УДК 130.2

 

Арефьев Михаил Анатольевич – федеральное государственное бюджетное образовательное учреждение высшего профессионального образования «Санкт-Петербургский государственный аграрный университет», заведующий кафедрой философии и культурологии, доктор философских наук, профессор, Санкт-Петербург, Россия.

e-mail: ant-daga@mail.ru

196607, Россия, Санкт-Петербург – Пушкин, Петербургское шоссе, д. 2,

тел: 8 (812) 451 73 19.

Давыденкова Антонина Гилеевна – федеральное государственное бюджетное образовательное учреждение высшего профессионального образования «Санкт-Петербургский государственный аграрный университет», заведующая кафедрой социологии, политологии и истории, доктор философских наук, профессор, Санкт-Петербург, Россия.

e-mail: ant-daga@mail.ru

196607, Россия, Санкт-Петербург – Пушкин, Петербургское шоссе, д. 2,

тел: 8 (812) 466 43 31.

Осипов Игорь Дмитриевич – федеральное государственное бюджетное образовательное учреждение высшего профессионального образования Санкт-Петербургский государственный университет, заведующий кафедрой истории философии, доктор философских наук, профессор, Санкт-Петербург, Россия.

e-mail: idosipov@mail.ru

199034, Россия, Санкт-Петербург, Университетская наб., д. 7-9,

тел: 8 (812) 328 94 21, доб. 1841.

Авторское резюме

Состояние вопроса: Существует значительный круг литературы, посвященной западноевропейской традиции консерватизма, однако относительно российской традиции количество исследований невелико. Профессионально, на философском уровне вопросами идеологии русского консерватизма занимаются по преимуществу историки русской философии: А. Ф. Замалеев, С. В. Лебедев, И. Д. Осипов, И. Н. Тяпин и др.

Результаты: Историческая традиция русского консерватизма стала теоретической основой для современной концепции неоконсерватизма. Наиболее важными чертами отечественного неоконсерватизма являются следующие: традиционализм, убежденность в необходимости сохранения сильной вертикали власти, не допускающей существенных изменений и реформирования; понимание идеологии западничества как главной угрозы русской культуре; убежденность в том, что единственным источником власти является народ Российской Федерации; восприятие социального бытия как установленного свыше порядка Вселенной; осознание духовной составляющей социального бытия и трактовка законов общества в рамках принципов креационизма и провиденциализма; приверженность ортодоксальному православию при уважении других традиционных религий России; осуждение радикально-либеральной и социалистической теории и практики, ориентация на Евразийское Экономическое Сообщество; положительное отношение к проникновению ценностей русской культуры в среду других народов многомиллионной страны и т. д.

Область применения результатов: Философия политики, история русской философии, история политических и правовых учений, политология, прикладные политические исследования.

Выводы: У истоков формирования и эволюции философии российского консерватизма и неоконсерватизма стояли знаковые фигуры и наследие крупнейших деятелей русской культуры, лидеры политических движений. Основной особенностью, придававшей русскому консерватизму своеобразие и самобытность, была трансформация европейских идей через православие. Широкое универсально-мировоззренческое содержание консерватизма объединяет все его национальные варианты: это апология суммы ценностей прошлого, примат целого над частным. Сегодня обращение к философии неоконсерватизма имеет не только теоретико-познавательное, но и практически-политическое значение как один из самых перспективных Ответов на современные цивилизационные, культурные, политические Вызовы.

 

Ключевые слова: консерватизм; консервативное восприятие времени; консерватизм как культура; традиционализм; почвенничество; неоконсерватизм.

Domestic Conservatism and Neoconservatism: the Universal and the Particular

 
Arefev Mikhail Anatolevich – Saint Petersburg State Agrarian University, Head of the Department of Philosophy and Cultural Studies, Doctor of Philosophy, Professor, Saint Petersburg, Russia.

e-mail: ant-daga@mail.ru

2, Peterburgskoe Shosse, Saint Petersburg – Pushkin, 196601, Russia,

tel: +7 (812) 451 73 19.

Davydenkova Antonina Gileevna – Saint Petersburg State Agrarian University, Head of the Department of Sociology, Political Science and History, Doctor of Philosophy, Professor, Saint Petersburg, Russia.

e-mail: ant-daga@mail.ru

2, Peterburgskoe Shosse, Saint Petersburg – Pushkin, 196601, Russia,

tel: +7 (812) 466 43 31.

Osipov Igor Dmitrievich – Saint Petersburg State University, Head of the History of Philosophy Department, Doctor of Philosophy, Professor, Saint Petersburg, Russia.

e-mail: idosipov@mail.ru

7-9, Universitetskaya nab., Saint Petersburg, 199034, Russia,

tel: +7 (812) 328 94 21, extension 1841.

Abstract

Background: There exists a wide range of literature on West-European tradition of conservatism, but as for the Russian tradition, the number of studies is small. Professionally, on a philosophical level, the ideology of Russian conservatism has been studied mainly by Russian philosophy historians: A. F. Zamaleev, S. V. Lebedev, I. D. Osipov, I. N. Tapin and others.

Results: The historical tradition of Russian conservatism has formed the theoretical basis of a modern conception of neoconservatism. The most important characteristics of Russian neoconservatism are as follows: traditionalism, the confidence of a necessity to preserve a rigid vertical (unitarian) structure of government power not willing to change and reform its ideas and attitudes; the consideration of western ideology as the main threat to Russian culture; the belief that the only source of power is the people of the Russian Federation; social being perception as the perpetual order of the Universe; the realization of the spiritual component of social being and the treatment of social laws within the scope of creationism and providentialism; the adherence to orthodoxy while respecting the other traditional religions in Russia; the conviction of radical, liberal and socialist theories and practices; Eurasian Economic Community orientation; positive attitude towards Russian culture penetration into different cultures of peoples living in the multimillion country.

Research implications: Philosophy of politics, history of Russian philosophy, history of political and legal studies, political science, applied political research.

Conclusion: The heritage of the prominent figures of Russian culture, leaders of political movements is considered to be the source of the formation and evolution of the philosophy of Russian conservatism and neoconservatism. The main feature that gave Russian conservatism its uniqueness and identity was the transformation of European ideas by means of orthodoxy. Broad universal philosophical meaning of conservatism explains all its national variants, viz. the apology for the values of the past, the primacy of the whole over the private. Nowadays the reference to philosophy of neoconservatism is not only of epistemological, but of political importance, being one of the most promising answers to modern civilization, cultural and political challenges.

 

Keywords: conservatism; conservative perception of time; conservatism as culture; traditionalism; nationalistic trend in philosophy; neoconservatism.

 

Все 90-е годы прошлого столетия постсоветская политическая элита тешила себя иллюзией о ненужности какой-то объединяющей, быть может, даже государственной, социально-политической идеологии. Это нашло свое отражение в ныне действующей Конституции Российской Федерации, где прямо присутствует тезис о плюрализме различных идеологий. В статье 13 Основного Закона прописано: «1. В Российской Федерации признается идеологическое многообразие. 2. Никакая идеология не может устанавливаться в качестве государственной или обязательной» [1, с. 7]. «Тучные», благодушные годы первого десятилетия двадцать первого столетия, вплоть до экономического кризиса 2008 года, способствовали сохранению этой иллюзии. Однако конец десятых годов и начало двадцатых годов показали, что страна столкнулась с такими вызовами и цивилизационными рисками современности, которые потребовали определиться в этом вопросе. И на повестку дня стала выходить идеология и практика правящих партий, которая по своим параметрам соответствует неоконсервативной линии. Для прояснения этого вопроса, на наш взгляд, следует обратиться к истории формирования и развития отечественных консервативных идей.

 

Консерватизм представляет собой одну из старейших и влиятельных идеологий в Европе, и вместе с тем в науке нет единого мнения по поводу его характерных особенностей. Так, некоторые исследователи выделяют либеральный, умеренный и правый консерватизм [см.: 13, с. 47]. Другие говорят о двух типах консерватизма: ценностном (ориентирующемся на сохранение основополагающих общественных ценностей) и структурном (исходящем из того, что стабильность обеспечивается общественными структурами) [см.: 3, с. 97]. Во многом данное понятийное разнообразие отражает динамизм и изменчивость социальных процессов, которые вызывают необходимость адаптации консерватизма к новым социально-политическим реалиям. Консерватизм как идеология должен приспосабливаться, видоизменяясь и воспринимая нечто для себя важное даже у своих идейных оппонентов. В результате появляются синкретичные идеологические формы: либеральный консерватизм, консервативный либерализм, революционный консерватизм и т. д. [см.: 5]. Таким образом, идеология консерватизма убедительно продемонстрировала возможность своего развития как сплав ценностей, философско-теоретических идей и соответствующей социальной политики.

 

Консерватизм целесообразно рассматривать в двух смыслах: широком и узком. В широком смысле он может быть понят как некое вечное и универсальное мировоззрение. Исследователи справедливо полагают, что «консервативные начала можно усмотреть на самых различных этапах развития человеческого общества» [11, с. 51] и «заметить элементы консерватизма у Платона, Аристотеля, и у древних мыслителей» [9]. Следуя этой же логике, Н. А. Бердяев писал: «Консерватизм поддерживает связь времен, не допускает окончательного разрыва в этой связи, соединяет будущее с прошлым. Консерватизм имеет духовную глубину, он обращен к древним истокам жизни, он связывает себя с корнями, он верит в существование нетленной и неистребимой глубины» [2, с. 91]. Объективно консерватизм утверждает идею исторической преемственности и единства поколений, образуемой за счет воссоздания культурных традиций.

 

Если говорить о консерватизме в узком смысле как о сложившейся относительно стройной и структурированной системе взглядов, то исходной точкой его рождения является XVII век. Именно в это время можно увидеть появление политического консерватизма как сочетания идейного и организационного начал, направленного против Реформации и английской буржуазной революции 1640-х годов. Для российской консервативной традиции характерна именно широкая трактовка в понимании консерватизма как мировоззрения, связанного со стабильностью и исторической преемственностью. Мудрость консерватизма состоит в понимании того, что нет ничего вечного под луной. Тесная связь исторического взгляда и морального сознания стимулирует консерваторов на создание историософии морали. У большинства отечественных консерваторов мы можем найти примеры обращения к «спасительным обычаям, правилам и мыслям народным» (Карамзин) и морального суда над действительностью. Консерватизм – мировоззрение, в котором в той или иной форме отстаивается идея субстанции и примат целого над частным. Субстанцией могут выступить разные феномены: человеческий род, государство, нация, народ, община, социальная группа, вследствие чего консерватизм можно определить как социальную онтологию по преимуществу, его универсализм является отражением социального единства, в отличие от рационального универсализма в либерализме.

 

Экскурс в историю европейского консерватизма показывает, что он вырастает на основе традиционализма, хотя и не сводится к нему. Традиционализм зачастую трактуется как «универсальная психологическая позиция, которая проявляется у различных индивидов в виде тенденции держаться за прошлое и как страх перед обновлением». Однако эта психологическая тенденция может обрести особую функцию в социальном процессе. До поры до времени индивиды являются бессознательными носителями этого инстинктивного традиционализма, но в случае серьезной угрозы традиционному миропорядку дремлющая психическая энергия, можно сказать, переходит в политическую. Так рождается определённая политическая философия. Иначе говоря, консерватизм «есть не что иное, как вариант традиционализма, который стал сознательным» [10, с. 4]. Консерватизм делает упор на соблюдение ценностей патриотизма, государства, норм морали, дисциплины и порядка, семьи, религии, коллективизма, – это мировоззрение, направленное против радикального прогресса и ломки устоев общества.

 

По вопросу о времени и обстоятельствах зарождения российского консерватизма существует несколько точек зрения. Б. В. Глинский полагает, что «консервативная партия» в России существовала, по крайней мере, в 1730 г. [см.: 4, с. 57]. По мнению В. Ф. Мамонтова, российский консерватизм возник на рубеже XVIII – XIX вв. [см.: 8, с. 3]. Можно согласиться с тем, что в XVIII веке были представители консервативной мысли – А. И. Сумароков, Г. Р. Державин, М. М. Щербатов, однако следует признать, что в это время фактически отсутствовали условия для организационного и идейного оформления консерватизма. Дореволюционный русский консерватизм в своём генезисе прошел два этапа: период раннего консерватизма первой половины XIX в. и второй этап – пореформенный. Консерватизм в России возник как реакция на реформы и в связи с Французской революцией и распространением идей либерализма. В этом он похож на европейский консерватизм, но отличало его ценностное своеобразие, специфическая категориальная структура мировоззрения. Ранний русский консерватизм имел следующие концептуальные формы: просвещенный консерватизм Н. М. Карамзина, славянофильство и доктрина официальной народности С. С. Уварова, С. П. Шевырева, М. П. Погодина. Содержательно данный консерватизм был эклектичен, в воззрениях отечественных консерваторов были причудливо перемешаны средневековые представления, характерные для крепостников, с идеями европейского Просвещения.

 

Русский консерватизм может рассматриваться как специфический вариант общеевропейского течения консервативной мысли в условиях России – страны с устойчивыми социокультурными традициями, с одной стороны, и быстрыми темпами модернизации – с другой. Можно выделить различные социальные группы носителей консервативного сознания. К. Д. Кавелин писал: «Существенная разница между консерватизмом в том смысле, какой мы ему придаем, и в том смысле, какой ему приписывается у нас весьма часто, заключается в том, что в последнем он опирается на какой-нибудь идеал, начало и во имя их отстаивает и охраняет существующее; консерватизм же как принцип стоит за существующее не во имя какого-нибудь идеала или начала, а потому только, что нет ввиду лучшего, или не выяснилось, как к нему перейти. Не будучи доктриной, консерватизм – великая сила. У нас публика и народ величайшие, неумолимые консерваторы» [7, с. 1037]. Б. Н. Чичерин полагал, что носителями «охранительных начал» в России были дворянская знать и крестьянство, и «чем более они отдалены от общих центров и привязаны к своим местным интересам, чем ниже их образование, тем упорнее держатся в них уважение к преданиям, любовь к старине, господство обычая и отвращение от всяких нововведений» [14, с. 240]. Консерватизм в России был укоренен в традиционных церковно-дворянских кругах, но также мог иметь и верхушечный интеллектуально-интеллигентский или бюрократический характер.

 

Рассматривая идейные истоки русского консерватизма, нельзя не заметить, что в основании консервативной идеологии лежали идеи и ценности отечественной формы православия. Так, присущий русским консерваторам иррационализм опирался на православный принцип непостижимости Бога рациональным путем. Кроме того, они восприняли и аксиологические устремления в философско-исторических взглядах восточного христианства. При этом именно православие придавало русскому консерватизму своеобразный, самобытный характер, так как идеи, воспринимавшиеся у западных мыслителей, во многом трансформировались под его влиянием. В частности, романтическая идея органичности нашла своеобразное преломление в учении о соборности славянофилов и философии всеединства В. С. Соловьева.

 

Мощный толчок развитию философии русского консерватизма дали идеи славянофилов, в особенности Н. Я. Данилевского. В свою очередь, идеи Данилевского подхватило и продолжило «охранительное и зиждительное» направление русского монархизма (К. Н. Леонтьев, М. Н. Катков, Л. А. Тихомиров и др.). В пореформенный период (после 1861 года) все российские идеологии приобрели большую мировоззренческую определённость. Специфика пореформенного консерватизма состоит в теоретическом разнообразии, в это время появляется целый спектр концепций: от неославянофильства до монархизма и почвенничества. Всё это свидетельствует о бурном развитии идеологии консерватизма в России. В конечном итоге во второй половине XIX в. в лагере консерваторов оказались видные писатели, крупные историки и известные философы-государственники. Можно выделить следующие течения пореформенного консерватизма: неославянофильство (С. Ф. Шарапов, И. С. Аксаков, Д. Н. Шипов), почвенничество (Ф. М. Достоевский, Н. Н. Страхов, А. А. Григорьев), монархизм, или охранительное течение (М. Н. Катков. К. П. Победоносцев, К. Н. Леонтьев, В. П. Мещерский). Следует назвать и русский национализм, представленный М. О. Меньшиковым, В. М. Пуришкевичем, П. Е. Ковалевским.

 

Рассматривая идеи, изложенные в сочинениях отечественных консерваторов, можно тезисно сформулировать аксиологию русского консерватизма:

 

Во-первых, это уважение к органическим, естественным формам жизни, приоритет общего, государственного, национального интереса над личным.

 

Во-вторых, сильный властный порядок, реализованный в иерархически организованной государственности, отражающей естественное социальное неравенство. Иерархия порядка власти выступала альтернативой горизонтальной упорядоченности права. Консерваторы выступали за просвещенный авторитаризм, где реализуется приоритет обязанностей над индивидуальными свободами и правами: социальный порядок оказывается мерой свободы. Выступая за целостность власти, консерваторы были принципиальными противниками демократии, разделения власти и верховенства права. Сильное государство признавалось опорой социальной стабильности и нравственного воспитания.

 

В-третьих, в русском консерватизме значимой признается ценность нации. Особый интерес вызывает решение национальной проблемы в русском консерватизме, русскость однозначно отождествляется с православностью и государственностью.

 

В-четвертых, в числе консервативных ценностей следует назвать ценность традиции, обычая. В консерватизме утверждалась ценность культурного традиционализма как основы эволюционных социальных изменений и саморегуляции общества; привычки и чувства признавались фундаментальными силами в обществе и в жизни человека.

 

В-пятых, консерватизм в культурном отношении выступал за единство в многообразии и против многообразия в единстве. Онтология консервативности выражалась в соловьевском принципе «всеединства».

 

В-шестых, такая разновидность консерватизма как духовный консерватизм синтезировала ценность охранения с ценностью духовной свободы и творчества личности. Например, Ильин полагал, что внутренняя свобода духа ни в коем случае не предполагает отрицания авторитета и дисциплины, но человек, не достигший ее и не сумевший внутренне освободиться, не заслуживает политической свободы [см.: 6, с. 108]. Именно внутренняя свобода, по его мнению, дает возможность человеку приобрести свое духовное достоинство.

 

Постсоветская действительность вызвала к жизни отечественную, уже неоконсервативную, традицию. Так, например, профессор из Вологды И. Н. Тяпин в своей диссертации «Философско-исторические идеи российского политического консерватизма XIX – начала XX в.» (2009) указывает в качестве родовой черты российского неоконсерватизма его восприимчивость к новациям, способность осознавать и поддерживать процессы модернизации, готовность приспосабливаться к требованиям изменяющейся социокультурной ситуации и новым политическим реалиям [см.: 12].

 

Исходя из национальных признаков консерватизма, можно выделить следующие сущностные черты российского неоконсерватизма:

1. Традиционализм, особенно в политической сфере, что выражается в убеждении о необходимости сохранения сильной вертикали власти при допущении крайне ограниченных политических реформ, способствующих его оздоровлению и укреплению, но не изменению.

2. Западничество в его радикально-либеральной форме представляет основную угрозу для всех сторон российской самобытности, русской культуры.

3. Приверженность концепции сверхъестественного происхождения высшей государственной власти трансформируется в убеждение о том, что «носителем суверенитета и единственным источником власти в Российской Федерации является её многонациональный народ».

4. Представление об ограниченности, прерывности материального и духовного социально-антропологического прогресса.

5. Восприятие социального бытия как одного из проявлений установленного свыше порядка Вселенной, соединившего, с одной стороны, единство и целостность, с другой, – многообразие и противоречивость, в категориях религиозной диалектики (добро и зло, порок и добродетель), что стало следствием сохранения связи с метафизикой русского православия.

6. Социальный органицизм, особенность которого состоит в осознании специфики духовной составляющей социального бытия и трактовке социально-биологических законов в рамках принципов креационизма и провиденциализма.

7. Приверженность ортодоксальному православию как учению и как необходимой, но производной от государства общественно-политической силе, и в то же время уважение к традиционным религиям России, приверженность практике поликонфессионализма.

8. Соединение принципов социального иерархизма и корпоративизма на основе общих идеалов и ценностей многочисленных народов и народностей России.

9. Неприятие радикально-либеральной и социалистической теории и практики, наряду с признанием и пропагандой идеологии евразийства и политической ориентацией на Евразийское экономическое сообщество (ЕврАзЭС) как международную экономическую организацию ряда постсоветских государств, занимающуюся формированием общих внешних таможенных границ, выработкой единой внешнеэкономической политики, тарифов, цен и других составляющих функционирования общего рынка.

10. Признание значения культурных особенностей русского народа, исключительной роли русского языка как языка межнационального общения, соединенное с восприятием практики распространения ценностей других культур в российской социальной системе.

11. Положительное отношение к проникновению ценностей русской культуры в среду других народов многонациональной страны.

 

В качестве вывода отметим, что у истоков формирования и эволюции философии российского консерватизма и неоконсерватизма стояли знаковые фигуры и наследие крупнейших деятелей русской культуры, лидеры политических движений. Сегодня обращение к философии неоконсерватизма имеет не только теоретико-познавательное, но и практически-политическое значение как один из самых перспективных ответов на современные цивилизационные, культурные, политические Вызовы[1].

 

Список литературы

1. Конституция Российской Федерации (с изменениями от 9 июня 2001 года). – СПб.: Виктория плюс, 2003. – 64 с.

2. Бердяев Н. А. Философия неравенства // Русское зарубежье. Власть и право. – Л.: Лениздат, 1991. – С. 7 – 242.

3. Глинский Б. Б. Борьба за конституцию. 1612 – 1861. – СПб.: Издание Н. П. Карбасникова, 1908. – 619 с.

4. Замалеев А. Ф., Осипов И. Д. Русская политология: обзор основных направлений. – СПб.: СПбГУ, 1994. – 208 с.

5. Ильин И. А. О свободе // Полное собрание сочинений. – Т. 1. – М.: Русская книга, 1993. – 400 с.

6. Кавелин К. Д. Собрание сочинений, в 4 т. – Т. 3. – СПб.: Типография М. М. Стасюлкеича, 1899. – 649 c.

7. Мамонтов В. Ф. К вопросу о зарождении консерватизма в России // Российский консерватизм: теория и практика. – Челябинск: Челябинский госпедуниверситет, 1999. – С. 3 – 12.

8. Рахшмир П. Ю. Эволюция консерватизма в новое и новейшее время // Новая и новейшая история. – 1990. – № 1. С. 48 – 62.

9. Рахшмир П. Ю. Три консервативные традиции: общее и особенное // Исследования по консерватизму. Выпуск 2. Консерватизм в политическом и духовном измерениях. – Пермь: Издательство ПГУ, 1995. – С. 4 – 17.

10. Русский консерватизм / Под ред. В. Я. Гросула. – М.: Прогресс-традиция, 2000. – 442 с.

11. Тяпин И. Н. Философско-исторические идеи российского политического консерватизма XIX – начала XX в. – Вологда: ВоГТУ, 2008. – 215 с.

12. Френкин А. А. Западногерманские консерваторы: кто они? – М.: Международные отношения, 1990. – 216 с.

13. Чичерин Б. Н. Социология. – Тамбов: Тамбовполиграфиздат, 2004. – 465 с.

 

References

1. The Constitution of the Russian Federation [Konstitutsiya Rossiyskoy Federatsii]. Saint Petersburg, Viktoriya plyus, 2003, 64 p.

2. Berdyaev N. A. The Philosophy of Inequality [Filosofiya neravenstva]. Russkoe zarubezhe. Vlast i pravo (Russia Abroad. Power and Right). Leningrad, Lenizdat, 1991, pp. 7 – 242.

3. Glinskiy B. B. The Struggle for Constitution. 1612 – 1861. [Borba za konstitutsiyu. 1612 – 1861]. Saint Petersburg, Izdanie N. P. Karbasnikova, 1908, 619 p.

4. Zamaleev A. F., Osipov I. D. Russian Political Science: the Review of the Basic Directions [Russkaya politologiya: obzor osnovnykh napravleniy]. Saint Petersburg, SPbGU, 1994, 208 p.

5. Ilin I. A. About Freedom [O svobode]. Polnoe sobranie sochineniy. Tom 1 (Complete Works. Vol. 1). Moscow, Russkaya kniga, 1993, 400 p.

6. Kavelin K. D. Works, in 4 vol. Vol. 3 [Sobranie sochineniy, v 4 t. T. 3]. Saint Petersburg, Tipografiya M. M. Stasyulkeicha, 1899, 649 p.

7. Mamontov V. F. To the Question of Conservatism in Russia Genesis [K voprosu o zarozhdenii konservatizma v Rossii]. Rossiyskiy konservatizm: teoriya i praktika (Russian Conservatism: Theory and Practice). Chelyabinsk, Chelyabinskiy gospeduniversitet, 1999, pp. 3 – 12.

8. Rakhshmir P. Y. Evolution of Conservatism in Modern and Contemporary History [Evolyutsiya konservatizma v novoe i noveyshee vremya]. Novaya i noveyshaya istoriya (Modern and Contemporary History), 1990, № 1. pp. 48 – 62.

9. Rakhshmir P. Y. Three Conservative Traditions: Common and Particular [Tri konservativnye traditsii: obschee i osobennoe]. Issledovaniya po konservatizmu. Vypusk 2. Konservatizm v politicheskom i dukhovnom izmereniyakh (The Investigations of Conservatism. Volume 2. Conservatism in Political and Spiritual Dimensions). Perm, Izdatelstvo PGU, 1995, pp. 4 – 17.

10. Grosul V. Y. (Ed.) Russian Conservatism [Russkiy konservatizm]. Moscow, Progress-traditsiya, 2000, 442 p.

11. Tyapin I. N. Philosophical and historical Ideas of Russian Political conservatism in the XIX – Early XX Century [Filosofsko-istoricheskie idei rossiyskogo politicheskogo konservatizma XIX – nachala XX veka]. Vologda, VoGTU, 2008, 215 p.

12. Frenkin A. A. West German Conservatives: Who Are They? [Zapadnogermanskie konservatory: kto oni?]. Moscow, Mezhdunarodnye otnosheniya, 1990, 216 p.

13. Chicherin B. N. Sociology [Sotsiologiya]. Tambov, Tambovpoligrafizdat, 2004, 465 p.

УДК 001.18+101.3

 

Булычев Игорь Ильич – федеральное государственное бюджетное образовательное учреждение высшего профессионального образования «Ивановский государственный политехнический университет», профессор кафедры философии и социально-гуманитарных дисциплин, доктор философских наук, профессор, Иваново, Россия.

E-mail: igor-algoritm@mail.ru

153037, Россия, Иваново, ул. 8 марта, 20,

тел.: 8 908 561 56 651.

Авторское резюме

Состояние вопроса: Образ науки и стандарты научности изменялись от одной эпохи к другой, постоянно совершенствуясь и уточняясь. Ныне все настоятельнее становится потребность в очередной корректировке этих образов и стандартов. Эффективность школьного и вузовского обучения и воспитания напрямую зависит от существующей в обществе методологии и методики, глубины понимания специфики науки и особенностей ее формирующего воздействия на личность. Преподавание в школе или вузе непременно опирается на более или менее отрефлексированные стандарты научности.

Результаты: Ткань духовной (в т. ч. теоретической) деятельности включает в себя два базовых компонента: знание и оценку. Идеал научной строгости, ориентирующийся на однозначность и рациональность используемых в теории терминов, имеет известные пределы. Дело в том, что наука в принципе не может обойтись без образных, нестрогих и даже иррациональных компонентов. Ситуация со стандартами научности еще более усложняется при учете того, что социально-гуманитарные дисциплины (история, социология и т. д.) в принципе не могут обходиться без оценок и образов. Эта картина мира является научной, если она, как и естественнонаучная, базируется на соответствующих законах и отвечает эмпирическим, логическим или иным критериям истинности.

Область применения результатов: Предложенный подход позволяет скорректировать наши представления о современных стандартах научности и их применении в сфере образования.

Выводы: Наличие образно-оценочных факторов в научной картине мира ставит непростые задачи верификации ее на истинность и адекватность. Весьма наглядно это обнаруживается при подготовке, например, учебных пособий по отечественной истории. Социально-гуманитарная картина мира приобретает характер научной при ее соответствии всем совокупным фактам и тенденциям развития общественной практики.

 

Ключевые слова: наука; научная картина мира; знание; оценка; образ; стандарты научности.

 

On the Problem of the Modern Scientific Image Adequacy

 

Bulychev Igor Ilyich – Ivanovo State Polytechnic University, Professor of the Department of philosophy and socio-humanitarian disciplines, Doctor of Philosophy, Professor.

E-mail: igor-algoritm@mail.ru

20, 8 Marta st., Ivanovo, Russia, 153037,

tel: +7 908 561 56 651.

Abstract

Background: The images of science and scientific standards have been changing in the course of time, constantly improving and specifying. Nowadays it becomes evident that these images and standards should be corrected. The effectiveness of school and university education and training depends directly on the existing methodology and techniques, the profundity of science understanding and its influence on the personality. Teaching at school or university certainly relies more or less on reflected standards of science.

Results: Spiritual (theoretical) activity includes two basic components: knowledge and evaluation. Scientific accuracy, which is focused on unambiguousness and rationality used in the theory of terminology, has some limits. The fact is that science in principle cannot do without imaginative, non-strict, and even irrational components. The problem of scientific standards becomes even more complicated when taking into consideration that socio-humanitarian disciplines (history, sociology, etc.), in principle, cannot exist without ratings and images. This picture of the world is scientific if it is like science based on relevant laws and meets experiential, logical, or some other criteria of truth.

Research implications: The proposed approach allows us to adjust the understanding of modern scientific standards and their application in education.

Conclusion: The presence of figurative and evaluation factors in the scientific picture of the world, poses a difficult problem of verification of its validity and adequacy. This is revealed, for example, while writing textbooks on Russian history. The socio-humanitarian picture of the world becomes scientific in its compliance with all the facts and trends of social practice.

 

Keywords: science; scientific picture of the world; knowledge; evaluation; image; scientific standards.

 

Как известно, образ науки и стандарты научности изменялись от одной эпохи к другой, постоянно совершенствуясь и уточняясь. Ныне все настоятельнее становится потребность в очередной корректировке этих образов и стандартов. Очевидно, что эффективность школьного и вузовского обучения и воспитания напрямую зависит от существующей в обществе методологии и методики, глубины понимания специфики науки и особенностей ее формирующего воздействия на личность. Преподавание в школе или вузе непременно опирается на более или менее отрефлексированные стандарты научности. При недостаточной точности таких рефлексий преподавание грешит некоторой расплывчатостью и неопределенностью образов науки.

 

Данная ситуация в немалой степени обусловлена нерешенностью некоторых общих (философских, методологических) проблем. Критерии научности легче всего идентифицировать применительно к точным и естественным наукам. Здесь со всей очевидностью проявляется сущность науки как познавательной деятельности, основанной на знаниях. Между тем в последнее время появляются заслуживающие внимания публикации, которые заставляют усомниться в объективной истинности ряда теорий (теории относительности, квантовой механики и др.), которые считаются «фундаментальными» и на которых традиционно базируется научная и философская картины мира.

 

Весьма серьезной публикацией на эту тему является только что вышедшая из печати книга С. Н. Победоносцева [см.: 1]. В ней автор подвергает фактически радикальному пересмотру многие основополагающие положения современной научной и философской картин мира, начиная с возникновения Вселенной и формирования в ней основных форм движущейся материи, в т. ч. биологической и общественной. Масштабно показано несоответствие этих картин мира реальности в виду того, что не учитывается постоянная включенность процесса жизни на нашей планете в общий интеркосмический процесс и влияние (как позитивное, так и негативное) инопланетных цивилизаций. В результате вновь и вновь возникают вопросы о том, что такое познание и знание (их сущность и специфика); и можно ли в полной мере доверять сложившимся ныне нормам научного знания и соответствующим им образовательным стандартам?

 

Ткань духовной (в т. ч. теоретической) деятельности включает в себя два базовых компонента: знание и оценку. Своеобразной элементарной «клеточкой» науки выступает знание, простейшим и наиболее массовидным выражением которого является понятие. Последнее служит также основой для формирования суждений и умозаключений. Клеточке науки относительно противоположна клеточка искусства, а также аксиальных (социально-гуманитарных) форм знания. Наиболее концентрированной формой оценок выступает образ искусства.

 

Познание, как и его важнейший результат – научное знание, порой чересчур категорично представляют как совершенно безличное и безоценочное, фиксируемое в аксиологически нейтральных гносеологических суждениях. Этот тезис выглядит приемлемым, когда речь идет об эталоне научно-познавательной деятельности (математика, физика), но он совершенно неприменим к познавательной деятельности в целом. Так, описание исторических событий невозможно без оценочных суждений и категорий, в которых говорится о прогрессивности или непрогрессивности, гуманности или негуманности происшедшего.

 

Порой делаются попытки определить знание путем его противопоставления незнанию. Однако, скорее всего, данный подход не приведет нас к цели, ведь незнание представляет собой нечто такое, что находится вне и за пределами знания и познания. Иными словами, незнание не входит в ткань познавательной деятельности и, следовательно, находится за ее границами; там, где начинается незнание, заканчивается пространство человеческого познания.

 

В ряде справочных изданий, монографий, научных статей знание в том или ином аспекте отождествляют с научным познанием и истинным знанием, т. е. наиболее развитым и совершенным [см.: 2; 3]. Такая позиция близка к точке зрения «наивного реализма», считающего, что предметы и явления окружающего мира таковы, какими они нам представляются [см.: 4]. Между тем научное знание коренным образом отличается от вненаучного или ненаучного тем, что несет в себе не любое, а существенное знание об объекте и является строго определенным элементом теоретической системы. Нормативным выражением научного знания служат рефлексии, поддающиеся прямой эмпирической проверке. («Все живые организмы имеют клеточное строение. Клетки – это мельчайшие частицы живого растения». «Практически нет места на Земле, где бы не встречались бактерии. Они живут во льдах Антарктиды при температуре -83 °С и в горячих источниках, температура которых достигает +85 – +90 °C».) Между тем мифологические или религиозные рефлексии также должны быть причислены к знанию, хотя и не обязательно к верному, адекватному и проверенному общественно-исторической практикой. Иными словами, статус знания не может быть сведен к его объективному эквиваленту в форме научно доказанных истин. Субъективные представления людей (даже ошибочные) также не могут исключаться из общей совокупности человеческих знаний. В противном случае мы будем вынуждены все то, что находится за рамками строгой науки, отнести к формату незнания. Ныне в качестве особых форм знания стали рассматривать мистическое и оккультное знание, а также пара-знание и т. д. Возможно, эвристически значимым является понимание знания как духовного образования, обладающего сложной структурой и располагающегося в границах противоположности истина – заблуждение.

 

Знание (в любых формах) целесообразно рассмотреть в его противопоставлении оценке. В этом случае знание и оценка должны быть определены как элементарные клеточки соответственно познавательной и оценочной деятельности. Последняя существенно отличается от познавательной деятельности. Формы оценок, как и знаний, весьма многообразны. Они могут выступать как в понятийном, так и в непонятийном виде (живопись, музыкальные произведения и т. д.). Знание проявляется прежде всего в понятии, аналогично этому оценка нормативно конституируется в художественных образах. В справочных изданиях по эстетике и искусству справедливо отмечается, что художественное освоение мира носит образный характер, здесь возможны свои абстракции, но преобладает наглядность, непосредственность, общее передается через единичное. Каждый образ – это одновременно репрезентант действительности, выражающий общественные (а также групповые, профессиональные и др.) позиции художника, с которых он оценивает мир. Репрезентации в искусстве носят, в отличие от научно-аналитических рефлексий, синтезирующий («целостный») характер – синтезирующий как в отношении содержания образа, так и слитности в нем эмоций, мыслей, переживаний субъекта. Кроме того, абстракции в искусстве и эстетике подчинены, в конечном счете, оценочным компонентам. Художественная образность есть совокупность объективного и субъективного аксиального моментов.

 

Эстетический образ является, по своей сути, формой эмоциональной или рациональной оценки. Поэтому невозможно растворить или свести оценку к знанию, рассматривать оценку, особенно эмоционально-художественную, в качестве простой разновидности знания. В противном случае неизбежна неоправданная гносеологизация искусства и всей оценочной деятельности вообще, превращение ее в аналог познавательной деятельности. Как известно, подобная тенденция имеет вековые корни. Однако сегодня эта традиция становится все большим препятствием на пути адекватного понимания природы и сущности науки и искусства, равно как и оценочной деятельности в целом. Существующая традиция отождествления знаний и оценок, понятий и образов выражается в сведении последних к первым и в немалой степени обусловливается фактором относительности их противополагания. Понятия, как правило, не полностью лишены элементов образности, вследствие чего их точное определение является весьма затруднительным делом. В свою очередь, образы не лишены познавательного потенциала, что дает нам основание говорить о художественном знании и познании.

 

Полагаю, что наука и научная картина мира формируются, прежде всего, на базе понятий, тогда как образы имеют здесь вспомогательное значение. Напротив, искусство и художественная картина мира слагаются, в первую очередь, из образов (в том числе понятийных). Образ искусства отнюдь не представляет собой типично гносеологическое образование, более или менее адекватно отражающее объективную реальность. Он вполне может оказаться чрезвычайно сильным искажением этой самой объективной реальности.

 

Познание, особенно научное, имеет своей целью рационализацию знания, т. е. стремится к максимальному преодолению всего иррационально-хаотического, эмоционально-оценочного, субъективно-произвольного. Напротив, искусство стремится к преодолению объективизма и голого эмпиризма, рационального схематизма и дезаксиологизма. Абстракции в искусстве и эстетике подчинены, в конечном счете, оценочным компонентам: искусство постоянно создает все новые методы художественной иррациональности (футуризм, кубизм, поп-арт, сюрреализм и все прочее в том же роде). Каким образом субъект вырабатывает оценку там, где образы невербализованы, как, например, в живописи, танце, музыкальном произведении? Это мир ассоциаций. Человек, в конечном счете, с большей или меньшей степенью удачи переводит невербализованный язык ассоциаций в вербализованный (словесно-понятийный, нотный и пр.). При этом всегда остается тонкая духовная ткань, которую невозможно вербализовать.

 

В целом, образ, вероятно, бывает двух типов: аксиально-познавательным и оценочно-художественным. Первый присущ, главным образом, науке и философии; второй – собственно художественно-эстетической деятельности. Важной закономерностью оценочной деятельности является ориентация на упорядочение различных ее компонентов, в результате чего они приобретают целостный и завершенный характер. Именно действием этой закономерности объясняется возможность оценок трансформироваться при некоторых условиях в духовное образование, близкое по своей структуре к художественному образу. И, хотя понятия «оценочная» (понятийно-категориальная) и «художественная» (чувственно-образная) деятельность не тождественны, все же они во многом родственны. Хорошо известно, что в одних произведениях искусства оценка выражена предельно обнаженно, в других скрыта в глубинах художественного образа.

 

В различных видах художественной деятельности образно-оценочные ее составляющие представлены в специфических формах. В литературе и поэзии образы строятся на основе словесных вербальных конструкций; в музыкальном искусстве – на основе звуковых ассоциаций (на базе противопоставления мажора и минора). Искусство живописи предполагает контрастные краски яркого и темного спектра. Однако любые виды искусства объединяет наличие вербальных и невербальных, осознаваемых или неосознаваемых оценок, которые мы традиционно обозначаем терминами «прекрасное – безобразное», «возвышенное – низменное», «трагическое – комическое» и др. В духовной сфере вербальные виды художественной деятельности являются особо ценным артефактом для каждого народа или этноса. Это наследие проявляется в фольклоре, традициях и обычаях, произведениях литературы и искусства и т. д.

 

Вернемся, однако, к идеалам и стандартам научности. Идеал научной строгости, ориентирующийся на однозначность и рациональность используемых в теории терминов, имеет известные пределы. Дело в том, что наука в принципе не может обойтись без образных, нестрогих и даже иррациональных компонентов. Иными словами, существует постоянная гносеологическая потребность в их введении с целью обозначения новых фактов, гипотетических конструкций и отсутствия для этого в арсенале науки и научной картине мира необходимых терминов. Поэтому и появляются в самых строгих разделах науки «кротовые норы», «черные дыры» или «шизочастицы»! Таким образом, научное творчество помимо понятий и логических схем использует неформализуемые образы, нередко прямо апеллируя к собственно эстетическому сознанию и выдвигая в качестве научных критериев гармонию, симметрию и красоту. Тем самым подтверждается наличие в науке таких гносеологических элементов, которые далеки от идеалов предельной строгости и в которых наличествуют более или менее явно оценочно-эмоциональные интенции. Однако все эти и многие другие аналогичные факты не следует преувеличивать и отрицать общую гносеологическую разумность науки, ведь образно-оценочные компоненты, как правило, не играют здесь ключевой роли. По мере роста знания о природе изучаемого объекта эти компоненты постепенно обретают вполне рациональный и теоретически отрефлексированный характер.

 

Ситуация со стандартами научности еще более усложняется при учете того, что социально-гуманитарные дисциплины (история, социология и т. д.) в принципе не могут обходиться без оценок и образов. Что представляет по своей сути социально-гуманитарная картина мира? В первую очередь, научное (аналитическое) описание позитивных и негативных факторов человеческого существования. В ней производится не только познание, но и оценка положительных и отрицательных сторон производственной, экологической, демографической, космической и многих других видов деятельности человека, их влияния на нравственность и иные проявления природы человека. В обществоведческой картине мира дается оценка различным событиям прошлого и настоящего, разного рода политическим и общественным движениям, новым научным открытиям и многому другому.

 

Наличие в этой картине мира образно-оценочных факторов ставит непростые задачи верификации их на истинность и адекватность. Весьма наглядно это обнаруживается при подготовке, например, учебных пособий по отечественной истории. Несмотря на все усилия, пока не удается преодолеть трудности при создании школьного учебника, который в необходимой мере удовлетворил бы общественность и специалистов при освещении событий нашей истории, не говоря уже о мировой.

 

Что же делает социально-гуманитарную картину мира именно научной, а не вненаучной? Думается, ее соответствие или, напротив, несоответствие всем совокупным фактам и тенденциям развития общественной практики. Необходимо также напомнить, что оценки не сводятся к тезису и антитезису типа: хороший – плохой, добрый – злой и т. п. Оценка содержится в заключениях об эффективности или неэффективности (а также меньшей и большей эффективности), правильности или неправильности, обоснованности или необоснованности принятых мер и решений. Общество постоянно вырабатывает способы формализации оценочной деятельности, их количественного выражения. Эта тенденция во многом определяет научность (или ненаучность) той или иной гуманитарной картины реальности. Гуманитарная картина бытия является научной, если она, как и естественнонаучная, базируется на соответствующих законах и отвечает эмпирическим, логическим или иным критериям истинности.

 

Список литературы

1. Победоносцев С. Н. Информационное поле Вселенной раскрывает свои удивительные секреты: Кн.1 и 2. – Тамбов: Центр-пресс, 2014. – 163 с.; 70 с.

2. Философский словарь / Под ред. И. Т. Фролова. 6-е изд. – М.: Политиздат, 1991. – 560 с.

3. Философский энциклопедический словарь / Под ред. Е. Ф. Губского и др. – М.: Инфра-М, 1998. – 576 с.

4. Философия. Энциклопедический словарь / Под ред. А. А. Ивина. – М.: Гардарики, 2004. – 1072 с.

5. Фурса С. В. О структуре оценок в словесно-вербальных видах художественной деятельности // Ученые записки факультета экономики и управления. – Иваново: ИГАСУ, 2012. – Выпуск 23. – С. 255 – 271.

 

References

1. Pobedonostsev S. N. Information Field of the Universe Reveals Its Amazing secrets. Book 1 and Book 2 [Informatsionnoe pole Vselennoy raskryvaet svoi udivitelnye sekrety. Kniga 1 I kniga 2]. Tambov, Tsentr-press, 2014, 163 р. and 70 p.

2. Frolov I. T. (Ed.) Philosophical Dictionary [Filosofskiy slovar] Moscow, Politizdat, 1991, 560 p.

3. Gubskiy E. F. (Ed.) Philosophical Encyclopedic Dictionary [Filosofskiy entsiklopedicheskiy slovar]. Moscow, Infra-M, 1998, 576 p.

4. Ivin A. A. (Ed.) Philosophy. Encyclopedic Dictionary [Filosofiya. Entsiklopedicheskiy slovar]. Moscow, Gardariki, 2004, 1072 p.

5. Fursa S. V. About the Estimate Structure in Verbal Kinds of Artistic Activity [O strukture otsenok v slovesno-verbalnykh vidakh khudozhestvennoy deyatelnosti]. Uchenye zapiski fakulteta ekonomiki i upravleniya (Scholarly Notes of the Faculty of Economics and Management), Ivanovo, IGASU, 2012, Vol. 23, pp. 255 – 271.

 
Ссылка на статью:
Булычев И. И. К проблеме адекватности современного образа науки // Философия и гуманитарные науки в информационном обществе. – 2015. – № 1. – С. 37–44. URL: http://fikio.ru/?p=1431.

 
© И. И. Булычев, 2015

УДК 13(130.2)

 

Исаков Александр Николаевич – федеральное государственное бюджетное образовательное учреждение высшего профессионального образования Санкт-Петербургский государственный университет, Институт философии, кафедра философской антропологии, доцент, кандидат философских наук, доцент, Санкт-Петербург, Россия.

e-mail: aisakow@mail.ru

199034, Россия, Санкт-Петербург, Университетская наб., д. 7–9,

тел.:+7 921 655 67 99.

Авторское резюме

Состояние вопроса: В современной философии можно наблюдать встречное движение мысли, с одной стороны – от аналитики языка к новому пониманию сознания, а с другой – в обратном направлении, от феноменологии сознания к прагматической теории языка. Интересно, что обе интеллектуальные стратегии приходят к достаточно похожим результатам в виде идеи коммуникативной рациональности.

Результаты: Можно выделить три понятия сознания в философии языка Дж. Сёрля.

1. Сознание как «сечение в мире», граница между «значимым» и «незначимым».

2. Сознание как коллективная интенциональность, источник институциональных фактов в широком смысле.

3. Сознание личности, производящее особый класс институциональных фактов – «обещаний/обязательств» – значимых исключительно с позиции первого лица.

Область применения результатов: Актуальное исследование социальной реальности и рационального человеческого действия предполагает соединение анализа языка и анализа сознания в единой познавательной стратегии.

Выводы: На всех этапах развития своей теории для Сёрля принципиально важна идея тождества логической структуры языка и сознания.

 

Ключевые слова: Сёрль; сознание; интенциональность; философия языка; социальная реальность; рациональность.

 

Language and Consciousness in the Philosophy of John R. Searle

 

Isakov Alexander Nikolayevich – Saint Petersburg State University, Department of Philosophy, Ph. D., Associate Professor, Saint Petersburg, Russia.

e-mail: aisakow@mail.ru

7–9, Universitetskaya nab., Saint Petersburg, 199034, Russia,

tel.:+7 921 655 67 99.

Abstract

Background: There is a possibility to observe the counter-movement of thought in modern philosophy. On one hand – from the dimension of language to the new understanding of consciousness, and on the other, in the opposite direction – from the phenomenology of consciousness to the pragmatic philosophy of language. It is symptomatic that both strategies share the idea of communicative rationality.

Results: There are three general concepts of consciousness in J. R. Searle’s philosophy of language.

1. Consciousness as “a cross-section of the world,” the boundary between “significant” and “insignificant.”

2. Consciousness as collective intentionality, the source of institutional facts in general sense.

3. Personal consciousness which produce a special class of institutional facts – “promises / commitments” – significant only in the first person terms.

Research implication: A topical study of social reality and rational human action involves the connection of language analysis and analysis of consciousness in the single cognitive strategy.

Conclusions: Throughout the development of the theory of Searle, it, in contrast to the position of Frege and Wittgenstein, came from the idea of the identity of the logical structures of language and consciousness.

 

Keywords: Searle; consciousness; intentionality; philosophy of language; social reality; rationality.

 

В современной философии можно наблюдать любопытное встречное движение мысли, с одной стороны, от аналитики языка к новому пониманию сознания (Поздний Витгенштейн, Д. Остин, Д. Сёрль, Д. Деннет), а с другой, в обратном направлении – от феноменологии сознания к прагматической теории языка (К.-О. Апель, Ю. Хабермас). Интересно, что обе интеллектуальные стратегии приходят к достаточно похожим результатам в виде идеи коммуникативной рациональности, предписывающей человеческому поведению, и в первую очередь – языковому, этическое значение. Позиция Сёрля интересна также с точки зрения постепенного расширения понятия сознания от некоторого минималистского допущения до идеи свободной личности, наделённой свободной волей и самосознанием. Сёрль исходит из теории речевых актов Д. Остина, согласно которой речевой акт представляет собой образец человеческого поведения вообще и является действием в трояком смысле. Во-первых, это локутивный акт, отсылающий к какому-либо положению дел в мире (референция), во-вторых, это иллокутивный акт, т. е. непосредственное языковое действие, обращённое к широкому конвенциональному базису коммуникации (перформатив: приказ, просьба, обещание и т. п.) и, в-третьих, это перлокутивный акт, сообщающий некоторый смысл и предполагающий взаимопонимание в более узком, не конвенциональном аспекте. Оригинальность Сёрля состоит главным образом в его теории значения, опирающейся на идею интенциональности речевого акта. Каждое речевое действие, с этой точки зрения, выражает некоторое интенциональное состояние сознания – убеждение, намерение или желание – и таким образом обладает производной от этого состояния сознания интенциональностью, т. е. оно имеет направленность на те же факты и положения дел. Но кроме указанной репрезентативной интенциональности, направленной на мир, речевой акт обладает интенцианальностью другого рода, а именно, интенциональностью так называемого «намерения значения». Последняя направлена не на мир, а на границу между значащими и не обладающими свойством значения фактами мира. Иначе говоря, на границу между языком в его физическом обличье акустических артикуляций и другими объективными фактами мира. Благодаря «намерению значения», речевой акт ничего не репрезентирует, но как бы предъявляет или, как пишет Сёрль, презентирует некоторую логическую (по мысли Сёрля) структуру, которая, во-первых, принадлежит сознанию, а во-вторых, делает возможным приписывать интенциональность звукам, линиям и другим способам овеществления языка. В данном случае Сёрль, как нам представляется, уточняет известное положение Витгенштейна, высказанное им в «Трактате»: «Предложение может изображать всю действительность, но не в состоянии изображать то общее, что у него должно быть с действительностью, чтобы оно могло изображать её – логическую форму» [2, с. 25], и далее: «Предложение показывает логическую форму действительности. Оно предъявляет её» [2, с. 25]. Иначе говоря, язык выражает факты мира в силу того, что он обладает тождественной с ним логической структурой, сама же эта структура не выразима в языке. Сёрль как бы опосредует указанную позицию Витгенштейна своим допущением сознания. Не мир как таковой, но только особые факты мира, а именно ментальные состояния, наделённые интенциональностью, обладают логической структурой. Как пишет Сёрль в своей главной работе: «Интенциональность отличается от остальных биологических феноменов тем, что обладает логической структурой…» [6, с. 121]. И в другом месте: «Интенциональные состояния наделены логическими свойствами в силу того, что они суть репрезентации; смысл в том, что состояния эти, подобно лингвистическим сущностям, могут обладать логическими свойствами таким образом и с тем успехом, с каким камни и деревья ими обладать не могут…. Поскольку интенциональные состояния, подобно лингвистическим сущностям и в отличие от камней и деревьев, суть репрезентации» [6, c. 121]. Описанная концепция значения позволяет философии языка безболезненно, как полагает Сёрль, опереться на допущения сознания. Дело в том, что сознание в данном случае не представляет собой какой-то особый регион фактов, но есть лишь некоторое, говоря языком математики, «сечение» в мире однородных в своей дискретности фактов. Однако, с другой стороны, только посредством этой линии язык чем-то отличается от других физических событий. Иначе язык был бы просто ещё одним видом информационного процесса. Критикуя теорию искусственного интеллекта и когнитивистскую редукцию сознания к его информационному аналогу, Сёрль указывает на принципиальную нередуцируемость и нерепрезентативность сознания, поскольку, как мы видели, сознание не есть особый факт мира, но лишь линия на его поверхности. Но, в конце концов, как отмечает Сёрль в книге «Открывая сознание заново», главный недостаток тех, кто не допускает сознание, состоит в том, что они не допускают сознание. Сёрль хочет сказать этой тавтологией, что допущение сознания есть простой естественный жест, который, с одной стороны, ведёт к более ясной концепции значения, а с другой – позволяет ответить на простой вопрос: если мы, подобно Витгенштейну, начинаем с оппозиции Язык и Мир, то почему Язык? Однако в ходе дальнейшей эволюции теории Сёрля его понимание сознания существенно усложняется.

