактирующему с нагретой поверхностью. Именно с этой частью солнечной энергии, повышающей внутреннею энергию атмосферного воздуха, сравним привносимую в атмосферу тепловую энергию. Отношение этих энергий 642 130 903 ТДж к 1764·10⁸ ТДж = 0,00364 или 0,364 %. Внутренняя энергия измеряется термометром, показания которого связаны с ней линейной зависимостью, что соответствует эмпирическому и другим критериям истины классической науки [см.: 25]. Сравним полученные расчеты с практическими измерениями. Наилучшему состоянию биосферы Земли соответствует средняя температура 287 К, умножив её на 0,00364, получим 1 К; что совпадает с данными измерений повышения средней температуры Земли в 2018 по отношению к доиндустриальному периоду на 1 °С.

 

Пренебрегая теплоэнергетической динамикой за 2019–2021 гг. и используя рассчитанное за 2018 повышение средней температуры атмосферы Земли на 0,058 К/год, рассчитаем повышение средней температуры Земли к 2022 г. – 1,17 °С. Сравнение этого результата с практическими измерениями позволяет прогнозировать, что повышение средней температуры Земли на 1,4 °С произойдет в 2025 году. При этом любые затраты на уменьшение выбросов «парниковых» газов будут бесполезны.

 

Обсуждение результатов

В психологии людей заложено мыслить и действовать по аналогии, подражая авторитетам. Так, авторитарная истина Аристотеля о меньшем числе зубов у женщин признавалась 18 веков. Однако отпущенный природой срок пребывания в заблуждении, разрушающем биосферу Земли, мал и ограничен. Авторитарность в информационной и научной областях нарушает закон гармонии, вызывая дисгармонию развития, при этом информационное общество не исключает его действие. Сейчас климатическое заблуждение введено в политические цели глобализации, поддерживаемые США, поэтому переубеждение будет трудным. За сотню лет человечество привыкло к парниковой версии. Широко афишируемая СМИ, она из авторитарной превращена в конвенциональную истину. «Но концепция, основанная на отрицании реально существующих свойств и явлений, не дает ни адекватного описания, ни объяснения природных процессов, ни представлений о способах воздействия на них человека» [10, с. 15]. Широко признанное объяснение, однако, легко опровергается (что было показано выше) – как методами философии, так и общенаучными, а воздействие имеет обратный ожидаемому результат. Несмотря на это, «монопольно» продолжается пропаганда парниковой версии, вызывающая явление информационного резонанса, то есть опасную дисгармонию, определяющую ошибочный выбор долгосрочной стратегии развития человечества. Однако решение глобальной экологической проблемы не терпит промедления. Учитывая инертность человечества, сейчас нет и десятка лет для пребывания в заблуждении, поэтому антропогенная теплоэнергетическая причина глобального потепления подтверждена предельно ясными расчетами; они соответствуют эмпирическим наблюдениям [см.: 26]. В отличие от противоречивой парниковой версии, не подтверждаемой ни эмпирически, ни расчетом эффекта от углекислого газа, показавшим 40 % расхождение с практическими измерениями [см.: 22]. Такой результат, в отличие от простых и точных математических расчетов, доказывает очевидную ошибочность данного подхода, «поскольку знание, если оно претендует на знание научного, должно быть доказано» [27, с. 49]. Выше методами гносеологии доказано, что утверждение о парниковой причине глобального потепления не соответствует ни одному из критериев истины классической науки [см.: 25]. Оно противоречиво, не подтверждается логически, эмпирически, математически и опровергается физическими и палеоклиматологическими фактами. Отсутствие интереса социума к этим фактам можно объяснить только информационной дисгармонией. Однако дисгармония предшествует закону отрицания отрицания, воздействие которого в экологической сфере сейчас особенно опасно для человечества. При этом человечество, исходя из фундаментальных философских оснований, безусловно имеет шанс на спасение, так как, являясь результатом единого закономерного мирового процесса, обладает уникальными способностями к труду и мышлению, поэтому имеет реальную возможность (хотя реализация ее не гарантирована) бесконечного развития посредством разумного преобразования природы [см.: 28].

 

Преодоление дисгармонии индустриального развития человечества

Для предотвращения экологической катастрофы предлагается реальное решение проблемы глобального потепления: не рассеивать тепловую энергию в атмосфере, а излучать ее в космос, передавая в заглубленные в землю теплоаккумуляторы. Их конструкции позволяют рационально использовать тепловую энергию, потери которой передаются Земле и излучаются в космос.

 

Вопрос целенаправленной теплопередачи энергии в космос инфракрасным излучением в определенной полосе длин электромагнитных волн решается несложной доработкой теплоаккумулятора. Изотемпературная зона, инфракрасное излучение которой попадает в свободное окно в полосовых спектрах поглощения газов, соединяется с соседними зонами теплоаккумулятора не через конвекционные каналы, а посредством труб с зачерненной поверхностью. Зачерненные части труб, вынесенные на поверхность земли, располагают горизонтально вдоль фокальной области отражающих желобов с цилиндрической поверхностью, придающим инфракрасным лучам вертикальное направление.

 

Разнообразные конструктивные формы теплоаккумуляторов и распределителей температуры к ним были предложены нами в изобретениях [см., например: 29–31]. В большинстве из них изотемпературные зоны выполняются из одной или нескольких труб, оси которых ориентированы горизонтально, поэтому для направленного излучения тепловой энергии в космос может использоваться выведенная на поверхность изотемпературная зона теплоаккумулятора. В изобретении [см.: 32] было предложено унифицировать вариант трубной конструкции теплоаккумулятора, применив модульную технологию его изготовления. В таком качестве теплоаккумулятор из труб может располагаться внутри водонаполненного теплоаккумулятора с разделением изотемператрных зон теплоизолирующими экранами [см.: 31]. Это позволяет изолировать внутренний теплоаккумулятор от наружного по составу теплоносителя, конструкции распределителей для этого предложены в изобретении [см.: 33]. Такая конструкция позволяет осуществлять ступенчатую теплопередачу энергии от высокотемпературного теплоносителя к низкотемпературному водонаполненному теплоаккумулятору, обеспечивая его работу в качестве трансформатора длины волн инфракрасного излучения.

 

На атомных электростанциях внутренний трубный теплоаккумулятор может эффективно использоваться для охлаждения отработанного ядерного топлива (ОЯТ). Это позволит совместить бассейн выдержки ОЯТ с теплоаккумулятором, что кроме экономичности и эффективности процесса выдержки ОЯТ уменьшит рассеивание в окружающей среде радиоактивной составляющей привносимой энергии. Радиация будет зонально удерживаться под землей, а не рассеиваться в биосфере, увеличивая радиационный фон.

 

Для атомных ледоколов и плавучих электростанций можно модернизировать теплоаккумулятор, представленный в изобретении [см.: 34].

 

Кроме того, все изобретения решают проблему извлечения солнечной тепловой энергии из среды. Экономичный способ сбора и зонального накопления в подземном теплоаккумуляторе солнечной тепловой энергии с помощью смесительного теплообменника за счет энергии, затрачиваемой на охлаждение воздуха в сооружении, то есть без дополнительных затрат энергии, впервые был предложен в изобретении [см.: 35], его развитие для теплиц – [см.: 30] и для домов – [см.: 36].

 

Представленный в них ресурсосберегающий способ имеет ряд преимуществ перед существующими кондиционерами. В его основном процессе используется только тепловая энергия, то есть преобразования тепловой энергии в другие виды энергии не происходит, поэтому КПД выше всех работающих сейчас климатических систем и кондиционеров, в которых КПД оказывается ниже из-за преобразования электроэнергии в тепло или холод. В жаркий период охлаждая внутренний воздух они выбрасывают наружу значительно бóльшую по мощности тепловую энергию с горячим воздухом.

 

Мощные источники выбросов тепловой энергии в атмосферу создают в индустриальных районах области с повышенной температурой и пониженным давлением, они служат центрами зарождения циклонов, смерчей, тайфунов, что вызывает резкие изменения погодных условий и дестабилизирует климат Земли. Возрастает частота климатических катастроф различного характера: отсутствие осадков, повышение температуры выше обычных для данных климатических зон норм вызывает пожары, резкое превышение объемов выпадения осадков – наводнения. То есть реально мы наблюдаем не смягчение климата Земли от парикового эффекта, а нарушение сложившегося теплового поля Земли под воздействием дополнительных источников энергии антропогенного происхождения, создающих вокруг себя градиент температуры и атмосферного давления. Это вызывает сильные ветры и резкие изменения погоды, не соответствующие данным климатическим зонам. Дестабилизация климата негативно сказывается на состоянии биосферы, так как приводит к возникновению физических условий, превышающих лимитирующие факторы среды для некоторых видов организмов, что приводит к их вымиранию, разрушению экосистем и биосферы Земли; обедняется ее биоразнообразие, имеющее важное значение для гомеостаза экосистем и выживания человечества [см.: 37]. Дестабилизация климата наносит ежегодно возрастающий экономический ущерб, так как из-за засухи и высокой температуры увеличивается число пожаров. Кроме населенных пунктов выгорают значительные площади лесов, в том числе реликтовых, состоящих из ценных пород деревьев. Частые подтопления вызывают потери урожая, приводят в непригодное состояние жилье, оборудование, технику и т. д. Причины и значение этих экономических потерь из-за низкого уровня экологического сознания не осознаются. Ускоренный прогресс глобального индустриального развития с отставанием экологического сознания приводит к удалению спиралей, выражающих развитие индустрии и сознания, от конуса гармоничного развития, то есть к опасной дисгармонии – экологическому кризису развития, грозящему глобальной катастрофой. На это отставание сознания от вызовов времени, отражённое на рисунке 1, обращал внимание В. И. Вернадский, замечавший, что ученые в области гуманитарных наук и некоторые биологи сознательно не считаются с законами биосферы [см.: 38]. За век антропогенное влияние на биосферу многократно возросло, а сознание социума не изменилось.

 

Следует отдать должное интуиции В. И. Вернадского. В его время влияние индустрии на биосферу Земли было малозаметно, современная экологическая проблема не казалась человечеству важной, оно не признавало экологии и ограниченно понимало экономику, пренебрегая возникающими экологическими проблемами ради получения прибыли. Сейчас же экологическое сознание должно подняться до понимания, что развитие индустрии должно идти в гармонии с практической экологией, в соответствии с правилом: экологичное – экономично [см.: 37]. Дадим ему новую формулировку: индустрия должна развиваться в гармонии с практической экологией, с экономичным, а не расточительным отношением к природным ресурсам; на принципе приоритетного внедрения безотходных и ресурсосберегающих технологий, устройств и сооружений, служащих для сохранения природы. Несоблюдение этого правила приводит к разрушению биосферы Земли. Конкретизируем термин «практическая экология»: практическая экология – это экологически направленный сектор индустрии, включающий внедрение технологий и методов, сооружений и устройств практической, положительно результативной для сохранения природы хозяйственной деятельности, приоритетом которых является не получение сверхприбыли, а сохранение природы в ее наилучшей форме и видовом разнообразии.

 

Заблуждение, связанное с парниковой версией, способствует ускоренному развитию самого опасного источника привносимой энергии – ядерной энергетики, которая дает сырье для создания самого мощного термоядерного оружия. Ядерная энергетика дополнительно загрязняет среду радиоактивной составляющей привносимой энергии и возрастающим энергетическим сектором, работающим с низким КПД, среднее значение которого менее 15 %. В отношении ядерной энергетики важное значение приобретает экологический закон неустранимости ядерных отходов и побочных воздействий [см.: 37]. Закон требует их перемещения за пределы биосферы. При этом если для утилизации тепловой составляющей энергетических отходов выше предложены способы преобразования их в излучение, позволяющие переместить их в космос, то для радиоактивных составляющих энергии таких способов нет. Как нет их для безопасного хранения ОЯТ и утилизации жидких и твердых ядерных отходов. В климатических условиях Земли эти вопросы не имеют решения; Земля и ее биосфера постоянно находятся в динамическом движении, поэтому нет условий для хранения, обеспечивающего тысячелетнюю изоляцию ОЯТ и радиоактивных отходов от активной окружающей среды. Единственный выход – их перемещение за пределы магнитосферы Земли. Наилучшее для них место – наш естественный спутник Луна. Об этом необходимо позаботиться сейчас, пока энергетическое загрязнение среды не приобрело необратимый характер. Сейчас отказ от использования ядерной энергетики на Земле стимулирует гармонизацию развития, связанную с индустриальным освоением Луны. Кроме того, он обезопасит нас от ряда других сложных сопутствующих проблем.

 

Повышенный уровень радиации вызывает онкологические заболевания и генные мутации, что увеличивает число тяжелых генетических, переходящих в наследственные, заболеваний. Кроме того, ускоряет мутации болезнетворных вирусов и бактерий, что способствует возникновению новых видов инфекционных заболеваний и появлению новых штаммов известных, против которых иммунитет и старые медицинские средства не действуют. Не замечая этих причин, человечество борется только с их результатом – новыми болезнями; однако для победы над ними развития медицины недостаточно, необходимо сохранять оптимальные для человека параметры окружающей среды. Доказательство тому – последняя пандемия гриппа. Это не случайность, а очередное предупреждение природы, показавшей возросшую хрупкость жизни современной общечеловеческой цивилизации. Груз ответственности как за изменение биосферы Земли, так и хрупкие условия собственного существования в ней лежит на человечестве. «Человек не имеет возможности освободиться от этого груза, ведь отказ от осмысленной деятельности станет означать деградацию человека, уничтожение его как биологического вида» [39, с. 9].

 

Необходимость этической переоценки ценностей

Основной этической ценностью человека являются блага, зависящие от состояния биосферы Земли, она единственная обеспечивает возможность существования человечества, поэтому отношение к ней должно быть предельно бережным. Для этого необходимы истинные знания об антропогенном и других негативных влияниях на биосферу Земли, то есть важно осознать и утвердить ценность только объективной истины в науке, без этого наука деградирует под натиском ложных теорий. Существующие сейчас приоритеты – стремление к власти, получение сверхприбыли, соперничество в ядерной военной мощи – устарели, они отвлекают сознание социума от истинной ценности, связанной с основным этическим предназначением человечества. Это предназначение – не в разрушении биосферы и самоуничтожении, а в сохранении ее в наилучшем состоянии, защите биосферы Земли от астероидов, комет и других разрушающих факторов. Сейчас человечество обладает достаточным техническим потенциалом для решения этих задач, однако астероид или комета может беспрепятственно оборвать эпоху существования человечества. Оно вымрет в этом случае так же безвозвратно, как вымерли динозавры. Ядерный арсенал человечества может и должен быть использован только для защиты биосферы. Для этого весь он должен находиться на Луне.

 

Гармонизирующий развитие шаг в сторону Луны был успешно и подсознательно правильно сделан; но из-за низкого уровня сознания не было понято его предназначение – индустриальное освоение Луны, которое уменьшит дестабилизирующее действие на биосферу Земли возрастающей в замкнутой системе термодинамической энтропии [см.: 37], уменьшив дисгармонию Rᵢ ˗ Rᵧ (рисунок 1), разрушающую устойчивое развитие. Первый шаг на пути гармонизации открывает замкнутую систему Земли электромагнитным излучением энергии в космос, второй – включением в нее Луны. Необходимость второго шага, кроме защиты биосферы – в свойствах ядерной энергии и возрастающем интересе к ней человечества. Однако этот интерес должен быть разумно регламентирован: сегодня человечество осваивает управляемый ядерный синтез, завтра – энергию аннигиляции; однако, чтобы это завтра для человечества наступило, сегодня надо позаботиться о биосфере Земли – это не полигон для испытаний термоядерного оружия массового уничтожения, а единственный дом человечества, его единственная колыбель.

 

Осознание этой проблемы всем социумом должно сплотить человечество вокруг общей единой цели – защиты и приведения биосферы Земли в наилучшее для существования человека состояние. Важность своевременного достижения этого должна остановить военное соперничество и привести от враждебной разобщенности к мирному международному сотрудничеству, результатом которого должно стать международное требование о перемещении всего ядерного вооружения и опасных продуктов ядерно-энергетической деятельности на Луну. Эта работа по очищению биосферы предельно важна для человечества, так как определяет время его дальнейшего существования; при этом открывает для индустриального развития Луну. Вопрос экономичной доставки на Луну радиоактивных грузов решаем с помощью запуска серии грузовых спутников, с которыми стыкуются взлетно-посадочные модули. Спутники располагают на инерционной лунно-земной орбите, перигеем которой является околоземная орбита, а апогеем окололунная. Близкое расположение Луны и постоянная ориентация одной стороной к Земле упрощает передачу выработанной электроэнергии на Землю лазерным лучом через спутники-ретрансляторы, расположенные на промежуточных орбитах.

 

Для проживания людей на Луне можно использовать технические решения перечисленных выше изобретений, модернизировав заявленные в них сооружения, обеспечивающие стабильный микроклимат, сохранение солнечной энергии, а также защиту от неблагоприятных наружных факторов. Это достижимо осуществлением крупногабаритного комплекса оранжерей, конструктивно скорректированных для инопланетных наружных условий. Их крыши дополняют наружным покрытием с герметичным пространством, наполнитель которого создает световую фильтрацию и защиту от жестких излучений, аналогичную Земной атмосфере. Расположенные под комплексом оранжерей, заглубленные в грунт водонаполненные теплоаккумуляторы выполнят роль земного океана, обеспечивая вместе с сетью поверхностных водоемов внутри лунного комплекса необходимый климат. Над ним создается защитное магнитное поле, аналогичное земному, за счет заглубленных дросселей. В таком комплексе оранжерей, вмещающем сад и парк, можно создать искусственный лунный биокомплекс, включающий искусственные экосистемы различного назначения, в частности, с подобранными популяциями разнообразных организмов, обеспечивающих для жизни людей максимально приближенные к земным условия и сбалансированное питание. За основу можно взять интегральную сельскохозяйственную технологию, изложенную в изобретениях [см.: 20; 21]. В предлагаемом в них интегральном способе безотходного сельскохозяйственного производства в агроэкосистему интегрируются подобранные цепи популяций организмов, функционально связанные трофическими, тропическими, мутуализмом и другими полезными связями, которые обеспечивают возможность для создания гармонично регулируемого искусственного биоценоза, повышающего стабильность размножения, роста и развития организмов сельскохозяйственного назначения. Пример такой подборки организмов по кормовым и отходно-сырьевым производственным связями: из отходов растениеводства и других сельхоз производств в специальных блоках приготовляется компост, на разных видах компоста культивируют грибы-сапротрофы (шампиньоны, зонтики, опенки); затем на нем же культивируют виды дождевых червей, которые входят в корма птицы, рыбы, раков; на гумусе, получаемом от культивирования червей, выращивают разнообразные тепличные овощи, а потом этот гумус используют для обновления и наращивания плодородного слоя почвы плодово-ягодного сада.

 

Это пример подборки с минимальным видовым разнообразием, реально оно значительно больше. В заповедниках сохранение видового разнообразия из-за низкого уровня организации невозможно (закон обеднения живого вещества в островных его сгущениях Г. Ф. Фильми [см.: 40]). Такие искусственные экосистемы должны быть предварительно апробированы на Земле, они могут быть достаточно разнообразны и по положительному воздействию на биосферу Земли; могут заменять разрушенные гомогенизацией элементарные природные экосистемы, необходимые составляющие биосферы Земли. Сейчас развитие подобных «условно закрытых искусственных образований» [37, с. 143] исторически необходимо. С точки зрения воздействия человечества на экосистему в процессе сельскохозяйственного производства они представляют прогрессивный шаг в социально-экологическом развитии на пути управления природой, так как позволяют поддерживать стабильную продуктивность за счет сохранения необходимого биоразнообразия [см.: 39].

 

Заключение

Закон гармонии дает представление об управлении гармоничным развитием человечества, которое требует учета большого количества факторов и параметров, что можно обеспечить только с помощью компьютера и правильно составленных программ. Однако при планировании управления развитием государств выбирается приоритетная цель, которой является достижение военного превосходства. До отсутствия глобального влияния развития индустрии на биосферу Земли игнорирование проблем экологии и сохранения биосферы Земли не грозило вымиранием человечеству, но сейчас этот этап пройден. Поэтому приоритетной целью должно стать сохранение биосферы Земли, контроль за её состоянием и управление им. «Идея управления, непосредственно связанная с концепцией информации, еще недостаточно осмыслена на философском уровне. Повсеместно встречается такое внешнее воздействие, при котором состояние объекта (системы) существенно изменяется не в результате его самодвижения, обусловленного внутренними факторами, а в зависимости от содержания и состояния другого объекта (другой системы). Это воздействие можно, с нашей точки зрения, охарактеризовать как простейшую форму управления» [6, с. 30]. Такая формулировка отражает современное антропогенное воздействие на природу как простейшую форму хаотичного управления человечеством биосферой Земли, при котором не учитываются ни законы науки, ни экология биосферы Земли, ни ее обратные реакции на управление. Это антропогенное воздействие, основанное на монопольной информационной пропаганде ошибочной парниковой версии, необходимо заменить сознательным управлением. Однако сознательное управление возможно только при наличии истинной информации об управляемом объекте (системе). Чем полнее и точнее информация, тем эффективнее будет оптимальное управление. Выше рассмотрена ошибка представления климатической модели Земли, то есть ее идентификации. Отсюда ошибка управления стабилизацией климата: человечество безрезультатно борется с выбросами углекислого газа, затрачивая на это энергию, что ускоряет глобальное потепление за счет увеличения утилизируемой в атмосферу энергии. Так как воздействие дополнительной энергии – положительная обратная связь, усиливающая тепловое воздействие на биосферу, его результат – увеличение выброса углекислого газа и глобальной температуры. То есть чем больше энергии тратится на борьбу с «парниковыми» газами, тем быстрее возрастает глобальная температура Земли. Фактически борьба усиливает эффект глобального потепления за счет усиливающейся положительной обратной связи, близкой по природе той, которая вызывает явление резонанса, рассмотренное в начале этой статьи. Такое управление биосферой ведет к опасной дисгармонии, вызывающей действие закона отрицание отрицания. Закон гармонии и его наглядная интерпретация в конусе гармоничного развития дает представление о методах оптимизации управления развитием, которые конкретизированы практически с учетом экологических законов и объективной информации о биосфере Земли на примере критического исследования стратегии индустриального и экологического развития человечества. Это доказывает действенность как самого закона гармонии, так и его наглядной интерпретации в рамках интегрального конуса гармоничного развития. Времени на гармонизацию развития гораздо меньше, чем кажется под влиянием закона обманчивого благополучия. Поэтому скорейшее решение должно стать приоритетной целью для всех, что поспособствует объединению государств для совместного мирного сотрудничества. Путь к этой цели должен быть истинно верным и предельно коротким, так как времени для дальнейших заблуждений и возможности возврата на путь безопасного развития нет, что наглядно доказывает интерпретация в конусе гармоничного развития ускорения субъективного времени на спиралях развития (рисунок 1).

 

Список литературы

1. Кант И. Критика способности суждения / Отв. ред. А. Я. Зись. – М.: Искусство, 1994. – 367 с.

2. Лукманова Р. Х. Гармония как философская категория // Вестник башкирского государственного университета. – 2012. – Т. 17. – № 1-1. – С. 645‒649.

3. Орлов В. В. Проблема системы категорий философии: монография. – Пермь: ПГУ, 2012. – 262 с.

4. Энгельс Ф. Диалектика природы. – М.: Госполитиздат, 1941. – 338 с.

5. Елфимов Г. М. Понятие «нового» в теории эмерджентной эволюции // Управленческое консультирование. – 2009. – № 1. – С. 187–222.

6. Орлов С. В. Самодвижение, управление и концепция диалектики в информационном обществе // Философия и гуманитарные науки в информационном обществе. – 2020. – № 2. – С. 27–46. URL: http://fikio.ru/?p=4035 (дата обращения 27.12.2022).

7. Graves C. W. An Emergent Theory of Ethical Behavior Based Upon – An Epigenetic Model. – New York: Schenectady, 1959.

8. Beck D., Cowan C. Spiral Dynamics: Mastering Values, Leadership, and Change. – Denton: Wiley, 1996. – 333 p.

9. Laloux F. Reinventing Organizations. – Brussel: Nelson Parker, 2014. –362 p.

10. Орлов С. В. Социальная философия и компьютерная виртуальная реальность // Философия и гуманитарные науки в информационном обществе. – 2022. – № 2. – С. 12–22. URL: http://fikio.ru/?p=5088 (дата обращения 27.12.2022).

11. Иванов А. История углекислого газа за 300 миллионов лет // Троицкий вариант. – URL: https://trv-science.ru/2020/08/istoriya-co_2-za-300-millionov-let/ (дата обращения 27.12.2022).

12. Семенов С. М. Парниковый эффект: открытие, развитие концепции, роль в формировании глобального климата и его антропогенных изменений // Фундаментальная и прикладная климатология. – 2015. – Т. 1. – № 2. – С. 103–126.

13. Глобальные выбросы углекислого газа обновили в 2018 году исторический рекорд // Новости в России и мире – ТАСС – URL: https://nauka.tass.ru/nauka/6816042?ysclid=ley7l6rbxy27144675 (дата обращения 27.12.2022).

14. Екайкин А. РАЭ 60, станция Восток: про керны и климат // Lievejournal.com. – URL: https://ekaykin.livejournal.com/122025.html (дата обращения 27.12.2022).

15. Смолович В. Циклы Миланковича и глобальное потепление // Проза.ру. – URL: https://proza.ru/2019/07/27/457 (дата обращения 27.12.2022).

16. Аристотель. Сочинения в четырех томах / Ред. В. Ф. Асмус. Т. 1. – М: Мысль, 1976. – 550 с.

17. Архиереев Н. Л. К проблеме эпистемического статуса теорий естественных наук // Гуманитарный вестник. – 2021. – № 5. DOI: 10.18698/2306-8477-2021-5-739.

18. Комиссаров И. И. Основные функции моделирования в философии и науке. // Гуманитарный вестник. – 2020. – № 2. DOI: 10.18698/2306-8477-2020-2-658.

19. Ерахтин А. В. Истина в философии и научном познании // Историческая и социально-образовательная мысль. – 2016. – Т. 8. – № 6/1. – С. 133–136. DOI: 10.17748/2075-9908-2016-8-6/1-133-136. URL: https://hist-edu.ru/index.php/hist/article/view/2496/2417 (дата обращения 27.12.2022).

20. Патент 2268581 РФ, Интегральный способ безотходного сельскохозяйственного производства / Лалайкин М. Д., Лалайкина М С.; заявл. 27.07.2000; опубл. 27.01.2006.

21. Application № 101 34 361.2. BRD, Integralweise der abfallfreien Landwirtschaftsproduktion / Lalaikine M.; anm. 14.07.2001; publ. 30.01.2001.

22. Callendar G. S. The Artificial Production of Carbon Dioxide and Its Influence on Temperature // Quarterly Journal of the Royal Meteorological Society. – 1938. – Vol. 64(275). – Pp. 223–240.

23. Денисов В. В., Лозановская И. Н., Луганская И.А., Дрововозова Т. И., Манжина С. А., Хорунжий Б. И., Москаленко А. П., Гутенев В. В., Ажгиревич А. И. Экология: Учебное пособие для студентов высших учебных заведений / Под. ред. В. В. Денисова. – Ростов-на-Дону: МарТ, 2002. – 640 с.

24. Гусев М. В., Минеева Л. А. Глава 9. Прокариоты и факторы внешней среды // Теория эволюции как она есть. – URL: https://evolution.powernet.ru/library/micro/09.html (дата обращения 27.12.2022).

25. Лебедев С. А. Метод общенаучного гносеологического обоснования научных теорий // Гуманитарный вестник. – 2020. – № 3. DOI: 10.18698/2306-8477-2020-3-665.

26.Груза Г. В., Ранькова Э. Я., Самохина О. Ф. Особенности температурного режима у поверхности Земного шара в 2020 году // Фундаментальная и прикладная климатология. – 2021. – Т. 7. – № 2. – С. 26–56. DOI: 10.21513/ 2410-8758-2-26-56.

27. Шустова О. Б., Сидоров Г. Н. Проблема доказательства в эмпирическом и теоретическом знании // Метафизика. – 2022. – № 3 (45). – С. 46–53. DOI: 10.2263/222-7580-2022-3-46-53.

28. Внутских А. Ю. Глобальные катастрофические риски в свете концепции единого закономерного мирового процесса. Часть вторая // Вестник Пермского университета. Философия. Психология. Социология. – 2017. – № 4. – С. 528–536. DOI: 10.17072/2078-7898/2017-4-528-536.

29. Application № 10 2007 016 963.0 BRD, Die ressourcensparenden Verfahren des Raumklimas / Lalaikine M.; anm. 10.04.2007; publ. 16.10.2008.

30. Патент 2574111 РФ, Гелиоэнергетическое сооружение с функцией водообмена / Кузнецов А. А., Лалайкин М. Д.; заяв. 20.09.2013; опубл. 27.02.2015.

31. Патент 2664888 РФ, Зональный теплоаккумулятор с распределителями температуры для жидкости и воздуха / Лалайкин М. Д., Кузнецова Т. В.; заявл. 28.08.2017; опубл. 23.08.2018.

32. Заявка № 2013138995/12 РФ, Устройство для микроклимата / Кузнецов А. А., Лалайкин М. Д; заяв. 20.08.2013; опубл. 27.02.2015.

33. Патент 2654425 РФ, Параметрический распределитель жидкой и газовой среды / Лалайкин М. Д., Кузнецова Т. В.; заявл. 17.08.2016; опубл. 22.02.2018.

34. Патент 2535327 РФ, Сейсмостойкое сооружение с микроклиматом / Кузнецов А. А., Лалайкин М. Д.; заявл. 31.07.2012; опубл. 10.12.2014.

35. Заявка № 2002103695/12 РФ, Ресурсосберегающая теплица, способ её обогрева и использования / Лалайкин М.Д., Лалайкина М.С.; заявл. 15.02.2002; опубл. 20.02.2004.

36. Патент 2483173 РФ, Многофункциональная плитка для крыши / Кузнецов А. А., Лалайкин М. Д.; заявл. 17.08.2011; опубл. 27.05.2013.

37. Реймерс Н. Ф. Экология. Теории, законы, правила, принципы и гипотезы. – М.: Россия молодая, 1994. – 366 с.

38. Вернадский В. И. Биосфера и ноосфера / Ред. Б. С. Соколов, А. А. Ярошевский. – М: Наука, 1989. – 261 с.

39. Лебедев С. А., Пискун Е. С. Научная картина мира и ее эволюция // Гуманитарный вестник. – 2021. – № 4. DOI: 10.18698/2306-8477-2021-4-733

40. Горелов А. А. Экология: Учебное пособие для вузов. – М.: Юрайт-М, 2001. – 312 с.

 

References

1. Kant I. Critique of the Power of Judgment [Kritika sposobnosti suzhdeniya]. Moscow: Iskusstvo, 1994, 367 p.

2. Lukmanova R. Kh. Harmony as a Philosophical Category [Garmoniya kak filosofskaya kategoriya]. Vestnik bashkirskogo gosudarstvennogo universiteta (Bulletin of Bashkir University), 2012, vol. 17, no. 1-1, pp. 645‒649.

3. Orlov V. V. The Problem of the System of Categories of Philosophy: Monograph [Problema sistemy kategoriy filosofii: monografiya]. Perm: PGU, 2012, 262 p.

4. Engels F. Dialectics of Nature [Dialektika prirody]. Moscow: Gospolitizdat, 1941, 338 p.

5. Elfimov G. M. The Concept of ‘New’ in the Theory of Emergent Evolution [Ponyatie “novogo” v teorii emerdzhentnoy evolyutsii]. Upravlencheskoe konsultirovanie (Administrative Consulting), 2009, no. 1, pp. 187–222.

6. Orlov S. V. Self-Movement, Control and Conception of Dialectics in Information Society [Samodvizhenie, upravlenie i kontseptsiya dialektiki v informatsionnom obshchestve]. Filosofiya i gumanitarnye nauki v informatsionnom obshchestve (Philosophy and Humanities in Information Society), 2020, no. 2, pp. 27–46. Available at: http://fikio.ru/?p=4035 (accessed 27 December 2022).

7. Graves C. W. An Emergent Theory of Ethical Behaviour Based Upon – An Epigenetic Model. New York: Schenectady, 1959.

8. Beck D., Cowan C. Spiral Dynamics: Mastering Values, Leadership, and Change. Denton: Wiley, 1996, 333 p.

9. Laloux F. Reinventing Organizations. Brussel: Nelson Parker, 2014, 362 p.

10. Orlov S. V. Social Philosophy and Computer Virtual Reality [Sotsialnaya filosofiya i kompyuternaya virtualnaya realnost]. Filosofiya i gumanitarnye nauki v informatsionnom obshchestve (Philosophy and Humanities in Information Society), 2022, no. 2, pp. 12–22. Available at: http://fikio.ru/?p=5088 (accessed 27 December 2022).

11. Ivanov A. The History of Carbon Dioxide over 300 Million Years [Istoriya uglekislogo gaza za 300 millionov let]. Troitskiy variant (Troitsk Variant). Available at: https://trv-science.ru/2020/08/istoriya-co_2-za-300-millionov-let (accessed 27 December 2022).

12. Semenov S. M. Greenhouse Effect: Discovery, Development of the Concept, Role in the Formation of the Global Climate and its Anthropogenic Changes [Parnikovyy effekt: otkrytie, razvitie kontseptsii, rol v formirovanii globalnogo klimata i ego antropogennykh izmeneniy]. Fundamentalnaya i prikladnaya klimatologiya (Fundamental and Applied Climatology), 2015, no. 2, pp. 103–126.

13. Global Carbon Dioxide Emissions Set a New All-Time High in 2018. [Globalnye vybrosy uglekislogo gaza obnovili v 2018 godu istoricheskiy rekord]. Available at: https://nauka.tass.ru/nauka/6816042?ysclid=ley7l6rbxy27144675 (accessed 27 December 2022).

14. Ekaykin A. RES 60, Vostok Station: About Cores and Climate [RAE 60, stantsiya Vostok: pro kerny i klimat]. Available at: https://ekaykin.livejournal.com/122025.html (accessed 27 December 2022).

15. Smolovich V. Milankovich Cycles and Global Warming. [Tsikly Milankovicha i globalnoe poteplenie]. Available at: https://proza.ru/2019/07/27/457 (accessed 27 December 2022).

16. Aristotel. Works: in 4 vol. Vol. 1 [Sochineniya v 4 tomakh. Tom 1]. Moscow: Mysl 1976, 550 p.

17. Arkhiereev N. L. On the Problem of the Epistemic Status of Theories of Natural Sciences [K probleme epistemicheskogo statusa teoriy estestvennykh nauk]. Gumanitarnyy vestnik (Humanities Bulletin), 2021, no. 5. DOI: 10.18698/2306-8477-2021-5-739.

18. Komissarov I. I. The Main Functions of Modelling in Philosophy and Science [Osnovnye funktsii modelirovaniya v filosofii i nauke]. Gumanitarnyy vestnik (Humanities Bulletin), 2020, no 2. DOI: 10.18698/2306-8477-2020-2-658.

19. Erakhtin A. V. Truth in Philosophy and Scientific Cognition [Istina v filosofii i nauchnom poznanii]. Istoricheskaya i sotsialno-obrazovatelnaya mysl (Historical and Social-Educational Idea), 2016, vol. 8, no. 6/1, pp. 133–136. Avaliable at: https://hist-edu.ru/index.php/hist/article/view/2496/2417 (accessed 27 December 2022). DOI: 10.17748/2075-9908-2016-8-6/1-133-136.

20. Lalaikine M. D., Lalaykina M. S. Patent 2268581 RF Integral Method of Wasteless Agricultural Production [Integralnyy sposob bezotkhodnogo selskokhozyaystvennogo proizvodstva], decl. 27.07.2000, publ. 27.01.2006.

21. Lalaikine M. Applikation 101 34 361.2 BRD Integralweise der abfallfreien Landwirtschaftsproduktion, anm. 14.07.2001, publ. 30.01.2001.

22. Callendar G. S. The Artificial Production of Carbon Dioxide and Its Influence on Temperature. Quarterly Journal of the Royal Meteorological Society, 1938, vol. 64(275), pp. 223–240.

23. Denisov V. V. Lozanovskaya I. N., Luganskaya I. A., Drovovozova T. I., Manzhina S. A., Khorunzhiy B. I., Moskalenko A. P., Gutenev V. V., Azhgirevich A. I. Ecology [Ekologiya]. Rostov-on-Don: MarT, 2002, 640 p.

24. Gusev M. V., Mineeva L. A. Chapter 9. Prokaryotes and Environmental Factors [Glava 9 Prokarioty i faktory vneshney sredy]. Available at: https://evolution.powernet.ru/library/micro/09.html (accessed 27 December 2022).

25. Lebedev S. A. Method of General-Scientific Epistemological Substantiation of Scientific Theories [Metod obschenauchnogo gnoseologicheskogo obosnovaniya nauchnykh teoriy]. Gumanitarnyy vestnik (Humanities Bulletin), 2020, no. 3. DOI: 10.18698/2306-8477-2020-3-665.

26. Gruza G. V., Rankova E. Ya., Samokhina O. F. Features of the Surface Temperature Regime Over the Globe in 2020 [Osobennosti temperaturnogo rezhima u poverkhnosti Zemnogo shara v 2020 godu]. Fundamentalnaya i prikladnaya klimatologiya (Fundamental and Applied Climatology), 2021, no. 2(7), pp. 26–56. DOI: 10.21513/ 2410-8758-2-26-56.

27. Shustova O. B., Sidorov G. N. The Problem of Proof in Empirical and Theoretical Knowledge [Problema dokazatelstva v empiricheskom i teoreticheskom znanii]. Metafizika (Metaphysics), 2022, no. 3(45), pp. 46–53. DOI: 10.2263/222-7580-2022-3-46-53.

28. Vnutskikh A. Yu. Global Catastrophic Risks in the Light of Unified Objectively Determined Universal Process Concept. Part 2 [Globalnye katastroficheskie riski v svete kontseptsii edinogo zakonomernogo mirovogo protsessa. Chast vtoraya]. Vestnik Permskogo universiteta. Filosofiya. Psikhologiya. Sotsiologiya (Perm University Herald. Series “Philosophy. Psyhology. Soziology”), 2017, no. 4, pp. 528–536. DOI: 10.17072/2078-7898/2017-4-528-536.

29. Lalaikine M. D. Applikation no. 10 2007 016 963.0 BRD Die ressourcensparenden Verfahren des Raumklimas, anm. 10.04.2007, publ. 16.10.2008.

30. Kuznetsov A. A., Lalaikine M. D. Patent 2574111 RF Helioenergy Facility with Water Exchange Function [Gelioenergeticheskoe sooruzhenie s funktsiey vodoobmena], decl. 20.09.2013, publ. 27.02.2015.

31. Lalaikin M. D., Kuznetsova T. V. Patent 2664888 RF Zonal Heat Accumulator with Temperature Distributors for Liquid and Air [Zonalnyy teploakkumulyator s raspredelitelyami temperatury dlya zhidkosti i vozdukha], decl. 28.08.2017, publ. 23.08.2018.

32. Kuznetsov A. A., Lalaikine M. Application 2013138995/12 RF Device for Microclimate [Ustroystvo dlya mikroklimata], decl. 20.08.2013, publ. 27.02.2015.

33. Lalaikine M. D., Kuznetsova T. V. Patent 2654425 RF Parametric Distributor for Liquid and Gaseous Media [Parametricheskiy raspredelitel zhidkoy i gazovoi sredy], decl. 17.08.2016, publ. 22.02.2018.

34. Kuznetsov A. A., Lalaikine M. D. Pat. 2535327 RF Earthquake-Resistant structure with microclimate [Seismostoykoe sooruzhenie s mikroklimatom], decl. 31.07.2012, publ. 10.12.2014.

35. Lalaikine M. D., Lalaikina M. S. Application 2002103695/12 RF Resource-Saving Greenhouse, Method of Its Heating and Use [Resursosberegayuschaya teplitsa, sposob ee obogreva i ispolzovaniya], decl. 15.02.2002, publ. 20.02.2004.

36. Kuznetsov A. A., Lalaikine M. D. Patent 2483173 RF Multifunctional Tile for Roofs [Mnogofunktsionalnaya plitka dlya kryshi], decl. 17.08.2011, publ. 27.05.2013.

37. Reymers N. F. Ecology. Theories, Laws, Rules, Principles and Hypotheses [Ekologiya. Teorii, zakony, pravila, printsipy i gipotezy]. Moscow: Rossiya molodaya, 1994, 366 p.

38. Vernadskiy V. I. Biosphere and Noosphere [Biosfera i noosfera]. Moscow: Nauka, 1989, 261 p.

39. Lebedev S. A., Piskun E. S. Scientific Worldview and Its Evolution [Nauchnaya kartina mira i ee evolyutsiya]. Gumanitarnyy vestnik (Humanities Bulletin), 2021, no. 4, pp. 1–12. DOI: 10.18698/2306-8477-2021-4-733.

40. Gorelov A. A. Ecology [Ekologiya: Uchebnoe posobie dlya vuzov]. Moscow: Yurayt-M, 2001, 312 p.

 
Ссылка на статью:
Лалайкин М. Д. Рефлексия решения проблемы экологического кризиса в границах конуса гармоничного развития // Философия и гуманитарные науки в информационном обществе. – 2023. – № 1. – С. 12–38. URL: http://fikio.ru/?p=5210.
 

© Лалайкин М. Д., 2023

УДК 316.421

 

Трубицын Олег Константинович – Новосибирский государственный университет, институт философии и права, доцент, кандидат философских наук, Новосибирск, Россия.

Email: trubitsyn77@mail.ru

SPIN: 5197-9813

Авторское резюме

Состояние вопроса: В современном обществознании присутствуют разные точки зрения на вопрос о сущности глобализации, датировке ее начала и возможности перехода к деглобализации.

Методы исследования: В статье нашли применение философские и общенаучные методы, поскольку исследование носит междисциплинарный характер. Работа опирается в первую очередь на критически пересмотренные положения мир-системного подхода.

Результаты: Глобализация началась в конце ХХ века. В абстрактной форме ее можно определить как процесс трансформации мировой капиталистической системы в глобальную систему, где основные процессы определяются функционированием транснациональных сетей. Исторически конкретная форма глобализации определяется как процесс реализации проекта глобального сетевого суперобщества, главным субъектом которого выступает транснациональная корпоратократия в союзе с национальной элитой США.

Область применения результатов: Выявлены причины, способствовавшие развитию глобализации, и факторы деглобализации. Это позволяет осознанно разрабатывать стратегию национального развития исходя из реалистичных сценариев развития ситуации в мире.

Выводы: Попытка глобализации оказалась, по-видимому, чрезмерно амбициозной и саморазрушительной для мировой капиталистической системы. Ее провал привел к формированию противоположной тенденции – деглобализации. Контуры будущего мира будут во многом определяться взаимодействием этих противоположных тенденций и остаются сейчас не вполне ясными.

 

Ключевые слова: глобализация; деглобализация; мир-система; капитализм; гегемония; геополитика.

 

Is Globalization Over?

 

Trubitsyn Oleg Konstantinovich – Novosibirsk State University, Institute of Philosophy and Law, PhD (Philosophy), Associate Professor, Novosibirsk, Russia.

 Email: trubitsyn77@mail.ru

Abstract

Background: In modern social science, there are different points of view on the issue of the essence of globalization, the dating of its beginning and the possibility of its transition to deglobalization.

Research methods: Philosophical and general scientific methods are used, since the research is an interdisciplinary study. The work relies primarily on the critically revised provisions of the world-systems approach.

Results: Globalization began at the end of the 20th century. In its abstract form, it can be defined as the process of transformation of the world capitalist system into a global system, where the main processes are determined by the functioning of transnational networks. Historically, its specific form is defined as the process of implementing the project of a global network super-society, the main subject of which is the transnational corporatocracy in alliance with the US national elite.

Implications: The reasons that contributed to the development of globalization and the factors of deglobalization were identified. This makes it possible to evolve a national development strategy based on realistic scenarios for the improvement of the situation in the world.

Conclusion: In reality, globalization appears to be overly ambitious and self-defeating for the world capitalist system. Its failure led to the formation of the opposite trend, i. e. deglobalization. The contours of the future world will be largely determined by the interaction of these opposing tendencies and remain not entirely clear at present.

 

Keywords: globalization; deglobalization; world-system; capitalism; hegemony; geopolitics.

 

События последнего времени, связанные с ростом международной напряженности, дошедшей до уровня экономической войны между Западом и Россией, нередко интерпретируются как конец глобализации. Действительно, объем торговли между странами Запада и Россией постепенно снижается, рвутся связи производственной кооперации. Данный поворот производит впечатление имеющего фундаментальное историческое значение. Однако для научно-философского сознания такая интерпретация еще не имеет достаточной убедительности. Положения науки нередко являются контринтуитивными. Вполне можно предположить, что мы подвержены аберрации близости, когда некие относительно малозначительные во всемирно-историческом плане события мы перецениваем из-за их непосредственного влияния на нашу жизнь. В прошлом нередко уже возникали ситуации, когда современники каких-либо событий оценивали их как судьбоносные и исторические, но уже вскоре они забывались, поскольку размах их влияния оказывался не очень большим, а последствия – малозначимыми.

 

Автора данной работы интересует прежде всего ответ на два взаимосвязанных вопроса: закончилась ли глобализация в действительности, и если да, то что началось после ее окончания? Однако, чтобы приступить к их рассмотрению, нужно ответить на три других взаимосвязанных вопроса – а, собственно, что такое глобализация, когда она началась, и может ли она закончиться в принципе (или, если уточнить вопрос, может ли глобализация закончиться провалом)?

 

Автор прежде уже занимался изучением тематики глобализации. Результаты были изложены в ряде публикаций [в частности, см.: 1; 2], так что исходными положениями данной статьи послужат выводы, полученные ранее. Автор придерживается не слишком оригинальной и достаточно популярной точки зрения, согласно которой мы с конца ХХ века впервые в истории живем в эпоху глобализации. Глобализация при этом связывается разными исследователями в первую очередь с ослаблением регулирующей роли национальных государств[1], с усилением влияния транснациональных компаний[2], либо, что не вполне увязывается с предыдущими тезисами, с глобальной геополитической гегемонией США[3] и с культурной унификацией (американизацией).

 

Однако такая трактовка далеко не является общепринятой. Существуют подходы, радикально опровергающие данные положения. Так, среди прочих взглядов на глобализацию и датировку ее начала существует подход, который можно назвать континуалистским (неисторическим). Если исходить из соответствующих методологических предпосылок, то история видится как континуальный процесс эволюции изначально существующих институтов или как развертывание тенденций, присущих социальному развитию как таковому. Сторонники такого подхода склонны модернизировать древнюю историю и обнаруживать капиталистические, государственные институты и т. д. чуть ли не у первобытных людей. Соответственно, и глобализация с этой точки зрения развивалась с древнейших времен.

 

Но большинство исследователей все же склонно исходить из противоположной методологической позиции, предполагающей историчность в описании социальных явлений, с выделением определенных революционных эпох, когда зарождаются те или иные социальные явления, институты или процессы. Например, И. Валлерстайн выступает с методологическим требованием необходимости обнаружения в истории переломных точек, то есть революционных эпох, когда в развитии общества происходит качественный разрыв с предыдущим состоянием. Соответственно, он не согласен с таким подходом, согласно которому у капитализма, индустриализма или глобализации нет начала и конца, и существует только постоянный процесс экспансии рынков и культур, развития производства и т. п. Необходимость начала глобализации, в частности, связывается им с тем, что древние общества (мини-системы) имели принципиально локальный характер. В то же время, по мнению И. Валлерстайна [см.: 7], даже XIX век, а уж тем более ХХ – это слишком поздний период для датировки великого перелома, то есть формирования общества Модерна – возникновения капитализма, индустрии и глобализации. Для него эти явления взаимосвязаны и являются производными от формирования европейского мира-экономики в XVI веке. Так что для И. Валлерстайна «глобализация» – это только новое слово для обозначения процесса расширения и консолидации европейского мира-экономики, начавшегося в XVI веке и завершившегося в XIX веке формированием единой мировой капиталистической системы. Теория И. Валлерстайна, таким образом, выступает опровержением представленной выше популярной точки зрения, согласно которой мы сейчас, с конца ХХ века, впервые в истории столкнулись с процессом глобализации. По его мнению, это обман, навязанный нам властными элитами. На деле же, действительно, мы стоим на пороге нового великого перелома – краха капиталистической мировой системы. 1991 г. – это третьестепенная историческая веха, значимая для жителей СССР – в связи с его распадом, а также остального мира – в связи с закатом американской гегемонии.

 

Помимо версии И. Валлерстайна имеются и другие промежуточные оценки исторической новизны глобализации, когда она не отождествляется с общеисторической тенденцией к интеграции, но все же обнаруживается во временах относительно отдаленных. Так, В. Ф. Галецкий [см.: 8] связывает старт глобализации с началом в 1492 г. эпохи Великих географических открытий, поскольку, по его мнению, демографическая глобализация была первой формой глобализации вообще.

 

Гораздо чаще, впрочем, глобализацию относят все же к ХХ веку, но не всегда при этом к его концу. Так, по мнению С.-Ч. Пака, «…глобализация – это не новый процесс, ее первые сигналы появились еще в середине XIX в., а первая волна глобализации пришлась на начало ХХ в. … Причиной быстрого роста мировой торговли было снижение транспортных издержек и тарифов, что привело к устранению трансграничной разницы в цене на многие основные группы товаров. В результате рынки стали действительно глобальными» [9, с. 92]. Действительно, наблюдался рост потоков капитала из Великобритании, Франции и Германии, преимущественно в виде портфельных инвестиций для финансирования инфраструктурных проектов. С другой стороны, можно заметить, что в начале ХХ века отсутствовали такие важные факторы, обеспечившие развитие глобализации в конце ХХ века, как развитые информационно-коммуникационные технологии и геополитическое единство. По мнению С.-Ч. Пака, первый этап глобализации (более точно это можно было бы назвать, по нашему мнению, протоглобализацией) был прерван Первой мировой войной и Великой депрессией 1929 года.

 

Итак, имеется множество различных трактовок глобализации, многие из которых противоречат друг другу в оценке ее плюсов и минусов, в датировке начала этого процесса, в определении его движущих сил и основных характеристик. При всем многообразии подходов к определению сущности глобализации и ее датировки можно выделить два основных полярных подхода.

 

Первый предполагает, что глобализация является объективным естественноисторическим процессом, значимым аспектом общеисторического социального прогресса, следовательно, уходит корнями в отдаленные, чуть ли не первобытные времена. Либеральные апологеты глобализации доказывают, что она имеет позитивные экономические, социальные и даже политические и нравственные последствия. Например, в тематическом обзоре МВФ «Потенциал и опасности глобализации» основной пафос направлен как раз на красочное описание «потенциала глобализации», но никак не ее «опасностей». Данная работа базируется на двух исходных положениях. Во-первых, дается весьма узкое понимание глобализации: «Этим термином [глобализация] называют все возрастающую степень интеграции стран во всем мире, обусловленную прежде всего торговыми и финансовыми потоками» [10]. Во-вторых, приводится классический постулат либеральной политэкономии: «Рынки способствуют росту эффективности благодаря конкуренции и разделению труда – специализации, в результате которой люди и страны могут сосредоточивать свои усилия на том, что им удается лучше всего» [10]. И поскольку глобализация «означает распространение за пределы национальных границ все тех же рыночных сил, что уже в течение многих столетий пронизывали все уровни хозяйственной деятельности людей» [10], а рынки «способствуют росту эффективности», то, следовательно, глобализация ведет к росту уровня жизни в мире.

 

Соответственно, глобализация если когда и закончится, то только с формированием глобального общества, когда далее глобализировать будет нечего. Провалом она закончиться не может, если только какая-то глобальная катастрофа не уничтожит человеческую цивилизацию. Такую точку зрения поддерживают прежде всего либеральные авторы, которые склонны представлять глобализацию как неизбежный и объективный процесс закономерного объединения всех народов Земли, стимулируемый условно «естественными» причинами, то есть воплощение требований прогресса, а не чьей-то частной воли или узкокорыстного интереса.

 

Второй подход исходит из восприятия глобализации в первую очередь как идеологического проекта – воплощения либеральных представлений о правильном мироустройстве. Критики либеральной глобализации склонны подчеркивать ее искусственный характер и ее историческую новизну. По сути за термином «глобализация» скрывается политика «делокализации», которая держится в тайне при ее разработке и распространении, ведет к пагубным последствиям, так как сущностью ее является игра на понижение стоимости рабочей силы в мире, снижение дееспособности и суверенности национальных государств и усиление влияния глобалистской корпоратократии, прежде всего финансовой олигархии. То есть глобализация является с этой точки зрения целенаправленным и в некоторой мере управляемым процессом формирования единого социального пространства на основе либеральных принципов, хотя возможно и опирающимся при этом на некоторые естественноисторические тенденции. Проект вполне может окончиться провалом, соответственно, и глобализация может закончиться ничем, смениться деглобализацией.

 

Впрочем, существуют еще некоторые промежуточные и смешанные трактовки. Так, иногда либералы готовы признать проектную составляющую в процессе глобализации и его новизну. Например, Е. Гайдар и В. Мау [см.: 11] считают одним из выдающихся достижений либерализма и признаком его исторической правоты то, что именно на либеральной идеологии основана доктрина и практика глобализации – этого безусловно положительного и прогрессивного, по их мнению, явления.

 

Иногда признание объективного характера глобализации сочетается с утверждением о новизне глобализации. Например, М. Г. Делягин, как и некоторые другие исследователи, работающие в рамках концепции постиндустриального общества, связывает глобализацию с информационной революцией начала 1990-х гг.: «Глобализация – процесс стремительного формирования единого общемирового финансово-информационного пространства на базе новых, преимущественно компьютерных технологий. В этом ее отличие от интеграции, высшей стадией которой она является: интеграция была и в ледниковый период, глобализация началась в 90-х годах этого века, десять лет назад» [12]. В данном определении справедливо подчеркивается значимость новых информационных технологий для запуска процесса глобализации, но сам феномен рассматривается крайне узко, в то время как требуется комплексный подход к его пониманию.

 

С нашей точки зрения, для адекватного решения вопроса о сущности и датировке глобализации необходимо рассматривать ее в качестве одного из типов надгосударственной интеграции, характеризуемого, во-первых, глобальностью (иначе что же это за глобализация?), во-вторых, высоким уровнем интенсивности и системности. Методологически стоит разделять интеграционные надгосударственные системы трех классов – в зависимости от уровня развития международного разделения труда.

 

1) Слабоинтегрированные международные рыночные сети, выделяемые на основе минимальных критериев. Таковой является «единая мир-система» А. Г. Франка. В модели И. Валлерстайна таковыми являются связи мир-экономики с ее внешней сферой. Он проводит разделение связей центр-периферийного характера и связей с внешней сферой на основании следующего критерия: торговля с внешней сферой является обоюдовыгодной, но малозначимой и ведется в основном «престижными» товарами, а торговля с периферией – неэквивалентная, обмен жизненно важных товаров, который каждой из сторон нужен для самообеспечения и не может быть оборван без негативных последствий [13, с. XIII–XIV].

 

2) Среднеинтегрированные международные рыночные сети – собственно валлерстайновские миры-экономики, где внутренние процессы стран-участников в решающей степени определяются их местом в иерархии мира-системы.

 

3) Высокоинтегрированные транснациональные рыночные сети – гипотетический более высокий уровень интеграции, чем это предполагается критериями мира-экономики. Глобализация как проект предполагает формирование единой всемирной (глобальной) системы, в рамках которой теряется тот уровень автономии, то есть относительной целостности и некоторой минимальной самодостаточности, который присущ национальным хозяйствам в рамках мира-экономики. Глобализация – процесс трансформации мировой капиталистической системы (по сути мира-экономики) в глобальную систему, где основные процессы определяются функционированием транснациональных сетей.

 

Таким образом, возникновение европейского мира-экономики в XVI веке еще нельзя принимать за точку отсчета глобализации. В то же время функционирование мира-экономики и сформировавшегося в его недрах капитализма стоит принять как важнейшие предпосылки глобализации. Это связано с тем, что склонность к экспансионизму присуща капиталистическому миру-экономике, что побуждает его втягивать в свой состав пока еще не инкорпорированные территории. «Циклические процессы внутри капиталистического мира-экономики периодически приводили к ситуациям, в которых для поддержания низких издержек по производству периферийных товаров требовалось включать в мир-экономику новые регионы, т. е. “инкорпорировать” их в рамках разделения труда» [13, с. XIV]. Это, по сути, описание тенденции, приведшей к глобализации, но еще не самой глобализации. Минимальное требование к условиям начала глобализации как выхода интеграции рыночных сетей на новый, более высокий, нежели мир-экономика уровень, это уже состоявшийся факт предельной географической экспансии – трансформации европейского мира-экономики во всемирный. Сам И. Валлерстайн указывает на такой критерий единства мира-экономики, как способность торговца объехать его за 60 дней. Таковым «шестидесятидневным» был, по мнению Ф. Фрида, мир Римской империи, согласно Ф. Броделю – средиземноморский мир XVI века. Мир в целом стал таковым только в начале ХХ века. Границы мира-экономики определяются логистикой в том смысле, что только расстояния, не превышающие определенную длительность по времени, рентабельны для систематической торговли товарами массового потребления. Поэтому «система начинает расширяться вовне до того момента, пока она не достигает точки, где убыток оказывается больше выгоды. Одним из факторов, устанавливающих пределы расширения, является, конечно, расстояние – производная от текущего состояния технологий…» [14, с. 417]. Таким образом, из данных самого И. Валлерстайна следует, что экспансия мира-экономики и возможность начала глобализации зависят от уровня развития транспортных технологий. Это утверждение подводит нас к предположению, что сама возможность создания глобальной системы покоится на определенном транспортно-логистическом укладе, который в свою очередь основан на определенном энергетическом укладе: использование углеводородного топлива позволило создать транспортную технику и выстроить инфраструктуру, необходимую для масштабного и глубокого международного разделения труда. Иначе говоря, индустриализация должна заметно, с достаточным временным лагом предшествовать глобализации, обеспечив такую ее предпосылку как развитая транспортная инфраструктура. Высокий уровень логистической связности мира был достигнут только в начале ХХ века, так что по отношению к временам, предшествующим этому периоду, говорить о возможности глобализации бессмысленно.

 

Однако и в начале ХХ века полный набор предпосылок глобализации еще не сложился. Действительно, в XIX веке европейский мир-экономика превратился в мировую капиталистическую систему, инкорпорировав в свой состав оставшиеся крупные внешние зоны. Но интеграция мира-экономики не была прочной, поскольку не сложилось глобальной политико-идеологической надстройки. Как отмечал В. И. Ленин [см.: 15], данную эпоху в развитии капиталистической системы можно именовать империалистической. По его мнению, пятью основными признаками империализма являются: 1) концентрация производства и капитала, дошедшая до такой ступени развития, что она создала монополии, играющие решающую роль в хозяйственной жизни; 2) слияние банковского капитала с промышленным и создание, на базе этого «финансового капитала», финансовой олигархии; 3) вывоз капитала, в отличие от вывоза товаров, приобретает особо важное значение; 4) образуются международные монополистические союзы капиталистов, делящие мир; 5) закончен территориальный раздел земли крупнейшими капиталистическими державами. Как можно понять из приведенного определения империализма, соответствующая форма межгосударственных отношений заключала в себе определенные противоречия. С одной стороны, вывоз капитала способствовал экономической интеграции мира. С другой, конфликтная многополярность ведущих держав, создавших затем два антагонистических военных блока – Антанту и Ось – привела, в конце концов, к мировой войне, которая, в свою очередь, спровоцировала Октябрьскую революцию в России. Революция же вырвала Россию из структур капиталистического мира-экономики, в том числе из-за политики западных стран, нацеленной на изоляцию СССР. Таким образом, вследствие русской и китайской социалистических революций соответствующие слабоинтегрированные полупериферийные и периферийные зоны опять оказались выведены во внешнюю сферу капиталистической мир-системы.

 

Биполярная система, возникшая после Второй мировой войны, строилась на разделении большинства стран мира на два лагеря – капиталистический и социалистический, объединенных общей идей социального устройства и возглавляемых двумя геополитическими и экономическими лидерами – США и СССР соответственно. СССР и КНР по крайней мере до 1970-х гг. правильнее воспринимать как партнеров капиталистического мира-экономики по слабоинтегрированной рыночной сети, его внешнюю сферу, а не как его часть, поскольку функционирование и развитие этих стран не определялось их функциональным положением в рамках международного разделения труда в рамках мира-экономики. Наиболее очевидный признак невключенности в капиталистическую мировою систему – то, что доллар США не использовался странами СЭВ в расчетах между собой, то есть не выполнял роли мировых денег. Так что говорить о глобализации по отношению к периоду, предшествующему падению железного занавеса, не приходится.

 

Первоначальный импульс глобализации исходит из сферы капиталистической экономики и проявляется в глобализации рынка. «Проблема реализации – один из факторов, побуждающих капитал к преодолению границ и определяющих тенденцию формирования мирового рынка» [3, с. 210]. О глобализации рынка исследователи заговорили еще в 1980-е гг. (Собственно появление самого термина «глобализация» произошло в 1983 г. у Т. Левита, который использовал его для обозначения чисто экономического явления – слияния рынков отдельных товаров). Но относилось все это изначально преимущественно к так называемому «первому миру». Подлинно глобальным мировой рынок стал лишь тогда, когда в него влились на основе правил «Вашингтонского консенсуса» (то есть фритредерских идеологических установок) КНР, республики бывшего СССР и прочие постсоциалистические страны.

 

Рыночная глобализация, как указывает В. П. Оболенский [см.: 16], включает в себя два взаимосвязанных аспекта: повышение функциональной открытости – средней степени вхождения национальных экономик в систему международного разделения труда, а также возрастание институциональной или торгово-политической открытости – степени либерализации национальных рынков. Взаимосвязь их состоит в том, что собственно глобализация рынка – повышение функциональной открытости, в результате чего мировая экономика из рыхлой совокупности взаимозависимых стран превращается в относительно целостную систему – не может происходить совершенно стихийным, самопроизвольным образом. Для этого нужна определенная государственная политика, направленная на ослабление протекционистских мер, дерегуляцию экономики и приватизацию, что обеспечивает институциональную открытость страны. Именно такую политику стали продвигать во всемирном масштабе под предлогом закономерного и необходимого наступления эпохи глобализации.

 

Умеренный либеральный критик ультралиберальной практики глобализации Дж. Стиглиц [см.: 17] указывает, что многие социальные проблемы современности вызваны тем, как осуществляется глобализация. Сейчас она осуществляется под руководством МВФ, который следует рекомендациям, выработанным на основе Вашингтонского консенсуса. Этот стратегический план экономических реформ, разработанный в 1980-х гг. либеральными экономистами, держится на трех столпах: приватизация, рыночная либерализация и фискальная экономия. Эта политика совершенно не является «естественной» и единственно возможной. Национальные правительства подписываются проводить такую политику, вступая в ВТО.

 

Все это стало возможным только после крушения биполярной системы, поскольку для начала глобализации требовалось сначала решить проблему устранения геополитических и политико-идеологических препятствий для нее. Таким образом, геополитический аспект глобализации связан с формированием однополярного мира после окончания «холодной» войны. По мнению американского политолога А. Л. Страуса, современную ситуацию характеризует «всеобщий униполяризм – или отсутствие внешнего баланса могущества – в сочетании с элементом многополярности во внутреннем балансе влияний» [18, с. 29]. Униполярная система устроена иерархическим образом. Во главе ее находятся США, чье лидерство, однако, не имеет абсолютно гегемонистской формы, так как ограничивается их партнерами по униполю – Европой и Японией. Далее следуют государства, согласные подчиняться институциональным правилам, но не определяющие их. И, наконец, страны-изгои, бросающие вызов гегемонии униполя, но не способные противостоять ему на равных. Институциональными правилами униполя стали неолиберальные принципы Вашингтонского консенсуса.

 

Таким образом, если отвергнуть крайности волюнтаристской интерпретации глобализации как своего рода заговора транснациональных элитных групп, не имеющего объективных предпосылок, и объективистской трактовки ее как исключительно естественноисторического процесса, не зависящего от воли и желания людей, то мы должны признать двойственный характер этого явления. С одной стороны, имеются идущие с давних времен естественноисторические процессы интернационализации, проявляющиеся в распространении мировых религий и идеологий, развитии транснациональных рынков – вплоть до мирового, формировании империй, распространяющих свою власть на несколько континентов. С другой стороны, империи распадаются, религии ограничиваются ареалом отдельных цивилизаций, рынки периодически дезинтегрируются. То есть в рамках полицентричной мировой системы все эти процессы не выходят на качественно новый уровень формирования глобальных структур и свойств социальных отношений. Для появления этих эмерджентных институтов и свойств требуется субъективный фактор – деятельность агентов глобализма. Активная роль фактора глобализма как идеологии и проекта господства определенных исторических субъектов в мировом масштабе – это вторая, искусственная, или, иначе говоря, проектная составляющая глобализации.

 

Разные глобалистские проекты неоднократно возникали в прошлом, но их конкуренция между собой, геополитические и идеологические конфликты суверенных держав, ограничения недостаточно развитых транспортной и коммуникационной инфраструктуры препятствовали развитию глобализации. Для перехода к глобализации требовалось достижение системного эффекта за счет одновременного развития глобализационных тенденций во всех основных сферах социальной жизни. Собственно глобализация началась в конце ХХ в., когда помимо достижения определенного уровня развития производительных сил совпали скачки (качественные переходы) в развитии нескольких основных сфер социальной жизни. Так, решающими факторами, открывшими дорогу глобализации, стали: а) распад СССР, падение биполярной системы и становление геополитического униполяризма; б) подъем неолиберальной (фритредерской) идеологии, установки которой легли в основу стратегий развития большинства стран мира; в) информационно-коммуникационная революция, то есть информатизация экономики и развитие современных средств связи. Информационно-коммуникационная революция качественно усилила возможности для централизованного управления обширными транснациональными сетями в режиме реального времени. Это, в частности, позволило многонациональным корпорациям перейти на новый уровень интернационализации – стать транснациональными корпорациями.

