Tag Archives: Политология

УДК 316.324.8

 

Исаев Борис Акимович – федеральное государственное автономное образовательное учреждение высшего образования «Санкт-Петербургский государственный университет аэрокосмического приборостроения», кафедра истории и философии, профессор, доктор социологических наук, профессор, Санкт-Петербург, Россия.

Email: isaevboris@yandex.ru

190000 Россия, Санкт-Петербург, Большая Морская ул., д. 67,

тел.: 8(812)708-42-05.

Аннотация: Место постиндустриального, или информационного, общества в человеческой истории определили такие авторитетные исследователи, как З. Бжезинский, М. Дюверже, Д. Белл, Р. Инглхарт, Д. Нейсбит, А. Турен, Э. Тоффлер и др. К его основным чертам относятся переход от экономики товаров к экономике услуг; рост роли знаний, компетентности, которые становятся инструментами власти; деперсонификация экономической и персонификация политической власти; падение роли идеологии; возрастание интереса к непосредственному участию широких масс в политике и принятии решений, к проведению досуга в условиях рационализированной повседневной работы; повышение интереса людей к совершенствованию, овладению другими специальностями, к качеству жизни, а не только к обыкновенному материальному благополучию.

Результаты: В XXI в. постиндустриальное общество все больше приобретает черты информационного общества, к которым относятся: массовое производство все более совершенных персональных компьютеров, бурное развитие IT технологий, глобализация на этой основе экономики, культуры и человеческой деятельности, создание социальных сетей, электронных правительств, электронных партий и общественных движений, появление новых субкультур, интенсификация потоков переселенцев и туристов. Информационное общество по сравнению с индустриальным станет более информированным, гуманным, демократичным и комфортным, но несет в себе угрозы дезинформации и усиления контроля за населением.

Выводы: Современное информационное общество прошло в своем становлении ряд этапов и представляет собой сообщество наиболее развитых держав, к которому постепенно присоединяются развивающиеся страны.

 

Ключевые слова: постиндустриальное, информационное общество; место в истории постиндустриального общества; характеристики постиндустриального, информационного общества.

 

Post-Industrial, Information Society and Its Place in Human History

 

Isaev Boris Akimovich – Saint Petersburg State University of Aerospace Instrumentation, Department of History and Philosophy, Professor, Doctor of Sociology, Saint Petersburg, Russia.

Email: isaevboris@yandex.ru

Bolshaya Morskaya st., 67, Saint Petersburg, 190000 Russia,

tel.: 8 (812) 708-42-05.

Abstract

Background: Many well-known researchers such as Z. Brzezinski, M. Duverger, D. Bell, R. Inglehart, D. Naysbit, A. Turen, E. Toffler et al. have determined the place of post-industrial, or information society in human history. Its main characteristics include the transition from the economy of goods to the economy of services; the key role of knowledge, competence, which become tools of power; depersonification of economic and personification of political power; the decline of ideology; increased interest in the direct participation of the masses in politics and decision-making, in leisure activities; increasing people’s interest in improving, mastering other qualifications, in the quality of life, but not ordinary material well-being.

Results: In the XXI century post-industrial society is gradually transforming into information society. The main characteristics of the latter include: mass production of personal computers, the rapid development of IT technologies, globalization of the economy, culture and human activity on this basis, the creation of social networks, e-governments, e-parties and social movements, the emergence of new subcultures, the intensification of flows of immigrants and tourists. In contrast, information society is to become more informed, humane, democratic and affluent, but it carries the threat of misinformation and increased control over the population.

Conclusion: Modern information society has passed a number of stages and is a community of the most developed powers, to which developing countries are gradually joining.

 

Key words: post-industrial, information society; place in the history of post-industrial society; characteristics of post-industrial, information society.

 

Все страны мира, безусловно, испытывают влияние изменяющейся внешней среды. Кроме того, внутренние изменения, происходящие в каждой стране, накапливаясь в экономических, социальных, политических, культурных структурах, в конце концов вызывают значительные сдвиги во всех сферах, меняя качественное состояние всего общества. Отсюда следует, что на смену индустриальному обществу неизбежно должно было прийти какое-либо новое экономическое, культурное и политическое состояние социума.

 

Новое качественное состояние и новые характеристики общества социальные философы, социологи, другие обществоведы начали фиксировать уже в 1960-х гг. Одним из первых опубликовал свое исследование на эту тему Збигнев Бжезинский. В работе «Между двумя эрами: роль Америки в технотронную эру» (1970) [см.: 2] он утверждал, что человечество прошло в своем развитии две эры (аграрную и индустриальную) и входит в третью эру – технотронную (то есть технонаправленную – Б. И.). Технотронным он назвал «общество, формирующееся в своих культурных, психологических, социальных и экономических аспектах под воздействием технологии и электроники, особенно в области компьютерной техники и коммуникаций». [2, p. 8]. Технотронное общество, по мнению Бжезинского, приобретает следующие характеристики:

– промышленность товаров уступает место экономике услуг;

– растет роль знаний, компетентности, которые становятся инструментами власти;

– поэтому тому, кто хочет «быть на плаву» в таком обществе, необходима учеба и самообразование в течение всей жизни;

– жизнь широких слоев в таком обществе скучна (днем рационализированное производство, вечером – телевизор), отсюда – важная роль проведения досуга: развитие шоу-бизнеса, индустрии игр и развлечений, спорта, туризма и т. д.;

– существенно возрастает роль университетов, научных центров, которые непосредственно определяют изменения и направляют всю жизнь общества;

– падает роль идеологии при возрастании интереса к общечеловеческим ценностям;

– повышается роль телевидения, которое вовлекает в общественную и политическую жизнь широкие массы, ранее пассивные;

– становится актуальной участие широких слоев в принятии социально важных решений;

– экономическая власть деперсонифицируется; на ведущие позиции на производстве выходят менеджеры (менеджер – не владелец, а наемный управленец), а предприятия теперь принадлежат тем, кто владеет акциями;

– повышается интерес к качеству жизни, а не только к обыкновенному материальному благополучию.

 

Главным фактором социально-политических изменений, ведущих в постиндустриальное, информационное общество, Бжезинский считал научно-технический и экономический прогресс, который он называет технотронным прогрессом. В этом смысле он продолжил традицию движения технократов, зародившегося еще в 1920–1930 гг. в США. Лидеры этого движения – Говард Скотт и Гарольд Лэб полагали, что общественное производство может регулироваться на принципах научно-технической рациональности, носителями которых должны выступать организованные в национальном масштабе профессиональные сообщества ученых, экономистов, инженеров, педагогов, архитекторов, экологов, врачей. В 1940-х гг. идеи Лэба и Скотта развивал Джеймс Бёрнхем. В монографии «Революция менеджеров» (1941) [3] он утверждал технократию, то есть власть управляющих производством, как социально-политическую силу, способную не только обеспечить устойчивое индустриальное развитие, но и создать качественно новую политическую систему постиндустриального общества.

 

В этом же ключе технократического развития постиндустриального общества рассуждал французский правовед и политолог Морис Дюверже, который ввел понятие «технодемократия». Технократии, как правления только рационалистически мыслящей элиты, по Дюверже, не существует, однако после доминирования либеральной демократии (1870–1914) и ее кризиса (1918–1939) возникла новая форма политической организации общества и государства, которая включила в себя технократические элементы в сочетании с уцелевшими элементами либеральной демократии (политические свободы, плюралистическая идеология, гуманистические культурные традиции) и с новой олигархией в лице собственников производства, людей из техноструктуры корпораций и правительственных чиновников. При этом собственники производства (капиталисты) и люди техноструктуры (менеджеры-технократы) стремятся не только управлять своими корпорациями, но и через государственные структуры участвовать в управлении страной, определять перспективы ее развития. Вместе с государственными чиновниками они участвуют в долгосрочном планировании и принятии важных политико-экономических решений. Из этих трех групп управленцев (капиталисты-собственники, менеджеры-технократы и государственные менеджеры) и образуется управляющая (экономическая) техноструктура. Другая структура технодемократии – политическая техноструктура – образуется в процессе сотрудничества министров, лидеров партий, руководителей профсоюзов и групп давления, высших государственных чиновников, ведущих экспертов в процессе подготовки важных государственных решений. В результате деятельности экономической и политической техноструктур, их взаимодействия и, в какой-то мере, срастания образуется технодемократическая организация общества, которую Дюверже уподобил двуликому Янусу – божеству древних римлян. Работа Дюверже о технодемократии так и называется «Янус. Два лица Запада» (1972) [см.: 4].

 

И все же большинство исследователей того времени называют эру, следующую за индустриальной, постиндустриальной, а социум, соответствующий этой эре – постиндустриальным обществом.

 

Одним из пионеров концепции постиндустриального общества, получившей обоснование в книге «Грядущее постиндустриальное общество. Опыт социального прогнозирования» (1973) стал американский исследователь Даниел Белл. Он противопоставил понятие «постиндустриальное общество» понятиям «доиндустриальное» и «индустриальное» общество. Если доиндустриальное общество являлось в основном добывающим и базировалось на сельском хозяйстве, добыче полезных ископаемых, рыболовстве, заготовке леса и других ресурсов, вплоть до природного газа или нефти, а индустриальное общество носит, прежде всего, производящий характер, используя энергию и машинную технологию для производства товаров, то постиндустриальное общество является обрабатывающим, здесь обмен информацией и знаниями происходит в основном при помощи телекоммуникации и компьютеров [см.: 5, С. CL].

 

Белл полагал, что в 1970-х гг. современное индустриальное общество вследствие бурного развития науки и технологий (именно они выступают основными движущими силами) вступило в новую стадию – стадию постиндустриального общества. Это общество, по сравнению с индустриальным, приобрело новые признаки, а именно.

 

1. Центральная роль теоретического знания. Каждое общество всегда опиралось на знания, но только в наши дни систематизация результатов теоретических исследований и материаловедения становятся основой технологических инноваций. Это заметно, прежде всего, в новых, наукоемких отраслях промышленности – производстве компьютеров, электронной, оптической техники, полимеров – производстве, ознаменовавшем своим развитием последнюю треть XX столетия.

 

2. Создание новой интеллектуальной технологии. Новые математические и экономические методы, такие, как компьютерное нелинейное программирование, цепи Маркова, стохастические процессы и т. п. служат технологической основой моделирования, имитации и других инструментов системного анализа и теории решений, позволяющих находить более эффективные, «рациональные» подходы к экономическим, техническим и даже социальным проблемам.

 

3. Рост класса носителей знания. Наиболее быстро растущая группа общества – класс технических специалистов и профессионалов. В Соединенных Штатах эта группа вместе с менеджерами составляла в 1975 г. 25 % рабочей силы – 8 млн. человек. К 2000 г., утверждал Белл, класс технических специалистов и профессионалов будет самой многочисленной социальной группой. Так на самом деле и произошло.

 

4. Переход от производства товаров к производству услуг. В 1970-х гг. уже 65 % работавших в США было занято в сфере услуг и эта цифра продолжала расти. Сфера услуг существовала и в доиндустриальном, и в индустриальном обществах, но в постиндустриальном обществе появились новые виды услуг, прежде всего услуги в гуманитарной области (в здравоохранении, образовании и социальном обеспечении), а также услуги технических специалистов и профессионалов (например, при проведении исследований и оценок, работе с компьютерами, осуществлении системного анализа). В настоящее время соотношение сфер экономики США таково: сельскохозяйственный сфера – 1 %, промышленная – 21 %, сфера услуг – 78 % ВВП [см.: 6].

 

5. Изменения в характере труда. Если в доиндустриальном обществе жизнь представляла собой взаимодействие человека с природой, когда люди, объединяясь в малые группы, тяжким трудом добывали себе пропитание и полностью зависели от капризов внешней среды; если в индустриальном обществе труд представлял собой уже взаимодействие человека с преобразованной природой, когда в процессе производства товаров люди становятся придатками машин, то в постиндустриальном обществе труд является, прежде всего, взаимодействием между людьми (между чиновником и посетителем, врачом и пациентом, учителем и учащимися, между членами исследовательских групп, сотрудниками контор или работниками бригад обслуживания). Тем самым из процесса труда и повседневной практики исключаются природа, искусственно созданные предметы, а остаются лишь люди, которые учатся взаимодействовать друг с другом. В истории человеческого общества это совершенно новая, не имеющая аналогов ситуация.

 

6. Роль женщин. В индустриальном обществе трудились в основном мужчины. Постиндустриальное общество (например, услуги в гуманитарной сфере) предоставляет широкие возможности занятости для женщин. Женщины впервые получили надежную основу для достижения экономической независимость.

 

7. Наука достигает своего зрелого состояния. Возникшее в XVII в., то есть еще в доиндустриальном обществе, научное сообщество являлось уникальным социальным институтом. В отличие от других харизматических сообществ (религиозных групп, мессианских политических движений) оно не «рутинизирует» свои убеждения и не возводит их в ранг официальных догм. В постиндустриальном обществе значительно укрепилась связь науки и технологий; наука во многом определяет социальные потребности.

 

8. Ситусы как политические единицы. В предыдущем состоянии общества главную роль играли классы и страты, то есть горизонтальные единицы общества, вступающие друг с другом в отношения превосходства-подчинения. В постиндустриальном обществе, по Беллу, более важными узлами политических связей стали ситусы (от лат. situ – положение, позиция), или вертикально расположенные социальные единицы. Состояние постиндустриального общества и его политику определяет не классовая борьба, а соперничество между ситусами.

 

9. Меритократия (от лат. meritos – польза). В постиндустриальном обществе человек может занять свое положение не столько по праву наследования или собственности (как в доиндустриальном и индустриальном обществе), сколько вследствие образования и квалификации, на основе личных достижении и пользы, приносимой обществу.

 

10. Конец ограниченности благ. Большинство социалистических и утопических теорий приписывало все болезни общества дефициту товаров и конкуренции людей за недостающие блага. В постиндустриальном обществе, считает Белл, исчезнет дефицит благ, будет только дефицит информации и времени.

 

11. Экономическая теория информации. В индустриальном обществе при производстве индивидуальных товаров предпочтение должно отдаваться конкурентной системе, в противном случае предприятия теряют активность или становятся монополистами. В постиндустриальном обществе появилась возможность оптимально инвестировать в знание, производство которого носит коллективный характер – возможность, позволяющая более широко распространять и использовать его. Постиндустриальное общество – это общество знания [см.: 5].

 

Подчеркнем, что, согласно Беллу, изменения и усовершенствования в идеальных структурах (в знаниях, представлениях людей о новых технологиях) влекут за собой изменение социальной структуры общества. В схематичном виде Белл рисует такую социально-политическую структуру постиндустриального общества.

 

Социальная структура общества.

I. Статусные группы: ось стратификации основывается на знании (горизонтальные структуры):

А. Класс профессионалов – четыре сословия:

1. Научное;

2. Технологическое (прикладные типы знания: инженерные, экономические, медицинские);

3. Административное;

4. Культурологическое (художественная и религиозная деятельность);

Б. Техники и полупрофессионалы;

В. Служащие и торговые работники;

Г. Ремесленники и полуквалифицированные рабочие («синие воротнички»).

II. Ситусные группы: сферы приложения профессиональной деятельности (вертикальные структуры):

А. Экономические предприятия и коммерческие фирмы;

Б. Правительство (юридическая и административная бюрократия);

В. Университеты и научно-исследовательские институты;

Г. Социальная сфера (больницы, службы быта и т. д.);

Д. Военные.

III. Контролирующая система или политическая организация общества:

А. Высший эшелон власти:

1. Аппарат президента;

2. Лидеры законодательной власти;

3. Руководители бюрократии;

4. Высшее военное руководство;

Б. Политические группы – социальные объединения и группы давления:

1. Партии;

2. Элиты (научная, академическая, деловая, военная);

3. Мобилизованные группы:

а) функциональные группы (деловые, профессиональные, группы, выделяемые на основе специфики труда);

б) этнические группы;

в) узконаправленные группы:

– функциональные (мэры городов, бедняки и т.д.);

– группы носителей специфических интересов (молодежь, женщины, и т. д.) [5, с. 501].

 

Белл подчеркнул, что «новая социальная система, в отличие от того, что утверждает К. Маркс, не всегда зарождается в недрах старой, но в ряде случаев вне ее. Основу феодального общества составляли дворяне, землевладельцы, военные и священнослужители, чье богатство было связано с собственностью на землю. Буржуазное общество, зародившееся в XIII веке, сложилось из ремесленников, купцов и свободных профессионалов, чья собственность состоит в их квалификации или их готовности идти на риск… оно зародилось вне феодальной землевладельческой структуры, в свободных общинах или городах, которые к тому времени уже освободились от вассальной зависимости. И эти маленькие самоуправляющиеся общины стали основой европейского торгового и индустриального общества. Такой же процесс происходит в настоящее время. Корни постиндустриального общества лежат в беспрецедентном влиянии науки на производство… Исходя из этого можно сказать, что научное сословие – его форма и содержание – является монадой, содержащей в себе прообраз будущего общества» [5, с. 504–505].

 

Согласно Беллу, социальная структура постиндустриального общества по сравнению с индустриальным не упростится, а еще более усложнится. Если теоретики-утописты, мечтавшие о всеобщем социальном равенстве, видели прогресс в искусственном выравнивании социальных статусов разных социальных групп, то реалии постиндустриального общества не только усложнили, но и продолжают усложнять его социальную структуру. Эта тенденция вытекает из процесса бурного развития знания и образования, постоянного усложнения и всё возрастающего разнообразия человеческой деятельности, разделения труда, умножения специальностей и специализаций.

 

Борьба традиционных классов из экономической сферы переместилась в политическую. Именно здесь продолжается перераспределение произведенного продукта и группы специфических и этнических интересов (бедные и черные) стремятся путем получения помощи от правительства восполнить свой невысокий статус в экономической сфере.

 

Второе важное изменение в социальной структуре постиндустриального общества заключается в формировании кроме статусных, то есть горизонтальных, еще и ситусных, или вертикальных структур. Из-за этого разброса представителей каждой социальной группы по разным ситусным группам вероятность чистого корпоративного сознания, способного к яркому политическому выходу (например, лоббированию своих классовых интересов) имеет тенденцию к уменьшению.

 

Все это демократизирует общество. Положение человека в нем больше определяет не капитал, а его знания, умения и качество той пользы, которую он приносит людям. Изменится, по мнению Белла, само существо общества, которое следует называть не капиталистическим, в котором власть принадлежит владельцам средств производства, а меритократическим, в котором властью обладают люди, приносящие не личную, а общественную пользу, работающие не для получения собственной прибыли, а для умножения общественного богатства. В этом смысле, то есть в смысле распределения и перераспределения власти, понятие «меритократия» сближается у Белла с понятием «демократия».

 

Развитие общества, по мнению Белла, определяет взаимодействие трех его основных сфер: технико-экономической, политической и культурной. Основные изменения происходят, прежде всего, в технико-экономической сфере. Но эта сфера сама испытывает сильное влияние развивающейся науки, знания, а уже затем оказывает воздействие на политику и культуру [см.: 5, с. CXLIV].

 

Переход к постиндустриальному обществу, по мнению Белла, уже начался, и его черты достаточно отчетливо просматривались в Америке 1970-х годов. Другие развитые страны также движутся в направлении постиндустриализма. Кроме США в конце XX в. постиндустриальными должны стать Западная Европа, Япония и СССР.

 

Другие авторы при разработке концепции постиндустриального общества делают упор на аксиологическом аспекте. По их мнению, главный сдвиг происходит в изменении ценностей, на которые ориентируются люди постиндустриального общества. Кеннет Кенистон, например, утверждает, что значительная масса молодежи современных развитых стран стремится к «поиску мира, расположенного по ту сторону материализма, к отказу от карьеризма и стяжательства» [7, с. 128].

 

Вообще философы и политические культурологи, говоря об обществе, следующим за индустриальным, предпочитают рассуждать в категориях «модерн» – «постмодерн» или «материалистическое общество» и «постматериалистическое общество».

 

«Модернизация, – утверждает Рональд Инглхарт, – не финальный этап истории. Становление передового индустриального общества ведет еще к одному совершенно особому сдвигу в базовых ценностях – когда уменьшается значение характерной для индустриального общества инструментальной рациональности. Преобладающими становятся ценности постмодерна, неся с собой ряд разнообразных социетальных перемен, от равноправия женщин до демократических политических институтов (выделено мной – Б. И.) и упадка государственно-социалистических режимов» [8, с. 6–23].

 

Сдвиг обществ к ценностям постмодерна – не случайный поворот истории или излом политического развития. Этот сдвиг, с точки зрения Инглхарта, соизмерим с переходом человечества от аграрного общества к индустриальному, когда изменялось мироотношение, сформированное неподвижно-устойчивой аграрной экономикой, опиравшейся на религиозный характер жизни, традиции, наследуемый статус, обязательства перед общиной. Модернистское мироотношение несло с собой светский образ жизни, социальную мобильность, стимулирование инноваций, индивидуализм. В настоящее время, по Инглхарту, постиндустриальные общества изменяют свои социально-политические траектории в двух кардинальных отношениях.

 

1. В отношении системы ценностей. С принятием модернистских, материалистических, индустриальных ценностей экономический рост стал приравниваться к прогрессу, то есть к главному критерию преуспеяния общества. Но в настоящее время это все более ставится под сомнение, а место критерия преуспеяния занимает акцентирование качества жизни. Такие нормы индустриализма, как дисциплина, самоотвержение, достижения в обществе уступают место нормам постиндустриализма: широкой свободе, выбору жизненного стиля, круга общения, индивидуальному самовыражению.

 

2. В отношении институциональной структуры. Постиндустриальные, постмодернистские ценности изменяют социальные отношения внутри индустриальных, иерархических, бюрократизированных организаций, служивших опорой индустриализму. Меняются и государство, и политические партии, и сборочные линии массового конвейера, и структура промышленных корпораций и торговых фирм. Все они подошли как к пределам своей эффективности, так и к пределам их массового приятия.

 

Основным содержанием ценностно-структурного сдвига, утверждает Инглхарт, является переход от материалистических ценностей к ценностям постматериальным. С переориентацией на ценности постматериализма заметные изменения происходят в политической системе и политической культуре, а именно:

– падает уважение к власти и политическим авторитетам как выразителям отживающих ценностей, как символам уходящей эпохи;

– усиливается акцент на политическое участие и на переход от участия через политические партии к более автономным и индивидуальным его видам, как например, обмен мнениями через Интернет вместо дебатов в партийных клубах, организация протестных акций через Интернет вместо участия в акциях, организованных партиями и профсоюзами, индивидуальное голосование через Интернет вместо участия во всеобщем голосовании на избирательных участках;

– целью политического участия становится не достижение материального достатка и безопасного существования, а самовыражение, демонстрация собственного стиля жизни, отличного от стиля, навязываемого массовой культурой;

– усиливается тяга индивидов к самовыражению, которое проявляется во всем облике, манере поведения людей, постматериальных ценностях, характере общения, в отношении к людям, ориентированным преимущественно на материальные ценности;

– политические конфликты носят все менее классовый характер и фокусируются вокруг проблем культуры и качества жизни.

 

Эти изменения способствуют:

– в обществах с авторитарной политической культурой – демократизации, но в обстановке слишком быстрых перемен и неуверенности в завтрашнем дне – также и вспышкам ксенофобии;

– в демократических обществах – развитию демократической культуры по пути большей партиципаторности и ориентированности на конкретные проблемы.

 

Ядром теории постматериалистической культуры Инглхарта является концепция межгенерационной (межпоколенной) перемены ценностей, согласно которой человечество будет переходить от современных индустриальных и материалистических ценностей к ценностям постматериалистическим постепенно, от поколения к поколению.

 

Весьма интересным является и сравнительный анализ Инглхарта модернизации и постмодернизации. Он полагает, что в эпоху постиндустриализма процесс модернизации сменился процессом постмодернизации. Эти процессы различаются по четырем важным моментам.

 

1. Социальные преобразования в процессе постмодернизации теряют линейный и поступательный характер, то есть не следуют одному направлению и постоянному приращению вплоть до конца истории. Напротив, рано или поздно они достигают поворотной точки. В последние десятилетия они идут в совершенно новом направлении.

 

2. Предыдущие варианты теории модернизации носили детерминистский характер: марксизм делал упор на экономический детерминизм, а теория Вебера склонялась к детерминизму культурному. С точки зрения теории постмодернизации, взаимосвязи между экономикой, с одной стороны, и культурой и политикой – с другой, носят взаимодополняющий характер, как это происходит между различными системами биологического организма. Бессмысленна постановка вопроса о том, что определяет деятельность человеческого организма: мускульная система, система кровообращения, нервная система или система дыхательных путей; каждая из них играет свою, жизненно важную роль. Аналогичным образом политические системы, равно как и экономические, требуют поддержки со стороны культурной системы, в противном случае им пришлось бы опираться на откровенное принуждение. И напротив, культурная система, несовместимая с экономикой, вряд ли окажется жизнеспособной. Если все указанные системы не будут поддерживать друг друга на взаимной основе, им грозит отмирание.

 

3. Сторонники постмодернизации не согласны с теми, кто приравнивает модернизацию к вестернизации. В какой-то исторический момент модернизация действительно была чисто западным явлением, однако сегодня вполне очевидно, что этот процесс обрел глобальный характер и что в определенном смысле его возглавили страны Восточной Азии. Отсюда вытекает предложение сторонников постмодернизации модифицировать тезис Вебера о роли протестантской этики в экономическом развитии.[1] Вебер правильно понял роль протестантизма, принесшего, в отличие от других религий, сдерживавших экономическое развитие, рационализм и холодную расчетливость в ходе модернизации Европы. Однако рационализмом и холодной расчетливостью для развития экономики, как выяснилось, могут овладеть и представители других религий. А индустриализация, начавшаяся на Западе, сегодня представляется как один из вариантов модернизации.

 

4. Демократия отнюдь не является феноменом, имманентно присущим фазе модернизации, как считают сторонники этой теории. Возможны и альтернативные последствия, причем наиболее ярким их примером служит фашизм и коммунизм. Однако демократия действительно становится все более вероятным явлением по мере перехода от стадии модернизации к постмодернизации. На этой второй стадии осуществляется совершенно особый комплекс преобразований, которые до такой степени повышают вероятность утверждения демократии, что, в конечном счете, приходится «дорого платить за то, чтобы ее избежать».

 

Постмодернизация предусматривает отказ от акцента на экономическую эффективность, бюрократические структуры власти и научный рационализм, которые были характерны для модернизации, и знаменует переход к более гуманному обществу, где самодеятельности, многообразию и самовыражению личности предоставляется больший простор [10, с. 267–269].

 

Постмодернизация предоставляет каждому члену общества делать собственный нравственный, социальный и политический выбор и в то же время требует от государственных институтов и общественных структур создавать реальные возможности этого выбора. Таким образом, постмодернизация, как и индустриальная модернизация, создает новые массовые политические и социальные институты, но, в отличие от индустриальной модернизации, дает возможность не только массового участия в политическом процессе, но и индивидуального выбора стиля поведения, круга общения, новых постматериальных ценностей, новых партий и иных организаций, ставящих новые проблемы.

 

К концу XX в. все больше авторов, исследуя черты постиндустриализма, делают упор на такой его характеристике, как все возрастающая роль информации. Многие из них прямо называют следующее за индустриальным общество информационным.

 

Так, например, Джон Нейсбит обнаружил следующие главные изменения или мегатренды современного постидустриального и информационного общества:

– мы перешли от индустриального общества к обществу, в основе которого лежит производство и распределение информации;

– мы движемся в сторону дуализма «технический прогресс (high tech) – душевный комфорт (high touch)», когда каждая новая технология сопровождается компенсаторной гуманитарной реакцией;

– нам более не доступна роскошь работы в пределах изолированной, самодостаточной национальной экономической системы; необходимо признать, что мы являемся составной частью мировой экономики;

– мы из общества, управляемого сиюминутными соображениями и стимулами, превращаемся в общество, ориентированное на гораздо более долгосрочные перспективы;

– в городах и штатах, в небольших организациях и подразделениях мы снова открыли способность действовать новаторски и получать результаты – снизу-верх;

– во всех аспектах нашей жизни мы переходим от надежд на помощь учреждений и организаций к надеждам на собственные силы;

– мы обнаруживаем, что формы представительной демократии в эпоху мгновенно распространяющейся информации устарели и их необходимо дополнить формами демократии участия;

– мы перестаем зависеть от иерархических структур и делаем выбор в пользу неформальных сетей. Это особенно важно для предпринимательской среды;

– увеличивается число американцев, живущих на Юге и на Западе, покинувших для этого старые промышленные центры Севера;

– из общества, скованного жесткими рамками выбора «или – или», мы быстро превращаемся в свободное общество с многовариантным поведением [см.: 11, с. 8–9].

 

Демократия участия и расчет в большей мере на собственные силы, чем на помощь государственных организаций, многовариантность поведения, так же, как и опора на постматериальные ценности, создает возможности не только массового участия в политике, но и индивидуального выбора политических союзников и политических программ, политических лидеров и политических партий.

 

Французский исследователь Ален Турен назвал общество, следующее за индустриальным, коммуникационным или программированным обществом, ибо оно в результате бурного развития науки и технологий получает возможность использовать сложные системы информации и коммуникации, а также обладает значительно большей степенью мобилизованности, чем индустриальное общество. В индустриальном обществе индивиды были вовлечены в управляемые системы коллективной организации почти только в сфере занятости, хотя иногда и – в гораздо меньшей мере – в связи с жилищем. Для постиндустриального, программированного общества характерно то, что оно внедряет большие централизованные системы управления в самые различные области общественной жизни, в том числе в информационную, образовательную, научно-исследовательскую сферы, даже в области потребления и здравоохранения. Централизация решений и управления этими и другими сферами позволяют создавать долгосрочные программы, программировать развитие всех сфер общества. Новое общество будет обществом программируемых коммуникаций, однако оно не уменьшает, а, наоборот, существенно увеличивает возможности выбора, ибо программированное общество ничего общего не имеет с обществом унификации и концентрации принятия решений, с обществом политического и идеологического контроля. Программированные общества заставляют людей, товары и идеи циркулировать в гораздо большей мере, чем это делали предыдущие общества. В политической сфере постиндустриальное программированное общество, как выразился Турен, «позволяет и поощряет большую взаимозависимость между механизмами господства». Если в индустриальном обществе основой протеста и, следовательно, политического процесса была идея справедливости, то в индустриальном, программированном обществе такой основой станет идея счастья, то есть «всеохватывающее понятие социальной жизни, основанной на учете потребностей индивидов и групп в обществе». Следовательно, и политическая арена в программированном обществе связана уже не с рабочим движением, как в индустриальном обществе, а с актором, владеющим многими ролями, с «актером», с конкретным человеком. Это не снижает, а даже повышает конфликтогенность программированного общества, но одновременно повышает его устойчивость. Как выразился Турен, «пламя может вспыхнуть в любом месте, но обществу меньше, чем прежде угрожает огромный пожар» [12].

 

Мануэль Кастельс определяющую черту постиндустриального, информационного общества видит в наличии сетей. Сетевая структура общества представляет собой комплекс взаимосвязанных узлов, к которым относятся рынки ценных бумаг и обслуживающие их вспомогательные учреждения, когда речь идет о сети глобальных финансовых потоков, советы министров различных европейских государств, когда речь идет о политической сетевой структуре, поля коки и мака, подпольные лаборатории, тайные аэродромы, уличные торговцы наркотиками и финансовые учреждения, занимающиеся отмыванием денег, когда речь идет о производстве и распространении наркотиков, телеканалы, студии, журналистские бригады, технические телевизионные средства, когда речь идет о глобальной сети новых средств информации, составляющей основу для выражения культурных форм и общественного мнения в информационный век.

 

Сети, как полагает Кастельс, оказались институтами, способствующими развитию целого ряда областей, а именно:

– капиталистической экономики, основывающейся на инновациях, глобализации и децентрализованной концентрации;

– сферы труда с ее работниками и фирмами, основывающейся на гибкости и адаптируемости;

– сферы культуры, характеризующейся постоянным расчленением и воссоединением различных элементов;

– сферы политики, ориентированной на мгновенное усвоение новых ценностей и общественных умонастроений;

– социальной организации, поставившей своей задачей «завоевание пространства и уничтожение времени».

 

Одновременно становление сетевого общества выступает в качестве источника далеко идущей перестройки отношений власти. Подсоединенные к сетям «рубильники» (например, когда речь идет о переходе под контроль финансовых структур той или иной империи средств информации, влияющей на политические процессы) выступают в качестве орудий осуществления власти, доступных лишь избранным. Кто управляет таким рубильником, тот и обладает властью [см.: 13, с. 494–505].

 

В 1980 году Элвин Тоффлер издал свою очередную книгу «Третья волна». Он рассуждал, как Белл и Бжезинский, в духе «пришествия третьей эры» (первая волна – аграрная, вторая – индустриальная, третья волна – постиндустриальная).

 

Черты будущей постиндустриальной цивилизации, по его мнению, уже в наше время достаточно хорошо просматриваются и заключаются в:

– переходе общества к новой более широкой энергетической базе, использовании разнообразных источников энергии (энергии водорода, солнца, приливов и отливов, геотермальных вод, биомассы, молнии, новых форм ядерной энергии и др.);

– переходе к новой, более дифференцированной технологической базе, включающей менее громоздкие и экологически безопасные технологии, созданные с использованием результатов развития биологии, генетики, электроники, материаловедения, глубоководных исследований и открытий в космосе;

– переходе к новому информационному и компьютеризованному обществу;

– росте значения информации, которая приобретет большую ценность, чем когда-либо, и перестроит систему образования и научных исследований, реорганизует СМИ;

– исчезновении культурного доминирования нескольких СМИ; в постиндустриальной цивилизации будут преобладать интерактивные, демассифицированные средства, обеспечивающие максимальное разнообразие и даже персональные информационные запросы;

– будущее телевидение даст начало «индевидио» – вещанию в узком диапазоне, передающем образы, адресованные одному человеку; появятся и другие, новые средства передачи информации от индивида к индивиду;

– заводы и фабрики постиндустриальной цивилизации будут мало похожи на предприятия индустриального общества; их основной функцией будет практически безотходное высокотехнологичное производство целостного продукта на заказ, а не производство массовой продукции; управлять таким производством будут не рабочие и инженеры, а сами потребители, находящиеся на большом расстоянии;

– уменьшении монотонности труда, исчезновении конвейеров, снижении уровня шумности; работники будут приходить и уходить в удобное для них время, многие будут выполнять свою работу на дому; они станут более независимы и самостоятельны в своих решениях;

– уменьшении потока бумаг, пересылаемых из кабинета в кабинет; главным станет процесс совместного принятия решений;

– замене дешевыми средствами коммуникации дорогостоящего транспорта;

– центром цивилизации станет не офис, и даже не университет, а дом, семья, в которой любой ее член может получить любую профессиональную, образовательную или развлекательную информацию;

– основании новой системы распределения власти, в которой нация как таковая утратит свое значение, зато гораздо большее значение приобретут другие институты: от транснациональных корпораций до местных органов власти;

– появлении новых религиозных течений, новых научных теорий, новых видов искусства, обладающих большим разнообразием, чем в обществе индустриальной эпохи;

– достижении обществом более высокого уровня разнообразия;

– возникновении нового понимания человеком природы [см.: 14, с. 559–568].

 

В постиндустриальном обществе, по Тоффлеру, инновации в технике и вызванные ими изменения достигнут таких темпов, что за ними не будет поспевать биологическая природа человека. Люди не приспособившиеся, не успевающие за прогрессом, остаются на обочине этого процесса, как бы выпадают из общества, а поэтому противостоят, мстят ему, испытывают страх, шок от будущего. Отсюда такие социальные явления как вандализм, мистицизм, апатия, наркомания, насилие, агрессия. Выход из такого положения Тоффлер видит в изменении мышления, переходе к новым формам социальной жизни. Новые формы социальной жизни придут, по его мнению, после перехода к производству детей по заданным физическим и интеллектуальным характеристикам. Тогда изменятся такие социальные структуры, как семья, брак, такие понятия, как «материнство», «секс». Изменятся социальные роли мужчины и женщины. Появятся новые формы социальной жизни, такие как групповые браки и коммуны.