 

Мы остановимся на двух, как нам представляется, наиболее существенных моментах этой эволюции, представленных двумя его работами: «Конструирование социальной реальности» (1995) и «Рациональность в действии» (2001). В основе социальной реальности, по мысли Сёрля, лежит способность людей в процессе совместной деятельности налагать на грубые факты мира (т. е. неодушевленные факты) режим некоторой идеальной целесообразности или, как выражается Сёрль, назначать статус-функции. Таким образом, люди создают на поверхности грубых физических фактов новую реальность, состоящую из «институциональных фактов». За этой новой реальностью стоит, во-первых, присущая человеческому сообществу (как результат биологической эволюции) коллективная интенциональность или «Мы интенциональность», а во-вторых, то, что Сёрль называет «конструктивными правилами» [см.: 7]. Последние имеют логическую форму: «Х нужно считать У в контексте С». Наличие конструктивных правил отличает человеческую социальность от коллективного поведения животных. Если последнее подчинено инстинкту, и его вариативность ограничена, то люди творчески конструируют свою реальность, используя соглашения, но, главное, практикуя свободные игровые формы поведения на основе «конструктивных правил». По мысли Сёрля, эти правила функционируют наподобие языковых игр Витгенштейна, т. е. они достаточно гибкие, никогда не осознаются полностью, как фиксированные контракты, и способны творчески изменяться в процессе своего последовательного применения (итерирования). В результате, возникают непредсказуемые нелинейные эффекты таким образом, что правила, служащие изначально поддержке институциональных фактов, могут их же и разрушать – например, правила денежного обращения и крах денежной системы. Именно так люди создают и разрушают институциональные факты своего мира. С точки зрения Сёрля, принципиально важно, что все институциональные факты являются фактами, зависимыми от языка. Отметим, что интерпретация этой зависимости – один из наиболее тонких моментов в теории Сёрля. Суть сильной лингвистической зависимости заключена, по мнению Сёрля, в природе конструктивных правил – «Х есть У в С». Здесь Х есть грубый факт мира, скажем, черта на земле или линия камней, а У – идеальный факт коллективного сознания, например, граница между двумя общинами. Для того чтобы правило успешно действовало, оно должно быть репрезентировано в форме коллективной интенциональности. Но язык и является, по сути, единственной такой формой, в которой грубые факты мира могут быть соотнесены с фактами коллективного сознания, поскольку язык и сознание тождественны по своей логической структуре, как мы это видели раньше. Другими словами, на том основании, что в речевых актах презентируется логическая структура состояний сознания, Сёрль делает вывод, что эти же речевые действия способны репрезентировать отношение грубых фактов и фактов коллективного сознания значимым для этого сознания образом. Обратим внимание, что в своей работе, посвящённой социальной реальности, в отличие от «Интенциональности», Сёрль, вводя понятие коллективной интенциональности, тем самым приписывает сознанию статус особой фактичности, а именно фактичности институциональной реальности коллективного сознания, но при этом продолжает настаивать на логическом тождестве языка и сознания [см.: 7]. Таким образом, теоретическая стратегия Сёрля меняется. Сознание – это всё-таки особый регион фактов (институциональных), но эта его особость не имеет специального логического статуса. С точки зрения логики, эти факты сознания имеют ту же логическую размерность (значимость), что и любые другие факты языка, т. е. грубые факты мира, наделённые значением, поскольку создаются в условиях принципиальной зависимости, всякой совместной деятельности от языка. Вне языка не возможна, с точки зрения Сёрля, ни общезначимая мысль, ни совместное действие. Можно сказать, что здесь в теорию Сёрля проникает ощутимый дух кантовской мысли, обнаруживающей необходимость как закон координации двух случайностей. В данном случае случайно коллективное сознание, взятое само по себе (так сказать, онтологически), также случайны грубые факты нашего мира, их физический масштаб и размерность, но необходимым является взаимосвязь того и другого в институциональной реальности человеческой жизни, и способом предъявления этой необходимости является язык. Важно, что язык, с точки зрения такого понимания, не содержит в себе закон «предустановленной гармонии», но сам по себе есть особого рода практика, игра, в которой некоторая гармония предъявляется как становящаяся в процессе совместной деятельности и её истории.

 

Данный ход мысли получает дальнейшее развитие и даже некоторую форму теоретической рефлексии в работе «Рациональность в действии». Здесь Сёрль формулирует собственное понимание смысла рациональности применительно к человеческому поведению. С его точки зрения, главная черта человеческого поведения состоит в отсутствии непрерывной причинности, связующей в единой последовательности убеждения, мотивы и действия. Или иначе, человеческое поведение – это всегда действие в условиях разрыва. Таких разрывов всего три. Первый связан с общим осмыслением ситуации и формированием рационального плана действия или предварительного намерения. Этот процесс не может продолжаться бесконечно и предполагает осознанный выбор некоторого конечного основания. Второй связан с переходом от предварительного намерения к самому действию, что предполагает скачок от предварительного намерения к намерению в действии. И, наконец, третий связан с временной структурой действия и с волевым усилием, необходимым, чтобы довести его до конца. Все три момента предполагают решение свободной воли, которое и заполняет разрыв. Человеческому поведению, как полагает Сёрль, естественно мыслить свободно мотивированным, однако последнее обстоятельство не делает его иррациональным. Суть рациональности в данном случае состоит в необходимом согласовании свободы и институциональной реальности, только в которой возможно полноценное человеческое действие. Как мы видели, фундаментальным условием существования самой институциональной реальности является язык, а фундаментальным условием согласования свободной воли личности и институциональной реальности социума выступает особая форма языкового действия (речевого акта), а именно, «обещание». Эта форма учреждает специфический класс институциональных фактов – «обязательств», которые, в свою очередь, являются внешними рациональными основаниями свободной воли, т. е. таким внешним основанием, которое с необходимостью становится внутренним мотивом, когда придёт время. Тем самым свободный субъект, личность предписывает своему действию дискретную структуру, соразмерную институциональной реальности. Как пишет Сёрль: «Чтобы организовать своё поведение и распоряжаться им, нам нужно создать класс сущностей, аналогичных желаниям по логической структуре, но притом независимых от желания. Нам требуется, коротко говоря, класс внешних факторов мотивации, которые бы представляли основания для действия… Такие сущности связывают рациональных существ только при том условии, что рациональные существа свободно создают их как обязывающие их самих» [5, с. 233].

 

Другими словами, допущение свободной личности и. соответственно, самосознания становится у Сёрля, в отличие от его первоначального минималистского допущения и в отличие от допущения фактов коллективного сознания, источником новых институциональных фактов («класса сущностей»), но, с другой стороны, по аналогии с минималистским допущением можно сказать, что здесь также сознание (личности) проводит некоторую границу, но уже внутри фактов, наделённых значением. Суть нового разграничения в том, что с одной стороны оказываются институциональные факты, значимые с позиции третьего лица, а с другой – обязательства, репрезентированные обещаниями, которые значимы исключительно от первого лица. Поскольку только, с точки зрения первого лица, обещание, данное в прошлом, создаёт мотив действия в настоящем. Или ещё, иначе говоря, только с позиции первого лица общезначимость языка в случае обещания является основанием для взаимности всех свободных субъектов, т. е. всех возможных позиций первого лица. С нашей точки зрения, данная концепция в целом аналогична кантовской идеи морали как значимой только от первого лица. Как мы помним, с точки зрения Канта, у нас нет общезначимых критериев морального поступка, т. е. критериев с позиции третьего лица. Единственный способ, которым человек может убедиться в существовании морали, – это собственный поступок от первого лица. Но обратим внимание, что, в отличие от Канта, Сёрль не приходит к представлению о «царстве целей» или союза всех разумных и свободных существ, который является, можно сказать, последним рефрентом кантовской философии. В противоположность такому трансцендентальному умонастроению, Сёрль принципиально дистанцируется от какой-либо привилегированной моральной позиции, он просто указывает на значение позиции первого лица в случае такой специфической языковой и поведенческой практики, какой является «обещание». Эта практика не трансцендентальна и общедоступна, а смысл её можно подвергнуть анализу, не прибегая к категориям этики. Однако в ходе этого анализа с необходимостью обнаруживается некоторое этическое по сути качество, присущее данной практике, а именно особая взаимность всех свободных субъектов, связывающая их в институциональной фактичности обязательств. Отметим, что позиция Сёрля отлична не только от Канта, но и от более современной философской стратегии К.-О. Апеля. Последний предлагает нам продолжить мысль Витгенштейна «совместно с Витгенштейном и против Витгенштейна» [1, с. 254], а именно он обосновывает необходимость дополнить мир языковых игр особой трансцендентальной игрой разума, только которая и может стать основанием взаимности свободных субъектов в мире наподобие кантовского «царства целей». Сёрль, как мы видели, против всяких трансцендентальных оснований.

 

Можно было бы, правда, возразить, что с общезначимостью языка связана лишь формальная взаимность несвободных субъектов. То, что в традиции французского структурализма Ж. Лакан называл господством означающего. По сути, такое отношение – это признание без взаимности. Напомним, что, согласно концепции Лакана, субъект конституируется своей бытийной недостаточностью в дискурсе большого Другого [см.: 3]. Другой в данном случае символизирует безличную фигуру неограниченного Господства, изъятием из которой может быть только безумие. Закон или дискурс Другого требует безусловного признания, но никогда не отвечает взаимностью. Понятно, что подходы Лакана и Сёрля к языку принадлежат разным теоретическим мировоззрениям, но, тем не менее, это различие как некий фон позволяет понять, возможно, что-то существенное и в позиции Сёрля. А именно тот факт, что с принципиальной для Сёрля точки зрения, как мы полагаем, этическая взаимность свободных субъектов и формальная взаимность как следствие общезначимости языка принципиально неразделимы, поскольку нельзя разделить процесс формирования человеческого поведения и условия формирования языка. Язык – это практика, и в том числе и не в последнюю очередь – практика свободы в условиях институциональной реальности. Суть этой практики состоит в том, что, давая обещание, человек как бы пересекает некоторую границу и открывает новую сферу значений с точки зрения первого лица и уже с этой позиции наделяет тривиальную общезначимость языка этическим смыслом взаимности свободных субъектов. Другими словами, человек учится свободе в многообразных языковых практиках, создавая всё новые формы обязательств и репрезентируя их посредством обещаний.

 

Подведём некоторый итог наших наблюдений. Как мы полагаем, в теории Сёрля, учитывая развитие его теоретической программы, можно выделить три понятия сознания.

1. Сознание как «сечение в мире», граница между «значимым» и «незначимым».

2. Сознание как коллективная интенциональность, источник институциональных фактов в широком смысле.

3. Сознание личности, производящее особый класс институциональных фактов – «обещаний/обязательств» – значимых исключительно с позиции первого лица.

 

Во всех трёх случаях для Сёрля принципиально важна идея тождества логической структуры языка и сознания. В первом случае это тождество позволяет опосредовать отношение Языка и Мира так, чтобы можно было ответить на вопрос: Почему Язык? Во втором позволяет понять, как язык способен репрезентировать отношение фактов сознания и физических фактов в мире и тем самым делает возможным само существование институциональной реальности. В третьем – позволяет провести границу уже внутри региона институциональных фактов и в принципе ответить на кантовский вопрос: как возможно помыслить свободу в царстве природы?

 

Список литературы

1. Апель К.-О. Трансформация философии. – М.: Логос, 2001. – 339 с.

2. Витгенштейн Л. Логико-философский трактат // Философские работы. Часть 1. – М.: Гнозис, 1994. – С. 2 – 73.

3. Лакан Ж. Ниспровержение субъекта и диалектика желания в бессознательном Фрейда / Инстанция буквы в бессознательном или судьба разума после Фрейда. – М.: Логос, 1997. – С. 148 – 183.

4. Сёрль Дж. Открывая сознание заново. М.: Идея-Пресс, 2002. – 256 с.

5. Сёрль Дж. Рациональность в действии. М.: Прогресс-Традиция, 2004. – 336 с.

6. Searle J. R. Inntentionality: An Essay in the Philosophy of Mind. Cambridge: CambridgeUniversity Press, 1983. – 278 с.

7. Searle J. R. The Construction of Social Reality. New York: Free Press, 1995. – 256 с.

 

References

1. Apel K.-O. Transformation of Philosophy [Transformatsiya filosofii]. Moscow, Logos, 2001, 339 p.

2. Wittgenstein L. Logical-Philosophical Treatise [Logiko-filosofskiy traktat]. Filosofskie raboty. Chast 1 (Philosophical Works. Part 1). Moscow, Gnozis, 1994, pp. 2 – 73.

3. Lacan J. The Subversion of the Subject and the Dialectic of Desire in the Freudian Unconscious [Nisproverzhenie subekta i dialektika zhelaniya v bessoznatelnom Freyda]. Instantsiya bukvy v bessoznatelnom ili sudba razuma posle Freyda (Instance of a Letter in the Unconscious or Destiny of Sense after Freud). – Moscow, Logos, 1997, pp. 148 – 183.

4. Searle J. R. The Rediscovery of the Mind [Otkryvaya soznanie zanovo]. Moscow, Ideya-Press, 2002, 256 p.

5. Searle J. R. Rationality in Action [Ratsionalnost v deystvii]. Moscow, Progress-Traditsiya, 2004, 336 p.

6. Searle J. R. Inntentionality: An Essay in the Philosophy of Mind. Cambridge, CambridgeUniversity Press, 1983, 278 p.

7. Searle J. R. The Construction of Social Reality. New York, Free Press, 1995, 256 p.

 
Ссылка на статью:
Исаков А. Н. Язык и сознание в философии Дж. Сёрля // Философия и гуманитарные науки в информационном обществе. – 2014. – № 4. – С. 40–48. URL: http://fikio.ru/?p=1535.

 
© А. Н. Исаков, 2014

УДК17.022+304:32.019.51

 

Бурова Мария Леонидовна – федеральное государственное автономное образовательное учреждение высшего профессионального образования «Санкт-Петербургский государственный университет аэрокосмического приборостроения», кафедра истории и философии, доцент, кандидат философских наук, доцент, Санкт-Петербург, Россия.

E-mail: marburova@yandex.ru

196135, Россия, Санкт-Петербург, ул. Гастелло, д.15,

тел: +7 (812) 708-42-13.

Авторское резюме

Состояние вопроса: Анализ проводимых в последние годы исследований информационных войн позволяет рассматривать этот концепт в узком, военно-техническом, и в широком смысле, как столкновение ценностей и оценок и как рациональную деятельность, направленную на изменение ценностного сознания.

Результаты: Информационная война и идеологическая борьба различаются по целям, длительности, вовлеченным в них уровням общественного сознания. Информационная война в широком, философском смысле – это рациональная деятельность ради реализации интересов и целей во имя определенной системы ценностей, при которой своеобразным нематериальным или виртуальным театром военных действий является культура, история и самосознание людей. В то же время конечной целью такой войны могут быть материальные приобретения или потери. Сфера бытия, где ведутся информационные войны, является продуктом деятельности субъектов и результатом их коммуникации и иллюзорно воспринимается как наиболее ценная. Ценностное сознание человека, его рефлексия и переживание подвергаются целенаправленным идеологическим воздействиям со стороны СМИ и Интернет.

Область применения результатов: Систему образования необходимо дополнить идеологическим воспитанием с учетом традиционных национальных культурных и государственных ценностей.

Выводы: Позиции сторон в информационной войне усиливает наличие определенной устойчивой идеологии.

 

Ключевые слова: информационная война; идеологическая борьба; реальность; ценность; ценностное сознание; иллюзорность и действительность; рациональная деятельность.

 

Information Warfare: the Axiological Aspect

 

Burova Maria Leonidovna – Saint Petersburg State University of Aerospace Instrumentation, Department of History and Philosophy, associate professor, Ph.D., Saint Petersburg, Russia.

E-mail: marburova@yandex.ru

196135, Russia, Saint Petersburg, Gastello st.,15,

tel: +7 (812) 708-42-13.

Аbstract

Background: The analysis of information warfare research carried out in recent years allows us to consider the concept in a narrow, military-technological, and in a broad sense, as a clash of values and assessments and as rational activity aimed at changing value consciousness.

Results: Information war and ideological struggle are different in the objectives, duration, levels of social consciousness. Information war in a broad philosophical sense is rational activity in order to realize some interests and aims for the sake of a definite system of values, with the culture, history and human consciousness being its non-material or virtual theatre of war. At the same time material acquisitions and losses can be the final goal of such a war. The realm, where information wars are waged, is the result of subject activity and their communication. It is illusory considered to be the most valuable. The media and the Internet directly influence human value consciousness, their reflection and experience.

Research implications: The education system needs to be complemented with ideological education with regard to traditional, cultural and national values.

Conclusion: The presence of coherent ideology reinforces the position of the parties in information war.

 

Keywords: information warfare; ideological struggle; reality; value; value consciousness; illusion and reality; rational activity.

 

С проявлениями информационных войн мы сталкиваемся в последние годы все чаще, и это вызвало необходимость разносторонних интенсивных исследований в данной области. История термина «информационная война» начинается с середины 80-х годов прошлого века в связи с новыми задачами вооружённых сил США после окончания «холодной войны» (в разработках группы военных теоретиков США Г. Экклза, Г. Саммерза и др.), после проведения операции «Буря в пустыне» в 1991 году термин стал активно употребляться [см.: 3, с. 9].

 

В узком смысле использование данного термина предполагает прежде всего возможность влиять на технические системы и массивы информационных данных. Помимо данного термина используются также понятие «сетецентристские войны» в рамках разработанной в конце 90-х годов прошлого века концепции военных теоретиков США А. Себровски и Дж. Гарстка. Здесь на первый план выходит новая система управления, что повышает быстроту действий и возможность самосинхронизации. Близким является понятие «кибервойна» (война, ведущаяся в виртуальном пространстве), предполагающее воздействие на компьютерные системы и серверы, в том числе и путем активации и внедрения вирусов [см.: 3, с. 10].

 

Главную часть содержания понятия «информационные войны» составляют, таким образом, действия, направленные на изменение информации. Ряд исследователей обоснованно обращает внимание на несоответствие положения в данной сфере у нашего государства вызовам и угрозам современности, прежде всего на техническом уровне. Так, отсутствие национальной индустрии производства современной вычислительной техники и средств коммуникации, отставание в развитии информационных технологий, отмечает Устюгов С. В., приводит к использованию в экономике и государственном управлении импортного оборудования. Последнее может содержать вредоносные программы и создавать угрозу вывода систем управления из строя в кризисной ситуации [см.: 10, с. 24].

 

Однако представляется возможным рассмотрение данного понятия не только как военно-технического термина, но и как концепта со смысловым и образным содержанием. Информационное противоборство может быть обнаружено в любом сообщении или интерпретации исторического события. В широком смысле информационная война, при которой сталкиваются ценности и оценки, мировоззренческие установки, сопровождает человечество, начиная с мифологической эпохи. В исторических источниках, литературных жанрах можно встретить противоположное истолкование культурного или социального явления, апологию и критику. С ускорением исторического времени и изменением масштаба истории, с появлением техники изменяется характер социальных действий, в том числе реальных и информационных войн.

 

Значение в этом концепте военной составляющей подчеркивает смысловая и образная связь с другими понятиями (с определением «информационный») со скрытой положительной или негативной оценкой. Наиболее часто здесь применяются понятия: агрессор, жертва, атака, защита, безопасность, противоборство, маскировка, оружие, бомбы, мины. В этом концептуальном поле выявляются субъекты и объекты действия, противоборство-взаимодействие, средства и методы, в том числе психологические. Информационные войны планируются и ведутся по определенному сценарию, то есть содержат стратегию и тактику, и приводят к эффективным реальным экономическим и политическим следствиям. В анализе этапов таких войн от поиска недовольства у манипулируемой группы до возможного свержения власти и хаоса отмечаются такие стандартные ходы, как создание искусственных уязвимостей, их усиление и привязка к активным уличным действиям, вброс катализирующей информации, наличие «ритуальной жертвы» и доведение информации до каждого члена выбранного социума [см.: 4, с. 19 – 20]. Таким образом, в информационной войне наблюдается определенная последовательность действий, наличие участников-деятелей, совокупность используемых целей и средств, что позволяет рассматривать информационную войну как рациональную деятельность. Поскольку любая рациональная деятельность ведется ради реализации интересов и целей и во имя ценностей, то территорией или театром данной войны (воспользуемся устоявшимся термином) является культура, история и самосознание людей. Информационная война ведется с целью расшатывания системы ценностей через воздействие на ценностное сознание, хотя конечным ее итогом могут стать материальные приобретения или потери.

 

Не стоит отождествлять информационную войну и идеологическую борьбу. Идеология как комплексная система ценностей укореняется и прорастает столетиями, в одном обществе могут сосуществовать различные идеологии, наиболее устойчивые ценности трансформируются и входят в новую идеологическую систему. Теоретическое оформление обычно запаздывает и происходит в системе терминов и суждений на основе сложившихся образов и оценок. В этом смысле идеологическая борьба носит научно-теоретический характер и в силу своей рациональности, аргументированности и сложности не очень известна и понятна обычному человеку. Информационные войны скорее соответствуют психологическому уровню сознания, куда спускаются образы и символы, доступные для массового восприятия и достаточно примитивная бездоказательная риторика. Но образы, символы выступают как способы означивания смыслов, борьба образов выступает как конкуренция смыслов, а риторика может содержать в себе чуждый дискурс. Идеологическое противостояние приобретает не «надстроечный», а подсознательный характер. Вместо спора и разъяснения на основе знания подставляется восклицание-мнение. Можно сказать, что идеологическая борьба напоминает длительную осаду во имя абсолютной победы, а информационная война – короткие атаки для воздействия на моральный дух, то есть носит служебный характер.

 

Всякая система ценностей онтологична, разделение ценностей на абсолютные и относительные, социальные и духовные, религиозные, эстетические и нравственные отсылает нас к определенной сфере бытия и его вертикальной иерархии. Традиционно отношение между сферами бытия (Бог – природа – человек – культура) рассматривается в рамках неравенства высшего – низшего, лучшего – худшего, истинного – ложного, действительного – иллюзорного. Это придает порядок и устойчивость существованию человека, хотя и не исключает возможных инверсий и перестановок. Наиболее релятивными оказываются социальные ценности, поскольку область социальных отношений неустойчива, то именно здесь чаще всего развертываются идеологические битвы, касающиеся сущности свободы, справедливости, реформ. В этой же сфере ведутся вполне успешно информационные войны, что подробно проанализировано П. Бьюкененом в работе «Смерть Запада».

 

Появление виртуальной реальности позволило человеку утвердить новое отношение с миром, почувствовать превосходство над действительной жизнью, расширить сферу своей свободы и творчества [см., например: 5; 6; 7; 8]. Кажется, что благодаря информационным технологиям происходит полное воплощение либеральной идеи. Изначально в этом глобальном информационном пространстве царствует то, что принимают за свободу: случайность, многозначность и неопределенность в оценке.

 

Неоднородность виртуальной реальности позволяет рассматривать ее как производную от деятельности субъектов и как пространство-время их коммуникации. С одной стороны, это продукт масс-медиа, осуществляющих однонаправленное воздействие на определенную целевую или массовую аудиторию, с другой стороны – это сеть Интернет с его множественными взаимодействиями и ссылками, где каждый может найти информацию, соответствующую познавательным интересам и вкусу. Современное информационное пространство представляет собой бесконечное горизонтальное поле деятельности множества субъектов (отдельных лиц, корпораций, государств). Время коммуникации в этой реальности всегда настоящее, «точка-теперь». (Если тебя нет сейчас в Сети, то ты и не общаешься, если ты выключил телевизор, то ты ничего не воспринимаешь).

 

В первом случае есть иллюзия, видимость всезнания, управления и контроля, во втором – иллюзия активности и свободы. Но иллюзорное принимается за действительное. Тем самым субъективная, виртуальная, созданная техническими средствами реальность приобретает значимость, оценивается как высшая, лучшая, истинная, и любая часть этого нового целого, созданная отдельным участником или общностью (близкой ему группой лиц), имеет для него те же свойства. Происходит процесс сакрализации виртуального существования и, в соответствии с принципом иерархии, десакрализации жизни. Объективно же процесс взаимодействия социальной и виртуальной реальности представляет собой взаимный обмен знаниями, ценностями, идеологическими воззрениями. Не забудем, что субъектом социальной и виртуальной деятельности является человек.

 

Как обстоит дело с ценностным сознанием? Каждый из субъектов вправе иметь собственную позицию; ее восприятие, осознание, переживание и оценка являются условием и реализацией коммуникации этих субъектов, создания и познания информации. Но рефлексия требует времени, равно как и процесс доказательства или критики. В реальных условиях процессы восприятия и осознания затруднены скоростью потоков информации, большими массивами данных, мозаичностью их представления адресанту. Особенно стоит обратить внимание на действия «четвертой власти». Создается впечатление, что СМИ просто соревнуются, кто раньше и быстрее передаст сообщение безотносительно к его истинности, «ошарашивают темпом». Так, часто новости подаются в порядке, не предназначенном для их адекватного восприятия, понимания (видеоряд не совпадает с бегущей строкой или комментариями). При такой скорости восприятия «проглатывается» любая ложь. Если же сообщение более развернутое, то оно уже содержит определенную навязываемую интерпретацию, позицию канала или журналистов, маскируется под авторитетное высказывание. Потребление такой «убеждающей» информации некритично.

 

Как отмечают Раскин А. В. и Тарасов И. В., «механизм информационного воздействия основан на манипуляции сознанием человека. Цель манипуляции заключается в управлении образным восприятием действительности, … формируется реакция на поступающую информацию. При этом поступающим сообщениям придается видимость правдоподобия.

 

В конечном итоге задача информационного воздействия сводится к навязыванию объекту управления вариантов дальнейшего развития событий, “подсказке” как поступить, какой сделать выбор» [9, с. 16]. Значит и оценка информации оказывается интуитивно и логически неверной.

 

Но проблема не только в новостной информации. Создаваемые нашими же СМИ продукты часто несут в себе отрицание собственной истории и культуры. Стоит назвать копируемые с западных образцов бесчисленные сериалы, совершенно не соответствующие реальным событиям, дающие ложные представления об исторических лицах. Это многочисленные экранизации классики, где от первоисточника остается разве что название, это фантастические приключения героев в Великой Отечественной войне. Все это отражает постклассическую рациональность с ее методологическим анархизмом и плюрализмом. Бесконечный субъективизм предполагает столько истин, сколько авторов, исследования заменяются воображением. Отдельные каналы специализируются либо на развлечении публики, либо на ее запугивании. Свобода интерпретации должна предполагать какую-то моральную ответственность. Еще опасней рекламное воздействие с призывом к удовольствиям, потреблению, порождающее жажду развлечений и безразличие к тому, что не соответствует заданному образцу. Тем самым осуществляется тотальная власть над умами и душами. Нормой в подаче информации современными СМИ, отмечает Карякин В. В., «является формирование потребительских потребностей населения, отрицание социальной ответственности личности перед обществом, пропаганда преобладания её прав над соблюдением морально-нравственных и этических норм. Всё это способствует примитивизации информационно-культурных запросов населения и снижению интеллектуального потенциала нации в целом» [2, с. 34]. Представление жизни как шоу и вечного праздника не способствует появлению у человека должной оценки производительного труда, научного поиска и художественного творчества. Также уменьшается и способность к рефлексии.

 

Чтобы переживать, необходимо сопоставить себя с другим, мысленно встать на его место, проявить эмоциональную реакцию. Но и здесь самостоятельность реципиента не поощряется, напротив, материал (видеоряд и комментарии) может подаваться с последовательным нагнетанием тревожности. Вполне здоровой реакцией может стать недовольство содержанием, эмоциональная усталость и желание прекратить поток информации со стороны СМИ, просто выключив приемник.

 

Гораздо изощренней идет воздействие через сеть. Основной группой, на которую оно оказывается, является молодежь, зачастую не имеющая жизненного опыта, способности к самокритике, но обладающая обидами, амбициями, невозможностью их быстро удовлетворить. Очень часто сходство позиций молодых людей проявляется в критике, неприятии традиций и ценностей общества. Собственно, любая «культурная революция» делает ставку на маргинальные слои населения, которые готовы отринуть ценности.

 

Как отмечает Карякин В. В., значительная прослойка в современном обществе, «новые люмпены», – «деклассированные представители социума с утерянными социальными и конфессиональными корнями, без чётких нравственных принципов, политических ориентиров и исторической памяти. Получив образование, но не найдя применения своим силам и способностям, такие люди находятся в постоянном поиске своего места в жизни. У них зачастую отсутствует внутренний моральный стержень и социальная ответственность за судьбу своей страны. Поэтому неудивительно, что под влиянием атмосферы социальных сетей такие люди попадают под влияние политтехнологов “цветных революций”…» [2, с. 32 – 33]. Добавим, что воздействие может быть не только политическим, но и религиозным.

 

Можно заметить, что даже ненаправленные информационные потоки деформируют мир ценностей отдельного человека и воздействуют на его отношение к миру и другим людям. Если же мы находимся в ситуации «информационной войны», воздействие будет целенаправленным и интенсивным. Телевизор, мобильный телефон, компьютер могут стать средствами «перепрограммирования» человека, информационная война способна сделать из либерала националиста, фашиста или религиозного фанатика, или вернуть его к мифологическому мироощущению, особенно если общество находится в ситуации экономического, социального или политического кризиса. Еще в 1990 г. Р. Дарендорф писал о возможности периодов всеобщего хаоса и дезориентации, в рамках которого он предвидел наступление фашизма. Под фашизмом он понимал «сочетание ностальгической идеологии общины, делящих всех на своих и чужих, новой политической монополии, устанавливаемой человеком или “движением”». Причиной его он видел «подъем национализма, связанный …со стремлением к этнической однородности и отторжению чуждых элементов» [1, с. 99]. Можно признать его правоту в свете событий в сопредельном государстве, где подобные настроения нарастают не только в правящей верхушке, но постоянно транслируются СМИ, создавая негативное отношение ко всем инакомыслящим.

 

Возможно, что проект свободы (неважно, сколько «свобод» он в себя включает) изживает сам себя в условиях глобального мира, оборачиваясь «новым тоталитаризмом». Очевидным является возврат к «идеологизации». Если общество не думает о своей идеологии, оно столкнется с давлением чужой. Необходимо обратить внимание на подрастающее поколение и при помощи системы уже школьного образования формировать историческое знание, патриотизм, нравственные принципы, умение самостоятельно мыслить и отстаивать свою правоту. Очень трудно провести грань между воспитанием и манипулированием, сомнением и неверием, если нет четкой идеологической основы. Заимствование и смешение элементов чуждых для нашей культуры и истории идеологий (чего стоит политкорректность и мультикультурализм) не решает проблему, напротив, может создаться неожиданная взрывоопасная смесь. Возможно, такой идеологией мог бы стать консерватизм, который выражал бы следующие требования: сохранение культуры и исторического наследия, самотождественность и достоинство народа как целого, а не просто отдельной изолированной личности и утверждение государственных интересов. А распространение таких принципов усилило бы наши позиции в информационной войне.

 

Список литературы

1. Дарендорф Р. Размышления о революции в Европе // Путь. – 1994. – №6. – С. 37 – 127.

2. Карякин В. В. Стратегии непрямых действий, «мягкой силы» и технологии «управляемого хаоса» как инструменты переформатирования политических пространств // Информационные войны. – 2014. – №3 (31) – С. 29 – 38.

3. Микрюков В. Ю. Информационные войны // Информационные войны. – 2014. – №2(30). – С. 9 – 14.

4. Нежданов И. Ю. Аналитическое обеспечение информационных конфликтов в Интернете // Информационные войны. – 2014.– №2 (30). – С. 18 – 20.

5. Орлов С. В. Философский материализм в эпоху информационного общества (концепция материи и виртуальная реальность) // Философия и общество. – 2012. – №1. – С. 42 – 54.

6. Орлов С. В. Философия информационного общества: новые идеи и проблемы // Философия и гуманитарные науки в информационном обществе. – 2013. – №1. – С. 11 – 25. [Электронный ресурс]. – Режим доступа: http://www.fikio.ru/?p=159 (дата обращения 30.11.2014).

7. Орлов С. В. Виртуальная реальность как новая форма материального бытия // Философия и гуманитарные науки в информационном обществе. – 2013. – №2. – С. 82 – 87. [Электронный ресурс]. – Режим доступа: http://fikio.ru/?p=658 (дата обращения 30.11.2014).

8. Пекарникова М. М. Генерирование индивидуального виртуального пространства: психологический аспект // Философия и гуманитарные науки в информационном обществе. – 2014. – № 1. – С. 95 – 104. [Электронный ресурс]. – Режим доступа: http://fikio.ru/?p=969 (дата обращения 30.11.2014).

9. Раскин А. В., Тарасов И. В. Рефлексивное управление как технология информационного воздействия // Информационные войны. – 2014. –№2 .– С. 15 – 17.

10. Устюгов С. В. К вопросу об информационной ситуации, складывающейся вокруг Российской Федерации на фоне событий в Украине // Информационные войны. – 2014. – № 3 (31) – С. 23 – 28.

 

References

1. Dahrendorf R. Reflections on the Revolution in Europe [Razmyshleniya o revolyutsii v Evrope]. Put (The Way), 1994, №6, pp. 37 – 127.

2. Karjakin V. V. Strategies of Indirect Action, “Soft Power” and Technologies of “Controlled Chaos” as Political Space Reformatting Instruments [Strategiya nepryamyh deystviy “myagkoy sily” i tehnologii “upravlyaemogo haosa” kak instrumenty pereformatirovaniya politicheskih prostranstv]. Informatsionnye voiny (Information warfares), 2014, №3, pp. 29 – 38.

3. Mikrjukov V. U. Information Warfares. [Informatsionnye voiny]. Informatsionnye voiny (Information Warfares). 2014, №2, pp. 9 – 14.

4. Nezhdanov I. U. Analitical Support Information Conflicts on the Internet [Analiticheskoe obespechenie informatsionnyh konfliktov v Internete]. Informatsionnye voiny (Information Warfares). 2014, №2, pp. 18 – 20.

5. Orlov S. V. Philosophical Materialism at the Epoch of Information Society (Conception of Matter and Virtual Reality) [Filosofskiy materializm v epokhu informatsionnogo obschestva (kontseptsiya materii i virtualnaya realnost)]. Filosofiya i obschestvo (Philosophy and Society), 2012, №1, pp. 42 – 54.

6. Orlov S. V. Philosophy of the Information Society: New Ideas and Challenges [Filosofiya informatsionnogo obschestva: novye idei i problemy]. Filosofija i gumanitarnyie nauki v informatsionnom obschestve (Philosophy and Humanities in Information Society), 2013, №1, pp. 11 – 25. Available at: http://fikio.ru/?p=159 (accessed 30 November 2014).

7. Orlov S. V. Virtual Reality as a New Form of Material Being [Virtualnaya realnost kak novaya forma materialnogo bytiya]. Filosofija i gumanitarnyie nauki v informatsionnom obschestve (Philosophy and Humanities in Information Society), 2013, №2, pp. 82 – 87. Available at: http://fikio.ru/?p=658 (accessed 30 November 2014).

8. Pekarnikova M. M. Generating Individual Virtual Space: the Psychological Aspect [Generirovanie individualnogo virtualnogo prostranstva: psikhologicheskiy aspect]. Filosofija i gumanitarnyie nauki v informatsionnom obschestve (Philosophy and Humanities in Information Society), 2014, №1, pp. 95 – 104. Available at: http://fikio.ru/?p=969 (accessed 30 November 2014).

9. Raskin A. V, Tarasov I. V. Reflexive Control As an Information Impacts Technology [Refleksivnoe upravlenie kak tehnologiya informatsionnogo vozdeystviya]. Informatsionnye voiny (Information Warfares), 2014, №2, pp. 15 – 17.

10. Ustyugov S. V. On the Informational Situation Around the Russian Federation on the Background of the Events in Ukraine [K voprosu ob informatsionnoy situatsii, skladyvayucsheysya vokrug Rossiyskoy Federatsii na fone sobytiy v Ukraine]. Informatsionnye voiny (Information Warfares). 2014, №3, pp. 23 – 28.

 
Ссылка на статью:
Бурова М. Л. Информационные войны: аксиологический аспект // Философия и гуманитарные науки в информационном обществе. – 2014. – № 4. – С. 31–39. URL: http://fikio.ru/?p=1314.

 
© М. Л. Бурова, 2014

УДК 130.2

 

Злотникова Лидия Михайловна – Белорусский торгово-экономический университет потребительской кооперации, кафедра экономической теории, доцент, кандидат экономических наук, доцент, Гомель, Республика Беларусь.

E-mail: zllidia@yandex.ru

246029, Республика Беларусь, г. Гомель, пр. Октября, 50,

тел. +375 29 164 42 04.

Авторское резюме

Состояние вопроса: До настоящего времени культурные и социальные компоненты общественной жизни отнесены к второстепенным, незначительно влияющим на эффективность проводимых реформ. Теоретические исследования проблем воздействия культуры на жизнедеятельность человека носят ограниченный характер. Экономическая политика государства, нацеленная на получение безусловного экономического эффекта, возвысила утилитарный рационализм. Общая и профессиональная культура человека оказались заложницами технологического фетишизма, породив огромное количество противоречий дальнейшего развития.

Результаты: Культура как внутренне сакральный процесс не поддается арифметическому измерению. В реальной жизни она оказывает решающее воздействие на происходящее. Материальное бытие не только содержит все культурные ценности, но отражает отношение к ним. Так, элементарное несоблюдение требований технологии или санитарной культуры влечет за собой производство некачественной продукции, сокращение службы оборудования.

Разработка и внедрение высоких технологий во все большей степени зависят от базового уровня культуры. Поклонение количественным достижениям порождает много явных и латентных противоречий между культурным потенциалом и требованиями производства. Особое место в новых условиях занимают противоречия между морально-нравственными общественными ценностями и свободой выбора. Человек, лишенный реального выбора, обречен на бессознательное выполнение производственных обязанностей и примитивные развлечения.

Область применения результатов: В эпоху формирования постиндустриального общества новая система производства требует выработки адекватного ей типа культуры, в которой необходимо найти разрешение противоречия между консервативным восприятием происходящего и необходимостью быстрой и адекватной реакции на перемены.

Выводы: В настоящее время назрела необходимость проведения полномасштабных гуманитарных исследований влияния общей и профессиональной культуры на состояние общества, в том числе материального производства.

 

Ключевые слова: общая культура; профессиональная культура; противоречия; морально-нравственные ценности; личность; экономика; производство; материальное богатство.

 

Sociocultural Development in the Context of the Reform of Social Relations

 

Zlotnikovа Lidia Mikhaylovna – Ph.D., Associate Professor, Belarusian Trade and Economics University of Consumer Cooperatives, Gomel, Republic of Belarus.

E-mail: zllidia@yandex.ru

50, prosp. Oktiabria, Gomel, Republic of Belarus, 246029,

tel: +375 29 164 42 04.

Abstract

Background: So far cultural and social components of public life have been considered to be secondary ones, their influence on the effected reforms being insignificant. Theoretical researches of problems devoted to culture impact on human activity have been limited. The economic policy of the state aimed at receiving absolute economic effect has reinforced utilitarian rationalism. General and professional human culture appears to be controlled by technological fetishism, which results in a great number of further contradictions.

Results: Culture as an internal and even sacral process cannot be measured precisely. In real life it makes a decisive impact on contemporary situation. Material being not only contains all cultural values, but reflects the attitude towards them. Thus, elementary non-compliance with technological requirements or sanitary conditions results in the production of low-quality products and reduces durability of equipment.

Development and introduction of high technologies depend to a great extent on a contemporary type of culture. Overstatement of quantitative achievements generates many evident and latent contradictions between cultural potential and production system needs. A special place in these new conditions is taken by contradictions between moral and social values, on the one hand, and freedom of choice, on the other. The individual deprived of a real choice is doomed to unconscious performance of production duties and primitive entertainments.

Research implications: In the epoch of post-industrial society formation a new system of production demands an adequate culture development. The task of the latter is to resolve contradictions between the conservative perception of the reality and the necessity of prompt and adequate reaction to these changes.

Conclusion: Nowadays there appears a necessity to do large-scale humanitarian research on the influence of general and professional culture on society state, its material production being included.

 

Keywords: general culture; professional culture; contradictions; moral values; personality; economy; production; material wealth.

 

Понятие «культура» теоретически многогранно. В практическом использовании оно отождествляется чаще всего с воспроизводством эмоционального восприятия окружающего мира. Музыка, литературные и художественные произведения, архитектура находятся в центре внимания культурологии. Обыденное толкование культуры связано в основном с отношениями людей между собой. В гуманитарных науках «культура» изучается в духовной и материальной сферах. Проще говоря, под культурой понимаются все материальные и нематериальные ценности, созданные человеком. Мы не будем углубляться в описание различий в подходах, определяющих содержание культуры. Попытаемся сконцентрировать внимание на роли человека в формировании производственной среды и условий жизнедеятельности. Последние, на наш взгляд, могут служить индикативным показателем общей культуры человека. Представители гуманитарных наук предпринимают многочисленные попытки по разработке количественных измерителей всех сфер жизнедеятельности. Методологически индикативное измерение позволяет максимально учитывать разнородность системы и ее динамическое состояние.

 

Многие живые существа улучшают условия обитания, сооружая определенные материальные объекты. Птицы вьют гнезда, бобры строят плотины, многие обитатели лесов используют особенности ландшафта для укрытия от непогоды и т. д. Человек обладает не только биологическими особенностями, но и принципиально отличается уровнем социализации. В связи с этим закономерно встает вопрос о тех социальных свойствах, которые позволяют ему создавать не только примитивные материальные объекты, но и духовные. Кто, где и как формирует его принципы поведения и механизмы реализации? Тысячелетиями человек пытался сформировать свой идеал и претворить его в жизнь. В Древней Греции стремление к всесторонне развитой личности начиналось с умерщвления родившихся нездоровыми детей. Некоторые культуры Востока пытались реализовать идею могучего воина и т. д. Идеал человека носит относительно изменчивый характер. Тенденции, причины, механизмы выделения человека из биологической среды, олицетворявшие процессы социализации, постоянно находятся в центре внимания философов и социологов. Благодаря многочисленным философским трудам можно выделить две важнейшие формы жизнедеятельности человека: базисную и личностную. Не всякий человек, приобретя навыки общения и элементы поведения в обществе, становится личностью. В этом плане нам очень близки слова Я. Щепаньского: «…культурный идеал личности является как бы комплексом предписаний» [6, с. 70].

 

Необходимость обращения к проблеме личностного становления вызвана многими причинами. Во-первых, гуманитарные исследования в последние десятилетия стали предметом научного интереса только отдельных энтузиастов. Во-вторых, изучение культуры все больше ограничивается культурологией. В подавляющем большинстве вузов бывшего СССР из рабочих программ обучения исчезла теоретическая этика. А практическая не успела появиться. В-третьих, господство стереотипов в общественном сознании и бытовом мышлении основано на необходимости сохранения традиционной культуры.

 

Сложно обозначить все причины не очень внимательного отношения к проблемам формирования общей и профессиональной культуры. Условно разделив организационные формы жизнедеятельности человека, попытаемся сформулировать основные проблемы культуры базового уровня его социализации. Данный подход обусловлен закономерно возникшей необходимостью и противоречиями развития общества. Человек, стремясь обеспечить необходимые условия жизнедеятельности, создал сложную технику, использует высокие технологии, требующие новых принципов производственной деятельности. В обществе сохраняются завышенные оценки материального богатства и всемогущества технико-технологических компонентов. Стереотипы мышления и поведения человека оказывают огромное влияние на отношение к культуре, суть которой до настоящего времени отождествляется с элементами эстетического восприятия, эмоционального наслаждения и развлечения.

 

Процессы, формирующие уровень культуры общения, производства, управления давно перешагнули картинные галереи, выставки, театры и тем более эстрадные подмостки. Необходимо признать, что культура – это сложная институциональная система общественных отношений, латентная составляющая которой на несколько порядков сильнее видимой. В силу того, что она численно не измеряется, не приносит моментальный экономический эффект, материальное производство игнорирует влияние культуры. Индифферентное отношение к значимости профессиональной, общей и эстетической культуры обусловлено многими причинами. Гипотетически на первом месте находится дифференциация и специализация труда. На заре зарождения цивилизации человек производил товары для удовлетворения жизненно важных потребностей. Разделение труда, вызванное расширением обмена, стало основой роста объемов производства.

 

Культура во всех ее проявлениях оказалась заложницей материально-денежного и физического богатства. Человеческие поколения, как отмечал П. Сорокин, «создают науку, философию, религию, этику, технологию, искусство … но накопление знания, являющейся точкой отсчета, само есть продукт человеческого взаимодействия» [5, с. 160]. Сложившаяся ситуация в культуре отражает наличие прочных связей между процессами индустриализации и развитием естествознания. Гуманитарная наука в составе философии, социологии, этики, эстетики не располагает пока достаточным объемом эмпирических данных, подтверждающих судьбоносное значение человеческих принципов жизнедеятельности. «Историческое мышление также оказалось захваченным чуждой ему индустриальной системой, а именно в этой сфере, где исследуются отношения между людьми, современная западная промышленная система демонстрирует, что она вряд ли является тем режимом, при котором хотелось бы жить и работать» [5].

 

Вопреки марксистской методологии человек не меняет нравственные нормы поведения вслед за ростом материального богатства.[1] Многочисленные сюжеты о жизни богатых показывают отсутствие прямой зависимости культуры от благосостояния. Для обладания материальными и денежными ценностями чаще используются инстинкты. Границы безнравственного поведения и отношения к окружающим оказались размытыми, все реже они становятся предметом научных исследований и общественных дискуссий. Источники и механизмы аморального поведения, порожденные изощренным потреблением материального богатства, тиражируются средствами массовой информации. Праздное потребление культивируется как основная цель жизни.

 

Культура – внутренне сакральный процесс, она носит фундаментальный характер, не поддается арифметическому измерению, гипотетически оказывает решающее воздействие на происходящее. Материальное бытие содержит и отражает все культурные ценности человека. Если производитель в любой сфере производства и жизнедеятельности не соблюдает элементарные требования санитарной культуры, то сложно получить качественную продукцию, иметь чистые подъезды и улицы, оградить потребителей от распространения различных заболеваний.

 

Расширение рыночных отношений ослабляет действие старых систем. Принципы, формы и механизмы социального контроля, действовавшие длительное время, в современных условиях теряют силу. Исчезает форма контроля «лицом к лицу». Общество приобретает обезличенный характер. Новая социально-экономическая дилемма, сопровождающая модернизацию производственных и социальных структур, требует усиления контрольной функции, усложнения ее структуры и перенесения ответственности на человека. Действующая социально-экономическая практика эксплуатирует человека-функцию и создает реальные условия для девиантного поведения.

 

Тысячелетиями изменения в жизни человека происходили медленно, не затрагивая основные моральные ценности. Многие негативные последствия проводимых реформ заставляют задуматься о месте и роли культуры. Используя терминологию медицины, сравним ценности человека с его сосудистой системой. Как известно, сосуды в организме человека выполняют жизненно важные функции, они доставляют кровь к различным органам и тканям, обеспечивают жизнь человека. Моральные принципы, нормы и ценности – это своеобразные сосуды жизнедеятельности общества. Усложнение материально-технической компоненты повышает требования и значимость обшей и профессиональной культуры личности.

 

В конце ХХ века во многих странах мира возросло количество техногенных аварий и катастроф с большим количеством человеческих жертв. Основной причиной принято называть абстрактный «человеческий фактор». К сожалению, пока не проводятся исследования, устанавливающие зависимость между выполнением профессионального долга и используемыми методами межличностной коммуникации. Личный опыт производственной деятельности позволяет говорить о том, что грубость, постоянные унижения (особенно тех, кто находится на низшем уровне) редко осуждаются. Постсоветский человек с детства постигает моральное и физическое насилие как единственный эффективный способ общения и достижения своей цели.

 

Одержимость издержками, ценами, прибылями, количеством и качеством потребительских товаров широко эксплуатирует рабочую силу. Человек в буквальном смысле слова превратился в раба промышленного производства. В экономической науке и практике он изучается как фактор производства. Интерес Г. Беккера к человеческому поведению в условиях реформирования социалистической экономики не нашел поддержки в социальной политике, а значит и формировании новой культуры. Утилитарный рационализм повсеместно проявляется в обращении с человеком как с неодушевленным предметом. Можно рассуждать о том, что пренебрежение к жизни человека связано с реформами, игнорировать противоречивость любых жизненных явлений.

 

За индустриальные достижения человек заплатил высокую цену. Сложно, но необходимо признать глубинный характер противоречий жизнедеятельности. Подобно тяжелому заболеванию человека они имеют длительный период формирования, выявляются на стадии обострения в определенных обстоятельствах. Ложь, дерзость, честолюбие, тяга к наслаждению, эгоизм и многие другие асоциальные действия начинают теснить нравственность, сознательность, благородство, имея для этого прочную питательную среду. Она создается десятилетиями. П. Сорокин о социалистической революции писал: «Реформы не должны попирать человеческую природу и противоречить ее базовым инстинктам… тщательное научное исследование конкретных социальных условий должно предшествовать любой практической реализации ее реформирования» [4, с. 271].

 

В условиях низкого уровня развития производства коллективные действия, поддержанные государственным патернализмом, выполняют функцию социального контроля. Десятилетия существования социализма заложили основы индивидуальной безответственности. Провозглашенная свобода действий без внутренних и внешних ограничений, в условиях отсутствия адекватного контроля обернулась, как принято говорить, «снижением нравов, моральной деградацией общества». Сегодня многие социологи, экономисты, политологи обращаются к методологии Макса Вебера. Использование научного наследия как важнейшего элемента прежней культуры позволяет лучше понять происходящее. Современные противоречия между культурным и производственным потенциалом требуют переосмысления философско-социологического обоснования роли человека. В отличие от К. Маркса и О. Конта, отдававшим пальму первенства обществу, М. Вебер считал индивида единственным субъектом, достойным изучения и управления. Ценности индивида, мотивы, цели, интересы определяют социальные действия. Социологи, по мнению М. Вебера, должны обращать основное внимание на механизмы взаимосвязей между ценностями индивида и социальными изменениями. Социально осмысленная субъективная деятельность не может осуществляться вне целей и ценностей. Они в свою очередь формируются под воздействием мотивов. Размышляя о поведении человека, М. Вебер обращал внимание на необходимость постоянного и последовательного изучения мотивов. Проблема мотивов в реализации морально-нравственных основ занимает особое место. Мотивация и свобода выбора, на наш взгляд, это два взаимосвязанных процесса. Человек, не имеющий выбора, обречен на подавление индивидуальности и осознания принимаемых решений. Несвободный человек признает только физический труд и примитивные развлечения. В его понимании наука и искусство не заслуживают достойного внимания. Общий и профессиональный уровень культуры отражают уровень синергетического соединения внутренней и внешней свободы.

 

Модернизация экономики предъявляет абсолютно новые требования к поведению человека. Выше отмечалась важность контроля в процессе жизнедеятельности и производства. Модернизация влечет за собой изменение структуры и издержек производства. Экономическая теория и практика до настоящего времени основное внимание уделяет таким издержкам, которые достаточно быстро облекаются в денежный эквивалент. Материально- вещественные факторы легко измеряются количественно, подсчет затраченных произведенных объемов и общих затрат не требует серьезных усилий. Действующая система оценочных показателей производственной деятельности базируется на признании товара потребителем. А для него цена товара, произведенного с наименьшими затратами, важнее морально-нравственных ценностей производителя. На практике сложно установить прямую зависимость между общей, профессиональной культурой производителя и потребительскими свойствами товара. К основным проблемам нравственно- культурного порядка в настоящее время можно отнести доверие, надежность, честность, дисциплинированность, ответственность и многие другие, которыми пренебрегают последователи утилитарной рыночной экономики. Стремление максимизировать прибыль сегодня и сейчас несовместимо с «эфемерными этическими принципами» современных собственников.

 

Развитие цивилизации в условиях ограниченных ресурсов (выделено нами) – а к ним мы относим не только природные, но и человеческие – в буквальном смысле слова вынуждает к переосмыслению ценностей. В конечном итоге бережное отношение к окружающей среде есть не что иное, как зеркальное отражение уровня нравственности человека. Материализация ценностей на основе рациональности и выгодности, расчетов прибыли и убытков создает противоречия между общей культурой и техническим развитием. Интеграция техники и культуры, экономики и промышленности становится все более тесной, усиливая значение культурной парадигмы в управлении. Морально-нравственные принципы ежедневного, порой тяжелого физического труда сложно учитывать в оценке результата. Они становятся не только очевидными, но и ощутимыми только в случае их игнорирования. Постоянно возрастающие культурные требования потребителей, высокие запросы к качественной форме и содержанию пока слабо поддерживаются производителем. Сложилась парадоксальная ситуация. Подавляющее большинство понимает высокую значимость культуры производства, но при этом затраты на окультуривание профессиональной деятельности несет человек.