 

Насколько далеко зашли процессы экономической глобализации? Среди исследователей можно найти как авторов, занимающих радикальную позицию по этому вопросу, так и скептиков. Наиболее «глобалистскую» позицию занимает К. Омае [см.: 19], который утверждает, что национальных экономик больше не существует. Отсюда он делает соответствующие глобалистские политические выводы: государственное регулирование экономики невозможно – традиционные способы фискального и денежного регулирования не работают вследствие открытости границ, следовательно, национальное государство как институт должно быть отменено; корпорации и так удовлетворяют все потребности людей. Р. Райх [см.: 20] подтверждает выводы К. Омае, акцентируя разницу между многонациональными корпорациями (МНК) индустриальной эпохи и современными транснациональными корпорациями (ТНК). Прежде МНК являлись, в конечном счете, национальными, так как филиалы оставались именно филиалами и обеспечивали интересы головной компании и страны ее размещения. В современных же ТНК, занимающихся выпуском высокостоимостной продукции и организованных сетевым образом, централизованное сосредоточение собственности и контроля невозможно. По мере того, как основные стоимости и капиталы приобретают нематериальный вид, попытки государств контролировать их потоки оказываются тщетными. В эпоху информационной экономики и глобализации рынка становится практически невозможным определить границы национального хозяйства, что требует полного отказа от использования данной категории.

 

Скептики утверждают, что экономическая глобализация является, по сути, мифом. Например, С. Л. Удовик указывает, что хотя действительно мы видим, что с 1980-х гг. темпы роста международной торговли превышают темпы роста мирового валового продукта, такая же ситуация наблюдалась и в начале ХХ века вплоть до мирового кризиса 1929 г. При этом сейчас наблюдается рост внутрирегиональной торговли в совокупном экспорте и импорте стран-участниц некоторых интеграционных группировок (совпадающих с цивилизационными общностями). Причем развитые страны все больше обособляются от развивающихся. «Таким образом мы наблюдаем образование группы высокоразвитых практически самодостаточных стран, которые все больше уходят в отрыв от подавляющего числа стран остального мира. И на Западе растет понимание относительной бесперспективности рынков развивающихся стран» [21, с. 209]. Практика последнего времени демонстрирует, что нет ничего дальше от правды. Данные представления порождены принятием финансовых миражей спекулятивной экономики Запада за реальность. Потоки товаров, измеряемые в денежных показателях, в начале XXI века отражали не реальный уровень развития народных хозяйств и не реальную зависимость одних стран от других, а скорее уровень неэквивалентности международного обмена, уровень недооцененности одних валют и переоцененности других. Уменьшение поступления товаров из Китая или снижение потоков российских энергоносителей и продовольствия сразу же приводят к резкому всплеску инфляции в странах Запада, где отсутствует не только достаточная собственная сырьевая база, но и приемлемый уровень материального производства. Так, торговый баланс США имеет устойчивый и очень высокий дефицит, демонстрирующий, что в обмен на жизненно необходимые материальные продукты Америка не в состоянии поставить почти ничего помимо свежевыпущенных денег.

 

Можно заметить, что если гиперглобалисты преувеличивают уровень интеграции мирового хозяйства, то С. Удовик и другие скептики явно недооценивают ее, опираясь на отдельные показатели статистики, не позволяющие видеть ситуацию в целом. Хотя стоит согласиться с ним в том, что экономическая глобализация была достаточно развита в начале ХХ века. Тем не менее уровень экономической глобализации в конце ХХ века был существенно выше, чем в начале ХХ века. В начале века хозяйства большинства слаборазвитых стран (в том числе колоний) носили по преимуществу натуральный характер. Теперь же натуральное хозяйство повсеместно маргинализировано, и даже экономики наименее развитых стран встроены в рыночные цепочки и являются элементами системы международного разделения труда.

 

Как было отмечено, первоначальный импульс глобализации исходит из сферы экономики и проявляется в глобализации рынка. Однако, как справедливо замечают А. Негри и М. Хардт, «не может быть глобального рынка… без соответствующей формы юридического правопорядка… [который] не может существовать без власти, которая гарантировала бы его дееспособность, действенность, эффективность» [3, с. 60]. Такой мировой властью в конце ХХ века стал американский гегемонизм в рамках униполярной системы. Как можно понять, концепция униполярности предлагает более сложную модель, нежели модель единоличного американского доминирования. Однако по большому счету она лишь слегка маскирует практику американского гегемонизма за счет акцентирования относительной самостоятельности и значимости некоторых союзников США. И действительно, вплоть до последнего времени союзники США добровольно или не вполне добровольно неукоснительно следовали в фарватере американской политики. Так что применительно к ситуации 1991–2014 гг. вполне адекватно определение геополитической глобализации как другого названия американской гегемонии, данное Г. Киссенджером [5, с. 8].

 

Идею о взаимосвязи глобального рынка и геополитической однополярности можно продолжить и расширить на сферу культуры: для глобального рынка необходима в достаточной мере унифицированная глобальная культура. Процессы интернационализации, формирования мировой капиталистической системы сопровождались в предыдущие века такими явлениями, как секуляризация и вестернизация незападных культур. Глобализация культуры является прямым продолжением данной тенденции вестернизации, но со своими особенностями. Глобализация рынка и производства обеспечивается глобализацией коммуникаций, то есть распространением коммуникационных сетей, охватывающих весь земной шар. Э. Гидденс [см.: 22] указывает, что распространение телевидения, радио и кинопродукции по миру способствует распространению образов и информации мировой культуры, что свидетельствует о возникновении мирового информационного порядка – международной системы производства, распространения и использования информации. Фактически можно говорить о возникновении информационной среды, которая производит единые для всего человечества образы, формирует космополитическую потребительскую мораль.

 

Что касается особенностей, отличающих современную культурную глобализацию от процессов интернационализации культуры в предшествующий исторический период, то они связаны, во-первых, со спецификой современного либерализма, и, во-вторых, с особой ролью США. Глобализация связана с установлением гегемонии либерализма в идеологическом поле, которая даже позволила Ф. Фукуяме [см.: 23] провозгласить «конец истории». Специфика современного либерализма заключается в таком сочетании положений правого либерализма (фритредерская и ультралиберальная экономическая политика) и левого либерализма (продвижение принципов толерантности, политкорректности и мультикультурализма), которое способствует глобализации. Американизация как результат американского культурного империализма известна уже давно, но именно в последние десятилетия продвижение американских ценностей и образа жизни осуществляется наиболее активно и бескомпромиссно. (Вспомнить хотя бы провозглашение Б. Обамой всемирного крестового похода в защиту прав ЛГБТ.)

 

Итак, глобализация является качественно новой стадией развития естественноисторических тенденций интеграции социального мира, действовавших на протяжении всей истории человечества, выход на которую связан с реализацией конкретного социального проекта, имеющего собственных агентов с их ценностями, интересами и целями. Этот проект вышел на стадию реализации тогда, когда совокупный Запад, преодолев ограничения империалистических противоречий, смог консолидироваться и абсолютно (не только геополитически, но также геоэкономически и идеологически – через гегемонию либерализма) начал доминировать в мире. Таким образом, глобализацию можно определить как процесс реализации проекта глобальной высокоинтегрированной надгосударственной системы (глобального сетевого суперобщества), главным субъектом которого выступает транснациональная корпоратократия в союзе с национальной элитой США. Технологическим базисом глобализации выступают новые информационно-коммуникационные технологии, институциональным экономическим базисом – неолиберальная система так называемого «свободного рынка», то есть рынка, контролируемого не государствами, а крупнейшими ТНК. Геополитической надстройкой является униполярная система с гегемонией США, выступающая инструментом продвижения интересов транснациональной корпоратократии. Идеологической надстройкой выступает сочетание праволиберальной фритредерской экономической доктрины, призванной устранить экономический базис национального суверенитета – автономное по отношению к миру-экономике национальное хозяйство, с леволиберальной идеологией радикального антитрадиционализма, призванного разрушить все самобытные культуры для полного подчинения общественного сознания манипулятивным технологиям корпоративных СМИ.

 

Говорить о формирующемся глобальном сетевом суперобществе мы можем исходя из присутствовавших в последние десятилетия тенденций культурной унификации, рыночной интеграции, усиления роли наднациональных акторов и институтов, а также усиления роли транснациональных сетей (коммерческих и прочих), в частности сетей глобальных городов на фоне ослабления самостоятельности национальных государств. Помимо этого происходило формирование транснациональной социальной сети глобалистов, к которым можно отнести не только финансовую олигархию развитых стран, но и так называемых «цифровых кочевников», некоторые иные слои креативного класса, компрадорские круги в странах периферии и полупериферии (не только компрадорскую буржуазию, но и часть политического класса и западническую интеллигенцию), которые не только из своих корыстных интересов, но и по идейным соображениям поддерживают гегемонию либерального глобализма.

 

Таким образом, если подразумевать под глобализацией не некоторые неустойчивые тенденции интернационализации и интеграции, характерные для Всемирной истории на длительных ее периодах, а попытку формирования вполне конкретного социального порядка, то глобализацию правомерно считать одновременно американским имперским и транснациональным корпоратократическим проектом. США изначально выступали его основным двигателем и планировали стать его основным выгодоприобретателем. США задали основные принципы и правила нового мирового порядка, вплоть до закрепления английского языка в качестве языка международного общения, доллара США – как мировых денег, Голливуда – как всемирного центра производства развлечения и, вместе с американскими СМИ, как мирового пропагандиста. Возникает, однако, вопрос: насколько устойчивы и неотвратимы указанные тенденции? Может ли глобализация обратиться вспять или принять какую-то принципиально иную форму?

 

Держится эта модель на превосходстве США в ключевых ресурсах, доминировании в экономической, технологической, военной, дипломатической, культурной, информационной и прочих сферах. Также ее основанием является принятие этого порядка прочими значимыми геополитическими акторами, которые считают его выгодным для себя или, как минимум, полагают, что сопротивление обойдется им дороже, чем согласие. При этом мировом порядке, существовавшем с конца ХХ века, основные державы получали определенного рода выгоды, побуждавшие их его поддерживать или, во всяком случае, не пытаться его разрушить. Очевидно, что основные выгоды от этого получали сами США как своего рода имперская метрополия. Основным их бонусом был эмиссионный доход: выпуск долларов, выполняющих роль мировых денег, по сути, является скрытым налогом на всех остальных, позволяющим поддерживать высокий уровень жизни американских граждан. Прочие участники данной системы хоть и несли определенные тяготы американского имперского доминирования, получали определенные бонусы от своего участия пропорционально своему статусу в униполярной системе. ЕС и Япония получали относительно дешевую защиту, позволяющую экономить на военных расходах. КНР и другие новые индустриальные страны – возможность ускоренной индустриализации благодаря притоку инвестиций и открытому рынку сбыта в развитых странах. Страны-экспортеры нефти и газа – возможность масштабного экспорта энергоносителей по приемлемым ценам в условиях быстрого роста спроса на них в новых индустриальных странах. В целом, чем выше уровень международного разделения труда, тем теоретически выше эффективность экономической деятельности из-за эффектов масштаба производства и специализации.

 

Однако у такой модели имеются и определенные внутренние противоречия. В частности, сохранение доллара в качестве мировых денег предполагает постоянное поддержание его завышенного обменного курса, что ведет к искусственному торможению развития американской промышленности и устойчивости отрицательного торгового баланса США. В свою очередь иерархический характер мировой системы означает, что страны, оказавшиеся на ее периферии, подвергаются эксплуатации и не получают выгоды от сохранения этой системы. Это побуждает такие страны-маргиналы бросать вызов гегемону. И хотя у них нет сил, чтобы разрушить систему, США приходится тратить все больше средств для ее защиты и поддержания своего военного доминирования. В результате США столкнулись с ситуацией имперского перенапряжения, ведущего к перманентному финансовому кризису.

 

Наибольшую угрозу для американской гегемонии представляют, однако, не страны-изгои, а крупные полупериферийные страны, ранее признававшие американские правила игры и участвующие в такой ключевой для нынешней модели глобализации структуре, как Международный валютный фонд. Здесь имеются в виду страны БРИКС и в первую очередь Китай и Россия, которые в последнее время усилились настолько, что начинают проявлять геополитические амбиции, не довольствуясь предоставляемыми им ролями «страны сборочного цеха» и «страны-бензоколонки».

 

Усиление крупных полупериферийных держав и образование ими блока БРИКС на фоне относительного снижения собственной мощи вызвало у США защитную реакцию в форме попытки создания двух интеграционных блоков с собою во главе. Договор о Трансатлантическом торговом и инвестиционном партнерстве (TTИП) между США и ЕС предусматривал установление между ними более тесных взаимоотношений на основе принципов фритредерства. В частности, предполагалась ликвидация тарифных и нетарифных барьеров, ограничивающих доступ американских товаров и услуг на европейские рынки. Кроме того, продвигаемый правительством Б. Обамы договор включал в себя положения, которые позволили бы США усилить свое доминирование в европейской политике и сфере культуры. Как указывает К. Тодхантер [см.: 24], помимо укрепления американского доминирования над европейскими странами TTИП был призван ослабить и изолировать Россию, обеспечивая, таким образом, поддержание американской гегемонии. В Азиатско-Тихоокеанском регионе аналогичную роль проводника американской гегемонии и механизма сдерживания Китая выполнял договор о Транстихоокеанском партнерстве (TTП).

 

После прихода к власти Д. Трампа реализацию этих проектов свернули. «Односторонний выход США из торгового соглашения, которое считалось осью американской торговой политики в регионе, поставил вопрос о будущем свободной торговли в рамках крупных торговых блоков» [25, с. 76]. Причем если в случае с TTИП инициатором выступила европейская сторона, то от заключения договора о TTП отказались сами американцы. Какова причина столь парадоксального решения? Если европейцы, как кажется, решились на сопротивление «недружественному поглощению», то почему против реализации таких планов выступил американский президент? Это связано, по всей видимости, с тем, что Д. Трамп являлся ставленником промышленного лобби, о чем свидетельствуют его многочисленные заявления о необходимости возрождения американской индустриальной мощи. А реализация договора о TTП означает, что политика сильного доллара, вывоза капитала из США и масштабного импорта готовой продукции продолжится, и лишь произойдет замена Китая на страны Юго-Восточной Азии. «Парадоксально, но страны, выступавшие за глобализацию, в частности США и Великобритания, начали процессы деглобализации, основанные на протекционизме…» [9, с. 92]. По мнению С.-Ч. Пака, причины нынешнего протекционизма США – это рост неравенства доходов в США, развитие стран Восточной Азии, создающее угрозу американской конкурентоспособности, и относительно меньшая зависимость США от международной торговли, позволяющая использовать протекционистские меры в качестве оружия в экономической войне.

 

Стратегия Д. Трампа предполагает, что для сохранения американской гегемонии требуется сначала вернуть глобализацию немного назад, а продолжить ее лишь после восстановления американского промышленного превосходства. Поэтому вместо былой роли основного локомотива глобализации США переходят к проведению протекционистской политики. «Начинается процесс деглобализации и активизации использования экономических процессов и институтов в политических целях. Во главе этой трансформации стоят США – они увидели, что та глобализация, которую они запустили, теперь приносит больше выгод другим странам» [26, с. 25]. С этим тезисом согласен Д. Мосяков: поскольку глобализация уже не работает, как этого хотят в Вашингтоне, тамошние элиты теперь скорее выступают не за интеграцию Евразийского региона, а стремятся провоцировать здесь новые конфликты, чтобы сдержать ее [27, с. 33]. Появление трампизма как значимого политического явления свидетельствует о расколе между двумя основными фракциями глобалистов – американской национально ориентированной элитой и глобалистами-транснационалами[4].

 

О том, что глобализация движется к краху, и о том, что крайние республиканцы в США попытаются ускорить этот процесс, отечественные исследователи А. Кобяков и М. Хазин [см.: 28] делали предположение еще в начале текущего века. Они связывали это с ростом диспропорций в американской экономике, которые ведут к экономическому кризису, а он в свою очередь сделает невозможным выполнение функции мировых денег долларом США. В результате «…процесс глобализации, который состоит не только из создания единых рынков, но и из построения механизмов управления всеми этими рынками на базе единой меры стоимости – американского доллара, начнет свое движение вспять» [28, с. 275].

 

Также и по мнению М. Гилмана неэффективная экономическая политика и несдержанная внешняя политика США и других стран провоцируют в перспективе серьезный экономический кризис и способствуют деглобализации. «По иронии судьбы, тенденции деглобализации усиливаются практически повсеместно вопреки глобальному охвату Интернета – это можно наблюдать в сферах безопасности, миграции, налогообложения и торговли» [29, с. 12]. «Поскольку современный мир не является биполярным, мы можем столкнуться с ситуацией, когда гегемон в лице США не будет замыкаться в себе (в изоляционистском смысле), однако станет все более деструктивной силой в мировой экономике. Поэтому БРИКС и большая часть стран “двадцатки” будут активно пытаться сохранить максимум выгод от международного экономического сотрудничества. Скорее всего, это ускорит разработку альтернативных институциональных механизмов» [29, с. 13].

 

Нарастающие проблемы в функционировании нынешней модели глобализации ставят под вопрос ее дальнейшее сохранение и открывают дорогу для реализации альтернативных сценариев развития. Основные геополитические акторы предпринимают различные шаги для продвижения своих интересов и соответствующих проектов мироустройства, в частности, продвигая свои региональные интеграционные проекты. Заключение региональных договоров стало популярным также из-за отсутствия прогресса в ходе Дохийского раунда переговоров в рамках ВТО, который стартовал в 2001 г., но до сих пор не дал никаких позитивных результатов. Так по инициативе США 30 ноября 2018 г. было подписано новое торговое соглашение USMCA, которое пришло на смену Североамериканской зоне свободной торговли (NAFTA). Соглашение было перезаключено на новых, более выгодных для США условиях, по настоянию Д. Трампа, стремившегося вернуть рабочие места обратно в Штаты. «Еще некоторое время назад регионализм рассматривался западными авторами как позитивная тенденция, которая в определенном роде готовит страны того или иного региона к более широкой интеграции в рамках глобализации. Теперь отношение к этому явлению несколько изменилось, так как выяснилось, что региональное сотрудничество не столько помогает глобализации, сколько создает в том или ином регионе вполне жизнеспособные замкнутые на регион системы, которые скорее тормозят интеграцию своих членов в глобальные рынки» [27, с. 31].

 

Также деглобализации способствует более фундаментальный фактор – разворачивающийся на наших глазах энергетический кризис, связанный с дефицитом дешевых энергоносителей. Как уже было отмечено, глобализация базируется на определенном транспортно-логистическом укладе, который в свою очередь основан на определенном энергетическом укладе. Сейчас из нефти делается дизель для кораблей, керосин для самолетов, бензин для автотранспорта и т. д. Дешевая нефть является необходимым условием масштабной торговли на длительные расстояния, а значит масштабного и глубокого международного разделения труда. Таким образом, возникновение дефицита дешевой нефти ставит под сомнение продолжение глобализации. По разным данным пик добычи «классической нефти» (то есть без учета различных суррогатов) был пройден еще в начале текущего века. Уменьшение нефтяного потока не меньше политически мотивированных санкций способствует уменьшению торговли на длительные расстояния, уменьшая тем самым международную экономическую связность. Когда стоимость доставки продукции из Китая в Америку или Европу и наоборот превысит выигрыш от международной кооперации, станет дешевле производить на местах в соответствии с русской поговоркой «за морем и телушка – полушка, да рубль перевоз». Сжатие мирового рынка сбыта приведет к стагнации наиболее глобализованных отраслей.

 

Энергетический и, шире, ресурсный кризис не является случайным форс-мажорным обстоятельством для глобальной системы. Эта система формировалась в результате территориальной экспансии европейского капиталистического мира-экономики. Капитализм предполагает постоянный рост капитала, что обеспечивается постоянным ростом объемов производства, которое в свою очередь требует постоянного роста потребления ресурсов. Как уже было отмечено, собственно глобализация конца ХХ – начала XXI века подразумевала последовательную реализацию ультралиберальных принципов Вашингтонского консенсуса, так что сущностные черты капитализма в этот период были доведены до предела. Это ускорило наступление и так приближающегося ресурсного кризиса. Паллиативные решения, наподобие предлагаемого К. Швабом проекта «инклюзивного капитализма», то есть по сути ограничение потребления со стороны основной части населения мира при сохранении глобальной системы во главе с прежней глобалистской элитой, не вызывают энтузиазма ни у широких народных масс, ни у национальных элит незападных стран, ни даже у самой западной элиты. Другого, более реалистичного варианта спасения проекта глобализации пока не предложено.

 

Здесь возникает вопрос: а к чему может привести тенденция деглобализации? Будет ли это просто возвращением к ситуации биполярности, аналогичной той, что существовала до распада советского блока, к среднеинтегрированным международным рыночным сетям от высокоинтегрированных?

 

С учетом развитой экономической и военно-политической интеграции Запада в рамках военных и экономических структур НАТО и усиления противостояния по линии Запад – Восток может возникнуть предположение, что мировая экономика прямо на наших глазах распадается на два экономических блока – западный и восточный. Так, «глобальные опросы [экономических экспертов в разных странах мира] подтверждают факт развития двух мощных мировых центров или полюсов. С одной стороны, вокруг Европы и Америки группируются страны, сочувствующие их англосаксонским принципам. В другом лагере объединяются развивающиеся державы и экономики – Россия и некоторые славянские народы, Китай и соседние с ним страны и регионы» [см.: 30]. Ярким проявлением такой тенденции является развитие международных структур, таких как ШОС и БРИКС, включение в состав последней организации новых стран.

 

Однако многие современные публицисты и ученые ожидают распада единого мира скорее на несколько кластеров, чем на два блока. Например, еще в 2003 г. А. Кобяков и М. Хазин [см.: 28] предсказывали грядущее частичное разрушение международного разделения труда с формированием нескольких валютных зон.

 

Сейчас тему деглобализации и распада мира на отдельные зоны – «панрегионы» – активно развивает А. Школьников. По его мнению, «мир панрегионов не будет повторением ни периода империй перед Первой мировой войной, ни периода Холодной войны, когда существовали отдельные и практически не связанные экономические и технологические системы» [31, с. 177]. При этом «панрегионов будет несколько, внутри них будут действовать уникальные социальные, экономические, технологические и т. д. системы» [31, с. 177]. Однако это не будет полным отказом от достижений глобализации, поскольку «наднациональная глобальная система законов будет сохранена, но ее роль и масштабы в разы уменьшатся» [31, с. 178]. Тем не менее при реализации такого сценария не только высоко-, но и среднеинтегрированным международным рыночным сетям глобального масштаба места не останется. Подлинно глобальными будут только слабоинтегрированные рыночные сети, а высокий уровень интеграции будет наблюдаться в рамках панрегионов (кластеров)[5].

 

Примерно о том же говорят и многие другие исследователи и эксперты. Например, Д. Песков утверждает, что хотя «сегодня в мире нет ни одной страны, у которой был бы достигнут уровень технологического суверенитета…[Однако] жизнь меняется, условием выживания, в прямом смысле этого слова, любой крупной страны в ближайшие десятилетия будет достижение этой страной технологического суверенитета» [32]. Наиболее вероятным сценарием развития ситуации в мире в ближайшие годы, по его мнению, является «Островизация». «Практически гарантированно – сворачивание глобализма и конец глобальной системы безопасности XX века. Перезагрузка глобальных технологических рынков, национализация техстандартов, релокализация производства критических товаров» [32].

 

Несмотря на подобные попытки спрогнозировать развитие мира по мере развития тенденции деглобализации стоит признать, что в настоящий момент достаточно разработанные и обоснованные теоретические модели деглобализированного мира отсутствуют. В частности, не ясно, возникнет ли на основе распада глобальной системы два региональных мира-экономики или несколько кластеров. Реализации первого сценария препятствует неоднородность предполагаемых блоков, наличие внутренних противоречий между потенциальными участниками. Например, претензия Китая на статус гегемона в своей части мира, очевидно, не понравится прочим потенциальным участникам Восточного блока. Для реализации второго сценария необходимо наличие нескольких стран – ядер кластеров, уже обладающих не только технологическим суверенитетом – полным набором ключевых технологий и промышленных компетенций, но и достаточным объемом внутреннего рынка, а также приемлемой ресурсной обеспеченностью. Пока таких стран, полностью готовых развиваться автономно и уверенно контролировать своих младших партнеров, не видно.

 

Итак, глобализация – это развитие и выход на качественно новый уровень того процесса, который начался еще в XVI веке – процесса формирования и экспансии европейского мира-экономики с постепенным превращением его в мировую капиталистическую систему. Но говорить о глобализации применительно к эпохе, предшествовавшей концу ХХ века, неправомерно, поскольку только в это время либеральный Запад во главе с США и транснациональными сетями добился максимального успеха, достигнув своей гегемонии, и приступил к реализации проекта глобализации – созданию глобального суперобщества на основе мировой капиталистической системы. Но в этом успехе коренились будущие проблемы. Формирующаяся в процессе глобализации глобальная капиталистическая система оказалась неустойчивой и рискует распасться под грузом внутренних противоречий. Вывоз капитала, повысивший норму прибыли корпораций и способствовавший усилению сервисной специализации стран Запада, одновременно с этим привел их к промышленному упадку и подъему КНР. Подъем ТНК привел к ослаблению института национального государства в странах ядра, что не характерно для предыдущего развития мира-экономики. Добавим сюда еще ряд обстоятельств, таких как ослабление американской геополитической и либеральной идеологической гегемонии, восстановление силы России, негативная реакция многих не западных народов на вестернизационное давление культурной глобализации, а также нарастающий энергетический кризис – все это ставит под сомнение дальнейшую жизнеспособность формирующейся глобальной системы. Мы наблюдаем перенапряжение капиталистической мир-системы, которая рискует повторить судьбу воздушного шарика, лопнувшего после максимального его надувания.

 

Очень вероятно, что попытка глобализации оказалась чрезмерно амбициозной и саморазрушительной для капиталистической мировой системы. Проект глобализации как построения глобального сетевого супер-общества оказался неуспешным как в силу ряда объективных обстоятельств, так и из-за сопротивления со стороны наций, не входящих в ядро мир-системы, а также раскола тандема американской национальной элиты и транснациональной корпоратократии. Данная попытка глобализации мира, нацеленная на построение сетевой глобальной системы, оказалась слишком тесно связана с американским национальным эгоизмом и гегемонизмом, и ослабление последнего вследствие собственных проблем и сопротивления незападных стран привело к ее провалу. Провал проекта глобализации означает переход к деглобализации. Глобализацию и деглобализацию можно интерпретировать как две фазы одного процесса – великого перелома, связанного с финальным кризисом мира-экономики после его чрезмерного расширения и интеграции элементов, не согласных на периферийный статус. Впрочем, возможно «деглобализация» является не вполне точным термином, поскольку речь идет не просто о возвращении к ситуации до начала глобализации, а о разрушении единой мировой капиталистической системы с гегемонией Запада. Остается открытым вопрос, расколется ли существующая мир-система на два или несколько региональных миров-экономик, переживет тотальную дезинтеграцию или трансформацию во что-то иное? На настоящий момент наиболее вероятным выглядит смешанный сценарий: на глобальном уровне сохраняется слабоинтегрированный рынок – взаимодействие между двумя большими блоками, каждый из которых выступает для другого в качестве внешней зоны; эти два блока являются среднеинтегрированными мирами-экономиками, включающими в свой состав несколько высокоинтегрированных блоков (кластеров), выстроенных вокруг разных великих держав. В более отдаленной перспективе не исключена новая попытка глобализации, но не ясно, когда и на каких основаниях она будет предпринята.

 

Таким образом, научный анализ в данном случае подводит нас к выводам, не сильно отличающимся от достаточно широко распространенного мнения о том, что глобализация – характеристика самого последнего времени, и началась она в конце ХХ века. Тем не менее, вопреки преобладающей точке зрения, постепенный переход от глобализации к деглобализации начался задолго до обострения межгосударственного конфликта 2022 г., который лишь поставил точку в попытках продолжить и углубить глобализацию. Провал попытки глобализации оказался связан, прежде всего, с геополитическими причинами, с тем, что основные субъекты глобализации оказались слишком эгоистичны, чтобы сохранить согласие с политикой глобализации прочих исторических субъектов (в первую очередь крупных стран полупериферии), и слишком слабы, чтобы заставить всех следовать своей программе. Но помимо достаточно очевидных геополитических причин в качестве «могильщика» глобализации стоит назвать и более фундаментальную причину – то, что развитие глобального капитализма уперлось в естественное препятствие в виде ограниченности доступных ресурсов.

 

Список литературы

1. Трубицын О. К. Глобализация: новый термин или новое явление? // Философия: история и современность. 2004–2005: Сборник научных трудов. – Новосибирск: [б. и.]; Омск: Издательство ОмГУ, 2005. – С. 153–170.

2. Трубицын О. К. Полемика с Иммануилом Валлерстайном: промышленная революция и глобализация как великие переломы Нового времени // Сибирский философский журнал. – 2022. – № 2. – С. 79–91. DOI: 10.25205/2541-7517-2022-20-2-79-91

3. Хардт М., Негри А. Империя. – М.: Праксис, 2004. – 440 с.

4. Кортен Д. Когда корпорации правят миром. – СПб.: «Агентство “ВиТ-принт”», 2002. – 328 с.

5. Даими Т. Однополярная глобализация как цивилизационная угроза // Глобальный дискурс: Сборник статей. – Сумы: Университетская книга, 2003. – С. 7–13.

6. Зюганов Г. А. Глобализация и судьба человечества. – М.: Молодая гвардия, 2002. – 446 с.

7. Валлерстайн И. Глобализация или переходный период? // Экономические стратегии. – 2000. – № 2. – C. 14–26.

8. Галецкий В. Ф. Демографические проблемы глобализации. Автореферат диссертации на соискание ученой степени канд. экон. наук: 08.00.05. – М., 2001. – 22 с.

9. Пак С.-Ч. Протекционизм США и нарушение торгового баланса между США и странами Северо-Восточной Азии // Вестник международных организаций. – 2018. – Т. 13. – № 2. – С. 86–114. DOI: 10.17323/1996-7845-2018-02-05

10. Потенциал и опасности глобализации // International Monetary Fund. – URL: https://www.imf.org/external/np/exr/ib/2000/rus/041200r.htm (дата обращения 04.06.2022)

11. Гайдар Е., Мау В. Марксизм: между научной теорией и «светской религией» (либеральная апология) (окончание) // Вопросы экономики. – 2004. – № 6. – С. 28–56. DOI: 10.32609/0042-8736-2004-6-28-56

12. Делягин М. Место России в условиях глобализации // Наш современник. – URL: http://www.nash-sovremennik.ru/p.php?y=2001&n=7&id=4 (дата обращения 04.06.2022)

13. Валлерстайн И. Мир-система Модерна. Том III. Вторая эпоха великой экспансии капиталистического мира-экономики, 1730–1840-е годы. – М.: Русский фонд содействия образованию и науке, 2016. – 528 с.

14. Валлерстайн И. Мир-система Модерна. Том I. Капиталистическое сельское хозяйство и истоки европейского мира-экономики в XVI веке. – М.: Русский фонд содействия образованию и науке, 2016. – 552 с.

15. Ленин В. И. Империализм, как высшая стадия капитализма // Избранные произведения. В 3-х т. Т. 1. – М.: Политиздат, 1966. – 843 с.

16. Оболенский В. П., Поспелов В. А. Глобализация мировой экономики: проблемы и риски российского предпринимательства. – М.: Наука, 2001. – 216 с.

17. Стиглиц Дж. Ю. Глобализация: тревожные тенденции. – М.: Мысль, 2003. – 300 с.

18. Страус А. Л. Униполярность. Концентрическая структура нового мирового порядка и позиция России // Полис. Политические исследования. – 1997. – № 2. – С. 27–44.

19. Ohmae K. The End of the National State: The Rise of the Regional Economies. – London: HarperCollins, 1995. – 214 р.

20. Райх Р. Труд наций. Готовясь к капитализму XXI века // Новая постиндустриальная волна на Западе. Антология. – М.: Academia, 1999. – С. 506–527.

21. Удовик С. Л. Глобализация: семиотические подходы. – М.: Релф-бук, К.: Ваклер, 2002. – 480 с.

22. Гидденс Э. Социология. – М.: Эдиториал УРСС, 1999. – 703 с.

23. Фукуяма Ф. Конец истории? // Вопросы философии. – 1990. – № 3. – С. 134–147.

24. Todhunter C. The Transatlantic Trade and Investment Partnership (TTIP): A Brief History of an Agenda for Corporate Plunder // Global Research. – URL: http://www.globalresearch.ca/the-transatlantic-trade-and-investment-partnership-ttip-a-brief-history-of-an-agenda-for-corporate-plunder/5407780 (дата обращения 04.06.2022)

25. Чижевская М. П. Режим свободной торговли: интересы и опасения ЕС и Японии // Современная Европа. – 2017. – № 3. – С. 72–79.

26. Голофаст А. С. А. Караганов – интервью к 30-летию Института Европы РАН. «Без знания того, как живет одна клетка, невозможно понять, как развивается организм» // Современная Европа. – 2017. – № 6. – С. 21–26.

27. Мосяков Д. В. Страны Востока и кризис современной модели глобализации // Полис. Политические исследования. – 2015. – № 6. – С. 29–34. DOI: 10.17976/jpps/2015.06.05

28. Кобяков А. Б., Хазин М. Л. Закат империи доллара и конец «Pax Americana». – М.: Вече, 2003. – 368 с.

29. Гилман М. Различия экономических результатов и изменение альянсов в деглобализирующемся мире // Вестник международных организаций. – 2018. – Т. 13. – № 2. – С. 7–16.

30. Сергеев М. ЕвроАмерика готовится к столкновению с Евразией. – URL: https://www.ng.ru/economics/2017-08-02/4_7042_euro.html (дата обращения 04.06.2022).

31. Школьников А. Ю. Национальные стратегии: геостратегический взгляд на будущее мира и России. – СПб: Corvus, 2020. – 544 с.

32. Песков Д. «Остров Россия». Спецпредставитель президента о новой цифровой стратегии. – URL: https://www.rbc.ru/opinions/economics/09/06/2022/62a0e95b9a79472d8b713207 (дата обращения 04.06.2022).

 

References

1. Trubitsyn O. K. Globalization: A New Term or a New Phenomenon? [Globalizatsiya: novyy termin ili novoe yavlenie?]. Filosofiya: istoriya i sovremennost. 2004–2005: Sbornik nauchnykh trudov (Philosophy: History and Modernity. 2004–2005: Collected Scientific Works). Novosibirsk; Omsk: Izdatelstvo OmGU, 2005, pp. 153–170.

2. Trubitsyn O. K. The Controversy with Immanuel Wallerstein: The Industrial Revolution and Globalization as the Great Turning Points of Modern Times [Polemika s Immanuilom Vallerstaynom: promyshlennaya revolyutsiya i globalizatsiya kak velikie perelomy Novogo vremeni]. Sibirskiy filosofskiy zhurnal (Siberian Philosophical Journal), 2020, no. 2, рp. 79–91. DOI: 10.25205/2541-7517-2022-20-2-79-91

3. Hardt M., Negri A. Empire [Imperiya]. Moscow: Praksis, 2004, 440 p.

4. Korten D. When Corporations Rule the World [Kogda korporatsii pravyat mirom]. St. Petersburg: ViT-print, 2002, 328 p.

5. Daimi T. Unipolar Globalization as a Civilizational Threat [Odnopolyarnaya globalizatsiya kak tsivilizatsionnaya ugroza]. Globalnyy diskurs: Sbornik statey (Global Discourse: Collected Articles). Sumy: Universitetskaya kniga, 2003, pp. 7–13.

6. Zyuganov G. A. Globalization and the Fate of Mankind [Globalizatsiya i sudba chelovechestva]. Moscow: Molodaya gvardiya, 2002, 446 p.

7. Wallerstein I. Globalization or Transition Period? [Globalizatsiya ili perekhodnyy period?]. Ekonomicheskie strategii (Economic Strategies), 2000, no. 2, рp. 14–26.

8. Galetsky V. F. Demographic Problems of Globalization. Abstract of the Thesis for the PhD Degree (Economics) [Demograficheskie problemy globalizatsii. Avtoreferat dissertatsii na soiskanie uchenoy stepeni kandidata ekonomicheskikh nauk]. Moscow, 2001, 22 p.

9. Park S.-C. US Protectionism and a Violation of the Trade Balance Between the United States and the Countries of Northeast Asia [Protektsionizm SShA i narushenie torgovogo balansa mezhdu SShA i stranami Severo-Vostochnoy Azii]. Vestnik mezhdunarodnykh organizatsiy (International Organisations Research Journal), 2018, vol. 13, no. 2, pp. 86–114. DOI: 10.17323/1996-7845-2018-02-05

10. The Potential and Dangers of Globalization [Potentsial i opasnosti globalizatsii]. Available at: https://www.imf.org/external/np/exr/ib/2000/rus/041200r.htm (accessed 04 June 2022).

11. Gaidar E., Mau V. Marxism: Between the Scientific Theory And “Secular Religion” (Liberal Apologia) [Marksizm: mezhdu nauchnoy teoriey i “svetskoy religiey” (liberalnaya apologiya) (okonchanie)]. Voprosy ekonomiki (Problems of Economics), 2004, no. 6, pp. 28–56. DOI: 10.32609/0042-8736-2004-6-28-56

12. Delyagin M. Russia’s place in the Context of Globalization [Mesto Rossii v usloviyakh globalizatsii]. Available at: http://www.nash-sovremennik.ru/p.php?y=2001&n=7&id=4 (accessed 04 June 2022).

13. Wallerstein I. The Modern World-System III: The Second Era of Great Expansion of the Capitalist World-Economy, 1730s – 1840s [Mir-sistema Moderna. Tom III. Vtoraya epokha velikoy ekspansii kapitalisticheskogo mira-ekonomiki, 1730–1840-e gody]. Moscow: Russkiy fond sodeystviya obrazovaniyu i nauke, 2016, 528 р.

14. Wallerstein I. The Modern World-System I: Capitalist Agriculture and the Origins of the European World-Economy in the Sixteenth Century [Mir-sistema Moderna. Tom I. Kapitalisticheskoe selskoe khozyaystvo i istoki evropeyskogo mira-ekonomiki v XVI veke]. Moscow: Russkiy fond sodeystviya obrazovaniyu i nauke, 2016, 552 р.

15. Lenin V. I. Imperialism, the Highest Stage of Capitalism [Imperializm, kak vysshaya stadiya kapitalizma]. Izbrannye proizvedeniya: v 3-kh t. T. 1 (Selected Works: in 3 vol. Vol. 1). Moscow: Politizdat, 1966, 843 р.

16. Obolensky V. P., Pospelov V. A. Globalization of the World Economy: Problems and Risks of Russian Entrepreneurship [Globalizatsiya mirovoy ekonomiki: problemy i riski rossiyskogo predprinimatelstva]. Moscow: Nauka, 2001, 216 p.

17. Stiglitz J. E. Globalization and Its Discontents [Globalizatsiya: trevozhnye tendentsii]. Moscow: Mysl, 2003, 300 p.

18. Straus A. L. Unipolarity. The Concentric Structure of the New World Order and the Position of Russia [Unipolyarnost. Kontsentricheskaya struktura novogo mirovogo poryadka i pozitsiya Rossii]. Polis. Politicheskie issledovaniya (Polis. Political Studies), 1997, no. 2, рp. 27–44.

19. Ohmae K. The End of the National State: The Rise of the Regional Economies. London: HarperCollins, 1995, 214 р.

20. Reich R. The Work of Nations: Preparing Ourselves for 21st Century Capitalism [Trud natsiy. Gotovyas k kapitalizmu XXI veka]. Novaya postindustrialnaya volna na Zapade. Antologiya (New Post-Industrial Wave in the West. Anthology). Moscow: Academia, 1999, 640 p.

21. Udovik S. L. Globalization: Semiotic Approaches [Globalizatsiya: semioticheskie podkhody]. Moscow: Relf-buk; Kiev: Vakler, 2002, 480 p.

22. Giddens A. Sociology [Sotsiologiya]. Moscow: Editorial URSS, 1999, 703 p.

23. Fukuyama F. The End of History? [Konets istorii?]. Voprosy filosofii (Problems of Philosophy), 1990, no. 3, pp. 134–147.

24. Todhunter C. The Transatlantic Trade and Investment Partnership (TTIP): A Brief History of an Agenda for Corporate Plunder. Available at: http://www.globalresearch.ca/the-transatlantic-trade-and-investment-partnership-ttip-a-brief-history-of-an-agenda-for-corporate-plunder/5407780 (accessed 04 June 2022).

25. Chizhevskaya M. P. Free Trade Regime: Interests and Concerns of the EU and Japan [Rezhim svobodnoy torgovli: interesy i opaseniya ES i Yaponii]. Sovremennaya Evropa (Contemporary Europe), 2017, no. 3, pp. 72–79.

26. Golofast A. S. A. Karaganov – Interview to the 30th Anniversary of The Institute of Europe RAS. “Without Knowledge of How One Cell Lives, It Is Impossible to Understand How the Body Develops” [S. A. Karaganov – intervyu k 30-letiyu Instituta Evropy RAN. “Bez znaniya togo, kak zhivet odna kletka, nevozmozhno ponyat, kak razvivaetsya organism”]. Sovremennaya Evropa (Contemporary Europe), 2017, no. 6, рр. 21–26.

27. Mosyakov D. V. Oriental Countries and the Crisis of Modern Globalization Model [Strany Vostoka i krizis sovremennoy modeli globalizatsii]. Polis. Politicheskie issledovaniya (Polis. Political Studies), 2015, no. 6, pp. 29–34. DOI: 10.17976/jpps/2015.06.05

28. Kobyakov A. B., Khazin M. L. The Decline of the Dollar Empire and the End of “Pax Americana” [Zakat imperii dollara i konets “Pax Americana”]. Moscow: Veche, 2003, 368 p.

29. Gilman M. Divergent Performance and Shifting Alliances in a Deglobalizing World [Razlichiya ekonomicheskikh rezultatov i izmenenie alyansov v deglobaliziruyuschemsya mire]. Vestnik mezhdunarodnykh organizatsiy (International Organisations Research Journal), 2018, vol. 13, no. 2, pp. 7–16.

30. Sergeev M. EuroAmerica Is Preparing for the Collision with Eurasia [EvroAmerika gotovitsya k stolknoveniyu s Evraziey]. Available at: https://www.ng.ru/economics/2017-08-02/4_7042_euro.html (accessed 04 June 2022).

31. Shkolnikov A. Y. National Strategies: A Geostrategic View of the Future of the World and Russia [Natsionalnye strategii: geostrategicheskiy vzglyad na buduschee mira i Rossii]. St. Petersburg: Corvus, 2020, 544 p.

32. Peskov D. “The Island of Russia”. Special Representative of the President on the New Digital Strategy [“Ostrov Rossiya”. Spetspredstavitel prezidenta o novoy tsifrovoy strategii]. Available at: https://www.rbc.ru/opinions/economics/09/06/2022/62a0e95b9a79472d8b713207 (accessed 04 June 2022).

УДК 304.42; 316.42; 324.8

 

Лауфер Константин Маркович – Первый Московский государственный медицинский университет Министерства здравоохранения Российской Федерации (Сеченовский университет), кафедра экономики и менеджмента, доцент, кандидат философских наук, доцент, Москва, Россия.

Email: laufer_k_m@staff.sechenov.ru

SPIN: 8497-5486

Researcher ID: AAH-9913-2020

ORCID: 0000-0002-3277-2350

Scopus ID: 57208507477

Авторское резюме

Состояние вопроса: Для описания изменений человеческой личности в информационном обществе широко используется представление о сменяющих друг друга и сильно различающихся поколениях. Так, Марк МакКриндл ввел всем известное теперь понятие «Поколение Альфа». Однако современное понимание Поколения Альфа еще слишком абстрактно, оно требует дальнейшего развития и конкретизации.

Результаты: В развитие концепции Марка МакКриндла о «Поколении Альфа» можно ввести понятие «Поколение Омега». По содержанию наше социально-философское понятие «Поколение Омега» отличается от его омонима, сформулированного Кэтрин Шэнахан и относящегося к области медицины и физиологии. Обычно поколение Альфа понимается как единое целое, охватывающее и всех родившихся, и тех, кто еще родится в период 2011–2024 годов.

Мы утверждаем, что процесс формирования нового поколения не будет линейным, однородным для всех новых членов общества. Важным является также выделение поколения Омега как особой страты, формирующейся в указанный период. Восхождение поколения Альфа с необходимостью порождает в том же обществе и в том же временном интервале процесс формирования контрарного ему поколения Омега в ходе идущей сегодня шестой технологической революции, глобальной цифровизации общества, всех социально-экономических отношений. Надвигающееся разделение общества на две противоположные страты является главным современным цивилизационным сдвигом, оно породит новые проблемы и поставит под вопрос старые этические ценности западной цивилизации. Стратегия сохранения и развития ценностей традиционного для современного общества института семьи среди поколения Омега представляется одной из ключевых для решения выявленных проблем молодого общества при разделении его на поколение Альфа и поколение Омега.

Выводы: Становится все более актуальным привлечение внимания философов, социологов, психологов, политологов к феномену поколения Омега для разработки стратегии реагирования на новые вызовы и угрозы, которые встанут перед обществом в недалеком будущем. Пока эти вызовы и угрозы недостаточно явно артикулируются в научной среде.

 

Ключевые слова: социальная философия; теория поколений; поколение Альфа; поколение Омега; К. Шэнахан; качественные исследования; С. Квале; исследовательское интервью; технологическая революция; цивилизационный сдвиг; цифровизация.

 

The New Generation Crisis in the Modern Technological Revolution

 

Laufer Konstantin Markovich – First Moscow State Medical University of the Ministry of Health of the Russian Federation (Sechenov University), Department of Economics and Management, Associate Professor, PhD, Moscow, Russia.

Email: laufer_k_m@staff.sechenov.ru

Abstract

Background: In information society, the idea of successive and different generations is widely used. Mark McCrindle introduced the concept of “Generation Alpha”, which is well known now. However, the modern understanding of Generation Alpha is still too abstract; it requires further development and specification.

Results: In the development of Mark McCrindle’s concept of “Generation Alpha”, the concept of “Generation Omega” can be introduced. In terms of content, our socio-philosophical concept of “Generation Omega” differs from its homonym formulated by Catherine Shanahan, which refers to the field of medicine and physiology. As a rule, generation Alpha is understood as a single whole, embracing both all those born and those who will be born in the period 2011–2024.

We argue that the process of forming a new generation will not be linear, homogeneous for all new members of society. It is also important to identify generation Omega as a special stratum, which is formed in the specified period. The ascent of generation Alpha necessarily generates in the same society and in the same time interval the process of formation of the counter-generation Omega in the course of the sixth technological revolution going on today, the global digitalization of society and all socio-economic relations. The impending division of society into two opposite strata is a major modern civilizational shift; it will give rise to new problems and question the old ethical values of Western civilization. The strategy of preserving and developing the values of the family institution, which is traditional for modern society, among generation Omega seems to be one of the key strategies for solving the identified problems of the young society when dividing it into the Alpha and Omega generations.

Conclusion: It is becoming increasingly important to attract the attention of philosophers, sociologists, psychologists, political scientists to the phenomenon of the Omega generation in order to develop a strategy for responding to new challenges and threats that will face society in the near future. So far, they are not clearly articulated in the scientific community.

 

Keywords: social philosophy; generational theory; generation Alpha; generation Omega; C. Shanahan; qualitative research; S. Kvale; research interviewing; technological revolution; civilizational shift; digitalization.

 

Введение

После введения в начале 2010-х годов в социокультурный дискурс понятия «Поколение Альфа» [см.: 1], которое предпринял Марк МакКриндл, это понятие используется в психологических, социологических и маркетинговых исследованиях той части нашего общества, которая уже родилась или еще родится в период 2011–2024 годов. МакКриндл [см.: 2] первым из социологов отметил основные поколенческие характеристики, которые делают этот возраст уникальным, полностью отличным от всех предшествующих, ныне живущих поколений, и не только от их родителей – поколения Y, но и от старших братьев и сестер – поколения Z.

 

Характерной чертой научных исследований любого поколения (бэби-бумеров, поколений Х, Y, Z, Альфа) является то, что социологи:

1. Рассматривают эти поколения как однородные, обладающие в массе своей одинаковыми характеристиками. То есть, начиная с основополагающих работ Н. Хау и В. Штраусса [см.: 3, 4] и до М. МакКриндла и Е. Шамис с коллегами [см.: 5–8] и др., все исследователи рассматривают процесс формирования и смены поколений как линейный последовательный процесс, или, если применять образную аналогию, подобно набегающим на пологий берег волнам, когда следующая волна перекрывает предыдущую и затем с шелестом откатывается под натиском последующей [см.: 9].

2. Исследователи концентрируются на социологических, психологических и маркетинговых сторонах проблемы [см.: 10–18; 5–7; 19–22; 8]. Собственно философский анализ изменения мышления под воздействием факторов, формирующих поколения, не находится в фокусе внимания этих исследований.

 

Научная гипотеза настоящей статьи заключается в том, что так же, как поколение Альфа является совершенно особенным по своим социальным характеристикам и ценностным предпочтениям по сравнению с предыдущими, сам процесс формирования поколения Альфа тоже оказывается совершенно особенным, трансформированным, то есть нелинейным. Параллельно и одновременно с формированием этого поколения возникает еще одно поколение, в своих основных характеристиках противоположное поколению Альфа. Причем в данном процессе можно выделить два важных момента.

 

1. Не нуждаясь в традиционных способах передачи коллективного опыта и методах обучения (и не только от родителей из поколения Y, но все больше и от старших братьев и сестер поколения Z), поколение Альфа, скорее всего, вытеснит миллениалов (Y) и даже поколение Z с занимаемых руководящих позиций во всех сферах жизни еще до того, как те почувствуют себя безусловными лидерами общества. Это, несомненно, породит конкуренцию между ними и социальное напряжение в обществе. Процесс смены поколений будет ускоряться, и если у Н. Хау и В. Штраусса [см.: 4] длительность формирования одного поколения составляла 20–25 лет, у М. МакКриндла [см.: 2] уже 15 лет, то можно предположить, что к 2045 году Поколение Альфа будет накрыто новой поколенческой волной. Условно назовем его по второй букве греческого алфавита Поколением Бета. Еще не исчерпав конфликт с поколением Z, представители поколения Альфа окажутся в положении испытывающих давление в профессиональной области и в области культуры нового поколения Бета, поколения своих детей.

 

2. Оценить численность поколения Альфа можно исходя из правила В. Парето, примерно в 20 % от людей своего возраста. Примерно 80 % молодого поколения, родившегося в 2011–2024 годах, составят другую когорту. Мы вводим для этой когорты родившихся в 2011–2024 годах новое понятие – «Поколение Омега». Это поколение, формируясь и живя на одном временном интервале с поколением Альфа, будет иметь совершенно другие характеристики, противоположные главным чертам поколения Альфа, другие ценности, устремления, другой образ жизни.

 

В настоящей статье мы останавливаемся только на обосновании и развертывании второго момента нашей гипотезы, а именно на характеристиках поколения Омега, на причинах, приведших к его формированию, и неизбежности этого процесса.

 

Целью статьи является привлечение внимания философов, психологов, экономистов, политологов, культурологов к новому цивилизационному сдвигу, к исследованию вызовов и угроз обществу со стороны поколения Омега, противостоять которым придется, в конце концов, поколению Альфа. Эти вызовы и угрозы в настоящее время недостаточно явно артикулируются в научной среде. Мы сделали попытку предложить один из возможных вариантов решения назревающих проблем через сохранение и укрепление института семьи среди поколения Омега. Чем раньше будут выявлены и отрефлексированы будущие социальные проблемы, тем яснее общество будет осознавать стратегии реагирования на них и понимать методы и приемы их решения.

 

Материалы и методы

Термин «Поколение Омега» уже использовался в книге врача-диетолога и эпигенетика Кэтрин Шэнахан еще в 2008 году [см.: 23]. Комплементарный к вводимому нами термину, он обозначает поколение детей, унаследовавших в своих генах от вполне здоровых генетически родителей, дедушек и бабушек эпигенетические маркеры, появившиеся у тех в силу нездорового питания и нездорового образа жизни. Эти маркеры повлекли радикальные изменения в здоровье, физиологии и даже внешнем облике их обладателей. То есть поколение Омега у К. Шэнахан – это все-таки медицинское явление, хотя и обусловленное социальными факторами. Важно то, что К. Шэнахан говорит не о детях с явно выраженными врожденными ментально-соматическими нарушениями развития, жизнь которых напрямую зависит от уровня развития современной медицины, а о самых обычных, считающихся здоровыми детях. Конечно, этому поколению Омега тяжелей адаптироваться в обществе и добиваться социально значимых успехов. Но никаких принципиальных непреодолимых барьеров для социального лифтинга таких детей по мере их взросления в книге К. Шэнахан мы не увидели. В этом заключается принципиальное отличие нашего понятия поколения Омега от понятия, введенного ранее К. Шэнахан.

 

Новое поколение Омега мы выделяем из поколения 2011–2024 годов исходя из результатов осмысления современных трендов развития технологий и техники. Методологически его выделение обосновано поиском движущего противоречия в развитии восходящего поколения Альфа. Для любого развития необходима среда, оказывающая сопротивление прилагаемым усилиям. Восемьдесят процентов населения Земли – это не просто люди на обочине, а те люди, которые создают потенциал социального напряжения, порождают проблемы и формируют вызовы для поколения Альфа. Принцип внутривидового разнообразия как основы приспособляемости к изменениям внешней среды действует и внутри современного вида homo sapiens. Более того, генетическое разнообразие у человека не случайно самое большое среди высших млекопитающих. Генетическое, этническое, групповое, социальное разнообразие людей обеспечивает негэнтропийный потенциал развития их как вида. Разделение на элиту и массы всегда было в человеческом обществе. Элита (пассионарии) обеспечивают новые пути развития в науке, технике, технологии, социальных формах организации, освоении новых жизненных пространств. Массы необходимы для сохранения стабильности социума. Но поколение Омега – это первое поколение, которое теряет свою социальную функцию обеспечения стабильности общественных процессов и изначально по технологическим причинам выключено из производящей системы общества. Это чистые потребители материальных и духовных благ.

 

Общество, рассматриваемое как целое, в целях сохранения своей стабильности необходимо должно обеспечивать поколение Омега всем необходимым для жизни в пределах принятых социальных норм. Пока еще ресурсов, опыта, и технологий для этого недостаточно. Журналисты в масс-медиа и блогеры в социальных сетях рисуют апокалиптические картины вытеснения роботами с искусственным интеллектом никому не нужных и не знающих, чем и как себя занять, людей. Поколение миллениалов (Y) не знает, зачем и чему учиться, ведь завтра тех профессий, которым обучают сегодня, уже не будет. Но решение этих вопросов находится уже в сфере современных технологий, и это дело ближайшего будущего. Поколению Омега, изначально ниоткуда не вытесняемому, а сразу же, по мере взросления, ориентированному на потребление, легкую комфортную жизнь и полную обеспеченность, также будет необходимо предоставлять выход для накапливаемой социальной активности. Сегодня для рядовых масс населения в развитых странах для этого существует масштабные шоу, телесериалы, футбол, для наиболее агрессивной части – схватки бойцов MMA и прочие подобные развлечения. Для маргинальных слоев – алкоголь, наркотики, сексуальные и трансгендерные патологии, криминальная среда.

 

Как будет решаться вопрос, когда он встанет в отношении преобладающего населения Земли, пока неясно. Понятно только то, что переучивание на новые специальности такой массы людей не будет востребовано с точки зрения новых технологий. Но этот вопрос встанет, и встанет он не перед поколением Омега, решать его придется поколению Альфа. Это будет одной из главнейших проблем развития, глобальным вызовом наряду с решением духовных вопросов развития, экологических проблем (спасением экосистемы планеты Земля), развитием технологий и колонизацией Луны и Марса. Именно это противоречие будет инициировать творческое воображение представителей поколения Альфа, вызывать концентрацию ресурсов, давать импульс к развитию всего человеческого общества.

 

Отсутствие соответствующего контента (социальных, маркетинговых, психологических исследований поколения Омега) вынуждает обращаться к результатам исследований поколения Альфа. После отбора основного материала, выстраивания логики развития поколения Альфа в условиях развития технологической революции, субъектами которой они и будут, для формирования характеристик поколения Омега применялся метод бинарных оппозиций с максимально возможной на сегодняшний момент конкретизацией. Развитие новых поколений, Альфа и Омега, в отличие от предшествующих поколений, в том числе и поколения Z, происходит в период интенсивного разрушения традиционных форм передачи коллективного опыта прошлого (от старших поколений младшим). Молодые люди социализируются и обретают опыт коллективного взаимодействия через общение друг с другом в социальных сетях, через Интернет, который становится и главным источником знаний. Новые знания, новые технологии, умения и навыки, формируемые на основе NBIC-технологий, не имеют аналогов даже в ближайшем прошлом. Родители (предшествующие поколения) перестают быть главными носителями такого опыта и знаний, необходимых в информационную эпоху.

 

Поэтому основным методом в силу специфики предмета исследования стал феноменологический метод «качественных исследований» (А. М. Улановский) [см.: 24], разработанный Д. Полкингхорном [см.: 25] и С. Квале [см.: 26]. Метод качественных исследований в духе «интервьюера-путешественника» мы вынуждены были использовать в силу отсутствия достаточной информации об объекте исследования. Интерпретация значимых отношений и смыслов, выявленных в ходе феноменологического описания предмета исследования, направлена от «живого опыта прочтения», по A. А. Пузырею [см.: 27], до построения идеальных конструктов как способа добывания нового знания, по С. Квале, и тем самым формирования посылок для перехода к сущностному логико-семантическому анализу поставленной проблемы.

 

Результаты

Феноменологический анализ выделенных выше характеристик поколения Альфа приводит к следующим результатам.

 

1. Судьба родившихся в 2011–2024 годах оказывается неоднородной. Эти молодые люди неизбежно в ходе действия социальных сил, определяющих развитие общества в эпоху IV промышленной революции, в эпоху NBIC-технологий, разделяются на два потока. Один – это интересующее маркетологов и социологов поколение Альфа, второй – тот, который мы назвали поколение Омега. В состав поколения Омега войдут дети из семей низкого социального статуса, выходцы из депрессивных регионов, чьи родители потеряют работу в ходе технологической революции и не смогут приобрести необходимые новые компетенции, окажутся невостребованными. Будущее поколения Омега, живущего на вэлфер, безусловный основной доход (БОД) или другие виды социального пособия, с позиций сегодняшнего дня может показаться не таким уж плохим, где-то даже заманчивым. Живущие в новую технологическую эпоху интернета вещей, искусственного интеллекта, виртуальной и дополненной реальности, цифровых денег и доминирования блокчейна во всех видах финансовых, имущественных и других видов гражданско-правовых трансакций, во времена облачных вычислений, квантовых компьютеров, массовой чипизации и биохакинга, в период освоения Луны, Марса и дальнего космоса, они будет находиться вне этих процессов развития общества, его науки, искусства, техники, технологии, социальных структур. Эта часть населения будет чистыми потребителями тех материальных и духовных благ, которые будут созданы для них поколением Альфа.

 

Такие условия будут обеспечены научным и технологическим рывком человечества в ближайшие 10–15 лет. Труд как историческая категория, выражающая положение человека в системе производства как подчиненного элемента этой системы, уйдет в прошлое. Необходимые продукты в достаточном количестве для обеспечения жизнедеятельности будут производиться роботизированными системами под управлением искусственного интеллекта. Эти системы будут связаны между собой на основе промышленного интернета вещей в умной среде жизнедеятельности (Smart Environment).

 

Производящая деятельность человека полностью перейдет в область творчества, в науку, технологию, инженерию, деятельность космических первопроходцев, медицину, педагогику, искусство. Проблема заключается в том, что для обеспечения жизнедеятельности общества, включая обеспечение 10 млрд. человек населения всем необходимым, рекультивации всей природной среды, и решения экологических проблем, и даже экспоненциального развития производства потребуется значительно меньше людей, чем их будет на Земле в ближайшем будущем. Таким образом, примерно 2 млрд. человек окажутся в числе творческого авангарда человечества, и из них большинство будет принадлежать именно к поколению Альфа. Остальные окажутся среди поколения Омега.

 

2. Поколение Омега должно пережить редукцию способности мышления к наиболее примитивным формам. От мышления целостного, конкретно-всеобщего к мышлению абстракциями, обеспечивающими минимальные потребности поисково-ориентировочной деятельности в социальной среде.

 

Мышление – это реакция высокоорганизованного социального организма на окружающую среду в борьбе за выживание. По законам эволюции любая функция организма отмирает, если в ней исчезает потребность. Отсюда неизбежно следует, что поколение Омега, которому не надо будет ежедневно решать новые творческие задачи, потеряет способность мышления. Массы людей и сегодня живут по трафаретам, определенным заученным схемам, траекториям движения в привычной для них предметной среде обитания, не нуждаясь в мышлении как всеобще-конкретной творческой деятельности. Природа всегда соблюдает принцип экономии сил, энергии, работы. В ближайшее время социальная ситуация в развитых странах коренным образом изменится. Сегодняшний опыт проживания мигрантов из регионов Ближнего и Среднего Востока и африканских стран в Швеции, Германии и других благополучных европейских странах показывает, что мало обеспечить человека комфортными условиями проживания и нормальным питанием. Мы видим нарастание социального недовольства в группах эмигрантов, повышенные требования к системе социального обеспечения и необоснованные претензии к местному населению, выходящие в область межкультурных и религиозных различий. При этом сегодня Европа действительно предоставляет возможности наиболее трудолюбивым и талантливым из них подняться по социальной лестнице даже в чуждой для них этнокультурной среде. Через десять лет первые представители поколения Омега окажутся в положении сегодняшних мигрантов. Среди них будут не только дети мигрантов, не адаптированные и не ассимилированные средой, но и значительное число коренных жителей. Разница будет в том, что возможности социальных лифтов резко сузятся. И прежде всего в силу того, что для поколения Омега эти лифты просто не будут нужны. Изменятся их ценностные приоритеты. Не нужно будет прилагать усилия для поиска пищи, приемлемых условий жизни, заботы о здоровье – своем и своих детей.

 

Питание и медицинское обслуживание этой части населения будут приближаться по стандартам к тем, что будет иметь поколение Альфа, включая и персонализированную предиктивную и трансляционную медицину. Нормы и стандарты проживания будут практически одинаковы. По крайней мере на горизонте событий в десять ближайших лет. Как следствие полной и гарантированной обеспеченности поколения Омега у его представителей отчетливо просматриваются нарастание недовольства, пессимизма, снижения потенции и рождаемости. И наоборот, происходит нарастание проблем социальной коммуникации, суицидальных настроений, рождаемости у Омега-детей с серьезными эпигенетическими проблемами, как описывала К. Шэнахан. Только отсутствие творческого напряжения, необходимости ежедневно решать разнообразные насущные задачи жизнеобеспечения приводит к снижению жизненного потенциала, уменьшению социального разнообразия среди поколения Омега.

 

Из понимания человека как социального существа следует, что для того, чтобы человечество как вид, обладающий способностью мышления, развивалось, оно необходимо должно иметь какую-то надличностную, выходящую за рамки индивидуальной субъективности цель. Достижение этих общечеловеческих целей к середине XXI века не потребует массовых жертв, какие были прежде. Поэтому даже как исполнители чужой воли, как массы воинов, участники крестовых походов, конкистадоры в прошлые века, представители поколения Омега будут не нужны. Представители этого поколения, в противоположность поколению Альфа, будут культивировать сферу личных потребностей, сводящихся к физиологическим удовольствиям. Выработать собственную надличностную цель, объединить идеей достижения этой цели других представителей своего поколения или примкнуть к осуществлению надличностных целей поколения Альфа, пожертвовав при этом своим личным комфортом, полным обеспечением и безопасностью, представители поколения Омега даже не будут стремиться. Если появится в этой среде экстраординарная личность, она будет ассимилирована поколением Альфа и нацелена на решение тех задач, которые стоят перед этим поколением.

 

Художественное творчество кажется выходом из положения. Однако сегодняшний опыт локдаунов и самоизоляции в условиях пандемии Covid-19 в развитых странах показывает, что большинство населения, освободившись от рутины ежедневного пребывания на рабочих местах, не бросилось писать картины маслом и сочинять сонеты. У большинства для этого нет не только таланта и навыков, но и необходимого накопленного художественного опыта переживания жизни. И это является определяющим и для поколения Омега. Отсутствие необходимости борьбы за жизнь, за полагающиеся тебе социальные блага ведет к сужению социального опыта. Становится нечего передавать другим в форме искусства, да и не возникает такого желания.

 

Шаблонные повседневные акты поведения представителей поколения Омега будут направлены на удовлетворение своих физиологических и минимальных простейших индивидуальных духовных потребностей. Они привычны, не требуют усилий, многие из них выполняются автоматически. В силу привычки рутинного шаблонного поведения, редуцирования потребностей до физиологических у поколения Омега, как уже было сказано, в значительной степени отмирает и сама способность мышления. Можно будет существовать, не мысля (или мысля в минимальной степени, обеспечивающей элементарную коммуникацию и ориентацию в обществе). За неимением потребности невостребованные функции человека (не мозга, а человека) отмирают, вернее, редуцируются к минимальным проявлениям.

 

Расхождение между поколениями Альфа и Омега будет идти по нарастающей и приведет к новому, еще не испытанному человечеством цивилизационному сдвигу. Фактически к разделению человечества на два подвида. Сначала возникнет коммуникационный разрыв, различные для Альфа и для Омега социальные сети, затем локализация в местах проживания. Между районами компактного проживания представителей Альфа и Омега, конечно, не будет никаких заборов, шлагбаумов и прочих подобных преград, и принцип свободы личного перемещения будет соблюдаться неукоснительно. Просто ни тем, ни другим нечего будет делать на чужих территориях. На высокотехнологичных территориях, где живет и работает поколение Альфа, оплата любой услуги, проход в здания и любые трансакции будут осуществляться по встроенным чипам или радужной оболочке глаз, представители поколения Омега даже не смогут самостоятельно, без проблем припарковать машину или взять в автомате чашечку кофе, проехать на общественном транспорте. К тому же высокая стоимость любой услуги поставит им дополнительные барьеры для пребывания на этих территориях. Сегодня мы можем видеть яркий пример прототипа такого расселения в пригороде Сеула Сонгдо (Songdo).