 

Несмотря на появившийся пессимизм в отношении выживания постиндустриального общества в ухудшающейся экологии, возможностей его развития и приспособления к нему человека, большинство исследователей постиндустриализма предпочитает придерживаться оптимистического тона. Так, бурно развивающиеся компьютерные и телекоммуникационные технологии навели Эдуарда Корниша на мысль о грядущем киберобществе. Кибернетическое общество Корниша имеет черты, весьма напоминающие постиндустриальное, информационное, технотронное общество, описанное его коллегами и лишенное алармистских настроений, а именно:

– в ближайшие десятилетия компьютерная сеть и сеть телекоммуникаций вообще существенно расширятся, что окажет важное влияние на жизнь человечества;

– компьютеры возьмут на себя большинство наших ментальных функций, подобно тому, как машины в прошлом взяли на себя большую часть тяжелой физической работы; новая техника поможет человечеству решить многие проблемы, которые раньше ставили его в тупик;

– информационные технологии, созданные в развитых странах, быстро распространяются по всему миру; компьютеры входят в миллионы домов каждый год; в тех странах, где развитие информационных технологий еще не достигло таких высот, как в развитых государствах, их рост в процентном отношении будет еще больше;

– информационные технологии будут принимать все более портативные и миниатюрные формы; недалеко то время, когда человек сможет носить в своем кармане эквивалент сотен современных суперкомпьютеров;

– новые информационные технологии будут приспособлены к специфическим потребностям людей, их индивидуальным вкусам; телефон, телевизор и компьютер могут быть объединены в одном приборе;

– старые изобретения в области информационных технологий не будут вытеснены своими более современными соперниками и даже преуспеют; кино, телевидение и компьютер – каждый в свое время – угрожали книге уничтожением, но книгоиздатели по сей день издают и продают книги, в том числе книги о кино, телевидении и компьютерах.

 

Эти новации в технике и технологиях вызовут колоссальные изменения в культурной, экономической, социальной и политической сферах, а именно:

– человеческая деятельность будет глобализирована за счет дешевых коммуникаций, фантастически сокращающих расстояния и устраняющих барьеры между людьми; люди, живущие за тысячи миль друг от друга, уже сегодня имеют возможность работать вместе, делать покупки на расстоянии, невзирая на государственные границы;

– глобализация экономики означает, что металлический болт, сделанный в Малайзии, должен точно соответствовать гайке, произведенной в Таиланде, чтобы соединить отдельные части, изготовленные в Южной Африке и Чили; глобализация экономики будет все более усиливаться в соответствии с требованиями глобального рынка;

– глобализация культуры приведет к уменьшению роли локальных культур; сегодня существует несколько тысяч языков, и в течение XXI в. исчезнут 90 % из них; глобальные компьютерные сети и телекоммуникации превратят английский в доминирующий международный язык; людям, если они захотят выйти в своей деятельности за национальные рамки, придется выражать свои мысли на английском, который, в конце концов, может стать родным для большинства населения Земли;

– вместе с тем появятся новые культуры и новые языки; речь идет о технических, научных, производственных, спортивных и т. д. сообществах, формирующих свой жаргон и свои обычаи;

– информационные технологии освободят людей от необходимости селиться поблизости от работы, что увеличит поток переселенцев в сельскую местность, ближе к природе и интересной культурной среде;

– большое количество времени, проводимое человеком у телевизора и компьютера, приводят к отвыканию от социального общения, распаду социальных и родственных связей, что ведет к его ожесточению, учащению случаев асоциального поведения;

– информационные технологии значительно расширяют возможности интерактивного обучения, обогащают методологию преподавания, дают возможность значительно расширить число образовательных программ;

– развитие информационных технологий будет ограничивать контроль над киберпространством политических систем и государств, ибо люди, не прибегая к их помощи, смогут напрямую общаться друг с другом;

– компьютерные сети предоставят исчерпывающую информацию о законодательстве, управлении, политике государства, кандидатах от политических партий и самих партиях, об организации выборов, итогах голосования и т. д.; уже сегодня решается проблема создания так называемого электронного правительства [см.: 15, с. 88–97];

– компьютеры окажут помощь в проведении самих выборов;

– информационные технологии сделают многие страны более открытыми: уже сегодня диссиденты и борцы за права человека используют Интернет и электронные средства связи для разоблачения нарушений конституций и законов;

– но информационные технологии уже сегодня используются для дезинформации граждан как правительствами, так и их политическими противниками, в том числе и террористами; в этом случае главная задача граждан будет заключаться в том, чтобы уметь отличить правду от лжи;

– уже сегодня телекоммуникационная аппаратура и компьютеры создают условия для усиления контроля за населением; важно, чтобы средства такого контроля использовались правительствами для общественно необходимых целей и не нарушали права человека [см.: 16, с. 191–206].

 

Не все черты постиндустриального, информационного общества носят однозначно позитивный характер. Как и сам постиндустриализм, представляющий весьма противоречивое, непоследовательное и неоднозначное явление, его социально-политическая система также противоречива и неоднозначна. Но само движение человеческого общества от индустриализма к постиндустриализму, к новому качественному состоянию экономики и культуры, политического процесса, информационной сферы, к новым ценностям, безусловно, является общим результатом развития цивилизации, носит объективный и необратимый характер.

 

Постиндустриальное, информационное общество занимает свое место в истории человеческого общества, следуя за индустриальным. Современное информационное общество прошло в своем развитии сельскохозяйственную и индустриальную эры и представляет собой сообщество наиболее развитых держав, к которому постепенно присоединяются развивающиеся страны.

 

Литература

1. Исаев Б. А. Политическая история. Демократия: учебник для академического бакалавриата. – М.: Юрайт, 2017. – 476 с.

2. Brzezinski Z. Between Two Ages: America’s Role in the Technetronic Era. – New York.: The Viking Press, 1970. – 355 p.

3. Burnham J. The Managerial Revolution. – New York: Day, 1941. – 285 p.

4. История политических и правовых учений / Под общ. ред. В. С. Нерсесянца. – М.: Норма, 1999. – 727 с.

5. Белл Д. Грядущее постиндустриальное общество. Опыт социального прогнозирования. – М.: Академия, 1999. – 783 с.

6. Сектора и отрасли экономики США в 2018–2019 гг. // Как уехать за границу в самостоятельное путешествие или на ПМЖ. – [Электронный ресурс]. – Режим доступа: https://visasam.ru/emigration/economy/razvitie-ekonomiki-ssha.html (дата обращения 31.05.2019).

7. Keniston K. Youth and Dissent: The Rise of a New Opposition. – New York: Harcourt Brace Jovanovich, 1971. – 403 p.

8. Инглхарт Р. Постмодерн: меняющиеся ценности и изменяющиеся общества // Полис. – 1997. – № 4. – С. 6–23.

9. Вебер М. Протестантская этика и дух капитализма. – М.: РОССПЭН, 2006. – 648 с.

10. Инглегарт Р. Модернизация и постмодернизация // Новая постиндустриальная волна на Западе. Антология / Под редакцией В. Л. Иноземцева. – М.: Academia, 1999. – С. 261–291.

11. Нейсбит Д. Мегатренды. – М.: Издательство ACT; Ермак, 2003. – 380 с.

12. Турен А. От обмена к коммуникации: рождение программированного общества // Новая технократическая волна на Западе / сост. и вст. статья П. С. Гуревича. – М.: Прогресс, 1986. – С. 410–430.

13. Исаев Б. А. Понятие и типология политических режимов // Социально-гуманитарные знания. – 2009. – № 3. – С. 88–97.

14. Корниш Э. Кибербудущее // Впереди XXI век: Перспективы, прогнозы, футурологи. Антология современной классической прогностики. 1952–1999 / ред.-сост. и авт. предисл. акад. И. В. Бестужев-Лада. – М.: Academia, 2000. – С. 191–206.

15. Кастельс М. Становление общества сетевых структур // Новая постиндустриальная волна на Западе. Антология / Под редакцией В. Л. Иноземцева. – М.: Academia, 1999. – С. 494–505.

16. Тоффлер Э. Третья волна. – М.: Издательство АСТ, 1999. – 784 с.

 

References

1. Isaev B. A. Political History. Democracy [Politicheskaya istoriya. Demokratiya]. Moscow, Yurayt, 2017, 476 p.

2. Brzezinski Z. Between Two Ages: America’s Role in the Technetronic Era. New York, The Viking Press, 1970, 355 p.

3. Burnham J. The Managerial Revolution. New York, Day, 1941, 285 p.

4. Nersesyants V. S. (Ed.) History of Political and Legal Studies [Istoriya politicheskikh i pravovykh ucheniy]. Moscow, Norma, 1999, 727 p.

5. Bell D. The Coming of Post-Industrial Society: A Venture in Social Forecasting [Gryaduschee postindustrialnoe obschestvo. Opyt sotsialnogo prognozirovaniya]. Moscow, Akademiya, 1999, 783 p.

6. Sectors and Branches of the US Economy in 2018–2019 years [Sektora i otrasli ekonomiki SShA v 2018–2019 gg.]. Available at: https://visasam.ru/emigration/economy/razvitie-ekonomiki-ssha.html (accessed 31 May 2019).

7. Keniston K. Youth and Dissent: The Rise of a New Opposition. New York, Harcourt Brace Jovanovich, 1971, 403 p.

8. Inglehart R. Postmodern: Changing Values and Changing Societies [Postmodern: menyayuschiesya tsennosti i izmenyayuschiesya obschestva]. Polis (Polis. Political Studies), 1997, № 4, pp. 6–23.

9. Weber M. The Protestant Ethic and the Spirit of Capitalism [Protestantskaya etika i dukh kapitalizma]. Moscow, ROSSPEN, 2006, 648 p.

10. Inglehart R. Modernization and Postmodernization [Modernizatsiya i postmodernizatsiya]. Novaya postindustrialnaya volna na Zapade. Antologiya (New Post-Industrial Wave in the West. Anthology). Moscow, Academia, 1999, pp. 261–291.

11. Naisbitt J. Megatrends [Megatrendy]. Moscow, Izdatelstvo AST; Ermak, 2003, 380 p.

12. Touraine A. From Exchange to Communication: The Birth of Programming Society [Ot obmena k kommunikatsii: rozhdenie programmirovannogo obschestva]. Novaya tekhnokraticheskaya volna na Zapade (New Technocratic Wave in the West). Moscow, Progress, 1986, pp. 410–430.

13. Isaev B. A. The Concept and Typology of Political Regimes [Ponyatie i tipologiya politicheskikh rezhimov]. Sotsialno-gumanitarnye znaniya (Social and Humanitarian Knowledge), 2009, № 3, pp. 88–97.

14. Cornish E. The Cyber Future [Kiberbuduschee]. Vperedi XXI vek: Perspektivy, prognozy, futurologi. Antologiya sovremennoy klassicheskoy prognostiki. 1952–1999 (Ahead of XXI Century: Prospects, Forecasts Futurologists. Anthology of Contemporary Classical Prognostication). Moscow, Academia, 2000, pp. 191–206.

15. Castells M. The Formation of a Society of Network Structures [Stanovlenie obschestva setevykh struktur]. Novaya postindustrialnaya volna na Zapade. Antologiya (New Post-Industrial Wave in the West. Anthology). Moscow, Academia, 1999, pp. 494–505.

16. Toffler A. The Third Wave.Moscow, Izdatelstvo AST, 1999, 784 p.



[1] Речь идет о работе М. Вебера «Протестантская этика и дух капитализма».

 
Ссылка на статью:
Исаев Б. А. Место в истории и характерные черты постиндустриального, информационного общества // Философия и гуманитарные науки в информационном обществе. – 2019. – № 2. – С. 50–69. URL: http://fikio.ru/?p=3603.

 
© Б. А. Исаев, 2019.

Статья написана на основе главы 10.4 «Основные отличительные черты постиндустриального, информационного общества» // Исаев Б. А. Политическая история. Демократия: учебник для академического бакалавриата. – М.: Издательский дом Юрайт, 2017. – С. 422–441.

УДК 316:654:321.7

 

Плющ Александр Николаевич – Институт социальной и политической психологии Национальной Академии педагогических наук Украины, лаборатория методологии психосоциальных и политико-психологических исследований, ведущий научный сотрудник, доктор психологических наук, Киев, Украина.

Email: plyushch11@mail.ru

04070, Украина, г. Киев, ул. Андреевская 15,

тел.: +38 (044) 425-24-08.

Авторское резюме

Состояние вопроса: В современном мире многие страны заявляют о своей приверженности демократии и демократическим ценностям. При этом интерпретации природы демократии не только существенно разнятся, но и могут противоречить одна другой. Понимание демократии не является на сегодня очевидным, что вызывает кризис использования этого понятия в политологических исследованиях.

Задача исследования: Исходя из многообразия существующих взглядов, в статье проводится анализ содержания понятия «демократия» и возможных способов интерпретации этого понятия.

Методология: Использован синергетический подход, в рамках которого общество одновременно рассматривается как социальный организм, система взаимодействующих субъектов и текст коллективного автора, (ре)конструируемый на основе имеющегося у него социокультурного проекта. В рамках этого подхода понимание демократии включает в себя характеристики институционального дизайна общества; правила, принципы, ценности, на которых базируется функционирование политической системы; проект будущего общественного устройства, принятый всеми субъектами общества.

Результаты: Рассмотрение общества как текста, у которого есть коллективный автор с собственным проектом, приводит к расширенному пониманию демократии. Она представляет собой не только характеристику общества, но и способ организации его коллективного автора, а также инструмент совершенствования проекта общества. Из такого понимания демократии вытекает ряд важных следствий. Демократия не является моделью идеального устройства общества, востребованной во всех ситуациях. У этого понятия всегда существует конкретный автор, функционирующий в определенных исторических условиях и находящийся на определенной стадии развития. В условиях изменяющегося мира демократия рассматривается как незавершенный проект, как постоянно обновляемый текст. При этом следование демократии предполагает наличие в культуре субъектов метакультурной позиции, позволяющей интегрировать тексты всех субъектов в метатекст.

Выводы: От демократии как проекта индивидуальных субъектов общества можно перейти к демократии как к проекту коллективных субъектов, имеющих практический опыт построения демократии, придерживающихся соответствующих принципов при взаимодействии с другими коллективными субъектами и опирающихся на метакультурную позицию, присутствующую в их культуре. Переход к демократии – не самоцель, а путь формирования сообщества, создающего необходимые условия для жизнедеятельности людей, уровень зрелости которых позволяет им быть соавторами проектов коллективных субъектов, в свою очередь, конструирующих общество демократии.

 

Ключевые слова: демократия; синергетический подход; общество; текст; коллективный автор; социокультурный проект; метакультурная позиция.

 

Many-Sided Democracy

 

Plyusch Alexander Nikolaevich – Institute of Social and Political Psychology of the NationalAcademy of Pedagogical Sciences of Ukraine, Laboratory for the Methodology of Psychosocial and Political-Psychological Research, Leading Researcher, Doctor of Psychology, Kiev, Ukraine.

Email: plyushch11@mail.ru

15 Andreevskaya str., Kiev, 04070, Ukraine,

tel.: +38 (044) 425-24-08.

Abstract

Background: In the modern world, many countries demonstrate their commitment to democracy and democratic values. At the same time, the interpretations of the democracy nature are not only very different, but can also contradict one another. Understanding of democracy is not obvious today, which causes a crisis of using this concept in political science studies.

Research aim: Due to the diversity of existing views, the article analyzes the content of the “democracy” concept and possible ways to interpret it.

Methodology: A synergistic approach has been used, within which society is simultaneously viewed as a social organism, a system of interacting subjects, a (re)constructed text of a collective author based on their socio-cultural project. Within this approach, an understanding of democracy includes the characteristics of the society institutional design; rules, principles, values on which the functioning of the political system is based; a project of the future social order, accepted by all subjects of society.

Results: Considering society as a text, which has a collective author with their own project, leads to an expanded understanding of democracy. It is not only a characteristic of society, but also a way of organizing its collective author, and a tool for improving the society project. There are several implications of this understanding. Democracy is not a model of the ideal structure of society in all situations. The concept of “democracy” always has a concrete author who functions under certain historical conditions and is at a certain stage of development. In a changing world, democracy is viewed as an incomplete project, as a constantly updated text. At the same time, the commitment to democracy presupposes the existence in the subjects’ culture a metacultural position, which allows for integrating the texts of all subjects into the metatext.

Conclusion: From democracy as a project of individual subjects of society, you can pass to democracy as a project of collective subjects with practical experience in improving democracy, adhering to relevant principles when interacting with other collective subjects and relying on the metacultural position present in their culture. The transition towards democracy is not an end in itself, but a way of developing a community that creates the necessary conditions for the people’ activity, their maturity level allowing them to be co-authors of projects of collective subjects, in turn, constructing democratic society.

 

Keywords: democracy; synergistic approach; society; text; collective author; socio-cultural project; metacultural position.

 

Постановка проблемы

Жизнь, как всегда, вносит коррективы в теоретические конструкции. Вроде бы все было ясно с торжеством «демократии», обозначился «конец истории», и для всех обществ наметилась столбовая дорога, транзит к «демократическим» преобразованиям, который был вопросом времени. Вместе с тем на сегодня не существует эталонной демократии как состоявшегося общества, осуществившегося проекта. В постиндустриальном мире десятки новых демократий никак не могут окончательно укорениться, а многие устоявшиеся «демократические» общества переживают серьезные трансформации, и результаты этих трансформаций пока никто не берется предсказать [см.: 2; 9].

 

В современном мире термин «демократия», безусловно, имеет позитивную коннотацию. Чтобы считаться полноправным участником современного глобального сообщества, государство должно обладать демократическим статусом, поскольку демократия является единственной политически приемлемой глобальной идеологией [см.: 20]. Подавляющее большинство стран заявляют о своей приверженности демократии и демократическим ценностям, хотя при этом интерпретации природы демократии не только существенно разнятся, но и могут противоречить одна одной. Под лозунгом распространения демократии могут продвигаться практики, не имеющие ничего общего с традиционными представлениями о демократии как о власти, означающей «правление народа, посредством народа, в интересах народа» [24]. Демократии в разных странах носят ярко выраженный национальный характер и не могут рассматриваться в отрыве от традиционной культуры народа, который выбрал демократическую форму правления в своем государстве [см.: 4].

 

Понимание демократии не является на сегодня очевидным, что вызывает кризис использования этого понятия в политологических исследованиях. В связи с этим возникает вопрос: политологические понятия – это научные термины или идеологические конструкты [см.: 2], выступающие в качестве политического инструмента [см.: 11]? Анализ содержания понятия «демократия» и возможных способов интерпретации этого понятия является целью статьи.

 

Задание метода

Начнем наш анализ с обоснования теоретического инструмента исследования. Процессы демократии обусловлены устроением общества, в котором они протекают. В соответствии с типами научной рациональности (классический, неклассический, постнеклассический) [см.: 28] выделим следующие подходы, отличающиеся чувствительностью оптики рассмотрения общества как целостности.

 

В рамках подхода, условно называемого классическим, общество рассматривается как целостность, как единый социальный организм. В таком обществе выделяется центр, который в качестве институциональной структуры осуществляет управление жизнедеятельностью всей системы. Обычно этой структурой является государство (в простейших обществах эту функцию может выполнять единичный субъект – монарх, правитель и т. д.).

 

Социологический подход характеризуется тем, что общество анализируется как множество социальных групп, объединенных в единое целое (систему, или с нарастанием сложности – в «систему систем») [см.: 19; 30]. Взаимодействия субъектов общества воспроизводят его структуру, которая находится в состоянии динамического равновесия. Управление обществом включает в себя обеспечение функционирования отдельных групп и общества в целом, что предполагает системную организацию органов управления, подобную структуре социума.

 

В рамках нарративного (или, в более широком контексте, социокультурного) подхода общество рассматривается как (ре)конструируемый текст (текст, коллективный автор, замысел) [см.: 22; 31]. Общество как коллективный субъект (метасубъект) воспроизводит свое предназначение во времени путем непрерывного обновления модели самоорганизации (социокультурного проекта) общества, то есть теоретические представления предоставляют возможность субъектам конституировать формы организации общества, а не просто отображать их как объективную данность [см.: 31]. Текстовая модель общества предполагает первоначальное задание его автора, который конструирует общество.

 

В нашем исследовании мы будем использовать синергетический подход, в рамках которого интегрируются все вышеперечисленные подходы [см.: 23]. Для исследователя сложноорганизованное общество одновременно развертывается как целостность, система, текст, что позволяет анализировать его в трех измерениях как статичное образование; подвижную, находящуюся в состоянии динамического равновесия структуру взаимодействующих субъектов; процесс (ре)конструирования общества предполагаемым автором (самоорганизующимся коллективным субъектом).

 

Исследование проблемы

Содержание понятия «демократия». Воспользуемся традиционным определением демократии как одного из способов организации общества, позволяющего реализовать «власть народа». Понимание природы организации общества будет обусловливать содержание того, что вкладывают в понятие демократии. Существующие многочисленные воззрения на природу содержания демократии в соответствии с заданным методом исследования сгруппируем в три подхода, обозначение которых достаточно условно.

 

В рамках классического институционального подхода выделяются атрибутивные характеристики демократии как формы организации общества. Спецификой этого подхода является институционально-структурный детерминизм в понимании организации демократического общества, которое рассматривается как всецело зависящее от конфигурации и функционирования политических институтов и практик [см.: 10; 13]. Их наличие обеспечивает демократичность общества и происходящих в нем процессов. Такая интерпретация делает акцент на институциональном дизайне социальной системы, меняющейся в зависимости от этапов развития общества, конкретных исторических условий и социокультурных контекстов.

 

Неоинституциональный подход предполагает расширительное определение институтов как формальных и неформальных «правил игры», воздействующих на «базовые политические ценности» общества и задающих порядок взаимоотношений и взаимодействий его субъектов. Новый институционализм не является противопоставлением классическому институциональному подходу, он дополняет его новым взглядом на факторы воспроизводства демократических институтов, смещая акцент от формальных структур к функционированию демократической политической системы [см.: 4; 13]. В этом случае демократия задается совокупностью правил, норм и ценностей, регламентирующих социальные практики и взаимодействия субъектов общества («контекстуальный» детерминизм).

 

В рамках нарративного (социокультурного) подхода институты демократии рассматриваются как «невидимые» конструкции «взаимных представлений» и «разделяемых ожиданий» субъектов общества [см.: 9; 26; 33], которые и обусловливают конструирование конкретных форм его организации. Эти проекты устроения общества служат надинституциональными «когнитивными схемами» социального порядка, укорененными в сознании субъектов как экспликация их идей. На основе этих проектов выстраиваются модели общества, стратегии его жизнедеятельности, определяются легитимность существующего порядка и возможные способы его трансформации. В рамках этого подхода можно говорить о социокультурном детерминизме, когда под демократией понимается то, что общество считает демократией (замысел текста конструируемого общества). В отличие от институциональных подходов к демократии, изучающих ее формы как относительно стабильные характеристики, в нараттивном подходе демократия рассматривается как гибкий дискурсивный конструкт, постоянно трансформирующийся в ходе социальных взаимодействий (модель общества, развертывающаяся в «непредсказуемое будущее» [см.: 1]).

 

Можно сказать, что развертывание концепции «демократии» следует за одновременным пониманием природы организации общества, которому она присуща. Демократия как институциональная характеристика общества дополняется пониманием демократии как набора правил, принципов, ценностей организации политической системы, конструируемой на основе взаимодействия субъектов общества, и расширяется путем трактовки демократии как «достижимого проекта» общественного устройства, принятого всеми субъектами общества [см.: 4; 10; 15].

 

Формы осуществления демократии. На следующем этапе исследования реконструируем логику исторической интерпретации форм осуществления демократии как управленческой функции. Первоначально, с момента возникновения в античности, демократия рассматривалась как прямое правление всех граждан, позволяющее им участвовать в управлении и отстаивать собственные интересы. Небольшой нюанс: с момента своего возникновения это понятие означало форму правления не всех участников общественной жизни, демократия была предусмотрена только для граждан, представляющих избранных членов социума (женщины, рабы, составляющие значительную часть общества, были бесправны) [см.: 18; 27]. Прямые формы политического волеизъявления возможны только в строго ограниченных пределах – ограниченных масштабом управляемой системы, например, в древнегреческих городах-государствах, в общинах или на уровне местного самоуправления [см.: 6].

 

В сложноорганизованных обществах представительство интересов индивидуальных субъектов неразрывно связано с вытеснением граждан из политики и установлением контроля над властью со стороны социальных структур, опосредующих волеизъявление субъектов. Например, в эпоху модерна, когда в Европе главной политической формой стало национальное государство, осуществление власти делегируется политическим институтам. Представительская демократия основана на концепции компетентного и ответственного представительства народа в органах государственной власти. Отстаивание интересов народа и принятие политических решений доверяется высокопрофессиональному меньшинству – элите, которая в состоянии рационально использовать демократические механизмы, сохраняя при этом свободу и возможность принятия решений. Назначение демократии сводится к методу отбора (репрезентативная демократия) наиболее одаренной и компетентной властвующей элиты (элитарная демократия), способной взять на себя ответственность по управлению государством [см.: 7; 27]. Исторический опыт показывает, что в любой стране такие представители склонны отдаляться от народа и вести собственную политическую игру, отвечающую исключительно их групповым интересам. И таким образом представительская (опосредованная) демократия может вырождаться в олигархию, когда власть сосредоточена в руках небольшой группы людей, или полиархию, при которой политические группы конкурируют друг с другом [см.: 10]. В сложноорганизованных обществах народ по отношению к власти распадается на различные функциональные группы: непосредственно осуществляющие властные функции и делегирующие полномочия по их осуществлению.

 

В эпоху постмодерна, когда в политическую жизнь вовлекаются широкие слои населения, расширяется круг субъектов, стремящихся участвовать в процессах управления обществом. Наряду с прямыми выборами власти граждане имеют права и возможности активного участия в принятии политических решений, в политическом процессе, а также в контроле над реализацией принятых решений (партиципаторная демократия) [см.: 7; 10; 16]. Появление и нарастание роли электронных систем в структуре массовых коммуникаций вызвало к жизни идеи «кибердемократии», при которой наличие традиционных для демократии процедур неразрывно связывается с уровнем технической оснащенности власти и гражданских структур системами интерактивного взаимодействия (Интернет, социальные сети).

 

При этом предусматривается обеспечение представительства интересов меньшинства, не способного получить доступ к рычагам государственного управления (консоциальная демократия). Предполагается диалог власти и граждан, что подразумевает включенность в политическое управление общественного мнения и полную подотчетность ему властных структур (рефлексирующая демократия). Конструирование общественного мнения, придающего легитимность власти, происходит в результате многообразных коммуникаций граждан, когда интересы отдельных групп реализуются на основе взаимных компромиссов с учетом баланса общественных интересов (делиберативная, коммуникативная, плюралистическая демократия) [см.: 3; 10; 29]. Создается модель демократического правления, предполагающая сосуществование разнообразных субъектов с присущими им несхожими мировоззрениями и соответствующая ментальности общества, его представлениям о справедливом правлении.

 

Общество постмодерна, непрерывно изменяющееся во времени, предполагает множественность определений демократии и, соответственно, первоначальное согласование субъектами общества понимания демократии перед воплощением теоретических конструкций в социальную практику. Традиционные представления о демократии как о существующей нормативной форме организации общества трансформируются в представления о конструируемой демократии, формы организации которой определяются в процессах коллективных политических действий в ходе самоорганизации общества. Эти действия включают совместное конструирование модели демократии и ее воплощение на практике.

 

Способы самоорганизации коллективного автора совместной модели демократии опираются на различные парадигмы коммуникации субъектов общества (субъект-объектную, субъект-субъектную, метасубъекта), обусловливающие состав лиц, принимающих решения, и степень их участия [см.: 17]. В рамках субъект-объектной парадигмы коммуникации автором модели является один субъект (или социальная структура), который самостоятельно осуществляет ее конструирование, другие участники рассматриваются как пассивные объекты, принимающие эту модель. При использовании субъект-субъектной парадигмы коммуникации автором модели будет являться групповой субъект, при организации которого в имплицитной форме заложены существующие в группе социальные взаимоотношения, когда учитывается «социальный вес» каждого автора, определяющий то, в какой мере его проект входит в состав совместной модели. Опора на парадигму коллективного субъекта (метасубъекта) означает, что при конструировании совместной модели демократии каждый субъект идентифицирует себя с представителем метасубъекта, являясь (со)автором совместной модели. Участвовать в ее конструировании могут все субъекты общества, получившие признание других субъектов как соавторы коллективного проекта.

 

Совместное конструирование модели демократии в сколь-нибудь крупных сообществах приводит к тому, что использование парадигм коммуникации субъектов, при которых коллективным автором модели демократии является один субъект или все участники, является ограниченным. Модель только одного автора может вызывать неприятие многих, согласование моделей всех субъектов предполагает значительные ресурсные затраты. В связи с этим в большинстве случаев конструирование коллективного автора будет опираться на субъект-субъектную парадигму коммуникации. Это перекликается с законом Михельса, в котором утверждается, что любая форма социальной организации вне зависимости от её первоначальной автократичности либо демократичности, неизбежно вырождается во власть немногих избранных – олигархию [см.: 21].

 

Демократия как прямое правление всех граждан (в простейших социумах) сменяется опосредованным управлением (в сложноорганизованных обществах), когда граждане делегируют властные полномочия отдельным представителям народа. Общество, составленное из представителей различных культур, использующих различные модели демократии, предполагает согласование этих моделей демократии до начала политических действий. В этом случае инструментом конструирования коллективного автора, который интегрирует различные понимания демократии в целостный текст, выступает демократия. Происходит двухступенчатое управление процессом конструирования автора совместного понимания демократии, который определяет формы и виды осуществления демократии в обществе. К пониманию демократии как способа организации общества добавляется ее понимание как способа конструирования коллективного автора определения демократии.

 

Демократия как власть народа. На основе избранного метода исследования и в соответствии со стандартным определением демократии как власти народа проанализируем возможность осуществления им этой функции в обществах разного типа. Под народом будем понимать совокупность индивидуальных (равнозначных) субъектов, а под обществом – организацию субъектов, образующих метасубъекта.

 

Демократия предполагает возможность всех субъектов общества принимать участие в управлении. Вместе с тем, определяя демократию только по субъекту власти, можно прийти к парадоксальному выводу, что между разными видами демократии и диктатурой может не быть принципиальных различий: их программы действий не упоминаются, а отличия состоят в том, что субъектом власти являются разные по численности группы людей. Увеличение количества людей во власти не обязательно означает, что цели власти являются оптимальными для развития общества, демократия может быть по-своему деспотичной и жестокой в своих действиях [см.: 5].

 

Проследим роль народа в управлении обществом в зависимости от сложности организации этого общества. Если общество – простейший социальный организм, у которого нет функционального органа управления, то наблюдается тождество народа и общества, при этом народ непосредственно осуществляет властные функции. Уже в случае сложноорганизованного организма, в котором за отдельные функции отвечают различные органы, за принятие решений, относящихся к поведению целостного организма, отвечает отдельный орган. В этом случае говорить о всеобщем доступе к управлению не приходится, существует специализированный орган, который действует в интересах всего организма.

 

Когда организация общества представляет систему (иерархическую структуру), возникает аналогичная ситуация. В классической системе существует два контура управления: центр (группа избранных), принимающий решения относительно целого, и субъекты, делегирующие центру полномочия. В простейших социальных системах (малых группах) все субъекты одновременно могут быть представлены в обоих контурах управления, в многоуровневых сложноорганизованных системах происходит разделение субъектов по управленческим функциям. Делегирование полномочий подразумевает соучастие в управлении, и вместе с тем дальнейшую дифференциацию структуры общества, в связи с тем, что у центра (группы избранных) появляется доступ к дополнительным ресурсам по сравнению с возможностями индивидуальных субъектов. Злоупотребление этим ресурсом в собственных интересах может приводить к кризисным ситуациям, в которых происходит изменение состава группы избранных, но воспроизводится существующая (иерархическая) форма организации общества («дракон умер – да здравствует дракон»). В системной модели сложноорганизованного общества его структуры управления воспроизводят системную организацию, в рамках которой имплицитно подразумевается неоднородность субъектов общества по отношению к выполнению властных функций [см.: 32].

 

Только в простейших социальных системах возможна демократия как власть всех субъектов общества, когда народ тождествен обществу. Во всех других типах систем демократия принципиально невозможна, поскольку существует дифференциация субъектов общества по объему властных функций, когда народ как совокупность равнозначных субъектов представляет часть существующего сложноорганизованного общества. Вместе с тем создается парадоксальная ситуация, когда на верхнем уровне системы управления в рамках группы избранных демократия потенциально возможна. Это служит оправданием системной организации общества как достижимой «демократии», а также для индивидуальных субъектов создается стимул для продвижения по ступенькам иерархической структуры, которая предоставляет возможность попадания в круг избранных. В интересах правящей верхушки устремления масс можно направить на конкуренцию за право попадания в этот круг, а не на совершенствование форм организации общества, потому что для индивидуального субъекта достижение «демократии» (не для всех) делается возможным и в рамках существующей модели социальной организации.

 

Если общество представляет собой текст, то в связи с тем, что первоначально задается автор текста, демократия предполагает, что (коллективным) автором текста является народ, который конструирует общество на основе имеющихся у него представлений о демократии. Подразумевается, что в культуре и практиках субъектов, входящих в состав коллективного автора этого общества, наличествует демократия. В теоретическом плане именно текстовая модель общества потенциально содержит возможность для всех его субъектов участвовать в написании совместного текста, когда коллективный автор в совместном тексте может интегрировать тексты всех субъектов.

 

Учитывая, что автором совокупного текста поколений (реконструируемого текста общества) является не только живущее поколение [см.: 5], оно, исходя из понимания демократии, не может претендовать на исключительность своих взглядов. В связи с этим, представления о демократии должны быть заложены в социокультурной матрице общества, проявляясь в различных социальных практиках его субъектов. Изменяющиеся условия жизнедеятельности приводят к непрерывному обновлению представлений о демократии как о возможной модели общества. Идет речь о «демократизации демократии», под которой понимается непрерывный процесс социальной самоорганизации граждан, подразумевающий наполнение теоретической модели конкретными формами организации самоуправления, соответствующими природным условиям, этапу развития общества, исторической эпохе [см.: 8]. В истории любого общества нет неизменяемой демократии и нет ее непрерывной версии – это один из возможных этапов в непрерывном процессе модернизации общества, то есть не может произойти никакого успешного завершения демократической реформации общества по какому-либо образцу. В кризисных ситуациях общество обращается к базовым установкам культуры, выстраивая на их основе скорректированный формат управления. Представления о демократии как части культуры общества являются одним из инструментов его самоорганизации, который предоставляет возможность решать стоящие перед обществом задачи в конкретных исторических условиях и на определенных этапах своей истории.

 

В связи с тем, что целевые установки предполагают определенные действия по их достижению, они являются одной из форм власти [см.: 11]. Демонстрация приверженности демократии является возможностью стать частью коллективного автора этого общества, то есть быть допущенным к власти и ее ресурсам. В связи с этим, заявления о приверженности демократии могут объясняться стремлением к власти. Попадание в систему власти субъектов, не придерживающихся демократии, а только декларирующих приверженность к ней (подобная смена взглядов может произойти и в период пребывания во власти), может вести к вырождению демократии. В случае несовпадения ожиданий общества от результатов демократического правления происходит дискредитация этого способа управления и отказ от демократии как модели предполагаемого общества.

 

Усложнение понимания организации общества приводит к развертыванию понимания демократии как власти народа. В рамках предложенного подхода народ в качестве субъекта власти может представлять собой общество в целом, быть частью существующего общества или одним из его поколений. Демократия как власть всех субъектов общества возможна только в простейших социальных образованиях, не имеющих функциональных органов власти. В сложноорганизованных обществах «демократия для всех» принципиально невозможна, поскольку существует дифференциация субъектов общества по контурам управления. «Народ», осуществляющий управление обществом, составляет только его часть, для остальных представителей общества существует «потенциальная возможность» стать частью «народа», в связи с этим их устремления могут быть направлены на вхождение в состав группы «власть имущих», и только войдя в эту группу они будут приобщены к «демократии». Если общество понимается как (ре)конструируемый текст, в котором народ составляет одно из поколений общества, то демократия изначально рассматривается как проект поколения, в соответствии с которым организована его жизнедеятельность. Этот проект имеет смысл только в конкретных исторических рамках данного поколения, изменяясь вместе со сменой обстоятельств. Можно сказать, что у каждого поколения свой проект «демократии». В этом случае власть народа (как одного из поколений) создает исторический прецедент, представляющий из себя имплементацию проекта демократии, конструируемого этим поколением. Если же под народом будем иметь в виду историческую общность людей, то под демократией будет пониматься инструмент развития социокультурного проекта общества, позволяющий интегрировать тексты всех поколений в целостный метатекст.