 

Мы склонны оценивать культурные изменения в контексте производственно-экономических преобразований жизнедеятельности человека как фундаментальную основу. Люди, создавая и преобразуя формы и принципы функционирования общества, управляют своей собственной жизнью. Спонтанно происходящие процессы приобретают определенную форму и целость только благодаря культурной составляющей. Можно по-разному относиться к теории и последователям экономического детерминизма. Технико-технологический прогресс остановить невозможно. Необходимо принять, что существующая оценочная система достижений базируется на приоритетах материально-вещественных ценностей. Создание товара и потребление происходит в определенном культурном пространстве. И как писал Людвиг фон Мизес: «Каждый зависит от другого, и того же рода отношения существуют между продавцом и покупателем, нанимателем и работником» [3, с. 129]. Понятие «культура» содержит в себе универсальную, сложно организованную систему отношений человека к человеку, человека к окружающему миру. Культура – это не только книги, художественные произведения, а, прежде всего, творческая мастерская самореализации человека. Она включает материально-вещественные товары и индивидуальные способности, интеллектуальное, эстетическое и нравственное развитие, способы и формы взаимодействия в социальном окружении (семья, производственный коллектив, различные общественные формирования и т. д.).

 

В заключение хотелось бы прибегнуть к помощи выдающего польского социолога Яна Щепаньского. В основе проблем, которые общество не разрешило до настоящего времени, по мнению ученого, лежит неправильная оценка духовной культуры. Поклонение материальной культуре, иногда называемое цивилизацией, привело к тому, что умственная деятельность человека оказалась в роли служанки. Деление на материальную и духовную культуру, по мнению Я. Щепаньского, может применяться только в определенных границах, которые невозможно четко провести между абстрактным образом нового товара и его материальным воплощением. «Культура – это продукт деятельности человека. Она не является чем-то существующим вне человеческих общностей, не является ни самим в себе бытием, ни неким объективным духом» [6, с. 48]. Современная культура как отражение проблем общественного развития базируется на системе противоречий между консервативным восприятием происходящих событий и необходимостью быстрой и адекватной реакции на требования времени. Человек создает и использует мир вещей и мир идей, творит культуру. Вся его жизнь проходит в определенных культурных условиях. Состояние культуры отражает отношение человека к собственной значимости и развитию. Предложенные размышления о неудовлетворительном состоянии культуры хотелось бы закончить предложениями о необходимости исследований всех причин сложившейся ситуации, не останавливаясь на монохромном видении. Трудно согласиться и принять действующую концепцию вторичности культуры. Все отношения – это результат использования жизненного опыта, приобретенных правил, норм, морали и нравственности.

 

Список литературы

1. Беккер Г. С. Человеческое поведение: экономический подход. ― М.: ГУ ВШЭ, 2003. – 672 с.

2. Вебер М. Протестантская этика и дух капитализма // Каталог. Библиотека учебной и научной литературы – [Электронный ресурс] – Режим доступа: http://sbiblio.com/biblio (дата обращения: 26.12.2014).

3. Мизес Л. Человеческая деятельность: Трактат по экономической теории. – М.: ОАО «НПО Экономика», 2000. – 878 с.

4. Сорокин П. А. Человек. Цивилизация. Общество. – М.: Политиздат, 1992. – 543 с.

5. Тойнби А. Постижение истории // Каталог. Библиотека учебной и научной литературы ― [Электронный ресурс] ― Режим доступа: http://sbiblio.com/biblio (дата обращения: 26.12.2014).

6. Щепаньский Я. Элементарные понятия социологии. – М.: Прогресс, 1969. – 240 с.

 

References

1. Becker G. S. The Economic Approach to Human Behavior [Chelovecheskoe povedenie: ekonomicheskiy podkhod]. Moscow, GU VShE, 2003, 672 p.

2. Weber M. The Protestant Ethic and the Spirit of Capitalism [Protestantskaya etika i dukh kapitalizma]. Available at: http://sbiblio.com/biblio (accessed: 26 December 2014).

3. Mises L. Human Action: A Treatise on Economics [Chelovecheskaya deyatelnost: Traktat po ekonomicheskoy teorii]. Moscow, OAO “NPO Ekonomika”, 2000, 878 p.

4. Sorokin P. A. Man. Civilization. Society [Chelovek. Tsivilizatsiya. Obschestvo]. Moscow, Politizdat, 1992, 543 p.

5. Toynbee A. A Study of History [Postizhenie istorii]. Available at: http://sbiblio.com/biblio (accessed: 26 December 2014).

6. Szczepański J. Elementary Concepts of Sociology [Elementarnye ponyatiya sotsiologii]. Moscow, Progress, 1969, 240 p.

УДК 141. 62-05
 

Оконская Наталия Камильевна – Федеральное государственное бюджетное образовательное учреждение высшего профессионального образования «Пермский национальный исследовательский политехнический университет», профессор кафедры философии и права, доктор философских наук, Пермь, Россия.

E-mail: nataokonskaya@rambler.ru

614010, Россия, Пермский край, Пермь, Комсомольский пр., 29, корп. А,

тел.: +7(342)219-80-47.

Ермаков Михаил Александрович – Федеральное государственное бюджетное образовательное учреждение высшего профессионального образования «Пермский национальный исследовательский политехнический университет», ассистент кафедры социологии и политологии, Пермь, Россия.

E-mail: sociovampire@mail.ru

614010, Россия, Пермский край, Пермь, Комсомольский пр., 29, корп. А,

тел.: +7(342)219-80-47.

Резник Ольга Афанасьевна – Автономная некоммерческая организация «Пермский гуманитарно-технологический институт», доцент кафедры гуманитарных дисциплин, Пермь, Россия.

614010, Россия, Пермский край, Пермь, Комсомольский пр., 74,

тел.: +7(342)244-28-13.

Авторское резюме

Состояние вопроса: Современный философский подход к исследованию информационного общества ставит проблему технизации человека с негативным уничижительным акцентом. Не менее важным было бы рассмотрение технизации человека как необходимого прогрессивного элемента создания ноосферы, результатом которого будет очеловечивание техники.

Результаты: Естественность искусственной технической среды является логическим обоснованием прогрессивности технизации. В современном обществе происходит переход от зависимости как нужды (в технике) к необходимой для человека свободе. Помехой для такого очеловечивания технической среды является сам человек, если он не только передал техническим новинкам свое могущество, но и утратил гуманитарные связи. Современной тенденции распада гуманитарных связей может противостоять восстановление единства духовного знания в целом в оппозиции к плюрализму. Духовные ценности способны противостоять напору технизации и даже создать условия для ускоренного развития производительных сил современного общества.

Область применения результатов: Предложен вариант изменения кризисного состояния общества периода 4-й глобальной научной революции.

Выводы: Разрушение гуманитарных связей означает разрыв коммуникаций, потерю технической мощи человечества, опирающейся на выход из потаенности энергии человеческого бытия.

Причина глобальных техногенных катастроф – своеобразное «заигрывание» техническими игрушками, связанными с сутью технизации внешним, случайным образом. Включение моральных норм в сугубо профессиональную деятельность ученого необходимо для переориентации его работы непосредственно на силы социальной коммуникации человека и природы, человека и общества.

 

Ключевые слова: информационное общество; техническая реальность; технизация общества; очеловечивание техники; гуманитарные связи; духовное знание; плюрализм знаний; релятивизм морали; этический потенциал науки; синергетика.

 

Humanization of Technology and Technicalization of Humans

 

Okonskaya Natalia Kamilevna – Perm National Research Polytechnic University, Professor of Philosophy and Law Department, Doctor of Philosophy, Perm, Russia.

E-mail: nataokonskaya@rambler.ru

29, Komsomolsky Prospekt, Perm, Russia, 614000,

Tel: +7 (342) 219-80-47

Ermakov Mihail Aleksandrovich – Perm National Research Polytechnic University, Assistant of the Department of Sociology and Political Science, Perm, Russia.

E-mail: sociovampire@mail.ru

29, Komsomolsky Prospekt, Perm, Russia, 614000,

Tel: +7 (342) 219-80-47

Reznik Olga Afanasevna – Perm Humanities Institute of Technology, Associate Professor of the Humanities Department, Perm, Russia.

74, Komsomolsky Prospekt, Perm, Russia, 614000,

Tel: +7 (342) 244-28-13.

Abstract

Background: Contemporary philosophical approach to the study of the information society poses the problem of techicalization of human in some negative sense. But it seems more important to consider techicalization of human as an essential progressive element of the noosphere creation, which will result in humanization of technology.

Results: Naturalness of synthetic technical environment is the logical justification of technicalization progressiveness. In contemporary society conversion from dependence on technology to human freedom takes place. Humans themselves are the obstacle to humanization of technology if they have given their power to gadgets and lost their human communications. Recovery of spiritual knowledge unity in opposition to pluralism can resist a present-day tendency of human communication destruction. Moral values are able to resist technicalization stress and even to create conditions for labor force acceleration in contemporary society.

Research implications: A variant of the society crisis state alteration in the epoch of 4-th global science revolution is proposed.

Conclusion: The destruction of human communications means a disruption of communication, a loss of technical power of humanity, which is based on the revelation of human vital energy.

One of the reasons of global technological catastrophes is an excessive attention to gadgets connected with the core of technicalization at random. The inclusion of moral norms in professional activities of scientists is necessary to focus their work directly on the forces of social communication between humans and nature, humans and society.

 

Keywords: information society; technological reality; techicalization of society; humanization of technology; human communications; spiritual knowledge; pluralism of knowledge; relativism of morality; ethical potential of science; synergetics.

 

Для обычного восприятия техника, изготовленная руками человека, не может скрывать в себе какое-то другое значение кроме того функционального, для которого ее используют. Если техника применяется для разрушения (атомная бомба), то осуждение неизбежно, но даже и в этом случае такую технику можно оправдать (идеей справедливой войны, к примеру). Когда же технические новинки призваны облегчить быт или ускорить производство, то такая техника обычно оценивается сугубо положительно.

 

Ставя и решая проблемы техники, необходимо понять, что такое техника в философском аспекте. «Техника не то же самое, что суть техники, – пишет Хайдеггер. – … Мы никогда не почувствуем своего отношения к сущности техники, пока будем просто пользоваться ею … или избегать ее. Во всех этих случаях мы еще рабски прикованы к технике, безразлично, утверждаем ли мы ее с энтузиазмом или отрицаем. В самом злом плену у техники, однако, мы оказываемся тогда, когда видим в ней что-то нейтральное; такое представление, особенно популярное сейчас, делает нас совершенно слепыми к ее сущности» [10, с. 221]. Немецким философом отвергается представление о том, что техника есть средство в руках человека. Напротив, Хайдеггер считает, что именно человек «выдан» технике, «затребован» ею. И в этом истоки опасностей, которые подстерегают, по его мнению, человека. Все силы (свободное время, деньги, образование) человек встраивает в технические системы (коммуникационные, производственные, бытовые, пр.).

 

При этом красота природы, чистый воздух, вкусная родниковая вода, живой разговор, письма, книги становятся редким выбором для отдыха. Они перестали быть ценностью для современного человека, и далеко не потому, что не могут обеспечить отдых, здоровье, общение, полноценный творческий быт. Цивилизованному человеку требуется комфорт, а ценой такого комфорта оказывается служение техническим новшествам.

 

Зоной воздействия техники кроме самого человека-производителя оказывается вся наша планета. Возможные опасности, связанные с современными технологиями, – это неожиданные эффекты вновь созданных материалов, изобретений, производств, зачастую агрессивные или скрытые в силу их многофакторности (нанопыль, к примеру); информационный шум, мешающий человеку ориентироваться в социуме; усиление лингвистического воздействия на психику в силу массовости обыденных продуктов интернет-взаимодействий и пр. К примеру, энергосберегающие лампы изготовлены на основе ртутного наполнения. Они начали широко использоваться современным потребителем, но в городах нет пунктов приема вышедших из строя ламп. Они оказываются в мусорных контейнерах. Последствия этого очевидны теоретически, а практически никто не несет ответственности за порушенный иммунитет и увеличение смертности от рака.

 

Объективно самым последним звеном преобразованной человеком природы стала техническая реальность, созданная им самим. Эта реальность насчитывает историю столь же длительную, как и само человеческое общество. Однако качественно новая плотность техники вызывает особое напряжение технической зависимости человечества от новых технологий. Характеристика инновационной, прецедентной экономики информационного общества такова, что создает потребность в особых символических (абстрактных) свойствах товаров и услуг, заполняя окружающую человека реальность синтетическим спросом на новые технологии, характерные для информационного общества. Искусственно регулируемый спрос провоцирует некую зависимость личности от технической составляющей, сродни потребности в кислороде [см.: 3, с. 107 – 108].

 

По аналогии: кислородосодержащая атмосфера есть искусственная производная растительного царства, но без этой искусственности нашей природы человечество не имело шансов появиться, так как для его зарождения требуется богатый генофонд фауны, несущей потенциал накала противоречия между организмом и средой, наследственности и изменчивости. Именно развитая биология дает появившемуся человечеству такое «чисто человеческое» качество, как возможность управления своими технологиями.

 

Если в эволюции, качественном объективном процессе развития атомов и молекул реактивность, управляемость реакций изнутри (с помощью встроенных катализаторов) усиливаются по мере приближения к эталону химической эволюции, – четкой пространственной редупликации [см.: 2, с. 127 – 138], – то в человеческих действиях это управление системой изнутри выглядит как возможность произвола, возможность всегда действовать по собственной воле. Однако, «несмотря на отсутствие в настоящее время детальных представлений о биоинформационных сетевых процессах, не вызывает сомнения сам факт наличия внутри организма инфоструктур, обеспечивающих перенос информации в ее химическом (через кровеносную, лимфатическую и др. сети) и электрическом (через нервную систему) видах» [4, с. 14].

 

Сравним с недавними периодами взаимодействия техники и человека. Середина XX века. Внедрение широкой автоматизации производства, создание вычислительной техники. Выход в космос. Наряду с выходом в космическое пространство, человек незаметно для себя оказался втянутым в виртуальное пространство, тесно связанное с псевдо-эмоциями, псевдоискусством, иллюзорной коммуникацией.

 

Конец XX века – начало XXI века: исследования в области био- и нано-технологий, которые могут привести к очередной революции во многих областях деятельности человека.

 

Вся предшествующая история, где человек еще мог обойтись без технической зависимости, есть предыстория. Суть настоящего человеческого глобального сообщества есть техническая стабильная зависимость. Человечество наконец-то становится самим собой. И техника ему в этом помогает. Проблема состоит в том, чтобы зависимость как нужду (в технике) устойчиво и закономерно удалось заменить на обретаемую человечеством свободу.

 

В эпоху информационного могущества технический мир обретает черты целостности, а человек теряет изначальную целостность. Ситуация обратима, пока технический технологический мир, окружающий человека, способен стать очеловеченным. Показатель очевиден, но не используется. Как предупреждал знаменитый «технарь» и одновременно философ Никита Моисеев, «определение границы запретов, … параметров “роковой черты”… в допустимых границах изменения параметров биосферы, за которыми биологического роду Homo sapiens грозит потеря стабильности и деградация» [5, с. 339]. Если при этом учитывать, что именно социальная система является высшей, наисложнейшей по отношению к природному окружению, то экологические катастрофы лишь проявляют градус разрушения человечности системы. Противоречия между необходимостью технизации и ее разрушительной силой, явленные экологией земли, означают не вред технизации, а ее односторонность, когда могущество человека оказалось вне системной целостности.

 

Помехой для очеловечивания технической оболочки Земли является сам человек, если он не только передал техническим новинкам свое могущество, но и утратил смысл своего существования и свою техническую сущность, обозначенную Хайдеггером как выход из потаенности [см.: 10, с. 222].

 

Именно техника совместных действий сделала становящегося человека могучим покорителем природы. Техника и технология приручения животных, выращивания растений, совместной охоты и ритуалов являли собой качественное усиление могущества человека, если ему удавалось соединиться с силами, скрывающимися в социальности.

 

Через идею синергетики можно наметить причину современного распада гуманитарных связей. Техническое устройство, начиная с колеса и заканчивая объемными принтерами, компьютерами, пр. – это, прежде всего, упорядоченная система, конгломерат. Ошибочный акцент на порядок лишает человека устойчивого интереса к творчеству.

 

Нам не хватает гуманитарных связей. Гуманитарные связи, по сути, – это «великий хаотизатор», исток бифуркаций. Именно гуманитарная коммуникация обеспечивает связь каждого элемента системы с каждым другим элементом без исключения. По Пригожину, это и есть определение хаоса.

 

Разрушение гуманитарных связей происходит объективно в результате превращения науки в непосредственную производительную силу. Все новые научные отрасли требуют жесткой профессионализации, результатом которой становится невозможность единой научной культуры в обычных процессах получения образования. Если прежде образованные люди составляли духовную общность, то сегодня спор «между физиками и лириками» уже не является достаточно невинным российским феноменом. Речь идет о возможном антагонизме между гуманитарной культурой, моралью и техническим сознанием большинства. Наука и техника в качестве побочного институционального продукта создают ограниченного технизированного человека. «Одномерному человеку» может быть свойственна техническая универсальность, высокий исполнительский профессионализм – и наивный релятивизм в области морали, выступающий производным от плюрализма знаний. Под релятивизмом Карл Поппер имеет в виду парадигму, согласно которой выбор между конкурирующими теориями произволен для тех, кто мыслит на основе убеждения в том, что объективной истины быть не может: «Главная болезнь философии нашего времени – это интеллектуальный и моральный релятивизм. Причем последний, по крайней мере частично, основывается на первом» [8, с. 379].

 

Плюрализм знаний автоматически не гарантирует универсальности понимания сложных проблем науки, техники, общественной жизни и пр. Плюрализм скорее является шагом назад в объективном развитии научного прогресса, отражая кризис общественных связей. Наука, выступая против метафизики, в лице своих идеологов-позитивистов, обнажает свою конкурентную устремленность на высшие статусы в общественной жизни. В результате любая наука, не имея возможности стать автономной, становится ложно направленной. И гуманитарии, и «технари», и естественники вне единства научной культуры в целом не могут гарантированно стать лидерами общественных институтов. Настоящим лидером оказывается голая сила, техника как инструмент, сама по себе. Человек отодвинут техникой в сторону, задвинут в тень отчужденной силы технического могущества преобразованной природы. А спасительным вектором может стать, на наш взгляд, восстановление единства и гармонии духовного знания в целом. Время плюрализма – это время разрыва гуманитарных связей между человеком и человеком. Исследуя опасность разрыва гуманитарных связей, мы гипотетически предполагаем, что причина скрыта в слабой структурированности эвристического и этического потенциала науки. Именно здесь скрыт резерв воздействия на прогресс науки (для устранения разрывов и разломов гуманитарных связей) со стороны представителей научных учреждений: высших учебных заведений в том числе.

 

Необходимо научиться противостоять плюрализму, но не через его запрет и замену на единственно правильное, верное учение. Восстановление в правах истины как таковой вернет общественное признание фундаментальным наукам, гуманитарным наукам, философии как квинтэссенции культуры.

 

Если эвристическую мощь естественных наук не приходится доказывать косвенно, в силу ее прямой очевидности, то гуманитарное знание кажется мало практичным и слабо востребуемым в техническом прогрессе современной цивилизации. Индивидуально-ценностная ответственность профессионалов от науки за ход истории человечества предполагает познание самого себя, личности, социальных институтов, – а это уже собственно гуманитарное знание.

 

Другими словами, главная функция науки (познавательная) для гуманитарного знания уже не будет тормозить общественное признание этой отрасли науки в качестве полновесного передового участника производительной силы. Гуманитарии в перспективе выходят на высокий уровень общественного признания в случае индивидуально-ценностной переориентации субъектов производства.

 

«Образование было и остается одним из основополагающих критериев структурирования общества. Гуманитарное образование займет достойное место, очерчивающее границы собственников (интеллектуальных) информационного общества» [6, с. 79].

 

«В настоящее время интенсивно развивается новая форма материального труда – всеобщий труд. Внешне он имеет сходство с умственным и, как правило, отождествляется с последним» [7, с. 23]. В исторической перспективе оказывается ясным, что сутью всеобщего труда является духовная коммуникация человека с человеком, когда технике внешней противопоставлена технология создания чисто человеческих качеств: чести, совести, любви. Если техника встроенной в Рейн гидроэлектростанции дает необходимое тепло, а энергия атомных взрывов обеспечивает выигрыш в войне, то в глубинном аспекте любая техническая новинка, усиливающая могущество, препятствует возможности разглядеть другого человека с его переживаниями, чувствами. Идет всеобщее отчуждение через технизацию человека. Прежде всего, надо отметить, что знания инженеров, несмотря на внутреннюю глубину и профессиональную культуру среднестатистического представителя этой общности, в целом разрознены. Это вызвано особой востребованностью того знания, что используется в инновационных технологиях, которое позволяет получить прибыль быстро [1, с.18].

 

Неустойчивость общества есть прямой результат переворачивания с ног на голову: основные организаторы процесса труда не контролируют не только отдаленный целостный результат глобализации социума, но даже и собственные социальные структуры. Разрушение гуманитарных связей означает разрыв коммуникации, потерю социальной (высшей по сложности и производительной силе) энергии, причину глобальных техногенных катастроф. И эти опасности кроются в субъективных искажениях развития науки. «Отсутствует социальный институт под названием «Инженер». Имеет место лишь специализация в этом образовании, причем взамен объективного социального института его роль пока несут на себе такие специально организованные союзы, как АИОР (Ассоциация инженерного образования России), Соглашения международного семинара (ISO/IWA) и руководства ИСО (ISO Guides). Их недостаток не только в искусственно субъективном начале, но и в узко территориальной или узко профессиональной ограниченности. Конечно, такие организации необходимы, эффективны и перспективны. Однако объективный социальный институт инженеров не совпадает с этими организациями ни по задачам, ни по функциям» [11, с. 80].

 

Чтобы технокатастрофы не стали привычным вывихом процесса технизации информационного общества, включение моральных норм в сугубо профессиональную деятельность ученого не только возможно, но и необходимо. «Трансформируется идеал ценностно нейтрального исследования. Объективно истинное объяснение и описание применительно к «человеко-размерным» объектам не только допускается, но и предполагает включение аксиологических факторов в состав объясняющих положений» [9, с. 365].

 

Хочется подчеркнуть, что свобода человека является следующим этапом развития человечества. Она достигается тогда, когда нормами, критериями профессиональных и других статусных успехов становятся не технико-технические показатели (скорости, силы, эффективности), а отслеживание интересов социальной системы, лидером и организатором которой является каждый участник. Духовные ценности могут защитить институт науки от опасностей технизации, а человечество обретет прогрессивный вектор ускоренного развития производительных сил.

 

Список литературы

1. Агацци Э. Идея общества, основанного на знаниях // Вопросы философии. – 2012. – № 10. – С. 3 – 19.

2. Барг О. А. Философские проблемы химии: конкретно-всеобщий подход. – Пермь: Изд-во Перм. ун-та, 2006. – 166 с.

3. Ермаков М. А. Новая формация: бесклассовое общество, или информационный капитализм // Власть. – 2013. – № 9. – С. 106 – 110.

4. Комашинский В. И., Орлов С. В. Философия инфоэволюционного подхода к стратегиям дальнейшего развития технологий пост-NGN // Философия и гуманитарные науки в информационном обществе. – 2014. – № 2 (4). – С. 11 – 20. [Электронный ресурс]: http://fikio.ru/?p=1104 (дата обращения 25.12.2014).

5. Моисеев Н. Н. Человек и ноосфера. – М.: Молодая гвардия, 1990. – 351 с.

6. Оконская Н. К. Технизация человека в синергетическом аспекте // Вестник Пермского национального исследовательского политехнического университета. Культура. История. Философия. Право. – 2013. – №8 (47). – С.72 – 82.

7. Орлов С. В. Философия информационного общества: новые идеи и проблемы // Философия и гуманитарные науки в информационном обществе. – 2013. – № 1 (1). – С. 11 – 25. [Электронный ресурс]: http://fikio.ru/?p=159 (дата обращения 25.12.2014).

8. Поппер К. Логика и рост научного знания. Избранные работы. – М.: Прогресс. – 1983. – 605 с.

9. Стёпин В. С. История и философия науки: Учебник для аспирантов и соискателей ученой степени кандидата наук. – М.: Академический проект, 2014. – 424 с.

10. Хайдеггер М. Вопрос о технике // Хайдеггер М. Время и бытие. – М.: Республика. – 1993. – С. 221 – 238.

11. Trushkov Y. Y., Okonskaya N. K. “Dust in the Eyes”. Converging Technologies. // Middle East Journal of Scientific Research. – UAE, Dubai: IDOSI Publications L.L.C. –  2014. – Vol. 21 (1). – pp. 76 – 83.

 

References

1. Agazzi E. The Idea of a Society Based on Knowledge [Ideya obschestva, osnovannogo na znaniyakh]. Voprosy filosofii (Questions of Philosophy), 2012, № 10, pp. 3 – 19.

2. Barg O. A. Philosophic Problems of Chemistry: the Concrete Universal Approach [Filosofskie problemy khimii: konkretno-vseobschiy podkhod]. Perm, Izdatelstvo permskogo universiteta, 2006, 166 p.

3. Ermakov M. A. The New Formation: a Classless Society or Information Capitalism [Novaya formatsiya: besklassovoe obschestvo, ili informatsionnyy kapitalizm]. Vlast (Power), 2013, № 9, pp. 106 – 110.

4. Komashinskiy V. I., Orlov S. V. The Philosophy of Infoevolutional Approach to the Strategies of Further Post-NGN Technologies Development [Filosofiya infoevolyutsionnogo podkhoda k strategiyam dalneyshego razvitiya tekhnologiy post-NGN]. Filosofija i gumanitarnyie nauki v informatsionnom obschestve (Philosophy and Humanities in Information Society), 2014, pp. 11 – 20. Available at: http://fikio.ru/?p=1104 (accessed 25 Decemner 2014).

5. Moiseev N. N. The Man and the Noosphere [Chelovek i noosfera]. Moscow, Molodaya gvardiya, 1990, 351 p.

6. Okonskaya N. K. Technisation of Human in the Synergetic Aspect [Tekhnizatsiya cheloveka v sinergeticheskom aspekte]. Vestnik Permskogo natsionalnogo issledovatelskogo politekhnicheskogo universiteta. Kultura. Istoriya. Filosofiya. Pravo (Perm National Research Polytechnic University Bulletin. Culture, History, Philosophy, Law), 2013, №8 (47), pp.72 – 82.

7. Orlov S. V. Philosophy of the Information Society: New Ideas and Challenges [Filosofiya informatsionnogo obschestva: novye idei i problemy]. Filosofija i gumanitarnyie nauki v informatsionnom obschestve (Philosophy and Humanities in Information Society), 2013, pp. 11 – 25. Available at: http://fikio.ru/?p=159 (accessed 25 Decemner 2014).

8. Popper K. R. The Logic of Scientific Discovery. Selected Works [Logika i rost nauchnogo znaniya. Izbrannye raboty]. Moscow, Progress, 1983, 605 p.

9. Stepin V. S. History and Philosophy of Science: A Textbook for Graduate Students and Candidates of Science Degree [Istoriya i filosofiya nauki: Uchebnik dlya aspirantov i soiskateley uchenoy stepeni kandidata nauk]. Moscow, Akademicheskiy proekt, 2014, 424 p.

10. Heidegger M. The Question Concerning Technology [Vopros o tekhnike] Vremya i bytie (Time and Being). Moscow, Respublika, 1993, pp. 221 – 238.

11. Trushkov Y. Y., Okonskaya N. K. “Dust in the Eyes”. Converging Technologies. Middle East Journal of Scientific Research, 2014, Vol. 21 (1), pp. 76 – 83.

 
Ссылка на статью:
Оконская Н. К., Ермаков М. А., Резник О. А. Очеловечивание техники и технизация человека // Философия и гуманитарные науки в информационном обществе. – 2014. – № 4. – С. 21–30. URL: http://fikio.ru/?p=1278.

 
© Н. К. Оконская, М. А. Ермаков, О. А. Резник, 2014

UDC 316.776.3

 

Laura Pana – Politechnic University of Bucharest, Faculty of Automatic Control and Computer Science, Automatic Control and Industrial Informatics Department, Associate Professor, Bucharest, Romania.

E-mail: lapana25@gmail.com

Splaiul Independentei nr. 313, sector 6, Bucuresti, CP 060042,

tel: +(40)21 402 92 69.

Abstract

Systemic change oriented crisis management is the main subject matter of the study. Social action and the ways to improve it with the aim of social effectiveness growth are also studied. New management fields are signaled out; among them, crisis management and change management are accented and concisely presented. The hierarchical structure of the system of effectiveness principles is described and explained. Social effectiveness by systemic change is maybe the best formula for social problem solving. Then, how to make changes is one of questions that our work tries to answer. Can we design, finally, a Science of change, applied by change management? Crisis and (lack or excess of) effectiveness are strongly connected, as showed by our findings. Can effectiveness be one of the foreseeable effects of the current crisis? Systemic change and effectiveness constitutes, however, the central theme of the present study. A system of criteria for social effectiveness is sketched. Economic and global effectiveness as aspects of social effectiveness are pointed out and a general or ultimate criterion of social effectiveness is distinguished.

 

Keywords: crisis and change management; systemic change; system of criteria for social effectiveness.

 

Introduction

Successful management techniques were developed in the second half of the XX century for almost all fields of social activity (economic, political or cultural), but the effectiveness of social activity as a whole is not at all modified, as we can see in the middle of the present global crisis. The reason is not only the gap between management theory and practice, nor only the lack of connection between the various activity fields or the defective co-ordination of the whole social system’s evolution, but even the way in which social activities themselves are conceived and practiced. In this state of affairs, we can appeal once again to the science and technology of effectiveness – cybernetics. But we also have to find and to apply some new and adequate principles in this area of social research and social intervention in order to make effective cybernetics itself.

 

Our age seems to be an age of crisis; it presents even a system of crises. The way that the manifestations of the current crises are approached suggests that not all the current crises (economic, financial, political, ecological) are spontaneous or necessary. Some of the various types of crises, such as the managerial ones, the crises from the field of labor and of human resources, or the project crisis, all result from or are induced by the way we are conceiving and organizing the cultural and educational processes. A few aspects pertaining to the economic culture, technical culture or spiritual culture are considered in the present paper, where we also emphasize the conditions of social evolution, founded on intellectual education, oriented by a social design, and supported by the development of knowledge-based IT instruments.

 

We also highlight in our study the natural, informational and sociological bases of an efficient social evolution and organization, with a strong IT involvement, starting from the fact that in certain fields and at certain levels of organization, the automatic evolution or control of processes is the most efficient. The complexity of human evolution and, therefore, the necessity of its efficient orientation also need an action-centered social inquiry by which some new and self-effective principles, norms and rules of action can be formulated according to a few equally new goals, values and criteria in order to establish the effectiveness degree of social action.

 

The finality of the work is the development of the crisis management research field, as a field of strategic management. The place of crisis management in relation to other management fields such as change management, risk management or emergency management is established. Consequently, we explore, starting from our previous studies, the possibility of developing certain new types of programs of effective social development, information technologies based intellectual techniques included.

 

1. Systemic Change Oriented Crisis Management

A theory of systemic change oriented crisis management is initiated in the paper, on the basis of the selection and the application of certain principles related to Systems Dynamics, Systems Practice and Human Systems Designing. The proposed theory explains the ensemble of remnant, current or emerging crises in today’s society and formulates a methodology for the management of social crises.

 

The developed theory explains both the great number and the rapid succesion of the recent crises, the scope of the current crisis, and the failure of the repeated attempts throughout the last 50 years to solve or to postpone the developing crisis.

 

Based on this theory, alternative or successive – economic, political, technical – ways of crisis management, attempted in the last historical period, are identified. Obviously, among these ways, the most recent, namely the one based on IT development, was also the most successful.

 

The same theory offers a methodology (a set of principles) of social organization, starting from the study and the application, for the purpose of Design for Society, of three categories of principles: the evolution principles, the principles of efficient action and the principles of systemic collaborative thinking.

 

Probable evolutions of nowadys coexisting social systems can be examined on the basis of the same theory and this analysis allows the identification of a solution for social evolution realized as social development.

 

Social innovation, in its various forms, is also taken into account as a factor in the management of the system of crises; and the possibility of combining the algorithmic and the euristic as a solution for an efficient social evolution, euristically oriented and algorithmically realized is assessed.

 

We also highlight three methods of identifying a global and systemic, but modular and evolutionary, solution which could be sequentially applied for social and cultural models based on different economic, political and spiritual development strategies.

 

These ways of development tolerate errors, non-standard attempts and aging phenomena, exclude the acceleration of the social processes towards unknown objectives or the recourse to powerful technologies without fundamental knowledge and involve the development and application of new socio-cybernetic technologies as well as the development of intellectual techniques based on information science and technology.

 

2. Social Action and Social Effectiveness

Important results of social theory and valuable outcomes of cybernetic research can be reconsidered from the perspective of an action and efficacy-centred social inquiry. Our findings on this subject-matter are the followings.

 

1) Systems can/must be conceived as systems of action: systemic thinking can be completed or even better revised from an action centred perspective.

 

2) Forms of being and action can be seen as ordered from the minimum to the maximum level of organization, but can be all efficient at the highest level. Thus, efficiency is not univocally dependent on the level of complexity and the degree of organization.

 

3) The best order is that enabling permanent and complete reorganization.

 

4) Deep order and maximum level of complexity can be sometimes major impediments for the improvement of a system.

 

5) We need more and new criteria for social effectiveness because they are necessary in any decision issues but also because effectiveness criteria have also to be proved as effective. A few efficient criteria can be: the number of possible directions/variants of evolution/development and the balance between structure/activity, stability/development, hard/soft and input/output. We also consider that the possibility/availability for internal changes of the system, concerning these aspects, is yet the most important criterion of classification, from the perspective of the inventive thinking and of the social invention.

 

6) Levels of manageability and complexity are not necessarily correlated; on a scale of governing possibilities, the most ungovernable are the simple but huge systems (mega-systems) and the complex macro-systems (hyper-systems). In the latter case not the size and number of components, but the density, variability, randomness, interaction and speed are important.

 

7) Society is the most organized and the least controlled system. The explanation is, from our present point of view, the artificial character of social organization. There have been invented numerous new but superficial structures, often reciprocally incommoding. At the same time, necessary social structures go through a process of de-structuring. There are promoted super-structured forms of organization, such as multi-organizations. Problem solving is centralized, and global problems are superposed on local ones.

 

Intelligent social projects, activities and environments are, for now, less efficient than the natural ones; it is now the time for inventive but efficient social knowledge, thinking and action.

 

Complexity problems cannot be always solved by (intelligent) organization.

 

In social life, the degree of efficient or intelligent use of information as well as the constitution and development of the intelligent environment can be considered as parts of the efficient answer to the problems induced by the growth of complexity. Nature responded to complexity and instability by multiplication and adaptation.

 

But past and present studies have not found solutions to a humanly (not just technically or economically) efficient social organization and development, and futurists are tired of launching warnings. Now, social systems are managed, not led, and this seems to be a sign of a healthy rejection of the artificial, exterior (political) control.

 

Societies are managed from within one or another of their subsystems; for the present advanced societies: the technological one, which is yet almost entirely subordinated to that economic. There are some assumed guiding values, but not clear purposes; global ways are identified, but concrete and adequate means are not. These means have to be available for different cultures and not just for the present, but for the future ones too.

 

Yet we note attempts to replace not just the political, but even the technical and economic management by the knowledge management, and even some theoretical efforts to set the foundations for the building of a new economy, a culture economy.

 

3. New Management Fields. Crisis Management

A rich net of new managerial activities and fields can be observed in the present social dynamics:

– information management;

– knowledge management;

– culture management;

– project management;

– invention management;

– time management;

– skills management;

– talent management;

– competence management;

– motivation management;

– performance management; business performance management;

– career management;

– stress management;

– virtual management (virtual factory but all types of virtual works can benefit);

– strategic management.

 

It is noticeable that all previous fields of management may and need to be based on the last named and that strategic management is not only a general and constantly present concern and it includes a highly prospective attitude.

 

We also precise that in all these management fields other managerial activities may become necessary:

– change management;

– emergent technologies management;

– risk and emergency management;

– crisis management;

– social management.

 

A knowledge economy is anticipated for the next historical period, as a preparation of the culture economy [2; 3]. The need for a culture management is then implied, but also a cultural management can be anticipated, if even the economic dimension of social life is a part of culture.

 

The highest importance of culture management and competence management becomes also obvious because these management fields, now in the middle of their ascension, are at the same time really useful for other management fields such as strategic management [1].

 

Information machine and internet based economies are characterized by firms that are passing to new, recombined and dynamic economic models based on applications able to assist them in the optimization of their relations in the business environment and that are elaborating even network based business models [5].

 

In economic fields, in which the productive processes or services are digitalized, the creation, circulation and application of new methods and techniques of conception, projection, production and distribution of new, virtual, intellectual and spiritual goods are possible.

 

The evolution towards a knowledge society also generates a process of integration of research and innovation, which needs a new form of management, the invention management. Innovation itself can be conceived as a process. This process implies innovation resources, innovative relations and special institutions efficiently involved in these processes.

 

By present-day activities and relations that generate virtual groups and organizations that create new forms and even levels of cognition, we think that even a virtual management will be required.

 

The place of crisis management in relation to other management fields such as change management, risk management or emergency management is established.

 

Social Management (or societal management) is not the ensemble of all these managerial efforts as it is not an equivalent of strategic management taken without its foreseeing dimension. Social or societal management regards the systemic coordination of the social activities as a whole and subsumes, as its own dimensions, social control and social intervention.

 

It is necessary to add that internal changes and mainly new fields of activity appear in each moment on the chart of management, and that the scale of management levels is open and maybe that we can conceive the ensamble of these forms and levels of activity as a system, even as a cybernetic system, which ensures an efficient social evolution. Is it a feed-up or a feed-down cybernetic system?

 

4. Social Effectiveness by Systemic Change

Considered as an age of changes, our age ends with systemic changes that can, either confirm and continue this characteristic trend of the current social evolution, or open a new era, an era in which the current changes will come to an end, within a homogenous and stable global system.

 

In the latter case, an aspect that should be considered is represented by the nature and the structure of the new social organization, aspects that will also determine the characteristics of its dynamics. The next social order will be necessarily a new one, but at this moment, its structure is hard to predict.

 

However, we have to formulate rigorous social models in order to avoid both:

a) spontaneous evolutions towards crisis

b) failed social experiments at high human costs.

 

Change management is implied in many, if not even in all represented levels of management. In competence management it refers to the individual, organizational and societal forms of change.

 

Each of the outlined forms of change is, in fact, a complex of human activities. Organizational change is, for example, a culture based one, i. e. a group or association oriented on and technically realizing social change.

 

We also have to highlight some methods of identifying a global and systemic, but modular and evolutionary, solution which could be sequentially applied for social and cultural models based on different economic, political and spiritual development strategies. What happens when a single type of system dominates? Are there any encouraged change and permanent development in this situation? The above described ways of development tolerate errors, non-standard attempts and aging phenomena, exclude the acceleration of the social processes towards unknown objectives or the recourse to powerful technologies without fundamental knowledge and involve the development and application of new socio-cybernetic technologies as well as the development of intellectual techniques based on information science and technology.

 

Some complexity generating problems also need a global intelligent construction and conduct, capable to avoid, at the same time, autocracy and technocracy.

 

The systemic change can subsume:

– change detecting;

– change prevention;

– change management or, eventually, change correction;

– change prediction;

– change generation.

 

In order to reach the fifth possible goal in social change (in various fields and with distinct instruments), the search of a methodology (a set of principles) of social organization is needed, and such principles can and must be used from the start of study to their application.

 

5. Principles of Effectiveness

For the purpose of Design for Society, three categories of principles can be used: substantiating principles, some more operational principles and principles with unmediated efficacy in activities of change and crisis management. There are, in fact, sets or groups of principles.

 

1. Substantiating principles, such as:

– evolution principles;

– synergy principles;

– principles of efficient action;

– principles of thinking (such as principles of systemic collaborative thinking).

 

2. Operational principles:

– principle of goals definition;

– principle of priorities setting;

– principles of terms appointing;

– principles of space and time management.

 

By the last synthetic formula of an operational principle we realize a generalization of the managerial model of time and space. Here we take into account some specific rules to use stable, mobile and variable space units. The right place and moment for various activities are established in different ways in distinct managerial approaches. Our time itself generates a whole vision about the new and perpetually changing physical or virtual environments generated by the computer and internet culture.

 

3. Principles of actual set up of a change, with an unmediated efficacy:

– reflexive planning of activity and both precise and tactful application of the plan;

– a study of the field, the specific relations and processes as the present trends;

– careful evaluation of resources and costs, advantages and disadvantages;

– competencies defined and appointed as well as responsibilities established;

– consulting and involving interested/affected people;

– anticipation and observation of some obligatory steps and terms;

– periodical evaluation of terms and quality of results;

– critical points anticipation and permanent evaluation of favourable circumstances and difficulties too;

– the study of risk factors and possible unique situations;

– drawing up flexible strategies;

– simulating, if possible, the dominant tendenies as the elaborated models;

– forecasting the whole of the probable outcomes and other consequences;

– planning the continuity of change, which is the most important for the change and crisis management activities;

– rewards allowed and sactions establed.

 

This set of principles, chosen to obtain or to grow the effectiveness degree of social action, is applicable in any kind of social action but it is intended to substantiate mainly social management.

 

From the specified perspective, we can note the following remarks.

 

1. The activity of change management (changes induced by the crisis included)

– has common components with any other management activities;

– is, itself, a complex activity;

– is a meta-activity, because subordinates various types of other activities.

 

2. Changes do not have to be forced; they can complicate the situation by generating new problems and then they can aggravate the given situation.

 

3. A higher effectiveness of change management as any kind of managing activity can be marked if the importance of a principle-based education is observed. Here, we pay attention not only to the organizational principles, but to some other kinds of principles as well. Our attitude can be then affiliated to the so called principism, which is, however, mainly a moral trend in thinking.

 

Another specification becomes useful here, because the common sense tends to reduce all sorts of principles to moral principles. The latter constituates the fund of principles that supports all other types of principles and legitimates them from the viewpoint of the perspective of the most important values by which action is directed.

 

In this sense, all principles are moral because of their moral basis, but, in fact, they illustrate a general concealing attitude: they are always based on specific competences, and only in the signaled broader sense, and from a subjective point of view, both principles and other sermonic attitudes can be seen as moralizing.

 

6. How to Make Changes. Is It a Science of Change Applied by Change Management?

Is to induce necessary changes only a practical problem, or can we create and then others can study the Science of change?

 

Change is the most natural and the most general phenomenon. To state the permanence of change is, then, natural too. But nature makes only necessary changes, namely, those with the maximal probability of success.

 

Certainly, nature has exercised changes from the beginning of the time, while we have to make changes in unprecedented and unique, uncertain or even risky situations. If in nature change means any simple form of movement, society is a complex and evolving system, where each change can be a real experiment.

 

This new level of complexity is sometimes addressed even by scolars dealing with physical sciences like me. Prigogine, who shows [7, pp. 140; 204] that at this level, where the coeficient of dynamism is high, we can expect an increased degree of instability too, especially if the studied social system is not closed and totally controlled, but a new one and opened to fluctuations and innovation. In this case, the future is hard to be predicted because of the multitude of changes which become possible.

 

Under these conditions, we have to make realistic changes, because these kinds of changes are also feasable. Changes must be measurable, i. e. realism has to be characteristic to the last sequence of action that is evaluated.

 

What does a realistic change mean? A study-based change, a change prepared by a description of the situation that we have to change, and a change for which we have already established the likely efficacy (both objective and subjective efficacy).

 

Then, similar to nature, we have to know if the projected action deserves the effort or, in other words, we have to apply the very principle of nature, the principle of minimal effort. In social and economic terms we have the efficacy balance: the benefits of action must be greater than its costs.

 

But nature also behaves according to the principle of podigiousity and even of prodigality of resources, coordinated with the other principle, the principle of trial-and-error, all these in her effort to ensure continuity (of life, particularly). Efficacy of social action also depends on unconditioned commitment to a goal, determination and sacrifice, as it is related to chance, opportunity and mainly to initiative.

 

If we take as fundaments the above formulated ideas, it becomes clear enough that:

– changes cannot be made because we don’t know what to do;

– changes are not applications of some old theories, when new ones are lacking;

– efficacy must have mainly internal sources and then changes do not have to be made only at the suggestion of certain superior but exterior instances;

– decisions on change does not have to be taken at random;

– changes are not improvising;

– any change has to take into account (through dedicated studies and even accurate calculi) precise categories of people that will benefit from a new situation generated;

– a continuous evaluation and re-evaluation of the remaining distance between the goal and the already obtained result of the change is beneficial for the global efficacy of the activity;

– we have always to submit and to analyse the results of the initiated change;

– to ensure the continuity of application of the realized change is essential.

 

A fundamental aspect related to the realism of change is a right understanding and settling of the goal of action. An adequate evaluation of the complexity of purpose, and then a qualified identification and implementation of the set of motivations for a change – a motivation management – are important ingredients of a successful change.

 

Then we have to consider and to solve, to represent and to communicate problems such as:

– what we aim at by the change;

– why the change is necessary;

– how we can find out if the change is made;

– who is affected and how they will react;

– which part of the change can be realized by the initiator and where we need others; who may be involed;

– will the change be realized in the future, by whom, and who will benefit; other long-term and general consequences.

 

From a prospective and thoughtful perspective, the main purpose of social change is the public good, but this one is identified in very different ways, in each economic theory or political programme; yet sometimes even pragmatic thinkers determine it as being happiness. French authors name this future desirable state as the joy of living in society when the English speaking ones, as satisfaction with life that can be analysed by some specific social indicators.

 

A diversity, not only linguistic one but even one of approaches, becomes obvious when we find out that happiness is designed by philosophy, promised by politics and allowed by economy. From this latter, deeply practical viewpoint, some present scholars in social sciences [4] outline that any economic model is bathing in a general vision which includes a representation of the joy to live in society.

 

The most important request of change management is, in our vision, to generate, to manage, to finalize, to measure and to continue a successful change. Change does not have to be made for the sake of change; in such a situation each social actor and even individual may understand what he wants and can act as he considers; consequently, the success will be a temporary one – a motivated success – and will end in inefficacy.

 

Another important commandment interdicts change at any price and asks for people’s accord with the change and precises that implementation of changes does not have to be urged; in other conditions, change encourages inobservance of rules, illicites interactions and illegal initiatives. Undesirable subjective attitudes such as the lack of willingness to assume the responsability, development of burocracy in its wrong sense (often manifested in unfear interpersonal relations at work), can also appear.

 

Change can generate incertitudes as it may be imposed by incertitudes. In both situations, it has to be introduced and managed in a way that enables people to cope successfully with the results of change. Not only understanding, accord, but involvement in cooperation in the whole process of change are needed.

 

A change managing team has to be established if the change is urgent, to fix the time limits in which it is opportune, the risks of an intempestive application of change, the proper rhytm, and the likelihood or even the imminence of a disaster that may occur by generating or by impeding a change.

 

In many cases a postponing of change is decided in order to see if time can solve the problem we have. But, generally, inactivity in social context is not the right solution, mainly because incertitude is a permanent feature of the social system and environment. In the discussed case, a definitory feature of the social existence is extended to the social activity too.

 

Sometimes a sentiment of a ’broken’ management becomes possible, because of the dishearting perspective of the option between a sharp disastrous change and a long-term disaster, caused by indecision or by too slow action.

 

At the same time, even if rush changes may produce short-term legitimacy, it reduces responsibility. They can also generate unforeseen difficulties that will request supplementary efforts and can determine counter-effective results.

 

A manager has to distinguish between changes imposed by systemic constrains and changes required by contextual or environmental issues, that may be induced by relations with other systems but can become necessary as consequences of some theories or of some insti tutionally established obligations.

 

Besides some other influential present theories that technocrats tend to accreditate the lack of alternatives even in the case of the decision-expert, the main implication of this technocratic attitude here is the idea of a single possible way to be followed in such a complex and mobile social environment as the present one.

 

For this reason it is important to outline that a change can:

– modify a management way itself, an order or a system;

– introduce a new organization type, system and order;

– produce confusion and disorder or chaos;

– make possible any other change, in any sense.

 

Generally,when changes cannot be assimilated, managed or beared by a system, because of their multitude and rapidity, they can lead both community and individuals to arbitrary decisions, to abuses in the managing activities and even to anomy in its more or less severe forms.

 

7. Effectiveness by Crisis?

A classical crisis situation occurs when the lack of effectiveness is generalized and disfunctionalities appear in many or all social fields. By contrast, the present global crisis was generated, in our opinion, among other deep causes – some of them already outlined by us – by a super-efficacy, obtained in a few areas of activities, namely, computing, banking and real estate affairs.

 

In fact, the first of these star activities of our times is that which made possible an effectiveness of 400% or more in computing and networking as in the next two types of affairs, when by now efficacy got by technology has raised ordinarily to 40 – 50% and only exceptionaly, and at a low scale, mainly experimental, at 75 %.

 

Only nature is close to a hundred per cent (98%) efficacy. We have to add here a necessary specification: human nature is not a part, from this poin of view, of the genuine nature, but it generates a completely new and original kingdom, named human society, where ’human’ often denominates mainly an old and idealized representation and less a reality.

 

To put it clearly , from the perspective of our subject-matter, an artificial or even false efficacy lies on the basis of the present major crisis.

 

Our epoch is characterized as an ’age of crisis’, also because of the large variety and the huge number of crises that occur and persist in practically all fields of activity. The scale of crises comprises, in our days, economic, social, political and moral crises. The economic crises are, in their turn, energetic crises, production, consumption or financial crises. These economic crises are generated by some deeper ones, like crises of labor or crises of education. They have then as consequences some other crises, like the ecological ones.

 

In order to explain the large number and the enormous variety of contemporary crises, a lot of theories were produced; a notable one is that the main cause of this system of crises is a bigger and stronger one, a managerial crisis. This explanation should be good enough, at a first sight, for it is, in fact, contrary to a few actual trends and evolutions, as it is precisely the above illustrated huge development and diversification of management fields.

 

This contemporary phenomenon is suggestively hit off by the term ’managerial revolution’, and is described by some authors as the replacement of the ’invisible hand’ identified by Adam Smith, by the ’visible hand’ of contemporary technocrats with special competences in management.

 

Our own explanation of the present accumulation and cascade of crises is one which regards an even profounder level of social structure, motion and activity, i. e. culture. The way in which values of various sorts such as economic, juridical, moral and political are produced determines the quality, efficacy and finality of social action.

 

All these fundamental features of individual or collaborative work can be absent if not directed by a set of suitable values. Only in the fast situation in which the entire activity is substantiated by generally practiced values, the produced goods become cultural assets, not only wares, and can allow a life that deserves to be lived and which may have happiness as a permanent, not only as a final goal.

 

Maybe the main expression of the present cultural crisis that generates all the above mentioned types of crises is the project-crisis. Our civilization gathered together a huge amount of means (technical or intellectual), aquired numberless facilities and created new (real and virtual) environments, as well as an impressive quantity of various goods, but what is the purpose? We can add that some subsystems of the social system are now well managed, mainly by the reminded technical means, but the social realm as a whole and its future seems to be hazy and hazardous.

 

An analytical study of distinct crises that succeded in the last 50 years is made in our previous work on social models [6], where several less general explanations and a few tables and even ten concrete examples are furnished and analysed.

 

Under the present conditions, besides the above outlined specific causes of crises, the latter general causes are in action without interruption, and among these general causes we can name the low, or by contrast, too high effectiveness of the action. Thus we have sequences of action or even entire domains of activity, where effectiveness is proved to be pseudo-effectiveness, low efficacy is a lasting one, and uneffectiveness gets at counter-efficacy.

 

In such a context we can analyse as final examples, different organizational and social structures and activities like those in banking, auctions or selling and maybe mainly governing activities. Other, particularly high-tech activities, are super-efficient but often with grave, random, risk and even menace generating effects.

 

Counter-efficacy may be not only a result of the lack of performance in one or more fields of activity, but also the final result and expression of many and continuous social backwards and overlooking, as the accumulation of wrong decisions or indecisions. All these ’minus’ preceded, absent or deficient activities, that can also be neglected and forgotten, when added, lead to the snow ball paradigm at a social scale.