 

Следующим этапом должно стать формирование специфического отношения поколения Альфа к поколению Омега, формирование сначала принципов морального превосходства, а затем, на протяжении еще десяти – двадцати лет, и формирование морали, исключающей из сферы ее действия лиц поколения Омега как субъектов этих отношений. Мы находимся на пороге формирования нового вида человека, продукта социальной эволюции – вернее, революционного взрыва в технологиях, перевернувших мир человека. Изменение морали поколения Альфа приведет к тому, что в конечном итоге поколение Омега, как вид менее развитый по сравнению с поколением Альфа, перестанет его интересовать. Районы компактного проживания Омега превратятся в своеобразные резервации. Все технические проблемы поддержания инфраструктуры на должном уровне будут решаться роботизированными комплексами с искусственным интеллектом, системами многоуровневого глубокого обучения на основе Big Data. С этих территорий для лиц поколения Омега не будет никаких ограничений на свободный выход, а вот для представителей Альфа вход будет, скорее всего, ограничен и разрешен только в связи с осуществлением социальных функций, в первую очередь, в сферах обучения и здравоохранения.

 

Эпигенетические проблемы должны привести к тому, что рождаемость у поколения Омега будет интенсивно снижаться, а общая численность этого поколения и их потомков – уменьшаться.

 

Выходом из конституированной ситуации видится молодая семья как творчество. «Вся эволюция жизни – это эволюция родительской заботы о потомстве» (Л. В. Петрановская) [28, с. 3]. Воспитание маленьких детей — это не только развитие и социализация новых членов общества. Это мощный творческий стимул развития мышления, прежде всего у матери. Эта деятельность идеально подходит под определение мышления как оно понимается в концепции Леонтьева – Ильенкова. А именно, как творческая деятельность человека в рамках социальной организации, выходящая за рамки шаблонов поведения. Молодые родители вынуждены ежедневно, ежечасно решать сложнейшие вопросы здоровья, самочувствия, поведения и развития своего ребенка в условиях неопределенности. Сегодня большинство молодых семей задавлены рутиной быта, необходимостью добывать пропитание и сохранять стабильные условия существования. В эпоху новых поколений технологические и социальные проблемы такого рода будут сняты, отцы поколения Омега, чья архетипическая функция добытчика и защитника будет элиминирована, смогут заняться воспитанием детей в полной мере. В этом процессе возникает диалог семейной пары, совместная деятельность по поиску нестандартных решений, совершение ошибок и открытий при трансляции родительского опыта и его усвоении детьми. Таким образом, в условиях свободы от необходимости добывания средств существования семью из поколения Омега с маленькими детьми до семи лет мы можем характеризовать как область реализации функции мышления в данном сообществе. Более взрослые дети переходят к шаблонным процедурам обучения самым необходимым навыкам в школе. И это будут действительно шаблонные процедуры, осуществляемые дистанционно через Интернет. Занятия, пусть даже записанные лучшими педагогами из поколения Альфа, будут неизбежно адаптированы под начальный уровень средней массы учеников поколения Омега, и, по определению, этот уровень не может быть высоким. Примером этого в сегодняшнем образовании служит наличие как массового образования, так и элитных школ с повышенными требованиями и специально разработанными программами для незначительно количества талантливых детей. В условиях, когда образование для представителей поколения Омега перестанет быть инструментом социального лифтинга, карьеры, этот процесс расслоения на массовое образование для учеников из поколения Омега и на элитное образование для учеников из поколения Альфа приобретет еще более выраженную форму.

 

Обсуждение

Выявление и рефлексия будущих социальных проблем, обсуждение теоретических утверждений, выдвинутых в статье, с позиций других авторов, поможет яснее видеть угрозы развитию общества, понимать методы и приемы их решения, выстраивать стратегии реагирования на них. Однако автору представляется, что это сегодня невозможно в силу того, что проблемы поколения Омега не нашли еще своего отражения в научной литературе. Придется применить метод «качественных исследований» и попытаться провести анализ проблемных пунктов, выдвинутых автором положений и сформулировать возможные возражения за предполагаемых оппонентов.

 

1. Самым уязвимым звеном рассуждений представляется рассуждение о морали. Не потому, что в сегодняшней системе моральных ценностей неолиберализма, построенной на всеохватывающей толерантности, новая мораль вызывает у нас отторжение. Все системы моральных ценностей меняются, ни одна не является вечной. Уйдет в прошлое и господствующая сегодня система западной морали. Рассуждать о морали будущего мы можем с большой натяжкой потому, что мы просто не можем встать на позицию «другого», на позицию поколения Альфа, и судим их по нашим собственным сегодняшним меркам. Автор пытается с позиций сегодняшнего гуманистического идеала описывать ситуации, которые возникнут после того, как этот идеал перестанет выполнять свою социальную регуляторную функцию.

 

Формирование специфического отношения представителей поколения Альфа к поколению Омега, сначала формирование принципов морального превосходства, а затем, на протяжении жизни еще одного-двух поколений, и формирование морали, исключающей из сферы действия лиц поколения Омега как субъектов этих отношений. Это большая проблема, затрагивающая даже не столько поколение Омега, сколько поколение Альфа. Возможно, это представляется таковым с нашей современной точки зрения, с позиций гуманизма, для которого все народы, все гендерные и социальные группы равны в своих правах. Для поколения Альфа и их потомков это будет выглядеть по-другому.

 

2. Вторым важным пунктом критики предлагаемой концепции может стать положение о том, что поколение Омега в массе не будет способно воспринять и использовать передовые научно-технологические достижения своего времени. Однако можно представить, что развитие NBIC-технологий пойдет по пути слияния компьютеров с мозгом представителей Альфа. Для них станет нормой такого рода чипизация и возможности прямого доступа индивида к облачным квантовым вычислениям. Логично предположить, что в силу первого пункта поколение Альфа отнюдь не будет в первую очередь озабочено тем, чтобы представителям поколения Омега повсеместно был предоставлен доступ к данной технологии.

 

3. Еще одним важным и спорным моментом в предлагаемой концепции выглядит судьба подрастающих детей поколения Омега и их детей. Кажется крайне неразумным оставлять на произвол судьбы этих детей, из которых не многим повезет вырваться из порочного круга «всеохватывающего благоденствия потребления», уготованного им развитием технологий. Для поколения Альфа этот демографический потенциал является совсем не лишним и не избыточным. Если родители, Игреки (поколение Y) и Зеты (поколение Z) не справляются с воспитанием своих детей в условиях нового технологического окружения, то этих детей можно воспитывать в интернатах с самыми лучшими психологами и педагогами, с самым современным технологическим оборудованием.

 

Отвечая на это, можно указать, что крупнейшие умы человечества с древности и до наших дней теоретически, а государства, религиозные и филантропические организации разного толка – с практической стороны, через приюты, колонии и детские дома пытались реализовать эту идею. Ничего хорошего из этого не вышло, и ничего лучше воспитания ребенка в полной семье с родителями, папой и мамой, человечество пока не выработало. Ребенку жизненно необходимо родительское тепло на первом этапе его жизни, хайдеггеровском этапе «становления» до момента его «исхода» в самостоятельную жизнь и «возвращения» к истокам, «домой». В таком круге исхода – становления – возвращения человек становится человеком, и дом, семья здесь – начало и конец его жизненного пути. Человеку необходимо изначальное ощущение, что мир есть его мать, и его дом, и этот мир его оберегает, защищает и прощает ему его ошибки. А без совершения ошибок, без поиска своих решений даже давно решенных миллионами других людей задач и задачек человек никогда не станет человеком, не разовьет в себе способность мышления. Трудно себе представить, что выпускник интерната для сирот с благодарностью возвращается в свой «дом», вспоминая детские переживания как переживания материнской заботы и ласки. Система коллективного воспитания не настроена на то, чтобы прощать индивидуальные ошибки и давать возможность их исправления. Такое возможно только в семье при индивидуальном и глубоко личном воспитании.

 

4. Последнее крупное возражение состоит в том, что нарисована одномерная и излишне позитивная картина развития поколения Альфа. Внутри этого поколения, несомненно, будут свои внутренние проблемы развития и взаимоотношений. С этим нельзя не согласиться, но задача данной статьи заключалась не в анализе перспектив и проблем развития поколения Альфа. В данном случае оно выступает как единый субъект субъект-субъектных отношений по отношению к поколению Омега.

 

Заключение

Изменения внешней среды, в частности, технологий необходимо и неизбежно должны привести к изменениям в идеальной сфере, сфере человеческого мышления и человеческих отношений. Обсуждение этих вопросов, привлечение внимания к феномену поколения Омега для разработки стратегии реагирования на вызовы и угрозы недалекого будущего представляется важным сейчас, потому что будущее не ждет нас. Оно создается нами каждый день нашими ментальными и материальными усилиями, и от нас зависит, каким оно становится уже сейчас.

 

Список литературы

1. McCrindle M., Fell A. Generation Alpha. Understanding Our Children and Helping Them Thrive. – Sydney: Hachette Australia, 2021. – 352 p.

2. McCrindle M., Fell A. Understanding Generation Alpha. – Australia: McCrindle Research Pty Ltd, 2020. – 21 p. URL: https://generationalpha.com/wp-content/uploads/2020/02/Understanding-Generation-Alpha-McCrindle.pdf (accessed 19 September 2022).

3. Howe N., Strauss W. Generations: The History of America’s Future, 1584 to 2069. – New York: William Morrow & Company, 1991. – 538 p. URL: https://archive.org/details/GenerationsTheHistoryOfAmericasFuture1584To2069ByWilliamStraussNeilHowe (accessed 19 September 2022).

4. Howe N., Strauss W. The Fourth Turning: What the Cycles of History Tell Us About America’s Next Rendezvous with Destiny. – New York: Broadway Books, 1997. – 458 p. URL: https://archive.org/details/the-fourth-turning-an-american-prophecy-what-the-cycles-of-history-tell-us-about (accessed 19 September 2022).

5. Никонов Е., Шамис Е. Стратегия бэби-бумеров. Теория поколений. 1944–1963. – М.: Университет Синергия, 2021. – 268 с.

6. Никонов Е., Шамис Е. Необыкновенный X. Теория поколений. – М.: Synergy Book, 2022. – 192 с.

7. Никонов Е., Шамис Е. В семье не без Миллениума. Что делать поколению (1985–2002 г. р.), которое меняет мир. – М.: Университет Синергия, 2021. – 184 с.

8. Шамис Е., Антипов А. Теория поколений // Психология и бизнес. – URL: https://www.psycho.ru/library/2581 (дата обращения 19.09.2022).

9. Williams A. Meet Alpha: The Next “Next Generation” // The New York Times. – 2015. – Sept. 19. – URL: https://www.nytimes.com/2015/09/19/fashion/meet-alpha-the-next-next-generation.html (accessed 19 September 2022).

10. Twenge J. Generation Me: Why Today’s Young Americans are More Confident, Assertive, Entitled – and More Miserable Than Ever Before. – New York: Atria Publishing Group, 2014. – 400 p.

11. Пищик В. И., Сиврикова Н. В. Ценностно-смысловые ориентации в структуре ментальности поколений // Ценности и смыслы. – 2015 – № 3(37). – С. 1–10.

12. Гаврилова А. В. Социально-психологические особенности ментальности «нового поколения» // Вестник Удмуртского университета. Серия Философия. Психология. Педагогика. – 2016. – № 26(2). – С. 58–63.

13. Поколение selfie: пять мифов о современной молодежи // ВЦИОМ. – URL: https://old.wciom.ru/index.php?id=236&uid=115996 (дата обращения 19.09.2022).

14. Стилманн Д., Стилманн И. Поколение Z на работе. Как его понять и найти с ним общий язык. – М.: ООО «Иванов, Манн, Фарбер», 2018. – 272 с.

15. White J. E. Meet Generation Z: Understanding and Reaching the New Post-Christian World. – Michigan: Baker Books, Ada, 2017. – 224 p.

16. Barna Group. Gen Z: The Culture, Beliefs and Motivations Shaping the Next Generation. – Ventura, California, USA: Barna group, 2018. – 128 p.

17. Fourtané S. Generation Alpha: The Children of the Millennial // Interesting engineering. – 2018. – URL: https://interestingengineering.com/generation-alpha-the-children-of-the-millennial (accessed 19 September 2022).

18. Twenge J. iGen: Why Today’s Super-Connected Kids Are Growing Up Less Rebellious, More Tolerant, Less Happy and Completely Unprepared for Adulthood. – New York: Atria Publishing Group, 2017. – 352 p.

19. Кулакова Л. Б. Поколение Z: теоретический аспект // Вопросы территориального развития. – 2018. – № 2(42). – С. 1–10. DOI: 10.15838/tdi.2018.2.42.6.

20. Земскова Е. C. Анализ поведения потребителей в цифровой экономике с позиций теории поколений // Вестник евразийской науки. – 2019. – № 5(11). – URL: https://esj.today/PDF/32ECVN519.pdf (дата обращения 19.09.2022).

21. Радаев В. В. Миллениалы: Как меняется российское общество. – М.: Издательский дом Высшей школы экономики, 2019. – 230 с.

22. Молодая Россия: автопортрет и взгляд со стороны // ВЦИОМ. – URL: https://old.wciom.ru/index.php?id=236&uid=10401 (дата обращения 19.09.2022).

23. Shanahan C. Deep Nutrition. Why Your Genes Need Traditional Food. – New York: Flatiron Book, 2017. – 512 p.

24. Улановский А. М. Феноменологический метод в психологии, психиатрии и психотерапии // Методология и история психологии. – 2007. – Т. 2, вып. 1. – С. 130–150. – URL: http://mhp-journal.ru/rus/2007_v2_n1_11 (дата обращения 19.09.2022).

25. Polkinghorne D. Phenomenological Research Methods // R. Valle & S. Halling (Eds.) / Existential Phenomenological Perspectives in Psychology: Exploring the Breadth of Human Experience. – New York: Plenum, 1989. – Pp. 41–60. DOI:10.1007/978-1-4615-6989-3_3.

26. Квале С. Исследовательское интервью. – М.: Смысл, 2003. – 301 с.

27. Пузырей А. А. Психология. Психотехника. Психагогика. – М.: Смысл, 2005. – 680 с.

28. Петрановская Л. В. Тайная опора: привязанность в жизни ребенка. – М.: Издательство АСТ, 2021. – 113 с.

 

References

1. McCrindle M., Fell A. Generation Alpha. Understanding Our Children and Helping Them Thrive. Sydney: Hachette Australia, 2021, 352 p.

2. McCrindle M., Fell A. Understanding Generation Alpha. Australia: McCrindle Research Pty Ltd, 2020, 21 p. Available at: https://generationalpha.com/wp-content/uploads/2020/02/Understanding-Generation-Alpha-McCrindle.pdf (accessed 19 September 2022).

3. Howe N., Strauss W. Generations: The History of America’s Future, 1584 to 2069. New York: William Morrow & Company, 1991, 538 p. Available at: https://archive.org/details/GenerationsTheHistoryOfAmericasFuture1584To2069ByWilliamStraussNeilHowe (accessed 19 September 2022).

4. Howe N., Strauss W. The Fourth Turning: What the Cycles of History Tell Us About America’s Next Rendezvous with Destiny. New York: Broadway Books, 1997, 458 p. Available at: https://archive.org/details/the-fourth-turning-an-american-prophecy-what-the-cycles-of-history-tell-us-about (accessed 19 September 2022).

5. Nikonov E., Shamis E. The Strategy of Baby Boomers. Generation Theory. 1944–1963 [Strategiya bebi-bumerov. Teoriya pokoleniy. 1944-–1963]. Moscow: Universitet Sinergiya, 2021, 268 p.

6. Nikonov E., Shamis E. Unusual X. Theory of Generations [Neobyknovennyy X. Teoriya pokoleniy]. Moscow: Synergy Book, 2022, 192 p.

7. Nikonov E., Shamis E. There Is a Millennium in the Family. What Is to Be Done by the Generation (Born 1985–2002) That Changes the World [V seme ne bez Milleniuma. Chto delat pokoleniyu (1985–2002 g. r.), kotoroe menyaet mir]. Moscow: Universitet Sinergiya, 2021, 184 p.

8. Shamis E., Antipov A. Generation Theory [Teoriya pokoleniy]. Psikhologiya i biznes (Psychology and Business). Available at: https://www.psycho.ru/library/2581 (accessed 19 September 2022).

9. Williams A. Meet Alpha: The Next “Next Generation”. The New York Times, 2015, Sept. 19. Available at: https://www.nytimes.com/2015/09/19/fashion/meet-alpha-the-next-next-generation.html (accessed 19 September 2022).

10. Twenge J. Generation Me: Why Today’s Young Americans are More Confident, Assertive, Entitled – and More Miserable Than Ever Before. New York: Atria Publishing Group, 2014, 400 p.

11. Pischik V. I., Sivrikova N. V. Value-Semantic Orientations in the Structure of the Mentality of Generations [Tsennostno-smyslovye orientatsii v strukture mentalnosti pokoleniy]. Tsennosti i smysly (Values and Meanings), 2015, no. 3(37), pp. 1–10.

12. Gavrilova A. V. Socio-Psychological Features of the Mentality of “New Generation” [Sotsialno-psikhologicheskie osobennosti mentalnosti “novogo pokoleniya”]. Vestnik Udmurtskogo universiteta. Seriya Filosofiya. Psikhologiya. Pedagogika (Bulletin of Udmurt University. Philosophy. Psychology. Pedagogy), 2016, no. 26(2), pp. 58–63.

13. The Selfie Generation: Five Myths about Today’s Youth [Pokolenie selfie: pyat mifov o sovremennoy molodezhi]. Available at: https://old.wciom.ru/index.php?id=236&uid=115996 (accessed 19 September 2022).

14. Stillman D., Stillman J. Gen Z @ Work: How the Next Generation Is Transforming the Workplace. [Pokolenie Z na rabote. Kak ego ponyat i nayti s nim obschiy yazyk]. Moscow: Ivanov, Mann, Farber, 2018, 272 p.

15. White J. E. Meet Generation Z: Understanding and Reaching the New Post-Christian World. Michigan: Baker Books, Ada, 2017, 224 p.

16. Barna Group. Gen Z: The Culture, Beliefs and Motivations Shaping the Next Generation. Ventura, California, USA: Barna group, 2018, 128 p.

17. Fourtané S. Generation Alpha: The Children of the Millennial. Available at: https://interestingengineering.com/generation-alpha-the-children-of-the-millennial (accessed 19 September 2022).

18. Twenge J. iGen: Why Today’s Super-Connected Kids Are Growing Up Less Rebellious, More Tolerant, Less Happy and Completely Unprepared for Adulthood. New York: Atria Publishing Group, 2017, 352 p.

19. Kulakova L. B. Generation Z: Theoretical Aspect [Pokolenie Z: teoreticheskiy aspekt]. Voprosy territorialnogo razvitiya (Issues of Territorial Development), 2018, no. 2(42), pp. 1–10. DOI: 10.15838/tdi.2018.2.42.

20. Zemskova E. S. Analysis of Consumer Behavior in the Digital Economy from the Perspective of Generational Theory [Analiz povedeniya potrebiteley v tsifrovoy ekonomike s pozitsiy teorii pokoleniy]. Vestnik evraziyskoy nauki (Bulletin of Eurasian Science), 2019, no. 5(11). Available at: https://esj.today/PDF/32ECVN519.pdf (accessed 19 September 2022).

21. Radaev V. V. Millennials: How Russian Society is Changing [Millenialy: Kak menyaetsya rossiyskoe obschestvo]. Moscow: Izdatelskiy dom Vysshey shkoly ekonomiki, 2019, 230 p.

22. Young Russia: A Self-Portrait and a View from the Outside [Molodaya Rossiya: avtoportret i vzglyad so storony]. Available at: https://old.wciom.ru/index.php?id=236&uid=10401 (accessed 19 September 2022).

23. Shanahan C. Deep Nutrition. Why Your Genes Need Traditional Food. New York: Flatiron Book, 2017, 512 p.

24. Ulanovsky A. M. Phenomenological Method in Psychology, Psychiatry and Psychotherapy [Fenomenologicheskiy metod v psikhologii, psikhiatrii i psikhoterapii]. Metodologiya i istoriya psikhologii (Methodology and History of Psychology), 2007, vol. 2, is. 1, pp. 130–150. Available at: http://mhp-journal.ru/rus/2007_v2_n1_11 (accessed 19 September 2022).

25. Polkinghorne D.;  Valle R., Halling S. (Eds.). Phenomenological Research Methods. Existential Phenomenological Perspectives in Psychology: Exploring the Breadth of Human Experience. New York: Plenum, 1989, pp. 41–60. DOI: 10.1007/978-1-4615-6989-3_3.

26. Kvale S. Interviews: An Introduction to Qualitative Research Interviewing [Issledovatelskoe intervyu]. Moscow: Smysl, 2003, 301 p.

27. Puzirey A. A. Psychology. Psychotechnics. Psychagogy. [Psikhologiya. Psikhotekhnika. Psikhagogika]. Moscow: Smysl, 2005, 680 p.

28. Petranovskaya L. V. The Secret Support: Attachment in a Child’s Life [Taynaya opora: privyazannost v zhizni rebenka]. Moscow: AST, 2021, 113 p.

 
Ссылка на статью:
Лауфер К. М. Кризис нового поколения в ходе современной технологической революции // Философия и гуманитарные науки в информационном обществе. – 2022. – № 3. – С. 38–54. URL: http://fikio.ru/?p=5133.
 

© Лауфер К. М., 2022

УДК 101.8

 

Ганцевич Андрей Михайлович – Уральский федеральный университет имени первого Президента России Б. Н. Ельцина, департамент философии, кафедра истории философии, философской антропологии, эстетики и теории культуры, магистрант, Екатеринбург, Россия.

Email: gantsevitch@gmail.com

SPIN: 9477-8612

Авторское резюме

Состояние вопроса: Быт и рутина исследуются философией, социологией и психологией. Традиционное марксистское и экзистенциалистское понимание взаимодействия субъекта с бытом нередко упускает из виду его сложную диалектику, без понимания которой объективное изучение быта затруднено.

Результаты: Предварительный анализ быта/рутины показывает нам, как эта область общественного бытия, незаслуженно представляемая в массовом сознании и даже ряде философских работ в исключительно негативном свете, позволяет открыть широкие возможности для субъекта, в том числе по реформированию самого быта. Стремление личности к освобождению от ложных представлений быта во многом определяется этим же бытом.

Область применения результатов: Полученные результаты важны главным образом для анализа человеческой деятельности в рамках экзистенциалистского и марксистского направлений в философии.

Выводы: Быт и рутина являются необходимыми условиями для рождения потенциальности субъектности, которая в свою очередь обратно воздействует на отчужденный быт, трансформируя его и себя в диалектическом процессе исторического развития.

 

Ключевые слова: диалектический материализм; гуманизм; марксизм; экзистенциализм; Франкфуртская школа; отчуждение; онтология.

 

Dialectic of Routine

 

Gantsevitch Andrei Mikhailovich – Ural State University, The Department of Philosophy, History of Philosophy, Philosophical Anthropology, Aesthetics and Culture Theory, graduate student, Yekaterinburg, Russia.

Email: gantsevitch@gmail.com

Abstract

Background: Routine and mundanity are studied by philosophy, sociology and psychology. Traditional Marxism and existentialism often view subject-routine interaction in a non-dialectical manner, making the objective study of routine much harder.

Results: A preliminary analysis of routine/mundanity shows that this domain of social being, undeservedly presented in the mass consciousness and even in a number of philosophical works as a negative phenomenon, is able to open up wide opportunities for the subject, including reforming routine itself. The individual’s striving for liberation from the false ideas of routine is largely determined by this very routine.

Implications: The obtained results are important mainly for the analysis of human activity in the framework of the existentialist and Marxist trends in philosophy.

Conclusion: Routine and mundanity are necessary conditions for the potentiality of subjectivity to arise, which in turn affects the alienated routine, transforming it and subjectivity itself in the process of dialectical historical development.

 

Keywords: dialectical materialism; humanism; Marxism; existentialism; Frankfurt School; alienation; ontology.

 

Если рассмотреть этимологию русского слова «быт» [см.: 1], становится очевидным его прямое происхождение от глагола «быть», причем долгое время оно означало то же, что и родственное английское being [см.: 6] – «бытие, существование».

 

Впрочем, уже с середины XIX в. «быт» постепенно начинает означать то же, что в большинстве распространенных европейских языков обозначается словами, производными от французского route (маршрут, направление, путь [см.: 12]): в английском и французском – routine [см.: 12; 6]; в немецком – Routine [см.: 13]; в испанском – rutina [см.: 14]. Примечательно, что во всех вышеперечисленных языках слово рутина (именно как существительное) имеет главным образом нейтральное значение (в немецком даже скорее положительное), тогда как в русском рутина в обиходе означает именно негативное явление.

 

В европейских языках рутина – это каждодневная схема действий, с небольшими вариациями, доведённая опытом до автоматизма. В русском рутина – «безотчетное следование преданью, обычаю» по Далю [2, с. 116], «консерватизм и застой в делах, в образе жизни» по Ожегову [5, с. 845].

 

Термином «рутина» в данной работе мы будем обозначать то же, что в русскоязычном обиходе обозначается словом «быт». Таким образом мы сблизим этот термин с общеевропейским контекстом. С другой стороны, от термина «быт» невозможно полностью отказаться, так как это слово и понятие давно закрепились в узусе. Поэтому мы будем использовать два термина вместе. Обозначать они будут одно и то же, с той лишь разницей, что «рутина» будет выражать именно коннотацию динамичности данного явления («маршрут», «путь», «направление движения»), а «быт» – коннотацию его укоренённости.

 

Каждый современный человек хоть раз «вздыхал» по поводу «рутины», «бытовухи», автоматизма и/или однообразия повседневной жизни. А между тем рутина в разнообразии своих форм есть многогранное динамическое явление, пристальное изучение которого способно открыть нам диалектическую логику индивидуальных и социальных потенций и взаимодействий.

 

Городской быт современного общества, по меткому выражению Маркса и Энгельса, противопоставлен «идиотизму сельской жизни» – “Idiotismus des Landlebens” [7, s. 38]. Город дает возможности пробовать себя в разном, что пробуждает осознание в том числе и собственной человечности, как свидетельствовал французский рабочий, попавший на рынок труда в Сан-Франциско и успешно сменивший множество профессий: «Я почувствовал себя больше человеком, и меньше моллюском» (“fuehle ich mich weniger als Molluske und mehr als Mensch”)» [9, s. 512].

 

Как писал Георг Зиммель в работе «Большие города и духовная жизнь» (Die Grossstaedte und Das Geistesleben, 1903), «современное сознание стало более и более вычислительным» (“Der Moderne Geist ist mehr und mehr ein rechnender geworden”) [15, s. 117]. То есть денежная экономика внутри капиталистического способа производства склонна вырабатывать универсальные формулы для повседневной жизни – если угодно, «алгоритмизировать» ее. Таким образом, мы имеем то, что принято называть эффективной экономической жизнью, а значит, мы имеем и более или менее эффективное самовоспроизводство буржуазного общества.

 

Собственно, здесь и возникает известное марксистское понятие отчуждения (Entfremdung), которое можно расширить на весь современный городской быт. Быт и рутина есть отчуждение, так как они суть идеальные формы, порождения коллективного сознания, сформированного определенным исторически детерминированным способом производства.

 

Тут возникает важный вопрос: кто от чего отчуждается [см.: 11, p. 49]? Несомненно, отчуждение интеллектуала XIX в. – это один потенциальный процесс. Несколько другое реальное отчуждение бывшего сельского жителя мы уже видели выше в его свидетельствах из «Капитала». Иными словами, если мы стоим на позиции догматического марксизма и видим отчуждение как исключительно негативное явление, мы отказываемся от принципов диалектического материализма. Если мы отказываемся от этих принципов, мы уходим обратно в идеалистическую философию, так как постулируем имплицитно некое универсальное идеальное сознание, свойственное всему человеческому роду, вместо того чтобы изучать реальное влияние физических, биологических и социальных факторов на колоссальную дифференциацию его у разных социальных групп и индивидов (при несомненной неизбежности наличия некоей идеальной формы «культурного сознания» в тот или иной исторический период – некоего стандарта мышления и поведения).

 

Говоря об «универсальных формулах для повседневной жизни», мы не можем не затронуть понятие комфорта. Быт, рутина, формулы и алгоритмы повседневности невозможны без определенного исторически и экономически детерминированного уровня комфорта. Это своего рода «почва», из которой произрастает быт. Герберт Маркузе писал: «Наше общество отличает себя покорением центробежных общественных сил с помощью Технологии, а не Ужаса, отражая двойной базис подавляющей эффективности и всё возрастающего уровня жизни» [8, p. 40]. Логично будет вспомнить в этой связи мотивационную теорию Абрахама Маслоу, которую обычно преподносят в вульгаризированном и упрощенном виде как пирамиду строгих последовательностей. На самом деле Маслоу обращает внимание на некие гибкие закономерности, которые обнаруживаются в человеческом поведении при определенных условиях, а именно – необходимость удовлетворения одной потребности для значительного роста другой. Сам Маслоу говорит о том, что большинство нормальных членов общества всегда удовлетворены частично в пяти базовых человеческих потребностях (физиологические; потребности безопасности; любви и принадлежности; самоценности и самоактуализации) и одновременно в них же не удовлетворены.

 

Далее он говорит о том, что, например, потребность A должна быть удовлетворена на 25 % для того, чтобы возникло 5 % потребности B и т. п. [см.: 10, p. 53–54]. Ясно, что всё это очень абстрактно и упрощенно, однако суть понятна: уровень удовлетворения различных потребностей будет разным у разных индивидов и социальных групп, но базовые потребности должны быть удовлетворены хотя бы минимально, чтобы поддерживалось цивилизованное человеческое существование.

 

Здесь мы видим, что удовлетворение потребностей так или иначе связано с комфортом (как в физическом, так и в психологическом смысле); быт же – это всегда некая порция комфорта, динамичная в своем развитии – именно потому, что создает потенциально бесконечные новые потребности, так что в какой-то момент быт начинает казаться враждебным личности и психологическому (духовному, интеллектуальному) комфорту.

 

Любой быт есть идеальная форма, то есть форма общественно-человеческой психики [см.: 4, с. 18], интернализированная, интроецированная субъектом. Быт может быть домашним, рабочим, увеселительным и прочее. Внутренность любого быта наполнена дисциплиной – даже если это «дисциплина антидисциплины»: например, в развлекательно-увеселительном быте. Через дисциплину действует отчуждение. И именно оно обладает потенцией сделать субъект экзистенциально сознательным.

 

Можно сказать, что коллективная дисциплина создает условия для потенций, возможностей индивидуальной дисциплины. Речь идет именно о потенциях, то есть большое количество людей может этими потенциями и не воспользоваться, более того – сама структура любого общества подразумевает именно то, что таких людей будет немного: общество производит стандартного человека, но именно на этом базисе возникают те индивиды, которые как бы выталкивают стандартизацию на новый уровень. К слову, тут мы откажемся от догматизма эпохи Просвещения: «новый уровень» отнюдь не является синонимом прогресса. Это может быть и регресс.

 

Но что есть индивидуальная дисциплина, индивидуальный быт? Это как бы процесс, когда зарождающаяся личность берёт на вооружение отчуждение, которое есть, по выражению Ф. Е. Джейранова, «существенное измерение человеческой истории» [3, с. 57] (и действует оно именно через многообразие общественно-бытового, рутинного опыта), особенно ярко высвеченное философией экзистенциализма. И эта зарождающаяся личность конструирует из элементов отчуждения Себя, конструирует и реконструирует свое уникальное сознание, чтобы после «ударить» собственной, пусть до конца никогда не завершенной, всегда пребывающей в «текучей» реконструкции и реинтерпретации, субъектностью уже по самому быту и отчуждению, хотя бы эта попытка и была заранее обречена на провал.

 

В таких «ударах», в такой извечной борьбе рутинного с неожиданным, выдающегося с посредственным, банального с новым, отчужденного с «настоящим» и разворачивается диалектическая логика быта.

 

Список литературы

1. Виноградов В. В. История слов. – URL: http://etymolog.ruslang.ru/vinogradov.php?id=bit&vol=1 (дата обращения 16.09.2022).

2. Даль В. Толковый словарь живаго великорускаго языка. Томъ четвёртый. – СПб., М.: Издание книгопродавца-типографа М. О. Вольфа, 1882. – 704 с.

3. Джейранов Ф. Е. Секулярный экзистенциализм о человеке, его свободе и отчуждении // Социально-экономическое управление: теория и практика. – 2011. – № 1. – C. 52–58.

4. Ильенков Э. В. Диалектика идеального // Логос: философско-литературный журнал. – 2009. – № 1. – C. 6–62.

5. Толковый словарь русского языка с включением сведений о происхождении слов / РАН. Институт русского языка им. В. В. Виноградова. Отв. ред. Н. Ю. Шведова – М.: Азбуковник, 2011. – 1175 с.

6. Being // Collins Online Dictionary. – URL: https://www.collinsdictionary.com/dictionary/english/being (дата обращения 16.09.2022).

7. Engels F., Marx K.; Soares S. M. (Ed.) Manifest der Kommunistischen Partei. – Amsterdam, Lausanne, Melbourne, Milan, New York, São Paulo: MetaLibri, 2008, v1.0s. – 78 s.

8. Marcuse H. One-Dimensional Man: Studies in the Ideology of Advanced Industrial Society. – London and New York: Routledge Classics, 1991. – 276 p.

9. Marx K. H. Das Kapital: Kritik der politischen Oekonomie, Erster Band. – Berlin: Dietz Verlag, 1962. – 955 s.

10. Maslow A. H. Motivation and Personality. – New York: Harper & Row Publishers, 1970. – 369 p.

11. Ritzer G. Sociological Theory. – New York: McGraw-Hill, 2011. – 664 p.

12. Route // Centre National de Ressources Textuelles et Lexicales. – URL: https://www.cnrtl.fr/definition/route (дата обращения 16.09.2022).

13. Routine // Duden Woerterbuch. – URL: https://www.duden.de/rechtschreibung/Routine (дата обращения 16.09.2022).

14. Rutina // Diccionario de la lengua española. – URL: https://dle.rae.es/rutina (дата обращения 16.09.2022).

15. Simmel G. Aufsaetze und Abhandlungen: 1901–1908, Band I. – Frankfurt am Main: Suhrkamp Verlag, 1995. – 382 s.

 

References

1. Vinogradov V. V. History of Words [Istoriya Slov]. Available at: http://etymolog.ruslang.ru/vinogradov.php?id=bit&vol=1 (accessed 16 September 2022).

2. Dal V. I. Explanatory Dictionary of the Living Great Russian Language. Vol. 4 [Tolkovyy slovar zhivago velikoruskago yazyka. Tom chetvertyy]. Saint Petersburg, Moscow: Izdanie knigoprodavtsa-tipografa M. O. Volfa, 1882, 704 p.

3. Dzheiranov F. E. Secular Existentialism on Man, His Freedom and Alienation [Sekulyarnyy ekzistentsializm o cheloveke, ego svobode i otchuzhdenii]. Sotsialno-ekonomicheskoe upravlenie: teoriya i praktika (Socio-Economic Management: Theory and Practice), 2011, no. 1, pp. 52–58.

4. Ilyenkov E. V. Dialectics of the Ideal [Dialektika idealnogo]. Logos (Logos), 2009, no. 1, pp. 6–62.

5. Shvedova N. Y. (Ed.) Explanatory Dictionary of the Russian Language with the Inclusion of Information about the Origin of Words [Tolkovyy slovar russkogo yazyka s vklyucheniem svedeniy o proiskhozhdenii slov]. Moscow: Azbukovnik, 2011, 1175 p.

6. Collins Online Dictionary. Available at: https://www.collinsdictionary.com/dictionary/english/being (accessed 16 September 2022).

7. Engels F., Marx K.; Soares S. M. (Ed.) Manifest der Kommunistischen Partei. Amsterdam, Lausanne, Melbourne, Milan, New York, São Paulo: MetaLibri, 2008, v1.0s, 78 s.

8. Marcuse H. One-Dimensional Man: Studies in the Ideology of Advanced Industrial Society. London and New York: Routledge Classics, 1991, 276 p.

9. Marx K. H. Das Kapital: Kritik der politischen Oekonomie, Erster Band. Berlin: Dietz Verlag, 1962, 955 s.

10. Maslow A. H. Motivation and Personality. New York: Harper & Row Publishers, 1970, 369 p.

11. Ritzer G. Sociological Theory. New York: McGraw-Hill, 2011, 664 p.

12. Centre National de Ressources Textuelles et Lexicales. Available at: https://www.cnrtl.fr/definition/route (accessed 16 September 2022).

13. Duden Woerterbuch. Available at: https://www.duden.de/rechtschreibung/Routine (accessed 16 September 2022).

14. Diccionario de la lengua española. Available at: https://dle.rae.es/rutina (accessed 16 September 2022).

15. Simmel G. Aufsaetze und Abhandlungen: 1901–1908, Band I. Frankfurt am Main: Suhrkamp Verlag, 1995, 382 s.

 
Ссылка на статью:
Ганцевич А. М. Диалектика быта // Философия и гуманитарные науки в информационном обществе. – 2022. – № 3. – С. 55–60. URL: http://fikio.ru/?p=5129.
 

© Ганцевич А. М., 2022

УДК 004.946; 316.324.8

 

Орлов Сергей Владимирович – Санкт-Петербургский государственный университет аэрокосмического приборостроения, кафедра истории и философии, доктор философских наук, профессор, Санкт-Петербург, Россия.

Email: orlov5508@rambler.ru

SPIN: 6519-6360

ORCID: 0000-0002-8505-7852

ResearcherID: AAI-6212-2020

Авторское резюме

Состояние вопроса: Крупные исторические изменения в науке, технике и технологиях влекут за собой уточнения и корректировки как концепции общества, так и наиболее фундаментальных понятий философии. В эпоху кризиса в физике на рубеже XIX–XX веков потребовалось уточнение понятий материи и сознания, объективного и субъективного, познания, отражения, опыта. Аналогичным образом в информационном обществе возникает необходимость раскрыть связь между традиционными представлениями философского материализма и современным пониманием материи, информации, виртуальной реальности, программного продукта, взаимодействия материального и идеального. Пока общепринятого подхода к этой проблеме не существует.

Результаты: Сопоставление компьютерных технологий с традиционными механизмами познавательной и трудовой деятельности позволяет обосновать понимание виртуальной компьютерной реальности как особой, специфической искусственно созданной области материального мира. Она становится посредником между человеческим сознанием и традиционным предметным, человекоразмерным миром, в котором результаты духовной деятельности опредмечиваются (материализуются). Компьютерный труд добавляет новые ступени в процесс материализации идеального образа. Компьютерная виртуальная реальность превращается в особую область материальных процессов, приобретающую большое сходство с идеальными явлениями. Особыми специфическими свойствами виртуальной компьютерной реальности являются квазиидеальность и квазисубъективность, имеющие внешнее сходство с идеальностью и субъективностью сознания.

Выводы: Социальная форма материи в XX веке породила новый класс материальных объектов и процессов, связанных с компьютерной виртуальной реальностью. Трудовая деятельность с этими объектами значительно меняет человеческую личность, экономику, политику и культуру. Поэтому социальная философия в информационном обществе начнет, по всей видимости, разрабатывать новые, более сложные формы материалистического понимания истории.

 

Ключевые слова: виртуальная компьютерная реальность, материальное; идеальное; квазиидеальность; квазисубъективность; всеобщий труд; абстрактные материальные структуры.

 

Social Philosophy and Computer Virtual Reality

 

Orlov Sergey Vladimirovich – Saint Petersburg State University of Aerospace Instrumentation, Department of History and Philosophy, Doctor of Philosophy, Professor, Saint Petersburg, Russia.

Email: orlov5508@rambler.ru

Abstract

Background: Major historical changes in science, engineering and technology entail more accurate definitions and adjustments of both the concept of society and the basic notions of philosophy. In the era of crisis in physics at the turn of the XIX–XX centuries, it was necessary to clarify the concepts of matter and consciousness, objective and subjective, cognition, reflection, experience. Similarly, in information society, there is a need to reveal the connection between the traditional ideas of philosophical materialism and the modern understanding of matter, information, virtual reality, software product, the interaction of the material and the ideal. So far, there is no generally accepted approach to this problem.

Results: Comparison of computer technologies with traditional mechanisms of cognitive and labor activity can substantiate the understanding of virtual computer reality as a special, specific artificially created sphere of the material world. It becomes an intermediary between human consciousness and the traditional objective, human-sized world, in which the results of spiritual activity are objectified (materialized). Computer labor adds new steps to the process of materialization of the ideal image. Computer virtual reality turns into a special area of material processes, acquiring a great resemblance to ideal phenomena. Specific properties of virtual computer reality are quasi-ideality and quasi-subjectivity, which have an external resemblance to the ideality and subjectivity of consciousness.

Conclusion: In the 20^th century, the social form of matter gave rise to a new class of material objects and processes associated with computer virtual reality. Working with these objects significantly changes the human personality, economy, politics and culture. Therefore, social philosophy in information society tends to develop new, more complex forms of materialistic understanding of history.

 

Keywords: virtual computer reality; material; ideal; quasi-ideality; quasi-subjectivity; general labor; abstract material structures.

 

Концепция информационного общества становится одной из быстро развивающихся областей научных исследования. Вклад в ее создание вносят экономисты, социологи, психологи, политологи, юристы, биологи и представители других областей знания. Закономерно возникает вопрос: с постановкой и решением каких новых философских проблем может быть связано научное осмысление эпохи информационного общества?

 

Дискуссии в современной российской философской литературе однозначно показывают: осмысление таких новых, недавно возникших или ставших предметом научного исследования явлений как информация, виртуальная реальность, дополненная реальность, компьютерная программа, файл, компьютерный вирус требует уточнения и дальнейшего развития традиционных понятий и концепций философии. Требуют определенного переосмысления наиболее фундаментальные понятия – материя, сознание, познание, взаимосвязь объективной и субъективной реальности, идеальность, отражение. Только философское исследование может установить, какое содержание традиционных фундаментальных категорий и концепций сохраняется незыблемым, а какое требует уточнения и дальнейшего развития. Пока эта работа не выполнена, философия останется ориентированной преимущественно на осмысление прошедших эпох, а не тех вопросов, которые постоянно порождает наука и практика информационного общества.

 

Переосмысление фундаментальных онтологических и гносеологических понятий, востребованное развивающимся естествознанием, происходило в философии и в прошлом. Интересный аналог современных научных проблем и дискуссий можно найти на рубеже XIX–XX веков в эпоху всем известного кризиса в физике. Открытие новой формы материи – поля, делимости атома, дефекта массы, постоянства скорости света по отношению к любому наблюдателю настоятельно требовало разработки новой фундаментальной физической теории, которая могла бы подобные факты объяснить. Для создания такой теории разные ученые предлагали использовать различные философские основания – так, Эрнст Мах и его последователи предложили новые версии философских концепций материи, сознания и человеческого познания (эмпириокритицизм). В. И. Ленин в работе «Материализм и эмпириокритицизм» сопоставил этот подход с традицией субъективного идеализма Дж. Беркли, Д. Юма и И. Канта, подробно обосновав, что философия Э. Маха является модификацией их взглядов. Так, развивая мысль Беркли о телах как комплексах ощущений, Эрнст Мах попытался вообще упразднить проблему превращения материального в идеальное, якобы не имеющую научного смысла, и постулировал существование «элементов мира», которые в одних связях выступают как физические (тела), а в других – как психические элементы (ощущения). «Элементы мира» у Маха не рассматриваются как объективно существующие компоненты внешней реальности. «Эти элементы известны в психической области как ощущения, а в области естественно-научной – как физические свойства, но сами по себе они идентичны, а только различны в зависимости от точки зрения, с которой они рассматриваются» [1, с. 42]. «Наша точка зрения не знает противоположения субъекта объекту (в обыкновенном смысле этих слов)» [1, с. 282]. Таким образом, Э. Мах, основываясь на принципе «экономии мышления», предлагал построить картину мира так, как будто никакого взаимодействия и взаимоперехода материального и идеального вообще не существует. Тут явно работает также и принцип конвенционализма – ученые могут, якобы, сами решить, какие элементы и отношения включить в картину мира. Но концепция, основанная на отрицании реально существующих свойств и явлений, не дает ни адекватного описания, ни объяснения природных процессов, ни представлений о способах воздействия на них человека. А. Эйнштейн, преодолевший кризис в физике, фактически опирался на материалистическое представление о материи, существующей независимо от человеческого сознания (а не просто являющейся веществом) и воздействующей на наши органы чувств. Аналогичную точку зрения о существовании независимой от нас «объективной реальности», которую познают ученые, формулирует в настоящее время ряд ведущих физиков – например, С. Вайнберг [см., напр.: 2, с. 132, с. 147].

 

Не всегда обращают внимание на то, что в начале XX века исследования фундаментальных проблем философии были связаны не только с революцией в физике. Параллельно с дискуссиями физиков и философов проходили исследования высшей нервной деятельности под руководством И. П. Павлова. Его работы не только заложили мощный фундамент для современной материалистической концепции сознания, но и создали предпосылки для понимания все более сложных взаимодействий сознания и материи, открытых – или искусственно сформированных – благодаря современным информационным технологиям.

 

Сегодняшние сложности (или даже кризис) в понимании философских проблем мира и человека, порожденные взрывным развитием информационных технологий, имеют как общие черты, роднящие их с кризисом в физике рубежа XIX–XX веков, так и специфические особенности. К общим чертам относится, прежде всего, необходимость определенного переосмысления и уточнения понятий материального и идеального, объективного и субъективного, познания, отражения. Специфические черты современных сложностей и проблем – осмысление информации и информационных технологий, виртуальной реальности, компьютерных игр, прямого влияния новых информационных технологий на образ жизни и поведение миллиардов людей. Современный кризис в философском осмыслении общества обусловлен не столько самими по себе открытиями в естественных науках (как было в начале XX века), сколько формированием на основе этих открытий в результате целенаправленной человеческой деятельности особого типа бытия – информационной, виртуальной реальности. Подлежат осмыслению ее связи с человеком, новые методы человеческой деятельности в этой реальности, новые возможности и угрозы, которые она создает.

 

Наиболее глубинный философский вопрос во всей этой проблематике – отношение информации и виртуальной реальности к объективной и субъективной реальности. Многие современные исследователи среди основных свойств информации прямо называют «нематериальность» [3, с. 142]. К. К. Колин приводит простой пример механического отражения: в результате столкновения объект В оставляет вмятину C на поверхности объекта А. «Этот новый объект C не является материальным, и поэтому он должен рассматриваться как объект идеальной реальности» [4, с. 142]. Таким образом, даже простейшие информационные процессы в природе, по мнению К. К. Колина, порождают идеальное. Е. В. Грязнова, проанализировав список из 11 существующих в научной литературе трактовок виртуальной реальности, делает вывод об их философском содержании: «Остается неразрешенным вопрос о том, какое место может занять виртуально-информационная реальность в типологии форм бытия» [5, с. 53–82].

 

Слабой стороной многих трактовок информации и виртуальной реальности остается неопределенность понятия идеального. Если, например, идеальные явления могут возникать в простых физических взаимодействиях, неясно, в чем специфика человеческого мышления, которое психология рассматривает как идеальное? Известный исследователь проблемы идеального, Д. И. Дубровский, еще до наступления эпохи Интернета отмечал: «Определение идеального в качестве субъективной реальности является исходным и должно сохранять свое значение во всех контекстах, где употребляется категория идеального. В противном случае категория идеального утрачивает смысл» [6, с. 18].

 

Ключ к пониманию природы виртуальности содержится, как нам представляется, в специфическом явлении информационной эпохи – в виртуальной компьютерной реальности. Весь современный виртуальный мир (если не принимать во внимание многочисленные иносказательные и метафорические трактовки понятия виртуальной реальности) создан именно компьютерной реальностью. Компьютерная виртуальная реальность физически реализуется на совершенно определенном материальном субстрате (носителе) – это компьютеры, компьютерные программы, контент файлов. Считать компьютерную виртуальную реальность нематериальной, идеальной, духовной – это значит полагать, что на флэшках, жестких дисках и других носителях информации возникают идеальные мысленные образы и протекают психические процессы. Получается, например, что компьютерная программа – это система идеальных мысленных образов: ощущений, понятий и т. п., которые должны в ней каким-то образом преобразовываться и изменяться (что и происходит в человеческом мозге). Но это наукой не подтверждается – программа не обладает психическими свойствами, психической активностью. В то же время виртуальная компьютерная реальность сильно отличается от традиционной, «человекоразмерной» (термин академика В. С. Степина) объективной реальности, с которой человек имеет дело в повседневной жизни. Виртуальная компьютерная реальность (и заключенная в ней информация) не идеальна, но она образует совершенно особую, специфическую сферу объективной реальности, обладающую большим внешним сходством с реальностью субъективной, идеальной. В чем их сходства и различия?

 

Если фундаментальные свойства сознания – идеальность и субъективность, то специфику виртуальной реальности можно, как нам представляется, выразить с помощью понятий квазиидеальности и квазисубъективности [подробнее см.: 7]. Традиции школы И. П. Павлова и российской психологии позволяют дополнить определение Д. И. Дубровского и дать более полное определение идеального: идеальное – это способ существования свойств, отношений и характеристик материальных объектов не на их собственном материальном субстрате, а на особом, универсальном материальном субстрате человеческого мозга в виде мысленных образов, копий материальных предметов [см., напр.: 8, с. 189–194]. Квазиидеальность компьютерной виртуальной реальности проявляется в том, что содержание компьютерной программы и созданного с ее помощью информационного контента файлов – тоже не собственные свойства записывающих и сохраняющих их магнитных частиц, а содержание познанных человеком предметов и процессов, которые отражены в программе, в контенте файлов. Программа направлена на изучение, а также преобразование этих познанных человеком явлений в технологических процессах материального производства. Однако программы и файлы, несущие информацию о материальных предметах, сформулированную посредством человеческого мышления, остаются материальными.

 

Субъективность сознания проявляется в его закрытости от постороннего наблюдения. Мысленные образы (ощущения, понятия) существуют только для данного субъекта и в своей субъективной форме не могут быть переданы никому другому. Квазисубъективность программного продукта также проявляется в его замкнутости, скрытости от внешнего наблюдателя. Внутреннее содержание программы обычно недоступно ни для кого, кроме программистов, владеющих специальными кодами, изначально заложенными в программу при ее создании. Мы опять имеем дело со свойством, напоминающим свойство сознания, но не совпадающим с ним полностью.

 

Квазиидеальность и квазисубъективность отличаются от подлинной идеальности и субъективности сознания и не превращают компьютерные программы или информационные процессы в идеальное, духовное, субъективное бытие. Виртуальная реальность создается как особый материальный посредник между человеческим мышлением и традиционным предметным, человекоразмерным материальным миром, в котором продукты мысли материализуются, опредмечиваются. Усложняется, таким образом, структура самой объективной реальности. Эти особенности компьютерной виртуальной реальности имеют далеко идущие последствия.

 

Работа на компьютере – особый тип труда, заметно отличающийся как от традиционного физического, так и от умственного. В традиционном физическом труде, описанном Карлом Марксом в «Капитале», материализация человеческих знаний проходит в три этапа. На первом этапе возникает замысел, план воздействия на внешний материальный мир. Этот план – совокупность идеальных мысленных образов, существующих на субстрате человеческого мозга. Создавая мысленные образы, человек действует как мыслящее, духовное существо. На втором этапе человек действует как материальное существо. «Для того чтобы присвоить вещество природы в форме, пригодной для его собственной жизни, он приводит в движение принадлежащие его телу естественные силы: руки и ноги, голову и пальцы» [9, с. 188]. Человек воздействует как материальная сила на материальные предметы природы, руководствуясь своими планами, то есть идеальными мысленными образами. При этом сначала используются простые материальные орудия труда, на более высоких этапах развития общества – машинная техника. На третьем этапе завершается создание материального продукта – предмета, в котором воплощены планы, мысленные образы человека. Однако ничего идеального, никаких мыслей в продукте материального труда нет, остается лишь материальная составляющая. Мысли «остались» только на субстрате человеческого мозга.

 

В компьютерном труде происходит усложнение воздействия человека на природу, и материализация мысленных образов осуществляется уже не через три, а по меньшей мере через пять этапов. Отвечая на вопрос, материальна или идеальна компьютерная программа, попытаемся проследить ее функционирование в процессах материального производства.

 

На первом этапе человек использует свои знания, формулирует цель и последовательность действий, которые он собирается осуществить. Это чисто мысленная, идеальная, духовная деятельность (как было и в случае с простым физическим трудом).

 

На втором этапе возникают отличия от физического труда – продумывается и мысленно конструируется не сразу сам продукт труда как таковой, а компьютерная программа, то есть последовательность команд для электронного устройства, которая позволит в конечном счете создать требуемый материальный продукт. Это тоже духовная деятельность, но уже особая, существующая только в информационном обществе – формирование не непосредственного плана преобразования материального предмета механическими или машинными орудиями, а плана действия автоматического контрольного устройства, под управлением которого рабочая машина будет преобразовывать предмет труда.

 

На третьем этапе запускается механизм материализации программы. При необходимости (но совсем не обязательно) она может быть записана на бумажном носителе и в этом случае существует в форме знаковой системы. В аспекте соотношения материального и идеального, объективного и субъективного это уже первый, но пока частичный, неокончательный этап ее материализации. С одной стороны, она становится существующей в объективной форме записью информации посредством материальных знаков, может быть прочитана разными людьми и служит объектом авторского права наравне с книгой или нотами музыкального произведения. С другой стороны, материализация программы еще не завершена. Она записана посредством материальных знаков, но пока не способна функционировать независимо от сознания как самостоятельный материальный объект – не может, например, принимать участие в технологическом процессе производства и действовать наравне с его материальными компонентами. Закодированная в ней информация может быть прочитана, осмыслена и переведена в знания, но ее содержание не может непосредственно воздействовать на материальный мир, как могут воздействовать друг на друга материальные объекты в природе. Она еще остается системой знаков, не имеющей смысла в отрыве от создавшего ее разума и не способной самостоятельно вызвать какие-либо изменения в окружающем мире.

 

В практике программирования третий этап материализации программы (в виде записи на бумажном носителе) обычно пропускается и происходит переход сразу к четвертому этапу. На нем преодолевается ограниченность знаковой формы существования программы.

 

На четвертом этапе программа записывается в память машины на вещественный носитель – например, на жесткий диск. Теперь она физически существует как свойство, совокупность ориентаций магнитных диполей, на субстрате которых никакие идеальные, духовные процессы существовать не могут. Диполи – не знаки, а материальные объекты, которые, в отличие от знака, участвуют в процессе труда своими объективными физическими свойствами (знак же мог влиять на материальный мир только через человеческое сознание и направляемую им материальную деятельность организма человека-работника). Роль программы в системе машин состоит в том, что она непосредственно управляет процессом материального производства и становится неким дополнением орудий труда, или специфическим микроскопическим орудием. Микроскопические материальные образования (диполи) воздействуют через необходимые преобразователи на рабочую машину, на орудие труда, являясь дополнительным промежуточным материальным звеном между сознанием и предметом труда.

 

На пятом этапе материализация мысленного образа завершается. Происходит окончательное опредмечивание человеческих целей и планов, которые первоначально существовали в виде идеальных образов. Идеальный образ был формой, способом существования материального содержания, сменяющегося на этапе окончательной материализации материальным содержанием в материальной форме (продуктом труда). В случае успешного завершения всего процесса труда материализуется то явление, которое изначально планировал в своих мыслях человек. «В конце процесса труда, – характеризовал эту ситуацию в индустриальную эпоху Карл Маркс, – получается результат, который в начале этого процесса имелся в представлении человека, т. е. идеально» [9, с. 189]. В информационном обществе компьютерная программа тоже материализована в продукте труда, однако никакого «вещества», «субстанции» программы – в отличие от вещества природы – в этом продукте найти нельзя. Аналогичным образом меновые стоимости «не заключают в себе ни одного атома потребительной стоимости» [9, с. 46], а «в стоимость [Wertgegenstandlichkeit] не входит ни одного атома вещества природы» [9, с. 56]. В этом смысле программа также проявляет сходство с другими орудиями труда: в субстанцию продуктов труда не входят ручные инструменты или станки, участвовавшие в процессе производства.

 

В качестве итога можно отметить, что с созданием компьютерной виртуальной реальности усложняется не просто наше знание о материи, а сама структура материального мира. В нем появляется особая область, обслуживающая взаимодействие классической (традиционной, человекоразмерной, используя выражение В. С. Стёпина) материальной реальности и сферы идеального, сознания. Виртуальная компьютерная реальность, оставаясь материальной, приобретает некоторые особые черты, делающие ее похожей на субъективную реальность – квазиидеальность и квазисубъективность – и нужные для того, чтобы частично замещать как сознание, так и материальную деятельность человека в процессах производства. Это современный этап становления того особого вида труда, который К. Маркс называл всеобщим трудом (general work, universal labor), снимающим противоположность умственного и физического труда [см.: 10, с. 111, 210].

 

Компьютерные программы и файлы, в отличие, например, от книги – не просто знания, записанные с помощью знаковых систем. Виртуальная компьютерная реальность есть особая часть общественного бытия, материальной жизни общества, в которой Галактика Гутенберга превращается в Галактику Интернет и несет в себе не просто новую организацию знаний, но и новые материальные технологии автоматизированного производства. Компьютерная программа не только содержит информацию как книга, но и самостоятельно управляет технологическими процессами материального производства. Люди, работающие с компьютерными программами и файлами, заняты всеобщим материальным трудом. Они неизбежно приобретают некоторое сходство с работниками классических форм материального труда. Материальный труд эволюционирует от тяжелого физического труда к работе с абстрактными материальными структурами. Отсюда – новый уровень квалификации наемных работников, новый баланс интересов в информационном обществе, новые проявления классовой борьбы, новые типы социальных движений. На особенности этих движений в XXI веке обратил внимание классик теории информационного общества Мануэль Кастельс [см.: 11]. Наиболее глубокие изменения общества и человеческой личности в XXI веке во многом определяются усложнением структуры материального мира, взаимодействия материального и духовного в трудовой деятельности и в том типе культуры, который стал постоянно воспроизводиться в эпоху цифровых технологий. Поэтому социальная философия в информационном обществе начнет, по всей видимости, разрабатывать новую, более сложную концепцию материалистического понимания истории. Противостоящие ей идеалистические концепции общества тоже должны будут неизбежно усложняться.

 

Список литературы

1. Мах Э. Анализ ощущений и отношение физического к психическому. – М.: Издательский дом «Территория будущего», 2005. – 304 с.

2. Вайнберг С. Мечты об окончательной теории: Физика в поисках самых фундаментальных законов природы. Пер. с англ. Изд. 2-е. – М.: Издательство ЛКИ, 2008. – 256 с.

3. История информатики и философия информационной реальности: Учеб. пособие для вузов / Под ред. чл.-корр. РАН Р. М. Юсупова, проф. В. П. Котенко. – М.: Академический проект, 2007. – 429 с.

4. Колин К. К. Философия информации и структура реальности: концепция «четырех миров» // Информационное общество. – 2013. – № 2. – С. 136–147.

5. Грязнова Е. В. Философский анализ концепций виртуальной реальности // Философская мысль. – 2013. – № 4. – С. 53–82. DOI: 10.7256/2306-0174.2013.4.278.

6. Дубровский Д. И. Проблема идеального. – М.: Мысль, 1983. – 228 с.

7. Орлов С. В. Философия информационного общества: новые идеи и проблемы // Философия и гуманитарные науки в информационном обществе. – 2013. – № 1. – С. 10–24. URL: http://fikio.ru/?p=159 (дата обращения 01.05.2022).

8. Орлов В. В. Психофизиологическая проблема. Философский очерк. – Пермь: Пермский университет, 1966. – 438 с.

9. Маркс К. Капитал. Критика политической экономии. Том 1 // Маркс К., Энгельс Ф. / Сочинения. Издание 2. Т. 23. – М.: Государственное издательство политической литературы, 1960. – 907 с.

10. Маркс К. Экономические рукописи 1857–1861 гг. (Первоначальный вариант «Капитала»). В 2-х ч. Ч. 2. – М.: Политиздат, 1980. – 619 с.

11. Castells M. Networks of Outrage and Hope: Social Movements in the Internet Age. – Cambridge: Polity Press, 2015. – 346 p.

 

References

1. Mach E. The Analysis of Sensations and the Relation of the Physical to the Psychical [Analiz oschuscheniy i otnoshenie fizicheskogo k psikhicheskomu]. Moscow: Territoriya buduschego, 2005, 304 p.

2. Weinberg S. Dreams of a Final Theory [Mechty ob okonchatelnoy teorii: Fizika v poiskakh samykh fundamentalnykh zakonov prirody]. Moscow: Izdatelstvo LKI, 2008, 256 p.

3. Yusupov R. M., Kotenko V. P. (Eds.) History of Computer Science and Philosophy of Information Reality [Istoriya informatiki i filosofiya informatsionnoy realnosti]. Moscow: Akademicheskiy proekt, 2007, 429 p.

4. Kolin K. K. The Philosophy of Information and the Structure of Reality: The Conception of “Four Worlds” [Filosofiya informatsii i struktura realnosti: kontseptsiya “chetyrekh mirov”]. Informatsionnoe obschestvo (Information society), 2013, no. 2, pp. 136–147.

5. Gryaznova E. V. Philosophical Analysis of the Concepts of Virtual Reality [Filosofskiy analiz kontseptsiy virtualnoy realnosty]. Filosofskaya Mysl (Philosophical Thought), 2013, no. 4, pp. 53–82. DOI: 10.7256/2306-0174.2013.4.278.

6. Dubrovsky D. I. The Problem of the Ideal [Problema idealnogo]. Moscow: Mysl, 1983, 228 p.

7. Orlov S. V. The Philosophy of Information Society: New Ideas and Problems [Filosofiya informatsionnogo obschestva: novye idei i problemy]. Filosofiya I gumanitarnye nauki v informatsionnom obschestve (Philosophy and Humanities in Information Society), 2013, no. 1, pp. 10–24. Available at: http://fikio.ru/?p=159 (accessed 01 May 2022).

8. Orlov V. V. Psychophysiological problem. Philosophical essay [Psikhofiziologicheskaya problema. Filosofskiy ocherk]. Perm: Permskiy universitet, 1966, 438 p.

9. Marx K. Capital: A Critique of Political Economy. Vol. 1 [Kapital. Kritika politicheskoy ekonomii. Tom 1]. Marks K., Engels F. Sochineniya. Tom 23 (Marx K., Engels F. Works. Vol. 23). Moscow: Gosudarstvennoe izdatelstvo politicheskoy literatury, 1960, 907 p.

10. Marx K. Economic Manuscripts 1857–1861 (The Original Version of “Capital”): in 2 parts. Part 2 [Ekonomicheskie rukopisi 1857–1861. (Pervonachalnyy variant “Kapitala”): v 2 ch. Ch. 2]. Moscow: Politizdat, 1980, 619 p.

11. Castells M. Networks of Outrage and Hope: Social Movements in the Internet Age. Cambridge: Polity Press, 2015, 346 p.

 
Ссылка на статью:
Орлов С. В. Социальная философия и компьютерная виртуальная реальность // Философия и гуманитарные науки в информационном обществе. – 2022. – № 2. – С. 12–22. URL: http://fikio.ru/?p=5088.
 

© Орлов С. В., 2022

УДК 101.1:316

 

Крайнов Андрей Леонидович – Саратовский государственный аграрный университет имени Н. И. Вавилова, кафедра социально-гуманитарных наук, доцент, кандидат философских наук, доцент, Саратов, Россия.

Email: krainoval@sgau.ru

SPIN: 1008-4432

ORCID: 0000-0002-2129-0065

Авторское резюме

Состояние вопроса: Статья посвящена вопросам становления цифровой культуры как закономерного этапа развития информационного общества и разновидности информационной культуры. Сегодня понятия информационной и цифровой культуры не всегда разделяют, трактуя их в качестве синонимов. В статье обозначаются существенные характеристики цифровой культуры и анализируются перспективы ее развития.

Результаты: В ходе исследования было выявлено, что цифровая культура необходима для успешной интеграции в профессиональные сообщества. Незримо, но непрестанно влияя на наше сознание, цифровизация способствует его трансформации, формированию цифровой этики, развитию новых компетенций для достижения поставленных задач. Также процесс цифровизации сопровождается существенными рисками, которые необходимо учитывать и стараться предотвращать. К данным рискам прежде всего относится трансформация самого человека, изменение социальной модели его поведения, изменение когнитивных способностей и восприятия мира.

Область применения результатов: Результаты, полученные в процессе исследования, могут быть использованы при подготовке курсов по социальной философии.

Выводы: Цифровая культура является историческим этапом развития информационной культуры. Ее главными атрибутами выступают появление дополненной реальности, Интернета вещей, искусственного интеллекта, Метавселенной. Бессмысленно бороться с процессом цифровизации и препятствовать его развитию, стараясь избежать рисков информационного общества. Для предотвращения негативных аспектов цифровизации важно повышать уровень цифровой культуры.

 

Ключевые слова: цифровая культура; цифровизация; информационное общество; информационные технологии; цифровой контроль; цифровое общество.

 

Digital Culture as an Indicator of Information Society Maturity

 

Krainov Andrey Leonidovich – Saratov State Agrarian University named after N. I. Vavilov, Department of Social Sciences and Humanities, Associate Professor, PhD (Philosophy), Saratov, Russia.