 

Обсуждение результатов

На основе предложенного синергетического подхода мы проанализировали содержание понятия демократии, возможные формы ее осуществления, трактовку демократии как власти народа. Содержание понятия «демократия» обусловлено имплицитным пониманием природы общества, когда в различных проекциях оно рассматривается как целостность (социальный организм); система (организация субъектов); текст, конструируемый на основе представлений предполагаемого коллективного автора. Понятие «демократия» включает в себя задание базовых институтов общества, принципов взаимодействия субъектов общества (функционирования его политической системы), представлений коллективного автора о проекте общественного устройства. В зависимости от сложности организации общества (простое, сложноорганизованное, конструируемое) демократия проявляется в следующих формах: прямая, опосредованная, конструируемая в процессе общественной деятельности. Непосредственная власть народа осуществима только в простейших обществах, не имеющих функциональных органов власти. В сложноорганизованных обществах, в которых власть имеет системную природу, управляет часть общества, опираясь на делегированные народом полномочия. Эта часть общества, перенимая полномочия народа и подменяя его функции, создает общество иллюзорной демократии, когда все остальные индивидуальные субъекты общества стремятся попасть в разряд власть имущих «демократов». Народ в модели общества, рассматриваемого как текст поколений, составляет одно из многочисленных поколений общества. Демократия как возможный проект общества распадается на множество проектов демократий, принадлежащих разным поколениям, и не всегда применимых в других исторических условиях.

 

Рассмотрение общества как текста (текст, коллективный автор, проект) приводит к расширенному пониманию демократии. Она представляет собой не только характеристику общества, но и способ организации его коллективного автора, и инструмент совершенствования проекта общества. Демократия предоставляет возможность конструировать усложняющийся социокультурный проект путем вовлечения в его состав всех субъектов общества и становясь при этом инструментом саморазвития данного общества. Рассмотрим несколько следствий такого понимания.

 

Демократия не является моделью идеального устройства общества, востребованной во всех ситуациях. Мысль вообще-то не новая еще со времен Платона, но её приходится напоминать из-за абсолютизации «позитивной» коннотации демократии в идеологическом мейнстриме сегодняшнего дня. На основе исторического опыта общество конструирует собственную модель демократии («правление народа, посредством народа, в интересах народа»), которая открыта для изменений и не является завершенной. Способ организации общества должен соответствовать этапу его развития, стоящим перед обществом задачам и определяться по полученным результатам. Одна и та же форма организации власти может быть как демократией, так и нет – в зависимости от того, какую часть общества устраивают полученные результаты. Единоначалие не всегда означает тоталитаризм и диктатуру. Если субъекты власти руководствуются интересами народа (всего общества) и результаты, оцениваемые народом, соответствуют заявленным целям, то это вполне демократическое общество, безотносительно к форме государственного правления страной. Если результаты правления не устраивают субъектов общества, делегирующих свои властные полномочия, то, несмотря на демократическое обозначение и декларации власть имущих, оно не соответствует своему статусу. Прямолинейная установка, что при любых условиях «демократия» лучше, чем ее отсутствие, дает явные сбои [см.: 12].

 

У понятия «демократия» всегда существует конкретный автор, функционирующий в определенных исторических условиях и находящийся на определенной стадии развития. В связи с таким пониманием это понятие не может выступать в роли универсального конструкта. Применение этого понятия из-за существования многочисленных версий его толкования предполагает предварительное согласование его понимания всеми авторами. Демократия как возможность участия всех субъектов общества в управлении возникает только в очень простых структурах, не имеющих специальных органов управления. Во всех остальных случаях, когда приходится создавать структуру (структуры) управления, демократия превращается в различные варианты представительской демократии, то есть власти немногих (избранных). Достаточно часто «групповой эгоизм» управленческой структуры, объединяющей субъектов, попавших в круг избранных, превалирует над интересами всего общества. При представительской демократии усилия масс направляются не на изменение парадигмы управления, когда управляют немногие, а на пробуждение желания – попасть в круг этих немногих. Большинство активных индивидуальных субъектов нацеливаются на продвижение по ступенькам социальной структуры, а не на совершенствование существующего устройства общества. Если общество рассматривается как текст народа (коллективного автора), то при демократии этот текст составлен из текстов разнообразных коллективных субъектов, составляющих народ, и опирающихся на собственную культуру и практики. В таком обществе «демократия» представляет собой разнообразие проявлений «демократии».

 

В условиях изменяющегося мира демократия рассматривается как незавершенный проект, как постоянно обновляемый текст. Это касается и процесса построения общества, и создания коллективного автора понятия демократия, и развития представлений о возможной модели общества, позволяющей осуществить «власть народа». Демократия – это конструирование демократии, которое предполагает участие коллективных субъектов, в культуре и в практиках которых демократия присутствует, в управлении обществом, определении демократии, коррекции социетального проекта демократии. Нарастание сложности организации общества предполагает появление новых коллективных субъектов и обновление моделей демократии. Демократия выступает в качестве инструмента саморазвития общества, позволяющего привлечь к обновлению модели общества потенциал всех его успешных коллективных субъектов, учитывая уникальность каждого из них. Причём этот инструмент, предусматривающий участие всех субъектов общества в конструировании социетального проекта, в общем, не гарантирует принятия безошибочных решений. Этот инструмент также может использоваться в собственных целях субъектами, попавшими в число авторов социетального проекта. Поэтому предполагается постоянная коррекция социетального проекта демократии, «демократизация демократии» путем привлечения к обновлению проекта все новых коллективных субъектов.

 

Демократия, предполагающая равноправие индивидуальных субъектов как совместное участие в управление обществом, возможна только в примитивных обществах. В более сложноорганизованных обществах она трансформируется в «демократию» для избранных, в круг которых устремляются субъекты, намеревающиеся участвовать в процессах социального управления. Демократия как идея равноправия коллективных субъектов может вести к «групповому эгоизму» этих субъектов, если отсутствует метакультурная позиция коллективного метасубъекта [см.: 25], позволяющая интегрировать культуры отдельных коллективных субъектов. От демократии как проекта индивидуальных субъектов общества переходим к демократии как к проекту коллективных субъектов, имеющих практический опыт построения демократии, придерживающихся этих принципов при взаимодействии с другими коллективными субъектами и опирающихся на метакультурную позицию, присутствующую в их культуре.

 

Заключение

В рамках текстовой модели общества предлагается двухэтапное его построение, когда вначале задается автор, который создает текст общества. Подобная логика приводит к двухконтурному пониманию природы власти, когда осуществляется управление и субъектами, и обществом в целом. Появление нового контура управления предполагает возможность построения более сложной системы управления, соответствующей сложности организации общества. Эта многоуровневая система управления делает неосуществимым равноправное участие всех индивидуальных субъектов общества во власти.

 

Вместе с тем, как текст конструируется на основе замысла автора, так и демократия как организация модели управления социумом обусловлена представлениями его коллективного автора о модели устройства будущего общества. Но будущее – это не только цель, к которой мы стремимся, это и то, что мы строим на пути к ней, каким способом создаем коллективного автора. Модель общества может быть «универсальной», когда в обществе нет инакомыслящих авторов, «эгоистичной», для группы избранных авторов («золотого миллиарда») [см.: 14] или может быть попыткой приближения к модели справедливого сообщества равноправных коллективных субъектов, согласовывающих имеющийся у них опыт построения собственных обществ. Сложноорганизованное демократическое общество представляет собой не совокупность индивидуальных субъектов, а сообщество коллективных субъектов, участники которых имеют частный опыт построения собственных социокультурных проектов демократии, а теперь пытаются построить ее более сложную модель в рамках совместного текста.

 

Идеальная модель конструируемой демократии как повседневного и непосредственного участия в управлении всех граждан неосуществима. Демократия на практике – это ситуация, когда в процессы управления вовлечен максимально широкий круг участников, и общество не пытается ограничить их количество, а создает условия для конструирования его субъектами сложноорганизованного сообщества коллективных субъектов. Фантом, иллюзия, мечта – можно выбрать любое из этих обозначений «демократии», которые отражают различные грани понимания одного из возможных способов управления социумом в сложноорганизованном обществе. Субъекты, управляющие процессом моделирования социокультурного проекта устройства будущего сообщества, могут использовать эту многозначность в своих целях, редуцируя целостное понимание до отдельных его проекций.

 

Для социального состояния постмодерна характерна ситуация, когда управление базируется на доступе к коммуникативным ресурсам производства смыслов, благодаря чему можно управлять конструированием целей общественного развития. Контроль над интерпретацией раскрученного бренда «демократия» принадлежит его владельцам, успешным странам Запада [см.: 24], что позволяет им оценивать другие страны на соответствие критериям демократии. У понятия «демократия» нет универсального, вечного значения, нет ни одной законченной версии демократии, все они находятся в процессе конструирования. Поэтому абсолютизировать любую из ее форм, пригодных только для конкретных обществ в определенных исторических условиях, по крайней мере, «недемократично».

 

Демократия позволяет сосуществовать инакомыслящим коллективным субъектам с разными картинами мира, с разными мировоззрениями. Она становится инструментом конструирования сложноорганизованного сообщества, применение которого позволяет управлять разнообразием целей развития. Построение демократии как проекта сложноорганизованного общества предполагает необходимый уровень сложности ментальной организации субъектов, который предоставляет им возможность выходить в метакультурную позицию, позволяющую интегрировать позиции всех участников проекта. Причем этот уровень ментальной сложности должен присутствовать у всех субъектов общества: индивидуальных, коллективных, общества в целом. Сам по себе уровень сложности ментальной организации не определяет следование демократии, если ее понимание не заложено в представлениях субъектов общества. Сформированные представления о демократии служат основанием для организации собственной жизнедеятельности субъектов и их коммуникаций с другими субъектами, являясь для них «путеводной звездой». Переход к демократии – не самоцель, а путь формирования сообщества, создающего необходимые условия для жизнедеятельности людей, уровень зрелости которых позволяет им быть соавторами проектов коллективных субъектов, в свою очередь, конструирующих общество демократии.

 

Список литературы

1. Автономова Н. С. Философский язык Жака Деррида. – М.: РОССПЭН, 2011. – 510 с.

2. Ачкасов В. А. Транзитология – научная теория или идеологический конструкт? // Полис. Политические исследования. – 2015. – № 1. – С. 30–37. DOI: https://doi.org/10.17976/jpps/2015.01.03.

3. Баранов Н. А. Современная демократия: эволюционный подход. – СПб.: БГТУ, 2007. – 208 с.

4. Бегунов Ю. К., Лукашев А. В., Пониделко А. В. 13 теорий демократии. – СПб, Бизнес-Пресса, 2002. – 240 с.

5. Бердяев Н. А. Демократия, социализм и теократия // Смысл творчества: опыт оправдания человека. – Харьков: Фолио; М: АСТ, 2002. – 688 с.

6. Бло И. Прямая демократия. Единственный шанс для человечества. – М.: Книжный мир, 2015. – 304 с.

7. Грачев М. Н., Мадатов А. С. Демократия: методология исследования, анализ перспектив. – М.: АЛКИГАММА, 2004. – 128 с.

8. Гидденс Э. Ускользающий мир: как глобализация меняет нашу жизнь. – М.: Весь мир, 2004. – 116 с.

9. Даль Р. Введение в теорию демократии. – М.: Наука, 1992. – 158 с.

10. Даль Р. Демократия и ее критики. – М.: «Российская политическая энциклопедия» (РОССПЭН), 2003. – 576 с.

11. Дейк Ван Т. А. Дискурс и власть: репрезентация доминирования в языке и коммуникациях. – М.: Книжный дом «ЛИБРОКОМ», 2013. – 344 с.

12. Журавлев А. Л., Юревич А. В. Социально-психологические факторы вступления молодежи в ИГИЛ // Вопросы психологии. – 2016. – № 3. – С. 16–29.

13. Зазнаев О. И. Вторая молодость «долгожителя»: концепт «политический институт» в современной науке // Проблемы политической науки. – Казань: Центр инновационных технологий, 2005. – С. 3–29.

14. Кара-Мурза С. Г. Концепция «золотого миллиарда» и Новый мировой порядок. – [Электронный ресурс]. – Режим доступа: http://www.kara-murza.ru/books/articles/oro1.html (дата обращения 14.03.2019).

15. Лебедева Т. П. Либеральная демократия как ориентир для посттоталитарных преобразований // Полис. Политические исследования. – 2004. – № 2. – С. 76–84. DOI: 10.17976/jpps/2004.02.08.

16. Лейпхарт А. Демократия в многосоставных обществах. Сравнительное исследование. – М.: Аспект Пресс, 1997. – 142 с.

17. Лепский В. Е. Эволюция представлений об управлении (методологический и философский анализ). – М.: Когито-Центр, 2015. – 107 с.

18. Лукин А. В. Возможна ли другая демократия? // Полис. Политические исследования. – 2014. – № 1. – С. 10–27. DOI: 10.17976/jpps/2014.01.01.

19. Луман Н. Общество как социальная система. – М.: Логос, 2004. – 232 с.

20. Лэйн Д. Мираж демократии // Полис. Политические исследования. – 2014. – № 6. – С. 127–148. DOI: 10.17976/jpps/2014.06.10.

21. Михельс Р. Социология политической партии в условиях демократии // Политология: хрестоматия. – М.: Гардарики, 2000. – С. 540–551.

22. Плющ А. Н. Синергетическая модель организации общества // Социологические исследования. – 2014. – № 10. – С. 14–22.

23. Плющ А. Н. Социально-психологические механизмы информационного влияния. – Нежин: Аспект-Поліграф, 2017. – 244 с.

24. Ржешевский Г. А. Демократия: миф, реальность или раскрученный бренд? // Полис. Политические исследования. – 2008. – № 5. – С. 90–99.

25. Соколов В. Н., Ячин С. Е. Состояние «Мета…». Метакультурное сообщество // Альманах «Восток». – 2007. – № 2 (43). – [Электронный ресурс]. – Режим доступа: http://www.situation.ru/app/j_art_1197 (дата обращения 22.10.2018).

26. Соловьев А. И. Государство как производитель политики // Полис. Политические исследования. – 2016. – № 2. – С. 90–108. DOI: 10.17976/jpps/2016.02.08.

27. Сергеев В. М. Народовластие на службе элит. – М.: МГИМО Университет, 2013. – 265 с.

28. Степин В. С. Теоретическое знание. – М.: Прогресс-Традиция, 2000. – 744 с.

29. Хабермас Ю. Вовлечение другого. Очерки политической теории. – СПб.: Наука, 2001. – 419 с.

30. Хабермас Ю. Философский дискурс о модерне. – М.: Весь Мир, 2003. – 416 с.

31. Giddens A. The Constitution of Society. Outline of the Theory of Structuration. – Cambridge: Polity Press, 1984. – 402 p.

32. Hobson J. M. The Eurocentric Conception of World Politics: Western International Theory, 1760–2010. – Cambridge: CambridgeUniversity Press, 2012. – 406 p.

33. Ostrom E. Governing the Commons. The Evolution of Institutions for Collective Action. – Cambridge: CambridgeUniversity Press, 1990. – 298 p.

 

References

1. Avtonomova N. S. Philosophical Language of Jacques Derrida [Filosofskiy yazyk Zhaka Derrida]. Moscow, ROSSPEN, 2011, 510 p.

2. Achkasov V. A. Transitology – Scientific Theory or Ideological Construct? [Tranzitologiya – nauchnaya teoriya ili ideologicheskiy konstrukt?]. Polis. Politicheskie issledovaniya (Polis. Political Studies), 2015, № 1, pp. 30–37. DOI: 10.17976/jpps/2015.01.03.

3. Baranov N. A. Modern Democracy: An Evolutionary Approach [Sovremennaya demokratiya: evolyutsionnyi podkhod]. St. Petersburg, BGTU, 2007, 208 p.

4. Begunov Y. K., Lukashev A. V., Ponidelko A. V. 13 Theories of Democracy [13 teoriy demokratii]. St. Petersburg, Biznes-Pressa, 2002, 240 p.

5. Berdyaev N. A. Democracy, Socialism and Theocracy [Demokratiya, sotsializm i teokratiya]. Smysl tvorchestva: opyt opravdaniya cheloveka [The Meaning of Creativity: The Experience of Human Justification]. Kharkov, Folio; Moscow, AST, 2002, 688 p.

6. Blot Y. Direct Democracy. The Only Chance for Humanity [Pryamaya demokratiya. Edinstvennyy shans dlya chelovechestva]. Moscow: Knizhnyy mir, 2015, 304 p.

7. Grachev M. N., Madatov A. S. Democracy: Research Methodology, Analysis of Prospects [Demokratiya: metodologiya issledovaniya, analiz perspektiv]. Moscow, ALKIGAMMA, 2004, 128 p.

8. Giddens E. Runaway World: How Globalization is Reshaping Our Lives. [Uskolzayuschiy mir: kak globalizatsiya menyaet nashu zhizn]. Moscow, Ves mir, 2004, 116 p.

9. Dahl R. A Preface to Democratic Theory [Vvedenie v teoriyu demokratii]. Moscow, Nauka, 1992, 158 p.

10. Dahl R. Democracy and Its Critics [Demokratiya i ee kritiki]. Moscow, “Rossiiskaya politicheskaya entsiklopediya” (ROSSPEN), 2003, 576 p.

11. Dijk van T. A. Discourse and Power. Contributions to Critical Discourse Studies [Diskurs i vlast: reprezentatsiya dominirovaniya v yazyke i kommunikatsiyakh]. Moscow, Knizhnyi dom “LIBROKOM”, 2013, 344 p.

12. Zhuravlev A. L., Yurevich A. V. Social and Psychological Factors Motivating Young People to Join ISIS [Sotsialno-psikhologicheskie faktory vstupleniya molodezhi v IGIL]. Voprosy psikhologii (Questions of Psychology), 2016, № 3, pp. 16–29.

13. Zaznaev O. I. The Second Youth of the “Long-Lived”: The Concept of “Political Institution” in Modern Science [Vtoraya molodost “dolgozhitelya”: kontsept “politicheskii institute” v sovremennoy nauke]. Problemy politicheskoi nauki (Problems of Political Science). Kazan, Tsentr innovatsionnykh tekhnologiy, 2005, pp. 3–29.

14. Kara-Murza S. G. The Concept of the “Golden Billion” and the New World Order [Kontseptsiya “zolotogo milliarda” i Novyy mirovoi poryadok]. Available at: http://www.kara-murza.ru/books/articles/oro1.html (accessed 14.03.2019).

15. Lebedeva T. P. Liberal Democracy as Orienting Objective for Post-Totalitarian Transformations [Liberalnaya demokratiya kak orientir dlya posttotalitarnykh preobrazovaniy]. Polis. Politicheskie issledovaniya (Polis. Political Studies), 2004,№ 2, pp. 76–84. DOI: 10.17976/jpps/2004.02.08.

16. Lijphart A. А. Democracy in Plural Societies: A Comparative Exploration [Demokratiya v mnogosostavnykh obschestvakh. Sravnitelnoe issledovanie]. Moscow, Aspekt Press, 1997, 142 p.

17. Lepskiy V. E. Evolution of Ideas about Management (Methodological and Philosophical Analysis) [Evolyutsiya predstavlenii ob upravlenii (metodologicheskii i filosofskii analiz)]. Moscow, Kogito-Tsentr, 2015, 107 p.

18. Lukin A. V. Is Other Democracy Possible? [Vozmozhna li drugaya demokratiya?]. Polis. Politicheskie issledovaniya (Polis. Political Studies), 2014, № 1, pp. 10–27. DOI: 10.17976/jpps/2014.01.01.

19. Luhmann N. Society as a Social System [Obschestvo kak sotsialnaya sistema]. Moscow, Logos, 2004, 232 p.

20. Leyn D. Mirage of Democracy [Mirazh demokratii]. Polis. Politicheskie issledovaniya (Polis. Political Studies), 2014, № 6, pp. 127–148. DOI: 10.17976/jpps/2014.06.10.

21. Mikhels R. Sociology of a Political Party in a Democracy [Sotsiologiya politicheskoi partii v usloviyakh demokratii]. Politologiya: khrestomatiya (Political Science: Reader). Moscow, Gardariki, 2000, pp. 540–551.

22. Plyusch A. N. Synergetic Model of the Organization of Society [Sinergeticheskaya model organizatsii obschestva]. Sotsiologicheskie issledovaniya (Sociological Studies), 2014, № 10, pp. 14–22.

23. Plyusch A. N. Socio-Psychological Mechanisms of Information Influence [Sotsialno-psikhologicheskie mekhanizmy informatsionnogo vliyaniya]. Nezhin, 2017, Aspekt-Polіgraf, 244 p.

24. Rzheshevskiy G. A. Democracy: Myth, Reality, or Boosted Brand? [Demokratiya: mif, realnost ili raskruchennyy brend?]. Polis. Politicheskie issledovaniya (Polis. Political Studies), 2008, № 5, pp. 90–99.

25. Sokolov V. N., Yachin S. E. Status “Meta…”. Metacultural Community [Sostoyanie “Meta…”. Metakulturnoe soobschestvo] // Almanakh “Vostok” (Almanac «East»), 2007, № 2 (43). Available at: http://www.situation.ru/app/j_art_1197 (accessed 22.10.20189).

26. Solovev A. I. The State as Manufacturer of Policy [Gosudarstvo kak proizvoditel politiki]. Polis. Politicheskie issledovaniya (Polis. Political Studies), 2016, № 2, pp. 90–108. DOI: 10.17976/jpps/2016.02.08.

27. Sergeev V. M. Democracy in the Service of the Elites [Narodovlastie na sluzhbe elit]. Moscow, MGIMO Universitet, 2013, 265 p.

28. Stepin V. S. Theoretical Knowledge [Teoreticheskoe znanie]. Moscow, Progress-Traditsiya, 2000, 744 p.

29. Habermas J. The Inclusion of the Other. Essays on Political Theory [Vovlechenie drugogo. Ocherki politicheskoi teorii]. St. Petersburg, Nauka, 2001, 419 p.

30. Habermas J. The Philosophical Discourse of Modernity [Filosofskii diskurs o modern]. Moscow, Ves Mir, 2003, 416 p.

31. Giddens A. The Constitution of Society. Outline of the Theory of Structuration. Cambridge, Polity Press, 1984, 402 p.

32. Hobson J. M. The Eurocentric Conception of World Politics: Western International Theory, 1760–2010. Cambridge, CambridgeUniversity Press, 2012, 406 p.

33. Ostrom E. Governing the Commons. The Evolution of Institutions for Collective Action. Cambridge, Cambridge University Press, 1990, 298 p.

 
Ссылка на статью:
Плющ А. Н. Многоликая демократия // Философия и гуманитарные науки в информационном обществе. – 2019. – № 2. – С. 70–88. URL: http://fikio.ru/?p=3560.

 
© А. Н. Плющ, 2019

УДК 31.48.26

 

Тимощук Алексей Станиславович – федеральное казенное образовательное учреждение высшего образования Владимирский юридический институт Федеральной службы исполнения наказаний Российской Федерации, кафедра гуманитарных и социально-экономических дисциплин, профессор, доктор философских наук, доцент, Владимир, Россия.

Email: human@vui.vladinfo.ru

600020, г. Владимир, ул. Б. Нижегородская, д. 67-е,

тел.: +7-4922-45-44-75.

Авторское резюме

Состояние вопроса: Мы живем в мире нарастающей сложности. В результате применения новейших информационных технологий социокультурная динамика и способы разрешения конфликтов в постиндустриальном обществе значительно изменяются.

Результаты: Параметры нового общества определяются множеством факторов, среди которых можно выделить наиболее явные: 1) научная, информационная, экономическая, юридическая и криминальная глобализация, 2) растущая роль информации и деонтологизация товарно-денежных отношений, 3) увеличение уровня сложности и рискогенности общества, 4) становление техносферы как новой области отношений. Поколение Y (миллениалы) ждёт комфорта от жизни, им трудно адаптироваться к старым институтам труда. При этом и поколение Y, и всех миллиардеров – создателей IT технологий объединяет цифровой либерализм и уверенность в необходимости расширения Интернета без границ и анонимных коммуникаций, что очень на руку террористическим группам, торговцам наркотиками и иным преступникам.

Выводы: Терроризм и экстремизм представляют собой новый уровень глобальной и национальной угрозы. В этой связи третье поколение прав и свобод, включающее тайну переписки (коммуникации), вполне может быть пересмотрено в пользу безопасности.

 

Ключевые слова: информационные технологии; информационное общество; модернизация; геополитика; противодействие терроризму.

 

Politics and Geopolitics in Information Society

 

Timoschuk Alexey Stanislavovich – Vladimir Law Institute of the Federal Penitentiary Service of the Russian Federation, Department of Humanitarian and Socio-Economic Disciplines, Professor, Doctor of Philosophy, Vladimir, Russia.

Email: human@vui.vladinfo.ru

67th, B. Nizhegorodskaya st., Vladimir, 600020, Russia,

tel.: + 7-4922-45-44-75.

Abstract

Background: We live in a world of increasing complexity. Due to the use of the latest information technologies, sociocultural dynamics and ways of resolving conflicts in post-industrial society have changed significantly.

Results: The parameters of this new society are determined by many factors. The most obvious ones are as follows: 1) scientific, informational, economic, legal and criminal globalization, 2) the growing role of information and deontologization of commodity-money relations, 3) an increase in the level of complexity and riskiness of society, 4) the formation of the techno-sphere as a new area of relations. Generation Y (millennials) wants to live in comfort, it is difficult for them to adapt to the old labor institutions. At the same time, generation Y and all billionaires of IT technologies are united by the idea of digital liberalism and confidence in the need to expand the Internet without borders and anonymous communications, which is very good for terrorist groups, drug dealers and other criminals.

Conclusion: Terrorism and extremism represent a new level of global and national threat. In this regard, the third generation of rights and freedoms, including the secret of correspondence (communication), may be revised in favor of security.

 

Keywords: information technologies; information society; modernization; geopolitics; actions against terrorism.

 

Начало XXI века было ознаменовано дерзкими террористическими актами против государства. После ответа правоохранительных органов террористы переключились на более доступные цели – школы, места отдыха, транспорт. Известно, что экстремизм и терроризм часто связаны с иной преступной деятельностью – преступлениями против государства, мошенничеством, торговлей оружием и др. В Северной Америке наркокартели финансируют террористов, поскольку обе стороны заинтересованы в нарушении иммиграционного законодательства. Из этого следует, что общее усиление контроля любой преступности благоприятно сказывается на снижении опасности терроризма и экстремизма. Поэтому стратегия противодействия терроризму включает в себя несколько направлений деятельности:

– просвещение,

– борьба с безработицей и справедливое распределении доходов,

– усиление правоохранительных органов.

 

Тюремное заключение часто предоставляет для экстремистов расширенные возможности по радикализации других осуждённых, поэтому особое внимание должно быть уделено контролю осуждённых за терроризм в тюрьме.

 

Террористы и экстремисты несут долгосрочную угрозу обществу. Они характеризуются как не контактные среди уголовной среды тюрем, образуют свои неформальные сообщества по национальному и религиозному признаку. «Как показывают опросы, полностью отрицают свою вину более 30 % и не сожалеют о содеянном около 70 % преступников-террористов. Отчасти это объясняется тем, что в отличие от “обычных” убийц, террористы совершают насилие в отношении не “своих”, а “чужих” или чуждых, которых они ненавидят как представителей иной культуры (нации, религии)» [1, с. 12].

 

Без единого понимания терроризма в одном государстве, регионе, во всём мире борьба с ним будет испытывать затруднения. У стран, которые затрагивает проблема терроризма, много расхождений по определению сущности экстремизма и терроризма, в этом заключается антиномия глобализации и тенденция к образованию национальных государств. Например, в Великобритании и США радикальные высказывания и призывы не осуждаются как экстремизм, а в России – да. Риторика терроризма используется в политическом конфликте на Украине. Россия не согласна с репрезентацией действий по урегулированию территориально-политических разногласий Украины с Луганской и Донецкой областями как антитеррористической операции.

 

Для эффективного глобального противодействия экстремизму и терроризму необходимо согласование различных юридических платформ. Казахстан, лидер по антитеррористическим инновациям в 2016 г., например, поступил следующим образом: за основу были взяты шанхайские соглашения о коллективной безопасности, затем принят Закон по противодействию экстремизму и терроризму, который включает обязательную регистрацию мигрантов, усиленный контроль за оборотом оружия, административную ответственность охранных структур и владельцев объектов, уязвимых в террористическом отношении. После этого был принят новый Уголовный кодекс и Гражданский кодекс. Все эти виды нормативно-правовых актов исходят из одного модельного закона с одним пониманием терроризма и экстремизма. Модельное законодательство является частью концепции комфортного законодательства или согласованного на всех уровнях, подготовленного заранее и принятого сразу вместо законодательства ad hoc. Несомненно, такая идея когерентного права, лишённого внутренних противоречий, прекрасна, но она разбивается о краеугольный камень антиномий, из которых соткана жизнь. Поэтому подобные планы «комфортного законодательства», «закона о правилах принятия всех законов» не реалистичны. Трезвое понимание неуправляемой динамики общественной жизни мы находим в англосаксонской системе права, вообще отказавшейся от кодификации норм и вменившей формулировку судебных решений в компетенцию эксперта.

 

В условиях кризиса больших нарративов закон берёт на себя функции метанаррации, создания единых ценностных требований. В традиционном обществе роль метанарративов выполняли священные писания, в царской России – нарратив «православие, самодержавие, народность», в советском обществе – учение о коммунизме. Сегодня от них остались лишь винтажные и ретро наррации «великой династии Романовых», «великого советского прошлого». В условиях эксфолиации этноконфессиональных и иных нарративов возрастает потребность в государственной политике создания единого ценностно-смыслового пространства через образование, право, медиасферу.

 

Интернет представляет сегодня быстрый способ распространения идей и ресурсов терроризма и экстремизма. Соответственно, наша деятельность по противодействию насилию против граждан ради достижения политических целей должна учитывать все новые медиа.

 

Интернет как информационный ресурс и коммуникационная сеть может быть использован для осуществления преступной деятельности несколькими путями:

– распространение своего учения,

– радикализация последователей,

– выкладывание роликов с актами насилия – т. е. фото и видео отчётов о деятельности,

– сбор средств,

– вербовка новых членов.

 

Следует признать, что вся эта деятельность связана вместе и может называться стратегией диссеминации плевел терроризма и экстремизма. Формы могут варьировать: от производства видеоигр «убей неверного» до создания музыкальных клипов соответствующей тематики. Не всегда глобальная сеть используется для пропаганды напрямую, сегодня её активно используют скрыто, для корпоративных целей закрытой организации: как способ коммуникации (Skype, Viber, WhatsApp, Telegram), как инструмент передачи материалов (системы обмена файлов), электронная почта, закрытые сайты и группы в социальных сетях, как способ передачи сообщений, способ поиска информации в отношении жертв терроризма и экстремизма, процесс анонимной оплаты преступных услуг через криптовалюты. В этом смысле консервативный подход специалиста по кибербезопасности Е. В. Касперского, выступающего с инициативой паспортизации доступа в Интернет и ограничения информационных прав, выглядит совсем не ретроградным. Обеспечение состояния защищенности личности, общества и государства от внутренних и внешних угроз позволяет говорить о необходимости регулирования права на Интернет.

 

И если медиа директор Герман Клименко после запрета Telegram в России предсказывает ему судьбу падающей звезды и рекомендует перейти на ICQ (проект Mail.ru Group), считая его полноценным мессенджером для обычного пользователя, то в его словах больше здравого смысла, нежели в хайповом позёрстве: «Советник президента по Интернету Герман Клименко посоветовал пользователям Telegram переходить на узелковое письмо». Не нужно бороться с государственной системой, с ней нужно сотрудничать.

 

Для выявления такого содержания необходимо взаимодействие телекоммуникационных провайдеров и правоохранительных органов. Последовательна в этом смысле инициатива Роскомтехнадзора обязать мессенджеры работать в России по договору с операторами связи и идентифицировать своих пользователей. Очевидно, что в условиях угрозы экстремизма и терроризма необходимо выводить из черных и серых зон любой телекоммуникационный обмен. В условиях, когда терроризм – это, в принципе, глубоко законспирированная деятельность, когда некоторые главари даже не притрагиваются к современным средствам связи, положить конец анонимности в Интернете, сделать весь контент проверяемым – это то немногое, что государство может и обязано сделать.

 

OTT-сервисы (over the top – онлайн-сервисы, без лицензий работающие на сетях операторов связи), действительно, можно считать паразитами, уходящими от ответственности как за содержание сообщений, так и за отсутствие идентификации пользователей.

 

Особую сложность составляет выявление экстремистских дискурсов в социальных сетях, через которые идеи могут продвигаться в скрытой форме. В связи с этим требуется разработка новых областей знаний о социальных сетях: сетевое взаимодействие и глобальный порядок, сетевое общество и роль сети в революционной деятельности, управление сетевыми сообществами, методики и практики информационно-коммуникационных и сетевых технологий в области социального активизма и волонтёрства, агитация и пропаганда в социальной сети, Интернет и экстремистская деятельность, теоретические и практические аспекты информационного права; актуальные вопросы виртуальной криминалистики.

 

Экстремистские дискурсы попадают на благодатную почву радикально настроенной молодёжи. Именно они выступили движущей силой общественных трансформаций в Египте, Марокко, Украине.

 

Социальный портрет протестующей молодёжи в провинции получен мной на основе наблюдения за студентами: обычно это обучающийся в платной группе из неблагополучной семьи, где чаще всего мать выбивается из сил, чтобы дать какое-то образование ребёнку. Поскольку она всегда на работе, у неё не было времени заниматься ребёнком в школе, делать с ним каждый день уроки, готовить к ЕГЭ. Чтобы не сдавать ЕГЭ, школьник идёт в колледж, как правило, платно, потому что не может набрать баллов и поступить на бюджетное место. Ребёнок впитывает беспросветное состояние постоянной нужды, слышит жалобы окружения на «чудо-страну Россию». Их злит Олимпиада, космическая программа, поддержка Крыма. Они носят подделки брендов и гордятся этим. Мечтают поехать в гламурный Лас-Вегас. Возмущаются, что в нефтежильной России не дают наличными доллары гражданам, как в нефтесосной Саудовской Аравии. И есть ответ, почему! «Всё украли медвепуты! А Навальный, он всё вернёт! Он хороший человек. Он накажет всех врагов – банкиров, чиновников, продавцов». Конечно, это очень дёшево и непрофессионально.

 

Это молодёжь, которая выросла на мифе о том, что в жизни всё так, как в Интернете, они впитали дух потребительской свободы, но так и не состоялись в жизни. Их праздник жизни укомплектован продуктами эконом класса из супермаркета.

 

Возможно, сходный типаж выходил на акции в Марокко и Египте, Ливии и Украине. Молодёжный фактор для геронтократии – довольно грозная вещь, если учитывать, что в обществе потребления вещей много, они нужны молодым людям сразу, а возможностей нет, и не предвидится.

 

Для сравнения, в соседней бюджетной группе не услышишь таких заявлений – «я не люблю эту страну», «для меня ничего не сделала эта страна», «я ничего не должен этой стране». Т. е. если родители занимались детьми, вложили в их образование, дети имеют перспективы развития, ценят то, что получают от государства и не идут на митинги несогласных.

 

Говорят, миллениалы политически пробудились, начался youthquake. Протест молодёжи – это не политическая проблема. Навальный не сможет помочь этому поколению неоварваров с гаджетами, как те на это рассчитывают, выходя на протестные акции. Скорее он есть кандидат от этого поколения Y (next, эхо-бумеры, миллениалы). Это люди скорости, быстрых изменений вкусов и доступности благ жизни. Они исполнены технологического оптимизма, им чужд упорный труд и аскеза. Поэтому их иногда называют поколение Питера Пэна: в условиях геронтократии им удобно в родительском доме, без брака и серьёзных обязательств.

 

Одна из особенностей современного социума – позднее взросление молодого поколения. Медицинский журнал Lancet предложил увеличить отроческий возраст в постиндустриальных странах до 24 лет и здесь важны, прежде всего, социальные причины. Самостоятельная жизнь, финансовая независимость, средний возраст вступления в брак – всё это происходит значительно позднее, нежели в 1973 г, как следует из показателей [см.: 4].

 

С этой точки зрения, доступность высшего образования – это необходимость постиндустриального общества, т. к. общество не может предложить приемлемые для молодых и амбициозных виды занятости.