 

The result is that we are really experimenting now phenomena such as de-structuring of institutional structures and de-regulation of social activities. Sub-financing of important social activities and lack of coordination in department activities by the retreat of the state from vital activity fields such as research, transportation and even economic management, are many other ’outstanding’ consequences of the lack of social management or, at least, crisis management.

 

Maybe the last and most spectacular consequences of such an unreflecting strategy or lack of strategy are: ’negative growth’, state insolvency and failure of some presumed high developed countries as well as the lack of perspective for whole regions of the world.

 

We are living in a negative variant of what a few important social scientists proposed as positive solutions 30 years ago. Why? Because we were not able to hear in time their voices as well as we have no eyes to see the main future social trends now.

 

The social innovation, in its various forms, is also taken into account as a factor in the management of the system change or crisis management.

 

Change management and crisis management require then innovation-critical competences, that suppose:

i) to see the firm, organization or domain as a multileveled and multisided system like society;

ii) to understand their system place in the social system and movement;

iii) to integrate diverse forms, levels and degrees of invention as change resources;

iv) to analyze invention as a system of activities that requires its own type of management, the invention management.

 

A model of the future directs each individual or social project; science offers the methods of creating, and technology – the means of simulating these models. The future society which will be, probably, a knowledge society, will be characterized by a new technical infrastructure, an information structure and by specialized e-activities such as e-work, e-business, e-commerce and even e-government or e-learning.

 

Knowledge society will be characterized by an institutional structure which allows the efficient use of knowledge, an educational system which prepares the population for knowledge use and generation, by a flexible and dynamic spiritual hyper-structure, able to nourish and support any kind of creation, including the creation of an efficient innovation system.

 

New business models are developed in information society that precedes knowledge society. Generally, business development is partly scientific, and partly subjective, based on the feelings and wishes of the business owners or markets. There are so many ways to develop a business which achieve growth and improvement, and among these there is rarely just one single best solution.

 

Success in business by efficacy is difficult to analyze, and hard to apply as a replicable process. ’Change in changing environment!’ and ’Change things and change yourself!’ may be some suitable formulae for a successful manager. Planning, implementing and managing change in a fast-changing environment is increasingly the situation in which most organizations are working.

 

Dynamic environments, such as described above, require not only dynamic, flexible and continuous planning and programming, but well trained staff sharing culture organization, prepared for effective optimising organizational response to market opportunities and threats, especially for a successful change management.

 

Long-term planning is a sound strategic vision, not a specific detailed plan, because the latter is impossible to predict reliably. ’Detailed five years plans are out-of-date two weeks after they were written’ as well as ’Focus on detail, for establishing and measuring delivery of immediate actions is necessary, not medium-to-long-term plans’; these are the newest beliefs of business management professionals.

 

An entire crisis intervention strategy is sometimes elaborated [4], and some specific crisis intervention skills are recommended and described, for a very large scale of individual or social crises, such as crises that occur by violent behavior in institutions or at home, by pesonal loss or suicide tentatives, by abuses in schools and other abuses against children or against other categories such as the present day so mediatized, commented and politically exploited sexual assaults.

 

The most valuable findings in this area are the presented crisis intervention models, some of them very technically described [4, pp. 37 – 40], that are suitable for different ’crisis intervention units’ in a few also concretely specified circumstances, as well as a series of crisis intervention activities, rules, and personal or group skills and even habits [4, pp. 41 – 67] that are needed and that can be cultivated.

 

But ’big crises’, the manyfold and global ones, like those we live in now, have not solutions yet and, as we a stated above, complex and persistent systemic disorders need systemic change, not in short-term, improvised and provisional solutions.

 

8. Systemic change and effectiveness

If a system of activities proves to be inefficient, a change becomes necessary; if all the subsystems of any society are devoid of efficacy, a systemic change is inevitable. Another important truth here is that the change of a system can be made by instituting a new system.

 

The systemic change can be made by continual and deep sectorial changes that not necessarily implies radical attitudes or sudden actions.

 

It is also true that the systemic change cannot be realized by half-accomplished, delayed or wrong-conceived reforms.

 

In all these latter cases the effect will also be pseudo-efficacy, uneffectiveness or counter-effectiveness.

 

The worst effect occurs when change is rushed, improvised or even left to incident, because the resulted social context will be characterised by arbitrary abuse and even atrocity.

 

Some aspects of the effectiveness problem have been already discussed in the precedent sections of the article and many other are studied in the dedicated literature, such as those related to personal and interpersonal efficacy or group and organizational effectiveness [8]. Less intensely debated, even if early introduced, are subject matters such as social and human effectiveness.

 

From our point of view, social efficacy centered perspective and a few other, more operational questions such as effectiveness degrees and effectiveness measurement, that were not analitically discussed enough by now, are particularly interesting.

 

As indicators and criteria for efficacy analysis, in such terms and in productive systems, in organizations, and in society as a whole, we can consider, among the other possible aspects.

 

1. The value and the right of using human resource, expressed in the:

– training and competence level of personnel on the basis of some tested apptitudes;

– motivation and stimulation of professional;

– self-evaluation of the staff;

– personal efficacy of employees;

– competence level of professional improvement.

 

Here we can signal out a very animated debate about the opportunity to develop one or multiple competencies: basic competencies, complementary or supplementary competencies, multiple or advanced competencies. The true option is obviously determined by the size, specialty and by the development perspectives of a firm, organization or society.

 

2. Economic effectiveness as main dimension of social effectiveness may also be considered, and from this point of view the following aspects can be outlined:

– resources saving;

– resources discovering or/and inventing;

– resources management;

– productivity growth;

– quality and reliability of products improving;

– energetic efficacy ensuring not only wrong consequences eliminating from the implementing and using process of a technology, but even from the beginning of its designing and development stage;

– ecological efficacy allowed by a very diversity and by a proper and dynamic hierarchy of energy forms and levels.

 

We have to specify here that the two last economic and, more precisely, energetic criteria of effectiveness were discussed by us on the occasion of the international scientific session held in July 27, 2011 at the Biodiversity Research Center of the Romanian Academy.

 

3. Internal and external motivation, legitimacy and promotion of a productive system, an organization or society as a whole can be outlined from the same, economic perspective. Here the criteria may be those which can show the degree in which the named social units can:

– answer professional demands of working teams, groups as well as social cathegories and other social actors and agencies;

– legitimate requirements of various organizations and regulating, governing or supervising instances, all of them being distinct from those political ones;

– satisfy community proposed aims and programs;

– give satisfaction for associates and customers if productive or commercial units are in question;

– offer proper and prompt answers to new requirements of international structures and organizations.

 

4. The continuity and perenity, and, if possible, a certain development degree and a projected rhytm of the system (economic unit, civic or institutional organization, social group, population etc.) by an upper level of the:

– quality of products (which fulfil needs of people, customers, parties or of states). These products can be material, instrumental or virtual, can be new activities, conditions or relations, various forms of property or cultural attitudes as well as spiritual achievements;

– financial profitableness, that is calculated by comparing the result with that of the corresponding past period or with certain established objectives, but also by

– complex individual and social effects and implications such as educational opportunities; competencies acquiring, diversifying and developing; lifelong occupational and professional satisfaction facilitating; personal and team responsibility encouraging, nursing and cultivating;

– competitivity ensured and risen, both by economic measures and competence and culture management.

 

From the economic point of view the effectiveness of a firm, company or organization can also be measured by the degree in which the compared economic incidators are favorable when analyzed and faced with those general and with those of concurrent organizations or companies.

 

The criteria of efficacy measurement can be pointed out in different ways; for instance, they can be static or dynamic.

 

If we adopt the static perspective, efficacy can be measured by:

a) the capability of a certain social unit/system to realize precisely defined objectives;

b) the possibility of system (organization, society) to ensure its internal coherence and unity as well as to allow its own continuity in a fast changing environment;

c) connecting the pre-established criteria with those specific for the functioning of the analyzed system because, as we know, it is permeated to privilege those criteria that allow the realization, at a minimal level, of the requests of all component parts of the system, which have different objectives and motivations.

 

When the dynamic option is operated, we can choose:

α) evolving criteria which refer to factors of internal evolution: in this case, the validity of the life-cycle theory, for any kind of evolving systems – biotic, social or technical – is tested. Various sorts of systems that can also be organizations and institution of various types, satisfy the eco-biological theory too, because they are characterized by organizational selection, that has as its criteria: flexibility of the system, order-based growth of complexity and a corresponding reduction of incertitude;

β) other criteria may regard the nature of change, and these changes can be:

› planned changes, i. e. occurred within the system, maybe by goals changing;

› adaptive changes, imposed by new relations and interactions of the system in the context;

› changes that occur by crisis that can be generated by accented unbalances, disorders as well as discontinuities and breaks;

γ) criteria imposed by the dynamics of relations between different systems and organizations.

 

An actual and difficult question reappears here: if a single type of system is dominant in the world, are further change and development possible?

 

Maybe the most important managerial attitude to be adopted and observed in systemic change, as fundament or at least as condition for a successful crisis management, is to respect and to apply these various kinds of effectiveness criteria as a system.

 

Then we always have to conceive and build a system of criteria when we work with the aim to generate and to evaluate if changes are made really and deeply and to establish exactly their degree of effectiveness.

 

A general or ultimate effectiveness criterion may be that of the degree in which a system can change and adapt the environment to its own necessities of development. This criterion, inspired from biological and social anthropology, is also valid for the whole social field.

 

Some global efficacy criteria are also important to observe by an economy, particularly for the degree and the modalities in which the behavior of its macro- and micro-components are influenced by its general evolution.

 

The way in which these effectiveness criteria are applied is crucial for choosing and developing the adequate social activities, structures, techniques and decision models. These basic activities, structures and models determine how the corresponding conceptual and even practical models are built and used as well as how and when the theories and doctrines that will substantiate or even generate social change or at least efficient solutions for a current crisis are elaborated.

 

In the process of change studying, generating and managing, a lot of subjective aptitudes, features and events are also important because:

›› they can be causes both by successes and failures;

›› the experience of manager can indicate how individuals can

– initiate a change,

– adapt themselves to change,

– organize work and life effectively.

 

Some modern and useful answers to these often hard questions are now offered by the already signaled out management fields such as Carrier management, which is kindred with Time management, and based on Talent management.

 

In this managerial context, besides the information culture, the computer culture and the culture of computer environment, the culture of a socially-oriented mind, and the prospective culture become necessary now. A question of opportunity remains further, that of the relation between social intervention and social invention: what is more useful and successful: to change old structures or to generate new ones?

 

The prospective thinking also involves the concern of avoiding certain special forms of loneliness of the human being as self-privileged biological species, as social being often left at the mercy of the chance and as cosmic entity, situated itself on the verge of extinction through ecocide, through progressively abandonment of natural relations and through extreme individual originality.

 

References

1. Baden-Fuller C., Volberda H. W. Strategic Renewal in Large Complex Organizations: a Competence-Based View. Competence-Based Strategic Management.Chichester, Wiley, 1997, pp. 89 – 110.

2. Breton A. Introduction to an Economics of Culture: a Liberal Approach. Cultural Industries: A Challenge for the Future of Culture. U.N.E.S.C.O., Paris, 1982, pp. 40 – 50.

3. Filip Fl. Gh. Towards an Economy of Culture and an Information Infrastructure (In Romanian). Information Society – Knowledge Society: Concepts, Solutions and Strategies for Romania. Expert Publishing House, Bucharest, 2001, pp. 143 – 156.

4. James R. K., Crisis Intervention Strategies, Sixth Edition. Thomson, Brooks & Cole, 2008, 644 p.

5. McKelvey  B. Complexity Science as Order-Creating Science: New Theory, New Method. E-co, Issue 6, №4, 2004, pp. 2 – 27.

6. Owens I., Wilson T., Abell A. Information and Business Performance: A Study of Information Systems and Services in High Performing Companies. Bowker-Sauer, London, 199, 206 p.

7. Prigogine I. From Being to Beginning. Editura Ştiinţifică, București, 1992.

8. Zlate M. Organizational Efficacy. Organizational and Managerial Psychology (In Romanian), Vol. I. Polirom, Iasi, 2004 pp. 189 – 205.

 
Ссылка на статью:
Pana L. Crisis Management and Social Effectiveness // Философия и гуманитарные науки в информационном обществе. – 2014. – № 3. – С. 42–59. URL: http://fikio.ru/?p=1213.

 
© Dr. Laura Pana, 2014

УДК 57(069)

 

Брындин Евгений Григорьевич – Некоммерческая общественная организация – Новосибирский исследовательский центр «Естествоинформатика», директор, Новосибирск, Россия.

E-mail: bryndin@ngs.ru

630090, Россия, Новосибирск-90, ул. Терешковой д.10, офис15,

тел. 8(913)895-82-19.

Авторское резюме

Состояние вопроса: Человечество своей жизнедеятельностью приближает экологическую катастрофу. Технократический подход к организации жизнедеятельности, нарушающий экологию окружающей среды, заставляет природу обороняться, порождая катастрофы. Человечество переступило черту технологического развития, когда стала уязвима сама Планета.

Результаты: Спасти человечество от экологической катастрофы поможет экологическое мышление и поведение людей, их экологическая ответственность, нравственное отношение к природе; гармонизация жизнестроя благодаря безотходным индустриальным циклам совмещенных производств; формирование экомира: экодомов, экогородов, экогосударств. Проблему глобальной экологической стабилизации можно решить путем реализации междисциплинарных социально-экономических программ, таких как, во-первых, экологическая программа «Чистый воздух, чистая вода, чистая пища, чистая энергия, чистые города и села, чистая природа»; во-вторых, программа развития экологической здоровьесберегающей с восполняемыми ресурсами экономики; в-третьих, программа «Развитие здоровьесберегающей медицины и системы здравоохранения»; в-четвертых, программа экологически-ориентированного междисциплинарного образования; в-пятых, программа мирной, гуманной экологической политики; в-шестых, программа гражданского просвещения гармоничной жизни для устойчивого развития; в-седьмых, программа становления справедливой демократии как образа жизни общества.

Область применения результатов: Социально-экономические программы по стабилизации экологии нужно реализовывать в масштабах всего общества под компетентным контролем институализированной инфраструктуры научно-образовательного общества и на основе экологического мышления и поведения всех слоев населения.

Выводы: Мировое сообщество должно будет пойти на решительные меры в области стабилизации экологии окружающей среды, при котором здоровые потребности сегодняшнего населения планеты будут удовлетворяться не в ущерб будущим поколениям и будут гармонично сочетаться с решением социально-экономических задач и сохранением жизни на планете Земля.

 

Ключевые слова: экологическая катастрофа; социально-экономические программы по стабилизации экологии; экологическое мышление и поведение населения; становление экомира.

 

Social and Economic Programs According to the Solution of Environmental Problems

 

Bryndin Evgeniy Grigorevich – Research Center “Nature Informatic”, director, Novosibirsk, Russia.

E-mail: bryndin@ngs.ru

630090, Russia, Novosibirsk-90, st. Tereshkvoy, 10, office 15,

tel. +7(913)895-82-19.

Abstract

Background: Mankind activity moves to an ecological disaster. The technocratic approach to the organization of activity breaking environment ecology forces to defend the Nature accidents. The mankind crossed line of technological development when the Planet became vulnerable.

Results: Ecological thinking and behavior of people, their ecological responsibility, the moral relation to the nature, harmonization of vital system by waste-free industrial cycles of the combined productions and eco-world formation will help to rescue mankind from an ecological disaster. The problem of global ecological stabilization can be solved by implementation of social and economic interdisciplinary programs, such as, first, the ecological program “Clean Air, Clear Water, Pure Food, Net Energy, Pure Cities and Villages, Pure Nature”, secondly, the program of development ecological and health the preserving with the filled economy resources, thirdly, the “Development Health of the Preserving Medicine and Health System” program, fourthly, the program of the ecological focused interdisciplinary education, fifthly, the program of peaceful, humane environmental policy, sixthly, the program of civil education of harmonious life for a sustainable development, seventhly, the program of formation of fair democracy as way of life of society.

Research implications: Social and economic programs for stabilization of ecology need to be realized under the competent direction and control of the institutionalized infrastructure of scientific and educational society and on the basis of ecological thinking and behavior of all segments of the population.

Conclusion: World community will have to undertake decisive measures to stabilize the environmental ecological processes in order to keep modern and future generations supplied with a harmony between the meeting of their reasonable needs, social and economic problems decision, with the life on the Earth being preserved.

 

Keywords: ecological disaster; social and economic programs for ecology stabilization; ecological thinking and behavior of the population; formation of the eco-world.

 

 

Введение

С давних времен человек постоянно изменял внешнюю среду, облегчая свое существование. До определенного момента окружающая среда могла противостоять негативным последствиям вмешательства человека. К изменению ситуации привел дальнейший прогресс человечества. Бурное развитие промышленности, значительный рост населения Земли, появление мегаполисов привели к тому, что окружающая нас среда утратила способность к самостоятельному восстановлению. Сохранение таких тенденций и в дальнейшем может создать угрозу существования самого человечества.

 

Согласно глобальному антропоморфному научному принципу, Вселенная сотворена для человека [см.: 1]. Этот принцип был предложен с целью объяснить с научной точки зрения, почему в наблюдаемой нами Вселенной имеют место соотношения между фундаментальными физическими параметрами, которые необходимы для существования разумной жизни. Сохранение этих параметров имеет огромное значение для стабилизации экологии окружающей среды и поддержания жизни на земле.

 

Космология, оперирующая на уровне сверхбольших величин, и физика элементарных частиц – на уровне малых величин, раскрывают нам гармоничное строение Вселенной. Вселенная представляет собой сбалансированный механизм, способный поддерживать жизнь. Научные исследования показали, что определенные значения многих фундаментальных констант, в том числе и социальных, необходимы для существования жизни на земле. Фундаментальные константы свидетельствуют о гармоничном устройстве Вселенной, о ее равновесии, необходимом для обеспечения условий существования жизни.

 

Для поддержания жизни на земле необходима стабилизация экологии окружающей среды. Экологическое общество России обратилось к общественным движениям с предложением поучаствовать в разработке программ по стабилизации экологии окружающей среды.

 

Общественное движение «НРАВСТВЕННАЯ РОССИЯ» и НКО Новосибирский исследовательский центр «ЕСТЕСТВОИНФОРМАТИКА» предложили семь социально-экономических программ содействия стабилизации экологии окружающей среды. Социально-экономические программы по стабилизации экологии окружающей среды разработаны в НКО Новосибирский исследовательский центр «ЕСТЕСТВОИНФОРМАТИКА» руководствуясь глобальным антропоморфным научным принципом и положениями плана действий «Повестка дня на 21 век», принятого на конференции ООН по устойчивому развитию в Рио-де-Жанейро в 1992 году, предполагающего решение социальных и экономических проблем с учетом требований сохранения окружающей среды и без ущерба для будущих поколений [см.: 2].

 

1. Социально-экономические программы стабилизации экологии окружающей среды

1.1. Экологическая программа «Чистый воздух, чистая вода, чистая пища, чистая энергия, чистые города и села, чистая природа» нацелена на формирование экомира, во-первых, на повышение качества экологической экспертизы и ответственность малого, среднего и крупного бизнеса по загрязнению воздуха, воды, пищи, территории и природы. Во-вторых, на ответственность экологических служб и власти за экологическое состояние воздуха, питьевой воды, территории города и села. В-третьих, на развитие и поддержку экологических проектов и мероприятий по контролю, учету и сохранению экологии окружающей среды. В-четвертых, на разработку и внедрение автоматизированной системы учета и контроля чистоты воздуха, воды, пищи, энергии, городов и сел, окружающей природы. Информация от автоматизированной системы контроля, поступающая в государственные и общественные экологические контролирующие органы, позволит оперативно реагировать на негативные явления. В-пятых, на внедрение экономического процесса строительства и приобретения жилья на основе долевого участия. Реализация этой программы будет способствовать оперативному решению всех вопросов, направленных на восстановление экологии и использование восполняемых источников энергии, а самое главное – на превращение земли в заповедник, в котором люди будут жить по экологическим заповедям, не нарушающим естественной природной среды.

 

Иерархия быта в экомире строится по цепочке: экогосударство, экогорода, экодома. В экогосударствах, экогородах и экодомах формируются экобыт, экопроизводство и экообщение. Циклы производственных, бытовых и общественных процессов строятся на превращениях, не нарушающих гармонии естественной природы ни на материальном, ни на энергетическом, ни на духовном уровнях. Общество осуществляет превращения, не вмешиваясь в естественный ход природных явлений, в их естественное содержание, не привнося неприродных элементов в окружающий мир ни бытовыми, ни производственными, ни социальными процессами. Общество и человек живут в экомире в гармонии на основе экологических норм быта, общения и производства. Человек с рождения в семье включается в экожизнедеятельность. Экологическое мышление, эконастрой, экоповедение приводят человека и общество к гармоничному образу жизни в доме, городе, стране и мире. Экологический мир развивается на основе научных достижений, ведущих к безотходным технологиям, не нарушающих баланс природного содержания внешней для общества окружающей среды, животного и растительного мира и жизни на Земле [см.: 3 – 6]. Экожизнедеятельность общества гармонично согласует экологическая здоровьесберегающая экономика с восполняемыми ресурсами.

 

1.2. Программа развития экологической здоровьесберегающей с восполняемыми ресурсами экономики путем реализации бюджетных, инновационных, инвестиционных, хозрасчетных и самофинансируемых экономических процессов, соразмерных, сопряженных и согласованных по времени и территориально, по отраслям, по природным и человеческим ресурсам, по интеллектуальной и производственной собственности, по спросу и предложению, по качеству и количеству, по затратам и прибыли, по заработной плате и цене, по обеспечению достатка каждого человека и семьи без нарушения условий восстанавливаемости окружающей среды. Стартовой социальной нормой каждого экономического процесса должна быть норма здорового образа жизни человека. Необходимые ресурсы для реализации такой программы в России есть. Для этого потребуется разработать механизм распределения доходов и юридическую основу и принять законы, реализующие нравственное правило, согласно которому экономический процесс не имеет право на реализацию, если он не обеспечивает стартовой нормой здорового человека участников, выполняющих свои обязанности по производительности труда и качеству выпускаемой продукции или услуг. Социальная программа не имеет право на реализацию, если она не обеспечивает нормой здорового человека всех ее участников. Контроль выполнения этих законов может осуществлять налоговая инспекция. Для динамического согласования экономических процессов необходимо разработать систему оперативного внедрения инновационных предложений и систему регулируемого налогообложения, чтобы экономические процессы в ходе своего функционирования сохраняли соразмерность и сопряженность по спросу населения и предложениям его реализации, по параметрам здоровьесбережения населения и развития человека. Реализация такой программы снимет социально-экономическое напряжение в обществе, поднимет авторитет власти и будет способствовать утверждению справедливости в обществе.

 

Для обеспечения социальной и экономической стабильности правительство страны, власти регионов и городов совместно с ведомствами и предприятиями различных отраслей экономики рассчитывают балансы страны, регионов, городов и их жителей, которые должны финансово обеспечить производство продуктов, товаров и реализацию услуг здоровой жизнедеятельности и их потребление [см.: 7 – 14].

 

Государство задает фискальное правило для руководителей предприятий – обеспечить каждого добросовестного сотрудника зарплатой, составляющей не менее месячной стоимости продуктов, товаров и услуг, необходимых для здоровой жизнедеятельности.

 

Включаются механизмы регулирования для удержания соотношения цены, заработной платы, затрат на производство продуктов, товаров, услуг и прибыли в пределах социально-экономической стабильности:

1. Рыночный механизм регулирования предприятиями повышения производительности труда и качества продукции.

2. Рыночный механизм регулирования секторами экономики и отраслями равновесных цен.

3. Рыночно-государственный межотраслевой механизм регулирования соотношения 1 на границе социально-экономической стабильности за счет корректировки равновесных цен.

4. Государственный механизм регулирования системного нарушения соотношения 1 предприятиями, секторами экономики и отраслями за счет установления равновесных цен.

 

А также работают фискальные правила экономики:

А. Отсутствие спекулятивных операций.

В. Не меняются цены, если не уменьшилось качество продуктов, товаров и услуг. Уменьшаются цены, если качество ухудшилось.

С. Налоги собираются на оплату невещественного оптимизированного труда.

Д. Оптимизируется реализация продуктов, товаров и услуг на территориях.

 

Для составления финансового баланса населения городских и сельских территорий необходимо определение объема финансового обеспечения деятельности субъектов хозяйствования и органов местного самоуправления, увязка материально-вещественных и финансово-стоимостных пропорций на микро уровне, определение источников формирования финансовых ресурсов субъектов хозяйствования и органов местного самоуправления, определение направлений использования финансовых ресурсов субъектами хозяйствования и органами местного самоуправления. Финансовый баланс населения городских и сельских территорий представляет собой свод всех доходов и расходов. Он учитывает профессиональные возможности трудового ресурса, хозяйственно-экономические возможности территорий по их развитию и улучшению качества жизни населения. Он помогает проводить эффективную миграционную политику на территориях страны.

 

Правильно составленный финансовый баланс населения городских и сельских территорий поддерживает рыночное равновесие спроса и предложения.

 

Макроэкономическое равновесие достигается как результат совместных действий государства и бизнеса, факторов производства, спроса и предложения, при которых способ использования производственных ресурсов для создания различных продуктов, товаров и услуг и их распределение между гражданами населения сбалансированы. Равновесие – это стабильное использование всех ресурсов и оптимальная реализация экономических интересов всех граждан населения во всех секторах, сферах, структурных элементах экономики.

 

Динамическое равновесие достигается регулированием ценообразования и межотраслевого баланса равновесными ценами.

 

Эффективный механизм стабилизации экономики осуществляется покупательной способностью, платежеспособным спросом, уравновешиванием цен, оптимальным повышением пенсий и пособий, а не вливанием в экономику денег, не обеспеченных товарами и услугами.

 

Возможности использования стандартных мер регулирования макроэкономической ситуации современной рыночной экономики исчерпаны. Финансирование социальных, экономических и экологических параметров устойчивого развития не обеспечены. Молодежная безработица грозит потерей экономического потенциала целого поколения.

 

Перевести мировое сообщество на мировую равномерную здоровьесберегающую экологическую экономику можно путем модернизации современной рыночной экономики и Бреттон-Вудской платежной мировой системы.

 

Регулятором национальных валют экологической здоровьесберегающей экономики являются производительность труда, качество продуктов, товаров и услуг для здоровой жизнедеятельности, равновесные цены, норма здоровой жизнедеятельности. Производительность труда по выпуску продуктов и товаров и оказанию услуг для здоровой жизнедеятельности с равновесными ценами, с оплатой не менее стоимости стартовой нормы здоровой жизни позволяет перейти к единой мировой валюте.

 

Введением фискального правила: повышать зарплату только при увеличении производительности труда и качества продуктов, товаров и услуг, избавит экономику от инфляции из-за появления денег, не обеспеченных товарами. Тогда прибыли будут направлены на инновационные технологии производства новых продуктов и товаров и оказанию услуг, или повышение производительности труда и качества существующих продуктов, товаров и услуг, или расширение производства недостающих продуктов, товаров и услуг, имеющих 100% спрос. Такое фискальное правило формирует благоприятную инвестиционную среду для инновационной деятельности со стороны бизнеса. Становление экологической здоровьесберегающей с восполняемыми ресурсами экономики способствует развитию здоровьесберегающей медицины и системы здравоохранения.

 

1.3. Программа «Развитие здоровьесберегающей медицины и системы здравоохранения». Позиция ожидания больных пациентов лечебной системой медицинских учреждений увеличивает количество больного населения России и ведет население России на высокотехнологичные операции. Здоровая нация формируется на основе здорового образа жизни. Чтобы вывести население России на здоровый образ жизни, необходимо развивать здоровьесберегающую медицину и здоровьесберегающую систему здравоохранения. Здоровьесберегающая медицина будет готовить специалистов по настройке организма на здоровое состояние и здоровый образ жизни. Здоровьесберегающая система здравоохранения будет периодически осуществлять диагностику населения, учить население настройке организма на здоровое состояние и здоровый образ жизни, помогать через оздоровительные профилактические центры настраивать организм на здоровое состояние и переходить на здоровый образ жизни. Здоровый образ жизни обеспечивает человеку здоровье всю жизнь. Здоровое население сформирует здоровое общество. Для этого норма здорового человека должна стать стартовой социально-экономической нормой. Норму здорового человека для подрастающего поколения, инвалидам, пенсионерам может обеспечить динамическая система налогообложения и рента на природные ресурсы, которые, согласно конституции, принадлежат народу. Трудоспособному населению норму здоровой жизни обеспечит экологическая здоровьесберегающая с восполняемыми ресурсами экономика, как стартовую социально-экономическую норму. Тогда здоровьесберегающая система здравоохранения сможет реализовать экономический цикл восполнения и сохранения здорового человеческого ресурса. Здоровьесберегающая медицина и здоровьесберегающая система здравоохранения переведет население России на здоровый образ жизни. К этому обязывает Указ Президента Российской Федерации № 598 «О мероприятиях по реализации государственной социальной политики по формированию здорового образа жизни граждан Российской Федерации» от 7 мая 2012 года. Перевод населения на здоровый образ жизни осуществляется в четыре этапа. Во-первых, освоение стиля жизни для восстановления и сохранения кислотно-щелочного баланса биологических сред организма. Во-вторых, развитие оздоровительных способностей на духовном, энергетическом, физиологическом и анатомическом уровнях для достижения здорового состояния. В-третьих, приобретение навыков здоровьесбережения для сохранения здорового состояния. В-четвертых, накопление опыта здорового образа жизни навыками здоровьесбережения в различных домашних, социальных и природных сезонных условиях (весной, летом, осенью и зимой) нужно для сохранения здорового состояния в течение года.

 

Здоровый образ жизни обеспечивает здоровье человеку всю жизнь. Здоровый образ жизни населения формирует здоровое общество [см.: 15 – 22]. Здоровый образ жизни утверждается в здоровом обществе как семейная и культурная традиция и передается из поколения в поколение. Здоровье и экологическое благополучие человека находятся в неразрывном единстве. Важно каждому человеку сформировать экологическое мышление. Этому способствует эколого-ориентированное междисциплинарное образование.
1.4. Программа эколого-ориентированного междисциплинарного образования. В становлении экомира важную роль играет экологическое междисциплинарное образование для формирования экологического сознания человека, когда он получает знания по специальностям и об экологической культурно-профессиональной социальной среде. В культурно-профессиональной социальной среде человек получает результаты и вознаграждения за них в нравственной форме. Междисциплинарное эколого-ориентированное образование нацелено на формирование духовно-профессионального человека и нравственно-профессиональной социальной экологической среды [см.: 23 – 28]. Междисциплинарные знания предписывают, каким образом:

- формировать гармоничную культурно-рациональную коммуникативную смысловую среду на основе гармоничных культурно-рациональных ценностей и знаний по гармонизации жизнедеятельности человека и общества;

- развивать гармоничную культурно-рациональную коммуникативную экологическую практику в гармоничной культурно-рациональной коммуникативной смысловой среде на основе общественных договоров и солидарных практик для формирования экологической реальности культурного, профессионального здорового общества;

- активизировать участие власти, бизнеса и гражданского общества в формировании гармоничной культурно-рациональной коммуникативной смысловой среды и развитии гармоничной культурно-рациональной коммуникативной экологической практики;

- разработать законодательные акты по ресурсной и финансовой поддержке практических мероприятий по формированию культурно-рациональной коммуникативной смысловой среды и по развитию гармоничной культурно-рациональной коммуникативной экологической практики;

- обеспечить экологическую безопасность формированием гармоничной культурно-рациональной коммуникативной социальной смысловой среды с высоким уровнем культуры и этическим лексиконом общения, с гармоничными культурно-рациональными и экологическими ценностями.

 

Широкое экологическое образование и просвещение населения – актуальная задача всего международного сообщества, решение которой необходимо найти для стабилизации экологии. Целью экологического образования является формирование социально-экологической компетентности, то есть приобретение знаний об экологическом взаимодействии с природой, умений и навыков экологического взаимодействия, опыта созидательной гармоничной деятельности в природной среде.

 

Важно также, чтобы экологическое отношение к природе формировалось средствами массовой информации.

 

Для решения экологических проблем, стоящих сегодня перед человечеством, владение экологически грамотными способами действий в повседневной и профессиональной деятельности – это необходимое, но не достаточное условие. Достаточное условие – это экологическая ответственность людей в становлении экомира. Этому способствует мирная гуманная экологическая политика.

 

1.5. Программа мирной, гуманной экологической политики. Когда политика направлена на достижение гармонии человеком с обществом и природой и достижение гармонии общества с природой и каждым человеком, тогда она становится мирной, гуманной преобразующей силой. Политика не создает людей, а учитывает их такими, какими их сделала природа. Человек по природе своей существо общественное. Природа общества связана с природой человека. От природы никто не получал права повелевать другими людьми. Власть нужна для организации мирной, гуманной жизни общества, для организации осуществления прав и обязанностей человека. Власть, осуществляющая мирную, гуманную политику, – естественная, полезная для общества, выгодная для государства. Мирная, гуманная политика связана с каждой областью жизнедеятельности общества [см.: 29; 30]. Например, экологическую политику нужно направить на обеспечение экологической безопасности и экологической ответственности. Культурную политику направить на формирование культуры для достижения духовного экологического благоустройства. Экономическую политику ориентировать на согласованную с природой хозяйственную деятельность, на социально-ориентированную экономику с экологическими производствами и восполняемыми ресурсами, на реализацию потребностей здорового образа жизни, на достижение гражданского, социального и материального благоустройства. И так далее. Чтобы развивать мирную, гуманную экологическую политику, необходимо:

- направить управленческие и организационные усилия и материальные ресурсы на развитие человека и его экологическую ответственность, на становление экомира культурного профессионального здорового гражданского общества,

- развивать мирную, гуманную дипломатию,

- развивать здоровый образ жизни как культурную традицию, чтобы иметь здоровые поколения,

- включить учреждения культуры и духовные конфессии в процесс формирования культурного профессионального здорового гражданского общества,

- перейти на социально-ориентированную экологическую экономику, стартовой нормой которой является норма здорового человека.

 

Формированию мирной, гуманной экологической политики способствует гражданское просвещение гармоничной жизни для устойчивого развития.

 

1.6. Программа гражданского просвещения гармоничной жизни для устойчивого развития. Социально-гуманитарной проблемой поликультурного общества России является обеспечение его устойчивого развития. По проблеме устойчивого развития в 1992 году была принята Декларация на уровне глав государств и правительств, в которой провозглашены обязательства государств по основным принципам достижения устойчивого развития.

 

Позже, в 1992 году состоялся Глобальный Форум 7650 международных неправительственных организаций из 165 стран, включая Международный союз научных союзов. Форум отметил необходимость новой теории, новых знаний в решении проблемы устойчивого развития.

 

Действительно, развитие общества может быть только гармоничным. Устойчивое развитие общества осуществляется путем гармонизации жизнедеятельности человека и общества. В основе гармонизации лежит духовное умножение, когда разумное, профессиональное, физическое и материальное умножение осуществляется в соответствии с духовным умножением, особенно качественное умножение.

 

Существует множество духовно-нравственных учений. Ценности всех духовно-нравственных учений декларируют одну цель: направить человека к благоволениям и благодеяниям [см.: 31 – 33]. Роль духовно-нравственного просвещения состоит в осуществлении этой цели. Научить человека, во-первых, вести духовную жизнь по формированию человеческих качеств, во-вторых, вести нравственную жизнь по проявлению человеческих качеств в благоволениях и благодеяниях. Благоволения и благодеяния являются той общностью, которая делает людей толерантными, то есть стремящимися и способными к установлению и поддержанию этой общности с людьми, которые отличаются мнениями. Именно благоволения и благодеяния в профессиональной, семейной, общественной и личной сферах позволяют гармонизировать человеческую жизнедеятельность. Благоволения и благодеяния как духовно-нравственная целевая установка в жизнедеятельности граждан приводят к солидарному взаимодействию профессиональных практик. Солидарное взаимодействие профессиональных практик на основе благоволений и благодеяний способствует становлению гармоничной культурно-рациональной социальной среды. Гармоничная социальная среда – это среда соразмерная по ценностной целевой установке, сопряженная по знаниям, согласованная по действиям. Гармоничная социальная среда способствует становлению экомира и справедливой демократии как образу жизни общества.

 

1.7. Программа становления справедливой демократии как образа жизни общества. Согласно статье 3 Конституции РФ, носителем суверенитета и единственным источником власти в Российской Федерации является ее многонациональный народ. Народ осуществляет свою власть непосредственно, а также через органы государственной власти и органы местного самоуправления. Высшим непосредственным выражением власти народа являются референдум и свободные выборы. С помощью выборов многонациональный народ нанимает власть, чтобы она реализовала статью 7 конституции Российской Федерации. Российская Федерация – социальное государство, политика которого направлена на создание условий, обеспечивающих достойную жизнь и свободное развитие человека. Для реализации статьи 7 конституции РФ Российская общественная палата совместно с Центральной избирательной комиссией РФ, советом по развитию институтов гражданского общества при президенте РФ и Союзом Координационных Советов России перед выборами президента РФ может выявлять путем общенародного референдума социально-экономические условия улучшения качества жизни народа, с помощью которых граждане могут обеспечить себе достойную жизнь и свободное развитие. Кандидаты в высшие органы власти представляют народу программы по реализации социально-экономических условий, принятых на референдуме. Народ выбирает наиболее реальную программу, кандидата и его команду, способных реализовать намеченные социально-экономические условия улучшения качества жизни народа, с помощью которых граждане могут обеспечить себе достойную жизнь и свободное развитие. Произойдет нравственная профессиональная ротация власти. После выборов народ и органы власти всех уровней реализуют программу создания социально-экономических условий по обеспечению достойной жизни и свободного развития каждого человека и формирование гражданского общества под контролем общественных институтов. Тогда справедливая демократия станет образом жизни гражданского общества и будет способствовать становлению экомира [см.: 34 – 42].

 

Заключение

Проблема экологии окружающей среды существует во всем мире. Глобальные проблемы экологии нужно решать сообща. Все страны должны бережно относиться к природным ресурсам и их восполнению; не производить отходы: чисто не там, где убирают, а там, где не мусорят; разрабатывать и использовать экологические технологии, реализовывать социально-экономические программы по стабилизации экологии, способствующие становлению экомира как образа жизни человечества.

 

Мировое сообщество должно пойти на решительные меры для решения проблемы стабилизации экологии окружающей среды, при котором здоровые потребности сегодняшнего населения планеты будут удовлетворяться не в ущерб будущим поколениям и будут гармонично сочетаться с решением социально-экономических задач и сохранением жизни на планете Земля.

 

Список литературы

1. Гудинг Д., Леннокс Дж. Мировоззрение: для чего мы живем и каково наше место в мире. – Ярославль: ТФ «Норд», 2001. – 384 с.

2. Коптюг В. А. Наука спасет человечество. – Новосибирск: Издательство СОРАН, 1997. – 343 с.

3. Брындин Е. Г. Философская парадигма целостности Мироздания // Материалы III-его Российского философского конгресса «Рационализм и культура 21 века». – Ростов-на-Дону. – 2003. – С. 137 – 141.

4. Брындин Е. Г. Синергетическая парадигма развития Мироздания // Выпуск №2 Международной конференции «Мироздание – структура, этапы становления и развития». – Днепропетровск: ДНУ. – 2004. – С. 17 – 21.

5. Брындин Е. Г. Гармония Природы, человека и общества. – Новосибирск: Манускрипт, 2005. – 145 с.

6. Брындин Е. Г. Решение проблем экологии // Международная научно-практическая экологическая конференция «Образование и производство в решении экологических проблем». – Великие Луки: Дом экологического просвещения. – 2013. – С. 10 – 17.

7. Брындин Е. Г. Исполнение нравственного закона – основная социальная мера устранения социально-экономического кризиса // Международный симпозиум «Человек и христианское мировоззрение. Истина, добро и красота: их роль и знaчeниe». – Симферополь. – 2007. – С. 264 – 268.

8. Брындин Е. Г. Инновационная здоровьесберегающая рыночная экономика // Международная научная конференция «Горизонты цивилизации». – Челябинск: ООО “Энциклопедия”. – 2010. – С. 54 – 66.

9. Брындин Е. Г. Глобальная равномерная инновационная экономика. – Германия: LAP Lambert Academic Publishing. – 2012. – 119 c.

10. Bryndin E. G. Solution of Problems of Resources, Ecology, Health and Poverty // Journal of International Scientific Researches. – 2013. – Vol. 5. – №1 – 2. – с. 86 – 89.

11. Брындин Е. Г. Равномерная здоровьесберегающая зеленая экономика // X Всероссийская научно-практическая конференция «Фундаментальные проблемы модернизации экономики России». – Томск: ТПУ. – 2013. – С. 21 – 27.

12. Брындин Е. Г. Оптимальное управление инновационной здоровьесберегающей экономикой // Репутациология. – 2013. – №4. – С. 22 – 24.

13. Bryndin E. G. Transition to Health Saving Up Innovative Economy // Journal of International Scientific Researches. – 2013. – Vol. 5. – №1 – 2. – с. 65 – 67.

14. Bryndin E. G. Optimum Control of the Innovative Agricultural Economy // Journal of International Scientific Researches. – 2014. – №2. – с. 13 – 15.

15. Брындин Е. Г. Экологическое немедикаментозное здравоохранение // Международный конгресс «Прогресс в фундаментальных и прикладных науках для здоровья человека». – Крым: Судак. – 2004. – С. 81 – 82.

16. Брындин Е. Г., Брындина И. Е. Основы здорового человека и общества. – Томск: ТПУ, 2011. – 302 с.

17. Брындин Е. Г., Брындина И. Е. Основы здорового долголетия. – Германия: LAMBERT Academic Publishing, 2012. – 225 с.

18. Брындин Е. Г., Брындина И. Е. Программа по обучению школьников здоровому образу жизни // II Всероссийская научно-практическая конференция «Создание интегрированного образовательного пространства для развития детской одаренности: детский сад – школа – университет», Часть I: Педагогика одаренности. – Томск: Томский ЦНТИ. – 2012. – С. 182 – 187.

19. Брындин Е. Г., Брындина И. Е. Мониторинг динамики повышения показателей здоровья обучающихся // Международная конференция «Современные аспекты реализации ФГОС и ФГТ». – Красноярск: КрасГМУ. – 2013. – С. 500 – 504.

20. Брындин Е. Г., Брындина И. Е. Как перейти на здоровый образ жизни. – Томск: ТПУ, 2013. – 288 с.

21. Брындин Е. Г., Брындина И. Е. Управление социальной инфраструктурой формирования здорового образа жизни населения // Международный научный симпозиум «Общество и непрерывное благополучие человека». – Томск: ТПУ. – 2014. – С. 102 – 106.

22. Брындин Е. Г., Брындина И. Е. Формирование мировоззрения здорового образа жизни у молодого поколения // 2-ая Всероссийская медицинская научно-практическая конференция «Развитие Российского здравоохранения на современном этапе». – М.: Эдитус. – 2014. – С. 177 – 183.

23. Брындин Е. Г. Роль гуманитарного образования в устойчивом развитии общества // Межвузовская научно-теоретическая конференция «Человек, целостность, духовность». – Оренбург: Оренбургский филиал Уральской академии государственной службы. – 2001. – С. 17 – 19.

24. Брындин Е. Г. Междисциплинарная программа образования основам становления и устойчивого развития гармоничного гражданского общества и природе гармоничной жизнедеятельности // Международная научно-практическая конференция «21 век – век глобальной трансформации Русской культуры и цивилизации». – Новосибирск. – 2003. – C. 469 – 474.

25. Брындин Е. Г. Факультативный курс лекций по социальной философии и культурологии: «Становление культурного профессионального здорового общества как фактор гармонизации гражданского общества» // Международная научно-практическая конференция «Этногенез и цивилизационные перспективы в образовании России». – Новосибирск. – 2004 – C. 595 – 597.

26. Брындин Е. Г. Целостное инновационное образование // IX Международная Научно-практическая конференция «Лингвистические и культурологические традиции и инновации». – Томск: ТПУ. – 2009. – С. 98 – 102.

27. Брындин Е. Г. Междисциплинарное ценностно-ориентированное образование по гармонизации жизнедеятельности человека и общества // Коллективная монография «Образ человека будущего: кого и как воспитывать в подрастающих поколениях». – К.: Издательский дом «Скиф». – 2012. – Т. 2. Глава 6. – С. 96 – 105.

28. Брындин Е. Г. Роль православной культуры в образовании // Международная научно-практическая конференция «Молодежь, семья, общество». – Рязань: Филиал НОУ ВПО «МПСУ». – 2013. – С. 24 – 26.

29. Брындин Е. Г. Гуманная мирная политика становления гармоничного гражданского общества. // II Симпозиум III Международного конгресса «Мир на Северном Кавказе через языки, образование, культуру». – Пятигорск: ПЛГУ. – 2001.– С. 44 – 47.

30. Брындин Е. Г. К всеобщему миру через становление гармоничного политкультурного общества // Репутациология. – 2014. – Т. 7, №1. – С. 16 – 18.

31. Брындин Е. Г. Глобализация жизнедеятельности общества // Сборник научных трудов «Духовность и государственность». – Оренбург: Оренбургский филиал УрАГС. – 2001. – Выпуск №2. – С. 58 – 62.

32. Брындин Е. Г. Духовное, гражданское, социальное, материальное благоустройство многонационального единства // I Симпозиум IV Международного конгресса «Мир на Северном Кавказе через языки, образование, культуру». – Пятигорск: ПГЛУ. – 2004. – С. 41 – 43.

33. Брындин Е. Г. Духовно-нравственные аспекты поликультурного общества // Международная научно-практическая конференция «Диалог религий в пространстве современной культуры». – Волгоград: ВГУ. – 2009. –C 517 – 521.

34. Брындин Е. Г. Настройка, стабилизация и развитие гармоничной целостности человека и общества. – Новосибирск: НГУ, 2001. – 181 с.

35. Брындин Е. Г. Развитие гражданского общества в социальном государстве // Международная научно-практическая конференция «Образовательная и молодежная политика в России: проблемы и перспективы». – Новосибирск: НГАУ. – 2006. – С. 149 – 151.

36. Брындин Е. Г. Формирование социальной реальности культурного, профессионального, здорового общества // Межвузовская научно-практическая конференция «Сибирь – сердце России: вчера, сегодня, завтра (политика, экономика, образование, культура)». – Новосибирск: «Архивариус-Н». – 2007. – С. 68 – 75.

37. Брындин Е. Г. Движение гармонии от природной к социальной путем гармонизации человека и общества. – Новосибирск: НГТУ, 2007. – 228 с.

38. Брындин Е. Г. Духовная эволюция. – Пятигорск: ПГЛУ, 2007. – 234 с.

39. Брындин Е. Г. Утверждение свободы, равенства и справедливости в культурном профессиональном здоровом обществе // Международная научно-практическая конференция «Социальные, экономические и культурные проблемы современной России». – Новосибирск: РГТЭУ. – 2008. – С. 190 – 196.

40. Брындин Е. Г. Гармонизация жизнедеятельности человека и общества – определяющий фактор их устойчивого развития // Международная научно-практическая конференция «Проблемы и подходы обеспечения качества образования при дистанционном обучении». – М.: Изд-во СГУ. – 2009. – С 40 – 47.

41. Брындин Е. Г. Основы становления гармоничного общества. – Германия: LAP Lambert Academic Publishing, 2012. – 226 c.

42. Брындин Е. Г. Становление справедливой демократии // Репутациология. – 2014. – Вып. 7, №. 2. – С. 84 – 91.

 

References

1. Gooding D., Lennox J. The Human Quest for Significance: Forming a World-View [Mirovozzrenie: dlya chego my zhivem i kakovo nashe mesto v mire]. – Yaroslavl, TF «Nord», 2001, 384 p.

2. Koptyug V. A. Science will Save Humanity [Nauka spaset chelovechestvo]. Novosibirsk, Izdatelstvo SORAN, 1997, 343 p.

3. Bryndin E. G. Philosophical Paradigm of the Universe Integrity [Filosofskaya paradigma tselostnosti Mirozdaniya]. Materialy III Rossiyskogo filosofskogo kongressa “Ratsionalizm i kultura 21 veka” (Proceedings of the III Russian Philosophical Congress “Rationalism and Culture of XXI Century”). Rostov-na-Donu, 2003, pp. 137 – 141.

4. Bryndin E. G. Synergetic Paradigm of the Universe Development [Sinergeticheskaya paradigma razvitiya Mirozdaniya]. Vypusk №2 Mezhdunarodnoy konferentsii “Mirozdanie – struktura, etapy stanovleniya i razvitiya” (Proceedings on a theme: “The Universe: Structure, Milestones of Becoming and Development», Special issue № 2). Dnepropetrovsk, DNU, 2004, pp. 17 – 21.

5. Bryndin E. G. The Harmony of Nature, Man and Society [Garmoniya Prirody, cheloveka i obschestva]. Novosibirsk, Manuskript, 2005, 145 p.

6. Bryndin E. G. Solution of Problems of Ecology [Reshenie problem ekologii]. Mezhdunarodnaya nauchno-prakticheskaya ekologicheskaya konferentsiya “Obrazovanie i proizvodstvo v reshenii ekologicheskikh problem” (Proceedings of the International Scientific and Practical Ecological Conference “Education and Production in Ecological Problems Solution”). Velikie Luki, Dom ekologicheskogo prosvescheniya, 2013, pp. 10 – 17.

7. Bryndin E. G. Execution of a Moral Law as the Main Social Measure for Social and Economical Crisis Removal [Ispolnenie nravstvennogo zakona – osnovnaya sotsialnaya mera ustraneniya sotsialno-ekonomicheskogo krizisa]. Mezhdunarodnyy simpozium “Chelovek i khristianskoe mirovozzrenie. Istina, dobro i krasota: ikh rol i znachenie” (International Symposium “Man and Christian Worldview. The Truth, the Good, the Beauty: Their Role and Meaning”). Simferopol, 2007, pp. 264 – 268.

8. Bryndin E. G. Innovative Health Preserving Market Economy [Innovatsionnaya zdorovesberegayuschaya rynochnaya ekonomika] Mezhdunarodnaya nauchnaya konferentsiya “Gorizonty tsivilizatsii” (International Scientific Conference “Horizons of Civilization”). Chelyabinsk, Entsiklopediya, 2010, pp. 54 – 66.

9. Bryndin E. G. Global Uniform Innovative Economy [Globalnaya ravnomernaya innovatsionnaya ekonomika]. Germany, LAP Lambert Academic Publishing, 2012, 119 p.

10. Bryndin E. G. Solution of Problems of Resources, Ecology, Health and Poverty. Journal of International Scientific Researches, 2013, Vol. 5, Nom. 1 – 2, pp. 86 – 89.

11. Bryndin E. G. Uniform Health Preserving Green Economy [Ravnomernaya zdorovesberegayuschaya zelenaya ekonomika]. X Vserossiyskaya nauchno-prakticheskaya konferentsiya “Fundamentalnye problemy modernizatsii ekonomiki Rossii” (X All-Russian Conference “Fundamental Problems of Modernization of Russian Economy”). Tomsk, TPU, 2013, pp. 21 – 27.

12. Bryndin E. G. Optimum Control of the Innovative Health Preserving Economy [Optimalnoe upravlenie innovatsionnoy zdorovesberegayuschey ekonomikoy] Reputatsiologiya (Reputiology), 2013, №4, pp. 22 – 24.

13. Bryndin E. G. Transition to Health Saving Up Innovative Economy. Journal of International Scientific Researches, 2013, Vol. 5, Nom. 1 – 2, pp. 65 – 67.

14. Bryndin E. G. Optimum Control of the Innovative Agricultural Economy. Journal of International Scientific Researches, 2014, Nom. 2, pp. 13 – 15.

15. Bryndin E. G. Ecological Drug-Free Health Care [Ekologicheskoe nemedikamentoznoe zdravookhranenie]. Mezhdunarodnyy kongress “Progress v fundamentalnykh i prikladnykh naukakh dlya zdorovya cheloveka” (International Multidisciplinary Congress “Progress in Fundamental and Applied Sciences for Human Health”). Sudak, 2004, pp. 81 – 82.

16. Bryndin E. G., Bryndina I. E. Healthy Man and Society Bases [Osnovy zdorovogo cheloveka i obschestva]. Tomsk, TPU, 2011, 302 p.

17. Bryndin E. G., Bryndina I. E. Healthy Longevity Bases [Osnovy zdorovogo dolgoletiya]. Germany, LAP Lambert Academic Publishing, 2012, 225 p.