Email: krainoval@sgau.ru

Abstract

Background: The article is devoted to the formation of digital culture as a natural stage in the development of information society and a variety of information culture. Today, the concepts of information and digital culture are not always studied separately, being treated as synonyms. The article identifies the essential characteristics of digital culture and analyzes the prospects for its development.

Results: The study revealed that digital culture is necessary for successful integration into professional communities. Invisibly, but constantly influencing our consciousness, digitalization contributes to its transformation, the formation of digital ethics, the development of new competencies to achieve the set goals. In addition, the process of digitalization is accompanied by significant risks that must be taken into account in order to prevent them. These risks primarily include the transformation of humans themselves, a change in the social model of their behavior, a change in cognitive abilities and perception of the world.

Implications: The results obtained in the research can be used while teaching courses in social philosophy.

Conclusion: Digital culture is a historical stage in the development of information culture. Its main attributes are the emergence of augmented reality, the Internet of things, artificial intelligence, the Metaverse. It makes no sense to fight the process of digitalization and impede its development, trying to avoid the risks of information society. To prevent the negative aspects of digitalization, it is important to raise the level of digital culture.

 

Keywords: digital culture; digitalization; information society; information technology; digital control; digital society.

 

Понятие «цифровая культура» вошло в философский и общенаучный дискурс благодаря британскому теоретику в области искусства и масс-медиа Чарли Гиру, который в своей работе «Digital Culture» [см.: 1] впервые сконцентрировал внимание научных кругов на данном феномене. Также у истоков проблемного поля, связанного с данным понятием, стоят немецкий исследователь электронной культуры Мишель Шварц, американский ученый создатель термина «виртуальная реальность» Джарон Ланье, испанский теоретик информационного общества Мануэль Кастельс [см.: 2, с. 49].

 

В общественном сознании еще не сформировано четких границ между информационной и цифровой культурой, процессами информатизации и цифровизации, информационным и цифровым обществом/цивилизацией. Данные понятия употребляются в произвольной форме, являясь зачастую синонимами у использующего их автора. Тем не менее цифровая культура выступает в качестве частного вида информационной культуры, становясь ее последним на сегодняшний день проявлением. Согласно М. Ю. Захарову, цифровая культура является историческим этапом развития информационной культуры, а в качестве причин ее возникновения указываются историческая эволюция информационной сферы, появление определенных технологических систем для обработки информации, возникновение информационных опасностей [см.: 3, с. 203]. В качестве основных атрибутов цифровой культуры указываются: понимание информации в качестве стратегического ресурса общества, повсеместно проводится обучение работе с цифровыми технологиями, разработка нормативно-правовой базы для защиты оцифрованных культурных ценностей, полная доступность информации [см.: 3, с. 203].

 

Можно дать следующее определение цифровой культуре: это часть информационной культуры общества, в основе которой лежит глобальная информационно-телекоммуникационная сеть Интернет, характеризующаяся цифровизацией всех сфер общественной жизни, наличием сетевого этикета (нетикета) и нормативно-правового регулирования, задача внедрения которой заключается в объединении аналоговой, виртуальной и дополненной реальностей в единое целое на основе создания цифровой копии Вселенной (авторское определение).

 

Если под информацией понимать в глобальном смысле все, что нас окружает, то становится очевидным критерий отличия информационной культуры от цифровой: появление персонального компьютера. Если период возникновения информационной культуры привязывать к этапам становления постиндустриального или информационного обществ (хотя их зачастую отождествляют), то демаркационная линия между ними должна проходить в конце двадцатого столетия, так как именно в этот период Интернет охватил собой большую часть мира. При таком подходе к исследуемому вопросу информационная культура зарождается в 40-х годах XX века с созданием кибернетики Норбертом Винером и до 90-х годов преимущественно носит оффлайновый характер.

 

С появлением сети Интернет процесс цифровизации приобретает массовый характер, что является основным катализатором развития цифровой культуры общества. До этого момента доступ к цифровизации имели в основном крупные IT-компании, специализирующиеся на создании программного обеспечения и компьютерных игр, военные организации и прочие ведомства. Среднестатистический пользователь зачастую мог только потреблять готовый продукт, но не имел возможности стать полноценным участником цифрового сообщества в связи с отсутствием такового. Тем не менее информационная культура успешно развивалась на данном этапе и заключалась в изучении языков программирования, работе с перфокартами и дискетами, освоении MS-DOS и NC, создании локальных компьютерных сетей и архивации данных.

 

С возникновением цифрового сообщества начинает зарождаться сетевой этикет или нетикет как неотъемлемая часть цифровой культуры. Если на первой стадии развития Интернета (web 1.0) задачей нетикета было формирование этических принципов общения внутри сетевого интернет-сообщества между живыми людьми, то на четвертой стадии (web 4.0), которая называется нейронет и по прогнозам аналитиков появится в 30–40-е годы XXI столетия, этические принципы должны будут поддерживаться между живыми людьми, их цифровыми копиями (аватарами), искусственным интеллектом сети (глобальным цифровым мозгом), роботами-андроидами, людьми-киборгами.

 

Сегодня работа по созданию Интернета будущего – нейронета – является одним из самых приоритетных направлений цифровой нейро-сетевой экономики. С. А. Дятлов выделяет несколько видов искусственного интеллекта: от самого примитивного, способного осуществлять веб-серфинг и создавать имитацию умных ответов на вопросы (например, Маруся или Siri) до гибридного киберфизического искусственного интеллекта, который является гибридом человеко-машинного нейро-сетевого искусственного интеллекта и постоянно совершенствуется за счет глубинного машинного обучения [см.: 4, с. 26]. Создание нейро-сетевого искусственного интеллекта даст возможность подключить к нему не только различные гаджеты, но и человека посредством дополненной реальности. Возникновение Нейронета ознаменует собой новый этап развития цифровой культуры, на котором человек будет единым целым не только с цифровым супермозгом, но и с другими участниками данного пространства.

 

Пока Нейронет находится в процессе разработки, переходным этапом или более прогрессивным Интернетом, чем стадия web 3.0, является использование виртуальной и дополненной реальностей, а также Метавселенной Цукерберга (компания Meta признана экстремистской организацией на территории Российской Федерации), как продвинутой площадки для общения, обучения, бизнеса, развлечения [см.: 5]. Цифровая культура постоянно пополняется новыми цифровыми технологиями, а вовлеченные в нее люди приобретают новые навыки. К ним относятся: блокчейн-технологии, технологии криптовалют, технологии создания метавселенных, NFT-технологии, разработка децентрализованных приложений dapps. Для обычного потребителя цифровой культуры эпохи web 3.0 уже недостаточно иметь персональный компьютер с выходом в Интернет и владеть вебсерфингом. Одним из условий соответствия уровню ее развития должно быть наличие очков или шлема виртуальной/дополненной реальности. В качестве важнейших навыков, отвечающих вызову современной цифровой культуры, следует отметить создание NFT-объектов, умение совершать операции в криптовалюте, умение работать, общаться и развлекаться в Метавселенной. Совсем недавно (июнь 2022 г.) в России состоялась первая свадьба в Метавселенной, что говорит о высоком уровне развития цифровой культуры молодоженов [см.: 6].

 

По мнению Е. Е. Елькиной, понятие цифровой культуры отражает два основных подхода: технический с позиций технологического детерминизма/трансгуманизма и гуманитарный. Если второй подход понимает под цифровой культурой совокупность различных цифровых практик, возникающих на стыке гуманитарных наук и цифровых технологий, то в рамках первого подхода под цифровой культурой понимается культура цифровых автоматов [см.: 7, с. 201], то есть роботов, киборгов, андроидов, оцифрованных людей и т. п.

 

Именно второй подход чаще всего пугает обывателей, так как успел обрасти различного рода страшилками [см.: 8]. Согласно некоторым из них, речь идет о цифровом рабстве человечества. Другие пугают созданием коллективного сознания, когда человек станет управляемым по сети извне, а его сознание полностью контролируемым. Форсайтщики-трансгуманисты предвещают внедрение в тела людей электронных устройств, с помощью которых будет достигнут тотальный контроль за их сознанием, а люди превратятся в биороботов. Эти зловещие истории также являются неотъемлемым компонентом цифровой культуры, как и страшные сказки культуры обычной. Нагнетание напряженности вокруг будущего цифровизации, с одной стороны, вызвано отсутствием нейронета, его мифическим статусом на данный момент, а, с другой стороны, отсутствием четкой нормативно-правовой базы, регулирующей вопросы цифровой этики и цифровой безопасности, носящей такой же международный характер, как и сама сеть.

 

Следует отметить, что сейчас в мире развернута серьезная деятельность по созданию цифрового права. В России и развитых странах давно ведутся работы по формированию нормативно-правового регулирования в области искусственного интеллекта и созданию институтов для его развития и распространения [см.: 4, с. 27]. Среди российских и зарубежных юристов идут бурные дискуссии о том, что такое цифровое право и нужен ли цифровой кодекс [см.: 9]. Идея создания цифрового кодекса предполагает закрепление в нем всех норм цифрового права, что положительным образом скажется на нормативно-правовом регулировании цифровой культуры.

 

Нормативно-правовое регулирование цифровой культуры, безусловно, будет способствовать снижению различного рода рисков, таких как харассмент, создание фейков, цифровое мошенничество, экстремистское или террористическое поведение в сети и нейросети, в частности в Метавселенной. В дальнейшем в область цифрового кодекса, вероятно, войдет регламентация отношений между человеком, киборгом и роботом. Как бы жутко это ни звучало сегодня, надо принять данный факт как процесс естественного развития информационного общества и цифровых технологий.

 

На основе проведенного анализа можно заключить, что цифровая культура является закономерным этапом исторического развития информационного общества, разновидностью и последней стадией (на данный момент) информационной культуры. Целью развития цифровой культуры является вовлечение в единое цифровое пространство, управляемое на основе нейронета, человека, а также иных субъектов цифровой деятельности, к которым можно отнести цифровые копии людей, агентов искусственного интеллекта, роботов и т. п. Создание человеко-машинного нейро-сетевого искусственного интеллекта является закономерным и естественным процессом цифровизации и частью цифровой культуры. Для снижения рискогенности цифрового общества следует проработать нормативно-правовое и этическое регулирование деятельности всех его субъектов.

 

Список литературы

1. Gere C. Digital Culture. – London: Reaktion Books, 2009. – 240 p.

2. Информационная эпоха: новые парадигмы культуры и образования / отв. ред. Н. Б. Кириллова. – Екатеринбург: Издательство Уральского университета, 2019. – 292 с.

3. Захаров М. Ю., Старовойтова И. Е., Шишкова А. В. Цифровая культура – исторический этап развития информационной культуры общества // Вестник университета. –2020. – № 5. – С. 200–205. DOI: 10.26425/1816-4277-2020-5-200-205

4. Дятлов С. А. Искусственный интеллект как институт развития цифровой нейро-сетевой экономики // Известия Санкт-Петербургского государственного экономического университета. – 2021. – № 2(128). – С. 25–29.

5. Что такое Метавселенная, которую хочет создать Цукерберг? Вкратце: это Интернет будущего // Новости в России и мире – ТАСС. URL: https://tass.ru/ekonomika/12799303 (дата обращения: 30.06.2022).

6. В России сыграли первую свадьбу в Метавселенной // Новости технологий, обзоры гаджетов, смартфонов, бытовой техники и автомобилей. URL: https://www.ixbt.com/news/2022/06/06/v-rossii-sygrali-pervuju-svadbu-v-metavselennoj.html (дата обращения: 30.06.2022).

7. Елькина Е. К. Цифровая культура: понятие, модели, практики // Информационное общество: образование, наука, культура и технологии будущего. – 2018. – № 2. – С. 195–203. DOI: 10.17586/2587-8557-2018-2-195-203

8. Шокирующие планы лоббистов «Нейронета»: к 2035 году homo sapiens уступит место управляемому homo digital // Искусственный интеллект, нейронные сети, квантовые компьютеры: AI новости. URL: https://ai-news.ru/2019/11/shokiruushie_plany_lobbistov_nejroneta_k_2035_godu_homo_sapiens_ustupi.html (дата обращения: 30.06.2022).

9. Рожкова М. А. Является ли цифровое право отраслью права и ожидать ли появления цифрового кодекса? // Хозяйство и право. – 2020. – № 4(519). – С. 3–12.

 

References

1. Gere C. Digital Culture. London: Reaktion Books, 2009, 240 p.

2. Kirillova N. B. (Ed.) Information Age: New Paradigms of Culture and Education [Informatsionnaya epokha: novye paradigmy cultury I obrazovaniya]. Yekaterinburg: Izdatelstvo Uralskogo universiteta, 2019, 292 p.

3. Zakharov M. Y., Starovoytova I. E., Shishkova A. V. Digital Culture – a Historical Stage in the Development of the Information Culture of Society [Tsifrovaya kultura – istoricheskiy etap razvitiya informatsionnoy kultury obschestva]. Vestnik universiseta (University Bulletin), 2020, vol. 5, pp. 200–205. DOI: 10.26425/1816-4277-2020-5-200-205

4. Dyatlov S. A. Artificial Intelligence as an Institute for the Development of the Digital Neural Network Economy [Iskusstvennyy intellect kak institute razvitiya tsifrovoy neyro-setevoy ekonomiki]. Izvestiya Sankt-Peterburgskogo gosudarstvennogo ekonomicheskogo universiteta [Proceedings of St. Petersburg StateUniversity of Economics], 2021, Vol. 2 (128), pp. 25–29.

5. What Is the Metaverse that Zuckerberg Wants to Create? In short: This Is the Internet of the Future [Chto takoe Metavselennaya, kotoruyu khochet sozdat Tsukerberg? Vkrattse: eto Internet buduschego]. Available at: https://tass.ru/ekonomika/12799303 (accessed 30 June 2022).

6. The First Wedding in the Metaverse Was Played in Russia [V Rossii sygrali pervuyu svadbu v Metavselennoy]. Available at: https://www.ixbt.com/news/2022/06/06/v-rossii-sygrali-pervuju-svadbu-v-metavselennoj.html (accessed 30 June 2022).

7. Elkina E. E. Digital Culture: the Concept, Models and Practices [Tsifrovaya kultura: ponyatie, modeli, praktiki]. Informatsionnoe obschestvo: obrazovanie, nauka, kultura I tekhnologii buduschego [Information Society: Education, Science, Culture and Technology of Future], 2018, vol. 2, pp. 195–203. DOI: 10.17586/2587-8557-2018-2-195-203

8. The Shocking Plans of Neuronet Lobbyists: by 2035, Homo Sapiens Will Give Way to Controlled Homo Digital [Shokiruyuschie plany lobbistov “Neyroneta”: k 2035 godu homo sapiens ustupit mesto upravlyaemomu homo digital]. Available at: https://ai-news.ru/2019/11/shokiruushie_plany_lobbistov_nejroneta_k_2035_godu_
homo_sapiens_ustupi.html (accessed 30 June 2022).

9. Rozhkova M. A. Is Digital Law a Branch of Law and Should We Expect a Digital Code? [Yavlyaetsya li tsifrovoe pravo otraslyu prava I ozhidat li poyavleniya tsifrovogo kodeksa?]. Khozyaystvo I pravo [Economy and Law], 2020, vol. 4(519), pp. 3–12.

 
Ссылка на статью:
Крайнов А. Л. Цифровая культура как индикатор зрелости информационного общества // Философия и гуманитарные науки в информационном обществе. – 2022. – № 2. – С. 47–53. URL: http://fikio.ru/?p=5059.
 

© Крайнов А. Л., 2022

УДК 930.1

 

Трубицын Олег Константинович – Новосибирский государственный университет, институт философии и права, доцент, кандидат философских наук, Новосибирск, Россия.

Email: trubitsyn77@mail.ru

SPIN: 5197-9813

Авторское резюме

Состояние вопроса: Основная часть теоретических моделей упадка общества разработана на материале аграрных обществ. В настоящее время становится актуальным их критический анализ, важный для определения факторов, которые могут быть причиной упадка современных обществ.

Результаты: Можно выделить два основных подхода к объяснению упадка аграрных обществ. Первый связывает его с деградацией общественной морали, точнее снижением того, что именуется пассионарностью или асабией. Под асабией понимается сочетание таких параметров коллективной психологии как солидарность и энергия. Обычно упадок асабии связывается с вырождением элитных династий. Второй подход связывает упадок общества с финансовым кризисом, вызываемым чрезмерным разрастанием бюрократического аппарата и чрезмерной геополитической экспансией, которая приводит к имперскому перенапряжению.

Область применения результатов: Выявление причин, которые могут приводить общества к деградации, может способствовать выработке стратегии национального развития, реализация которой позволит избежать упадка.

Методы исследования: В работе нашли применение философские и общенаучные методы, в первую очередь сравнение и анализ имеющихся подходов к объяснению общественного упадка.

Выводы: В наше время основной потенциальной причиной общественного упадка является утрата асабии, вызванная длительным периодом благополучия, материального изобилия и безопасности. Это вызвало усиление престижа и влияния такой социокультурной группы как богема с ее специфическим этосом, разрушающим естественную мораль общества.

 

Ключевые слова: теоретическая история; философия истории; циклические модели развития общества; общественный кризис; распад империй; этос; асабия; пассионарность.

 

Factors in the Decline of Agrarian and Modern Societies

 

Trubitsyn Oleg Konstantinovich – Novosibirsk State University, Institute of Philosophy and Law, Associate Professor, PhD (Philosophy), Novosibirsk, Russia.

Email: trubitsyn77@mail.ru

Abstract

Background: The main part of the theoretical models of the decline of society has been developed on the basis of agrarian societies. At present, their critical analysis is relevant, which is important for determining the factors that may be the cause of the decline of modern societies.

Results: There are two main approaches to explaining the decline of agrarian societies. The first one associates it with the decline of public morality, or rather the decline of what is called passionarity or asabiyya. Asabiyya is a combination of such parameters of collective psychology as solidarity and energy. Usually the decline of asabiyya is associated with the degeneration of elite dynasties. The second approach relates the decline of society to the financial crisis caused by the excessive growth of the bureaucracy and excessive geopolitical expansion, which leads to imperial overstrain.

Implications: The reasons that can lead societies to decline are identified. They contribute to the development of a national strategy, the implementation of which will avoid national decline.

Research methods: Philosophical and general scientific methods are used in the work, first, comparison and analysis of existing approaches to explaining social decline.

Conclusion: In our time, the main potential cause of social decline is the loss of asabiyya, caused by a long period of prosperity, material abundance and security. This caused an increase in the prestige and influence of such socio-cultural groups as bohemia with its specific ethos that destroys the natural morality of society.

 

Keywords: theoretical history; philosophy of history; cyclic models of society development; social crisis; collapse of empires; ethos; asabiyya; passionarity.

 

Философия, как известно, начинается с удивления. Одно из наиболее удивляющих явлений в социальной истории – регулярно обнаруживаемая цикличность в развитии различных обществ, их весьма распространенная неспособность предотвращать упадок, который может достигать катастрофических масштабов. Возникает вопрос о том, «почему со временем погибает успешный и выдвинувшийся в лидеры социальный организм» [1, с. 161]? Интуитивно кажется, что капитал различного происхождения имеет тенденцию к самовозрастанию, что успех должен приводить к последующему успеху, и что успешные общества должны сохранять и увеличивать свои преимущества. Отсюда вызывает определенное недоумение историческая загадка, которую хорошо сформулировал В. Шутов: «Действительно, почему такой организм, имеющий налаженную структуру, связи, обладающий набором преимуществ, вдруг распадается, уступая свое место под солнцем? Вроде бы все должно безотказно работать на поддержание его лидирующего положения, поскольку он имеет:

– преимущественные возможности нахождения на передовых рубежах знания;

– возможность эксплуатации слабых социальных организмов;

– способность концентрации в необходимом направлении значительных средств, в том числе экономических, военных, непосильную для слабых организмов;

– возможность своевременного пресечения нежелательных действий со стороны как внешних, так и внутренних врагов;

– возможность успешной идеологической обработки населения, основанную на лидерстве» [1, с. 161].

 

Таким образом, регулярность падения некогда успешных обществ, в том числе лидеров своего времени, наводит на мысль о существовании фундаментальных причин и механизмов загнивания и гибели обществ. Под обществами здесь подразумеваются социальные системы высшего уровня, то есть не являющиеся элементами системы более высокого порядка[1], важнейшим свойством которых становится наличие центральной власти на определенной территории. По сути имеются в виду политии имперского или иного типа.

 

Существует ряд теорий (подробнее о них речь пойдет далее) циклического подъема и упадка обществ, чаще всего политий имперского типа. В них под подъемом, как правило, подразумевается в первую очередь территориальная экспансия, а под упадком – потеря территорий или крах государства в результате его распада или утраты независимости. Предельный случай негативного варианта неспособности общества справиться с кризисом, результат тотального упадка можно обозначить также как коллапс. Дж. Даймонд определяет коллапс следующим образом: «Под коллапсом я подразумеваю резкое падение численности населения и / или потерю политических, экономических, социальных достижений на значительной территории на продолжительное время» [3, с. 9].

 

Эти модели циклического подъема и упадка разработаны на материале доиндустриальных обществ и потому, за некоторым исключением, претендуют только на объяснение исторических событий прошлой эпохи, но не современности. Как указывает П. Турчин, «…проблема с изучением индустриальных и постиндустриальных государств заключается в том, что перемены в них происходят слишком быстро, а общества становятся слишком сложными… Более того, мы слишком близки к этим обществам, и нам тяжело объективно их исследовать» [4, с. 41]. Тем не менее в данной работе делается попытка наметить перспективные подходы к расширению сферы применения модели циклического подъема и упадка государств на современные общества с упором на объяснение причин упадка.

 

Для этого также требуется расширить объем понятий «подъем» и «упадок», не ограничивая их исключительно сферой геополитики, как это чаще всего делается. Подъем состоит в успешном развитии военного дела, хозяйства, культуры данного общества, территориальной экспансии и росте численности населения. При сопоставлении нескольких обществ более развитым логично признать то, которое обладает явными преимуществами по некоторым из этих параметров и, по крайней мере, не уступает существенно по другим. В современную эпоху более значимыми становятся параметры технолого-экономического и культурного характера, обеспечивающие так называемую «мягкую силу» государства. В прежние эпохи ключевыми были геополитические параметры – военная сила и способность использовать ее для территориальной экспансии. Однако и в наше время геополитические и демографические параметры не стоит сбрасывать со счета.

 

Соответственно задача статьи состоит в том, чтобы извлечь из имеющихся теорий циклического развития политий представления о факторах упадка и попытаться применить их к обществам современного типа.

 

Прежде чем перейти к собственно моделям циклического развития обществ, для которых упадок – это закономерная часть жизненного цикла социальных организмов, кратко отметим наличие различного рода теорий, для которых упадок или коллапс обществ не является закономерным или не объясняется действием циклических механизмов. Сюда относятся различные однофакторные модели, связывающие упадок обществ с каким-либо определенным обстоятельством, не возникающим закономерным образом в процессе жизнедеятельности общества. Например, в своей книге «Коллапс» Дж. Даймонд анализирует такую распространенную причину этого явления как экологический кризис. Здесь основной действующей причиной выступает неспособность определенного общества выработать культуру, позволяющую ему функционировать без побочного эффекта в виде катастрофического разрушения его природной среды. Главными ответственными за такой исход чаще всего являются политические элиты данного общества, принимающие неверные, безответственные с точки зрения экологии и долгосрочного выживания социума решения. (Впрочем, нужно заметить, что основная часть приводимых им примеров – это не сложные цивилизованные общества, а относительно примитивные этнические общности.) Об экологических и, шире, природных факторах упадка и гибели обществ, в том числе крупных цивилизаций, писали и многие другие исследователи. Например, Платон описывал гибель Атлантиды в результате природной катастрофы, выступающей случайным обстоятельством по отношению к истории социума. Другие философы, представители более поздних эпох опирались на более достоверные, научно подтверждаемые исторические случаи упадка и гибели цивилизаций, в которых значительную, если не решающую роль также сыграли обстоятельства природного характера. Так, Л. Гумилев объясняет крушение Римской империи ссылкой на два фактора, имеющих природные основания: основной – снижение уровня пассионарности из-за исчерпания импульса, полученного от потоков космической энергии, и производный от него – экологический кризис, вызванный антропогенным воздействием [см.: 5, с. 212]. Впрочем, модель Л. Гумилева в полной мере относится к числу циклических моделей исторической динамики, поэтому она будет более подробно рассмотрена далее.

 

Существуют также различные многофакторные модели, согласно которым упадок общества является не закономерным, но, напротив, выступает результатом относительно случайного стечения ряда обстоятельств. Обычно таковыми являются объяснения упадков некоторых конкретных обществ, даваемые не философами и не представителями теоретической истории, а историками-эмпириками. В качестве примера можно привести объяснение, которое дают современные историки случаю кризиса средиземноморских цивилизаций Бронзового века. Эта совокупность локальных цивилизаций эпохи древности представляла собой мир-систему в форме слабоинтегрированной международной рыночной сети. До определенного времени они процветали в условиях относительно развитого международного разделения труда, но затем эту мир-систему постигли крах и дезинтеграция, а составляющие ее общества пришли либо к временному упадку, либо к окончательному коллапсу. Современные историки по-разному оценивают причины этого события, сейчас преобладают многофакторные схемы, когда среди причин краха цивилизаций бронзового века называют стихийные бедствия, иноземные нашествия и др. Но чаще всего причиной называют крах международной торговли из-за пиратства [см.: 6; 7]. О. Дикинсон даже называет это «издержками глобализации», то есть платой за взаимозависимость [см.: 7]. Называть это «глобализацией» неверно, поскольку это была лишь локальная слабоинтегрированная рыночная сеть. Тем не менее ее дезинтеграция способствовала краху или стагнации ряда участвующих в ней обществ. Поскольку в качестве одной из ключевых первопричин упадка средиземноморских цивилизаций бронзового века называются стихийные бедствия – форс-мажорное по отношению к социальным процессам обстоятельство, то из данного частного объяснения не выводятся общие закономерности циклического характера. Хотя все же такая причина упадка как распад системы международного разделения труда может претендовать на роль универсального объясняющего фактора.

 

Теперь перейдем к собственно циклическим моделям. О наличии циклических тенденций в развитии общества говорили еще в древности. В качестве примера можно привести сохраняющую, как нам кажется, определенную актуальность классическую работу Платона «Государство». Согласно Платону, типичный полис проходит путь регресса из пяти ступеней – форм правления. При удачном стечении обстоятельств полис может вернуться к наилучшей форме устройства и пройти цикл заново (преодолеть порочную тенденцию к упадку можно лишь путем построения идеального государства). Первоначальным, наилучшим из реально встречающихся форм правления является монархическое или аристократическое государство – правление наиболее достойных людей, самоотверженно следующих своему долгу и заботящихся об общем благе. Основное объяснение деградации правильного государства, предлагаемое Платоном, не соответствует современной научной картине мира, поскольку отсылает к астрологии и нумерологии. Зачатие детей должно происходить не произвольно, а в соответствии с «научными» законами, и «коль это останется невдомек нашим стражам и они не в пору сведут невест с женихами, то не родятся дети с хорошими природными задатками и со счастливой участью» [8, с. 390]. Но помимо этого Платон указывает и на рациональную причину деградации аристократического государства – соперничество аристократов, постепенно утрачивающих аристократические моральные достоинства, которое приводит к отказу от общности имущества и появлению института частной собственности. В результате устанавливается первая порочная форма правления – тимократия, господство честолюбцев, жадных до личной воинской славы и добычи. Далее, «скопление золота в кладовых частных лиц губит тимократию…» [8, с. 395]. Потомки военных предпринимателей-авантюристов, выросшие в условиях материального изобилия и безопасности, выше ценят комфорт и блага, даваемые богатством – следовательно, больше ценят богатство, чем воинскую славу. Таким образом они превращаются в буржуа-олигархов. Про вырождение олигархии Платон пишет следующее: «Благо, выдвинутое как конечная цель – в результате чего и установилась олигархия, – было богатство… А ненасытное стремление к богатству и пренебрежение всем, кроме наживы, погубили олигархию» [8, с. 412]. Его пассаж про судьбу олигархического государства кажется пришедшим из далекого будущего – из манифеста коммунистической партии: динамика олигархического режима приводит к росту неравенства, депривации и вызывает классовую борьбу, которая приводит к победе бедного большинства. Саму же демократию в конце концов губит ненасытное стремление к свободе, раздувающее индивидуалистический эгоизм и провоцирующее моральную вседозволенность, что разрушает полисный коллективизм.

 

При всей своей кажущейся архаичности модель Платона выдвигает вполне современные и достойные рассмотрения предположения о значимости фактора общественной морали, господствующих ценностей, этоса различных социокультурных групп. Не лишенной смысла выглядит выявленная им закономерность движения от аристократического правления к олигархическому, демократическому и, наконец, тирании. Государства модерна уже прошли путь от аристократических монархий (больше похожих на тимократию в схеме Платона) к чистым олигархиям (причем нередко это происходило путем обуржуазивания аристократии). В ХХ веке олигархии заменяются демократическими режимами, которые первоначально были по большей части ширмами, скрывающими ту же олигархию. Однако со временем динамика формально демократических режимов все чаще приводит к подъему популистских режимов, похожих на демократию в описании Платона. Так что возможно стоит присмотреться к гипотезе Платона о том, что демократия со временем вырождается в тиранию. Причем, согласно принципу Платона, это скорее может произойти в наиболее радикальных демократиях, ненасытно стремящихся к ложно понятым свободе и справедливости.

 

Для некоторых парадигм современной философии истории, в частности для цивилизационного подхода, утверждение о том, что общества проходят стадии подъема, расцвета, надлома и упадка является одним из базисных положений, начиная с Н. Я. Данилевского и О. Шпенглера. Впрочем, у О. Шпенглера объяснение этого процесса носит ненаучный характер и связывается с умиранием души культуры. Согласно модели развития цивилизаций А. Тойнби [см.: 9], результаты кризисов зависят не только от их причин и интенсивности, но и от того, какой ответ дает данное общество на вызов кризиса, с которым оно столкнулось. Кризис представляет собой не только угрозу, но и новые возможности. В случае нахождения положительного ответа преодолевшее кризис общество получает новый импульс для развития. Если же положительного ответа не найдено, то общество переживает упадок, может даже полностью погибнуть. У А. Тойнби появляется рациональное объяснение причин этого упадка: истощение творческой энергии и волевых качеств у господствующей элиты (творческого меньшинства), снижение их способности находить ответы на вызовы для общества, вести за собой народ и морального авторитета, побуждающего народ следовать за ними. Однако в модели А. Тойнби остается открытым вопрос, почему же происходит это оскудение творческих способностей элиты?

 

Методологической особенностью цивилизационного подхода является то, что его сторонники рассматривают в качестве единицы исторического развития не отдельные общества-государства, а цивилизации – сообщества таких обществ. Однако то, что верно для цивилизации в целом, верно и для ее составных элементов. То есть упадок цивилизации должен вести к упадку составляющих ее обществ. На практике мы можем видеть различные ситуации, не вписывающиеся в цивилизационную модель. Упадок цивилизации в смысле гибели определенной культуры не всегда приводит к гибели или упадку общества – носителя этой культуры. Так, Древняя Русь, приняв христианство и перестав быть языческой, продолжила свое поступательное развитие. Иран, потеряв независимость во время арабского нашествия, одновременно с этим утратил зороастрийскую культуру, но затем, став шиитским, пережил (неоднократно) свое возрождение. В то же время упадок отдельных обществ, входящих в определенную цивилизацию, не обязательно сопровождается упадком других членов этой цивилизации. Например, в рамках Европы упадок испытал целый ряд обществ. Так, Португалия после подъема XVI века пережила долгосрочный упадок и даже в период максимального могущества Европы в начале ХХ века оставалась бледной тенью самой себя четырехсотлетней давности.

 

Л. Гумилев [см.: 5], во многом критически относившийся к теории А. Тойнби, создал сходную в принципиальных чертах модель исторической динамики общества. По Л. Гумилеву, подъем общества связан с тем, что государствообразующий этнос получает некий пассионарный импульс – заряд энергии, который тратится на развитие данного общества, постепенно истощаясь. Для каждой стадии развития общества характерен свой уровень пассионарности и соответствующие ему ценности и идеалы. Надлом происходит, когда стремление к идеалу победы, характерное для акматической фазы, сменяется стремлением к идеалу успеха, затем стремлением к идеалу знания и красоты и наконец поиску удачи с риском для жизни. Переход к инерционной фазе связан со стремлением к благоустройству без риска для жизни. После чего наступает фаза обскурации, когда тихие обыватели ведут жизнь, адаптированную к биоценозу ареала. Как указывает П. Турчин, при всей своей спорности теория Л. Гумилева справедливо поднимает вопрос о том, что «этния и полития, возможно, составляют одно динамическое целое» [4, с. 85]. Его другая «потенциально плодотворная гипотеза заключается в том, что существует сходство процесса этногенеза с расширенной коллективной солидарностью» [4, с. 85].

 

Как можно заметить, Л. Гумилев связал фазы этногенеза и, следовательно, подъем и упадок общества с определенными уровнями морально-волевых характеристик государствообразующего этноса и особенно его элиты. Впрочем, объяснение этому он дал малоубедительное, точнее говоря, не верифицируемое методами современной науки. Состояние морально-волевых характеристик он объяснил уровнем пассионарности[2], источником которой выступает экзогенный и непредсказуемый фактор – космическое излучение. Таким образом, Л. Гумилев, как и А. Тойнби, связал упадок общества с деградацией определенных качеств и способностей элиты, но также не дал убедительного объяснения причин данного морально-психологического упадка.

 

В. Шутов [см.: 1, с. 163] полагает главной причиной упадка общества низкую вертикальную мобильность, при которой элита наследственно воспроизводит себя, не удаляя из своих рядов испорченных представителей и не кооптируя новых членов извне. Вырождение элиты провоцирует деградацию общества в целом: верхи не дают остальным повысить свой статус с помощью труда и талантов, но соблазняют их собственным демонстративным потреблением и гедонизмом. Как мы видим, данная модель также, как и предыдущие указывает на связь общего упадка политии с вырождением ее элиты, но здесь этому дается рациональное объяснение. Эта трактовка близка к версии, выдвинутой в свое время В. Парето, который также указывал на тенденцию постепенного вырождения элиты. Циклический характер исторического процесса согласно В. Парето обусловлен феноменом «новых элит, которые в ходе непрерывной циркуляции возникают из нижних слоев общества, достигают высших слоев, расцветают, а затем приходят в упадок, разрушаются и исчезают» [цит. по: 11, с. 458]. Однако институциональные ограничения для циркуляции элит по Парето приводят скорее к революции и принудительной радикальной ротации элит, чем к постепенной долговременной деградации общества.

 

Рассмотренные выше модели настойчиво связывают упадок общества с упадком морально-психологических качеств его элиты, что побуждает серьезно рассматривать данный фактор в качестве объясняющей гипотезы. Однако само вырождение элиты при этом не получило в них достаточно убедительного объяснения. Династический элитаризм и отсутствие циркуляции элит при институционально обусловленной низкой вертикальной мобильности объясняют то, почему вырожденная элита, не способная справиться с вызовами для общества, не заменяется на более адекватную. Но из истории мы знаем примеры и того, как определенные аристократические династии веками успешно справлялись со стоящими перед обществом задачами, и того, как новые элиты оказывались совершенно не на высоте возникающих перед обществом вызовов. То есть получается, что нет жесткой неизбежности в быстром моральном вырождении второго-третьего или какого-то еще определенного поколения элиты, как нет и гарантии, что даже первое поколение новой элиты будет достойно своего положения. Таким образом, фактор вырождения элиты в случае режима династического элитаризма следует учитывать при объяснении упадка общества, но необходимо также найти факторы, объясняющие само это вырождение.

 

Теперь попробуем подойти к проблеме с другой стороны – со стороны структурных факторов упадка политий. Ш. Айзенштадт [см.: 12] рассматривает причины имперского распада, связывая их со свойствами данной политической организации. Политически централизованная империя обладает таким достоинством как способность благодаря дани, налогам и монополии в торговле перераспределять экономические потоки в центр, что позволяет финансировать имперский административный аппарат и армию. Но обратной стороной имперской политической организации является стремление бюрократии поглотить слишком большую долю доходов. Эта проблема обостряется, когда чрезмерное налоговое давление, эксплуатация и репрессии провоцируют мятежи, что дополнительно увеличивает военные издержки. Это требует увеличения поборов ради содержания армии, что порождает порочный круг, ведущий государство к распаду.

 

Модель Ш. Айзенштадта имеет в себе здравое зерно: рост притязаний элиты, в том числе имперской бюрократии (но не только) может способствовать кризису определенного политического режима и государственности как таковой из-за финансового перенапряжения и чрезмерной эксплуатации, ведущей к мятежам. Однако это слишком упрощенная модель. Едва ли одного этого фактора достаточно, чтобы привести не просто к смене династии или режима, но к тотальной деструкции мощного государства. Что касается чрезмерной бюрократизации с ее негативными последствиями, то это больше касается не традиционных империй аграрной эпохи, а национальных государств эпохи модерна. М. Вебер утверждал, что бюрократизация является составным элементом общей тенденции рационализации и модернизации общества, соответственно именно высоко модернизированные государства являются и наиболее бюрократизированными. Однако наиболее бюрократизированные государства пока к окончательному упадку не пришли, а когда придут, то вряд ли именно бюрократизация станет главной причиной этого. Напротив, это именно развитая бюрократия по всей видимости удерживает от государственного распада некоторые наиболее деградировавшие постсоциалистические страны. Бюрократия как правило выступает в качестве консервативного элемента социальной системы – нередко она тормозит развитие общества излишней регламентацией, ограничениями инициативы и налогами, но она же тормозит и процессы социальной энтропии.

 

Рассмотрим теперь геополитические теории упадка политий. П. Кеннеди [см.: 13] пишет о причинах подъема и упадка обществ одного определенного типа – политий в форме империи. Он указывает на связь социально-экономического развития государств с их военными и геополитическими успехами. Однако он избегает однозначной формулировки в виде строгих законов и утверждает, что конвертация экономического богатства в военную мощь не является чем-то совершенно необходимым; скорее это значимый фактор, наряду с политическим искусством правителей. Более подробно подъем общества к его расцвету и могуществу объясняется сочетанием нескольких обстоятельств. В конкуренции держав изначальным преимуществом обладает та, которая лучше обеспечена природными и демографическими ресурсами. Но более важны факторы, порождаемые действием эффективных социальных институтов. Прежде всего, это способность общества постоянно генерировать технологические инновации. С ними связаны в свою очередь экономическая и финансовая мощь. Наконец, значимы также факторы субъективного и культурно-психологического порядка, в частности готовность народа сражаться и переносить лишения, способность правителей избегать грубых ошибок. Страны-лидеры – это те, кто в свое время проявил большую волю и энергию, большую гибкость и способность к самореформированию. Они успешнее развивались в экономическом плане, что позволило создать достаточную ресурсную базу для геополитической экспансии. В целом его выводы в данном пункте кажутся достаточно очевидными: военная мощь в конечном счете зависит от экономического и технологического развития. Более интересны и своеобразны его рассуждения о политическом искусстве правителей. Правящие элиты любой амбициозной державы сталкиваются с проблемой ограниченности ресурсов, находящихся в ее распоряжении. Соответственно ресурсы должны быть оптимальным образом распределены между тремя сферами, а именно а) военными структурами и ВПК, б) социальной сферой и в) экономикой. С одной стороны, недооценка значимости военного потенциала может привести к поражению в войне, что очевидно негативно скажется на статусе страны, а может привести и к полному коллапсу излишне «пацифистской» державы. С другой стороны, выбор в пользу «пушек» вместо «масла» может привести к недофинансированию социальной сферы, что подорвет уровень жизни населения и снизит его лояльность, либо к недофинансированию экономики и инфраструктуры, что подорвет долгосрочный экономический рост и в конце концов оставит страну без средств на военную и социальную сферы. Однако чаще всего крах империи бывает связан с тем, что успешная империя не останавливается вовремя в своей экспансии, что приводит к непосильному «имперскому перенапряжению». Это связано с тем, что геополитическая экспансия дает дополнительные преимущества в краткосрочном плане, но создает проблему роста издержек контроля в долгосрочном плане.

 

В чем можно с П. Кеннеди согласиться? Очевидно, что экономическое и технологическое развитие являются значимыми параметрами общего успешного развития общества, а также могут быть источником ресурсной базы для военного успеха и решения социальных проблем. Также и в плане демографии более высокий уровень материальной обеспеченности, который предоставляет успешное технико-экономическое развитие, сам по себе способствует более высокой рождаемости. Однако экономический подход к развитию общества предполагает скорее кумулятивистскую модель, когда накопленное богатство порождает новое богатство, а технологическое лидерство способствует дальнейшему технологическому лидерству. Этот подход плохо объясняет циклические процессы и случаи упадка былых лидеров, которыми полна Всемирная история. Кроме того, даже в наши дни, когда значимость экономического и технологического факторов достигла максимума, они не позволяют объяснить демографической и нередко также военной успешности того или иного общества. Наибольший демографический прирост демонстрируют сейчас наименее развитые в технико-экономическом плане общества благодаря преимуществу отсталости в деле женской эмансипации и относительно низкому распространению гедонистических установок в общественной психологии, что более чем компенсирует низкий уровень жизни и высокую смертность. Нередки также случаи, когда партизаны с примитивным вооружением изгоняли со своей территории армии мощнейших держав, вооруженных по последнему слову военной техники.

 

Справедливым кажется утверждение П. Кеннеди, что правительство должно уметь наиболее правильно распорядиться ограниченными ресурсами для успешной игры на «мировой шахматной доске». Также каждому имперскому правительству стоит учитывать угрозу чрезмерного расширения и имперского перенапряжения. Но важнейшими и первейшими качествами правящей элиты являются не высокая интеллектуальная изощренность, позволяющая тщательно просчитывать все ходы, а наличие чувства долга и ответственности перед своей страной, патриотизма и готовности к самопожертвованию. Моральное вырождение элиты, как правило, предшествует интеллектуальному и способствует ему. Кеннеди принимает элиту с ее качествами и способностями как данность, не пытаясь объяснить, а почему собственно та или иная элита определенной страны в определенный период ее существования оказывается наделенной или не наделенной соответствующими качествами.

 

Далее необходимо упомянуть о геополитической теории государственного распада Р. Коллинза [см.: 14]. Согласно его модели, крах имперского государства является непредумышленным следствием его же предыдущего геополитического успеха. Обладающее преимуществами в ресурсах и геостратегическом положении (так называемое окраинное положение) государство расширяется за счет менее обеспеченных ресурсами и менее удачно расположенных стран. Однако, включая в свой состав иноэтнические регионы и расширяя свои границы, экспансионистская империя сталкивается рано или поздно с негативными эффектами от своего успеха. Поглощая центральные области, некогда окраинная держава сама становится центральной, а, следовательно, начинает сталкиваться с потенциальными угрозами одновременно с нескольких сторон. Граница становится слишком протяженной и удаленной от центра метрополии, что требует все больших ресурсов на содержание армии. Включенные в состав империи иноэтнические группы начинают расшатывать ее изнутри, особенно когда она сталкивается с серьезными внешними вызовами. В конце концов эта необходимость противостоять множеству внешних и внутренних противников, причем удаленных от центра империи, приводит к финансовому кризису. Банкротство делает невозможным эффективное выполнение государственных функций, в том числе по сохранению целостности страны, и она распадается. При этом может происходить и внутриполитический кризис в метрополии, приводящий к смене режима, поскольку имперский кризис чрезмерного расширения и вызванный им распад империи приводят к снижению легитимности господствующего режима. Р. Коллинз таким образом более подробно и обоснованно развивает идею о роли имперского перенапряжения, которая также присутствует в виде наброска в работе П. Кеннеди.

 

Данная модель обладает как своими достоинствами, так и недостатками. Будучи именно «геополитической», теория Р. Коллинза по большей части ограничивается действием геополитических факторов и оценивает преимущественно геополитические же проявления упадка общества. Таким образом она может быть скорее дополнением к основной модели, чем ее ядром. Но и с геополитической точки зрения к ней имеются претензии. П. Турчин, проведя математическую проверку гипотезы Р. Коллинза на обширном эмпирическом материале, пришел к выводу, что окраинное положение сравнительно редко является предпосылкой успешного имперского проекта. Также, по его мнению, «геополитические переменные (в узком смысле) не могут объяснить длительного (столетие или более) характера упадка империй. Такие геополитические переменные, как тыловая нагрузка и потеря преимуществ пограничного положения, начинают работать без запаздывания во времени» [4, с. 65]. С другой стороны, теория Р. Коллинза не имеет ограничений в плане применимости как к аграрным, так и к современным обществам.

 

П. Турчин утверждает, что его собственная теория исторического цикла подъема и упадка обществ в наибольшей мере подтверждается математическим моделированием и эмпирическими данными. Сама эта теория проистекает из двух источников – неомальтузианской структурно-демографической теории и модели исторического цикла, предложенной средневековым арабским мыслителем Ибн Халдуном. По сути она соединяет основные утверждения двух рассмотренных ранее подходов – связывающего упадок общества с вырождением элиты и связывающего его с действием геополитических факторов.

 

Подход Ибн Халдуна, являющийся одним из исторически первых вариантов модели элитного вырождения, можно также назвать теорией асабии – по той роли, которую играет в ней данное явление. Асабия – морально-психологическая характеристика определенной группы, обозначающая высокий уровень групповой сплоченности и воли к действию. Иначе говоря, это способность группы предъявлять требования и оказывать сопротивление. Группа с более высокой асабией способна установить свою власть над остальным обществом, сохраняться на длительном промежутке времени и расширяться за счет других групп с относительно низкой асабией. Если использовать современные понятия, то асабия – это аналог социального капитала и является результатом общения, дружбы, длительного сотрудничества[3]. То есть получается, что общество порождается и поддерживается сообществом определенного рода, являясь не только совокупностью формальных институтов, но и воплощением солидарности, основанной на общности ценностей.

 

П. Турчин пытается эндогенезировать асабию, то есть определить факторы роста или снижения коллективной солидарности. В результате своего исследования он приходит к выявлению трех факторов.

1. Конфликтность окружающей среды: расположение в безгосударственной среде или на границе ведет к сплачивающей группу внешней угрозе.

2. Плотность населения: при ее росте возникает конкуренция за ограниченные ресурсы, что ведет к росту внутренней конфликтности и снижению сплоченности.

3. Расположение возле глубокого метаэтнического разлома способствует усилению асабии.

 

В процессе этногенеза (как и в модели Л. Гумилева) первоначально происходит рост асабии и возникает движение к созданию и расширению государства. Как можно заметить, переменные № 1 и 3 – геополитические; они связывают импульс к расширению государства с вызовом внешней угрозы (как у А. Тойнби). Переменная же № 2 подводит нас к структурно-демографической теории.

 

П. Турчин развивает идеи другого представителя структурно-демографической теории – Дж. Голдстоуна. Голдстоун модернизировал теорию Ибн Халдуна, связавшего упадок государства со снижением асабии и финансово-экономическим кризисом, вызванным демографическим ростом и ростом претензий элиты. Согласно Дж. Голдстоуну, в аграрном обществе действует циклическая динамика: рост населения ведет к снижению продукции на душу населения, следовательно, к снижению излишка, доступного государству, что провоцирует финансовую неплатежеспособность государства, а банкротство приводит к коллапсу государства и снижению численности населения. П. Турчин предлагает усложнить модель отдельным рассмотрением народа и элиты и их взаимодействия. В период демографического роста численность элиты растет опережающими темпами. Сначала это способствует укреплению государства, но затем приводит к перепроизводству элиты, вызывающему рост расходов и снижению доходов государства и, в конце концов, его банкротству. При этом П. Турчин формулирует следующую гипотезу: «В то время как динамика государства на коротком промежутке времени может в большей степени зависеть от асабии его элит, долговременный успех (или неудача) очень сильно зависит от асабии народных масс» [4, с. 236].

 

Напоследок стоит рассмотреть еще одну интересную модель исторического цикла подъема и упадка, предложенную Дж. Глаббом [см.: 16]. Он провел сравнительное исследование ряда ближневосточных держав и сформулировал обобщенную модель типичного жизненного цикла аграрного государства. В среднем они существуют по 250 лет и проходят несколько последовательных стадий (по сути тот же цикл Ибн Халдуна): от вторжения варваров через расцвет, последующую деградацию и гибель. Модель Глабба имеет много общего не только с концепцией асабии Ибн Халдуна, но и с концепцией пассионарности Л. Гумилева. Дж. Глабб, конечно, не использует термин «пассионарность», но также начинает описание цикла с того, что некий варварский народ – толпы неграмотных и авантюрных племен получают какой-то «толчок» и атакуют цивилизованных соседей. Завоеватели характеризуются преобладанием «естественной» этики, то есть верностью «своим», доходящей до самопожертвования, чувством долга, храбростью и жестокостью. После своего возникновения варварское государство начинает экспансию. Варвары перенимают военные методы старых империй, совершенствуют, изобретают новые, что ведет к военному успеху и территориальной экспансии, покорению других народов и созданию собственной империи. Экспансия ведет к объединению под одной властью разных народов и территорий, созданию единого пространства с общим рынком. Исчезают торговые барьеры в лице дорожных грабителей и таможенных постов, что ведет к расцвету торговли и обогащению торговцев. Постепенно растет материальное изобилие, особенно богатство буржуазных слоев. Экономический подъем буржуазии ведет к усилению ее влияния и культурного престижа. Буржуазные ценности начинают вытеснять воинскую этику: традиционные добродетели постепенно обесцениваются, выгода вытесняет долг и честь, растет эгоизм, ценятся упорство, трудолюбие, накопительство и коммерческая предприимчивость. Затем наступает эпоха разума, когда олигархи-меценаты спонсируют науку и искусство ради стремления к признанию. В созданных ими университетах расцветает отвлеченный интеллектуализм, вера во всемогущество разума, скептицизм к традиционным верованиям. Начинается активный приток иностранцев в становящиеся мультикультурными космополисами города. Наконец, наступает эпоха упадка. Устанавливается доминирование популизма в политике, что в частности проявляется в расширении социальных программ («хлеба и зрелищ»!) на фоне финансового кризиса[4]. Наблюдается социокультурное доминирование богемы и ее ценностей, когда героями становятся певцы, актеры, спортсмены. Процветает толерантность, любовь к иностранному. Происходит рост атеистических и скептических настроений, социального пессимизма, гедонизма и половой распущенности. Появляются тенденции и движения, наподобие современного феминизма. Упадок воинской и деловой этики (буржуазных добродетелей) приводят к тому, что военное могущество, а за ним и богатство страны начинают уменьшаться. В конце концов такая держава оказывается не в состоянии оказать сопротивление вторжению извне варваров, которые уничтожают выродившееся общество и устанавливают свои порядки, утверждают ценности, основанные на естественной этике. Цикл замыкается и начинается снова с новым участниками.

 

Из теории Дж. Глабба, представляющей собой описание логической последовательности стадий развития и деградации общества, можно извлечь факторную модель государственного упадка. Непосредственной причиной падения держав прошлого обычно выступало вторжение варварских племен или иных народов, находившихся на более ранней фазе своего жизненного цикла. Но фактором падения стоит признать не столько само иноземное нашествие, сколько неспособность данной державы оказать эффективное сопротивление. Эта неспособность проистекает из морально-психологического фактора – отказа от традиционной («естественной») морали, снижения военного могущества и финансово-экономического кризиса. Причем ключевым является морально-психологический фактор, способствующий упадку общества как непосредственно, так и косвенно – через военный и экономический упадок. Предпосылкой же упадка морали выступает длительное благополучие, материальное изобилие и безопасность жизни в успешной империи.

 

Можно заметить существенные сходства между большинством представленных выше подходов. Крах аграрной империи обычно происходит вследствие неспособности ее властей организовать эффективное сопротивление иноземным захватчикам или сепаратистам, как правило представителям нетитульного этноса. Однако крах – это лишь одно из возможных последствий длительного упадка общества, которое может и не наступать достаточно долго при отсутствии сильного внешнего вызова. Главные предпосылки упадка общества лежат не в плоскости силы вызова, а в плоскости неспособности общества дать адекватный ответ на него. Большинство исследователей (Ибн Халдун, Ш. Айзенштадт, П. Кеннеди, П. Турчин, Р. Коллинз, Дж. Глабб) указывают на такое обстоятельство, делающее государство недееспособным, как финансовый кризис, иногда доходящий до банкротства. Без денег невозможно эффективно вести длительную войну, также как и содержать аппарат чиновников и полицейских, без которых нельзя удерживать контроль над территорией и подавлять сепаратизм. Сам этот финансовый кризис может вызываться демографическим давлением (следовательно, крестьянским малоземельем и перепроизводством элиты) или ростом тыловых нагрузок вследствие чрезмерного расширения. Еще более значимой причиной упадка дееспособности государства, чем финансовые проблемы, является морально-психологический упадок, описываемый Л. Гумилевым как снижение пассионарности, а Ибн Халдуном – как снижение асабии. О тенденции межпоколенческого вырождения элиты говорят Платон, В. Шутов и В. Парето. П. Турчин, А. Тойнби и Дж. Глабб также говорят об утрате господствующим этносом, а особенно его элитой (воинской аристократией) определенных морально-волевых качеств. Утрата этих морально-психологических достоинств проистекает из таких обстоятельств как а) демографическое давление (особенно же перепроизводство элиты), вызывающее рост конкуренции, б) гарантированное, не требующее усилий и особых достоинств попадание в ряды элиты выходцев из элитных слоев (производящий «мажоров» династический элитаризм и низкий уровень вертикальной мобильности) и в) длительный период благополучной, безопасной и изобильной жизни, способствующий вытеснению буржуазным, а затем и богемным этосом ценностей воинской деонтологической этики.

 

Помимо факторной модели на основе обобщения представленных подходов можно также построить идеально-типическую модель жизненного цикла империи (которая, впрочем, остается пока достаточно спорной гипотезой). Этот жизненный цикл связан с доминирующей системой ценностей, а также уровнем асабии / пассионарности. Последний параметр собственно и порождает тип господствующего этоса. Сам же он представляет собой что-то вроде социальной энергии, которая порождается чрезвычайным напряжением сил народа, столкнувшегося с длительным и тяжелым вызовом, как правило, угрозой со стороны предельно чуждых по своей культуре народов. Если этнос, начинающий путь своего этногенеза, смог справиться с вызовом, то в период ослабления внешнего давления (или чего-то еще, не вполне очевидного, например, в случае появления харизматического лидера или великой идеи) он оказывается наделен излишком энергии. Происходит то, что Л. Гумилев называет «пассионарным взрывом», а Дж. Глабб «толчком», и народ начинает путь своего исторического развития. Сначала преобладает воинский этос и энергия направляется на внешнюю экспансию. Затем происходит постепенное истощение энергии, ослабление аристократического этоса служения общему делу, переход к буржуазному этосу, когда энергия направляется преимущественно на бизнес, на личный материальный успех; далее – к этосу интеллигенции, когда энергия направляется в основном на науку и искусство; наконец, к этосу богемы и люмпен-пролетариата, когда остатки энергии тратятся на развлечения и борьбу за права (то есть выбивание подачек из правительства). Поскольку аграрные государства существовали в условиях суровой «дарвиновской» борьбы за существование и своеобразного «естественного отбора», то ослабевшие общества с растраченной энергией уничтожались более сильными и здоровыми конкурентами с более высоким уровнем энергии, не достигнув еще пределов своей деградации. Не обязательно при этом уничтожался каким-либо образом государствообразующий этнос. Но, лишенный энергии и собственной элиты, он превращался в этнографический материал или переходил на мемориальную фазу своего жизненного цикла. Впрочем, этот сценарий не фатален. Снижение асабии у элиты обычно идет быстрее, чем у народа. Поэтому возможен сценарий, когда элита уже выродилась, а народ – еще нет. В таком случае, когда народ еще сохранил сплоченность, волю и естественную мораль (основные параметры асабии), то он способен породить новую собственную элиту. В таком случае происходит смена режима или кадровая революция, государство возрождается.

 

Представленная в таком виде последовательность стадий вызывает обоснованные сомнения в своей универсальности. Пожалуй, наиболее надежным выводом из данной схемы может быть утверждение о том, что существует тенденция оскудения асабии. По мере нарастания этого процесса происходит переход от «героической» этики (долг и самопожертвование во имя коллектива) к этике индивидуалистической и гедонистической («мне все должны, а я никому ничего не должен»). Вместе с этим может происходить переход к депопуляции – не из-за невыносимых материальных условий жизни, а из-за нацеленности на потребительские ценности и удовлетворение гедонистических потребностей.

 

Возникает вопрос, может ли данная факторная модель и связанная с ней последовательность фаз цикла подъема и упадка быть применена к современному индустриальному (постиндустриальному) обществу? В аграрном обществе предпосылками упадка асабии становятся сначала рост материального благополучия и безопасности по мере усиления державы и развития в ней торговли, ремесел и сельского хозяйства (при достаточном еще земельном фонде), а затем, по мере роста населения и возникновения дефицита земли, рост конкуренции из-за сокращающейся ресурсной базы. Последнее обстоятельство становится также, наряду с чрезмерным расширением, предпосылкой финансово-экономического кризиса. В классическом индустриальном обществе даже при продолжающемся и ускоряющемся росте населения проблема крестьянского малоземелья более не актуальна. Индустриальное общество вырвалось из мальтузианской ловушки за счет повышения урожайности сельского хозяйства, механизации труда, урбанизации и использования невозобновляемых источников энергии. В современный, условно постиндустриальный (точнее позднеиндустриальный) период истории, демографический рост на большей части Земли прекратился вовсе. Соответственно, как представляется, устраняется одна из основных предпосылок финансового кризиса и внутригрупповой конкуренции, подрывающей асабию.

 

Также может возникнуть предположение, что теория Ибн Халдуна (а также Шутова и Парето) работает только в отношении авторитарных государств, но не демократических, поскольку именно несменяемая власть, стремясь к бесконечному росту престижного потребления, разоряет казну и ведет государство к экономическому краху, а демократическая власть ограничена в своих претензиях электоральным контролем. Однако практика показывает, что часто сменяемые элиты демократических обществ бывают ничуть не лучше несменяемых элит авторитарных обществ. Нередко им свойственна психология временщиков, заботящихся о сохранении рейтинга в период ближайшего электорального цикла, а не о реализации программ долгосрочного развития своих стран, плоды которых достанутся скорее всего уже не им. Демократические выборы часто похожи на соревнование в демагогии и популизме, когда выигрывает тот, кто больше всех обещает. Реализация популистских предвыборных программ вполне может привести к экономическому и финансовому кризису точно так же, как и престижное потребление родовой аристократии.

 

Примерно то же относится и к принципу вырождения наследственной элиты при недостаточном уровне ротации элит, сформулированному Платоном, В. Парето и В. Шутовым. Элита современных стран Запада по всей видимости весьма сильно подвержена настроениям эгоистического гедонизма, хотя формально является демократически избранной и сменяемой. При объяснении этого факта придется уходить в область, близкую к конспирологии, признавая, что формальная демократия является политическим спектаклем, официальная политическая элита – это лишь «фронтмены»-исполнители, а реальной господствующей элитой является наследственная олигархия. Либо же придется принять утверждение, что дело не в династическом элитаризме: важно не то, благодаря происхождению или нет человек попадает в ряды элиты, а то, чтобы эта кооптация происходила в результате прохождения серьезных испытаний, требующих претерпевания трудностей и лишений, может быть даже с риском для жизни. По всей видимости, слишком низкий уровень вертикальной мобильности действительно способствует вырождению элит, но тут дело не в том, чтобы проводить постоянную ротацию, а в том, чтобы попадание и сохранение в составе элиты было обусловлено наличием необходимых достоинств и достижений.

 

При этом угроза перепроизводства элит и ее последствий в плане снижения уровня асабии, вопреки кажущейся неактуальности для современного исторического этапа, сохраняется и в современных условиях отсутствия демографического роста. Развитие демократии и стремление к идеалу общества равных возможностей устраняют формальные барьеры для вертикальной мобильности, характерные для сословных обществ прошлого, что способствует усилению конкуренции за элитные позиции. Еще сильнее, чем в прежние века, действует такой фактор упадка асабии как длительный период жизни в условиях безопасности и материального изобилия[5]. Кроме того, такой важный компонент асабии как солидарность подрывается социальными программами, характерными для современных развитых стран (welfare state) – на что указывает, например, Ф. Фукуяма [см.: 18]. Нельзя сбрасывать со счета и фактор леволиберальной идеологии, тщательно пестующей самосознание индивида, озабоченного исключительно собственными правами и живущего по принципу «мне все должны, а я никому ничего не должен». Зацикленность на справедливости, понимаемой как позитивная дискриминация в отношении «угнетенных» меньшинств, раскалывает общество на конгломерат взаимно враждебных и завистливых сообществ – группировок по совместному поиску политической ренты в виде этой самой позитивной дискриминации.

 

Поскольку демократия, эгалитарные идеологии и порождаемые ими популистские политические практики широко распространены в современном мире, а уровень жизни и безопасности от внешних угроз высок сейчас как никогда в истории, то исходя из принципов представленной модели стоило бы ожидать повсеместного упадка асабии и вызванного этим упадка обществ. Почему же, на первый взгляд, мы этого не обнаруживаем? Прежде всего потому, что обнаружить упадок общества стало сложнее. Ранее он становился очевиден, когда данное общество вступало в военный конфликт с другим (а случалось это очень часто). Поражение в войне и утрата территорий или суверенитета наглядно свидетельствовали о том, что данное общество уже пережило свой расцвет и пришло к упадку. В наши дни войны между странами редки, особенно такие, когда территории проигравшего отходят к победителю. С одной стороны, это вроде бы гуманно и хорошо, но с другой перестает действовать механизм (квази)естественного отбора. Как в человеческих популяциях по мере улучшения медицины и снижения смертности наблюдается рост генетического груза, так и среди стран мира растет число так называемых несостоявшихся государств (failed states). Это общества, пришедшие к упадку, что проявляется в неспособности сформировать эффективную элиту, поддерживать функционирование эффективной государственной машины. Однако в условиях отсутствия внешнего военного вызова они продолжают влачить свое существование, неспособные ни самостоятельно развиваться, ни полностью исчезнуть с карты мира.

 

Также не стоит сбрасывать со счетов фактор финансового кризиса. Поскольку для современного периода (после Второй мировой войны и крушения колониальной системы) не характерно расширение территорий одних государств за счет других, то вроде бы устраняется основная традиционная предпосылка финансового кризиса – чрезмерное расширение. Значит ли это, что данная модель вообще более не актуальна? По всей видимости, нет, не значит. Прежде всего, поскольку сохраняется геополитическая напряженность, сохраняется и практика содержания удаленных военных баз и участия в конфликтах на отдаленных территориях. Хотя непосредственного столкновения сильнейших военных держав не было уже достаточно давно, сохраняется практика ведения гибридных и прокси войн. Подобные явления способны подорвать финансовую состоятельность государства не меньше традиционного имперского перенапряжения из-за чрезмерного расширения. К тому же финансовый кризис как непосредственный спусковой крючок окончательного упадка государства может выступать следствием не только геополитического перенапряжения. Как показывает практика, государственный дефолт грозит в том числе странам с относительно низкими расходами на оборону. Это может стать следствием неверной экономической политики, чрезмерных социальных расходов и прочих последствий популизма или же иных обстоятельств.

 

Можно заметить различие в действии механизма упадка общества из-за финансовых проблем в прошлом и настоящем. Если прежде государственное банкротство провоцировалось в основном таким почти не зависящим от деятельности правительства фактором, как демографический рост, либо было следствием чрезмерного имперского расширения, то сейчас оно является итогом неверной или недальновидной популистской политики. Сама же эта политика является следствием вырождения элиты или общего интеллектуально-культурного упадка нации. Так что если раньше финансовый кризис был фактором в некоторой мере независимым от состояния общественного сознания и морали, то теперь моральный упадок провоцирует упадок общества как посредством механизма снижения асабии, так и посредством механизма финансового кризиса.

 

Соответственно главный вопрос – это вопрос о причинах упадка естественной морали. Можно заметить, что, как и в прежние эпохи, зерна упадка как правило коренятся в предыдущих успехах. Но если раньше успехи в демографическом росте и территориальном расширении обычно становились главными предпосылками последующего упадка, то теперь таковыми становятся в основном успехи в социально-экономическом развитии, достижении целей безопасной и изобильной жизни. Скорее всего, дело не в собственно материальном изобилии как таковом, а в том, что появление излишка богатства приводит к расширению общественных потребностей за счет услуг развлекательного характера. Это приводит к экспансии богемы как социокультурной группы, повышению ее престижа и влияния, что далее ведет к распространению богемного этоса с его гедонистическими ценностями. Параллельно с этим в силу видимой удовлетворенности потребности в безопасности падает престиж вооруженных сил, которые все чаще воспринимаются не как защитники и элита общества, а как социальные паразиты и пережитки архаических времен. Так военные все чаще становятся героями анекдотов про тупых солдафонов. Соответственно снижается влияние воинского, можно сказать подлинно аристократического этоса чести и долга. А по мере роста удовлетворенности материальных потребностей снижается предельная общественная полезность производителей материальных благ, их престиж и влияние производительного (буржуазного) этоса трудолюбия и бережливости. В конце концов устанавливается культурная гегемония богемы, и гедонистический эгоизм подрывает моральный базис национального хозяйства (трудовую этику), обороноспособность (этику воина-защитника страны) и даже способность нации к демографическому воспроизводству. В наше время подобное или близкое к нему положение установилось в большинстве развитых стран. Ситуация с упадком естественной морали, предполагающей верность своему коллективу, примордиальной национальной общности в наше время еще больше усложняется влиянием глобализации, которая втягивает многих людей, особенно представителей среднего класса крупных городов в транснациональные сети различного рода. Последнее делает их жизнедеятельность оторванной от жизнедеятельности национального сообщества, делает образ жизни и самосознание космополитичными, что снижает уровень асабии данного сообщества.

 

Сам же упадок общества, как было отмечено ранее, реже проявляется теперь в территориальных потерях, но чаще в общем упадке по большинству параметров развития. Теряющее энергию общество с выродившейся элитой и неэффективным государственным аппаратом, утратившим асабию населением начинает испытывать депопуляцию и оказывается неспособным обеспечить высокие темпы технологического и экономического развития, сопротивляться военным угрозам, а также порождать привлекательные жизнеутверждающие культурные образцы.