 

Молодёжи нужна перспективная занятость. Когда-то аграрная цивилизация давала землю в качестве поприща или крестовые походы в качестве ристалища. Затем индустриальная цивилизация собирала народ на заводы. Постиндустриальная экономика генерировала услуги. Сегодня переизбыток и товаров, и услуг. И, одновременно, дефицит рабочих мест для молодёжи. Куда податься? В виртуальную матрицу или наёмником на войну? Дать доступные места в вузах, чтобы сохранить хотя бы какую-то часть молодёжи от безделья и социально опасных практик – это одна из обязанностей государства.

 

Людская масса слишком велика, чтобы каждому подогнать социальный лифт. Если в феодальном обществе они были бы вписаны в свою страту и не питали бы несбыточных надежд, в либеральной демократии безответственно внушается ложная идея: «ты можешь».

 

Поколение Y ждёт комфорта от жизни, им трудно адаптироваться к старым институтам труда. Если их родители были верны телевидению и радио, миллениалы – главные потребители и двигатели Ютуба, социальных сетей и чатов. Они также являются мотором движения сетевого самовыражения через игры, мемы, Интернет, флешмобы.

 

Однако телекоммуникационные технологии – это лишь одна из частей сложного эмерджентного мира, результат длительной эволюции аграрного, индустриального и сейчас постиндустриального мира. Интернет – это надстройка, интерфейсная суперсистема над таким базисом, как сельскохозяйственное и промышленное производство. Без надстройки общество выживет, а без базиса – нет. Более того, чтобы в сети было всё надёжно, моментально и уютно, над этим трудились и продолжают упорно работать миллионы людей.

 

С. Джобс, Б. Гейтс, М. Цукерберг, С. Брин, П. Дуров – это не только инноваторы, верующие в божество IT, они ещё большие социальные активисты-технократы. Их объединяет убеждённость в том, что социальный прогресс – это прогресс техники и технологий, широкоформатное восприятие медиа как мессии, который может улучшить мир.

 

Б. Гейтс, например, не только создал благотворительный фонд с 24 миллиардным долларовым капиталом, он лично заведует им, вместе с женой распределяет гранты, выбирает проекты, лично входит во все тонкости глобальных проблем перенаселения, распространения болезней, бедности. При этом он подходит к каждой мировой проблеме как социальный инженер, цифровые данные для него важнее идеологии.

 

М. Цукерберг анонсирует, что Интернет спасает жизнь! Он даёт образование, работу, медицинскую помощь, оказывает финансовые услуги. Марк верит, что широкополосный небесный доступ к Интернету в бедных странах Азии и Африки может помочь неграмотным крестьянам заключать сделки напрямую через его социальную сеть и вытаскивать их из нищеты. Свой вклад в улучшение мира он видит в том, чтобы помочь людям объединиться, развивать свой творческий потенциал через веб-технологии персонализированного обучения (рекомендательные алгоритмы, адаптация ресурсов под пользователя).

 

Филантропия мультимиллиардера Сергея Брина простирается на широкий спектр общественных вопросов: энергетика, продовольственная безопасность, окружающая среда, устойчивое развитие, старение. Он инвестирует в выращивание синтетического мяса, чтобы не убивать коров и не загрязнять атмосферу метаном от навоза, ведь сейчас порядка 30 % полезных земель используются как пастбища и лишь 4 % – для зерновых культур.

 

Создатель сети «Вконтакте» и мессенджера «Telegram» Павел Дуров формулирует свою философию инновационизма следующим образом: простые законы, выборные судьи, экономическая автономия регионов, дестандартизация образования, дерегуляция общественных отношений, отмена НДС и снижение налогов. Эти небрежные, вольные рекомендации для политиков Интернет-магнат выкладывает попутно, наслаждаясь налоговым раем оффшоров.

 

При этом всех миллиардеров IT технологий объединяет цифровой либерализм и уверенность в необходимости расширения Интернета без границ и анонимных коммуникаций, что очень на руку террористическим группам, торговцам наркотиков и иным преступникам.

 

Интернет – это не только спасение для постиндустриального человечества, но и паутина великих иллюзий. Для того, чтобы успешно пользоваться этим инструментом, человек должен быть социально успешен и свободен. У молодёжи, которая узнаёт о жизни по коротким оппозиционным роликам, рождается когнитивный диссонанс, почему в России не так, как в Швейцарии. Правительства во многих странах осознают необходимость остановить сетевую анархию, безответственность и анонимность. Наряду со свободой подключения должна быть и свобода отключения. Через сетевые медиа поддерживается слишком большое количество беззаконий: терроризм, экстремизм, педофилия, сбыт наркотиков, нацизм [см.: 2].

 

Интернет способствует не только прогрессу, но и дегуманизации общества. По уровню развитости чипов и процессоров наши смартфоны могут рассчитывать траекторию ракет в космосе, но по качеству обрабатываемой информации они порой зависают на весьма обыденном уровне развлечений и покупок.

 

Нести чушь с серьёзным лицом – это выдающееся искусство и техника. Интернет удовлетворяет потребности и в этом. Там можно найти глубокомысленные размышления о том, как пускать газы при любимом человеке и как это делать, если человек оказался не любимым.

 

Билл Тансер, исследователь Интернет-трафика, изложил глобальные тренды в Сети в своей книге «Что делают миллионы пользователей в Интернете и почему это имеет значение» [см.: 5]. Одно из его наблюдений: социальные сети и виртуальные технологии воплощают подсознательные патологии в вуайеризме и экгибиционизме; социальное порно вытесняет физиологическое. Действительно, популярность сцен суицида в Перископе, некрофилии онлайн в ВК, групп колумбайнов и пр. позволяет говорить о компенсаторной функции Интернета для перверсий Homo sapiens. Тёмная сторона Сети – это порнография, насилие над детьми, брутальные сцены, криминальные группы.

 

Нельзя становится варварами с гаджетами – варварами, которые познакомились с историей России и современным политико-государственным устройством по роликам харизматичных сетевых риторов. Харизма – характерологическая вещь, как и юмор. Яценюк, Навальный, Кличко – весьма своеобразные харизматики для весьма специфической публики. Они находят друг друга – ведущий и ведомый, для достижения своих целей. При этом ведомые практически всегда остаются в проигрыше. Ролики блоггеров – это псевдообразовательные суррогаты. Моё послание для молодёжи стабильно такое: не доверяйте никому, ищите истину сами.

 

Терроризм и экстремизм представляют собой новый уровень глобальной и национальной угрозы. В этой связи третье поколение прав и свобод, включающее тайну переписки (коммуникации), вполне может быть пересмотрено в пользу безопасности.

 

Дамоклов меч терроризма и экстремизма позволяет переосмыслить в целом подход к правам и свободам. Первое поколение – гражданские и политические возможности человека, были сформулированы в ходе буржуазно-демократических революций и борьбы за независимость США. Если в то время стоял вопрос о том, чтобы оградить гражданина от произвола монарха, сегодня перед государством стоят задачи расширения функций социального благосостояния и безопасности. Чтобы сегодня обеспечить гражданское (личное) право на жизнь человека, необходимо, в числе прочего, ограничить тайну коммуникации для контроля террористов и экстремистов.

 

Рискогенный характер технологической цивилизации подталкивает государство ограничивать ради целей безопасности от терроризма и экстремизма некоторые политические права (свободу мысли и слова, свободу информации, право на создание общественных объединений, право на проведение публичных мероприятий). В противном случае имеет место эксплуатация этих политических прав и свобод радикальными группами, эквилибрирующими на линии дозволенного и запрещённого, как это происходит в Европе.

 

Второе поколение прав, сформированные в результате II и III НТР, относятся к категории социальных и экономических (свобода передвижения, право на жилище, право на труд, право на приемлемый уровень жизни, право на предпринимательство, право на частную собственность, право на образование, медицинское обслуживание и многие другие социальные гарантии: пособия по случаю полной, частичной или временной утраты трудоспособности, право на пенсию, пособие по безработице и т. д.). Эти общественные блага имеют двойственное значение в борьбе с терроризмом. С одной стороны, законопослушные граждане естественно достойны пользоваться этими социально-экономическими достижениями. Вызывает негодование, что пособники терроризма, выступающие зачастую с лозунгами уничтожения ненавистных государств, при этом успешно пользуются государственными пособиями, бесплатной медицинской помощью и образованием.

 

Следует изучать опыт противодействия терроризму и экстремизму с использованием ограничений экономических прав:

– изъятие экономической инфраструктуры террористов и экстремистов (домов, складов, техники),

– санкции в отношении банков, финансовых организаций, предприятий, оказывающих пособничество в нелегальных и полулегальных операциях террористов и экстремистов,

– ограничение на свободу выезда за границу лицам, в отношении которых ведётся профилактический учёт по терроризму и экстремизму.

 

Третье поколение прав связано с международными процессами XX века, требованиями коллективной безопасности. Это солидарные права всех жителей земли – право на мир, право на сохранение природы, право на безопасность. Коллективное право на безопасность требует ограничения ряда индивидуальных прав прошлых поколений в связи с резким ухудшением защищённости городов и жизненно важных технологических объектов. Общая эволюция государства и права, общественных отношений демонстрирует последовательную негоциацию института прав и свобод, историческую связь становления социального государства с его функциями безопасности и благосостояния и институтом гражданского общества. Сегодня фактически мы должны сформулировать четвёртое поколение прав и свобод или, можно сказать даже более корректно, четвёртую сборку прав и свобод, которые включают все гуманитарные достижения предыдущих поколений, рассматриваемых в свете глобальных угроз терроризма и экстремизма. Разработка современного понимания прав и свобод проходит в контексте приоритетной темы международного контроля организованной преступности, терроризма, экстремизма, эксплуатации детей. Правовой ответ угрозам XXI века даётся с учётом дальнейшего выживания человечества как биологического вида.

 

Сложность в идентификации и преследовании экстремистов, террористов и их пособников представляют не только техническая оснащённость, использование всех достижений НТР для преступных целей, но и эксплуатация первого поколения прав и свобод человека, которые создавались в других условиях для европейских стран. В условиях глобализации тема прав и свобод граждан используется в смешанной риторике, завуалировано, для прикрытия преступных целей.

 

Так, правоохранительные органы Великобритании долгое время не могли найти средства посадить за решётку проповедника А. Чоудари (Anjem Choudary), который последние 20 лет стоял с мегафоном в людных местах Лондона и выступал с идеями радикальной исламизации. Хотя его не пускали в мечети, в своей уличной проповеди, роликах в Ютубе, выступлениях на форумах он делал скандальные заявления: «Исламский флаг будет развеваться над Лондонстаном», «Мусульмане в Англии должны проповедовать идеи их веры, всё остальное – враждебно им». Только в июле 2016 г. его смогли осудить за открытый призыв поддерживать ИГИЛ. Вместе с Мухаммедом Рахманом он был осуждён на пять лет и шесть месяцев. Возможно, Чоудари сознательно много лет балансировал на грани законной деятельности, а сейчас перешёл эту линию для того, чтобы стать тюремным мучеником и обрести ещё большую силу. Специалисты, взаимодействующие с активистами джихада, указывают, что это люди с определённым виктимным психотипом. По некоторым оценкам, его экстремистская риторика убедила более чем сто человек встать на путь радикализма. Среди них были смертники Омар Шариф, Бруст Зиамани, Майкл Адеболаджо. При этом антитеррористический отдел Скотланд-ярда провёл колоссальную работу, проанализировав материал за 20 лет объёмом более 12 террабайт [см.: 3].

 

Чоудари родился в Англии, получил юридическое образование, его жена и четверо детей пользуются социальными благами общества развитого капитализма, в то время как глава семейства, обращённый в радикальный ислам Омар Бакри Мухаммедом, полевым командиром из Ливана, открыто выступает в поддержку терактов 11 сентября 2001 г. в Нью Йорке и 1 июля 2005 г. в Лондоне. Чоудари провёл несколько школ по исламу в Великобритании, где, возможно, проводилась подготовка к боевым действиям. Организовав в 2008 г. радикальную группу «Islam4UK» (Ислам для Великобритании), Чоудари поставил цель убедить граждан страны в превосходстве шариата. Средства, которые были выбраны для этого, вызвали отвращение английского правительства, в частности, планы по проведению исламского шествия с пустыми гробами рядом с ветеранами боевых действий в горячих точках.

 

Исламский центр аль-Мухаджирун, созданный Чоудари, преследовал мусульман, продающих алкоголь в своих заведениях, угрожал им расправой по законам шариата, отрицая британскую юрисдикцию для мусульман.

 

Подобные методы используют германские салафиты Свен Лау (Абу Адам) и Пьер Фогель, которые обращают европейцев в ислам, вербуют в Сирию, действуя на грани немецких законов. Им удаётся привлечь к себе внимание, потому что в капиталистическом рыночном обществе от человека всегда требуют лучших результатов и лучшее достаётся немногим, а желание обладать социальными благами есть у всех. Салафитские организации дают молодёжи чувство принадлежности группе, альтернативу бюргерскому быту; они стабилизируют их жизненные установки, дают ценности. Ранее так же действовали нацисты и левые радикалы. Садовники и фермеры редко становятся героями, разве что во Вселенной Толкина. Салафитское подполье хорошо адаптируется к европейскому рынку, оно чувствует спрос на чёткие и простые идеи для организации молодёжи. Плюс они дают сверхценности – жить в Халифате, получить рай. Буквальное толкование Корана востребовано простыми людьми, которые не хотят углубляться в теологию. Раньше простые пропозиции высказывали нацисты, сегодня – салафиты, которые предлагают лёгкий способ преодолеть клаустрофобию капитализма.

 

Фанатики-салафиты сеют раздор в обществе, рекрутируют террористов. Их последователи убеждены, что, взрывая мирных граждан в метро, они призывают божественное правление, ибо выступают против правительства, ведущего войну в Ираке и Сирии, оказывающего поддержку США и Израилю. Мюриды принимают клятву верности радикально понимаемому исламу, не считая себя гражданами той страны, от которой получают социальную защиту и блага.

 

Следует признать эффективной политику уничтожения фанатиков-боевиков. В этом случае закон должен разрешать преднамеренное убийства в том случае, если субъект является «непосредственной угрозой». В. В. Путин сформулировал этот способ: «мочить в сортире». Конечно, могут иметь место несчастные случаи, но они единичны. Так, радикальный проповедник Anwar al-Awlaki и его 16-летний сын были убиты в Южном Йемена с помощью БПЛА. При этом сын был убит по ошибке. Анвар аль-Авлаки, один из идеологов террористической сети «Аль-Каида», проходил обучение в лагере моджахедов в Афганистане, был наставником двум угонщикам самолётов в США, автор «44 способа поддерживать джихад». Он получил западное образование, долгое время пользовался гостеприимством США, был имамом мечетей в Денвере и Сан-Диего. В своём блоге на английском языке он проповедовал ненависть к немусульманам (кафарам) и сострадание к убитым террористам, считая их мучениками. Он рекрутировал несколько террористов – Umar Farouk Abdulmutallab, Nidal Malik Hasan, Faisal Shahzad, которые слушали сначала его лекции в мечети, а затем смотрели видеовыступления в Интернете.

 

Не умаляя общественной опасности терроризма, следует указать на два аспекта проблемы. Во-первых, следует признать, что мы во многом выступаем заложниками медиа политики. Если брать насильственные преступления, то, по статистике, почти половина убийств вершатся, главным образом, нашими близкими в наших семьях. Подавляющее большинство насильственных преступлений совершается в сферах быта и досуга, мы входим в мировые лидеры и по количеству самоубийств, много нас погибает на дорогах, и миллионы не рождаются из-за абортов. На этом фоне в абсолютных цифрах терроризм не является проблемой № 1 для общества, однако из-за специфики современной информационной среды, ее «медийности», преступления террористической направленности вызывают шок у социума и государство реагирует на них больше всего.

 

Медиатизация зла имеет двоякий эффект. Она не только предупреждает общество об опасности, она ещё учит способам совершения преступлений, собирает поклонниц маньяков и насильников.

 

Если провести количественный рифрейминг, терроризм – это, прежде всего, пиар-проблема. О самых масштабных ликвидациях людей мы не говорим в силу их массовости и анонимности: эпидемия испанки в начале XX века погубила 20–40 млн. человек, ДТП за историю автомобильного транспорта унесли жизни более миллиарда. Число погибших от алкоголя, наркотиков и подобных самоуничтожающих привычек даже трудно оценить.

 

Второй аспект терроризма связан с использованием его в политической борьбе. Деньги – это материальная основа войны. Террористические организации привлекают колоссальные деньги. От нас скрыты их источники финансирования, мы не знаем истинного лица их кукловодов. Пока политики не договорятся, что такое терроризм и кого считать экстремистом, религиоведы могут только разводить руками.

 

В заключение в качестве памятки приведём признаки представителя радикального ислама. Внешние признаки сегодня не обязательно являются маркером, поскольку длинную бороду можно сбрить, количество намазов увеличить, ноги не расставлять широко и не поднимать вверх указательный палец правой руки, чтобы не привлекать внимания оперативных служб. Знакомство с вероучением последователя ислама остаётся наиболее проверенным способом идентификации экстремистских составляющих. Следует выделить следующие аспекты радикализации мусульманского вероучения.

 

Во-первых, это вера в предопределенность. Вступление в радикальную группу, участие в вооруженной борьбе или нажатие на кнопку пояса смертника – это поступки, предопределенные Аллахом, которых просто нельзя избежать. С верующего человека фактически снимаются все моральные ограничения, поскольку он становится уверенным, что это не его личный выбор, за который придется отвечать в Судный день, а воля самого Аллаха.

 

Второе – представление воли определённых идеологов как воли Аллаха (такдир).

 

Третье – вера в прощение всех грехов в случае совершения акта джихада (теракта, участие в войне с неверными и т. п.). Для этого используется следующий хадис: «Один человек спросил: “О, посланник Аллаха! Взыщется ли с нас за то, что мы совершали во времена невежества?” (Пророк) сказал: “С того, кто в Исламе совершал благое, не спросят за то, что он делал во времена невежества, а с того, кто в Исламе совершал скверное, спросят и за первое, и за последнее”».

 

Четвёртое – яростная критика «джахилии», или неисламского образа жизни. Сюда же можно отнести тенденцию упростить исходный ислам; представить в проповеди сложную исламскую прагматику (фард – предписанные действия; ваджиб – важные; мустахаб – дополнительные; сунна – желательные; мубах – нейтральные; макрух – нежелательные; муфсид – нарушающие; харам – запрещённые) в виде бинарной оппозиции «харам и халяль».

 

И, наконец, пятое – убеждённость в социальной взаимопомощи братьев-мусульман (ихванульмуслимун).

 

Таким образом, в силу особой общественной угрозы терроризм и экстремизм должны рассматриваться по особому порядку рассмотрения дел, как нуждающиеся в быстром реагировании спецслужб. Системный ответ на проблемы общественной безопасности в электронных сетях должен включать в себя следующий минимальный набор мер:

– развитие новой отрасли – Интернет права, где накапливались бы специальные юридические знания по идентификации, квалификации, методам расследования преступлений с применением электронных сетей;

– оперативный обмен информацией специалистов о способах злоупотребления глобальными электронными ресурсами;

– разработка стратегии противодействия кибертерроризму и экстремизму, учитывающей технические, юридические и пиар аспекты.

 

Список литературы

1. Галахов С. С. Некоторые проблемы противодействия преступлениям террористического характера и общие сведения о состоянии, динамике и структуре лиц, отбывающих наказание за их совершение // Пенитенциарная система и общество: опыт взаимодействия: сборник материалов IV Международной научно-практической конференции, 4–6 апреля 2017 г. / сост. Тарасов В. А. – Пермь: ФКОУ ВО Пермский институт ФСИН России, 2017. – С. 7–13.

2. Морозов Е. М. Интернет как иллюзия. Обратная сторона сети. – М.: АСТ, Corpus, 2014. – 526 с.

3. Anjem Choudary Jailed for Five and a Half Years for Urging Support of Isis // The Guardian. – [Электронный ресурс]. – Режим доступа: https://www.theguardian.com/uk-news/2016/sep/06/anjem-choudary-jailed-for-five-years-and-six-months-for-urging-support-of-isis (дата обращения 10.12.2018).

4. Silver K. Adolescence Now Lasts from 10 to 24 // BBC News. – [Электронный ресурс]. – Режим доступа: http://www.bbc.com/news/health-42732442 (дата обращения 10.12.2018).

5. Tancer B. Click: What Millions of People Are Doing Online and Why It Matters. – New York: Hyperion Books, 2008. – 221 p.

  

References

1. Galakhov S. S. Some Problems of Countering Crimes of a Terrorist Nature and General Information about the State, Dynamics and Structure of Persons Serving Sentences for Their Commission [Nekotorye problemy protivodeystviya prestupleniyam terroristicheskogo kharaktera i obschie svedeniya o sostoyanii, dinamike i strukture lits, otbyvayuschikh nakazanie za ikh sovershenie]. Penitentsiarnaya sistema i obschestvo: opyt vzaimodeystviya: sbornik materialov IV Mezhdunarodnoy nauchno-prakticheskoy konferentsii, 4–6 aprelya 2017 g. (Penitentiary System and Society: Experience of Interaction: Collected Materials of the IV International Scientific and Practical Conference, April 4–6, 2017). Perm, FKOU VO Permskiy institut FSIN Rossii, 2017, pp. 7–13.

2. Morozov E. M. Internet as Illusion. The Reverse Side of the Net [Internet kak illyuziya. Obratnaya storona seti]. Moscow, AST, Corpus, 2014, 526 p.

3. Anjem Choudary Jailed for Five and a Half Years for Urging Support of Isis. Available at: https://www.theguardian.com/uk-news/2016/sep/06/anjem-choudary-jailed-for-five-years-and-six-months-for-urging-support-of-isis (accessed 10 December 2018).

4. Silver K. Adolescence Now Lasts from 10 to 24. Available at: http://www.bbc.com/news/health-42732442 (accessed 10 December 2018).

5. Tancer B. Click: What Millions of People Are Doing Online and Why It Matters. New York, Hyperion Books, 2008, 221 p.

 
Ссылка на статью:
Тимощук А. С. Политика и геополитика в информационном обществе // Философия и гуманитарные науки в информационном обществе. – 2019. – № 1. – С. 54–67. URL: http://fikio.ru/?p=3486.

 
© А. С. Тимощук, 2019

УДК 327.7

 

Лукин Владимир Николаевич – федеральное государственное бюджетное образовательное учреждение высшего образования «Санкт-Петербургский университет Государственной противопожарной службы МЧС России», кафедра философии и социальных наук, профессор, доктор политических наук, доцент, Санкт-Петербург, Россия.

Email: lvn55555@mail.ru

196105, Россия, Санкт-Петербург, Московский проспект, д.149,

тел.: +7 (812) 706-43-75.

Мусиенко Тамара Викторовна – федеральное государственное автономное образовательное учреждение высшего образования «Санкт-Петербургский государственный университет аэрокосмического приборостроения», кафедра истории и философии, профессор, доктор политических наук, доцент; федеральное государственное бюджетное образовательное учреждение высшего образования «Санкт-Петербургский университет Государственной противопожарной службы МЧС России», заместитель начальника университета по научной работе, кафедра философии и социальных наук, профессор, доктор политических наук, доцент, Санкт-Петербург, Россия.

Email: lvn55555@mail.ru

196135, Россия, Санкт-Петербург, ул. Гастелло, д. 15,

тел.: +7 (921) 976-25-20.

Авторское резюме

Состояние вопроса: Информационное общество глобализируется с развитием информационно-коммуникационных технологий. Информационная безопасность вызывает все возрастающую озабоченность мирового сообщества на глобальном, региональном и национальном уровнях. Степень информационной безопасности непосредственно влияет на состояние национальной безопасности и возможности реализации национальных интересов в современном геополитическом пространстве.

Результаты: Угрозы и риски, обозначенные в Окинавской «Хартии глобального информационного общества», не только не минимизированы, но принимают все более угрожающие размеры. Принципы, способствующие обеспечению информационной безопасности и сформулированные в Женевско-Тунисской «Декларации принципов», на практике не реализованы.

К настоящему времени не реализованы предложения группы международных экспертов о принятии общих правил взаимодействия и международного сотрудничества не только на глобальном, но и региональном уровнях. В сложившихся условиях обеспечить информационную безопасность на национальном уровне представляется затруднительным.

В Российской Федерации довольно детально разработана правовая база национальной политики в сфере информационной безопасности в соответствии с нормами международного права. Ее основу составляют «Стратегия развития информационного общества в Российской Федерации на 2017–2030 годы», утвержденная Президентом страны в мае 2017 года, «Доктрина информационной безопасности России» (2016 г.), Федеральные законы «О связи», «Об информации, информационных технологиях и о защите информации», «О безопасности критической информационной инфраструктуры Российской Федерации».

Область применения результатов: Политический анализ геополитического аспекта информационной безопасности позволяет выявить наличие проблем в ее обеспечении на глобальном уровне; может способствовать коррекции государственной политики в области обеспечения информационной безопасности на национальном уровне.

Выводы: Отсутствие единых критериев определения угроз и рисков информационной безопасности создаёт предпосылки для их умножения, снижает возможности противостояния киберпреступности, дает основание государствам для бездоказательных обвинений в несанкционированных проникновениях в национальные киберпространства и использование последних в ущерб национальным интересам. Это отрицательно влияет на информационно-психологическое состояние людей во всем мире и способствует разжиганию межгосударственной, межнациональной, межрелигиозной розни, вызывает возрастание рисков глобальной катастрофы.

 

Ключевые слова: информационное общество; информационная безопасность; критерии информационной безопасности; защита информации; киберпространство; киберпреступность; информационно-психологическое воздействие; цифровизация; информационная угроза; критическая информационная инфраструктура; российский опыт.

 

Information Security: Geopolitical Aspect

 

Lukin Vladimir Nikolaevich – Saint Petersburg University of the State Fire Service EMERCOM of Russia, Department of Philosophy and Social Sciences, Professor, Doctor of Political Sciences, Saint Petersburg, Russia.

Email: lvn55555@mail.ru

149 Moskovsky Prospect, Saint Petersburg, 196105, Russia,

tel.: +7 (812) 706-43-75.

Musienko Tamara Viktorovna – Saint Petersburg State University of Aerospace Instrumentation, Department of History and Philosophy, Professor, Doctor of Political Sciences; Saint Petersburg University of State Fire Service EMERCOM of Russia, Deputy Head of the University for Research, Department of Philosophy and Social Sciences, Professor, Doctor of Political Sciences, Saint Petersburg, Russia.

Email: lvn55555@mail.ru

15 Gastello st., Saint Petersburg, 196135, Russia,

tel.: +7 (921) 976-25-20.

Abstract

Background: Information society is globalizing with the development of information and communication technologies (ICT). Information security is a growing concern for the global community at the global, regional and national levels. The degree of information security directly affects the state of national security and the possibility of realizing national interests in the modern geopolitical space.

Results: The Okinawa Charter of the Global Information Society has not minimized the treats and risks identified; they are becoming increasingly rampant. The principles promoting information security, as set out in the Geneva-Tunis Declaration of Principles, have not been implemented in practice.

The proposals of a group of international experts to adopt common rules for interaction and international cooperation not only at the global but also at the regional level have not been implemented to date. Under current circumstances, it is difficult to ensure information security at the national level.

The Russian Federation has developed in detail a legal framework for national information security policy in accordance with international law. The Strategy for the Development of Information Society in the Russian Federation for 2017–2030, approved by the President of the country in May 2017, the Doctrine of Information Security of Russia (2016), the Federal Laws «On Telecommunications», «On Information, Information technologies and information security», «On security of the critical information infrastructure of the Russian Federation» are its basis.

Research Implications: A political analysis of the geopolitical aspect of information security reveals a number of problems in its provision at the global level; it can contribute to the correction of state policy in the field of information security at the national level.

Conclusion: The lack of uniform criteria for determining the threats and risks to information security creates preconditions for their increase, reduces the possibilities of confronting cybercrime and gives countries the reason for groundless accusations of unauthorized intrusions into national cyberspace and the use of the latter to the detriment of national interests. This negatively affects the psychological state of people all over the world, causes interstate, interethnic, interfaith strife and increases the risks of a global catastrophe.

 

Keywords: information society; information security; information security criteria; cyberspace; cybercrime; information and psychological impact; digitalization; information threat; critical information infrastructure; Russian experience.

 

Проблема информационной безопасности актуализирована вступлением глобального информационного пространства в сложную фазу своего развития, вызванного практически неограниченными возможностями средств массовой информации оказывать информационно-психологическое воздействие на население планеты в любом её регионе.

 

Информационная безопасность вызывает все возрастающую озабоченность мирового сообщества, в котором отсутствуют единые критерии определения угроз и рисков. Глобальные акторы озабочены решением проблем по ее обеспечению. Так, например, Российская Федерация считает, что комплекс вопросов, связанных с обеспечением безопасности информационной инфраструктуры России, устойчивая работа информационных систем, средств коммуникации и связи, их защищённость имеют для государства стратегическое значение. «Это важный фактор обеспечения суверенитета, обороноспособности, безопасности государства, эффективного развития экономики, социальной сферы, государственного управления на базе передовых, в том числе цифровых, технологий» [1].

 

Обвинения в адрес России в несанкционированном проникновении в национальное киберпространство североамериканских и европейских государств уже становится общим местом. Так, президент США Д. Трамп в выступлении на Генеральной Ассамблее ООН в сентябре 2018 года заявил о вмешательстве уже не только России, но и Китая в избирательный процесс по выборам в Конгресс. Ему вторит и председатель Европейского совета Европейского Союза Д. Туск: «Внешние игроки используют анонимность в киберпространстве для незаконного вмешательства в политические процессы» [2]. Средства массовой информации большинства стран мира, включая Россию, практически сразу же распространили высказывания министра внутренней безопасности США о «кибербезопасности». По мнению министра, некие преступники пытаются найти уязвимые места, чтобы причинить США вред и разрушить «однополярный мир и образ жизни Америки». Под ними подразумеваются, прежде всего, Китай, Иран, Северная Корея и Россия, готовые использовать все элементы своей национальной мощи, включая кибернетические, шпионские, информационные операции [см.: 3]. Вместе с тем два журналиста «Нью-Йорк таймс», публиковавшие серию материалов о российском вмешательстве в выборы президента США, которые разошлись в киберпространстве, на организованной ими же пресс-конференции признали отсутствие каких-либо доказательств чего-то подобного [см.: 4].

 

Подобные «фейковые» материалы в киберпространстве создают реальные угрозы информационной безопасности. Это не может не вызывать озабоченность мирового сообщества. Реализуя национальную концепцию безопасности, Россия тоже принимает необходимые меры для обеспечения национальной и международной информационной безопасности.

 

На рубеже XX–XXI веков в полной мере осознаются угрозы и риски информационной безопасности на глобальном уровне. В 2000 году принимается Окинавская «Хартия глобального информационного общества» (далее – Хартия), в которой отмечалось: «Усилия международного сообщества, направленные на развитие глобального информационного общества, должны сопровождаться согласованными действиями по созданию безопасного и свободного от преступности киберпространства. Мы должны обеспечить осуществление эффективных мер… в борьбе с преступностью в компьютерной сфере». Этот вид преступности отнесен к сфере транснациональной организованной преступности. Информационно-коммуникационные технологии (далее – ИКТ) названы в Хартии «одним из наиболее важных факторов, влияющих на формирование общества XXI века. Их революционное воздействие касается образа жизни людей, их образования и работы, а также взаимодействия правительства и гражданского общества. ИТ быстро становятся жизненно важным стимулом развития мировой экономики» [5]. Это при том, что в 2000 году лишь пять процентов населения имели доступ к Интернету [см.: 6, с. 40].

 

Затем была принята Декларация принципов (далее – Декларация) «Построение информационного общества – глобальная задача в новом тысячелетии» (Женева, 2003 год) и План действий (далее – План) Тунисского обязательства (Тунис, 2005 год).

 

В Декларации была представлена общая концепция информационного общества в виде одиннадцати разделов, включающих шестьдесят четыре позиции. План действий включал цели, задачи, контрольные показатели, направления действий с обоснованием цифровой солидарности. В разделе «Укрепление доверия и безопасности при использовании ИКТ» упрочение доверия названо «предпосылкой становления информационного общества», наряду с информационной безопасностью и безопасностью сетей, аутентификацией, защитой неприкосновенности частной жизни и прав потребителей; обоснована необходимость формирования, развития и внедрения глобальной культуры кибербезопасности и важность международного сотрудничества (п. 35), которое, в свою очередь, должно быть направлено на предотвращение использования информационных ресурсов и технологий в преступных и террористических целях при соблюдении прав человека (п. 36). В числе главных угроз информационной безопасности был обозначен, например, все возрастающий масштаб спама (п. 37) [см.: 7, 8]. Реализация Плана была сопряжена со многими трудностями, и большинство решений так и осталось на бумаге.

 

По данным ООН за 2014 год, в мире мобильные телефоны были в среднем у шести из семи человек. Три миллиарда человек пользовались Интернетом, и это число продолжает быстро расти. В Африке охват широкополосной связью, составлявший в 2010 году 2 %, возрос в 2014 году до 20 %.

 

Что касается масштабов киберпреступности, по данным ООН, в 2013 году жертвами таких преступлений стали около 600 млн. человек. По оценкам экспертов, ущерб глобальной экономике от киберпреступников будет ежегодно составлять примерно 400 млрд. долларов США [см.: 9].

 

По разным данным, за 2015–2017 годы количество мобильных телефонов превысило семь миллиардов и составляет 96 штук на каждые сто человек (в России – 155,5), а людей, пользующимися ими в 2017 году – 5 млрд., 80 % из которых используют смартфоны; количество пользователей социальных сетей растет. Так, в 2017 году пользователей Facebook в мире насчитывалось 1 млрд. 938 млн. человек. В Китайской Народной Республике национальная социальная интернет-сеть WeChat насчитывает 870 млн. пользователей [см.: 10, 11].

 

Если в 2016 году российский сегмент сети Интернет насчитывал более 80 млн. человек, то в 2018 году численность пользователей достигла 91,4 млн. человек [см.: 12].

 

Вместе с тем, в «Стратегии развития информационного общества в Российской Федерации на 2017–2030 годы», утвержденной Президентом страны в мае 2017 года (далее – Стратегия-17), отмечено, что в восприятии окружающего мира, особенно в сети Интернет, наблюдается явное «смещение акцентов с научного, образовательного и культурного на развлекательно-справочный», что «сформировало новую модель восприятия – так называемое клиповое мышление, характерной особенностью которого является массовое поверхностное восприятие информации». Вред такой формы освоения информации очевиден: упрощается задача влияния на взгляды и предпочтения людей, формируются навязываемые извне модели поведения. В этом случае преимущество в достижении экономических и политических целей имеют те государства и организации, которым принадлежат основные технологии распространения информации [см.: 13]. Доказательством тому могут служить вполне очевидная потеря национальной идентичности в ряде европейских государств, болезненные процессы ее ломки в бывших советских республиках.

 

Все это предоставляет практически неограниченные возможности для распространения разнообразной информации и использования киберпространства в преступных целях.

 

В целях выработки конкретных предложений по противодействию киберпреступности в ООН была создана Группа правительственных экспертов ООН из представителей двадцати стран, включая Россию (далее – Группа). После нескольких лет работы, в августе 2015 года, Группе впервые удалось договориться о необходимости принятия правил поведения государств в информационном пространстве, о применимости международного права в информационной сфере.

 

Такие правила должны включать:

– недопустимость огульных обвинений друг друга в кибератаках;

– недопустимость односторонних заявлений о причастности того или иного государства к противоправным действиям в информационном пространстве;

– запрет на бездоказательное приписывание вредоносной активности какому-либо государству;

– запрет бездоказательных обвинений государств в осуществлении кибернападений;

– запрет на нападение на критически важную инфраструктуру других стран;

– запрет на вредоносные закладки в IT-продукцию;

– суверенное право государств распоряжаться информационно-коммуникационной инфраструктурой на своей территории и определять свою политику в сфере международной информационной безопасности [см.: 14].

 

Но и в настоящее время решений на уровне ООН по этому вопросу не принято, и усилия государств направлены больше на управление Интернетом, чем на обеспечение информационной безопасности.

 

В условиях такого глобального соперничества за управление сетью Интернет реализуются предложения, изложенные, например, к книге Лоры Денардис (Laura Denardis) «Глобальная война за управление Интернетом» (The Global War for Internet Governance) [см.: 15]. Некоторыми исследователями даже предлагается термин «кибергеополитика» [см., напр.: 16].

 

На национальном уровне позиция России в отношении ИКТ обозначена Президентом России В. В. Путиным: «Новейшее оборудование, средства связи и цифровые технологии, интегрированные базы… – всё это должно создавать максимально удобные и комфортные условия для граждан» [17]; в то же время «системы сетевого доступа, цифровизация общественной и личной жизни требуют надежной защиты интересов и гражданина, и государства в целом» [18].