18. Bryndin E. G., Bryndina I. E. Healthy Life Style Syllabus for School Children [Programma po obucheniyu shkolnikov zdorovomu obrazu zhizni]. II Vserossiyskaya nauchno-prakticheskaya konferentsiya “Sozdanie integrirovannogo obrazovatelnogo prostranstva dlya razvitiya detskoy odarennosti: detskiy sad – shkola – universitet”, Chast I: Pedagogika odarennosti (II All-Russian Scientific and Practical Conference “Creation of the Integrated Educational Space for Children’s Endowments Development: Kindergarten – School – University”, Part I, Pedagogy of Endowments). Tomsk, Tomskiy TsNTI, 2012, pp. 182 – 187.

19. Bryndin E. G., Bryndina I. E. Students Health Indicator Dynamics Increase Monitoring [Monitoring dinamiki povysheniya pokazateley zdorovya obuchayuschikhsya]. Mezhdunarodnaya konferentsiya “Sovremennye aspekty realizatsii FGOS i FGT (International Conference “Modern Aspects of Federal State Learning Standard and Federal State Requirements Realization”). Krasnoyarsk, KrasGMU, 2013, pp. 500 – 504.

20. Bryndin E. G., Bryndina I. E. How to Pass to the Healthy Life Style [Kak pereyti na zdorovyy obraz zhizni]. Tomsk, TPU, 2013, 288 p.

21. Bryndin E. G., Bryndina I. E. Social Infrastructure of Forming Population’s Healthy Life Style Management [Upravlenie sotsialnoy infrastrukturoy formirovaniya zdorovogo obraza zhizni naseleniya]. Mezhdunarodnyy nauchnyy simpozium “Obschestvo i nepreryvnoe blagopoluchie cheloveka” (International Scientific Symposium “Society and Continuous Prosperity of a Man”). Tomsk, TPU, 2014, pp. 102 – 106.

22. Bryndin E. G., Bryndina I. E. Formation of Worldview of Healthy Lifestyle at Young Generation [Formirovanie mirovozzreniya zdorovogo obraza zhizni u molodogo pokoleniya]. 2 Vserossiyskaya meditsinskaya nauchno-prakticheskaya konferentsiya “Razvitie Rossiyskogo zdravookhraneniya na sovremennom etape” (2^nd All-Russian Medical Scientific Practical Conference “Development of Russian Health Protection at the Present Stage”). Moscow, Editus, 2014, pp. 177 – 183.

23. Bryndin E. G. Role of the Humanities in Sustainable Society Development [Rol gumanitarnogo obrazovaniya v ustoychivom razvitii obschestva]. Mezhvuzovskaya nauchno-teoreticheskaya konferentsiya “Chelovek, tselostnost, dukhovnost” (Interuniversity Scientific Practical Conference “Man, Integrity, Spirituality”). Orenburg, Orenburgskiy filial Uralskoy akademii gosudarstvennoy sluzhby, 2001, pp. 17 – 19.

24. Bryndin E. G. Foundations of Formation and Sustainable Development of Harmonious Civil Society and Nature of Harmonious Vital Activity Interdisciplinary Syllabus [Mezhdistsiplinarnaya programma obrazovaniya osnovam stanovleniya i ustoychivogo razvitiya garmonichnogo grazhdanskogo obschestva i prirode garmonichnoy zhiznedeyatelnosti]. Mezhdunarodnaya nauchno-prakticheskaya konferentsiya “XXI vek – vek globalnoy transformatsii Russkoy kultury i tsivilizatsii” (International Scientific and Practical Conference “The XXI century – the Century of Global Transformation of Russian Culture and Civilization”). Novosibirsk, 2003, pp. 469 – 474.

25. Bryndin E. G. Optional Lectures on Social Philosophy and Theory of Culture: “Formation on Cultural Professional Healthy Society as a Harmonization of Civil Society Factor” [Fakultativnyy kurs lektsiy po sotsialnoy filosofii i kulturologii: “Stanovlenie kulturnogo professionalnogo zdorovogo obschestva kak faktor garmonizatsii grazhdanskogo obschestva”]. Mezhdunarodnaya nauchno-prakticheskaya konferentsiya “Etnogenez i tsivilizatsionnye perspektivy v obrazovanii Rossii” (International Scientific and Practical Conference “Ethnogenesis and Civilization Perspectives in Russian Education”). – Novosibirsk. – 2004 – C. 595 – 597.

26. Bryndin E. G. Integral Innovative Education [Tselostnoe innovatsionnoe obrazovanie]. IX Mezhdunarodnaya Nauchno-prakticheskaya konferentsiya “Lingvisticheskie i kulturologicheskie traditsii i innovatsii” (IX International Scientific and Practical Conference “Linguistic and Cultural Traditions and Innovations”). Tomsk, TPU, 2009, pp. 98 – 102.

27. Bryndin E. G. The Interdisciplinary Value-oriented Education on Harmonization of Vital Activity of Man and Society [Mezhdistsiplinarnoe tsennostno-orientirovannoe obrazovanie po garmonizatsii zhiznedeyatelnosti cheloveka i obschestva]. Obraz cheloveka buduschego: kogo i kak vospityvat v podrastayuschikh pokoleniyakh (Image of the person of the future: Whom and How to Bring Up in Growing-Up Generation). Kiev, Izdatelskiy dom “Skif”, 2012, V. 2, Ch. 6, pp. 96 – 105.

28. Bryndin E. G. The Role of the Orthodox Culture in Education [Rol pravoslavnoy kultury v obrazovanii]. Mezhdunarodnaya nauchno-prakticheskaya konferentsiya “Molodezh, semya, obschestvo” (International Scientific and Practical Conference “Youth, Family, Society”). Ryazan, Filial NOU VPO “MPSU”, 2013, pp. 24 – 26.

29. Bryndin E. G. Humane Peace Policy of Harmonic Civil Society Foundation [Gumannaya mirnaya politika stanovleniya garmonichnogo grazhdanskogo obschestva]. II Simpozium III Mezhdunarodnogo kongressa “Mir na Severnom Kavkaze cherez yazyki, obrazovanie, kulturu” (The II Symposium of the III International Congress “Peace in the North-Caucasus through Languages, Education, Culture”). Pyatigorsk, PLGU, 2001, pp. 44 – 47.

30. Bryndin E. G. To the Universal Peace through Formation Harmonious Polycultural Society [K vseobschemu miru cherez stanovlenie garmonichnogo polikulturnogo obschestva]. Reputatsiologiya (Reputiology), 2014, V.7, №.1, pp. 16 – 18.

31. Bryndin E. G. Globalization of Vital Activity of Society [Globalizatsiya zhiznedeyatelnosti obschestva]. Dukhovnost i gosudarstvennost (Spirituality and Statehood). Orenburg, Orenburgskiy filial UrAGS, 2001, №2, pp. 58 – 62.

32. Bryndin E. G. Spiritual, Civic, Social, Material Improvement of Multinational Unity [Dukhovnoe, grazhdanskoe, sotsialnoe, materialnoe blagoustroystvo mnogonatsionalnogo edinstva]. I Simpozium IV Mezhdunarodnogo kongressa “Mir na Severnom Kavkaze cherez yazyki, obrazovanie, kulturu” (The I Symposium of the IV International Congress “Peace in the North-Caucasus through Languages, Education, Culture”), Pyatigorsk, PGLU, 2004, pp. 41 – 43.

33. Bryndin E. G. Spiritual and Moral Aspects of Polycultural Society [Dukhovno-nravstvennye aspekty polikulturnogo obschestva]. Mezhdunarodnaya nauchno-prakticheskaya konferentsiya “Dialog religiy v prostranstve sovremennoy kultury” (International Scientific Practical Conference “The Dialogue of Religions in the Space of Modern Culture”). Volgograd, VGU, 2009, pp. 517 – 521.

34. Bryndin E. G. Tuning, Stabilization and Development of Harmonic Integrity of a Man and Society [Nastroyka, stabilizatsiya i razvitie garmonichnoy tselostnosti cheloveka i obschestva]. Novosibirsk, NGU, 2001, 181 p.

35. Bryndin E. G. Development of Civil Society in a SocialState [Razvitie grazhdanskogo obschestva v sotsialnom gosudarstve]. Mezhdunarodnaya nauchno-prakticheskaya konferentsiya “Obrazovatelnaya i molodezhnaya politika v Rossii: problemy i perspektivy” (International Scientific and Practical Conference “Educational and Youth Policy in Russia: Problems and Perspectives”). Novosibirsk, NGAU, 2006, pp. 149 – 151.

36. Bryndin E. G. Formation of Social Reality of Cultural, Professional, Healthy Society [Formirovanie sotsialnoy realnosti kulturnogo, professionalnogo, zdorovogo obschestva]. Mezhvuzovskaya nauchno-prakticheskaya konferentsiya “Sibir – serdtse Rossii: vchera, segodnya, zavtra (politika, ekonomika, obrazovanie, kultura)” (Interuniversity Scientific Practical Conference “Siberia Is a Heart of Russia: Yesterday, Today, Tomorrow (Policy, Economy, Education, Culture)”). Novosibirsk, Arkhivarius-N, 2007, pp. 68 – 75.

37. Bryndin E. G. Motion of Harmony from Natural to Social by Harmonization of a Man and Society [Dvizhenie garmonii ot prirodnoy k sotsialnoy putem garmonizatsii cheloveka i obschestva]. Novosibirsk, NGTU, 2007, 228 p.

38. Bryndin E. G. Spiritual Evolution [Dukhovnaya evolyutsiya]. Pyatigorsk, PGLU, 2007, 234 p.

39. Bryndin E. G. Assertion of Freedom, Equality and Justice in Cultural Professional Healthy Society [Utverzhdenie svobody, ravenstva i spravedlivosti v kulturnom professionalnom zdorovom obschestve]. Mezhdunarodnaya nauchno-prakticheskaya konferentsiya “Sotsialnye, ekonomicheskie i kulturnye problemy sovremennoy Rossii” (International Scientific and Practical Conference “Social, Economic and Cultural Problems of Modern Russia”). Novosibirsk, RGTEU, 2008, pp. 190 – 196.

40. Bryndin E. G. Harmonization of Vital Activity of a Man and Society Is a Determining Factor of Their Sustainable Development [Garmonizatsiya zhiznedeyatelnosti cheloveka i obschestva opredelyayuschiy faktor ikh ustoychivogo razvitiya]. Mezhdunarodnaya nauchno-prakticheskaya konferentsiya “Problemy i podkhody obespecheniya kachestva obrazovaniya pri distantsionnom obuchenii” (International Scientific and Practical Conference “Problems and Approaches in Providing the High-Quality Education during Distance Learning”). Moscow, SGU, 2009, pp 40 – 47.

41. Bryndin E. G. The Foundations of Formation Harmonious Society [Osnovy stanovleniya garmonichnogo obschestva]. Germany, LAP Lambert Academic Publishing, 2012, 226 p.

42. Bryndin E. G. Formation of Fair Democracy [Stanovlenie spravedlivoy demokratii]. Reputatsiologiya (Reputiology), 2014, Vol. 7, №2, pp. 84 – 91.

 
Ссылка на статью:
Брындин Е. Г. Социально-экономические программы по решению проблем экологии // Философия и гуманитарные науки в информационном обществе. – 2014. – № 3. – С. 60–78. URL: http://fikio.ru/?p=1151.

 
© Е. Г. Брындин, 2014

УДК 007; 621.391

 

Комашинский Владимир Ильич – Федеральное государственное образовательное бюджетное учреждение высшего профессионального образования «Санкт-Петербургский государственный университет телекоммуникаций им. проф. М. А. Бонч-Бруевича», профессор кафедры обработки и передачи дискретных сообщений, доктор технических наук, Санкт-Петербург, Россия.

E-mail: kama54@rambler.ru

193232, Россия, Санкт-Петербург, пр. Большевиков, д. 22, корп. 1,

тел.: +7(812)305-12-84.

Орлов Сергей Владимирович – федеральное государственное автономное образовательное учреждение высшего профессионального образования «Санкт-Петербургский государственный университет аэрокосмического приборостроения», профессор кафедры истории и философии, доктор философских наук, профессор, Санкт-Петербург, Россия.

E-mail: orlov5508@rambler.ru

190000, Россия, Санкт-Петербург, ул. Большая Морская, д. 67,

тел.: +7(812)708-42-13.

Авторское резюме

Состояние вопроса: Теория инфоэволюции является одним из новых направлений развития классической теории эволюции. Ее особенность – взаимосвязанность рассмотрения развития разнообразных биологических, социальных и антропогенных процессов в единой траектории эволюционного процесса. Одним из важных аспектов теории инфоэволюции являются ее прогностические возможности.

Результаты: Эволюция живой природы неотделима от развития биологических инфокоммуникационных сетей и процессов. В обществе опережающее развитие инфокоммуникационных процессов, формирование эффективной общей инфокоммуникационной инфраструктуры являются ключевыми условиями его дальнейшего совершенствования, сохранения целостности государства и успешного построения перспективной информационно-сетевой экономики.

Область применения результатов: Сформулированные в статье представления о развитии инфокоммуникационных процессов в современном обществе являются теоретической основой для оценки новых стратегий развития технологий пост-NGN.

Выводы: Можно с высокой степенью достоверности утверждать, что последующий этап развития инфокоммуникационных технологий будет связан не только и не столько с повышением пропускной способности, достоверности, мобильности, сколько с повышением степени интеллектуальности сетей и новыми их возможностями по поиску, формированию, коммутации и предоставлению пользователям контекстных знаний (знаний как услуги).

 

Ключевые слова: инфоэволюция; инфокоммуникационные технологии; коммуникационные сети; технологии пост-NGN.

 

The Philosophy of Infoevolutional Approach to the Strategies of further post-NGN technologies development

 

Komashinskiy Vladimir Ilich – The Bonch-Bruevich Saint Petersburg University of Telecommunications, Professor, Saint Petersburg, Russia.

E-mail: kama54@rambler.ru

22, Prospekt Bolshevikov, St. Petersburg, Russia, 193232,

tel: +7(812)305-12-84.

Orlov Sergei Vladimirovich – Saint Petersburg State University of Aerospace Instrumentation, Department of History and Philosophy, Professor, Doctor of Philosophy, Saint Petersburg, Russia.

E-mail: orlov5508@rambler.ru

67, Bolshaja Morskaja st., Saint-Petersburg, Russia, 190000,

tel: +7(812)708-42-13.

Abstract

Background: The theory of infoevolution is a new trend of classical evolution theory development. The interconnected study of various biological, social and anthropological processes development in a single evolution process is its distinguishing characteristic. One of the important aspects of the infoevolution theory appears to be its prediction potential.

Results: Biological evolution is inseparable from the development of biological infocommunication network and processes. The anticipating development of infocommnication processes, an effective infocommunication infrastructure in society are the key points of its evolution, territorial integrity of the state and efficient stimulation of perspective information network economy.

Research implications: The ideas of infocommunication processes development in contemporary society formulated in the article are the theoretical basis for new strategies evaluation of post-NGN technologies.

Conclusion: The next stage of infocommunication technologies development is supposed to be connected to a great extent not only with transfer rate increase, reliability, mobility, but with the increase of net intelligence and its new potentials to search, form, commutate and provide customers with context knowledge (knowledge as a service).

 

Keywords: infoevolution; infocommunication technologies; communication network; post-NGN technologies.

 

Теория эволюции оказывала и продолжает оказывать значительное влияние на самые разные сферы деятельности общества. Она постоянно расширяется и дополняется, охватывая различные сферы действительности, причем особую динамику этому процессу придают новые достижения в самых разных областях науки. В частности, с развитием генетики появились генетическая и синтетическая теории эволюции [см.: 1; 2; 10]. Успехи физики способствовали появлению термодинамической теории эволюции [см.: 8; 9]. Развитие социальных наук способствовало появлению как социал-дарвинизма [см.: 3], так и более аргументированных с научной точки зрения концепций исторического развития – представлений об эволюции культуры (О. Шпенглер, А. Тойнби), эволюционных социологических теорий О. Конта и М. Вебера, материалистической теории развития общества К. Маркса, теории этногенеза Л. Н. Гумилева и т. п.

 
Не отказываясь от уже существующих подходов, можно попытаться подойти к процессу развития живой природы и общества, описывая их еще в одном специфическом аспекте – с точки зрения развития инфокоммуникационных структур и процессов. Этот подход можно назвать теорией инфоэволюции. Теория инфоэволюции [см.: 5], рассматривает развитие живой природы как целостный процесс непрерывного расширения во времени и пространстве биологических информационно-коммуникационных связей, охватывающих все уровни иерархии живой материи, начиная от первой клетки и до современных социальных супер-организмов (на нано, микро и макро уровнях).

 
С точки зрения теории инфоэволюции, на всех уровнях иерархии всем явлениям, происходящим в живых организмах, предшествуют информационно-коммуникационные процессы, протекающие через взаимосвязанные внутренние (внутриклеточные, межклеточные, организменные) биологические коммуникационные сети. В биологических коммуникационных сетях информация представляется в молекулярном, электрическом, гормональном и других свойственных биологическим организмам формах. При этом информационные потоки могут протекать как в общедоступной (внутриклеточной и межклеточной) среде, так и по каналам кровеносной, лимфатической и нервной систем. Другими словами, все этапы перехода от одноклеточных организмов в многоклеточные, во всем своем разнообразии форм, продолжая развиваться далее, породили все многообразие живых организмов (одним из которых стал человек), протекали как расширяющийся пространственно-временной биологический инфокоммуникационный процесс (рис. 1). Таким образом, основная траектория биологического эволюционного процесса направлена на совершенствование систем и процессов сбора, хранения, обработки и материализации информации (знаний).

 

Рис. 1.

 
Исследование процесса развития жизни на Земле под инфоэволюционным углом зрения позволяет воссоздать связную и подчиненную единым закономерностям картину, которая начинается с первых живых клеток и кончается современным обществом и системой его промышленного производства.

 
Несмотря на отсутствие в настоящее время детальных представлений о биоинформационных сетевых процессах, не вызывает сомнения сам факт наличия внутри организма инфоструктур, обеспечивающих перенос информации в ее химическом (через кровеносную, лимфатическую и др. сети) и электрическом (через нервную систему) видах.

 
Анализируя ход эволюционного процесса, можно отчетливо увидеть, что он проходит в виде определенной закономерной последовательности этапов формирования первоначально биологических, а в последующем и социальных иерархий. Каждый новый этап эволюции можно представить в виде самоорганизующегося процесса формирования очередного этажа многоэтажного строения, которое создается из более крупных (агрегированных) и совершенных блоков. При этом процесс самоорганизации поддерживается за счет возникновения новых (биологических, антропогенных, био-антропогенных) инфокоммуникационных сетевых структур, обладающих некоторыми новыми, более развитыми инструментами поддержки самоорганизации.

 
Например, этап химической эволюции появился в результате формирования сетей межмолекулярного кодового взаимодействия в открытой концентрированной среде (первичном молекулярном бульоне). Одноклеточные организмы возникли в процессе формирования закрытых (полуоткрытых) внутриклеточных сетей с кодовым внутренним взаимодействием организованных сложных молекулярных структур. Появление простейших многоклеточных организмов проходило в процессе формирования сетей межклеточного информационного взаимодействия. В последующем процесс формирования все более сложных многоклеточных организмов был связан с появлением нескольких профилированных, параллельно существующих внутренних биологических инфокоммуникационных сетей (например, иммунной, гормональной, нервной и др.), совместно поддерживающих усложняющиеся процессы жизнедеятельности организма.

 

В ходе дальнейшего развития начали формироваться сообщества организмов (например, пчел, муравьев, термитов и т. д.), которые появились в результате формирования сетей коллективного (химического, жестового) взаимодействия. Не рассматривая подробно участок траектории развития, связывающий «братьев наших меньших» с обществом людей, можно показать, что постепенное интеграционное усложнение биологических и социальных организмов представляет собой общий эволюционный путь, в котором доминирующую роль играет совершенствование инфокоммуникационных сетевых инфраструктур и процессов. Подтверждения доминирующей роли опережающего развития инфокоммуникационных связей можно получить в результате ретроспективно-перспективного анализа процессов взаимного влияния и взаимного развития антропогенных инфокоммуникационных систем и общества в целом. Этот анализ показывает, что темпы развития цивилизации последние тысячи лет определялись темпами развития технологий накопления, распространения и воплощения (материализации) новых знаний (рис. 2).

 

Рис.2.

 
В частности, вполне очевидна взаимосвязь развития индустриальной экономики и сетей электросвязи, а также влияние, которое оказывают инфокоммуникационные сети на современную экономику и общество (рис.3).

 

Рис.3.

 
Развитие антропогенных сетей связи и инфокоммуникационных систем можно интерпретировать как начало формирования своего рода аналогов нервных систем, обеспечивающих прозрачную коммуникацию людей и начало образования национальных и наднациональных супер-организмов.

 

Не забывая о различиях между организмами и социальными системами, с информационной точки зрения можно все же найти между ними некоторые аналогии и попытаться представить будущее общество в виде множества национальных супер-организмов (типа гоббсовского Левиафана), клетки которого (люди) связаны а единое целое инфокоммуникационными сетями. При этом степень совершенства антропогенных инфокоммуникационных сетей будет определять степень развития интегрированного общества.

 
Интеграционные процессы, проявляющиеся последнее столетие в формировании наднациональных союзов (СССР, СНГ, ЕС и др.), общего рынка и интегрированной глобальной экономической системы в инфокоммуникационном аспекте могут рассматриваться как закономерное продолжение биологической инфоэволюции.

 
Интерполируя процессы согласованного развития инфокоммуникационных систем на биологическом и общественном уровнях в прошлом, можно предположить, что успешность наблюдаемых в последнее время интеграционных процессов, проходящих между суверенными государствами, в существенной степени будет зависеть от облика и новых свойств поддерживающих их функционирование антропогенных сетевых инфраструктур, формирующих общее информационное и когнитивное пространство этих союзов. Эта связь в более абстрактном виде была замечена в концепции исторического материализма как зависимость процессов и отношений в обществе от уровня развития рабочей силы, техники и технологий, создающих и обслуживающих эти отношения.

 
В данной связи можно предположить, что, например, доминирующее стремление Грузии, Молдавии и Украины в ЕС, возможно, обусловлено интеграционным вакуумом, возникшим после распада СССР и вызванным сильным отставанием России и бывших союзных республик в области высоких инфокоммуникационных технологий, что не позволило в течение последних 15 лет сформировать эффективную общую инфокоммуникационную инфраструктуру, общее информационное и когнитивное пространство и, самое главное, совместную, современную сетевую экономику, обеспечивающую создание конкурентного промышленного производства и конкурентной высокотехнологичной продукции. Еще в конце XX века крупнейший специалист по теории информационного общества, Мануэль Кастельс, возглавлявший одну из международных комиссий по изучению состояния экономики России, сделал категоричный вывод: «Демонтаж коммунистического государства и, более того, распад Советского Союза не были исторической необходимостью» [4, с. 485], они были обусловлены неспособностью советской государственной бюрократии и партийной номенклатуры организовать переход страны от старых индустриальных технологий к новым информационным в условиях охватившей другие развитые страны всемирной информационно-технологической революции [см.: 4, с. 438].

 
Важно подчеркнуть, что в течение последних 10 – 15 лет интенсивно развивается новый, широкий класс индустриальных сетей, который радикально изменил технологии, повысил эффективность промышленного производства и качество производимых товаров и услуг.

 
С точки зрения инфоэволюции можно с достаточно высокой степенью достоверности утверждать, что последующий этап развития инфокоммуникационных технологий будет связан не только и не столько с повышением пропускной способности, достоверности, мобильности, сколько с повышением степени интеллектуальности сетей и предоставляемых ими услуг. Причем это относится как к традиционным, так и к промышленным сетевым инфраструктурам.

 
В философском аспекте можно утверждать, что развитие инфокоммуникационных процессов на своих наиболее поздних (из уже пройденных и известных нам) этапах приводит к формированию особого типа материальных явлений – таких, как виртуальная реальность, компьютерные программы, информация, записанная с помощью этих программ на электронных носителях. С одной стороны, это чисто материальные объекты и процессы, так как никаких духовных, психических явлений на носителях информации и в компьютерах не наблюдается. С другой стороны, давно признано, что контрольно-управляющие устройства, взаимодействующие, в том числе, и со средствами связи, способны частично заменять в современных производственных, технологических процессах человеческий интеллект, выполняя некоторые его функции даже лучше, чем может сделать сам естественный интеллект. Инфокоммуникационные процессы, компьютерные программы становятся особой формой объективной реальности, которая теснее всех других ее форм взаимодействует с человеческим сознанием, выполняет некоторые его функции в производстве. Оставаясь материальной реальностью, эти процессы строятся как бы на матрице сознания (духовной, субъективной реальности) и приобретают особое сходство с субъективной реальностью, моделируют некоторые ее внешние черты. Это запись и анализ информации о любых явлениях внешнего мира, скрытость от внешнего наблюдателя и т. п. [подробнее см., например: 6; 7].

 
Можно сделать предположение: если тенденция сближения материальной и духовной реальности, создания все более тонких переходов между ними сохранится и в будущем, это найдет выражение в особом тренде развития средств связи. В обозримом будущем сохранится потребность формирования все более тонкого и близкого взаимодействия электронных средств с человеческим сознанием. Сейчас это проявляется в создании более удобных и эффективных интерфейсов между человеческим мозгом и информацией, поступающей из внешнего мира через органы чувств. На следующем этапе представляется правдоподобной попытка разработки технологий прямого взаимодействия электронных устройств с нервной системой и сознанием человека без посредства естественных органов чувств или с новыми методами использования их возможностей. Освоение этого типа инфокоммуникационных технологий, скорее всего, предоставит их создателям и пользователям важные преимущества, в том числе и имеющие стратегическое значение для безопасности государств.

 

Список литературы.

1. Воронцов Н. Н. Синтетическая теория эволюции: ее источники, основные постулаты и нерешенные проблемы // Журнал Всесоюзного химического общества им. Д. И. Менделеева. – 1980. – Т. 25. – № 3. – С. 293 – 312.

2. Грант В. Эволюционный процесс: Критический обзор эволюционной теории. – М.: Мир, 1991. – 488 с.

3. История теоретической социологии в 4-х томах. Т 1. Социальный дарвинизм / Отв. ред. и составитель Давыдов Ю. Н. – М.: Канон, 1997. – С. 291 – 301.

4. Кастельс М. Информационная эпоха: экономика, общество и культура // Под науч. ред. О. И. Шкаратана. – М.: ГУ ВШЭ, 2000. – 608 с.

5. Комашинский В. И. Краткие тезисы к теории инфоэволюции // Международная конференция «Региональная информатика – 2008 («РИ-2008»). – СПб.: СПОИСУ. – 2008. – С. 64 – 68.

6. Орлов С. В. Философский материализм в эпоху информационного общества (концепция материи и виртуальная реальность) // Философия и общество. – 2012. – № 1. – С. 42 – 54.

7. Орлов С. В. Философия информационного общества: новые идеи и проблемы // Философия и гуманитарные науки в информационном обществе. – 2013. – № 1. – С. 11 – 25. [Электронный ресурс]. – Режим доступа: http://fikio.ru/?p=159 (дата обращения 30.06.2014).

8. Рубин А. Б. Термодинамика биологических процессов. – М.: Изд-во МГУ, 1964.

9. Хазен А. М. Принцип максимума производства энтропии и движущая сила прогрессивной эволюции жизни и разума. – М.: Русина, 1993. – 20 с.

10. Четвериков С. С. О некоторых моментах эволюционного процесса с точки зрения современной генетики // Классики современной генетики. М., Л.: 1968. – С. 133 – 170.

 

References

1. Vorontsov N. N. Synthetic Theory of Evolution: Its Sources, Basic Postulates and Unsolved Problems [Sinteticheskaya teoriya evolyutsii: ee istochniki, osnovnye postulaty i nereshennye problemy] Zhurnal Vsesoyuznogo khimicheskogo obschestva imeni D. I. Mendeleeva (Journal of the D. I. Mendeleev All-Union Chemical Society), 1980, Vol. 25, № 3, pp. 293 – 312.

2. Grant V. The Evolutionary Process: A Critical Review of Evolutionary Theory [Evolyutsionnyy protsess: Kriticheskiy obzor evolyutsionnoy teorii]. Moscow, Mir, 1991, 488 p.

3. Davydov Y. N. Social Darwinism [Sotsialnyy darvinizm]. Istoriya teoreticheskoy sotsiologii, Tom 1 (History of Theoretical Sociology, Vol. 1). Moscow, Kanon, 1997, pp. 291 – 301.

4. Castells M. The Information Age: Economy, Society and Culture. Moscow, GU VShE, 2000, 608 p.

5. Komashinskiy V. I. Short Theses to the Theory of Infoevolution [Kratkie tezisy k teorii infoevolyutsii]. Mezhdunarodnaya konferentsiya «Regionalnaya informatika – 2008 (International Conference “Regional Informatics – 2008”). Saint Petersburg, SPOISU, 2008, pp. 64 – 68.

6. Orlov S. V. Philosophical Materialism at the Epoch of Information Society (Conception of Matter and Virtual Reality) [Filosofskiy materializm v epokhu informatsionnogo obschestva (kontseptsiya materii i virtualnaya realnost)]. Filosofiya i obschestvo (Philosophy and Society), 2012, № 1, pp. 42 – 54.

7. Orlov S. V. The Philosophy of Information Society: New Ideas and Problems [Filosofiya informatsionnogo obschestva: novye idei i problemy]. Filosofiya i gumanitarnye nauki v informatsionnom obschestve (Philosophy and Humanities in Information Society), 2013, №1, pp. 11 – 25. Available at: http://fikio.ru/?p=159 (accessed 30 June 2014).

8. Rubin A. B. Thermodynamics of Biological Processes [Termodinamika biologicheskikh protsessov]. Moscow, MGU, 1964.

9. Khazen A. M. Maximum Entropy Production Principle as a Motive Force of Progressive Biological Evolution of Life and Reason [Printsip maksimuma proizvodstva entropii i dvizhuschaya sila progressivnoy evolyutsii zhizni i razuma]. Moscow, Rusina, 1993, 20 p.

10. Chetverikov S. S. On Certain Aspects of the Evolutionary Process from the Standpoint of Modern Genetics [O nekotorykh momentakh evolyutsionnogo protsessa s tochki zreniya sovremennoy genetiki] Klassiki sovremennoy genetiki (Classics of Modern Genetics). Moscow – Leningrad, 1968, pp. 133 – 170.

 
Ссылка на статью:
Комашинский В. И., Орлов С. В. Философия инфоэволюционного подхода к стратегиям дальнейшего развития технологий пост-NGN // Философия и гуманитарные науки в информационном обществе. – 2014. – № 2. – С. 11–20. URL: http://fikio.ru/?p=1104.

 
© В. И. Комашинский, С. В. Орлов, 2014

УДК 008.2; 502.316

 

Малкин Иосиф Гиллевич — Москва, эксперт Московского Экономического форума (МЭФ), Россия.

E-mail: brilliant_99@mail.ru

129347, Россия, Москва, до востребования.

тел.: 8-495-781-37-15.

Авторское резюме

Состояние вопроса: В статье анализируются выступления и заявления руководителей научного интернационально коллектива известных учёных во время презентации 23 – 26 сентября 2013 года в Стокгольме Межправительственной группы экспертов по изменению климата (МГЭИК) ООН (IPCC), рабочей Группы I (WG I) – физические основы изменения климата. В проведённом исследовании уделено особое внимание краткому обзору важнейших конференций, посвящённых устойчивому развитию, охране окружающей среды и ряда докладов Римскому клубу. Анализ основных тезисов презентации 5-го доклада МГЭИК сквозь призму истории вопроса изменения климата и нереализованных упущенных за прошедшие десятилетия возможностей по кардинальному решению задач охраны окружающей среды неизбежно выдвигает перед учёными задачи проведения дальнейших масштабных междисциплинарных системных исследований и разработки всеобъемлющей философской теории устойчивого развития и коэволюции человечества. В этом контексте выглядят наиболее актуальными и убедительными призывы учёных и представителей ООН, прозвучавшие на презентации 5-го доклада МГЭИК по защите окружающей среды.

Результаты: Сопоставление заявлений крупных учёных и некоторых прогрессивных политических лидеров на конференциях ООН, посвящённых устойчивому развитию и охране окружающей среды, докладов Римскому клубу с мнением ведущих учёных, выраженных во время презентации 5-го доклада (WG I) (IPCC), неопровержимо доказывает, что к выводам учёных необходимо отнестись со всей серьёзностью и уважением.

Область применения результатов: Широкий взгляд на проблему изменения климата в рамках презентации 5-го доклада МГЭИК в её ретроспективном видении будет способствовать лучшему пониманию широким кругом ученых и инженеров проблем изменения климата, поможет занять более активную позицию в вопросах защиты окружающей среды.

Выводы: Презентация 5-го доклада МГЭИК (IPCC) рабочей Группы I (WG I) убедительно свидетельствует о необходимости решительных действий по предотвращению глобальной катастрофы.

 

Ключевые слова: изменение климата; коэволюция; информационное общество; устойчивое развитие; актуальная философия; окружающая среда; деградация экосистемы.

 

Climate Change Is a Great Challenge of Our Time

 

Iosif Gillevich Malkin — Moscow, expert of the Moscow Economic Forum (MEF), Russia.

E-mail: brilliant_99@mail.ru .

Mr. I. G. Malkin, Poste Restante, 129347, Russia, Moscow.

tel: +7-495-781-37-15.

Abstract

Background: This article reviews and considers reports and statements of well-known scientists – heads of international scientific community during the presentation of the Intergovernmental group of UN experts on climate change (IPCC), working Group I (WG I) on physical bases of climate change in Stockholm, on September 23 – 26, 2013. In the undertaken research special attention is paid to brief observation of the major conferences devoted to sustainable development, environmental protection and some reports to the Roman club. The analysis of the main points of the 5th report IPCC (WG I) presentation taking into consideration climate change background has shown unrealized and missed opportunities to solve cardinally some problems of environmental protection during the last few decades. This inevitably put forward new tasks for further large-scale interdisciplinary systematic research and development of a comprehensive philosophical theory of sustainable development and co-evolution of mankind.

In this context the appeals of scientists and UN representatives launched at the presentation of the 5th report (AR5) (WG I) of IPCC on environment protection seem to be the most urgent and persuasive.

Results: The comparison of statements of outstanding scientists and some progressive political leaders at UN conferences devoted to sustainable development and environmental protection as well as reports to the Roman club with the opinion of leading scientists expressed during the presentation of the 5th report (WG I) (IPCC) incontestably proves that it is necessary to treat conclusions of scientists with seriousness and respect.

Research implications: The broad view on climate change problems within the framework of the presentation of the 5th report IPCC (WG I) in its retrospective vision will promote a better understanding of these problems by scientists and engineers. It will help to hold more proactive position in environment protection issue.

Conclusion: The presentation of the 5th report of the IPCC (IPCC), working Group I (WG I) clearly indicates the need for decisive actions to prevent a global catastrophe.

 

Keywords: climate changes; co-evolution; information society; sustainable development; actual philosophy; environment; ecosystem degradation.

 

Введение

«Нет иного пути, кроме как научиться поддерживать в гармонии и равновесии все дела человеческие» – Аурелио Печчеи (1908—1984) — итальянский ученый, менеджер и общественный деятель, основатель и президент Римского клуба, исследовавшего глобальные модели развития человечества.

 

Одна из главных перманентных угроз, стоящих перед человечеством –изменение климата и деградация экосистемы планеты [см. также: 2; 3].

 

В 60-х и 70-х годах прошлого столетия всё явственнее начинало ощущаться, что климат Земли претерпевает изменения. Одновременно с этим наблюдался значительный рост концентрации в атмосфере парниковых газов, обусловленный, по мнению многих учёных, антропогенным воздействием на климат. В связи с этим проблема изменения климата стала привлекать к себе всё большее внимание. В 1988 году была создана Межправительственная группа экспертов по изменению климата (МГЭИК) ООН (IPCC). Основная задача, стоящая перед МГЭИК, заключается в том, чтобы «оценить на основе полученной всеобъемлющей, всесторонней, объективной, открытой и прозрачной информации научно обоснованный риск, связанный с изменением климата, обусловленным человеческой деятельностью. МГЭИК надлежит также выявить всесторонние факторы потенциального влияния климатических изменений, и дать предложения по выбору путей адаптации к климатическим изменениям и смягчающих мер» [12]. Работа МГЭИК – результат плодотворной деятельности сотен и тысяч учёных всего мира, направленной на решение проблемы изменения климата.

 

Представленный 23 – 26 сентября 2013 года в Стокгольме 5-ый доклад МГЭИК (IPCC) рабочей группы I (WG I) «Физические основы изменения климата» должен с наибольшей и исчерпывающей полнотой раскрыть основные факторы и причины изменения климата и дать достоверные прогнозы этих изменений в будущем. Сама презентация доклада была отмечена содержательными, убедительными выступлениями крупных авторитетных научных экспертов в области климатологии – руководителей многонационального коллектива учёных, принимавших участие в работе над 5-ым докладом рабочей группы 1 (WG I).

 

Цель данной статьи:

• дать краткий анализ презентации 5-го доклада МГЭИК (IPCC) (WG I) рабочей группы 1 в обобщённом контексте приведённого ретроспективного краткого обзора прошедших международных конференций в рамках ООН по устойчивому развитию и охране окружающей среды, докладов Римскому клубу;
• представить на основе анализа презентации 5-го доклада МГЭИК (IPCC) сложность и характер огромной работы, проделанной учёными по подготовке доклада, и побудить широкий круг учёных и инженеров активно включиться в работу по решению актуальных задач, связанных с изменением климата.

 

Новизна работы заключается в широком взгляде на работу МГЭИК в историческом и философском аспекте. Это даст возможность расширить кругозор специалистов и будет способствовать дальнейшим исследованиям в поисках ответов на главные проблемы современности.

 

1. Конференция в Стокгольме в 1972 году

«Земля обеспечивает достаточно нужды каждого, но не жадность каждого». – Махатма Ганди (1869 – 1948) – выдающийся лидер национально-освободительного движения за независимость Индии от Британии.

 

В 1960-ые годы стало всё более очевидным глобальное ухудшающееся состояние экосистемы, обусловленное загрязнением окружающей среды, сокращением поверхности лесов, истощением рыбных запасов и т. д. Осознание мировым сообществом реальности растущих угроз привело к тому, что в мире стало шириться движение по охране окружающей среды. В 1961 году был создан Всемирный Фонд Дикой Природы (WWF). Растущая озабоченность мирового сообщества нарастающими проблемами воздействия людей на природу требовала скоординированных на системной основе международных усилий по их решению.

 

5– 16 июня 1972 года в Стокгольме состоялась первая в истории международная Конференция ООН по охране окружающей среды. Она послужила началом становления глобальной международной системы охраны окружающей среды. Большое влияние на формирование общественного мнения участников форума и повестку дня конференции оказал опубликованный в том же году первый доклад учёных Римскому клубу «Пределы роста». Этот доклад показывал и строго научно аргументировал необходимость понимания того, что природные ресурсы и возможности экосистемы, противостоящие разрушительному воздействию человеческой деятельности, далеко не бесконечны.

 

Главным документом, принятым на конференции представителями правительств 114 стран, была «Декларация об окружающей человека среде». Конференция поставила во главу угла поддержку широких глобальных целей сохранения природы, способствовала началу работы по созданию системы международных правовых норм в области природопользования и помогла заложить в основу международного сотрудничества общие принципы и подходы к проблемам охраны окружающей среды.

 

«Это была первая конференция ООН по проблемам окружающей среды, также как первый международный форум, сфокусированный на деятельности людей в отношении окружающей среды, который заложил фундамент для действий по её защите на международном уровне» [13]. В принятой на конференции декларации торжественно провозглашалось: «Защита и улучшение человеческой среды обитания – главный вопрос, который влияет на благосостояние народов и экономическое развитие во всем мире; это настойчивое стремление народов всего мира и обязанность всех правительств» [14]. Этот тезис в свете продолжающейся деградации экосистемы и изменения климата следует неустанно напоминать всем без исключения политикам.

 

Конференция в значительной степени содействовала становлению различных правительственных и неправительственных организаций, деятельность которых направлена на охрану природы. Надо отдать должное шведскому правительству – организатору этой конференции. Оно не пыталось ослабить остроту дискуссий и сгладить значительные противоречия и растущее напряжение между развивающимися и индустриально развитыми странами. Премьер-министр Швеции Улоф Пальме подверг открытой критике индустриально развитые страны за их экономическую политику, в основе которой была беспощадная эксплуатация природных ресурсов за счёт развивающихся стран. Об этом также горячо говорила премьер министр Индии Индира Ганди. В своей речи на пленарном заседании конференции она указала на огромный дисбаланс, существующий между развивающимися и индустриально развитыми странами, возникший по вине последних: «Они получили преимущество через явную жестокость, не потревоженную чувствами сострадания или абстрактными теориями свободы, равенства или справедливости. Богатство и труд колонизированных стран сыграли немалую роль в индустриализации и процветании Запада, – И. Ганди высказала необходимость коренного пересмотра политики развивающихся стран. – Теперь, когда мы боремся, чтобы создать лучшую жизнь для наших людей, это приводит к совершенно разным обстоятельствам. Очевидно, мы должны проявить исключительную бдительность и осторожность, так как мы не можем позволить себе такую практику даже для достижения стоящих перед нами целей. Мы связаны нашими собственными идеалами. Мы обязаны соблюдать верность принципам прав работников и норм, закрепленных в уставах международных организаций. Прежде всего, мы ответственны перед миллионами политически проснувшиеся граждан наших стран. Все это делает прогресс дороже и сложнее» (выделено мною.– И. М.) [15]. Укоренившееся за годы колониального правления бедственное положение простых людей в развивающихся странах в результате хищнической колониальной политики стран запада поставило перед лидерами развивающихся стран сложные вопросы преодоления крайней нищеты населения с одновременной охраной окружающей среды. И в этом смысле И. Ганди в своей речи декларировала, как и подобает настоящему политическому лидеру, неприемлемость старых колониальных методов управления экономики: «С одной стороны, богатые смотрят косо на нашу продолжающуюся бедность, с другой стороны, они предупреждают нас против использования их собственных методов. Мы не хотим доводить до обнищания, – сформулировала И. Ганди главный, актуальный и в наши дни принцип развития экономики развивающихся стран,– окружающую природную среду, и всё же мы ни на минуту не должны забывать мрачную нищету большого количества людей» (выделено мною.– И. М.) [15].

 

В этой яркой, живой и образной речи И. Ганди – выдающегося политического деятеля содержатся очень важные проблемные вопросы, на которые философам следует обратить пристальное внимание в поисках глубинных причин экологического кризиса и общего современного кризиса цивилизации. Рамки статьи не позволяют провести более обстоятельный её анализ. Новый обновлённый мир развивающихся стран ищет выход из глубокого кризиса, пытаясь добиться равновесия между необходимостью роста благосостояния подавляющего большинства людей и защитой окружающей среды. Но запад по большей части продолжал и продолжает эгоистично и равнодушно относится к этим порождённым им самим проблемам и тем самым усугубляет глобальный кризис цивилизации.

 

Одним из главных достижений конференции было создание ЮНЕП – Программы ООН по окружающей среде –(UNEP, United Nations Environment Programme).

 

2. Доклады Римскому клубу – предупреждение о глобальной катастрофе

«Предупреждён – значит вооружён» – английская пословица.

 

2.1. Первый доклад Римскому клубу

Ещё задолго до выпуска первого доклад МГЭИК (IPCC, 1990) в 1972 году был опубликован первый доклад Римскому клубу — «Пределы роста» Донеллы и Денниса Медоузов, Йоргена Рандерса и В. В. Беренса III. В докладе на основе системного подхода с использованием компьютерных моделей были даны прямые и недвусмысленные оценки угрожающих человечеству вызовов глобального характера, к которым относятся: неконтролируемый рост населения, истощение природных ресурсов, загрязнение окружающей среды, дефицит продовольствия и т. д.

 

В 70-х годах прошлого, XX века в предисловии к своей книге «Человеческие качества» основатель Римского клубы А. Печчеи с удивительной прозорливостью перечислил главные проблемы, стоящие перед человечеством и предупреждал о грозной опасности, нависшей над планетой:

 

«Проблемы демографии, безработица, неполное использование социальных и экономических возможностей общества, дефицит и нерациональное управление ресурсами, неэффективность принимаемых мер, инфляция, отсутствие безопасности и гонка вооружений, загрязнение среды и разрушение биосферы, заметное уже сегодня воздействие человека на климат и многие-многие другие проблемы, сцепившись друг с другом, подобно щупальцам гигантского спрута, опутали всю планету. Опасность столь велика и реальна, что отвести ее и как-то выправить сложившееся положение можно только за счет совместных, координированных усилий всех стран и народов» [7].

 

Но все усилия Римского клуба привлечь внимания мирового сообщества к вопросам, касающимся судеб человечества, не возымели должного действия. Советский академик Д. Гвишиани, один из учредителей Римского клуба, раскрыл с великим сожалением то, с какими огромными трудностями встретились учёные в тщетных попытках донести свои идеи до общества: «В 1969 году Печчеи выпустил в свет книгу-предупреждение “Перед бездной”, вместе с единомышленниками выступал с лекциями в разных странах мира, но позже признавался: “… наши упорные скитания по свету не привели, по сути дела, ни к каким ощутимым результатам – как будто бы глобальные проблемы, к которым мы стремились привлечь всеобщее внимание, касались вовсе не нашей, а какой-то иной, далекой планеты» (выделено мною – И. М.) [8].

 

Учёные, как отметил в своём докладе «За пределами роста» в 1987 г. в Ганновере один из учредителей Римского клуба Эдуард Пестель, сформулировали с большой ясностью цели своей очень сложной работы:

 

«Мы уверены, что необходимой здесь суммы знаний получить нельзя, если сконцентрировать исследования, как это часто делается, на национальных системах и краткосрочном анализе,– замечательное высказывание и правильный руководящий принцип работы для философов. – Мы не собирались создавать футурологический проект. Он должен был стать и стал анализом существующих тенденций, их влияния друг на друга, их возможных результатов. Наша цель – предупредить о мировом кризисе, который может возникнуть, если позволить этим тенденциям развиваться в том же направлении, и тем самым предложить внести изменения в политические, экономические, социальные системы, чтобы исключить возможность подобных кризисов [9].

 

К этому предупреждению лидеры государств не прислушались в должной мере и тем самым позволили развиваться мировому кризису.

 

2.2. Число нерешённых проблем неумолимо растёт

Требуемые временем глубокие изменения и перемены в политических, экономических, социальных системах с целью исключить возможность возникновения кризисов так и не были осуществлены мировым сообществом.

 

Упрёк в абсолютном бездействий мирового сообщества, выраженный А. Печчеи в предисловии к своей книге «Человеческие качества», можно в письменном виде приложить, без сомнения, к любому докладу ООН, в том числе и к докладам МГЭИК. Актуальность этих слов с каждым днём только возрастает:

 

«Но до сих пор, несмотря ни на какие предостережения, не предпринято никаких эффективных мер для решения хотя бы одной из этих проблем. А тем временем число нерешенных проблем растет, они становятся все сложнее, сплетение их все запутаннее, и их “щупальца” с возрастающей силой сжимают в своих тисках планету» [7].

 

2.3. Глобальная катастрофа или устойчивое развитие?

Спустя 30 лет после опубликования первого доклада Римскому клубу его авторы опубликовали новый доклад: «За пределами роста: глобальная катастрофа или устойчивое будущее?» [6]. Речь в этой работе шла, в основном, о необходимости сохранения природных ресурсов и эффективности их использования с целью избежать глобальной экологической катастрофы и добиться устойчивого роста. При этом констатировалось, что за тридцать прошедших лет после опубликования первого доклада фактически не было принято реальных мер, которые свидетельствовали бы, что мировое сообщество решительно изменило вектор развития цивилизации.

 

К чему может привести и к чему привело отрицание очевидных фактов мировым сообществом – выражено Д. Медоузом предельно ясно:

 

«В 1972 году мы отводили на смену курса 50 лет, но теперь время сжалось, а политики все еще пытаются идти проторенной дорогой. Глобальные проблемы изменения климата, истощение ресурсов нефти, деградация сельскохозяйственных земель, дефицит пресной воды и их последствия уже проявились или проявятся в течение нескольких ближайших десятилетий. Еще не поздно перейти на путь устойчивого развития. Однако многие важные возможности были утрачены из-за 35-летнего отрицания очевидных фактов» [6, с.13].

 

2.4. Тернист путь к здравому мышлению человечества

«Здравый смысл – не такой здравый». – Вольтер (1694 – 1778).

 

Авторы доклада надеялись на здравый смысл человечества: «… Создавая книгу “Пределы роста”, мы очень надеялись, что здравое размышление (выделено мною – И. М.) позволит обществу сделать верные шаги и снизить вероятность глобальной катастрофы. Упадок экономики и резкое уменьшение численности населения до уровней, которые способна выдержать окружающая среда, обязательно будут сопровождаться ухудшением здоровья людей, конфликтами и столкновениями, разрушением экосистем и вопиющим социальным неравенством» (выделено мною – И. М.) [6, с. 13].

 

Учёные, как правило, полагаются и надеются на здравый смысл общества, в котором они живут. Но здравый смысл человечества в глобальном мире, как показывает вся история цивилизации, мягко говоря, весьма проблематичная, сомнительная и эфемерная «субстанция». В своих представлениях об эволюции человечества учёные подходили и подходят нередко исходя из своего воображаемого, несколько романтического представления о здравом смысле и разумности человечества, что противоречит в огромном большинстве случаев истории. И, как следствие, в виду своей абсолютной научной недоказанности и непредсказуемости, здравый смысл общества как единого организма приходит в противоречие с реальной картиной происходящего, повергая учёных, безоглядно верящих в него, в состояние некоторой растерянности и обиды от неоправдавшихся надежд на здравое мышление. Но объективные процессы эволюции человечества намного сложнее их одностороннего формального изучения и прагматических взглядов. Это отнюдь не значит, что надо впадать в неизбежный пессимизм, а необходимо реально и взвешенно подходить к пониманию того, что человечество во всей целостности этого весьма расплывчатого понятия – «человечество» – плохо изучено с научной точки зрения, не подчиняется с завидным постоянством здравому смыслу и представлениям учёных о разумности рода людского. Поэтому надо исследовать непостижимую природу человечества и находить новые неизведанные пути понимания его сложной эволюции. И таким образом продолжать бороться и открывать дорогу к здравому мышлению, которая проходит через тернии обретения новых знаний.

 

2.5. Необходим сложный научный инструментарий в исследовании

В лице человечества, в его взаимодействии с окружающей средой, в соответствии с теоретическими положениями системного анализа, мы имеем дело с ультрасложной динамической системой. Все компоненты этой системы функционально тесным образом взаимосвязаны и, естественно, в полном соответствии с учением В. И. Вернадского не могут рассматриваться в отрыве от биосферы. И при исследовании этой единой системы требуется очень сложный инструментарий. На это обстоятельство научно обоснованно и хорошо аргументированно указал Д. Гвишиани:

 

«Но сложные системы не сводятся к простой сумме их составляющих. Чтобы понять целостность, её анализ непременно должен быть дополнен глубоким системным синтезом. Здесь нужен междисциплинарный подход и междисциплинарные исследования, необходим совершенно новый научный инструментарий» [8].

 

Приходится с сожалением признать, что за сорок лет, прошедших после опубликования первого доклада Римскому клубу, учёными не был создан такой совершенно новый научный инструментарий, дополненный глубоким системным синтезом, который позволил бы эффективно исследовать поведение человечества в его взаимодействии с биосферой и экосистемой планеты. Тем не менее, следует отметить, что серьёзная исследовательская работа в этом направлении в мире интенсивно ведётся, и наглядное тому подтверждение – деятельность МГЭИК.

 

И в этом плане учёным, и, прежде всего, философам предстоит проделать в будущем огромную работу.

 

2.6. Основные выводы из работы Римского клуба

Рамки статьи не позволяют более широко и всесторонне рассмотреть деятельность Римского клуба. Но, прежде всего, следует выделить самое главное в том, что составляет особую ценность этих работ:

• учёные – авторы докладов Римскому клубу были одними из пионеров в истории науки, блестящими новаторами, исследователями, которые рассматривали глобальные проблемы, стоящие перед человечеством в целом, с необыкновенной широтой взглядов на основе разработанного ими нового интегрального научного метода системного анализа с использованием компьютерного моделирования, названного ими «системная динамика». Эти проблемы изучались в их функциональном единстве, взаимодействии и динамическом развитии;
• применяемый группой учёных-авторов доклада Римскому клубу междисциплинарный системный подход с использованием компьютерного моделирования продолжает успешно развиваться, в том числе исследователями, изучающими проблему изменения климата;
• прогнозы учёных в целом подтвердились. Их работа внесла большой вклад в науку. Выводы докладов укрепляют доверие к результатам работы МГЭИК, делают более вескими доводы участников конференций по устойчивому развитию, проблемам окружающей среды и служат косвенным, проверенным историей доказательством правильности выводов МГЭИК.