 

Указанные факторы деградации устойчиво действуют во многих современных обществах. Так, практически во всех развитых и многих развивающихся странах наблюдается нарастающий финансовый кризис (пока что выражающийся в основном в неконтролируемом росте задолженности), революция прав (особенно прав меньшинств) и рост необоснованных социальных претензий, обострение внутриэлитных конфликтов, депопуляция коренного населения и рост иммиграции из бедных, чаще всего инокультурных стран. Отсюда можно ожидать масштабного упадка большинства современных обществ, перехода все большего числа стран в разряд несостоявшихся. Угроза ядерной войны едва ли способна «взбодрить» стареющие народы. Что в таком случае может стать средством усиления асабии и вдохнуть новую энергию – пока не ясно.

 

Рассмотренные выше модели игнорируют самостоятельную роль культурного фактора, полагая его функцией от объективных обстоятельств материального характера. Однако возможно стоит учесть самостоятельную роль культуры и влияние культуры различных типов на уровень асабии. Так японцам как-то удавалось сохранять самурайский дух в период самоизоляции несмотря на отсутствие явной внешней угрозы и нарастающее демографическое давление. Возможно для современных обществ требуется какая-то специфическая культура, заряжающая общество энергией даже в условиях отсутствия постоянной внешней угрозы и высокого уровня благосостояния.

 

Если такого позитивного решения проблемы упадка асабии не будет найдено, то, возможно, неприятным лекарством окажется мировой экономический кризис, который обрушит уровень жизни, а также нарастающая военная напряженность, которая сделает жизнь небезопасной. Думается, большинство наших современников хотели бы избежать подобного сценария, особенно той его части, когда войны опять станут средством очищения человечества от одряхлевших народов и пришедших в упадок государств. При этом само по себе снижение уровня жизни никак не гарантирует повышения асабии. В условиях нарастающего энергетического и ресурсного кризиса и спровоцированного им продовольственного кризиса некоторые бедные или наиболее утратившие пассионарность общества вполне могут прийти к коллапсу вместо возрождения.

 

Список литературы

1. Шутов В. Н. Основы современной социологии: 15 фундаментальных законов. – М.: Этерна, 2015. – 224 с.

2. Шилз Э. Общество и общества: макросоциологический подход // Американская социология. – М.: Прогресс, 1972. – C. 341–359.

3. Даймонд Дж. Коллапс. Почему одни общества выживают, а другие умирают. – М.: АСТ: АСТ МОСКВА, 2010. – 762 с.

4. Турчин П. Историческая динамика. На пути к теоретической истории. – М.: Издательство ЛКИ, 2007. – 368 с.

5. Гумилёв Л. Этногенез и биосфера Земли. – M.: Издательство АСТ, 2001. – 560 с.

6. Cline E. H. 1177 B. C.: The Year Civilization Collapsed. – Princeton and Oxford: PrincetonUniversity Press, 2015. – 264 р.

7. Diskinson O. The Aegean from Bronze Age to Iron Age. Continuity and Change Between the Twelfth and Eighth Centuries B. C. – New York: Routledge, 2006. – 298 р.

8. Платон. Сочинения в четырех томах. Т. 3. Ч. 1. – СПб.: Издательство Санкт-Петербургского университета; Издательство Олега Абышко, 2007. – 752 с.

9. Тойнби А. Дж. Постижение истории: Сборник. – М.: Рольф, 2001. – 640 с.

10. Гумилев Л. Струна истории. Лекции по этнологии. – М.: Айрис-пресс, 2013. – 608 с.

11. Арон Р. Этапы развития социологической мысли. – М.: Прогресс-Универс, 1993. – 606 с.

12. Eisenstadt S. N. The Causes of Disintegration and Fall of Empires: Sociological and Historical Analyses // Diogenes. – 1961. – No. 34, Summer. – Pp. 82–107.

13. Кеннеди П. Взлеты и падения великих держав. Экономические изменения и военные конфликты в формировании мировых центров власти с 1500 по 2000 г. – Екатеринбург: Гонзо, 2020. – 848 с.

14. Коллинз Р. Макроистория: очерки социологии большой длительности. – М.: УРСС, 2015. – 499 с.

15. Аристотель. Политика // Сочинения: в 4 т. Т. 4. – М.: Мысль, 1983. – 830 с.

16. Glubb J. The Fate of Empires and Search for Survival. – Edinburgh: William Blackwood & Sons Ltd, 1976. – 24 p.

17. Кэлхун, Джон (этолог) // Википедия. – URL: https://ru.wikipedia.org/wiki/Кэлхун,_Джон_(этолог) (дата обращения 12.06.2022)

18. Фукуяма Ф. Доверие: социальные добродетели и путь к процветанию. – М.: Издательство АСТ, 2004. – 730 с.

 

References

1. Shutov V. N. Fundamentals of Modern Sociology: 15 Fundamental Laws [Osnovy sovremennoy sotsiologii: 15 fundamentalnykh zakonov]. Moscow: Eterna, 2015, 224 p.

2. Shils E. Society and Societies: Macrosociological Approach [Obschestvo i obschestva: makrosotsiologicheskiy podkhod]. Amerikanskaya sotsiologiya (American sociology). Moscow: Progress, 1972, рp. 341–359.

3. Diamond J. Collapse: How Societies Choose to Fail or Succeed [Kollaps. Pochemu odni obschestva vyzhivayut, a drugie umirayut]. Moscow: AST: AST Moskva, 2010, 762 p.

4. Turchin P. Historical Dynamics. On the Way to Theoretical History [Istoricheskaya dinamika. Na puti k teoreticheskoy istorii]. Moscow: LKI, 2007, 368 р.

5. Gumilev L. Ethnogenesis and the Biosphere of Earth [Etnogenez i biosfera Zemli]. Moscow: Izdatelstvo AST, 2001, 560 p.

6. Cline E. H. 1177 B. C.: The Year Civilization Collapsed. Princeton and Oxford: Princeton University Press, 2015, 264 р.

7. Diskinson O. The Aegean from Bronze Age to Iron Age. Continuity and Change Between the Twelfth and Eighth Centuries B. C.New York: Routledge, 2006, 298 р.

8. Plato. Essays: in 4 vol. Vol. 3, part 1 [Sochineniya v chetyrekh tomakh. T. 3. Ch. 1]. St. Petersburg: Izdatelstvo Sankt-Peterburgskogo universiteta; Izdatelstvo Olega Abyshko, 2007, 752 p.

9. Toynbee A. J. A Study of History [Postizhenie istorii: Sbornik]. Moscow: Rolf, 2001, 640 р.

10. Gumilev L. String of History. Lectures on Ethnology [Struna istorii. Lektsii po etnologii]. Moscow: Ayris-press, 2013, 608 р.

11. Aron R. Stages of Development of Sociological Thought [Etapy razvitiya sotsiologicheskoy mysli]. Moscow: Progress-Univers, 1993, 606 p.

12. Eisenstadt S. N. The Causes of Disintegration and Fall of Empires: Sociological and Historical Analyses. Diogenes, Summer 1961, no. 34, рp. 82–107.

13. Kennedy P. The Rise and Fall of the Great Powers: Economic Change and Military Conflict from 1500 to 2000 [Vzlety i padeniya velikikh derzhav. Ekonomicheskie izmeneniya i voennye konflikty v formirovanii mirovykh tsentrov vlasti s 1500 po 2000 g.]. Yekaterinburg: Gonzo, 2020, 848 p.

14. Collins R. Macrohistory: Essays in Sociology of the Long Run [Makroistoriya: ocherki sotsiologii bolshoy dlitelnosti]. Moscow: URSS, 2015, 499 р.

15. Aristotle. Politics [Politika]. Works in 4 vol. Vol. 4. [Sochineniya: v 4 t. T. 4]. Moscow: Mysl, 1983, 830 р.

16. Glubb J. The Fate of Empires and Search for Survival. Edinburgh: William Blackwood & Sons Ltd, 1976, 24 p.

17. John B. Calhoun [Kelkhun, Dzhon (etolog)]. Available at: https://ru.wikipedia.org/wiki/Кэлхун,_Джон_(этолог) (accessed 12 June 2022).

18. Fukuyama F. Trust: The Social Virtues and the Creation of Prosperity [Doverie: sotsialnye dobrodeteli i put k protsvetaniyu]. Moscow: Izdatelstvo AST, 2004, 730 р.

УДК 304.42; 316.42; 324.8

 

Лауфер Константин Маркович – Сеченовский университет, кафедра экономики и менеджмента, доцент, кандидат философских наук, доцент, Москва, Россия.

Email: laufer_k_m@staff.sechenov.ru

SPIN: 8497-5486

Researcher ID: AAH-9913-2020

ORCID: 0000-0002-3277-2350

Scopus ID: 57208507477

Авторское резюме

Состояние вопроса: Одной из главных проблем формирования VI технологического уклада считается вытеснение людей из области производства роботами с искусственным интеллектом и следующий за этим веер социальных проблем. Эта ситуация рассматривается для общества как единого целого, а не как изменение структуры самого общества.

Методы исследования. В условиях отсутствия реально необходимого массива данных по взаимодействию искусственного интеллекта и человека основным методом изучения стала интерпретация значимых отношений и смыслов, выявленных в ходе феноменологического описания предмета исследования. Это исследование имеет целью переход от эмпирического «живого опыта прочтения» имеющихся фактов (по А. Н. Леонтьеву и А. А. Пузырей) к интерпретации в русле теорий качественных исследований Д. Полкингхорна и С. Квале.

Результаты: Четвертая промышленная революция приводит к разделению нового поколения людей на две синхронные страты: одну (поколение Альфа), тесно интегрированную с высокими технологиями, и другую (поколение Омега) – значительно большую по численности, элиминированную из процесса создания общественных благ и реализующую себя исключительно в сфере личного потребления. Эволюция Альфа на основе передовых биомедицинских технологий обеспечивается биохакингом и интеграцией с искусственным интеллектом. Омега проходит обратный путь социального регресса, вплоть до неприятия технологических новшеств и деградации способности мышления. Назревает глобальный цивилизационный конфликт между двумя группами, в том числе в сфере общественной морали, вплоть до исключения из области действия морали Альфа противоположной группы.

Область применения результатов. Построение философской и социологической теории современного этапа общественного развития для осуществления эффективного социально-экономического форсайта ближайшего будущего.

Выводы: Предложенный подход к анализу современных проблем цифровизации и первые полученные результаты дают возможность сформулировать фундаментальную идею современного этапа общественного прогресса и предложить решение выявленной глобальной проблемы развития человечества в ближайшем будущем.

 

Ключевые слова: качественные исследования; мышление; искусственный интеллект; биохакинг; теория поколений; поколение Альфа; поколение Омега.

 

Digital Technologies and Civilizational Crisis

 

Laufer Konstantin Markovich – Sechenov University, Department of Economics and Management, Associate Professor, PhD (Philosophy), Moscow, Russia.

Email: laufer_k_m@staff.sechenov.ru

Abstract

Background: One of the main problems in the formation of the Sixth technological paradigm is that robots and artificial intelligence replace humans in industry, which causes a number of social problems. The situation is considered for society as a whole and not only as a change in the structure of society itself.

Research methods: The interpretation of significant relationships and meanings identified in the course of the phenomenological description of the subject of the study became the main method due to the absence of the necessary data array on the interaction of artificial intelligence and humans. The research had the following pattern: from the empirical study of the available facts (according to A. Leontiev and A. Puzyrey) to their interpretation within the theories of qualitative research by D. Polkinghorn and S. Kvale.

Results: The fourth industrial revolution results in the division of the new generation of people into two synchronous strata: the one (generation Alpha), closely integrated with high technologies, and the other (generation Omega) – much larger in number, eliminated from the process of creating public goods and realizing itself exclusively in the sphere of personal consumption. The evolution of generation Alpha based on advanced biomedical technologies is provided by biohacking and integration with artificial intelligence. Generation Omega goes back the path of social regression, up to the rejection of technological innovations and the degradation of the ability to think. A global civilizational conflict between the two groups is brewing, including the sphere of public morality, up to the exclusion of the opposite group from the scope of Alpha morality.

Implications: Formulating a philosophical and sociological theory of the current stage of social development to have an effective socio-economic foresight for the near future.

Conclusion: The proposed approach to the analysis of modern problems of digitalization and the first results obtained make it possible to formulate the fundamental idea of the current stage of social evolution and offer a solution to the identified global problem of human development in the near future.

 

Keywords: qualitative research; thinking; artificial intelligence; biohacking; generational theory; generation Alpha; generation Omega.

 

Он конченый человек,

он не способен на ошибки в искусстве.

Эмиль Золя. «Госпожа Сурдис».

Введение

Молодой Маркс написал программные слова, определяющие его теоретическую деятельность как философа: «Так как всякая истинная философия есть духовная квинтэссенция своего времени, то с необходимостью наступает такое время, когда философия не только внутренне, по своему содержанию, но и внешне, по своему проявлению, вступает в соприкосновение и во взаимодействие с действительным миром своего времени» [1, с. 105]. Он и предположить еще не мог, насколько пророческими и важными они окажутся через 180 лет совсем в иной социально-экономической ситуации. Любая истинная философия во все времена имеет своим объектом феномен человеческого мышления, до каких бы тонких предметных различений она ни доходила в процессе теоретизирования. Сегодня именно такая ситуация – мы вступили в эпоху VI технологического уклада, строим цифровое общество, говорим о создании искусственного интеллекта и развитии нано-био-информационно-когнитивных технологий (NBIC-technologies).

 

Понимание того, что мы создаем сейчас, каким образом новые технологии повлияют на человека и изменят общество – вот линия водораздела между апологетами и визионерами нового технологического мира. IV промышленная революция, начало которой было объявлено Клаусом Швабом на Мировом экономическом форуме в Давосе 20 января 2016 года [см.: 2], включает шесть технологий цифрового блока: облачные вычисления, большие данные, искусственный интеллект, виртуальную и дополненную реальность, «интернет вещей» (в первую очередь, промышленный «интернет вещей») и блокчейн (с его важнейшим на сегодня приложением – криптовалютами). И я добавлю сюда квантовые вычисления и компьютеры.

 

Для философа основной интерес представляют, конечно, технологии искусственного интеллекта. Подчеркнем, что в английском языке термин “Artificial Intelligence” (AI) не имеет таких антропоморфных, мифологических и научно-фантастических коннотаций, как его калька «искусственный интеллект» в русском языке, поэтому мы будем использовать англоязычный термин и аббревиатуру. В тоже время необходимо понять, что же мы создаем – технологию, подвластную контролю со стороны общества, или настоящий нечеловеческий разум на иной, нежели у человека, основе.

 

Развитие сознания, появление интеллекта еще более сложный процесс. Он, конечно, не сводится к нейрофизиологии человеческого мозга, так же как и AI не сводится только к программированию многоуровневых нейронных сетей на основе deep learnin. Понимание того, что такое человеческий интеллект, мышление, и в каком отношении он находится с AI, есть задача именно философов, социологов и культурологов, как специалистов в данной области, а не психологов, нейрофизиологов, кибернетиков, программистов, специалистов IT-сферы и Computer Science, какой бы ценный вклад они ни вносили своими исследованиями в пограничные области феномена мышления.

 

Сам термин “Artificial Intelligence” сконструирован как оппозиция термину «человеческий интеллект», и решить поставленную задачу можно только подходя к ней с обеих сторон. При этом оппозиция, как философский методологический прием, предполагает не только противопоставление и разграничение, но и выявление элементов общего, порождающего содержания и взаимовлияния исследуемых феноменов, обозначаемых данными терминами. Значит, для того чтобы выяснить, что такое AI, надо прежде понять, что такое человеческий интеллект. Конечно, вся история философии замыкается на этой проблеме, и она до сих пор не решена окончательно. Но за 2600 лет развития философии достаточно много стало известно, чтобы решить проблему пограничных отношений человеческого и искусственного интеллекта.

 

Вспомним Г. В. Ф. Гегеля: «В наличном бытии определенность едина с бытием, и вместе с тем она, положенная как отрицание, есть граница, предел. Инобытие есть потому не некое безразличное наличному бытию, находящееся вне его, но его собственный момент… Присматриваясь ближе к границе, мы находим, что она заключает в себе противоречие и, следовательно, оказывается диалектичной, а именно: граница составляет, с одной стороны, реальность наличного бытия, а с другой стороны, она есть его отрицание. Но далее, граница как отрицание нечто не есть абстрактное ничто вообще, а сущее ничто или то, что мы называем “другим”» [3, с. 230–231].

 

Противопоставляя мышление человека и AI, мы определяем между ними границу, включающую диалектическое противоречие таким образом, что она является границей как человеческого, так и искусственного интеллекта. Порождая «позитивное содержание», «такая диалектика есть не внешнее деяние субъективного мышления, а собственная душа содержания» [4, с. 91]. То есть, рассматривая проявления человеческого интеллекта в его отношении к порождающему его внешнему миру, мы сможем определить основные характеристики и атрибуты AI. Это дает возможность ответить на вопрос, в каком отношении находятся человеческий и искусственный интеллект, сможет ли когда-нибудь AI выйти из-под контроля человека, представляя ему угрозу в глобальном плане, полностью подчинить себе человечество или заменить его на путях эволюции.

 

Для нас исходным пунктом в обсуждении данного вопроса является утверждение о том, что интеллект, мышление бывает только человеческим и только творческим. «Не надо 3-х слов», – писал В. И. Ленин о соотношении логики, диалектики и теории познания в «Капитале» Карла Маркса [5, с. 301]. Точно так же при определении мышления избыточными, на наш взгляд, являются атрибуты «человеческое» и «творческое», они уже имплицитно в этом понятии содержатся. Нет и не может быть никаких других форм мышления, мышление может быть только человеческим и только творческим, по крайней мере до тех пор, пока мы знаем только одну форму жизни, представленную на нашей планете.

 

Возможности развития полноценного сознания внутри «сообщества» андроидов, даже оснащенных квантовыми процессорами, AI, всеми суперсовременными приборами восприятия и отображения внешней среды и практически неиссякаемым источником энергии, ограничиваются тем, что AI не является и не может быть творческим субъектом формирования мира. Творчество как сущностная характеристика мышления, рассматриваемого как атрибут движущейся (развивающейся) материи, конкретно – человека, у AI изначально отсутствует.

 

Основная проблема развития цифрового общества заключается, на наш взгляд, не в том, может ли машина обладать интеллектом, да еще и превосходящим человеческий разум, а в том, что с развитием цифровой цивилизации мышление, творчество и созидание неизбежно будут превращаться в прерогативу достаточно узкой прослойки людей – поколения Альфа, а большая часть нового поколения, родившегося в эту эпоху, назовем его поколением Омега, объективно окажется вне этого процесса цифровизации, окажется невостребованной для дальнейшей эволюции человеческой цивилизации. Более того, в процессе социально-технологической эволюции Омега редуцируют свои способности мышления к минимуму.

 

Разрешением этой коллизии представляется неизбежное разделение эволюции человечества на два направления после поколения Z. Поколение Альфа и его потомки пойдут по пути биохакинга и сращивания физиологических и технологических процессов в развитии организма и общества для освоения все новых пространств и возможностей развития. Поколение Омега и его потомки, находящиеся в комфортной среде жизнеобеспечения, будут медленно деградировать в первую очередь в области интеллектуальной. Мы находимся в начале этого глобального цивилизационного кризиса.

 

Материалы и методы

В основе нашего исследования лежат методы диалектической логики, применяемой к пониманию мышления как специфически человеческой деятельности по освоению окружающей среды. Человек как часть природы, деятельная материя, по учению Спинозы, обладает важнейшим атрибутом – «мышлением». Но мышлением, сознанием как высшей формой движения, по Ф. Энгельсу [6, с. 360], обладает только специфически организованная деятельная материя. Это – организованное человеческое общество, то, что мы называем «социальной формой движения материи».

 

Анализ процесса эволюции живого на Земле [см.: 7–8], основанный на методологических принципах теории деятельностного сознания А. Н. Леонтьева [см.: 9–10] и концепции «идеального» Э. В. Ильенкова [см.: 11–15] приводит к следующим выводам.

 

Сознание возникает в обществе первобытных людей как специфический фактор выживания в специфической среде. Никакие другие виды, имея в виду в первую очередь приматов как ближайших биологических родственников человека, не пошли по пути социализации так далеко как человек, чтобы им потребовалось развитие такой функции как сознание. Качественный диалектический скачок в развитии психических реакций человека, в отличие от животных, и формирование у него мышления связан с особенностями его эволюции. Выхаживание детенышей вне непосредственного процесса жизнедеятельности взрослых особей – собирательства и охоты, вне контактов с угрозой встречи с хищниками и выработки специфического поведения для сохранения жизни через формирование социума вызывает необходимость передачи опыта от старшего поколения младшему в символической форме, представления одного через другое, то есть формирования «идеального». Отсюда необходимость фиксации и передачи опыта молодому поколению не напрямую, как у остальных животных, а опосредованно, через знак и вторую сигнальную систему – язык. Причем как вербальный, так и язык первобытного искусства, являющего собой конкретно-всеобщий опыт, воплощенный в артефакты искусства через индивидуальные переживания древнего художника.

 

Ярким примером этого может служить палеолитическое искусство на уже высокой стадии развития человечества. Если мы посмотрим на пещерную живопись (в пещерах Альтамиры или Ля Ляско), то трудно представить, что сорок тысяч лет назад человеком двигало врожденное чувство прекрасного или пресловутая жажда самовыражения. Скорее задачей этого делания было передача концентрированного и обобщенного опыта охотников, который, в силу технических особенностей передачи, молодое поколение никаким другим, не критическим для выживания всего племени образом, получить не могло.

 

Передача от поколения к поколению опыта, необходимого для выживания и развития вида, в концентрированном, обобщенном виде уже предполагает проникновение за границы явления, выявление сущностных, скрытых от прямого наблюдения взаимозависимостей и закономерностей, то есть определенного уровня символизма и развития речи, второй сигнальной системы.

 

Мышление, сознание, таким образом, есть всегда выделение характерных черт внешних объектов деятельности человека как социального существа, определение главных, существенных и второстепенных, «не важных» характеристик, обобщение главных, подведение их под более общие характеристики, то есть формирование понятия. Формирование понятий происходит в результате деятельности человека не по контурам видимого внешнего мира, а по его внутренним, сущностным характеристикам. Человек движется от видимости, на границе которой остается животное, к явлению и от явления к сущности. Тем самым он действует по внутренним законам окружающего его мира, все глубже и полнее познавая его и формируя свое сознание вплоть до развитых форм общественного сознания в виде обыденных представлений, мифологии, религии, общественной морали, искусства, науки и философии.

 

Условием выживания биологического вида является его внутривидовое разнообразие, индивидуализация особей в процессе приспособления к окружающей среде. У человека освоение мира на уровне мышления предполагает самостоятельность индивида, и, как следствие, с одной стороны, право на ошибку, тупиковые ходы в процессе развития, а с другой стороны – прорывы и озарения, открытия, меняющие полностью отношения с окружающей средой и внутри социума. История науки дает нам множество примеров такого рода движения.

 

Результаты

Ключевым моментом нашего понимания мышления является то, что мышление как открытие сущностных отношений мира всегда есть творческий процесс, открытие нового. Каждый акт мышления – это акт сотворения нового мира, такого, которого до этого не было. Это мир чувственно воспринимаемый и понимаемый по-новому, по-особому, индивидуально.

 

Попробуем выяснить, соответствует ли гипотетическое сообщество «умных» машин критериям формирования мышления, может ли в ходе их совместной деятельности возникнуть такие феномены как сознание и мораль. Любой быстрый и однозначный ответ грозит поставить нас в ситуацию, схожую с той, по поводу которой иронизировал Ф. Энгельс: «То, что Гельмгольц говорит о бесплодности всех попыток искусственно создать жизнь, звучит прямо-таки по-детски» [6, c. 616]. Действительно, великий физик, специалист в биофизике и физиологии человека, крупнейший организатор экспериментальной науки в Германии явно поспешил с ответом. «Жизнь есть способ существования белковых тел, существенным моментом которого является постоянный обмен веществ с окружающей их внешней природой, причем с прекращением этого обмена веществ прекращается и жизнь, что приводит к разложению белка» [там же] – это очень хорошее определение. Во-первых, потому что в этом отрывке и далее выделена принципиальная необходимость смерти единичного белкового организма для продолжения существования жизни. Во-вторых, мы просто не знаем пока никаких других форм жизни, кроме белковой. Однако ясно, что важнейшими атрибутами жизни является метаболизм и обязательная ограниченность жизни отдельных организмов, что связано с приспособляемостью биологических видов к изменчивой внешней среде, то есть их эволюцией. Сегодня ясно, что есть принципиальная возможность создать условия самопроизвольного синтеза белковых молекул, а, следовательно, есть и вероятность экспериментального создания жизни. Ф. Энгельс ясно дал понять, что создать и поддерживать в ограниченном объеме условия возникновения и развития жизни (как она определена выше) человек может уже в последней четверти XIX века.

 

По поводу других форм организации живых существ, небелковых и даже неорганических, мы пока можем строить только гипотетические предположения и теоретические модели. Сошлемся на публикацию Science, 2011: «Жизнь в основном состоит из элементов углерода, водорода, азота, кислорода, серы и фосфора. Хотя эти шесть элементов составляют нуклеиновые кислоты, белки и липиды и, следовательно, основную массу живого вещества, теоретически возможно, что некоторые другие элементы в периодической таблице могли бы выполнять те же функции. Здесь мы описываем бактерию, штамм GFAJ-1 Halomonadaceae, выделенную из озера Моно-Лейк, штат Калифорния, которая способна заменить мышьяк на фосфор для поддержания своего роста» [16].

 

Принципиально важным моментом для решения поставленной задачи является то, что неорганическая материя не способна, – возможно, пока не способна, – к метаболизму и, соответственно, к эволюции. Химические реакции с элементами внешней среды преобразуют и в конечном счете разрушают неорганические соединения.

 

Проблематизация оппозиции мышления и AI со стороны мышления приводит к выводу о том, что мышление как творческая деятельность присуща человеку не всегда и далеко не каждому представителю вида homo sapiens. Развитие AI и других элементов цифровизации общества в ходе IV промышленной революции неизбежно создаст в обществе жесткое разделение на две крупные страты: одну творческую, в которой мышление будет оставаться главным элементом эволюции и приспособления к окружающей среде, и другую, значительно более многочисленную на первых этапах этого культурно-исторического катаклизма – ту, которая окажется пассивным потребителем цивилизационных благ, производимых первой группой.

 

В обыденном представлении имплицитно полагается, что если человек – существо мыслящее, то каждый представитель вида homo sapiens sapiens является существом мыслящим. Недаром в обозначении современного подвида эта способность упоминается дважды. До эпохи индустриализации и массового потребления так оно и было. Любой человек от императора до последнего землепашца вынужден был постоянно решать все новые и новые задачи, которые перед ним ставила жизнь, общество и природа. Однако глубина мысли, проникновения в сущность явлений, деятельность по аттрактору, определяемому не чувственно воспринимаемой формой вещей, а их внутренними закономерностями в каждой страте человеческого общества и у каждого человека была своя, индивидуальная.

 

С древнейших времен наблюдается деление любого человеческого сообщества на «элиту» и «массы». Не обсуждая исторические формы этого явления, укажем, что с позиций вида «массы» обеспечивают стабильность общественного развития, а «элита» является движителем прогресса. То есть обе эти общественные группы всегда были необходимы для развития человечества.

 

Элита состоит из руководителей, духовных лидеров, пассионариев, промышленников, торговцев, инженеров, людей художественного творчества, изобретателей, революционеров, конкистадоров и пионеров, уходящих за фронтир, то есть людей творческих. Ее глобальная задача – находить новые пути развития общества, новые пространства, ресурсы, технологии.

 

Масса всегда исполняла роль охранителя устоев, способствовала стабильности общественного развития, сохранению и приумножению достигнутых результатов. В тоже время в эпохи бурных общественных потрясений она становится инструментом достижения целей элиты.

 

Превращение человека в придаток машины, в функцию производства в эпоху капитализма положила начало новому процессу – все большей специализации функции мышления в обособленном классе креативных управленцев, ученых, инженеров, художников. Что же остается на долю работника, прикованного к своему рабочему месту, являющегося придатком механической машины в промышленном производстве, или, в более широком смысле, элементом социальной машины – в труде «белых воротничков», офисных служащих, изо дня в день выполняющих свои рутинные обязанности? Схематизм действий и шаблоны поведения, не требующие актов мышления и обеспеченные общественным воспитанием и высшими психическими функциями организма. Такое поведение прекрасно изображено и проанализировано на примере торговки яйцами в небольшой работе Г. В. Ф. Гегеля «Кто мыслит абстрактно» [см.: 17]. Действительно, абстрактное мышление – мышление шаблонное, одностороннее, принимающее во внимание только одну, выделенную, важную для субъекта в данный момент сторону явления – и не мышление это в строгом смысле слова, а стандартная схема поведения в предлагаемых обстоятельствах.

 

В наше время этот процесс идет с ускорением. Мышление, как и сохранение, развитие биологического и социального разнообразия все больше концентрируется в креативном классе, который будет формироваться из поколения Альфа, родившихся между 2011 и 2024 годами. Первым исследователем, выделившим это поколение и описавшим его, был австралийский социолог М. МакКриндл [см.: 18].

 

Однако большая часть людей, родившихся в этот же временной период, окажется, по нашему мнению, вне этого процесса, что МакКриндл не отметил. Я обозначаю эту большую страту в противоположность Альфа как поколение Омега.

 

Этот термин введен врачом-диетологом и эпигенетиком доктором медицины (D. M.) К. Шэнахан в 2009 году [см.: 19]. Однако он использовался ею вне социологической теории поколений В. Штрауса – Н. Хоува (Хау) [см.: 20–21], как медицинский и физиологический маркер детей, унаследовавших в своих генах от вполне здоровых генетически родителей, дедушек и бабушек эпигенетические маркеры, появившиеся у тех в силу нездорового питания и нездорового образа жизни, и радикальным образом повлекшим изменения в здоровье, физиологии и даже внешнем облике их потомства. Мы используем этот термин в контексте теории поколений. Омега – это поколение, синхронное Альфа, проживающее рядом с представителями Альфа.

 

Численно эти страты, Альфа и Омега, разделяются по принципу В. Парето в отношении примерно один к 4. На наших глазах сегодня формируется технологический разрыв между этими двумя группами – Альфа и Омега.

 

Исторический опыт показывает, что и отдельный человек, и общество (а, в конечном счете, всегда один человек или группа пассионариев, ведущих массу) в конкретный исторический период всегда ставят перед собой социальные цели развития. Вся документированная история человечества насчитывает шесть тысяч лет. И на этом отрезке развитие человеческих сообществ, становление великих империй, осуществление грандиозных научно-инженерных решений всегда было результатом сверхусилий этих сообществ, отказа от сиюминутного комфорта ради осуществления великой надличной цели, далеко выходящей за рамки потребностей отдельного человека. Грандиозным целям сопутствуют и грандиозные жертвы. Из теории деятельностного сознания, из понимания человека как социального существа следует, что для того, чтобы человечество как вид, обладающий способностью мышления, развивалось, оно необходимо должно иметь какую-то надличную, выходящую за рамки индивидуальной субъективности цель.

 

Поколение Альфа – это будущая элита, те, кто будет непосредственно пользоваться результатами IV промышленной революции, и будет взаимодействовать с развитым AI. Альфа – это лидеры, пионеры, которые будут ставить и решать грандиозные научные, технические и социальные задачи, используя всю мощь своего интеллекта и технологий.

 

Мы стоим на пороге цивилизационного кризиса. Но этот кризис будет заключаться вовсе не в том, что AI превзойдет возможности человеческого мышления и вытеснит человека из его экологической ниши. AI в новую технологическую эпоху будет таким же техническим элементом обеспечения жизнедеятельности людей, как блокчейн, виртуальная и дополненная реальность, квантовые вычисления, большие данные, «интернет вещей». Никто ведь всерьез не говорит, что виртуальная реальность или блокчейн вытеснят людей. Если исходить из философского понимания человека и мышления, то ни о каком захвате власти машинами, бунте машин, порабощении человека машиной или уничтожении «машинной цивилизацией» человечества речи всерьез идти не может. Отсюда же следует принципиальная невозможность наделения искусственного интеллекта сознанием и моралью, и эволюция «искусственного разума» и «цивилизации роботов».

 

Попробуем это показать. Характерной чертой человека в отличие от AI являются индивидуальные траектории развития каждой персоны и наличие ошибок на этом пути как условия эволюции вида. Разнообразие опытов человека – основа изменения и выживания. Разнообразие опытов создает сложный, структурированный, развивающийся мир человеческого общества. Машина не может индивидуализировать опыт, от машины к машине он передается целиком и без изменений. AI по определению должен иметь доступ ко всей информации своего уровня (реализован ли он в контроллере, промышленном роботе, андроиде или «планетарном разуме»). То есть все машины моментально обмениваются всей доступной на их уровне информацией и оптимальными реакциями поведения. Эта ситуация великолепно описана в романе Виктора Пелевина «S.N.A.F.F.». Поэтому у машин не может быть разнообразия, индивидуальных решений как основы эволюции.

 

То, что дает возможность живому приспосабливаться к изменяющейся среде и менять ее под себя в ходе эволюции – это индивидуальный опыт и возможность совершать ошибки. У человечества как биологического вида в космической перспективе тоже нет никакой цели. Даже цели выживания. Существование множества особей вида, каждого со своим метаболизмом и своей траекторией развития дает возможность совершать ошибки, отклонения от заданной траектории развития. Негативные ошибки ведут к гибели особи и развитие ее наследственной ветки прекращается. Лучше приспособленные особи выживают и дают многочисленное потомство, расширяющее ареал обитания.

 

Машины, AI, могут только обучаться по программам, изначально заложенным в них человеком, для реализации цели, определенной человеком. AI не сможет захватить власть над человеком уже по причине слишком узкой и глубокой специализации различных его воплощений. Кто будет эту власть захватывать – пара-тройка «сговорившихся» между собой чипов, контроллер, промышленный робот, андроид-слуга, «умный» пылесос или может быть «умный» холодильник. Подобные сценарии грешат переносом на специализированный мир машин отношений человеческого общества, для которого характерно как раз отсутствие специализации его членов, по крайней мере, на начальном этапе их развития.

 

Именно так возникает ложная проблема морали у машины, проблема наделения AI нравственностью. Это очень популярная тема, начиная с опусов государственного института опережающего развития – Российской венчурной компании (ВРК) [см.: 22], которая под эти идеи, скорее всего, получает немалое бюджетное финансирование, до многочисленных роликов различных энтузиастов в YouTube, Интернете, СМИ.

 

Наиболее часто приводимый пример «морального выбора», который в ближайшем будущем придется принимать AI – это выбор робомобиля в ситуации неминуемого ДТП. Выбор состоит в следующем: кого спасать (какие действия предпринять для этого) – пассажира или пешехода, если он оказался на дороге, на траектории движения? Сразу скажем – это ложная дилемма, ложный выбор. Его просто не может быть. Робомобиль, с пассажиром или без пассажира, двигается строго по ППД. Нарушить ПДД может только человек. ППД предписывают водителю, человеку ли, AI ли – если на дороге оказался пешеход, снизить скорость и остановиться. Все. Никакого морального выбора здесь нет. Машина не может превысить максимальную скорость, она контролирует появление препятствий в зоне, достаточной для торможения – у нее не будет стоять вопрос – кого предпочесть, пассажира или пешехода, у нее есть четкий алгоритм действия на этот счет. Конечно, ситуации на дороге могут быть разные, но к моральному выбору машины они не имеют никакого отношения.

 

Действия машины ограничены поставленной человеком целью, она и сконструирована человеком для выполнения определенной задачи. Другое дело, что AI функционирует по принципу «черного ящика», мы задаем «вход» и получаем «выход». Что происходит на многоуровневой системе «нейронных сетей» AI мы не знаем, но зато мы знаем, как оно внутри устроено. Цель машины – наилучшим способом в изменяющихся внешних условиях (параметры этих изменений тоже задаются разработчиком) достичь цели, поставленной человеком. Других целей у машины (например, завоевания всемирного господства, вытеснения человека из его экологической ниши) быть не может. Машине это попросту не нужно.

 

Цивилизационный кризис, о котором говорится выше, будет заключаться в том, что разделение на элиту (Альфа) и массы (Омега) получит новое наполнение. Массы потеряют свою роль охранителя устоев традиционного общества и основной производительной силы. Их роль передается AI и другим элементам нового промышленно-экономического уклада.

 

Решение этой проблемы потребует крупнейших социальных преобразований. Жизнь Омега будет проходить в комфортных безопасных условиях, практически на всем готовом, а ресурсов экономики даже сегодня хватает, чтобы обеспечить такие условия в глобальном масштабе. Между Альфа и Омега возникнет технологический барьер, не нужны будут никакие КПП и заборы, Омега просто нечего будет делать в высокотехнологичных мегаполисах проживания Альфа, типа сегодняшнего Сонгдо в Южной Корее. Главным занятием Омега будет удовлетворение своих личных потребностей, которые будут удовлетворяться в местах их компактного проживания. Поскольку для получения этих благ не нужно будет прилагать каких-либо значимых усилий, эти потребности, особенно духовные, будут все больше и больше редуцироваться к простейшим формам.

 

Сегодняшний опыт локдаунов и самоизоляции в условиях пандемии Covid-19 в развитых странах показывает, что большинство населения, освободившись от рутины ежедневного пребывания на рабочих местах, не начало писать картины маслом, сочинять сонеты или проектировать межзвездные корабли. У большинства для этого не хватает не только таланта и навыков, но и необходимых накопленных технических знаний и художественного опыта переживания жизни. И это является определяющим и для будущих представителей Омега. Отсутствие необходимости борьбы за жизнь, за полагающиеся тебе социальные блага ведет к сужению социального опыта. Становится нечего передавать другим, также как и не возникает такого желания. По законам эволюции бездействующий орган отмирает, функция, им осуществляемая, элиминируется. Так происходит и с мышлением у представителей Омега. При отсутствии необходимости в мышлении представители Омега переживут редукцию этой способности вплоть до самых примитивных форм. Даже в современном мире для обыденного существования и выживания массам нет необходимости постоянно и много мыслить, как это было в эпохи непосредственного контакта человека с природной средой. Достаточно движения по апробированным опытом поколений схемам мыследеятельности или предлагаемым для потребления маркетинговыми гуру операциям с технологическими новинками и социальными сетями.

 

Конечно, школьное обучение позволит выявлять и среди детей Омега наиболее талантливых. Им будут предоставлены социальные лифты, но воспользовавшись ими, они по факту перейдут в страту Альфа.

 

И такая стратегия социального партнерства будет значительно выгоднее для Альфа, чем решение постоянно репродуцируемых проблем с Омега, если Альфа выберут другую социальную стратегию, господствующую сегодня, – стратегию капитализма и частного обогащения.

 

Следующим этапом должно стать формирование специфического отношения Альфа к Омега, формирование сначала принципов морального превосходства, а затем, на протяжении еще десяти-двадцати лет, и формирование специфической групповой морали Альфа, не рассматривающей лиц Омега как субъектов моральных отношений, субъектов человеческого общества.

 

Выход из конституированной ситуации для Омега пока видится только в творчестве семейной жизни и воспитании подрастающих детей – наиболее креативной области человеческой деятельности, при этом наименее подверженной автоматизации со стороны AI. Молодая семья как сфера творчества есть в то же время и сфера мышления. «Вся эволюция жизни – это эволюция родительской заботы о потомстве» [23, с. 4]. Эта деятельность идеально подходит под определение мышления как оно понимается в концепции Леонтьева – Ильенкова. А именно, как творческая деятельность человека в рамках социальной организации, выходящая за рамки шаблонов поведения. Молодые родители вынуждены ежедневно, ежечасно решать сложнейшие вопросы здоровья, самочувствия, поведения и развития своего ребенка в условиях неопределенности. Сегодня большинство молодых семей задавлены рутиной быта, необходимостью добывать пропитание и сохранять стабильные условия существования. В эпоху новых поколений технологические и социальные проблемы такого рода будут сняты, отцы поколения Омега, чья архетипическая функция добытчика и защитника будет элиминирована, смогут заняться воспитанием детей в полной мере. В этом процессе возникает диалог семейной пары, совместная деятельность по поиску нестандартных решений, совершение ошибок и открытий при трансляции родительского опыта и его усвоении детьми. Таким образом, в условиях свободы от необходимости добывания средств существования семью из поколения «омега» с маленькими детьми до 7 лет мы можем характеризовать как область реализации функции мышления в данном сообществе. Более взрослые дети переходят к шаблонным процедурам обучения самым необходимым навыкам в школе. И это будут действительно шаблонные процедуры, осуществляемые дистанционно через Интернет. Занятия, пусть даже записанные лучшими педагогами Альфа, будут неизбежно адаптированы под начальный уровень средней массы учеников поколения «омега», и, по определению, этот уровень не может быть высоким. Примером этого в сегодняшнем образовании служит наличие как массового образования, так и элитных школ с повышенными требованиями и специально разработанными программами для незначительно количества талантливых детей. В условиях, когда образование для представителей поколения Омега перестанет быть инструментом социального лифтинга, карьеры, этот процесс расслоения на массовое образование для учеников из поколения Омега и на элитное образование для учеников из поколения Альфа приобретет еще более выраженную форму.

 

Выводы

1. Понимая, что такое мышление, даже гипотетически мы не можем предположить, что AI разовьется до уровня возникновения у него сознания.

2. AI не может быть конгруэнтен мышлению и не может занять место человека на вершине эволюционного развития.

3. Главная дилемма цифровой эпохи: разделение общества на две синхронных страты, обозначенные как поколение Альфа и поколение Омега.

4. Поколение Омега в результате развития технологий деградирует интеллектуально, перестает мыслить и становится не нужным человечеству как виду для его выживания.

5. Никакими технико-технологическими ухищрениями этот объективный процесс не затормозить.

6. Основной областью творческой деятельности для поколения Омега остается семья, воспитание своих маленьких детей.

7. Главная проблема IV промышленной революции лежит не в области техники и мифической угрозы человечеству со стороны AI, а в области социальных отношений: как сохранить человечество как единый вид, возможно ли это и нужно ли это для вида?

8. Важнейшим вопросом нашей эпохи становится следующий: если мы принимаем как неизбежность развитие по пути двух подвидов – Альфа и Омега, что необходимо делать в краткосрочной и среднесрочной перспективе для решения проблем надвигающегося цивилизационного кризиса?

Список литературы

1. Маркс К. Передовица в № 179 «Kolnische Zeitung». // Маркс К., Энгельс Ф. / Собрание сочинений. – 2-е изд. – Т. 1. – М.: Государственное издательство политической литературы, 1955. – С. 93–113.

2. World Economic Forum Annual Meeting. 20–23 January 2016. Davos-Klosters, Switzerland / The World Economic Forum. – URL: https://www.weforum.org/events/world-economic-forum-annual-meeting-2016/programme?theme=Fourth%20Industrial%20Revolution (дата обращения 30.10.2021).

3. Гегель Г. В. Ф. Энциклопедия философских наук. Т. 1. Наука логики. – М.: Мысль, 1974. – 452 с.

4. Гегель Г. В. Ф. Философия права. – М.: Мысль, 1990. – 524 c.

5. Ленин В. И. План диалектики (логики) Гегеля. // Полное собрание сочинений – 5-е изд. – Т. 29. Философские тетради. – М.: Издательство политической литературы, 1969. – С. 297–302.

6. Энгельс Ф. Диалектика природы. Заметки и фрагменты // Маркс К., Энгельс Ф. / Собрание сочинений – 2-е изд. – Т. 20. – М.: Государственное издательство политической литературы, 1961. – С. 339–628.

7. Лауфер К. М. Прямохождение homo как предпосылка возникновения мышления. // Философия Э. В. Ильенкова и современная психология. Сборник научных трудов. / Под общей ред. д. ф. н. Г. В. Лобастова, д. ф. н. Е. В. Мареевой, д. ф. н. Н. В. Гусевой. – Усть-Каменогорск, 2018. – С. 143–148.

8. Лауфер К. М. Концепция «идеального» Э. В. Ильенкова и «искусственный интеллект» // Э. В. Ильенков: проблема единства и целостности философско-мировоззренческих взглядов. Материалы XXI Международной научной конференции «Ильенковские чтения», 26–27 апреля 2019 г., Москва. / Под общей ред. д. ф. н., проф. Г. В. Лобастова. – СПб.: Астерион, 2019. – С. 63–75.

9. Леонтьев А. Н. Деятельность. Сознание. Личность. – М.: Политиздат, 1975. – 304 с.

10. Leontyev А. N. Activity and Consciousness // Marxists Internet Archive. – URL: https://www.marxists.org/archive/leontev/works/activity-consciousness.pdf (дата обращения accessed 30.10.2021).

11. Ильенков Э. Идеальное. И реальность. 1960–1979. – М.: Канон+ РООИ «Реабилитация», 2018. – 528 с.

12. Ильенков Э. В. Диалектическая логика. Очерки истории и теории. // Диалектическая логика: собрание сочинений. Т. 4. – М.: Канон+ РООИ «Реабилитация», 2020. – С. 222–449.

13. Ильенков Э. В. Диалектика идеального // Диалектика идеального: собрания сочинений. Т. 5. – М.: Канон+ РООИ «Реабилитация», 2021. – С. 16–85.

14. Лобастов Г. В. Идеальное. Образ. Знак. – М.: НП ИД «Русская панорама», 2017. – 232 с.

15. Jantzen W., Ottinen V. (Ed.) Leontjew, Iljenkow und die Meschtscherjakow-Debatte – Metodologische Bemerkungen // Evald Ilyenkov’s Philosophy Revisted. – Helsinki: Helsinki Kikimorapublikations, 2000. – Pp. 79–95.

16. Wolfe-Simon F., Blum J. S., Kulp T. R., Gordon G. W., Hoeft S. E., Pett-Ridge J., Stolz J. F., Webb S. M., Weber P. K., Davies P. S. W., Anbar A. D., Oremland R. S. A Bacterium That Can Grow by Using Arsenic Instead of Phosphorus // Science. – 03 June 2011. – Vol. 332. – Issue 6034. – Pp. 1163–1166. – URL: https://science.sciencemag.org/content/332/6034/1163 (дата обращения 30.10.2021). DOI: 10.1126/science.1197258.

17. Гегель Г. В. Ф. Кто мыслит абстрактно? / Работы разных лет. – В 2-х тт. – Т. 1 – М.: Мысль, 1970. – С. 387–393.

18. McCrindle M., Fell A. Understanding Generation Alpha // Generation Alpha – Born 2010–2024. – URL: https://generationalpha.com/wp-content/uploads/2020/02/Understanding-Generation-Alpha-McCrindle.pdf (дата обращения accessed 30.10.2021).

19. Shanahan C., Shanahan L. Deep Nutrition. Why Your Genes Need Traditional Food. – New York: Flatiron Boors, 2017 – 512 p.

20. Strauss W., Howe N. Generations: The History of America’s Future, 1584–2069. – New York: Quill – William Morrow, 1992. – 538 p.

21. Strauss W., Howe N. The Fourth Turning: What the Cycles of History Tell Us About America’s Next Rendezvous with Destiny. – New York: Crown Publishing Group, 1992. – 402 p.

22. Агамирзян И., Белоусов Д., Кузнецов Е., Зотов А., Данилин И., Холкин А., Штайнмюллер А., Штайнмюллер К., Пройдаков Э., Лукин Е., Раевский А., Лукьяненко С., Первушин А. Вызов 2035 / Составитель сборника В. Буров. – М.: Издательство «Олимп-Бизнес», 2016. – 240 с.

23. Петрановская Л. В. Тайная опора. Привязанность в жизни ребенка. – М: АСТ, 2015. – 112 с.

 

References

1. Marx K. A Leading Article in no. 179 of the “Kölnische Zeitung”. [Peredovitsa v № 179 “Kolnische Zeitung”]. Marks K., Engels F. Sobranie sochineniy, 2-e izd., T. 1. (Marx K., Engels F. Complete Works, vol. 1). Moscow: Gosudarstvennoe izdatelstvo politicheskoy literatury, 1955, pp. 93–113.

2. World Economic Forum Annual Meeting. 20–23 January 2016. Davos-Klosters, Switzerland. Available at: https://www.weforum.org/events/world-economic-forum-annual-meeting-2016/programme?theme=Fourth%20Industrial%20Revolution (accessed 30 October 20212).

3. Hegel G. W. F. The Encyclopaedia of the Philosophical Sciences. Vol. 1. Science of Logic [Entsiklopediya filosofskikh nauk. T. 1. Nauka logiki]. Moscow: Mysl, 1974, 452 p.

4. Hegel G. W. F. Elements of the Philosophy of Right [Filosofiya prava]. Moscow: Mysl, 1974, 524 p.

5. Lenin V. I. Conspectus of Hegel’s Book “The Science of Logic” [Plan dialektiki (logiki) Gegelya]. Polnoe sobranie sochineniy, 5-e izd. T. 29. Filosofskie tetradi. (Complete Works. Vol. 29. The Philosophical Notebooks). Moscow: Izdatelstvo politicheskoy literatury, 1969, pp. 297–302.

6. Engels F. Dialectics of Nature [Dialektika prirody]. Marks K., Engels F. Sobranie sochineniy, 2-e izd., t. 20. (Complete Works, vol. 20). Moscow: Gosudarstvennoe izdatelstvo politicheskoy literatury, 1961, pp. 339–628.

7. Laufer K. M. Homo Bipedalism as a Prerequisite for the Emergence of Thinking [Pryamokhozhdenie homo kak predposylka vozniknoveniya myshleniya]. Filosofiya E. V. Ilenkova i sovremennaya psikhologiya. Sbornik nauchnykh trudov (Philosophy of E. V. Ilyenkov and Modern Psychology. Collected Works). Ust-Kamenogorsk, 2018, pp. 143–148.

8. Laufer K. M. Ilyenkov’s Concept of the “Ideal” and “Artificial Intelligence” [Kontseptsiya “idealnogo” E. V. Ilenkova i “iskusstvennyy intellect”]. E. V. Ilenkov: problema edinstva i tselostnosti filosofsko-mirovozzrencheskikh vzglyadov. Materialy XXI Mezhdunarodnoy nauchnoy konferentsii “Ilenkovskie chteniya”, 26–27 aprelya 2019 g., Moskva (E. V. Ilyenkov: the Problem of the Unity and Integrity of Philosophical and Ideological Views. Proceedings of the XXI International Scientific Conference “Ilyenkov Readings”, April 26–27, 2019, Moscow). Saint Petersburg: Asterion, 2019, pp. 63–75.

9. Leontyev А. N. Activity, Consciousness, and Personality [Deyatelnost. Soznanie. Lichnost]. Moscow: Politizdat, 1975, 304 p.

10. Leontyev А. N. Activity and Consciousness. Available at: https://www.marxists.org/archive/leontev/works/activity-consciousness.pdf (accessed 30.10.2021).

11. Ilyenkov E. Ideal. And Reality. 1960–1979 [Idealnoe. I realnost. 1960–1979]. Moscow: Canon + RPOD “Rehabilitation”, 2018, 528 p.

12. Ilyenkov E. V. Dialectical Logic, Essays on Its History and Theory. [Dialekticheskaya logika. Ocherki istorii i teorii]. Dialekticheskaya logika: sobranie sochineniy. T. 4. (Complete Works. Vol. 4. Dialectical Logic). Moscow: Canon+ RPOD “Rehabilitation”, 2020, pp. 222–449.

13. Ilyenkov E. V. Dialectics of the Ideal. [Dialektika idealnogo]. Dialektika idealnogo: sobranie sochineniy, T. 5. (Complete Works. Vol. 5. Dialectics of the Ideal). Moscow: Canon + RPOD “Rehabilitation”, 2021, pp. 16–85.

14. Lobastov G. V. Ideal. Image. Sign [Idealnoe. Obraz. Znak]. Moscow: NP Id Russkaya Panorama, 2017, pp. 132–144.

15. Jantzen W., Ottinen V. (Ed.) Leontyev, Ilyenkov and the Meshcheryakov Debate. Methodological Remarks [Leontjew, Iljenkow und die Meschtscherjakow-Debatte. Metodologische Bemerkungen]. Evald Ilyenkov’s Philosophy Revisted. Helsinki: Helsinki Kikimorapublikations, 2000, pp. 79–95.

16. Wolfe-Simon F., Blum J.S., Kulp T.R., Gordon G.W., Hoeft S.E., Pett-Ridge J., Stolz J.F., Webb S.M., Weber P.K., Davies P.S.W., Anbar A.D., Oremland R.S. A Bacterium That Can Grow by Using Arsenic Instead of Phosphorus. Science, 03 June 2011, vol. 332, is. 6034, pp. 1163–1166. URL: https://science.sciencemag.org/content/332/6034/1163 (accessed 30.10.2021). DOI: 10.1126/science.1197258.

17. Hegel G. W. F. Who Thinks Abstractly? [Kto myslit abstraktno?]. Raboty raznykh let: v 2 t., T. 1. (Works of Different Years: in 2 vol. Vol. 1). Moscow: Mysl, 1970, pp. 387–393.

18. McCrindle M., Fell A. Understanding Generation Alpha. Available at: https://generationalpha.com/wp-content/uploads/2020/02/Understanding-Generation-Alpha-McCrindle.pdf (accessed 30.10.2021).

19. Shanahan C., Shanahan L. Deep Nutrition. Why Your Genes Need Traditional Food. New York: Flatiron Boors, 2017, 512 p.

20. Strauss W., Howe N. Generations: The History of America’s Future, 1584–2069. New York: Quill – William Morrow, 1992, 538 p.

21. Strauss W., Howe N. The Fourth Turning: What the Cycles of History Tell Us About America’s Next Rendezvous with Destiny. New York: Crown Publishing Group, 1992, 402 p.

22. Agamirzyan I., Belousov D., Kuznetsov E., Zotov A., Danilin I., Kholkin A., Steinmuller A., Steinmuller K., Proydakov E., Lukin E., Raevskiiy A., Lukyanenko S., Pervushin A.; Burov V. (Comp.) Challenge 2035 [Vyzov 2035]. Moscow: Olimp-Bizness, 2016, 240 p.

23. Petranovskaya L. V. Secret Reliance. Affection in a Child’s Life. [Taynaya opora. Privyazannost v zhizni rebenka]. Moscow: AST, 2015, 112 p.

 
Ссылка на статью:
Лауфер К. М. Цифровые технологии и цивилизационный кризис // Философия и гуманитарные науки в информационном обществе. – 2022. – № 1. – С. 42–59. URL: http://fikio.ru/?p=4985.
 

© Лауфер К. М., 2022

УДК 930.85; 316.324.8

 

Горохов Павел Александрович – Российская Академия Народного Хозяйства и Государственной службы при Президенте РФ, филиал в Оренбурге, профессор кафедры гуманитарных, социально-экономических, математических и естественнонаучных дисциплин, доктор философских наук, профессор, Оренбург, Россия.

Email: erlitz@yandex.ru

SPIN: 9090-4375

Южанинова Екатерина Рафаэлевна – Оренбургский государственный университет, профессор кафедры философии, культурологии и социологии, доктор педагогических наук, кандидат философских наук, доцент, Оренбург, Россия.

Email: yuterina@yandex.ru

SPIN: 8022-9788

Авторское резюме                           

Состояние вопроса: Проблема влияния глобальной компьютерной сети на становление и бытийствование исторической памяти не часто становилась предметом философского исследования. Хотя сама историческая память зачастую чрезмерно политизируется, все же ведущей и вызывающей наибольшие опасения тенденцией является недостаточное внимание государства к проблемам сохранения исторической памяти. Негативен и антипатриотичен, по большей части, и сам характер информации о прошлом, которая транслируется через Интернет.

Результаты: Историческая память – совокупность представлений о прошлом, находящаяся между историей как наукой и историей как реальным прошлым, которое может быть совершенно неизвестным или же не до конца познанным. Современное медиапространство служит основой и главным проводником массовой культуры, которая характеризуется организованной индустрией потребления и широко разветвленной сетью массовой коммуникации, пронизанной нигилистическими и антипатриотическими идеями. Все это вместе взятое оказывает соответствующее дисфункциональное воздействие на индивидуальное и общественное сознание и историческую память, обращая ее в злокачественную парамнезию.

Область применения результатов: Результаты исследования могут быть использованы для преподавания специальных курсов по социальной философии, философии истории, философии техники.

Выводы: Историческая память часто подменяется исторической парамнезией: «злокачественной» или «доброкачественной». «Доброкачественная» историческая парамнезия играет положительную роль в народной культуре, когда ложные исторические представления возникают на основе любви к Родине и чувстве патриотизма. Среди причин деформирования исторической памяти важное место занимают новые этика и эстетика российского медиапространства. Помимо положительного влияния на формирование и укрепление исторической памяти, Интернет оказывает дисфункциональное воздействие на индивидуальное и общественное сознание, способствуя развитию «злокачественной» исторической парамнезии. Поэтому важнейшей задачей становится становление патриотично ориентированного медиапространства, которое может оказать помощь не только в формировании и сохранении исторической памяти, но и в обосновании патриотизма как национальной идеи России.

 

Ключевые слова: историческая память; интернет-ресурсы; историческая амнезия; историческая парамнезия; патриотизм; национальная идея; общественное сознание; индивидуальное сознание.

 

The Influence of Internet Resources on the Phenomenon of Historical Memory: a Philosophical Study

 

Gorokhov Pavel Alexandrovich – the Presidental Russian Academy of National Economy and Public Administration, branch in Orenburg, professor of the department of humanities, mathematics, socio-economic and natural sciences, doctor of philosophy, professor, Orenburg, Russia.

Email: erlitz@yandex.ru

Yuzhaninova Ekaterina Rafaelevna – Orenburg State University, Professor of the Department of Philosophy, Cultural Studies and Sociology, Doctor of Pedagogy, PhD (philosophy), Associate Professor, Orenburg, Russia.

Email: yuterina@yandex.ru

Abstract

Background: The influence of the global computer network on the formation and existence of historical memory has not often become the subject of a philosophical study. Although historical memory itself is excessively politicized, the leading trend that causes the greatest concern is the insufficient attention of the state to the problems of preserving historical memory. The very type of information about the past, which is broadcast via the Internet, is negative and anti-patriotic.

Results: Historical memory is a set of ideas about the past, located between history as a social science and history as a real past, which may be completely unknown or not fully known. The modern media space serves as the basis and main conductor of mass culture, which is characterized by an organized consumer industry and a widely branched network of mass communication, supporting nihilistic and anti-patriotic ideas. All this taken together has a corresponding dysfunctional effect on individual and public consciousness as well as historical memory, turning the latter into “malignant” paramnesia.

Implications: The results of the study can be used in running special courses in social philosophy, philosophy of history, philosophy of technology.

Conclusion: Paramnesia: “malignant” or “benign” often replaces historical memory. “Benign” historical paramnesia plays a positive role in popular culture, when false historical ideas arise based on love for the Motherland and a sense of patriotism. Among the reasons for the deformation of historical memory, the new ethics and aesthetics of the Russian media space occupy an important place. In addition to a positive impact on the formation and strengthening of historical memory, the Internet has a dysfunctional effect on individual and public consciousness, contributing to the development of “malignant” historical paramnesia. Therefore, the most important task is the creation of a patriotically oriented media space, which can help not only in the formation and preservation of historical memory, but also in the justification of patriotism as Russia’s national idea.

 

Keywords: historical memory; Internet resources; historical amnesia; historical paramnesia; patriotism; national idea; public consciousness; individual consciousness.

 

В сложную и противоречивую эпоху, переживаемую сегодня нашей Родиной, актуализировалась и вызывает широкий общественный интерес проблема исторической памяти: существует специальный фонд «Историческая память», в Саратовском национальном исследовательском университете издаётся журнал «История и историческая память», в партии «Единая Россия» анонсирован проект «Историческая память». Не перестают говорить о необходимости сохранения исторической памяти и позиционирующие себя патриотическими партии и организации, например, КПРФ и «Коммунисты России». Проблема исторической памяти зачастую чрезмерно политизируется, что порой мешает взглянуть на нее sine ira et studio, без гнева и пристрастия оценить определенные события прошлого, героев и антигероев отечественной истории. Отрадно, что не прекращают издаваться классические и современные работы по отечественной истории, регулярно выходят исторические журналы.

 

Видимо, большинство россиян старшего и среднего поколения живёт сейчас лишь славным прошлым нашей страны, а не ее полным проблем настоящим и уж тем более не туманным будущим. С другой стороны, среди российской молодежи наблюдается ужасающая и массовая историческая безграмотность, в том числе и среди молодых бакалавров, получивших формальное высшее образование. Недаром за последние годы в молодежной среде возник модный «слоган», выражающий предельно нигилистическое отношение к истории: «Зачем знать прошлое – ведь меня тогда на свете не было!» Ныне основательно забыли как Н. Г. Чернышевского, так и его замечательные слова: «Не любить историю может только человек, совершенно не развитый умственно». Над страной явственно нависла угроза потери исторической памяти.

 

Великая формула Рене Декарта «Я мыслю, следовательно, существую» в молодежной среде все чаще заменяется постмодернистским девизом: «Я в сети, следовательно, существую». Мыслящая личность невозможна без памяти, а лишенный памяти человек превращается в простой винтик общества потребления, в деперсонализированного индивида, блуждающего на просторах виртуального пространства. Интернет за последние два десятка лет стал экзистенциальным фактором не только для молодежи. И формирование мировоззрения на индивидуальном и социальном уровнях, в том числе и устойчивых представлений о событиях прошлого, напрямую связано с воздействием интернет-ресурсов.

 

Все это делает актуальным философское изучение проблемы исторической памяти как не только социального, но и социокультурного явления. Цель работы состоит в исследовании роли интернет-ресурсов в формировании исторической памяти. Эта цель достигается последовательным решением ряда задач:

1) изучить степень разработанности проблемы в существующей научной литературе и предложить авторское определение исторической памяти;

2) рассмотреть сетевые ресурсы как источники формирования исторической памяти;

3) выявить созидательные и деструктивные аспекты воздействия глобальной компьютерной сети на формирование и сохранение исторической памяти.

 

Методология исследования – помимо общенаучных методов анализа и синтеза, индукции и дедукции – включает в себя:

1) семиотический метод, позволяющий рассматривать традиции не только как знаковое, но и как коммуникативное явление;

2) сравнительно-сопоставительный метод;

3) ситуационный анализ.

 

Проблема влияния глобальной компьютерной сети на становление и бытийствование исторической памяти не часто оказывалась предметом философского исследования. Хотя проблема исторической памяти, именуемой порой памятью социальной или коллективной, не нова в отечественной историографии и историософии. По сути дела, любой крупный историк не только масштаба Н. М. Карамзина, С. М. Соловьева или В. О. Ключевского, но и такие небесталанные и многогранные исследователи отечественной истории, как Б. А. Рыбаков или И. Я. Фроянов, Д. А. Волкогонов или Э. С. Радзинский, неизбежно затрагивали в своих трудах некоторые теоретические аспекты проблемы исторической памяти и ее формирования.

 

В сущности, история – память человечества, а любая память, к сожалению, не совершенна. Она может деформироваться, в ней могут возникнуть фантомы – живые и устойчивые представления о никогда не происходивших событиях. И если фантомы индивидуального сознания существуют покуда жив индивид, то фантомы общественного сознания часто приобретают статус социокультурной реальности и заменяют собой реальное прошлое. Используемое в психологии понятие парамнезия («ложная память») вполне применимо к истории.

 

Проблема исторической памяти тесно связана с различными трактовками исторического факта. Факты – хлеб историка, согласно расхожему высказыванию. Как отмечает К. А. Шпека, «исторический факт – объясненное событие прошлого на основе философской концептуальной модели исторического процесса, вскрывающей онтологические основания бытия общества» [30, с. 48].

 

В современной научной литературе историческая (коллективная, социальная) память понимается чаще всего как некая система социокультурных методов и институтов, контролирующих и преобразующих важное для настоящего момента социальное знание в информацию о прошлом для передачи новым поколениям «накопленного общественного опыта» [27]. Считается, что французская социологическая школа дала стимул для развития многочисленных современных концепций, рассматривающих историческую (социальную) память. В немецкой литературе используются термины Geschichtskultur (историческая культура) и Geschichtsbewusstsein (историческое сознание), в англоязычной исследователи оперируют понятием national memory (национальная память).

 

На наш взгляд, не всегда корректно отождествлять понятия «историческая память», «социальная память», «историческая культура», «национальная память», «память мира» и прочие концепты – при всей их смысловой схожести. Видимо, именно понятие «историческая память» обладает наибольшей содержательной и концептуальной глубиной, ибо история включает в себя целостные представления о политике, экономике, культуре, религиозных верованиях и всех прочих аспектах прошлого социума. В то же время понятие «национальная память» более узко и ориентировано в большей степени этнологически.

 

Есть история как реальное прошлое, как объективная реальность, некогда существовавшая и оставившая или же не оставившая после себя материальные артефакты и следы в виде исторических источников, памятников, предметов культуры и быта. Есть история как наука, обладающая определенными – целостными или зачастую фрагментарными – представлениями о прошлом. Эти представления чаще всего субъективны, ибо даже историк, стремящийся к максимальной объективизации, неизбежно привносит в собственные исследования личностное начало. На наш взгляд, между историей как совокупностью определенных научных или псевдонаучных представлений о прошлом и историей как реальным прошлым, которое может быть познанным или же представляться любопытным потомкам полной terra incognita, лежит историческая память. В идеале, историческая память должна быть максимально приближена к правде реальной истории, но это возможно не всегда – прежде всего, по причине отсутствия или скудости исторических источников.

 

Историческая память может содержать элементы мифологии. В ней реальность причудливо сочетается с вымыслом, как в летописном рассказе о мести княгини Ольги, жестоко наказавшей древлян за убийство ее супруга князя Игоря. Совершенно очевидно, что в летописном рассказе содержится элемент исторической правды – разумеется, месть имела место. Но вот была ли она именно такой разносторонней и «многоэтапной», как об этом повествует «легенда о княгине Ольге», или же все обстояло намного прозаичнее – этого историки никогда не узнают. Еще Н. М. Карамзин видел в этом рассказе Нестора черты народной сказки.