 

Для реализации этих целей в Российской Федерации в 2006 году был принят Федеральный закон № 149-ФЗ «Об информации, информационных технологиях и о защите информации», в который с учетом меняющейся геополитической ситуации внесен ряд существенных изменений и дополнений (далее – Федеральный закон).

 

Федеральный закон определяет восемь принципов правового регулирования отношений в сфере информации, информационных технологий и защиты информации, среди которых и «обеспечение безопасности Российской Федерации при создании информационных систем, их эксплуатации и защите содержащейся в них информации»; закон также определяет основное содержание защиты – принятие правовых, организационных и технических мер, направленных на обеспечение защиты информации от неправомерного доступа, уничтожения, модифицирования, блокирования, копирования, предоставления, распространения, от иных неправомерных действий; соблюдение конфиденциальности информации ограниченного доступа (статья 16 № 149-ФЗ).

 

Федеральный закон «О связи», принятый в 2003 году, предусматривает меры по защите сети связи специального назначения (статья 16), а проблема государственного регулирования деятельности в области связи выделена отдельной, пятой, главой; в области международного сотрудничества – двенадцатой главой [см.: 19].

 

Стратегия-17 определила цели, задачи и меры по реализации внутренней и внешней политики Российской Федерации в сфере применения информационных и коммуникационных технологий, направленные на развитие информационного общества, формирование национальной цифровой экономики, обеспечение национальных интересов и реализацию стратегических национальных приоритетов.

 

В Стратегии-17 акцент сделан на создании цифровой экономики и укреплении интеллектуального суверенитета страны. Следует заметить, что сформировать международные правовые механизмы обеспечения информационного суверенитета, позволяющие отстаивать права государства на регулирование собственного информационного пространства, несмотря на все усилия России и международного сообщества, к настоящему времени не удалось. Основная причина в том, что «усилия многих государств направлены на приоритетное развитие национальной информационной инфраструктуры в ущерб формированию и распространению знаний».

 

В Стратегии-17 была дана характеристика современного состояния российского информационного общества. В среднем на одного россиянина к 2017 году приходилось два абонентских номера мобильной связи; аудитория российского сегмента Интернета составляла более 80 млн. человек; к системе оказания государственных и муниципальных услуг в электронном виде подключились более 34 млн. россиян; с 2014 года осуществляется подключение российских населенных пунктов численностью от 250 до 500 человек к Интернету, и 5 млн. россиян, проживающих почти в 14 тыс. малонаселённых пунктах, постепенно получат доступ к сети Интернет; реализация услуг и товаров россиянам в сети Интернет в 2015 году достигла эквивалента в 2,3 % от валового внутреннего продукта; объем платежей российских граждан через сеть Интернет в 2015 году составил 475 млрд. рублей, что почти на треть больше, чем в 2014 году.

 

Важными условиями формирования информационного пространства знаний, отмечено в Стратегии-17, являются формирование безопасной информационной среды на основе популяризации информационных ресурсов, способствующих распространению традиционных российских духовно-нравственных ценностей; создание и развитие систем нормативно-правовой, информационно-консультативной, технологической и технической помощи в обнаружении, предупреждении, предотвращении и отражении угроз информационной безопасности граждан и ликвидации последствий их проявления во всех сферах жизнедеятельности.

 

Решение задач защиты граждан и обеспечения информационной независимости государства усложняется, так как технологии основаны на зарубежных разработках. Отсюда и формулируемые в Стратегии-17 задачи: российские компании должны создавать прорывные отечественные технологии, а государство – обеспечивать и защищать их интересы.

 

Хранение информации обо всех операциях, обработка данных должны осуществляться исключительно на серверах, расположенных на территории Российской Федерации. Расчеты с зарубежными компаниями должны осуществляться только через российскую платежную систему.

 

Направление на замещение импортного оборудования, программного обеспечения и электронной компонентной базы на отечественное обозначается как стратегическое.

 

В целях обеспечения информационной безопасности предполагается также использование российских криптоалгоритмов и средств шифрования при взаимодействии органов власти между собой, а также с гражданами и организациями. Особое внимание должно быть уделено использованию систем обнаружения и ликвидации последствий хакерских атак на информационные ресурсы и критически важные объекты [см.: 13].

 

В «Доктрине информационной безопасности России», утвержденной Указом Президента Российской Федерации в 2016 году (далее – Доктрина), раскрываются такие категории, как угроза информационной безопасности; обеспечение информационной безопасности; средства обеспечения информационной безопасности; система обеспечения информационной безопасности; информационная инфраструктура Российской Федерации.

 

Информационные технологии приобрели глобальный трансграничный характер и стали неотъемлемой частью всех сфер деятельности личности, общества и государства.

 

В Доктрине сформулированы одиннадцать основных видов информационных угроз.

 

1. Использование возможностей трансграничного оборота информации для достижения геополитических, противоречащих международному праву военно-политических, а также террористических, экстремистских, криминальных и иных противоправных целей в ущерб международной безопасности и стратегической стабильности.

 

2. Наращивание рядом зарубежных стран возможностей информационно-технического воздействия, включая техническую разведку, на информационную инфраструктуру России в военных целях.

 

3. Использование специальными службами отдельных государств средств оказания информационно-психологического воздействия, направленного на дестабилизацию внутриполитической и социальной ситуации в различных регионах мира, и приводящего к подрыву суверенитета и нарушению территориальной целостности других государств.

 

4. Использование различными террористическими и экстремистскими организациями механизмов информационного воздействия на индивидуальное, групповое и общественное сознание в целях нагнетания межнациональной и социальной напряженности, разжигания этнической и религиозной ненависти либо вражды, пропаганды экстремистской идеологии, а также привлечения к террористической деятельности новых сторонников.

 

5. Рост масштабов компьютерной преступности, прежде всего в кредитно-финансовой сфере; увеличивается число преступлений, связанных с нарушением конституционных прав и свобод человека и гражданина, в том числе в части, касающейся неприкосновенности частной жизни, личной и семейной тайны.

 

6. Применение отдельными государствами и организациями информационных технологий в военно-политических целях, в том числе для осуществления действий, противоречащих международному праву, направленных на подрыв суверенитета, политической и социальной стабильности, территориальной целостности Российской Федерации и ее союзников, и представляющих угрозу международному миру, глобальной и региональной безопасности.

 

7. Постоянное повышение сложности, увеличение масштабов и рост скоординированности компьютерных атак на объекты критической информационной инфраструктуры, усиление разведывательной деятельности иностранных государств в отношении Российской Федерации.

 

8. Недостаточный уровень развития конкурентоспособных информационных технологий и их использования для производства продукции и оказания услуг. Остается высоким уровень зависимости отечественной промышленности от зарубежных информационных технологий в части, касающейся электронной компонентной базы, программного обеспечения, вычислительной техники и средств связи, что обусловливает зависимость социально-экономического развития Российской Федерации от геополитических интересов зарубежных стран.

 

9. Недостаточная эффективность научных исследований, направленных на создание перспективных информационных технологий, низкий уровень внедрения отечественных разработок и недостаточное кадровое обеспечение в области информационной безопасности, а также низкая осведомленность граждан в вопросах обеспечения личной информационной безопасности. При этом мероприятия по обеспечению безопасности информационной инфраструктуры, включая ее целостность, доступность и устойчивое функционирование с использованием отечественных информационных технологий и отечественной продукции, зачастую не имеют комплексной основы.

 

10. Стремление отдельных государств использовать технологическое превосходство для доминирования в информационном пространстве.

 

11. Отсутствие международно-правовых норм, регулирующих межгосударственные отношения в информационном пространстве, а также механизмов и процедур их применения, учитывающих специфику информационных технологий, что затрудняет формирование системы международной информационной безопасности, направленной на достижение стратегической стабильности и равноправного стратегического партнерства.

 

Стратегические цели и основные направления обеспечения информационной безопасности определены исходя из наличия перечисленных угроз.

 

В области обороны стратегической целью является защита жизненно важных интересов личности, общества и государства от внутренних и внешних угроз, связанных с применением информационных технологий в военно-политических целях по таким направлениям, как:

– стратегическое сдерживание и предотвращение военных конфликтов, которые могут возникнуть в результате применения информационных технологий;

– совершенствование системы обеспечения информационной безопасности Вооруженных Сил Российской Федерации, других войск, воинских формирований и органов, включающей в себя силы и средства информационного противоборства;

– прогнозирование, обнаружение и оценка информационных угроз, включая угрозы Вооруженным Силам Российской Федерации в информационной сфере;

– содействие обеспечению защиты интересов союзников Российской Федерации в информационной сфере;

– нейтрализация информационно-психологического воздействия, в том числе направленного на подрыв исторических основ и патриотических традиций, связанных с защитой Отечества.

 

В области обеспечения государственной и общественной информационной безопасности стратегическими целями являются защита суверенитета, поддержание политической и социальной стабильности, территориальной целостности Российской Федерации, обеспечение основных прав и свобод человека и гражданина, а также защита критической информационной инфраструктуры; основные направления – следующие:

– противодействие использованию информационных технологий для пропаганды экстремистской идеологии, распространения ксенофобии, идей национальной исключительности;

– пресечение деятельности, наносящей ущерб национальной безопасности Российской Федерации, осуществляемой с использованием технических средств и информационных технологий специальными службами и организациями иностранных государств, а также отдельными лицами;

– повышение защищенности критической информационной инфраструктуры и устойчивости ее функционирования, развитие механизмов обнаружения и предупреждения информационных угроз и ликвидации последствий их проявления, повышение защищенности граждан и территорий от последствий чрезвычайных ситуаций, вызванных информационно-техническим воздействием на объекты критической информационной инфраструктуры;

– повышение безопасности функционирования объектов информационной инфраструктуры, в том числе в целях обеспечения устойчивого взаимодействия государственных органов, недопущения иностранного контроля за функционированием таких объектов, обеспечение целостности, устойчивости функционирования и безопасности единой сети электросвязи Российской Федерации, а также обеспечение безопасности информации, передаваемой по ней и обрабатываемой в информационных системах на территории Российской Федерации;

– повышение безопасности функционирования образцов вооружения, военной и специальной техники и автоматизированных систем управления;

– повышение эффективности профилактики правонарушений, совершаемых с использованием информационных технологий, и противодействия таким правонарушениям;

– обеспечение защиты информации, содержащей сведения, составляющие государственную тайну, иной информации ограниченного доступа и распространения, в том числе за счет повышения защищенности соответствующих информационных технологий;

– совершенствование методов и способов производства и безопасного применения продукции, оказания услуг на основе информационных технологий с использованием отечественных разработок, удовлетворяющих требованиям информационной безопасности;

– повышение эффективности информационного обеспечения реализации государственной политики Российской Федерации;

– нейтрализация информационного воздействия, направленного на размывание традиционных российских духовно-нравственных ценностей.

 

В Доктрине определены стратегические цели в сфере экономики, науки, технологий и образования.

 

Стратегической целью обеспечения информационной безопасности в области стратегической стабильности и равноправного стратегического партнерства является формирование устойчивой системы неконфликтных межгосударственных отношений в информационном пространстве, а основными направлениями являются:

– защита суверенитета Российской Федерации в информационном пространстве посредством осуществления самостоятельной и независимой политики, направленной на реализацию национальных интересов в информационной сфере;

– участие в формировании системы международной информационной безопасности;

– создание международно-правовых механизмов, учитывающих специфику информационных технологий, в целях предотвращения и урегулирования межгосударственных конфликтов в информационном пространстве;

– продвижение в рамках деятельности международных организаций позиции Российской Федерации, предусматривающей обеспечение равноправного и взаимовыгодного сотрудничества всех заинтересованных сторон в информационной сфере;

– развитие национальной системы управления российским сегментом сети «Интернет» [см.: 21].

 

Федеральным законом от 29 июля 2017 года № 276-ФЗ были внесены изменения в Федеральный закон «Об информации, информационных технологиях и о защите информации», которые создали правовую основу для формирования механизма взаимодействия с государственными институтами владельцев информационно-телекоммуникационных сетей и информационных ресурсов (сайтов, страниц сайтов в сети «Интернет», информационных систем и программ для электронных вычислительных машин), операторов поисковых систем (кроме государственных).

 

Этим Федеральным законом устанавливается запрет на использование таких сетей и ресурсов, доступ к которым на территории Российской Федерации ограничен на основании судебных актов или решений уполномоченных органов. Владельцы информационно-телекоммуникационных сетей и информационных ресурсов получили доступ к специализированной федеральной государственной информационной системе Роскомнадзора, в которую включаются сведения об ограничениях. Кроме того, изменился порядок распространения блогерами общедоступной информации в сети «Интернет». Для нарушителей положений Федерального закона № 276-ФЗ предусматривается возможность ограничения доступа к соответствующим информационно-телекоммуникационным сетям и информационным ресурсам [см.: 22].

 

По данным Федеральной службы по надзору в сфере связи, информационных технологий и массовых коммуникаций России на первое сентября 2018 года более пяти миллионов компаний со всего мира предоставляют услуги российским гражданам, требуя при этом предоставление своих персональных данных. Сто тысяч из них получают достаточно большие объёмы персональных данных. С помощью созданной российской автоматизированной системы мониторинга Интернета за последние три года было выявлено более 1200 компаний, которые бесконтрольно распространяли такие базы; 690 сайтов эту информацию удалили, 550 – были заблокированы.

 

В деле защиты прав на интеллектуальную собственность также есть положительные результаты: шесть тысяч пиратских ресурсов заблокировано, одиннадцать тысяч – удалили такую информацию [см.: 23].

 

В настоящее время Федеральный закон № 149-ФЗ «Об информации, информационных технологиях и о защите информации» действует в редакции от 19 июля 2018 года.

 

Кроме Федеральной службы по надзору в сфере связи, информационных технологий и массовых коммуникаций России, основными инструментами противодействия киберпреступности в стране является Федеральная служба по техническому и экспортному контролю, а также Федеральная служба безопасности, которая обеспечивает государственную систему обнаружения, предупреждения и ликвидации последствий компьютерных атак на информационные ресурсы.

 

В феврале 2018 года в Государственной Думе прошли слушания об итогах первого года работы Совета по цифровой экономике при Председателе Государственной Думы. Обсуждались программа «Цифровая экономика Российской Федерации», обеспечение электронного взаимодействия бизнеса и государства, повышение доступности финансовых услуг на основе цифровых технологий, вопросы кибербезопасности и антимонопольного регулирования в цифровой экономике.

 

Использование достижений ведущих отечественных интернет-компаний может повысить шансы в процессе модернизации российской экономики. Для развития цифровой экономики необходима соответствующая нормативно-правовая база, и Государственная Дума должна ее разработать [см.: 24].

 

Особую актуальность приобретает проблема информационной безопасности на этапе формирования цифрового здравоохранения. Так, на мартовском совещании с участием Президента страны по этой теме была достигнута договорённость о подготовке руководством Федеральной службы исполнения наказания России (далее – ФСИН) совместно с Общественной наблюдательной комиссией Москвы и Общероссийской общественной организацией «Деловая Россия» предложений по дальнейшему масштабированию опыта внедрения телемедицинской системы в исправительных учреждениях Управления ФСИН города Москвы на территорию России [см.: 25].

 

В целях регулирования отношений в области обеспечения безопасности критической информационной инфраструктуры Российской Федерации, ее устойчивого функционирования, обеспечения правовой основы деятельности государственных институтов по предотвращению компьютерных атак и минимизации рисков с первого января 2018 года вступил в силу Федеральный закон от 26.07.2017 № 187–ФЗ «О безопасности критической информационной инфраструктуры Российской Федерации».

 

Федеральный закон № 187–ФЗ определяет безопасность критической информационной инфраструктуры как «состояние защищенности критической информационной инфраструктуры, обеспечивающее ее устойчивое функционирование при проведении в отношении ее компьютерных атак» (статья 2, п. 2).

 

К критической информационной инфраструктуре отнесены такие объекты, как информационные системы, информационно-телекоммуникационные сети, автоматизированные системы управления ее субъектов государственных органов, государственных учреждений, российских юридических лиц и (или) индивидуальных предпринимателей (статья 2, п. 6–8).

 

Во исполнение этого Федерального закона формируется государственная система обнаружения, предупреждения и ликвидации последствий компьютерных атак на информационные ресурсы Российской Федерации с Национальным координационным центром по компьютерным инцидентам.

 

Все объекты критической информационной инфраструктуры подлежат категорированию по критериям, установленным Правительством России, в следующем порядке: социальная, политическая, экономическая, экологическая значимость и обеспечение обороны страны, безопасности государства и правопорядка (статья 7, п. 2).

 

Десятой статьей определены обязанности системы информационной безопасности по выполнению основных задач: предотвращение неправомерного доступа к информации, недопущение воздействия на технические средства обработки информации, восстановление функционирования и непрерывное взаимодействие с государственной системой обнаружения, предупреждения и ликвидации последствий компьютерных атак на информационные ресурсы Российской Федерации.

 

Объекты и субъекты критической информационной инфраструктуры должны соответствовать требованиям, установленным в одиннадцатой статье, с обязательной оценкой состояния системы безопасности [см.: 26].

 

Подобный подход к обеспечению информационной безопасности на национальном уровне мог бы стать примером для организации такой деятельности на региональном и глобальном уровнях, поскольку усилий на национальном уровне явно недостаточно для обеспечения информационной безопасности государства.

 

В результате углубляющегося геополитического противостояния глобальных геополитических акторов угрозы и риски информационной безопасности в киберпространстве множатся. Киберпространство превращено в инструмент агрессии, взаимного вмешательства во внутренние дела суверенных государств. Отсутствие взаимопонимания и международного сотрудничества на соответствующем уровне используется террористами для превращения киберпространства в одно из эффективных средств, способствующих как совершению отдельных или серийных террористических актов, так и созданию террористических государств.

 

Обеспечение информационной безопасности на глобальном, региональном и национальном уровнях возможно только на основе консенсуса. Его отсутствие приводит к кибератакам, в результате которых, например, в 2017 году от вредоносного вируса пострадали не только российские информационные ресурсы, но и ресурсы еще ста пятидесяти стран мира. Тем не менее, геополитические акторы вместо совместного противостояния киберпреступности активно используют информационное пространство в качестве фактора «мягкой силы» для ослабления геополитических противников, продвижения национальных, а также геоэкономических и геополитических интересов.

 

Информационные технологии уже поставлены на военную службу. В ряде стран формируются кибервойска с соответствующим статусом. Так, в США в 2017 году Кибернетическое командование США (US Cybercom создано в 2010 году), по решению президента было выведено из состава Стратегического командования и переподчинено Комитету начальников штабов. Но еще в 2015 году принята новая наступательная киберстратегия, предполагающая возможность превентивных действий против основных геополитических противников в киберпространстве – Китая, России, Северной Кореи и Ирана. В 2018 году приступил к работе новейший интегрированный киберцентр в укрепленном военном кампусе Форт-Мид (Fort George Gordon Meade, Штат Мэриленд), а Киберкомандование, по свидетельству газеты «The New York Times», было наделено правом проводить хакерские атаки с целью предотвращения готовящихся кибернападений [см.: 27].

 

В Российской Федерации в 2018 году создано Министерство цифрового развития, связи и массовых коммуникаций. В первом интервью министр этого ведомства обозначил ряд приоритетов действий, начиная с покрытия Интернетом подавляющей части государственных, муниципальных учреждений и заканчивая обеспечением кибербезопасности. На реализацию национального проекта «Цифровая экономика», который в майском Указе Президента Российской Федерации 2018 года определен в качестве стратегической задачи [см.: 28], до 2024 года запланировано федеральное бюджетное финансирование в объеме одного триллиона восьмидесяти миллиардов рублей, не считая ежегодные расходы примерно по сто миллиардов рублей на информатизацию федеральных ведомств. В целях обеспечения информационной безопасности предпринимаются отдельные попытки провести импортозамещение: остается задача перевода органов власти на отечественное программное обеспечение [см.: 29].

 

Проблемы информационного пространства нередко проявляются в чудовищных формах в реальном социальном пространстве. Например, создание в социальных сетях сообществ с разными антигуманными целями подвигает молодых людей с неустойчивой психикой к созданию для себя лжегероев и толкает их на «героические поступки» (ряд трагических событий с применением оружия в школах США, «керченская бойня» и т. п.). В своем выступлении на заседании дискуссионного клуба «Валдай» в октябре 2018 года Президент Российской Федерации отмечал: «Это значит, что все мы, вместе взятые, не только в России, в мире в целом, плохо реагируем на изменяющиеся условия в мире. Это значит, что мы не создаем нужного, интересного и полезного контента для молодых людей, и они хватают этот суррогат героизма. Это приводит к трагедиям подобного рода. А настоящий героизм… – это защита цивилизации от язв сегодняшнего дня… По большому счету, мы пока не объединили своих усилий должным образом, а это можно сделать на основе известных норм международного права и соответствующих решений Организации Объединенных Наций… К сожалению, в полном смысле этого слова, нам пока эта совместная работа не удается. Есть отдельные элементы сотрудничества, но их недостаточно» [30].

 

Список литературы

1. Заседание Совета Безопасности // Президент России. – [Электронный ресурс]. – Режим доступа: http://www.kremlin.ru/events/president/news/55924 (дата обращения 10.10.2018).

2. At UN Security Council, World Leaders Debate Iran, North Korea Sanctions and Non-Proliferation // UN News. – [Электронный ресурс]. – Режим доступа: https://news.un.org/en/story/2018/09/1020711 (дата обращения 10.10.2018).

3. Селиверстова Н. Министр внутренней безопасности США: однополярный мир Америки под угрозой // РИА Новости. – [Электронный ресурс]. – Режим доступа: https://ria.ru/world/20180906/1527914247.html (дата обращения: 10.10.2018).

4. Mazzetti M., Shane S. Our Investigative Reporters Explain the Trump-Russia Story // The New York Times. – September 26. – 2018.

5. Окинавская Хартия глобального информационного общества // Дипломатический вестник. – 2000. – № 8. – С. 51–56.

6. Report of the Secretary-General on the Work of the Organization // United Nations Secretary-General. – [Электронный ресурс]. – Режим доступа: http://daccess-ods.un.org/access.nsf/Get?Open&DS=A/55/1(SUPP)&Lang=E (дата обращения 10.10.2018).

7. Декларация принципов «Построение информационного общества – глобальная задача в новом тысячелетии» // UN News. – [Электронный ресурс]. – Режим доступа: http://www.un.org/ru/events/pastevents/pdf/dec_wsis.pdf (дата обращения 10.10.2018).

8. Артамонов В. С., Артамонова Г. К., Лукин В. Н., Малый И. А., Мусиенко Т. В. Безопасность в геополитике: теоретические и методологические аспекты. Монография / Под ред. В. С. Артамонова. – Иваново: Ивановская пожарно-спасательная академия ГПС МЧС России. –2017. – 268 с.

9. Генсек ООН назвал угрозы, сопровождающие революцию в сфере IT // Росбалт. – [Электронный ресурс]. – Режим доступа: http://www.rosbalt.ru/main/2015/05/20/1400256.html (дата обращения 10.10.2018).

10. Количество мобильных телефонов по странам мира // Рейтинги стран и компаний. – [Электронный ресурс]. – Режим доступа: http://total-rating.ru/1970-kolichestvo-mobilnyh-telefonov-po-stranam-mira.html (дата обращения: 10.10.2018).

11. Сколько людей в мире используют мобильный телефон? // MyMeizuClub. – [Электронный ресурс]. – Режим доступа: http://mymeizuclub.ru/news/skolko-ljudej-v-mire-ispolzujut-mobilnyj-telefon (дата обращения 10.10.2018).

12. Интернет в России 2018: главные цифры // Безопасный Интернет – проект городского методического центра. – [Электронный ресурс]. – Режим доступа: http://security.mosmetod.ru/internet-zavisimosti/97-internet-v-rossii-2018 (дата обращения 10.10.2018).

13. Указ Президента Российской Федерации от 09.05.2017 г. № 203 «О Стратегии развития информационного общества в Российской Федерации на 2017–2030 годы» // Президент России. – [Электронный ресурс]. – Режим доступа: http://www.kremlin.ru/acts/bank/41919 (дата обращения 10.10.2018).

14. МИД РФ: доклад ООН по киберпространству может стать шагом к конвенции // РИА Новости. – [Электронный ресурс]. – Режим доступа: https://ria.ru/world/20150817/1189704214.html (дата обращения 10.10.2018).

15. Denardis L. The Global War for Internet Governance. – New Haven: YaleUniversity Press, 2014. – 288 p.

16. Савин Л. Геополитика и киберпространство: новая парадигма безопасности // Геополитика.ru. – [Электронный ресурс]. – Режим доступа: https://www.geopolitica.ru/article/geopolitika-i-kiberprostranstvo-novaya-paradigma-bezopasnosti (дата обращения 10.10.2018).

17. Заседание Совета Безопасности // Президент России. – [Электронный ресурс]. – Режим доступа: http://kremlin.ru/events/security-council/57213 (дата обращения 10.10.2018).

18. Путин: цифровизация жизни требует надежной защиты граждан и государства // Новости в России и мире – ТАСС. – [Электронный ресурс]. – Режим доступа: http://tass.ru/ekonomika/3773481 (дата обращения 10.10.2018).

19. Федеральный закон от 27.07.2006 г. № 149-ФЗ «Об информации, информационных технологиях и о защите информации» // Президент России. – [Электронный ресурс]. – Режим доступа: http://www.kremlin.ru/acts/bank/24157 (дата обращения 10.10.2018).

20. Федеральный закон Российской Федерации от 07.07.2003 года № 126-ФЗ «О связи» // Гарант.ру. Информационно-правовой портал. – [Электронный ресурс]. – Режим доступа: http://base.garant.ru/186117/ (дата обращения 10.10.2018).

21. Указ Президента Российской Федерации от 05.12.2016 года № 646 «Об утверждении Доктрины информационной безопасности Российской Федерации» // Гарант.ру. Информационно-правовой портал. – [Электронный ресурс]. – Режим доступа: http://base.garant.ru/71556224/ (дата обращения 10.10.2018).

22. Федеральный закон от 29 июля 2017 года № 276-ФЗ «О внесении изменений в Федеральный закон «Об информации, информационных технологиях и о защите информации» // Президент России. – [Электронный ресурс]. – Режим доступа: http://www.kremlin.ru/acts/bank/42170 (дата обращения 10.10.2018).

23. Рабочая встреча с главой Роскомнадзора Александром Жаровым // Президент России. – [Электронный ресурс]. – Режим доступа: http://www.kremlin.ru/events/president/news/58613 (дата обращения 10.10.2018).

24. Герман Клименко выступил на парламентских слушаниях «Формирование правовых условий финансирования и развития цифровой экономики» // Президент России. – [Электронный ресурс]. – Режим доступа: http://www.kremlin.ru/catalog/keywords/66/events/57073 (дата обращения 10.10.2018).

25. Совещание по вопросу развития цифрового здравоохранения в России // Президент России. – [Электронный ресурс]. – Режим доступа: http://www.kremlin.ru/catalog/keywords/66/events/57074 (дата обращения 10.10.2018).

26. Федеральный закон «О безопасности критической информационной инфраструктуры Российской Федерации» от 26.07.2017 № 187-ФЗ // КонсультантПлюс – Надёжная правовая поддержка. – [Электронный ресурс]. – Режим доступа: http://www.consultant.ru/document/cons_doc_LAW_220885/ (дата обращения 10.10.2018).

27. Пентагон разрешил кибервойскам нападать первыми // Tadviser – Портал выбора технологий и поставщиков. – [Электронный ресурс]. – Режим доступа: http://www.tadviser.ru/index.php/Компания:Киберкомандование_США_ (US_Cybercom) (дата обращения 10.10.2018).

28. Президент подписал Указ «О национальных целях и стратегических задачах развития Российской Федерации на период до 2024 года» // Президент России. – [Электронный ресурс]. – Режим доступа: http://www.kremlin.ru/acts/news/57425# (дата обращения: 10.10.2018).

29. Первое интервью министра Константина Носкова – о приоритетах, команде и бюджете цифрового развития России // Tadviser – Портал выбора технологий и поставщиков. – [Электронный ресурс]. – Режим доступа: http://www.tadviser.ru/index.php/Статья:Первое_интервью_министра_Константина_Носкова_-_о_приоритетах,_команде_и_бюджете_цифрового_развития_ России (дата обращения 10.10.2018).

30. Заседание дискуссионного клуба «Валдай» // Президент России. – [Электронный ресурс]. – Режим доступа: http://www.kremlin.ru/events/president/news/58848 (дата обращения: 18.10.2018).

 

References

1. Meeting of the Security Council [Zasedanie Soveta Bezopasnosti]. Available at: http://www.kremlin.ru/events/president/news/55924 (accessed 10 October 2018).

2. At UN Security Council, World Leaders Debate Iran, North Korea Sanctions and Non-Proliferation. Available at: https://news.un.org/en/story/2018/09/1020711 (accessed 10 October 2018).

3. Seliverstova N. The Minister of Internal Security of the United States: The Unipolar World of America under Threat [Ministr vnutrenney bezopasnosti SShA: odnopolyarnyy mir Ameriki pod ugrozoy]. Available at: https://ria.ru/world/20180906/1527914247.html (accessed 10 October 2018).

4. Mazzetti M., Shane S. Our Investigative Reporters Explain the Trump-Russia Story. The New York Times, September 26, 2018.

5. Okinawa Charter on Global Information Society [Okinavskaya Khartiya globalnogo informatsionnogo obschestva]. Diplomaticheskiy vestnik (Diplomatic Bulletin), 2000, № 8, pp. 51–56.

6. Report of the Secretary-General on the Work of the Organization. Available at: http://daccess-ods.un.org/access.nsf/Get?Open&DS=A/55/1(SUPP)&Lang=E (accessed 10 October 2018).

7. Declaration of Principles “Building the Information Society: a Global Challenge in the New Millennium”. Available at: http://www.un.org/ru/events/pastevents/pdf/dec_wsis.pdf (accessed 10 October 2018).

8. Artamonov V. S., Artamonova G. K., Lukin V. N., Malyy I. A., Musienko T. V. Security in Geopolitics: Theoretical and Methodological Aspects [Bezopasnost v geopolitike: teoreticheskie i metodologicheskie aspekty]. Ivanovo, Ivanovskaya pozharno-spasatelnaya akademiya GPS MChS Rossii, 2017, 268 p.

9. The UN Secretary-General Called the Threats Accompanying the Revolution in the Field of IT [Gensek OON nazval ugrozy, soprovozhdayuschie revolyutsiyu v sfere IT]. Available at: http://www.rosbalt.ru/main/2015/05/20/1400256.html (accessed 10 October 2018).

10. The Number of Mobile Phones in the World [Kolichestvo mobilnykh telefonov po stranam mira]. Available at: http://total-rating.ru/1970-kolichestvo-mobilnyh-telefonov-po-stranam-mira.html (accessed 10 October 2018).

11. How Many People in the World Use a Mobile Phone? [Skolko lyudey v mire ispolzuyut mobilnyy telefon?]. Available at: http://mymeizuclub.ru/news/skolko-ljudej-v-mire-ispolzujut-mobilnyj-telefon (accessed 10 October 2018).

12. Internet in Russia 2018: The Main Figures [Internet v Rossii 2018: glavnye tsifry]. http://security.mosmetod.ru/internet-zavisimosti/97-internet-v-rossii-2018 (accessed 10 October 2018).

13. Decree of the President of the Russian Federation of 09.05.2017 № 203 “On the Strategy of Development of the Information Society in the Russian Federation for 2017–2030” [Ukaz Prezidenta Rossiyskoy Federatsii ot 09.05.2017 g. № 203 “O Strategii razvitiya informatsionnogo obschestva v Rossiyskoy Federatsii na 2017–2030 gody”]. Available at: http://www.kremlin.ru/acts/bank/41919 (accessed 10 October 2018).

14. Russian Foreign Ministry: UN Report on Cyberspace Can Be a Step Towards the Convention [MID RF: doklad OON po kiberprostranstvu mozhet stat shagom k konventsii]. Available at: https://ria.ru/world/20150817/1189704214.html (accessed 10 October 2018).

15. Denardis L. The Global War for Internet Governance. New Haven, YaleUniversity Press, 2014, 288 p.

16. Savin L. Geopolitics and Cyberspace: A New Security Paradigm [Geopolitika i kiberprostranstvo: novaya paradigma bezopasnosti]. Available at: https://www.geopolitica.ru/article/geopolitika-i-kiberprostranstvo-novaya-paradigma-bezopasnosti (accessed 10 October 2018).

17. Meeting of the Security Council [Zasedanie Soveta Bezopasnosti]. Available at: http://kremlin.ru/events/security-council/57213 (accessed 10 October 2018).

18. Putin: Digitalization of Life Requires Reliable Protection of Citizens and the State [Putin: tsifrovizatsiya zhizni trebuet nadezhnoy zaschity grazhdan i gosudarstva]. Available at: http://tass.ru/ekonomika/3773481 (accessed 10 October 2018).

19. Federal Law No. 149-FZ of 27.07.2006 “On Information, Information Technologies and Information Protection” [Federalnyy zakon ot 27.07.2006 g. № 149-FZ “Ob informatsii, informatsionnykh tekhnologiyakh i o zaschite informatsii”]. Available at: http://www.kremlin.ru/acts/bank/24157 (accessed 10 October 2018).

20. Federal Law of the Russian Federation of 07.07.2003 № 126-FZ “On communication” [Federalnyy zakon Rossiyskoy Federatsii ot 07.07.2003 goda № 126-FZ “O svyazi”]. Available at: http://base.garant.ru/186117/ (accessed 10 October 2018).

21. The Decree of the President of the Russian Federation Dated 05.12.2016 № 646 “On the Doctrine of Information Security of the Russian Federation” [Ukaz Prezidenta Rossiyskoy Federatsii ot 05.12.2016 goda № 646 “Ob utverzhdenii Doktriny informatsionnoy bezopasnosti Rossiyskoy Federatsii”]. Available at: http://base.garant.ru/71556224/ (accessed 10 October 2018).

22. Federal Law No. 276-FZ of 29 July 2017 on Amendments to the Federal Law on Information, Information Technologies and Information Protection [Federalnyy zakon ot 29 iyulya 2017 goda № 276-FZ “O vnesenii izmeneniy v Federalnyy zakon “Ob informatsii, informatsionnykh tekhnologiyakh i o zaschite informatsii”]. Available at: http://www.kremlin.ru/acts/bank/42170 (accessed 10 October 2018).

23. Working Meeting with the Head of Roskomnadzor Alexander Zharov [Rabochaya vstrecha s glavoy Roskomnadzora Aleksandrom Zharovym]. Available at: http://www.kremlin.ru/events/president/news/58613 (accessed 10 October 2018).

24. German Klimenko Spoke at the Parliamentary Hearings “Formation of Legal Conditions for Financing and Development of the Digital Economy” [German Klimenko vystupil na parlamentskikh slushaniyakh “Formirovanie pravovykh usloviy finansirovaniya i razvitiya tsifrovoy ekonomiki”]. Available at: http://www.kremlin.ru/catalog/keywords/66/events/57073 (accessed 10 October 2018).

25. Meeting on the Development of Digital Health in Russia [Soveschanie po voprosu razvitiya tsifrovogo zdravookhraneniya v Rossii]. Available at: http://www.kremlin.ru/catalog/keywords/66/events/57074 (accessed 10 October 2018).

26. Federal law “On Security of Critical Information Infrastructure of the Russian Federation” Dated 26.07.2017 № 187-FZ [Federalnyy zakon “O bezopasnosti kriticheskoy informatsionnoy infrastruktury Rossiyskoy Federatsii” ot 26.07.2017 № 187-FZ]. Available at: http://www.consultant.ru/document/cons_doc_LAW_220885/ (accessed 10 October 2018).

27. The Pentagon Allowed the Cyber Troops to Attack First [Pentagon razreshil kibervoyskam napadat pervymi]. Available at: http://www.tadviser.ru/index.php/Компания:Киберкомандование_США_(US_Cybercom) (accessed 10 October 2018).

28. Decree of the President of the Russian Federation “On National Goals and Strategic Objectives of the Russian Federation for the Period up to 2024” [Prezident podpisal Ukaz “O natsionalnykh tselyakh i strategicheskikh zadachakh razvitiya Rossiyskoy Federatsii na period do 2024 goda”]. Available at: http://www.kremlin.ru/acts/news/57425# (accessed 10 October 2018).