 

3. Устойчивое развитие – ответственность перед будущими поколениями

«Западная цивилизация – заряженное ружьё, приставленное к голове планеты». – Теренс Мкена (1946 – 2000) – американский писатель, философ и этноботаник.

 

3.1 Конференция в Рио-де-Жанейро в 1992 году – упущенный шанс спасти планету

В 1992 году в Рио-де-Жанейро состоялась масштабная конференция, посвящённая устойчивому развитию. В ней приняли участие 8 тысяч делегатов – представители более 170 стран мира, а также около 3 тысяч представителей неправительственных международных организаций.

 

Девиз конференции – «Наш последний шанс спасти планету» – отражал реальное понимание мировым сообществом необходимости консолидированно противостоять глобальным вызовам, и, прежде всего, связанным с деградацией окружающей среды и изменением климата.

 

На этом всемирном саммите был впервые введён в международную практику термин «устойчивое развитие» («sustainable development»).

 

Работа форума в Рио-де-Жанейро была ознаменована принятием декларации, содержащей главные условия устойчивого развития.

 

Происхождение термина «устойчивое развитие» поясняет академик Н. Моисеев: «Из биологии (точнее из “биологической экологии” и популяционной динамики), где более 30 лет тому назад появился термин sustainability, имевший смысл “допустимость” или “самоподдерживаемость” <…>Т. е. такое развитие, которое не только не нарушает целостности биоценоза, – имеется в виду экосистемы и биосферы планеты, – но и не ведёт к его деградации» [1].

 

В целом, при всей неоднозначности трактовки этого термина в современном мире, устойчивое развитие следует трактовать, на мой взгляд, как коэволюционное развитие человечества в условиях адаптации цивилизации к новым вызовам глобального характера, и, прежде всего, изменения климата в гармонии с природой.

 

В 1990 году был выпущен первый доклад МГЭИК, который лёг в основу решений, принятых на конференции в Рио-де-Жанейро. Он сыграл решающую роль в создании Основной Конвенции по Изменению Климата ООН (UNFCCC).

 

На основании провёдённых масштабных исследований, спутниковых наблюдений, компьютерного моделирования и самоотверженной работы огромного количества учёных всего мира учёные вполне определённо высказались за концепцию антропогенной природы изменения климата. Они уже тогда настойчиво призывали значительно ограничить эмиссию парниковых газов. К тому же участникам конференции были хорошо известны предупреждения учёных Римского клуба. От мировых лидеров требовалось проявить решительность и волю в достижении целей по охране окружающей среды. В результате работы МГЭИК в Рамочной конвенции ООН по проблеме изменения климата (РКИК) на конференции была поставлена задача достижения «стабильного содержания в атмосфере газов, вызывающих парниковый эффект, на том уровне, при котором исчезает опасность антропогенного вмешательства в баланс климатической системы Земли» [10]. Эту конвенцию подписали 186 стран, она начала действовать с 1994. И это одно из главных достижений конференции в Рио-де-Жанейро.

 

На конференции было коллективно заявлено: «Мы не унаследовали землю от наших отцов, мы взяли её в долг у наших детей» [16]. Это крылатая фраза принадлежит американскому активному поборнику движения в защиту окружающей среды, основателю организации «Друзья Земли» Дэвиду Брауэру (1912 – 2000).

 

Приведём некоторые из прозвучавших тогда на конференции важных заявлений, характеризующих крайнюю степень озабоченности учёных и прогрессивных политических деятелей того времени состоянием окружающей среды и будущим человечества:

 

Гру Нарлем Брундланд – премьер-министр Норвегии: «Мы не можем предать будущие поколения. Они будут нас сурово осуждать, если мы потерпим неудачу в этот критический момент» [16].

 

Генеральный Секретарь ООН Бутрос Бутрос Гали: «…мы не можем уже в течение ближайших нескольких десятилетий растрачивать ресурсы планеты… мы должны осознать, что когда-нибудь наступит день, когда буря разразится над головами будущих поколений. Для них это будет слишком поздно» [16].

 

Генеральный секретарь Конференции Организации Объёдинённых Наций по Окружающей среде и Развитию Мариус Ф. Стронг (UNCED, 1992) – один из учредителей Римского клуба: «Каждая крупица виденных мною данных убеждает меня в том, что мы движемся по пути к трагедии. Я не согласен с теми, кто говорит, что ответ на это – Статус Кво» [16].

 

3.2. Конференция в Рио-де-Жанейро в 1992 году «не набрала проходной бал» в будущее

Отдавая должное учёным и прогрессивным политикам, можно только восхищаться их дальнозоркости и прозорливости в видении будущего и при этом осознавать, как современны и актуальны эти высказывания кажутся в настоящее время, когда мир сталкивается повсеместно с грозными явлениями природных катаклизмов и в свете выводов последних докладов МГЭИК. Но практические результаты конференции при всей её несомненной научной и общественной значимости не были особенно впечатляющими.

 

В этом смысле характерно суждение, высказанное об итогах конференции в Рио-де-Жанейро одним из её участников, бывшим премьер-министром и министром окружающей среды Новой Зеландии Д. Палмером. В своей лекции, прочитанной в одном из университетов Вашингтона 14 сентября 1992г., Д. Палмер, отметив определённые успехи, достигнутые на конференции в привлечении внимания мира к проблеме окружающей среды, высказал свою точку зрения о том, что было, по его мнению, негативным аспектом этого форума: «Большая неудача Рио – был провал политических лидеров, обязательств и видения. Многие возможности были потеряны, – пользуясь образно студенческим языком, Д. Палмер подвёл, с сожалением, весьма нерадостный итог конференции, – Рио едва ли набрал проходной бал, – но выразил надежду, что возможно придёт время, и – достижения расцветут в значимый прогресс. Как быстро это произойдёт и в каком масштабе, в настоящее время предсказать невозможно» [17]. Однако и спустя 22 года в начале XXI века достижения в Рио так и не расцвели в значимый прогресс и, к сожалению, также трудно предсказать, когда это случится в будущем. Так что время принятия решений, несмотря на призывы учёных и прогрессивных политических деятелей, непростительно упускалось.

 

4. Конференция ООН по устойчивому развитию Рио+20 не оправдала надежд

Но какого-либо значительного прогресса в формировании механизмов устойчивого развития не случилось и в последующие годы.

 

21 – 22 июня 2012 года в Рио-де-Жанейро, спустя 20 лет после первой проведённой в столице Бразилии конференции, посвящённой устойчивому развитию, по инициативе развивающихся стран состоялась Конференция ООН по устойчивому развитию Рио+20.

 

Эта была грандиозная по своим масштабам конференция. «Общее число участников — около 30 тысяч человек, 192 национальные делегации, почти половина из которых (около 90) были представлены на уровне глав государств и правительств. Российскую делегацию возглавлял Председатель Правительства Российской Федерации Д. А. Медведев.

 

Выступая на открытии Саммита, Генеральный секретарь ООН Пан Ги Мун заявил, что человечество вступает в новую эпоху, и старая модель социально-экономического развития потеряла свою эффективность. Несмотря на достигнутый с 1992 года прогресс, сегодня около миллиарда людей на планете до сих пор живет в условиях крайней нищеты, а каждый седьмой житель планеты — или 14 процентов — страдает хроническим недоеданием. Свыше 1,3 млрд. человек, или 20 процентов народонаселения мира, лишены возможности пользоваться надежными источниками электроэнергии. С учетом того, что население мира увеличится к 2040 году с 7 млрд. до 9 млрд. человек, спрос на ресурсы будет повышаться в геометрической прогрессии. К 2030 году потребность населения мира в продовольствии увеличится не менее чем на 50 процентов, в энергии — на 45 процентов, а в водных ресурсах — на 30 процентов, и все это будет происходить в тот момент, когда пороговые показатели состояния окружающей среды налагают новые ограничения на предложение. Это характерно и для изменения климата, которое сказывается на всех аспектах жизнедеятельности и природных системах» [11]. Уважаемый Генеральный секретарь ООН Пан Ги Мун не только не драматизировал ситуацию, приводя красноречивые цифры, свидетельствующие о серьёзности положения дел на нашей планете, но не стал приводить многих других доводов и цифр, которые могли бы отразить в ещё более негативном свете деятельность людей на Земле. И, таким образом, он во многом даже смягчил картину очень сложного, можно сказать, тупикового положения, в котором оказалось человечество к началу третьего тысячелетия.

 

4.1. Декларацию приняли, но не нашли прорывных решений

На конференции была принята совместная декларация, 49-ти страничный документ «Будущее, какое мы хотим». В этом документе затрагивались фундаментальные глобальные проблемы, стоящие перед человечеством: борьба с бедностью, социальным неравенством, защита окружающей среды, неконтролируемый рост населения планеты и т. д. На конференции поднимался также вопрос о необходимости спасения Арктики и т. д. Единодушно были выражены самые благие намерения. Но конкретных действенных мер по устойчивому развитию и преодолению экологического кризиса так не удалось выработать. И это несмотря на то, что задолго до начала конференции, в 2007 году, был опубликован 4-ый доклад МГЭИК (IPCC, 2007), содержащий очень тревожные оценки и прогнозы изменения климата, пагубного антропогенного влияния на климат и известные к тому времени многочисленные факты, подтверждающие прогнозы МГЭИК (IPCC).

 

Поэтому не удивительно, что многие участники конференции, и особенно представители развивающихся стран, по инициативе которых была созвана эта конференция, и которые более всего заинтересованы в устойчивом развитии, так как на протяжении уже многих лет страдают от деградации экосистемы и изменения климата, были в большинстве своём не удовлетворены итогами работы конференции. Так, индийский общественный деятель, пожизненный член Международной и Индийской экономической ассоциации Д. Бхоувик проделал весьма подробный всесторонний анализ работы конференции и пессимистически оценил её результаты в плане решения сложных взаимоувязанных проблем устойчивого развития: «193 нации встретились и потерпели неудачу найти прорыв на конференции ООН по устойчивому развитию… Саммит Рио+20, и его 193 государств-членов в своих попытках хоть как-то достичь магического Соглашения и решить сложные экологические проблемы и проблемы развития, будут вынуждены горько разочароваться…» [18].

 

Н. Бэсси – нигерийский архитектор, писатель, поэт, активист защиты окружающей среды, председатель организации «Международные Друзья Земли» справедливо не скрывал своего негодования по поводу итогов конференции: «Политики “прядут”, – то есть манипулируют общественным мнением посредством пропаганды, – и выдают это возмутительное соглашение как победу, но фактически это – не что иное, как бедствие для планеты. Это несерьёзное соглашение и подарок корпоративным загрязнителям, которые удерживают принятие решения ООН в качестве заложника для того, чтобы защитить их экономические интересы» [18].

 

4.2. Требуются фундаментальные изменения в способах управления

На конференции звучали правильные, разумные речи. Так, М. Стронг и другие выразили очень разумную, выверенную позицию относительно выбора пути для достижения цели устойчивого развития: «…это, – имеется в виду устойчивое развитие, – потребует фундаментального изменения в способах, которыми мы управляем в ходе своей деятельности, посредством которых мы воздействуем на устойчивость экосистемы и такой степени сотрудничества, которая выходит за пределы нашего прежнего опыта в то время, когда усиливается эскалация соревнования и конфликт относительно скудных ресурсов» [18]. Несомненно, стоит обратить особое внимание на глубокий философский смысл этих слов Д. Стронга. Устойчивое развитие означает, – и в этом Д. Стронг абсолютно прав, – совершенно иное качество в управлении человеческой деятельностью. Но стоит к этому добавить, что, помимо фундаментального изменения управления человеческой деятельностью, необходимо в ближайшем будущем на основе разработки подлинно новой, во многом революционной современной актуальной философской теории устойчивого развития человечества фундаментально изменить, перенаправить и саму человеческую деятельность, придав ей новый коэволюционный вектор развития [см. также: 4; 5].

 

Эту деятельность в целях устойчивого развития цивилизации необходимо будет полностью философски, новаторски переосмыслить, переформатировать и вывести на совершенно новый, во многом трансцендентный, ещё неизведанный путь подлинной коэволюции в согласии с природой. Эта теория, несомненно, выйдет за рамки слепого следования традиции всей предыдущей истории и опыта человечества, и ей предстоит смело придать вдохновенное, подлинно дерзновенное, творческое, поистине планетарное устремление и космологическое в своём величии значение. Предстоит определить главные задачи человечества и определить его роль на Земле и во Вселенной. В этом главная задача современной актуальной философии [см.: 5]. И надо, отбросив все сомнения, решительно опираясь на все имеющиеся факты продолжающейся деградации экосистемы, выводы МГЭИК и доклады Римскому клубу и в свете других глобальных реальных угроз и вызовов, стоящих перед человечеством, честно признать, что в настоящее время не существует удовлетворительной общей теории устойчивого развития и выхода из тупика цивилизации. И это также вытекает из приведённого выше принципиального смелого высказывания заслуженного, авторитетного общественно деятеля, очень много сделавшего полезного для защиты окружающей среды – Д. Стронга: «Новая теория устойчивого коэволюционного развития человечества в согласии с природой и практическое её воплощение в жизнь в виде мега-проекта будущего человечества должны как можно скорее быть разработаны. Мега-проект будущего человечества должен быть согласован со всеми странами и осуществляться под эгидой ООН. И в этом вопросе, затрагивающем судьбу цивилизации, российские учёные, и прежде всего философы, могут и должны взять на себя инициативу» [см. также: 2; 4; 5]. В отсутствии полноценной научной теории устойчивого развития и мега-проекта будущего человечества выглядит неизбежным далеко не лучший с практической точки зрения результат работы конференции, и поэтому не удивительно, что один из главных вопросов – как достигать экономического роста и одновременно сберечь природу – так и остался без ответа.

 

О недостаточной эффективности работы конференции точно и самокритично высказался исполнительный директор базирующегося в Женеве Южного Центра и член Комитета Развития ООН Мартин Кхор: «Мы опустились настолько низко, что вновь утверждаем то, что утверждали 20 лет тому назад, и сейчас рассматриваем это как успех» [18].

 

5. За десятки прошедших лет многие возможности были утрачены

Итак, можно констатировать, что за сорок лет, прошедших лет после опубликования первого доклада Римскому клубу и первой конференции в Стокгольме, посвящённой проблемам окружающей среды, человечество не смогло разработать теорию устойчивого развития, выработать и реализовать чёткую поэтапную программу претворения её в жизнь. Цивилизация всё более увязает в глобальном системном кризисе и находится в опасном тупике своей эволюции.

 

Следует привести как свидетельство необъяснимой беспечности человечества слова автора первого доклада Римскому клубу Д. Медоуза, высказанные им в своей книге «Пределы роста. 30 лет спустя»: «В 1972 году мы отводили на смену курса 50 лет, но теперь время сжалось, а политики все еще пытаются идти проторенной дорогой. Глобальные проблемы изменения климата, истощение ресурсов нефти, деградация сельскохозяйственных земель, дефицит пресной воды и их последствия уже проявились или проявятся в течение нескольких ближайших десятилетий. Еще не поздно перейти на путь устойчивого развития. Однако многие важные возможности были утрачены из-за 35-летнего отрицания очевидных фактов» [6, с. 13].

 

6. Пятый доклад МГЭИК ООН (IPCC) рабочей группы I (WG I)

К настоящему времени за всё время своей многолетней работы МГЭИК (IPCC) выпустила уже пять объёмных докладов. И в каждом докладе (особенно в последних двух) содержатся очень тревожные прогнозы изменения климата, многие из которых, к сожалению, сбываются.

 

Ураганы, наводнения, лесные пожары, засухи и другие аномальные природные явления и катаклизмы в течение уже многих лет постоянно происходят в различных частях света, приносят огромный материальный ущерб, унося многие человеческие жизни. Особенно тревожит катастрофическое глобальное таяние ледяных покровов Арктики и Гренландии.

 

Казалось бы, человечество как минимум десятки лет тому назад было обязано обратить самое пристальное внимание на выводы первого доклада МГЭИК, на речи и призывы о необходимости принятия срочных мер по защите окружающей среды, звучащие на международных конференциях, в докладах Римскому клубу. Давно следовало незамедлительно действовать, не дожидаясь изданий новых докладов МГЭИК. Но этого не произошло. Более того, глобальная антропогенная эмиссия двуокиси углерода с каждым годом только возрастает, намного превосходя допустимый уровень эмиссии 1990 года, которая легла в основу Киотского протокола. Таким образом, глобальные экологические проблемы год от года только усугубляются.

 

В этой связи выглядит особенно важным и интересным рассмотрение состоявшейся 23 – 26 сентября 2013 года в Стокгольме презентации 5-го доклада (AR5) МГЭИК (IPCC) рабочей группы I (WG I) – физические основы изменения климата. Это, несомненно, поможет лучшему пониманию 5-го доклада (AR5) благодаря представленным комментариям и оценкам наиболее авторитетных научных экспертов – авторов доклада и руководителей рабочей группы I (WG I), а также позволит правильно оценить грандиозный масштаб и сложность проделанной учёными работы.

 

5-ый доклад (AR5) 1-ой рабочей группы WGI насчитывает более 1500 печатных страниц текста, включает 1250 рисунков и диаграмм. Над докладом (WGI) работали выбранные из большого количества претендентов в 2010 году 259 авторов и 50 редакторов обзоров, около 600 авторов внесли свой вклад в доклад. Учёные из 32 стран были привлечены для этой работы. Доклад содержит: 19 заголовков, 14 утверждённых глав и шесть приложений, включая Атлас прогнозов более 35 регионов мира, 54677 обзорных комментариев 1089 экспертов и более 1 миллиона слов. Доклад (WGI) представляет всеобъемлющую оценку физических основ изменения климата. Основанием доклада служат 9200 цитируемых научных публикаций. В сокращенном виде на основе полного доклада (WGI) 5-го доклада IPCC представлено Резюме для политиков [19].

 

6.1. Представление 1-ой рабочей группы (WGI) 5-го доклада МГЭИК 2013 в Стокгольме

«Лучший путь предсказать будущее – формировать его» – Вилли Бранд (1913 – 1992), — четвёртый федеральный канцлер ФРГ (1969 – 1974), лауреат Нобелевской премии мира (1971).

 

5-ый доклад представили в Стокгольме видные учёные, входившие в интернациональную группу исследователей.

 

С приветственной речью и комментариями к докладу к делегатам конференции (представителям правительств 110 стран, учёным, принимавшим участие в работе над докладом, экспертам и журналистам) обратились члены президиума: председатель 1-ой рабочей группы (WGI) 5-го доклада IPCC, представитель Индии доктор Раджендра Пашари, сопредседатели комиссии проф. Томас Стокер, министр по защите окружающей среды Швеции миссис Лена Эк, сопредседатель комиссии, представитель Китая проф. Кин Дайхе и другие.

 

Слева направо: миссис Лена Эк, Томас Стокер, Кин Дайхе

 

Проф. Кин Дайхе заявил: «По мере того, как океан нагревается, поверхности ледников и ледяных покровов уменьшаются, глобальный уровень мирового океана будет подниматься, но в большей мере и быстрее, чем это было за последние 40 лет» [см. 20].

 

Среди первых выступавших был известный шведский учёный, сопредседатель 1-ой рабочей группы (WGI) 5-го доклада МГЭИК, занимающийся исследованиями физических явлений климата профессор университета в Берне (Швейцария) Т. Стокер, работавший также в университетах Англии, Канады и Америки. В центре внимания исследований Т. Стокера – развитие климатических моделей. С 1998 года он непосредственно участвует в составлении докладов МГЭИК и с 2008 года он сопредседатель 1-ой рабочей группы МГЭИК. Приведу речь Т. Стокера с моими комментариями в моем переводе с английского.

 

 

6.2. Всеобъемлющая оценка информации

Обращаясь к присутствующим после приветствия, проф. Т. Стокер начал с того, что новости об изменении климата снова появились в средствах массовой информации после некоторого продолжительного перерыва: «Некоторые из этих сообщений удивили меня, потому что они составляют большой контраст с последними результатами, опубликованными в научной литературе, и с оценками, которые команда учёных 1-ой рабочей группы (WGI) МГЭИК (IPCC) представляли на протяжении 4 лет» [21]. Действительно, к огромному сожалению, в прессу проникает порой некачественная информация, ничего общего не имеющая с подлинно объективной научной информацией. Т. Стокер предпочёл, естественно, не обсуждать всего того, что пишет пресса, а представить законченное исследование 1-ой рабочей группы (WGI) IPCC, которое началось пять лет тому назад: «Этот доклад должен был оценить на всеобъемлющей, объективной и открытой основе научную, техническую, социально-экономическую информацию, относящуюся к пониманию научных основ риска вызванных человеком изменений климата» (выделено мною. – И. М.) [21].

 

Обратите внимание, речь идёт, по сути, и это особенно важно, о глубоком прогрессивном междисциплинарном научно-аналитическом системном подходе к изучению проблем изменения климата и качественном осмыслении и оценке не только технической информации, но и функционально связанной с ней информации из самых разных областей человеческой деятельности, включая социально-экономическую информацию. Это то, чего так недостаёт всем учёным и инженерам, работающим в области естествознания, гуманитарных, социальных, экономических и других наук – широкого междисциплинарного подхода в исследовании отдельных проблем.

 

Прогресс современного информационного общества, в котором мы живем, во многом обусловлен глубоким осмыслением на междисциплинарной основе анализа разнообразной информации. На основе этой аналитической многосторонней работы мысли, критического суждения вырабатываются новые знания.

Замечательно, что политики разных стран наряду с учёными приняли непосредственное участие в согласовании доклада. И это вселяет определённые надежды на будущее. Т. Стокер подчёркивает это обстоятельство и адресует свой посыл политикам: «Этот доклад передаётся вам, политикам из 110 стран. Начиная с 2010 года команда исследователей выполнила последовательно рабочие проработки с представлением соответствующих докладов, которые были тщательно просмотрены экспертами правительств. Многоступенчатые обзоры собрали ошеломляющее количество – 54 677 комментариев. Все они были рассмотрены авторским коллективом (выделено мною. – И. М.).

 

Леди и джентльмены!

Я не знаю ни одного другого документа, который бы подвергался столь тщательной проверке в отношении результатов работы и привлекал столь большое внимание критиков, которые глубоко вникали в суть вопросов и давали свои советы. Это именно то, что делает данный доклад уникальным. Он выделяется как достоверный и необходимый источник знаний о климате» [21].

 

6.3. Качество информации – редкий продукт

Далее, говоря о данных, полученных в результате проведённых исследований, Т. Стокер объяснил, каковы были масштабы выполненных учеными многочисленных измерений:

 

«Эти знания основаны на миллионах измерений, проведенных в атмосфере, океане, земле, во льдах и в космическом пространстве. Эти измерения позволяют на беспрецедентном и непредвзятом уровне взглянуть на климатическую систему. Миллионы миллиардов байтов цифровых данных формируют основу физических последовательных прогнозов будущего климата» (выделено мною. – И. М.) [21]. Грандиозная, восхитительная по своей сложности и охвату актуальных современных проблем ультрасовременная работа коллектива учёных!

 

Философской эпистемологии эпохи информационного общества следует увидеть в этих словах определённые новые принципы эволюции современных знаний. Современные научные исследования во всех областях человеческой деятельности будут постоянно усложняться, основываясь на огромном количестве информации и экспериментальных данных с целью выработки новых знаний. И в этом плане огромное значение приобретает качество получаемый информации, что особенно подчёркивает Т. Стокер:

 

«В сегодняшнем цифровом мире информацию может произвести каждый, распространить любой, любой человек во всём мире может ее прочесть. Мы немедленно испытываем и оцениваем, информацию обо всём. При такой скорости качество – редкий продукт. Становится всё очевиднее, что убеждения и сомнения могут возникать и широко распространяться ежедневно» (выделено мною. – И. М.) [21].

 

Т. Стокер выразил одну из основных философских проблем современного информационного общества – немедленное распространение некачественной информации, которая очень часто ведет к плохим последствиям. Подобно электронным вирусам, она проникает в сознание людей, дезинформируя их, лишая способности критического суждения и правильной оценки тех или иных явлений. Некачественная информация без соответствующей фильтрации может приносить и приносит огромный вред. Достойно сожаления, что ещё до выхода доклада в некоторых западных СМИ стали распространяться скороспелые, невыверенные с научной точки зрения высокомерные суждения иных научных скептиков, которые, находя, с их точки зрения, изъяны в докладе, делая упор, главным образом, на несовершенство компьютерных моделей, пытались свести на нет результаты огромной проделанной работы учёных. Они пытаются породить в людях, как правило, не искушённых в науке и никогда не читавших доклады МГЭИК, ложные сомнения в достоверности и качестве проведённых исследований. Эти скептики нередко выступают в роли этаких информационных ложных психотерапевтов, успокаивая напуганную общественность, встревоженную климатическими катаклизмами. Волей или неволей они становятся апологетами тех транснациональных компаний, которые краткосрочные цели по извлечению максимальных дивидендов за счёт нещадной эксплуатации природных ресурсов ставят выше долгосрочных задач сохранения природы. При этом сами они никаких убедительных научных доводов, объясняющих происходящие изменения климата, не выдвигают. И, видимо, Т. Стокер таким образом откровенно намекнул на неблаговидную деятельность некоторых научных скептиков.

 

Поэтому неудивительно, что Т. Стокер видит необходимость строгого научного подхода в оценке состояния климата: «Нам необходимы такие строгие и ясные оценки состояния климата, какими они представлены в докладе» [21].

 

6.4. Климатические изменения — угроза нашим главным ресурсам

«Но самое главное, – продолжает Т. Стокер, – то, что побуждает исследователей всего мира работать столь тщательно и скрупулёзно и с огромной ответственностью – драматические изменения климата. Климатические изменения – это одно из великих вызовов нашего времени, потому что изменения угрожают нашим главным ресурсам земли и воды. Короче говоря, потому, что изменения климата угрожают нашему единственному дому, мы должны смотреть в лицо этому вызову. Это требует получения лучшей информации для принятия наиболее эффективных решений (выделено мною. – И. М). Кто лучше кроме учёных может создать и обеспечить ясные знания об изменении климата, – ученых, которые сформируют основы для этих решений?» [21].

 

О глобальных вызовах, стоящих перед человечеством, и о необходимости смотреть в лицо этим вызовам последовательно говорят учёные и все прогрессивные люди. И эти слова перекликаются и полностью соответствуют высказаваемым на протяжении многих лет приведённым выше призывам учёных и прогрессивным политиков. Но к этим призывам, к сожалению, явно недостаточно внимательно прислушивается большинство современных политиков.

 

6.5. Профессиональная добросовестность – редкое сегодня явление

Т. Стокер в превосходных тонах описывает своих многочисленных коллег, проделавших огромную работу: «Участники Первой рабочей группы – авторский коллектив учёных, которые хорошо знают, как надо сотрудничать. Но они также и соперники, соперники по получению данных, хороших идей, приобщению к работе блестящих студентов» [21].

 

И то обстоятельство, что к такой работе на самых передовых рубежах современной науки привлекались блестящие студенты, должно служить, безусловно, примером для наших научных и образовательных учреждений.

 

Т. Стокер рассказал о вдохновенном, исключительно добросовестном труде руководимого им научного коллектива: «Всё же, несмотря на соревнование, каждый учёный, вовлечённый в этот доклад, был готов жертвовать своим временем и делиться своими знаниями и опытом на благо общей цели: внести свой вклад в составление полного 5-го доклада МГЭИК ООН (IPCC). Такое профессиональное великодушие и настойчивость – редкое сегодня явление, и я хочу в данном случае искренне выразить свою признательность за это» (выделено мною. – И. М.) [21].

 

Т. Стокер совершенно прав: добросовестность и ответственность стали огромным дефицитом во всём мире. И это серьёзная проблема современного информационного общества.

 

6.6. Совет Эйнштейна – главный руководящий принцип учёных и инженеров

Т. Стокер показал в своей речи, какова проделанная его группой огромная работа и как она блестяще структурирована: «Для того чтобы сделать комплексный научный материал более доступным для пользователей доклада, 14 глав с более чем 1 миллионом 140 тысячами слов и 1250 научных диаграмм были сведёны в Техническое Резюме – резюме для политиков по 80 увязанным факторам, лежащим в основе доклада. Я могу уверить Вас, что в этом процессе извлечения сущности мы следовали совету, приписываемому Альберту Эйнштейну: “Делай это просто, как только возможно, но не проще” (выделено мною. – И. М.). Это существенный компонент всех предыдущих докладов МГЭИК (IPCC), начиная с 1990 года» [21].

 

Надо сказать, что это очень ценный качественный показатель научной и инженерной работы, который можно интерпретировать следующим образом: делать просто, извлекая сущность, но при этом не упрощая сложности поставленной задачи. Этот блестяще и остроумно выраженный великим А. Эйнштейном принцип зачастую, к сожалению, не берется на вооружение многими современными инженерами. Нельзя бездумно «гонять» ЭВМ, при этом, не умея анализировать результаты расчётов, не зная и не понимая толком расчётных схем и заложенных в основу расчётов алгоритмов. Умение упрощать не упрощая – одна из главных творческих задач инженеров и учёных. И этот принцип в своей работе блестяще демонстрировали выдающиеся русские и советские учёные и инженеры.

 

6.7. Будущие прогнозы

Т. Стокер коснулся наиболее существенной части доклада и прогнозов на будущее: «Существенный компонент каждого оценочного исследования, начиная с 1990 года, – прогнозы изменения климата», – и привёл замечательное высказывание видного немецкого политика, лауреата Нобелевской премии Мира 1971 года Вили Брандта: «Лучший путь предсказать будущее – формировать его» (выделено мною. – И. М.) [21].

 

Как важно всем людям на Земле и, в первую очередь, политикам, принять к руководству этот тезис Вили Брандта и начать формировать будущее мирного, справедливого коэволюционного развития цивилизации в гармонии с природой.

 

6.8. Надо не предсказывать, а оценивать будущее

Далее Т. Стокер выражает суть и главный смысл гигантской, поистине уникальной проделанной учёными работы, позволяющие сделать прогнозы будущих изменений климата: «Последствия возможных альтернатив климатической системы Земли оценены в докладе. Наука предлагает хорошо испытанную основу: не предсказывать, но оценивать будущее» (выделено мною. – И. М.) [21].

 

Т. Стокер выразил принципиальную разницу между строгим научным подходом к прогнозированию тех или иных явлений и предсказаниями шарлатанов, которые лезут отовсюду изо всех телевизионных и газетных щелей и, комментируя изменение климата, возможные будущие катаклизмы, истошно кричат о конце света. И этих людей, исповедующих под маской науки мракобесие, которых развелось невиданное количество, к сожалению, привечают некоторые СМИ. Кроме огромного вреда эта пропаганда знахарства и мракобесия ничего другого не может принести. Неудивительно поэтому, что когда обычным людям, не искушённым в науке и представлениях о климате Земли, мы говорим о проблемах изменения климата, они тут же восклицают примерно следующее: «Не даром ведь повсюду говорят о конце света!»

 

Т. Стокер выразил очень важный принцип строгого, основанного на фактах объективного научного и инженерного системного подхода к исследованиям: не предсказывать, а оценивать будущее. И совершенно верно утверждает, на чём зиждется эта основа: «Эта основа зиждется на трёх опорах: наблюдениях, понимании системных процессов Земли и моделировании климата (выделено мною. – И. М.) [21]. «Понимание системных процессов» – одно из главных условий успешной деятельности ученых и инженеров в любых областях науки и техники.

 

Т. Стокер выделил три главных опоры научных и инженерных исследований, которые в принципе могут и должны быть не только с успехом применены для изучения процессов изменения климата, но и лежат в основе системного подхода в рамках научного и инженерного творческого исследования в любых областях науки и техники: наблюдение, понимание системных процессов и создание моделей.

 

6.9. Есть выбор в формировании нашего будущего

Очень важно, что Т. Стокер, как и подобает крупному учёному, не просто оценивает сложившуюся очень тяжёлую и сложную ситуацию с изменением климата, но даёт надежду и ищет вместе с коллегами решение по выходу из неё: «Наши оценки и научные суждения показывают, что у нас есть выбор при формировании нашего будущего. Принятые сценарии, определяющие вмешательство в процессы и строгое смягчение последствий изменения климата, предлагают шанс удерживать глобальную среднюю температуру ниже 1.5°C» [21]. Но Т. Стокер в то же время делает всем, от кого зависит в первую очередь принятие принципиальных решений, строгое предупреждение: «С другой стороны, представляемые сценарии эмиссии двуокиси углерода или задержка сокращения этой эмиссии указывают, что опции ограничения глобального потепления до 2 °C могут оказаться недостижимыми» (выделено мною. – И. М.) [21].

 

Повышение глобальной температуры выше 2 °C вследствие неконтролируемой эмиссии парниковых газов означает риск огромных по своим масштабам климатических бедствий, и поэтому Т. Стокер решителен в своих суждениях: «Выбор нашего будущего за нами, и, к счастью, нельзя сказать, что у нас не осталось ничего другого как сделать слепой выбор, бросать кости или радоваться невежеству. Регулярные доклады МГЭИК (IPCC) гарантируют, что основы для информативных решений относительно климата остаются научными, ясными и современным» (выделено мною. – И. М.) [21]. К великому сожалению, по меткому выражению Т. Стокера, со стороны значительного количества представителей мирового сообщества и некоторых учёных мы наблюдаем в вопросах изменения климата и в решении других важных проблем нечто напоминающее «игру в кости» и неистребимое желание «радоваться невежеству».

 

Мишель Джарад – генеральный секретарь Метеорологической Организации ООН, которая является одной из учредителей МГЭИК (IPCC), заявил: «В высшей степени вероятно, что изменения в нашей климатической системе за прошедшие полстолетия обусловлены человеческим влиянием. Это должно служить нам новым пробуждающим сигналом, чтобы наши активные действия имели глубокое влияние на общество не только во имя нас, но во имя грядущих поколений» [22].

 

Генеральный секретарь ООН Пан Ги Мун подчеркнул в своём приветственном слове необходимость приступить к активным действиям:

«МГЭИК предоставляет регулярные, непредвзятые оценки всё возрастающего влияния потепления планеты. Этот доклад будет иметь существенное значения для правительств по мере их работы по окончательному и требующему больших усилий в рамках закона соглашению по борьбе с изменением климата в 2015 году. Для придания дополнительного импульса этому процессу я соберу в будущем саммит на высшем уровне в сентябре 2014 года. Потепление идёт. Сейчас мы должны действовать» (выделено мною. – И. М.) [20].

 

7. Главные выводы из презентации 5-го доклада в историческом контексте

Презентация 5-го доклада Межправительственной группы экспертов по изменению климата (МГЭИК) ООН (IPCC), рабочей группы 1 в контексте прошедших международных конференций по устойчивому развитию, охраны окружающей среды и докладов Римскому клубу позволяет сделать следующие основные выводы:

• Решение экологических проблем и предотвращение надвигающейся экологической катастрофы требует принятия неотложных и действенных мер со стороны мирового сообщества;
• Проделанная большим интернациональным коллективом учёных всего мира работа над 5-ым докладом МГЭИК (IPCC), рабочей группы 1 – наглядный пример эффективности коэволюционного международного сотрудничества как в науке, так и в других областях человеческой деятельности, и заслуживает самой высокой оценки;
• Изучение и рассмотрение 5-го доклада рабочей группы 1 МГЭИК для лучшего понимания важности его научного и исторического значения следует проводить в контексте с состоявшимися международными конференциями по устойчивому развитию, охране окружающей среды и докладами Римскому клубу.
• Реализация существующих и предстоящих глобальных научных проектов, затрагивающих судьбы всего человечества, как показала практика XX и XXI века, работы интернациональной группы учёных МГЭИК может быть успешной только в рамках широкого международного сотрудничества. В этом заключается коэволюционный принцип развития научного и инженерного творчества в информационном обществе.
• Проблема изменения климата должна рассматриваться в тесном взаимодействии со всеми другими неразрывными с нею проблемами и вызовами, вставшими перед человечеством и имеющим глубокий философский смысл. Основой для этого могут и должны служить доклады МГЭИК (IPCC).
• Учёным и инженерам необходимо тщательно изучать доклады МГЭИК по изменению климата и активно включаться в работу по решению актуальных проблем, связанных с этой проблемой.
• Необходимо разработать действенную современную философскую теорию устойчивого развития, мега-проект будущего развития человечества. Российские учёные могут и должны взять на себя инициативу в этом вопросе и приложить максимум усилий в этом направлении, а также разработать мега-проект будущего России [см. также: 2; 4; 5].

 

Заключение

«Здравый смысл состоит в том, чтобы видеть вещи такими, какими они есть и добиваться того, какими они должны быть» – Нариет Стоу (1811 – 1896) – американская писательница, борец с рабством.

 

Исполнительный секретарь Основной Конвенции ООН по изменению климата К. Фигурес ярко выразила главную ценность работы МГЭИК ООН (IPCC) и содержащийся также в 5-ом докладе посыл учёных к мировому сообществу: «Мы имеем самый определённый и решающий случай в истории для действий. Учёные МГЭИК (IPCC) ещё никогда не давали столь ясных результатов. Цена бездействия ещё никогда не была столь высокой…» [23].

 

Этот призыв перекликается с призывами учёных – авторов МГЭИК, прогрессивных общественных деятелей, звучащих на многих конференциях по устойчивому развитию, охране окружающей среды, и с выводами учёных, изложенными в докладах Римскому клубу.

 

Человечеству в свете изменения климата и деградации экосистемы планеты уже приходилось и приходится платить огромную цену за бездействие. Остаётся надеяться, что люди во всём мире наконец-то увидят проблему изменения климата в её истинном грозном виде и, руководствуясь разумным пониманием, начнут реальную борьбу за глобальные перемены к лучшему в целях предотвращения угрозы гибели цивилизации.

 

Список литературы

1. Моисеев Н. Н. С мыслями о будущем России // LEAD Commonwealth of Independent States: Leadership for Environment and Development – [Электрон. ресурс]. – Режим доступа: http://www.leadnet.ru/moiseev/m10.htm (дата обращения 29.05.2014).

2. Малкин И. Г. Экологический кризис и пути его разрешения // Материалы Международной конференции «В. И. Вернадский и ноосферная парадигма развития общества, науки, культуры, образования и экономики в XXI веке, Том III, Часть XI. Вернадский и XXI век: прогнозы. – СПб. – 2012. – С. 473 – 486.

3. Малкин И. Г. Надежда на разум человечества // Монтажные и специальные работы в строительстве. – 2013. – № 5 (32). – С. 15 – 21.

4. Малкин И. Г. Новый коэволюционный вектор технического прогресса // Монтажные и специальные работы в строительстве. – 2013. – № 10 (32). – С. 2 – 14.

5. Малкин И. Г. Современная актуальная философия // Новые идеи в философии. Вып. 21: Философия как инновационный фактор науки и образования: межвуз. сб. науч. тр. (по материалам Всерос. науч. конф., Пермь, 18 – 19 апреля 2013 г .): в 2 т. – Пермь. – 2013. – Т.2. – С. 84 – 91.

6. Медоуз. Д., Рандерс Й., Медоуз Д. Пределы роста. 30 лет спустя. – М.: ИКЦ «Академкнига», 2007. – 342 с.

7. Печчеи А. Человеческие качества. – М.: Прогресс, 1995. – 312 с.

8. Гвишиани Д. М. Пределы роста – первый доклад Римскому клубу // alt-future – Искусственный интеллект – Поиск внеземных цивилизаций – Футурология – [Электрон. ресурс]. – Режим доступа: http://alt-future.narod.ru/Future/predel.htm (дата обращения 06.06.2014).

9. Пестель Э. За пределами роста // Энциклопедия МСУ. Сайт для профессионалов местного самоуправления – [Электрон. ресурс]. – Режим доступа: http://emsu.ru/Club/KRUG/rome3.htm (дата обращения 06.06.2014).

10. Киотский протокол // Единая коллекция Цифровых образовательных ресурсов – [Электрон. ресурс]. – Режим доступа: http://files.school-collection.edu.ru/dlrstore/f8215646-c95a-9368-af09-0abe72c6c78c/1012528A.htm (дата обращения 06.06.2014).

11. Природа России: об итогах конференции ООН по устойчивому развитию «РИО+20» // Природа России – [Электрон. ресурс]. – Режим доступа: http://www.priroda.ru/reviews/detail.php?ID=10653 (дата обращения 09.06.2014).

12. IPCC – Intergovernmental Panel on Climate Changed. History // IPCC – Intergovernmental Panel on Climate Changed – [Электрон. ресурс]. – Режим доступа: http://www.ipcc.ch/organization/organization_history.shtml#.UOSY-KxNGQg (дата обращения 13.05.2014).

13. United Nations Conference on the Human Environment (UNCHE), Stockholm, Sweden // Encyclopedia of Earth – [Электрон. ресурс]. – Режим доступа: http://www.eoearth.org/view/article/156774/ (дата обращения 09.06.2014).

14. Stockholm 1972 – Declaration of the United Nations Conference on the Human Environment // United Nations Environment Programme – [Электрон. ресурс]. – Режим доступа: http://www.unep.org/Documents.Multilingual/Default.asp?DocumentID=97&ArticleID=1503 (дата обращения 09.06.2014).

15. Indira Gandhi’s Speech at the Stockholm Conference in 1972 // LASU-LAWS Environmental Blog – [Электрон. ресурс]. – Режим доступа: http://lasulawsenvironmental.blogspot.ru/2012/07/indira-gandhis-speech-at-stockholm.html (дата обращения 05.06.2014).

16. The Rio Earth Summit: Summary of the United Nations Conference on Environment and Development (BP-317E) // Publications du gouvernement du Canada – [Электрон. ресурс]. – Режим доступа: http://publications.gc.ca/Collection-R/LoPBdP/BP/bp317-e.htm (дата обращения 15.05.2014).

17. G. Palmer. The Earth Summit: What Went Wrong at Rio? // WashingtonUniversity Law Review, Volume 70, Issue 4. 1992. – [Электрон. ресурс]. – Режим доступа: http://digitalcommons.law.wustl.edu/cgi/viewcontent.cgi?article=1867&context=lawreview, (дата обращения: 24.05.2014).

18. Bhowmik D. We, Our Planet and Rio+20 // Dr. Debesh Bhowmik – [Электрон. ресурс]. – Режим доступа: http://dbhowmik.blog.com/2012/06/23/we-our-planet-and-rio-20 (дата обращения 25.05.2014).

19. Stocker T., Dahe Q. Highlights of the new IPCC report // Climate Change 2013: The Physical Science Basis – [Электрон. ресурс]. – Режим доступа: http://www.climatechange2013.org/images/uploads/stocker13_1_cordexHIGHLEVEL.pdf (дата обращения 25.05.2014).

20. IPCC – Intergovernmental Panel on Climate Change. Press Releases and Advisories // IPCC – Intergovernmental Panel on Climate Change – [Электрон. ресурс]. – Режим доступа: http://www.ipcc.ch/news_and_events/press_information.shtml#.UwU0DvtS1_Z (дата обращения 30.05.2014).

21. Twelfth Session of Working Group I. 23 – 26 September 2013, Stockholm, Sweden // IPCC – Intergovernmental Panel on Climate Change – [Электрон. ресурс]. – Режим доступа: http://www.ipcc.ch/meetings/session36/speeches/op_wg1_p12_Stocker.pdf (дата обращения 29.05.2014).

22. Check Against Delivery // IPCC – Intergovernmental Panel on Climate Change – [Электрон. ресурс]. – Режим доступа: http://www.ipcc.ch/pdf/ar5/130927_WMOPress_IPCC.pdf (дата обращения 29.05.2014).

23. Nineteenth Session of the Conference of the Parties (COP 19) and the Ninth Session of the Conference of the Parties Serving as the Meeting of the Parties to the Kyoto Protocol (CMP 9). Warsaw, 19 November 2013 // United Nations Framework Convention on Climate Change – [Электрон. ресурс]. – Режим доступа: https://unfccc.int/files/press/statements/application/pdf/20131911_cop19_hls_check.pdf (дата обращения 30.05.2014).

24. Popular Quotes // Goodreads – [Электрон. ресурс]. – Режим доступа: http://www.goodreads.com/quotes (дата обращения 29.05.2014).

 

References

1. Moiseev N. N. With the Thoughts on Future of Russia [S myslyami o buduschem Rossii]. Available at: http://www.leadnet.ru/moiseev/m10.htm (accessed 29 may 2014).

2. Malkin I. G. Ecological Crisis and How to Solve It. [Ekologicheskiy krizis i puti ego razresheniya]. Materialy Mezhdunarodnoy konferentsii «V. I. Vernadskiy i noosfernaya paradigma razvitiya obschestva, nauki, kultury, obrazovaniya i ekonomiki v XXI veke, Tom III, Chast XI. Vernadskiy i XXI vek: prognozy (Proceedings of International Conference “Vernadsky V. I. and Nosphere Pradigm of the Social Development, Science, Culture, Education and Economy in the XXI Century”). Saint Petersburg, 2012, – pp. 473 – 486.

3. Malkin I. G. Hope on the Human Mind [Nadezhda na razum chelovechestva]. Montazhnye i spetsialnye raboty v stroitelstve (Installation and Special Works in Construction), 2013, № 5 (32), pp. 15 – 21.

4. Malkin I. G. New Coevolutional Vector of Technical Progress [Novyy koevolyutsionnyy vektor tekhnicheskogo progressa]. Montazhnye i spetsialnye raboty v stroitelstve (Installation and Special Works in Construction), 2013, № 10 (32), pp. 2 – 14.

5. Malkin I. G. Contemporary Actual Philosophy [Sovremennaya aktualnaya filosofiya]. Novye idei v filosofii (New Ideas in Philosophy), Perm, 2013. Vol. 2, Issue 21, pp. 84 – 91.

6. Meadows D., Randers J., Meadows D. Limits to Growth: The 30-Year Update [Predely rosta: 30 let spustya]. Moscow, IKC “Akademkniga”, 2007, 342 p.

7. Peccei A. The Human Quality [Chelovecheskie kachestva]. Moscow, Progress, 1985, 312 p.

8. Gvishiani D. M Limits to Growth – the First Report to the Club of Rome [Predely rosta – pervyy doklad Rimskomu klubu] Available at: http://alt-future.narod.ru/Future/predel.htm (accessed 6 June 2014).

9. Pestel E. Over the Limits of Growth [Za predelami rosta]. Available at: http://emsu.ru/Club/KRUG/rome3.htm (accessed 6 June 2014).

10. Kyoto Protocol [Kiotskiy protokol]. Available at: http://files.school-collection.edu.ru/dlrstore/f8215646-c95a-9368-af09-0abe72c6c78c/1012528A.htm (accessed 9 June 2014).

11. The Nature of Russia: About the Results of United Nations Conference on Sustainable Development “RIO+20” [Priroda Rossii: ob itogakh konferentsii OON po ustoychivomu razvitiyu “RIO+20”]. Available at: http://www.priroda.ru/reviews/detail.php?ID=10653 (accessed 9 June 2014).

12. IPCC – Intergovernmental Panel on Climate Changed. History. Available at: http://www.ipcc.ch/organization/organization_history.shtml#.UOSY-KxNGQg (accessed 13 may 2014).

13. United Nations Conference on the Human Environment (UNCHE), Stockholm, Sweden. Available at: http://www.eoearth.org/view/article/156774 (accessed 9 June 2014).

14. Stockholm 1972 – Declaration of the United Nations Conference on the Human Environment. Available at: http://www.unep.org/Documents.Multilingual/Default.asp?DocumentID=97&ArticleID=1503 (accessed 9 June 2014).

15. Indira Gandhi’s Speech at the Stockholm Conference in 1972. Available at: http://lasulawsenvironmental.blogspot.ru/2012/07/indira-gandhis-speech-at-stockholm.html (accessed 5 June 2014).

16. The Rio Earth Summit: Summary of the United Nations Conference on Environment and Development (BP-317E). Available at: http://publications.gc.ca/Collection-R/LoPBdP/BP/bp317-e.htm (accessed 15 may 2014).

17. G. Palmer. The Earth Summit: What Went Wrong at Rio? Available at: http://digitalcommons.law.wustl.edu/cgi/viewcontent.cgi?article=1867&context=lawreview, (accessed 24 may 2014).

18. Bhowmik D. We, Our Planet and Rio+20. Available at: http://dbhowmik.blog.com/2012/06/23/we-our-planet-and-rio-20 (accessed 25 may 2014).

19. Stocker T., Dahe Q. Highlights of the new IPCC report. Available at: http://www.climatechange2013.org/images/uploads/stocker13_1_cordexHIGHLEVEL.pdf (accessed 25 may 2014).

20. IPCC – Intergovernmental Panel on Climate Change. Press Releases and Advisories. Available at: http://www.ipcc.ch/news_and_events/press_information.shtml#.UwU0DvtS1_Z (accessed 30 may 2014).

21. Twelfth Session of Working Group I. 23 – 26 September 2013, Stockholm, Sweden. Available at: http://www.ipcc.ch/meetings/session36/speeches/op_wg1_p12_Stocker.pdf (accessed 29 may 2014).

22. Check Against Delivery. Available at: http://www.ipcc.ch/pdf/ar5/130927_WMOPress_IPCC.pdf (accessed 29 may 2014).

23. Nineteenth Session of the Conference of the Parties (COP 19) and the Ninth Session of the Conference of the Parties Serving as the Meeting of the Parties to the Kyoto Protocol (CMP 9). Warsaw, 19 November 2013. Available at: https://unfccc.int/files/press/statements/application/pdf/20131911_cop19_hls_check.pdf (accessed 30 may 2014).

24. Popular Quotes. Available at: http://www.goodreads.com/quotes (accessed 29 may 2014).

 
Ссылка на статью:
Малкин И. Г. Изменения климата – великий вызов нашего времени // Философия и гуманитарные науки в информационном обществе. – 2014. – № 2. – С. 39–66. URL: http://fikio.ru/?p=1096.

 
© И. Г. Малкин, 2014

УДК 330.15

 
Шалабин Геральд Васильевич – федеральное государственное бюджетное образовательное учреждение высшего профессионального образования «Санкт-Петербургский государственный университет», кандидат экономических наук, доцент, доцент кафедры экономической кибернетики, Россия, Санкт-Петербург.

E-mail: g.shalabin@econ.pu.ru

191123, Санкт-Петербург, ул. Чайковского, 62,

тел.: 8(812) 272-07-85.

Алипов Алексей Сергеевич – федеральное государственное бюджетное образовательное учреждение высшего профессионального образования «Санкт-Петербургский государственный университет», кандидат экономических наук, доцент кафедры экономической кибернетики, Россия, Санкт-Петербург.

E-mail: a.alipov@spbu.ru

191123, Санкт-Петербург, ул. Чайковского, 62,

тел.: 8(812) 272-07-85.

Авторское резюме

Состояние вопроса: На примере экономики природопользования показана актуальность разработки современной научной концепции взаимодействия природы и общества. Отсутствие такой концепции является одной из основных причин глубокого теоретического кризиса этой науки, включая и проблемы обоснования её предмета, объекта и метода.

Результаты: В рамках ноосферного подхода утверждается, что предметом экономики природопользования является процесс расширенного воспроизводства особого материального блага – состояния (качества) окружающей среды, а объектом – природные комплексы (сухопутные и водные) разного иерархического уровня.

Область применения: Такой подход к пониманию предмета и объекта экономики природопользования приводит к необходимости пересмотра или уточнения устоявшихся представлений о границах, целях и задачах общественного производства, критериях оценки эффективности его функционирования, структуре конечной продукции и конечных результатах; составе и структуре благ и услуг; ведёт к существенной корректировке методик расчёта основных макроэкономических показателей.

Выводы: Текущие социально-экологические проблемы РФ должны решаться в результате устранения главных причин их возникновения (рентно-сырьевого характера экономики; всевозрастающего технико-технологического отставания; непоследовательной и противоречивой государственной политики в сфере природопользования и т. д.). На основе всестороннего анализа этих причин должны определяться набор и очерёдность осуществления соответствующих мероприятий, а также источники и объёмы их финансирования.

 
Ключевые слова: биосфера; ноосфера; концепция взаимодействия природы и общества; экономика природопользования; социально-экологическая программа.