 

Или вспомним повествование о героическом подвиге панфиловцев, который оказался вымыслом журналистов Коротеева, Ортенберга и Кривицкого. Но этот рассказ о героизме советских солдат – героизме, который был тогда повседневным явлением, а потому не вызывал никаких сомнений, был повторен в замечательных произведениях писателей и поэтов Н. Тихонова, В. Ставского, А. Бека, Н. Кузнецова, В. Липко. Эти произведения вошли в плоть и кровь народной культуры, стали составной частью представлений о великом подвиге советских людей в годы войны. И хотя еще в 1948 году Генеральной Прокуратурой СССР было произведено соответствующее расследование, память о выдуманном подвиге обрела черты реальной истории. Здесь историческая парамнезия сыграла и продолжает играть свою положительную роль в народной культуре, ибо эти ложные исторические представления возникли на основе любви к Родине и чувстве патриотизма. Мы предлагаем называть такую историческую парамнезию «доброкачественной».

 

Поэтому при всей иллюзорности, фрагментарности и нередкой противоречивости, исторической памяти присущи значительные созидательные потенции. Историческая память способна сохранять в ментальности народа оценки событий прошлого. Эти оценки трансформируются в ценностные ориентации, определяющие людские действия – как на индивидуальном, так и на социальном уровне. Влияние стереотипов исторической памяти на народное сознание и деяния отдельных людей – в особенности политиков – может как сплачивать общество, так и оказывать деструктивное воздействие. Проблема исторической памяти находится на стыке интересов истории, философии истории (историософии), социальной психологии. Поэтому к рассмотрению проблемы исторической памяти обращались мыслители и ученые самых разных научных направлений и специализаций.

 

В библиографии по проблеме исторической памяти следует особо отметить книгу А. В. Гулыги «Искусство истории» [см.: 11], в которой впервые в советской литературе того времени был проанализирован феномен исторической памяти. А. В. Гулыга – историк, филолог-германист и философ – был человеком колоссальной эрудиции, поэтому при рассмотрении проблемы исторической памяти он привлекал богатейший историко-культурный материал. Для Гулыги историческая память – основа формирования народной духовности. Потеря исторической памяти приводит к утрате национальной идентичности. Здесь А. В. Гулыга развивает идеи великого Гегеля, высказанные в «Философии истории».

 

Анализ исторической памяти сквозь призму современной исторической действительности, ее смысла и назначения, проводится в ряде диссертационных исследований конца ХХ – начала XXI веков. Отметим работы К. А. Васильева [см.: 5], М. Г. Зинятовой [см.: 13], М. Г. Дмитриевой [см.: 12], А. А. Кара-Мурзы [см.: 14], О. Б. Мамаевой [см.: 19], О. А. Митрошенкова [см.: 20], Н. А. Синицыной [см.: 26], М. Л. Шуб [см.: 31].

 

Следует упомянуть исследовательские статьи, прямо или косвенно затрагивающие проблему исторической памяти. Это работы И. М. Савельевой и А. В. Полетаева [см.: 25], Л. П. Репиной [см.: 22], Е. В. Романовской [см.: 24], Е. Ю. Рождественской [см.: 23]. Из доступной отечественному исследователю иноязычной литературы, напрямую затрагивающей проблемы исторической памяти, стоит упомянуть работы немецкоязычных исследователей Марко Демантовски [см.: 36], Йорна Рюзена [см.: 41], Элизабет Эрдманн [см.: 37], Ганса Юргена Панделя [см.: 39]. Из англоязычной литературы следует выделить фундаментальный справочник по исследованиям в области теории и истории культуры под редакцией Марио Карретеро, Стефана Бергера и Марии Гревер [см.: 35], исследования Кеннета Нордгрена [см.: 38], Николаса Поппера [см.: 40].

 

Переходим теперь к анализу отечественной литературы о влиянии компьютерной сети на историческую ментальность и память российского общества. Интересно отметить одно обстоятельство. Историческое сознание зародилось в недрах мифологического сознания, поэтому долгое время было отягощено его пережитками. К таковым пережиткам относилось отождествление мысли и действия, слова и дела, изображения и изображаемого. Л. С. Васильев отмечает, что историческая память «проявилась вначале в форме рассказов о прошлом, очень быстро превращавшимся в мифы и легенды, в которых, однако, концентрировалось самое основное, что следовало знать о прошлом» [6, с. 110]. Миф порой формировал историческую реальность. И глобальную компьютерную сеть также можно отнести к некоей современной мифологической среде, формирующей наши представления о реальности, в том числе и о прошлом.

 

У нас в стране в последние годы Интернет активно изучался представителями самых разнообразных гуманитарных и общественных наук. Применительно к теме воздействия Интернета на формирование исторической памяти особо интересны статьи Д. В. Амирова [см.: 2], И. Ксенофонтовой [см.: 16], В. С. Шелеста [см.: 29]. Резюмируем некоторые общие выводы, содержащиеся в упомянутых работах. Авторы отмечают, что ведущей и вызывающей наибольшие опасения тенденцией является недостаточное внимание государства к проблемам сохранения и развития исторической памяти. Эта тенденция выражается даже в самом принципе подачи информации, связанной с отечественной историей, в образовательных учреждениях разного уровня. Негативен и антипатриотичен, по большей части, и сам характер информации о прошлом, которая транслируется через систему средств массовой коммуникации, в том числе через Интернет. Но согласно данным, полученным в ходе опроса общественного мнения РФ, среди важнейших социальных институтов, которые призваны сохранять и развивать историческую память населения, были названы именно организации культуры и образовательные учреждения российского государства. Видимо, такое положение дел напрямую связано с тем, что ныне нет четко продуманной и реализуемой на практике государственной политики в сфере сохранения и развития исторической памяти.

 

Следствием провозглашенной Б. Н. Ельциным в 90-е годы деидеологизации общественной жизни, которая на деле свелась к бездумному отрицанию идей и ценностей социализма, стала утрата того базиса, на котором можно было бы разработать государственную концепцию формирования исторической памяти. Одновременно становилась все актуальнее необходимость в создании новой системы ценностного восприятия прошлого страны и происходящих в ней перемен. Ведь в обществе, не обладающем подобной системой ценностей, возникает нравственная пустота. Это и произошло в 90-е годы в нашей стране, когда аннигилировались многие традиционные ценности. Возросла опасность социальных конфликтов, произошла моральная деградация. Во многом вину за это несут и средства массовой информации, в том числе и появившийся в России в конце 90-х годов Интернет. В литературе подчеркивается, что Интернет, как и любое техническое новшество, обладает как негативным, так и позитивным воздействием. Изучение того положительного влияния, которое может оказать сеть Интернет для формирования исторической памяти, представляется весьма актуальной и своевременной задачей.

 

Обратимся к рассмотрению сетевых ресурсов как источников формирования исторической памяти. Мы затронем некоторые аспекты концептуализации исторической памяти именно в связи с реальностью глобальной компьютерной сети и особенностями ее функционирования.

 

Гибель Советского Союза, которая явилась, по словам Владимира Путина, крупнейшей геополитической катастрофой в истории всего мира, привела к необратимым изменениям в истории, быте и психологии народов, населявших некогда единое государство. В СССР, представлявшем исторически закономерную форму существования великого российского многонационального государства, формированию исторической памяти уделялось большое внимание – пусть даже в некоторых аспектах она оказывалась деформированной. Ныне все чаще и чаще говорят не о сходстве, а о различиях в ментальности бывших «братских» народов, которые со временем все более и более углубляются – не без влияния всемирной паутины.

 

Историческая память народов бывшего СССР претерпела необратимые изменения. Ныне некоторые высокопоставленные политики, не зная реальную историю Великой Отечественной войны, а скорее всего – намеренно искажая историческую правду, утверждают, что Освенцим освобождали исключительно украинцы, ибо лишь украинцы воевали в частях Украинского фронта. Первым это мнение выразил министр иностранных дел Польши Гжегож Схетына, а американская The Washington Post перепечатала эти слова в номере от 22 января 2015 года без критических комментариев[1]. Так был рожден исторический миф, ныне бытующий в интернет-пространстве и массовом сознании. Такая историческая парамнезия носит деструктивный и антипатриотический характер. Мы предлагаем именовать ее «злокачественной».

 

За прошедшие годы стало ясно, что Запад не спешит пускать бывшие советские республики в свой «общий дом» на правах равноправного партнера, рассматривая их лишь в качестве сырьевого придатка. Впрочем, даже допущенные в «европейский рай» прибалтийские народы, считавшие себя в советскую эпоху закабаленными, довольны отнюдь не всем. Но ведь была дружба народов, причем искренняя и многократно проверенная – даже на полях битв Великой Отечественной! И эта дружба – отнюдь не простой идеологический штамп, как пытаются сейчас уверить неопытную молодежь, которой не довелось по молодости лет жить в СССР.

 

Значительную роль в деструктивных преобразованиях последних лет, в формировании прозападного сознания у бывших советских людей сыграли средства массовой информации, сформировавшие особое медиапространство, в советскую эпоху просто невозможное, в том числе и по чисто техническим причинам. Сама глобальная сеть Интернет стала повседневной реальностью лишь за последние четверть века мировой истории, но уже внесла колоссальный вклад в создание современной мифологии.

 

Мифы современного медиапространства, в том числе и формирующие и деформирующие историческую память, поистине безграничны и поражают своим разнообразием! Многие из них всячески способствуют созданию ситуации исторической амнезии или злокачественной парамнезии у пользователей интернет-ресурсов. И создающие эти мифы деятели хорошо известны. «Кровосмеситель с праведным лицом, клятвопреступник с обликом святого» [28; 7, с. 496] – эти воистину шекспировские типажи постоянно мелькают в выпусках политических новостей и социальных сетях.

 

Сам термин «медиапространство» – калька с английского media space. Сам английский термин «media» – всего лишь сокращенный, американизированный вариант понятия «media of mass communication» («средства массовой коммуникации»). Под средствами массовой коммуникации чаще всего понимаются отправители посланий, институционально организованные и использующие технические средства. К средствам массовой коммуникации традиционно относят прессу, электронные средства массовой коммуникации, радио, телевидение, кинематограф. Все они, в той или иной мере, способствуют как формированию исторической памяти, так и, к сожалению, ее деформации и аннигиляции. И именно Интернет объединяет практически все возможности и функции СМИ, являясь их синтезом (гипермедиа) и отражая в своем зеркале как достоинства, так и пороки общества.

 

Важной проблемой являются нравственные и эстетические аспекты функционирования российского медиапространства. Часто говорят о дисфункциональности Интернета, который вместо подлинной истории чаще всего предоставляет пользователю ее конъюнктурно окрашенный суррогат. Интернет является ныне не только средством передачи информации, но и синкретичным механизмом, формирующим мировоззрение индивида и непосредственно влияющим на него на протяжении всей жизни. Философия, этика, религиозные и сексуальные предпочтения индивидов и социальных групп складываются и изменяются под влиянием мировой паутины. Не является исключением и историческая память.

 

Мы позволим себе привести в качестве рабочего определение, данное Е. Н. Юдиной: «Медиапространство может быть позиционировано как особая реальность, являющаяся частью социального пространства и организующая социальные практики и представления агентов, включенных в систему производства и потребления массовой информации» [34, с. 56]. Всемирная компьютерная сеть – порождение и форма существования массовой коммуникации, то есть обмена социально-значимой информацией между большим числом людей разного социального статуса и положения.

 

В философию ХХ столетия термин «коммуникация» ввел Карл Ясперс, причем он рассматривал коммуникацию как «основное условие человеческого бытия». Многие идеи Ясперса продолжил Карл-Отто Аппель, который предложил различать реальное и идеальное коммуникативные сообщества. Юрген Хабермас говорит о «коммуникативной компетенции», имея в виду способность говорящего или слушающего овладевать общими правилами речи и понимать ее в рамках соответствующей культуры. Причем Хабермас в своей теории «коммуникативного действия» понимает речь предельно широко, ибо рассматривает человеческое поведение прежде всего как символически опосредованную интеракцию по модели языковых актов. Хабермас заговорил о смене философской парадигмы – переходе от философии сознания к языковой прагматике, которую многие постмодернисты на современных ментальных пространствах масс-медиа довели до абсурдной крайности.

 

Современные средства массовой информации предпочитают заниматься лишь тем, что интересно в данный момент. Интересы могут изменяться в течение дня многократно, нет ничего постоянного. А история все же предполагает определенную статику. Но именно взгляды-«однодневки» можно считать подлинным «символом веры» современного медиапространства, в том числе и Интернета. Здесь мы не беремся обсуждать эту позицию с точки зрения этики или аксиологии, потому что этот вопрос не входит целиком в границы нашего исследования. Мы лишь констатируем данное положение вещей.

 

Интернет как часть современного медиапространства обладает огромным влиянием как на общественное, так и на индивидуальное сознание. Медиапространство формирует определенные представления не только о социальной реальности, но и о реальности в целом. Тем более огромна роль компьютерной сети в процессе формирования исторической памяти, в целостном влиянии на национальную и культурную социализацию. Более того, Интернет уже давно выполняет в обществе функцию социального научения, ибо создает и поддерживает определенные правила поведения, а также социокультурные и исторические стереотипы.

 

Да, влияние современного медиапространства на ментальность как отдельно взятого человека, так и социальных групп, огромно. Но в человеческой психике все же существуют механизмы защиты от массированного и агрессивного воздействия медиапространства. Не всегда аудитория является лишь послушной массой, которая некритически воспринимает любую информацию по принципу anything goes. Ведь роль исторических источников и объективных научных трудов в формировании подлинной исторической памяти никто не отменял. Именно они способствуют тому, чтобы историческая память народа максимально сближалась с историей как наукой.

 

С другой стороны, человек сейчас порой даже не может определить, откуда у него сформировалось то или иное представление о прошлом: из книг, газет, телевидения или Интернета. Прекрасно, когда в сети можно найти труды всех выдающихся отечественных историков. Но там можно просмотреть и клеветнические антирусские передачи или прочитать русофобские статьи, которые не формируют историческую память, но лишь деформируют ее, способствуя распространению злокачественной парамнезии в общественном сознании.

 

Порой само восприятие информации о событиях прошлого, которое протекает по определенным законам, ограничивает возможности деструктивного воздействия Интернета. Так происходит, разумеется, не всегда. Среди факторов, способствующих критическому восприятию навязываемой информации, психологи называют, прежде всего, высокий интеллектуальный уровень реципиента. Образованный человек критически относится к домыслам и измышлениям – в том числе и на историческую тему. Стоит учитывать осознанный характер человеческого восприятия, то есть соизмерение представляемой информации с реальностью и собственным опытом из прошлого. Психологи рассуждают также о дискретности, ибо любое восприятие прерывисто и связано с выборочностью потребления информации в соответствии с собственными интересами, желаниями и вкусами.

 

Интернет («взаимосеть» или «сеть сетей») как открытая сетевая система в медиапространстве не только несет в себе общие достоинства и пороки этого пространства, но и обладает его важнейшими специфическими чертами. Всемирная сеть появилась вследствие запросов военной индустрии и первоначально не несла на себе никакой глобальной нагрузки. Свое широкое распространение именно как средство массовой коммуникации Интернет получил в 90-е годы прошедшего века. Ныне Интернет стал феноменом культуры, который многие рассматривают даже как модельную объективацию сферы разума – ноосферы.

 

Функциональные особенности Интернета, синтезирующего в себе текст, звук и видео, по сути дела уникальны. Не следует забывать и о гипертексте. Этим термином исследователи предпочитают называть разветвленную систему связей (ссылок) между текстами и документами мультимедиа на основе универсального гипертекстового языка и стандартного формата адресов. Все это делает Интернет лидирующим среди участников современного медиапространства, проявляющих интерес к изучению истории и сохранению исторической памяти.

 

Существует огромное количество сайтов исторической тематики. Например, огромную популярность приобрели Борис Акунин с его сайтом «Любовь к истории» и электронные версии популярных исторических журналов «Дилетант», «Историк» и «Родина». Да и сама возможность прочитать электронные версии статей из профессиональных исторических журналов «Вопросы истории» и «Российская история» чрезвычайно важна для формирования исторической памяти.

 

Оцифрованы многие исторические документы в ведущих архивах страны (Российский государственный архив древних актов, Российский государственный архив социально-политической истории, Российский государственный военный архив, Архив внешней политики Российской Федерации), ведется большая работа по оцифровке уникальных библиотечных фондов. Стоит особо отметить портал «Архивы России» Федерального Архивного Агентства, на котором периодически проводятся различные виртуальные выставки («Ленин», «Брежнев», «Косыгин»), реализуются интернет-проекты («Голоса писателей и поэтов России», «Крым в истории России», «1939 год. От “умиротворения” к войне»), публикуются коллекции архивных документов («Японские военнопленные в СССР», «Помогал ли Советский Союз варшавским повстанцам?»).

 

Среди позитивных факторов Интернета можно назвать возможность проведения научных конференций и, по сути дела, получения образования как такового, в том числе и исторического. Огромна роль Интернета в процессе самообразования, когда не только большинство трудов известных историков доступны в сети, но и можно просмотреть оцифрованные газеты и журналы «давно минувших дней».

 

Интернет дает возможность доступа к культурным ценностям (виртуальным библиотекам, музеям, выставкам, экскурсионным турам). Самое главное, Интернет дает возможность самовыражаться даже замкнутым в реальной жизни людям в разнообразных сетевых дискуссиях. Разумеется, к самовыражению стремятся не только психически здоровые индивиды, но и некоторые социопаты и психически больные люди, да и просто наивные неофиты, изобретающие очередной «историко-концептуальный велосипед» или безграмотные люди, стремящиеся навязать свою точку зрения.

 

Беда в том, что благодаря открытости всемирной сети для всех и каждого, там можно не только найти и прочесть Тацита в оригинале и в переводах на все языки или же полюбоваться сокровищами Лувра, но и познакомиться с человеконенавистническими книгами Г. Климова или историческими «трудами» Акселя Хистора, в абсурдности своей даже превзошедшими книги по «новой хронологии» А. Т. Фоменко. Поэтому, наверное, жесткий государственный контроль над сайтами необходим, иначе всемирная компьютерная сеть превратится во всемирную паутину лжи. Тогда до формирования исторической памяти никому не будет дела, а злокачественная парамнезия проникнет во все клетки организма российского общества.

 

Интернет как важнейший феномен медиапространства существенным образом трансформировал современную культурную среду. Прежде всего, сами структурно-функциональные характеристики всемирной сети не позволяют говорить о ней как о некой строго центрированной и иерархичной системе. В этой связи вспоминается термин Ж. Делеза и Ф. Гваттари «ризома» из их одноименной работы (1976). Этот термин происходит от французского «корневище» (le rhizome) и обозначает сугубо внеструктурный и нелинейный способ организации целостности, оставляющий возможность для имманентной подвижности. Делез и Гваттари подчеркивали возможность воплощения в современную жизнь внутреннего творческого потенциала, рассуждая о «самоконфигурации».

 

И для Интернета атрибутивным является именно сетевой, а не иерархический принцип организации. Это влечет важнейшие последствия для всей современной социокультурной ситуации, ибо Интернет позволяет распространять информацию не только моментально, но и разновекторно. Это придает как культуре, так и антикультуре невиданную прежде динамичность. Культура и ее разнообразные антиподы, в том числе и деформированная историческая память, начинают функционировать в особом, немыслимом прежде пространстве, для обозначения которого еще писатели-фантасты придумали термин «киберпространство».

 

Разумеется, Интернет отражает много положительных аспектов социального бытия, в том числе и принцип конвергенции, который ныне получает все большую популярность в гуманитарных науках. Сам термин «конвергенция» восходит к латинскому глаголу «сonvergere» (сближаться, сходиться). В политических теориях второй половины XX века, существовавших до гибели великого Советского Союза, этим термином обозначали концепцию, согласно которой СССР должен приобрести либеральные черты, а Запад «стать» более социалистическим. В более широком смысле под конвергенцией часто понимают увеличение сходства между различными обществами, находящимися на одной стадии исторического развития. Это необычайно актуально для формирования единой исторической памяти народов, связанных единой исторической судьбой или имеющих давние и тесные культурные связи.

 

Конвергенция, в идеале, предполагает устранение внешнего, внеэкономического неравенства, выраженного в грубой форме. Интернет может как способствовать конвергенции, понимаемой в качестве средства сглаживания социальных конфликтов и проведения демократических преобразований, так и препятствовать оной. Происходящие ныне события на Украине прекрасно иллюстрируют эту мысль. Запад объявил против братского нам народа настоящую информационную войну, в которой история часто становится разменной монетой, а подлинная историческая память аннигилируется, превращаясь в некий лживый симулякр.

 

Сама идея сближения двух систем была впервые выдвинута Питиримом Сорокиным в книге «Россия и Соединенные Штаты», написанной еще в 1944 году. Впоследствии эту идею чрезвычайно тенденциозно пытался использовать в своей антисоветской деятельности академик-диссидент А. Сахаров. Если следовать теории конвергенции, то ни социализм, ни капитализм в их самых разнообразных модификациях не являются совершенными с точки зрения принципа гуманизма. Именно медиапространство, в идеале, может помочь создать новые формы социально-экономической и культурной жизни, в которых бы в концентрированном виде могло найти свое выражение то лучшее, что имеется в обеих системах. Это относится и к исторической памяти народов земного шара – особенно в современную эпоху цивилизационного и социокультурного противостояния.

 

Но беда в том, что человеку издавна свойственно руководствоваться высказыванием Овидия: «Video meliora proboque, deteriora sequor», что по-русски означает: «Благое вижу, хвалю – но к дурному влекусь» (В другом переводе: «Вижу и одобряю лучшее, а следую худшему»). Наверное, это врожденное свойство человека – использовать любое техническое новшество для создания орудий уничтожения и самодеструкции. Сейчас эти врожденные свойства человека поставили мир на самый край страшной пропасти, ибо все достоинства Интернета могут обернуться во зло и нанести непоправимый ущерб его пользователям. Маленькие дети и подростки могут лицезреть в Интернете не только любимые мультфильмы, но и казнь Саддама Хусейна или гибель великого политика и мученика Каддафи. Поэтому логично обратиться к нравственным и эстетическим аспектам функционирования Интернета как части российского медиапространства, непосредственно связанной с формированием и функционированием исторической памяти.

 

Большинство из тех, кто активно действует в российском медиапространстве, автоматически относит себя к представителям той социальной прослойки, которую традиционно именуют интеллигенцией. А уж последняя любит рассуждать как об этике, так особенно и об эстетике, чаще всего вспоминая Иммануила Канта. Но, к слову, жить по Канту большинство представителей интеллигенции особенно не торопится, ибо легко высказать максиму – «Должен, потому что можешь», но куда как более трудно жить согласно этой максиме. Да и отечественной истории интеллигенция наша по большей части не знает. Но незнание – это еще половина беды. Гораздо чаще интеллигенция в России историю сознательно фальсифицирует в угоду политическому моменту, всячески способствуя росту злокачественной исторической парамнезии.

 

Здесь позволим себе несколько исторических отступлений. Совершенно прав был наш великий историк В. О. Ключевский, который в дневнике за июль 1892 г. отметил: «Предмет истории – то в прошедшем, что не проходит как наследство, урок, неоконченный процесс, как вечный закон. Изучая дедов, узнаем внуков, т. е., изучая предков, узнаем самих себя. Без знания истории мы должны признать себя случайностями, не знающими, как и зачем мы пришли в мир, как и для чего в нем живем, как и к чему должны стремиться; механическими куклами, которые не родятся, а делаются, не умирают по законам природы, а ломаются по чьему-то детскому капризу» [15, с. 18].

 

Великие слова, ибо грехи тех, кто правит бал на поле современного медиапространства и всячески деформируют историческую память в прессе, на телевидении и в Интернете, имеют глубокие корни. Попытаемся это показать, ибо без знания прошлого нет и не может быть достойного будущего.

 

Общеизвестно, что термин «интеллигенция» был введен в 60-гг. XIX века писателем П. Боборыкиным. Многие исследователи задавались и задаются вопросом, зачем нужно было изобретать новый термин для обозначения людей умственного труда, которые именно в то время стали в большом количестве появляться в России. Н. А. Бердяев в книге «Истоки и смысл русского коммунизма» пишет: «Intеllесtuеls – это люди интеллектуального труда и творчества, прежде всего ученые, писатели, художники, профессора, педагоги и пр. Совершенно другое образование представляет собой русская интеллигенция, к которой могли принадлежать люди, не занимающиеся интеллектуальным трудом и вообще не особенно интеллектуальные. И многие русские ученые и писатели совсем не могли быть причислены к интеллигенции в точном смысле слова. Интеллигенция скорее напоминала монашеский орден или религиозную секту со своей особой моралью, очень нетерпимой, со своим обязательным миросозерцанием, со своими особыми нравами и обычаями» [3, с. 29].

 

Но именно эти люди с мышлением сектантов стали формировать зачатки того, что мы в конце ХХ столетия стали называть «медиапространством», а ранее именовали просто и без особых лингвистических затей «демократической и свободной прессой».

 

Еще в 1912 году военный историк, генерал-майор Генерального штаба Е. И. Мартынов восклицал: «Попробуйте задать нашим интеллигентам вопросы: что такое война, патриотизм, армия, военная специальность, воинская доблесть? Девяносто из ста ответят вам: война – преступление, патриотизм – пережиток старины, армия – главный тормоз прогресса, военная специальность – позорное ремесло, воинская доблесть – проявление глупости и зверства…» [4, с. 112]. Недаром в 1909 году М. О. Гершензон в статье «Творческое самосознание» из сборника «Вехи» патетически обращался к интеллигенции: «Одно, что мы сможем сказать русскому интеллигенту, это – постарайся стать человеком» [7, с. 65].

 

За прошедшее столетие во взглядах нашей интеллигенции мало что изменилось, суть некоторых ее представителей осталась такой же предательской, как и в 1905 году, когда русские интеллигенты посылали телеграммы японскому императору и поздравляли его с победой над Россией! Их логика была проста: чем хуже для России, тем лучше для грядущей революции. Им даже не приходила в голову мысль, что вспыхнувший костер революции поглотит их самих! Сегодня же некий «Конгресс русской интеллигенции» призывает Россию капитулировать перед агрессивным напором НАТО. Свое нигилистическое отношение к истории нашей страны такие деятели выражают в различных сетевых ресурсах, всячески способствуя развитию исторической амнезии и злокачественной парамнезии. Поэтому мы различаем понятия «интеллигенция» и «интеллектуалы», предлагая – вслед за Н. А. Бердяевым и Л. Н. Гумилевым – именно последним термином обозначать достойных с точки зрения морали представителей умственного труда.

 

Каким же это все представляется знакомым, когда начинаешь вдумываться в то, что творится в нашем медиа-пространстве – особенно когда смотришь очередную «просветительскую» передачу, полную ненависти к русскому народу и его истории! Оклеветать в Интернете или на телевидении сегодня можно любого. И причем совершенно безнаказанно – в особенности давно ушедшего из жизни великого политика. «Даже осёл может лягнуть мертвого льва», – говорят на Востоке. Невольно вспоминается Шекспир, который вложил в уста купца Бальтазара из «Комедии ошибок» следующие слова:

 

И клевета, направленная дерзко

На вашу незапятнанную честь,

Проникнет всюду, даже и в могилу, –

Дурная слава держится в потомстве;

Она и вас самих переживет, –

Вселившись в дом, она уж не уйдет [28, т. 2, с. 134].

 

Интеллигенция, начавшая формироваться в первые годы царствования Александра II, быстро превратилась в секту профессиональных разрушителей и хулителей прошлого и настоящего – наподобие тургеневского Базарова. Они были органически неспособны ничего создавать, но разрушали самозабвенно и творчески. С 70-х годов XIX века в России буйствовала настоящая вакханалия террора и невиданная пропаганда разрушения всего и вся. Поэтому историческую память, да и всю человеческую культуру в целом, такие представители интеллигенции могли лишь деформировать, что они не без успеха и делали. Талантливый, но настроенный предельно нигилистически критик Д. И. Писарев относился к философии и искусству с таким презрением, что, как известно, заявлял, что пара сапог важнее Шекспира. Эту фразу Писарева впоследствии заклеймит Ф. М. Достоевский в статье «Господин Щедрин, или раскол в нигилистах» и в своем великом романе «Бесы», давшем правдивый и нелицеприятный портрет русской нигилистической интеллигенции.

 

По Гегелю, история повторяется дважды, сначала в виде трагедии, потом в виде фарса. Вот и в годы горбачевской перестройки появились многомудрые и велеречивые деятели, считавшие себя совестью нации, цветом отечественной интеллигенции. Многие из них заговорили об исторической незначимости России по сравнению с Западом, об исконной жестокости русских людей и позорной русской истории.

 

Одной из главных целей так называемой «гласности» эпохи перестройки было осуществление деструктивных изменений в сознании народа, составной частью которых было очернение отечественной истории. П. А. Горохов и В. В. Батеженко отмечают: «Постепенно разрушались те образы и культурные стереотипы, которые составляли идеологическое и культурное ядро советского общества. Были привлечены средства массовой информации, известные писатели, кинорежиссеры, ученые – все они, в меру своих сил, лили воду на мельницу дискредитации той системы, которой были обязаны всем в жизни» [10, с. 53]. Всячески шельмовалась отечественная история – особенно история советского периода и ее герои. «Прорабы перестройки» формировали новое, подвластное Западу и его ценностям медиапространство и выливали свою ненависть к истории России и русским людям на страницах журналов наподобие «Огонька».

 

Именно не без помощи медиапространства аннигилировались нравственные ценности, стало безразлично добро и зло. Формирование новой этики и эстетики привело к формированию новых людских типажей, которые стали появляться на просторах бывших союзных республик. Эти типажи стали поистине знаковыми, часто получая наименования «человек толпы», «человек без лица» и «человек без свойств» (по названиям произведений Э. По, А. Беляева и Р. Музиля).

 

На наш взгляд, эти понятия – отнюдь не возрастные, хотя подавляющее большинство из тех, кого можно обозначить этими «славными» терминами, относятся именно к молодому возрасту и принадлежат к поколению, сформировавшемуся после краха СССР и формирующемуся и по сей день. Шут у Шекспира в комедии «Конец – делу венец» как бы дает меткую характеристику большинству представителей этого «толерантного и политкорректного» поколения: «Ничего не говорить, ничего не делать, ничего не понимать и ничего не иметь за душой – вот главнейшие из ваших достоинств, сумма которых мало чем отличается от нуля» [28, т. 5, с. 517]. Тем более, всемирной историей и великим и трагическим прошлым нашей страны они совершенно не интересуются, а их «историческая память» простирается в прошлое не далее, чем до имен дедушек и бабушек (и то не всегда).

 

Исследователь аксиосферы Интернета и медиапространства Е. Р. Южанинова пишет: «Общество достаточно быстро превратилось в общество потребления, жизнедеятельность которого организована таким образом, что при манипулировании культурными кодами инициируются потребительские психологические установки, причём само потребление становится доминирующим содержанием» [33, с. 186]. Потребление влечёт за собой не просто активизацию манипулирования знаками и кодами – производство и потребление товара и знака сливаются, становясь производством и потреблением “товара-знака”. Наступает эпоха “утраты устойчивого значения”, так как бесконечное количество имитаций, копий (симулякров), создание симулякров (при помощи рекламы, PR-акций) приводит к исчезновению границ между действительностью и её образом. По мнению философов-постмодернистов, происходит симуляция даже социальных институтов и социальных ценностей. Прошлая, традиционная социальность меняет своё значение, её заслоняют и начинают заменять новые виды реальности.

 

Увы, основной ценностью у молодых людей становятся чисто материальные потребности и задачи. Тут уже не до исторической памяти. Если ценивший и знавший труды Гегеля марксист В. И. Ленин говорил в своей некогда известной всей стране речи о задачах Союзов молодежи, что «коммунистом стать можно лишь тогда, когда обогатишь свою память знанием всех тех богатств, которые выработало человечество» [17], тем самым превознося стремление к универсальности и безграничности человеческого духа, то бывший министр образования России А. Фурсенко еще в 2007 году укорил советскую систему образования в том, что она, дескать, формировала человека-творца, «а сейчас задача заключается в том, чтобы взрастить квалифицированного потребителя, способного квалифицированно пользоваться результатами творчества других» [21].

 

Разумеется, во многом «правила игры» и жизненные стандарты для молодежи задает старшее поколение, ведущее генеалогию от партийного и комсомольского идеологического аппарата, продавшего великое право социалистического первородства за протухшую «чечевичную похлебку» западных свобод. Перестройка Горбачева и реформы Ельцина низвергнули народ и страну не только в пучину бедствий, но и в омут исторической амнезии.

 

Стремление исключительно к материальным благам приводит к снижению культурного уровня. Именно деньги – основа основ, краеугольный камень в системе жизненных ценностей хозяев и адептов современного медиапространства как старшего, так и младшего поколения. Здесь уже не до формирования и поддержания исторической памяти. Именно низкий культурный уровень – самая типичная, на наш взгляд, отличительная черта массового человека, усиленно формируемая и культивируемая некоторыми сетевыми ресурсами. Эта черта – одна из причин дисфункциональности Интернета, ибо очень часто такие безграмотные люди порой даже не в состоянии понять элементарных вещей, а тем более факты и закономерности исторического процесса. Ни о какой исторической памяти здесь и речи быть не может. Доктора исторических наук С. Алексеев и О. Плотникова пишут о результатах социологических опросов молодежи: «Отвечая на вопрос об отношении к истории, 41,7 % честно признали, что со школы относятся к ней с безразличием – не любимый предмет, но и не нелюбимый. При ответе на другой вопрос, о знании истории, 47,9 % разумно признают, что пока знают историю недостаточно, хотя и изучают ее, в то время как 27 % не могут признать, что вообще знают историю» [1].

 

Если «массовый человек» старшего поколения еще худо-бедно имел какое-то образование (чаще всего техническое), то «молодая поросль» сформированных Интернетом «людей без лиц» просто шокирует своей безграмотностью и ужасающим бескультурьем. Поражает их пренебрежение именно к истории как составной части гуманитарного знания, по их твердому убеждению, совершенно бесполезному. И в этом сказывается их ориентация на американский образ жизни: недаром за океаном процветает философия прагматизма, согласно которой подлинной ценностью обладает лишь то, что приносит непосредственную и скорейшую материальную выгоду.

 

Безграмотность молодого поколения устраивает власть предержащих, ибо безграмотность чаще всего связана с бездуховностью. Современная молодежь в большинстве своем совершенно не знает истории своей страны. Большинство из них полагают, насмотревшись масштабных работ голливудских поденщиков, что фашистскую Германию победили американцы. Впрочем, не только в Голливуде здесь дело. Однажды в очередной клеветнической передаче о русской истории было заявлено, что переломным моментом в истории Второй мировой войны являлось… открытие Второго фронта. Причем живописали героизм солдат, но только не русских, а немецких! Автору этих строк запомнилась фраза о том, что «немцы поливали своей кровью каждую пядь земли, но не сдавались». Думается, определенным силам в нашей стране выгодна политика оболванивания молодого поколения и лишения его собственного прошлого. Например, некоторые антипатриотические и откровенно лживые передачи о русской истории транслировались в лучшее эфирное время, а сейчас вывешены в сети для всеобщего обозрения!

 

Некогда Чингиз Айтматов в своем романе «Буранный полустанок» («И дольше века длится день») поведал легенду о манкуртах – людях, лишенных памяти и обращенных завоевателями в рабов. Такой манкурт – просто животное, занятое удовлетворением своих физиологических потребностей. «Массовый человек» тоже по преимуществу занят удовлетворением своих материальных потребностей, поэтому такие люди столь схожи с манкуртами.

 

В XX столетии история невероятно убыстрила свой ход. На ум невольно приходят слова Гамлета: “The time is out of joint”. Время действительно «вышло из суставов», «свихнулось», стало неуправляемым. Сложность любого переходного периода – в его антиномичности, в жуткой противоречивости. Таким эпохам присущи взаимоисключающие противоречия, каждая из сторон которых верна и справедлива при всей их несовместимости. Эти антиномии часто не подвластны анализу современников, тем более что наш информационный век задает новые темпы развития.

 

Если в предшествующие эпохи для коренного изменения ментальности требовались жизни нескольких поколений, то в веке двадцатом дело ограничивалось десятком лет. И мощь новых средств массовой информации сыграла здесь не последнюю роль. В ушедшее столетие в России был проведен советский эксперимент по ломке национального характера, занявший всего 10–20 лет, и эксперимент, который осуществлялся и осуществляется до сих пор на наших глазах: создание человека массовой культуры как типа, преобладающего на огромной территории России и других бывших союзных республик.

 

Если воспользоваться марксистской терминологией в переносном значении, то именно культура является подлинным базисом общества, а все остальное – лишь надстройка. Гуманитарное образование – прочный, проверенный веками и нестареющий фундамент национальной культуры и исторической памяти. Базис культуры создает полноту бытия человека. Разумеется, было бы наивно возлагать задачу исправления нравственности и сохранения исторической памяти в нашей стране лишь на искусство, но еще большей наивностью будет вера в то, что успехи экономики возместят моральные потери – они необратимы. Человек не станет лучше и добрее, если он будет жить в особняке. И в трущобах, и в коммуналках живут добрые люди, а в особняках – не столько филантропы, сколько подлецы. Но все же сюжеты отечественной истории заставят человека задуматься над жизнью скорее, чем новый гаджет.

 

Безграмотными «Иванами, родства не помнящими» манипулировать легче. Приходят в упадок подлинные история, философия, искусствознание. Математики берутся переписывать всемирную историю, обнаруживая полное незнакомство с археологией, но зато отрицая все и вся, в том числе и существование древнеегипетской цивилизации, а их невежественные писания с восторгом принимаются такой же невежественной аудиторией. И одновременно исчезает память о прошлом. Остается лишь жалкая пародия на нее.

 

И еще одну черту человека массовой культуры, тесно связанную с уже названными, стоит отметить. Это – пренебрежение и презрение к русскому народу, его традициям и обычаям, к его славной истории. Глобализация, разумеется, наносит существенный удар по национальной и культурной самобытности всех европейских народов, но сильнее всего она бьет по экономически отсталым странам. Гибнут национальные культуры, не выдерживая мощной всесторонней экспансии США, ибо это сильнейшее в мире государство уже давно «заказывает музыку» для всех и в прямом, и в переносном смысле.

 

Интернет служит основой и основным проводником массовой культуры, которая характеризуется организованной индустрией потребления и широко разветвленной сетью массовой коммуникации. Все это вместе взятое оказывает соответствующее дисфункциональное воздействие на индивидуальное и общественное сознание и деформирует историческую память как важнейшую часть национальной культуры. Основные социальные функции массовой культуры, которые реализуются в Интернете, таковы: интеграция народа в существующую систему общественных отношений; отвлечение его внимания от подлинных и реальных проблем социального бытия и переключение сознания на развлекательную массовую продукцию, восприятие которой не требует особых интеллектуальных усилий. При таком положении дел речь о сохранении и трансляции исторической памяти вестись не может.

 

Увы, в современной России и на постсоветском пространстве не только исчезает подлинная культура, но и рушатся последние ценностные опоры. Некогда еще президент Ельцин высказался в том смысле, что неплохо было бы создать национальную идею для России. Его окружение принялось на все лады расписывать необходимость создания таковой идеи. Но в чем она может заключаться, никто внятно так и не сформулировал. Действительно, а в чем же национальная идея тех же США? В создании сытого и материально обеспеченного общества, где каждый может набить до отвала желудок гамбургерами? Так ведь и сами американские интеллектуалы уже в 60-е годы ХХ века стали бить тревогу, видя оборотную сторону «общества равных возможностей». Восстановить порушенные ценностные опоры можно не в технологии и науке, а в культуре, которая тематизирует не частные задачи, а базовые установления.

 

И патриотичные СМИ, патриотичное медиапространство могут сыграть в таком восстановлении ключевую роль. Пусть это утопично звучит, но в идеале именно патриотично ориентированная компьютерная сеть может оказать помощь в формулировании национальной идеи, которой у России до сих пор нет и пока – увы – не предвидится, хотя еще в феврале 2018 года Президент Путин отметил, что в России нет и не может быть иной национальной идеи, кроме патриотизма. В 2021 году он еще раз высказался схожим образом. Тем более, патриотичная компьютерная сеть может способствовать формированию и поддержанию исторической памяти.

 

Дефицит гуманитарного, в том числе и исторического, знания должен быть преодолен, если мы хотим сохранить национальную самобытность и государственную независимость. Молодежь, безразличная к своей стране и ее истории, не встанет грудью на ее защиту, тем более, если эту грудь украшает американская символика. Тот же самый Интернет может сыграть в высшей степени положительную роль, если его безграничные ресурсы использовать на благо страны.

 

В наше нелегкое время, когда в мире вновь льются потоки крови и бродит призрак третьей мировой войны, невольно задумываешься над правотой пророческих слов Гёте, переданных Иоганном Эккерманом: «Кто знает, что принесут нам ближайшие годы, но боюсь, что в скором времени мы мира и покоя не дождемся. Человечеству не дано себя ограничивать. Великие мира сего не могут поступиться злоупотреблением властью, масса в ожидании постепенных улучшений не желает довольствоваться умеренным благополучием. Если бы человечество можно было бы сделать совершенным, то можно было бы помыслить и о совершенном правопорядке, а так оно обречено на вечное шатание из стороны в сторону, – одна его часть будет страдать, другая в это же время благоденствовать, эгоизм и зависть, два демона зла, никогда не прекратят своей игры, и борьба партий будет нескончаема» [32, с. 106].

 

И возникает главный вопрос: неужели нет спасения от дисфункционального и губительного проявления отрицательных воздействий всемирной сети? В идеале, именно подлинное возрождение исторического знания и, в целом, отечественной культуры в современной России может – наряду с прочими мерами – избавить страну от «свинцовых мерзостей» современной российской жизни и предотвратить их дальнейшее появление. Это единственный ответ, который приходит нам на ум.

 

Но задача эта представляется глубоко утопичной, ибо во многом процесс утраты национальной самобытности уже необратим. Тем более, никакой поддержки ни от государства, ни от олигархов для гуманитарного знания в России нет и не предвидится, ибо знание это формирует личность. А подлинные личности не нужны ни в России, ни в мире в целом. Владимир Даль дает такое определение «личности»: «Лицо, самостоятельное [курсив мой], отдельное существо». Недаром Г. В. Ф. Гегель писал: «Каждый, поскольку его признают свободным существом, есть лицо. Понятие личности включает в себя особенность Я (Ichheit) или же отдельность как нечто свободное или всеобщее. Люди обладают личностью в силу своей духовной природы» [8, с. 37].

 

Современное медиапространство и духовность – две вещи порой несовместные. Всячески превозносится активный член общества потребления, живущий лишь для того, чтобы потреблять. Но такой индивид – худший из возможных разновидностей массового человека, «человека толпы», ориентированного на жизнь в обществе потребления. Любой «человек без свойств» – воплощение худших пороков современного российского общества. Великий философ Владимир Соловьев справедливо полагал, что общество – не что иное, как «дополненная или расширенная личность, а личность – сжатое или сосредоточенное общество» [18, с. 150].

 

Думается, что одна из основных задач, которые стоят сегодня перед человечеством, заключается в том, чтобы не стало реальностью страшное видение героя из романа Г. Гессе «Степной волк» о конце человеческой культуры: «Кладбищем был мир нашей культуры, Иисус Христос и Сократ, Моцарт и Гайдн, Данте и Гёте были здесь лишь потускневшими именами на ржавеющих жестяных досках, а кругом стояли смущенные и изолгавшиеся поминальщики, которые много бы дали за то, чтобы снова поверить в эти когда-то священные для них жестяные скрижали или сказать хоть какое-то честное, серьезное слово отчаяния и скорби об этом ушедшем мире, а не просто стоять у могилы со смущенной ухмылкой» [9, с. 495]. И ведь именно современное медиапространство, как это ни печально, делает многое, чтобы это страшное видение стало реальностью. И это воистину ужасно.

 

И все же осознание пороков реальности – первый шаг на возможном пути к исправлению этих пороков. Человек потребления как тип еще не стал господствующим в России и бывших братских республиках, несмотря на все старания власть предержащих и мощнейшей индустрии информационных технологий.

 

По сути дела, современное медиапространство превратилось в некую «мегамашину», если вспомнить этот образ, созданный Льюисом Мамфордом и используемый для обозначения обезличенной, технократически совершенной и предельно централизованной организации. В этом пространстве сливаются в единое целое в качестве равнозначных компонентов технические механизмы и работающие при этих механизмах люди. Все это помогает манипулировать исторической памятью и заменять ее исторической парамнезией – по большей части злокачественной. А манипулирование сознанием в современной России достигло высшей стадии, и сможет ли наш несчастный народ противостоять этому всеобъемлющему оболваниванию или нет, – покажет будущее.

 

Итак, сделаем некоторые выводы. Мы дали авторское определение феномена исторической памяти. На наш взгляд, историческая память – совокупность представлений о прошлом, находящаяся между историей как наукой и историей как неким реальным прошлым, которое может быть совершенно неизвестным или же не до конца познанным. В идеале, историческая память должна быть максимально приближена к правде реальной истории, но это возможно не всегда – прежде всего, по причине отсутствия или скудости исторических источников. Часто историческая память заменяется исторической парамнезией, которую можно подразделить на «злокачественную» (осознанное искажение исторической правды) и «доброкачественную» (когда ложные исторические представления возникают на основе любви к Родине и чувства патриотизма).

 

Мы рассмотрели медиапространство как особую реальность, являющуюся частью социального пространства. Современное медиапространство способно влиять на национальную и культурную социализацию, в том числе и на процесс формирования и сохранения исторической памяти. Интернет как явление медиапространства и ведущий его представитель существенным образом трансформировал современное культурное пространство. Для Интернета атрибутивным является именно сетевой, а не иерархический принцип организации. Это имеет принципиально значимые последствия для исторических представлений в современной культуре. Ведь Интернет обеспечивает не только мгновенное, но и разновекторное распространение информации. Это придает невиданную прежде динамичность как культуре, так и антикультуре.

 

Мы проанализировали нравственные и эстетические аспекты функционирования Интернета. В отличие от интеллектуалов-созидателей, часть отечественной интеллигенции, ориентированная деструктивно и нигилистически, во многом несет вину за формирование новой этики и эстетики российского медиапространства. В таких этических системах нет места исторической памяти. Все это приводит к формированию новых людских типажей, которые стали появляться на просторах бывших союзных республик. Эти типажи стали поистине знаковыми, часто получая наименования «человек толпы», «человек без лица» и «человек без свойств».

 

Мы показали, что современное медиапространство служит основой и главным проводником массовой культуры, которая характеризуется организованной индустрией потребления и широко разветвленной сетью массовой коммуникации, пронизанной нигилистическими и антипатриотическими идеями. Все это вместе взятое оказывает соответствующее дисфункциональное воздействие на индивидуальное и общественное сознание и историческую память, обращая ее в злокачественную парамнезию.

 

Мы выдвинули гипотезу, что восстановить порушенные ценностные опоры можно не в технологии и науке, а в культуре, которая тематизирует не частные задачи, а базовые установления. Именно патриотично ориентированное медиапространство может оказать помощь в развитии патриотизма как национальной идеи России, в формировании и сохранении исторической памяти. Деформация исторической памяти в современной глобальной сети должна быть прекращена, если мы хотим сохранить национальную самобытность и государственную независимость.

 

Список литературы

1. Алексеев С., Плотникова А. Между учебником и интернетом: об историческом знании современной российской молодежи // Родина. – 2015. – № 6 (615). – URL: https://rg.ru/2015/06/23/rodina-internet.html (дата обращения 12.01.2022).

2. Амиров Д. В. Поисковая система как инструмент формирования общественного мнения // Известия Уральского федерального университета, Серия 1. Проблемы образования, науки и культуры. – 2013. – № 4. – С. 6–12.

3. Бердяев Н. А. Истоки и смысл русского коммунизма. – М.: Наука, 1990. – 224 с.

4. Бушков А. А. Красный монарх. Хроники великого и ужасного времени. – СПб.: Издательский дом «Нева», 2004. – 640 с.

5. Васильев К. А. Моделирование общества будущего в современной социальной философии. Диссертация на соискание ученой степени кандидата философских наук. – М., 2003. – 147 с.

6. Васильев Л. С. Всеобщая история. Том 1: Древний Восток и Античность: Учебное пособие. – 3-е издание. – М.: КДУ, 2019. – 518 с.

7. Вехи. Сборник статей о русской интеллигенции / ред. К. Васильев. – СПб.: Азбука-Аттикус, Авалонъ, 2011. – 316 с.

8. Гегель Г. В. Ф. Философская пропедевтика // Работы разных лет. Т. 2. – М.: Мысль, 1971. – С. 7–209.

9. Гессе Г. Степной волк // Избранное. – СПб.: Азбука, 2001. – С. 437–604.

10. Горохов П. А., Батеженко В. В. Феномен перестройки четверть века спустя: опыт социально-философского осмысления // Вестник Оренбургского государственного университета. – 2010. – № 7. – С. 51–56.

11. Гулыга А. В. Искусство истории. – М.: Современник, 1980. – 288 с.

12. Дмитриева М. Г. Состояние и тенденции развития исторической памяти в массовом сознании российского общества. Диссертация на соискание ученой степени кандидата социологических наук. – М., 2005. – 195 с.

13. Зинятова М. Н. Судьба человека как сущность исторического. На материале социальной философии Н. А. Бердяева. Диссертация на соискание ученой степени кандидата философских наук. – Владивосток, 1996. – 166 с.

14. Кара-Мурза А. А. Социальная деградация как феномен исторического процесса: проблема «нового варварства» в философско-историческом контексте. Диссертация на соискание ученой степени доктора философских наук. – М., 1994. – 262 с.

15. Ключевский В. О. Афоризмы. Исторические портреты и этюды. Дневники. – М.: Мысль, 1993. – 415 с.

16. Ксенофонтова И. В. Виртуализация мемориальных практик: интернет-сайт как книга памяти // Интеракция. Интервью. Интерпретация. – 2011. – № 6. – С. 133–145.

17. Ленин В. И. Задачи союзов молодежи // Полное собрание сочинений. Издание 5. Том 41. – М.: Политиздат, 1981. – С. 298–318.

18. Лосский Н. О. История русской философии. – М.: Высшая школа, 1991. – 559 с.

19. Мамаева О. Б. Социально-историческая память как базис национального характера русских. Диссертация на соискание ученой степени кандидата философских наук. – Нижний Новгород, 2001. – 184 с.

20. Митрошенков О. А. Онтология гуманизма и тоталитаризма: объективные основания и личностные полагания. Диссертация на соискание ученой степени доктора философских наук. – М., 1994. – 329 с.

21. Нажми на кнопку – получишь результат // Литературная газета. – 2008. – № 24 (6176). URL: https://lgz.ru/article/N24–6176–2008-06-11-/Nazhmi-na-knopku-–-poluchishy-rеzulytat4680/ (дата обращения 12.01.2022).

22. Репина Л. П. Историческая память и современная историография // Новая и новейшая история. – 2004. – № 5. – С. 39–52.

23. Рождественская Е. Ю. Историческая память и политика меморизации. Россия реформирующаяся // Ежегодник-2005. Вып. 5. – М.: Институт социологии РАН, 2006. – С. 198–213.

24. Романовская Е. В. Феномен памяти: между историей и традицией // Философия и общество. – 2010. – № 1. – С. 98–109.

25. Савельева И. М., Полетаев А. В. Историческая истина и историческое знание // Неклассическое наследие. – М.: Высшая школа экономики, 2011. – С. 253–280.

26. Синицына М. А. Историческая память как регулятив современной культуры: социологический анализ. Диссертация на соискание ученой степени кандидата социологических наук. – Майкоп, 2008. – 144 с.

27. Трубина Е. Г. Память коллективная // Современный философский словарь / Под общ. ред. В. Е. Кемерова. – 2-е изд., испр. и доп. – Лондон, Франкфурт-на-Майне, Париж, Люксембург, Москва, Минск: Панпринт, 1998. – С. 634–643.

28. Шекспир У. Полное собрание сочинений: в 8 т. М.: Искусство, 1957–1960.

29. Шелест В. С. Методы воздействия на общественное мнение и политическое сознание молодежи с помощью социальных сетей и сети Интернет // Поиск. – 2012. – № 5–6. – С. 138–142.

30. Шпека К. А. Исторический факт и историческое знание // Вестник Московского городского педагогического университета. Серия: философские науки. – 2019. – № 1. – С. 41–49.

31. Шуб М. Л. Образ прошлого как феномен культуры: концептуализация и формы репрезентации в современном социокультурном пространстве. Диссертация на соискание ученой степени доктора культурологии. – М., 2018. – 491 с.

32. Эккерман И. П. Разговоры с Гёте в последние годы его жизни. – М.: Художественная литература, 1986. – 669 с.

33. Южанинова Е. Р. Интернет и СМИ как факторы ценностных изменений в общественном бытии // Вестник Оренбургского государственного университета. – 2012. – № 7. – С. 185–189.

34. Юдина Е. Н. Развитие медиапространства современной России (на примере телевидения). Диссертация на соискание ученой степени доктора социологических наук. – М., 2008. – 364 с.

35. Carretero M., Berger S., Grever Mm. (Eds.) Palgrave Handbook of Research in Historical Culture and Education. – London: Palgrave Macmillan, 2017. – 895 p. DOI: 10.1057/978-1-137-52908-4

36. Demantowsky M. Geschichtskultur und Erinnerungskultur – zwei Konzeptionen des einen Gegenstandes. Historischer Hintergrund und exemplarischer Vergleich // Geschichte, Politik und ihre Didaktik. – 2005. – Vol. 33. – S. 11–20.

37. Erdmann E. Geschichtsbewußtsein – Geschichtskultur. Ein ungeklärtes Verhältnis // Geschichte, Politik und ihre Didaktik. – 2007. – Vol. 35. – S. 186–195.

38. Nordgren K. How to Do Things with History: Use of History as a Link Between Historical Consciousness and Historical Culture // Theory & Research in Social Education. – 2016. – No. 44 (4). – Pp. 479–504. DOI: 10.1080/00933104.2016.1211046

39. Pandel H-J., Mayer U., Schneider G., Schönemann B. (Hrsg.) Wörterbuch Geschichtsdidaktik. – Schwalbach: Wochenschau-Verlag, 2006. – 192 s.

40. Popper N. Walter Ralegh’s “History of the World” and the Historical Culture of the Late Renaissance. – Chicago: University of Chicago Press, 2012. – 350 p.

41. Rüsen J. Was ist Geschichtskultur? Überlegungen zu einer neuen Art, über Geschichte nachzudenken // Historische Faszination. Geschichtskultur heute. – Köln: Böhlau, 1994. – S. 3–26.

 

References

1. Alekseev S., Plotnikova A. Between the Textbook and the Internet: on the Historical Knowledge of Modern Russian Youth [Mezhdu uchebnikom i Internetom: ob istoricheskikh znaniyakh sovremennoy rossiyskoy molodezhi]. Rodina (Motherland), 2015, no. 6 (615). Available at: https://rg.ru/2015/06/23/rodina-internet.html (accessed 12 January 2022).

2. Amirov D. V. Searching Systems as Instruments of Public Opinion Shaping [Poiskovaya sistema kak instrument formirovaniya obschestvennogo mneniya]. Izvestiya Uralskogo federalnogo universiteta, Seriya 1. Problemy obrazovaniya, nauki i kultury (Proceedings of the UralFederalUniversity, Series 1. Issues of Education, Science and Culture), 2013, no. 4, pp. 6–12.

3. Berdyaev N. A. The Origin of Russian Communism [Istoki i smysl russkogo kommunizma]. Moscow: Nauka, 1990, 224 p.

4. Bushkov A. A. Red Monarch. Chronicles of a Great and Terrible Time. [Krasnyy monarkh. Khroniki velikogo i uzhasnogo vremeni]. St. Petersburg: Neva, 2004, 640 p.

5. Vasiliev K. A. Modeling the Society of the Future in Modern Social Philosophy. Thesis for the Ph. D. Degree in Philosophy [Modelirovaniye obschestva buduschego v sovremennoy sotsialnoy filosofii. Dissertatsiya na soiskanie uchenoy stepeni kandidata filosofskikh nauk]. Moscow, 2003, 147 p.

6. Vasiliev L. S. General History. Volume 1: Ancient East and Antiquity [Vseobschaya istoriya. Tom 1: Drevniy Vostok i Antichnost]. Moscow: KDU, 2019, 518 p.

7. Vasilev K. (Ed.) Milestones. Collected Articles about the Russian Intelligentsia. [Vekhi. Sbornik statey o russkoy intelligentsii]. St. Petersburg: Azbuka-Atticus, Avalon, 2011, 316 p.

8. Hegel G. W. F. Philosophical Propaedeutics [Filosofskaya propedevtika]. Raboty raznykh let. Tom 2 (Works of Different Years. Vol. 2). Moscow: Mysl, 1971, pp. 7–209.

9. Hesse H. Steppenwolf [Stepnoy volk]. Izbrannoye (Selected Works). Saint Petersburg: Azbuka, 2001, pp. 437–604.

10. Gorokhov P. A., Batezhenko V. V. Perestroika Phenomenon a Quarter of a Century Later: Experience of Social and Philosophic Comprehension [Fenomen perestroyki chetvert veka spustya: opyt sotsialno-filosofskogo osmysleniya]. Vestnik Orenburgskogo gosudarstvennogo universiteta (Bulletin of the OrenburgStateUniversity), 2010, no. 7, pp. 51–56.

11. Gulyga A. V. The Art of History [Iskusstvo istorii]. Moscow: Sovremennik, 1980, 288 p.

12. Dmitrieva M. G.State and Trends in the Development of Historical Memory in the Mass Consciousness of Russian Society. Thesis for the Ph. D. Degree in Sociology [Sostoyaniye i tendentsii razvitiya istoricheskoy pamyati v massovom soznanii rossiyskogo obschestva. Dissertatsiya na soiskanie uchenoy stepeni kandidata sotsiologicheskikh nauk]. Moscow, 2005, 195 p.

13. Zinyatova M. N. The Fate of Man as the Essence of the Historical. Based on the Social Philosophy of N. A. Berdyaev. Thesis for the Ph. D. Degree in Philosophy [Sudba cheloveka kak suschnost istoricheskogo. Na materiale sotsialnoy filosofii N. A. Berdyaeva. Dissertatsiya na soiskanie uchenoy stepeni kandidata filosofskikh nauk]. Vladivostok, 1996, 166 p.

14. Kara-Murza A. A. Social Degradation as a Phenomenon of the Historical Process: The Problem of the “New Barbarism” in the Philosophical and Historical Context. Thesis for the Doctoral Degree in Philosophy [Sotsialnaya degradatsiya kak fenomen istoricheskogo protsessa: problema “novogo varvarstva” v filosofsko-istoricheskom kontekste. Dissertatsiya na soiskanie uchenoy stepeni doktora filosofskikh nauk]. Moscow, 1994, 262 p.

15. Klyuchevsky V. O. Aphorisms. Historical Portraits and Studies. Diaries [Aforizmy. Istoricheskiye portrety i etyudy. Dnevniki]. Moscow: Mysl, 1993, 415 p.

16. Ksenofontova I. V. Virtualization of Memorial Practices: an Internet Site as a Book of Memory [Virtualizatsiya memorialnykh praktik: internet-sayt kak kniga pamyati]. Interaktsiya. Intervyu. Interpretatsiya (Interaction. Interview. Interpretation), 2011, no. 6, pp. 133–145.

17. Lenin V. I. Tasks of Youth Unions [Zadachi soyuzov molodezhi]. Polnoe sobranie sochineniy. Izdanie 5. Tom 41 (Complete Works. Edition 5. Volume 41). Moscow: Politizdat, 1981, pp. 298–318.

18. Lossky N. O. History of Russian Philosophy [Istoriya russkoy filosofii]. Moscow: Vysshaya shkola, 1991, 559 p.

19. Mamaeva O. B. Socio-Historical Memory as the Basis of the Russian National Character. Thesis for the Ph. D. Degree in Philosophy [Sotsialno-istoricheskaya pamyat kak bazis natsionalnogo kharaktera russkikh. Dissertatsiya na soiskanie uchenoy stepeni kandidata filosofskikh nauk]. Nizhny Novgorod, 2001, 184 p.

20. Mitroshenkov O. A. Ontology of Humanism and Totalitarianism: Objective Foundations and Personal Assumptions. Thesis for the Doctoral Degree in Philosophy [Ontologiya gumanizma i totalitarizma: obektivnye osnovaniya i lichnostnye polaganiya. Dissertatsiya na soiskanie uchenoy stepeni doktora filosofskikh nauk]. Moscow, 1994, 329 p.

21. Click the Button – You Will Get the Result [Nazhmi na knopku – poluchish rezultat]. Literaturnaya gazeta (Literary Newspaper), 2008, no. 24 (6176). Available at: https://lgz.ru/article/N24–6176–2008-06-11-/Nazhmi-na-knopku-–-poluchishy-rеzulytat4680/ (accessed 12 January 2022).

22. Repina L. P. Historical Memory and Modern Historiography [Istoricheskaya pamyat i sovremennaya istoriografiya]. Novaya i noveyshaya istoriya (Modern and Contemporary History), 2004, no. 5, pp. 39–52.

23. Rozhdestvenskaya E. Yu. Historical Memory and Politics of Memorization Russia in Reform [Istoricheskaya pamyat i politika memorizatsii. Rossiya reformiruyuschayasya]. Ezhegodnik-2005. Vyp. 5 (Yearbook-2005. Is. 5). Moscow: Institut sotsiologii RAN, 2006, pp. 198–213.

24. Romanovskaya E. V. The Phenomenon of Memory: Between History and Tradition [Fenomen pamyati: mezhdu istoriyey i traditsiyey]. Filosofiya i obschestvo (Philosophy and Society), 2010, no. 1, pp. 98–109.

25. Savelyeva I. M., Poletaev A. V. Historical Truth and Historical Knowledge [Istoricheskaya istina i istoricheskoye znaniye]. Neklassicheskoe nasledie (Non-Classical Heritage). Moscow: Vysshaya shkola ekonomiki, 2011, pp. 253– 280.

26. Sinitsyna M. A. Historical Memory as a Regulator of Modern Culture: a Sociological Analysis. Thesis for the Ph. D. Degree in Sociology [Istoricheskaya pamyat kak regulyativ sovremennoy kultury: sotsiologicheskiy analiz. Dissertatsiya na soiskanie uchenoy stepeni kandidata sotsiologicheskikh nauk]. Maykop, 2008, 144 p.

27. Trubina E. G., Kemerov V. E. (Ed.) Collective memory [Pamyat kollektivnaya]. Sovremennyy filosofskiy slovar (Modern Philosophical Dictionary). London, Frankfurt am Main, Paris, Luxembourg, Moscow, Minsk: Panprint, 1998, pp. 634–643.

28. Shakespeare W. Complete Works: in 8 volumes [Polnoye sobraniye sochineniy: v 8 tomakh]. Moscow: Iskusstvo, 1957–1960.

29. Shelest V. S. Methods of Influencing Public Opinion and Political Consciousness of Young People with the Help of Social Networks and the Internet [Metody vozdeystviya na obschestvennoye mneniye i politicheskoye soznaniye molodezhi s pomoschyu sotsialnykh setey i seti Internet]. Poisk (Search), 2012, no. 5–6, pp. 138–142.

30. Shpeka K. A. Historical Fact and Historical Knowledge [Istoricheskiy fakt i istoricheskoye znaniye]. Vestnik Moskovskogo gorodskogk pedagogicheskogo universiteta (The Academic Journal of Moscow City University, Series “Philosophic Sciences”), 2019, no. 1, pp. 41–49.

31. Shub M. L. The Image of the Past as a Phenomenon of Culture: Conceptualization and Forms of Representation in the Modern Socio-Cultural Space. Thesis for the Ph. D. Degree in Theory of Culture [Obraz proshlogo kak fenomen kultury: kontseptualizatsiya i formy reprezentatsii v sovremennom sotsiokulturnom prostranstve. Dissertatsiya na soiskanie uchenoy stepeni doktora kulturologii]. Moscow, 2018, 491 p.

32. Eckermann U. P. Conversations with Goethe in the Last Years of His Life [Razgovory s Gete v posledniye gody yego zhizni]. Moscow: Khudozhestvennaya literatura, 1986, 669 p.

33. Yuzhaninova E. R. Internet and Mass Media as Factors of Value Changes in Social Life [Internet i SMI kak faktory tsennostnykh izmeneniy v obshchestvennom bytii]. Vestnik Orenburgskogo gosudarstvennogo universiteta (Bulletin of the OrenburgStateUniversity), 2012, no. 7, pp. 185–189.

34. Yudina E. N. Development of the Media Space of Modern Russia (On the Example of Television). Thesis for the Doctoral Degree in Sociology [Razvitie mediaprostranstva sovremennoy Rossii (na primere televideniya). Dissertatsiya na soiskanie uchenoy stepeni doktora sotsiologicheskikh nauk]. Moscow, 2008, 364 p.

35. Carretero M., Berger S., Grever Mm. (Eds.) Palgrave Handbook of Research in Historical Culture and Education. London: Palgrave Macmillan, 2017, 895 p. DOI: 10.1057/978-1-137-52908-4

36. Demantowsky M. Geschichtskultur und Erinnerungskultur – zwei Konzeptionen des einen Gegenstandes. Historischer Hintergrund und exemplarischer Vergleich. Geschichte, Politik und ihre Didaktik, 2005, vol. 33, pp. 11–20.

37. Erdmann E. Geschichtsbewußtsein – Geschichtskultur. Ein ungeklärtes Verhältnis. Geschichte, Politik und ihre Didaktik, 2007, vol. 35, pp. 186–195.