29. The First Interview of the Minister Konstantin Noskov – About the Priorities, the Team and the Budget for the Digital Development of Russia [Pervoe intervyu ministra Konstantina Noskova – o prioritetakh, komande i byudzhete tsifrovogo razvitiya Rossii]. Available at: http://www.tadviser.ru/index.php/Статья:Первое_интервью_министра_Константина_Носкова_-_о_приоритетах,_команде_и_бюджете_цифрового_развития_ России (accessed 10 October 2018).

30. Meeting of the Discussion Club “Valdai” [Zasedanie diskussionnogo kluba “Valday”]. Available at: http://www.kremlin.ru/events/president/news/58848 (accessed 10 October 2018).

 
Ссылка на статью:
Лукин В. Н., Мусиенко Т. В. Информационная безопасность: геополитический аспект // Философия и гуманитарные науки в информационном обществе. – 2019. – № 1. – С. 68–88. URL: http://fikio.ru/?p=3475.

 
© В. Н. Лукин, Т. В. Мусиенко, 2019

УДК 008 (103)

 

Лойко Александр Иванович – государственное образовательное учреждение высшего образования «Белорусский национальный технический университет», кафедра философских учений, профессор, доктор философских наук, Минск, Беларусь.

E-mail: alexander.loiko@tut.by

220100, Беларусь, г. Минск, пр. Независимости 50, ауд. 360,

тел.: 8-175-292-12-93.

Авторское резюме

Состояние вопроса: Одними из первых проект Большой Евразии на основе единых морских коммуникаций реализовали греки, скифы, финикийцы, этруски, римляне. Основной акваторией торговых путей стало Средиземное, Эгейское, Черное, Азовское моря. Скифы контролировали огромные территории Северной Евразии от Байкала до черноморского побережья. На этом побережье осуществлялся их диалог с греческими городами, в рамках которого имела место активная торговая логистика. В эпоху информационного общества проблема создания Большой Евразии как межгосударственной системы взаимодействий остается одним из наиболее важных и сложных экономических и политических вопросов.

Результаты: В новейшую эпоху Большая Евразия как единое пространство трансконтинентальной экономики начало формироваться на уровне локальных региональных структур, сначала не формулировавших цели создания этого пространства. Поэтому у региональных объединений были разные концептуальные посылки. Одним из первых таких региональных объединений стал Советский Союз. Еще один центр локальной интеграции в пределах Большой Евразии возник в той части Европы, которая после Второй мировой войны сохранила рыночные основы хозяйственной деятельности и восстановила демократические политические режимы власти. Наиболее крупными проблемами в этом регионе стали вопрос о присоединении к Европейскому союзу Турции, экономические трудности Греции, выход Великобритании из Европейского союза. США проводят политику привлечения максимального числа государств в НАТО и Европейский союз с тем, чтобы создать в рамках Евразии критическую массу лояльных себе государств.

Выводы: Эпоха постиндустриального (информационного) общества в динамике внутренних процессов в пределах Большой Евразии ничего не изменила. Воспроизводится конфликтная геополитическая модель диалога с Россией посредством НАТО. Информационные технологии интегрированы в эту модель механизмами сетевых и торговых войн. Настойчиво формируется имидж России как инициатора конфликта с Западом.

 

Ключевые слова: модернизация; социальная динамика; идентичность; ценности; социальные сети.

 

Eurasian Post-Industrial Society

 

Loyko Alexander Ivanovich – Belarusian National Technical University, Department of Philosophical Studies, Professor, Doctor of Philosophy, Minsk, Belarus.

E-mail: alexander.loiko@tut.by

50, Independence Ave., ap. 360, Minsk, 220100, Belarus,

tel.: 8-175-292-12-93.

Abstract

Background: The Greeks, Scythians, Phoenicians, Etruscans and Romans were among the first to implement the project of Greater Eurasia based on unified sea communications. The main waters of the trade routes were the Mediterranean, Aegean, Black, and AzovSeas. Scythians controlled the vast territories of Northern Eurasia from LakeBaikal to the Black Sea coast. On that coast, they had a dialogue with Greek cities, within the framework of which active trade logistics took place. In the era of information society, the problem of creating Greater Eurasia as an interstate system of interaction remains one of the most important and complex economic and political issues.

Results: In the modern era, Greater Eurasia as a common space of the transcontinental economy began to form in local regional structures, which at first did not formulate the goals of creating that space. Therefore, regional associations had different conceptual grounds. The former Soviet Union was one of the first examples of such regional associations. Another center of local integration within Greater Eurasia appeared in that part of Europe, which retained the market-oriented economy and restored democratic political regimes after the Second World War. The biggest challenges in that region were Turkey joining the European Union, the economic difficulties of Greece, and British Brexit. The USA pursues a policy of attracting the maximum number of states to join NATO and the European Union in order to create a critical mass of loyal states within Eurasia.

Conclusion: The era of post-industrial (information) society in the dynamics of internal processes within Greater Eurasia has not changed anything. A conflict geopolitical model of dialogue with Russia by means of NATO is being reproduced. Information technologies are integrated into this model by mechanisms of network and trade wars. They create the image of Russia as the initiator of the conflict with the West.

 

Keywords: modernization; social dynamics; identity; values; social networks.

 

В статье рассматриваются особенности интеграционных процессов в современном постиндустриальном обществе, анализируется феномен Евразии. Исследование детерминировано сформировавшимся в интеллектуальном экспертном пространстве подходом к конструированию Большой Евразии. Эта стратегия мотивирована геополитической стратегией США в отношении Евразии. Она заключается в присоединении к НАТО и Европейскому Союзу максимально большего числа возникших после распада Югославии и СССР государств, а также Турции, с тем, чтобы создать в рамках Евразии критическую массу лояльных США государств. Это положение явно затруднило бы возможности Российской Федерации и КНР в реализации евразийских проектов партнерства без участия США.

 

Позицию США в отношении Евразии в рамках метафоры «шахматная доска» рассмотрел З. Бжезинский [см.: 1]. Тем самым он инициировал в девяностые годы ХХ столетия тематику Большой Евразии как единого трансконтинентального пространства. Российская Федерация и КНР в 1997 году в формате декларации «О новом миропорядке и многополярности» дали ответ на стратегию США в Евразии. Они показали, что будут совместно обеспечивать безопасность региона не в ущерб другим государствам Евразии. Эти два государства стали инициаторами формирования институциональной системы организаций в форме СНГ, Союзного государства, ЕАЭС, ШОС. Несмотря на позицию США, в евразийском регионе сохранялась идея единого экономического пространства от Лиссабона до Владивостока. В реализации этой идеи важная роль отводилась взаимодействию с Европейским Союзом. Эта идея актуальна как для Российской Федерации, интегрированной с ЕС единой энергетической инфраструктурой, так и для КНР, экономика которой интегрирована в емкий внутренний рынок ЕС.

 

Именно экономический контекст позволил М. Эмерсону в 2013 году сформулировать тезис: «На пути к Большой Евразии: кто, почему, что и как?» [2]. В его анализе акцент сделан на внутренние факторы евразийской интеграции, начиная с анализа политики России и Турции в регионе, индо-европейской модели Евразии и заканчивая новой Евразией. В самой Евразии стали формироваться центры аналитической работы. Одним из первых стал клуб в Астане. Сказалась роль Н. Назарбаева в реализации методологии евразийской интеграции и его эволюция в направлении проекта Большой Евразии. В 2015 году был представлен доклад клуба Астаны «Геоэкономика Евразии». В 2016 году по содержанию доклада клуба Астаны «Евразия на перепутье» чувствовалась потребность в инициативе. И она была озвучена В. Путиным в докладе на Петербургском экономическом форуме в 2017 году под названием «Один пояс – один путь». Стало очевидным, что Россия и КНР практически согласовали стратегию Большого Евразийского партнерства. Детали были представлены в докладе ассоциации «Аналитика» «Большая Евразия – 2030».

 

Большая Евразия в категориях интересов Российской Федерации и КНР акцентирована на континентальной инфраструктуре Европы и Азии. Основная часть этой инфраструктуры приходится на территории РФ, КНР, прибалтийских государств, Беларуси. Важная роль отводится Северному морскому пути и развитию инфраструктуры портов РФ. При этом существует Большая Евразия морских и океанических перевозок по акваториям Индийского и Тихого океанов. Она располагает развитой инфраструктурой и логистикой перевозок, финансовыми центрами. Эту Большую Евразию представляют экономики Юго-Восточной Азии, Индии, Персидского залива. Она ориентирована на пропускные возможности Суэцкого канала, южную оконечность африканского континента, тихоокеанскую логистику. Политика США в тихоокеанском регионе в форме протекционизма создает мотивацию для конвергенции двух Больших Евразий с выходом на емкий внутренний рынок Европейского Союза. При этом интегрированные в экспортное пространство США национальные экономики Евразии будут искать способы сохранения этой возможности для себя. В данном контексте кроме проблем национальной и цивилизационной идентичности активно обсуждаются концепты экономической и региональной идентичности. В условиях информационного общества термин наполнился множеством значений [см.: 3].

 

Экономическая идентичность сфокусирована на аспектах национальной безопасности в условиях формирования глобальной экономической системы на основе трансграничного информационного пространства. Цифровая экономика формулирует вопросы, на которые требуется оперативный ответ. Региональная идентичность формирует пространство исторически близких партикулярных структур [см.: 4]. Эти процессы уже имеют долгую историю. Пример дает Евразия.

 

Большая Евразия как единое пространство трансконтинентальной экономики начало формироваться на уровне локальных региональных структур, сначала не формулировавших цели создания этого пространства. Поэтому у региональных объединений были разные концептуальные посылки. Одним из первых таких региональных объединений стал Советский Союз. Это федеративное объединение было создано большевиками в 1922 году в пределах бывшей Российской империи. Оно имело целью оказание всесторонней поддержки новым независимым государствам в области индустриализации, развития науки, обеспечения коллективной безопасности.

 

Проект оправдался в области экономического развития государств. Была реализована стратегия индустриализации, создания инфраструктуры науки и образования. Государства, входившие в состав СССР, смогли успешно противостоять коалиции фашистских государств Европы во главе с нацистской Германией. Экономическое развитие СССР было подорвано противостоянием с Западом в условиях холодной войны. После распада СССР Российская Федерация выработала многоуровневую модель сохранения региональной структуры бывшего СССР. Уровень более тесной экономической интеграции отражает институциональная структура Союзного государства.

 

Таможенный союз и евразийское экономическое пространство представляют кооперацию экономических интересов государств в области защиты национальных рынков и выработки совместной экономической политики по ключевым направлениям производственной, торговой, финансовой, энергетической, транзитной деятельности. Союз Независимых Государств сохраняет возможность диалога бывших советских республик, несмотря на получившие между ними развитие противоречия. Российская Федерация остается крупнейшим реэкспортёром энергетических ресурсов Казахстана и Туркменистана потребителям в Западной Европе, поскольку газо- и нефтетранспортная система проходит по ее территории. Выход из экономического пространства бывшего СССР создает риски для покидающей это пространство национальной экономики. Пример таких рисков продемонстрировала Украина, которая хотела бы пользоваться энергетической системой бывшего советского пространства в условиях продекларированной стратегии экономического разрыва с ним.

 

Еще один центр локальной интеграции в пределах Большой Евразии возник в той части Европы, которая после Второй мировой войны сохранила рыночные основы хозяйственной деятельности и восстановила демократические политические режимы власти. О проекте единой капиталистической Европы писал в начале ХХ столетия В. И. Ленин. Этот проект, по его мнению, мог затруднить борьбу пролетариата. В 1946 году У. Черчилль в университете Цюриха высказал идею о необходимости объединения Европы по аналогии с США. С мая 1949 года начал функционировать Совет Европы. Было положено начало долгому пути политической интеграции европейских государств.

 

Более быструю модель европейской интеграции предложили и начали осуществлять промышленные компании. В 1951 году под их давлением Бельгия, Италия, Люксембург, Нидерланды, ФРГ, Франция подписали договор о создании Европейского объединения угля и стали. В 1957 году уровень интеграции был углублен созданием Европейского экономического сообщества и Европейского сообщества по атомной энергии. С 1959 года начал работу Европейский парламент. В 1967 году Европейское объединение угля и стали, Европейское экономическое сообщество, Европейское сообщество по атомной энергии создали единую интеграционную структуру в виде Европейского сообщества.

 

Европейские государства не имели единой позиции в вопросах объединения. Великобритания инициировала создание Европейской ассоциации свободной торговли, в которую вошли страны Северной Европы. Но Великобритания быстро пришла к выводу о необходимости кооперации в структуры Европейского сообщества. Она была принята в сообщество в 1973 году. За Великобританией в сообщество последовали Ирландия, Дания, Норвегия. Принимали их через механизм референдума.

 

После вхождения Великобритании в Европейское сообщество определилось экономическое пространство единой Западной Европы. Его расширили Греция, Испания, Португалия. В 1992 году Европейское сообщество на основании Маастрихтского договора было трансформировано в Европейский союз. Государствами был заключен экономический и валютный союз, принята к действию стратегия общей внешней политики и политики безопасности, а также общей политики в области внутренних дел и юстиции. В 1997 году члены Европейского союза подписали в Амстердаме договор, который углубил интеграцию в вопросах внешней политики и безопасности, правопорядка, борьбы с терроризмом и организованной преступностью.

 

Продолжилось территориальное расширение Европейского союза за счет Австрии, Финляндии, Швеции. Затем союз расширился за счет десяти государств Восточной и Южной Европы. В 2003 году этот процесс получил одобрение, несмотря на быстрые темпы расширения Европейского союза без учета соответствия ряда стран Восточной Европы критериям членства. Параллельно с территориальным расширением организации национальные валюты уступали место единой европейской валюте. Этим занимается центральный европейский банк. Некоторые государства Восточной Европы, а также государства Северной Европы не перешли на единую региональную валюту, мотивируя это разными причинами. Большое количество национальных экономик в едином экономическом пространстве выявило проблему формирования регионального бюджета за счет небольшого числа доноров, финансовые ресурсы которых перераспределяются на социальную сферу, дотации фермерам менее развитых государств Южной и Восточной Европы.

 

Финансовые риски для евро создает растущий внутренний долг Греции, Италии. На примере Греции отрабатывается региональный механизм оздоровления национальной экономики за счет ужесточения расходов государства на социальные программы и государственный аппарат. В результате формируется образ привлекательного для частных инвесторов партнера в лице государства. Программа оздоровления сопряжена с рисками социального недовольства. Еще один фактор внутреннего давления на европейские региональные институты и национальные политические элиты создала фактически инициированная ими массовая миграция в старый континент населения африканских, арабских государств.

 

Турция давно делегирует рабочую силу в Европейский союз, в первую очередь в ФРГ. Но это делегирование не вызывало противодействия, поскольку параллельно велись переговоры о расширении Европейского союза за счет Турции. Мусульмане из Турции практически идентичны европейским мусульманам Балкан. Механизм заморских территорий также не воспринимался критично. За его счет значительно пополнилось население Бельгии, Франции, Нидерландов, Великобритании. Наиболее болезненно на стратегию привлечения мигрантов из регионов Африки и Ближнего Востока отреагировали страны Восточной Европы, у которых нет опыта заморских территорий. В числе таких стран оказалась и ФРГ, в состав которой была интегрирована бывшая ГДР. И именно восточные земли ФРГ стали эпицентром массовых выступлений против привлечения мигрантов из стран третьего мира.

 

Швейцарская конфедерация так и не стала членом Европейского союза, хотя это было бы весьма важно для него. Еще ряд государств – в частности, Исландия – придерживаются стратегии реализации экономических интересов без тесной общеевропейской политической интеграции. Политическая элита Великобритании также оказалась в сложном состоянии выбора между глубокой моделью интеграции Европейского союза и принципами свободной торговли. Это показал выход Великобритании из Европейского союза. Референдум подсказал ответ, но выйти из пространства Европейского союза оказалось непросто. Эта организация не хочет иметь свободную торговлю с государством, подрывающим ценности единой европейской семьи. Чтобы отвлечь внимание общественности от тяжело идущих переговоров о выходе страны из Европейского союза, Великобритания инициировала антироссийскую компанию. Но Европейский союз имеет свою позицию в отношении экономических интересов в Большой Евразии. Эта позиция формируется единым рынком энергоносителей с Российской Федерацией, емкостью энергетического сырьевого рынка Ирана и торгово-экономическими отношениями с КНР. Великобритания имеет в отношениях с КНР статус стратегического партнера через посредство Гонконга. Но такой механизм отношений недостаточен и для КНР, которая стремится к емкому внутреннему рынку Европейского союза в пятьсот миллионов человек.

 

Одними из первых проект Большой Евразии на основе единых морских коммуникаций реализовали греки, скифы, финикийцы, этруски, римляне. Основной акваторией торговых путей стало Средиземное, Эгейское, Черное, Азовское моря. Скифы контролировали огромные территории Северной Евразии от Байкала до черноморского побережья. На этом побережье осуществлялся их диалог с греческими городами, в рамках которого имела место активная торговая логистика. В региональную торговлю были интегрированы государства Закавказья и Малой Азии. Римляне сохраняли региональную логистику Евразии военно-политическим фактором защиты черноморских городов. Они сохранили диалог со скифами.

 

Великое переселение народов лишило скифов их роли в Евразии. Функция экономических отношений в рамках Большой Евразии перешла к Византийской империи. Ее институциональными возможностями активно пользовались генуэзские и венецианские купцы. Созданная ими логистика торговли прослеживается историками и археологами в Крыму и на Северном Кавказе. Она теряется в степной зоне Большой Евразии. Торговля была выгодной, о чем свидетельствуют крепости генуэзцев в Крыму. В Византийское (Евразийское) культурное и торговое пространство через посредство принятия христианства интегрировалась Древняя Русь.

 

Цивилизационное становление арабской культуры в форме ислама и халифата сопровождалось не только территориальной экспансией, но и созданием единой морской евразийской логистики торговых путей. Она имела продолжение в виде сухопутных караванных торговых путей в Северной Африке, Центральной Азии, Индии. В эту систему была интегрирована структура Шелкового пути. В результате в Европу поступали через посредство арабской торговли востребованные товары продовольственной и промышленной номенклатуры.

 

Начало эпохи географических открытий означало стремление европейцев взять под контроль торговлю товарами и природными ресурсами во всем евразийском регионе. Европейцам в лице Португалии, Испании, Великобритании, Голландии, Франции эту задачу удалось решить путем колонизации арабского региона и использования экономической слабости Османской империи.

 

На основе взаимодействия метрополий и колоний была сформирована логистика морских коммуникаций Большой Евразии. Особую роль в ней играли торговые отношения Великобритании и Британской Индии, что дало основание говорить о классической колониальной британско-индийской модели евразийской интеграции. Она была распространена на регион Юго-Восточной Азии. Вне этой модели оказались Иран, Афганистан. Осуществлялись активные поиски способов интеграции в эту модель Китая и Японии. Эти страны сохранили государственную независимость. Но вынуждены были отказаться от политики географического изоляционизма. Китай предоставил европейским государствам территориальные анклавы, в пределах которых европейский бизнес создал очаги западной экономики в виде финансовых центров. Российская империя ограничилась созданием военно-морской базы в Порт-Артуре и строительством китайской военной железной дороги по территории Маньчжурии.

 

Поиски наиболее коротких морских путей в пределах Большой Евразии детерминировали строительство Суэцкого канала. В результате была сформирована модель морских коммуникаций Большой Евразии. К этим коммуникациям Северная Евразия не имела практически никакого выхода. Огромные пространства континентальной Азии после того, как из-за политической нестабильности перестала функционировать логистика Шелкового пути, оказались в статусе внутренних местных рынков. Территории Сибири и Арктики были интегрированы в евразийскую торговлю российскими купцами, специализировавшимися на торговле пушниной и корабельной древесиной. Но роль этого фактора торговли уменьшилась после того, как европейцы занялись активным пушным промыслом и разработкой лесных ресурсов в Новом Свете. Азия сохраняла свои позиции в мировой торговле только потому, что здесь европейцы наладили четкую систему производства нужных европейскому рынку товаров и морскую логистику.

 

В Северной Евразии после захвата Константинополя турками-османами сформировалось конкурентное пространство, за которое боролись Российская империя и Османская империя. Европейские государства делали все возможное для того, чтобы ни одна из сторон не имела преимуществ. Об этом свидетельствуют события периода Крымской войны, а также русско-турецкие войны, Первая мировая война.

 

Эпоха постиндустриального (информационного) общества в динамике внутренних процессов в пределах Большой Евразии ничего не изменила. Воспроизводится конфликтная геополитическая модель диалога с Россией посредством НАТО. Информационные технологии интегрированы в эту модель механизмами сетевых и торговых войн. Настойчиво формируется имидж России как инициатора конфликта с Западом.

 

References

1. Brzezinski Z. The Geostrategic Triad: Living with China, Europe, and Russia. USA, Center for Strategic & International Studies, 2000, 88 p.

2. Emerson M. Towards a Greater Eurasia: Who, Why, What, and How? Global Journal of Emerging Market Economies, 2014, Vol. 6, № 1, January, pp. 35–68.

3. Howard J. A. Social Psychology of Identities. Annual Review of Sociology, 2000, № 26, pp. 367–393.

4. Loiko A. Social Psychology of Social Structure. Germany, Saarbrukken Lambert, 2016.

 
Ссылка на статью:
Лойко А. И. Евразия постиндустриального общества // Философия и гуманитарные науки в информационном обществе. – 2018. – № 3. – С. 100–108. URL: http://fikio.ru/?p=3299.

 
© А. И. Лойко, 2018

УДК 327

 

Комлякова Юлия Юрьевна – Донецкая академия управления и государственной службы при Главе Донецкой Народной Республики, факультет юриспруденции и социальных технологий, кафедра социологии управления, кандидат исторических наук, доцент, Донецк, Донецкая народная республика.

E-mail: jkomlyakova@gmail.com

ДНР, г. Донецк, ул. Артема, 94,

тел.: +38-071-427-83-79.

Авторское резюме

Состояние вопроса: Проблема сотрудничества России и государств Центральной Азии по вопросам противодействия терроризму в рамках Шанхайской организации сотрудничества была отображена в работах В. Парамонова, О. Столповского, А. Лукина, которые рассматривают роль ШОС в качестве механизма взаимодействия России и государств Центральной Азии в сфере безопасности.

Результаты: Противодействие терроризму и экстремизму является актуальной проблемой для большинства государств, входящих в состав ШОС. Сегодня, принимая во внимание нарастание угроз безопасности в мире, связанных с повышением активности террористических организаций, главным приоритетным направлением сотрудничества становится совместное противодействие международному терроризму. Учитывая тот факт, что государства Центральной Азии являются промежуточными между Российской Федерацией и Афганистаном, очевидной оказывается необходимость уделять особое внимание вопросам безопасности в данном регионе. Особенно актуальными эти вопросы становятся в связи с расширением границ организации и вступлением в нее новых членов, таких как Индия и Пакистан, что существенно расширяет границы ШОС, а, следовательно, и круг приграничных проблем. Таким образом, вопрос обеспечения безопасности границ был и остается приоритетным направлением деятельности организации.

Выводы: ШОС благодаря эффективности своей деятельности стала наглядным подтверждением того, что в условиях пост-биполярного мира, стремящегося к многополярности, ключевыми акторами есть и будут именно организации подобного рода. И, невзирая на региональный характер деятельности ШОС, сопредельные государства также стремятся войти в состав данной организации.

 

Ключевые слова: Россия; Центральная Азия; ШОС; безопасность; терроризм.

 

The Cooperation Between Russia and Countries of Central Asia on the Issues of Countering Terrorism within the Framework of the SCO

 

Komlyakova Julia Yurievna – Donetsk Academy of Management and Public Service Under the Auspices of the Head of Donetsk People’s Republic, Faculty of Law and Social Technologies, Department of Management Sociology, Ph. D. (history), Associate Professor, Donetsk, Donetsk People’s Republic.

E-mail: jkomlyakova@gmail.com

94, Artema st., Donetsk, Donetsk People’s Republic,

tel.: + 38-071-427-83-79.

Abstract

Background: The problem of cooperation between Russia and countries of Central Asia on countering terrorism within the framework of the Shanghai Cooperation Organization is studied in the works of V. Paramonov, O. Stolpovsky, A. Lukin, who consider the role of the SCO in the security sphere.

Results: Countering terrorism and extremism is a pressing issue for most of the SCO member states. Today, taking into account the growing threats to security in the world related to the increased activity of terrorist organizations, the main priority sphere of cooperation is joint counteraction against international terrorism. Central Asian states are interjacent between the Russian Federation and Afghanistan, therefore it is necessary to pay special attention to security issues in this region. These issues become especially relevant in connection with the expansion of the organization boundaries when new members join it, for example, India and Pakistan, which significantly extends the range of border problems. Thus, the issue of security has been a priority for the organization.

Conclusion: The SCO, due to its efficiency, has confirmed that in the post-bipolar world, striving for multi-polarity, the key actors are the organizations of this kind. Despite the regional nature of the SCO activities, non-regional states also try to join this organization.

 

Keywords: Russia; Central Asia; SCO; security; terrorism.

 

Центрально-азиатский регион всегда был и остается в фокусе внешней политики Российской Федерации. Важность данного региона обусловлена целым рядом факторов, среди которых исторические узы, членство в различных международных организациях, а также заинтересованность Российской Федерации в поддержании мира и стабильности в регионе из-за концентрации опасности (в том числе и в виде террористической угрозы) у южных границ государств центрально-азиатского региона.

 

Учитывая изменившиеся геополитические реалии, связанные, прежде всего, с распадом Советского Союза, а также комплекс экономических и политических проблем, характерных для России в первое десятилетие независимости, ей все-таки удалось не допустить полного нивелирования своего присутствия в регионе. Более того, это происходило в процессе стабилизации экономики и стремления к упрочению не только двустороннего сотрудничества между Российской Федерацией и государствами центрально-азиатского региона, но и активному участию России в международных организациях, деятельность которых направлена, прежде всего, на урегулирование кризисных ситуаций.

 

Одним из наиболее влиятельных международных объединений, включающих в себя Россию и государства Центральной Азии, а также Республику Индия, Китайскую Народную Республику, Исламскую Республику Пакистан, является Шанхайская организация сотрудничества.

 

Несмотря на то, что предпосылки для создания организации появились еще в 60-е гг. ХХ века, ввиду наличия территориальных споров между СССР и Китаем окончательная потребность в ней была осознана только по прошествии первого десятилетия независимости. Западные акторы, интенсифицировавшие свое присутствие в регионе сразу после распада Советского Союза, были заинтересованы как в ослаблении самих государств центрально-азиатского региона, так и в ограничении их связей с Москвой. Это было продиктовано геополитическим положением региона и наличием в нем значительных запасов энергоресурсов и полезных ископаемых, что и определило активное присутствие внешних факторов. Глобализация способствовала тому, что удаленность центрально-азиатского региона от Соединенных Штатов уже не имела решающего значения. Геополитическое положение региона способствовало его использованию в качестве транзитёра наркотиков и экспортера терроризма, что прямо или косвенно угрожало безопасности Соединенных Штатов. Именно поэтому США должны были привлечь Казахстан, Кыргызстан, Таджикистан, Туркменистан и Узбекистан в свою зону влияния. Для обеспечения своих геополитических интересов в Центральной Азии Соединенные Штаты имели ряд благоприятных условий, которые проистекали из принципов внешней политики США. Среди них: борьба с международным терроризмом и наркоторговлей, нераспространение оружия массового уничтожения, осуществление чего было возможно путем насаждения принципов уважения к правам и свободам человека, установление и укрепление демократических ценностей. Также внимание Соединенных Штатов сосредоточивалось на энергоресурсах, которыми обладали государства Центральной Азии.

 

Очевидным является тот факт, что активизация американского присутствия на территории государств Центральной Азии в непосредственной близости к границам не соответствовала ни российским, ни китайским стратегическим интересам безопасности.

 

Таким образом, ШОС стала первой региональной организацией, появившейся как ответная мера в связи с общей разбалансировкой системы международных отношений после окончания «холодной войны» и невозможностью государств в одиночку справиться с нарастающими угрозами терроризма, сепаратизма, экстремизма и т. д. и при этом интеграционным объединением, отвечающим тогдашнему внешнеполитическому вектору Российской Федерации. Этот вектор сформулирован еще в 1996 г. министром иностранных дел Российской Федерации Е. М. Примаковым и основан на принципе моногополярности, которая базировалась на идее вернуть России роль центра силы на постсоветском пространстве.

 

В контексте реализации данной внешнеполитической стратегии Россия стала стремиться к усилению своих позиций как региональной евразийской державы.

 

Данный процесс активизировался с приходом на пост президента Российской Федерации Владимира Путина в 2000 году. Основное внимание, особенно после терактов 11 сентября 2001 года в США, стало уделяться интенсификации участия России в процессах, происходящих в Центральной Азии по всем направлениям. Основной упор делался на вопросы безопасности и предотвращения потенциальных угроз, которые концентрировались в регионе.

 

С приходом к власти В. В. Путина формулируется новая концепция внешней политики Российской Федерации, которая подчеркивает важность сдерживания распространения влияния США в мире в связи с угрозой формирования однополярной системы международных отношений, а также их экономического и силового доминирования. Наряду с этим констатируется, что Россия будет добиваться формирования многополярной системы международных отношений, реально отражающей многоликость современного мира со всем разнообразием его интересов [см.: 1].

 

Создание Шанхайской организации сотрудничества, равно как и участие России в статусе страны-основательницы совместно с Китаем, Казахстаном, Киргизстаном, Таджикистаном и Узбекистаном, полностью отвечало внешнеполитическим интересам всех стран-участниц.

 

Сотрудничество в рамках ШОС развивается по трем основным направлениям: поддержание региональной безопасности, торгово-экономическое взаимодействие и развитие контактов в гуманитарной сфере. По первому из них достигнуты наибольшие результаты, по второму реальных достижений пока меньше, чем хотелось бы, по третьему наиболее важным проектом является создание Университета ШОС, который принял первых студентов в сентябре 2011 года.

 

Страны-участницы ШОС строят свои отношения в рамках многополярной системы международных отношений и считают, что миропорядок в XXI веке должен базироваться на механизмах коллективного решения ключевых проблем, верховенства права и демократизации международных отношений.

 

Цели и аспекты деятельности организации всегда отвечали текущей международной ситуации и вызовам региональной безопасности, которые характерны прежде всего для государств региона Центральной Азии, учитывая ее непосредственное соседство с Афганистаном.

 

Учитывая общий контекст современных отношений между США, с одной стороны, и Китаем с Российской Федерацией – с другой, следует подчеркнуть особую важность интенсификации отношений с Афганистаном.

 

Соединенные Штаты, сохраняя военный контингент на территории Афганистана, сегодня сталкиваются с новыми трансформирующимися внешнеполитическими векторами государств региона. Так, говоря о периоде до 2014 года, следует отметить, что США активно сотрудничали с большинством соседей Афганистана – Туркменистаном, Узбекистаном, Таджикистаном, Китаем, а также государствами, не имевшими непосредственных границ с Афганистаном – Россией, Индией, Казахстаном, Киргизстаном, а, следовательно, не встречали в свой адрес активного противодействия политике международной коалиции.

 

Сегодня же существенным образом возросла роль региональных акторов. Особенно активно государства региона сотрудничают по вопросу безопасности границ. Несмотря на то, что пограничный вопрос на сегодняшний день урегулирован, тем не менее остается открытым вопрос укрепления безопасности в связи с усилением угрозы экспорта терроризма. Российская Федерация не имеет непосредственной границы с Афганистаном, более того, отделена от него государствами центрально-азиатского региона. Тем не менее в силу того, что начатый в 2009 году процесс демаркации российско-казахстанской границы все еще не завершен, не представляется возможным вести речь об эффективном обеспечении безопасности в вопросах борьбы с терроризмом, экстремизмом, различными формами транснациональной организованной преступности, незаконным оборотом наркотических средств, психотропных веществ и их прекурсоров, оружия, контрабандой, нелегальной миграцией, торговлей людьми и т. д. В то же время Таджикистан, Туркменистан и Узбекистан, непосредственно граничащие с Афганистаном, также нуждаются в помощи третьих государств по вопросу обеспечения безопасности границ ввиду невозможности решить эту проблему самостоятельно по причине дороговизны. Таким образом, все вышеперечисленные угрозы приближаются непосредственно к границам Российской Федерации, что, безусловно, является фактором риска для безопасности государства. Следовательно, возникает и усиливается потребность двустороннего сотрудничества России и государств центрально-азиатского региона по вопросам обеспечения безопасности.

 

С 2005 года в рамках ШОС функционирует контактная группа «ШОС – Афганистан», которая позволяет проводить консультации по афганской проблематике непосредственно с официальными афганскими лицами. Большинство государств – членов ШОС выступают за оказание коллективной помощи Афганистану под эгидой ООН, справедливо полагая, что стабилизация обстановки и повышение уровня жизни в этой стране кардинально повысит уровень безопасности в регионе в целом [см.: 2].

 

В этой связи Россия формулирует новые стратегические направления сотрудничества с государствами Центральной Азии. Среди них: минимизация угроз, исходящих с южного направления; активизация экономического сотрудничества (государства Центральной Азии – важные экономические партнеры России, в том числе в области энергоносителей); активизация интеграции (отсутствие экспансионистских планов не означает, что жители постсоветского пространства не хотели бы более тесной экономической и политической интеграции. Внезапное возникновение границ и барьеров между бывшими частями одной страны раздражает большинство населения ранее единого государства, мешает экономическому сотрудничеству на самом базовом уровне); сохранение культурной общности, поддержание роли русского языка, интереса к российской культуре, защита интересов российских граждан [см.: 3].

 

Но при всем антагонистическом духе отношений России и Китая с США следует отметить, что конструктивный диалог по вопросу Афганистана необходим ввиду того, что Соединенным Штатам длительный период времени принадлежала монополия на стабилизацию ситуации в Афганистане. Соседние с Афганистаном государства, интенсифицируя свою политику в отношении Кабула, не могут не учитывать американский опыт и игнорировать необходимость конструктивного сотрудничества по указанному кругу вопросов.

 

Учитывая тот факт, что проблема противодействия терроризму и экстремизму является актуальной для большинства государств, входящих в состав ШОС, в 2017 году главным приоритетным направлением сотрудничества названо совместное противодействие международному терроризму в связи с нарастанием угроз безопасности в мире, связанных с повышением активности террористических организаций, что ведет к нарастанию напряженности на пространстве Шанхайской организации сотрудничества [см.: 4].

 

Особенно актуальными эти вопросы становятся в связи с расширением границ организации и вступлением в нее новых членов, таких как Индия и Пакистан, что существенно расширяет границы ШОС, а, следовательно, и круг приграничных проблем. Таким образом, вопрос обеспечения безопасности границ был и остается приоритетным направлением деятельности организации.

 

Президент Российской Федерации в своем выступлении на саммите ШОС 19 июня 2017 года в Астане подчеркнул возрастающую роль Региональной антитеррористической структуры ШОС [см.: 5]. В этой связи в рамках саммита была подписана Конвенция по противодействию экстремизму, ставшая правовым базисом ее деятельности.

 

Также президент отметил, что особую актуальность приобретают вопросы политико-дипломатического урегулирования региональных конфликтов на Ближнем Востоке и, в частности, в Сирии, и подчеркнул успехи в разрешении сирийского кризиса. Они напрямую связаны с запуском в Астане – при посредничестве России, Турции и Ирана – серии регулярных международных встреч. Важнейшим достижением, по мнению В. В. Путина, явилась договорённость о прекращении огня между правительственными войсками и вооружённой оппозицией, а также о создании в Сирии зон деэскалации [см.: 5].

 

Но, несмотря на появление новых угроз безопасности, проблема Афганистана не утрачивает своей актуальности. Очевидно, что ставка на военное решение внутриафганского конфликта бесперспективна. Россия, как и все партнёры по ШОС, последовательно выступает за политическое урегулирование через договорённости между самими афганцами. Президент Путин подчеркнул, что Шанхайская организация сотрудничества могла бы активнее поработать и на этом направлении, и предложил возобновить приостановленную в 2009 году деятельность Контактной группы «ШОС – Афганистан» [см.: 5].