 

Sustainable Development Theory and Alternative Concepts of Nature and Society Interaction

 
Gerald Vasilevich Shalabin – St. Petersburg State University, Department of Mathematical Methods in Economics, Associate Professor, St. Petersburg, Russia,

E-mail: g.shalabin@econ.pu.ru

62, Tchaykovskogo str., St Petersburg, Russia, 191123

tel: +7(812) 272-07-85

Alexey Sergeevich Alipov – St. Petersburg State University, Department of Mathematical Methods in Economics, Associate Professor, St. Petersburg, Russia.

E-mail: a.alipov@spbu.ru

62, Tchaykovskogo str., St Petersburg, Russia, 191123

tel: +7(812) 272-07-85

Abstract

Background: The case of environmental economics shows the urgency of the development of the modern scientific concept of nature and society interaction. The absence of such a concept is one of the main reasons of the deep theoretical crisis of this science, including the problem of substantiation of its subject, object and method.

Results: In the framework of the noospheric approach it is claimed that the subject of environmental economics is the process of extended reproduction of a special material wealth-environmental conditions (quality), and we should consider natural ecosystems (ground-based and aquatic) different hierarchical levels to be its object.

Research implications: This approach to understanding the subject and the object of environmental economics leads to the obligatory revision or specification of traditional ideas about the boundaries, goals and objectives of public production, the criteria of evaluating the effectiveness of its functioning, structure of finite products and outcomes, composition of the set of goods and services. It results in significant adjustment of the applied methods of calculating the basic macroeconomic indicators.

Conclusions: Current social and environmental problems of the Russian Federation should be solved by elimination of the main reasons of their occurrence (rental and raw character of the economy; constant increasing technical and technological gap; non-sequential and contradictory environmental policy of the state and so on). The set and the sequence of the relevant projects implementation, the sources and the amounts of their funding should be based on and proved by a comprehensive analysis of these reasons.

 

Keywords: biosphere; noosphere; concept of nature and society interaction; environmental economics; social and environmental program.

 
Разработка и реализация научной концепции взаимодействия природы и общества – одна из важнейших, фундаментальных проблем современной науки. Основной смысл и назначение такой концепции заключаются в выявлении причин глобального социально-экологического кризиса в обосновании методов и способов его преодоления в наблюдаемых условиях. Она должна служить научно-методологической основой разработки и реализации социально-экологических прогнозов, планов и программ на разных уровнях взаимодействия природы и общества (региональном, национальном, глобальном). В настоящее время широко распространено мнение, особенно среди представителей общественных наук, и прежде всего – экономистов, согласно которому научная концепция взаимодействия природы и общества уже создана. Такой концепцией, с их точки зрения, является концепция устойчивого развития (далее – КУР), разработанная Международной комиссией по окружающей среде и развитию (Комиссией Брундтланд) в 1987 г. [8]. Данную позицию относительно КУР авторы считают слабо обоснованной и уязвимой для критики по причинам, изложенными ими в работе [1]. Поэтому ограничимся здесь общими выводами. С научной точки зрения, основные положения, выводы и рекомендации КУР не являются новыми и оригинальными. Они в основном носят противоречивый и декларативный характер. Определение понятия «устойчивое развитие» [8, с. 50] (далее – УР) [1] практически дословно повторяет формулировку известного ещё с XVIII века «стандарта (нормы) Кавки-Локка»: «Каждое поколение должно оставить после себя не худшие возможности жить для тех, кто придет на Землю после него» [4]. КУР не имеет естественнонаучного обоснования, так как не опирается на понятия предельных, пороговых воздействий на состояние окружающей среды. По мнению авторов КУР, нищета, и прежде всего в развивающихся странах Африки и Латинской Америки, «является главной причиной и следствием глобальных экологических проблем» [8, с. 15]. Поэтому в качестве основного метода и средства решения этих проблем предлагается ускорение мирового экономического роста [8, с. 90], то есть рекомендуется осуществление нового этапа индустриализации, но уже, так сказать, «под зелёными знамёнами». При этом игнорируются результаты социально-экономического развития этих стран в предшествующие годы, которые характеризуются дальнейшим усилением социально-экономического неравенства (как между странами, так и внутри них), разграблением и истощением мировых запасов природных ресурсов и «варварским истреблением окружающей среды» [14, с. 268]. По последним данным ООН эти негативные тенденции будут характерны и для последующих десятилетий. По прогнозам этой организации к 2040 г. население планеты достигнет величины 8,9 млрд. человек, причём 90% абсолютного прироста населения мира придётся на развивающиеся и отсталые страны Азии и Африки. Всё это приведёт к дальнейшему обострению проблем обеспечения населения продовольствием, питьевой водой, энергетическими и другими ресурсами, а также дальнейшему загрязнению окружающей среды и усилению социально-экономического неравенства [16]. При этом подобные негативные последствия не могут быть в полной мере элиминированы или компенсированы за счёт НТП. В последние несколько десятилетий для исследования различных аспектов применения КУР достаточно широко использовались специальные экономико-математические модели. Особое место среди таких моделей занимает модель DHSS (модель Дасгупты-Хилла-Солоу-Стиглица). Анализ опыта использования подобных моделей – предмет специального рассмотрения и исследования. В этой связи ограничимся общим замечанием, что использование методов математического моделирования – важное и необходимое условие успешного и конструктивного изучения современных проблем взаимодействия природы и общества.

 
В настоящее время альтернативной по отношению к КУР следует считать концепцию, основанную на учении В. И. Вернадского о биосфере и ноосфере и теории самоорганизации. Разработка такой концепции не носит законченный характер и может стать результатом лишь интенсивных междисциплинарных исследований, в которых, к сожалению, экономисты принимают весьма пассивное участие. В. И. Вернадский в своих исследованиях вопроса о переходе биосферы в качественно новую стадию эволюционного развития – ноосферу – сделал преимущественный упор на две проблемы:

1) физическую эволюцию человека

и

2) технико-технологическое развитие общества.

 
В то же время он отчётливо осознавал недостаточность сугубо технических преобразований для перехода биосферы в ноосферу, подчёркивая важность социально-политических и других общественных преобразований [3, с. 28 – 32]. Однако в целом В. И. Вернадский не исследовал (или не успел исследовать) влияние всех этих факторов на переход биосферы в ноосферу настолько подробно, как он делал это в отношении «технократических преобразований». Представляется, что Б. Л. Личков в переписке с В. И. Вернадским более чётко выделил две составляющие процесса перехода биосферы в ноосферу. Он писал: «Две стороны, следовательно, являются предпосылками замены антропосферы ноосферой: господство человека над внешней природой и господство в самом человеке и человеческом обществе сил разума над низшими инстинктами коллектива. Что касается второго, то здесь нужно достигнуть того, чтобы не вещи… определяли мотивы человеческих поступков, а чтобы имело место свободное волеизъявление, опирающееся на разум…» [9, с. 123].

 
Дальнейшее развитие идеи В. И. Вернадского получили в ряде работ академика Н. Н. Моисеева. В его понимании, ноосфера есть процесс перехода в качественно новую стадию – стадию коэволюции общества и природы [6, с. 217 – 219]. Такой переход требует, по мнению Н. Н. Моисеева, разработки долгосрочной стратегии развития, которая включала бы в себя две составляющие:

1) техническое и технологическое перевооружение

и

2) утверждение в сознании людей новой нравственности как совокупности общественно необходимых норм и правил экологической этики [7, с. 86].

 
Н. Н. Моисеев многократно и особо подчёркивал, что переход к ноосфере невозможен без обеспечения коэволюции общества и природы, что «понятие ноосферы и коэволюции человека и биосферы становятся почти синонимами» [6, с. 217]. Возникает вопрос: имеет ли теория коэволюции общества и природы отношение к экономической науке? По нашему мнению – имеет, при этом прямое и непосредственное. Представляется, что такая коэволюция означает переход к новому типу расширенного общественного воспроизводства, а именно – природо-ресурсо-сберегающему типу воспроизводства.

 
Такая форма расширенного воспроизводства включает в себя в качестве основных составляющих элементов не только расширенное воспроизводство традиционных благ и услуг, но и расширенное воспроизводство специфического общественного блага – качества (состояния) окружающей среды. При этом под расширенным воспроизводством этого блага следует понимать способность окружающей среды во взаимодействии с человеком удовлетворять потребности существующего и будущих поколений людей в реализации ряда важнейших функций. К числу таких функций относятся следующие функции, без реализации которых невозможно существование ни отдельного человека, ни общества в целом:

1) быть здоровой средой обитания и жизнедеятельности;

2) быть пространственным базисом расселения и размещения производительных сил;

3) служить источником природных ресурсов, экологических благ и услуг;

4) аккумулировать и трансформировать загрязняющие вещества;

5) поддерживать и сохранять генофонд и биоразнообразие растений и животных;

6) стабилизировать и сохранять климатические условия на локальном и глобальном уровнях.

 
Процесс расширенного воспроизводства при таком широком понимании и есть регулируемый и направляемый процесс взаимодействия природы и общества, в котором неразрывным образом переплетаются естественные и техногенные процессы, факторы и условия. Такое понимание процесса расширенного воспроизводства имеет принципиальное значение для экономической науки и прежде всего – экономики природопользования, которая, по нашему мнению, давно уже находится в глубоком теоретическом кризисе и тупике. Изложенные представления о процессе расширенного воспроизводства приводят к необходимости пересмотра или уточнения устоявшихся представлений о системообразующих элементах экономики как науки: её предмете, объекте и методе; границах, целях и задачах общественного производства, критериях оценки эффективности его функционирования, структуре конечной продукции и конечных результатах; составе и структуре множества благ и услуг, на котором определяются функции общественного благосостояния; используемых методиках расчёта основных макроэкономических показателей, включая ВВП, ВНП, НБ (национальное богатство) и так далее [2].

 
Н. Н. Моисеев справедливо говорит о трудностях и длительности периода перехода к реализации ноосферного подхода к решению проблем взаимодействия природы и общества. Он особо подчёркивает «необходимость программы организации очагов ноосферы» [7, с. 51]. Но как могут возникнуть такие очаги? Нам представляется, что ответ на такой вопрос можно получить, если учесть, что человек всегда взаимодействует не с какой-то абстрактной окружающей средой, а с конкретной совокупностью (системой) природных территориальных комплексов в границах определённого района. В физической географии эти объекты получили название ландшафтов. В настоящее время преобладают техногенные ландшафты, трансформированные человеком. Они принципиально отличаются от естественных ландшафтов. Это отличие заключается в утрате ими способности к саморегуляции и самовосстановлению. Для поддержания их в «работоспособном» (производительном) и безопасном для человека состоянии требуются всё возрастающие во времени затраты ресурсов всех видов. Нам представляется, что такие взаимодействующие между собой природно-территориальные комплексы в границах административных образований (районов) разных иерархических уровней и рангов объективно становятся объектами изучения и регулирования. Именно они могут стать потенциальными очагами ноосферы и поэтому для их обозначения представляется естественным использовать термин «ноосистема».

 
Перспективным и продуктивным направлением в решении проблем, связанных с разработкой современной концепции взаимодействия общества и природы, является использование для этих целей идей и достижений теории самоорганизации (синергетики) [См., например: 2; 5]. Одно из фундаментальных положений этой теории – свойство времени создавать из хаоса порядок [10], [11]. И. Пригожин и И. Стенгерс показали, что в неравновесных состояниях вблизи точек бифуркации [3] возникают повторяющиеся флуктуации, одна из которых может привести к смене неустойчивого режима на устойчивый. Однако такая флуктуация должно вначале установиться в некоторой конечной области, и лишь затем «распространиться и заполнить» всё пространство [12, с. 240]. Процесс самоорганизации хаоса в новую устойчивость определённого порядка начинается с некоторого элемента будущей системы случайно, но затем бифуркация придаёт этому направлению изменений устойчивость такого рода, которая формирует все остальные элементы новой системы. «Между устойчивостью, обеспечиваемой связью, и неустойчивостью из-за флуктуаций имеется конкуренция. От исхода этой конкуренции зависит порог устойчивости», – подчёркивают И. Пригожин и И. Стенгерс [12, с. 56]. Если применить это положение к эколого-экономическим отношениям, то можно сделать следующее заключение: неустойчивость в системе «общество-природа», доходящей до кризисных состояний, порождается в основном флуктуациями в сфере производственного природопользования и в отношениях человека с окружающей средой. Эти идеи получили дальнейшее развитие в работах Н. Н. Моисеева и В. С. Стёпина. Так, например, говоря о процессе перехода к качественно новой стадии эволюции биосферы – стадии коэволюции общества и природы, – Н. Н. Моисеев особо подчёркивает, что все особенности такого перехода «могут возникнуть лишь в процессе самоорганизации, то есть в процессе творчества многих и многих людей. Всякое социальное экспериментирование и жёсткое планирование – крайне опасны» [7, с. 51].

 
В. С. Стёпин отмечает, что развитие современной науки, техники и общества приводит к возникновению сложных, саморазвивающихся «синергетических» систем, в которые включён сам человек. «Они начинают постепенно занимать центральное место среди объектов научного познания, и не только в гуманитарных, но и в естественных науках» [13, с. 194 – 195].

 
В настоящее время человек включён в биосферу как целостную саморазвивающуюся систему. В связи с этим В. С. Стёпин отмечает: «когда он (человек – Г. Ш. и А. А.) работает с развивающейся системой, в которую он сам включен, то насильственное её переделывание может вызвать катастрофические последствия для него самого. В этом случае неизбежны определённые ограничения деятельности, ориентированные на выбор только таких возможных сценариев изменения мира, в которых обеспечиваются стратегии выживания. И эти ограничения накладываются не только объективными знаниями о возможных линиях развития объектов, но и ценностными структурами, пониманием добра, красоты и самоценности человеческой жизни» [13, с. 196 – 197]. Такие новые тенденции и новые ценности несовместимы с ценностями существующей западной потребительской техногенной цивилизации, основанной на постоянном расширении производства, разграблении природных ресурсов, покорении и завоевании природы. Поэтому для радикального решения социально-экологических и других проблем человечества необходим переход к новому, особому типу цивилизационного прогресса. В связи с этим возникает принципиальный вопрос: возможен ли такой переход, а если возможен, то в какие сроки? Наука, как вид эмпирического знания, не обладает методами и средствами, чтобы ответить на этот вопрос, так как он касается отдалённого будущего. Поэтому в известном смысле осуществление такого перехода, содержание которого вполне созвучно современным представлениям о ноосфере – это миф. Но в отличие от сказки, он сбывается, если люди начинают в него верить. В своё время Джон Голсуорси писал о том, что если вы не думаете о будущем, у вас его не будет. В этой связи авторы разделяют мнение тех учёных, которые считают, что рациональное решение названных проблем оказывается в принципе возможным. Но, как отмечает известный немецкий философ В. Хёсле, нельзя утверждать, что «всё необходимое ради предотвращения глобальных катастроф будет сделано своевременно, поскольку не существует никакой априорной гарантии, никакого априорного доказательства того, что человечество неспособно к самоуничтожению» [15, с. 175].

 
Конечно, отсутствие общепринятой научной концепции взаимодействия общества и природы из-за непроясненности ряда теоретико-методологических и методических вопросов, которые были названы в статье, не должно стать причиной ослабления внимания со стороны учёных и общественности к решению существующих и всё более обостряющихся социально-экологических проблем в нашей стране. Авторы глубоко убеждены, что решение этих проблем в первую очередь должно заключаться в устранении главных причин их возникновения. К числу таких причин, по нашему мнению, относятся:

1 отсталый рентно-сырьевой характер экономики;

2 всевозрастающее технико-технологическое отставание России от развитых индустриальных стран;

3 непоследовательная, противоречивая и во многих случаях безответственная государственная политика в сфере природопользования;

4 низкая эффективность и неадекватность реальным условиям эксплуатируемого хозяйственного механизма охраны окружающей среды, использования и воспроизводства природных ресурсов;

5 низкий уровень общей экологической культуры и образования населения и государственных чиновников;

6 неразвитость и неэффективность деятельности институтов гражданского общества в решении социально-экологических проблем, включая деятельность органов местного самоуправления и «зелёных» общественных организаций.

 
На основе всестороннего анализа этих причин должны определяться и обосновываться набор и очерёдность осуществления соответствующих мероприятий, источники и объёмы их финансирования в рамках федеральных и региональных целевых социально-экологических программ, разработка и реализация которых предусмотрена Федеральным законом «Об охране окружающей среды». Рассмотрение возникающих при этом вопросов выходит за рамки поставленных в статье целей и задач. Общий же подход к их решению был рассмотрен авторами в работе [1].

 

Список литературы

 

1. Алипов А. С., Суровцов Л. К., Шалабин Г. В. Социально-экологические программы: вопросы разработки и реализации // Применение математики в экономике. Вып. 16: Сб. статей / под ред. А. В. Воронцовского. – СПб.: Издательство СПбГУ, 2006. – С. 3 – 33.

2. Василькова В. В. Порядок и хаос в развитии социальных систем. – СПб.: Лань, 1999. – 480 c.

3. Вернадский В. И. Размышления натуралиста. Книга II. – М.: Наука, 1967. – 191 c.

4. Глобальные проблемы и общечеловеческие ценности. М.: Прогресс, 1990. – 495 c.

5. Концепция самоорганизации в исторической ретроспективе. – М.: Наука, 1994. – 236 с.

6. Моисеев Н. Н. Алгоритмы развития. – М.: Наука, 1987. – 304 c.

7. Моисеев Н. Н. Современный антропогенез и цивилизационные разломы (эколого-политологический анализ) // Глобальный кризис западной цивилизации и Россия. – Изд. 2-е, доп. – М.: ЛИБРОКОМ, 2009. – 526 с.

8. Наше общее будущее: Доклад Международной комиссии по окружающей среде и развитию (МКОСР). – М.: Прогресс, 1989. – 376 с.

9. Переписка В. И. Вернадского с Б. Л. Личковым (1940 – 1944 гг.) / ред. Неаполитанская В. С. – М.: Наука, 1980. – 223 c.

10. Пригожин И., Стенгерс И. Время, хаос, квант. – М.: Прогресс, 1999. – 272 c.

11. Пригожин И. Конец определенности. Время, хаос и новые законы природы. – Ижевск: Регулярная и хаотическая динамика, 1999. – 215 c.

12. Пригожин И., Стенгерс И. Порядок из хаоса: Новый диалог человека с природой: Пер. с англ./ Общ. ред. В. И. Аршинова, Ю. Л. Климонтовича и Ю. В. Сачкова. – М.: Прогресс, 1986. – 432 c.

13. Стёпин В. С. Экологический кризис и будущее цивилизации (Послесловие) // Хесле В. Философия и экология. – М.: Наука, 1993. – 202 c.

14. Стиглиц Дж. Крутое пике. Америка и новый экономический порядок после глобального кризиса. – М.: Эксмо, 2011. – 512 c.

15. Хёсле В. Философия и экология. – М.: Наука, 1993. – 202 c.

16. World Population Prospects: the 2010 Revision / Department of Economic and Social Affairs, United Nations, New York, 2011, CD-R.

 

References

1. Alipov A. S., Surovtsov L. K., Shalabin G. V. Social and Ecological Programmes: Questions of Development and Realization [Sotsialno-ekologicheskie programmy: voprosy razrabotki i realizatsii]. Primenenie matematiki v ekonomike. Vypusk 16: Sbornik statey (Application of Mathematics in Economics. Vol. 16, Collected Articles). Saint Petersburg, Izdatelstvo SPbGU, 2006, pp. 3 – 33.

2. Vasilkova V. V. Order and Chaos in Social Systems Development [Poryadok i khaos v razvitii sotsialnykh system]. Saint Petersburg, Lan, 1999, 480 p.

3. Vernadskiy V. I. Reflections of a Naturalist. Book II [Razmyshleniya naturalista. Kniga II]. Moscow, Nauka, 1967, 191 p.

4. Global Problems and Human Values [Globalnye problemy i obschechelovecheskie tsennosti]. Moscow, Progress, 1990, 495 p.

5. The Conception of Self-organization in Historical Retrospective [Kontseptsiya samoorganizatsii v istoricheskoy retrospektive]. Moscow, Nauka, 1994, 236 p.

6. Moiseev N. N. Development Algorithms [Algoritmy razvitiya]. Moscow, Nauka, 1987, 304 p.

7. Moiseev N. N. Modern Anthropogenesis and Civilization Breaks (Ecological and Political Analysis) [Sovremennyy antropogenez i tsivilizatsionnye razlomy (ekologo-politologicheskiy analiz)]. Globalnyy krizis zapadnoy tsivilizatsii i Rossiya (Global Crisis of Western Civilization and Russia). Moscow, LIBROKOM, 2009, 526 p.

8. Our Common Future: the Report of World Commission on Environment and Development [Nashe obschee buduschee: Doklad Mezhdunarodnoy komissii po okruzhayuschey srede i razvitiyu (MKOSR)]. Moscow: Progress, 1989, 376 p.

9. Neapolitanskaya V. S. Correspondence of V. I. Vernadskiy and B. L. Lichkov (1940 – 1944 years) [Perepiska V. I. Vernadskogo s B. L. Lichkovym (1940 – 1944 gg.)]. Moscow, Nauka, 1980, 223 p.

10. Prigozhin I., Stengers I.Time, Chaos and the Quantum [Vremya, khaos, kvant]. Moscow, Progress, 1999, 272 p.

11. Prigozhin I. The End of Certainty: Time, Chaos, and the New Laws of Nature [Konets opredelennosti. Vremya, khaos i novye zakony prirody]. Izhevsk, Regulyarnaya i khaoticheskaya dinamika, 1999, 215 p.

12. Prigozhin I., Stengers I. Order out of Chaos: Man’s New Dialogue with Nature [Poryadok iz khaosa: Novyy dialog cheloveka s prirodoy]. Moscow, Progress, 1986, 432 p.

13. Stepin V. S. The Ecological Crisis and the Future of Civilization (Epilogue) [Ekologicheskiy krizis i buduschee tsivilizatsii (Posleslovie)]. Filosofiya i ekologiya (Philosophy and Ecology). Moscow, Nauka, 1993, 202 p.

14. Stiglitz J. Freefall: America, Free Markets, and the Sinking of the World Economy [Krutoe pike. Amerika i novyy ekonomicheskiy poryadok posle globalnogo krizisa]. Moscow, Eksmo, 2011, 512 p.

15. Hösle V. Philosophy and Ecology [Filosofiya i ekologiya]. Moscow, Nauka, 1993, 202 p.

16. World Population Prospects: the 2010 Revision. Department of Economic and Social Affairs, United Nations, New York, 2011, CD-R.

 
Ссылка на статью:
Шалабин Г. В., Алипов А. С. Теория устойчивого развития и альтернативные концепции взаимодействия природы и общества // Философия и гуманитарные науки в информационном обществе. – 2014. – № 2. – С. 21–30. URL: http://fikio.ru/?p=1089.

 
© Г. В. Шалабин, А. С. Алипов, 2014

UDC 330.15
 

Gerald Vasilevich Shalabin – St. Petersburg State University, Department of Mathematical Methods in Economics, Associate Professor, St. Petersburg, Russia,

E-mail: g.shalabin@econ.pu.ru

62, Tchaykovskogo str., St Petersburg, Russia, 191123

tel: +7(812) 272-07-85

Alexey Sergeevich Alipov – St. Petersburg State University, Department of Mathematical Methods in Economics, Associate Professor, St. Petersburg, Russia.

E-mail: a.alipov@spbu.ru

62, Tchaykovskogo str., St Petersburg, Russia, 191123

tel: +7(812) 272-07-85

Abstract

Background: The case of environmental economics shows the urgency of the development of the modern scientific concept of nature and society interaction. The absence of such a concept is one of the main reasons of the deep theoretical crisis of this science, including the problem of substantiation of its subject, object and method.

Results: In the framework of the noospheric approach it is claimed that the subject of environmental economics is the process of extended reproduction of a special material wealth-environmental conditions (quality), and we should consider natural ecosystems (ground-based and aquatic) different hierarchical levels to be its object.

Research implications: This approach to understanding the subject and the object of environmental economics leads to the obligatory revision or specification of traditional ideas about the boundaries, goals and objectives of public production, the criteria of evaluating the effectiveness of its functioning, structure of finite products and outcomes, composition of the set of goods and services. It results in significant adjustment of the applied methods of calculating the basic macroeconomic indicators.

Conclusions: Current social and environmental problems of the Russian Federation should be solved by elimination of the main reasons of their occurrence (rental and raw character of the economy; constant increasing technical and technological gap; non-sequential and contradictory environmental policy of the state and so on). The set and the sequence of the relevant projects implementation, the sources and the amounts of their funding should be based on and proved by a comprehensive analysis of these reasons.

 

Keywords: biosphere; noosphere; concept of nature and society interaction; environmental economics; social and environmental program.

 

The development and the application of scientific concept of nature and society interaction is one of the most important, fundamental problems of modern science. The main purpose of this concept is to identify the causes of global social and ecological crisis and to justify methods and ways to overcome it in the current conditions. It should serve as a scientific and methodological basis for the development and application of social and environmental forecasts, plans and programs on the different levels of nature and society interaction (regional, national, global levels). Currently, it is commonly supposed, especially among representatives of the social sciences, and above all-economists, that the scientific concept of nature and society interaction has been already created. According to this point of view, such a concept is the Sustainable Development Concept (see below – SDC), developed by the International Commission on Environment and Development (Brundtland Commission) in 1987 [8]. This position related to the SDC the authors consider to be not reasonable and vulnerable enough for criticism, for the reasons set out in their article [1]. Therefore we confine our estimation to the general conclusion. From the scientific point of view, the basic statements, conclusions and recommendations of the SDC are neither new nor original. In general they are contradictory and declarative. The definition of “sustainable development” (see below – SD) nearly repeats the “Kavka-Locke standard” well-known since the XVIII century: “Each generation should leave not the worst life conditions for those who comes to Earth after it”[4]. The SDC has no natural scientific ground, because it is not based on the ideas of the limit, threshold impact on the environment. According to the SDC authors, poverty, especially in developing countries of Africa and Latin America, “is a major cause and consequence of global environmental problems” [8, p. 15]. Therefore, proposed acceleration of global economic growth is recommended to be the main method and technique of solving these problems [8, p. 90]. It means the appeal to a new stage of industrialization, but, so to say, “industrialization under the green banner”. At the same time the results of social and economic development of these countries in previous years, which are characterized by a further intensification of social and economic inequality (both among countries and within them), looting and depletion of natural resources all over the world and the “barbaric destruction of the environment” [14, p. 268] are being ignored. According to the latest UN data, these negative trends will be typical for the next decades. In compliance with this organization forecasts the world population will have reached 8.9 billion people by 2040, 90% of absolute increase in the world population being caused by the developing and underdeveloped countries of Asia and Africa. It will evoke to the further intensification of different problems including the ones of providing the population with food, drinking water, energy and other resources, as well as further environmental pollution and increasing social and economic inequality [16]. At the same time, these negative effects cannot be fully eliminated or compensated by scientific and technological advance. During the last few decades the special economic and mathematical models were being applied widely for research of various aspects of the SDC implementation. The Dasgupta-Hill-Solow-Stiglitz (DHSS) model takes a special place among these ones. The analysis of these models application experience is the subject of a special study and research. Therefore we confine our conclusions by a general statement that the mathematical simulation methods application is an important and necessary condition for the successful and constructive research of contemporary problems of nature and society interaction.

 
Currently we should consider the concepts based on the V. I. Vernadsky’s biosphere and noosphere theory and the theory of self-organization to be the alternatives to the SDC. The development of such a concept is not finished and requires an intensive interdisciplinary research which is unfortunately ignored by economists. V. I. Vernadsky in his studies of the problem of the transition of the biosphere into a new stage of the evolutionary development – the noosphere – focused mainly on two issues: the biologocal human evolution and the technical and technological society development.

 
At the same time, he clearly realized the failure of attempt to reach the aim of transition of the biosphere into the noosphere by only technical changes, stressing the importance of social and political reforms [3, pp. 28 – 32]. However, in general V. I. Vernadsky did not explore (or did not have enough time to explore) the influence of all these factors on the transition of the biosphere into the noosphere as minutely, as he did it with the “technocratic reforms”.

 
It seems that B. L. Lichkov in his correspondence with V. I. Vernadsky identified the two components of the process of transition of the biosphere into the noosphere more precisely. He wrote: “Therefore there are two prerequisites of antroposphere with noosphere replacement: the human domination over external nature and the mind power domination over the lower collective instincts inside man and human society. As for the second one, we need to achieve such an order when the things don’t determine the motives of human actions, but the free will based on mind should take place” [9, p. 123].

 
The ideas of V. I. Vernadsky were presented in a number of works of academician N.N. Moiseev. According to his opinion, the noosphere is the process of transition to a qualitatively new stage – the stage of coevolution of society and nature [6, pp. 217 – 219]. He insists that this transition requires a long-term development strategy, which should include the two components: technical and technological re-equipment and establishment of the new morality of environmental ethics as a set of socially necessary rules and regulations in the minds [7, p. 86].

 
N. N. Moiseev strongly stressed for several times that the transition to the noosphere is impossible without providing of society and nature coevolution and that “the concepts of the noosphere and the coevolution of humans and the biosphere become almost synonymous” [6, p. 217]. The question arises: does the theory of coevolution of society and nature have any relation to the economic science? According to our opinion, it does, and this relation is direct and immediate. It seems that such coevolution means a transition to a new type of extended public reproduction, namely the type saving nature and natural resources.

 
Such a form of extended reproduction includes as the principal components not only extended reproduction of traditional goods and services, but also extended reproduction of the special public good – environmental quality (state). At the same time the extended reproduction of this good should be regarded as the ability of the environment to satisfy the demand of both existing and future generations of people in realization of a number of important functions in cooperation with the humanity. These include the following functions:

1) to be a healthy habitat;

2) to be a spatial basis for the settlement and productive forces allocation;

3) to serve as a source of natural resources, environmental benefits and environmental facilities;

4) to accumulate and to transform pollutants;

5) to maintain and keep the gene pool and biological diversity of plants and animals;

6) to stabilize and maintain the climate conditions on the local and global levels.

 
Without their implementation the existence of neither any individual nor the whole society is impossible.

 
Extended reproduction process in such a general sense is indeed a regulated and guided process of nature and society interaction. Natural and man-made processes, factors and conditions are inseparably combined in this interaction. This way of extended reproduction process understanding is essential for the economic science and above all – the environmental economics, which, according to our opinion, has been in a deep crisis and a theoretical deadlock for a long period. The ideas concerned with extended reproduction process lead to the necessity of either revision or specification of the current principal elements of economics as a science, namely its subject, its object and its methods; its boundaries, its goals and its objectives of public production, the criteria of evaluating the effectiveness of its functioning, structure of finite products and outcomes; composition of the set of goods and services, which determines the social welfare function; applied methods of calculating the basic macroeconomic indicators, including GDP, GNP, NW (national wealth) and so on [1].

 
N. N. Moiseev speaks correctly about the difficulties and duration of the period of transition to the application of the noosphere approach in solving the problems of nature and society interaction. He emphasizes “the necessity of the program to organize the sources of the noosphere” [7, p. 51]. The question is: what can create such sources? We believe that the answer to this question can be obtained taking into account that people always interact not with some abstract environment, but with a particular set (system) of natural territorial complexes within a defined area. In physical geography these complexes are called “landscapes”. Currently most of the landscapes are man-made, transformed by humanity. They are fundamentally different from the natural landscape. This difference means that they have lost their ability for self-regulation and self-recovery. Maintaining them in “robust” (productive) and safe for human conditions requires ever-increasing in time costs of resources of all kinds. We believe that such interacting natural territorial complexes within the boundaries of administrative entities (districts) of different hierarchical levels and ranks become objects of research and regulation in practice. Namely these complexes can become potential noosphere sources. Therefore we will use the term “noosystem” for their specification.

 
Application of ideas and achievements of the theory of self-organization (synergy theory) in solving problems related to the development of the modern concept of society and nature interaction is perspective and productive [see, e. g.: 2; 5].

 
One of the fundamental assumptions of this theory is the ability of time to create order from chaos [10; 11]. I. Prigogine and I. Stengers reveal that in non-equilibrium states near the bifurcation points [2] recurring fluctuations appear, one of which can lead to a change of regime from the unstable to stable. However, such fluctuations at first must appear in a finite region, and only later “spread and fill” all the space [12, p. 240]. The process of chaos self-organization into a certain order of new sustainability begins with one element of the future system by accident, but after that the bifurcation gives this change direction some stability which forms all the rest elements of a new system. “There is some competitiveness between the sustainability provided by the bond, and instability due to the fluctuations. The stability threshold depends on the outcome of this competition”, I. Prigogine and I. Stengers emphasize [12, p. 56]. If we apply this statement to the ecological and economic relations, we can make the following conclusion: instability in the “society and nature” system reaching the crisis states is generated mainly by fluctuations in both the production ecological management sphere and man’s relationship with the environment. These ideas were further developed by N. N. Moiseev and the V. S. Stepin. For example, speaking about the process of transition to a qualitatively new stage of the biosphere evolution, i. e. the stage of coevolution of society and nature, N. N. Moiseev emphasizes that all the features of this transition “can appear only in the self-organization process, which means the creation process of many people. Any social experimentation and rigid planning are extremely dangerous” [7, p. 51].

 
V. S. Stepin notes that the modern science, technology and society development leads to generation of complex, self-developing “synergetic ” systems, which includes humans themselves. “They begin to occupy gradually a central place among the objects of scientific knowledge, and not only in the humanities, but also in the natural sciences” [13, pp. 194 – 195].

 
Currently human is included in biosphere as an integrated self-developing system. Thereupon V. S. Stepin stresses: “When he (human – G. S. and A. A.) works with developing system which he is integrated into, then its remaking with violence can cause catastrophic consequences for himself. In this case certain activities limitations focused on selecting only those possible scenarios of the world changing, which provide a survival strategy, become inevitable. These restrictions are imposed not only by objective knowledge about the possible directions of the objects development, but also by value structures, by understanding of goodness, beauty and self-sufficiency of human life” [13, pp. 196 – 197].

 
These new trends and new values are incompatible with the values of existing Western consumer technological civilization based on the constant expansion of production, the looting of natural resources, the subjugation and conquest of nature. Therefore, the transition to a new, special type of civilization progress is necessary for the radical solution of social, environmental and other problems facing the humanity. In this connection a fundamental question appears: whether such a transition is possible, and if it is so, in what time frame? Science, as empirical knowledge, has no means and methods to answer this question because it concerns the distant future. So the implementation of such a transition, the content of which is quite in tune with the modern concept of the noosphere, is a myth. But in contrast to fairy tales it will come true if people start to believe in it. In his time, John Galsworthy wrote that if you do not think about the future, you will not have it. In this context, the authors share the opinion of those scholars who believe that rational decision of mentioned problems is possible in principle. But, as the German philosopher V. Hösle stresses, it is impossible to say that “everything you need for the prevention of global catastrophes will be done in time, since there is neither a priori guarantee nor a priori proof that humanity cannot avoid self-destruction” [15, p. 175].

 
Of course, the lack of generally accepted scientific concept of society and nature interaction due to some uncertainty connected with a number of theoretical and methodological issues, that were mentioned in our article should not divert scientists and public attention from solving increasing social and environmental problems in our country. We are deeply convinced that the solution of these problems first of all should be consisted in the elimination of the underlying causes. Among these reasons, according to our opinion, we can mention:

1. underdeveloped rental and raw character of the economy;

2. constant increasing technical and technological gap between Russia and industrialized countries;

3. non-sequential, contradictory and in many cases irresponsible governmental state environmental policy;

4. low efficiency and the lack of conformity to real conditions of exploited economic mechanism of environmental protection, use and reproduction of natural resources;

5. low level of environmental culture and education of population and government officials;

6. backwardness and inefficiency of the institutions of civil society including the activities of the local authorities and “green” public organizations in solving the social and environmental problems.

 
The set and the sequence of the relevant projects implementation, the sources and the amounts of their funding by the federal and regional social and environmental programs, the development and implementation of which are provided by the Federal Law “About Protection of Environment”, should be based on and proved by a comprehensive analysis of these reasons. The consideration of the issues emerging during this process is beyond the goals and objectives set out in the article. The general approach to their solution has been considered by the authors in the article published before [1].

 

References

1. Alipov A. S., Surovtsov L. K., Shalabin G. V. Social and Ecological Programmes: Questions of Development and Realization [Sotsialno-ekologicheskie programmy: voprosy razrabotki i realizatsii]. Primenenie matematiki v ekonomike. Vypusk 16: Sbornik statey (Application of Mathematics in Economics. Vol. 16, Collected Articles). Saint Petersburg, Izdatelstvo SPbGU, 2006, pp. 3 – 33.

2. Vasilkova V. V. Order and Chaos in Social Systems Development [Poryadok i khaos v razvitii sotsialnykh system]. Saint Petersburg, Lan, 1999, 480 p.

3. Vernadskiy V. I. Reflections of a Naturalist. Book II [Razmyshleniya naturalista. Kniga II]. Moscow, Nauka, 1967, 191 p.

4. Global Problems and Human Values [Globalnye problemy i obschechelovecheskie tsennosti]. Moscow, Progress, 1990, 495 p.

5. The Conception of Self-organization in Historical Retrospective [Kontseptsiya samoorganizatsii v istoricheskoy retrospektive]. Moscow, Nauka, 1994, 236 p.

6. Moiseev N. N. Development Algorithms [Algoritmy razvitiya]. Moscow, Nauka, 1987, 304 p.

7. Moiseev N. N. Modern Anthropogenesis and Civilization Breaks (Ecological and Political Analysis) [Sovremennyy antropogenez i tsivilizatsionnye razlomy (ekologo-politologicheskiy analiz)]. Globalnyy krizis zapadnoy tsivilizatsii i Rossiya (Global Crisis of Western Civilization and Russia). Moscow, LIBROKOM, 2009, 526 p.

8. Our Common Future: the Report of World Commission on Environment and Development [Nashe obschee buduschee: Doklad Mezhdunarodnoy komissii po okruzhayuschey srede i razvitiyu (MKOSR)]. Moscow: Progress, 1989, 376 p.

9. Neapolitanskaya V. S. Correspondence of V. I. Vernadskiy and B. L. Lichkov (1940 – 1944 years) [Perepiska V. I. Vernadskogo s B. L. Lichkovym (1940 – 1944 gg.)]. Moscow, Nauka, 1980, 223 p.

10. Prigozhin I., Stengers I.Time, Chaos and the Quantum [Vremya, khaos, kvant]. Moscow, Progress, 1999, 272 p.

11. Prigozhin I. The End of Certainty: Time, Chaos, and the New Laws of Nature [Konets opredelennosti. Vremya, khaos i novye zakony prirody]. Izhevsk, Regulyarnaya i khaoticheskaya dinamika, 1999, 215 p.

12. Prigozhin I., Stengers I.Order out of Chaos: Man’s New Dialogue with Nature [Poryadok iz khaosa: Novyy dialog cheloveka s prirodoy]. Moscow, Progress, 1986, 432 p.

13. Stepin V. S. The Ecological Crisis and the Future of Civilization (Epilogue) [Ekologicheskiy krizis i buduschee tsivilizatsii (Posleslovie)]. Filosofiya i ekologiya (Philosophy and Ecology). Moscow, Nauka, 1993, 202 p.

14. Stiglitz J. Freefall: America, Free Markets, and the Sinking of the World Economy [Krutoe pike. Amerika i novyy ekonomicheskiy poryadok posle globalnogo krizisa]. Moscow, Eksmo, 2011, 512 p.

15. Hösle V. Philosophy and Ecology [Filosofiya i ekologiya]. Moscow, Nauka, 1993, 202 p.

16. World Population Prospects: the 2010 Revision. Department of Economic and Social Affairs, United Nations, New York, 2011, CD-R.

УДК 316.77

 

Доктор Лаура Пана – Политехнический университет Бухареста, факультет автоматизации и вычислительной техники, кафедра автоматизации и промышленной информатики, ассоциированный профессор, Бухарест, Румыния.

E-mail: lapana25@gmail.com

Сплайул Индепендентеи, 313, сектор 6, Бухарест, Румыния, СР 060042,

тел.: +(40)21 402 92 69.

Авторское резюме

Состояние вопроса: В статье обращается внимание на некоторые существенные и актуальные проблемы исследования процессов продуктивной коммуникации. Они рассматриваются с точки зрения деятельностного подхода, который основан на философии действия и дает возможность создать концептуальный каркас управления процессом познания и коммуникации путем использования специфического теоретического и методологического инструментария.

Результаты: В итоге предлагается оригинальная междисциплинарная интегративная модель продуктивной коммуникации, опирающаяся на последние данные в области психологии, социологии и технических наук, созданная для обоснования современных попыток обозначить различные пути, уровни и технологии коммуникации, а также для совершенствования представлений о целях, мотивации и принятии решений в коммуникационной среде.

Выводы: Данный подход позволяет повысить продуктивность коммуникации, чтобы в результате усилить важную сферу продуктивности общественной деятельности как глобальный результат улучшения всего поля человеческой деятельности за счет коммуникационного мышления, рассуждения, знания, моделирования и действия.

 

Ключевые слова: продуктивность и эффективность коммуникации; типы и степень продуктивности; концептуальная модель продуктивности в коммуникации.

 

Effective Communication

 

Dr. Laura Pană – Politechnic University of Bucharest, Faculty of Automatic Control and Computer Science, Automatic Control and Industrial Informatics Department, Associate Professor, Bucharest, Romania.

E-mail: lapana25@gmail.com

Splaiul Independentei nr. 313, sector 6, Bucuresti, CP 060042,

tel: +(40)21 402 92 69.

Abstract

Some essential but also topical issues of an effective communication process are addressed in the paper, conceived from an action-centered perspective which is rooted in the philosophy of action, which accesses the conceptual framework of cognition and communication management by using the specific theoretical and methodological instruments, and which finishes by proposing an original, interdisciplinary and integrative model of effective communication, supported by recent findings in psychological, sociological and technical sciences, and coined in order to substantiate the present endeavors to diversify the communication ways, levels and techniques, as well as to actually improve the goals, motivations and norms of decision making in the communication environment, and to increase the effectiveness in communication in order to enhance, consequently, an important aspect of social effectiveness as a global result of improving, by communication thinking, reasoning, knowing, modeling and acting, a single field of human effectiveness.

 

Keywords: effectiveness and efficacy in communication; types and degrees of effectiveness; conceptual model of effectiveness in communication.

 

Введение: продуктивность и эффективность в коммуникации

Мы отдаем здесь предпочтение выражению «продуктивная коммуникация», а не «эффективная коммуникация», так как подлинная цель процесса коммуникации – не эффективность коммуникационного акта как такового, а побуждение человека к совершению его деятельности.

 

Процесс коммуникации эффективен, если действительные цели коммуникации реализуются в данном коммуникационном процессе на достаточно высоком качественном уровне. Если принять деятельностную трактовку коммуникации, последняя может считаться совершённой в том случае, когда успешно реализуется само планируемое действие.

 

Процесс коммуникации, инициируемый профессионалами и осуществляемый посредством специальных технологий, имеет своей целью создание мотивационного комплекса для активной деятельности другого субъекта или группы субъектов, взявших на себя ответственность за ту или иную сферу деятельности.

 

Далее, процесс коммуникации продуктивен, если он побуждает агента действовать и когда достигнут результат совершавшегося действия или деятельности, который был запланирован инициатором или задумывался/реализовывался в сотрудничестве некой командой/группой/ сообществом.

 

Здесь следует отметить, что даже если прогресс в информационно-коммуникативных технологиях преобразовал сферу коммуникаций (равно как и все другие сферы человеческой деятельности), и что если коммуникация остается тем, чем считали ее в древности софисты – универсальной методологией, – она с такими же основаниями может рассматриваться как звено в целостной цепи всей деятельности. В таком случае с точки зрения деятельностного подхода коммуникация может пониматься как внутренний компонент любой деятельности.

 

Эффективность достигается в том случае, когда некий организм, или система, являющаяся естественной, технической или искусственной, выполняет задачу, для которой она была задумана, спроектирована или произведена. В этом случае результат может быть достигнут даже без всякой инициативы или усилия со стороны данной системы.

 

В настоящее время формулируется более сложное определение продуктивности и формируются усложненные отношения между продуктивностью и эффективностью. Эффективность, понимаемая в научном смысле, и само научное открытие рассматриваются как наиболее эффективный результат, и, следовательно, как модель продуктивной деятельности, но сама эффективность научной деятельности оценивается через рыночную стоимость, получение которой становится возможным благодаря новому знанию.

 

Продуктивность связана с главными функциями системы: достижением поставленных целей; поддержанием ее внутренней структуры в динамичном и гибком состоянии; адаптацией к внешней среде; способностью изменяться или даже совершенствоваться. Очевидно, что когда система становится более продуктивной, ее способность реализовать набор основных функций тоже возрастает.

 

Приведенные выше выводы демонстрируют, что понятие продуктивности является более емким, так как:

1) продуктивность включает эффективность,

2) продуктивность в большей степени предполагает поведенческие, индивидуальные и субъективные аспекты,

3) продуктивность проявляет себя, когда возникают системы с информацией, или «информационные» системы, и развивается вместе с информационной составляющей системы или деятельности, но продуктивность достигает наибольшего развития, когда сама информация принимает формы сознательного намерения, понимания и самоанализа.

 

Эффективность и неэффективность коммуникации, также как и ее продуктивность, в конечном счете могут оцениваться путем учета эффективности данной деятельности в целом, как и эффективность типа и степени отдельного целевого усилия. Тогда продуктивность оказывается промежуточной или отложенной эффективностью, созданной системой взаимодействий и существующей как результат всех других компонентов индивидуальной и групповой активности. В конечном итоге продуктивная коммуникация – не какое-то чисто современное явление, она имеет свою историю, которая является составной частью человеческой продуктивности вообще, и эта история в свою очередь уходит корнями в природу.

 

1. Степени продуктивности: высокая и низкая эффективность, псевдо-эффективность и контр-эффективность; не слишком ли много эффективности?

Степень продуктивности человеческой деятельности в ходе исторического развития общества постоянно возрастала от состояния полного отсутствия воздействия на окружающую среду до нынешнего уровня, когда среднее значение эффективности человеческой деятельности в его техническом выражении составляет около 50%, тогда как природные процессы на уровне структур живого имеют эффективность более 90%.

 

Это существенное различие в ярко выраженной манере «отвоевано» людьми, которые могут сейчас, как отдельные индивиды или цивилизация, оказывать, случайно или намеренно, деструктивное влияние на все 100%, на других индивидов или на всю окружающую среду.

 

Сравнительная эффективность может быть достигнута людьми на позитивной стороне шкалы успеха, когда они воодушевлены творческими целями, индивидуальными или коллективными. Люди могут быть способны на уникальные, необычные проявления в науке и искусстве, в социальных и исторических достижениях, даже без специального или элитарного образования, просто за счет обычного вдохновения, воли и сотрудничества даже при отсутствии каких-либо благоприятных средств технического, инструментального или материального характера.

 

Между этими крайними точками человеческая деятельность имеет, как правило и в сравнении со своими собственными возможностями, среднюю или даже низкую эффективность (так как ее обычное значение всегда менее 50 %), но во всех конкретных случаях, когда ее цели в спланированной ситуации достигнуты, причем с ожидавшимся результатом, полученную продуктивность можно считать стопроцентной и назвать успешной.

 

Но очень важные и решающие общественные события и действия – это те, которые создают нечто новое и которые открывают перспективы для роста и даже развития, то есть перемены. Или перемены означают также новые условия, неизвестные и неопределенные, и тогда результат и эффективность человеческих действий, ориентированных на перемену, точно такие же, как на заре человеческой истории, в состоянии риска, случайности, в зависимости от вдохновения индивидов или небольших групп, обремененных ответственностью.

 

Во всех этих случаях изменения, в особенности систематические, могут быть частично, неточно или некорректно оценены или утеряны, поскольку они не могут быть осуществлены в процессе плохо разработанных, отложенных или наполовину законченных реформ. Конечным результатом может быть псевдо эффективность, неэффективность или даже контр эффективность.

 

Помимо таких специфических случаев кризисных явлений, постоянно остаются активными некоторые общие причины, и среди них можно назвать слишком низкую, или, наоборот, слишком высокую продуктивность действия. В качестве примеров последней ситуации можно упомянуть банковское, аукционное дело или торговлю, а также деятельность в сфере высоких технологий, которая является сверх продуктивной (может быть, лучше сказать, сверх выгодной), но обычно с потенциально угрожающим, рискованным или даже опасным результатом.

 

Некоторые аспекты проблемы продуктивности, такие, как относящиеся к личностной или межличностной эффективности, или групповой и организационной продуктивности уже подвергались анализу [14]. Такие проблемные области, как социальная и личностная продуктивность, если и обсуждались ранее, то менее активно.

 

2. Условия и факторы эффективной коммуникации

Мы отстаивали точку зрения, что коммуникационный акт эффективен, если функции коммуникации точно выполняются в рамках конкретного процесса коммуникации. В качестве главных функций коммуникации мы выделяем познание и понимание, объяснение и предчувствие, самовыражение и самопонимание, социальное познание и влияние, развитие основных форм отношений в группе, организации и обществе в целом, социализацию, координацию в процессах действия и взаимодействия, убеждение, личное или общественное влияние для осуществления деятельности через совместные усилия и кооперацию.

 

Если мы в состоянии гарантировать согласованность в понимании коммуникации как действия, наилучшая позиция в коммуникации – действовать; тогда делать что-либо или делать то, что мы сказали, одновременно или когда мы обещали, является наиболее эффективным способом коммуникации и лучшей коммуникационной стратегией из всех, какие могут быть выбраны.

 

Далее, коммуникация может и должна быть проанализирована как действие или последовательность действий подобно любому другому социальному действию. Для улучшения процесса коммуникации было бы полезным и нужным изучение структуры социального действия.

 

Из того факта, что наиболее важные условия социальных действий создаются другими действиями и, в конечном итоге, системой действий, в которой имеет место то или иное отдельное действие, также проистекают новые важные черты процесса коммуникации и его эффективности.

 

Степень эффективности коммуникации зависит от индивидуальных и социальных условий и факторов, и правильно понять эти факторы и повлиять на них можно только при изучении их в единстве, поскольку поведение каждого человека, понимаемого как личность, определяется конкретными ситуациями, событиями и всем историческим процессом.

 

В качестве другого важного условия эффективности коммуникационной деятельности и процесса коммуникации можно указать на постоянное и адекватное применение необходимого набора общих принципов коммуникации. Если акт коммуникации оказался неэффективным, то способ остановить и заново начать этот процесс состоит в проверке и в повторном применении упомянутых принципов.

 

3. Языковая и познавательная компетенции как главные факторы эффективной коммуникации

Понимание языка и умение его использовать – это главный смысл языковой компетенции, означающий также способность адаптировать дискурс к контексту, что в свою очередь можно достичь через специальную деятельность (научную, художественную, политическую, техническую и т. п.), особенности общества или случайно, а также с помощью социальных, культурных или исторических условий.

 

Продуктивный процесс коммуникации с этой точки зрения включает в себя:

– понятную форму выражения,

– учет состояния восприятия,

– создание правильных отношений общения,

– особое ударение на профессиональный опыт и/или опыт общения говорящего.

 

Красноречивыми в этом деле являются результаты изучения риторики, объектом которой является продуктивный анализ серий публичных бесед, проводившихся выдающимися историческими персонажами на различных этапах их карьеры [20]. Обзор их общих черт показывает, что эти беседы были кратки, конкретны, красноречивы и живы на начальном этапе и на вершине их карьеры, и длинны, педантичны, путаны или растерянны и скучны на нисходящем этапе или на закате общественной деятельности.

 

В этом же исследовании показано, что средняя рекомендуемая длина эффективного сообщения в публичном контексте составляет примерно 15 слов.

 

Второе важное требование связано с адекватностью взаимосвязи между объективным содержанием послания и субъективным убеждением говорящего, который сам в первую очередь должен быть глубоко убежден в истинности передаваемого сообщения. Далее, если партнер, руководитель или лидер хочет, чтобы ему доверяли и за ним шли, должна существовать неподдельная связь между его душевным состоянием и поведением. Позже мы подчеркнем решающее значение других, внутренних или культурных, невербальных и телесных посланий, которые могут завершить картину, создаваемую языковым поведением.

 

Существуют следующие важные свойства передаваемого сообщения, касающиеся самого его содержания, прежде всего – содержания, характеризующего процесс познания:

а) используемые термины должны быть короткими, простыми, даже старомодными, полисемантичными, чтобы как можно большее число людей могли их расшифровать, понять и усвоить;

б) предпочтение следует отдавать понятиям, имеющим позитивный, гуманистический и универсальный смысл, таким как равенство, справедливость, независимость, правосудие, свобода, собственность и т. п.