38. Nordgren K. How to Do Things with History: Use of History as a Link Between Historical Consciousness and Historical Culture. Theory & Research in Social Education, 2016, no. 44 (4), pp. 479–504. DOI: 10.1080/00933104.2016.1211046

39. Pandel H-J., Mayer U., Schneider G., Schönemann B. (Hrsg.) Wörterbuch Geschichtsdidaktik. Schwalbach: Wochenschau-Verlag, 2006, 192 p.

40. Popper N. Walter Ralegh’s “History of the World” and the Historical Culture of the Late Renaissance. Chicago: University of Chicago Press, 2012, 350 p.

41. Rüsen J. Was ist Geschichtskultur? Überlegungen zu einer neuen Art, über Geschichte nachzudenken. Historische Faszination. Geschichtskultur heute. Köln: Böhlau, 1994, S. 3–26.

УДК 930.1; 316.4

 

Трубицын Олег Константинович – Новосибирский государственный университет, институт философии и права, доцент, кандидат философских наук, Новосибирск, Россия.

Email: trubitsyn77@mail.ru

SPIN: 5197-9813

Авторское резюме

Состояние вопроса: Острой темой наших дней стала методология осуществления энергоперехода, то есть перевода экономики на новые энергетические технологии. В обсуждении этой темы участвуют политики, ученые, инженеры и общественные деятели. Но понимание данной проблемы будет неполным без философского анализа, позволяющего рассмотреть энергопереход в контексте Всемирной истории.

Результаты: В истории есть примеры как успешных энергопереходов, так и социальных кризисов, вызванных провалом в решении энергетической проблемы. Каждый уровень развития производительных сил предполагает собственный энергетический уклад, основанный на некоем ключевом виде топлива. Использование данного вида топлива приводит к его постепенному исчерпанию, что далее ведет к росту его стоимости и росту производственных издержек. Это становится вызовом для общества и его правящей элиты. Эффективный ответ на такой вызов связан с технологической революцией и энергопереходом, когда внедряются технологии, позволяющие задействовать новый, более эффективный вид энергоресурса. Это приводит к росту энергообеспеченности общества, что открывает путь к увеличению материального изобилия, развитию новых институтов социального обеспечения. Если же позитивный ответ на вызов начинающегося энергетического кризиса не найден, то деструктивные процессы усиливаются и могут привести к серьезному социальному кризису и даже коллапсу.

Область применения результатов: Понимание рисков выбора той или иной стратегии энергоперехода должно стать основой для адекватного принятия решений. Познание причин и механизмов энергетических кризисов может позволить избежать их наиболее негативных последствий.

Методы исследования: Исследование опирается на модель А. Тойнби, которая рассматривает в качестве движущей силы истории действие механизма «вызова и ответа». Вместе с тем, в отличие от цивилизационного подхода, история трактуется как стадиальный процесс, базисом которого выступает экономическое развитие. Последнее рассматривается сквозь призму концепции технологических укладов, когда стадия развития определяется сочетанием ключевых технологий и специфической энергетической базы.

Выводы: Есть основания предположить, что в наше время элита западных стран разуверилась в возможности найти ответ на вызов наступающего энергетического кризиса в технологической революции – прогрессивный энергетический переход. На фоне провальных стратегий энергоперехода на возобновляемые источники энергии все активнее пропагандируются разнообразные ценности и образ жизни, способствующие снижению рождаемости и потребления дефицитных ресурсов основной массой населения.

 

Ключевые слова: теория исторического развития; энергетический кризис; энергетический переход; механизм вызова и ответа; элита; культурные трансформации.

 

The Role of Energy Crises in World History

 

Trubitsyn Oleg Konstantinovich – Novosibirsk State University, Institute of Philosophy and Law, Associate Professor, PhD (Philosophy), Novosibirsk, Russia.

Email: trubitsyn77@mail.ru

Abstract

Background: An acute topic of our days is the methodology for implementing the energy transition, i.e. the transfer of the economy to new energy technologies. Politicians, scientists, engineers and public figures participate in the discussion of this topic. However, the understanding of this problem is incomplete without a philosophical analysis that allows us to consider the energy transition in the context of world history.

Results: In history, there are some examples of both successful energy transitions and social crises caused by failure to solve the energy problem. Each level of the productive forces development implies its own energy mode, based on some key type of fuel. The use of this fuel leads to its gradual exhaustion, which further results in an increase of its value and production costs. This becomes a challenge for society and its ruling elite. An effective response to such a challenge is associated with a technological revolution and energy transition, modern technologies are introduced that make it possible to use a new, more efficient type of energy resource. The result is an increase in the society energy supply, followed by an increase in material abundance, the development of new social security institutions. If there is no positive response to the challenge of the incipient energy crisis, destructive processes intensify and a serious social crisis and even collapse can follow.

Implications: Understanding the results of choosing one or another energy transition strategy should become the basis for adequate decision-making. Studying the causes and mechanisms of energy crises can make it possible to avoid their most negative consequences.

Research methods: The study is based on A. Toynbee’s model, which considers the action of the “call and response” mechanism as the driving force of history. At the same time, in contrast to the civilizational approach, history is interpreted as a stage-by-stage process, the basis of which is economic development. The latter is explained by a concept of technological modes. Any stage of development is determined by a combination of key technologies and a specific energy base.

Conclusion: In our time, the elite of Western countries seems to have lost faith in the possibility of finding an answer to the challenge of the coming energy crisis in the technological revolution, i. e. a progressive energy transition. Against the backdrop of failed strategies of energy transition to renewable energy sources, a variety of values and lifestyles are promoted, contributing to a decrease in the birth rate and the consumption of scarce resources by the majority of the population.

 

Keywords: theory of historical development; energy crisis; energy transition; Challenge and Response; elite; cultural transformations.

 

Изучением социальных кризисов занимались на протяжении веков многие мыслители. Это было обусловлено тем, что кризисы нередки для истории человечества, а их изучение имеет значительную общественную актуальность, – познав причины и механизмы кризисов мы можем попытаться избегать их в дальнейшем. Согласно модели развития цивилизаций А. Тойнби, результаты кризисов зависят не только от их причин и интенсивности, но и от того, какой ответ дает данное общество на вызов кризиса, с которым оно столкнулось. Кризис представляет собой не только угрозу, но и новые возможности. В случае нахождения положительного ответа, преодолевшее кризис общество получает новый импульс для развития. Если же положительного ответа не найдено, то общество переживает упадок, может даже полностью погибнуть. Такой негативный вариант результата столкновения общества с кризисом можно обозначить также как коллапс. Дж. Даймонд определяет коллапс следующим образом: «Под коллапсом я подразумеваю резкое падение численности населения и / или потерю политических, экономических, социальных достижений на значительной территории на продолжительное время» [1, с. 9].

 

В своей книге «Коллапс» Дж. Даймонд анализирует такую распространенную причину этого явления как экологический кризис. (Впрочем, нужно заметить, что основная часть приводимых им примеров – это не сложные цивилизованные общества, а относительно примитивные этнические общности.) Об экологических и, шире, природных факторах упадка и гибели обществ, в том числе крупных цивилизаций, писали и многие другие исследователи. Например, Платон описывал гибель Атлантиды. Другие философы, представители более поздних эпох, опирались на более достоверные, научно подтверждаемые исторические случаи упадка и гибели цивилизаций, в которых значительную, если не решающую роль сыграли обстоятельства природного характера. Так, Л. Н. Гумилев объясняет крушение Римской империи ссылкой на два фактора, имеющих природные основания: основной – снижение уровня пассионарности из-за исчерпания импульса, полученного от потоков космической энергии, и производный от него – экологический кризис, вызванный антропогенным воздействием [см.: 2, с. 212].

 

Большинство исследователей соглашается, что в процессе развития цивилизации, производительных сил и роста научного знания снижается уровень непосредственной зависимости общества от природных условий по мере того, как оно подчиняет себе и преобразует среду своего обитания. Тем не менее даже и сейчас имеются природные факторы, способные значительно повлиять на развитие общества и стать угрозой выживанию цивилизации. В этом отношении обычно упоминаются глобальные климатические катаклизмы и т. п. Причем в последнее время как правило речь идет об экологических причинах возможного социального кризиса, которые возникают в результате антропогенного преобразования природы, в частности, о глобальном экологическом кризисе из-за чрезмерного загрязнения.

 

В ранних докладах Римского клуба [см., например: 3], представленных в начале 1970-х гг., речь шла о прогнозируемом кризисе и даже коллапсе мировой цивилизации, прежде всего из-за исчерпания необходимых природных ресурсов. Для его предотвращения предлагалось принять немедленные меры во всемирном масштабе, предусматривающие ограничение рождаемости, ограничение капитальных инвестиций в физическую экономику и контроль загрязнений. С тех пор много копий было сломано в ходе обсуждения данной прогностической модели. На настоящий момент можно определенно сказать, что наиболее пессимистические сценарии, которые уже должны были реализоваться к нашему времени, так и остались алармистскими прогнозами, чья реализация отодвигается все дальше в будущее. Против мальтузианских выводов Римского клуба приводятся такие аргументы, как неполная изученность геологических ресурсов планеты и развитие замещающих и ресурсосберегающих технологий. Технооптимисты говорят, что подобно тому, как каменный век закончился не из-за исчерпания запасов камней, так и прекращение масштабного использования природных ресурсов будет связано не с их исчерпанием, а с переходом на постиндустриальную стадию, когда новые технологии позволят преодолеть их дефицит. Однако, как было продемонстрировано нами ранее [см.: 4], полноценного постиндустриального перехода пока так и не произошло, следовательно, мы все же рискуем столкнуться с дефицитом природных ресурсов.

 

Среди всех природных ресурсов, необходимых для поддержания современной индустриальной цивилизации, особое место занимают энергетические ресурсы. Этот тезис получил обоснование в культурно-энергетической концепции Л. Уайта [см.: 5]. Для Л. Уайта цивилизация или культура – это по сути форма организации энергии, а исторический путь человечества – это, прежде всего, история овла­дения энергией. Он рассматривает эволюцию общества как результат воздействия технологической сферы на социальную и идеологическую (т. е. культурную в узком смысле слова). Развитие же технологической сферы определяется количеством энергии, которая может быть использована на потребности общества, что зависит от типов энергии, доступных обществу на данной ступени технологического развития. Первобытные культуры, способные использовать только мускульную силу человека, были примитивными. Переход к цивилизации связан с освоением энергии одомашненных животных, огня, ветра и воды. На этих источниках держалась традиционная доиндустриальная цивилизация. Переход к современному индустриальному обществу связан с топливной революцией – появлением технологии извлечения энергии углеводородов и использования ее в паровых двигателях и двигателях внутреннего сгорания. Таким образом, развитие культуры выступает «как результат периодически происходящих скачков, увеличивающих потребление энергии на душу населения в год за счет открытия новых источников энергии» [5, с. 448].

 

«Энергетический» подход к развитию общества имеет как свои недостатки, так и достоинства. По сути это один из вариантов линейно-стадиального подхода к истории, где уровень развития общества предполагается тесно коррелирующим с уровнем энерговооруженности общества, в частности с потреблением энергии на душу населения. В этом есть определенный смысл, так как от этого показателя существенно зависят возможности общества в плане удовлетворения материальных потребностей человека. Также, чем выше энерговооруженность общества, тем больше ресурсов оно может направить на удовлетворение нематериальных потребностей человека. Соответственно по мере роста энерговооруженности общества, как правило, становится больше доля сервисных отраслей народного хозяйства, таких как наука, образование, здравоохранение, искусство. С другой стороны, показатель энерговооруженности не является универсальным эвристическим инструментом, позволяющим предвидеть все особенности конкретного общества. На одном и том же уровне энерговооруженности могут находиться общества с совершенно разными типами политического и социально-экономического устройства, не говоря уже о религиозно-культурных особенностях. Также необходимо освободить данный подход от ассоциации с классическим прогрессизмом. В отличие от классических теорий прогресса данная форма эволюционизма совершенно не утверждает, что с увеличением энерговооруженности жизнь человека обязательно станет лучше по всем ключевым показателям, как собственно и сам человек. Энергетически более развитое общество почти наверняка является более богатым, более сильным в военном плане, но вовсе не обязательно более справедливым или свободным, более нравственным и менее подверженным отчуждению.

 

Такая «энергетическая» интерпретация процесса социального развития применительно к индустриальному обществу получила более детальное рассмотрение в концепции технологических укладов. В ее формирование внесли вклад многие исследователи, в частности Й. Шумпетер, К. Перес, К. Фримен, а из отечественных авторов – С. Ю. Глазьев. Они выделяют примерно одинаковые технологические уклады, хотя их датировки несколько различаются в зависимости от того, связывает данный автор начало уклада с появлением технологических инноваций или с началом их массового внедрения. С. Глазьев [см.: 6; 7] выделяет пять технологических укладов, для каждого из которых характерны свои ключевые факторы[1]. Первый технологический уклад (1770–1830 гг.) по сути является переходным от доиндустриального уровня развития производительных сил к индустриальному. Основой его являются текстильные машины. Основные источники энергии остаются те же, что и в доиндустриальный период, но особое значение приобретает энергия воды, при помощи которой работают водяные двигатели. Поэтому предприятия того времени размещались на берегах рек, чтобы можно было использовать энергию их течения. Второй технологический уклад (1830–1880 гг.) – это уже переход к полноценной индустриализации. Его основой является использование парового двигателя. Здесь происходит то, что Л. Уайт назвал топливной революцией – начало активного использования энергии ископаемого топлива, конкретно говоря каменного угля. Это позволило эффективно развивать транспортную систему, основанную на сети железных дорог и паровозном транспорте на суше и пароходах на море. Третий технологический уклад (1880–1930 гг.) основан на использовании электродвигателя. То есть здесь появляется такая эффективная форма энергии как электричество, которое передается от электростанций к потребителям при помощи линий электропередачи. Сама эта энергия получается путем сжигания угля на ТЭС или использования энергии воды на ГЭС. Четвертый технологический уклад (1930–1980 гг.) связан с внедрением в массовое производство и использование двигателя внутреннего сгорания, в качестве источника энергии для которого преимущественно начинает использоваться бензин – продукт переработки нефти. В качестве источника электроэнергии начинает использоваться атомная энергия (АЭС). Наконец, пятый технологический уклад – 1980–2030 (предположительно) гг. – несколько выпадает из привычной схемы, поскольку основой его признается микроэлектроника.

 

Почему можно говорить об аномальности пятого технологического уклада? Как можно заметить, общая схема смены технологических укладов в основном одинакова и связана с появлением нового типа двигателя, позволяющего использовать новый вид энергии, что обеспечивает повышение эффективности производства и логистики (снижения транспортных расходов). По существу, получается, что каждый новый технологический уклад предполагает новый энергетический уклад и новый логистический уклад, прогрессивные в экономическом плане по отношению к предшествующим. Пятый технологический уклад не предложил какого-то нового энергетического уклада, да и транспортная система мало изменилась в плане своих средств. Тем не менее о новом логистическом укладе в каком-то смысле говорить все же можно: информационно-коммуникационная революция, вызванная развитием микроэлектроники, привела к качественному изменению в плане перемещения информации. Но на физической экономике это пока сказалось относительно слабо. Впрочем, сейчас нас волнует вопрос об энергопереходе. Если оставить пока проблему пятого технологического уклада, то для всех предыдущих ситуация, на первый взгляд, выглядит так, как будто переход от одного энергетического уклада к другому происходил плавно и беспроблемно, как бы сам собой.

 

Однако это не совсем так, и переход от одного энергетического уклада к другому не всегда проходит гладко. И тогда возникает ситуация энергетического кризиса, с которым общество как-то должно справляться, чтобы не столкнуться с экономическим регрессом и его последствиями. Исходное положение исследования – это предположение о том, что для каждого энергетического уклада, определяемого технологическим укладом в целом, характерны свои ресурсные вызовы и, следовательно, специфические типы энергетических кризисов. Изучать в позитивистской манере влияние энергетических кризисов на жизнедеятельность общества достаточно сложно из-за весьма ограниченного количества явных случаев подобного рода. Соответственно возникают сложности с использованием номотетических методов. Тем не менее, если включить в рассмотрение неявные случаи, а именно ситуации, когда начинающийся энергетический кризис был успешно преодолен, не успев перейти в масштабный и глубокий социальный кризис, то можно попытаться провести сопоставление случаев для обнаружения каких-либо закономерностей.

 

Для начала рассмотрим случай кризиса средневековой цивилизации. Чтобы создать для читателя некоторую интригу, сначала опишем ситуацию, представляющую собой определенную загадку, а затем попытаемся объяснить ее с помощью модели энергетического кризиса.

 

Как уже было сказано, для всех обществ, находящихся на доиндустриальной (аграрно-ремесленной) стадии развития производительных сил, характерно преимущественное использование энергии живых организмов – мускульной силы человека и животных. Это дополнялось использованием энергии ветра (парусные морские суда, мельницы), воды (мельницы, речные суда при сплаве), а также огня – для приготовления пищи, а в холодных местностях – и для обогрева помещений. Огонь также использовался в некоторых ремесленных технологиях. В частности, без него не могла развиваться металлургия, имеющая фундаментальное значение для многих сфер жизни. В качестве энергоносителей для огня чаще всего использовались дрова. Соответственно для большинства аграрных цивилизаций, особенно северных, наличие дешевых и изобильных ресурсов в виде горючей древесины являлось важной предпосылкой поддержания цивилизованной жизни.

 

В наше время широко распространено мнение, что средневековая европейская цивилизация была воплощением полнейшего отрицания гигиены. Причем обычно по этому параметру средневековую цивилизацию сопоставляют с античной, явно не в пользу первой. То есть предполагается, что христианство с его культом духовности и принижением телесности прямо ответственно за забвение гигиенических практик и связанные с этим последствия. Действительно, с определенного периода церковь стала призывать к отказу от всяких гигиенических процедур, обосновывая это требованиями христианской аскезы. Проповедники воспитывали свою паству на примере аскетов, совершающих духовные подвиги – носящих обноски и никогда не мывшихся. Предполагалось, что физическая нечистоплотность и страдания от паразитов способствуют духовному очищению и стяжанию благодати. К тому же, если мыться, то можно смыть с себя святую воду, которой кропили при крещении. Более того, монахи именовали вшей «Божьими жемчужинами» и полагали их наличие признаком святости.

 

Таким образом, мы имеем сложившийся (причем вроде бы обоснованно) стереотип об обществе премодерна как предельно нечистоплотном и негигиеничном. С другой стороны, в «Истории частной жизни», вышедшей под редакцией историков школы «Анналов» Ф. Арьеса и Ж. Дюби, опровергается стереотипное представление о средневековой цивилизации как воплощении антисанитарии. Д. Ренье-Болер, Ж. Дюби и их соавторы [см.: 8] утверждают, что в Средние века в Западной Европе сохранялись многие традиции поддержания чистоплотности, доставшиеся европейцам от античности. Например, средневековое дворянство имело обычай мыть руки перед едой. Рыцарская поэзия высмеивала неблагородных крестьян за их убогий вид, в частности то, что они имели грязь под ногтями и не чистили зубы. С точки зрения представителей благородного сословия нечистоплотность являлась признаком дурного тона, невоспитанности, присущей простонародью. Тем не менее не чурались чистоты и представители других сословий, в том числе духовного. Так, археологи обнаруживают при раскопках средневековых поместий и монастырей специальные сосуды для умывания и общественные купальни.

 

Так что же, стереотип о «немытой Европе» полностью ложен? Видимо, нет. Но истинность его относится не к средневековью, а скорее к эпохе Возрождения или даже к последовавшему за ним раннему Новому времени. Во всяком случае официальное осуждение Церковью банных практик произошло уже в XVI веке. Так что, по всей видимости, резкое снижение уровня гигиенической культуры произошло не с крушением античной цивилизации и переходом к средневековью, а с переходом от средневековья к эпохе Реформации. Именно тогда церковь начинает свой крестовой поход против чистоты. Поэтому неудивительно, что в это время представители всех сословий не мылись годами, а полная антисанитария стала признаком всех европейских городов, превратившихся в рассадники заразы. Это отсутствие санитарии, в частности распространение крыс и паразитов, переносящих заразу, возможно стало одной из причин опустошительных эпидемий целого ряда инфекционных болезней.

 

Но что же произошло в это время? Что вызвало столь странный разворот к дикости, точнее, столь странную «переинтерпретацию» христианской морали в антигигиеническом ключе?

 

Можно сделать предположение, что это связано с проблемой дефицита дров вследствие общего обезлесивания стран Европы. Хотя масштаб обезлесивания остается спорным, сам факт такого явления признается большинством историков. «Выкорчевки лесов Высокого Средневековья считаются если не самыми значимыми, то самыми масштабными изменениями ландшафта в истории Центральной и Западной Европы от оледенения до наших дней» [9, с. 181]. Предыдущее, менее значимое обезлесивание случилось в Европе в античности, но «в послеантичную эпоху на обширных немецких пространствах шло лесовосстановление, его кульминация относится к VII веку» [9, с. 181]. Процессы обезлесивания происходили не только в Европе, но ее спецификой было то, что «сведение леса в эпоху своей кульминации обрастает правовыми формами, подлежит управлению и подробной документации», то есть поощряется властями. Впрочем, достаточно рано появляется и лесоохранное законодательство. Это мотивировалось прежде всего тем, что «лес поставлял дрова. Автор французского лесного регламента 1610 года Сен-Йон считал, что в Средиземноморье с его более теплым климатом лесам не нужно уделять такое внимание, как на Севере, где из-за суровой зимы “древесина – это как бы половина жизни”» [9, с. 182]. М. Девез видит в королях, сделавших леса королевской собственностью и запретивших их вырубку, спасителей от дефицита дерева. Впрочем, некоторые другие историки, например, А. Корволь, напротив, видят в «приватизации» леса королями и превращении их в заповедники лишь проявление деспотизма, а утрату лесов называют мифологическим прикрытием узурпации. В целом, несмотря на сомнения некоторых историков, стоит признать, что по всей видимости обезлесивание достигло к началу XIV века значительного масштаба. «Во многих регионах кампания по сведению леса закончилась примерно к 1300 году, во всяком случае до прихода Великой чумы и падения численности населения. Были к тому времени уже исчерпаны все лесные почвы, которые худо-бедно можно было распахать? Вероятно, отчасти да, но Марк Блок полагает, что сверх этого люди поняли – в интересах сохранения собственной жизни им нужно беречь оставшиеся леса» [9, с. 183]. Тем не менее для многих местностей было уже поздно. «Описывая 1340-е годы, немецкий географ и эколог Ханс-Рудольф Борк отмечал на лёссовых почвах юга Нижней Саксонии “катастрофическую”, “просто захватывающую дух” эрозию, какой не было со времен оледенения… [Предположительно] условия для “катастрофы” были созданы вырубками леса на крутых горных склонах» [9, с. 183].

 

Истощение лесов, подрывающее основы средневековой промышленности, а также создающее угрозу гибели неимущих людей в северных странах от холода из-за дефицита и дороговизны дров стало серьезным вызовом для средневековой европейской цивилизации. Проблему усугубляло такое обстоятельство, как начавшееся примерно с 1300 г. серьезное похолодание климата – наступление Малого ледникового периода, продлившегося до середины XIX века [см.: 10]. Это требовало повышения потребления древесины в качестве топлива, причем уже не только в северных регионах Европы, но и повсеместно.

 

Мы не можем достоверно констатировать наличие прямой причинной связи между обезлесиванием средневековой Европы, формированием культа грязи, распространением паразитов и масштабом эпидемий, обрушившихся на Европу в это время. Все-таки это задача профессиональных историков-медиевистов, а не дилетанта, каковым в данном вопросе является автор. Тем не менее возникает некоторое подозрение о наличии связей между этими явлениями. Если посмотреть на средневековую Русь того же периода, то можно заметить, что несмотря на монгольское нашествие, вызвавшее острую социальную неустроенность, масштаб эпидемии был заметно меньше. По контрасту можно предположить, что это связано с отсутствием дефицита леса и культа грязи.

 

По поводу того, какова эта связь, возникает два предположения. Первое (впрочем, очень смелое и сомнительное) связано с сознательной стратегией интеллектуальной элиты европейской цивилизации того времени, каковой были деятели Римской католической церкви. Можно предположить, что ответ, разработанный ими, заключался в пропаганде нового образа жизни, способствующего сокращению потребления дров на «излишние» цели, типа согрева воды для водных процедур. Это должно было способствовать уравнительному распределению ограниченного запаса дровяного топлива, чтобы обеспечить им малоимущих для целей отопления жилища. Сомнительность такой версии связана с тем, что она допускает слишком высокий уровень способности интеллектуальной элиты того времени собирать и анализировать информацию, делать на ее основе прогнозы, разрабатывать и реализовывать стратегии.

 

Вторая версия объяснения не предполагает наличия сознательно выработанного плана со стороны церкви или кого-либо еще. Возможно, «подстраивание» культуры к изменившимся условиям произошло стихийно. Дефицит дров в условиях похолодания сделал принятие горячей ванны недоступным благом для большинства населения, а омовение холодной водой некомфортно и чревато простудами. Соответственно основная часть населения постепенно отказалась от этой привычки, но первоначально испытывала от этого дискомфорт. Церковь использовала религиозные аргументы для психологической компенсации: «Мы отказываемся мыться не потому, что не можем себе этого позволить, а потому, что это вредит спасению души». Таким образом, отказ от гигиены сделали престижным, чтобы народ пребывал в благостном расположении духа. Но если уж такая мода появилась, она спонтанно распространяется и на тех, кто мог бы себе позволить роскошь использовать дрова для подогрева воды. В результате культ грязи становится всеобщим, а затем даже получает правовую поддержку в виде запрета общественных бань. Как бы то ни было, положительным следствием формирования новой (анти)гигиенической культуры стало то, что нам ничего не известно о случаях массовой гибели людей от холода в своих домах. В пользу этой версии говорит то, что, судя по историческим свидетельствам, антигигиенические практики утвердились не одномоментно в XIV веке, а устанавливались постепенно, видимо по мере нарастания дровяного голода.

 

Вместе с тем массовая антисанитария, вынужденная или добровольная, если и не стала основной причиной распространения эпидемий, то несомненно способствовала их масштабности, поскольку приводила к распространению у населения паразитов – основных переносчиков болезней. Масштабные эпидемии имели свои демографические и социальные последствия. Демографические изменения в период до Нового времени оценить достаточно непросто. По оценке историка и демографа М. Ливи Баччи [см.: 11] с XI по середину XIV века в Европе наблюдается рост населения почти в 3 раза, с примерно 40 млн. чел. до более чем 100 млн. чел. К 1400 г. из-за чумы население сократилось примерно на треть, хотя уже с начала XIV в. наблюдалось уменьшение темпов прироста из-за демографического давления, способствующего продовольственным кризисам. Что интересно, «процесс обезлюдения, опустения деревень, достигший кульминации в Позднем Средневековье, особенно сильно затронул поселения, основанные в ходе сведения лесов» [9, с. 183]. Это выглядит как своеобразная «месть природы».

 

Социальные последствия эпидемий менее очевидны, однако можно предположить, что столь масштабная катастрофа серьезно расшатала социальные структуры средневековой цивилизации, ослабила конструктивную прочность традиционного режима. Это дало дополнительные возможности для проникновения капиталистических элементов в социальные отношения. Так что ответ средневекового общества по-видимому способствовал его гибели, точнее трансформации в общество модерна.

 

Но поскольку общество раннего Нового времени опиралось на ту же энергетическую базу, что и средневековое – то есть в том числе на использование дров, с ростом численности населения и развитием производства оно необходимо должно было столкнуться с той же проблемой. И действительно, в Новое время Англия оказалась на пороге нового дровяного кризиса. Рост населения и развитие промышленности требовали все больше леса. «Из дров в Англии делали не только уголь для выплавки железа. Лес валили для постройки домов, амбаров и изгородей, для производства стекла и рафинирования свинца, для сооружения мостов, доков, шлюзов, канальных барж и крепостей, для производства бочек под пиво и сидр… Многие из этих отраслей потребляли дерева не меньше, чем военно-морской флот» [12]. Английские леса оказались практически сведены, и растущие потребности во все большей мере удовлетворялись за счет импорта дерева из России и колоний Нового Света. Это было дорого, не вполне надежно и ставило Англию в зависимость от других стран, что англичанам, конечно, не нравилось. И здесь Англии повезло с наличием в ее недрах одного полезного ископаемого. «Проблему с топливом решала дешевая альтернатива: можно было жечь каменный уголь» [12], который активно использовали уже в XVI веке. Однако по началу каменный уголь не получал достаточно широкого распространения, поскольку «подобно ядерной энергии в веке XX, в XVI–XVII столетиях каменный уголь вызывал страх – и вполне оправданный. Уголь считали отравой, изначальной скверной, даже порождением дьявола…» [12]. Тем не менее вследствие изведения лесов другого выбора не осталось – и англичанам пришлось перейти на повсеместное использование каменного угля в промышленности и в быту, несмотря на сопротивление различного рода реакционеров и луддитов.

 

Таким образом, ответом англичан эпохи модерна на вызов дровяного энергетического кризиса стал энергетический переход на новый вид топлива, оказавшийся более эффективным. Этот переход стал энергетической предпосылкой промышленного переворота. «Промышленный переворот – процесс замены ручного труда машинным и переход к системе фабрично-заводского производства, в основе которого лежат наемный специализированный труд, применение парового двигателя и замены дерева как конструкционного материала на металл и как топлива – на кокс» [13, с. 311]. Последствиями этого стал резкий демографический рост и модернизация общественных институтов. Результатом индустриализации Англии стало ее превращение в «мастерскую мира» и сильнейшую мировую державу.

 

С начала XIX века уголь постепенно становится главным источником энергии для промышленности, а затем и для бытовых нужд. По-настоящему массовая добыча угля началась во второй четверти XIX века в Англии, потом в США и континентальной Европе. Это обеспечило скачок душевого энергопотребления (в период достижения зрелости второго технологического уклада ближе к середине XIX века), прежде остававшегося практически неизменным на протяжении веков. Опережающий экономический рост Англии, а затем США и Германии в этот период объяснялся не только их социальными институтами, но и тем случайным с социальной точки зрения фактом, что именно в этих странах (из ряда прочих капиталистических стран) находились крупные запасы легко добываемого угля. Особенно быстрый рост душевого энергопотребления наблюдался в 1890–1910 гг., что связано с достижением зрелости третьего технологического уклада [см.: 14, с. 57]. Добыча и потребление угля почти непрерывно росли вплоть до 1910–1920-х гг., когда начался угольный кризис. (Впрочем, датировка сильно зависит от конкретной страны. Так, в Великобритании пик добычи угля был пройден к началу Первой мировой войны, а в Германии – в период Второй мировой) [см.: 15]. Он заключался в стагнации мировой добычи и одновременном росте цен на уголь, которые до этого почти не росли в течение длительного времени, в 1,2–1,5 раз на рубеже 1920-х гг. [см.: 16] Угольный кризис едва ли можно считать главной и тем более единственной причиной Великой депрессии, но свой вклад он по всей видимости внес, способствуя росту себестоимости промышленного производства. Связан этот энергетический кризис был с оскудением некоторых наиболее удобных и дешевых залежей угля, при том, что суммарные его запасы оставались все еще очень велики.

 

Ответы на данный вызов можно разделить на два типа. Германия и Япония выбрали путь внешней экспансии с целью приобретения новых источников сырья, следствием чего стала война со множеством жертв, вызвавшая сокращение как населения, так и объемов производства. Их руководители осознавали, что оскудение собственных угольных запасов в сочетании с отсутствием собственных нефтяных запасов создает угрозу для их экономического развития и ставит их в зависимость от внешних сил. И действительно, дефицит нефти стал одной из причин поражения Германии, не позволив использовать потенциал своей военной техники по максимуму. С той же проблемой столкнулась и Япония, вступившая в войну с США во многом вынужденно – из-за введенного ими нефтяного эмбарго. Внешняя экспансия как ответ на вызов ресурсного кризиса (в частности – сокращение экономически рентабельных запасов угля и отсутствие нефти) – это вполне сознательная стратегия германской и японской элит, принятая еще до прихода к власти А. Гитлера. Собственно, приход к власти нацистов во многом стал возможен именно потому, что элитные слои Германии видели в них энергичных исполнителей целей, поставленных еще до Первой мировой войны. Как показала практика, это был очень плохой вариант ответа, приведший к большим проблемам для самих этих стран и стран сопредельных с ними.

 

США, бывшие обладателями обширных запасов нефти, выбрали путь технологической трансформации (энергоперехода) – активного перехода на преимущественное использование этого относительно нового источника топлива, прежде сравнительно малозначимого. Начало добычи нефти в Техасе и Персидском заливе способствовало снижению цены на нефть в 1930-е гг. примерно в два раза по сравнению с 1920-ми, а доля нефти в мировом энергопотреблении возросла с 3 % в начале века до 17,5 % [см.: 17]. Это способствовало экономическому подъему, последовавшему вслед за Великой депрессией, рыночной экспансии, росту производства и населения. Соединенные Штаты наиболее полно воспользовались преимуществами нефтяного энергетического уклада. Это связано с тем, что, во-первых, у них имелись собственные обширные запасы нефти, позволившие раньше других приступить к энергопереходу, а во-вторых, то обстоятельство, что Вторая мировая война, разрушившая Европу, только стимулировала промышленное развитие США. Быстрый и масштабный энергопереход позволил США произвести и соответствующую ему смену технологического уклада, а именно способствовал массовой автомобилизации и максимальному использованию потенциала двигателей внутреннего сгорания. Массовая автомобилизация в США привела к тому, что именно здесь по максимуму был использован потенциал нового логистического уклада, то есть развития транспортной системы в виде густой сети автомобильных шоссе. Это имело несколько значимых побочных эффектов. В США развивается как нигде в мире оптимальная система расселения жителей, близкая к идеально-типической схеме («решетке») В. Кристаллера. Массовый рост доли среднего класса, одним из атрибутов которого становится обладание собственным автомобилем, приводит к масштабному росту пригородов крупных городов, застроенных просторными частными домами, предполагающими заполнение обширного внутреннего пространства большим количеством вещей. Соответственно массовое потребление именно в США оказывается наиболее развитым. С другой стороны, впечатляющий рост автодорожной сети привел к железнодорожному кризису, когда в середине ХХ века произошло резкое сокращение протяженности американской железнодорожной сети. Но в целом именно США продемонстрировали наиболее успешный ответ на вызов надвигающегося угольного кризиса и наилучшим образом воспользовались потенциалом нефтяного энергоуклада, став в результате мировым экономическим гегемоном.

 

Нет нужды подробно описывать нефтяной кризис 1970-х гг. в силу широкой известности этого события. В 1950–1970 гг. наблюдался бурный рост энергопотребления на душу населения [см.: 14, с. 57]. Доля нефти в мировом энергопотреблении к началу 1970-х гг. поднялась до 41,5 %, но цены оставались достаточно стабильными на протяжении десятилетий, колеблясь около уровня в 2 доллара за баррель [см.: 17]. Создание ОПЕК и политические кризисы на Ближнем Востоке способствовали росту цены до 12 долларов в 1973 г. и до 30 долларов в 1979 г. Кризис не имел ярко выраженных последствий, поскольку был вызван не объективными долгосрочными факторами, а временными политическими обстоятельствами. Тем не менее резкий рост цен на нефть имел большое значение для многих стран. В США и Западной Европе 1970-е гг. стали эпохой стагфляции, когда быстро растущие цены сопровождались экономическим застоем. В более долгосрочном плане кризис подтолкнул страны Запада к проведению политики фритредерства и выводу капитала в развивающиеся страны. Некоторое (не принципиальное) сокращение зависимости от внешних поставщиков нефти оказалось связанным с деиндустриализацией, подрывающей основы долгосрочного научно-технического и промышленного развития [см.: 4]. Перенос производства привел к ситуации устойчивого торгового дефицита, а отрицательное торговое сальдо стало одной из предпосылок роста государственного долга. Так что можно утверждать, что эффективный и перспективный в долгосрочном плане ответ так и не был тогда найден.

 

Нельзя сказать, что проблема была проигнорирована. Напротив, правящие круги стран Запада и их интеллектуальная элита еще со времен выхода первого доклада Римского клуба в 1972 г. [см.: 3] демонстрируют понимание надвигающейся угрозы: очевидно, что невозобновляемые природные ресурсы имеют тенденцию истощаться и рано или поздно человечество столкнется уже не с временным, политически мотивированным энергетическим кризисом, а с полноценным, обусловленным объективным дефицитом ресурсов. Впрочем, тот факт, что мировая экономика рано или поздно неизбежно столкнется с энергетическими ограничениями, был известен и до этого. Так, представитель военных интеллектуалов контр-адмирал ВМС США Х. Риковер в своей речи 1957 года говорил о тесной связи между энергетикой и экономикой [см.: 18]. Он указывал, что к 2050 году в мире, скорее всего, не хватит ископаемого топлива.

 

Тема получила продолжение в работах Р. Данкана [см.: 19], сформулировавшего так называемую «Олдувайскую теорию» пика энергии. В своих работах он опирался на идеи Ф. Экермана, который анализировал развитие цивилизации при помощи энергетической модели, то есть отношения (обозначаемого буквой «e») затрачиваемой человечеством энергии к численности населения. На протяжении веков доиндустриальной цивилизации значение параметра «e» изменялось очень медленно, по весьма пологому графику, что отражало медленное развитие технологий и слабый рост населения. Но с промышленной революцией, а особенно с развитием нефтяного энергетического уклада график «e» резко пошел вверх, что отражает факт все большего потребления энергии на душу населения. До этого момента все это похоже на оптимистическую эволюционистскую модель Л. Уайта. Однако по расчетам Р. Данкана примерно в 1980-е гг. график «е» вышел на плато, то есть рост подушевого потребления энергии прекратился. (Эти данные подтверждаются и другими источниками. Так, по утверждению Г. Тверберг, «рост энергопотребления особенно высок в периоды 1951–1960 и 1961–1970 годов. Эти периоды пришлись на период после Второй мировой войны, когда экономика росла особенно быстрыми темпами» [20].) «Олдувайская теория» предполагает, что нахождение графика «е» в режиме «плато» не может длиться бесконечно или даже сколь-нибудь долго. Рост населения в мире в целом все еще продолжается, как и процессы индустриализации и урбанизации развивающихся стран. Соответственно суммарное потребление энергии продолжает расти, расходуя при этом ограниченные ресурсы планеты. В какой-то момент значение параметра «е» начнет резко снижаться. Модель Р. Данкана предполагает, что период стремительного роста затрат энергии на душу населения середины ХХ в. уже сменился периодом стабилизации потребления энергии на душу населения («плато») рубежа XX–XXI веков, а вскоре он сменится периодом быстрого падения и примерно в середине века это приведет к краху индустриальной цивилизации. Другие исследователи также говорят если не о крахе, то о серьезном кризисе индустриального общества: «Можно ожидать, что мировая экономика столкнется с серьезной проблемой, как только потребление дополнительной энергии на душу населения начнет падать, потому что тогда человеческий труд неизбежно будет хуже обеспечен меньшим количеством машин, таких как грузовики и самолеты» [18].

 

К теории Р. Данкана примыкает более специфическая модель пика нефти, разработанная М. Кинг Хаббертом [см.: 21]. Она прогнозировала наступление пика нефти (максимума общего – а не на душу населения – объема добычи нефти в мире) в начале текущего столетия с последующим снижением суммарных объемов добычи нефти. Сейчас происходят активные споры по поводу того, прошли мы уже этот самый пик, находимся на плато или все еще находимся на подъеме[2]. Но в любом случае почти очевидно, что если человечество еще и не прошло пик нефти, то близко к этому. Во всяком случае его теория оказала влияние на состояние умов американской элиты, поскольку правильность его выводов была признана Национальной академией наук США.

 

Первоначальный вариант ответа, как уже было сказано, состоял в вывозе производственных мощностей из Европы и США в новые индустриальные страны, прежде всего Китай. Для осуществления индустриального рывка Китаю пришлось резко увеличить потребление энергии, что сказалось и на суммарных мировых показателях, которые очень быстро росли в первое десятилетие XXI века. «Китай смог увеличить мировое предложение недорогой энергии на душу населения за счет увеличения добычи угля после вступления во Всемирную торговую организацию в 2001 году» [18]. Статистика показывает, что с 2000 по 2010 гг. китайское потребление угольной энергии выросло с примерно 0,7 до 2 миллионов метрических тонн нефтяного эквивалента, что почти вдвое превышало суммарное потребление энергии, производимой с помощью других источников – нефти, газа, гидроэлектростанций и ВИЭ [22].

 

В последние тридцать лет в мировом душевом энергопотреблении наблюдается противоречивая картина. С одной стороны, продолжается рост энергопотребления, но практически весь он происходит за счет новых индустриальных стран. «Прирост потребляемой энергии в Китае за 1985–2016 гг. составил 476 %. Очень близки соответствующие значения для Южной Кореи, Индии и Ирана» [14, с. 58]. В то же время в США (где душевое потребление снизилось с 9,68 кВт*год/чел. в 1985 г. до 9,31 кВт*год/чел. в 2016 г. [см.: 14]) и некоторых других развитых странах наблюдается снижение душевого энергопотребления – отчасти из-за развития энергосберегающих технологий, отчасти из-за деиндустриализации. Таким образом, возобновление быстрого роста мирового производства энергии в начале нынешнего века после некоторого застоя конца ХХ века было связано преимущественно с Китаем и преимущественно с увлечением угольной генерации. То есть глобализация как вариант ответа на начинающийся энергокризис Запада позволила временно преодолеть его, задействовав нетронутые энергоресурсы, прежде всего уголь, новых индустриальных стран, в первую очередь Китая. Получается, что индустриализация Китая (как и Индии) в последнее время происходила на том же энергоносителе, что и индустриализация Европы XIX века – на угле, который, казалось бы, уже морально устарел. Во втором десятилетии текущего века из-за истощения легкодоступных запасов добыча угля в Китае вышла на плато, что постепенно начало сказываться и на замедлении экономического роста. Во втором десятилетии на плато вышло и мировое потребление угля, причем если в Индии и остальной Азии наблюдается продолжение роста, то в Европе и США потребление угля сокращается [23, с. 12]. В целом же угольный ренессанс не стал долгосрочной заменой нефти. К тому же по большей части он ограничивается Китаем, потребляющим половину всего угля в мире. Китай пожертвовал своими угольными запасами, чтобы обеспечить себе и миру в целом экономический рост последних десятилетий. По мере их истощения, что мы наблюдаем фактически в режиме реального времени, угольная генерация в Китае и мире в целом начнет сокращаться, угрожая экономическому развитию и социальному благополучию.

 

Таким образом, со временем стало очевидным, что перенос производства в Китай является паллиативным и временным решением. Впрочем, это было вполне ожидаемым, так что еще до истории с Китаем для многих интеллектуалов Запада было ясно, что в качестве ответа на вызов топливного дефицита необходимо разработать долгосрочную перспективную стратегию, а не надеяться только на ренессанс устаревшего угольного энергетического уклада в Поднебесной. Среди интеллектуалов и стратегов произошел раскол на технопессимистов и технооптимистов. Первые предлагали сделать ставку на неомальтузианскую демографическую политику и ограничение экономического роста, вторые – на технологическую революцию в энергетике. По всей видимости в 1970-е гг. между этими группами был достигнут компромисс, и решено было на всякий случай задействовать одновременно обе стратегии.

 

Технооптимисты первоначально делали ставку на развитие ядерной энергетики. Не только Л. Уайт, но и многие другие полагали, что развитие технологии мирного атома означает новую топливную революцию (иначе говоря, прогрессивный энергопереход), не менее масштабную, чем переход от дровяного топлива и водяных двигателей к двигателям, работающим на ископаемом топливе. Особенно же уповали на технологию управляемого термоядерного синтеза, но оптимистические надежды быстро решить эту проблему не сбылись. Первоначально ожидалось, что эта технология будет освоена к 1980 г., что давало надежду на получение изобилия дешевой энергии, которая откроет дорогу обществу всеобщего материального изобилия. Но даже сейчас, спустя почти полвека, эта проблема так и не решена и неизвестно, когда будет решена. Традиционная же ядерная энергетика так и остается технологией, чей потенциал полностью не раскрыт. Сегодня ядерная энергия составляет всего 4 % от общего объема мировых поставок энергии [см.: 20] и не решает принципиально проблему нарастающего энергетического дефицита. Отчасти это связано с фобиями, возникшими после чернобыльской и фукусимской аварий, что побудило многие страны свернуть свои программы по развитию АЭС.

 

После осознания бесперспективности упований на быстрое решение проблемы термояда возникла другая идея – идея «зеленого энергоперехода», подразумевающая повышение энергоэффективности, а также сочетание цифровизации, децентрализации и декарбонизации [см.: 24]. Если насчет повышения энергоэффективности и цифровизации особых споров нет, то два последних пункта вызывают сильные сомнения. Децентрализация может быть хороша в отдельных случаях, но она не позволяет обеспечивать потребности энергоемкой промышленности и больших городов, а также усиливает проблемы с надежностью энергоснабжения. Декарбонизация, получившая обоснование в необходимости предотвращения глобального потепления, по сути предполагает технологическую революцию в энергетике за счет внедрения так называемых «зеленых», или возобновляемых источников энергии (ВИЭ), а именно ветровых и солнечных электростанций. Активное внедрение «зеленой» энергетики началось уже в нынешнем веке, и достигалось оно за счет угнетения традиционных видов энергетики (например, после 2011 г. началось массовое закрытие АЭС в ряде стран, также в некоторых странах ограничивается угольная генерация как «экологически грязная»), а также льгот различного рода для ВИЭ.

 

Попытка быстро заменить традиционную энергетику на ВИЭ вызвала энергетический кризис 2021 г., особенно ярко проявивший себя в Европе – флагмане энергозамещения. «Профессор Берт Рюруп прямо утверждает: декарбонизация энергетики была ошибкой. Проблема заключается в том, что, отказавшись от традиционных энергоносителей, Брюссель не сумел создать достаточно надежные мощности для производства электроэнергии. Европе грозит превращение в темный и холодный континент. Даже подмены возобновляемых источников на случай безветрия или пасмурных периодов у нее нет. Причины кризиса лежат не в скачке цен, а в нехватке базовой генерации» [25]. Получается, что альтернативная «зеленая» энергетика, которую рекламировали населению как не только экологически чистую, но и надежную и дешевую, на практике оказалась дорогой и ненадежной. В 2021 г. «цены на газ в Европе по сравнению с прошлым годом выросли почти в четыре раза, счета за электричество для европейских потребителей грозят повторить эту динамику» [26]. Получается, что с увеличением стоимости газа в достаточно тесной увязке с ней растет и стоимость электроэнергии, причем настолько, что делает многие виды производственной деятельности в Европе нерентабельными.

 

Пропагандируемый сейчас переход на водородную энергетику в настоящий момент нельзя рассматривать как средство преодоления энергетического кризиса. Существует недоказанная теория, что водород встречается в глубоких недрах земли, откуда он истекает в атмосферу. Однако даже если она верна, технология добычи природного водорода пока не разработана, поэтому его все равно нельзя сейчас добывать подобно природному газу. Его нужно производить, затрачивая на производство водорода больше энергии, чем будет получено при его использовании. Так что с точки зрения экономики в обозримой перспективе водородная энергетика – это дополнительная проблема, а не средство преодоления топливного дефицита.

 

Таким образом, возникает ситуация, когда активно развиваемые альтернативные источники энергии демонстрируют свою ненадежность и низкую эффективность, в то время когда пик добычи нефти и угля уже пройден в большинстве стран мира. В частности, как было указано ранее, существенное значение для мира имеет прохождение современной «мастерской мира» – Китаем пика добычи угля, до сих пор являющегося основой его энергогенерации. Причем, как замечает Г. Тверберг [см.: 22], теперь за новым углем идти некуда. Собственно говоря, только добычу природного газа еще можно наращивать примерно 10–15 лет. Достижение пика добычи углеводородов имеет критическое значение, поскольку, несмотря на активное стимулирование развитыми странами перехода на ВИЭ, доля углеводородов в выработке первичной энергии все еще составляет более 80 % (об этом говорят оценки мирового потребления энергии по источникам, приводимые Вацлавом Смилом в книге «Энергетические переходы: история, потребности и перспективы» [см.: 22]). И хотя за второе десятилетие текущего века доля электроэнергии, производимой с помощью ВИЭ в Европе, выросла почти в два раза, до примерно 20 %, в суммарном объеме энергии, используемой современным человечеством, доля «зеленой» энергогенерации все еще крайне мала.

 

Получается, что ни консервативный сценарий с сохранением углеводородной по преимуществу энергетики, ни революционный – с переходом на преимущественное использование ВИЭ – не могут гарантировать сохранение надежного энергетического базиса для современной технологической цивилизации. Аналитики Morgan Stanley утверждают, что «сценарий, при котором пиковое предложение наступает раньше, чем пиковый спрос, быстро становится более вероятным и, вероятно, приведет к периоду устойчивых высоких цен на нефть» [27]. То же самое касается и прочих углеводородов: цены на нефть, газ и даже «архаичный» и «неэкологичный» уголь растут параллельно. При этом предполагаемые меры сокращения потребления углеводородов, такие как электрификация транспорта, на деле не способствуют решению проблемы. Рост числа электромобилей вместе с развитием Интернета и цифровой экономики требует повышения потребления электроэнергии, в то время как рост потребления уже сейчас превышает рост производства первичной энергии, из которой электроэнергия производится. Проще говоря, просто взять нужную электроэнергию «из розетки» не получится.

 

Исходя из этого можно предположить, что мировая цивилизация находится на пороге масштабного энергического кризиса. По крайней мере в среднесрочной перспективе (пока не произойдет какого-то революционного скачка в развитии энергетических технологий) потребность в энергии будет превышать возможности ее производства. Особенно же это касается электроэнергии, спрос на которую из-за антиуглеродной политики будет уверенно расти, опережая темпы роста ее производства. В результате многие страны мира столкнутся с дефицитом энергии и ростом цен на энергоносители, по технологической цепочке провоцирующим общий рост цен на почти все товары и услуги. Для бедных стран это будет означать вынужденный отказ от уже привычных достижений цивилизации и резкое снижение уровня жизни.

 

Итак, обоснованно прогнозируя ожидающийся в текущем веке дефицит углеводородных источников энергии элита развитых стран отреагировала на этот вызов попытками дать два технологических ответа, первый из которых (термояд) окончился полным провалом (возможно временным), а второй (ВИЭ) не дал ожидаемых позитивных результатов, оказавшись, по крайней мере как это выглядит на сегодняшний день, тупиковым путем.

 

Теперь посмотрим, как идет дело с реализацией технопессимистической неомальтузианской стратегии. Здесь все обстоит куда лучше. Демографический переход уже произошел или завершается на большей части мира, за исключением некоторый наиболее отсталых стран. Причем это стало не только следствием действия объективных демографических закономерностей, но и результатом планомерной деятельности сторонников мальтузианского подхода к решению социальных проблем – реализации целенаправленных планов по ограничению рождаемости [см.: 28]. То, что сокращение населения является целью определенной части мировой элиты – это не какое-то конспирологическое предположение, основанное на якобы эксклюзивном доступе к планам мировой закулисы или утечкам из секретных масонских протоколов. Напротив, данный вопрос открыто и активно обсуждается, причем ограничение роста населения (а в перспективе и сокращение) пропагандируется в качестве морально оправданной цели. Например, в 1992 г. вышел очередной доклад Римскому клубу «За пределами роста» [см.: 29] – развитие идей первого доклада от 1972 г. В нем авторы более жестко и определенно, чем в 1972 г., заявляют, что необходимо замедлить, а затем практически остановить экспоненциальный рост населения и физического капитала. Нужно заметить, что к этому времени в некоторых развитых странах и так уже наблюдалась устойчивая депопуляция, и даже в общемировых масштабах никакого экспоненциального роста населения уже не наблюдалось, поскольку даже в развивающихся странах начинался демографический переход. Так что по сути лозунг борьбы с ростом населения означает меры по сокращению численности населения.

 

При этом нелепостью было бы утверждать, что наступающий энергетический кризис породил движение за сокращение населения. Само это движение имеет богатую и длительную историю. Можно вспомнить хотя бы Т. Мальтуса, создавшего в начале XIX века модель опережающего роста населения, ведущего к социальному кризису и вынужденному сокращению численности населения. Он уже тогда предлагал искусственно ограничивать рост населения, чтобы избежать коллапса. Модель Мальтуса-Рикардо строилась на ограниченности площади плодородных земель и снижении средней урожайности по мере необходимости освоения все менее плодородных участков. В начале ХХ века неомальтузианское движение, провозглашавшее цель ограничения прироста населения, начинает активное сотрудничество с новыми движениями различного рода, в частности с феминистками. Они ставили целью развитие контрацепции, а также пропаганду ограничения рождаемости. Впрочем, в 1920–1930-е гг. это движение (в частности, его яркая представительница М. Сэнгер [см.: 30]), находясь под сильным воздействием евгенических и расистских идей, стремилось ограничивать рождаемость у преимущественно так называемых «неполноценных», к которым относили алкоголиков, нищих и прочих социально неустроенных людей, а также представителей «низших рас», то есть негроидной расы, евреев, цыган, славян и т. п. Определенным успехом их деятельности было принятие евгенических законов в некоторых штатах США и некоторых странах Европы [см.: 31]. Известно, что это движение получало определенную поддержку некоторых представителей экономической и политической элиты, но вряд ли масштабную и всеобщую. В условиях энергетического изобилия и растущей экономики рост народонаселения означал увеличение как размеров рабочей силы, так и объемов потребительского рынка, следовательно, рост доходности капитала. Так что для большей части капиталистической элиты того времени было бы совершенно не рационально поддерживать действия «сокращателей» населения.

 

Иное дело ситуация конца ХХ века, когда подступающий энергокризис становится вполне предвидимым и ожидаемым. Вполне рационально ожидать от тех, кто не рассчитывает на успешность прогрессивного энергоперехода, поддержать деятельность тех движений, которые способствуют либо сокращению потребления благ на душу населения, либо сокращению самого населения. Поэтому не удивительно, что теперь уже не отдельные энтузиасты, а широкие круги господствующей элиты развитых стран Запада начинают поддерживать деятельность различных движений, пропагандирующих соответствующие идеи и образы жизни: чайлдфри, феминизм, ЛГБТ, трансгендерность, а также различные формы дауншифтинга. Надвигающийся энергетический кризис является, конечно, не единственной причиной поддержки данных движений и роста их популярности, но он определенно способствует этому.

 

Активно работают в этом плане так называемые «зеленые» активисты, пропагандирующие одновременно отказ от деторождения [см.: 32] и от потребления продуктов, оставляющих большой углеродный след. Все это мотивируется социальной ответственностью и заботой о спасении природы. И положительный результат уже получен. «Опрос 2019 года показал, что почти 38 процентов американцев в возрасте от 18 до 29 лет считают, что парам следует учитывать изменение климата при принятии решения о рождении детей. Другой опрос, проведенный в прошлом году, показал, что около трети американских мужчин и женщин в возрасте от 20 до 45 лет назвали изменение климата фактором, повлиявшим на их решение иметь меньше детей» [33]. Это обосновывается ссылками на одно сомнительное в научном плане исследование, которое «показало, что рождение ребенка в развитой стране способствует примерно 58,6 дополнительным тоннам CO₂ в год» [33]. В результате «мы все чаще видим, что многие люди предпочитают не заводить детей либо из-за воздействия окружающей среды на мир, либо потому, что их дети могут столкнуться с последствиями климатического кризиса» [33].

 

В большинстве развитых стран мира сейчас, в том числе в результате воздействия подобной пропаганды, наблюдается прогрессирующая депопуляция, чаще всего уже не компенсируемая даже притоком инокультурных иммигрантов. Растущие демографические проблемы негативно сказываются на промышленном росте, что замедляет рост потребления природных ресурсов. Но это не предотвращает ожидаемый кризис исчерпания энергоресурсов, а только отодвигает его.

 

Другим способом сокращения потребления ресурсов населением может стать сокращение потребления на душу населения. Однако это означает снижение привычного уровня жизни и может вызвать недовольство населения. Для предотвращения возможного сопротивления программе снижения жизненного уровня разработан целый ряд различного рода пропагандистских мероприятий, вызывающих определенные аналогии с позднесредневековым культом грязи. Необходимо, чтобы люди сами стремились сократить собственное потребление и гордились своим более низким уровнем жизни.

 

На Всемирном экономическом форуме в Давосе популяризируют идеи, наподобие выдвигаемых датским политиком Идой Аукен, написавшей эссе «Добро пожаловать в 2030 год. Мне ничего не принадлежит, и жизнь никогда еще не была лучше» [см.: 34]. В нем она описывает идеальный мир ближайшего будущего, где у людей не будет практически никакой собственности и личного пространства, что позволит резко снизить потребление природных ресурсов, зато повысить уровень счастья. Подобными работами создается привлекательный образ будущего с всеобщей гарантированной и относительно комфортной бедностью. Несомненно, в отказе от нездоровой потребительской гонки есть свое здравое зерно. Но, по всей видимости, в данном случае предполагается чрезмерное сокращение потребления широкими массами населения, причем не ради свершения новой научно-технической революции или перехода к более духовному образу жизни, а ради сбережения остатков ресурсов для сохранения прежнего уровня потребления элитными слоями.

 

Итак, общая модель развития, рассмотренная через призму энергетического фактора, выглядит следующим образом. Каждый уровень развития производительных сил, в частности каждый индустриальный технологический уклад предполагает собственный энергетический уклад, то есть некий ключевой вид топлива. Использование данного вида топлива ведет к его постепенному исчерпанию, по крайней мере, что касается его экономических запасов, что ведет к росту его стоимости и, соответственно, росту производственных издержек. Это становится вызовом для общества и его правящей элиты. Хороший сценарий дальнейшего развития событий связан с технологической революцией и энергопереходом (топливной революцией), когда внедряются технологии, позволяющие задействовать новый, более эффективный вид энергоресурса. Это приводит к росту энергообеспеченности общества, что открывает дорогу росту материального изобилия, развитию новых институтов социального обеспечения. Не обязательно, что общество при этом станет лучше по всем параметрам – нет нужды принимать постулаты наивного прогрессизма XVIII–XIX веков, но с точки зрения развития материальной сферы общественной жизни это вполне можно назвать прогрессом. Впрочем, можно предположить, что энергетическое изобилие снижает интенсивность соперничества между социальными общностями, способствуя некоторой гуманизации социальных отношений. Если же позитивный ответ на вызов начинающегося энергетического кризиса не найден, то кризисные процессы нарастают и могут привести к серьезному социальному кризису и даже коллапсу. Интенсивность соперничества между социальными общностями при этом возрастает, способствуя дегуманизации социальных отношений и росту числа и силы конфликтов – гражданских и межгосударственных.

 

Впрочем, в истории индустриального общества максимально острых и катастрофических энергетических кризисов до сих пор удавалось избегать. Начинающийся дровяной кризис раннего индустриального общества удалось преодолеть за счет прогрессивного энергоперехода на уголь, что обеспечило полноценное развитие промышленного переворота. Далее каждый новый технологический уклад сопровождался прогрессивной сменой энергетического уклада, что обеспечивало бурный рост душевого энергопотребления (особенно в период достижения зрелости нового технологического уклада).

 

Исключением стал пятый технологический уклад, не сопровождавшийся прогрессивной топливной революцией. К. А. Карпов предполагает, что в начале XXI века пятый технологический уклад все же способствовал росту энерговооруженности общества. «На основании привязки технологических укладов к среднему потреблению энергии, приходящемуся на одного человека, можно предположить, что с 2004 г. начался очередной бурный рост душевого энергопотребления, свидетельствующий о вступлении в фазу зрелости пятого технологического уклада» [14, с. 62]. Однако его же собственные данные о том, что в США и европейских странах, наиболее приверженных стратегии энергоперехода, душевое энергопотребление снижается, а общий рост происходит за счет Китая и других новых индустриальных стран, свидетельствуют о том, что этот рост произошел не из-за перехода на новый энергетический уклад, соответствующий пятому технологическому укладу, а за счет возрождения значимости угольной генерации. Но этот источник роста уже почти исчерпан, а ставка на ряд новых энергетических технологий себя не оправдала, что приблизило нас к наступлению полноценного энергетического кризиса.

 

Похоже, что в наше время элита западных стран разуверилась в возможности найти ответ на вызов наступающего энергетического кризиса в технологической революции – прогрессивном энергетическом переходе, наподобие того, что был осуществлен в начале XIX века для преодоления дровяного кризиса или в первой половине ХХ века для преодоления начинающегося угольного кризиса. За образец оказался взят скорее случай позднесредневекового дровяного кризиса, когда в качестве регрессивного ответа была внедрена новая (анти)гигиеническая культура, сначала способствовавшая некоторому сокращению потребления древесины, а затем вызвавшая эпидемии и серьезное снижение потребления древесины из-за сокращения населения. Вот и сейчас на фоне провальных стратегий энергоперехода на возобновляемые источники энергии (ВИЭ) все активнее пропагандируются различные ценности и образы жизни, способствующие снижению рождаемости и потребления дефицитных ресурсов основной массой населения. Долгосрочные институциональные последствия подобной стратегии пока не вполне ясны, но, несомненно, они будут фундаментальными. Если бы в начале XIX века британская элита занимала такую же технопессимистическую позицию, приняв точку зрения углефобов и луддитов, и использовала мальтузианскую стратегию в качестве ответа на вызов дровяного кризиса, то Англия стала бы не «мастерской мира» и «владычицей морей», а нищим малолюдным островом. Не исключено, что она еще станет таковым.

 

Та же судьба грозит и остальному миру, если вместо того, чтобы сконцентрировать сокращающиеся ресурсы на совершении научно-технического прорыва в целом и перехода к новому прогрессивному энергетическому укладу в частности, мы продолжим тратить ресурсы на неэффективные стратегии, имитирующие реальный энергопереход. Без реального энергоперехода под сомнение будет поставлено не только дальнейшее технико-экономическое развитие, связанное с автоматизацией и роботизацией производства, но даже сохранение уже достигнутого уровня развития. Нарастающий энергетический кризис сократит возможности торговли на дальние расстояния, что разрушит сложные технологические цепочки, снизит эффективность международного разделения труда и производства в целом. Это неизбежно скажется на уровне жизни населения и способности общества поддерживать многие социальные институты, вплоть до социального коллапса.

 

Список литературы

1. Даймонд Дж. Коллапс. Почему одни общества выживают, а другие умирают. – М.: АСТ: АСТ МОСКВА, 2010. – 762 с.

2. Гумилев Л. Н. Этногенез и биосфера Земли. – М.: Издательство АСТ, 2001. – 560 с.

3. Медоуз Д. Х., Медоуз Д. Л., Рэндерс Й., Беренс III В. В. Пределы роста. – М.: Издательство МГУ, 1991. – 205 с.

4. Трубицын О. К. Оценка сильной версии концепции постиндустриального общества // Философия и гуманитарные науки в информационном обществе. – 2020. – № 4 (30). – С. 83–103. – URL: http://fikio.ru/?p=4219 (дата обращения 20.12.2021).

5. Уайт Л. Энергия и эволюция культуры // Антология исследований культуры. Т. 1. Интерпретация культуры. – СПб.: Университетская книга, 1997. – С. 439–464.

6. Глазьев С. Ю. Геноцид. – М.: ТЕРРА, 1998. – 320 с.

7. Длинные волны: Научно-технический прогресс и социально-экономическое развитие / С. Ю. Глазьев, Г. И. Микерин, П. Н. Тесля и др. – Новосибирск: Наука, 1991. – 224 с.

8. Бартелеми Д., Браунштайн Ф., Контамин Ф., Дюби Ж., Ронсьер Ш. де Ла, Ренье-Болер Д. История частной жизни. Т. 2. Европа от феодализма до Ренессанса. – М.: Новое литературное обозрение, 2015. – 784 с.

9. Радкау Й. Природа и власть. Всемирная история окружающей среды. – М.: Издательский дом Высшей школы экономики, 2014. – 472 с.

10. Изменение климата за последние 2000 лет // Сайт об изменении климата. – URL: http://climatechange.kg/wp-content/uploads/2013/11/klimat-nash-ery.pdf (дата обращения 20.12.2021).

11. Ливи Баччи М. Демографическая история Европы. – СПб.: Александрия, 2010. – 310 с.

12. Нет леса – нет и королевства: как в Англии закончилась древесина и началась эпоха угля // Forbes. Главное о миллиардерах, бизнесе, финансах и инвестициях в России и мире. – URL: https://www.forbes.ru/forbeslife/418657-net-lesa-net-i-korolevstva-kak-v-anglii-zakonchilas-drevesina-i-nachalas-epoha (дата обращения 20.12.2021).

13. Буфетова Л. П. История экономики зарубежных стран (история рынков и рыночных институтов). – Новосибирск: Издательство СО РАН, 2006. – 320 с.

14. Карпов К. А. Закономерности развития мирового энергопотребления // Проблемы прогнозирования. – 2019. – № 1 (172). – С. 55–62.

15. Tverberg G. The Energy Crisis That No One Is Talking About // Crude Oil Prices Today. – URL: https://oilprice.com/Energy/Energy-General/The-Energy-Crisis-That-No-One-Is-Talking-About.html (дата обращения 20.12.2021).

16. История по углю // Блог Змея – циклический анализ финансовых рынков. – URL: http://zmey.club/research/112-istoriya-po-uglyu.html#sel=8:1,8:17 (дата обращения 20.12.2021).

17. Разина А. Кривая выведет: как менялись цены на нефть за последнее столетие // Новости Казахстана. – URL: https://informburo.kz/stati/krivaya-vyvedet-kak-menyalis-ceny-na-neft-za-poslednee-stoletie.html (дата обращения 20.12.2021).

18. Tverberg G. Is It Possible that the World Is Approaching End Times? // Our Finite World. Exploring How Oil Limits Affect the Economy. – URL: https://ourfiniteworld.com/2021/12/03/is-it-possible-that-the-world-is-approaching-end-times/ (дата обращения 20.12.2021).

19. Duncan R. C. The Olduvai Theory Energy, Population, and Industrial Civilization // The Social Contract. – Winter 2005–2006. – Vol. 16. – No. 2. – URL: http://www.thesocialcontract.com/pdf/sixteen-two/xvi-2-93.pdf (дата обращения 20.12.2021).