 

Безусловно, говоря о деятельность государств – членов ШОС в борьбе с мировым терроризмом нельзя не учитывать роль Соединенных Штатов в этом процессе, так как именно теракт 11 сентября 2001 года в США положил начало процессу создания антитеррористических коалиций, в которых и Россия, и государства Центральной Азии (особенно приграничные Афганистану) принимали непосредственное участие. Парадоксальным стал тот факт, что борьба за достижение мира и безопасности стала катализатором нестабильности внутри самого центрально-азиатского региона по причине того, что приграничные с Афганистаном государства – такие, как Киргизстан, Таджикистан и Узбекистан – допустили размещение войск антитеррористической коалиции во главе с США и предоставили им доступ к своим авиабазам. В 2003 году Казахстан и Узбекистан поддержали военные действия коалиции в Ираке. Около двух десятков казахстанских военнослужащих служили в Ираке до конца 2008 года. Узбекистан аннулировал право на размещение американских военных баз в 2005 году после того, как Соединенные Штаты раскритиковали сообщение об убийствах гражданских лиц в Андижоне. В начале 2009 года Киргизстан распорядился закрыть военные базы США, дислоцировавшиеся на его территории, в связи с нежеланием США удовлетворить требования Киргизстана по увеличению арендной платы. Соглашение о продлении использования Соединенными Штатами транзитной базы в Манасе было принято в июне 2009 года. В этот период времени большинство государств центрально-азиатского региона принимали участие в работе Северной сети поставок для осуществления американского и НАТОвского снабжения Афганистана.

 

Вместе с выводом американских войск из Афганистана и Ирака центрально-азиатские государства должны взять на себя все сложности и расходы, связанные с международным терроризмом и транснациональной преступностью. ШОС вынуждена решать проблемы, оставленные Соединенными Штатами как следствие своего присутствия в регионе. Государства центрально-азиатского региона и сами страдают от терроризма и коррупции, вызванных цветными революциями, реализованными для свержения действующих правительств. Российско-китайско-американское противостояние здесь крайне усложнило возможность проведения реформ [см.: 6, c. 20–21].

 

Учитывая, что ШОС давно вышла за рамки приграничной организации, и произошло расширение числа ее членов за счет Индии и Пакистана, особую актуальность приобретают проблемы не только региональной, но и глобальной безопасности.

 

В этой связи во время заседания Совета глав государств – членов Шанхайской организации сотрудничества, проходившего в китайском городе Циндао в июне 2018 г., государства-члены последовательно выступили за урегулирование ситуации в Афганистане, Сирии, на Ближнем Востоке, Корейском полуострове и других региональных конфликтов в рамках общепризнанных норм и принципов международного права. Они отметили также важность устойчивой реализации Совместного всеобъемлющего плана действий по урегулированию ситуации вокруг иранской ядерной программы.

 

Государства-члены подтвердили твердую поддержку усилиям ООН по обеспечению международного мира и безопасности. Они отметили необходимость консенсуса по вопросу о принятии Всеобъемлющей конвенции ООН против международного терроризма, а также инициативу Республики Казахстан по продвижению на площадке ООН Кодекса поведения по достижению мира, свободного от терроризма [см.: 7].

 

Учитывая круг участников организации и их непосредственное соседство с государствами, являющимися очагами распространения мирового терроризма, следует уделить особое внимание рассмотрению намерений и усилий государств – членов ШОС по достижению безопасности в регионе.

 

Прежде всего, следует отметить, что в ШОС существует Региональная антитеррористическая структура (РАТС) ШОС, целями деятельности которой являются: поддержание рабочих контактов с компетентными органами государств-членов и международными организациями, занимающимися вопросами борьбы с терроризмом, сепаратизмом и экстремизмом; содействие взаимодействию государств-членов в подготовке и проведении антитеррористических учений по просьбе заинтересованных государств-членов, подготовке и проведении оперативно-розыскных и иных мероприятий по борьбе с терроризмом, сепаратизмом и экстремизмом; участие в подготовке проектов международно-правовых документов, затрагивающих вопросы борьбы с терроризмом, сепаратизмом и экстремизмом; сбор и анализ информации, поступающей в РАТС от государств-членов, формирование и пополнение банка данных РАТС; участие в формировании эффективной системы реагирования на глобальные вызовы и угрозы; подготовка и проведение научно-практических конференций, семинаров, содействие в обмене опытом по вопросам борьбы с терроризмом, сепаратизмом и экстремизмом [см.: 8].

 

В марте 2006 г. на заседании Совета РАТС в Ташкенте был утвержден перечень террористических, сепаратистских и экстремистских организаций, деятельность которых запрещена на территориях государств – членов ШОС, и список лиц, объявленных спецслужбами и правоохранительными органами государств – членов ШОС в международный розыск за совершение или по подозрению в совершении преступлений террористического, сепаратистского и экстремистского характера. В Перечне для каждого государства – члена ШОС указаны организации, которые официально признаны данным государством террористическими, сепаратистскими и экстремистскими, и деятельность которых запрещена на его территории. Данные этих документов постоянно уточняются и корректируются. В рамках РАТС также осуществляется информирование государств – членов ШОС о новых тенденциях в терроризме, формах и методах деятельности террористических и сепаратистских организаций, представляющих угрозу безопасности государств – членов ШОС; о мерах, принимаемых за рубежом по противодействию терроризму и т. п. [см.: 9, с. 96].

 

Говоря об эффективности деятельности данного структурного подразделения ШОС, следует привести данные, которые четко иллюстрируют, насколько РАТС результативна в своих усилиях. В период между 2011 и 2015 годами при координации РАТС властям государств – членов ШОС удалось предотвратить 20 террористических нападений еще на стадии планирования, предотвратить 650 преступлений террористического и экстремистского характера и нейтрализовать 440 террористических учебных лагерей и 1700 членов международных террористических организаций. Было арестовано более 2700 членов незаконных вооруженных групп, их сообщников и лиц, подозреваемых в преступной деятельности, в то время как 213 человек, связанных с террористическими или экстремистскими организациями, были экстрадированы, причем многие были приговорены к длительным срокам лишения свободы; 180 подозреваемых были помещены в разыскные списки, было обнаружено 600 подпольных баз с оружием, было конфисковано более 3250 самодельных взрывных устройств, а также 10 000 единиц оружия, около 450 000 единиц боеприпасов и более 52 тонн взрывчатых веществ [см.: 10].

 

На саммите в Астане была принята Конвенция ШОС о противодействии экстремизму [см.: 11] как совместный ответ на неуклонно растущую угрозу. Этот документ призван укрепить международно-правовые рамки для противодействия возникающим вызовам и угрозам наряду с Шанхайской конвенцией о борьбе с терроризмом, сепаратизмом и экстремизмом, Конвенцией Шанхайской организации сотрудничества против терроризма и Программой государств – членов ШОС 2016–2018 о сотрудничестве в борьбе с терроризм, сепаратизмом и экстремизмом, а также основными документами Организации Объединенных Наций, такими как Глобальная контртеррористическая стратегия Организации Объединенных Наций и соответствующие резолюции Совета Безопасности Организации Объединенных Наций. Конвенция ШОС о противодействии экстремизму направлена на повышение безопасности, эффективности сотрудничества между органами власти и совершенствование правовой базы в этой сфере.

 

Особую опасность сегодня представляет не только сам факт террористической активности, но и распространение экстремистской идеологии и пропаганды, включая общественное оправдание терроризма как средства подстрекательства к совершению террористических актов. В этой связи ШОС активизирует совместные усилия по противодействию социальной радикализации, что должно привести к снижению проявления наихудших форм экстремизма, включая терроризм, особенно среди молодежи. ШОС также принимает меры для предотвращения религиозного, этнического, идеологического и политического экстремизма, этнической и расовой нетерпимости и ксенофобии. Наряду с сотрудничеством между правоохранительными и судебными органами особое внимание уделяется укреплению ведущей роли государств в борьбе с терроризмом, сепаратизмом и экстремизмом, а также сотрудничеству с религиозными организациями, образовательными и исследовательскими учреждениями, средствами массовой информации и неправительственными организациями, действующими в государствах – членах ШОС.

 

Список литературы

1. Концепция внешней политики Российской Федерации // Электронный фонд правовой и нормативно-технической документации – [Электронный ресурс]. – Режим доступа: http://docs.cntd.ru/document/901764263 (дата обращения: 18.08.2018).

2. Парамонов В., Столповский О. ШОС как механизм взаимодействия России и государств Центральной Азии в сфере безопасности // Информационно-аналитический центр Лаборатория общественно-политического развития стран Ближнего Востока – [Электронный ресурс]. – Режим доступа: https://ia-centr.ru/experts/3612/ (дата обращения: 18.08.2018).

3. Лукин А. В. Шанхайская организация сотрудничества и российские интересы в Центральной Азии и Афганистане // Стратегия России в Центральной Азии и Шанхайская организация сотрудничества. – М.: МГИМО, 2012. – С. 37–47.

4. Заявление глав государств-членов Шанхайской организации сотрудничества о совместном противодействии международному терроризму // Портал «ИнфоШОС» – [Электронный ресурс]. – Режим доступа: http://www.infoshos.ru/ru/?id=138 (дата обращения: 18.08.2018).

5. Путин В. В. Выступление на саммите ШОС в расширенном составе // Президент России – [Электронный ресурс]. – Режим доступа: http://www.kremlin.ru/events/president/transcripts/54739 (дата обращения: 18.08.2018).

6. Feng-Yung Hu. Russia in Transition: Regional Integration, Media Censorship and Culture Institutes. – Cambridge: Cambridge Scholars Publishing, 2013. – 210 p.

7. Информационное сообщение по итогам заседания Совета глав государств-членов Шанхайской организации сотрудничества (г. Циндао, 9–10 июня 2018 года) // Шанхайская организация сотрудничества – [Электронный ресурс]. – Режим доступа: http://rus.sectsco.org/news/20180610/443025.html (дата обращения: 18.08.2018).

8. Структура Шанхайской организации сотрудничества // Шанхайская организация сотрудничества – [Электронный ресурс]. – Режим доступа: http://rus.sectsco.org/structure/ (дата обращения: 18.08.2018).

9. Васильев Л. Е. Российско-китайское сотрудничество в борьбе против терроризма // Китай в мировой региональной политике. История и современность. Выпуск XIX. – М.: ИДВ РАН, 2014. – С. 93–103.

10. The Role of the Shanghai Cooperation Organization in Counteracting Threats to Peace and Security // UNChronicle. The Magazine of the United Nations. – Vol. 3 – 2017 – [Электронный ресурс]. – Режим доступа: https://unchronicle.un.org/article/role-shanghai-cooperation-organization-counteracting-threats-peace-and-security (дата обращения: 18.08.2018).

11. Астанинская декларация глав государств – членов Шанхайской организации сотрудничества // Президент России – [Электронный ресурс]. – Режим доступа: http://www.kremlin.ru/supplement/5206 (дата обращения: 18.08.2018).

 

References

1. The Concept of Foreign Policy of the Russian Federation [Kontseptsiya vneshney politiki Rossiyskoy Federatsii]. Available at: http://docs.cntd.ru/document/901764263 (accessed 18 August 2018).

2. Paramonov V., Stolpovskiy O. SCO as a Mechanism of Interaction Between Russia and Central Asian States in the Field of Security [ShOS kak mekhanizm vzaimodeystviya Rossii i gosudarstv Tsentralnoy Azii v sfere bezopasnosti]. Available at: https://ia-centr.ru/experts/3612/ (accessed 18 August 2018).

3. Lukin A. V. Shanghai Cooperation Organization and Russian Interests in Central Asia and Afghanistan [Shankhayskaya organizatsiya sotrudnichestva i rossiyskie interesy v Tsentralnoy Azii i Afganistane]. Strategiya Rossii v Tsentralnoy Azii i Shankhayskaya organizatsiya sotrudnichestva (Russian Strategy in Central Asia and the Shanghai Cooperation Organization). Moscow, MGIMO, 2012, pp. 37–47.

4. Declaration of the Heads of Member States of the Shanghai Cooperation Organization of Joint Counteraction to International Terrorism [Zayavlenie glav gosudarstv-chlenov Shankhayskoy organizatsii sotrudnichestva o sovmestnom protivodeystvii mezhdunarodnomu terrorizmu]. Available at: http://www.infoshos.ru/ru/?id=138 (accessed 18 August 2018).

5. Putin V. V. Speech at the SCO Summit in Expanded Staff [Vystuplenie na sammite ShOS v rasshirennom sostave]. Available at: http://www.kremlin.ru/events/president/transcripts/54739 (accessed 18 August 2018).

6. Feng-Yung Hu. Russia in Transition: Regional Integration, Media Censorship and Culture Institutes. Cambridge, Cambridge Scholars Publishing, 2013, 210 p.

7. Information Message on the Results of the Meeting of the Council of Heads of Member States of the Shanghai Cooperation Organization (Qingdao, June 9–10, 2018) [Informatsionnoe soobschenie po itogam zasedaniya Soveta glav gosudarstv-chlenov Shankhayskoy organizatsii sotrudnichestva (g. Tsindao, 9–10 iyunya 2018 goda)]. Available at: http://rus.sectsco.org/news/20180610/443025.html (accessed 18 August 2018).

8. Structure of the Shanghai Cooperation Organization [Struktura Shankhayskoy organizatsii sotrudnichestva]. Available at: http://rus.sectsco.org/structure/ (accessed 18 August 2018).

9. Vasilev L. E. Russian-Chinese Cooperation in the Fight against Terrorism [Rossiysko-kitayskoe sotrudnichestvo v borbe protiv terrorizma]. Kitay v mirovoy regionalnoy politike. Istoriya i sovremennost. Vypusk XIX (China in the Global Regional Policy. History and the Present. Issue XIX). Moscow, IDV RAN, 2014, pp. 93–103.

10. The Role of the Shanghai Cooperation Organization in Counteracting Threats to Peace and Security. UNChronicle. The Magazine of the United Nations, Vol. 3, 2017. Available at: https://unchronicle.un.org/article/role-shanghai-cooperation-organization-counteracting-threats-peace-and-security (accessed 18 August 2018).

11. The Astana Declaration of Heads of Member States of the Shanghai Cooperation Organization [Astaninskaya deklaratsiya glav gosudarstv – chlenov Shankhayskoy organizatsii sotrudnichestva]. Available at: http://www.kremlin.ru/supplement/5206 (accessed 18 August 2018).

 
Ссылка на статью:
Комлякова Ю. Ю. Сотрудничество России и государств Центральной Азии по вопросам противодействия терроризму в рамках ШОС // Философия и гуманитарные науки в информационном обществе. – 2018. – № 3. – С. 109–120. URL: http://fikio.ru/?p=3293.

 
© Ю. Ю. Комлякова, 2018

УДК 321.01

 

Исаев Борис Акимович – федеральное государственное автономное образовательное учреждение высшего образования «Санкт-Петербургский государственный университет аэрокосмического приборостроения», кафедра истории и философии, профессор, доктор социологических наук, профессор, Санкт-Петербург, Россия.

Email: isaevboris@yandex.ru

190000, Россия, Санкт-Петербург, Большая Морская ул., д. 67,

 тел.: 8(812)708-42-05.

Аннотация:

Состояние вопроса: Геополитика как научная дисциплина во многом близка к философии. В настоящее время становится актуальным точнее сформулировать как структуру и основные проблемы геополитики, так и ее философское содержание.

Результаты: Осмысление геополитики как научной дисциплины политологии с позиций философии требует, прежде всего, выделить в ее составе онтологический, гносеологический и аксиологическо-этический уровни, а также наметить другие аспекты философии геополитики: антропологический, культурологический, исторический, социальный. Философия геополитики не имеет полной аналогии с общей философией. Можно предложить следующие научные и философские характеристики геополитики: сущность и понятие геополитики, объект и предмет геополитики, структура и функции геополитики, этапы развития и парадигмы геополитики, категории, концепции и факторы геополитики, геополитическое развитие, геополитическая статика и динамика, геоистория.

Для периодизации геоистории кроме известной категории «мировая геополитическая эпоха» вводится категория «геополитическая картина мира». Для выявления отличий геополитики XIX века от геополитики XX века вводятся понятия «факторы и особенности современной геополитики», «классическая и современная геополитика». Для различения теоретической и практической составляющих геополитики целесообразно использовать понятия «геополитика и геостратегия». Подобно другим наукам, геополитическая дисциплина может быть структурирована по национальным школам; при этом в мировой геополитике доминируют школы, представляющие наиболее мощные державы: американская, европейская, российская и китайская.

Выводы: Задачей философии геополитики является анализ геополитики как научной дисциплины с помощью характеристик, важнейших черт науки вообще и философии, в частности.

 

Ключевые слова: философия геополитики; сущность и понятие геополитики; объект и предмет геополитики; структура и функции геополитики; этапы развития и парадигмы геополитики; факторы геополитики; геополитическая статика и динамика; геоистория.

 

Philosophy of Geopolitics

 

Isaev Boris Akimovich – Saint Petersburg State University of Aerospace Instrumentation, Department of History and Philosophy, Professor, Doctor of Sociology, Professor, Saint Petersburg, Russia.

Email: isaevboris@yandex.ru

67, Bolshaya Morskaya st., Saint Petersburg, 190000, Russia,

tel.: 8 (812) 708-42-05.

Abstract

Background: Geopolitics as an academic discipline is close to philosophy in many ways. Nowadays it is essential to formulate its structure, main problems and philosophical content more precisely.

Results: Understanding geopolitics as an academic discipline of political science from the standpoint of philosophy requires, first, to highlight ontological, epistemological and axiological-ethical levels, as well as to outline other aspects of geopolitical philosophy: anthropological, cultural, historical and social. Philosophy of geopolitics does not have a complete analogy with philosophy. The following scientific and philosophical characteristics of geopolitics can be proposed: the essence and concept of geopolitics, the object and subject of geopolitics, the structure and functions of geopolitics, development stages and paradigms of geopolitics, categories, notions and factors of geopolitics, geopolitical development, geopolitical statics and dynamics, geohistory.

For the periodization of geohistory, in addition to the well-known category of “world geopolitical epoch”, the author proposes the category of “geopolitical picture of the world”. To identify the differences between the geopolitics of the XIX and the XX centuries, the concepts of “factors and features of modern geopolitics”, “classical and modern geopolitics” are introduced. To distinguish between theoretical and practical components of geopolitics, it is advisable to use the notions of “geopolitics and geostrategy”. Similar to other sciences, the geopolitical discipline can be structured according to national schools; in the world geopolitics the schools representing the greatest powers: the USA, the leading European countries, Russia and China dominate.

Conclusion: The aim of the philosophy of geopolitics is the analysis of geopolitics as an academic discipline with the help of the most important characteristics and features of science, in general, and philosophy, in particular.

 

Keywords: philosophy of geopolitics; essence and notion of geopolitics; object and subject of geopolitics; structure and functions of geopolitics; stages of development and geopolitical paradigms; geopolitical factors; geopolitical statics and dynamics; geohistory.

 

Геополитика как научная дисциплина весьма философична. Ее философский смысл проявляется сразу же, как только речь заходит о глобальных политических процессах, совершающихся на всех континентах, островах, морях и океанах, в общем, на всей поверхности Земли, а также под землей, в атмосфере и даже в космосе, когда речь идет о взаимоотношениях ведущих государств, о структуре мира, об изменении этой структуры, то есть о переустройстве политического миропорядка.

 

По аналогии с философией, в геополитике можно выделить несколько концепций или уровней.

 

1) Онтологию геополитики. На онтологическом уровне геополитики ставятся и так или иначе разрешаются проблемы, лежащие на границе географии и глобальной политики, то есть проблемы раздела и передела мира между ведущими державами, проблемы взаимоотношений этих держав. К этому же списку онтологического уровня геополитики относятся проблемы взаимовлияния географии и политики, проблемы обусловленности внутренней и внешней политики государств их географическим положением, а также другими характеристиками, так или иначе связанными с географией, вообще проблемы взаимоотношений между миром политического, государством и человеком.

 

2) Гносеологию геополитики. На гносеологическом уровне геополитики происходит осмысление людьми мира геополитики. Правда, геополитики, в отличие от философов, не ставят вопрос о познаваемости мира. Они придерживаются гностической позиции и ставят вопрос не столько о возможности познания мира физического и мира политического, сколько о разных позициях, разных подходах в этом познании. Поскольку основными единицами геополитического анализа были и продолжают оставаться ведущие государства, то каждое из них стремится создать свою школу геополитики, ставящую себя в центр мира, отражающую со своих географических позиций свое видение мира и оптимального мироустройства. Отсюда следует, что гносеология геополитики весьма плюралистична.

 

3) Аксиологию и этику геополитики. На аксиологическо-этическом уровне происходит выявление всеобщих ценностных элементов взаимоотношений государств, определяются ценностные ориентиры, на основании которых формируется международное право, международные соглашения и договоры по разделу мира, демаркации государственных границ, структуризации и реструктуризации мира политики. Аксиология геополитики дает ответы на вопрос, на какие ценности ориентированы государства, а этика – что допустимо и что недопустимо в отношениях между державами, как они должны вести себя, чтобы сохранить мир.

 

Онтологический, гносеологический и аксиологическо-этический – это, по нашему мнению, основные уровни, но можно выделить и другие уровни философии геополитики, например, антропологический, культурологический, исторический, социальный.

 

Следует отметить, что философия геополитики не имеет полной аналогии с философией, да и нет необходимости их напрямую сравнивать, ибо это сущности разного уровня: философия – это самостоятельная наука, а геополитика – научная дисциплина политологии.

 

Задачи данной статьи лежат в иной плоскости: не выявлять философские основы геополитики (они, безусловно, существуют), а показать, проанализировать геополитику как научную дисциплину с помощью характеристик, важнейших черт науки вообще и научных дисциплин, в том числе философских.

 

1. Сущность и этимология понятия «геополитика»

Связь между политической теорией, политическими решениями и действиями, с одной стороны, и географическим пространством, на котором эти учения, решения и действия осуществляются – с другой, между географией и политикой государств, известна давно.

 

Сам термин «геополитика» состоит из двух частей. Первая часть – «гео» – означает географическое вообще, то есть влияние географических факторов в самом широком смысле этого слова на политику.

 

Основными среди географических факторов считаются:

– географическое положение страны;

– величина ее территории;

– протяженность границ, их положение на естественных или искусственных рубежах;

– протяженность линии морского берега, если она имеется, ее изрезанность и условия для судоходства;

– наличие рек, их возможности осуществлять коммуникации;

– климат, который может быть холодным, умеренным, жарким, может способствовать или не способствовать хозяйственной деятельности;

– почвы, то есть насколько они благоприятствуют развитию сельского хозяйства, промышленности и проч.;

– недра: их богатства, способность обеспечивать экономический рост и материальные запросы населения;

– население: его численность, плотность, социальный состав и т. д.

 

Под политикой – второй составляющей термина – понимается, в первую очередь, деятельность государства как главного актора политики.

 

2. Объект и предмет геополитики

Объектом геополитики выступает сама планета Земля с самыми разными физическими и виртуальными пространствами. К физическим пространствам, оказывающим существенное влияние на политику государств, относятся суша, прибрежные воды и моря, океанские просторы, подводный мир, подземное пространство, атмосфера, ближний и дальний космос. В последнее время на политику государств все более влияют виртуальные, нефизические пространства: экономическая, финансовая, научная, этническая, конфессиональная сфера, пространство распространения языков, пространство туризма, борьба в области спорта, изобретений и т. д. Все эти физические и виртуальные сферы, пространства и области в своей совокупности и создают ту оболочку или объект, в которой и существует современная политика.

 

Предметом геополитики являются взаимоотношения между государствами, складывающиеся в определенную структуру. Эта структура, состоящая из геополитических статусов всех государств, определяется, по большому счету, взаимоотношениями ведущих стран – акторов геополитики или держав.

 

3. Функции геополитики

Геополитика как научная дисциплина выполняет все функции, присущие науке вообще, именно:

– гносеологическую или теоретико-познавательную;

– прогностическую;

– информационную, позволяющую не только передавать полученные знания о мире и взаимоотношениях государств руководству стран, но и информировать общественность;

– управленческую, которая означает, что на основании знаний, полученных геополитиками, создаются и претворяются в жизнь геостратегии;

– организационно-прикладную, которая подчеркивает как теоретическое, так и практическое значение геополитики.

 

4. Этапы развития геополитики

В истории геополитических идей, учений и теорий можно выделить три этапа развития.

 

1) Предыстория геополитики. На этом этапе еще не существовало самостоятельной геополитической отрасли знания, а отдельные геополитические идеи были составной частью философских учений и исторических исследований.

 

2) Классическая геополитика. Этот этап пришелся на конец XIX – начало XX в., когда из отдельных идей и концепций сформировались основные геополитические теории и национальные школы геополитики.

 

3) Современная геополитика. Этот этап начался после Второй мировой войны (хотя некоторые теории и стратегии были сформулированы раньше, например, военная стратегия господства в воздухе) и продолжается до сих пор.

 

Каждый этап (особенно это касается 2-го и 3-го) отличается от предыдущего существенным изменением геополитической структуры мира, пересмотром основных представлений и концепций геополитики, формированием новой геополитической парадигмы, новых представлений и теорий, соответствующих новой геополитической структуре мира, формированием новых геополитических школ, соответствующих новым ведущим государствам глобальной политики.

 

5. Классическая и современная геополитика

Современная геополитика ведет свой отсчет с переустройства мира, вызванного Второй мировой войной и подытожившими ее Ялтинским и Потсдамским соглашениями. Эти исторические события не только определили новую структуру мира и новую геополитическую парадигму, но и открыли новую Ялтинскую (или Потсдамскую) геополитическую эпоху. Важнейшими геополитическими событиями этой эпохи стали изобретение атомного и термоядерного оружия, а затем и ракетного двигателя – носителя этого оружия, которое стало важным фактором взаимоотношений государств и создания военно-стратегических союзов.

 

В соответствии с этими, а также с другими изменениями в мире (политическими, экономическими, культурными, демографическими и т. п.), меняется и сама сущность современной геополитической науки. Она, в отличие от классической геополитики, более не считается псевдонаукой, обслуживающей агрессивные интересы нацистских, фашистских, милитаристских государств, рвущихся к мировому господству. Завершился и спор о том, является ли геополитика самостоятельной наукой или только одним из методов политической науки. Современная геополитика считается дисциплиной политологии и занимает свое место в системе политических наук.

 

Сущность современной геополитики усложняется. В ее названии корень «гео» приобрел и второй смысл. Теперь его все чаще трактуют как «планетарное», «глобальное» измерение политики, характеризуя взаимоотношения супердержав или военных блоков (США и СССР, НАТО и Варшавского Договора), как «столкновение цивилизаций» (А. Тойнби, С. Хантингтон) или как изменение общей конфигурации мировой системы, например, с биполярной на моно- или полицентрическую. Вторая часть термина – «политика» в данном контексте означает осуществление господства, завоевание власти, пространства и его освоение. Однако в последнее время и она претерпевает существенные изменения в том смысле, что современные акторы геополитики не столько жаждут завоевать и освоить новые территории, сколько стремятся контролировать максимально возможные пространства, причем – и в этом тоже состоит особенность современной геополитики – контролировать не территории в целом, а по большей части линии коммуникаций этих территорий и различные потоки (финансовые, товарные, рабочей силы и т. д.), поддерживая тем самым наиболее благоприятные условия для собственного развития и процветания.

 

В классический период развития дисциплины, когда она приобретала характерные черты науки, упор делался на познание государства как живого организма, воплощенного в пространстве (Ф. Ратцель, Р. Челлен). Современная геополитика продолжает изучение государств как акторов геополитического процесса, но с учетом снижения роли государственных органов в современных международных отношениях и повышения значения ООН, военно-политических блоков, региональных международных организаций, экономических и культурных международных структур. Современная геополитика включает в себя геополитическую статику (мировая иерархия, статусы и роли субъектов мировой политики) и геополитическую динамику (геополитические процессы, изменение положения акторов геополитики на мировой шахматной доске) [подробнее см.: 4].

 

6. Парадигмы геополитики

Под парадигмой геополитики мы понимаем совокупность предпосылок, постулатов, определяющих научные исследования, признаваемую на данном этапе подавляющим большинством геополитиков.

 

Если сравнивать геополитику классическую и современную по их парадигмальным основаниям, то следует выделить следующие отличия.

 

1) Прервалась линия Геродота – Шмитта, действие закона, означавшего однозначное толкование в геополитике друга или врага, своего или чужого, Запада или Востока, демократии или тирании. Действительно, бывшие союзники СССР, выступавшие в холодную войну на стороне Востока – ГДР, Польша, Чехия, Словакия, Венгрия, Румыния, Болгария, Албания, страны Балтии – теперь встали на сторону Запада. Но можно ли их всех одинаково и однозначно считать врагами современной России? Можно ли назвать политику, которую проводят демократические США на Ближнем Востоке и в Афганистане, демократической? Можно ли считать западные страны и их союзников демократическими странами, а всех их противников – тираническими или авторитарными? Итак, современная геополитика, существующая в более сложном, разнообразном и динамичном мире, сама стала более сложной, многослойной, многоуровневой и динамичной.

 

2) В современной геополитике, как и во всей современной науке, действуют не строгие и абсолютные законы, а скорее относительные, стохастические закономерности, которые проявляются не столь точно и однозначно (как это стремились представить геополитики классической эпохи), а как вероятностные тенденции, тренды геополитических изменений.

 

3) Закон стремления к гегемонии, выдвинутый в V веке до н. э. Фукидидом и сформулированный в XIX веке Ратцелем, превратился в закономерность и проявляет себя совершенно иначе, чем в классический период. Во-первых, акторы геополитики больше не стремятся создавать колониальные державы, а существовавшим ранее колониям предоставлена независимость. В результате структура мира больше не сужается до держав-метрополий, а наоборот – расширяется за счет появления новых независимых государств. Во-вторых, стремление к гегемонии осуществляется теперь не путем завоевания колоний или освоения необжитых территорий, а путем контроля над геопространством, точнее – над геостратегическими точками и стратегическими потоками этого пространства. В-третьих, гегемония и контроль осуществляются сегодня не исключительно военной силой, силой оружия (хотя оружия имеется более, чем раньше, и мощь его возросла), а с помощью так называемой мягкой силы.

 

4) Вместо законов контроля Маккиндера – Спикмена[1] можно сформулировать современную закономерность мирового контроля: «кто владеет оружием массового уничтожения (ОМУ) и высокоточным вооружением, контролирует околоземное космическое пространство и информационную среду – тот контролирует мир».

 

5) Структура современного мира существенно изменилась: акторами геополитики стали не только державы: США, РФ, КНР, но и союз государств – ЕС.

 

6) Сменились ведущие геополитические школы в соответствии со сменой ведущих держав. Сегодня основные геополитические школы – это американская, европейская, российская и китайская [подробнее см.: 3, с. 90–97].

 

7. Структура геополитики

По областям геополитического знания геополитику можно подразделить на следующие составные части:

– геоисторию (геохронополитику), изучающую геополитические построения ученых и действия государств в далеком или не слишком отдаленном прошлом;

– геоэкономику, изучающую геополитические доктрины и действия под экономическим углом зрения, ставящую в основу разделения (объединения) мира экономические отношения держав (союзов);

– геоэтнополитику, исследующую геополитику как взаимодействие различных этносов;

– геоконфессиологию, разделяющую мир на регионы, в которых доминирует та или иная религиозная доктрина, объясняющую все виды взаимодействия между государствами (союзы, конфликты, войны и т. д.) в первую очередь через конфессиональный фактор;

– геоконфликтологию, ставящую во главу угла конфликтологическую составляющую политики;

– геофутурологию, занимающуюся предсказанием тех или иных сценариев, ситуаций, теоретически обоснованных гипотез по реструктуризации мира.

 

По области применения геополитического знания современную геополитику разделяют на:

– теоретическую (геополитологию);

– практическую (геостратегию).

 

Если теоретическая геополитика строит теории и концепции, так или иначе объединяющие или разделяющие различные государства и регионы мира, то геостратегия выступает как практическое осуществление теоретических замыслов геополитиков.

 

По масштабности исследуемых процессов и явлений, по геополитическому статусу акторов геополитику подразделяют на:

– глобальную;

– регионально-континентальную;

– региональную;

– локальную.

 

Глобальная геополитика рассматривает всемирный уровень взаимоотношений супердержав или мировых акторов геополитики. Регионально-континентальная геополитика исследует ситуации и процессы в регионах и на целых континентах, выделяя в каждой части света или регионах частей света собственных лидеров – континентальных или региональных акторов. Региональная геополитика изучает взаимоотношения исторических, этнических, конфессиональных, экономических, политических регионов каждой страны в отдельности. Для России региональная геополитика – это взаимодействие исторических областей, например, Севера, Центра, Юга, Сибири, Дальнего Востока; взаимодействие различных российских этносов; экономических районов, например, Северо-Западного, Центрально-Черноземного районов, Поволжья, Урала, Западной и Восточной Сибири, Северного Кавказа и т. д.; федеральных округов; субъектов федерации – республик, краев, областей, автономных областей и округов, городов федерального значения. Наконец, локальная геополитика занимается геополитическими явлениями и процессами, происходящими внутри каждого региона данной страны.

 

По отношению к изменениям, происходящим в мире, геополитику подразделяют на:

– геополитическую статику,

– геополитическую динамику.

 

8. Категории и концепции геополитики

С начала своего самостоятельного существования геополитика вырабатывала собственные категории. Важнейшей из них является понятие государства как живого организма. «Государство есть организм, – писал Фридрих Ратцель, – в составе которого известная часть земной поверхности играет настолько существенную роль, что все свойства государства определяются свойствами народа и его территории» [8, с. 52]. Концепция государства, по Ратцелю, вытекает из представления о единстве Земли как планеты, земной природы и человечества. Государство, по мнению ученого, является как бы продолжением человеческого общества, оно обладает двумя главными функциями – ростом и развитием. Последнее, являясь экспансией против других, более слабых государственных организмов, вызывается жизненной энергией (одна из основных категорий Ратцеля) растущего государственного организма. Для описания этой экспансии Ратцель вводит понятие «жизненное пространство» (Lebensraum). Из концепции ратцелевского государства Карл Хаусхофер вывел категорию границы, трактуя это понятие очень широко. Это и линия раздела между государствами, и природный рубеж, разделяющий климатические зоны, и линия побережья, и разграничение этносов, конфессий, цивилизаций. «Любая полезная и стабильная граница, – пишет Хаусхофер, – это не только политическая граница, но и граница многих жизненных явлений, и она сама по себе становится еще одной жизненной формой» [9, с. 17]. Но главной функцией границы у Хаусхофера всегда выступает разделение государств.

 

Современные геополитики не так однозначны и более прагматичны в отношении границ государств. Например, российский геополитик В. А. Колосов, отмечая, что «любая географическая граница выполняет контактные и барьерные функции» [1, с. 305] ставит проблему проницаемости границ. Современные государственные границы, – по его мнению, – обладают избирательной проницаемостью: для одних потоков (товаров, финансов, рабочей силы) они вполне прозрачны, для других – непроходимы.

 

Важнейшей категорией современной геополитики стала геостратегия, чье содержание также происходит из хаусхоферовского представления о геополитическом мышлении и геополитическом действии. Абстрактно-теоретический аспект геополитики называют геополитология (или геополитика), а практически-деятельный – геостратегия.

 

Под геостратегией иногда понимают определенное направление развития политических, экономических, культурных отношений (например, европейская геостратегия России) или решение наиболее важных внешнеполитических задач (например, принятие ближневосточной геостратегии РФ с целью урегулирования сирийского кризиса).

 

Довольно часто употребляются понятия геополитических (геостратегических) регионов, которые берут свое начало в хаусхоферовских панидеях, деливших мир на зоны влияния. Примерами осуществления панидей Хаусхофер считал создание Панамериканского и Пантихоокеанского союзов, Второго и Третьего Интернационалов, шаги к воплощению плана пан-Европы. Современные геополитики (3. Бжезинский, С. Коэн, В. Жириновский), разделяя мир на зоны влияния (часто употребляемое понятие геополитики), предпочитают использовать вышеназванные понятия для разграничения зон влияния различных игроков на глобальной шахматной доске.

 

Важной категорией современной геополитики стал геополитический статус государства. Под ним понимают уровень геополитического развития государства, определяемый развитием его геополитических характеристик (географическое положение, численность населения, его состав и образовательный уровень, уровень развития экономики и военной промышленности) и его положение в мировой геополитической системе.

 

В последнее время все чаще употребляется понятие «геополитический конфликт», которое применяется для обозначения борьбы государств за повышение своего геополитического статуса, за влияние в мире вообще или борьбы за контроль над какой-либо территорией (например, над Арктикой) или страной (например, над Украиной).

 

9. Задачи геополитики и геостратегии

Задачи геополитики вытекают из ее функций и корректируются внешними условиями, то есть состоянием и изменениями современного мира.