 

Другие требования связаны с субъективной или психологической составляющей сообщения, а также с его структурными характеристиками, которые могут быть как формальными, так и неформальными. Неформальные характеристики находятся в глубокой внутренней связи с субъективными.

 

Такие разнородные условия эффективности в коммуникации – одновременно устойчивые и прочные, мимолетные и подсознательные, но в равной степени обязательные – были созданы или разработаны учеными от античности до наших дней, такими, как Аристотель (Organon, III), Джордано Бруно (De imaginum, signorum et idearum compositione а также Artificum perorandi, изданные в 2007 году под названием: L’arte di comunicare: Artificium perorandi) и J. Attali (Le parole et l’outil), A. V. Cicourel (Cognitive sociology: Language and meaning in social interaction), M. Olson (Logique de l’action collective), В. Туманов (Право и идеология), И. А. Серковин (Социальная философия и пропаганда), О. Reboul (Le slogan) или J. Habermas (Cognition and communication) и могут быть кратко выражены в следующих формулировках:

в) коммуникационные сообщения должны быть:

– открытыми: они должны основываться на индивидуальных ментальных структурах, посредством которых участники публичной активности продолжают и завершают данный дискурс в соответствии с собственными интересами;

– включенными:

– – быть адресованными целевой и ограниченной первичной или вторичной социальной группе и усиливать групповую или социальную идентификацию участников;

– – быть разработанными на основе хорошо распознаваемого лингвистического кода и психологически объединять людей в стремящиеся к успеху социальные группы, не только в уже существующие группы, но и для того, чтобы инициировать создание других/новых социальных структур;

– – должны создавать лучшую, возможно, идеальную версию социального имиджа этих групп;

– – мотивировать индивидов и группы действовать в соответствии с этими социальными представлениями или взглядами.

– быть готовыми к расширению, для того, чтобы создать больше групп по интересам вокруг тех же идей и проектов.

 

Другие условия корректной, а потому успешной коммуникации – ожидание, что будут проявлены достаточные лингвистические способности для кодирования и декодирования сообщений.

 

Сюда же можно добавить способность использовать результаты процесса коммуникации.

 

Если рассматривать коммуникацию как действие, следует подробнее представить многообразие аспектов, создающих саму ситуацию действия, которые включают:

– условия действия,

– средства осуществления действия и

– нормы, которые определяют различные типы действия.

 

В нашей статье мы показали более подробную схему внутренней структуры процесса коммуникационной деятельности как таковой, в которой особо подчеркнута роль идеалов и ценностей; можно напомнить также главный аргумент Платона, использованный им для доказательства действительного статуса идей: они существуют, потому что они действуют.

 

Среди условий эффективной коммуникации также можно отметить решающее значение личных качеств, равно как и используемых технических средств, особенно роль информационной технологии, помимо возрастающего значения гуманитарных (лингвистических, психологических и социально-психологических) средств коммуникации.

 

4. Роль принятия решения в коммуникации как деятельности

В наше время принятие решения облегчается благодаря стандартизации его отдельных этапов за счет применения новых, преимущественно информационных технологий. Само решение можно определить в понятиях информации и деятельности.

 

С первой, информационной точки зрения, решение можно определить как трансформацию новой, относящейся к данному вопросу полезной информации в эффективный выбор на уровне действия.

 

В соответствии с терминологией и содержанием теории деятельности решение можно рассматривать не только как определенную, все более важную часть деятельности, но и как разновидность действия, посредством которого ситуация деятельности изучается и оценивается и стратегия данного действия разрабатывается, передается и мотивируется.

 

Эффективный коммуникатор (репортер, модератор, консультант, менеджер, председательствующий и даже учитель или ученый, который распространяет результаты научного исследования) вынужден использовать способность принимать решения в процессе коммуникации, должен мастерски владеть ситуацией и управлять процессом коммуникации.

 

Очень важным звеном в цепи процессов деятельности является набор операций, которые структурируют общую последовательность акта принятия решения. Само решение можно представить, более того, как определенную деятельность, которая включает набор операций по принятию решения и последовательность стадий.

 

Стадии некого комплексного решения можно анализировать как сумму нескольких необходимых шагов и далее как отдельные автономные решения. Несколько стадий могут быть стандартизированы и даже пройдены автоматически с помощью интеллектуальных информационных технологий, либо при помощи робототехники и/или интеллектуальных агентов, которые могут быть полезны в виртуальной среде, такие, как автономные программы веббот и ноубот (сборщик информации).

 

Процесс принятия решений в общих чертах одинаков для разных предметных областей, но имеет специфику для коммуникации. В сфере коммуникации он должен быть мгновенным, побудительным и выдвигающим инициативы.

 

Продуктивная коммуникация требует таких личных качеств, как динамичные черты темперамента и даже высшей нервной деятельности, креативные способности, различные типы интеллекта, среди них – практический интеллект и прежде всего эмоциональный интеллект.

 

Коммуникация может стать и остаться постоянной и важной составной частью сложного процесса принятия решения и, более того, она может представлять новую и даже основную проблему процесса принятия решения, и проблему для руководителей. Важной и открытой, одновременно теоретической и прикладной проблемой при этом остается проблема логики обучения принятию решений, которая может помочь повысить вес автоматического принятия решений в комплексных системах.

 

В процессе деятельности придается особое значение оценке, как и самому факту, что процесс оценки имеет место и важен на многих фазах действия любого типа, а потому также и в процессе коммуникации. Наиболее важна окончательная оценка, потому что в зависимости от ее результата деятельность может быть определена как оконченная или продолжающаяся, в конце концов, даже начата заново

а) другими способами,

б) в изменившихся условиях,

в) с новыми целями, если и способы, и условия неадекватны.

С точки зрения оценки цепь действий яснее представляется как кибернетическая связь.

 

Если сам процесс коммуникации рассматривается с точки зрения деятельностного и оценочного подхода, как последовательность фаз, которыми могут быть потребности, мотивы, цели, средства, процедуры принятия решений, операции и технологии, и если некоторые нормы и правила оценки применяются на всех этих стадиях действия, появляется и может быть использовано для повышения эффективности всего процесса коммуникации такое же число возможностей его оптимизации.

 

5. Типы продуктивности в коммуникации

5.1. Индивидуальная познавательная и коммуникативная продуктивность

Хорошо сконструированное, характеризующееся знанием и уверенностью в себе сообщение является лучшим средством продуктивной коммуникации. Другими факторами эффективности как составной части персональной коммуникационной продуктивности является такой ряд переменных, как психологическая установка на успех, наличие цели и организационная культура, а также обратная связь. Некоторые связанные с этим проблемы рассматриваются в нашем курсе для магистров «Менеджмент коммуникаций и когнитивная психология».

 

Некоторые исследования в этой области демонстрируют прочную связь между личной и групповой мотивацией и решением как фактором коммуникационной продуктивности. Эта связь опосредована убеждениями, что помогает нам освободиться от неуверенности, которую иногда характеризуют как «боязнь судьбы».

 

Если продолжить рассматривать коммуникацию как действие и, более того, как сложную деятельность или даже набор деятельностей, можно отметить, что сильная мотивация поддерживает более легкий процесс принятия решения, в то время как слабая мотивация делает принятие решения более трудным.

 

Решение, в свою очередь, усиливает мотивацию, тогда как недостаток решимости ослабляет мотивацию. Установлено также, что неуверенность уменьшает мотивацию, тогда как уверенность усиливает ее.

 

В то же время отсутствие решения увеличивает отрицательную мотивацию, а принятие решения способствует подавлению веры. Сильная вера в успех способствует принятию решения и, в конце концов, продуктивному процессу коммуникации.

 

В организационных культурах, характеризуемых индивидуализмом, работники обычно добиваются лучших результатов, если они работают обособленно, в то время как в культурах, ориентированных на коллективизм, они будут достигать лучших результатов, работая в команде. Можно добавить, что многие важные и успешные организации уже внедряют так называемую 360-градусную обратную связь.

 

5.2. Личная и коммуникационная продуктивность

Личная эффективность в коммуникации изучалась также с точки зрения ранее разработанной концепции личной эффективности [3], которая позволяет наблюдать персональный рост и веру в собственные способности и предлагает индивидуальные и групповые приемы, дающие возможность развить у человека способности к коммуникации. Она также может помочь исследовать веру людей в свою способность к управлению прогнозируемыми ситуациями.

 

Представление о личной эффективности стало концептуальной схемой с многочисленными практическими приложениями, например, в здравоохранении, образовании и иммиграционной политике. Ее приняли в качестве теоретической основы для решения методологической проблемы с целью разработать и утвердить шкалу для измерения восприятия субъектом личной эффективности его повседневной, профессиональной или даже культурной коммуникации.

 

Эта концептуальная схема была применена в культурологических и межкультурных исследованиях группами ученых, которые изучали продуктивность коммуникации в межкультурных ситуациях [19]. Они полагают – и это хороший пример также и в нашем случае – что, как только индивиды узнали по опыту, что такое временное пребывание на другой этнической территории, на их поведение заметным образом оказывается влияние, как в плане уверенности при осуществлении коммуникации в своих странах в разнообразных меняющихся ситуациях, так и в плане уверенности в процессе коммуникации в другой культурной среде в будущем. Наше исследование идет еще дальше: оно пытается создать инструмент для измерения личностной эффективности при коммуникации в различных культурных средах.

 

Было исследовано взаимодействие между определенными факторами успеха в рамках других вопросов, связанных с личностной продуктивностью, как это сделано в главе о познавательной компетенции и осуществлении коммуникации нашего университетского курса менеджмента коммуникаций.

 

Результаты последних исследований показывают, что измерение самопродуктивности положительно влияет на общую продуктивность. Были разработаны шкалы личностной продуктивности для различных сфер деятельности.

 

5.3. Межличностная продуктивность и деятельность в контексте коммуникации

Этот тип продуктивности исследовался и обобщался на основе модели социальных компетенций, подробно разработанной в рамках психологии межличностного общения. Эта модель предлагает глубокое понимание психических процессов, влияющих на адекватное социальное поведение, таких как:

– настойчивость, понимаемая как способность убеждать или даже вести кого-либо за собой;

– поддержание доверия;

– интенсивная невербальная коммуникация;

– вербальная коммуникация как основное средство выражения социальной коммуникации;

– эмпатия, внимание и кооперация в понимании и разрешении сложных ситуаций;

– знание самой природы социальных проблем, корректная интерпретация и применение правил и норм;

– эффективная самопрезентация, влияющая на восприятие нас другими;

– возможность признавать разнообразие и принимать изменения, равно как и способность инициировать изменения и управлять ими в случае необходимости.

 

Применение этих фундаментальных требований межличностной коммуникации к новой технической, искусственной и даже виртуальной коммуникативной среде было предложено в нашей статье о коммуникации и интерперсонализации в создаваемых в Сети виртуальных рабочих группах [14], где с психологической, с технической, с междисциплинарной точки зрения рассматриваются глубокие изменения, происходящие и еще требующиеся, в самом основании средств и условий научной работы и коммуникационного взаимодействия.

 

В качестве специфического вопроса продуктивности межличностной коммуникации могут быть рассмотрены условия и особенности продуктивного аудирования. Продуктивное аудирование – это активное прослушивание, и в отличие от пассивного слушания, являющегося существенным фактором контрпродуктивности, оно включает в себя постановку вопросов, поиск аналогичных идей, обнаружение новых предметов обсуждения, выбор, менее оценочный и толерантный к ошибкам, провоцирующее, но также дающее обратную связь и даже более заинтересованное отношение, возобновляемое, но также обладающее антиципацией, – все это способствует успешной межличностной коммуникации.

 

Межличностная продуктивность достигается не только рациональным управлением личностными и социальными умениями, навыками и компетенциями, но также управлением динамикой социальных отношений и поведения. Два последние, в свою очередь, эволюционируют как следствия внутри- и межличностных отношений, а затем – изменений личности и социума.

 

5.4. Продуктивность групп и организаций в коммуникации

Командная и групповая продуктивность в коммуникации важны преимущественно как аспекты групповой работы и групповой креативности, и они впервые были изучены как факторы групповой продуктивности.

 

В качестве основных факторов продуктивной групповой коммуникации важны такие аспекты, как сплоченность группы (психологическая и социальная), однородность мотиваций, высокие ожидания в отношении результатов работы, низкий уровень связанной с работой тревожности, сильная психологическая поддержка членов группы и корректная оценка результатов.

 

В свою очередь, продуктивная коммуникация благотворно влияет на статус и роль группы, так как она поддерживает в группе энтузиазм, укрепляет влияние группы на ее членов, повышает уровень участия и лояльности, обеспечивает низкий уровень напряженности, а также групповую удовлетворенность и высокую самооценку.

 

На организацию как на ближайшее окружение группы оказывается воздействие, и она сама влияет на продуктивность групповой коммуникации. Здесь мы не можем составлять список и давать описание благоприятствующих и, наоборот, препятствующих успешной деятельности условий организационной эффективности, как не можем исследовать и некоторые принуждающие обстоятельства, способные стать причинами продуктивности или контрпродуктивности в этой сфере.

 

Среди основных условий организационной продуктивности можно выделить три важных аспекта:

1. Структурные и функциональные проблемы организации;

2. Профессиональные (познавательные и практические) аспекты;

3. Достижения и ориентированное на будущее индивидуальное и групповое поведение.

 

Проиллюстрируем эти три аспекта с помощью одного из возможных подходов – психологического. Рассмотрим в соответствии с такой перспективой ряд характеристик организации и персонала, которые должны иметься в наличии или могут быть изменены, а именно:

а) профессиональная позиция, взаимосвязанная с профессиональной компетенцией и деятельностью;

б) специфические духовные состояния и практическая организация;

в) профессиональные и личностные достижения внутри организации.

Эти аспекты можно описать рядом характеристик, специфичных для успешной организации и для реализовавшейся личности.

 

Уровень продуктивности коммуникации в организации может быть повышен, если

аа) профессиональные позиции в организации ясны, но гибки и динамичны; организация пронизана определенной автономией; оригинальность в ее различных проявлениях является привилегированной ценностью; обратная связь осуществляется постоянно; сильные и разнообразные намерения осуществлять перемены поддерживаются внутри организации;

бб) душевное состояние членов организации и руководителей включает в себя одинаковое понимание практических задач; люди готовы принять свою ответственность за достижение общей цели; для персонала характерно глубокое понимание проблемы получения добавленной стоимости и достижения наивысших результатов;

вв) компетентность и высокие стандарты трудовой деятельности соответствуют уровню друг друга; как предписание, так и оценка обязанностей в организации характеризуются глубокой корректностью; профессиональную деятельность сопровождает личностное развитие; сбалансированы профессиональное и личное удовлетворение; осмысление заданий и результатов сопровождается прогнозом на будущее.

 

Может быть представлена и обсуждена более сложная, интегративная модель продуктивности в сфере коммуникации. Такая модель имеет следующие характеристики:

– сохраняет, расширяет и интегрирует представленные выше описания типов и степеней коммуникативной продуктивности, объединяет внутренние и внешние ресурсы менеджмента коммуникаций;

– отбирает и представляет характерные черты рассмотренных типов продуктивности (эффективность личности, персональная, межличностная, групповая и социальная эффективность);

– показывает последующую интеграцию проанализированных типов продуктивности во все более и более сложное целое, в котором они функционируют как предпосылки, а затем как условия для последующих типов целостности.

– подчеркивает взаимозависимость между всеми представленными типами коммуникативной продуктивности.

 

Такая модель может описать, но в равной мере и инспирировать увеличение эффективности профессиональной коммуникации путем применения психологических, социально-психологических, организационных, социо-технических и перспективных представлений о будущем, методов и технологий.

 

6. Продуктивность коммуникации и культура

Другие связанные с продуктивностью предметы исследования, такие как измерение и оценка продуктивности в познавательных компетенциях и в актах коммуникации или критерии измерения эффективности и системы критериев рассматриваются обычно в рамках менеджмента коммуникаций, где продуктивность изучается не только в виде достижения целей при помощи соответствующих ресурсов, но и в виде результатов, таких, как новая продукция или услуги, как деятельность, добавляющая стоимость или как достижение высочайших результатов в учении и образовании посредством познания и коммуникаций, которые поддерживаются информационными технологиями.

 

Недавно были исследованы культурные модели коммуникации и применение концепции коммуникабельности к некоторым специфическим сложностям, таким, как определенные расхождения, которые могут возникнуть между официальными попытками объединить метапрагматику посредничества и прагматические черты изложения новостей [5]. Сложность коммуникации в ориентированной на новости и высоко виртуализированной культуре иллюстрируется некоторыми аналитическими проблемами, возникающими на новых путях, в которых семиотическая медиация и превращение в товар пересекаются в процессе медиатизации.

 

Межкультурная коммуникация в реальном времени – другой, но, возможно, впервые поставленный вопрос в книге, которая рассматривает этические проблемы коммуникации, от традиционной журналистской этики до этики цифровых средств массовой информации [8, с. 52 – 53; 119 – 125]. Здесь представлены этические теории различных культур, но, что еще важнее, обсуждаются в глобальной перспективе этические проблемы средств массовой информации.

 

Представленный здесь интегративный и междисциплинарный взгляд на коммуникацию не является до конца понятным, если он не включает также специальное исследование культуры коммуникации, которое развивает и интегрирует сложные информационные и познавательные виды деятельности, потоки, центры и сети [15] и генерирует новые ценности, отношения и формы организации, также как и новое сообщество, то есть коммуникативное сообщество. В этом контексте можно говорить также и о культурной продуктивности, достигаемой в том числе за счет продуктивности коммуникации, которая, в свою очередь, основывается, помимо прочего, на новом образе мышления – коммуникативном мышлении, который также исследуется отдельно [12].

 

Разнообразие интеллектуальной деятельности, методов и технологий, поддерживаемых информационно-коммуникативными технологиями, а также ряда других видов деятельности, поддержанных этими же технологиями, создает новую культурную среду и даже новую культуру. Сама наша новая культура постоянно модифицируется техническими, экономическими, политическими и духовными видами деятельности, которые возникают, по-новому структурируются и проектируются. Возникают некоторые новые области культуры (такие, как компьютерная культура и сетевая культура). Более того, новая технологическая инфраструктура вызывает к жизни новые когенерирующие и коэволюционные взаимодействия между новой экономикой и новой культурой, и таким образом рождается так называемая экономика культуры, основанная на производстве предметов культуры и на рынке продуктов культуры [24], посредством сложного процесса, в котором культурные учреждения сохраняют свое специфическое значение, но функционируют с помощью средств информатики, позволяющих им иметь уровень эффективности, к настоящему времени достигнутый только промышленными и сервисными предприятиями.

 

Как показано этим же автором, в данном контексте используются и технологии менеджмента, и мультимедийные технологии интерфейса для того, чтобы развивать индустрию цифрового контента в устойчивом обществе знаний, использующие вычислительные сети и проекты неспециализированного типа CULTIVATE и CELIP, или предназначенные для чтения, как TEL, и для театра, как HAMLET. Предлагаются коммуникативные модели интеллектуальных практик, опосредованные технологиями [22], начиная от научных докладов эмпирического характера, использующих такие методы, как цепи актов коммуникации, – метод, который можно рассматривать как вновь введенный в употребление Spinuzzi в исследовательском проекте под заголовком Developing communicative event models (CEMs) [Развивающиеся модели актов коммуникации] – до эмпирических исследований в прикладной лингвистике [13], в которых язык как таковой рассматривается как «взаимосвязанные акты коммуникации», связанные друг с другом в рамках культуры. В настоящее время познание опосредуется, поддерживается и усиливается коммуникацией, и коммуникация создает посредством коммуникативного сообщества новую культуру – культуру коммуникации. Но мы должны определить, является ли она лишь частью большой культуры и (в этом неопределенном смысле) субкультурой, или она обладает тенденцией перехода в полу-культуру или даже псевдокультуру (в оценочном смысле). Должна ли она пройти через фазу контркультуры, чтобы вернуться снова как новый и ценный способ ответа на новые, но реально существующие человеческие потребности? Сейчас культурное сообщество ждет появления действительного коммуникативного сообщества.

 

Список литературы

1. Abell A., Oxbrow N. Competing with knowledge: The information professional in the Knowledge Management age. London, Library Assoc. Publishing, 2002.

2. Applegate L. M., McFerlan F. W., McKenny J. L. Corporate information systems management, 4-th edition. Boston, Massachusetts, The McGrave Hill Companies, Inc., 1996.

3. Bandura A. Self-Efficacy: The exercise of control. New York, NY: Freeman, 1997.

4. Beretti A. De, Legrand J.-.A, Boniface J. Communication techniques. Iași, Polirom Publishing House, 2001.

5. Charles L., Briggs C. L. On virtual epidemics and the mediatization of public health. Mediatized Communication in Complex Societies. Special Issue of Language and Communication, 2011, №31 (3), pp. 217 – 228.

6. Bulai A. Focus-group.Bucharest, Paideia Publishing House, 2000.

7. Dertouzos M. Information Highways: How We Will Live in the Information Age. Bucharest, Editura Tehnica, 2000.

8. Ess Ch. Digital Media Ethics. Cambridge (UK) and Malden (USA), Polity Press, 2009.

9. Filip Fl. Gh. Toward an economy of culture and an information infrastructure. Information Society and Knowledge society: Concepts, solutions and strategies for Romania, Bucharest, Expert Publishing House, 2001, pp. 143 – 156.

10. Herseni T. Sociology of language.Bucharest, Scientific Publishing House, 1976.

11. Latham G. P., Locke E. A., Fassina N. E. The High Performance Cycle: Standing the Test of Time, in Sonnentag, S. Psychological Management of Individual Performance, New York, John Wiley and Sons, Ltd, 2002.

12. Miege B. Communicational Thinking, Bucharest, Editura Cartea Românească, 1998.

13. Mortimer Katherine S. Communicative Event Chains in an Ethnography of Paraguayan Language policy. International Journal of the Sociology of Language, 2013 (219), January 2013, pp. 67 – 99.

14. Pană Laura. Communication and Inter-Personalization in Virtual Work Groups Constituted on the Web. Communication – Suggestion and Influence: Interdisciplinary and Trans-Disciplinary Aspects, Bucharest, Sigma Publishing House, 2009, pp. 53 – 62.

15. Pană Laura Cognition and Communication Management Technologies and Environments. Philosophy of Information and Information Technologies, Bucharest, Politehnica Press, 2004, pp. 122 – 132.

16. Pană, Laura. Social Efficacy by Responsible Change Management. Social Responsibility and the Requisite Holism of Action, a dedicated issue of Systemic Practice and Action Research, December 2013, Volume 26, Issue 6, pp 579 – 588.

17. Pană Laura. Social Invention and Change Management. Noesis, 2009, №34 (1), pp. 41 – 52.

18. Pânişoară I. O. Group communication. Efficient communication, Iași, Polirom, 2008.

19. Peterson J., Milstein Tema O., Chen Y. W., Nakazawa M. Self-efficacy in communication: The development and validation of a sojourners’ scale. Journal of International and Intercultural Communication, 2011, №4 (4), pp 290 – 309.

20. Richaudeau Fr. Language et action, Les théories de l’action, Paris, Hachette, 1972.

21. Sparrow P., West M. Psychology and Organizational Effectiveness. Organizational Effectiveness: The role of Psychology, New York, John Wiley and Sons, Ltd., 2002.

22. Spinuzzi C., Hart-Davidson W., Zachry M. Chains and Ecologies: Methodological Notes Toward a Communicative-Mediational Model of Technologically Mediated Writing. Proceedings of the 24th Annual International Conference on Design of Communication, Myrtle Beach (SC, USA), SIGDOC, 2006, October 18 – 20.

23. Tubbs T. C., Collins J. M. A Meta-Analysis of the Relationship Between Role Ambiguity, Role Conflict and Job Performance, Journal of Management, 2000, №26 (1), pp. 155 – 169.

24. Tufiş D., Filip Fl. Gh. The Romanian language in the information and knowledge society, Bucharest, Expert Publishing House, 2002.

25. Zlate M. Efficiency – a Fundamental Issue in Organizational Psychology. Treatise on Organizational–Managerial Psychology, Iași, Polirom, 2004, pp. 155 – 209.

 
Ссылка на статью:
Пана Л. Продуктивная коммуникация // Философия и гуманитарные науки в информационном обществе. – 2014. – № 1. – С. 10–26. URL: http://fikio.ru/?p=984.

 
© Доктор Лаура Пана, 2014.
© Н. А. Дмитренко, перевод, 2014.

УДК 3.30.32.303.01

 

Лукин Владимир Николаевич – государственное казенное образовательное учреждение высшего профессионального образования «Российская таможенная академия», Санкт-Петербургский филиал имени В. Б. Бобкова, научно-исследовательский отдел, ведущий научный сотрудник, доктор политических наук, доцент, Россия, Санкт-Петербург.

E-mail: lvn55555@mail.ru.

193077, Россия, Санкт-Петербург, ул. Софийская, д. 52,

тел. +7 (812) 706-43-75.

Мусиенко Тамара Викторовна – федеральное государственное бюджетное образовательное учреждение высшего профессионального образования «Санкт-Петербургский университет Государственной противопожарной службы МЧС России», Институт безопасности жизнедеятельности, кафедра философии и социальных наук, профессор; федеральное государственное автономное образовательное учреждение высшего профессионального образования «Санкт-Петербургский государственный университет аэрокосмического приборостроения», кафедра истории и философии, профессор, доктор политических наук, Россия, Санкт-Петербург.

E-mail: tvm77777@mail.ru.

196135, Россия, Санкт-Петербург, ул. Гастелло, д. 15,

тел. +7 (812) 708-42-13.

Авторское резюме

Состояние вопроса: В условиях глобализации и глобальной конкуренции от состояния и уровня развития индивида и общества в целом зависят успех или неудача социально-экономического развития, степень геополитического влияния государства. Поэтому проблемы развития человека все чаще становятся предметом исследований ряда наук в различных странах мира. Зарубежные и отечественные ученые фиксируют определенный упадок влияния традиционных теорий развития человека, что вызывает необходимость анализа причин этого явления и адекватной оценки потенциала современных теорий.

Результаты: В изучении личности последние годы наблюдается уменьшение влияния традиционных «гранд теорий» и переход к разработке преимущественно «микротеорий», то есть более частных и конкретных концепций. Наиболее перспективные направления исследования проблем человека и личности сложились в рамках психологического, эконономического и политико-культурологического подходов. Среди психологических теорий можно выделить три направления: механистические, организмическое и контекстуалистское. Широкое распространение получили кросс-культурные исследования, теория самодетерминации, теория трансформационного лидерства, теория социальных изменений и ставшая ее истоком интегративная теория развития личности, являющаяся соединением концептуальных положений экономических и психологических теорий на основе политико-культурологического подхода.

Область применения результатов: Результаты теоретического анализа состояния и тенденций развития научного познания в области разработки психологических и экономических теорий развития человека, интегративной теории социальных изменений и других могут быть учтены в дальнейших теоретических исследованиях психологических, культурологических, экологических, социально-политических аспектов проблемы развития человека. Соответствующие научные результаты могут найти применение в прикладных исследованиях по соответствующей проблематике, а также в практической деятельности в сфере политики, образовании, здравоохранении, управлении.

Выводы: В современной политической науке все больше утверждается точка зрения о нарастании в условиях глобализации влияния процесса диверсификации подходов к пониманию перспектив современного развития. Общим же для большинства исследований проблем глобального развития является положение о кристаллизации не какого-то одного типа современной цивилизации, а о формировании многообразия таких типов.

В то же время в эпоху формирования современного информационного общества, проблем и рисков глобального развития востребованы интегрированные, транс-дисциплинарные концептуальные подходы к переосмыслению сущности и проблем развития человека, его безопасности, социальной жизни и нравственного блага. Задача философии и других наук – разработка адекватных теоретических подходов к пониманию развития человека в современном мире.

 

Ключевые слова: глобализация; теория развития человека; кросс-культурные исследования; интегративные теории; преференции.

 

Theories of Human Development in the Context of Globalization

 

Lukin Vladimir Nikolaevich – RussianCustomsAcademy, Saint Petersburg branch named after V.B. Bobkov, Scientific and Research Department, Leading Research Worker, Doctor of Political Sciences, Professor, Saint Petersburg, Russia.

E-mail: lvn55555@mail.ru.

 52, Sofijskaja st., Saint Petersburg, Russia, 192241.

тел. +7 (812) 706-43-75.

Musienko Tamara Viktorovna – St. Petersburg University of the State Fire Service of EMERCOM of Russia, Life Safety Institute, Department of Philosophy and Social Sciences, Professor; St. Petersburg State University of Aerospace Instrumentation, Department of Philosophy and History, Professor, Doctor of Political Sciences, St. Petersburg, Russia.

E-mail: tvm77777@mail.ru.

15, Gastello st., Saint Petersburg, Russia, 196135.

tel: +7 (812) 708-42-13.

Abstract

Background: In the context of globalization and global competition it is becoming evident that the success or failure of socio-economic development and the degree of geopolitical influence of the state depend on the state and level of development of the individual and society in general. Therefore the problems of human development have increasingly become the subject of investigations of a number of sciences in various countries of the world. Foreign and domestic scientists fix a certain decline of the influence of the traditional theories of human development, which calls for the analysis of the causes of this phenomenon and an adequate assessment of the potential of modern theories.

Results: Perspective directions of research of problems in human development, determined in the framework of psychological, economic, political and cultural approaches are disclosed. The authors also present a detailed description of selected practices in the application of relevant theories in choosing the optimal ways of creative development in domestic social practices.

Research limitations: The results of theoretical analysis of the status and trends of development of scientific knowledge in the field of development of psychological and economic theories of human development, the integrative theory of social change and others can be taken into account in further theoretical studies of psychological, cultural, ecological, socio-political aspects of the problems of human development. Relevant scientific research results can be used in applied research in the subject matter, as well as in practice in politics, education, health and governance.

Conclusions: The point of view according to which in the conditions of globalization, the growing influence of the process of diversification of approaches to understanding the perspectives of modern development is increasingly widespread in modern political science.

Common to most studies of the problems of global development is the thesis about the crystallization of not any special type of modern civilization, but the formation of the diversity of these types.

At the same time, in the era of formation of modern information society, issues and risks of global development demand for integrated, trans-disciplinary approaches to rethink the essence and problems of human development, his safety, social life and moral welfare. The task of philosophy and other humanities is to develop adequate theoretical approaches to understanding the essence of human development in the modern world.

 

Keywords: globalization; theory of human development; cross-cultural studies; the integrative theory; preferences.

 

Глобализация и соответствующие процессы всеобщей трансформации различных сфер жизни человека, прежде всего социально-экономической сферы, политической жизни, культуры, окружающей среды, информационного контекста, духовного и внутреннего мира личности, актуализируют проблему развития человека.

 

В эпоху формирования современного информационного общества, проблем и рисков глобального развития востребованы интегрированные, трансдисциплинарные концептуальные подходы к переосмыслению проблем сущности и развития человека, его безопасности, социальной жизни и нравственного блага. Задача философии и других наук – разработка адекватных подходов к пониманию развития человека в современном мире [см. идеи и подходы: 4; 5; 20].

 

Президент Российской Федерации В. В. Путин в своем выступлении на заседании Международного дискуссионного клуба «Валдай» 19 сентября 2013 года отметил, что в условиях глобальной конкуренции от состояния человека зависят успех или неудача социально-экономического развития, степень геополитического влияния. Главное же условие успеха – это качество людей, качество интеллектуального, духовного, морального общества. В сердце нашей философии, – подчеркнул он, – должно быть развитие человека [1].

 

Проблемы развития человека все чаще становятся предметом исследований разных наук в различных странах мира. Анализируя тенденции развития и оценивая потенциал традиционных и современных, разрабатываемых в последнее двадцатилетие, психологических теорий развития личности Томас Р. Мюррей (Thomas R. Murray) фиксирует определенный упадок влияния традиционных «гранд теорий» и отмечает переход к разработке преимущественно «микротеорий», связывая с этим вектором перспективы разработки теории развития человека в рамках психологического подхода. В качестве перспективных Томасом выделены теории, отличающиеся особым акцентом на проблематике социального контекста и роли социальных движений (феминизм, этнические меньшинства и другие) и учитывающие при этом необходимость уделять больше внимания осмыслению индивидуальных различий [17; 20].

 

Не случайным в этом отношении представляется тот факт, что новейшие труды ученого выполнены на основе интегративной методологии с использованием концептуального аппарата социологической теории обмена и соответствующего интерпретивного метода в рамках методологии качественного анализа [18]. Это один из примеров экзогенной интеграции концептуальных подходов на основе включения в психологические исследования проблем развития личности элементов социологического подхода.

 

Вместе с тем, современные психологические теории развития человека разрабатываются преимущественно в рамках интеграции эндогенного характера, то есть за счет развития на базе классических традиционных теорий элементов отдельных психологических теорий среднего радиуса действия, а также продвижения на этой основе современных концептуальных идей, генерированных под влиянием проблематики, связанной с динамикой современных информационных процессов, экологией человека, глобализацией и иных.

 

Оценивая на рубеже веков состояние и тенденции развития научного познания в области разработки психологических теорий развития человека в новом тысячелетии, Дейл Голдхабер (Dale E. Goldhaber) выявляет ряд современных теорий, обладающих соответствующим интегративным потенциалом, группируя их по трем основным направлениям.

 

Первое направление обозначено как механистическое, группирующее теории, отражающие роль когнитивных процессов и механизмы их воздействия на процесс развития личности (отвечают на вопрос: «Как мы развиваемся?»). К современным интегративным теориям этой перспективой линии отнесены: теория обучения (Learning Theory), социальная теория познания (Bandura’s Social Cognitive Theory), теории современных информационных процессов (The Information Processing Perspective), теоретическая бихевиоральная перспектива осмысления поведения и развития человека с генетической точки зрения (The Developmental Behavior Genetic Perspective).

 

Второе направление в классификации Голдхабера – организмическое. Это – группа современных теорий, разрабатываемых на основе идей классических психологических теорий развития личности, акцентирующих эндогенные факторы развития человека (отвечают на вопрос «Почему мы такие?»). В этом типе интегративных теорий представлены: психобиологическое направление исследования проблем развития человека (The Developmental Psychobiological Perspective), конструктивистская теория Пиаже (The Constructivist Theory of Jean Piaget), неоконструктивистские теории (Neo-Piagetian Perspectives), психодинамические модели Зигмунда Фрейда и Эрика Эриксона (The Psychodynamic Models of Sigmund Freud and Erik Erikson).

 

Третье перспективное направление – контекстуалистское. Это группа теорий, ориентированных на изучение контекста и экзогенных факторов развития человека. В этот класс теорий отнесены: когортные исследования продолжительности жизни (Life-Span Cohort Perspectives), социокультурная теоретическая перспектива и теория Выготского (Vygotsky and the Sociocultural Perspective), постмодернизм (Postmodern Perspectives) [9].

 

В одной их последних своих работ Голдхабер еще раз возвращается к вопросу о перспективности дифференциации концептуальных подходов к проблеме развития человека, прежде всего по линии расхождения в выборе соответствующего приоритета: теоретическая разработка проблемы либо с точки зрения определяющего влияния самой человеческой природы как внутреннего фактора развития человека, либо с позиций оценки доминирующего воздействия внешних факторов, связанных прежде всего с воспитанием и социализацией личности. Отмечая объективность дифференциации в развитии научного знания и подчеркивая потенциал многообразия теоретических подходов, ученый указывает на определенную условность подобного разграничения и отдает предпочтение перспективе интеграции концептуальных подходов к пониманию проблем развития человека в современном обществе [10].

 

Подобный подход к типологизации современных перспективных линий психологических исследований и теорий развития человека содержится в классификациях Барбары Ньюман и Филипа Ньюмана (Barbara M. Newman and Philip R. Newman), Нейла Салкайнда (Neil J. Salkind) N., подчеркивающих, с одной стороны, дифференциацию интегративных психологических теорий по линии приоритетности либо биологических факторов развития человека, либо инвайронментальных аспектов, и определяющих в качестве потенциально перспективного тренда разработку теорий, опирающихся на исходное положение о взаимодействии внутренних и внешних факторов развития человека, с другой [15; 16].

 

Классификация основных психологических теорий развития Патриции Миллер дает комплексное представление о современных ведущих теориях развития человека: когнитивная теория развития Пиаже и модификационные модели неокогнитивизма (Piaget’s Cognitive-Stage Theory and the Neo-Piagetians), психоаналитические теории Фрейда и Эриксона (Frued’s and Erikson’s Psychoanalytic Theories), теория информационных процессов (Information-Processing Theory), этиологические теории и теории эволюции (Ethiology and Other Evolutionary Theories), теория развития с позиций экологического восприятия Гибсона (Gibson’s Ecological Perceptual Theory of Development), социокультуралистическая перспектива и теория Выготского (Vygotsky and the Socioculturalists), новейшие мини-теории и развивающиеся теории, в частости теории динамических систем, контекстуальные теории развития человека и другие (Contemporary Mini-Theories and Emerging Theories) [13].

 

Особое внимание в современной психологии развития уделяется проведению кросс-культурологических иследований и психолого-культурологической теоретической перспективе с соответствующей концептуализацией аспектов развития человека в различных культурных контекстах [14].

 

Теория самодетерминации включает в себя пять составляющих: теории организмической интеграции, теории когнитивной оценки, теории каузальных ориентаций, теории базовых психологических потребностей, теории содержания целей. Согласно этой теории мотивация любого продуктивного изменения базируется на удовлетворении базовых психологических потребностей в автономии и компетентности.

 

Т. О. Гордеева, анализируя результаты исследований стратегии и практик в рамках этой теории в сфере образования, приходит к выводу, что поддержка автономии является фактором, повышающим мотивацию и психологическое благополучие субъектов учебной деятельности. Реализация стратегии и практик, опирающихся на интерес, компетентность, собственную волю и желание, приводят к большей настойчивости и лучшим результатам обучения, чем мотивация учебы посредством наград, оценок, санкций и других внешних манипуляций.

 

Проблема состоит в том, что в большинстве учебных сред обучающиеся страдают от недостаточной поддержки автономии. Это, в свою очередь, происходит из-за того, что преподаватели часто недооценивают способности учащихся к самомотивированию и считают мотивацию фиксированной чертой. Когда мотивация низка, они, не зная иных конкретных способов, используют контролирующие стратегии, чтобы преодолеть дефицит мотивации. К этому их подвигает и постоянный прессинг со стороны многочисленных проверяющих и оценивающих их инстанций, самих учащихся, их родителей.

 

Исследователь обозначила практические проблемы применения теории, среди которых: культурная универсальность теории, специфика ее применения в различных областях, выявление поддерживающих автономию стратегий и обучение им для повышения эффективности.

 

Основные пути поддержки автономии в учебной среде сформулированы следующим образом: стремление понять точку зрения обучаемых, стимулирование их на проявление инициативы, поддержка разнообразия ее проявления, обеспечение возможности выбора.

 

Исходя из современного состояния здравоохранения и отношения граждан России к своему здоровью, у исследователей должен вызвать интерес и активный поиск в различных странах мира конкретных форм поддержки автономии и компетентности у пациентов с целью повышения эффективности врачебных рекомендаций и формирования у людей здоровых привычек. Очевидно, что эти исследования должны быть проведены и в условиях нашей культуры. Может выясниться, что поддержка иных базовых психологических потребностей, а не автономии, станет более важным источником, мотивирующим к следованию врачебным предписаниям, так как именно от их фрустрации максимально страдают российские больные. Хотя применение метода структурного моделирования в ряде стран подтвердило, что воспринимаемая поддержка автономии является каузальным фактором, который способствует увеличению автономной мотивации и мотивации, основанной на компетентности, что, в свою очередь, приводит к отказу от вредных привычек и уменьшению вероятности рецидивов, – утверждает Т. О. Гордеева. Исследования в области применения теории самодетерминации и трансформационного лидерства к мотивации профессиональной деятельности идут в направлении создания эффективного диагностического инструментария, разработки шкалы внутренней мотивации на базе Опросника трудовой мотивации (Revised Motivation at Work Scale; Gagne, Forest et al., 2010), разработанного под руководством канадского психолога М. Ганье коллективом исследователей из 12 стран [2].

 

Солидаризуясь с Томасом Р. Мюрреем, Даниел Хаусман (D. Hausman) подчеркивает, что разрабатываемые в рамках экономического подхода теории рационального выбора (Rational Choice Theories), теории формирования предпочтений (Theories of Preference Formation) нуждаются в дальнейшем развитии, прежде всего с учетом особенностей трактовки концепции предпочтений с позиций современных психологических теорий и философских рефлексий проблематики субъектного действия и его связи с нравственным выбором.

 

Характерно, что отмечая в целом конструктивность интерпретивного, прогностического и аналитического потенциала теории формирования предпочтений и ее модификаций, Хаусман подвергает критике односторонние взгляды на преференции в терминах сугубо рационального выбора и эгоистических интересов личности. Ориентируясь на необходимость расширения психологических и философских оснований теории, Хаусман полагает, что при построении моделей формирования предпочтений и процесса их изменения следует учитывать и когнитивные ориентации, прежде всего в аспекте разумности действия, и эмоциональные ориентации, а также ценности и нормы морали как важные факторы формирования преференций [11].

 

К теории трансформационного лидерства Д. Бернса (J. Burns) и Б. Басcа (B. Bass) активно обращаются современные специалисты в области трудовой мотивации персонала.

 

В этой теории внимание смещено с внешних средств управления на внутренние. На первый план выходит личностный рост и развитие у работников внутреннего чувства самореализации и эффективности. При этом используются следующие практики:

Индивидуальный подход (Individualized Consideration) – внимание, которое проявляет лидер к развитию работников и к их личным интересам, обеспечивая среду для их удовлетворения; интеллектуальная стимуляция (Intellectual Stimulation) – поощрение самостоятельности сотрудников, поиска новых путей решения привычных задач; вдохновляющая мотивация (Inspirational Motivation) – формирование ясной и достижимой цели, повышение уровня ожиданий, уменьшение сложности путем сведения проблемы к ключевым вопросам; идеализированное влияние (Idealized Influence) – стремление лидера стать для своих работников образцом для подражания через постоянное саморазвитие.

 

Действуя таким образом лидер может преобразовывать своих работников в лидеров, ответственных за собственные действия, поведение, исполнение поставленных задач и личностное развитие [3, см.: 6, с. 4 − 9, см.: 7, с. 5 − 8].

 

Эффективность теории трансформационного лидерства заключается в соответствии ее основных положений и рекомендаций по эффективному удовлетворению базовых потребностей работников росту их автономной мотивации и уменьшению контролируемой мотивации. Трансакционное лидерство, выделяемое Б. Бассом, напротив, приводит к уменьшению автономной и усилению контролируемой профессиональной мотивации.

 

Характерным примером соединения на базе политико-культурологического подхода концептуальных положений экономических и психологических теорий развития человека возможно рассматривать интегративную теорию развития личности Уэлзела-Инглехарта-Клингемана [8, 12, см.: 19 с. 1 – 37], ставшую основой стратегии социальных изменений (Theory of Human Development).

 

Суть интегративной теории социальных изменений состоит в соединении теоретических подходов к пониманию процессов социоэкономического развития, культурных изменений и развития демократии в условиях глобализации, с одной стороны, и установлении взаимосвязи этих трех факторов, с другой.

 

Стратегия социальных изменений разрабатывается соответствующими международными исследовательскими центрами с целью минимизации рисков глобального развития и оптимизации эффектов, связанных с процессами социоэкономического, культурного и политического развития, с учетом ключевых положений теории развития личности, разрабатываемой в рамках традиций мичиганской школы политического анализа [Школа гуманитарных и социальных наук Бременского международного университета (School of Humanities and Social Sciences, International University Bremen = IUB), Институт социальных исследований Мичиганского университета (Institute for Social Research, University of Michigan = ISR), Берлинский Центр социальных исследований (Social Science Research Center Berlin)].

 

Составляющими интегративной теории являются также теория изменения ценностей (Theory of Value Change), теория рационального выбора (Rational Choice Theory), теория демократии (Democracy Theory), теория развития личности, основные положения которых адаптированы и инкорпорированы в интегративную теорию развития личности как теорию социальных изменений.

 

Теория социальных изменений как условия развития личности представлена тремя основными концептуальными компонентами.

 

Первый компонент – концепция социоэкономического развития (Socioeconomic Development) как фактора, способствующего расширению возможностей выбора за счет обеспечения граждан соответствующими индивидуальными ресурсами (Individual Resources).

 

Второй компонент – концепция изменения культуры, которое выражается в перемещении акцента на ценности самовыражения (Self-Expression Values), способствующие формированию у людей установок на приоритет личного автономного выбора.

 

Третий компонент – концепция демократизации как процесса, обеспечивающего гражданам эффективную систему политических прав (Effective Rights), гарантирующих законность индивидуального выбора форм участия в сфере политики.

 

Все три компонента имеют общим концептуальным основанием проблему расширения возможностей индивидуального выбора.

 

Интегративной теорией социальных изменений инкорпорируются те положения названных выше теорий, по которым достигнуты определенный консенсус и сложилась некая общая позиция в трактовке эффектов исследуемых процессов.

 

Стратегия социальных изменений предполагает предотвращение рисков конфликта ценностных систем, вызываемых социокультурными кливеджами и чреватых угрозой противостояния цивилизаций и культур в условиях глобализации.

 

В современной политической науке все больше утверждается точка зрения о нарастании в условиях глобализации влияния процесса диверсификации подходов к пониманию перспектив современного развития. Общим для большинства исследований проблем глобального развития является положение о кристаллизации не какого-то одного типа современной цивилизации, а формировании многообразия таких типов.

 

Список литературы

1. Выступление В. В. Путина на встрече клуба «Валдай» [Электронный ресурс]. – Режим доступа: URL: http://www. rg.ru>2013/09/19/stenogramma-site.html (20.09.2013).

2. Гордеева Т. О. Теория самодетерминации: настоящее и будущее. Часть 2: Вопросы практического применения теории // [Электронный ресурс] // Психологические исследования: электрон. науч. журн. – 2010. – № 5(13). URL: http://psystudy.ru (30.09.2013).

3. Кудряшова Е. В. ЛИДЕР. Исследования лидерства в современной западной общественно-политической мысли. Архангельск, 1996. – 226 с.

4. Arnett J. Human Development: a Cultural Approach. Upper Saddle River, N.J.: Pearson, 2012, 740 p.

5. Ashford N. Technology, Globalization, and Sustainable Development: Transforming the IndustrialState. New Haven, Conn.; London: YaleUniversity Press, 2011, 720 p.

6. Bass В. Leadership and Performance Beyond Expectations. N.Y., 1985. pp. 4 − 9.

7. Burns J. Leadership. N.Y., 1978. P. 5 − 8.

8. Changing Human Beliefs and Values, 1981 – 2007: a Cross-Cultural Sourcebook based on the World Values Surveys and European Values Studies. Ronald Inglehart … [et al]. 1st ed. D.F.: Siglo Veintiuno Editores, 2010, 262 p.

9. Goldhaber D. The Nature-Nurture Debates: Bridging the Gap. University of Vermont. Cambridge: CambridgeUniversity Press, 2012, 178 p.

10. Goldhaber D. Theories of Human Development: Integrative Perspectives. Mountain View, CA: Mayfield Pub., 2000, 416 p.

11. Hausman D. Preference, Value, Choice, and Welfare. Cambridge; New York: CambridgeUniversity Press, 2012, 153 p.

12. Inglehart R, Welzel Ch. Modernization, Cultural Change, and Democracy: the Human Development Sequence. Cambridge, UK; New York: CambridgeUniversity Press, 2005, 333 p.

13. Miller P. Theories of Developmental Psychology. 4th ed. New York: Worth Publishers, 2002, 518 p.

14. Miller P. Theories of Developmental Psychology. 5th ed. New York: Worth Publishers, 2011, 507 p.

15. Newman B., Newman Ph. Theories of Human Development. Mahwah, N.J.: Lawrence Erlbaum Associates, 2007, 330 p.

16. Salkind N. An Introduction to Theories of Human Development. Neil J. Salkind. Thousand Oaks, Calif.: Sage Publications, 2004, 351 p.

17. Thomas R. M. Recent Theories of Human Development. Thousand Oaks, Calif.: Sage Publications, 2001, 311 p.

18. Thomas R. M., Iding M. K. Explaining Conversations: a Developmental Social Exchange Theory. Lanham: Jason Aronson, 2012, 209 p.

19. Welzel Ch., Inglehart R., Klingemann H.-D. Human Development as a Theory of Social Change. Available at: URL: http//wvs.isr.umich.edu. P. 1 – 37. (accessed 30.09.2005).

20. What is a Person?: Rethinking Humanity, Social Life, and the Moral Good from the Person up. Smith Ch. Chicago: University of Chicago Press, 2010, 518 p.

References

1. Prime Minister Vladimir Putin at a meeting of the club “Valdai” [Vystuplenie V.V.Putina na zasedanii kluba «Valdaj»]. Site «RG RU». Available at: http://www. rg.ru>2013/09/19/stenogramma-site.html (accessed 20.09.2013).

2. Gordeeva T.O. Self-Determination Theory: Present and Future. Part 2: Issues of a Practical Application of a Theory [Teorija samodeterminacii: nastojashhee i budushhee. Chast' 2: Voprosy prakticheskogo primenenija teorii]. Site «Psikhologicheskie Issledovaniya». Available at: http://psystudy.ru/index.php/num/2010n5-13/378-gordeeva13.html (30.09.2013).

3. Kudryashov E. V. LEADER. Researching Leadership in Contemporary Western Political Thought [Issledovanija liderstva v sovremennoj zapadnoj obshhestvenno-politicheskoj mysli]. Arkhangelsk, 1996, 226 p.

4. Arnett J. Human Development: a Cultural Approach. Upper Saddle River, N.J.: Pearson, 2012, 740 p.

5. Ashford N. Technology, Globalization, and Sustainable Development: Transforming the Industrial State. New Haven, Conn.; London: YaleUniversity Press, 2011, 720 p.

6. Bass В. Leadership and Performance Beyond Expectations. N.Y., 1985. P. 4−9.

7. Burns J. Leadership. N.Y., 1978. P. 5−8.

8. Changing Human Beliefs and Values, 1981-2007: a Cross-Cultural Sourcebook based on the World Values Surveys and European Values Studies. Ronald Inglehart … [et al]. 1st ed. D.F.: Siglo Veintiuno Editores, 2010, 262 p.

9. Goldhaber D. The Nature-Nurture Debates: Bridging the Gap. University of Vermont. Cambridge: CambridgeUniversity Press, 2012, 178 p.

10. Goldhaber D. Theories of Human Development: Integrative Perspectives. Mountain View, CA: Mayfield Pub., 2000, 416 p.

11. Hausman D. Preference, Value, Choice, and Welfare. Cambridge; New York: CambridgeUniversity Press, 2012, 153 p.

12. Inglehart R, Welzel Ch. Modernization, Cultural Change, and Democracy: the Human Development Sequence. Cambridge, UK; New York: CambridgeUniversity Press, 2005, 333 p.

13. Miller P. Theories of Developmental Psychology. 4th ed. New York: Worth Publishers, 2002, 518 p.

14. Miller P. Theories of Developmental Psychology. 5th ed. New York: Worth Publishers, 2011, 507 p.

15. Newman B. Newman Ph. Theories of Human Development. Mahwah, N.J.: Lawrence Erlbaum Associates, 2007, 330 p.

16. Salkind N. An Introduction to Theories of Human Development. Neil J. Salkind. Thousand Oaks, Calif.: Sage Publications, 2004, 351 p.

17. Thomas R. M. Recent Theories of Human Development. Thousand Oaks, Calif.: Sage Publications, 2001, 311 p.

18. Thomas R. M., Iding M. K. Explaining Conversations: a Developmental Social Exchange Theory. Lanham: Jason Aronson, 2012, 209 p.

19. Welzel Ch., Inglehart R., Klingemann H.-D. Human Development as a Theory of Social Change. Available at: URL: http//wvs.isr.umich.edu. P. 1–37. (accessed 30.09.2005).

20. What is a Person?: Rethinking Humanity, Social Life, and the Moral Good from the Person up. Smith Ch. Chicago: University of Chicago Press, 2010, 518 p.

 
Ссылка на статью:
Лукин В. Н., Мусиенко Т. В. Теории развития человека в контексте глобализации // Философия и гуманитарные науки в информационном обществе. – 2014. – № 1. – С. 27–38. URL: http://fikio.ru/?p=946.

 
© В. Н. Лукин, Т. В. Мусиенко, 2014