20. Tverberg G. Our Fossil Fuel Energy Predicament, Including Why the Correct Story Is Rarely Told // Our Finite World. Exploring How Oil Limits Affect the Economy. – URL: https://ourfiniteworld.com/2021/11/10/our-fossil-fuel-energy-predicament-including-why-the-correct-story-is-rarely-told/ (дата обращения 20.12.2021).

21. King Hubbert M. Nuclear Energy and Fossil Fuels. – Houston: Shell Development Co., Exploration and Production Research Division, 1956. – 40 p.

22. Tverberg G. China: Is Peak Coal Part of Its Problem? // Our Finite World. Exploring How Oil Limits Affect the Economy. – URL: https://ourfiniteworld.com/2016/06/20/china-is-peak-coal-part-of-its-problem/ (дата обращения 20.12.2021).

23. Coal 2021. Analysis and Forecast to 2024 // International Energy Agency. – URL: https://iea.blob.core.windows.net/assets/f1d724d4-a753-4336-9f6e-64679fa23bbf/Coal2021.pdf (дата обращения 20.12.2021).

24. Fukuizumi Y. 3 Trends That Will Transform the Energy Industry // The World Economic Forum. – URL: https://www.weforum.org/agenda/2020/09/3-trends-transform-energy-industry/ (дата обращения 20.12.2021).

25. Седов Д. Форсируя энергетический переход, Европа очутилась в ловушке // Фонд стратегической культуры. – URL: https://www.fondsk.ru/news/2021/10/19/forsiruja-energeticheskij-perehod-evropa-ochutilas-v-lovushke-54709.html (дата обращения 20.12.2021).

26. Дубровин Д. Почти два месяца энергетического кризиса в Европе. Взлет цен на газ выгоден Брюсселю? // Новости в России и мире – ТАСС. – URL: https://tass.ru/ekonomika/12744791 (дата обращения 20.12.2021).

27. Durden T. One Bank Crunches The Numbers On Oil Supply / Demand Dynamics, Reaches a Shocking Conclusion // ZeroHedge. – URL: https://www.zerohedge.com/markets/one-bank-crunches-numbers-oil-supplydemand-dynamics-reaches-shocking-conclusion (дата обращения 20.12.2021).

28. Маслов В. Мальтузианские организации и резкое падение рождаемости // Инфоцентр AfterShock. Каким будет завтра? – URL: https://aftershock.news/?q=node/1025658 (дата обращения 20.12.2021).

29. Медоуз Д. Х., Медоуз Д. Л., Рандерс Й. За пределами роста: предотвратить глобальную катастрофу, обеспечить устойчивое будущее. – М.: Прогресс: Пангея, 1994. – 303 с.

30. Буйниски Х. Просто «отменить» недостаточно // Russia Today на русском. – URL: https://russian.rt.com/opinion/767703-buiniski-nyu-jork-klinika-nazvanie-margaret-sanger-evgenika (дата обращения 20.12.2021).

31. Eugenics // New World Encyclopedia. – URL: https://www.newworldencyclopedia.org/entry/Eugenics#1890s.E2.80.931945 (дата обращения 20.12.2021).

32. Афанасьева Е. Новое безумие: движение против рождения детей // Октагон.Медиа. Новости и репортажи, блоги и аналитика. – URL: https://octagon.media/mir/novoe_bezumie_dvizhenie_protiv_rozhdeniya_detej.html (дата обращения 20.12.2021).

33. Santos R. Worrying About the Climate Crisis Is Affecting People’s Relationships and Sex Lives // VICE Is the Definitive Guide to Enlightening Information. – URL: https://www.vice.com/en/article/v7dvw4/climate-crisis-environment-effect-sex-relationships (дата обращения 20.12.2021).

34. Мир будущего – ни привычной работы, ни частной собственности, ни личного пространства // Финам.ру — финансовый портал: новости фондового рынка ценных бумаг и экономики, прогнозы и анализ. Инвестиционная компания Финам. – URL: https://www.finam.ru/analysis/newsitem/mir-budushego-ni-privychnoiy-raboty-ni-chastnoiy-sobstvennosti-ni-lichnogo-prostranstva-20190415-18162/ (дата обращения 20.12.2021).

 

References

1. Diamond J. Collapse: How Societies Choose to Fail or Succeed [Kollaps. Pochemu odni obschestva vyzhivayut, a drugie umirayut]. Moscow: AST: AST Moskva, 2010, 762 p.

2. Gumilev L. N. Ethnogenesis and the Biosphere of Earth [Etnogenez i biosfera Zemli]. Moscow: Izdatelstvo AST , 2001, 560 p.

3. Meadows D. H., Meadows D. L., Randers J., Behrens III V. V. The Limits to Growth [Predely rosta]. Moscow: Izdatelstvo MGU, 1991, 205 p.

4. Trubitsyn O. K. Evaluation of a Strong Version of the Post-Industrial Society Concept [Otsenka silnoy versii kontseptsii postindustrialnogo obschestva]. Filosofiya i gumanitarnye nauki v informatsionnom obschestve (Philosophy and Humanities in Information Society), 2020, no. 4 (30), pp. 83–103. Available at: http://fikio.ru/?p=4219 (accessed 20 December 2021).

5. White L. Energy and the Evolution of Culture [Energiya i evolyutsiya kultury]. Antologiya issledovaniy kultury. Tom 1. Interpretatsiya kultury (Anthology of Cultural Studies. Vol. 1. Interpretation of Culture). St. Petersburg: Universitetskaya kniga, 1997, pp. 439–464.

6. Glazyev S. Y. Genocide [Genotsid]. Moscow: TERRA, 1998, 320 p.

7. Glazyev S. Y., Mikerin G. I., Teslya P. N. Long Waves: Scientific and Technological Progress and Socio-Economic Development [Dlinnye volny: Nauchno-tekhnicheskiy progress i sotsialno-ekonomicheskoe razvitie]. Novosibirsk: Nauka, 1991, 224 p.

8. Barthelémy D., Braunstein P., Contamine P., Duby G., Ronsiére C., Régnier-Bohler D. A History of Private Life, Volume II: Revelations of the Medieval World [Istoriya chastnoy zhizni. Tom 2. Evropa ot feodalizma do Renessansa]. Moscow: Novoe literaturnoe obozrenie, 2015, 784 p.

9. Radkau J. Nature and Power: A Global History of the Environment [Priroda i vlast. Vsemirnaya istoriya okruzhayuschey sredy]. Moscow: Izdatelskiy dom Vysshey shkoly ekonomiki, 2014, 472 p.

10. Climate Change Over the Last 2000 Years [Izmenenie klimata za poslednie 2000 let]. Available at: http://climatechange.kg/wp-content/uploads/2013/11/klimat-nash-ery.pdf (accessed 20 December 2021).

11. Livi Bacci M. The Population of Europe [Demograficheskaya istoriya Evropy]. Saint Petersburg: Aleksandriya, 2010, 310 p.

12. No Forest – No Kingdom: How the Wood Ended in England and the Era of Coal Began [Net lesa – net i korolevstva: kak v Anglii zakonchilas drevesina i nachalas epokha uglya]. Available at: https://www.forbes.ru/forbeslife/418657-net-lesa-net-i-korolevstva-kak-v-anglii-zakonchilas-drevesina-i-nachalas-epoha (accessed 20 December 2021).

13. Bufetova L. P. History of the Economy of Foreign Countries (History of Markets and Market Institutions) [Istoriya ekonomiki zarubezhnykh stran (istoriya rynkov i rynochnykh institutov)]. Novosibirsk: Izdatelstvo SO RAN, 2006, 320 p.

14. Karpov K. A. Development Trends of Global Energy Consumption [Zakonomernosti razvitiya mirovogo energopotrebleniya]. Problemy prognozirovaniya (Studies on Russian Economic Development), 2019, vol. 30, no. 1, pp. 38–43.

15. Tverberg G. The Energy Crisis That No One Is Talking About. Available at: https://oilprice.com/Energy/Energy-General/The-Energy-Crisis-That-No-One-Is-Talking-About.html (accessed 20 December 2021).

16. History by Coal [Istoriya po uglyu]. Available at: http://zmey.club/research/112-istoriya-po-uglyu.html#sel=8:1,8:17 (accessed 20 December 2021).

17. Razina A. Something May Turn Up: How Oil Prices Have Changed Over the Last Century [Krivaya vyvedet: kak menyalis tseny na neft za poslednee stoletie]. Available at: https://informburo.kz/stati/krivaya-vyvedet-kak-menyalis-ceny-na-neft-za-poslednee-stoletie.html (accessed 20 December 2021).

18. Tverberg G. Is It Possible that the World Is Approaching End Times? Available at: https://ourfiniteworld.com/2021/12/03/is-it-possible-that-the-world-is-approaching-end-times/ (accessed 20 December 2021).

19. Duncan R. C. The Olduvai Theory Energy, Population, and Industrial Civilization. The Social Contract, Winter 2005–2006, vol. 16, no. 2. Available at: http://www.thesocialcontract.com/pdf/sixteen-two/xvi-2-93.pdf (accessed 20 December 2021).

20. Tverberg G. Our Fossil Fuel Energy Predicament, Including Why the Correct Story Is Rarely Told. Available at: https://ourfiniteworld.com/2021/11/10/our-fossil-fuel-energy-predicament-including-why-the-correct-story-is-rarely-told/ (accessed 20 December 2021).

21. King Hubbert M. Nuklear Energy and Fossil Fuel. Houston: Shell Development Co., Exploration and Production Research Division, 1956, 40 p.

22. Tverberg G. China: Is Peak Coal Part of Its Problem? Available at: https://ourfiniteworld.com/2016/06/20/china-is-peak-coal-part-of-its-problem/ (accessed 20 December 2021).

23. Coal 2021. Analysis and Forecast to 2024. Available at: https://iea.blob.core.windows.net/assets/f1d724d4-a753-4336-9f6e-64679fa23bbf/Coal2021.pdf (accessed 20 December 2021).

24. Fukuizumi Y 3 Trends That Will Transform the Energy Industry. Available at: https://www.weforum.org/agenda/2020/09/3-trends-transform-energy-industry/ (accessed 20 December 2021).

25. Sedov D. Forcing the Energy Transition, Europe Found Itself in a Trap [Forsiruya energeticheskiy perekhod, Evropa ochutilas v lovushke]. Available at: https://www.fondsk.ru/news/2021/10/19/forsiruja-energeticheskij-perehod-evropa-ochutilas-v-lovushke-54709.html (accessed 20 December 2021).

26. Dubrovin D. Almost Two Months of the Energy Crisis in Europe. Is the Rise in Gas Prices Beneficial to Brussels? [Pochti dva mesyatsa energeticheskogo krizisa v Evrope. Vzlet tsen na gaz vygoden Bryusselyu?]. Available at: https://tass.ru/ekonomika/12744791 (accessed 20 December 2021).

27. Durden T. One Bank Crunches The Numbers On Oil Supply / Demand Dynamics, Reaches a Shocking Conclusion. Available at: https://www.zerohedge.com/markets/one-bank-crunches-numbers-oil-supplydemand-dynamics-reaches-shocking-conclusion (accessed 20 December 2021).

28. Maslov V. Malthusian Organizations and a Sharp Drop in the Birth Rate [Maltuzianskie organizatsii i rezkoe padenie rozhdaemosti]. Available at: https://aftershock.news/?q=node/1025658 (accessed 20 December 2021).

29. Meadows D. H., Meadows D. L., Randers J. Beyond the Limits: Confronting Global Collapse, Envisioning a Sustainable Future [Za predelami rosta: predotvratit globalnuyu katastrofu, obespechit ustoychivoe buduschee]. Moscow: Progress: Pangeya, 1994, 303 p.

30. Buyniski H. Just “Cancel” Is Not Enough [Prosto “otmenit” nedostatochno]. Available at: https://russian.rt.com/opinion/767703-buiniski-nyu-jork-klinika-nazvanie-margaret-sanger-evgenika (accessed 20 December 2021).

31. Eugenics. New World Encyclopedia. Available at: https://www.newworldencyclopedia.org/entry/Eugenics#1890s.E2.80.931945 (accessed 20 December 2021).

32. Afanaseva E. The New Madness: The Movement against the Birth of Children [Novoe bezumie: dvizhenie protiv rozhdeniya detey]. Available at: https://octagon.media/mir/novoe_bezumie_dvizhenie_protiv_rozhdeniya_detej.html (accessed 20 December 2021).

33. Santos R. Worrying about the Climate Crisis Is Affecting People’s Relationships and Sex Lives. Available at: https://www.vice.com/en/article/v7dvw4/climate-crisis-environment-effect-sex-relationships (accessed 20 December 2021).

34. The World of the Future – No Habitual Work, No Private Property, No Personal Space [Mir buduschego – ni privychnoy raboty, ni chastnoy sobstvennosti, ni lichnogo prostranstva]. Available at: https://www.finam.ru/analysis/newsitem/mir-budushego-ni-privychnoiy-raboty-ni-chastnoiy-sobstvennosti-ni-lichnogo-prostranstva-20190415-18162/ (accessed 20 December 2021).

УДК 37.07

 

Епифанцев Кирилл Валерьевич – Санкт-Петербургский государственный университет аэрокосмического приборостроения, кандидат технических наук, доцент кафедры метрологического обеспечения инновационных технологий и промышленной безопасности, Санкт-Петербург, Россия.

Email: epifancew@gmail.com

SPIN-код: 4218-3981

Авторское резюме

Состояние вопроса: Технологические революции на протяжении нескольких веков трансформировали систему подготовки инженерных кадров в России. Каждая новая промышленная революция, как правило, с запозданием приходившая в Россию из Европы, приносила новаторские методы преподавания и системы образования. Однако, помимо европейских нововведений, у нашего государства были и собственные, интригующие европейских соседей, педагогические приемы, которые со временем позволили сформировать гибкую систему образования, соответствующую запросам современной промышленности. В этих условиях становится актуальной задача провести анализ влияния промышленных революций (на сегодняшний день их известно четыре) на векторы образования.

Результаты: Трансформация учебных программ, которая происходит в России, имеет глубокие корни, переплетающиеся с пролетарско-европейско-императорским прошлым. Современный стандарт ФГОС 3++ расставляет приоритеты в направлении цифрового развития экономики, подчеркивая ориентированность не на увеличение производственных практик на предприятиях (как, к примеру, это было при заводах-втузах), однако позволяет значительно увеличить время на применение цифровых методов коммуникации с предприятиями, взаимодействия через тематику чемпионатов WorldSkills. Таким образом, инженерное мышление специалистов компенсирует дефицит производственного опыта путем работы с передовыми производителями оборудования и приборов через демоэкзамены, чемпионаты, инкубаторы и конкурсы, проводимые предприятиями. Данный процесс особенно активизировался в период распространения коронавирусной инфекции, в условиях которой сформировался пласт дистанционных производственных практик. Для студентов возникают новые возможности – это доказывает развивающийся портал виртуальных стажировок «Профстажировки 2.0».

Область применения результатов: Результаты исследования могут быть использованы для преподавания технических дисциплин, связанных с развитием инженерных наук, а также при разработке стратегии развития высшего учебного заведения или отдельных его подразделений.

Выводы: Трансформация подготовки инженерных кадров подстраивается под текущие производственные задачи, позволяя использовать новые технологические революции для совершенствования современных форм взаимодействия – к примеру, методологии дистанционной работы. Это становится важно для продвижения цифровой экономики, для устойчивого развития промышленности и общества в целом.

 

Ключевые слова: промышленная революция; инженерное образование; развитие методики преподавания.

 

Development of Russian Engineering Universities in the Context of Four Industrial Revolutions

 

Epifantsev Kirill Valerievich – Saint Petersburg State University of Aerospace Instrumentation, PhD (Engineering), Associate Professor, the Department of Metrological Support of Innovative Technologies and Industrial Safety, Saint Petersburg, Russia.

Email: epifancew@gmail.com

Abstract

Background: Technological revolutions over the course of several centuries transformed the system of engineering personnel training in Russia. Each new industrial revolution, usually arriving belatedly in Russia from Europe, brought innovative teaching methods and educational systems. In addition to European innovations, our state, however, had its own pedagogical techniques, intriguing European neighbors. Eventually they made it possible to form a flexible educational system that meets the needs of modern industry. Under these conditions, it becomes urgent to analyze the impact of industrial revolutions (four of them are known today) on the vectors of education.

Results: The transformation of curricula that is taking place in Russia has deep roots, intertwined with the proletarian-European-imperial past. The modern FGOS (Federal State Educational Standard) 3 ++ sets priorities in the direction of digital development of the economy, emphasizing the focus not on increasing internships at enterprises as it was, for example, at VTUZ factories. It allows higher schools to increase significantly the time for the use of digital methods of communication with enterprises as well as the interaction through WorldSkills championships. Thus, the engineering thinking of specialists compensates for the lack of production experience by collaborating with leading manufacturers of equipment and devices through demo exams, championships, incubators and competitions held by enterprises. This process became especially active during the spread of coronavirus infection, which formed a practice of remote training. New opportunities arise for students: the developing portal of virtual internships “Professional internships 2.0”.

Implications: The research results can be used for teaching technical disciplines related to engineering sciences, as well as in formulating a strategy for the development of a higher educational institution or its departments.

Conclusion: The transformation of engineering training is adapted to current production objectives. While using technological revolutions, it develops new forms of interaction, for example, the methodology of telecommuting. This is important for the development of the digital economy, for the sustainable development of industry and society as a whole.

 

Keywords: industrial revolution; engineering education; development of teaching methods.

 

Действующие ныне образовательные стандарты, сформированные с учетом требований современных тенденций воспитания студентов технических вузов, делают «ставку» на системы качества, лидерство, развитие цифровых технологий в коммуникациях и научных подходов при разработке экспериментов. Данные векторы развития возможно реконструировать на основе анализа профессиональных компетенций, к примеру:

– ПК-2 «Способен разрабатывать, внедрять и осуществлять контроль системы управления качеством продукции в организации»;

– УК-3 «Способен организовывать и руководить работой команды, вырабатывая командную стратегию для достижения поставленной цели»;

– УК-6 «Способен определять и реализовывать приоритеты собственной деятельности и способы ее совершенствования на основе самооценки»;

– ПК-8 «Способен осуществлять научно-техническую деятельность и экспериментальные разработки в области обеспечения единства измерений».

 

С течением времени образовательные стандарты в России трансформировались много раз, подстраиваясь под запросы промышленности и военной сферы, однако каждая промышленная революция до неузнаваемости меняла облик образовательной методики предыдущего политического строя, подобно урагану, уничтожая старые устои и правила. Однако, когда утихали со временем стихийные последствия, постепенно на просторе Российского образования оставались настоящие «атланты» науки и методик воспитания, которые и были их создателями. Ключевые труды и исследования в данной области принадлежат ученым, которые отмечены в таблице 1.

 

Современные образовательные технологии, позволяющие развить инженерное мышление, уходят корнями во времена создания «театра машин и механизмов» [1]. В конце XVI века в Европе появился новый тип книг, представляющий жанр литературы, известный как «театр машин». Первый «театр» был создан Жаком Бессоном (примерно 1540–1573 гг.), французским протестантом, который родился в Гренобле и первоначально работал учителем математики, пока не попал под покровительство короля. Можно сказать, что данный поворот к систематизации инженерных механизмов был первым вектором промышленной революции, нового формата инженерной подготовки, первым отголоском «бережливого производства».

 

Таблица 1 – Исследования известных ученых в области инженерного образования в процессе смены промышленных революций.

Тематика и направление исследований	Исследования в области политехницизма советских и российских вузов с уклоном в анализ архитектурных проектов советского времени и урбанизации в целом, влияния массового жилища соцгородов	Исследования в области мыследеятельности и инженерного мышления с уклоном на рассмотрение театра машин и механизмов, вклада А. Бетанкура и Г. Монжа в российскую инженерную школу	Исследования в области Share government, Гумбольтовского университета, с уклоном на воздействие Гарварда, Оксфорда, Кембриджа на высшее образование в мире в целом и на образование в России – в частности
Автор	М. Г. Меерович, профессор Иркутского национального исследовательского университета, академик Международной Академии наук о природе и обществе, Заслуженный архитектор России	П. Г. Щедровицкий, профессор, зав. кафедрой стратегического планирования, методологии управления НИЯУ МИФИ, президент некоммерческого научного фонда «Институт развития им. Г. П. Щедровицкого»	А. В. Щербенок, профессор Центра трансформации образования Московской школы управления Сколково, директор-основатель Школы перспективных исследований (SAS) Тюменского государственного университета
Исследуемый временной период	XVI век – настоящее время	середина XX века– настоящее время	конец XX века– настоящее время
Исследованы образовательные технологии государств	СССР, Российская Федерация	Франция, Англия, Германия, Нидерланды, Российская империя, Российская Федерация	Англия, США, Германия

 

Именно его труды неоднократно приводит в своих высказываниях об истории развития европейской, а потом и российской мыследеятельности профессор П. Г. Щедровицкий. В трудах П. Г. Щедровицкого уделено много внимания вопросам становления инженерного мышления, начиная с глубокого анализа инженерного подхода XVII века. В частности, в источнике [1] отмечается: «На основании технологий конструктивного мышления, театра машин и механизмов, использования системы координат, макетирования, измерения размеров вещей (продуктов) и их частей, а также размеров изображений продуктов, в Объединенных провинциях в период “Нулевой” промышленной революции в XVI–XVII вв. складывается такой тип мышления и деятельности как конструирование».

 

Уже спустя 100 лет, в 1724 году начинает работу Академический университет в составе Петербургской Академии наук, в 1755 году открывается Московский университет (в будущем – МГУ), в 1773 году в Российской империи открывает свои «врата знаний» Горный университет – первое высшее техническое заведение России, а ровно через 50 лет – Институт Корпуса инженеров путей сообщения. В Российской империи эти четыре прославленных высших учебных заведения, несомненно, стали фундаментом для будущей обители инженерной науки, которая становится отправной точкой развития инженерной мысли.

 

Конструирование и политехницизм – термины, которые после становления советской власти были характерны для многих университетов нового, советского формата. Политехницизм – основная задача, которая была четко ориентирована на возможность унификации специалистов, позволяющей в одном университете подготовить инженеров по профилю от конструктора танка до горного инженера [см.: 2; 3; 6]. Университеты создавались именно под отрасль, развитую в территориальной близости к университету. Зачастую это делалось непосредственно при заводах и для заводов. Примером такого сегмента являются создание практико-ориентированных университетов – Заводов-втузов. Становление и развитие вузов в советский период детально описано в трудах М. Г. Мееровича [см.: 2; 3].

 

В своем исследовании П. Г. Щедровицкий подчеркивает, что на каждом шагу промышленной революции складываются новые позиции в «разделении труда». Пропорции разделения труда таким путем формируют образ новых промышленных революций.

 

Это крайне интересное явление с меняющимися формами обучения в процессе образовательного процесса – от очной до вечерней и заочной, но при этом срок практики на выходе достигал не менее 1,5 лет по профилю профессии. Интересно, что в Англии такая система существует до настоящего времени, и она называется Sandvich [см.: 4; 5]. Преподаватель, который осуществлял подготовку, должен был иметь практический опыт за плечами, он не должен был оставаться «абстрактным» теоретиком. Подготовка осуществлялась по 5-летней программе в традиционных технических вузах и 6-летней на заводах-втузах [см.: 6]. Основу образовательной модели СССР составлял принцип гибкости под нужды пятилетнего плана партии. Большинство специальностей имело военный подтекст, который мог быть использован при введении военного положения. Большое внимание уделялось выпускной работе – диплому и промежуточным методам контроля – сессиям. Образовательный процесс идет по политехническому принципу (в вузе идет обучение огромному профилю специальностей), при проведении исследований происходит ориентация на нужды Наркоматов и предприятий, при котором существует вуз. После окончания вуза производится распределение выпускников на предприятия. При отказе от работы по распределению следуют взыскания, в том числе административная ответственность. Такие методы организации работы вузов были прежде всего связаны с необходимостью быстрого восстановления кадров после Первой мировой войны, а в последующие годы – после Второй мировой войны. Есть в пятилетнем плане задачи – есть под них специальность, а если нет в пятилетке задачи, значит нужно менять специальности. Решения по передаче вузов ведомствам (наркоматам), с одной стороны, лишило их возможности конкурировать в битве за абитуриентов, как это было в царское время, но, с другой стороны, позволило специализироваться на сугубо практической модели понимания технологических процессов. Однако при этом, как отмечал профессор Меерович [см.: 2; 3], возникали сложности в связи с отсутствием четких программ подготовки (в современном вузе – РПД), в которых прописаны предметы и компетенции, нужные для подготовки специалиста.

 

В современном постсоветском университете организационная культура нередко тесно переплетена со структурой военной в связи с наличием военных учебных центров в составе университета. Это определяет четкую дисциплину, так называемый рациональный бюрократизм, для которого характерно жесткое следование стандартам, методическим материалам. Военные или гражданско-военные специальности накладывают свой отпечаток на культуру, которая прежде всего проявляется в ограничении доступа к некоторым типам информации. Действительно, при господстве военных традиций сложно задавать такие программы функционирования, как открытые учебные планы или ядерные программы. Магистратура в условиях военного образования – культура, к которой нужно будет привыкать и адаптировать учебный процесс, адаптировать офицерский состав не один год.

 

Доминирующая культура, привязанная к карте науки в современном университете, – это технические специальности, так или иначе связанные с предприятиями. В каком-то смысле данная черта позволяет университету оставаться во многом обособленным «академическим племенем» [см.: 4], охраняющим свою территорию от посягательств вузов смежного профиля. С другой стороны, постоянное взаимодействие с «братскими, родственными» вузами дает возможность говорить про университет в качестве университета-разведчика, постоянно анализирующего и внедряющего передовые образовательные программы и методологии в собственный учебный процесс. Этому способствует большое количество конференций, общих ГАКов с коллегами из родственных вузов и с предприятий, налаживание связей между предприятиями для прохождения производственной практики. Важно, что в данном процессе появляются стейкхолдеры, которые инициируют заключение целевых договоров на срок до 5 лет для обучения специалистов и бакалавров с последующим трудоустройством.

 

В различных подразделениях университета превалируют различные исследовательские протоколы, которые затрудняют общение в междисциплинарном пространстве. Четко организован блок специальных дисциплин. Но достаточно слабо – дисциплины базовые, которые закладывают в студентах фундамент для будущей подготовки. Исследовательские протоколы, конечно же, привязаны к эффективному контракту, и прямая корректировка протокола будет зависеть от рамочных условий этого контракта, так как он формирует вектор движения и определяет, каким образом будет развиваться и в целом вуз, и в отдельности каждый сотрудник. Однако существует масса сотрудников, перед которыми необходимо выполнять социальные обязательства – возрастные коллеги, которые не могут в силу здоровья выполнять эффективный контракт и расширять возможности по мультидисциплинарности, так как эффективный контракт прежде всего нацелен на междисциплинарность и возможность увеличения публикаций именно на стыке дисциплин, в одной ограниченной области невозможно написать большого количества статей. Очень слабо развиты понятия карт науки и исследований в педагогическом плане, за исключением гуманитарного факультета. Гуманитарный факультет – это флагман, в котором испытывают потребность и технические специалисты – лекторы. Ведь профессоров и доцентов никто не учил читать лекции и проводить исследования. Нехватка междисциплинарности – острая проблема, которая в целом отражается на качестве подготовки специалистов. Карта науки во многом бы помогла скорректировать многие дисциплины, их последовательность и взаимосвязь (взаимозависимость). Конечно же, нужно иметь в виду проблему ограниченности взаимодействия многих исследователей вуза с иностранными специалистами, обусловленную «долгом службы» и гостайной. В этом взаимодействии международные связи налаживаются крайне осторожно, под четким руководством экспортного сообщества.

 

Необходимо менять, прежде всего, основы подхода через shared governance к управлению нашим вузом. Совместное управление – новый подход к управлению университетом, непривычный для большинства работников. Эта методика требует открытости со стороны всех представителей вуза. И работу эту можно начать с кафедры. Как вариант – организовать трех заведующих кафедрой, один из которых будет представителем промышленности, второй – представителем власти, третий – представителем университета. Самое важное – отследить в равной степени вовлеченность каждого из команды shared governance [см.: 7; 8] в этот процесс, не сваливать обязанности на одного представителя (как это чаще всего бывает – представителя университета), который на правах заместителя заведующего кафедрой будет нести ответственность за всю кафедру.

 

Внедрение подхода shared governance в практику управления требует решения взаимосвязанных задач: во-первых, организации структур и формализации процедур осуществления управления на основе подхода shared governance; во-вторых, наполнение этих структур людьми, которые разделяют данный подход и обладают необходимыми компетенциями для участия в управлении университетом. Решение данных двух задач предполагает поэтапное реформирование действующей системы управления университетом, для проведения которого можно предложить следующую последовательность мероприятий: определение площадки – назначение совместного управления в виде договора услуг гражданско-правового характера.

 

Помимо совместного управления shared необходимо развивать в университете нанодипломное движение, когда часть студентов, участвующих в совместных проектах, обретают себе надежного работодателя и сдают нормативы, получая нанодиплом [см.: 8]. Примером уже существующих подобных проектов является демоэкзамен в среднем профессиональном образовании. Он позволяет сдать квалификационную работу с помощью мастерски отточенных навыков, а не мастерски скопированной теоретической работы. В самых продвинутых IT-компаниях уже давно это поняли и не обращают особого внимания на наличие диплома из классического вуза. Здесь смотрят на реальные знания, принимая в расчет различные сертификаты и курсы, которые закончил кандидат. Например, один из сайтов с курсами Udacity недавно начал выдавать нанодипломы в области веб-разработки (Front-End Web Developer). Такие «дипломы» вполне можно считать официальным документом. По крайней мере, их признают при устройстве на работу в Google, AT&T, Autodesk, Cloudera, Salesforce и другие крупные компании. Однако онлайновое обучение не должно составить конкуренцию университетскому образованию. Это курсы профессиональной подготовки, у которых крайне практичная задача – подготовить человека к работе по конкретной профессии. В такой ситуации обучение становится более направленным: человеку не преподаётся ничего лишнего, а только необходимые знания, поэтому весь процесс идёт быстрее.

 

В вузе постсоветского периода очень слабо представлена программа обучения аспирантуры, которая имеет определенные контрольные точки в виде сдачи кандидатского минимума, но не обилия программ в области PhD. Наращивание программ магистратуры и аспирантуры на английском языке могло бы повысить количество мобильных студентов.

 

В целом англоязычные курсы в постсоветских вузах для магистров и бакалавров не должны прерываться на протяжении обучения, необходимо развивать мультидисциплинарность в рамках связки «техническая дисциплина – английский язык» и постоянно эту схему форсировать, совершенствовать, развивать такие формы взаимодействия, как «великий диалог и вечный текст», обращаясь к трудам великих ученых. Необходимо добиться четкого имбридинга в количестве не менее 50 % набираемых магистров, которые будут приходить из других вузов и таким образом опять же увеличивать междисциплинарность. Это основные проблемы, которые стоят перед ГУАП и на которые необходимо обратить внимание для более прорывной стратегии. В частности, эта стратегия, десятками лет отработанная в Кембридже, представлена на слайде профессора А. В. Щербенка (рисунок 1) [см.: 7; 9].

 

Рисунок 1 – Структура программы элитного бакалавриата в передовых университетах Европы и США (из лекции А. В. Щербенка).

 

Из курса П. Г. Щедровицкого «Инженерное мышление» следует, что «только когда хронотоп лидерства совпадает со сменой платформы технологий, происходит промышленная революция». Итогом построения новой платформы технологий является рывок в экономических показателях [см.: 1]. Таким образом, университет нового типа требует не только современных образовательных программ, материального и кадрового обеспечения исследовательской и образовательной деятельности, он должен иметь постоянное совпадение хронотопа лидерства со сменой платформы технологий. Для эффективного функционирования современного вуза необходима система управления, направленная на постоянное развитие инновационной деятельности, позволяющей на практике реализовать глобально конкурентоспособные образовательные и исследовательские программы. Исследование организационной структуры ведущих мировых технических университетов указывает на то, что их система управления характеризуется рядом общих признаков.

1) Высокая степень автономии, отсутствие государственного вмешательства в управление университетом.

2) Наличие внешнего стейкхолдера, представленного, помимо ответственного министерства, индустрией, бизнес-сообществом, а также различными общественными организациями.

3) Высокая доля государственных средств, получаемых бюджетом университета косвенным образом: посредством системы грантов, путем участия в различных государственных программах развития.

4) Профессионализация административного управления, планирование и управление бюджетом на основе показателей эффективности и продуктивности.

5) Децентрализация управления в университете и высокая степень финансовой независимости структурных подразделений.

6) Сохранение академических свобод, обеспеченное высокой степенью независимости академического персонала в академических вопросах.

7) Наличие эффективной системы принятия решений, основанной на сочетании сильной исполнительной власти и учета мнения экспертных групп, прежде всего академического персонала.

 

Таким образом, можно констатировать, что наиболее конкурентоспособными окажутся те университеты, которые в процессе корпоратизации, диктуемой потребностями рынка и тенденциями общественного развития, сумеют сохранить академический характер своей организации.

 

Список литературы

1. Щедровицкий П. Г. Университеты и система обращения знаний. – URL: http://ftp-www.bsu.edu.ru/Skolkovo/П.Г. Щедровицкий – Университеты и система обращения знаний.pdf (дата обращения 01.09.2021)

2. Лидин К. Л., Меерович М. Г., Малько А. В. Бинарная логика и социалистический город // Проект Байкал. – 2021. – Т. 18. – № 68. – С. 46–49.

3. Меерович М. Г. СССР как мегапроект // Советский проект. 1917–1930-е гг.: этапы и механизмы реализации. Сборник научных трудов. – Екатеринбург: Издательство Уральского федерального университета, 2018. – С. 28–39.

4. Щербенок А. В. Как трансформировать университет // Университетское управление: практика и анализ. – 2018. – Т. 22. – № 6. – С. 5–7.

5. Арбузов С. С., Епифанцев К. В. Использование подкастов при обучении студентов технического вуза // Педагогическое образование в России. – 2020. – № 2. – С. 141–147.

6. Власов А. А., Власова Н. А., Епифанцев К. В., Жуков С. В. Интеграция производства в образовательные программы вузов горного профиля – необходимость в современных экономических и экологических условиях // Горный информационно-аналитический бюллетень (научно-технический журнал). – 2011. – № S2. – С. 241–251.

7. Щербенок А. В. Элитный бакалавриат // SKOLKOVO Online – YouTube. – URL: https://youtu.be/Rp7HRxTjjHs (дата обращения 01.09.2021).

8. Свердлов М. Будущее образования: нано-дипломы, бизнес как вуз и искусственный интеллект как тьютор. – URL: https://vc.ru/u/384286-misha-sverdlov/201553-budushchee-obrazovaniya-nano-diplomy-biznes-kak-vuz-i-iskusstvennyy-intellekt-kak-tyutor (дата обращения 01.09.2021).

9. Соколов М. М., Волохонский В. Л. Политическая экономия российского вуза // Отечественные записки. – 2013. – № 4(55). – С. 31–48.

 

References

1. Schedrovitsky P. G. Universities and the System of Circulation of Knowledge [Universitety i sistema obrascheniya znaniy]. Available at: http://ftp-www.bsu.edu.ru/Skolkovo/П.Г. Щедровицкий – Университеты и система обращения знаний.pdf (accessed 01 September 2021).

2. Lidin K. L., Meerovich M. G., Malko A. V. Binary Logic and SocialistCity [Binarnaya logica i sotsialistichiskiy gorod]. Proekt Baykal (Project Baikal), 2021, vol. 18, no. 68, pp. 46–49.

3. Meerovich M. G. USSR as a Megaproject [SSSR kak megaproekt]. Sovetskiy proekt. 1917–1930-e gg.: etapy i mekhanizmy realizatsii. Sbornik nauchnykh trudov (Soviet Project. 1917–1930-s: Stages and Mechanisms of Implementation. Collected Scientific Works). Ekaterinburg: Izdatelstvo Uralskogo federalnogo universiteta, 2018, pp. 28–39.

4. Shcherbenok A. V. How to Transform the University [Kak transformirovat universitet]. Universitetskoe upravlenie: praktika i analiz (University Management: Practice and Analysis), 2018, vol. 22, no. 6, pp. 5–7.

5. Arbuzov S. S., Epifantsev K. V. The Use of Podcasts in Teaching Students of a TechnicalUniversity [Ispolzovanie podkastov pri obuchenii studentov technicheskogo vuza]. Pedagogicheskoe obrazovanie v Rossii (Pedagogical Education in Russia), 2020, no. 2, pp. 141–147.

6. Vlasov A. A., Vlasova N. A., Epifantsev K. V. Zhukov S. V. Integration of Production into Educational Programs of Higher Educational Institutions of a Mining Profile – a Necessity in Modern Economic and Environmental Conditions [Integratsiya proizvodstva v obrazovatelnye programmy vuzov gornogo profilya – neobkhodimost v sovremennykh ekonomicheskikh i ekologicheskikh usloviyakh]. Gornyy informatsionno-analiticheskiy byulleten (nauchno-tekhnicheskyj zhurnal) (Mining Informational and Analytical Bulletin (Scientific and Technical Journal)), 2011, no. S2, pp. 241–251.

7. Scherbenok A. V. Elite Baccalaureate [Elitnyy bakalavriat]. Available at: https://youtu.be/Rp7HRxTjjHs (accessed 01 September 2021).

8. Sverdlov M. The Future of Education: Nano-diplomas, Business as a University, and Artificial Intelligence as a Tutor [Buduschee obrazovaniya: nano-diplomy, biznes kak vuz i iskusstvennyy intellekt kak tyutor]. Available at: https://vc.ru/u/384286-misha-sverdlov/201553-budushchee-obrazovaniya-nano-diplomy-biznes-kak-vuz-i-iskusstvennyy-intellekt-kak-tyutor (accessed 01 September 2021).

9. Sokolov M. M, Volokhonsky V. L. Political Economy of a RussianUniversity [Politicheskaya ekonomiya rossijskogo vuza]. Otechestvennye zapiski (Notes of the Fatherland), 2013, no. 4(55), pp. 31–48.

 
Ссылка на статью:
Епифанцев К. В. Проблемы развития российских инженерных вузов в условиях четырех промышленных революций // Философия и гуманитарные науки в информационном обществе. – 2021. – № 4. – С. 52–62. URL: http://fikio.ru/?p=4859.
 

© Епифанцев К. В., 2021

УДК 316.4

 

Автор выражает благодарность своему научному консультанту, доктору социологических наук, профессору В. Б. Звоновскому (СГЭУ, Самара) за всестороннюю поддержку, оказанную в ходе написания данной работы, мудрые советы и конструктивную критику. Без него эта статья не появилась бы или была бы совсем иной.

 

Ходыкин Александр Владимирович – Фонд социальных исследований, аналитический отдел, социолог, кандидат социологических наук, Самара, Россия.

Email: khodykin8@gmail.com

SPIN: 3376-6682

Researcher ID: AAB-8675-2020

ORCID: 0000-0003-0230-5775

Scopus ID: 57215436300

Авторское резюме

Состояние вопроса: Развитие систем дистанционной передачи информации трансформирует пространственные характеристики коммуникации, действия и присутствия человека в мире. Развитие данных систем делает определение локализации действия проблематичным. Теоретические ресурсы для решения возникающих проблем автор находит в акторно-сетевой теории, которая с помощью понятия сети объясняет распределение действия в физическом пространстве, занимаемом данной сетью. Пространственная организация деятельности сетей проанализирована на основе теоретико-методологических ресурсов теории сетевого общества Мануэля Кастельса.

Результаты: Акторно-сетевая теория позволяет описать утрату локальности действия и его распределение в физическом пространстве при помощи комплексных сетей. Предложено понятие «комплексное социальное пространство», которое определяется как сеть взаимодействующих акторов различной природы, которые могут быть физически удалены друг от друга на большие расстояния и действие которых распределено в физическом пространстве, занимаемом сетью.

Выводы: Метафора сети позволяет объяснить возникновение «новых» комплексных социальных пространств (виртуальное, коммуникационное), трансформацию «старых» социальных пространств (вроде публичного пространства) и их превращение в комплексные социальные пространства.

 

Ключевые слова: комплексные социальные пространства; акторно-сетевая теория; комплексность.

 

The Transformation of Spatiality and the Emergence of Complex Social Spaces

 

Khodykin Alexander Vladimirovich – Samara Social Research Institute, Analytical Department, Sociologist, PhD in Sociology, Samara, Russia.

Email: khodykin8@gmail.com

Abstract

Background: The development of remote information transmission systems transforms the spatial characteristics of human communication, action and presence in the world. The development of these systems makes determining the localization of an action problematic. The author finds theoretical resources for solving emerging problems in the actor-network theory, which uses the concept of a network to explain the distribution of action in the physical space occupied by this network. The spatial organization of network activity is analyzed based on theoretical and methodological resources of Manuel Castells’ theory of the network society.

Results: Actor-network theory allows us to describe the loss of locality of an action and its distribution in physical space using complex networks. The concept of “complex social space” is proposed. It is defined as a network of interacting actors of different nature that can be physically removed from each other over long distances and whose action is distributed in the physical space occupied by the network.

Conclusion: The metaphor of the network makes it possible to explain the emergence of “new” complex social spaces (virtual, communicative), the transformation of “old” social spaces (e.g. public space) and their transformation into complex social spaces.

 

Keywords: complex social spaces; actor-network theory; complexity.

 

Тема пространства начинает разрабатываться представителями социальных наук ещё в конце XIX века, однако должное внимание ей стали уделять только в XX веке на Западе и в начале XXI века в России. На фронтир социальной философии эту тему выводит Рудольф Карнап, инкорпорировавший социальное пространство в философский тезаурус и предложивший ставшую знаменитой классификацию пространства. Карнап различал формальное пространство (пространство соотношений чисел, цветов, степеней родства и других «непространственных» в обыденном понимании вещей), пространство созерцания (соотношение линий, площадей, геометрических фигур и других «пространственных» в обыденном понимании вещей), и физическое пространство (пространство интерпретируемых человеком соотношений мест расположения материальных объектов) [см.: 1, с. 5–6]. Ключевым российским социальным теоретиком, исследовавшим тему пространства, можно считать нашего современника А. Ф. Филиппова, разделившего определения пространства в собственном, обобщённом и метафорическом смыслах [см.: 2; 3, с. 50].

 

Классики мировой социологии также не обходят стороной проблему пространства. Георг Зиммель трактует пространство как характеристику соприсутствия людей или социальных групп в мире [см.: 4; 5]. Телесное соприсутствие людей в определённом месте, как и географическая характеристика этого места, способно влиять на формирование этими людьми сообщества. Пространство, время, число и дистанция являются ключевыми характеристиками социальной геометрии Зиммеля [см.: 6, с. 303–307]. Занимаемое человеком место способно определить его социальный статус, связи с окружающим миром и уровень влияния на социальные процессы. Теория структурации Энтони Гидденса рассматривает пространство как форму, в которой осуществляются социальные практики. Для их описания социолог изучает проблему мест, локальностей, центра, периферии и т. д. Автор обращается к социальной географии с целью изучения влияния пространства на воспроизводимые в нём практики [см.: 7, с. 182–199].

 

Заслуживает внимания проект социальной географии, предложенный Бенно Верленом, который акцентировал внимание на изучении действия и материальности действующего субъекта, объясняющейся, как минимум, наличием у субъекта пространственно протяжённого тела. Верлен определяет пространство как обеспечивающую возможность для деятельности систему координат: пространство – это не эмпирическое, но формальное и классификаторское понятие. Это система координат для физических составляющих действия и обозначение для проблем и возможностей, относящихся к исполнению действия в физическом мире [см.: 8, с. 34]. Таким образом, пространство становится формой, вмещающей материальных акторов и дающей им возможность действовать. Пространство и материальные объекты актуализируются лишь в контексте осуществляемого субъектом действия.

 

Исследованию связи физического и социального понимания пространства в социальных науках уделено значительно меньше внимания. Однако имеются некоторые работы, посвящённые данной тематике. В. Б. Звоновский разделяет (1) пространство как логический конструкт, созданный подобно математическому пространству, то есть как абстракция реальных позиций и диспозиций социальных субъектов и связей между ними и (2) физическое пространство (местность, территория и т. п. в их естественнонаучном понимании) [см.: 9, с. 8]. В зависимости от связи с физическим пространством социальное пространство может быть определено как метафора статусных диспозиций индивидов в сообществах; результат взаимовлияния статусных диспозиций членов сообщества и материальных объектов, ими создаваемых; отражение социальных отношений в комплексе созданных данным сообществом материальных объектов; активная сила, создающая социальные отношения [см.: 10, с. 286].

 

Представленный корпус работ позволяет считать проблему пространства довольно подробно разработанной в социальных науках. Однако стремительное развитие информационных технологий поставило перед учёными некоторые важные вопросы, по сей день не находящие ответов в социальной теории [см.: 11]. Эти вопросы лежат в плоскости связи физического и социального пространств. Распространение уже в первой половине XX века систем дистанционной передачи информации (телефон, телеграф, телевидение и т. п.) привело к появлению теоретической проблемы пространственной локализации действия. Если в прежние времена каждое действие имело чёткие пространственные координаты, то теперь не так просто ответить на вопрос: «Где происходит действие?» Если раньше люди разговаривали, сидя на лавочке в парке, локализация действия была понятной. При разговоре по телефону социальное действие (общение) делокализуется и значительно распространяется в физическом пространстве. С появлением Интернета этот процесс ещё больше усложняется. При общении по «Скайпу» в каком месте происходит действие? В каждом из мест нахождения собеседников? В местах расположения серверов? На вышках мобильной связи?

 

Разрушение географической локализации коммуникаций приводит к появлению у нагруженных социальными действиями физических пространств метафорических значений. В результате появляются «новые» социальные пространства со сложно определимой локализацией: пространство коммуникации, пространство повседневности, пространство отношений и, наконец, виртуальное пространство. Материальная основа таких новых пространств часто ускользает от внимания исследователей. Так, под виртуальностью учёные из Института философии РАН понимают «объект или состояние, которые реально не существуют, но могут возникнуть при определенных условиях» [12]. Виртуальность связывается с субъективным восприятием и конструированием в сознании образов реальности. Виртуальное пространство – это система виртуальных объектов, под которыми ряд авторов понимают объекты, имеющие неполное существование, проявляющееся в отсутствии пространственной протяжённости и других физических характеристик [см.: 13, с. 23; 14, с. 63–67; 15, с. 1555–1556]. Хотя виртуальное пространство, действительно, состоит из образов и знаковых кодов, его существование основано на материальных объектах. Без компьютеров, экранов мониторов, роутеров и других материальных объектов никакое виртуальное пространство существовать не может. Более того, текст на экране монитора не менее реален, чем тот же текст на страницах книги; картинки на экране в электронном виде принципиально не отличаются от распечатанных картинок. Специфика виртуального пространства состоит в том, что его основной целью является создание образов в человеческом сознании. Но это не отменяет материальных оснований виртуальных объектов и виртуального пространства в целом.

 

Поворот к материальному в социальных науках призывает исследователей не упускать из виду материальных основ нематериальных сущностей. Согласно современному варианту акторно-сетевой теории (АСТ) и материальные объекты, и нематериальные сущности являются акторами, образующими действующие сети, в которых распределено действие [см.: 16; 17]. Сети – это формообразующий элемент АСТ, структурирующий отношения между людьми и не-человеками, между материальными и нематериальными сущностями, однако пребывающий при этом в постоянном движении и динамично изменяющийся. Метафора сети в данном случае задействует пространственное воображение читателя, что позволяет наиболее точно передать ему специфику соотношения и взаимодействия акторов [см.: 18, с. 63]. Метафорически понимаемое пространство играет ту же роль. Таким образом, в контексте АСТ наши «новые» пространства (пространство коммуникации, виртуальное пространство и т. п.) являются метафорами, позволяющими описать утрату локальности действия и его распределение в физическом пространстве, и могут быть определены как комплексные сети, которые с помощью передачи закодированной в знаковых системах информации на дальние расстояния делают возможным распределение действия в физическом пространстве. Комплексность сетей определяется по наличию в них акторов, физически удалённых друг от друга на большие расстояния, и пересечений с другими сетями, а также по распределению действия между акторами, удалёнными друг от друга в физическом пространстве.

 

В современном мире появляется всё больше комплексных социальных пространств. Комплексное социальное пространство – это сеть взаимодействующих акторов различной природы, которые могут быть физически удалены друг от друга на большие расстояния и действие которых распределено в физическом пространстве, занимаемом сетью. Примерами комплексных социальных пространств становятся как охарактеризованные нами «новые» пространства (коммуникационное, виртуальное), так и социальные пространства, непосредственно с ними связанные. Например, публичное пространство, которое раньше всегда было местом локализации действия (агора в греческом полисе, улица города, площадь и т. д.), теперь (после появления систем дистанционной передачи информации) таковым является отнюдь не всегда (социальные сети, телепередачи и т. д.). Комплексность пространств предполагает утрату в них следующих локализаций в физическом пространстве.

 

1. Утрата локализации коммуникации, которая охарактеризована выше: Интернет, телефонная связь, телевидение и т. д.

 

2. Утрата локализации действия. Проблемы разрыва места и субъекта действия лучше всего охарактеризованы в рецензии В. С. Вахштайна на работу Мануэля Деланда «Война в эпоху разумных машин». Ссылаясь на журналистское расследование Мэтью Пауэрса, Вахштайн рассматривает такие разрывы на примере работы лётчиков, управляющих с территории США деятельностью беспилотных летательных аппаратов на Ближнем Востоке [см.: 19, с. 278]. Где в таком случае локализуется действие? В США? На Ближнем Востоке? Или где-то между ними? В контексте АСТ можно ответить, что действие распределено по сети комплексного пространства современных военных действий, в котором акторы распределены по территории США и территориям ближневосточных государств. Ситуация в данном случае усложняется ещё и разрывом субъекта действия. Возникает вопрос: «Кто совершает действие?» Американский военный в США, беспилотник на Ближнем Востоке, или вся сеть акторов? К таким неопределённостям оказались не готовы и сами американские военные. Пауэрс выяснил, что степень эмоционального выгорания среди операторов беспилотников оказывается значительно выше, чем у военных лётчиков, самостоятельно выполняющих боевые вылеты [см.: 20]. Проблему множественности субъекта действия АСТ предлагает решать при помощи той же модели сети. В АСТ действуют сети, а само действие становится их распределённым свойством. Аннмари Мол и Марианна Де Лаэт исследовали работу сети на примере зимбабвийского втулочного насоса, являющегося частью действующей сети, пространственно выходящей далеко за пределы Зимбабве [см.: 21].

 

3. Утрата дихотомичной локализации близкого и далёкого. Данная тема является центральной в эссе Мартина Хайдеггера «Вещь». Хайдеггер актуализирует проблему сжимания пространственных и временных дистанций: «Куда раньше человек добирался неделями и месяцами, туда теперь он попадает на летающей машине за ночь. <…> Далекие становища древнейших культур фильм показывает так, словно они прямо сейчас расположились посреди людной площади» [22, с. 237]. Философ ставит проблему деструкции дальнего, так как всё, что раньше было удалено от нас в пространстве и времени, теперь становится достижимо с меньшими затратами. Утрата дальнего, по Хайдеггеру, приводит и к утрате ближнего, ибо без дальнего не может быть и ближнего. Применительно к обществу это означает, что социальные связи в «ближних» сообществах ослабевают, так как в них утрачивается необходимость, ведь в условиях доступности «дальнего» оно начинает конкурировать с «ближним», которое часто проигрывает конкуренцию. Утрата локальностей близкого и далёкого приводит к расширению пространства присутствия человека в мире. В комплексном социальном пространстве человек может присутствовать сразу в нескольких местах, географически удалённых друг от друга: например, участвуя в видеоконференции, спикер взаимодействует сразу с несколькими слушателями в разных точках мира и присутствует на экранах компьютеров каждого из них. Имеющиеся у человека социальные контакты также начинают покрывать значительно большие расстояния: наличие друзей в разных странах мира стало для современного человека нормой.

 

Метафора сети приобрела широкое распространение в работах, исследующих глобализацию и глобальную трансформацию информационного общества. Наибольшую известность получил проведённый Мануэлем Кастельсом анализ формирования и трансформации возникших в нем глобальных сетей. Метафора сети стала для теории Кастельса ключевой метафорой, схватывающей суть социальной структуры информационного общества, предполагающей единство глобализации и децентрализации. Гибкость и инновационность производства становятся основами конкурентоспособности предприятий и роста сетевой экономики. Теория пространства Кастельса предлагает новый пространственно-временной континуум социального и определяет пространство как кристаллизованное время, поскольку «пространство является материальной опорой социальных практик разделения времени» [23, с. 385]. Пространство объединяет и локализует одновременно осуществляемые практики, организуя социальную реальность. Для описания новой пространственной локализации географически разделённых сетевых взаимодействий Кастельс вводит метафору потоков, которой он описывает форму организации повторяющихся последовательностей взаимодействий между физически локализованными в разных местах акторами одной сети. «Пространство потоков есть материальная организация социальных практик в разделённом времени, работающих через потоки» [23, с. 386].

 

Кастельс выделяет три слоя материального воплощения пространства потоков

 

1. Первый слой состоит из цепи электронных импульсов, на которых основано создание и передача информации в современных коммуникационных системах, имеющих определяющее значение для современного сетевого общества.

 

2. Второй слой составляют узлы и коммуникационные центры. В них географически локализуются ключевые производства, центры притяжения лучших в своих отраслях специалистов, места разработки и внедрения новых технологий, центры мировой торговли и т. п. В качестве примеров таких центров можно привести Кремниевую долину для IT-индустрии, фабрики компании «Taiwan Semiconductor Manufacturing Company» для рынка микросхем или Суэцкий канал для мировой торговли.

 

3. Третий слой включает в себя размещение управленческих элит и центров принятия решений. Кастельс выделяет две тенденции пространственной локализации элит в информационном обществе: 1) сегрегация глобальной элиты (отделение её от всех остальных) и 2) унификация символического окружения элит (их стиля жизни, предпочтений, символов статуса и т. п.). Материальным воплощением социального неравенства становится социопространственная фрагментация в терминологии Кастельса, то есть физическое конструирование социальной дистанции, отделяющей элиты от всех остальных. Примеры тому: богатые районы, элитарные учебные заведения, места для VIP-отдыха и т. п. Тема воплощения социального неравенства в физическом пространстве довольно подробно исследована в современных социальных науках: пожалуй, наиболее известные работы на данную тему написаны Пьером Бурдьё [см.: 24] и Джоном Урри [см.: 25].

 

Пространство потоков можно рассматривать как форму организации комплексных социальных пространств. Хотя оно не объясняет топологическую комплексность социальных действий, а только характеризует трансформацию их организации (переход от традиционного пространства мест к пространству потоков), концепция пространства потоков является сильной объяснительной моделью организации социального взаимодействия в сетевом обществе.

 

Развитие систем дистанционной передачи информации трансформирует пространственные характеристики коммуникации, действия и присутствия человека в мире и делает определение их локализаций проблематичным. Теоретические ресурсы для решения возникающих проблем мы находим в акторно-сетевой теории, которая с помощью понятия сети объясняет распределение действия в физическом пространстве, занимаемом данной сетью. Понятие сети позволяет объяснить возникновение «новых» комплексных социальных пространств (виртуальное, коммуникационное), трансформацию «старых» социальных пространств (вроде публичного пространства) и их превращение в комплексные социальные пространства.

 

Библиографический список

1. Carnap R. Ein Beitrag zur Wissenschaftslehre. – Berlin: Verlag von Reuter & Reichard, 1922. – 87 p.

2. Филиппов А. Ф. Теоретические основания социологии пространства. – М.: Канон-Пресс-Ц, 2003. – 237 с.

3. Филиппов А. Ф. Социология пространства. – СПб.: Владимир Даль, 2008. – 285 с.

4. Зиммель Г. Флоренция // Логос. – 2002. – № 3. – С. 1–10.

5. Зиммель Г. Мост и дверь // Социология власти. – 2013. – № 3. – С. 145–150.

6. Кравченко С. А. Социология. Классические теории через призму социологического воображения. – М.: Юрайт, 2014. – 631 с.

7. Гидденс Э. Устроение общества. Очерк теории структурации. – М.: Академический проект, 2003. – 525 с.

8. Верлен Б. Общество, действие и пространство. Альтернативная социальная география / Пер. с англ. С. П. Баньковской // Социологическое обозрение. Том 1. – 2001. – № 2. – С. 26–47.

9. Звоновский В. Б. Социология пространства повседневности: монография. – Самара: Самарский университет, 2009. – 166 с.

10. Ходыкин А. В. Систематизация трактовок взаимосвязи физического и социального пространств в социологических теориях // Будущее социологического знания и вызовы социальных трансформаций (к 90-летию со дня рождения В. А. Ядова). Международная научная конференция (Москва, 28–30 ноября 2019 г.). Сборник материалов / Отв. ред. М. К. Горшков; ФНИСЦ РАН. – М.: ФНИСЦ РАН, 2019. – С. 285–290.

11. Кин Д. Демократия и декаданс медиа / пер. с англ. Дмитрия Кралечкина. – М.: Издательский дом Высшей школы экономики, 2015. – 308 с.

12. Рузавин Г. И. Виртуальность // Новая философская энциклопедия. Т. 1 / Ин-т философии РАН; Нац. обществ.-науч. фонд; Предс. научно-ред. совета В. С. Стёпин. – 2-е изд., испр. и допол. – М.: Мысль, 2010. – С. 404.

13. Силаева В. П. Об использовании понятия «Виртуальный» // Социологические исследования. – 2010. – № 8. – С. 19–25.

14. Хоружий С. С. Род или не род? Заметки к онтологии виртуальности // Вопросы философии. – 1997. – № 6. – С. 56–74.

15. Леушкин Р. В. Виртуальный объект как проблема конструктивного реализма // Фундаментальные исследования. – 2014. – № 6 (часть 7). – С. 1553–1558.

16. Вахштайн В. С. Пересборка повседневности: беспилотники, лифты и проект ПкМ-1 // Логос. – 2017. – № 2 (117). – С. 1–48.

17. Ло Дж. Объекты и пространства // Социологическое обозрение. – Т. 5. – 2006. – № 1. – С. 30–42.

18. Ходыкин А. В. Освоение космоса как социологическая проблема // Социологическое обозрение. – 2019. – № 4. – С. 47–73. DOI: 10.17323/1728-192x-2019-4-47-73.

19. Вахштайн В. С. WTS: War, Technology and Society Рецензия на книгу: «Деланда М. Война в эпоху разумных машин. – М.: Кабинетный ученый, 2015» // Социология власти. – 2015. – № 1. – С. 278–294.

20. Powers M. Confessions of a Drone Warrior // GQ. – October 22. – 2013. – Режим доступа: https://www.gq.com/story/drone-uav-pilot-assassination (дата обращения: 19.10.2021).

21. Мол А., Лаэт М. Зимбабвийский втулочный насос: механика текучей технологии // Логос. – 2017. – № 2. – С. 171–232.

22. Хайдеггер М. Вещь // Время и бытие: Статьи и выступления / сост., пер. В. В. Бибихина. – М.: Республика, 1993. – 447 с.

23. Кастельс М. Информационная эпоха: экономика, общество и культура / Пер. с англ. под науч. ред. О. И. Шкаратана. – М.: ГУ ВШЭ, 2000. – 608 с.

24. Бурдьё П. Социология социального пространства / Пер. с франц. отв. ред. перевода Н. А. Шматко. – М.: Институт экспериментальной социологии; СПб.: Алетейя, 2007. – 288 с.

25. Урри Дж. Как выглядит будущее? / Пер. с англ. А. Матвеенко. – М.: Издательский дом «Дело» РАНХиГС, 2018. – 320 с.

 

References

1. Carnap R. Ein Beitrag zur Wissenschaftslehre [A Contribution to Science]. Berlin: Verlag von Reuter & Reichard, 1922, 87 p.

2. Filippov A. F. Theoretical Foundations of the Sociology of Space [Teoreticheskie Osnovaniya Sotsiologii Prostranstva]. M.: Canon-Press-Ts, 2003, 237 p.

3. Filippov A. F. Sociology of Space [Sotsiologiya Prostranstva]. St. Petersburg: Vladimir Dal, 2008, 285 p.

4. Simmel G. Florence [Florentsiya]. Logos (Logos), 2002, no. 3, pp. 1–10.

5. Simmel G. Bridge and Door [Most i Dver]. Sotsiologiya Vlasti (Sociology of Power), 2013, no. 3, pp. 145–150.

6. Kravchenko S. A. Sociology. Classical Theories Through the Prism of Sociological Imagination [Sotsiologiya. Klassicheskie Teorii Cherez Prizmu Sotsiologicheskogo Voobrazheniya]. Moscow: Yurayt, 2014, 631 p.

7. Giddens E. The Constitution of Society: Outline of the Theory of Structuration [Ustroenie Obschestva. Ocherk Teorii Strukturatsii]. Moscow: Akademicheskiy Proect, 2003, 525 p.

8. Verlaine B. Society, Action and Space. Alternative Human Geography [Obschestvo, Deystvie i Prostranstvo. Alternativnaya Sotsialnaya Geografiya]. Sotsiologicheskoe Obozrenie. Tom 1 (Sociological Review. Vol. 1), 2001, no. 2, pp. 26–47.

9. Zvonovsky V. B. Sociology of the Space of Everyday Life [Sotsiologiya Prostranstva Povsednevnosti]. Samara: Samarskiy Universitet, 2009, 166 p.

10. Khodykin A. V. Systematization of Interpretations of the Relationship between Physical and Social Spaces in Sociological Theories [Sistematizatsiya Traktovok Vzaimosvyazi Fizicheskogo i Sotsialnogo Prostranstv v Sotsiologicheskikh Teoriyakh]. Buduschee Sotsiologicheskogo Znaniya i Vyzovy Sotsialnykh Transformatsiy (k 90-letiyu so Dnya Rozhdeniya V. A. Yadova). Mezhdunarodnaya Nauchnaya Konferentsiya (Moskva, 28-30 Noyabrya 2019 g.). Sbornik Materialov (The Future of Sociological Knowledge and Challenges of Social Transformations (to the 90th Anniversary of the Birth of V. A. Yadov). International Scientific Conference (Moscow, November 28–30, 2019). Collected Materials). Moscow: FNISTC RAS, 2019, pp. 285–290.

11. Kin D. Democracy and Media Decadence [Demokratiya i Dekadans Media]. Moscow: Izdatelskiy dom Vysshey shkoly ekonomiki, 2015, 308 p.

12. Ruzavin G. I., Stepin V. S. (Ed.) Virtuality [Virtualnost]. Novaya Filosofskaya Entsiklopediya (New Philosophical Encyclopedia). Moscow: Mysl, 2010, p. 404.

13. Silaeva V. P. On the Use of the Concept of “Virtual” [Ob Ispolzovanii Ponyatiya “Virtualnyi”]. Sotsiologicheskie Issledovaniya (Sociological Studies), 2010, no. 8, pp. 19–25.

14. Khoruzhiy S. S. Genus or Non-Genus? Notes to the Ontology of Virtuality [Rod Ili ne Rod? Zametki k Ontologii Virtualnosti]. Voprosy Filosofii (Questions of Philosophy), 1997, no. 6, pp. 56–74.

15. Leushkin R. V. Virtual Object as a Problem of Constructive Realism [Virtualnyy Obekt kak Problema Konstruktivnogo Realizma]. Fundamentalnye Issledovaniya (Fundamental Research), 2014, no. 6 (Part 7), pp. 1553–1558.

16. Vakhstayn V. S. Reassembly of Everyday Life: Drones, Elevators and the PkM-1 Project [Peresborka Povsednevnosti: Bespilotniki, Lifty i Proekt PkM-1]. Logos (Logos), 2017, № 2 (117), pp. 1–48.

17. Law J. Objects and Spaces [Obekty i Prostranstva]. Sotsiologicheskoe Obozrenie (Russian Sociological Review), vol. 5, 2006, no. 1, pp. 30–42.

18. Khodykin A. V. Space Exploration as a Sociological Problem [Osvoenie Kosmosa kak Sotsiologicheskaya Problema]. Sotsiologicheskoe Obozrenie (Russian Sociological Review), 2019, no. 4, pp. 47–73. DOI: 10.17323/1728-192x-2019-4-47-73.

19. Vakhstayn V. S. WTS: War, Technology and Society. Book Review: “Delanda M. War in the Era of Intelligent Machines. M.: Cabinet Scientist, 2015”. Sotsiologiya Vlasti (Sociology of Power), 2015, no. 1, pp. 278–294.

20. Powers M. Confessions of a Drone Warrior. GQ, 2013, October 22, 2013. Available at: https://www.gq.com/story/drone-uav-pilot-assassination (accessed: 19 October 2021).

21. De Laet M., Mol A. Zimbabwe Bush Pump: Mechanics of a Fluid Technology [Zimbabviyskiy vtulochnyy nasos: mekhanika tekuchey tekhnologii]. Logos (Logos), 2017, no. 2, pp. 171–232.

22. Heidegger M. The Thing [Vesch]. Vremya i Bytie: Stati i Vystupleniya (Time and Being: Articles and Speeches). Moscow: Respublika, 1993, 447 p.

23. Castells M. The Information Age: Economy, Society, and Culture [Informatsionnaya Epokha: Ekonomika, Obschestvo i Kultura]. Moscow: GU VShE, 2000, 608 p.

24. Bourdieu P. Sociology of Social Space [Sotsiologiya Sotsialnogo Prostranstva]. Moscow: Institut eksperimentalnoy sotsiologii; St. Petersburg: Aleteya, 2007, 288 p.

25. Urry J. What Is the Future? [Kak Vyglyadit Buduschee?]. Moscow: “Delo” RANKhiGS, 2018, 320 p.

 
Ссылка на статью:
Ходыкин А. В. Трансформация пространственности и появление комплексных социальных пространств // Философия и гуманитарные науки в информационном обществе. – 2021. – № 4. – С. 41–51. URL: http://fikio.ru/?p=4856.

 

© Ходыкин А. В., 2021