 

Задачами геополитики как теории сегодня считаются:

– осмысление меняющихся геополитических картин мира;

– исследование взаимоотношений акторов мировой геополитики;

– генерирование новых или трансформация известных геополитических идей;

– построение геополитических концепций и теорий, соответствующих новым картинам меняющегося мира.

 

Современная геостратегия решает следующие практические задачи:

– выражение современных картин мира, теорий и концепций в виде государственных доктрин и программ (внешней политики, военной политики и стратегии, национальной безопасности);

– определение геополитического статуса собственного государства, его соседей, других государств и его места в меняющемся мире;

– исследование и формулирование национальных интересов;

– воплощение в жизнь государственных доктрин и программ;

– поддержание на должном уровне международной и национальной безопасности и военной мощи;

– развитие взаимоотношений между странами, включая создание союзов и блоков, отвечающих национальным интересам;

– построение более справедливого мира, в котором будут признаваться и обеспечиваться национальные интересы всех государств.

 

10. Факторы геополитики

Современные политологи не отрицают связи политики с самыми разнообразными пространственными факторами. Речь идет в первую очередь о природно-физическом, географическом пространстве, которое, как заметил еще Ратцель, состоит из трех сфер: геосферы (суши), гидросферы (воды) и атмосферы (воздуха). Эти сферы на обитаемой поверхности земли пересекаются и взаимодействуют самым разнообразным образом. Действительно, суша, различными способами соединяясь с водой, образует берега рек, озер, болот, морей, океанов, а также острова, полуострова, мысы, бухты, заливы, проливы, материки. Воздушная среда в зависимости от широты, солнечной активности, рельефа местности создает благоприятный или неблагоприятный для человеческой деятельности климат: пассатные и муссонные ветры с проливными дождями или знойный сирокко из Сахары, пресыщение воздуха кислородом в местах буйной растительности и его недостаток в арктической и антарктической областях, умеренный прогрев или опасную для жизни людей температуру на экваторе. В ходе завоевания воздушной среды человек проник в верхние слои атмосферы, приближая освоение следующей, космической, среды. Кроме того, люди все далее проникают в подводную, подземную среды.

 

Таким образом, связь политики с физическим миром, с географией за последние два века (в течение которых эта связь пристально изучается географами, политологами, геополитиками) не только не ослабла, но и заметно и усилилась.

 

Пока мы вели речь о влиянии физического, ощущаемого фактора на политику. Но она не менее зависима и от нефизических, негеографических и не ощущаемых непосредственно органами чувств действующих сил. Речь идет о связи политики с социальными фактами, то есть такими явлениями и процессами, которые генерируются внутри общества, рождаются через взаимодействие людей, социальных групп или социумов. Действительно, взаимоотношения государств в значительной степени детерминированы (и об этом также писали классики-геополитики) демографическими факторами.

 

Наконец, на политику сегодня существенно влияют так называемые виртуальные факторы: СМИ и Интернет.

 

Поэтому можно сделать общий вывод о том, что количество факторов, обуславливающих принятие политических решений, значительно выросло, а связь географических и других факторов с политикой стала более тесной.

 

11. Геополитическая статика

Волнообразное геополитическое развитие государств можно лучше понять и измерить, если мы введем еще одно понятие геополитики – геополитический статус. Геополитический статус – это суммарное значение многих геополитических характеристик, показывающее место и роль той или иной державы в мире. Главные составляющие геополитического статуса – это территория, количество и качество населения, промышленный потенциал, развитость инфраструктуры государства, его возможность обеспечить себя всем необходимым в случае войны, мощь вооруженных сил и военной промышленности и т. д. Геополитический статус ввиду неравномерного развития государств (и их геополитических характеристик) является величиной непостоянной. Действительно, стоит тому или иному государству отстать или вырваться вперед в борьбе за мировое лидерство, как его сразу обгонят или от него отстанут другие соперничающие государства. Поэтому все государства мира с точки зрения соперничества в геополитической борьбе можно представить в виде вереницы бегунов-марафонцев, в которой каждый соперник занимает свое место в соответствии с достигнутым на данный момент результатом (геополитическим статусом). В процессе этого гигантского бесконечного забега страны-бегуны постоянно меняются местами в зависимости от изменения их геополитических статусов. Если мы попытаемся представить все соперничающие в геополитической борьбе государства на данный момент, то для этого следует построить пирамиду геополитических статусов.

 

Например, в колониальную эпоху пирамида геополитических статусов представляла собой четырехступенчатую конструкцию с довольно плоской вершиной, на которой помещались все страны – мировые колониальные державы: Англия, Франция, Германия, США, Россия, Япония, Италия. На второй ступени располагались малые колониальные страны: Испания, Португалия, Голландия, Бельгия. Еще ниже, на третьей ступени находились полуколонии или зависимые от колониальных государств страны: Персия (современный Иран), Китай, Турция, Афганистан, Сиам (Таиланд), Абиссиния (Эфиопия), Либерия.

 

Современную систему геополитических статусов можно представить в виде шестиступенчатой пирамиды, в которой ступенями сверху вниз выступают:

1) США – глобальный лидер;

2) четыре постоянных члена Совета безопасности ООН: Россия, Великобритания, Франция, КНР – наиболее влиятельные страны мира, или мировые державы;

3) страны – региональные лидеры: Россия – среди стран СНГ и Центральной Азии, КНР – в Юго-Восточной Азии, Индия – в Южной Азии, Бразилия – в Южной Америке, ЮАР – в Южной Африке;

4) наиболее развитые страны – например, члены Организации экономического сотрудничества и развития (ОЭСР);

5) среднеразвитые страны, то есть государства, среднедушевой доход в которых составляет не менее 15 тыс. долларов в год;

6) слаборазвитые страны.

 

Как видим, многие страны могут иметь два геополитических статуса. Например, Россия одновременно является одной из наиболее влиятельных стран мира (статус мировой державы) и лидером на постсоветском пространстве (статус региональной державы), Китай выступает как мировая держава (как постоянный член Совета безопасности ООН, как страна, владеющая ядерным оружием) и как региональный лидер.

 

12. Геополитическая динамика

Оценка значительных геополитических изменений, происходивших в XIX–XXI вв., невозможна без понятия «геополитический процесс». Речь идет о таких процессах, которые являются причиной и следствием взаимоотношений больших географических пространств, культурных миров, носят континентальный или всемирный характер. Геополитические процессы начинаются с изменений в культурной сфере. Процесс познания, рост духовной культуры через научные открытия ведут к созданию новых представлений о мире, которые, в свою очередь, влияют на развитие материальной культуры.

 

Геополитические процессы вытекают из роста и усложнения духовной и материальной культуры. Рост культуры того или иного общества на определенном этапе неизбежно приводит к образованию государства – важнейшего понятия геополитики. Государство с геополитической точки зрения – это все, что заключено в его границах: территория, почвы, природные и климатические особенности, недра с их используемыми и потенциальными богатствами, общество, прошедшее определенный исторический путь и достигшее определенного уровня развития. Государства с ростом и усложнением культуры общества, испытывая внутреннее культурное давление, стремятся к расширению своих границ.

 

Государства, по представлениям классиков геополитики Ф. Ратцеля и Р. Челлена, – это живые организмы, которые рождаются, растут, достигают своих пределов и, наконец, умирают; при этом они не являются высокоорганизованными организмами животных – это скорее колонии растений, например, мхов или водорослей. Рост и развитие государств неизбежно ведет к их соприкосновению и столкновению, к борьбе, в которой более сильные государства поглотят менее сильных и увеличат тем самым свое жизненное пространство. Так как в процессе жизненного цикла сила государств все время меняется, то и соотношение сил на мировой арене – величина переменная. Отсюда следует, что новые разделы и переделы мира неизбежны, и каждый из них отражает только временное равновесие, достигнутое имеющимся на этот момент соотношением сил.

 

Итак, геополитические процессы ведут, в конечном счете, к перекройке мира, изменению не только абстрактных, теоретических представлений о нем, но и к переделу его структуры, к переносу государственных границ и разделу сфер влияния между наиболее сильными и приспособленными государственными организмами – великими державами. В наше время геополитическими можно считать все процессы изменения соотношения сил в мире в результате освоения новых территорий и акваторий, космических пространств, переноса государственных границ в результате войн или межгосударственных соглашений. Геополитические процессы – это также создание экономических, культурно- и военно-политических союзов, меняющих структуру мира; это изменение отношений между государствами в результате неравномерности экономического, культурного и военно-стратегического развития, появление новых центров силы и смена полярности мировой политической системы (моно-, би- или мультиполярный мир).

 

Существенные изменения соотношения сил в результате геополитических процессов могут быть зафиксированы описанием структуры мира. Такое фиксированное положение геополитических изменений будем называть геополитической картиной мира – политической реалией, которая определяет соотношения сил между государствами и союзами государств при определенных внутренних и внешних условиях. Под внутренними условиями геополитической картины мира мы понимаем геополитические характеристики государств: их территорию, население, уровень развития экономики, военную мощь и др. Внешние условия геополитической картины мира создаются глобальными характеристиками: конфигурацией мировой политической системы, состоянием мировой экономики и финансовой сферы, уровнем развития мировой торговли, состоянием международных отношений, в частности состоянием войны или мира, экологии и наличием тех или иных глобальных проблем и др. Следует подчеркнуть, что геополитическая картина мира не бывает завершенной и окончательной, так как она формируется под воздействием никогда не прекращающихся геополитических процессов. Геополитическая картина мира всегда находится в состоянии трансформации не только из-за переноса тех или иных границ, то есть вследствие территориального роста государств, но и благодаря колеблющемуся соотношению сил между ведущими державами. Изменения геополитической картины мира имеют количественную и качественную стороны.

 

Результатом количественных изменений геополитической картины мира является пространственный рост государств, а именно образование империй путем завоевания соседних стран, освоение или захват территорий, находящихся на других континентах, создание колониальных империй, образование политических блоков или военных коалиций – все это меняет границы, перемещает точки политического и военного противостояния. С позиций качественных изменений, происходящих внутри каждой страны, первостепенное значение для анализа геополитической картины мира имеет их политическая, экономическая и военная мощь, которые выступают главными показателями международного «веса» страны, ее геополитического статуса. По показателям количественных и качественных изменений определяются геополитические характеристики государств, великие державы отделяются от «малых» и ранжируются, причем каждая из них «должна знать свое место», понимать свою роль в мировой геополитической иерархии.

 

13. Геоистория

13.1. Мировые геополитические эпохи и составляющие их картины мира

Геополитическую картину мира следует отличать от геополитической эпохи – более устойчивого и менее подвижного явления. К тому же геополитическую эпоху, как правило, открывает и закрывает, то есть фиксирует, всеобъемлющий международный договор, который обычно отсутствует при переходе от одной картины мира к другой. Первая международная геополитическая система Нового времени возникла в результате колониального раздела мира между Португалией и Испанией. Именно между этими странами в 1494 г. был заключен Тордесильясский договор, положивший начало Тордесильясской геополитической эпохе, в течение которой сменились две геополитические картины мира: (1) раздел мира между Португалией и Испанией; (2) противостояние и раздел мира между Испанией и Голландией, когда последняя оттеснила прежнюю владычицу, Португалию, от контроля над юго-восточным морским путем.

 

Вторая геополитическая эпоха открылась Вестфальским договором 1648 г. и также включала в себя две картины мира. Третья по общему счету картина мира зафиксировала изменения, вызванные прорывом в число великих держав Англии. Борьба Англии с Голландией составила ее суть и определила конфигурацию. Четвертая геополитическая картина мира высветила англо-французское противостояние. Таким образом, третья и четвертая картины мира составили Вестфальскую геополитическую эпоху.

 

Третья геополитическая эпоха начинается Венским договором 1815 г. Венскую геополитическую эпоху составила пятая биполярная картина мира, заключавшаяся в соперничестве Великобритании, которая преобладала на море, и России, доминировавшей на Евразийском континенте. После Крымской войны (1854–1856) мир адекватно представляла шестая многополярная картина, суть которой заключалась в равновесии между ведущими европейскими державами («европейский концерт держав»). Шестая геополитическая картина мира постепенно трансформировалась в седьмую – биполярную, в которой Антанта противостояла Тройственному союзу.

 

Четвертая Версальская геополитическая эпоха начинается с Версальского договора 1919 г. Здесь тоже явно просматриваются две разные картины мира. После окончания войны доминировали страны-победительницы: Великобритания, США, Франция, Япония. Германия и Россия были исключены из числа великих держав, а Австро-Венгрия и Османская империя исчезли с политической карты. Эта восьмая картина многополярного мира существовала до середины 1930-х гг., пока не набрали военно-экономическую мощь страны-изгои – Германия, Италия, Россия и пока мир не принял новую биполярную или двухблоковую конфигурацию. Девятая картина мира представляла собой противостояние Антикоминтерновского пакта (Германия, Италия, Япония) и Атлантического договора (Великобритании и США), поддержанного Францией и СССР.

 

Пятая, Ялтинская геополитическая эпоха, берет свое начало после Второй мировой войны (1945 г.). Она состоит из двух геополитических картин мира. Десятая представляла собой противостояние НАТО и Варшавского договора, то есть биполярный мир, а одиннадцатая – новый многополярный мировой порядок при доминировании США, сложившийся после окончания холодной войны.

 

Итак, в своем геополитическом развитии, движущими силами которого являются геополитические процессы, мир в Новое время, в исторические периоды индустриализма и постиндустриализма пережил пять геополитических эпох, состоящих в общей сложности из одиннадцати геополитических картин мира.

 

13.2. Геополитические эпохи и геополитические картины России

Геополитическую историю России можно подразделить на семь геополитических эпох, состоящих из шести геополитических картин, или периодов, двух геостратегических направлений (в эпоху Московского царства), пяти царствований (в которые геополитическое развитие шло наиболее интенсивно) и четырех режимов.

 

1) Эпоха Киевской Руси – состоит из двух картин, или периодов: периода централизации (882–1054) и периода децентрализации (1054–1240).

 

2) Эпоха ордынской Руси – также включает две картины: период жесткой связи Орды и Руси (1240–1328) и период номинальной зависимости (1328–1480), выражавшейся только в уплате Русью дани.

 

3) Эпоха Великого княжества Московского – период (картина) обретения и укрепления суверенитета (1480–1533) и период (картина) внешней экспансии (1533–1582).

 

4) Эпоха Московского царства – здесь точнее будет выделить не картины, а, учитывая интенсивную геополитическую динамику, направления геополитического развития: направление восточной экспансии и завоевания Сибири, направление западной геостратегии и воссоединения с Украиной.

 

5) Эпоха императорской России – здесь, с точки зрения геополитического развития, выделяются следующие геополитические картины или царствования: Петра I (1682–1725), Екатерины II (1762–1796), Александра I (1801–1825), Николая I (1825–1855), Александра II (1855–1881).

 

6) Эпоха Советского Союза, в которой выделяются такие геополитические картины, как: режимы И. В. Сталина (1924–1953) и Брежнева (1964–1982).

 

7) Эпоха демократической России (с 1991 г.), в которой выделяются такие геополитические картины, как: президентство (режим) Б. Н. Ельцина (1991–1999), при котором распался СССР и резко снизился геополитический статус России, и президентство В. В. Путина (1999 г. – по настоящее время, с перерывом в 2008–2012 гг. на президентство Д. А. Медведева), для которого свойственно повышение всех геополитических характеристик Российской Федерации.

 

Мы уже обращали внимание на то, что геополитические характеристики не являются величинами постоянными. Территория, количественный и качественный состав населения, состояние экономики, науки и культуры изменяются как абсолютно, так и относительно – в сравнении с другими акторами геополитического процесса. Абсолютные и относительные трансформации геополитических параметров постоянно изменяют геополитический статус того или иного государства в международной системе. Если мы с этих позиций посмотрим теперь на геополитическую историю России, то заметим, что процесс изменений геополитического статуса государства Российского носит волновой характер. В геоистории России были, по крайней мере, четыре волны повышательных и четыре понижательных волны геополитических изменений, а именно:

1-я повышательная волна: конец IX – середина XI в., максимум – 1054 г. (когда Ярослав Мудрый отвоевал земли в Прибалтике, где основал г. Юрьев, победил кочевников-печенегов и расширил всю территорию на юге до реки Рось, способствовал бурному культурному развитию Руси, то есть совершил все свои деяния и в 1054 г. ушел из жизни);

1-я понижательная волна: середина XII – середина XIV в., минимум – 1240 г. (завоевание Руси татаро-монголами);

2-я повышательная волна: середина XIV – середина XVI в., максимум – 1582 г. (завоевание Сибири Ермаком);

2-я понижательная волна: середина XVI – начало XVII в., минимум – 1610 г. (смута, оккупация поляками Москвы);

3-я повышательная волна: начало XVII – начало XIX в.; максимум – 1815 г. (разгром Наполеона);

3-я понижательная волна: начало XIX – начало ХХ в.; минимум – 1917–1920 гг. (революция и гражданская война);

4-я повышательная волна: начало и середина ХХ в.; максимум – 1975 г. (построение социалистического лагеря, победа во вьетнамской войне);

4-я понижательная волна: середина и конец XX в.; минимум – 1991 г. (распад СССР);

5-я повышательная волна – начало XXI в. В этот период не только начался рост геополитических характеристик РФ (экономика, финансы, торговля, военная промышленность, вооруженные силы), но и урегулирование вооруженных конфликтов внутри территории России (Чечня), по периметру российских границ, создание системы лимитрофных государств (Белоруссия, Казахстан, Армения, Южная Осетия, Абхазия и др.), прирастание территории России (воссоединение с Крымом).

 

Очевидно, мы живем только в самом начале новой, пятой, повышательной волны российской геоистории.

 

Следует подчеркнуть, что геоисторию России нельзя рассматривать в отрыве от мировой геоистории. Более того, геополитическая история России и мира представляют собой фактически единый процесс, лишь условно разделенный на эпохи и картины мира. Повышательные и понижательные волны в геоистории России позволяют понять повышение или понижение статуса нашей страны в мире, ее большее или меньшее взаимодействие с европейскими странами, степень ее влияния на европейскую геополитику. Точно то же следует сказать и о геоистории любой европейской страны.

 

14. Геополитическое развитие

Геополитический статус – важный показатель геополитического положения в мире, занимаемого данным государством. Но положение государства не является постоянной величиной. На протяжении геоистории в ее разные эпохи и картины мира одни государства восходили к вершине своего могущества, повышали свой геополитический статус, другие нисходили в соревновании за гегемонию, теряли свои позиции среди ведущих держав, понижали свой геополитический статус.

 

Постоянное изменение положения стран в борьбе за превосходство, возвышение положения одних и снижение положения других держав в мире будем называть геополитическим развитием.

 

Важно понимать, что геополитическое развитие бывает как со знаком плюс, так и со знаком минус. Вообще геополитическое развитие – это игра с нулевой суммой, особенно если о нем судить по изменению геополитических статусов или, как принято в современном мире, по месту государств в мировой иерархии: если какая-то держава опустилась на несколько ступеней, то это означает, что следующие за ней государства поднялись, разделив утерянные «ступени» державы между собой.

 

Отметим, что из основных геополитических характеристик экономика, а вместе с ней и военно-промышленный комплекс, особенно в XX и XXI вв., подвержены наибольшим изменениям. Действительно, показатели экономического развития сегодня наиболее динамичны и меняются довольно часто, а его итоги подводятся каждый год. Именно экономическая составляющая и является в наше время определяющей в изменении геополитического статуса.

 

Таким образом, геополитическое развитие можно представить как движение государств с изменением скоростей, темпов развития. При этом, кроме усилий самих государств, существуют объективные факторы, ускоряющие или замедляющие геополитическое развитие сразу всех государств. На экономическое развитие сразу всех государств, например, влияют мировая экономическая конъюнктура, осознание новых потребностей людей, создание новых отраслей промышленности и т. д. Но эти факторы дают общее ускорение сразу всем государствам. Геополитическое развитие каждого государства, помимо этого, зависит от его собственных усилий, изменяющих его геополитические показатели, в том числе геополитический статус. Какие внутренние события и показатели ускоряют геополитическое развитие государства, а какие замедляют?

 

Из рассмотренных нами геополитических процессов очевидно, что колониальная деятельность, победоносные войны, присоединение территории (конечно, если у присоединяющего государства хватало сил на удержание и освоение новых территорий) положительно влияли на геополитическое развитие государств. Из внутренних геополитических и социально-экономических процессов, ускоряющих геополитическое развитие, следует признать те, которые вели к консолидации общества и укреплению государства, например, национально-освободительная борьба, завершение революции, гражданской войны. Действительно, после завершения каждой эпохи децентрализации в Китае, например, обычно наступала эпоха централизации и укрепления власти императора, которая стимулировала рост экономики, вооруженных сил, а также территориальный рост страны. Движение Испании в Америку началось только после завершения Реконкисты, освобождения страны от мавров и религиозной консолидации.

 

Внутренними замедляющими геополитическое развитие процессами следует признать экономический застой, отсутствие прогресса в развитии науки и технологий, а также гражданские войны и политические перевороты.

 

15. Геополитические школы

Характерной чертой классического периода геополитики была не только консолидация разных ученых в едином русле геополитической мысли, но и формирование отдельных ее течений – национальных школ.

 

Первой оформилась германская школа геополитики. Она рождалась в недрах немецкой географической и правовой науки. Именно географы и правоведы, развивавшие учение о государстве, заинтересованные политикой, первыми в классический период начали закладывать основы новой науки. У ее истоков стояли Карл Риттер, Фридрих Ратцель, Рудольф Челлен.

 

Расцвет германской геополитики приходится на 20–40-е годы XX века, когда писали свои труды, создавали геополитические институты, вообще активно влияли на социально-политический процесс в Германии такие геополитики, как Карл Хаусхофер, Карл Шмитт, Эрих Обст, Курт Вовинкель, Адольф Грабовски. Германская геополитика сразу начала развиваться в двух направлениях. Первое – националистическое (к нему принадлежали указанные выше геополитики) имело своим истоком национальную неудовлетворенность немцев, заключавшуюся в отлучении их от процесса создания колониальных империй, в поражении их в Первой мировой войне. Второе направление германской геополитики – интернационалистское, левое, социал-демократическое – нашло свое воплощение в работах Георга Графа, Карла Виттфогеля, других сторонников реформаторского марксизма. Оно ставило своей задачей дополнить исторический материализм географическим детерминизмом, «привязать» экономические и политические отношения между людьми и государствами к природе, земле и почве.

 

Еще до начала Первой Мировой войны человечество, как это предсказывал Ратцель, начало активное освоение воздушной среды – аэросферы с помощью аппаратов легче воздуха – дирижаблей, аэростатов и др. и аппаратов тяжелее воздуха – самолетов и вертолетов. Геополитики 1920– 1940-х гг. осмысливали последствия этого освоения, а так как дело шло к всеобщей войне, осмысление это осуществлялось по большей части в геостратегическом и военно-стратегическом ключе. Характерной фигурой той геополитики, осуществившей прорыв в познании нового вида человеческой деятельности, понимании значения этой деятельности для расширения влияния ведущих держав и завоевания ими жизненного пространства был представитель итальянской школы геополитики генерал ВВС Джулио Дуэ. В своей работе «Господство в воздухе» (1921) он сделал вывод о том, что авиация, в отличие от изобретенного ранее пулемета, является не оборонительным, а наступательным видом вооружения и ведет к созданию не оборонительных, а наступательных военных доктрин. Именно из факта развития авиации вытекает у Дуэ его стратегия господства в воздухе, которая заключается в едином планировании, едином развитии военной и гражданской авиации, авиационной и связанной с ней других видов индустрии. Именно авиация, по теории Дуэ, должна была решать ход и исход будущих войн [см.: 2].

 

Японская геополитика, подчеркивая «уникальность и неповторимость» своей страны, призывала создать «великую Японию», «собрать восемь углов под одной крышей», т. е. расширить японское геопространство до «великой Азии». В 1927 г. националистическая Япония бурно приветствовала так называемый «меморандум Танака» (Г. Танака – премьер-министр Японии в 1927–1929 гг.), сформулировавший геополитическую программу «освоения» Маньчжурии, Монголии, Китая, стран Юго-Восточной Азии и южных морей и геостратегические направления японских завоеваний (против США, Великобритании, СССР). В 1930-е гг. появилась доктрина У. Амау, названная по имени автора – пресс-секретаря японского МИДа, которая предусматривала сокрушение на Тихом океане США и достижение Японией мирового господства. Премьер-министры Ф. Коноэ (он же геополитик и один из авторов доктрины «великой Восточно-Азиатской сферы сопроцветания» – 1940 г.) и X. Тодзе (1942) в основу внешней политики положили доктрину «сферы сопроцветания», предусматривавшую построение гигантской Японской империи, опирающейся на идеи паназийства. В союзники себе Япония выбрала «обиженных» при разделе мира Германию и Италию, Антикоминтерновский пакт с которыми был заключен при премьере Ф. Коноэ [подробнее см.: 5, с. 207–225; 6, с. 28–35].

 

Геополитические школы других ведущих государств – Великобритании, Франции и России, сумевших построить и удержать свои колониальные империи, не высказывали столь агрессивных намерений, выступали за сохранение статус-кво.

 

Выдающимся представителем британской школы геополитики классического периода, как уже упоминалось, был Хэлфорд Маккиндер. Согласно его концепции, определяющим фактором истории народов является географический. Из всех континентов Земли преобладающим с географической точки зрения выглядит евразийский континент, на котором очень выгодное положение занимает Россия. Часть Евразии (Хартленд), фактически совпадающая с границами России, рассматривалась Маккиндером как «осевой регион» геоистории и геополитики, в котором существуют условия (недоступность со стороны «сил моря», хорошие коммуникации в виде железных дорог) для промышленного и военного развития. Держава Хартленда (Россия) и заменит собой монгольскую империю Средневековья.

 

За пределами «осевого региона» находится «большой внутренний полумесяц», образованный территорией, занимаемой Германией, Австрией, Турцией, Индией и Китаем, а также «внешний полумесяц», который составляют морские державы: Великобритания, США, Канада, Южная Африка, Австралия и Япония.

 

В таком положении равновесие в мире нарушено в пользу периферийных морских государств «внешнего полумесяца». Но «осевая» держава – Россия, обладая огромными ресурсами, к своей сухопутной мобильности может добавить морскую, то есть значительно усилить флот и выйти в Мировой океан. Кроме того, промышленная мощь и мобильность континентальной Российской империи может резко усилиться за счет заключения союза с Германией. Это изменит баланс сил в мире в пользу осевой империи и толкнет такие страны, как Франция, Италия, Египет, Индия, Корея, к союзу с морским блоком во главе с Великобританией и США [см.: 7].

 

16. Факторы современной геополитики

Современные геополитики не отрицают связи политики – как военной, так и мирной – с самыми разнообразными пространственными факторами. Речь идет в первую очередь о природно-физическом, географическом пространстве. Мы уже говорили о том, что связь политики с физическим миром, с географической средой за последнее время не только не ослабла, а, более того, заметно усилилась. Если политики Древнего мира говорили о борьбе Суши и Моря, а геополитики классического периода включили в этот ансамбль еще и воздушную среду, то теперь следует добавить туда космическое пространство. Кроме того, каждая сфера этого физико-космического фактора геополитики значительно расширилась и углубилась. Расширение указанных сфер произошло, как упоминалось ранее, за счет следующих факторов:

– освоение всей территории ойкумены и перенесение ее границ практически до Северного и Южного полюсов;

– заселение почти всех более или менее пригодных для жизни островов, подключение к цивилизованной жизни их населения;

– освоение практически всей акватории Мирового океана с помощью современных судов, авиации и другой техники;

– освоение воздушного океана пассажирскими лайнерами, исследовательскими и военными летательными аппаратами; кроме непосредственной связи современной геополитики с такими географическими (точнее, физическими средами), как суша, море, воздух, космос, а также подземная и подводная среда, в последнее время все чаще говорится о влиянии на политику государств виртуальных сред: радио- и телеэфира, всей совокупности печатных периодических изданий, сети Интернет.

 

Можно прогнозировать в ближайшее время борьбу ведущих держав за передел валютно-финансовой среды, где соперничают такие акторы современной геополитики, как доллар, фунт стерлингов, евро, вступили в борьбу китайский юань и российский рубль.

 

Давно идет конкуренция в плане демонстрации преимуществ той или иной нации в образовании, медицине, спорте, моде, туризме, техническом творчестве и др.

 

Особенно важное влияние на современную геополитику оказывает демографический фактор. Американский публичный политик и геополитик Патрик Бьюкенен в своей книге «Смерть Запада» (2002) предрек перерождение и депопуляцию Америки и всей западной цивилизации в результате снижения рождаемости у коренных народов (англосаксов в США и европейцев в странах ЕС) и неконтролируемой иммиграции [см.: 1, с. 4–44, 246–280].

 

Продолжает оставаться одним из основных экономический фактор современной геополитики, который измеряется не только объемом ВВП и оборонной промышленности той или иной державы, но и ростом ее торговли (это уже сотрудничество, а не противостояние), развитием транспорта (транспортная геополитика), в том числе международного, коммуникаций и вообще всей инфраструктуры.

 

Экономический фактор все чаще рассматривается как социально-экономический, показывающий возможности экономики в совершенствовании социальной сферы, повышении жизненного уровня населения. Современные геополитики, говоря о влиянии отдельных государств на геополитический процесс, учитывают не только величину территории и плотность населения, но и степень его удовлетворенности условиями жизни, возможности для проявления экономической и политической активности, так как от этого существенно зависит как состояние экономики, так и процветание общества, стабильность политической системы.

 

17. Особенности современной геополитики.

Сегодняшняя геополитика, как и вся современная наука, далеко шагнула от своих классических образцов. В начале XXI века геополитика претерпевает глубокие изменения. Мы уже упоминали, что даже сам термин «геополитика» трактуется намного шире, чем ранее.

 

Другой особенностью современной геополитики, как было показано выше, стало более широкое толкование геополитических факторов.

 

Третья особенность геополитики XXI века – это возрастание и разрастание геополитических пространств, то есть резкое расширение поля геополитики. К триаде физических пространств – геосферы, гидросферы и атмосферы – в сегодняшней геополитической науке по мере освоения новых сфер добавились: подводное пространство, пространство околоземного межпланетного и дальнего космоса. При этом не только возросло число геопространств, но и расширились сами эти пространства – за счет заселения последних пустующих территорий на Земле, строительства подводных лодок и морских платформ нефтедобычи, самолетов и других летательных аппаратов, увеличения плотности населения, систем коммуникаций.

 

Четвертой особенностью современной геополитики стало стремление к контролю виртуальных пространств. Современная геополитическая борьба развернулась в эфире между средствами массовой информации, между вещательными станциями разных государств, между рекламными фирмами; в периодической печати, в Интернете, в сфере искусств, науки, образования.

 

Пятая особенность современной геополитики связана с деколонизацией мира и перестройкой международных отношений. Современные геополитические державы уже не стремятся строить колониальные империи и осваивать новые геопространства. Задачей их геостратегии стал контроль всех физических сред Земли. Это сильно изменило современные геополитические представления.

 

Шестой особенностью геополитики стало резкое увеличение числа ее акторов. Акторами стали не только наиболее мощные державы, но и различные объединения больших, средних и малых государств (экономические, политические, культурно-национальные и др.), цивилизации, транснациональные корпорации, негосударственные международные организации, система ООН.

 

Седьмой особенностью современной геополитики стала ее возрастающая динамика. Геополитика XXI века столкнулась не только с быстрыми политическими изменениями, но и с необходимостью фиксировать эти политические реалии. Для этого были предложены термины «геополитическая эпоха» и «геополитическая картина мира», которые представляют собой определенное, сложившееся на данное время равновесие мировой политической системы. Но это геополитическое равновесие временно – его нарушают конфликты, войны, распады государств и следующие за ними изменения структуры мира. В действительности геополитическая картина мира находится в постоянном изменении.

 

Восьмой особенностью современной геополитики стали новые геостратегии, учитывающие новые реалии мировой политической системы XXI века. Речь идет о геостратегиях сдерживания (пришедших на смену наступательным), сотрудничества (все чаще заменяющих геостратегии соперничества держав), о геостратегиях соединяющих и интеграционных границ вместо геостратегии непрозрачных и закрытых границ, о геостратегиях решения глобальных проблем вместо геостратегий гонки вооружений и наращивания военной мощи [подробнее см.: 3, с. 250–258].

 

18. Школы современной геополитики

Современные ведущие геополитические школы, к которым относятся: американская, европейская, российская и китайская отражают современную структуру мира, состоящую, по нашему мнению, повторим, из таких главных акторов, как: США, ЕС, РФ и КНР. Именно взаимоотношения между этими акторами и определяют их геостратегии и всю современную геополитику.

 

Литература

1. Бьюкенен П. Д. Смерть Запада. – М.: АСТ, 2003. – 445 с.

2. Дуэ Д. Господство в воздухе. Вероятные формы будущей войны. – М.: АСТ, 2003. – 606 c.

3. Исаев Б. А. Геополитика. Учебник для вузов. – СПб.: Питер, 2016. – 496 с.

4. Исаев Б. А. Геополитика классическая и геополитика современная // Полис. Политические исследования. – 2011. – № 2. – С. 69–85.

5. Исаев Б. А. Трансформация партийной системы Японии в середине XX – начале XXI вв. // Политическая экспертиза: ПОЛИТЭКС. – Т. 6. – № 1. – С. 207–225.

6. Исаев Б. А. Формирование национальных школ геополитической науки // Геополитика и безопасность. – 2008. – № 2. – С. 28–35.

7. Исаев Б. А. Ведущие школы современной геополитики // Геополитика и безопасность. – 2008. – № 3. – С. 43–54.

8. Ратцель Ф. Политическая география (в изложении Л. Синицкого) // Геополитика. Хрестоматия / Сост. Б. А. Исаев. – СПб.: Питер, 2007. С. 15–36.

9. Хаусхофер К. О геополитике: Работы разных лет. – М.: Мысль, 2001. – 426 с.

 

References

1. Buchanan P. J. The Death of the West [Smert Zapada]. Moscow, AST, 2003, 445 p.

2. Douhet G. The Command of the Air [Gospodstvo v vozdukhe. Veroyatnye formy buduschey voyny]. Moscow, AST, 2003, 606 p.

3. Isaev B. A. Geopolitics [Geopolitika]. Saint Petersburg, Piter, 2016, 496 p.

4. Isaev B. A. Classical Geopolitics and Modern Geopolitics [Geopolitika klassicheskaya i geopolitika sovremennaya]. Polis. Politicheskie issledovaniya (Polis. Political Studies), 2011, № 2, pp. 69–85.

5. Isaev B. A. The Transformation of the Party System of Japan in the Middle of the XX – Beginning of XXI Centuries [Transformatsiya partiynoy sistemy Yaponii v seredine XX – nachale XXI vv.]. Politicheskaya ekspertiza: POLITEKS (Political Expertise: POLITEX), Vol. 6, № 1, pp. 207–225.

6. Isaev B. A. Formation of National Schools of Geopolitical Science [Formirovanie natsionalnykh shkol geopoliticheskoy nauki]. Geopolitika i bezopasnost (Geopolitics and Security), 2008, № 2, pp. 28–35.

7. Isaev B. A. Leading Schools of Modern Geopolitics [Veduschie shkoly sovremennoy geopolitiki]. Geopolitika i bezopasnost (Geopolitics and Security), 2008, № 3, pp. 43–54.

8. Ratzel F.; Isaev B. A. (Comp.) Political Geography (presented by L. Sinitsky) [Politicheskaya geografiya (v izlozhenii L. Sinitskogo)]. Geopolitika. Khrestomatiya (Geopolitics. Reader). Saint Petersburg, Piter, 2007, pp. 15–36.

9. Haushofer K. About Geopolitics: Works of Different Years [O geopolitike: Raboty raznykh let].Moscow, Mysl, 2001, 426 p.

 


[1] Хелфорд Маккиндер сформулировал закон преобладания континентальной державы (Хартленда) в мире, согласно которому «кто контролирует Хартленд, тот контролирует Евразию, кто контролирует Евразию, тот контролирует Мировой остров (Евразия плюс Африка), кто контролирует Мировой остров, тот держит судьбу мира в своих руках». Николас Спикмен считал, что доминировать в мире должна морская держава. Его закон контроля гласит: «кто контролирует Римленд (полосу земли вдоль южного побережья Евразии), тот доминирует над Евразией, кто доминирует над Евразией, держит судьбу мира в своих руках».

 
Ссылка на статью:
Исаев Б. А. Философия геополитики // Философия и гуманитарные науки в информационном обществе. – 2018. – № 3. – С. 75–99. URL: http://fikio.ru/?p=3286.

 
© Б. А. Исаев, 2018